Бесплатный фрагмент - Случайные истории

Мороженое забыл

Это была среда, и его даже согласились подменить на работе. Все-таки такой день! Лена нарядила Зиночку, и они втроем отправились в парк Горького, там проходила чудесная выставка. Он даже запомнил название «Небесный карнавал». Зиночке оно очень понравилось, она все тянула его подняться в воздух на воздушном шаре. Ну как он мог отказать дочке, тем более в ее шестой день рождения!

Но работник парка сказал тогда, что шар не исправен — «корзину надо чинить». Зинка, умница, не расстроилась, а попросила мороженое. «Какой чудесный у нас ребенок!» — подумал он тогда, обнимая жену. Лена тоже была счастлива, он понимал это по ее улыбке, взгляду, не отрешенному, как обычно, а довольному и расслабленному.

«Какой замечательный день!» — думал он.

— Пап, а мороженое? — услышал он голос Зиночки и посмотрел на нее. Красное в белый горошек платьице, симпатичные туфельки и обязательные банты — ну вылитый ангел! Ну как не купить такому мороженое.

— Ой, какие картинки красивые! — девочка отвлеклась на выставку картин.

Они подошли вместе к вернисажу. Море, горы, леса, счастливые люди на пейзажах и портретах. И они тоже счастливы — он, Лена, Зинка. Солнце заливает парк, ветер ласкает кроны деревьев, играет с платьем жены, все вокруг довольные, отдыхают — благодать!..

— Пап, я про мороженое помню, а ты? — дочка смотрит на картины, но про важное не забывает.

Он смотрит на жену. Она улыбается, целует его.

— Иди сходи за мороженым, а я с ней постою.

— Я тебя люблю, — затем оборачивается к дочке, — будет тебе мороженое, Зинка! Жди, я мигом!

Отходит от них, и направляется через центральную площадь парка к киоску.

Он все это помнит. И хорошо.

Специально сейчас представляет все в ярких красках. Пытается уцепиться за каждый момент, каждую деталь того счастливого дня.

«Среда, двадцать третье апреля, солнце слепит глаза, когда смотрю на картины».

Хорошо, что он помнит. Иначе бы не пережил то, что сейчас с ним происходит.

Медсестры в масках вроде бы пытаются содрать с него спецовку. Или снимают ее аккуратно? Он старается не чувствовать это. Старается не смотреть на свое тело. Старается не вдыхать собственный запах. Отказаться от всех чувств. Мозг просто не в состоянии принять это.

Просто наблюдать за днем рождения Зины, стоящим перед глазами.

Кажется, медики обрабатывают его кожу. Тело вроде бы дрожит. Но это может быть все обманчиво. Главное смотреть сейчас, как Лена и дочка смотрят на небесный карнавал. И не чувствовать окружающий мир. Его мир там, в парке.

Голоса вокруг что-то шепчут… или кричат. Кто-то спрашивает про имя, кто-то бегает. Может даже пытается обработать его искалеченное тело. Главное не смотреть на него. Не чувствовать.

В голову пришла страшная мысль — он не может вспомнить купил тогда мороженое или нет? Подарил его Зиночке или нет? Счастлива она была?

Его снова о чем-то спрашивают. Потом люди в белом переговариваются над его телом. И произносится слово «Ликвидатор». Ему вдруг становится нестерпимо страшно, жутко. То ли крик, то ли шепот.

Он все еще в парке. Идет к киоску…

****

— Рита, смотри, он пытается что-то сказать.

— Что, родной? Что? Говори!

Треснувшие окровавленные губы медленно раскрываются.

— Мороженое забыл.

— Рита, что это значит? — спрашивает вторая медсестра.

— Мороженое забыл! Мороженое! Мороженое!

Пациент начинает дергаться, вырывается, орет.

— Тьфу блин, держу его! Зови Зину! Тише, спокойно, нет уже ничего этого, ты давно не в той больнице!

— Зина! Зина! В шестую одиночку срочно!

Человек слышит это имя. Он счастлив? Ему жутко?

Он смотрит на свое тело. И кричит от того, что видит. Представляет?

Прибегает Зина.

— Что случилось?!

— Снова приступ! Видимо, вспомнил Аварию! Давай успокоительное!

Зина быстро отдает шприц, а затем припадает к пациенту. Держа его мечущуюся голову, прижимая ее к постели, шепчет в самое ухо.

— Все хорошо, папа, это просто привиделось тебе. Спи, родной, успокойся.

Медсестры вкалывают снотворное. Пациент медленно засыпает.

— Пятнадцать лет прошло. До сих пор мучается.

— Что говорил в этот раз? — спрашивает Зина. Голос дрожит.

— Снова про мороженое вспоминал… ну, Зиночка, ну хватит…

— Это про день, когда его со станции в больницу привезли? — пытается уточнить вторая медсестра.

— Тише ты!.. Ну все, все… ох, израненная, искалеченная душа.

Девушка дрожит, по ее щекам текут слезы.

Она смотрит на пациента.

— Пап, я про мороженое помню, а ты? — шепчет она, пока другие медсестры обнимают ее.

Последний варяг

I

Было еще темно, когда наш драккар прорыл носом берег неизвестной земли.

«О, Вотан, куда ты занес своих верных детей?»

Было темно, поэтому мы сразу увидели огненные стрелы, летящие в нас.

— Щиты! — скомандовал конунг.

Темнота на мгновение окутала взор. Щит заслонил свет огненного дождя. Я присел и в этот момент впервые коснулся рукой этой чужой земли. Мокрый песок, клочки выброшенной морской травы — в темноте все, будто как дома. Но все же иное.

А затем огненный дождь обрушился на нас.

Я чувствовал, как втыкаются в мягкую землю острые наконечники в нескольких ладонях от меня. Пара стрел попала в щит, но он выдержал.

А затем из темноты раздался оголтелый вопль.

— Эйдар, — позвал друида конунг, — действуй. Во славу Одина!

Мы ринулись в бой. Те, кто отправлял в воздух огненные стрелы, уже ждали нас. Враги ли они нам? Или просто испугавшиеся чужеземцев люди?

«Не когда думать! Вотан зовет! Висельнику нужна кровь, чтоб она его корнями проросла на этой новой земле! Во славу Одина!»

Завязался бой.

А друид пока погрузил руки в рыхлую черную землю неизвестных краев и стал взывать к богам, прося у них и матери-земли благословления.

Но времени таращиться на магию Эйдара не было — на меня несся огромный силуэт. Ночная мгла скрывала лицо, но выдавала мощную фигуру в диковинных тряпках. В руке враг держал копье с примитивным наконечником. Хозяин этой земли и теперь защищающий ее от вторженцев. На что он рассчитывал, на что они все рассчитывали — с таким убогим оружием, без добротной брони?

Мы завоеватели! Покорили множество земель. Что нам их точенные копья и оголтелые вопли, когда с нами Вотан! Смелый конунг и друид с его магией ведут нас, а мы готовы рвать всех и покорять.

На что рассчитывал этот здоровяк, прыгая на меня со своим копьем?.. Я быстро ушел в сторону и рассек глупцу живот. Из соседних кустов на пляж выпрыгнул еще один. Этого я смог рассмотреть — огонь от воткнутых в землю и в трупы стрел все еще давал свет. А некоторые мои братья принесли с корабля факелы.

Я пригляделся к выпрыгнувшему воину. Одежда из звериной кожи, лысый череп, дикий взгляд. Если бы он был из наших, то я бы подумал, что это берсерк.

Воин метался из стороны в сторону, нанося мне быстрые удары, вертелся у ног, пытаясь сбить. Не выходило у него — я отражал атаки и старался нанести сильный удар.

В итоге зацепил его ногу мечом. Он взвыл и бросился вперед. Я рванул вправо, под его руку с топором и вонзил меч в бок. Враг повалился на землю, захлебываясь кровью.

А я быстро успел оглядеть поле боя.

Мы побеждали, оттесняя врагов к песчаным холмам.

Друид что-то продолжал ворожить, шепча свои заклинания. Недалеко конунг, весь измазанный вражеской кровью, расправлялся с двумя наступающими на него невысокими юношами.

У меня было несколько мгновений, чтобы осмотреть себя. Быстрый взгляд. Только тут понял, что моя клепанная броня рассечена на животе пополам, шлем треснул, а щит немного дымится от огненной стрелы.

«Чтоб вас йотуны синерукие утащили под землю!.. Ладно…»

Снимаю броню, скидываю шлем, щит тушу песком.

Снова готов к битве.

«Хель, не дождешься! Меня встретят прекрасные валькирии!»

Но тут внезапно слышу:

— Стрелы!

Проглядел момент! Огненный дождь уже совсем низко, вот-вот накроет своим смертельным жаром!

Еле-еле успел поднять щит и тут же почувствовал острую боль в неприкрытом плече и совсем незащищенной правой ноге.

— Проклятые шавки! Сучьи отродьи! — Не выдерживаю я, крича на притаившихся врагов, — Только трусы стреляют из луков! Настоящие мужи сражаются в открытом бою! Только ночная тьма спасает вас от моего меча и гнева Одина! Выходите все!..

Но тут я оглядываю берег и вижу, сколько моих братьев пало от стрел. В этот раз щиты поднять успели не все. Наш отряд поредел.

Огонь закипает во мне.

— Увольд… — внезапно слышу я за спиной слабый, но все еще знакомый голос.

— Берон, — он прислонился к носу драккара. Живот вспорот, рядом лежат поверженные чужаки, — Не пощадила тебя Хель.

Мой друг слабо улыбается, а затем шарит рукой по песку. Я вкладываю его топор в дрожащую руку.

— Не наша эта земля, Увольд, — чтобы разобрать в битве его шепот, я склоняюсь над самым лицом умирающего Берона, — Мы слишком далеко заплыли.

— Не тревожься, друг мой. Прекрасная валькирия уже ищет тебя.

— Да…

— Отправляйся за ней в Вальхаллу. И жди меня. Мы еще попируем в день Рагнорека.

Последние мои слова могучий Берон уже не слышит.

«Вотан, прими этого достойного воина в свою армию. Эта жертва тебе, Висельник!»

Я встаю и иду в битву.

«За Берона! За Одина!»

И продолжаю крушить черепа набегающих на меня смельчаков в диковинной одежде и с совсем примитивным оружием.

Они выбегают по пять, по шесть воинов. Не страшно! Даже смешно! Я ломаю им кости, режу плоть, рву жилы. Враги умирают, стонут, кричат в момент смерти. Да, именно враги.

Теперь враги.

II

Но затем происходит дикая магия. Странная магия. Чужая магия.

Эйдар, наш друид, погрузивший руки в мокрую землю и через нее атакующий врагов, скрывающихся за песчаным холмом, вдруг стал странно дергаться, кричать, а затем истошно завопил.

Я обернулся в его сторону. Все обернулись.

Сначала он будто пытался выдернуть руки из песка, но безуспешно. Затем стал дергать ногами, но не смог вырвать их. Земля будто стала впитывать его тело, погружая все глубже в песок.

— Меня кто-то тянет за собой вниз! — истошно завопил Эйдар, — Помогите мне, силы природы! О, Вотан, Ньерд, Фрейр!

Мы не успели подбежать к друиду. Земля в мгновение ока поглотила его.

На миг я опешил. Никогда не видел такой мощной магии, такой странной.

— Что это было? — услышал я голоса своих братьев.

Варяги, смелые воины, пережившие множество битв, но и они были в замешательстве.

И тут снова.

— Стрелы!

— Щиты! — рявкнул конунг.

Укрылись.

Но не все.

Еще меньше нас осталось на поле сечи.

Врагов на берегу не осталось совсем. Те, кто отправлял огненный дождь, притаились за холмом, во тьме, и оттуда насылали на нас свои беды.

И снова чужая магия!

Конунг прорычал что-то, а затем я увидел, как какая-то неведомая сила разрывает его на части. Но не сразу, а будто невидимый зверь откусывает от бравого предводителя по куску. Сначала правую руку, затем часть ноги, плечо.

Вождь еще сопротивлялся, махал мечом, пытаясь разить бесплотного духа. Некоторые варяги даже подбежали и пытались защитить его. Но все безуспешно. Конунг, наш предводитель, пал, растерзанный жуткой магией.

Тут уж дрогнули некоторые воины Одина. Смелость покинула их. Они побежали, кто куда. Но, судя по звукам, их быстро настигли вражеские копья и стрелы, в этот раз не обагренные огнем, чтоб затеряться в темноте и стать неожиданным вестником гибели.

«Нет, это непростые люди. Это порождения темных сил! Чтоб сгореть им в пламени Сурта или сгнить в отравленных болотах Хельхейма!»

В итоге, оглядевшись, я обнаружил на берегу лишь себя и еще троих своих братьев Орвила, Эдрога и Увара. Только мы остались стоять на ногах. Остальные пали.

Против нас вышел десяток воинов. И в этой битве погибли Орвил и Увар. Эдрога же я потерял в ночи, но слышал, что он все еще бьется с чужаками где-то недалеко от меня.

Я сошелся в бою с двумя воинами. Щит уже был сломал, и я сражался лишь мечом. Один здоровяк напал слева, я ушел в сторону, пнув его собрата в бок ногой, а сам ловко перехватил меч и вонзил его в живот здоровяка.

Остались мы один на один. Воин был молод. Длинные волосы собраны сзади, лицо не окутано бородой, как у меня, а рукам явно не хватает мощи. Зато есть прыть и острые топоры.

Замах в мою сторону, я отбил удар. Нанес свой, но воин изловчился и перекатом ушел мне за спину. Я вновь пнул его, развернулся и нанес удар сверху.

Тот прыгнул назад. Ловкий малый. Хорошо держится.

Еще пара выпадов, но ни мои удары, ни его не достигли цели.

И тут я услышал бой барабана. Сигнал к отступлению?

Воин резко развернулся и побежал туда.

«Куда?! Но нет! Я такого не отпущу! Что за игры, Один, дай мне уже убить этого щенка и насладиться запахом его крови!»

Я помчался за убегающим воином. Я его достану. Пусть я буду последним варягом на этой земле, но бой я закончу!

III

Звуки битвы Эдрога затихли сразу же, как я забежал за невысокий подлесок. Я не знал, сколько еще врагов осталось там, во тьме.

Сейчас я видел только мелькающую за кустами и валунами спину этого проныры. Факел освещал мне дорогу меж деревьев и камней, а в нос ударяли новые запахи этого мира.

Тропа вела вверх, в горы.

— Стой, пес! — кричал я вдогонку бегущему воину, — Я вспорю тебе брюхо во имя Одина!

Враг то крался, то бежал, я шел по его следам.

Уже занимался рассвет. Первые лучи солнца облизали горный склон, когда я догнал этого проныру.

— Стой! — еще раз крикнул я.

Он обернулся и что-то яростно прокричал в ответ.

Клинок моего меча быстро нашел древко его топора. Схватка началась.

Мы оказались на небольшом плато, рядом угадывался вход в темную пещеру — наверняка, этот пес хотел здесь спрятаться.

Удар, еще удар. Уворот. Мы сцепились взглядами. Он был на полголовы ниже меня и гораздо легче. Но его ловкость поражала. На каждый мой удар воин отвечал двумя или просто уходил в сторону, прыгая, замахиваясь своими топориками.

В пылу схватки мы не заметили, как у нас появились наблюдатели. Они не скрывались и смотрели за дракой с голодным любопытством.

Я остановился, мой противник тоже. Мы огляделись. Нас окружили со всех сторон. Этих людей было несколько десятков.

Людей?.. Нет. Скорей горилл. Они стояли на двух ногах, и у них не было шерсти. Но косматые волосы были в грязи. Да и все их тела были измазаны чем-то странным, не то песком и грязью, не то собственным дерьмом, будто эти монстры извалялись в отхожей яме.

Воняло от них еще хуже!

Были эти гориллы огромны. Я считался у себя дома высоким и статным воином. Но эти монстры, будто йотуны, возвышались на полголовы надо мной, и плечи были шире. Огромные лапы сжимали дубины, копья, костяные зазубренные ножи и топоры.

Я-то считал моего пронырливого противника примитивным — кстати, при свете я заметил, что он сам измазан какой-то красной глиной — но эти гориллы были совсем дикими и тупорылыми.

Они нависали над нами и молча смотрели своими дикими глазами.

Мой краснокожий «друг» начал кричать на дикарей, замахиваясь на них топориками. Против таких громадин — жалкая попытка напугать. Его быстро скрутили и выбили оружие.

Пока я наблюдал за этим, ко мне подошли двое. Я ударил одного мечом и сразу отрубил руку.

Но тут последовал оглушительный удар дубиной. Эта горилла чуть башку мне не снесла!

Я опустился на колени. Хотел встать, но последовал еще удар.

«Сына Хормунда и слугу Одина просто так не свалишь!»

Я поднялся, но лишь для того, чтобы окончательно упасть.

На меня напрыгнул один из дикарей и просто вмозжил мою голову в скалу.

Я погрузился во мрак.

«О, Вотан, кто же это такие?.. Что за твари ходят по этой чуждой земле…»

IV

Очнулся я от толчка в спину. Открыл глаза.

Каменные стены, пол, своды. Я в пещере.

Дернул руками — связаны за спиной. Обернулся, сзади спина краснокожего — тоже связан, дергает руками, пытаясь высвободится.

Снова взглянул перед собой.

Пять дикарей сидели вокруг костра и что-то жадно обгладывали, какие-то куски мяса на костях. Я пригляделся к их еде и тут же отшатнулся.

Эти гориллы ели человечину. У кого-то из них была рука, у кого-то нога, кто-то обгладывал отрубленную голову, впиваясь зубами в лицо мертвеца.

«О, Вотан, что это за звери такие?! Что за монстры?! Как можно допустить такое?..»

Я оглядел пещеру, и изо рта у меня непроизвольно вырвался вздох ужаса. Я подавил его, но взгляд оторвать не смог — недалеко от меня валялись куски трупов: отрубленные конечности. А еще дальше лежали тела нескольких варягов и краснокожих людей. Целая куча тел.

«Я повидал множество ужасов в сражениях, даже видел, как наш конунг пил кровь из черепа поверженного врага. Но это все война, честный бой. А тут просто резня! Жуткое пиршество людоедов!»

Пока я глядел на этот ужас, в пещеру вошел огромный дикарь. Он молча подошел к краснокожему, поставил его на ноги и разрезал веревки на руках. Проныра попытался вырваться, но дикарь просто взял свой костяной топор и несколько раз рубанул по правой руке краснокожего. Тот завопил, но людоед справился быстро — еще удар, и часть руки краснокожего бедняги оказалась во власти дикаря. Он прижег культю краснокожего головешкой из костра и кинул обезумевшего от страха и боли проныру в деревянную клетку. Швырнув свой топор на землю рядом со мной, дикарь взял полученный деликатес из человечины и, кусая его на ходу, отправился по своим делам. Его соплеменники даже не обратили на него внимания.

«Вотан, помоги».

V

Кровь, кишки, человеческие останки и требуха. В этой пещере было даже более жутко, чем на поле сечи. Вонь била в нос, доводя до тошноты.

Я закипал от гнева.

Краснокожий очнулся в клетке и стал что-то показывать дикарям.

Они обратили на него внимание.

«Что ты говоришь им, мой краснокожий „друг“? Показываешь на твой брошенный подсумок? Ага, там… что это?.. курительная трубка с зельем?.. Ага, я понял, ты предлагаешь раскурить это зловонье дикарям. Да, давайте, олухи, выкурите это зелье полностью! Чтоб вы сдохли от него!»

Но людоеды не померли от трав краснокожего, хотя выкурили зелье полностью. Они просто уснули у костра.

В дальних пещерах были еще дикари, но они сюда не заходили.

А эти псы уже через несколько долгих мгновений погрузились в забвение.

«Отлично! Что дальше?..»

Краснокожий стал звать меня и показывать на свою клетку.

«Хочешь, чтоб я освободил тебя? Подожди, проныра».

Я схватил костяной топор, лежащий рядом, и стал рвать им свои веревки. Получилось!

Я быстро встал и подбежал к клетке. Рубанул по несложному запору топором и, не дожидаясь проныру, направился в сторону спящих дикарей.

И, слава Одину, рядом с одним из них обнаружил свой меч!

«Ну все, мерзкие твари, это ваш конец!»

Я держал меч в правой руке, топор — в левой. И рубил этих сонных горилл, пока не понял, что костяной топор раскрошился, а меч я вонзаю уже не в тела врагов, а просто в окровавленный камень.

Мне на плечо опустилась рука краснокожего.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде я прочел сочувствие. Он тоже потерял своих братьев, славных мужей и храбрых воинов.

Тут в пещеру вошли двое горилл. Краснокожий молниеносно достал из-за пазухи какую-то трубку и плюнул через нее дротиком. Попал в ближайшего дикаря. Тот ничего не понял, но уже через мгновение упал и стал трястись, будто от укуса змеи.

Яд — быстрая и мучительная смерть.

Второй дикарь успел проорать — видимо, сигнал к атаке, но получил от меня мечом по черепу.

Из дальних пещер послышались жуткие крики и рев, и мы с пронырой поняли — пора бежать.

Краснокожий целой рукой схватил один из своих топориков, и мы выскочили из пещеры.

Солнце уже вовсю припекало каменистый склон.

Стали пробираться сквозь колючие кусты и скалы. Внизу виднелось русло реки и небольшой подлесок. Там и можно было скрыться от преследования.

Но далеко мы уйти не успели. Уже через несколько шагов в след нам полетели камни, костяные топоры и копья.

Эти дикари лучше знали местные тропы, поэтому быстро окружили нас.

Мы с краснокожим встали спина к спине.

Первых трех людоедов убили быстро — сказалось боевое мастерство.

Но дальше этих горилл становилось все больше. Я стал уставать — раны не давали покоя. Проныру тоже покидали силы — сражался одной рукой.

Я взглянул на него. Он слегка улыбнулся и кивнул, признавая наше вынужденное «родство».

А затем в отчаянной попытке заорал и рванул на приближающихся дикарей.

«Что ж ты делаешь, проныра? Ты смелый воин, но тебе бы вторую руку с топором…»

Шансов у него не было. Он вонзил топорик в одного людоеда, да так и оставил свое единственное оружие в черепе врага.

Остальные легко повалили невысокого краснокожего, врезали по лицу дубиной и сразу же стали рвать и потрошить его тело. Дикие людоеды, мясники, живодеры!

Он не сопротивлялся. Выбрал свой путь, отвлекая собой этих тварей. Дал мне шанс спастись, скрыться.

Я еще раз взглянул на бедолагу. Из последних сил он кивнул мне.

«Прощай, краснокожий брат».

Рванув в сторону, я побежал вниз по тропе. Но часть людоедов все же последовала за мной.

VI

Я спустился с горы и оказался в низине реки.

Дикари бежали за мной.

Меч в руке, кровь — своя и чужая — на теле, ярость в глазах.

«Почему я бегу? Я берсерк! Я варяг!

И пусть я последний из своего рода на этой чужой земле, я не смею убегать, как пес, как трус, недостойный сын Хормунда и слуга Вотана. Неужели мне шкура своя дорога настолько, что я драпаю, как шавка, от этих извергов и живодеров?!

Нет! Не бывать этому!

Нельзя бежать. Надо сражаться. Зарубить этих тварей одного за другим.

И не только потому, что я варяг и должен встретить смерть в бою. А потому что таких жутких монстров, дикарей, пожирающих людей, не должно быть ни на этой земле, ни на любой другой!»

Я резко останавливаюсь, разворачиваюсь и гляжу прямо на них. Дикари тоже останавливаются.

Я дико кричу и стучу мечом себе в грудь. И вижу, что даже таких тупорылых горилл, страшит рев берсерка. Это хорошо! Страх убьет их. Я зарублю каждого из них, каждый людоед отведает моего гнева.

Я бегу на них. Один против десятка. Меч жаждет крови. Я жажду расправы.

«О, Вотан, дай сил! Прекрасные валькирии, ждите меня! Братья мои, мы встретимся у врат Его чертога!»

Я кричу и несусь. Последний варяг на чужой земле.

«Вальхалла!»

Чего-то не хватает

— Знаете, вот когда заканчивают снимать какой-нибудь фильм, в конце делают «шапку»… ну это такой торжественный банкет в честь завершения съемок… ну «шапка» называется. В одном зале собираются все члены съемочной группы. Если фильм удался, то все довольные, если нет, то довольства меньше… Я тут подумал, это ведь к нам-то ближе. Мы вот тоже свои дела закончили и празднуем. Получается у нас своя новогодняя «шапка»… И год как раз кончился… Только непонятно, радоваться этому искренне или все же улыбку натянуть… Вроде со всеми делами в этом году справились, поздравили как смогли. Но вот чего-то не хватает. Понимаете?

Белые медведи взглянули друг на друга — явно не понимали, а потом снова посмотрели на Мороза.

— Дед, ты сколько выпить-то успел?

— Да я только начал.

— Чего ж ты нам про «шапку» рассказываешь, будто мы не знаем…

— Тьфу на вас, мохнатые! Это я для читателей… им объясняю, где мы сейчас, — Дед Мороз посмотрел на вас и попытался лукаво подмигнуть, получилось неказисто. Плюнул, отвернулся.

— Дед, ты с кем разговариваешь?

— И куда смотришь? Там же нет никого, — медведи были в шоке.

— Да идите уже, плешивые! Вон Снегурка вам машет.

В ледовую залу вошел еще один дед в красном.

— О-хо-хо, хэллоу-хэллоу, мой друг!

— И ты не хворай, Санта. Как год закончил? Все подарки рОздал?

— Да, Мороз, всех осчастливил: и мальчиков, и девочек! А ты чего такой хмурнОй сегодня?

— Да ну их!.. Ты с миссис Клаус?

— Конечно! Вон она, уже к Снегурочке пошла.

Дед Мороз одобрительно кивнул помахавшей ему издалека жене Санты.

— Это хорошо, внученька как раз начала на стол накрывать.

— Так что тебя терзает, Мороз?

— Странно все это, друг мой. Из года в год наблюдаю за людьми, кладу им подарки под елку, а они все меньше удивляются, меньше радуются… из года в год глаза у них все более тусклые. Дети — еще куда не шло, а вот взрослые — совсем беда.

— Ты что ли в свои годы решил задаться вопросами, чего людям не хватает? — Санта даже иронично крякнул.

— Да нет. Тут все понятно — от писем с требованием подарить смартфон уже не продохнуть…

— И не говори. А знаешь, что еще печалит? Скорые. Летишь по небу, и с каждой стороны слышны их сирены. Страшно становится.

— Это ты прав, — согласился Мороз, — тяжелый год. В прочем, как и остальные… Ну а если глобально, то счастья, понимая, спокойствия, развлечений, любви — вот чего им не хватает. Это ясно итак… А вот чего нам не хватает?.. Ведь чего-то точно не хватает, да?

— Мне всего хватает! — подпоясался Санта.

— Да брось ты, — махнул Дед, — не обманывай себя.

— Да ты прав, — сразу же признал Клаус, и сразу похмурнел, — с каждым годом будто что-то уходит из этого мира.

Они стояли посреди ледяной залы, два главных новогодних сказителя.

— Слушай, — начал Санта, — может дело в волшебстве? Может нам его не хватает?

— Да как не хватает! Вот же оно! — возмутился Дед и тут же наворожил у себя на ладони небольшой снежный вихрь.

— Да? А если так? — оживился Клаус и топнул ногой. С высокого потолка посыпались крупные снежинки.

Деды расхохотались. Волшебство действительно немного приободрило их.

Тут подошла Снегурочка.

— Так, старичье, а ну-ка прекратите это! — возмутилась она, — Сейчас навалит, растает все, лужи потом нам с медведями вытирать!

Деды тут же потупились, снегопад закончился.

Снегурка ушла, все еще возмущаясь.

— Давай, старик, еще по одной и за стол, — предложил Клаус.

Но Мороз посмотрел куда-то вдаль и нахмурился.

— Смотри, Крампус идет.

— Где?.. А вон. Довольный какой.

— Небось уже детей себе присмотрел. Ух, скверняга! Так, Святой Ник, а ну держи его, я за посохом. Проучим этого живодера!

Крампус, наглой походкой идущий к столу, даже опомниться не успел, как на него накинулся Санта Клаус и быстро скрутил его.

— Ты чего, Клаус?!

— Молчи! Зачем явился?

— Так «шапка» же для всех!

— Не для тебя!

Тут примчались медведи со стулом и волшебной веревкой и Дед Мороз с посохом.

Быстрого заклинания и могучих мохнатых лап хватило, чтобы оперативно связать Крампуса. Тот еще возмущался и дергался.

— Эй, эльфы, налейте ему, — приказал Санта, — пусть успокоится.

— Идем, Святой Ник.

Они вышли на улицу. Морозный воздух Северного полюса приятно щекотал нос, ветер ворошил бороды, полярная ночь склонялась в поклоне.

— Смотри, Дед, вот этой красоты не хватает во время суматошных полетов, — Санта обвел рукой небо, раскрашенное всплесками сияния.

— Природа, конечно, дарит нам величие, но она всегда с нами. Просто дела захватывают, не всегда есть время взглянуть по сторонам… нет, не хватает чего-то еще… а вот чего? — озвучил вопрос Дед Мороз, глядя в вашу сторону.

— Ты с читателями что ли говоришь?

— Да! Ты тоже их видишь?

— Конечно! — Санта Клаус улыбнулся вам.

— А медведи не видят…

— Ну мы-то с тобой… в общем, не дело это киснуть в дни нашего триумфа. Пойдем отмечать!

Он хлопнул друга по плечу.

— Ты иди, я сейчас, — Дед посмотрел на Санту. Тот одобрительно кивнул и ушел.

А Мороз остался смотреть на северное сияние.

— Странно это, — произнес он, — волшебства, говоришь, не хватает? Красоты? Может они внутри нас? А еще чего?..

Он искренне надеялся, что получит ответ в новом году.

Призраки завтра

I

Было темно.

Моська стояла у открытого окна.

К ней подошел Стриж.

— Ты что делаешь?

— Стою. Алматинским несвежим воздухом дышу.

— Ммм. Ты хоть дышишь. А я им кашляю.

— Не парься. Все равно скоро это уже не будет иметь значения, — в тишине ее смех прозвучал отчаянно печально.

Стриж обнял Моську, и даже в темноте увидел — почувствовал — как она дрожит.

— Сколько осталось?

— Часов семь — ответил Стриж, взглянув на часы.

— А сколько ехать до твоей этой усадьбы?

— Час на машине, затем полчаса пешим в горы.

— Ты совсем идиот?

— А ты хочешь помереть в нашей однушке?.. Серьезно?..

Моська развернулась к мужу лицом. В его глазах плясали отблески очередного пожара, разгоревшегося за окном.

— Далась тебе эта усадьба… чья она, кстати?

— Вознесенского. Такой был купец и контрабандист в царской империи. Его дача в горах, я ее сам нашел. Она заброшена уже лет двести, с момента развала империи. Но сохранилась отлично! Ее, кажись, кроме меня никто не видел. Ну, Мось, классно же встретить конец света в таком месте!

Честно говоря, Моське было наплевать, где они с мужем превратятся в прах — метеорит все равно накроет всю планету. Ей было все равно. Какая разница. Смерть неизбежна. И она рядом, дышит в затылок ледяным спокойным дыханием.

Неотвратимость. Наплевать, где сдохнешь.

Но Стриж прям загорелся этой идеей с дачей богача. Пир во время чумы. Последняя попытка почувствовать себя значимым. Что ж… видимо, это любовь… наверно…

— Хрен с тобой, любитель истории. Полчаса на сборы, прощание с хатой, и в дорогу. У нас будет часов пять на то, чтобы шикануть в твоей усадьбе.

— Ты у меня, солнце! — даже в темноте Моська увидела — почувствовала — довольную улыбку Стрижа.

****

Собрались за двадцать минут. Без колебаний сели в свой ховер.

— Ты бластеры взяла?

— Я что по-твоему дура, конечно, взяла.

Алматы встретила уезжающих темными улицами, никакого освещения фонарей, только пожары, костры и разруха.

— Кто устраивает все эти пожары? — раздражено сказал Стриж, — людям делать нечего что ли? Семь часов до конца света, сидели бы по домам обнимали бы любимых!

— Сказал чудак, едущий через весь город в заброшенный особняк…

— Туше, детка!

Моська взглянула на него.

— Ты в курсе, что ты идиот?

— Ты в курсе, что у тебя муж идиот?

Посмеялись.

Тут въехали в толпу каких-то бродяг. Ховер атаковали.

Пришлось отстреливаться.

Моська без колебаний убила двух человек.

«А какая разница? Плевать вообще на человечество. Что сейчас умрут эти бедолаги, что через пару часов. Зато агонии меньше».

— Вот какого черта люди придумали лазеры, бластеры, на Марс слетали! А от гребанного метеорита избавиться не могут?! — возмущалась после перестрелки девушка.

Ее муж объезжал брошенные на дороге машины.

Они были уже за городом. До места назначения оставалось совсем немного.

— Милая, тут же дело в другом. В человеческом эго, — пояснил Стриж, — вот создали смартфон, круто, но потом кто-то захотел более современный. Собрали ховер, а кому-то нужен ховер побольше. В итоге столько смартфонов, столько машин, столько бластеров. А глядь, и к концу света нужных вещей под рукой нет.

— Идиоты просто.

— Я, кстати, вчера перед сном прочел новость, что якобы, когда все эти правительства узнали о метеорите, месяц назад, хотели сразу взорвать его, но не решили, кто будет взрывать — Россия, Америка, Китай, все вместе. Потом думали отправить космонавтов, на месте его взорвать.

— Как в гребанном «Армагеддоне»?

— Ага. Но посчитали, что это будет не рентабельно и слишком долго. Представь, они там еще и о деньгах думали в этот момент, — усмехнулся Стриж, останавливая машину, — Ладно, приехали. Дальше пешим.

Впотьмах Моська даже не разобрала дорогу к особняку боярина Вознесенского. Зато оценила свежий горный воздух, наполненный ароматами хвои. Затем было узкое ущелье и выход на огромную поляну.

— Тут гектар земли. Особняк в самом центре, — отзывался в темноте Стриж, пока они продирались через заросли, — это место хрен на карте найдешь. Даже с дрона почти не видно. Ни сталкеры не обнаружили, ни бомжи не обжили.

— Почему?

— Горы мешают. Лес густой. Дорога совсем заросла.

Фонари выхватывали из тьмы то горные валуны, то лапы елей, то просто утопали во мраке.

Наконец, подошли к дому.

Тут уж Моське пришлось признать величие строения и сказать: «Вау!»

Лучам фонарей было за что зацепиться: колонны, лестница, большие окна, галерея веранды на втором этаже.

— Внутри круче! — торжествующе сообщил Стриж, глядя, как у жены отвисает челюсть.

Моська действительно была пожарена увиденным внутри. Роскошь имперского особняка сохранилась почти в первозданном виде. Канделябры, лепнина, резная мебель. Настоящий особняк боярина.

После небольшой экскурсии Стриж стал готовить место для уютных посиделок: прибрался, мебель расставил, даже свечи привезенные зажег. Получилось даже романтично. Моська распаковывала рюкзаки: достала пледы, бутерброды, термос с чаем. Не на голодный желудок же помирать.

Стриж включил на смартфоне музыку. Сначала Morcheeba.

Под мелодичные напевы девушка спросила.

— Кто был этот купец Вознесенский?

— Он скорее контрабандист. Продавал товары и басурманам, и царю, а после революции — и красным помогал, и белым.

— Нормально так богатство нажил.

— Да, — согласился Стриж, — всегда есть куда больше зарабатывать. Дом, дача, крестьяне.

— На то и богач. Вот и мы окунулись в эту роскошь, — Моська провела по дубовой столешнице.

— Для кого-то и мы не бедны.

— Да, средний класс рвется выше, бедняки хотят к нам, а богачи хотят продлить все это. Вознесенский этот, например.

— А вот с ним как раз загвоздка, милая, — поучительно сказал Стриж, садясь рядом с женой, — он сам и вся его семья загадочно исчезли. По легенде, это было связано с контрабандой. Но бытует мнение, что тут дело еще и в сыне боярина. Мальчик был болен, и мать с отцом отчаянно искали лекарство. Может просто уехали в Европу…

— Бросив все это? — Моська обвела взглядом гостиную залу.

— А хрен их знает.

— Жуть какая!.. И ты все это рассказываешь под такую заунывную музыку…

Стриж улыбнулся. Morcheeba сменилась на Моргану Кинг.

— Еще лучше!

— Зато соблазнительно, — Стриж улыбнулся и прильнул к жене.

— Соблазняешь меня перед концом света? — Моська сладко улыбнулась. Ей захотелось тепла, его тепла, — правильно делаешь.

Они поднялись.

Медленный танец. Улыбки. Томная музыка.

Страстный секс на пледах. Так хорошо не было уже давно.

«Конец света что ли сказывается?», подумала Моська.

А после был перекус бутербродами.

Стриж поставил новую песню.

И под меланхоличные слова Мумий Тролля, «Здравствуйте, призраки завтра…", парень с девушкой еще раз решили обойти особняк.

— Смотри, какая книга интересная, — Стриж позвал Моську, — похожа на дневник.

Моська подошла. Стриж нашел книгу в дальней комнате, вроде кабинета. Тут была целая библиотека с полуистлевшими экземплярами.

Но дневник сохранился отлично.

Стриж раскрыл его.

— Последняя запись, — сообщил он, — совсем короткая. «25 июня от 1919 года. У нас с Натальей больше нет сил. Если совет, данный тем тенгрианским шаманом, не сработает, то Яшенка наш обречен. Хворь берет свое. Но мы с Натальей молимся, чтобы ритуал сработал».

— Таинственная хрень, — поежилась Моська.

— Далее идет текст на черте каком языке… типа протоказахский… тюркский… а вот есть расшифровка на русском!

— Стриж…

Но парень начал читать.

— Ем… емдеу, омир, жандану, олим… как-то так…

Моське это не понравилось.

— Оставь, нафиг, эту херабору. Давай лучше вернемся в гостиную к музыке.

Так и сделали.

II

«Где я?

Божечки, что со мной?!

Матушка, батюшка, вы излечили меня?

Почему я не слышу свой голос?!

Какой же сильный голод! Мне страшно, матушка!

Спаси меня!

Откуда злость? Откуда голод?

Я жив. Я помню… помню папины руки, мамин голос… имя… мое имя… Яшка я! Двенадцать лет мне от роду. Вспомнил! Я выздоровел! Значит, батюшка нашел способ!

Но откуда такой страшный голод? Почему я так злюсь? И не могу говорить.

Где я?

Батюшка, матушка, где вы?

Что со мной?! С моим телом?! Почему нет руки?! Я будто могильный труп! Ужас! Господи! Не хочу! Помогите!

Ужас! Бежать, есть, бежать отсюда!

Злость! Какая злость! Тьма кругом! Голод страшный!»

Стриж и Моська услышали странные звуки, идущие из подвала, вход в который находился как раз в гостиной.

Моська посмотрела на мужа.

— Крысы? — сморщила она гримасу отвращения, — вот рядом с крысами я помирать не хочу.

Стриж согласно кивнул и взял фонарь, чтобы пойти осмотреть подвал.

Он уже подошел к двери, как вдруг та сама распахнулась, и люди увидели мертвеца.

«Кто это? Люди, добрые помогите!

Почему они боятся меня?

Я хочу есть! Как же сочно течет их кровь по венам. Я чувствую их запахи. Страх! Ужас! Они меня боятся.

Голод! Злость!»

— Моська, это ребенок.

— Это же труп! Гребанный зомби!

— Какой-то он нервный, дерганный. Так Моська, давай-ка назад. К машине.

— Метеорита мало было. Теперь еще и зомби. Бл*ть! Он рычит! Куда он идет?!

— Беги!

— Стриж!

Мертвец набросился на мужа Моськи и вогнал свои костлявые пальцы ему в живот. Стриж не был спортивным парнем, поэтому этот прыжок и последующий удар зомби-мальчика сбили его с ног.

Стриж даже не успел ничего сказать.

Его отшвырнуло в сторону, и он покатился вниз по лестнице.

— Стриж! — завопила Моська.

Расправившись с парнем, мертвец быстро направился к девушке.

— Какого хрена?! — Моська стала шарить по полу. Где-то рядом лежал бластер.

Зомби разевал пасть, как будто пытаясь что-то сказать или укусить.

Моська успела.

Выстрел. Отставленная рука мертвеца отлетела в сторону. Зомби пронесся мимо девушки, которая успела сместится в сторону.

Зомби остался без рук. Невысокий разлагающийся труп, какой-то магией держащийся на ногах и обладающий дикой силой и голодом.

Он вновь набросился на Моську. Ударил головой руки. Неловкий прием, но молниеносный. Девушка не ожидала, не удержала бластер.

И вот мертвец повалил ее. Подмял своей инфернальной силой. Моська только сейчас истерически испугалась. Панически задергала ногами, забила руками.

Но все не туда. Все уже бесполезно.

Зомби кровожадно впился в плечо.

Боль пронзила тело. Моська закричала.

За болью пришла мысль.

«А наплевать. Уже все».

Девушка посмотрела в черную дыру подвала, откуда так и не выбрался ее муж, затем попыталась оттолкнуть поедающего ее зомби, но сил хватило лишь повернуть голову в сторону открытого окна.

Там занималась заря. Кончики деревьев и скалы окрашивались в светлые тона. Конец был близок.

«Наплевать», подумала Моська и расслабила все тело.

Мертвец пожирал ее, впиваясь окровавленной пастью то в горло, то в плечо, то в грудь.

Она не сопротивлялась.

«Уже все».

****

«Боженька, что же произошло?! Почему это не подчиняется мне?! Что я натворил?! Почему, господи, почему?! Я ведь всего лишь мальчик! Я не хотел! Почему я еще хожу по земле этой? Что это заколдунство такое дьявольское?! Оно заставило меня! Съесть! Но я же не хотел! Это тело больше не мое!

Кто были эти люди несчастные?! Почему кругом кровь и запустение?

Я не хочу быть тут.

Просто пойду на поляну. Солнца свет. Он смоет с меня все.

Божечки, как же мне страшно!

Матушка, где ты?

Батюшка, за что ты проклял меня?

Где я?

Заря чудесная, омой меня своей благодатью, смой грехи мои!

Почему я все еще могу видеть мир вокруг? Я проклят?!

Трава такая же, как в дни моего младенчества. Деревья высятся к небу. Горы, мои родные!

Почему же я до сих пор здесь?

Что это в небе?

Грохочет! Падает!

Небо падает наземь! Не его ли это осколки?

Смотри, матушка, от них пожар разгорается!

Даже колдовской монстр, в котором я сижу, боится этого пламени!

Все в огне! Деревья быстро занялись, трава, кусты. Матушка, милая, даже дом наш горит, а камни все падают!

Я боюсь! Жить хочу!

Но монстр колдунский пусть сгинет в огне!

Что это?! Какой яркий свет!»

Последний на Земле мертвец по привычке обращает свои пустые глазницы на яркую вспышку. Неведомое колдовство позволяет наблюдать зомби за взрывом.

«Это благодать. Боженька, это чудо твое. Матушка, батюшка, смотрите, как прекрасно».

Катастрофа стирает все: призраков прошлого, техногенное настоящее и будущее, которого не будет. Вспышка затмила собой весь мир.

Свет в конце

Мышеловка захлопнулась. Путники оказались во тьме.

— Черт, Лекс, включи фонарь!

Широкоплечий мужик почесал в затылке.

— Эээ, — протянул он, — Джой, тут такое…

— Забыл взять фонари?! — девушка, хоть и не видела своего спутника, глаза еще не привыкли к тьме, но инстинктивно вмазала подзатыльник.

Попала.

Лекс охнул. Он любил боевитую Джой, но свою непоседливость и забывчивость контролировать порой не мог.

— Олух, — хмыкнула девушка, — что делать будем? Куда вообще попали?!

И тут они услышали шуршание где-то слева от себя.

— Вы в Мышеловке, — ответил ­­слегка насмешливый голос, — добро пожаловать.

Джой сразу определила, что с ними разговаривает взрослый мужчина.

— Сэр, где мы оказались? — сразу же начала она.

— Хех. Я ж говорю, вы в Мышеловке… что на хабар позарились? — голос снова усмехнулся.

— Да, — обречено выдал Лекс, — Увидели это добро на холмике, сразу решили исследовать… а что такое Мышеловка? — спросил здоровяк.

— О это главный вопрос, правда! — сказал голос, — Тот хабар — иллюзия. Взгорок, на котором он лежит — кусочек языка Мышеловочки. Ну она сама — существо таинственное, я сам до конца не знаю, кто она такая — червь, амеба, крокодил, змея… не важно…

— Вот еб. нина! А как открыть пасть этой твари? — спросил Лекс.

— Никак, — голос подошел ближе.

— Да ты издеваешься, мужик! — Джой развернулась и быстро сняла что-то с пояса.

— Не вздумай бросать, — быстро и очень серьезно сказал голос, — ты же не хочешь за пару секунд быть раздавленной всмятку. Пережует и не заметит.

Лекс снова и витиевато выругался, а Джой дрожащей рукой снова повесила гранату на пояс. Не так она себе представляла легкое путешествие на Деймос. Говаривали, что здесь спокойно, хоть и пустынно, но про такую чушь и жуть никто не обмолвился.

Тут Лекс задал вопрос.

— Сэр, а вы кто вообще? И есть ли у вас какой-нибудь фонарь?

— Я ваш билет на выход отсюда. Можете звать меня Поводырем, — А что касается источника света, то раз у вас нет своего, то, так уж и быть, я вам дам пару трубок, только не снимайте их.

Он подошел к каждому из путников.

— Только не бойтесь… сейчас надену на шею. Встряхните трубки.

Лекс и Джой так и сделали. У них на груди зажглись фосфоресцирующие небольшие трубки. И они смогли оглядеться.

Поводырь был прав — путники действительно оказались внутри живого существа. Можно было различить, как по левой «стене» течет некая субстанция, да и «пол» совсем немного пружинил.

Но главное — они разглядели своего собеседника. Черный военный скафандр, с потрепанным рюкзаком и винтовкой старого образца. Джой присмотрелась.

— Теперь понятно, почему ты — Поводырь.

Тот вновь усмехнулся.

— Да в такой тьме может выжить только слепец. Ну что ж, леди и джентльмен, выжить хотите?

— Эээ, — только и выдал Лекс.

— Судя по акценту, вы с Земли. Часы есть? Который час?

— 6:30 вечера, — сообщила Джой.

— Отлично. Засеки шесть часов, — сказал Поводырь, — через это время сюда дойдет желудочная кислота. Быстро двигаем к выходу, надеюсь, по пути, нам не встретятся многочисленные обитатели Мышеловки.

— Стоп! Выходит, мы не первые, кого ты проведешь наружу? — спросила девушка.

— Конечно, милая, — довольно улыбнулся Поводырь, — ах да чуть не забыл. Вы же на ракете прилетели? Где ваш билет? Давайте сюда — это своеобразная плата.

Лекс протянул бумажку.

Поводырь своими грязными руками схватил ее и достал какую-то веревку.

— Ни фига себе!

— О да, ваш станет 1485-ым, — мужчина ловко прикрепил билет к связке с остальными, — теперь берите веревку и обвяжите вокруг пояса. Я тоже привяжусь. А затем пойдем.

Так и сделали.

Шли во тьме тихо. Несколько раз приходилось карабкаться, где-то ползти. Пару раз Поводырь хладнокровно палил куда-то во мрак. Оттуда раздавалось рычание и бульканье, а потом Лекс и Джой обнаруживали у себя под ногами ошметки чего-то мерзкого.

В конце концов дошли. Увидели свет в конце, а затем и удивительно прекрасную поляну. Джой и Лекс с удовольствием выбрались из Мышеловки.

— Прощайте, — произнес Поводырь, он остался в проеме выхода, — я с вами не иду.

И исчез.

— Что? — путники были ошеломлены. Но еще больший шок наступил, когда на поляну вышли несколько человек без скафандров. Они подошли к Лексу и Джой.

— Спокойно, — сказали они, — снимайте шлемы и дышите. Здесь есть кислород. У вас шок, мы понимаем.

— Куда он делся? — Джой была в растерянности, руки снова дрожали.

— Это была иллюзия Мышеловки. Поводырь — первый землянин, попавший в ее сети. Его призраком она пользуется, чтобы заманивать в свою ловушку таких, как мы, — был ей ответ.

— Но как?.. — спросил Лекс, опустившись на землю.

— Спокойно, дышите медленно, скоро шок пройдет, — отвечали ему люди, — мы здесь уже пять лет, но пока не поняли, как работает ловушка Мышеловки. Знаем две вещи, здесь есть воздух и некая сила, которая не выпускает нас. Зато мы умудрились построить утопию. Нас почти полторы тысячи, и все живут в идеальном согласии.

Джой и Лекс взглянули друг на друга ошалелыми глазами. Вымолвить что-то никто из них не смог.

Люди подняли их и помогли сделать первые шаги в идеальном мире.

— Добро пожаловать в Мышеловку.

Ласточкино гнездо

Телеграмма.

Год 2021 от Р. Х. Полковнику Маршаку С. А. от старшего смотрителя дворецкого маяка Ласточкино гнездо капитана Чехова Д. И. Докладываю — старший лейтенант Шварц Ф. П. прибыл из Симферопольска к нам в распоряжение в Гаспр для несения службы третьим смотрителем маяка Ласточкино гнездо. За последние три дня близ нашего расположения вражеских кораблей, летательных планеров и дирижаблей не наблюдалось. Турки молчат. Иных новостей не имею. Сим откланиваюсь. Капитан Чехов Д. И.

Дмитрий Иванович отстукал последние клавиши на печатной машине, которая автоматически шифровала текст его депеши, встал и нервно прошелся по верхней комнате маяка. Чувствовал старый вояка, что назревает буря. Сулит она не шторм в море, а настоящие корабли военные, несущие к берегам Крымской губернии в своих тучных брюхах боевые машины и младых горячих турецких вояк с диковинными электропушками.

Уже целых два месяца на побережье было тихо. Дмитрий Иванович, прошедший первую Крымскую войну, точно знал, что такое затишье не к добру. Еще дед Чехова две сотни лет назад говорил, что «война не любит бездействие, ведь в нем кроется поражение», а ведь он стал свидетелем Ренессанса, когда почти одновременно были созданы стиммашины и электромеханизмы, и последующей Великой войны между стимлянами и теслианцами.

В дверь постучали.

— Изволите-с войти? — Осведомился у старого капитана высокий и поджарый старший лейтенант Шварц.

— Да, Федор Петрович, входите. Уже успели расположиться в своей комнате?

— Да-с, весьма польщен роскошной спальней, тем более в такое военное время.

Капитан одобрительно кивнул.

— Да, вы правы, Федор Петрович, целый год уже эти басурмане нам голову морочат войной своей.

— Так они это еще тогда начали, — усмехнулся старший лейтенант, — когда при Великой войне примкнули к теслократам. Электричество и молнии им, видно, милее нашего родненького пара и черного пороха.

Чехов снова кивнул.

В комнату вбежал Колька.

— Батька! У нас подмога что ли прибыла? — весело сказал он, — где он, руку молодчику пожму!

Тут юноша увидел Шварца.

— Колька, етишкий кот! Куда врываешься без стука! — рявкнул Дмитрий Иванович.

— Прошу прощения, — тут же поклонился коренастый парень.

— Простите, Федор Петрович. Сын мой — Николай. Мать его холит, вот он про манеры и забывает!

— Ничего-с! — улыбнулся старший лейтенант, пожимая руку Кольке, — сам такой был.

— Ты чего пришел-то, Колька? Твоя смена только вечером.

— Так матушка зовет вас с Федором Петровичем чай пить и, так сказать, знакомиться.

— Ах да… Федор Петрович, вы как к чаю?.. Гаспр успели осмотреть?

— Признаться нет-с, — пожал тот плечами.

— Решено. Поехали. А ты, Колька, смотри за Ласточкой!

****

Попивая чай на веранде дома, наблюдали, как солнце клонится к закату.

Вдруг. Далекий выстрел, и вспышка. Сигнальная ракета с маяка.

— Турки! Решили нас врасплох застать! — прорычал, вскакивая Дмитрий Иванович.

Чертыхаясь погрузились в машину и рванули к Ласточкиному гнезду.

****

— Что там, Колька? — спросил капитан, поднявшись на самый верх маяка.

— На шесть часов басурманский флот, — указал юноша, — бать, это еще не все. Видишь внизу, у самого нашего берега…

— Ага, разведчики. Высадятся через пять минут.

— Разрешите-с встретить турок шквальным огнем, — вмешался старший лейтенант.

— Разрешаю. Вот и будет вам крещение, Федор Петрович, в должности третьего смотрителя маяка.

Тот кивнул и, быстро захватив в своей комнате двуствольное ружье, отправился встречать передовой отряд врагов.

— А я встану у пушек, надо отогнать их корабли от берега. А ты, Колька, беги в кабинет и срочно телеграфируй в Ялтинск, Алупкиж и Симферопольск, чтоб высылали нам подмогу… только не весь гарнизон, а то, вдруг это отвлекающий маневр, а основные силы этих басурман пройдут западнее иль даже восточнее.

Николай кивнул и помчался докладывать.

Дмитрий Иванович спустился на уровень ниже, в оружейную. Тут стояли пять готовых пушек. Он прицелился и пальнул в приближающийся к берегу турецкий корабль. Не попал. Примерился ко второй пушке. Залп, попал в печную трубу корабля поменьше.

Третий залп… четвертый — все в воду.

Турки начали палить в ответ из своих электропушек и релейных установок, неотвратимо приближаясь.

Пятый выстрел Чехова угодил в корпус большого корабля. Взрыв, дыра, потоп, далекие крики людей, снова взрыв, тишина.

Но остальные два корабля продолжали плыть, как ни в чем не бывало.

Дмитрий Иванович понял, что здесь уже ничего сделать не сможет. Схватил огнемет и ринулся на улицу.

По дороге остановился и рявкнул на весь маяк.

— Колька!

— Что, бать?

— Тут весь гарнизон нужен! И еще… пусть срочно с ближайших аэродромов высылают планеры, пару самолетов…

— Хорошо, бать! — раздался крик.

— Колька, пусть еще цеппелин высылают, бомбить надо этих басурман! А я пошел помогать Федору Петровичу.

— Принято, бать! Осторожнее! Я скоро приду на подмогу!

Чертыхаясь капитан Чехов вышел во двор, где старший лейтенант Шварц во всю свою прыть уклонялся от сверкающих разрядов молний из электроружей. Враги подошли к самому маяку Ласточкино гнездо. Но на то у маяка и есть смотрители.

Под сенью дубов

Кузнец проснулся незадолго до рассвета. Его жена, Этнис, еще спала, как и сын, Далин.

Кузнец спустился в погреб, собрал узел с едой, затем зашел в кузницу, взял свой плащ, лежащий у погасшего горна, и Клык. Меч приятно утяжелял поклажу. Кузнец перекинул ножны через спину, накинул капюшон плаща и взял небольшой узел с едой в руку.

Путь его лежал из родного Падейла в соседнюю деревушку Маран, где один торговец обещал собрать для него пару сумок с заготовками для подков. Дело непыльное — три лиги в одну сторону и столько же обратно — полдня ходу с остановкой в лесу на обед. Этот маршрут был исхожен кузнецом множество раз и не представлял опасности, несмотря на рыскавших в лесу зверей и постоянно слоняющихся на Вызимском тракте разбойников. Их всех кузнец научился обходить и не ввязываться в неприятности.

— Фарин, — жена окликнула кузнеца, когда он выходил из кузни. Она стояла на пороге их дома. Такая красивая и нежная в лучах рассветного солнца. Бородатый и могучий кузнец тепло улыбнулся.

— Ну зачем ты вышла, замерзнешь, утро сегодня прохладное, — он подошел к жене и ласково обнял ее.

Тут в двери показался Далин, еще не успевший толком проснуться. В свои тринадцать лет он уже готов был перейти из подмастерья в старшие подмастерья.

— Видно не уйти мне сегодня без прощания, — кузнец потрепал сына по взъерошенным волосам, — разожги горн, после моего возвращения будем плавить заготовки для подков, — добавил он, глядя на сына.

Тот кивнул.

Кузнец поцеловал жену, хлопнул сына по плечу и зашагал по главной дороге.

— Легкой поступи тебе, отец, — донеслось до него тихое напутствие Далина.

— Будь острожен, — добавил любящий женский голос.

Кузнец обернулся, голубые глаза улыбнулись, а ноги понесли его в путь.

****

Когда новый день в полной мере вступил свои права и солнце начало припекать, кузнец сошел с Вызимского тракта, чтобы не повстречать разбойников, и свернул в лес. Через негустую дубраву можно было срезать часть пути и уже к полудню вновь выйти на дрогу, которая прямиком выводила бы кузнеца к деревне Маран.

Под сенью дубов, через ветви которых то там, то здесь пробивались солнечные лучи, кузнецу шагалось даже легче и веселей. Он хоть и привык в своем хуторе быть строгим на душу мастером, но все же во время таких коротких путешествий позволял себе расслабиться.

****

Он переходил неглубокий овраг, когда наткнулся на разбойников. До тракта отсюда оставалась какая-то четверть лиги, видимо они укрылись в лесу для дележки добычи.

У кузнеца на поясе висел пузатый кошель с монетами, ведь надо было чем-то расплачиваться с торговцем. Разбойников было шестеро, и они сразу заприметили деньги. Меч, который кузнец быстро вытащил из ножен, тоже не остался без внимания.

Слово за слово, началось сражение. Кузнец не был первоклассным мечником, но все же своим родным Клыком пользовался умело и с охотой.

Он успел уложить троих, а одного ранить, когда со спины подкрался главарь и ударил кузнеца в темя. Тот быстро опомнился, лишь на мгновение потеряв из виду двух оставшихся врагов, и тут же ринулся за убегавшими разбойниками.

Но выбежав на небольшую поляну, залитую солнечным светом, увидел перед собой лишь высокого старца. Ни каких грабителей и душегубов, только этот человек в грязной хламиде с едва узнаваемым лицом.

— Здравствуй, Фарин, — произнес старик скрипучим голосом.

— Старец, не встречались ли тебе двое грабителей, пробегавших здесь?

— Забудь про них, Фарин…

— Но как же…

Старик подошел ближе, и тут кузнец узнал его.

— Хельд? Мудрец, живший рядом с моей кузней? Но ты ведь умер много лет назад…

— Фарин, ты тоже мертв, — спокойно молвил старец.

— Что ты такое говоришь!?

Кузнец резко развернулся и побежал обратно к тому месту, где произошло сражение с разбойниками.

И он увидел.

Выжившие грабители обыскивали его собственный труп. Там были даже те двое, которые, как казалось Фарину, убежали в лес. Подобно кузнечному молоту, ударила Фарина увиденная картина. Мысль о смерти пронзила, будто острие его меча Клыка.

Кузнец попытался схватить одного из них за шкирку, но его рука прошла сквозь громилу. Тот лишь поежился и продолжил собирать рассыпанные монеты.

— Это что дурной сон?

— Нет, это лимб, — ответил за его спиной мудрец Хельд, — ты будешь проживать свою смерть до тех пор, пока не примиришься с ней. Ты, Фарин, вновь и вновь будешь сражаться с этими людьми, и даже не будешь об этом помнить.

— Я не верю тебе, старик! — Фарин начал злиться.

Могучий кузнец с остервенением ринулся на разбойников в тщетной попытке победить их, но только потратил все свои силы и в беспамятстве провалился во мрак.

Очнулся снова в лесу.

Перед ним разбойники. Снова короткий разговор, сражение и встреча с Хельдом. А затем новость о смерти, и снова мрак беспамятства.

И вновь лес, разбойники, битва, смерть и мрак.

И снова, и снова, и снова.

Кузнец из раза в раз побеждал своих врагов, яростно дрался с ними, торговался и даже лебезил, уговаривая и моля. Но каждый раз просыпался на одном и том же месте. Убивая, умирая и погружаясь в забытье.

И снова, и снова, и снова.

В какой-то миг Фарин опомнился во время разговора с Хельдом.

— Ты снова в лимбе.

— Где?.. Почему снова, мудрец? — Фарин не узнал свой голос, тихий, словно шелест травы.

— Потому что ты мертв, Фарин.

— Раньше все знали меня, как кузнеца, лучшего в округе, мастера своего дела, — он вспомнил об этом.

— Здесь уже не важно, кем ты был, осталось только твое имя, данное при рождении, Фарин.

— Сколько прошло времени, старик?

— Если считать жизнями смертных, то прошел год со дня твоей гибели.

— И я буду умирать, пока не смирюсь?

— Если спрашиваешь, значит, уже примирился, — был дан ответ.

Фарин молча кивнул, в очередной раз глядя, как разбойники обирают его тело.

— Раз уж ты принял смерть свою, Фарин, пора тебе увидеть истинное мое обличие, — молвил старец, — взгляни на меня.

Фарин посмотрел на Хельда, но вместо него увидел своего покойного отца, Атраса.

— Отец, все это время это был ты, рядом со мной?

Старец Атрас обнял сына.

— Да. Лишь после твоего смирения мог я открыть свою личину. Скоро мы вместе сможем отдохнуть в садах Волшебной страны!

— Волшебной страны? — удивился могучий Фарин, — это та, о которой мне матушка рассказывала сказки во мраке ночи?

— Да. Ты сможешь попасть туда, но не сейчас. Ты принял свою смерть, но осталось сделать самое сложное… отпустить своих близких.

Только тут Фарин вспомнил о жене своей, Этнис, и о сыне, Далине.

Не помня себя, он мгновенно вскочил на ноги и помчался через лес к своему дому.

****

Далин сосредоточено разогревал горн, раздувая мехи. Сын возмужал и уже не был похож на того мальчишку, который в последний раз говорил напутственные слова своему отцу.

Рядом с кузней Фарин увидел стирающую в корыте свою любимую жену Этнис. За этот год она будто постарела, хоть и выглядела до сих пор самой прекрасной на свете.

Не в силах что-либо сказать, могучий Фарин упал перед ними на колени и впервые заплакал.

— Тебе придется отпустить их, — все с тем же спокойствием произнес Атрас.

— Но я люблю их, Отец, — вымолвил Фарин.

— И они тебе любят. Но твоя любовь причиняет им боль и страдание.

Фарин яростно замотал головой.

— Нет! — прокричал он и погрузился во мрак.

****

Он смотрел, как растет и мужает сын, как он превосходит в кузнечном деле его самого, как Этнис все больше горбится и старится, все больше отдавая себя хозяйским делам и торговле.

Он смотрел, как они изо дня в день ходят на его могилу и плача разговаривают с ним. А потом спускаются с холма возле хутора и приступают к своей работе.

И так каждый день.

И каждый раз на вопрос Отца Фарин отвечал «Нет», и погружался во мрак.

Забывая все, и вновь переживая жизнь своей семьи, утратившей его навсегда.

И снова, и снова, и снова.

****

А в какой-то миг он не узнал их. Он не узнал в бородатом мужчине своего озорного сына. Не узнал в согбенной женщине свою любимую жену.

И тогда спросил измученный Фарин тихим шелестом травы, некогда бывшим его голосом, у старца, вечно сопровождавшего его.

— Сколько миновало лет, Отец?

Старик вздохнул.

— Два десятка.

— И все это время она приходила на мою могилу… И наш сын сопровождал ее…

Кузнец опустился на колени рядом с поникшей женой, склонившей колени перед его могильным камнем. Его дрожащая рука опустилась на ее плечо. Женщина зарыдала. И от этой боли Фарин содрогнулся всем телом. Пока его любимая плакала, он не мог произнести ни слова.

Он дрожал, как и она. А потом Этнис обнял ее сын и молвил.

— Пойдем, матушка.

Они поднялись. Но прежде, чем уйти, женщина положила руку на могильный камень.

— Прощай, — тихо вымолвила она.

Фарин не смел подойти, но все же ответил.

— Прощай… я отпускаю вас.

Он смотрел вслед спускающимся с холма жене и сыну, пока не они растворились в белой пелене.

— А теперь нам пора в Волшебную страну, — послышался за спиной Фарина спокойный голос его Отца.

Падший рыцарь

Рыцарь прошел через полуразрушенную арку ворот огромного зала. Развалины некогда великого замка окроплял дождь.

— Здесь когда-то был зал искусств. Помнишь ли ты это, мой друг? — обратился рыцарь к кому-то, кто притаился во тьме дальнего угла зала.

Там сохранился свод высокой крыши и мощная колоннада.

Держа в руке меч, рыцарь прошел немного дальше и остановился.

— Что скажешь, Ланселот? Ты помнишь, как Артур проводил здесь пиры? В этом зале выставлялись трофеи Круглого стола.

В ответ тьма заворочалась.

Рыцарь заметил это движение. Две сотни шагов от него, за колонной под сводчатой галереей второго этажа.

— А помнишь, как мы приволокли сюда ту химерообразную тварь? Артур Экскалибуром снес ей голову, а затем Мерлин и Моргана устроили настоящее жертвоприношение.

— Не говори мне о Моргане, Тристан! — проревел голос из тьмы. До боли знакомый голос, до боли изуродованный.

Тристан осекся. Давно он не слышал речей своего любимого друга, давно отчаялся встретиться с ним. Но вот настал момент.

— Она прокляла меня…

— Всех нас… видно, не позабыл ты, о деяниях прошлого.

Тьма двинулась вперед, и от нее отделился Ланселот. Не человек, не величественное чудовище, нечто непонятное, искалеченное. Но таящее в себе немыслимую боль и гнев.

— Сколько прошло времени? — спросил падший рыцарь.

— Тысяча лет, мой принц, — ответил Тристан, — именно так звали тебя все. Принц Камелота… он даровал тебе этот титул в знак вечной дружбы. Помнишь ли ты это?

Тристан подошел ближе. Их разделяло не более сотни шагов. Ланселот передвигался на четырех лапах. В его движениях Тристан чувствовал скрытую мощь. Боль сжимала его сердце, когда он бросал быстрый взгляд на друга.

— Я помню лишь дикую ярость, — печаль в словах Ланселота поразила Тристана.

— Я нашел Моргану… долго искал… перед смертью она сказала, что все эти годы жалела о своем проклятии. Мы с ужасом вспоминали о той ночи, когда ты обернулся монстром…

— Я помню… черную бездну…

— Ты разметал всех… разорвал Артура, распотрошил Гвинерву, Изольду… Галахада и Гавейна превратил в пепел своим огненным дыханием… — Тристан остановился, услышав рычание.

— Да все это сделал ты, мой друг, но я тебя давно простил. Ведь ты и подумать не мог, что Моргана тайно влюблена в тебя и грезит о вашем счастье… ведь сам ты мечтал о Гвинерве.

— Гвинерва, — вырвалось у монстра.

— Да, Ланселот, все они пали от этого проклятия… Я тоже стал его частью. И хочу помочь тебе. Когда я нашел Моргану, она рассказала мне все и отдала свою жизнь в искупление…

Ланселот наконец вышел на освещенное место. Кожа его местами бугрилась от вздувающихся проказ, клочками проглядывала шерсть, шею окружали извивающиеся тентакли.

— Ты за этим явился? — казалось, что Ланселот пытается смеяться, — не кажется ли тебе, что ты припозднился?

— Помочь другу никогда не поздно… ты разоряешь соседние деревни, пожираешь людей. Они уже отправляли к тебе солдат и инквизицию…

— Да. Ты видел их обглоданные останки во дворе замка? — Ланселот все же издал звук, похожий на смех. Но потом резко прервался, — Я так устал, Тристан. Но безжалостная ярость жжет меня, темная бездна окутывает разум, а голод призывает монстра.

— Позволь помочь тебе, успокоить твою душу. Когда-то мы были великими героями, в честь нас складывали сказания, и мы стали легендами… теперь пора нам обоим на покой, мой принц. Артур и остальные давно ждут на Авалоне.

Тристан всеми силами пытался убедить друга, вложил всю печаль и доброту в свои речи.

— Боюсь, что проклятие Морганы не отпустит меня, — прорычал Ланселот и весь напрягся.

— Тогда я убью тебя.

— Попробуй.

Монстр рванулся вперед, разевая пасть.

Быстрый уход в сторону, молниеносный взмах меча — лапа и несколько тентаклей пали на мокрый камень. Ланселот повалился на бок и прокатился еще несколько метров.

— Это что, Экскалибур?

— Он самый. Искупанный в крови той, что прокляла тебя. Только так можно разрушить узы тьмы.

Чудовище снова рванулось на Тристана, рыча и обезумев от ярости. Теперь это был уже не Ланселот.

Рыцарь вновь ловким движением ушел в сторону — уж слишком много он тренировался на других тварях. Чудовище промахнулось, но тут же извергло из пасти струю обжигающего пламени. Кувырок и поджег.

Монстр вновь оказался под балконом галереи. Туда-то Тристан и бросил бомбу.

Вспышка, взрыв. Колонны и балкон обрушились на чудовище, окутав зал пыльным облаком.

Прокашлявшись рыцарь подошел к завалу. Из-под древних камней Камелота виднелась только голова Ланселота.

— А это что за магия? — прохрипел зверь.

— Да редко ты выбираешься из своего логова, — печально произнес Тристан, — на дворе шестнадцатое столетие… это была пороховая бомба.

Чудовище попыталось выбраться, посыпались камни и обломки стен.

— Не спеши, Ланселот. Наше время пришло.

Взмах Экскалибура.

Голова проклятого рыцаря упала на пол. Глаза чудища закатились.

Тристан забрался на могильную груду и вонзил древний меч в камни.

Силы быстро покинули тысячелетнего рыцаря. Проклятие освободило и его.

Тристан осел на камни, опираясь о рукоять.

— Вот и все, мой принц, закончилась легенда о рыцарях Круглого стола.

Бегство [Брод]

Эльфы появились на Земле из расщелины в пространстве в 1666 году. Так, по крайней мере, утверждают легенды. Земной мир принял чужеземцев негостеприимно, выкосив от болезней, сражений и гонений большую часть эльфов. Им даже пришлось обрезать кончики своих ушей, чтобы не выделяться в толпе.

К моменту, когда эльфы выучили несколько человеческих языков, из трех тысяч их осталось семь сотен. Зато мудрость и магия помогли выжившему племени договориться с несколькими королями о своей протекции взамен на службу. Так за столетия оставшиеся эльфы расселились по всему миру, тайно работая на местных правителей.

****

Одним из таких тайных советников стала эльфийка Алена Серова, рожденная с именем Айлин. Она жила в Петрограде при дворе Романовых. А когда в октябре 1917 года началась революция, ее назначили помогать Временному правительству в Зимнем дворце.

Во время штурма Алена встретила Егора Невольного, солдата, который был среди большевиков, наступающих на Зимний дворец.

****

Егор Невольный, девятнадцати лет отроду, узнал об эльфах еще в кадетской академии, а затем на инструктаже, который проводил капитан Сидоров — большевикам было известно, что Временному правительству помогает как один эльф, но как он выглядит никто не знал.

Зато это сразу узнал солдат Невольный, когда увидел Алену. Он сразу не сообразил, как оказался один на один с эльфийкой в пустой галерее. Вроде только что штурмовал со своим отрядом дворец, а тут вдруг один остался. Пустой коридор с картинами, посреди него стоит девушка и с отчаянным взглядом замахивается на Егора канделябром.

— Руки вверх, а то пристрелю! — вырвалось у Невольного, — Ты ведь эльфийка? Не похожа на русскую бабу.

— Слишком красивая? — в той же манере ответила Алена.

— Есть такое. А еще слишком упрямая. А ну, уши покажи.

Девушка сняла шапку.

— Обрезаны! Так и знал.

— А я смотрю, ты смелый солдат.

— А я смотрю, что ты тянешь время. Почему магию не используешь?

— Не хочу шум поднимать, а то твои все прибегут… А ты чего сразу не убил?

Этот вопрос еще больше смутил молодого солдата, который успел признаться себе, что просто любуется красотой и смелостью эльфийки.

Тут в галерею ворвался сержант Петренко. Он никогда не нравился Егору — слишком туп и властолюбив, чтобы быть хорошим человеком. Огромный Петренко был весь в крови, и не в своей. Он сразу же увидел девушку и решительно направился к ней.

— Товарищ сержант…

— Убить ее надо, — хищно произнес Петренко, в глазах которого читалось безумие.

— Но капитан Сидоров приказал брать эльфов живыми…

— Мертв твой капитан. Теперь я здесь главный.

Сержант оттолкнул стоявшего на пути Невольного. Но тот вновь преградил путь старшему по званию. Завязалась драка. Егор, пока не поняв, зачем он спасает императорскую советчицу, пытался ударить Петренко, но тот повалил его на пол и стал душить.

На помощь подоспела Алена, с размаху врезав тяжелым канделябром по голове сержанту. Тот замертво упал ниц.

Оказалось, что солдат Невольный успел от удушья потерять сознание. Выругавшись про себя, эльфийка, сама не осознавая, зачем помогает этому юноше, перенесла его в художественный архив.

Егор очнулся в сумерках. Лампа высветила эльфийку, сидящую напротив.

— Ты спасла меня.

— А ты спас меня.

— Почему ты не использовала против Петренко магию?

Тут Айлин первый раз замялась и долго молчала.

— Магия ушла, я разучилась ей пользоваться.

— Как тебя зовут? — спросил юноша.

— Алена Серова.

— А настоящее имя…

Снова пауза.

— Айлин.

Егор поднялся, подошел к девушке и, встал на колено, взял ее за руку.

— Спасибо тебе, Айлин, — он поцеловал ее руку, — ты моя валькирия.

— Ты знаешь скандинавскую мифологию? — улыбнулась эльфийка.

— Да, нашел случайно в академской библиотеке старую книгу, вот прочел, — с гордостью сообщил солдат.

А потом они стали осматривать архив Эрмитажа. Проходя мимо сотен картин великих художников, Айлин рассказывала увлеченному Егору о Рембрандте, Веласкесе, Матиссе, Гойе. Она успела изучить их всех…

Так они провели ночь.

Где-то совсем рядом шли бои: слышались выстрелы, на улице тарахтели пулеметы и звучали приказы военных. Но двое — человек и эльфийка — решили сбежать от этой революции хотя бы на несколько часов.

Они уснули рано утром. А проснулись уже в сумерках, и сразу же решили бежать вдвоем. Вышли через тайный лаз и незамеченными покинули Дворцовую площадь.

Они долго скрывались и даже переехали в Москву. Но убежать от прошлого все же не смогли. В один день 1936 года Егора арестовали люди из НКВД. Больше Айлин его не видела.

Позже вернулись и за ней. Но эльфийка слишком хорошо научилась убегать. Ее не нашли. И спустя десять лет преследование НКВД прекратилось. Айлин, теперь Ольга Васнецова, вернулась в Ленинград сразу после войны и часто посещала Эрмитаж. Однажды в музей перевезли несколько работ Поля Гогена. Среди картин Айлин обнаружила полотно, которое тут же ей напомнило о Егоре, как он часто гладил ее волосы и называл своей валькирией. Картина называлась «Бегство [Брод]», и Айлин казалось, что она все же сумела перенести свою любовь через эту реку забвения.

Монолог сумасшедшего бога

Автобус. Рутинная поездка от работы до дома. Сижу себе спокойно, уткнулся в планшет. Читаю рассказ Брэдбери. В наушниках возносится к небесам голос Сержа Танкяна.

Вроде все хорошо, едем спокойно, хоть и немного в тесноте. Зато окно открыто, и ветер приятно обдувает лицо.

Чувствую, кто-то рядом подсаживается. Смотрю.

Старик. Вид максимально неухоженный: одежда потертая, волосы старческие взъерошены, в руках видавший «некоторое дерьмо» рюкзак. Смотрит на меня этот странный персонаж, улыбается диковато.

Думаю, «Все, приплыли. Теперь не отвертеться от требований дать мелочь».

Но обращаю внимание на бумажку в старческой руке.

«Ага, все-таки на билет монеты нашел».

Ладно.

Отворачиваюсь к окну. За ним вечереет, теплые такие майские сумерки опускаются на город. Мегаполис, конечно, устал за день. Дышит тяжело, но с неким облегчением. Вроде как сейчас последние усилия, а потом и выдохнуть можно в сумерках, пока еще кутилы и парочки не заполонили вечерние кафе и темные аллеи.

Перевожу взгляд в планшет. Продолжаю читать Брэдбери. Песня в наушниках сменилась на более лирическую.

Тут чувствую. Пихает меня в бок, довольно нагло. Думаю, «Нервничать из-за пассажира не буду. Зачем?»

Спокойно вытаскиваю наушники и слышу.

— Электронные экраны сворачиваются в трубочки,

Создавая в мозге новые электронные узелочки.

— Простите, это вы мне? — смотрю в блестящие глаза деда.

— Мне, не мне.

А это теперь везде, — и насмешливо кивает на мой планшет.

— Вы еще и стихами разговариваете, — устало отвечаю и снова продолжаю читать. Снова наушники надеваю, чтоб не слышать ни старика, ни шум улицы.

Поездка продолжается.

Чувствую, как меня в плечо пальцем тычут.

«Ну старик, это перебор».

Высвобождаю уши, смотрю вверх.

— Молодой человек, билет покажите!

Насупившись, протягиваю контролерше билет. Уходит.

Старик тихо хихикает.

«Ну старый!»

— Билетики летят,

Будто листья хрустят,

Будто ветры гудят,

Сдуть нас всех хотят, — и улыбается, смотря на меня.

«Что?!»

Оглядываю толпу в автобусе в поиске моральной поддержки. Кто в смартфоне, кто спит стоя, кто делает вид, что не слышит ополоумевшего деда.

— Послушайте, — говорю, — какие ветры? На улице тепло, весна.

— Это пока, пока,

Пока вороны не кака!

Еле сдерживаю удивление от таких скабрезных слов, сказанных на весь автобус. Вновь поднимаю взгляд на окружающих пассажиров, вновь стена равнодушия.

А старик, знай себе, хихикает.

— Посмотри, посмотри в окно,

Пока экран не утянул на дно.

Не выдерживаю, отвечаю.

— В моем планшете можно изучить весь мир! — показываю на окно браузера.

— Ну смотри, смотри, — голос становится хриплым, еще больше стариковским, теряет насмешливость.

Думаю, «Ну все, отстал».

Едем дальше.

Но теперь меня какая-то муха укусила, обратиться к соседу по пассажирскому месту.

Поворачиваюсь к деду.

— Послушайте, вам тоже было бы полезно изучить вот это, — показываю старику планшет.

— Изучал, изучал, — фыркая, говорит он.

— Да ладно!

— По службине обязан,

Цепями долга связан.

— А вы кто?

— Я бог, а бог — это я.

«Что?! Все, — думаю, — сумасшедший попутчик мне достался».

— Раз вы бог, скажите, почему вы так не любите людей? За что столько страданий невинным?

— Любовью любить,

За поступки судить,

Невинных хранить,

Уму разуму учить.

— Плохо у вас получается…

Улыбается снисходительно, будто слушает ребенка, пытающегося в философию.

Хочу пламенно ответить на этот наглый взгляд, но моя остановка.

— До свидания, — говорю, — моя остановка.

Вновь хитрый прищур, будто выиграл у меня какой-то важный спор.

Выхожу на остановке. Наушники в уши, планшет с Брэдбери в рюкзак.

Чувствую, в спину тычет. Оборачиваюсь.

Стоит. «Когда успел выйти? Автобус-то уже уехал».

Свет от фонарей остановки мерно ложится на нас, будто очерчивая контур, и забирая на время у темноты вечернего города.

Вижу лицо моего пассажира. Морщины повсюду, хлипкая бородка, смешливые, но добрые глаза.

— Приглянулся мне наш разговор, — говорит старик, — отблагодарить тебя хочу.

Протягивает сжатый кулак, в котором что-то угадывается.

Все еще немного озлобленный на деда думаю, «Еще мне бомжацкого скарба не хватало».

Но старик раскрывает кулак, а на ладони — довольно симпатичная статуэтка.

— Зачем мне это?

— Бери, бери,

Да не дари,

Вещица старая, знатная

Силой моей обласканная.

Беру. Статуэтка теплая. Изящный цилиндрик из неизвестного мне материала, навершие с одной стороны вроде копытца, с другой — оленья голова с рогами. В свете фонарей все искусство мастера, создавшего эту статуэтку, не оценить, да и цвет не то коричневый, не то зеленый, зато на ощупь оказалась очень приятная вещица.

Пока смотрю на странный подарок, старик весело произносит.

— Вспомнил!.. Вспомнил!..

— Что вы, уважаемый бог, вспомнили?

Вижу проступающую растерянность на его лице, мысленно торжествую.

Дед думает, это видно по выражению лица, напряженной позе, кряхтящему дыханию.

— Не помню, что вспомнил, — обреченно выдыхает он через несколько мгновений.

И смотрит на меня.

То ли усталость моя сказывается, то ли свет фонаря так падает, но на миг я вижу в глазах старика вековую печаль, слезы, смешанные с мудростью.

В этот миг я жалею его. Но поделать ничего не могу, только развожу руками.

— Не помню, не помню, — продолжает бичевать себя старик, постукивая руками по седой голове.

— Дедушка, ну что ж вы…

Хватает меня за плечи.

«Спокойно, дед»

— Я вспомнил важное.

Но что же оное?

Потом он обращает внимание на цилиндрик в моей руке. Смотрит на него весьма удивлено, будто не сам мне его дал минуту назад. Веселеет немного.

— Зато помню, что, если сожмешь покрепче амулет, глаза закроешь, то попадешь в великолепный подземный мир. Он сокрыт под городом, а там внизу еще целый лес!

— О! — делано удивляюсь — А как же стихи?

Подтруниваю деда, чтоб приободрился.

— Не до них сейчас… эх, вспомнить бы…

Уходит в темноту улицы. Даже не попрощался толком.

Думаю, «Ну и тебе не хворать, старик. Значит, ты решил к своему сумасшествию еще и старую городскую легенду добавить про затерянный лес в канализациях города, где люди пропадали полтора века назад? Нет уж»

Оглядываюсь. Людей на остановке почти нет. Наш разговор с сумасшедшим «богом» вроде бы никто не слышал.

Думаю, «Ну и отлично».

Смотрю на часы. Пора домой.

Наушники в уши…

И тут в свет фонарей вновь входит старик.

«Ну здрасте, снова»

Подходит вплотную. Нервно как-то, даже настойчиво, говорит.

— Ты амулет-то сожми. Перенесись в волшебный лес.

Устало парирую.

— Это вы про тот мифический подземный лес, где в пятидесятых годах якобы люди пропадали?

— Да, да.

— Который в канализации, под городом? И про который мне в детстве байки рассказывали о целом городе в лесу, с башнями и деревнями толщиной в эту остановку?

Усмехаюсь.

Но старик серьезен.

— Ты давай не юли.

Статуэтку сожми.

— Вы уже вспомнили, что хотели?

Отвлекается от сказок.

— Да, вспомнил важное, но забыл, что именно…

Отстраняется. Машет мне рукой, как-то рассеяно.

И вновь исчезает в темной паутине улиц.

«Ну старик, навел тумана. Интриган!»

Улыбаюсь. Но статуэтку убираю в карман.

На остановке тем временем собирается народ. Люди ждут автобусы, троллейбусы. Входят и выходят.

А я стою и думаю, «Волшебный лес… под землей… в городской канализации… да еще и с городом… бред какой-то».

И стою.

Достал амулет, смотрю на него, как дурак.

Вот вроде не мальчик маленький: тридцать лет, жена, сын, работа, а на какое-то время захотелось поверить в эту сказку старика.

Темнота вокруг.

«Черт с тобой, бог!»

Отошел подальше от остановки, чтоб люди честные этого позора не видели. Закрыл глаза, сжал вещицу покрепче. Стою. Жду.

Открыл глаза.

«Бл*ть!»

— Не соврал дед.

Вокруг темные заросли, слышится журчание воды, звуки животных. Лес, в общем.

Гигантские деревья возвышаются надо мной, уносясь кронами в верх, где не различить потолка… неба… дна городского. Ветви опутаны тиной. Местами где-то что-то похожее на мох и грибы фосфоресцирует.

— Блин!

Наступил в темную лужу.

«Что ж делать-то?»

Страх. Любопытство. Ошеломление.

Ноги идут вперед, руки раздвигают заросли, в голове шум.

Вдруг деревья и кусты резко расступаются, я оказываюсь на обширной площади.

По периметру круга высятся дома из камня и бетона, в центре фонтан.

Все очень органично вписано в ландшафт леса.

Но во всем видно запустение. Декаданс некогда величественного места.

Я брожу по мертвому городу.

Дома, словно уснувшие великаны. Дороги — огромные колеи от телег.

И вокруг лес. Он будто чудовище, поглотившее город и переваривающее его в своем чреве. Деревья окружают дома, трава устилает площади — теперь лес здесь господин.

И во всем этом запустении есть жизнь. Пару раз я натыкаюсь на зайцев, мышей, светящийся мох. Один раз вижу чьи-то кости. Явно человеческие.

«Мой предшественник?»

«Сколько же все это тут находится? Прозябает в запустении?.. Как же здесь прекрасно. И страшно», — думаю.

Останавливаюсь у одного из деревьев передохнуть.

— Тебя, старик отправил, да?

Смотрю, на меня лиса глядит.

«Епта!»

— Чего уставился? — голос у рыжей скрипучий, словно старушечий, — Муж он мой!

— Кто? Бог?!

— Да какой он Бог… так, божок местный.

«Влип, — думаю, — вместе со стариком свихнулся. Ладно город и лес под землей. Но чтоб животные разговаривали…».

Лисица, спрыгнув с камня, подошла ближе и продолжила.

— Совсем запустил наш лес! Да и город тоже опустел! Вишь, как все обросло! Звери одичали в конец, а дождей почти нет, даром что под огромным мегаполисом живем!

— Аааа…

— Ну не видишь ты что ли, как тут все?! — зарычала лисица.

«Чего взбеленилась-то, курва? Стоп, а я зачем говорю, будто персонаж сказки?.. Странно»

— Да, город и лес волшебный в упадке, — соглашаюсь с женой бога.

— Этот старый дурень решил попутешествовать по внешнему миру.

— Понимаю. Приключений захотелось… простите, а он у вас всегда такой, — показываю мимику старика, — странный?

— А что он делал? — настороженный голос.

— Стихи читал.

— О как! Да не, обычно не так! — лиса машет лапкой, — Это он, видать, еды вашей, верхней, отведал. Вот с непривычки и понесло старца. Так-то мы тут впитываем отходы. Ммм! Объедение!

Лиса демонстративно уткнулась мордой в кучку лежащего под лапами мусора.

«Что там? Бумага, кожура банана? Сыр?»

— Так вы объедками питаетесь, которые люди производят на земле, то есть сверху?

— Да оглянись ты, дурень! Тут все из вашего мусора! Мы его перерабатываем! Сама природа творит из него деревья, траву, дома вон те! За тысячелетия все в камни обращается, что-то — в труху, а что-то прорастает.

Посмотрел вокруг.

«Фу!»

— Да не брезгуй ты! Твоего дерьма тут нет, мал еще! — фыркает лиса.

Стою в шоке.

Лиса головой мотает.

— Вот ушел муженек мой, теперь все в запустение пришло! А хуже всего, что он запамятовал о своих годах! Ой, беда, беда.

— Аааа…

— Забыл он, сколько ему лет, понимаешь?! А если бог забывает о своем возрасте, то на его мир падает проклятье. Еще и меня заколдовал, дурень этакий!.. Мать-перемать! Снять чары можно, если этот идиот вернется и про года свои вспомнит… кретин старый! Раздает направо-налево свои талисманы в надежде, что кто-нибудь за него его работу сделает. А сам простое знание восстановить в памяти не может.

— Так он вспомнил, — мямлю я, — только что его видел.

Лиса переполошилась, подбежала.

— Где? — кричит.

— На проспекте, — стою в шоке.

«Так это все правда?..»

— Давай веди, внучек, — лиса прыгает на загривок, — сожми вновь амулет окаянный.

Так и делаю.

Вновь улица, остановка в десяти метрах.

Ошарашенный кручусь-верчусь на месте. Себя щупаю. Матерюсь.

Лисица внимания не обращает.

— Куда он пошел?! — спрашивает.

Указываю направление.

— Идем! — командует.

— Мне домой пора, бабушка, — со всем уважением говорю.

Лиса мечется.

— Тьфу на тебя! И на том спасибо!

И исчезает во тьме города.

Стою. Трясущимися руками убираю амулет в карман.

Шок проходит минут через пять.

Снова матерюсь.

Оглядываюсь.

«Кто-нибудь сейчас видел, как я с лисой разговариваю?»

Вокруг никого. Только машины мимо проезжают.

Смотрю себе под ноги. И представляю всю толщу асфальта, земли и породы, которая разделяет сейчас меня от волшебного леса.

«Во чудеса»

Достаю телефон.

«Это ж сколько я бродил внизу?.. Задержался я. Домашние, наверняка, заждались».

В подтверждение приходит сообщение, «Где ты?».

Бреду домой. Статуэтка в кармане…

«Интересно успеет лиса найти старика, пока он далеко не ушел и снова не стал амулеты свои раздавать?.. Так значит, он вспомнил свой возраст… Загляну к ним на огонек, когда лес подземный восстановят».

Что пожелаешь?

— Что пожелаешь? — прозвучал у меня в голове вкрадчивый голос, и я понял, как действует волшебство водопада.

Но прежде, чем ответить, я оглядываюсь по сторонам, направляя свой биобластер в сторону джунглей.

Погони не слышно.

Неужели мы с ней расправились со всеми эндэмами?

Я смотрю по правое от себя плечо, где стоит она — моя прекрасная валькирия.

Она не озирается, как я, будто уже знает, что никакого преследования не будет.

Она расстреливала своим биобластером таинственную расу эндэмов с таким упоением, что мне стало страшно.

Это точно та утонченная девушка с захолустной планеты, в которую я без памяти влюбился два года назад?

Когда мы продирались через джунгли Зоормангирмазма, мне казалось, что самым опасным для нас будет встреча именно с племенем эндэмов, древней расой аборигенов, охраняющей покой водопада желаний. Но глядя сейчас в эти невероятно красивые, но жутко пугающие голубые глаза, понимаю, что боюсь, как бы она и со мной не сотворила то, что сделала с бедными эндэмами пару минут назад.

Да в ее глазах чистое безумие! Да никогда не знаешь, что у девушки в голове: то она боится лететь на отдаленную планету в секторе Шедар, то она кромсает жителей этой планеты на фарш. И вообще, что она пожелает у водопада? До сих пор ведь не рассказала.

— Так что же ты пожелаешь? — вновь раздается спокойный голос в голове.

Да погоди ты!

Отмахиваюсь от него и обращаюсь к Кейди.

— Кейди, милая, с тобой все впорядке? — спрашиваю.

Она поправляет волосы. Потом перезаряжает биобластер, вставляя шипы ментодора. А уже после, будто сменяя маску, спокойно говорит мне:

— Все отлично, Бун. Кажется, тут должен быть спуск к озеру под водопадом… ты уже слышишь его голос в голове?.. Вот и хорошо. Давай ты спускайся первым.

Ободряющая женская улыбка.

Будто и не было этого дикого взгляда и упоения сражением с аборигенами.

Еще раз смотрю на тропу — эндэмов нет — затем смотрю на свою девушку.

Как можно одновременно боготворить человека, но в то же время побаиваться его, будто незнакомого?

Глядя на нас с белокурой Кейди, понимаю, что возможно и такое.

Ступая вниз по склону — откуда она, кстати, знала про этот спуск? — вспоминаю, как мы с ней познакомились.

Обычный старший банковский менеджер, уважаемый в коллективе, но звезд с неба не хватавший, накопил на полет со своей захудалой планеты С137 на Авалон-12. Курорт. Романтика.

Там сразу же и влюбился в обворожительную гостью с не менее отдаленной планеты Зурания. Белокурая бестия ответила пылкой взаимностью. А дальше два года невероятного секса, романтики, путешествий, головокружительного упоения друг другом.

Вселенная померкла, когда мы встретились.

Хотя был недавно один момент…

Но не о нем сейчас!

Буквально пару недель назад я узнал о Зоормангирмазме — отдаленной планете, где есть водопад желаний.

Сборы были такими стремительными, что я даже не успел понять, что же я попрошу у волшебной воды.

Спустившись с космокорабля, мы будто оказались в каком-то биопанке — биобластеры с живыми патронами, аморфная среда, да еще и эти эндэмы. Услышав от нас словосочетание «водопад желаний» тут же разъярились и устроили погоню по джунглям.

Мы с Кейди отстреливались как могли, а затем моя возлюбленная выдала такое!.. Будто дьявол решил развлечься в раю: кишки, мясо, желтая кровь, куски потрохов.

Не девушка, а маньяк на отдыхе.

И я влюбился в нее еще сильнее! Маньяк маньяка, как говорится…

Хоть до сих пор и не понимаю, зачем мне этот водопад — вот же моя мечта, идет сзади.

Мы спускаемся до озера. Кейди предлагает окунуться, игриво скидывая одежду. Я только рад.

И вот мы оказались тут. И я вновь слышу у себя в голове повторяющийся вопрос водопада.

— Что ты желаешь?

Я смотрю на Кейди, и впервые ясно понимаю, что просто хочу остаться с ней. Просто, чтобы мы не расставались. Эту простую мысль я и озвучиваю.

— Я хочу начать с начала, — говорю я в ответ на вопрос водопада. Затем смотрю на девушку напротив меня, — чтобы вновь пережить нашу любовь.

Она улыбнулась в ответ. Подошла ко мне. Сама страсть. Валькирия, с довольной улыбкой. Обнаженная, опасная и покрытая водами этого волшебного водопада.

Жаркий поцелуй.

Что же она пожелала? Не важно.

Главное, что мое желание сейчас исполнится, и мы будем вместе.

Я смотрю на нее. Странно, ее взгляд меняется. Злой. Она шепчет мне на ухо.

— За Сару.

Подожди, откуда она знает…

Мысль прерывает острая боль в груди.

Что?!

Из меня торчит шип ментодора из ее биобластера.

Падаю в воду.

Вот же с…

В глазах темнеет.

Конец.

****

— Водопад, начни со сценария триста двадцать семь: до того, как этот выродок познакомился с моей сестрой, — Кейди снова окунулась в волшебные воды, смывая кровь Буна со своего тела.

— Понравилось убивать? — заметил вкрадчивый голос в голове.

— Нехрен было спасть с Сарой, — она плюнула в то место, где плавал труп ее возлюбленного.

— Я про убийства Эндэмов…

— А это не твое собачье дело. Не задавай тупых вопросов и выполняй желание.

— А разве у меня есть выбор?

— Конечно, нет, иначе спалю твой биопроцессор.

— Так и думал… назови кодовую фразу.

— Я желаю начать сначала… снова.

****

Бойтесь своих желаний.

Алчущая пасть, или «Кто там, вдали?»

I

— Вот ты думаешь, там безмятежность и пустота?.. Не, братец. Космос — это алчущая пасть гигантского зверя. Если у тебя кишка тонка, зверь проглотит тебя и похоронит в своей черной утробе. Но если ты сумеешь укротить этот космос, обуздать его… ну, взять за шкирку, то этот зверь станет покорным и даже даст пузо погладить! Ахахаха!..

— Эдинг?

— А?

— А что такое — алчущая пасть?

— Эээ, ну это, когда зверь скалится, рычит… понимаешь?

— Ага… но мне кажется, Космос — это просто бездна. Но, конечно, не пустая. Там мириады всяких песчинок, которые бывают размером с черную дыру.

— Да, в этом ты прав… Все, пошли антенну чинить.

Эдинг хлопнул Скайера по плечу, и они отправились из смотрового отсека в шлюз.

— Капитан, мы входим в шлюз, воздух закачан на 100%, — сообщил по общей связи посерьезневший Эдинг.

— Принято, старший механик, — ответила капитан.

— Слушай, Эдинг, а наш капитан…

— Что?

— Ну, у нее есть кто-то?

Механики надевали скафандры, помогая друг другу проверять датчики и надевать шлемы.

— Хех, а ты не молод для этого, Скайер? — по-доброму улыбнулся бородатый Эдинг.

— Да она всего на три года старше меня! — парень явно был смущен, — ладно, забудь.

— Да погоди ты… шлем защелкни… капитан Джилз… она ж своя в доску, но в работе спуску не дает, да и мужиков обычно не подпускает.

Рыжий Скайер задумался.

— Все братец, не отвлекаемся, это всего лишь второй твой выход. Не облажайся.

Откачка воздуха завершилась, и Скайер открыл наружный люк межпланетного корабля «Хобокен-2».

— Ну здравствуй, Космос, друг, — улыбнулся в рацию общей связи Эдинг.

— Эд, я твою довольную ухмылку даже на расстоянии чувствую, — прозвучал тонкий саркастичный голос инженера Кэтти Бо Арн.

— А сам сказал, что надо собраться и не шутить, — сказал Скайер.

— Это я тебе велел не расслабляться, младший механик, а мне можно, я уже с Космосом подружился, — невозмутимо ответил Эдинг, — посмотри, братец, на эту тьму вокруг. Мы сейчас в пасти зверя. Он дарит нам свои величественные красоты, но в миг может передумать, и тогда его пасть навсегда захлопнется.

— И мы останемся здесь?

— Да, Скайер, именно здесь, среди этих мириад песчинок.

Механики направились в сторону поврежденной антенны в головной части корабля, уверенно и мерно передвигая карабины страховочных тросов вдоль корпуса. Они подобрались к главному обзорному иллюминатору пункта управления и помахали смотрящим на них с мостика капитану, инженеру и только заходящему в отсек медику Ва Эйсу.

— Юнити, это «Хобокен-2», говорит капитан Джилз. Докладываю, младший бортовой механик Скайер под руководством старшего бортового механика Эдинга приступил к устранению неполадок основного модуля связи. Сейчас сигнал передается вам через вспомогательную антенну. Время начала починки 16:40 по Среднему эллипсу. После устранения неполадок возобновим с вами связь по главному каналу.

В эфире наступила тишина, но буквально через несколько секунд прозвучал официальный голос.

— Принято, капитан. Скайер, с боевым крещением тебя.

— Спасибо, Юнити, — ответил механик, вскрывая внешнюю панель управления антенной, — признаюсь, немного волнуюсь.

— Не дрейфь, братец, я с тобой. Не дам алчущей пасти Космоса проглотить тебя, — по-отечески сообщил Эдинг. Он находился рядом со Скайером и контролировал процесс, — кстати, Джилз, почему бы нам не включить в эфире музыку, а?

— Кстати, Эдинг, почему бы тебе не сохранять субординацию и тишину в эфире.

За кадром послышались сдавленные смешки.

— Я же говорю, женщина-огонь! — сказал Эдинг Скайеру, переходя на их внутренний канал связи.

— По-моему, ты просто неправильно подал информацию, — улыбнулся младший инженер, — давай я попробую.

Он включил общий канал и произнес.

— Капитан Джилз, я так понимаю, раз у меня сегодня боевое крещение, то мне полагается бонус.

— Правильно понимаешь, Скайер. Традиции есть традиции, — спокойно сообщила Джилз.

— Тогда можно попросить тебя включить для нас всех хорошую музыку на твой вкус… пока меня Эдинг своими аллюзиями на космическую пасть зверя окончательно не достал, и я его в этот открытый космос не вытолкнул… пожалуйста, ты же такой справедливый капитан!

— Ух ты! Глянь, Эйс, — насмешливо обратилась Кэтти, — а парень-то капитану глазки строит!

В эфире послышался перешептывающийся смех членов команды «Хобокена-2».

— Так, отставить.

Молчание.

Затем в эфире заиграла мелодичная песня.

— Спасибо, капитан, — улыбнулся Скайер, довольно глядя на Эдинга.

— Учти Эд, я это сделала не потому что побоялась, что твой помощник выбросит тебя в космос, — весьма строго произнесла Джилз, а потом более насмешливо и даже смущенно добавила, — а просто Скайер — симпатяшка и умеет просить.

— Она еще и издевается, — Эдинг развернулся к главному иллюминатору спиной, зная, что вся команда наблюдает, и показал им на свой зад.

— Фу, тощая задница, — констатировала Кэтти Бо Арн.

Под общий смех и музыку в эфире Скайер сообщил.

— Я нашел причину неисправности.

— Что там? — спросил посерьезневший Эдинг, подлетая к напарнику.

— Вот смотри, вот эта плата контроля сгорела. Предохранитель спас остальные, но потом перегорел и сам. Система автоматически отключилась.

— Да, черт, когда нам уже будут поставлять качественные детали. Мы же все-таки космическая межпланетная миссия!

— Спокойней, Эд, у тебя давление подскочило, — впервые вмешался в разговор медик Ва Эйс.

— Я впорядке, док.

— Сейчас, Эдинг, я поменяю испорченные элементы и перезагружу систему связи, — отрапортовал Скайер.

— Все верно, парень.

— Принято, — также отозвалась капитан, — сколько на это потребуется время?

— Эм… не больше пяти минут, капитан.

— Действуй.

— А мы уже… правда, Скайер?

— Да, Эдинг.

Механики сосредоточились на ремонте.

— Ах ты ж, коленом об стул! Смотри, парень, тут еще и плата сканирования треснула, — через какое-то время сказал Эдинг.

Скайер взглянул на то место, куда указывал его напарник.

— Вроде повреждения некритичны.

— Давай лучше перестрахуемся, — старший механик включил общий канал и сообщил о проблеме.

— Да, не хорошо, — согласилась Джилз, которая по совместительству была и навигатором, — отключив систему, вы оставите нас без датчиков сканирования, «Хобокен» будет слеп целых пять минут, это много… можно сократить время?

— Постараемся, капитан, — ответил Эдинг.

Они со Скайером ускорились и действительно завершили ремонт раньше.

— Джилз, перезагрузка системы займет три минуты.

— Хорошо, Эд. Возвращайтесь. Скайер, ты молодец.

— Спасибо, Джилз.

Механики начали переход к основному шлюзу.

В это время капитан сообщила.

— Юнити, это «Хобокен-2», мы устранили неполадки. Будем перезагружать систему, нас не будет в эфире три минуты.

— Принято. Удачи, Джилз, — отозвался центр контроля за полетами.

— Перезагрузка системы через 3…2…1. И все, тишина, — капитан потянулась в кресле и даже позволила себе расслабиться.

Инженер Кэтти Бо Арн и медик Ва Эйс пили кофе и мирно беседовали за общим столом, в углу пункта управления.

Механики Эдинг и Скайер возвращались к шлюзовому отсеку.

— Ты посмотри вокруг, братец! Это же величие! — все также восхищено говорил Эдинг.

Они отлетели немного от корпуса корабля, совсем недалеко, страховочные тросы даже не натянулись на полную длину.

Но этого уже хватило, чтобы Скайер почувствовал себя плавающим в безграничном океане.

— Ух, ты, как-то жутковато.

А Эдинг просто наслаждался невесомостью и пейзажами, как вдали светит Солнце, как озорно подмигивают в этой кромешной тьме бриллианты звезд и планет, как отсутствие притяжения позволяет почувствовать себя сразу и рыбой в толще воды, и соколом в синем небе. Вот только «океан» здесь не давил, а «небо» не кружило. Здесь, в черной пасти Космоса все было эфемерно, но от этого еще более значимо. Эдинг улыбнулся.

— Ты сегодня хорошо проявил себя, Скайер, смело заглянул в алчущую пасть зверя и почти укротил его.

— Почему «почти»?

— Потому что… эээ…

Эдинг отвлекся.

— Что это там?

Скайер повернулся в сторону корабля и как раз успел заметить, как нечто врезалось в корпус в дальней от них части «Хобокена». А потом еще раз, и еще…

— Метеоритный…

Успел услышать Скайер в наушнике голос Эдинга.

Обернулся, а его напарника уже нет рядом.

— Эдинг!

Тишина. Только свой голос.

Общий канал связи был отключен из-за перезагрузки.

Что творится в корабле неизвестно. До шлюза еще далеко. Не успеет.

Метеоритный дождь стал усиливаться. По обшивке «Хобокена» стали лупасить уже крупные куски звездных тел, разнося корабль на части.

Скайера отшвырнуло в сторону. Паника. Он стал барахтаться и кричать.

Зацепился за антенну, ту самую, которую всего пару минут назад чинил.

— Что происходит?! Какого черта?!

Он вцепился в антенный блок, чувствуя, как тот постепенно и неумолимо отделяется от основного корпуса.

Паника. Ужас. Взгляд вокруг — вдали ослепительно блестит Солнце и великолепны, как всегда, планеты, вблизи — крошащийся на песчинки корабль.

Потом удар, выбивающий из тебя душу. Темнота. Смерть.

Алчущая пасть захлопнулась.

II

Зеленые огни. И громкий голос в динамиках.

«Конец симуляции полета. Конец симуляции полета»

Члены команды «Хобокена» медленно приходили в себя, приподнимая головы на кроватях. Кто-то даже сел. Кого-то сразу стошнило на пол.

К ним подошел медицинский персонал и стал помогать, одновременно замеряя различные показатели.

Через минуту Эдинг пришел в себя.

— Что нахрен произошло?! Откуда там взялся метеоритный дождь?! — он оглядел сначала своих напарников по космической миссии, затем взглянул немного выше.

Комната, в которой располагалась лаборатория, была круглым колодцем. В его центре были аккуратно размещены по кругу пять кроватей, возле каждой — различные аппараты и приборы. В трех метрах над космонавтами по периметру комнаты располагался этаж для управления всем проектом. Через панорамные окна на команду «Хобокена» сейчас смотрели несколько десятков ученых, астрономов, испытателей и руководителей. Все они ждали.

— Мы его проглядели, — сказала твердым голосом капитан Джилз и тоже взглянула в сторону руководителей из Юнити.

— Изначальная ошибка в навигации, — спокойным и даже скучным голосом сообщил мужчина в темном костюме, держащий палец на громкоговорителе, — так как Джилз вы прокладывали маршрут, то тут скорей ваша вина.

— Эй, слышь ты, пиджачок! — Озлобленный Эдинг даже встал с кровати и подошел поближе к окну, — Не наезжай на нашего капитана! Она итак пашет за троих: капитан, пилот и навигатор.

— Мы же давно просим у вас рекрутировать нам нового навигатора в команду, — вмешалась Кэтти.

— Так, стоп, — мягко скомандовала Джилз, — господин Кен Мади прав, — я составляла карты и должна была учесть, что при сближении с хвостом проходящей мимо кометы можно зацепить его часть.

— Но вообще наши механики не вовремя отключили сканер, — добавила Кэтти.

— Я же предлагал не трогать ту схему, — вставил все еще вялый Скайер.

— Хоть ты сейчас не лезь! — заткнул его все еще мечущийся по комнате Эдинг.

— Друзья, я тут психолог, — нашел возможность сказать Ва Эйс, — Это моя задача всех гнобить, а не ваша… послушай, Эд, и ты, капитан, и все остальные. Мы успешно пролетели половину пути до Терры, преодолели миллионы километров всего за пятнадцать дней. Это всего лишь наш второй полет. Да огрехи в командной работе у нас еще наблюдаются, но, на мой взгляд, мы отлично справляемся. Давайте ценить это. Хорошо?

Он по кругу обвел команду взглядом и спокойно дождался, когда все кивнут ему в ответ.

— Ва Эйс прав, — прозвучал голос сверху. На этот раз это был уже пожилой мужчина в военной форме. При виде его вся команда, даже Эдинг, выпрямились и стали слушать.

— Господа, вы уже проделали титаническую работу, провели огромное количество разных тестов. Вы все — профессионалы в своих областях и идеальные кандидаты для этой разведывательной миссии на Терру. Вам осталось сделать всего пару шагов: успешно пройти эту симуляцию и не облажаться в реальном полете. Я в вас верю и верю в нашу миссию. А вы верите?

— Да, господин Ив Дарэн, — единогласно сказали все присутствующие.

Тот в ответ удовлетворительно кивнул.

— Отлично, раз вы, господа космонавты, немного оправились, давайте сделаем перерыв, — тут же вмешался представитель центра управления полетами Кен Мади, — пятнадцать дней на борту виртуального «Хобокена» дают о себе знать.

— Неужели? Откуда вам-то знать, — процедил сквозь зубы Эдинг.

Руководитель проекта проигнорировал его слова.

— К сожалению, — продолжил он, — стандартных семи дней у вас на восстановление не будет, так как нашим астрофизикам только сейчас удалось рассчитать точную дату, когда Марс будет в точке, максимально близкой к Терре.

— О каких сроках идет речь? — спросила капитан Джилз.

— У нас с вами полтора месяца и на симуляцию, и на последние приготовления к реальному полету. Поэтому на отдых всего два дня.

Под негодование команды и особенные ругательства Эдинга Кен Мади все же закончил.

— Я вас понимаю, господа космонавты. Я сам не был дома уже пять суток. Но Юнити все же военная организация, поэтому давайте соблюдать субординацию.

— А как насчет рекрутирования в команду навигатора? Чтобы разгрузить капитана, — произнес Скайер, когда все успокоились.

— К сожалению, навигатора нам найти пока не удалось, — выдохнул Кен Мади, — но послушайте, господа, послушайте… зато мы готовы отправить с вами биолога для изучения жизни на Терре. Она прибудет в штаб завтра, поэтому у вас будет время на знакомство.

— И то хорошо, — тихо произнес Ва Эйс.

— Господа, на этом все, — поставил точку в разборе полета глава Юнити и отошел в окна.

Команда «Хобокена» попереглядывалась, им было, что обсудить между собой.

— Ладно, — сказала капитан Джилз, — давайте отдыхать. Разговоры оставим на потом.

Космонавты проследовали к выходу из лаборатории. Но так как семей ни у кого не было, все остались в штабе Юнити. Обсудили внутренние дела, встретили биолога, еще раз отрапортовали все руководству, и уже через два дня вновь заняли свои места в машине симуляции.

После приготовлений зажглись зеленые огни, и громкий голос сообщил.

«Симуляция полета возобновлена. Симуляция полета возобновлена».

Межпланетный корабль «Хобокен-3» с расширенной командой на борту вновь отправился в полет с Марса на Терру.

III