Часть 3.
Планы на жизнь — виды на смерть
Что говорят об этой книге
«Литературная газета» (№35–36 от 6 сентября 2019 г.) опубликовала избранную главу «Французское амбре в ИТУ-16» из «Слышащего сердце» и статью Киры Твердеевой «Мистический пульс бытия» с рецензией на первые две части романа.
Несколько цитат из статьи:
«Роман „Слышащий сердце“ оригинален прежде всего тем, что написан на стыке жанров: детектива, приключения и мистики… Огромное и несомненное достоинство романа в том, что читать его интересно, перед нами текст из серии „не оторваться“…»
«…главное действующее лицо, стягивающее все нити повествования в одно целое, — это старинный турецкий бебут — „Слышащий сердце“ — ритуальное оружие рода Османов, обладающее секретом: каждый, кто берёт его в руки, может услышать, как пульсирует сердце убитого…»
Кроме того, «Литературная газета» опубликовала 5 августа 2020 года главу из продолжения романа, а также статью Полины Приданниковой «Тайна старинного кинжала» с рецензией на третью часть «Слышащего сердце».
Избранные цитаты из статьи:
«…Надо сказать, описано всё это очень кинематографично и ярко — роман так и просится стать зрелищным фильмом…»
«Игорь Англер пишет очень увлекательно, живым языком, с удивительно оптимистичной энергией, несмотря на трагические эпизоды повествования. Все персонажи написаны зримо, сюжетные ходы, хоть и неожиданны, вполне убедительны, композиционный каркас романа крепкий. Описания точны и выразительны с художественной точки зрения…»
«Особое обаяние тексту придаёт природный юмор автора, именно потому многие события видятся через призму комического совершенно иначе, чем если бы автор описывал их всерьёз, приобретая таким образом дополнительное измерение. Но вместе с тем есть в романе, что очень важно, и этическое напряжение…»
Журнал «Аврора» (№3 за 2020 г.) опубликовал две главы из рукописи с продолжением романа, также вступительную статью главного редактора Киры Грозной под названием «Озорная литература, которой нам давно не хватало»:
«Любой сюжет у Англера развивается молниеносно… Язык повествования лаконичный и точный… Отличительная черта прозы Англера — озорство… Сегодня весьма ощутима потребность в таких книгах, как „Слышащий сердце“…»
Глава 1. Рукопись, забытая у камина
«…Спящие вагоны, качаясь и перестукиваясь парами на стыках рельс, уезжали всё дальше на юг. В невидимом, растворившемся в полумраке ночника стакане не переставала мерно позвякивать ложка. На столе стояла почти полностью опустошённая бутылка коньяка. Человек с обожжённым лицом спал, откинув руку, в которой сжимал инкрустированный пояс с кривым бебутом в ножнах.
Во сне ему вспоминалось, как он, раненый, боясь пошевелиться и притворяясь убитым, чтобы не получить от неизвестного армянина контрольную пулю из автомата, лежал ночью 19 января 1990 года и терпел горящий на его щеке бензин, вжимаясь изо всех сил другой стороной лица в холодную землю. Ещё ему снилось, как он приносит этот кинжал — ритуальный бебут самих Османов — в крови армянского убийцы на могилу своего учителя, старого Ахмета, и произносит молитву об отмщении.
Перестук колёс отдавался в сердечнике ножа. Старинный клинок затаился в ножнах, пытаясь уловить в беспокойном пульсе убийцы время, когда он вновь выйдет на охоту. В купе ныл неясный звук, как будто ветер трогал натянутую тетиву. В прорезь между неплотно задёрнутыми занавесками заглядывал не желавший отставать от поезда любопытный и изогнутый, как турецкий клинок, молодой месяц. В его мертвенно-бледном свете внутри рубина тлел кровавый уголёк, зловеще мерцали драгоценные камни, заряжаясь лунной энергией, чтобы когда-нибудь снова заставить кого-то волноваться в предвкушении, вытаскивая кинжал из ножен, и, вонзив его в человеческую плоть, услышать, как бьётся на стальном острие чьё-то сердце.
«Слышащий сердце» должен вернуться…»
Жанна положила на кофейный столик последний листок рукописи и замолчала, глядя на угасающую игру пламени в камине. В гостиной повисла тишина. Было лишь слышно, как потрескивают, постанывая, догорающие дрова. Надломившись, они с тихим хрустом опали и превратились в горку багровых углей, которые некоторое время переливались мягким рубиновым светом. Внезапно в порыве агонии в дымоход полетел сноп ярких искр. Вспышка выхватила из темноты двух мужчин, сидевших напротив Жанны.
Евгений, не говоря ни слова, встал с кресла и подошёл к корзинке с поленьями. Он выбрал пару чурок потоньше, чтобы они быстрее загорелись, положил их в топку и молча вернулся на своё место. Олег Генрихович откинулся на спинку мягкого дивана и в задумчивости крутил бокал с коньяком, иногда рассматривая напиток в отблесках пламени. Несмотря на то что была середина августа, Олег Генрихович настоял на том, чтобы разожгли камин для большего, как он выразился, литературного антуража.
Жанна смотрела, как голубой, будто от газовой горелки, неяркий огонёк принялся облизывать кору, подрумянивая её до тёмно-коричневой хлебной корочки. Постепенно разгорающееся пламя, как проявитель, выхватывало из сумрака лица людей, обстановку гостиной в современном стиле, без какого-либо вычурного декора. На белых, сейчас казавшихся серыми стенах висели абстрактные картины без рам под стеклом.
Глядя на лица самых близких ей людей, которые становились то светлыми, то тёмными, девушка отметила про себя в очередной раз, что в реальной жизни одни и те же люди могут быть то хорошими, то плохими в зависимости от внешних обстоятельств. Как сказал когда-то их друг мсье Монтаньи, это зависит от того, по какой стороне улицы ты идёшь: по солнечной или теневой. Ты можешь перейти на противоположную сторону сам, но чаще кто-то третий, посторонний, решает, как и куда тебе идти, и вопреки твоему желанию.
В самых сокровенных тайниках души Жанна лелеяла мечту о том, что, написав автобиографический роман, она заставит отца взглянуть на его жизнь криминального авторитета по-иному, окончательно отрешившись от прошлого.
«А Женя на стороне света или тьмы? Овсепяны мертвы. Кузнецовы отомщены. Что дальше? Именно он придумал прятать порошок в трубах поросячьих клеток. Говорит, что они свернули наркоторговлю. Даже Монтаньи сказал, что с него хватит. Правда ли это? А я, всё знавшая и жившая за их счёт, считаю себя ни при чём. Такая ли я уж чистая? Кто мы, дети „крёстных отцов“?» — размышляла она, глядя на волевое лицо Евгения с тонкими, резко очерченными губами.
Жанна снова отметила, как похоже Евгений и отец сжимают губы, когда думают о чём-то важном. И вдобавок всегда жёсткий прищур глаз, и нужно внимательно всматриваться, не мелькнёт ли в них весёлая искорка. Оба её собеседника были серьёзны и молчали. Девушка тоже не спешила начинать разговор, видимо, переживая прочитанное. Она то включала, то выключала настольную лампу. В конусе света то появлялись, то пропадали беспорядочно разбросанные листы бумаги. Жанна протянула руку к фаянсовой чашке и подняла её, рассматривая тонкую голубую вязь Мустье. Жанна поднесла кружку к губам и тут же поставила её обратно. Чай остыл.
— Что скажете, Олег Генрихович? — произнёс наконец Евгений. — Неплохо для выпускницы филфака ЛГУ и Сорбонны, успевшей к тому же родить замечательную девочку, а? Некоторые фразы в конце показались длинноватыми.
— Я специально написала так, чтобы передать как бы остановившееся время: Муса же спит, а бебут затаился в ожидании, — ответила Жанна.
— Н-да, не знаю, что и сказать вам, ребята. Удивили вы меня, удивили! — Олег Генрихович поднял бокал с коньяком. — Ну, про Мусу и «Слышащего сердце» понятно, но откуда она узнала про…
— Олег Генрихович, Битюг мне первому рассказал… — заступился Евгений. — А я уже потом, когда увидел, как Жанна мучается с детективом, дал ей наводку на историю с кинжалом. А про бакинские события информации полно…
— Да я что? Без претензии, но с таким криминальным реализмом хоть завтра с повинной иди, — было заметно, что Олег Генрихович о чём-то задумался.
— Пап, ты про наркотики? — спросила Жанна. — Я придумала всё сама. Ну не воровской же общак герой должен был выкрасть и начать мстить, как граф Монте-Кристо? Не писать же мне роман о биржевом брокере. Неоригинально, да и много ли можно заработать на операциях с ГКО и ОФЗ? И где бы вчерашний выпускник юридического факультета взял приличный стартовый капитал? И сколько времени нужно угробить, чтобы заработать миллион баксов?
— Про ГКО и ОФЗ, Женька, — Олег Генрихович кивнул на дочь, — она как в воду смотрела! Последние новости из России слышали? Государство наше — банкрот! Красавцы в кремлёвской шайке! Просрать целую страну, причём дважды! Иногда мне кажется, что наш бизнес честнее… и не такой уж грязный.
— Подфартило нам не вляпаться в эти махинации! — согласился Евгений.
— Пирамидку-то знатную Боренька с помощничками своими — уральскими Данилами-мастерами — соорудил, и классно она у них навернулась! Громко так, смачно! Красота! Вавилонская башня грохнулась — не меньше! А завтра столпотворение начнётся! Следите за криминально-деловой хроникой. Кто-то неудачно выпрыгнет с двадцать девятого этажа. Другой застрелится. Кого-то найдут повешенным. А кому-то не повезёт, его не найдут и о нём никто не узнает. А денежки с золотишком из запаса даже искать не будут! Всё уже давно тю-тю!
— Центральный банк заморозил операции с ценными бумагами на несколько месяцев и установил валютный коридор для рубля, — добавил Евгений. — Я думаю, что при таких обстоятельствах он уйдёт в пике, и тогда…
— Тогда у нас как у иностранных инвесторов появятся отличные возможности, но… — Олег Генрихович сделал паузу, отпивая коньяк. — Нужно немного, Женя, подождать.
— Эй, бизнесмены, начали уже ходы свои просчитывать? — перебила их Жанна. — Про мой детектив не забыли? Мы вообще-то его сейчас обсуждаем!
— Прости, дочка! Так у нас голова работает… на автомате, — извинился Олег Генрихович. — Ну, что там дальше у тебя?
— А ничего. Точнее, всё: Муса уехал с кинжалом в Баку, Овсепяны погибли, а у Евгения со мной хеппи-энд, — объясняла Жанна. — Но у меня осталось какое-то чувство незавершённости. Книга написана, а финала вроде как нет… Не знаю, что дальше делать. То ли дописывать продолжение, то ли…
— Издать книгу хочешь? — спросил Евгений. — Переводи сразу на французский. Русская мафия — очень востребованный сюжет.
— Было бы, Женька, неплохо, — задумалась Жанна. — Но сколько времени для этого потребуется? И денег. А где гарантия, что книга пойдёт?
— Если вы её издадите сегодня, то единственное, что я могу вам гарантировать: завтра к нам нагрянут жандармы с обыском, — мрачно произнёс Олег Генрихович. — Да и пока книгу раскрутишь, пока заработаешь… Не то, не то.
— А что ты, папа, предлагаешь?
— Было бы круто снять фильм. Бакинские события… А в Прибалтике или Средней Азии что, было по-другому? Драматичные судьбы нескольких семей и их пересечения. История с турецким кинжалом! — мечтательно смотрел на пляшущие языки огня Олег Генрихович. — Русский криминал, и не просто мафиозные разборки, а настоящие человеческие характеры в стальном отсвете ножей и пистолетов. Да и ваша, Женька, афера с клетками на зоне — чистая комедия, и только!
— Вы хотите снять «Крёстного отца» на российский манер? Замахнулись, — покачал головой Евгений.
— Сколько же денег нужно вбухать в такое кино? — размышляла Жанна. — Фантазии всё это. Нереально! Да и кто снимать будет?
— Уж и помечтать старику-разбойнику нельзя? — усмехнулся Олег Генрихович. — Ладно, засиделись мы что-то. А твой роман мне понравился. Честное слово.
— Пойдём спать, Жанна, поздно уже, — поднялся Евгений. — Анну-Мари давно не проверяли. Крепко спит. Молодец.
Тихонько одна за другой скрипнули двери в детской и спальной комнатах. Евгений и Жанна посмотрели на спящую дочку и удалились к себе. Некоторое время слышались шуршащие шаги Олега Генриховича. Он поднялся в свой кабинет.
Всё стихло. Дом уснул. Только в камине гостиной то вспыхивала, то потухала, никак не желая прощаться с этим вечером, россыпь мелких угольков. Они подмигивали и подмигивали в наступившую ночь, пока невесомый серый пепел не укрыл их, словно саваном. В гостиной горела настольная лампа, которую Жанна забыла выключить. На столике в беспорядке лежали листы оставленной рукописи.
Внизу, в долине, тускло желтели уличные фонари спавшего Сент-Мартин-Висуби. Колокольня ратуши спокойно ждала наступления 19 августа 1998 года, которое не сулило Провансу никаких сюрпризов. Как вчера, и позавчера, и позапозавчера, завтра наступит очередное вкусное утро с запахами круассанов и кофе. Его сменит жаркий и солнечный день с мутным пастисом в тени кипарисов и акаций. Постепенно удлиняясь, тени вытянутся в тёмные нити, которые вплетутся в покрывало ночи, укрывающее тихий провинциальный городок. А вот если бы кто-то проснулся этой ночью, то он здорово бы удивился вьющемуся дыму из одинокой далёкой трубы и стелющемуся по окрестным холмам сладкому запаху зимы…
* * *
«На хрена же я так вчера нажрался?» — Вениамин с усилием тёр виски и лоб.
Его замутнённый взгляд упал на столик перед диваном.
«Йох — блох шлёпнулся на мох! Напился так, что даже до спальни дойти не было сил!»
Вениамин медленно осматривал окружающие предметы, будто оказался не у себя дома. Внимательно посмотрел на заляпанные брюки, мятую и тоже грязную рубашку и брошенный на пол галстук.
«С чего? — мужчина пытался вспомнить подробности вчерашнего. — Я был один? Без девок? Лопатник мой где? А, вот он!»
Взлохмаченный, с трещавшей, словно перезрелый арбуз, головой, Вениамин увидел вчерашний номер «Коммерсанта» за 18 августа 1998 года и только сейчас обратил внимание на работающий на полную громкость телевизор.
«Так я спал под телик?» — он снова посмотрел на газету.
Вениамин нехотя, словно опасаясь найти там собственный некролог, взял газету дрожащими руками. «КоммерсантЪ» сообщал россиянам: «Мы проснулись в другой стране». Статья ниже задавалась традиционным вопросом «что делать?»
В самый центр передовицы был вставлен портрет президента с завязанными глазами. Борис Николаевич явно не хотел смотреть стране в глаза…
«Бляха-муха! — до Вениамина стало доходить, почему он так напился в неурочный день. — Просрал триста тысяч баксов! Через две недели запускать новый проект, платить авансы актёрам, студиям… Откаты… Яйца оторвут и к ушам пришьют, как серьги… И на ток-шоу. Нужно новости посмотреть. Может, обойдётся и задницы не будет! Где же мой мобильник?»
Телевизор продолжал орать, заглушая «нокию», которая уже давно ползала по столу.
Вениамин взял телефон и подошёл к окну.
— Живой ещё, Вениамин Терновый? — раздался в трубке знакомый голос со зловещей хрипотцой. — Узнал? Венок себе терновый заказал уже? Где мои деньги? Надеюсь, на ГКО и ОФЗ не спустил, как твой финансовый директор?
— Да, Калёный, узнал. Чего хотел? У меня башка гудит, будто метеорит в неё прилетел!
— Вот это-то меня и беспокоит. Чего-то вдруг наш Венечка, душа творческая, укушался в зюзю посреди недели и не отвечает на звонки? Я за бабло своё, сука, переживаю! А ты бы, козёл, не переживал?! Подойди к окошку и посмотри на свет белый. Чё видишь?
Вениамин посмотрел вниз. С пятнадцатого этажа элитной московской высотки копошившиеся внизу люди казались гномами. От вида стоявших у подъезда машин скорой помощи и милиции ему стало нехорошо.
— Ну, рассмотрел? Ваш финдиректор… решил альпинизмом с утра заняться. Не очень удачно, как ты понимаешь.
— Так он… — начал Вениамин.
— Знаю, господин Терновый, знаю. Он выполнял твой приказ и вообще ни при чём. И сам шагнул из окна своей квартиры — мы у него только вчера поинтересовались, не задел ли вашу студию кризис. Видать, вляпались-таки вы в проблемы по самое не балуй! А ты чё замолчал? Смотри не прыгай там. Ты нам нужен живым, пока деньги не вернёшь! Срубить бабок по-лёгкому, падлы, решили? Прокрутили? Не успели вовремя соскочить? Короче, трезвей быстрее и думай, как деньги будешь возвращать. Проценты помнишь какие?
— Д-д-да! — у Вениамина дрогнул голос.
— А заодно подумай, как мы будем тебе на морду твоего лица жопу натягивать, если что-то пойдёт не так. А оно, я так понимаю, уже давно пошло у вас не туда. Ждём тебя завтра с докладом.
— Я завтра не могу… и послезавтра тоже — съёмки. В Питер нужно срочно смотаться. Можно в воскресенье или лучше в понедельник.
— В понедельник так в понедельник. В десять вечера будь в «Золотом». И прошу тебя, Веня, не суетись и не дури.
Вениамин долго смотрел на пикающую трубку. Внизу грузили труп, но почему-то в странный тёмно-синий фургон — скорой помощи с красным крестом и «03» уже не было. Телевизионная камера почти вплотную приблизилась к лицу погибшего.
«Кто это первым подсуетился? Почему у наших не получается?» — профессионально позавидовал Вениамин и подошёл к телевизору.
Он переключил на канал злейшего конкурента и сел на диван в ожидании очередного выпуска новостей. Снова заиграла мелодия в телефоне. Вениамин, холодея, взял трубку.
— Не повесился ещё? Хорошо. Забыл сказать, что люди хотят тебя в Питере увидеть. Так ты там не пропадай с радара по дурости. Всё равно достанем. Теперь всё, и думай, Венечка, хорошенько думай!
Терновый с тоской посмотрел на окно, по которому потекли длинные и извилистые струи, размывая в небытие стоявшие вдалеке дома. Зарядил сильный дождь. Вениамин набрал номер офиса ЦТВ и сказал, что у него полно встреч и чтобы на работе его сегодня не ждали. Секретарь переспросила, едет ли он в Питер и какие билеты выкупать. Он решил ехать ночным Николаевским экспрессом, чтобы иметь возможность подумать, а точнее, напиться с горя, если доживёт.
Он слил остатки коньяка в грязный бокал и с отвращением выпил. Немного полегчало. Вениамин перевёл взгляд на экран — пошла экстренная новость о самоубийстве его финансового директора. Корреспондент красочно расписывал место происшествия и не сомневался, что трагедия напрямую связана с разразившимся вчера финансовым кризисом. Телекамера с зелёным значком НТВ в мельчайших деталях и со всех ракурсов показала труп. Оператор был мастером: нижний план особенно удался. В бурой луже крови, как в зеркале, отразилось застывшее в посмертной гримасе лицо и весь окружающий пейзаж: небоскрёб, машины, милиция с врачами, зеваки и, конечно, репортажный микроавтобус с логотипом канала.
«Профессионально, гады, сняли! Как это у них так получается? Нужно будет дать задание переманить того оператора к нам».
Вениамин вздрогнул. Звонил телефон.
Глава 2. Кино, общак и другие сюрпризы
Жанна потянулась к подушке рядом. Она успела уже остыть — Евгений был на пробежке. Жанна посмотрела на зашторенное окно. Золотящиеся на свету занавески предсказывали наступление нового хорошего дня. Девушка улыбнулась и сладко потянулась. Дверь в спальню начала очень медленно, сантиметр за сантиметром, открываться. Жанна притворилась спящей, подсматривая сквозь прикрытые ресницы.
Чья-то маленькая тень неслышно прокралась к окну и отдёрнула штору. В комнату ворвались яркие солнечные лучи. Силуэт девочки замер — она внимательно следила за якобы спящей мамой. Жанна не шевелилась, исподтишка наблюдая за дочкой. Постояв у окна, та медленно на цыпочках, часто останавливаясь, подошла к кровати. Подождав ещё немного, забралась в конце концов под одеяло. Её длинные и густые каштановые волосы накрыли всю подушку и голову матери.
Жанна вдохнула тёплый детский запах и притянула ребёнка к себе.
— Моё солнышко проснулось!
— Мама, солнышко давно не спит и зовёт меня гулять!
— А кто же ко мне тогда пришёл? — начала привычную утреннюю игру Жанна.
— Я — твой ангелочек!
Жанна улыбнулась и поцеловала детскую головку. Девочка, словно котёнок, ещё плотнее прижалась к матери, обняв её за шею обеими руками.
Олег Генрихович стоял на лужайке перед домом и ждал возвращения Евгения. Наконец послышалось шуршание гравия. На аллее показался зять.
— Бонжур, Олег Генрихович!
— Салют! Надо поговорить.
— За завтраком? — Евгений, глядя куда-то наверх, помахал рукой.
Олег Генрихович обернулся. На балконе стояли Жанна и Анна-Мари. Олег Генрихович поприветствовал своих любимиц.
— Проснулись наши красавицы! Ну, держись — щас день закрутится! Давай обсудим… без свидетелей, — и Олег Генрихович увлёк Евгения в боковую аллею.
— Эй, шпионы, когда завтрак готовить? У меня ребёнок голодный! — поинтересовалась Жанна.
— Через… — не успел ответить отец, как его заглушил громкий детский крик.
— Кашу не бу-у-у… д-у-у-у! Сказала — не хочу!
— Чего? Не слышу? — поморщилась Жанна. — Аня, тише. Ангелы так не кричат!
— … полчаса, не больше! — повторил Евгений.
Мужчины удалились за дом, где на заднем дворе была оборудована небольшая беседка с чайным столиком и мини-холодильником.
— Про кино, Женя, я вчера говорил серьёзно. Хорошие бабки можно срубить. Отличный детектив. С мелодрамой. Осталось написать сценарий, и можно снимать. Какой фильм ты вчера называл?
— «Крёстный отец».
— Вот-вот, именно, и валить каннскую пальму под самый корень! — озорно рубанул воздух Олег Генрихович.
— А если серьёзно? — не верил Евгений.
— Я на полном серьёзе! — подался к Евгению Олег Генрихович. — Я ради моей Жанки на всё готов. Какая-то пара лимонов, тем более с отдачей!
— И всё-таки я не понимаю, как мы будем снимать.
— Слушай сюда. Есть у меня один чел. Он в Питере на телевидении подвизался. Про него говорили, что талантливый. Призы даже какие-то на фестивалях брал. Нам должен по жизни. Вляпался в одну историю, а мы ему помогли. Должок мы ему не предъявляли. Думаю, что настал нужный момент. Щас высоко взлетел. Самое время векселя достать из сейфа!
— О ком ты?
— Не спеши. Успеешь познакомиться. Битюг его хорошо знает. Чел этот сейчас в Москве. Он там то ли генеральный продюсер на каком-то центральном канале, то ли генеральный директор — неважно. Главное, что за ним долг, а его нужно возвращать… и с процентами. Вот мы ему и предложим снять кино по Жанкиному роману. Не откажет. Жанне ни о чём не говори. Пусть съёмки для неё будут сюрпризом — типа ты послал её рукопись своему знакомому просто почитать, а тот передал её на телевидение.
— Хорошо, так и сделаю. Нужно только структуру создать в виде иностранного коммуникационного агентства, чтобы деньги легально вложить, права застолбить, то да сё, ну и прибыль вывести, если будет.
— Будет, обязательно будет. Профукать наши бабки никому не дадим. Ты сам будешь вести данный проект. Но это так, факультативное задание. Основная же проблема… — и Олег Генрихович замолчал, что-то обдумывая.
Евгений не торопил, мельком взглянув на часы. Из обещанного получаса прошло уже пятнадцать минут. Его футболка начала высыхать, и он чувствовал неприятный запах пота.
«Неплохо бы принять душ, а то воняю, как воклюзский трюфель», — морщил нос Евгений.
— Тут такая, Женя, история. Мне могут кинуть предъяву за то, что бабки из воровского общака заныкал. Пока авторитетные люди только у Битюга поинтересовались, чё-как и где бабло, но, значит, скоро и у меня спросят. Нужно быть готовым.
— Так, Олег Генрихович, у нас всё готово.
— То есть? Как всё готово?
— В нашем фонде, ну вы же помните, есть отдельные «компартменты» под разные проекты и с учётом личностей бенефициаров, в том числе и тех ваших двух партнёров из «Лисьей норы».
— Продолжай.
— Я подумал, что неплохо бы иметь резерв на всякий пожарный случай, и создал спецфонд, в который отчислял десять процентов со всех поступлений. Там сейчас должно быть не меньше восемнадцати миллионов долларов. Скоро конец месяца, и банк сделает официальную выписку. Вот её-то и можно показать как общак. Какие проблемы?
— Ну ты, Женька, голова! Не зря мы тогда тебя в живых оставили… Шучу! Давай дальше, — Олег Генрихович заметно повеселел.
— А что дальше? Пусть скажут, куда им деньги перевести. Можем под проценты положить здесь, за границей, можем купить что-нибудь, но лучше…
Олег Генрихович внимательно слушал Евгения.
— Вчера же мы про кризис в России говорили…
— Говорили, и что?
— Активы скоро подешевеют. За валюту можно будет много чего прикупить. Идеальный шанс легализоваться и жить спокойно. Только в нефтянку не нужно лезть, а то рано или поздно и отберут, и голову отвернут. А вот отельчик какой или заводик пивной приватизировать — самое то!
— Давай так и сделаем. Получай выписку из банка. Езжай в Питер, только Битюга предупреди, чтобы ждал, и про кино ему скажи. Пусть чела того с телеканала найдёт. Ну, пошли завтракать, а то наши девчонки заскучали там без нас, — поднялся с места Олег Генрихович.
— Одна по дедушке скучает точно, — улыбнулся Евгений.
— Не забудь незаметно скопировать рукопись. Надо бы ксерокс купить, — говорил Олег Генрихович, пока они возвращались в дом.
— Я прямо с компа на флоппи-диск перекину.
— Ну-ну, тебе виднее.
* * *
Вениамин стоял перед зеркалом. Он уложил длинные влажные волосы в обычную причёску. Высохнув, они стильно обрамят его полноватое круглое лицо, придав ему чуть-чуть богемного артистизма. Он недовольно рассматривал своё добродушно-простоватое (из-за густых и круто изогнутых бровей) выражение и слушал трель телефонного звонка. Терновый не спешил отвечать.
«Ну кому я понадобился? — безо всякого желания он протянул руку к мобильнику, но сначала выпил. — Помянем Пашу! Ему теперь легче, чем нам!»
Телефон не умолкал. Вениамин нажал кнопку «Принять вызов» и приготовился выслушивать очередные плохие новости или угрозы бандюков.
— Чего так долго трубку не берёшь? — услышал он голос знакомого медиаагента Шкловского.
— Наум, ты, что ли? Не до тебя…
— И ты, Веня, что ли, вляпался? — почему-то радостно спросил Шкловский.
Терновый представил себе, как бегают масленые глазки у лысого проныры.
— Не то слово — уже вижу, как моими яйцами в бильярд играют!
— Неужели так серьёзно?
— Какие, на хрен, шутки! Вот сижу думаю, где взять триста тысяч баксов — ну, помнишь, на тот проект люди одни дали? Сучий потрох, через три дня собирались выходить из этих грёбаных ГКО! Три дня, Наумчик, не могли, козлы, подождать! Три дня!
— Веня, тогда у меня для тебя… только для тебя и только у меня… хорошие новости. Можешь временно повесить свои шары на место. И прошу: больше с нашим государством в рулетку не играй и ручонки свои к колоде, к бюджету то есть, не тяни!
— Сам не тяни! Что у тебя? — заволновался Вениамин.
Но Шкловский только сопел и молчал, что-то обдумывая.
— Моих двадцать пять процентов, раз ты в дерьме. Десять вперёд по получению, остальные — по мере освоения. И ещё один процент с прокатных. Договорились? — произнёс Наум.
— О чём? — ничего не понимал Терновый.
— Люди тебя авторитетные разыскивают. Давно не видели.
— Нашли уже! — мрачно бросил Терновый.
— Это я тебя, слава богу, нашёл… живым!
— Шуточки у тебя, Шкловский!
— Не шуточки, а жизнь такая. Про тебя Битюг спрашивал — мол, как ты. Намекал, что долг платежом красен. Старик, он о чём?
— Твою мать, как не вовремя…
— А кредиторы, они такие, несвоевременные! — снова пошутил Шкловский. — Ну я не хочу лезть в ваши с ним дела. У него к тебе предложение. Приехали одни французы. Хотят снимать кино про русскую мафию. Питерское телевидение им не нравится. Говорят, что деньги дадут только под федеральный канал. Я и вспомнил про ЦТВ. Ты же всё ещё генеральный директор?
— Что дальше?
— Допивай свой коньяк, бери билет и дуй в родной город. Ждут тебя там! Остальное не по телефону. И мой тебе совет: не будь дураком, и вылезешь из любой задницы, а когда поумнеешь, то и попадать туда перестанешь! Да, давно хотел спросить: Терновый — это настоящая фамилия или псевдоним?
— А тебе-то какая разница?
— Действительно, никакой! Но в любом случае лучше поменяй. Венец на нём терновый сидел всегда дерьмово. Не фень… шуйно как-то. Весь твой геморрой через него, — стебался агент. — Или ты хочешь вечно страдать от мук творчества?
— Да пошёл ты! Чтоб тебе самому вечно штукатурить Стену плача!
Последнюю фразу Вениамин произносил в пустоту: в телефоне звучали короткие гудки.
«Подкалывает, морда одесская! Битюг объявился ни с того ни с сего. Эстет, наверное, подослал про долг напомнить. Как всё некстати навалилось! И при чём тут французы?» — недоумевал Терновый, снова набирая номер секретаря.
— Света, заказала билет до Питера? К чёрту поезд. Полечу самолётом, ближайшим рейсом. Пусть привезут прямо в Шереметьево. Я выезжаю туда через полчаса!
Вениамин посмотрел на часы. Они показывали начало второго.
«А что я теряю? Во всяком случае, уже сегодня вечером всё станет ясно, а других вариантов найти за неделю триста тысяч долларов у меня нет, — размышлял Вениамин по дороге в аэропорт. — И больше не пить».
С унылым видом он уставился в окно. Автомобиль наконец выбрался из убаюкивающей тесноты Ленинского проспекта на МКАД, перестроился в крайний левый ряд и начал набирать нормальную скорость. Кольцевая, как говорят москвичи, ехала. Если обойдётся без пробок на развязках с Рублёвским и Волоколамским шоссе и не будет длинного хвоста на съезде на Ленинградку, то можно будет успеть перед посадкой на рейс опохмелиться. Тревожные мысли не хотели покидать и без того тяжёлую голову Тернового.
Глава 3. Бебутом интересуется атташе по культуре
Градов вошёл в «Пушкарь» и, хотя отлично знал, где его ждёт Ломов, остановился перед барной стойкой. Василий Петрович, привыкший к тому, что его друг говорит загадками, тем не менее волновался. Тревожные интонации явно пробивались в голосе Ломова, когда тот пригласил его встретиться в любимом баре. Выйдя из метро, Градов ловил себя на том, что непроизвольно ускоряет шаг, подсознательно спеша на встречу.
«Ни слова не сказал про пиво, мол, давай посидим, выпьем, а именно так: „Нужно поговорить!“ Интересно, о чём? Почти два года не виделись», — запыхавшийся Градов задержал дыхание, мысленно досчитал до пяти и только тогда направился в дальний зал.
Столик в углу, как всегда, занял Дмитрий, но был он не один. Некто в кожаной куртке, сидевший спиной к Градову, всем мощным телом навалился на стол, выдавая очевидный интерес к рассказу Ломова. Третий, незнакомый пожилой мужчина, переводил взгляд то на рассказчика, то на здоровяка в куртке. Его полное добродушное лицо выглядело растерянным. Стоявшая перед ним кружка пива была наполнена до краёв, даже пена не успела осесть.
«Ну хоть ничего не пропустил», — подумал Градов, подходя к столику.
— О, Василий Петрович, ты как раз вовремя! — эмоционально, но без радостных интонаций пивного фестиваля в голосе воскликнул Ломов.
— Мог бы и предупредить, что встреча выпускников, которых я не знаю, — Градов сел на свободное место напротив пожилого мужчины. — Познакомишь?
— Да ты и так должен всех знать. Но я подумал, что настал момент всем встретиться лично, — с паузой произнёс Ломов, — не помешает! Юра… Битюг, а это — Семён Семёнович.
— Горбунков? — не удержался от шутки Градов, пытаясь справиться с нервным ознобом.
— Почти, — ухмыльнулся Дмитрий. — Ночной сторож в Артиллерийском музее. Если не забыл, то в той нашей истории тоже хватало драгоценностей.
— Неужели ты нашёл «Слышащего сердце»?
— Я нет, а вот кто-то снова начал его поиски. Послушай. Юра, давай сначала ты, а потом Семёныч.
Битюг откашлялся, нахмурил брови, подвигал небритой челюстью-утюгом и отхлебнул пива. Ломов же знаками показал официанту, чтобы тот принёс кружку и Градову. Рассказ бандита относился к эпизоду, когда в аварии погибли Овсепяны. Он подробно описал, как его банда пасла Эдуарда от банка до дачи и ждала в засаде, но так и не дождалась.
— Улетел на полной скорости в песчаный карьер за Медным озером. Мы спускаться к машине не стали, чтобы не наследить. Хотя деньги терять было очень жалко: всё-таки квартиру на Невском — не в каком-то Купчино — продали!
— Никаких следов не заметили? — спросил Ломов.
— Темно уже было. К тому же, как я сказал, к жигулям мы не подходили, постояли минуты две на краю обрыва и смотались. Но показалось, что к ним тянулись две полосы по песку, словно кто-то на лыжах спускался.
— Так и бросили людей?! — вырвалось нечаянное замечание у Семёныча.
— А ты, папаша, думаешь, что мы их там ждали капучино попить? В тот раз нас кто-то опередил, и Эстет приказал найти киллера и по возможности деньги. Мы вышли на армянскую диаспору — ничего. Потом ты, Дмитрий, подбросил тему с Баку. К азерам трудно было пробиться: сидят у себя на рынках, якобы кроме мандаринов их ничего не интересует. Но мы припугнули, что если разговаривать с нами не хотят, то есть много способов развязать языки. Короче, встречались на самом высшем уровне, в Москве. Их главный… ну, знаете его… под ним Черкизон и много чего ещё. Так вот он сказал, что его люди ни при чём, типа готов даже бабки возместить за квартиру, чтобы доказать непричастность. Но Эстет денег не взял. На том и разошлись, не отыскав концов. Что-то случилось? Чего вдруг кипеш три года спустя?
— Неужели три года прошло? — удивился Градов, выжидательно глядя на Ломова, заметив, что его тёмные волосы стали почти седыми, а лицо почти везде было изрезано глубокими морщинами.
«Добавить усы, и будет вылитый Панкратов-Чёрный! — в который раз отметил сходство друга с известным актёром Василий Петрович. — Вот только шутить Димка не умеет и взгляд у него, как дуло пистолета».
Ломов предложил поделиться новостями Семёнычу.
— А что в музее слышно?
— После убийства директора меня потаскали на допросы, но дело в итоге зависло, и всё затихло, — по-военному приосанившись, начал докладывать сторож. — А недавно посольство Турции обратилось к руководству — провести закрытую экскурсию для дипломатов. Я к ним и пристроился. Так один турок очень любопытствовал насчёт холодного оружия, под видом байки рассказал за столом легенду о «Слышащем сердце».
— А меня вызвали комитетчики, но не на Литейный, четыре, а в частном порядке, — перебил сторожа Ломов. — Интересовались, что мне известно про кинжал. Я им, конечно, не сказал, что именно я его принёс Шведову, но откуда-то пронюхали, что в ночь убийства бебут был у директора музея. С ними был турецкий атташе по культуре, он же офицер безопасности под прикрытием. Расспрашивал со знанием дела, намекал, что правительство Турции будет благодарно за помощь в поисках османского бебута. Я его спросил, почему они вдруг заинтересовались убийствами трёхлетней давности. Но он ушёл от ответа, наплёл что-то про бюрократию, общение по формальным дипканалам. Что-то случилось, но вот что именно? Чтобы Турция вышла на наших гэбэшников на правительственном уровне.
— И главное: где произошло? В Турции? В Баку? Или где-то в другом месте? — отпустил замечание Градов.
Битюг и Семёныч молчали, с интересом слушая разговор двух сыскарей.
— Не знаю, Петрович, не знаю. По нашим оперативным сводкам, таких «ритуальных» расправ с большой колотой раной в сердце и отрезанной головой не было. И что интересно, дело из архива не истребовали, но предложили мне взяться за частное расследование. Атташе прямо сказал, что возместит любые расходы, а в случае успеха вот… — Ломов положил на стол смятую бумажку, на которой были написаны цифры.
— Здесь одни нули, — крякнул Битюг, а Семёныч вытянул шею, чтобы их пересчитать. — А где цифра?
— Он обещал проставить позже, если приду на встречу, — ответил бандиту Ломов, но посмотрел при этом почему-то на Градова. — Я завтра встречаюсь с ним, получу аванс и инструкции. Надоело жилы рвать на наше государство за копеечную зарплату.
— Что ты ещё решил? — спросил Градов.
— Ну, во-первых, хочу, чтобы вы все знали о том, что «Слышащий сердце» снова ищут. Во-вторых, нам нужно вести собственное расследование по всем каналам, и по твоим, Битюг, тоже. И ты, Градов, подключайся.
— А мне что делать? — подал голос забытый всеми Семёныч.
Его незапоминающееся лицо то ли прапорщика, то ли майора снова застыло в полной растерянности.
— Вам тоже найдётся дело. Для начала нужно устроиться на дневную работу в музее, чтобы быть в курсе событий: кто и зачем приходит. Особенно нужно приглядывать за залом холодного оружия. Кстати, не знаете, где тот альбом с Мустафой Четвёртым? — вспомнил про важную деталь Ломов.
— Был в кабинете директора, — ответил Семёныч. — И турки про него спрашивали.
— А эти как пронюхали?
— Наши музейные, наверное, сболтнули. Роман Георгиевич, царствие ему небесное, — Семёныч отпил пива, не крестясь, — не мне одному альбом показывал и про султана рассказывал.
— А туркам на фига кинжал сдался? — пробасил Битюг.
— Не знаю, но постараюсь узнать завтра у атташе, — сказал Ломов. — Может, закажем закуску? Нам сидеть здесь ещё долго. Нужно обсудить все версии.
— Версия, пожалуй, одна, но пожрать точно нужно! — согласился Градов. — Как и пивка свеженького выпить!
— У тебя-то время на это дело будет? Твоё агентство, я слышал, просто нарасхват, — в голосе Ломова послышалась зависть.
— Раскрутились на бартерных сделках — все же хотят знать, где застряли их вагоны с сахаром или баржи с «ножками Буша». А тут приватизация… Но ты, Дима, не беспокойся, у меня есть кому заняться бытовухой. Главное, чтобы турки платили исправно.
— Но не знали, что платят двоим, так? Ну, какая у тебя есть идея? — Ломов ждал ответа от своего друга, зная, что тот многое интуитивно понял и мысленно спланировал.
— Видишь, Битюг, какие у меня друзья понятливые — цена, как на турецком рынке, сразу увеличилась в два раза! Времена всех учат коммерции! — Градов впервые обратился напрямую к бандиту.
— То есть и зарплата сторожа, — Битюг небрежно кивнул в сторону Семёныча, — за счёт турецкого бюджета? А нам, санитарам бизнеса, кто заплатит?
— Не переживай так раньше времени, Юра, что-нибудь да обломится! Петрович, выкладывай свою версию!
— Очевидно, что кинжал не в Питере и вообще не в России, — начал выкладывать свои соображения Градов. — Иначе мы бы давно про него услышали: слишком знаково им убивают. Вряд ли нам так уж повезёт и мы узнаем, что где-то кому-то снова отсекли голову и пронзили сердце. Хотя кто знает. За новостями нужно теперь следить. Может, и проскочит в хрониках происшествий наш друг, но лучше подготовиться заранее.
— Три года никому дела не было, и вот на тебе… — Семёныч уставился на кружку.
— А может быть, всё устаканится? Никаких следов мы ведь не смогли обнаружить? — попытался успокоить всех Битюг. — И турки покрутятся-покрутятся, носами поводят и уедут.
— Если только турецкий атташе не знает чего-нибудь такого, чего нам самим не мешало бы знать. Дима, раскрути его завтра, постарайся получить хоть маленькую зацепку, почему они нарисовались здесь, когда уже столько лет прошло! — Градов взял паузу, что-то обдумывая.
Никто его не торопил. Никаких гениальных идей ни у кого не было. Турки свалились на русские головы совершенно неожиданно.
— Интересно, почему кабак полупустой? — поинтересовался Семёныч.
— Боренька дефолт объявил, вот рестораны и опустели. Но ничего, зато скоро кладбища заполнятся новыми постояльцами, а потом уже и рестораны, — мрачно пошутил Битюг. — Тебе-то что переживать?
Градов допил пиво и катал сосиску по тарелке. Наконец он заговорил:
— Скажут чё турки, не скажут — будем исходить из того, что явно какие-то серьёзные люди озаботились поиском кинжала, раз не побоялись напрячь МИД и ФСБ. А значит, они так просто не отстанут. Сто процентов, ведут своё собственное расследование. Найдут бебут где-нибудь у себя, мы даже не узнаем об этом. А вот если… а вот если они спугнут нашего Жжёного Джокера и тот решит замести все следы, включая русские, то он снова объявится в Питере — все данные у него есть.
— Зачем ему возвращаться сюда? Его здесь никто не знает и никогда не видел! — недоумевал Семёныч.
— Если он уверен, что сохранил инкогнито, то да. А если он испугается, что его раскроют? Тогда он вспомнит встречу с Градовым в Краснодаре. Может, и меня в компанию пригласит, — резюмировал Ломов. — В общем, нам нужно держаться вместе и сообщать друг другу любую информацию. Евгения Кузнецова с Эстетом нужно известить. Послезавтра созвон по результатам встречи с турецким дипломатом.
Градов и Ломов вместе вышли из бара и направились к метро. Семёнычу нужно было туда же, но он отстал от них, размышляя о том, нужно ли отменять поездку на Псковщину и под каким предлогом, чтобы не беспокоить жену. Битюг в одиночестве стоял возле своего внедорожника и с кем-то разговаривал по мобильному телефону.
Глава 4. «Слышащий сердце» заказан
Муса бросил чемодан на полку и устало развалился на койке, осматривая скромное тесноватое помещение с небольшим привинченным к полу столиком под иллюминатором. Капитан уступил ему свою каюту.
Муса вспомнил утомительную дорогу на поезде из Баку в Тбилиси, потом пересадку на Батуми, в котором он провёл несколько дней. Сначала он познакомился в прибрежных кафе с местными шкиперами-кардашимами, которые перевозили разные грузы между Грузией и Турцией, не брезгуя мелкой контрабандой и перевозкой пассажиров. Узнал, когда отходит ближайший корабль на Трабзон и кто его командир. Договориться с ним не составило особого труда — всего двести долларов за пятичасовое плавание по Чёрному морю в каюте капитана. Судно отходило через час. В дверь вежливо постучал кэп и поинтересовался, не нужно ли чего. Муса попросил принести стакан под коньяк и помыть фрукты.
«Батум — Трабзон — Стамбул — Афины, через пару дней уже буду в Ханье, — мысленно прочерчивал маршрут Муса. — Дипломатический американский паспорт — вещь! Никакого досмотра! А то пришлось бы „Слышащего сердце“ в Баку оставить. Деньги нужно будет на счёт в Хелленик Банк положить. Или лучше в ячейку вместе с кинжалом? Наличка может пригодиться».
Муса мысленно похвалил себя, что не стал спешить и отправился в более длинное и утомительное путешествие на поездах и корабле. На машине было бы, конечно, быстрее, но рискованнее. Лучше прикинуться челноком, едущим в Турцию, чем одному гнать на автомобиле по горным кавказским дорогам в такое неспокойное время.
Капитан принёс посуду, вымытые и уже порезанные фрукты и погнутую вилку с тупым ножом. Муса проводил моряка и, посмотрев, нет ли кого в коридоре, закрыл дверь. Он вернулся к вещам, открыл чемодан и, покопавшись, достал коробку из-под обуви. Снял крышку и развернул свёрток. Блеснули инкрустация и драгоценные камни. После небольшой паузы, взявшись за рукоятку, Муса медленно, будто прислушиваясь к пульсу, потянул бебут из ножен. Невидимый сердечник глухо стукнул в набалдашник. Муса, непроизвольно прищурившись, всматривался в горящий изнутри рубин и ждал, пока замрёт дрожащая струна. Нервный озноб вдруг пробежал меж лопаток, заставив Мусу содрогнуться.
«Просится в дело. Неужели придётся достать его ещё раз? И кинжал это чувствует? Не врал старый Ахмет про мистические свойства османского бебута», — думал Муса, пряча кинжал.
Он отпил коньяк, бросил в рот одну за одной несколько виноградин и закрыл глаза. Накопившаяся за последние несколько месяцев усталость и нервное напряжение сказывались — ему всё чаще хотелось спать, и иногда в самое неподходящее время.
«Проклятая Чечня! Если бы не священный кавказский долг перед моими предками, никогда бы туда не поехал. Пускай сами ведут свой джихад!»
Муса никак не мог сосредоточиться на предстоящем отчёте командованию.
«Специальный посланник ЦРУ Уилльям Уэмфри уже ждёт меня на военно-морской базе НАТО в Ханье. Нужно будет так драматично составить доклад, чтобы у него не оставалось никаких сомнений, что мне нужен отпуск. А он мне очень нужен. Моя албанская банда совсем, наверное, распустилась. Я бросил её… Сколько же я не был на Крите? Года три? Ну да, после того расстрела в Баку я отлежался и вернулся на базу. И вместо переподготовки с „морскими котиками“ меня отправили на восстановление. Две недели на пляже прошли замечательно! — Муса улыбнулся, вспомнив молодую гречанку из отеля. — Найти её, что ли? Там ли она работает? Столько времени прошло! Можно и повторить с ней, но сначала нужно потребовать отпуск и навести порядок в банде. Отчёт обдумаю завтра».
И Муса прилёг подремать. До Трабзона его никто не беспокоил.
* * *
Дмитрий Ломов положил трубку служебного телефона и долго смотрел в окно. Открытое настежь, оно не несло прохлады, несмотря на вечернее время. Наоборот, в него вползало невидимое, душное и влажное невское марево — предвестник грядущей грозы.
«Скорей бы уж! — подумал Ломов. — Хоть чуть-чуть, может быть, освежит. Не август выдался, а парилово — ни вдохнуть ни выдохнуть!»
Он подошёл к окну и некоторое время прислушивался, не зашумит ли в кронах лип долгожданный ливень. По ржавому, с остатками пузырящейся краски подоконнику забарабанили первые крупные капли. С Выборгской стороны наползала чёрная со зловещей сиреневой окантовкой по краям туча. Потемнело. Ломов долго возился с неподдававшейся защёлкой, наконец плотно прикрыл окно. Тряхнул его, проверив на прочность. Убрал документы со стола в сейф и посмотрел на настенные ходики — до назначенной встречи с турецким атташе оставалось сорок минут.
«Он будет тебя ждать в восемь вечера в „Кавказ-баре“ — знаешь, конечно?» — сообщил Ломову несколько минут назад незнакомый гэбэшник, представившийся майором Литвинцевым. Ломов бросил взгляд на молчавший телефон и подумал, почему таким делом занимается начальник отдела расследования преступлений иностранцев, а не… Но Ломов не стал решать эту головоломку, а попросту выругался вслух.
Дождь, набирая силу, стучал по стёклам всё настойчивее. Ломов пошарил в нижнем ящике стола и вытащил оттуда зонт. Наплевав на непогоду, он решил пройтись до Караванной улицы, на которой располагался ресторан, пешком.
«По Каляева, потом направо на Пестеля к цирку, а там и Караванная уже — как раз на полчаса хода! — мысленно выстраивал маршрут Ломов. — Заодно погляжу, нет ли хвоста, и ливень мне в помощь — людей будет не много. А с другой стороны, если комитетчики сами мне назначили встречу с турком, на кой им за мной следить? Хотя кто их знает. В любом случае подышу прохладой после такой парилки».
Ровно через тридцать минут Ломов стоял под проливным дождём перед входом в «Кавказ-бар», пытаясь закрыть заевший старый зонт. Он был зол на себя за то, что решил поиграть в сыщика и устроил этот забег. На Фонтанке, не дожидаясь зелёного сигнала светофора, он бросился лавировать между рядами машин. Добравшись до Караванной, он свернул за угол и остановился в ожидании, не воткнётся ли кто в него. Но никого подозрительного он не заметил. Похоже, что среди гэбэшников идиотов шляться в такую погоду не было. Наконец кривые в некоторых местах спицы схлопнулись, и Ломов толкнул входную дверь.
Он вошёл внутрь и остановился, привыкая к затемнённому помещению и осматриваясь. За столиком справа у окна ему махал мужчина около сорока лет с красивым, слегка вытянутым лицом восточного типа. Аккуратная модная, как у киноактёра, причёска контрастировала с небритыми щеками. Очевидно, он не носил бороду и совсем недавно решил её отпустить.
— Вы пунктуальны! — похвалил он Ломова.
— Ага, у вас, шпионов, учусь! На Литейном, четыре проинструктировали, чтобы не опаздывал на встречу, а то вы свалите, заподозрив неладное! — съязвил Ломов.
Он интуитивно решил вести себя с дипломатом немного вызывающе, чтобы попробовать раскачать его в надежде получить как можно больше информации.
— Ха-ха! — рассмеялся, похоже искренне, турок. — Отличная шутка! Я занимаюсь вопросами культурного обмена, а за безопасность у нас отвечает другой офицер!
— Как вам будет удобнее, — не стал настаивать Ломов. — Меня зовут Дмитрий, а вас?
— Вот моя визитная карточка. Видите, всё официально и легально, — турок протянул картонный прямоугольник с полумесяцем в углу и надписью на русском языке «Берк Демир — посольство Турецкой Республики, атташе по культуре».
«Специально для меня напечатал», — подумал Ломов, принимая визитку.
— У меня таких аксессуаров нет. Вот мой номер телефона, — и Дмитрий написал несколько цифр на салфетке.
Собеседники только сейчас обратили внимание на стоявшего рядом с ними официанта.
— Давайте, Дмитрий, сделаем заказ и отпустим молодого человека. Против бараньих рёбрышек, думаю, вы возражать не будете. Нам лепёшек и обязательно кавказских закусок в стол на ваш выбор. Я буду пить пиво, а вы, может быть, возьмёте водки? — Берк Демир смотрел на Ломова.
— Нет, спасибо, мне тоже пиво.
Официант, приняв заказ, ушёл. Берк Демир оказался на удивление осведомлённым для вероятного шпиона специалистом по холодному оружию Востока. Он во всех подробностях изложил историю Мустафы IV, легенду «Слышащего сердце», показал даже фотографию бебута.
— Ого! Классная вещица! — изобразил восхищение Ломов. — Сколько же камней в инкрустации? Наследники, наверное, ищут?
Турок внимательно следил за выражением лица русского — может, он выдаст мимикой, что видел кинжал раньше. Но Ломов пригубил кружку, привычно затянув глоток.
— И всё-таки кто интересуется старинной вещью? — повторил свой вопрос Ломов. — Явно не Британский музей.
— Его имя я не могу назвать, но он очень влиятельный в Турции человек. Он владеет самой солидной коллекцией восточных кинжалов, пожалуй, на всём Ближнем Востоке. И за такую легендарную вещь он готов заплатить хорошие деньги — настолько хорошие, что вам, Дмитрий, никогда не придётся больше работать.
— Судя по рассказу, бебут опасен. Можно и в сердце получить, и голову свою подержать в руках! Тогда точно не придётся работать. А как будет оплачиваться важная информация? Это более выполнимое задание…
Но Ломов не договорил — атташе перебил его.
— Вы, наверное, подумали про материалы уголовного дела? Они у нас есть. Со сторожем в музее мы уже разговаривали, так что легко вам не будет. Да и с какой стати платить деньги за ерунду? Нас… нашего клиента устроит либо сам кинжал, либо достоверные сведения о его местонахождении, — Берк замолчал, так как принесли заказ.
Несколько минут прошли в молчании. Демир и Ломов накладывали еду в тарелки, обдумывая следующие вопросы. Ломова беспокоил один момент.
— Откуда такая уверенность, что бебут в Питере, да и вообще в России? И как вы узнали о нём?
— Никакой уверенности нет. Просто Питер — последнее место, где кинжал оставил свои следы. А узнали мы про убийства, похожие на ритуальные, случайно. Наш клиент устроил в Стамбуле показ части своей коллекции оружия. И вспомнил про легенду о «Слышащем сердце». Там оказался дипломат из Москвы, который рассказал, что видел в криминальной хронике сюжеты о двух убийствах похожим способом. Далее мы проследили путь Овсепянов до Баку, где в январе девяностого таким же образом расправились с армянской семьёй: закололи в сердце, а потом отрубили жертвам головы. Но никто про турецкий кинжал Мустафы не слышал. Скорее всего, его хозяин погиб в той резне. Я вышел на местное отделение полиции, но они даже уголовное дело не открывали по факту той расправы. В то время, впрочем, и по многим другим тоже дела не заводились. Так что ничего особенного они мне не сообщили, кроме того что Овсепян исчез из города в ту же ночь. Там, в Баку, след кинжала и оборвался.
— Правильнее сказать, что след начинался в Азербайджане, а оборвался он здесь, — поправил турка Ломов.
— Верно, но ясности не добавилось. Вашей задачей как раз и будет выяснение обстоятельств, при которых кинжал попал в Артиллерийский музей. У вас есть версии? Какая связь может существовать между Овсепяном, погибшим директором и нынешним убийцей, новым владельцем бебута? — Берк Демир внимательно следил за реакцией Ломова. — Кто же он, тот неизвестный?
Ломов не стал прятать свои эмоции, чтобы не выглядеть подозрительным. Да и предложенная им версия выглядела очень правдоподобно.
— Если вам удалось проследить путь Овсепянов из Баку в Питер, то это мог сделать и убийца. Овсепяну понадобились деньги. Он продал квартиру. Вероятно, решил продать и кинжал. А чтобы не продешевить, заказал у директора Артиллерийского музея экспертную оценку. Но прежде чем выйти на него, наверняка наводил справки, и где-то произошла утечка. Там, в кабинете профессора Шведова, бебут и подкараулил неизвестный, который потом расправился и с Овсепянами. Наверняка мстил им за что-то или искал кинжал.
— А почему сначала был убит директор, а потом Овсепян? — продолжал задавать вопросы турецкий атташе.
— Может быть, убийца ждал их в музее обоих, но застал только директора. Вот и пришлось сначала убрать его, а потом уже и армянина.
— Вы же ездили в Краснодар, не так ли?
— Я ещё нужен вам? — сыронизировал Ломов. — Вы и там были?
— Нет. Вы же знаете лучше меня, что у нас, иностранцев, есть ограничения на передвижения по вашей стране. Мне сложно вести полноценное расследование, не привлекая внимания властей. Не хочу поднимать лишний шум. И потом, у меня нет ни малейшего желания знакомиться с представителями некоторых, скажем так, не совсем легальных диаспор. А вы со своим удостоверением… Ну вы меня поняли.
Ломов молчал. Берк Демир вытащил толстый фирменный пакет экспресс-почты DHL жёлтого цвета и положил его на стол. Ломов откровенно удивился размеру — конверт был формата А4 — и попытался прикинуть на глаз, сколько же там может уместиться денег.
— Здесь пятьдесят тысяч долларов сотенными, — турок усмехнулся краешком губ.
— Неожиданно щедрый аванс, что и говорить. Даже неудобно просить добавить на помощников, — ответил Ломов.
— Вся сумма только вам. Если вдруг потребуются крупные суммы на непредвиденные, но… — Берк Демир сделал паузу, — обоснованные расходы, обсудим по мере необходимости. О финансировании не беспокойтесь. Если планируете кого-то привлечь, просто сообщите мне. Ту салфетку с нулями не выбросили?
Дмитрий положил бумажку на стол. Берк, не поворачивая листок к себе, написал перед пятью нулями тройку — получилось вверх ногами.
— Ваш гонорар — триста тысяч долларов, не считая аванса, — сообщил он.
…Ломов вышел из «Кавказ-бара» первым. Дождь прекратился. Был поздний вечер, но свежесть успела испариться. С первым же вздохом у Дмитрия возникло ощущение паровой бани, поднимавшейся от горячего асфальта. Дойдя до Невского проспекта, он остановил частника и поехал к себе домой на Алтайскую. Ломов попросил водителя остановиться на Московском проспекте и, рассчитавшись, вышел из машины. Некоторое время он стоял на улице, раздумывая, что делать. Дмитрий разглядывал плотную антивандальную упаковку пакета, борясь с искушением отметить удачный вечер ужином в «Елисейских полях», чьи яркие витрины призывно горели напротив. Но, подумав, Ломов решил всё-таки идти домой. Зажав пакет под мышкой, он двинулся во двор ближайшей «сталинки». Пройдя через арку наискосок каменного двора-каре, Ломов остановился у знакомого ларька, чтобы купить пива.
«Если не кабак, то хотя бы побалую себя финской „Лапин культой“!» — решил Дмитрий.
«Вот так-то, детектив Градов, не вам одному бабло загребать лопатой! Мы, менты, тоже кое на что способны», — Ломов в очередной раз поймал себя на том, что завидует успеху друга, и с досады сплюнул.
Глава 5. Два дня на базе НАТО
Муса закончил доклад о своей командировке спецпредставителю мистеру Уэмфри и положил перед ним блокнот с отчётом. Этот тип занимался такими агентами, как Муса. Уэмфри носил только гражданскую одежду. Сегодня он был одет в белые шорты, аляповатую гавайскую рубаху и бейсболку NY Black Yankees. Несмотря на пляжный прикид, время, проведённое на Ближнем Востоке, давало о себе знать. Замени кепку на чалму — и вылитый бедуин, а не американский шпион. В кабинет вошёл поджарый, как марафонец, полковник Рэтклифф. Мельком взглянув на Мусу, он положил на стол несколько листов.
«Смотри-ка, полковник, начальник базы, а стучится к моему туристу!» — подумал Муса.
— Билл, вот графики переподготовки «морских котиков» на август и сентябрь, — пояснил Рэтклифф. — Могу взять кого-нибудь из твоих в сентябре, а в августе всего одна группа, и она, к сожалению, сформирована.
— Ну и отлично, полковник! Вот его, — мистер Уэмфри показал на Мусу, — и впишем на следующий месяц.
— А пока, — Уэмфри, не называя того по имени, уже обращался к Мусе, — тебе предоставляется отпуск на две недели. С острова не уезжать и быть готовым прибыть в моё распоряжение по первому требованию. Можешь собирать вещи. Свободен! А мне нужно поговорить с полковником.
Муса покинул кабинет своего начальника и посмотрел на часы. Они показывали шестнадцать тридцать. Через полчаса в казарму начнут возвращаться морпехи, и нужно успеть собраться до их прихода. Муса не хотел, чтобы его заметили. Кроме того, он переживал за оставленные в комнате дежурного по боксу вещи: мало ли кому захочется в них покопаться, а там кинжал. Любопытных на базе хватало. Муса выскочил из офицерского корпуса и бегом направился к себе в бокс. Он быстро пересёк залитый солнцем, словно напалмом, плац, миновал медицинский корпус и склад и вошёл в бокс «Н». В комнате, листая комиксы, скучал дежурный.
— Джимми, салют! — бросил Муса.
— Хелло! — дежурный сержант с радостью отвлёкся от осточертевшего чтения.
Он добродушно улыбался, выглядя с горой мускулов, игравших под камуфляжем, словно бойскаут-переросток.
— Ну ты и отрастил патлы с бородой! Полковник ничего не сказал тебе про твой внешний вид? — удивился сержант. — Когда в наряд? Или в морской патруль загремел?
— Не в этот раз. Командование решило, что я им до второго Вьетнама не нужен и могу поваляться несколько дней на пляже. Подстригусь, побреюсь и… Девочки про меня, случайно, не спрашивали?
— Повезло, а мне здесь корпеть и корпеть. Мой отпуск был в июне.
— Не переживай, Джимми, я девчонкам устрою отличный секс-тренинг и обещаю им рассказать, что ты тоже парень ничего и арсенал у тебя в порядке!
— Пошёл ты! Мы их тут и без тебя хорошенько натренировали! — беззлобно огрызнулся сержант, зная, что местные девчонки не могли устоять перед обаянием благородной восточной красоты, физической мощи и пронзительных голубых глаз Караджи. С ним на базе во время дружеских попоек в барах уже давно никто не заключал пари «она уйдёт со мной или с тобой?». Даже сильный ожог на левой стороне лица не был помехой.
— Я остановлюсь, как всегда, в отеле «Панорама» в Ханье. Передай Озкану из второго взвода, что я буду его ждать там.
— Тот турок, что ли?
— Да, пусть зайдёт по возможности. Только проверь, чтобы он свой гранатомёт оставил в казарме! Всех babes мне распугает.
— Ладно, вали отсюда и не расстраивай меня!
Выйдя за КПП, Муса направился вдоль пирса к гражданскому порту суда. Солнце уходило за холмы, бросая на набережную частокол из длинных теней мачт. Вечерний бриз потянул с залива, сдувая дневной жар. Муса мечтал о глотке холодного пива. Вскоре он смешался с толпой и, перейдя небольшую площадь, окружённую белыми невысокими зданиями, окликнул свободного таксиста.
Через двадцать минут Муса был в холле отеля в греческом стиле. Он небрежно бросил на стойку регистрации свой американский паспорт на имя Исмаила Караджи. Муса был уверен, что шеф забронировал ему номер именно на это имя. Так и оказалось.
— Контора работает! — удовлетворённо хмыкнул Муса.
Он поднялся в номер и остался доволен открывшимся видом на море. Слева таяло апельсиновое солнце. На виду оставался лишь самый край его корочки. Минута, и бледное оранжевое золото залило весь горизонт. Зажигались звёзды. Муса спрятал документы и деньги в сейф и уставился на кинжал — он не помещался в неширокое стальное нутро.
«Завтра пойду в банк и положу бебут в ячейку», — решил Муса.
С террасы донёсся плачущий звук бузуки, и он поспешил вниз.
Ранним утром Муса пошёл к морю. В отсутствии у отеля своего пляжа Муса видел плюс. На террасе для купания и загорания, прилепившейся на сваях к почти отвесной скале, чужих не могло быть — только постояльцы отеля, которых он постарался запомнить за ужином. Компанию Мусе составили двое русских туристов и полный грек с не сходящей с лица улыбкой. Вчера он сразу бросился ему в глаза не столько из-за запоминающейся монументальной полноты, сколько потому, что от его столика с симпатичной блондинкой не отходил официант. Грек, а чаще его спутница раз за разом отдавали указания.
«Генеральный менеджер отеля, что ли?» — подумал Муса.
Потом греку принесли газету. Муса ещё удивился, зачем она понадобилась тому за ужином во время отпуска. Но толстяк неожиданно встал и подошёл к телевизору у бара. Передавали какие-то местные новости.
«Ничего особенного, — решил Муса, не заметив значка ни ВВС, ни CNN, а лишь загогулину на кириллице. — Наверное, кто-нибудь по пьянке сорвался на машине с обрыва. А этот просто хочет узнать, не клиент ли его гостиницы угодил в неприятности».
Сейчас грек, осмотрев маску и ласты, проверял линь, прикреплённый к концу гарпуна. Ружьё для подводной охоты и кукан лежали у него под ногами.
«Оптимист!» — ухмыльнулся Муса и полез по лестнице в воду.
Грек подождал, пока Муса отплывёт подальше, спустился, надел снаряжение, зарядил ружьё и поплыл в сторону скал, которые торчали острыми вершинами в двухстах метрах от берега. Муса решил расслабиться и полежать на спине. Он покачивался на ровных, почти незаметных волнах и обдумывал план, который созрел у него в голове вчера за ужином. Он решил с утра купить сим-карту местной телефонной компании, потом сходить в банк и арендовать ячейку, а заодно снять наличными деньги, которые пришли ему на счёт в Хелленик Банк за командировку в Чечню.
«Восемьдесят тысяч долларов Овсепяна плюс мои двести — итого двести восемьдесят! Неплохая компания для „Слышащего сердце“ в сейфе! И на счёте в „Би-Эн-Пи де Пари“ в Марселе почти полмиллиона долларов! Совсем чуть-чуть осталось до лимона, если не пристрелят раньше!»
Эта последняя оговорка тем чаще посещала голову Мусы, чем ближе становилась заветная цифра с шестью нулями. Она отравляла ему приятную математику жизни. Вот и сейчас Муса окинул горизонт, и море почему-то уже не казалось таким нежным и ласковым. Голубое небо отчего-то побледнело, а старый маяк на вершине скалы представлялся явным кандидатом на снос.
«Отличная мишень для корабельной зенитки», — мрачно подумал Муса и погрёб к берегу.
К моменту, когда он вытирался полотенцем, неприятные размышления переросли в смутное предчувствие плохих новостей.
«Почему? — никак не мог понять причину испортившегося настроения Муса. — А может быть, тот грек? Чего он бегал вечером к телевизору с газетой, а потом шушукался со своей спутницей? Нужно обязательно узнать».
С этими мыслями, не заходя в свой номер, Муса сел за стойкой бара. Там суетился, натирая бокалы, бармен в обязательной белой рубашке и чёрных брюках. Он гремел бутылками, расставляя их в холодильнике.
— Привет! Какие новости? — обратился к нему Муса по-английски.
— Для маленького деревенского Крита даже слишком много новостей в течение одной недели! — возбуждённо ответил бармен. — В пятницу на дискотеке в Ираклионе от передозировки умер школьник. Подозревают, что наркотики поставляют албанцы из деревни Виклахорио.
— Это та, что в ущелье Забвения? По-моему, полная ерунда, я не верю в эти россказни! — сказал Муса.
— Да? А туристов на прошлой неделе там обстреляли? Аккуратно так перед самым бампером пустили очередь из автомата!
— Эти-то как туда проскочили? — искренне удивился Муса, так как он хорошо знал, что в ущелье Забвения невозможно попасть, не проехав мимо КПП тренировочного горного лагеря НАТО. А военные строго следят за теми, кто хочет проехать дальше в горы. Мусе была достоверно известна истинная причина такой «заботы» о туристах, а местные в те места носы не совали.
— Не знаю. Известно только, что они вернулись напуганные назад, а у лагеря их ждала военная полиция. Бедолаг отвезли на базу «морских котиков», составили протокол, выписали штраф и через пару часов с пинками отпустили, велев, чтобы больше не катались в «красной зоне».
Это было похоже на правду. Оставалось неясно, почему их пропустили и как марихуана попала на местную дискотеку. Муса строго следил, чтобы его албанская банда не промышляла ни здесь, на Крите, ни вообще на греческих островах. Пляжи и клубы Санторини, Пароса и тысячи других островов были лакомым кусочком для албанцев и манили своими безграничными коммерческими перспективами. Но Муса запретил своим сбывать наркотики здесь, в месте их производства, чтобы не привлекать внимание. Есть проверенный балканский маршрут, есть Генуя, оттуда товар доставляется круизными лайнерами вдоль побережья Франции и Италии — хороших пляжей и клубов там полно, да и клиенты побогаче.
«Что-то пошло не так в моё отсутствие! — по-настоящему встревожился Муса. — Нужно срочно встретиться с Озканом и группой. Но сначала купить новую симку и арендовать ячейку в банке для налички и кинжала».
Муса поднялся в номер, вытащил бебут из-под дивана и открыл сейф. Запустив руку внутрь за деньгами, он обратил внимание на часы. Они показывали половину девятого.
«Слава аллаху, я в Греции и банки здесь открываются рано», — Муса, забыв про завтрак, спустился в фойе.
Пятиминутное ожидание такси и десятиминутная поездка до Ханьи прошли в лёгком беспокойстве, хотя банки только-только открылись. Муса старался контролировать себя, тем не менее он заметил, как его нервировала подчёркнутая вежливость и дотошная профессиональность клерка Хелленик Банка, который желал оказать полный спектр услуг дорогому клиенту. И конечно, никуда по-гречески не торопясь. Siga-siga…
— Договор аренды стандартный, но я бы рекомендовал вам внимательно с ним ознакомиться, — с расстановкой пояснял клерк. — Особенно с положениями о сроке аренды и об ответственности за сохранность вашей собственности…
— А-а-а! — Муса даже застонал.
— Простите, не понял. Вам зачитать текст?
— Не-е-ет, не нужно! Где подписать? — Муса схватил шариковую ручку на пружинке и вытянул её почти на всю длину.
— Подождите. Я сейчас распечатаю документ.
И клерк, нажав кнопку на клавиатуре, наконец поднялся и отправился за перегородку к принтеру.
«Слава Магомету, что не в соседнее здание ушёл!» — с издёвкой думал Муса.
— Извините, — клерк стоял перед ним с распечаткой контракта, — я забыл спросить: вы будете оформлять опись вложения?
— Нет, конечно. Семейные фотографии и архивные документы, ничего особенного или ценного.
— Значит, такой вариант вам не подойдёт. Подождите, сейчас я найду нужный файл.
Клерк уткнулся в экран компьютера, иногда двигая мышью.
— У-у-у-ум! — подавил очередной вздох нетерпения Муса.
Наконец договор был подписан и два ключа (один от комнаты с ячейками, второй — от самой ячейки) были получены. Оставалось снять наличные со счёта. Сумма достаточно крупная, а Муса заранее деньги не заказывал. Но простого объяснения, что он покупает здесь дом, а владелец настаивает на расчёте наличными, оказалось достаточно. Деньги в кассе нашлись.
Закончив с формальностями в банке и купив новый телефон с местным номером, Муса уселся за столиком в кафе на оживлённом променаде, ведущем к старинному венецианскому порту Ханья. Почти успокоившись, он стал думать, как лучше и быстрее собрать всех своих. Звонить с нового номера Озкану или кому бы то ни было из банды и светить новый номер Мусе не хотелось. И тут удача повернулась к нему лицом. Он заметил в толпе прохожих младшего брата одного из своих боевиков. Пацанёнок с тёмными, торчащими во все стороны вихрами явно вышел на охоту за кошельком и неторопливо приближался к кафе. Муса следил за мальчонкой, ловя момент, чтобы встретиться с ним взглядом. Тот, видимо, уже выбрал себе жертву и теперь внимательно оценивал окружающих. Муса ждал, когда и он сам окажется «на радаре» малолетнего карманника.
Муса перехватил сканирующий взгляд пацана и глазами показал ему на пустое кресло напротив себя. Мальчишка по инерции проследил за выбранной жертвой — высоким худым мужчиной в шлёпках на босу ногу и в футболке «Манчестер Юнайтед». На поясе у туриста висела сумка-кошелёк, ставшая мишенью для преступника.
— Кока-колу мне… большую! — усевшись, заявил мальчишка, зачем-то ещё больше разворошив копну своих волос.
— А мороженое будешь? — Муса сделал знак официанту.
Муса не торопился, выжидая, пока пацан уплетал шарик за шариком мороженое, запивая лимонадом. Наконец креманка опустела. Мальчик старательно собрал остатки с краёв и зачерпнул ложкой молоко со дна.
— Извини, обломал тебе охоту, — перешёл к делу Муса. — Мне срочно нужен твой брат, Агон. Пусть сейчас же летит сюда. Скажи, что его ждёт Мерджим.
Глаза мальчишки буквально вцепились в мужчину: это имя он явно слышал много раз.
— Пусть найдёт мне Янычара! Пулей давай! И вот, на тебе, — Муса положил перед мальчиком пятьдесят долларов. — Компенсация.
Мальчик схватил зелёную бумажку и засунул её в карман. Маленький албанец уже был готов рвануть исполнять поручение незнакомца, но тот удержал его за руку.
— Постой! — Муса высыпал горсть монет в детскую ладонь. — Купи мороженое сёстрам. Запомни — я в кафе Remezzo!
Муса знал, что полтинник уйдёт в общак и детям ничего не перепадёт. Мальчик кивнул и нырнул в толпу туристов, расслабленно текущих в старинный порт. Обдумывая дальнейшие действия и то, как поменять план, если его банда окажется причастной к недавним происшествиям, Муса рассматривал необычные здесь, на Крите, яркие разноцветные дома итальянских негоциантов с портиками и балконами.
В Ханье всё напоминало о временах, когда островом владела Венецианская торговая республика: контрастная цветовая палитра, архитектурные детали, кованые вывески табачных киосков и винных магазинчиков, названия ресторанов, узкие боковые улочки, сплетающиеся в средневековый лабиринт и часто заканчивающиеся тупиком или высоченной лестницей к крохотному лоскутку голубого неба. Даже фасады православных церквей сохранили печать былого могущества. О Греции в городе ничего не напоминало, лишь местная речь, да и та заглушалась иностранной многоголосицей.
Муса переводил взгляд от дома к дому, от кафе к винному подвальчику, останавливаясь на какой-нибудь специфической итальянской детали, как бы фиксируя и запоминая свою очередную мысль. Не зная, сколько он просидит в кафе в ожидании, Муса заказал пива. Чуть поодаль, бликуя солнечными зайчиками, плескалось тёплое море.
Глава 6. Мафия меняет курс
Евгений закрыл свой номер и спустился в фойе «Гранд-отеля». Ни Битюга, ни его парней там не было.
«Может, курят?» — подумал Евгений и вышел в дверь, услужливо открытую швейцаром.
Но и на улице Битюга не было.
«Где ж они? Пора бы…» — Евгений вернулся в гостиницу.
Он постоял с минуту, наблюдая, не спустится ли кто по парадной лестнице, заглянул в бар. Там потягивали дорогущий «Гролш» лишь несколько иностранцев. Евгений решил подняться в кафе «Мезонин».
Евгений сразу заметил знакомые плотно сбитые фигуры, которые что-то обсуждали между собой, нависая над столиком.
«Вот они где, мои коренастенькие!» — Евгений поймал себя на мысли, что рад этой встрече.
Бросив на ходу: «Мне капучино, вот туда» и не скрывая своей улыбки, он пошёл к знакомым.
«А ведь у меня в Питере никого не осталось ближе этих парней!» — Евгению пришла неожиданная мысль, пока он шагал от лестницы до столика.
Братва тоже его заметила и с довольными гримасами, шумно сдвигая стулья, поднялась навстречу.
— Заплутал, что ли, в родном городе? — намекнул на небольшое опоздание Битюг. — А мы думали, что «Мезонин» для тебя теперь знаковое место.
— Да нет, он товар на «галёре» по привычке хотел сбросить! — прикололся один из парней.
— Ну и чё-как насчёт наживы во Франции? — поинтересовался Битюг, как всегда двигая нижней челюстью, как утюгом. — Кошельки толстеют?
— Да и вы, я смотрю, не похудели! Крепчаете и крепчаете!
Обнявшись и обменявшись шутками, все сели на свои места. Евгений, улыбаясь, смотрел на пацанов, понимая, что он действительно соскучился по ним.
— Что, вернулся к настоящим делам? — будто влез в голову Евгения Битюг.
За кофе они обсуждали ничего не значащие новости, откладывая главный разговор на потом.
— Когда встреча с продюсером? Это приличный телеканал? — допытывался Евгений.
— Успеется с ним. У нас здесь такое кино начинается, что башку сносит, как снайперская пуля! — намекнул Битюг на что-то серьёзное.
— Проблемы? — Евгений вскинул брови.
— У Эстета и тебя — да, — Битюг встал и, не дожидаясь счёта, кинул банкноту на столик. — Пацаны, вы в паджеро, а мы с ним — в крузере.
«Та-а-ак, начинается, — забеспокоился Евгений. — Хотя зачем я дёргаюсь? Какая разница, с кем встречаться первым? Всё равно рано или поздно эта встреча состоялась бы. Лучше сейчас».
Чёрные с затонированными стёклами джипы выкатили на Невский проспект и повернули направо к Дворцовому мосту. Автомобили переехали на Петроградку и, минуя Каменноостровский проспект, окольными путями через острова пробирались к Приморскому проспекту. Ни Битюг, ни Евгений долго не начинали разговора. Первым нарушил молчание Битюг:
— Не дрейфь раньше времени. Едем в «Лисью нору» к своим, но разговор предстоит трудный. Общество волнуется и не понимает, чем занят Эстет и почему он не возвращается. Хотят узнать, он при делах или нет. И ваще, какие у него планы? Олег Генрихович, конечно, в авторитете, но три года отсутствия многовато… Так они думают. Что скажешь?
— Мне есть что ответить. И, если общество созрело и уполномочено, у меня имеются очень интересные предложения, — спокойно отреагировал Евгений, повернув голову к окну, чтобы рассмотреть «Суперсиву» и, может быть, увидеть свой бывший дом на Яхтенной.
— Как у тебя, Юра, с новыми документами? — поменял тему разговора Евгений.
— Сработало, как ты и говорил. Не без смазки, конечно, но всё получилось. Съездил к матери в Псковскую область, прописался, в районном суде поменял фамилию на её девичью.
— Какую?
— Я теперь Красилин, Юрий Алексеевич Красилин! — не без самодовольства ответил Битюг.
— Погоняло тоже сменил? Погоди, угадаю… Маляр? Или Красава?
— Ну и с-с-сука ты, Женя! Это короны у нас некрепко на бошках сидят, а клички до конца жизни, — усмехнулся Битюг. — Но подколка зачётная!
Крузер резко затормозил в метре от бампера паджеро. Парни вышли и с минуту смотрели на пролетавшие по трассе автомашины. Битюг опустил стекло и приказал одному бойцу сходить и проверить, нет ли у придорожного магазина кого-либо подозрительного.
— А то мы с Евгением запи… пиликали длинную оперу и назад почти не глядели! С приездом, французский турист! Узнаёшь нашу нору? — Битюг повернулся к Жене. — Памятное местечко, да? Как и мастерские в ИТУ-16.
— Только покомфортнее. А здесь накормят? — Евгений вылез из машины и втянул в себя медовый запах сосняка.
— Всё будет по высшему разряду! Ведь кого встречаем? Консильери самого Эстета! — на крыльце стояли одетые, как будто собрались в филармонию, Константин Фёдорович по кличке Шут и Денис Иванович, он же Крематорий. Внешне они, как и их клички, были полными антиподами, хотя оба были выбриты наголо. Константин Фёдорович всегда улыбался, даже когда ругался. Особенно зловеще выглядели в его исполнении угрозы с улыбочкой и нахальными умными глазами. В общем, натуральный клоун. Крематорий был здоров, как медбрат в психушке для буйных. Мощные мускулистые руки были в сплошных наколках. Похоже, что всё его огромное, под два метра, тело было в татуировках, потому что даже горло опоясывала перепутанная колючая проволока. А отсутствующий взгляд холодных серых глаз палача никому радости в жизни не сулил — отсюда такое мрачное погоняло.
«В тот вечер они тоже нарядились! С платочками в кармашках! — вспомнил Евгений, поднимаясь по ступенькам. — Сейчас какой сюрприз меня ждёт?»
— Извини, что без хрустальной рюмки на серебряном подносе, ибо эстетов среди нас не осталось, а шутники ещё найдутся! — продолжал хохмить с подтекстом Крематорий.
— Да ладно тебе пугать дорогого гостя. Посторонись, не загораживай вход. Что мы торчим на улице? Мы же, Женя, такую поляну накрыли — закачаешься! — и Шут, отойдя в сторону, театральным жестом пригласил Евгения в дом.
Стол в гостиной, где Женя впервые увидел Жанну, был накрыт с настоящим размахом. Русские бандиты, как и итальянские мафиози, отлично понимали, что их деловой разговор, как горная река, непредсказуем и может завернуть куда угодно: и на свадьбу, и на похороны. Но и то и другое — отличный повод вкусно покушать и крепко выпить. Поэтому на жратву гангстеры, откуда бы они ни были, никогда не скупятся — нет смысла самим себе портить жизнь.
И Евгений был точно уверен в одном: поест он здесь лучше, чем в любом ресторане, а дальше как повезёт. За обедом все были заняты разносолами и водкой, заполняя паузы между пиратскими тостами рассказами и байками, тем более что их за три года накопилось достаточно. Наконец со стола убрали, оставив только графин с водкой, стопки и чёрную икру.
— Ну-с, поговорим о деле? — начал главный разговор Шут. — Вы там, во Франции, разве не чувствовали, как обчество за вас переживает? Мы прям не ожидали, что Эстет такой толстокожий. Да, Крематорий?
— А как же ностальгия по России? — саркастически поинтересовался Денис Иванович.
Евгений, догадываясь, куда клонят авторитеты, решил перевести разговор с жаргонного на цивильный лад. Он не стал употреблять клички, а обратился подчёркнуто вежливо, по имени-отчеству.
— Константин Фёдорович, Денис Иванович… (После паузы.) Юра, три года не срок, чтобы заскучать. Дело новое. Заграница как минное поле… И письмо вам не напишешь со всеми подробностями. Если проблема только в отсутствии информации, то я здесь для того, чтобы дать вам полный отчёт. Ведь доверие между нами осталось, так? Три года. И не такие сроки мотали раздельно, наверное!
Евгений наклонился к кожаному портфелю и достал из него пачку документов.
— Прямо как тома уголовного дела! — пошутил Крематорий.
— Осталось приговор заслушать! — вторил ему Шут.
— Не всё так мрачно. Вот смотрите, — Евгений эффектно, веером, словно колоду карт, разбросал бумаги на столе. — Здесь выписка из банка в Люксембурге. Счёт номерной, секретный. Кредитные карты, тоже номерные, лежат там же в ячейке. Ваши ключи, — Евгений аккуратно пододвинул их ближе к авторитетам.
Люстра удачно блеснула своим хрусталём в жёлтом металле.
— Чё, неужели золотые? — удивился Крематорий.
— Эстет, сука, во всём эстет! Знает, как подъехать! — вполне дружелюбно прокомментировал Шут.
— Оригинальные банковские, — Евгений раскрыл ладонь. — Запасные из никеля я себе оставлю как консильери.
— Ты, Женечка, что-то про банковскую выписку говорил, — Шут ловко выдернул из кучи бумаг нужную. — Сколько-сколько здесь?! Крематорий, посмотри! У меня от волнения аж очки запотели!
— Всю братву тамбовскую можно уложить в мавзолей из уральского малахита рядом с Лениным! Казанских рядком — вдоль Кремлёвской стены. А уралмашевцев поставить навечно в почётный караул! — присвистнул Крематорий, закончив водить пальцем по бесконечным нулям после первой, но тоже красивой цифры.
— Работает схема так… — Евгений положил левую руку на толстый устав с учредительным договором: — … имеет несколько участников, в том числе и вас в лице траста, — рука Евгения перешла на другую стопку. — Ежеквартально фонд автоматом перечисляет десять процентов трасту, а тот транзитом в банк на ваши номерные счета. На них суммарно где-то десятка. Это наш вклад на нужды общества. Хоть завтра летите, снимайте нал и гуляйте в Монако. Дополнительные пятнадцать процентов зарезервированы за трастом на отдельном счёте фонда.
— А там сколько?! — дёрнул кадыком Крематорий.
— Восемнадцать лямов в долларах, — буднично ответил Евгений. — Вот о них и будет наш разговор. Денис Иванович, Константин Фёдорович, прошу ещё раз посмотреть все документы и убедиться в их подлинности. Адрес банка или мой французский телефон нужно запомнить наизусть. Количество денег запоминать не надо, через месяц будет другая сумма. Документы я назад не повезу, а сожгу при вас в камине.
— Итого почти под тридцатник с шестью нулями. Неплохо вы с Эстетом наварили, ой неплохо! — произнёс Шут. — Ну и какой будет план, кроме того что всё сжечь прямо здесь?
— Ни рюмочки тебе запотевшей, ни икорочки, а щелястый вагончик из сырой досочки… Где спасибо от уважаемого общества? А, господа хорошие? — Евгений, не улыбаясь, смотрел Крематорию прямо в глаза.
Именно он в случае необходимости был бы исполнителем.
— Ты прости нас, Евгений! Просто числа такие огромные, а нулей столько, что в наших головах не помещаются. Вот последние мозги из ушей и вывалились! Да за такое дело! Да за наш воровской фарт и вашу с Эстетом честность! — Шут уже разливал водку по рюмкам.
Шута Олег Генрихович приблизил к себе за изворотливый ум и умение выстраивать замысловатые комбинации, которым не могли помешать ни расстояния, ни высокие заборы, ни колючая проволока, ни пропускной режим. Вот и сейчас от Шута потребуется напрячь свои мозги. Крематорий будет прикрывать всю комбинацию, точнее её участников. Вопрос — как?
По задумке Эстета и Евгения, тот момент, когда Россия объявила дефолт по государственным облигациям и рубль рухнул ниже некуда, был идеальным для захода в легальный сектор экономики. Не для всех, конечно, а для тех, у кого была твёрдая валюта. Эстет считал, что сто с небольшим миллионов долларов — достаточный стартовый капитал, чтобы завязать с криминальными делами и обелиться.
Вся необходимая инфраструктура: фонды, трасты, компании в офшорах и счета в уважаемых западных банках (ведь это так похоже на то, как работает глобальный бизнес) — была готова и проверена в действии. А если чего-то в структуре не хватало, то создать новый элемент (траст — компания — банковский счёт) можно за несколько дней.
Главное — правильно определиться с объектами для инвестиций. По мнению Эстета (Евгений с ним был согласен), не нужно жадничать и лезть в слишком большие дела. Он полагал, что эта слабость государства временная, и если перейти дорожку дядям в погонах, можно впоследствии огрести по полной.
— Таким образом, Константин Фёдорович и Денис Иванович, никакой нефти, никакого газа! И близко не подходите. Даже если чёрный фонтан забьёт прямо в Крестах и начальник предложит вам скважину приватизировать за долю малую, откажитесь за неимением денег. Он подумает, что вы дураки, и отстанет.
— А как же моя мечта о бензоколонке на старости? Машинки дорогие, феррари или астон мартины, подъезжают, заправляются. Мерсы и «бомбы» — тоже добро пожаловать! Денежка в кассу течёт. А рядом я сижу в мягком кресле и курю гавану!
— Крематорий, ты сейчас сценарий своих похорон, что ли, пишешь? Какая сигара на заправке?! — раздражённо бросил Шут. — Давай серьёзно поговорим. Дела такие предстоят, а ты тут со своими воровскими понтами. Заканчивай травить, времена другие! Что нужно сделать?
— Работы будет много, — продолжил излагать план Евгений. — Но действовать надо аккуратно — так, чтобы вас в проектах не было видно. Всё должно быть чисто и легально. Пришёл западный инвестор. Хочет вложиться в петербургскую экономику. Что имеется у вас прикупить, господин мэр? Ах, у вас выборы на носу? А у нас как раз есть киностудия. Она и ролик про вас снимет, и эфирное время купит. Какие телеканалы нужны? Только местные? А может, хотя бы один федеральный? Пусть страна знает, какие люди у нас в Питере есть!
— Ладно, Женя, хватит хохмить! Крематорий понял свою ошибку! — Шут поднял обе руки вверх. — Так ведь, Денис Иванович?
— А чё? Хрен с ней, с нефтью! Но лес или пиломатериалы-то гнать за бугор можно же? Тут у нас тоже вся инфраструктура-тура с просеками готова! — не успокаивался Крематорий.
— Соскучился по лесосеке? Допи… ликаешься на скрипке, и хозяин выделит тебе личную делянку, но будет очень холодно, а рваный ватник и мокрые варежки греть не будут. Так что давайте выпьем за завершение данного этапа… в нашей жизни! — Шут разлил водку.
Битюг весь разговор молчал, наблюдая по заданию Эстета за намёками, которые могли проскользнуть в словах авторитетов и которых Евгений мог не понять. Но разговор явно свернул с опасной дорожки, которая могла привести к серьёзной разборке насчёт общака, к воровской сходке и даже войне. Поэтому он решился задать вопрос про лес, заодно морально поддержав Крематория (слишком уж, показалось, его забили в разговоре).
— Нет, всё-таки непонятно: почему нельзя? — подал голос Битюг. — Ведь по закону же можно приватизировать леспромхозы и арендовать лес. А там всё наша братва кругом…
— Ну, во-первых, на тех делянках столько банд перемешано, что задолбаешься интересы разводить от Карелии до Сибири, — примирительно, спокойным, ровным голосом начал объяснять хитрец-дипломат Шут, поворачиваясь то к Битюгу, то к Крематорию и посматривая, словно ища поддержки, на Евгения. — Во-вторых, история государства российского, особенно современного, так затейливо переплетена с историей, аккуратно назовём это, казацкой вольницы, что сразу и не поймёшь, где свои, а где… опять чужие.
— Ну ты вещаешь прямо как Олег Генрихович о криминальном происхождении мировой аристократии и власти! А попроще для нас, простых бойцов, можно? — перебил Шута Битюг.
Евгений знал эту теорию, которую ему вполне доходчиво изложил Эстет за коньяком у камина и которая, при прочтении архивных документов под определённым углом, вполне укладывалась в историческую картину.
«Уж Англия точно насквозь пиратская структура!» — соглашался он с Эстетом.
Но тот шёл ещё дальше, развивая тему крестовых походов, казачьих территориальных захватов и связывая их с государственной властью. Особенно нетривиально Эстет интерпретировал природу советской власти, но интересно было послушать и Шута. Похоже, что именно он был первым и основным собеседником Эстета.
— Попроще, говоришь? — усмехнулся Шут. — Физику, конечно, не помнишь — что одноимённые заряды отталкиваются? Вы не обижайтесь на бойцов — без вас с Крематорием мы не жильцы на этом свете. Никто из нас не забывает, что первая пуля ваша.
Шут демонстративно налил водки сначала Битюгу, а потом Крематорию и намазал для них бутерброды с икрой.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.