Бесплатный фрагмент - Слушаем добрые сказки

Слушаем добрые сказки

Мой дорогой маленький друг.

Сегодня, да и не только сегодня, но и в любой день, когда тебе этого захочется, ты можешь послушать сказку, рассказанную Хозяйке одной из московских квартир Домовым. Да-да, самым настоящим Домовым по имени Евдоким. О нем и о его Хозяйке можно прочитать в других книгах — «Сезонные сказки» и «Однажды в лесу или Колесо Фортуны». На первый взгляд может показаться, что Домовой ворчливый и строгий, но на самом деле он очень добрый, хотя и старается не показывать это, немного озорной, но самое главное — он знает великое множество разных сказок легенд и историй. И рассказывает их всем, кому это интересно. Итак, слушай…

Сказка о новогодней ёлочке и злом пауке

Елочка стояла в углу комнаты. Дед срубил её и принёс из лесу. Поставил в ведро с песком, прикрепил веревками к стене, чтобы не упала, и полил водой. А Бабка украсила игрушками из большой коробки, которая хранилась на чердаке и пылилась там целый год. Это были старые-престарые игрушки, местами потертые, потрескавшиеся от времени: шарики, сосульки, ватные фигурки зверушек и детишек, самоделки из шишек, орехов и высушенных сухофруктов. Повесила немного мишуры да и нехитрую гирлянду с цветными лампочками.

Ёлочка вздохнула, вспомнив, как ещё недавно она мёрзла в глухом лесу в глубоком снегу среди таких же ёлок, деревьев и кустов. Ещё раз вздохнула, представив, как они там стоят на морозе и ветру: «Бррр!» И зябко поёжилась. Огляделась, покрутила макушкой, звякнула шариками и подумала: «Ах, как мне повезло! Как же здесь уютно и тепло!»

Из разговора Бабки и Деда она поняла, что её принесли не просто так, что скоро большой праздник и она будет главной в доме, что без неё ну никак не обойтись. Приедут дети, внуки. Соберется большая компания, правда она не понимала значение этого слова. Но ей было очень приятно и радостно, что именно ей уделяют столько внимания. Столько возни вокруг неё. И ей это очень нравилось. А внизу, под нижними ветками, за ведром, спрятали коробки и пакеты — подарками назвали. И ёлочка загордилась, зазвездилась. Бабка сказала: «Пусть пока тут полежат, пока Новый год не наступит». Якобы эти подарки Дед Мороз принёс и под ёлочку спрятал.

В общем, она самая главная в доме и на будущем празднике. В воздухе витал сладкий дух предвкушения чего-то радостного и приятного.

Яркая Луна сияла на небе и, заглянув в окно, осветила Елочку. Стеклянные игрушки заблестели, лампочки заморгали. Лунная дорожка пробежала по полу и стало видно стену напротив.

И тут в тёмном углу что-то зашевелилось, кто-то зло сверкнул глазами. Свечка — пузатая, вся оплывшая, парафиновая, воткнутая в железную банку, стояла на подоконнике. Она подняла глаза на елочку и отвернулась. Ёлочка посмотрела в ту сторону, откуда раздался непонятный шорох, блеснула отраженным светом стеклянного шарика.

Из пыльного угла выполз огромный паук, черный, мохнатый, на тонких когтистых лапах. Вид у него был премерзкий, отвратительный и страшный.

— Ну что, — зло прошипел он, — стоишь?

— Стою! — радостно произнесла елочка. — Здравствуйте, — вежливо поздоровалась она. — А вы кто?

— Ну привет. Глупая какая! Ты разве не знаешь, кто я? — удивился Паук.

Он думал, что все знают его в лицо и, конечно же, должны дрожать при его появлении. Паук мнил себя сильным и страшным, считал, что никто не сможет с ним справиться, одолеть его. Ведь у него восемь ног и на каждой ноге острый коготь. Стоит ему махнуть ногой, и все попадают от ужаса. А ещё у него есть страшное, секретное оружие — липкая паутина, — которым он мастерски владел. Выпускал тонкую липкую нить и оплетал ею всё вокруг. Заденешь эту паутину и всё — пропал. Начнешь трепыхаться — ещё больше прилипнешь. Вот уж оружие, так оружие, спасения от него уж точно нет. Так считал Паук.

— Праздника ждёшь? — всё ближе и ближе подбираясь к Ёлочке, проговорило чудовище.

— Жду! — весело заговорила она, — жду! Говорят, что меня и принесли для праздника.

— Ну-ну! А чего ты так радуешься?

— Как чего? Ведь это чудесный праздник, так Бабка сказала. И я ей верю, — Ёлочка махнула веткой. — Приедут гости, все будут веселиться. Вон как старики суетятся, готовятся.

— А что потом? Знаешь, что будет потом?

Свечка, прислушавшаяся к разговору, с сожалением посмотрела на Ёлочку. Она уже поняла, к чему клонит этот противный и отвратительный Паук. Ведь она была старой свечой, пожившей и мудрой. И эта Ёлочка не первая в этом доме. Дед всегда под Новый год приносит их из лесу, а Бабка украшает. Ведь елка — это символ Нового года.

— А что будет потом? — наивно спросила Ёлочка, ничего не понимая.

— А потом будет конец!

— Конец? Что такое конец?

— Глупая какая. Молодая ещё, — оскалился он. — Дед срубил тебя в лесу и притащил сюда. Обрубил твои корни, — начал жестко объяснять Паук непонятливой Ёлке, — но он сжалился над тобой: поставил в ведро с песком и даже водички налил, чтобы не сразу умерла, помучилась немного. Добренький какой, — противно засмеялся он. — И осталось жить тебе недолго. Кончится праздник — конец веселью. Все гости разъедутся. Дом наконец-то опустеет. Останутся только старики. Ты засохнешь и умрешь, — злорадно описывал дальнейшую судьбу Ёлки Паук. — Тебя распилят и сожгут в печке.

— Ах! — взмахнула Ёлка ветками от испуга, вообразив, как её будут пилить на кусочки, и посмотрела на печь. Та стояла холодная, накануне старики уехали в город за продуктами. И представила, как её распиленную засунут в пасть печки. — Ох!!! — опять в ужасе воскликнула она и замахала ветками. Игрушки закачались, зазвенели, шишки посыпались на пол и покатились в разные стороны.

— Как же я хочу испортить праздник этим противным людишкам, — зашипел Паук, всё ближе и ближе подползая к Ёлочке. — Как же я не люблю шум, детский смех и веселье.

— Как испортить праздник? Зачем? — зашептала Ёлочка, — в ужасе наблюдая за приближающимся Пауком. — Не надо, — затряслась она, уже и не зная, из-за чего больше переживать: из-за испорченного праздника или из-за своей горькой судьбы.

— Вот оплету тебя своей паутиной, и ты умрешь ещё до праздника, — засмеялся он и широко расставил лапы.

И тут Свеча не выдержала.

— Ты что, вражина, удумал? Ты что, хочешь нас праздника лишить? — громко закричала она. — Праздник — это здорово, весело и радостно. И меня зажгут. Я тоже буду красивой — яркой и жаркой. Нечего здесь командовать! И не тебе его портить! — и она выпрямилась, вытянулась вся, попыталась вылезти из железной банки. Но это было невозможно, расплавленный парафин намертво приклеил её к стенкам.

— Ха! — скривился он! — И кто мне здесь помешает? Ты что ли, свеча недогорелая? Ну, кто мне здесь противостоит? Я самый сильный. Я самый могучий! Ну, кто на меня? — и он выпятил мохнатую грудь и стукнул себя лапой. Весь растопырился, ощерился, когтями стал царапать пол, оставляя следы. Стал еще противнее и страшнее.

И тут открылась входная дверь. Бабка с Дедом вернулись из города с покупками.

Клубами пара вихрем ворвался морозный воздух. Поднялся сквозняк и сдул противного злого паука. От неожиданности тот не удержался: его закружило, завертело, сквозняк поднял его в воздух, он закувыркался, и восемь когтистых лап не помогли ему хотя бы за что-нибудь зацепиться. Он взлетел. Плюхнувшись на пол, Паук наконец-то встал на ноги, погрозил кулаком и крикнул: «Ничего-ничего, я ещё вернусь!»

Щелкнул выключатель и в комнате стало светло и уютно. Часы-ходики на стене мерно тикали, отсчитывая время. Тут кукушка высунула голову из отверстия над циферблатом и прокукукала восемь раз.

— Что-то мы с тобой в городе закопались, — сказал Дед, посмотрев на часы, — очереди такие огромные в магазинах, я больше туда ни ногой.

— А есть что будешь? — заворчала Бабка.

— А что, нам есть нечего? — удивился Дед. Почесал плешивую макушку и, посмотрев на дальний угол комнаты, увидел огромную паутину — большую, развесистую, пыльную, с прилипшими мухами и комарами. — Бабка, что-то у нас грязно и пыльно в избе. Вон какую паутину сплёл паук, — и он махнул рукой, показывая ей на угол. — Скоро праздник, недолго осталось, а ты избу не прибрала.

Бабка рассердилась на Деда: «Видали? Ты ещё мне указывать будешь! Ты первый увидел — тебе и флаг в руки. Швабра в углу».

Дед опять почесал лысину и покорно пошёл за шваброй. Влез на табуретку, зацепил паутину щеткой, покрутил, и паутина липким комком осталась на швабре. Вот и нет паучьего дома.

Ёлочка радостно вздохнула, игрушки звякнули. Старая свечка повернулась посмотреть, как там в углу. А паук, рассвирепев от такой наглости, погрозил кулаком и затаил обиду. Он решил отомстить.

Его, такого сильного и страшного, дома лишили. Он забился в щель в полу и стал ждать счастливого случая. Решил не сдаваться: «Я всё равно испорчу вам всем праздник!» — прошипел он из щели.

Ночью, когда все спали, только жёлтая круглая полная луна висела высоко на черном небе и ярко светила. Заснеженные деревья тихо стояли, боясь пошевелиться. Мороз крепчал и было очень холодно.

Ёлочка дремала в своём ведре. Вдруг что-то стукнулось в окно. Что-то ударилось. Ёлочка встрепенулась, вытянула макушку: «Что бы это могло быть?» — спросонья подумала она. Пригляделась и ей показалось, что это что-то живое. И она затрясла ветками. Игрушки закачались и зазвенели.

Проснувшийся Дед сонным голосом с печки проскрипел: «Бабка, что-то ударилось в окно! Слыхала?»

Бабка повернулась на другой бок.

— Да проснись же ты, старая. Иди посмотри, что там. Может, дед Мороз нам подарки привез, — пошутил он.

Бабка нехотя поднялась с постели, зажгла свечу, а та обрадовалась, затрещала, засветилась, уж очень ей нравилось, когда её зажигали. Бабка подняла её повыше, чтобы получше разглядеть, что же это всё-таки такое там лежит за окном.

— Ах! — громко вскрикнула она. — Дед, там птица лежит!

— Мертвая?

— Почем я знаю? Отсюда не видать, — недовольно ответила Бабка.

— Ну так сходи, посмотри. Если мертвая, то это плохая примета — к несчастью, — недовольно пробурчал он и натянул одеяло до подбородка.

Бабка накинула тёплый пуховый платок, сунула ноги в валенки, открыла дверь и шагнула за порог.

«Холодно-то как. Мороз нынче сердится, — подумала она и, подойдя к окну, увидела птичку, лежащую на подоконнике всю в снегу. Взяла её в руки, смахнула налипший снег: — Живая! Слава Богу! Сознание только потеряла! Бедная! Замёрзла!» — прижала к себе и быстро зашагала домой.

В теплой избе обернула птичку шерстяным шарфом и положила на стол.

— Слезай, Дед! Смотри, кто к нам прилетел. Снегирь!

Дед сполз с печки, подошел к столу: «Ну что ж, это хороший знак, раз живая. Пусть у нас пока поживёт, отогреется».

Птичка прижилась! Очухалась. Приободрилась. Сидела в клетке, которую смастерил Дед. Накормлена, напоена. Но ей было тоскливо. Она смотрела в окно, ей так хотелось на волю, к своим собратьям. Ведь скоро праздник, скоро Новый год и они тоже его встречают дружной семьёй.

Паук выполз из щели и потирая лапы, прошипел: «Ну что, попалась? Так тебе и надо!»

Птичка с интересом посмотрела на него сквозь прутья.

— Попалась. Но меня обещали выпустить.

— Ха! — противно гаркнул он. — Как же, отпустят! Обещанного три года ждут. Ты что, этих людишек не знаешь? Я здесь самый умный и всезнающий. — И он стал тихо подкрадываться к клетке.

Ёлочка подала голос: «Это почему ты самый умный?»

— Я самый сильный, значит, и самый умный, — зыркнул он на ёлку, — а ты лучше молчи и не встревай в разговор. Я всё равно испорчу вам всем праздник.

Птичка в клетке покосилась на него глазом.

— И как же ты это сделаешь? — спросила толстая парафиновая свеча в банке.

— Оплету вас всех своей липкой паутиной. Никто со мной не справится. Ты, Ёлка — в ведре, ты, Свечка — в банке. А ты, птица — в клетке, — и он опять противно засмеялся, держась за мохнатый живот.

Птичка спрыгнула с жердочки и подскочила к дверке: «Ну-ка повтори! Что-то я плохо тебя расслышала. Подойди поближе!»

Ничего не подозревающий Паук, возомнивший себя бог знает кем — самым умным, самым главным, самым смелым, — слишком близко подполз к клетке, птичка просунула голову между прутьев и клюнула Паука. Он даже ойкнуть не успел.

«Вот и нет вредителя. А форсу-то было», — подумала толстая Свеча, но ничего не сказала и отвернулась к окну.

— А гонору- то, — взмахнула Ёлочка ветками. — Вот и нет агрессора.

А про себя подумала: «Как замечательно, что скоро праздник и никто не сможет его испортить. Даже этот мерзкий Паук не смог!»

Дед и Бабка и вся их многочисленная семья весело встретили Новый год. Было шумно, гуляли всю ночь напролет. Зажигали старую свечу в железной банке. Она от счастья ещё больше оплыла, растолстела. Елочка вся светилась цветной гирляндой. Поблескивала старенькими потертыми стеклянными игрушками. Ходики на стене стрелками весело крутились по циферблату. Каждый час кукушка выглядывала из своего окошка и кукукала — отсчитывала время. Как же было здорово, шумно и весело. Птичку выпустили на волю, и она счастливая улетела в лес к своим сородичам.

— Какое счастье, что есть такой веселый и волшебный праздник! И я на этом празднике самая главная, — думала Ёлка, радостно моргая лампочками и вздрагивая ветками.

Но праздники закончились. Бабка сняла игрушки с Ёлочки и разложила их в старой коробке и убрала на чердак пылиться до следующего года.

И вдруг Ёлочка вспомнила неприятные слова противного Паука: «Кончится праздник. Ты засохнешь и умрешь. Тебя распилят и сожгут в печи!»

Ей сделалось так грустно и неприятно, ей так не хотелось умирать, что она заплакала.

Дед подошел к Ёлочке, наклонился, чтоб подтащить к себе ведро, в котором она стояла, снял веревки, которыми она была привязана к стене, укололся иголками и что-то мокрое потекло по его щеке. Проведя рукой, он понял, что это елочка «плачет»: с кончиков иголочек стекают капельки влаги.

— Бабка, смотри, чудо какое! — воскликнул он. — Наша елка растёт. Смотри, на кончиках веток появились ростки.

— Как растёт? — удивилась Бабка. — Ты часом не объелся грибов. Глюки у тебя что ли? У неё же нет корней.

— Теперь, видать, есть! — с гордостью сказал Дед. — Молодец какая! Живучая оказалась. Весной пересадим её перед домом.

— Правильно, Дед! И нарядим опять на Новый год…

Сказка про зайчонка, который ждал маму

Эта трогательная история случилась в середине зимы. Снегу в лесу в тот год навалило видимо-невидимо. Деревья закутались в белоснежные пушистые покрывала и тихо дремали. Было очень холодно, так холодно, что ветки трещали и отламывались, а теплое дыхание превращалось в сосульку. Все звери и птицы затаились, попрятались по норам, дуплам, гнёздам — по своим домам. В лесу зимой без дома ну никак нельзя. Пропадёшь. Замёрзнешь.

Крошечный зайчонок, маленький, пушистый комочек, только недавно родившийся, сидел под кустом. Он дрожал, как осиновый лист, то ли от холода, то ли от страха. Скорей всего от страха. Голову он втянул в плечи, и видны были только длинные уши, испуганные черные глаза-бусинки, да подрагивание куста, засыпанного снегом, под которым он сидел.

Как он здесь оказался, зайчонок не помнил. Помнил только, как с большим трудом вылез из теплой норки. У него от рождения были больные задние ножки. Но мама ушла и так долго не возвращалась, что зайчонок истомился, устал ждать и решил отправиться на её поиски. Но куда там, одна ножка плохо слушалась, не гнулась, а другая причиняла боль при малейшем движении. Но сидеть и ждать он тоже устал. Вот и вылез из норки. Провалился в снег, съехал с горки, и как он здесь оказался под этим кустом, он уже и не помнил.

На нём была белая мягкая шубка, да и она уже не спасала его от Мороза, который всё злился и злился, всё крепчал. И противная Вьюга ему в этом помогала, так и сыпала мелкими колючими льдинками. Злой Ветер сердился и норовил выдуть последние остатки тепла из шубки зайчонка.

Вдруг высоко на дереве хрустнула ветка. Зайчонок прижал свои длинные уши, весь сжался, втянул ещё сильнее голову в плечи, зарылся в снег, думая, что его не видно.

— Каррр, — подала голос ворона. — Ты чего тут сидишь, мерррзнешь?

— Маму жду, — пролепетал зайчонок, боясь поднять голову.

— Где твой дом? — ещё громче каркнула она.

— Я не знаю, — ещё тише прошептал он.

— Без дома нельзя! Без дома — непорррядок. У каждого должен быть свой дом, — рассудительно каркала она. — Где твоя мама? Почему ты один? Одному в глухом лесу быть очень плохо, да ещё зимой. Это скверррно, — раскаркалась она. — А ты покричи, погромче покричи, может, мама тебя и услышит, и может даже откликнется, — позлорадствовала она, зная, что в лесу кричать нельзя. На крик может прибежать не только мама, но и лиса, а ещё того хуже — волк. Ой беда-беда будет.

— Я не могу. Я боюсь, — ещё тише ответил зайчонок.

— Что же с тобой делать? — громко каркнула она, а про себя подумала: «Надо лисе рассказать о находке».

И сорвавшись с ветки, ещё раз посмотрела на него сверху, запоминая место, где сидит зайчонок, и полетела искать лису.

Вдруг рядом с ним что-то зашевелилось, заворочалось и из маленького снежного холмика высунулась острая мордочка. Принюхалась, посмотрела на зайчонка сонными глазами и спросила: «Ты кто такой и что тут делаешь около моего дома?»

— Я не знаю!

— Что значит не знаешь? Как ты здесь очутился, и кто ты такой? — недовольно спросил зверёк. — Не ветром же тебя сюда занесло?

— Нет, — пролепетал зайчонок, — я сам пришел, но не помню, как.

Барсук, а это действительно был барсук — зверёк в полосатой теплой густой шубке и с длинным хвостом — недовольно потянулся, размял суставы после долгого сна, и подумал: «Ну вот, свалилось на меня это „чудо“. Кто он такой, и что с ним делать? Такой сон перебил! Не дал досмотреть». И он опять потянулся и хрустнул суставами.

Пригляделся повнимательней к маленькому зайчонку и вдруг понял, что это сынок его знакомой зайчихи. Но как он здесь оказался, ведь он хворый от рождения.

— И зачем ты вышел из дома? — удивился барсук.

— Я маму потерял, — ответил зайчонок и заплакал. А про себя подумал: «Почему я не послушался маму? Зачем вышел из дома?» — и слёзы градом полились у него из глаз.

Посмотрев на испуганного и растерянного зайчонка, Барсук вдруг растрогался, сжалился, он склонился над ним и сказал: «Ладно, не реви. Пойдем ко мне в нору. Посидишь, согреешься, чайку попьешь. А я поищу твою маму. Не могла же она тебя бросить?» — и погладил его по голове.

— Как бросить? — всхлипнул зайчонок и вдруг представил, что больше никогда не увидит свою мать. — Я хочу к маме, — громко заревел он.

— Ладно-ладно, не реви, — барсук вытер ему слёзы и, тяжело вздохнув, сказал: «Пойду поищу твою маму». А про себя опять подумал: «Ну на кой черт он свалился на мою голову?»

Нет, барсук в душе был добрым и отзывчивым, но сейчас, зимой, когда у него спячка, а его разбудили, растревожили, ему так не хотелось вылезать из теплой постели в холод, в мороз, тащиться по глубокому снегу и помогать этому несмышленышу. «Ну вот мне это надо?» — думал про себя барсук, но всё же отправился на поиски зайчихи.

А зайчиха тем временем искала белого филина. Он жил в дупле старого дуба где-то в глуши. И ей обязательно надо было с ним встретиться. Только он мог помочь ей в её беде и вылечить её сыночка — хворого зайчонка. Обратиться к нему ей посоветовал старый дятел. Все звери его называли «лесной доктор» и при необходимости обращались к нему за советом и помощью.

— Только мудрый белый филин тебе поможет, — сказал он ей, когда осматривал ножки зайчика. — У сыночка твоего ревматизм, больные суставы, очень опасное заболевание. Если не лечить, останется на всю жизнь хромым. Здесь я бессилен. Слышал я, что белый филин знает такое растение, что пожуёшь его, и любую хворь, как рукой снимет, — наставлял он её. — Иди в глушь, найди старый дуб. Вот там в дупле и живет мудрый белый филин. Только он тебе поможет! Найди его.

Вот зайчиха и отправилась на поиски филина.

А тем временем ворона летела между деревьев и зорким глазом высматривала рыжую лису. Очень ей хотелось ей угодить, выслужиться перед ней. Рассказать про зайчонка. Он ведь хворый, один в лесу. Он всё равно погибнет, что же добру-то пропадать.

«Что-то нигде не видно её. Спряталась что ли? — думала злая ворона, — наверное, не голодная! Сидит себе в теплой норе».

Как в воду глядела. Хитрая лиса со своими лисятами действительно крепко спала в норе и ничего не слышала. Накануне удачно поохотилась: залезла в курятник в ближайшей деревне и утащила курицу.

И тут ворона увидела серого волка. Это был старый, облезлый волк. Волчиха, когда волчата выросли, от него ушла, бросила его за злобный характер, за нерасторопность и неумение охотиться. И он остался сам по себе, никому ненужный, одинокий и злой.

Волк не спеша брел по снегу и принюхивался. Но вдруг поднял голову, насторожился, увидев ворону, и облизнулся. Он был очень голоден. С утра маковой росинки не было во рту.

— Что, сверху не видать добычи? — спросил он, зыркнув на неё.

— Какой добычи? — каркнула та. А про себя подумала: «Так я тебе и сказала. С тобой надо держать ухо востро, а то ты меня своей добычей сделаешь».

— Может, зайца какого, или барсука?

— Нет! Не видала, — и она сорвалась с ветки и полетела дальше. Больно надо с ним разговаривать.

И тут старый волк почуял запах: «Кажется, это барсук. Добыча идет ко мне сама, — и он облизнулся в предвкушении — может, всё-таки повезёт с обедом», — размечтался он.