Бесплатный фрагмент - Сказок много не бывает

Предисловие

Жил-был Сказочный Путь. Не короткий и не длинный, не широкий и не узкий. И рядом много разных путей было, да и имена у них чудные были — Стезя, Тропа, Маршрут, Разминовка. А он такой, просто Путь Сказочный.

Любил природой любоваться, чудесами разными, приключения искать и таких же любителей по себе водить. Вот медленно идёт по тропинке женщина. Ведёт её Путь Сказочный меж тихих спокойных деревьев. Слышится копошение в листве зверьков, прощальные стоны птиц. Где-то рядом хрустит засохшая веточка, толи крадётся кто, толи сосна шишки сбрасывает озорства ради.

Какая-то необычная таинственность царит в лесу, скоро наверняка что-то диковинное случится. А вот дед по Сказочному Пути на телеге едет. Сено домой везёт. Лошадка резво бежит, не оглядывается, но дед вдыхает запах сухой травы, да наблюдает за крупной росой, которая заставляет укутаться. Какая сказка его ждёт вон за тем поворотом? Грибники прошли немного по Пути Сказочному, полюбовались неповторимостью осени и в лес свернули, где еще попадаются шляпки ароматных грибов, и Леший на пеньке поджидает с разговором.

Темнеет белёсое небо, хмурятся тучки, вот-вот прольются дождём и пустеет Сказочный Путь. Грустит. Но это ненадолго. Не могут люди без Сказки жить.

Сказка старого леса

Старая медведица Марта пошевелилась в берлоге. Нынешняя зимняя спячка давалась с трудом, странные сны, необычные мысли… Она просыпалась и вновь провалилась в сон, заново вырывалась из забытья, вертелась с боку на бок, прикрывая нос лапой, потом запыхтела, заколыхалась, отряхиваясь от видений. Высунула любопытный нос из берлоги и тут же на него хороводом посыпались миллионы снежных искорок с огромных вековых елей. Где-то под сугробами ещё спала весна, и вместе с ней спал лес в своем сказочном убранстве. Почти рядом, на белом снегу, Марта заметила черный силуэт вороны с распластанными крыльями.

─ Чего это она развалилась? Устала что ли? ─ подумала медведица, а вслух спросила, ─ Скажи, тебе помочь или не мешать? Отдыхаешь?

─ Кар…. ─ почти шепотом отозвалась птица, ─ ничто не ранит так, как насмешки… ─ и закрыла глаза.

Марта подошла ближе, подняла покалеченную кем-то птицу, вернулась в берлогу. Сняла со стен пучки трав, глубокомысленно покачала головой и начала готовить примочки и присыпки.

Прошло несколько дней и Амелфа, как звали ворону, бойко шагала по берлоге, ворчала на медвежий беспорядок, жаловалась на свою участь, философствовала и с вожделением поглядывала на серебряное солнце, едва видневшееся через снегопад. Крыло ещё побаливало и почему-то сохло, не давая возможности взлетать, наверное, поэтому и настроение было паршивенькое, совсем незавидное. Марта тоже вздыхала на своем ложе. Сложив мохнатые лапы на груди, она вспомнила времена, когда маленькая играла, веселилась с сестричками. Но вот наступала зима, и так не хотелось засыпать, а мать, ворчала и ласково, хлопала их лапой. Пела колыбельные, изредка сердито порыкивая на непослушных медвежат. Рассказывала сказки о Снежном Колдуне, что бродит по лесам и собирает непослушных зверят в свой огромный мешок. Давно это было, ой как давно!

Шло время. И в один из дней насупленное пышное облако устроилось на макушке большой сосны. Поелозило немного, да и рассыпалось на мохнатые лоскутки. Выглянуло заспанное солнце. Подвигало лениво всеми своими лучиками и уже хотело, было, нырнуть за другую тучку, но неожиданно стряхнуло снежинки с ресниц, передумав прятаться, и стало заглядывать во все уголки большого леса. Весна не растерялась, тут же принялась расколдовывать лес. Сугробы осели от неожиданности и ручейками понеслись прочь, сверкая пятками. Деревья склонились друг к другу, зашептались, сбросили белые сорочки и налились соком, готовясь к преображению. Воздух наполнился сказочным перезвоном, и чуткое ухо Марты уловило эту дивную песню весенних фей. Она выбралась из берлоги, потянулась неторопливо и побрела вперёд.

─ Кар, куда, куда двинулась? ─ горестно запричитала Амелфа, ─ одна, по чащобе, а кто тебе мудрый совет даст? Поддержит кто? Дорогу подскажет?─ пыхтела она, ─ бросила подругу раненую на произвол.

Марта остановилась, прислушалась к треску набухающих почек, упругому развертыванию листвы и шагнула назад. Молча посадила ворону на плечо, и направилась глубже в чащу.

─ Чего молчишь, оглашенная? Сорвалась, куда-то рванула, ─ бормотала ворона, ─ идёшь вперёд непонятно зачем, и чего тебе не сидится в своей берлоге — тепло, привычно, никто не трогает!

Она теребила медведицу за ухо, пыталась заглянуть ей в глаза, но та, молча, шагала вперёд. Только когда Марте надоело настырное воронье карканье, она остановилась и задумчиво пробасила:

─ За мечтами, куда же ещё. Ведь они должны быть либо безумными, либо нереальными… Иначе что получается? Просто какие-то планы на завтра.

Лес преображался. То тут, то там выскакивали навстречу путникам крокусы и подснежники, сверкали голубыми глазами пролески. Деревья становились похожими на огромные зелёные колокола, которые вот-вот зазвенят и расскажут о чём-то очень важном. Медведица останавливалась, втягивала носом воздух и загадочно улыбалась. А вот Амелфа долго молчать не умела или просто не могла. Она восторженно каркала, теребила Марту, приветствовала лесных жителей и всем сообщала, что они идут по очень важному делу. Марта даже шлёепнула её лапой пару раз, слегка конечно, за болтовню.

─ Веди себя прилично, ты ведь не сорока какая-нибудь, а из породы Мудрых воронов!

─ Не знаю я никакую породу, ни свою, ни твою, ─ прокаркала та, но ненадолго умолкла. Потом клюнула медведицу в плечо и виновато спросила, ─ а как породу узнать-то? Ну, мама ворона была, папа тоже и дед с бабкой. А что из Мудрых — разговору не было.

─ Да я и сама не знаю как, ─ Марта задумчиво поскребла затылок, ─ а давай у бабки спросим, она всё знает!

─ Чьей бабки-то? Твоей что ли? Моя не знает ничего, да и неведомо в каких краях обитает и вообще жива ли? Жизнь птичья не сахар с мёдом, сама знаешь: каково живется, таково и поётся.

─ Нет, Амелфа, к Яге пойдем, пусть разъяснит, что и как или направит по следу нужному. Ей всё ведомо. Только вот в какую сторону шагать?

Вдруг гигантская ветка улеглась перед ними стрелкой, указывающей путь, будто услышала разговор и хотела сказать: «Доверьтесь моей интуиции, она всегда ведет в верном направлении!» Долго ли, коротко шагали путники неведомо. Поляны, где одуванчики тянули к солнышку свои жёлтые панамки, пыхтели пчёлы, цвиркали кузнечики закончились, пошли буераки да лощинки, а за ними ели вековые стеной встали, словно охрана надёжная.

─ Добрались, Амелфа, добрались, ─ выдохнула Марта не то с опаской, не то с облегчением.

─ Боязно что-то, ─ проскрипела ворона и уткнулась клювом в медвежий мех, ─ может, ну его, не пойдем? Жили же без Мудрых и дальше проживём.

Как-то неожиданно стихли звуки. Ни щебета, ни жужжанья, ничего… И в этом безмолвии плыли над ними облака, будто волшебные существа или огромные привидения. Отрывались друг от друга, сливались вновь, образуя стайки, смотрели, и, казалось, беззвучно хихикали. Марта так резко раздвинула ветви и шагнула вглубь чащи, что Амелфа едва удержалась на её плече и, не обращая больше ни на что внимания, двинулась напролом. Затрещали кусты, посыпались сверху шишки, но это ничуть не смутило медведицу. Она продолжала продираться вперёд. Лес оборвался неожиданно, открыв небольшую поляну с покосившейся избушкой, выглядывающей из-за ограды. Марта приостановилась, что-то буркнула себе под нос и шагнула за городьбу. Избушка участливо посмотрела на нее мутными окнами и захлопнула ставни. Медведица решила обойти вокруг в поисках входа, но не тут-то было. Лапы словно приросли к земле. Тогда она робко постучала по створке, но ответом была тишина. Марта задумалась, пройти такой путь и остаться ни с чем, как-то не вязалось с её понятиями. Она забарабанила так, что избушку стало потряхивать. Амелфа от страха сжалась в комок и прикрыла глаза.

─ Кому тут что понадобилось? Видишь, не открывают, может, ты просто стучишь не туда? Попробуй, милочка, иначе, ─ откуда-то сверху раздался скрипучий голос.

Марта подняла голову, присела от неожиданности, разинув пасть, и уронив ворону. Сверху плавно опускалась ступа, а в ней стояла поджарая бабуля в бомбере из атласа. Из-под замысловатой шляпки выбивались голубые локоны. В руках она держала не метлу, не клюку, а самую настоящую трость.

─ Чего обомлела, глаза вытаращила? Ягу не признала? Пожаловала зачем, да ещё не одна? ─ она ловко, опираясь на трость, выступила из своего транспортного средства и скомандовала избушке, ─ встань, как мать поставила, к лесу задом, ко мне передом! ─ и ударила тростью оземь.

Изба заскрипела и не спеша, переступая с ноги на ногу, повернулась к хозяйке. Яга, споро шагнула на крыльцо, и вот уже перед путниками сухопарая, странно одетая старушка, скептически поджав тонкие морщинистые губы, произносит:

─ Потеряли себя в этой жизни? Проходите, коли явились.

─ Опять кого-то притащила из своей экспедиции! Хозяйка, ау, ты Баба-Яга или Мать Тереза? ─ огромный черный Кот в майке с портретом Джастина Бибера лениво стянул наушники и свесился с печи, ─ у меня голова болит и по кругу бегает от твоих находок!

─ Помолчи, басалай, голова болит, так значит, она у тебя есть, ─ Яга глянула мельком на кота, ─ и вообще, хорош бока отлёживать. Если ты ждал знак, чтобы выйти прогуляться, то вот он.

Она сноровисто скинула кроссовки из кожи цвета металлик, сунув ноги в цветастые тапочки, и, шурша шёлковой юбкой, двинулась было к столу, но окинув взглядом гостей, подтолкнула Марту к окну. Та от неожиданности плюхнулась на огромный, кованный сундук.

─ Ну, зачем пожаловали, жители лесные? Вороне крыло починить? Так это мы быстро, ─ она сняла с полки небольшой берёзовый туесок, вынула несколько зелёных комочков и протянула Амелфе, ─ на-ка вот, универсальное средство от поломанных лопастей. Да больше в драки не встревай! Или ещё нужда какая?

Марта, точно куль с мукой, продолжала неподвижно сидеть на сундуке, а ворона, склевав данное ей снадобье и взмахнув крыльями, перелетела в другой конец избы. Там устроилась на прялке и, сверкнув чёрным глазом, затаилась.

─ Ну и гости у меня нынче! Ни тебе спасибо, ни мне до свидания от них не услышишь. Или склероз у вас? Так его вылечить нельзя, о нём можно просто забыть! ─ Яга накинула на плечи павлопосадский платок с бахромой и принялась накрывать на стол, ─ раз не уходите, чаёвничать будем, может, вспомните, зачем притопали издалека.

─ Да мы это, за мудростью, ─ каркнула, было, ворона, но заметив насмешливый взгляд Кота, скукожилась и спрятала голову под крыло.

─ Ишь ты, мудрость им нужна, ─ осклабился Кот и менторским тоном произнёс, ─ мудрость — это возрастное замедление работы мозга, иногда так замедлится, что мысли дыбом встают на пути решений.

─ Наступи себе на язык, философ шерстяной, совсем пришельцев напугал болтовнёй, ─ Яга переместила самовар в сторону, уставляя стол плошками с медом, малиновым вареньем и, словно взявшимися из ниоткуда, пышущими жаром, пирожками, ─ ну, Марта Тимофеевна и Амелфа Карловна, как говорится, не побрезгуйте угощением.

За трапезой Марта уже не так робко поглядывала на Ягу и даже вставила несколько слов в незатейливую беседу о погоде. Амелфа же и вовсе осмелела: бойко рассказывала о вороньей жизни и долгом путешествии. Как спали в травах и над ними кружились цветные сны, как питались ягодами и, как однажды в ночи гроза застала невероятная. После чаепития вся компания устроилась на поляне под огромным дубом. Кособокая луна к тому времени взобралась повыше и окуталась жёлто-розовым сиянием. Её бледные лучи натянулись между стволами сосен, будто нити. Тихо — тихо в тапках из мягкого мха мимо шлёпали ёлки. И где-то вдали за всем этим слушала их разговор бездонная Вселенная.

— В историю трудно войти, но легко вляпаться, ─ промолвила Яга, когда, наконец-то, поняла, зачем к ней пожаловали медведица с вороной, ─ в жизни, как и в сказке, спрятаны загадки, зашифрованы ответы. Попробуйте, отыскать их. Иногда на это понадобится вся жизнь. Ну, так охота пуще неволи! ─ она вынула из кармана клубок красных ниток и протянула Марте, лукаво посмотрев на неё ─ держи, да не упускай! На поляну родовую приведёт, ну а дальше сами узнавайте что желаете. Кем предки были, какую жизнь вели, какого вы роду-племени. Голову включайте, а сердце открытым держите, тогда всё получится!

У Марты задрожали лапы, она приняла клубок и уловила расплывчатый запах не то успеха, не то разочарования. Он обволакивал сознание и пространство вокруг. Марта закрыла глаза и почувствовала мягкость и приятную влажность земли под лапами, почувствовала тепло и уют, словно её баюкали, напевая незатейливый мотив колыбельной. Внутри появилась пустота. Она звенела, свистела ветром какой-то боли, и недопонимания.

─ Переночуйте и в путь, ─ Яга заметила волнение медведицы, ─ в жизни ничего нельзя знать наперёд, ничегошеньки… ─ она вздохнула и направилась в избу.

Проснулась Марта, когда ночь обнималась с утром и прощалась до следующей встречи. Амелфа нетерпеливо вышагивала рядом, глубокомысленно о чём-то рассуждая сама с собой. Медведица потянулась. Странные, ни с чем несравнимые утренние ощущения толкались где-то в душе, а на границе тьмы и света было предвкушение чего-то неведомого доселе, чего-то желанного.

─ Что, идея пришла в голову, и теперь упорно ищет мозг? ─ Кот со сказочной вседозволенностью, запрыгнул на стол и посмотрел на бормочущую ворону.

Та оторопело метнулась на подоконник, прокаркала оттуда нечто невразумительное и вылетела в окно. Кот устроился возле плошки со сметаной и скосил левый глаз на медведицу. Марта почувствовала себя не то чтобы неуютно, ей просто захотелось провалиться сквозь пол. По спине толпой побежали мурашки. Этот кошачий взгляд завораживал и пугал одновременно неведомой силищей и вековой мудростью.

─ Ну что застыла? Хозяйка спозаранок по своим делам умчалась, однако, и тебе пора в дорогу. Гостям два раза рады: когда приходят и когда уходят. Да и попутчица твоя уже крылья навострила, ─ Кот отодвинул блюдце и протянул Марте свиток, ─ на ко вот, напутствие тебе составлено и шагай своей дорогой.

─Кем составлено? ─ заикаясь от неизвестности, спросила Марта.

─ Кем, кем…─ передразнил Кот, ─известно кем. Хозяйка оставила.

«Позволь случиться тому, что здесь и сейчас, что есть в твоей жизни, и что ещё будет. Не умничай, не сопротивляйся. Просто иди вперёд ─ прочитала Марта, ─ лови в свои лапы счастье, прижимай к себе и отпускай дальше. Оно для всех. А чудеса обязательно проторят тропки в твоей жизни. Обязательно протопчут, потому что они уже в пути. Шагай вперёд, Марта, туда, где предстоит со многим разобраться, верь в себя, в тех, кто рядом подставляет свои крылья и лапы. Доверься интуиции, она приведёт в нужное место, и не забывай мечтать!» Медведица даже прослезилась, прочтя напутствие, и немного стеснительно предложила Коту следовать с ними.

─ Не навязывайте мне ваше счастье, у меня своё есть! ─ возмутился тот, принимаясь вновь за сметану.

Марта выбралась из избушки и огляделась в поисках подруги. Небо причудливо меняло картины, спеша сменить прозрачную акварель на более насыщенную гуашь. Заметив ворону на макушке огромной сосны, махнула ей лапой, оглянулась назад, как бы в лёгком поклоне прощаясь с избушкой, Котом, бабой Ягой и бросила на едва видимую тропку клубок. Тот крутанулся на месте и направился в чащу, где вскоре затерялся среди кривых стволов, оставив слегка примятый след. Марта ускорила шаг, сокрушаясь в душе своей медлительности. Красный хвостик нити в свете солнечных лучей казался маленькой змейкой, скользящей среди зелёной травы и мха. Амелфа, перелетающая с одной сосны на другую, зорко следила за клубком и поторапливала медведицу. Лес оборвался внезапно, будто срубленный. Они вышли на высокий пригорок. Мир был широк отсюда. Внизу бежала река. Шустрая чистая ничем не обременённая, вся в мурашках, а рядом с ней берёза, похожая на цыганку, шелестела юбками на ветру и любовалась своим отражением. Марта засмотревшись на всю эту красоту, не заметила движения в кустах.

─ Эй, Кикимора, не трожь не своё! ─ каркнула Амелфа, обнаружив, как темная фигура на берегу подобрала клубок, и резко нырнула в кусты. Ворона, было, рванула следом, но запуталась в ветках и сердито запричитала. Марта торопливо скатилась вниз. Её тут же обдало волной в изящных завитках пены и, она мокрая, недовольная протяжно зарычала.

─ Подумаешь, каких-то ниток пожалели. Вы потеряли, я нашла, ─ раздался скрипучий голос, ─ в чём проблема?

─ Ничего мы не теряли. Это Яги подарок, путь указывает, ─ Марта немного успокоилась.

Из яра захлопал деревянными ладошами, захохотал старый дед Леший, а Кикимора высунулась из кустов, осмотрелась и разлилась белёсым туманом. Подхватил ее смешливый прибрежный ветерок, да и унёс за дальний овраг. Подивились подруги, но делать нечего, придётся самим путь искать, только как? Марта задумалась. Ей вспомнились слова бабушки, что надо радоваться каждому приключению и в любой ситуации говорить себе, что все идёт по плану, мало ли какой у тебя сумасшедший план. Она вспомнила, как высовывалась из берлоги и вглядывалась в небо, в облака, в мерное их движение. В деревья, в течение воздуха. Всякий раз, когда она наблюдала за лесом и начинала говорить с ним, он уносил её. Отогревал сердце, подбирал тот самый ключ, неведомый никому…

Медведица посмотрела на красную божью коровку, что притаилась в листьях ромашки, на взъерошенную траву и, молча, побрела по берегу в поисках брода. Но к вечеру, неожиданно, словно вспомнив нечто важное, махнула Амелфе лапой, указывая на другой берег, и пустилась вплавь. Когда подружки очутились на другом берегу, чёрная бархатная ночь, расшитая золотыми огоньками звёзд бережно укутывала небо. Мокрая, голодная медведица опустилась поодаль от берега и затихла. Усталость давала себя знать, и она прикрыла глаза, пытаясь погрузиться в сон, но не тут-то было. Амелфа бесцеремонно теребила её то за ухо, то за мохнатые лапы и беспрестанно спрашивала, где они, на что та сонно отвечала, чтобы ворона успокоилась и не всё ли равно где они.

─ Ничто так не раздражает, как предложение успокоиться, ─ глубокомысленно произнесла ворона, ─ и если нам всё равно, где мы находимся, значит, мы не заблудились, сунула голову под крыло и замолчала.

Утром на небе толкались тучи, тёрлись боками друг о друга, казалось, вот-вот землю придавят, но сквозь прорези хмары появились солнечные полосы и быстро-быстро заморгали сквозь деревья. Лес спросонья причудливо улыбался и манил пушистым мхом, дымкой папоротников, россыпью черники и земляники. Марта почувствовала, что она на Земле предков, где уже заросли тропинки памяти, где утеряны маршруты и направления. Она поднялась и шагнула к мощному дереву, устремлённому высоко вверх. Капелька смолы бежала по стволу, словно старческая слеза, да так и застыла, а теперь смотрелась как драгоценность. Медведица обняла ствол и замерла в густом янтарном запахе смолы, услышала ветер, щебет птицы жужжанье маленькой пчелы. Чуть позже огляделась и заметила на опушке величественный дуб.

Что-то неуловимое потянуло её туда. Она неуклюже и немного робко зашагала к нему. Ей даже показалось, что дубовые листочки легко, по-дружески начали похлопывать друг друга, словно зелёные аплодисменты. В хаотичной пляске перед ней понеслись картинки рождения мира, где одно перетекало в другое, из старого появлялось новое. Марта слышала голос таинственного могучего леса, впитывала его. А он шелестел, шептал свои древние тайны, события, записанные на годовые кольца деревьев. Медведица прислонилась к дубу, погладила шершавый ствол. Стихли звуки, образуя сладостную тишину. Запахи потерялись в лабиринте спокойствия и пустоты. Ни одного движения воздуха вокруг. Даже шебутная Амелфа угомонилась где-то среди безмятежности. Только где-то внутри звучал голос:

─ Марта, не верь в возраст. Ты просто иди по жизни вперёд, не останавливайся в своём движении, лишь отбрасывай всё случайное. Не слушай тех, кто осуждает. Двигайся вперёд играючи и пусть кому-то будет смешно, а кому-то завидно. Ты же расправь плечи, подними голову вверх, и вдохни этот воздух заразительного счастья, воздух своей мечты. Подмигни Вселенной и поблагодари её за тот восторг, что она дарит. А ещё, Марта, собери свои воспоминания, истории и преврати всё это в сказки. Пусть они сверкают радужными искорками в памяти потомков, чтобы те помнили свои корни, свои истоки.

Неожиданно небо нахмурилось, согнало серые неприветливые облака в огромную грозовую тучу. Ветер попытался помешать, увлекал её в полет, теребил. Но туча крепко держала пленённые облака и сгущала в них краски. Сердилась, извергала молнии и рычала, словно сторожевой пёс. Потом заплакала. Медведица прижалась к стволу. Густые ветви бережно укрыли её, будто огромный зелёный зонт. А дождь лил и лил, омывая целительной водой все вокруг. Он смывал печали и страхи, уносил заботы. Убаюкивал своей исцеляющей музыкой и успокаивал. Наконец через свинцовую черноту стали пробиваться солнечные лучи. Они чистили небо, и яркая лазурь одерживала верх. Среди снопов света выскочила радуга, раскрасив небо. Облака в своей неугомонной спешке разбежались по неотложным делам, и тёплые ладошки солнца погладили медведицу по щекам. Тут, как тут появилась Амелфа и философски заявила:

─ Трудно найти ту, с которой у тебя в голове тараканы одного вида. Сидишь чего? Да ещё улыбаешься? Куда мы теперь?

─ Помолчи, Амелфа, здесь так благостно, ─ ответила Марта, у которой мурашки радости пронизывали всё тело, и она наслаждалась этим новым днём.

─ Хорошо молчать труднее, чем хорошо говорить, ─ каркнула ворона и отлетела к кустам.

Вскоре рядом опустилась ступа и, помахивая метлой, оттуда выглянула Баба Яга.

─ В какую сказку попасть желаете? Приключений не хватило, али ещё чего? Ну, полезайте быстренько, да не запнитесь только в моей технике неповоротливой!

Круг над Родовой поляной и через несколько минут она начала терять свои привычные очертания. Пространство наполнилось сказочным перезвоном, деревья внизу склонились друг к другу, словно прощально кланяясь.

─ Ну что, напитались силой Рода, путешественники? Всё движется по кругу. И если где-то сделали неверный шаг, то на следующем витке исправите. Наслаждаться жизнью, её вкусом надо уметь в любые времена и смаковать послевкусие каждого прожитого дня. У вас добрые сердца. Иногда этого достаточно, чтобы уберечь себя от беды, куда бы ни пошли.

Агафья

Старая дракониха Агафья тоскливо посмотрела на кактусы, что росли рядом с пещерой. Те, как всегда зеленели и цеплялись друг за друга колючками. Бархатное солнце привычно грело скалистые утёсы, спрессованные миллиардами лет. Казалось, всё вокруг шептало ей:

— Счастливая… Не придумывай себе идеалы… Цени то, что имеешь.

— Ну уж нет, — она, презрительно усмехнувшись, отвернулась и вновь предалась своим размышлениям о жизни.

Действительность ведь как путь. Редко выглядит прямой ровной дорогой, уходящей за горизонт. Хорошо, когда есть хоть какой-то обзор и понимание, куда сделать следующий шаг. А порой впереди темный лес, да еще и сплошной туман неопределенности. Остается надеяться лишь на себя и на чудо. Да еще, если повезёт, на надёжного попутчика. С мыслью о тяжелой драконьей жизни, она стала вспоминать детство.

Вот она маленькая беспомощно озирается по сторонам. Звонкие капли водяных монет стучат по пёстрым осколкам яйца, которое еще несколько минут назад было её домом, её спасением от всех бед этого мира. Она раздражённо пытается спрятаться в этих обломках, отчаянно шипит: «Шшш…». Шершавые слова застревают в пересохшем горле. Кудлатая ель машет лапой, словно приглашая укрыться под ее густыми ветвями. Малышка вытягивает коготочки, скребёт камушки. Отчаянно косолапя, делает первые в своей жизни шажочки и семенит в убежище. Сухая хвоя щекочет нежную шкурку, едва Агафья растягивается на ней. Мир встречает малышку не совсем приветливо. Это злит и раздражает её. Но что она может сделать?

Малышка не помнила, как провалилась в сон, не поняла, сколько времени спала, да и не к чему было это понятие. Просто почувствовала: что-то изменилось в мире за это время. Ласковые ладошки солнышка погладили её по щекам, едва она выбралась из укрытия. Молочная пенка густого тумана отступила туда, где океан целовался с линией горизонта. Позади, дыбились неприступные скалы. И только на этом небольшом утёсе царило безмятежное спокойствие. В бесконечные напевы ветра вплетались и стрекот франтоватых кузнечиков, и топот трудолюбивых муравьев, бегущих по неотложным делам. Красота мира завораживала, тревожила Агафью, но больше всего смущали голод и одиночество. В своём первом сне она чувствовала тёплые ладони, держащие пёстрое яйцо-домик в руках, слышала нежный голос, поющий ей колыбельную-напутствие

В мир лети, неба дочь, отгони невзгоды прочь.

Мудрость в дар тебе даю. Веру и любовь пролью в душу детскую твою.

Сможешь ты Добро принять, чтоб другим помогать, своё счастье отстоять.

Будь текучей, как вода, ну и твердой иногда.

Сильной, слабой, доброй, злой, в общем, будь сама собой.

Самый главный дар держи…

Тут она проснулась и увидела огромных, огнедышащих драконов летящих за скалами, шепчущих ей о силе и мощи. Малышка не чувствовала страх, у неё уже грубела и покрывалась чешуйками кожа, крепли крылья. Она пошевелила коготочками, тряхнула гребнем, расправила крылышки и неуклюже побежала к краю утеса. Взмах, ещё взмах. Летит. Ей стало легко и спокойно. От восторга она выпустила струю искр, похожих на бенгальский огонь. Медленно, немного угловато облетела утес, присвистнула, зашипела: «Шшш… спешу… спешу…» Уже увереннее качнула крыльями, махнула рогатой головкой и взяла направление на неприступные скалы. В зеленых глазах засветились яркие огоньки, наполненные вселенской мудростью…

Глаза у Агафьи начали слипаться, и она стукнула хвостом по траве, чтобы отогнать сон. Но нить воспоминаний, увы, оборвалась. Что такое важное говорил Всевышний, отправляя её в путь на Землю, так и осталось загадкой. Эта мысль изводила дракониху весь день, пока занималась своими домашними делами. Уют в пещере наводила, семью по ранжиру строила, чтоб в хозяйстве порядок был, за добычей пару раз слетала. К вечеру огнём пыхнула в очаг — пельмени сварить и устроилась в укромном уголке пещеры с книжкой. Но что-то пошло не так. Любимая книга о рыцарях показалась тоскливой, те всё больше принцесс ищут, да вечно опаздывают. Она отложила её в сторону, вытащила наугад другую, полистала и вздохнула — про амфибию читала, про профессорскую голову тоже. Оглядела с унылым видом полку с книгами — всё читано-перечитано. Заметила также, что пещера, крепость её, становится почему-то темнее. Нет, плесень не появилась, крыша не протекла, но тоскливо тут как-то, чего-то не хватает. Драконы, они ведь какие? Натуры тонкие, ранимые, сложные и даже мечтательные, а чаще просто взбалмошные, а тут, видимо, быт заел.

— Надо бы к Филину наведаться, на днях обещал новинками поделиться, — проворчала себе под нос и поковыляла к выходу, но услышав шум за спиной, оглянулась. Чтобы привлечь внимание пельмени начали подпрыгивать в котелке, фыркать и шипеть, — ах, совсем я забывчивая стала, чуть семью без ужина не оставила!

Агафья развернулась, набросила скатёрку на большой стол, водрузила пельмени, корзинку с фруктами, немного подумала и достала плошку с пончиками. Домашние потянулись на заманчивый запах, а Агафья незаметно выскользнула из пещеры. Уже темнело. Словно яичные желтки таращились окна пещер и хижин, и там, за ними, драконы пили горячий чай, ели ватрушки, жевали бутерброды, читали книги да смотрели фильмы.

−Живут да радуются, — подумала Агафья, — оттого, что есть место, где тепло и уютно. Ну а я почему-то не в восторге, — и поспешила в лес.

−Так, — подвёл итог её рассказу Филин, — мудрый совет получить хочешь? Или за книгой всё же заглянула?

— Не знаю даже, — честно призналась Агафья, — помоги, Фил, разобраться, куда душа рвётся, к чему стремится?

— Все мы разные. Недавно одному молоденькому медведю взбрело в голову, что небо должно быть разноцветным и ну раскрашивать в помощь природе. Леший стену на болоте выстроил, да не простою, с окнами. Белка колесо золотое откуда-то притащила и носится по нему. Ты-то чего хочешь?

— Вроде всё неплохо в жизни, только чувствую будто потеряла что и не найду никак, а что потеряла не знаю. Неспокойно на душе. Может мечту какую упустила?

— Мечты это прекрасно, но бывает и так, что твоя мечта, сколь бы блестящей она ни была, может поперёк горла встать, и тогда… Ну, да это не повод от мечты отказываться. Скажу я вот что тебе, Агашка, чтобы найти — надо искать, а чтобы искать — надо в путь отправиться. А куда и зачем сама смекни! — ухнул Филин, взмахнул крыльями и был таков.

— И как мне с этим жить теперь? — проворчала Агафья, направляясь к своей пещере, но по пути передумала и поднялась над утёсом.

Ночное небо, будто бархатный занавес, повисло над скалами. Луна спряталась за вуалью облаков, казалось, кто-то задёрнул штору на окне небосвода, и этот кто- то, оберегает ночное светило от любопытных глаз. Легкий ветерок нежно коснулся грубой драконьей чешуи и шаловливо убежал прочь. Куда, в какие края отправиться на поиски Агафья не решила. Да и какая разница, если она даже не знает что искать. Ей стало вдруг смешно и легко, совсем как в детстве. Она никогда не запоминала дорогу с первого раза. И редко запоминала со второго и даже с третьего. И даже когда запоминала, ориентирами ей служили не горы с лесами, как у нормальных драконов, а какие-нибудь яркие моменты — стайка берёз, красиво изогнутая сосна, магазин с забавным названием. Встречая их глазами, она искренне радовалась — о, в прошлый раз это уже видела, значит, правильно лечу! Вот и сейчас заметила знакомые берёзы, что росли семьями — по трое, по двое из одного корня, устремляясь вверх, и чем выше, тем дальше отклонялись друг от друга, как в неподвижном, но стремительном танце. Где-то здесь обитают маленькие феи в невесомых волшебных домиках, сотканных из листьев и лепестков и прячущихся в ветвях деревьев. Но ночью они спят, надо дождаться утра.

Агафья опустилась на поляну среди стройных белых стволов и решила вздремнуть до рассвета. Ей приснился сон — яркий, красочный, с очень четким сюжетом. Во сне она должна была узнать какую-то тайну. Ну же, сейчас, вот-вот завеса приоткроется… И, о нет, она проснулась! Что за тайна? И почему это было так важно? Утренняя прохлада обрушилась запахом свежести. Бодрость защекотала ноздри. Потянула тихонько за уши. Ласково погладила по морщинистым щекам. Агафья запрокинула голову. Облака. Такие прекрасные, кипенно белые торжественно плывут по своим делам. Но вот небесный художник неаккуратными пятнами пролил на небосвод краску. Малиновую, тёмно-красную, розовую. Она растекается хаотично, бессмысленно, и в центре этой роскоши пробуждается солнце. Оно сноровисто подкрашивает бегущие облака, рассыпает по ним радужные драгоценности.

— Кто это к нам пожаловал? — услышала Агафья тонкий голосок и увидела в траве множество феечек.

Они всегда отличались любопытством и знакомились с теми, кто оказывался рядом. Феи знали всё, что происходит в их лесу, чем он дышит и живет. Выслушав рассказ Агафьи, они переглянулись, притихли ненадолго и загомонили разом. Одни предлагали лететь в Огненный Лес, другие подняться на вершину к Старому Мудрецу, третьи разводили руками и сочувственно вздыхали.

— Как можно забыть свое Предназначение, — возмущалась самая маленькая из них, — это прямо нонсенс какой-то, — и как же ты жила?

Агафья стояла, молча понурив голову перед этими крошечными созданиями, и не знала что ответить. А и правда как она жила? Что чувствовала всю жизнь? Какую-то пустоту в душе, сквознячок. Семья, друзья, своя пещера, куча увлечений, но всегда чего-то не хватало.

— Вот что, — продолжала малышка твердо, — ты должна его найти!

— Кого? — сделала круглые глаза Агафья.

— Предназначение своё, — ты ведь его потеряла, потому и неспокойно тебе. Но надо идти и искать, улыбаться и жить, даже если хмурая погода или плохое настроение. Когда у меня возникает вопрос делать или нет, я всегда руководствуюсь таким принципом: «Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и потом всю жизнь жалеть об этом!»

— А какое оно, мое Предназначение?

— Глупая ты, Агафья! Об этом только ты сама узнать можешь! Отправляйся в путь, дорога подскажет, в нужное место выведет. А чтоб не заплутать в пути, вот тебе волшебные очки, — и малышка вынула из крохотного кармашка миниатюрные очки.

— Да как же я их надену? У меня один глаз в десть раз больше!

Феи звонко захохотали и водрузили Агафье на нос очки, ловко устроив их на переносице. Очки тут же увеличились в размере, и Агафья засмеялась вместе с феечками.

— Прощайте, милые малышки, — промолвила она и поднялась в воздух, — спасибо вам!

Долго летела Агафья, очень долго. Уже начали тонуть во мраке далёкие горы с белыми накрахмаленными чёлками, подсвеченные закатом. Хвойный лес, опушки с морем цветов внизу погружались во мрак. Красавицы белки и бешеные бобры отправились на покой. И даже жёлто-голубая луна удобно расположилась на ветке ели, словно век там сидела. Лужицы её бледного света колебались на песчаном берегу и устремлялись к воде. Агафья опустилась у реки, ей показалось, что она прилетела именно туда, где её ждут. Усталая и задумчивая, устроилась у кромки воды, и её тут же сморил сон, всё тот же яркий, красочный, с очень чётким сюжетом. Во сне она должна была узнать какую-то тайну. А когда услышала громкий шёпот реки: «Будет новый рассвет и новое утро. Будет всё мудрее. И ты поймёшь и примешь…», проснулась.

Утром ветер принялся заигрывать с притихшими волнами, даже солнечные пятна накидал для затравки. Говорливые, всегда склочные чайки что-то помалкивали. Просто махали крыльями и высматривали зазевавшуюся рыбёшку. В кувшинках, укрывших своими огромными листьями реку, будто одеялом, франтоватые селезни покачивались на волнах. Философствовали. Разглядывали своё отражение. Мечтали о подвигах. По большому камню, словно по подиуму, гордо двигалась ворона. Поглядывала свысока на селезней, на ещё сонную местность.

Агафья смотрела на реку, и ей казалось, что там отражается потаённая нежность и сладость. Вода смывала печали и страхи, уносила заботы с души. Неожиданно нашлось то, чему не было имени, потому что она начала смотреть не только наружу, но и внутрь. Сколько же там всего! Пути и смыслы, дождливые сезоны и засухи, рассветы и шторма. Там омут бесконечной боли и бесконечного счастья. В душе зашевелились забытые ощущения, где дороги затянуло бурьяном, где, возможно, уже стоит непролазный лес. Но истлевшее поле чувств она начала тут же засевать радостью, радостью быть собой.

Она ощутила ветер перемен, поняла, что надо быть такой, как вода, которая словно сель смывает всё на своем пути. Шшух, вжик! Набегают буруны, волна накрывает, пропитывает! Ласковая и грозная, сильная и слабая, вс1 в ней собрано воедино. Солнце и ветер высушат брызги, однако в душе останется аромат влаги насыщенный теплом, звон серебряных колокольчиков, мерцанье свечи… Агафья поняла, что её женская сила в слабости и мудрости, радости и принятии и своём сердце. Что её Предназначение, утерянное и забытое: дарить свет, не скупясь на тепло своего сердца. Есть такие слова, что способны осветить нашу жизнь, словно тысячу маленьких солнышек. Только какие? Об этом стоит подумать.

Прошло совсем немного времени. Агафья живёт по-прежнему в своей пещере, светлой и тёплой. Она заваривает волшебный чай с травками и ищет такие слова, от которых струится свет, словно тысяча маленьких солнышек. А потом делится этими словами, наполненными мудростью и любовью. Ведь это радость — помочь пробудиться другому, чтобы он раскрывался рядом с тобой, словно цветок. Когда в сердце горит огонь, то одариваешь других сокровищами своей души. И тогда раздаётся смех, высыхают слёзы, обретается забытая способность радоваться всякому дню. Ведь каждому хочется получить глоточек весны посреди холодного зимнего дня.

Преображение яшмы

Разрумяненная Туча неспешно выползла из-за высокой горы. Вслед за ней волочились мелкие перьевые облака.

— Барыня, −подумала Каменная глыба и вновь закрыла глаза.

Извержение вулкана, вздыбленная Земля, рождаемая из огненной лавы, поплыли перед её внутренним взором. Мощные папоротники, пробивающиеся через голые камни, и, конечно, неповторимые космические ландшафты. Последнее время она полюбила это своё дремотное состояние, да и чем заняться Каменной глыбе ещё? Сколько лет она стояла у дороги в гордом одиночестве, поросшая мхом, лишайниками, обдуваемая ветром-дальнобойщиком, никому ненужная, ни к чему непригодная. Невзрачную серость её в теплое время года своими листьями прикрывала молодая поросль, а зимой не только её, но и всё вокруг заносило снегом. Но сегодня на душе у Каменной глыбы было неспокойно, да что там неспокойно, казалось, что вот-вот произойдет что-то необычное, из ряда вон выходящее.

Она приоткрыла глаза. Напряжённая тишина перед грозой наполнилась духотой, а воздух показался влажным и тяжёлым. Неожиданно на куст рядом с глыбой опустилась маленькая невзрачная Птичка. Взъерошенные перья и тяжёлое дыхание говорили сами за себя, за ней кто-то гнался. И тут же огромная крылатая тень ринулась вниз, но птичка успела забиться в небольшую расщелину глыбы и замерла. Потом небо располовинила яркая молния, а безмолвие раскололось раскатами грома. Затарахтел, зашлёпал дождь по дороге, заблямкал по листьям, да по Каменной глыбе забухал. Но Птичка уже перестала дрожать в своем укрытии. Дождь её не доставал, а от глыбы, нагретой за день солнцем, исходило тепло. Она почистила пёрышки и огляделась.

— От кого прячешься, птаха? — услышала она немного хриплый, спокойный голос камня — кто это догонял тебя?

— Обычное дело, от коршуна, — вздохнула Птичка, — он с высоты выслеживает нас.

— А что заставляет тебя летать, жила бы где-нибудь в укромном месте, мошки, да жучки везде есть, — засмеялась глыба, — вот я стою себе тут много лет. Ни друзей, ни врагов, наблюдаю спокойно за тем, кто мимо идёт, никому не мешаю, и меня не трогают.

— Скучно же так стоять, ни пользы никому, ни удовольствия себе.

−Вылезай из укрытия, дождь кончился, да и коршун твой улетел давно, — Каменная глыба пошевелилась, чтобы Птичке было легче выбраться, — да и куда мне идти, и как? Всю жизнь здесь стою, — продолжила она немного растеряно.

— Спасибо тебе за приют, добрая глыба, — махнула Птица крылом и была такова.

Но наутро прилетела опять и поведала Каменной глыбе, что недалеко в лесу Ведунья живёт, она всё на свете знает и неплохо бы отправиться к ней за советом. Надо просто идти по дороге, а у кривой берёзы свернуть направо и опять вперёд по тропинке. Возле ручья шалаш, там Ведунья травы сушит, припасы на зиму делает. Прощебетала во всех подробностях и в небо взвилась.

— Жила я себе спокойно, никого не трогала. И вдруг торкают меня куда-то идти. Даже не понимают зачем, но отчаянно кричат «Туда!» К чему мне всё это? Я не готова. Спасибо.

Но внутри, в самой сути, что-то шевелилось, елозило, кряхтело и Каменная глыба нехотя, решилась. Она тряхнула головой, сбрасывая мелкие ветки, отодрала лишайники и лишний мох, приосанилась и отправилась в путь. Дорога после вчерашнего дождя уже просохла. Яркая синева неба сегодня поражала Каменную глыбу красотой, не меньше чем розовые шапки распускающихся цветов шиповника, или огромные листья подорожника, покрытые капельками росы, точно бриллиантами. А рыжая гусеница в пуховом пальто? Почему же она этого не замечала прежде?

Но вот и кривая берёза поправляет растрепавшуюся шевелюру, а прямо за ней вьётся тропка. Здесь пахнет влажным мхом, грибами, и птиц почти не слышно, только стук дятла разносится далеко над притихшим лесом. Солнце подмигивает сквозь деревья. Лес, таинственный и могучий, лохматыми лапами окутывает глыбу, и она погружается в него вся. С непривычки Каменная глыба останавливается, озирается по сторонам. Она устала, заблудилась и уже ругает себя, что повелась на эту авантюру. Вековые деревья вокруг не спят, они всегда начеку и, заметив необычную путницу, приветствуют её поклонами, расспрашивают о цели, показывают дорогу к Ведунье, к ручью. Она петляет через луг, болотца и лес, где на полянках густая, высоченная трава спрятала клевер и ромашку от посторонних глаз.

К вечеру Каменная глыба почувствовала себя одинокой, никому не нужной, ни к чему не приспособленной. Оранжевый закат сменился ночью, тьма расправила крылья. Серебристый шар луны на фоне тёемного бархата, усеянного звёздами, застыл в неподвижности. Незнакомые и непонятные шорохи в ночном безветрии наводили жуть. Ведь здесь, в траве, может укрыться, раствориться, спрятаться от любопытных глаз кто угодно. Всё-таки это незнакомое и таинственное место. Но вот где-то рядом засмеялся, зазвенел родничок, словно предлагая испить водицы. Только он был не виден во мраке ночи, и Каменная глыба осталась дожидаться утра.

Когда запорхал, завился прозрачный утренний ветерок, закружил голову зелёной листве и нежной травке, а облака, похожие на огромные приведения поплыли в синеве небес, Каменная глыба продолжила путь. Увидела ручеек, весело бегущий посреди зелёной травы пронизанной солнечными лучами. Он сверкал, перепрыгивал каждый камушек, рождал звуки и краски. Рядом с ручьем, под кровом трёх величественных елей спрятался шалаш.

— Ждала я тебя, Яшма, ой ждала. Птица доложила, что нужда у тебя есть, — выглянула из шалаша улыбчивая женщина и приветливо махнула рукой Каменной глыбе.

— Да вроде и нужды нет, жила себе спокойно и жила, а тут говорят мне, что скучно я живу, ни себе, ни людям. Но я думаю у каждого собственная природа. А почему ты меня Яшмой кличешь?

— Как почему? Ты разве не знаешь имени своего? — удивилась Ведунья, −вот что значит скрывать свою внешность и душу не только от других, но и от себя! Тебя сама Матушка Природа создала и так нарекла, она жизнь миров в тебе зашифровала, но когда ты еще совсем юной была, охмурили, околдовали тебя Силы Тёмные, опоили напитком Обыденности

— И что? Я так и останусь глыбой Каменной?

— Твою уникальность, что внутри спрятана омыть нужно водой Живой, она наполняет мир красками чувствами. Обличье твоё истинное показать нужно. Под силу это только Мастеру. А к нему путь далёк и нелёгок. Хочешь Яшмой стать, а не каменюкой оставаться, тогда отправляйся в путь.

— Смогу ли я, Ведуньюшка?

— А ты постарайся. Надо видеть свой шанс во всём: в событиях вокруг, в тех, кто почему-то встречается на твоем пути, в историях, которые рассказали тебе. Во всём!

Задумалась Каменная глыба. Что она видела в жизни? Свою обычную дорогу в тени меж плотно смыкающихся над ней кустов? А что предстоит узнать, кем стать? Лицо ей обдало нездешним ветром, словно из распахнувшейся от сквозняка двери. Появилось ощущение долгого медленного полёта и невесомости, незнакомой вибрации тугой струны внутри себя. Вся она стала на мгновение трепетом, неслышимой ухом мелодией. Ну и как тут быть?

— Говори, Ведунья, я пойду к Мастеру за Силой Животворящей, хочу Яшмой обернуться, надоело мне у дороги стоять, жизнь однообразная разом опостылела!

— Ну что ж, слушай тогда внимательно. Вот тебе Компас волшебный, что путь к Мастеру укажет, сосуд берестяной с водой ключевой, да травка Трипутник, что подсказывать будет, коли трудности донимать начнут, только скажи ей «Трипутник-попутник, живешь при дороге, всё видишь, всё знаешь — помоги», с ним и здоровье поправишь и силу приобретёшь.

— Спасибо, Ведунья, — поклонилась глыба и двинулась в путь.

— В дорогу неблизкую собралась, пусть удача с тобой будет, счастье приманит, беды прогонит, — зашептала ей та вслед.

Оглянулась Каменная глыба назад — ни шалаша, ни ёлок. На их месте ива раскидистая, серебристыми листьями машет, словно прощается. Вздохнула глубоко и дальше потопала. Долго ли, коротко шла, на Компас волшебный поглядывая, и привел он её к горе. Смотрит, а она так велика, что лезть на гору — не влезть, ползти — не всползти. Каменная глыба и сама не маленькая, но перед такой махиной песчинкой кажется. Достала травку чудесную и спрашивает:

— Делать то что? Как быть? Потом вспомнила слова волшебные: «Трипутник-попутник, живешь при дороге, всё видишь, всё знаешь — помоги на гору подняться»,

— Нельзя суетиться, пытаться побыстрее взобраться. Но и останавливаться тоже нельзя. Можно только скользить потихоньку вверх, сливаться с потоком прохладного воздуха. Запомни, времени у тебя один час и ни минутой больше — молвила трава, — и обратила Каменную глыбу в красногрудую птичку.

Взмахнула птичка крыльями, вверх подниматься стала. Трудно ей с непривычки, воздуху не хватает, то тут на уступе устроится, то там остановится. Ни о чем больше думать не может, только, как до вершины добраться. Уже и сил не осталось. Только вдруг легче стало, то маленькая птаха, что у неё в расщелине недавно пряталась, крыло своё подставила. Чувствует, что та ей подняться выше помогает. Взлетели они на вершину, туда, где ветер гуляет без препятствий и Старец у костра поджидает. Устроились рядом.

— Вот тебе семечко, — Старец вынул из маленького мешочка крохотное зёрнышко и протянул красногрудой птице, — поспеши в Зелен сад, посади в землю и полей той водицей из ручья, что Ведунья дала, только береги семя от эльфов, что там обитают, да не забудь слова заветные сказать: «Как дерево цветёт-распускается, так и привлекательность моя обновляется. Любовь привлекаю, ни старости, ни одиночества не знаю». Сила твоя увеличится, и до Мудреца дойти сможешь.

Полетели птицы вниз, Старца поблагодарив, и на земле красногрудка тут же в глыбу превратилась, а серая Птичка вновь вверх взмыла. Заторопилась глыба Каменная в Зелен сад. День идёт, два идёт, на третий подошла к пологим холмам возле берега реки, а рядом за высоченным забором дивный сад, полный шепчущейся травы, поющих цветов и говорящих деревьев. Высокий забор окружил его со всех сторон, а единственные ворота охраняют стражи.

— Как попасть туда, не силой же забор сносить? — подумала глыба, — как стражу перехитрить? Достала травку и говорит: «Трипутник-попутник, живешь при дороге, всё видишь, всё знаешь — помоги в Зелен сад попасть».

И тут же обернулась мошкой мелкой. В сад без труда попала, но шмякнулась там уже глыбой Каменной. Нашла место на лужайке, воткнула семечко, полила родниковой водой и зашептала: «Как дерево цветёт-распускается, так и привлекательность моя обновляется. Любовь привлекаю, ни старости, ни одиночества не знаю». Потом глаза закрыла, притомилась вроде как. А открыла через мгновение, глянь — дуб высоченный вырос, и когда успел? Ветвями могучими её обнимает и силушка прибывает.

Тут эльфы примчались, кричат, лопатками и заступами машут. Стали дуб окапывать, убрать захотели, не к месту он им. Ни петь, ни говорить не может, даже фокусы показать не научился. Ни к чему им такое дерево. Только дуб зашумел, ветвями замахал, желудями их закидал. Завизжали, да и разбежались, разлетелись эльфы в разные стороны. А глыба неспешно к выходу направилась. Стражники ей даже поклонились. Двинулась, было, глыба дальше, но увидела на холме дом, ни дом, дворец ни дворец, строение красивое, а наверху буквы горят огромные, к себе манят. Подошла ближе и ахнула, надпись «Мастер» то огнем горит, то водой журчит, то знаками сказочными выскакивает.

— Добралась, Яшма? В пути ума-разума набралась? Поняла теперь что в одиночку пустое дело жить, ни выстоять, ни сотворить ничего не получится? — у ворот стоял сам Мастер в очелье, в белой льняной рубахе расшитой узорами, встречая Каменную глыбу.

— Да почему я Яшма-то, Мастер?

— Ну, проходи, поймешь сейчас!

Они вместе вошли в дом, Мастер подвёл Каменную глыбу к зеркалу.

— Видишь себя? Какая ты, — глыба кивнула, а Мастер перевернул зеркало другой стороной, — а теперь?

Перед ней поплыли картины извержения вулканов, вздыбленная Земля, рождаемая из огненной лавы, мощные папоротники, пробивающиеся через голые камни, и, конечно, неповторимые космические ландшафты.

— Я это в снах своих видела, только не пойму, почему оно мне снится мне?

— Говорила же Ведунья, что заколдовали тебя Силы Темные. Сейчас водой Живой обрызгаю, а силу свою ты уже приобрела, да и разуменье кое-какое в пути получила, — он взял у глыбы из рук фляжку с водой, к сердцу своему прижал и прикрыл глаза. А потом этой водой сбрызнул Каменную глыбу и вновь перевернул зеркало, — любуйся!

И вот в зеркале отразилась полированная поверхность камня, а на ней вся история Земли. Там чётко прорисовывались вулканы, живая растительность, пробивающаяся через голые камни, динозавры, летучие рыбы, могучий океан. Яркая картина Мироздания, сотворённая давным-давно.

— Разве это я? Или снова сон?

— Ты, Яшма, ты! Самый прекрасный камень на свете, как и всё созданное Богом.

Яшма осталась у Мастера и под его умелыми руками постепенно превращалась в прекрасные украшения, которые разлетались по свету с разными кусочками сказочных историй Земли. Задачей её жизни, оказалось, складывать из осколков души прекрасную картину

Вернуть крылья

Везде, куда хватало глаз, были округлые холмики из песка, будто густое песчаное море. Оно волновалось, вздымалось глыбами, било фонтанчиками, оседало, проваливаясь вниз. А потом вдруг застыло не то под властью заклинания злого колдуна, не то от переутомления. Сердце у Магды от испуга и волнения забилось чаще, что совсем несвойственно для неё. Пришло желание срочно накрыться подушкой, парой одеял и забиться в угол. Вместо этого она подскочила к машине, рванула ремень, вставила его в фиксатор, повернула ключ и выжала педаль акселератора в пол. Красной стрелой легковушка рванула с места.

— Порядочные феи так не поступают, — зашевелилось где-то внутри, — надо бы разобраться со всем этим.

Она, в общем-то, и была порядочной, даже слишком. Всегда делала правильные вещи, приходила на помощь даже в ущерб себе. Доброжелательно и скромно общалась со всеми. Как и все феи, любила блестящее и музыку, питала слабость к сладкому, обожала любоваться облаками, цветами, травками. Но необычная картина выбила её из привычной колеи. Жила она и жила в своей фейской семье, пусть не очень ярко, зато спокойно. Только для чего жила? Где она, цель, о которой мечтала в детстве? Вот потому, наверное, в привычном лесу пустыня образовалась. Только разбираться почему-то не хотелось, и жуть жуткая гнала подальше от этого места. Внутреннее напряжение нарастало вместе со скоростью движения. Мелькали перелески, река раскинула рукава, беззаботно светило солнце. На лбу у Магды выступил пот, а в глазах стояли слёзы. Нещадно жали туфли на шпильках, ожерелье царапало шею, высокая причёска рассыпалась, лишившись заколок.

— Куда я всё же несусь? Зачем? — она остановила машину. Ожерелье полетело в бардачок, надоевшие шпильки на заднее сидение. По щеке покатились непрошеные слёзы, — хватит! −Магда вытерла размазанную по лицу тушь, блёстки и решительно выскочила из машины.

— Кто это к нам пожаловал? — тут же услышала фея, — и чего унылая, да зарёванная? Тоска на душе, аль беда бедущая приключилась? Негоже феям сырость разводить, — продолжал Старичок Боровичок. Он запустил руку в карман душегрейки, выудил оттуда большой клетчатый платок и протянул Магде, — придумают же феи правила-порядки. Вот я сейчас башмаком топну, в ладоши хлопну, и всё на места встанет.

— Нет, дедушка, не встанет. Пустыня там, не то в душе, не то в лесу нашем. Страшно мне там, ой страшно!

Старичок Боровичок засмеялся и стал похож на сморщенную грушу. Выудил из необъятного кармана какую-то книжицу, полистал страницы.

— Увидеть ненадобное и избавиться от него, определить цель и смело двигаться вперёд — повел заскорузлым пальцем по мелким строчкам, — поняла, Магдалина, что умная книга вещает? В нужном направлении шагать, а не бежать куда попадя.

— И…? Назад вернуться или повернуть куда? Где оно мое направление?

— Вот вроде ты и фея, Магдалина, а такие глупости говоришь, словно, недомерок какой. Возьми-ка карту волшебную, она приведёт в нужное место, только что именно искать, одной тебе ведомо. Цель свою знать должна, чётко знать. Может она рядом совсем, протяни руку и хватай, а может за тысячу вёрст идти придётся, кто знает, — Старичок Боровичок протянул фее маленький свиток, перевязанный розовой тесёмкой, топнул ногой в лапоточке и исчез.

Магда ещё долго растерянно оглядывалась вокруг, потом развернула карту и чуть снова не заплакала от разочарования, на ней был изображен большой столб и во все стороны смотрели указатели «Счастье».

— Вот ведь старик, обманул! — сердито воскликнула она, — не карта, а беспредел какой-то. Хоть бы камень на распутье со стрелками, как в прежние времена. «Направо пойдешь — себя потеряешь, налево пойдешь — коня потеряешь, прямо пойдешь — жив будешь, да себя забудешь». Всё просто — сиди и не рыпайся, если жить спокойно хочешь, а уж приключения ищешь — иди куда хочешь. А тут — десяток дорог и все к счастью, явно подвох какой-то Боровичок учудил, ух и хитрющие эти грибы!

Потом задумалась. Цель свою она вспомнила, и даже почувствовала тепло в душе, но вот как добраться до неё не ведала. Куда всё же шагать? Так всё запутано было, а тут ещё старик с этой картой чудной. Взглянула на дорогу и ахнула — машина исчезла, да и дорога начала покрываться бурьяном. Что за чудеса? Неслучайно всё это, ох неспроста! Что за нелепица творится? Как выбираться, да и куда, в какую сторонушку? Крылья, конечно, как и все порядочные феи, она имела, только пользоваться ими разучилась. Зачем было напрягаться, когда транспорт есть? И Магдалина побрела по зарастающей дороге. К вечеру она выдохлась. Перекусить бы где, это только говорят, что феи росой, да пыльцой питаются, а Магде хотелось чего-нибудь посущественней, на худой конец бутерброд какой или булочку. Но где их возьмешь тут, в глухом лесу?

Солнце обняло на прощанье всё вокруг, да и покатилось на отдых, начали сгущаться сумерки. Фея в изнеможении устроилась на пеньке и огляделась. Заметив зверька, сидящего на дереве, испуганно вздрогнула. А тот в упор разглядывал Магду. И взгляд-то у него был слишком внимательный, прямо изучающий.

— Ну что знакомиться будем?

— А ты кто? — только и смогла произнести растерянная фея.

— Ну здрасьте вам, — зверек спрыгнул с ветки стал недовольно прохаживаться туда-сюда, — угадай!

Фея, не мигая, смотрела на непонятного зверька, пытаясь вспомнить, где она видела такую зверушку. В зоопарке? В книге какой? Похожа на ящерицу с крыльями, но не дракон. Может рыба летающая, вон один плавник торчит. А может кошка заколдованная? Или нечисть какая-то.

— Чего это ты так ошарашено глазами водишь? Зырк-зырк. Видишь ведь Неведомая Зверушка я, тебя поджидаю, Магдалина.

−Зачем? — вышла из ступора фея.

— Зачем, зачем? Что за вопрос? Возьми меня на ручки, пожалей. Ты большая, я маленький зверёк, лохматенький. Страшно мне тут зависать одному, тоскливо. Да и тебе веселей будет. Жалостливая фея протянула руки, зверёк скатился с ветки прямо ей на ладонь и заурчал.

Медленно сквозь ресницы Магда впустила в себя солнечные блики. Потянулась, но как-то неловко, что-то брякало и держало её. Тогда она широко распахнула глаза и ахнула: пещера, руки и ноги прикованы к огромному камню, через узкие щели пробивается солнце и запах смолы. Как она очутилась здесь, как уснула, фея не помнила.

— Проснулась? Ну, здравствуй, краса ненаглядная! — камень, к которому она была прикована, приподнял шляпу, слегка поклонился и осклабился.

— Как? Где я? Кто ты? Зачем… — у феи дрожал голос, дёргался левый глаз, чесался правый.

— Не слишком ли много вопросов, мадам? Ты ж сама вчера меня с ветки сняла. Горе-Злосчастье я, твоё теперь, между прочим, на веки вечные.

— Не снимала я тебя ни с какой ветки! — негодовала фея, — я Зверушку Неведомую пожалела.

— Ну, так помни, твоя голова в ответе за то, куда сядет твой зад. Всем-то ты помочь спешишь, жалостливая, а о себе забываешь. Не это твоя цель была и не стоит шутить с судьбой, она напрочь лишена чувства юмора.

— Так отпусти меня, чего приковал тогда?

— Ты сама себя приковала, вот и думай, как выбираться будешь, а я посплю пока, — рассердился камень, — тебе со мной хорошо и не обязательно делать ещё лучше. Ты это не испорти только, то, что есть.

Фея враждебно посмотрела на Горе-Злосчастье, мирно посапывающее рядом, и постаралась приблизиться к выходу из пещеры, насколько хватало длины цепей. Совсем рядом высокие, красноватые сосны развесили иглистые макушки, зелёные ёлочки выгибали свои колючие ветви, дрожала на ветру серая осина. Лес лохматыми лапами окутывал всё вокруг. На лицо ей упала паутина, словно ещё и лес ловил её в свои сети.

— Да что же это такое? Видать и вправду Горе-Злосчастье меня поджидало, караулило. Верно Старичок Боровичок сказал — избавляться от ненужного надо. А сколько я этого хлама накопила? Пустыня в душе, Горе-Злосчастье на цепи, да ещё и паутина на глазах теперь. С этим надо что-то делать!

Сняла паутину и увидела как по мху пробирается живая шишка, ёжик спешит на завтрак. А завтрак со страхом посматривает своими черными бусинками на эту колючку и ныряет в пещеру, прямо Магде на ногу. Та чуть не завизжала от страха, мышей она боялась с детства. Но что-то удержало её от крика. Ёжик фыркнул и поспешил дальше на поиски съестного. Мышонок дрожал от испуга, только от ежа смылся, а тут фея живая. Ещё долго они молча смотрели друг на друга со страхом. Первой опомнилась Магда.

— Слезь с моей ноги, пожалуйста, а то мне неприятно, когда по мне топчутся. Можешь просто рядом посидеть, а можешь восвояси шагать, ёжик то ушёл.

— Спасибо тебе, добрая фея, что не выдала меня. Чем помочь тебе? — пропищал мышонок.

— Чем ты мне поможешь, малыш? — вздохнула Магда, — вон у меня Горе-Злосчастье какое большое приковано, а ты крошка.

— В углу пещеры сундук стоит, видишь? — махнул лапой мышонок на что-то квадратное, пыльное, — может, там инструмент какой найдём? Освободим тебя!

— Что ты! Крышка ржавая, тяжелая, тебе не справиться!

— Зачем мне крышка? Я в любую щель просочусь, — засмеялся мышонок и нырнул в пыльный сундук.

Через некоторое время он, чихая и отряхиваясь, вытащил несколько предметов и сложил их один за другим у ног Магды.

— Вот всё что смог вытащить, — сказал отдышавшись, — может что-то пригодится. Я пойду, меня, наверное, мама потеряла, — Магда даже поблагодарить не успела, а мышонка и след простыл.

Стала она рассматривать штуковины, что мышонок добыл. Ключик золотой повертела в руках и в карман положила, решив, что раз ключ есть — что открывать им, обязательно найдётся. Палочку в руках покрутила, не то волшебная, не то простая, не то выручалочка, не поймёт. Но решила испытать.

— Горе-Злосчастье, отстань от меня, — взмахнула она палочкой.

— Ты от меня так быстро не отделаешься, Магда, на это сил твоей палочки не хватит, — проснувшийся камень засмеялся.

Но палочка-выручалочка — по камню-стучалочка молча хлопнула по камню, он от страха съёжился, маленьким стал. Третьим предметом оказался клубочек ниток. Фея попыталась встать и у неё получилось. Она подняла камень, который. значительно полегчал. Бросила перед собой клубок и споро зашагала вперёд. В животе у феи урчало от голода, и она то и дело наклонялась, собирая землянику и кидая себе в рот. Клубочек быстро катился по одной ему ведомой дороге и к полудню они очутились у реки. Камни на её берегах съёжились от холодных набегающих волн, теснее прижались друг к другу. Затрещала о чём-то сорока, и обветшалое дерево качнулось, словно соглашаясь с птицей. В камышах спрятались утки, а над широкой посеребрённой гладью кружили, горланили чайки. Из-под вдруг набухших век неба закапали редкие слёзы. Внезапно появился ветер, завертел в волшебном танце ветви и травы.

Пришлось Магде укрыться под разлапистой елью. Горе-Злосчастье бухтело, ворчало, что уж больно неудобно так передвигаться, что никакого простора его широкой душе нет, а на возражения феи ответил, что мир один на всех, но каждый живёт в своём. Всё ещё капало, однако через тучи уже стали пробиваться свет и тепло. Солнечные лучи чистили небо и яркая синева побеждала. В пучке этих лучей выскочила радуга и в честь победы раскрасила небо. Пока шёл дождь, Магда от нечего делать раскрыла карту, ту, что дал Старичок Боровичок. В ней явно что-то поменялось. Нет, указатели были на месте, и столб торчал, но надписи были какие-то понурые. Словно кричали, что счастье рядом, а ты не туда топаешь. Фея вскочила, чем вызвала водопад с непросохших веток, схватила клубочек.

— Ты куда завело меня, чудо лохматое?

— Так приказу не было куда двигаться, ты бросила, я покатился, всё честно, — возмутился клубочек.

— Разворачивайся, столько времени потеряли, — чуть не плакала фея, — опять всё сначала!

— Неважно сколько раз ты упадёшь, важно сколько раз вы поднимешься, неважно сколько раз пойдёшь не туда…− бодро воскликнул клубочек, но договорить ему не дали.

— Пошли, философ шерстяной, туда, где цель моя, туда, где счастье. Да смотри, правильно дорогу указывай!

К вечеру они вернулись к пещере, где и заночевали. Утром Магда долго пыталась найти палочку выручалочку, но безуспешно, та, как сквозь землю провалилась. А когда увидела её у входа в пещеру, обрадовалась. Клубочек лихо скакал впереди, напевая песенку про друзей, фея пару раз сверялась с картой и хоть картинка на ней не менялась, она чувствовала, что направление верное. Вскоре вышли к большой поляне. Да только ступила Магда на траву, как поняла, что ноги проваливаются, да тут еще цепи тянут, Горе-Злосчастье на ней едет, а здесь болотина. Да и лес вокруг вроде светлый прозрачный был, а вот уже чуть не мёртвый стоит. Оперлась на палочку-выручалочку — к верху-поднималочку, да и выбралась на сушу. Клубочек по кочкам скачет, еще и частушки завёл, поддразнивает. Рассердилась Магда. На палочку-выручалочку — из болота-вытягалочку опёрлась и ну за клубком припустила. Выбралась на кромку леса, отдышалась и говорит:

— Горе-Злосчастье миленькое, отстань от меня. Уж как я тебя таскать устала, все рученьки оттянул.

— Ну уж нет, с тобой хорошо, привычно. Ты ведь и раньше меня таскала, да только не замечала, может сильнее была, может не так смотрела, вот и носи дальше, да поласковей, поласковей со мной будь, понежнее.

Хотела, было, заплакать фея от слов таких, да не успела. Подул непрерывный ветер, срывая листья, ветви деревьев и кружа ими над лесом. От него стоял сплошной гул и свист. Ветер уносил сорванные охапки травы, прутья и другой мусор, трещал деревьями. Небо быстро стало заволакиваться мутной дымной пеленой Тёмная, сине-коричневого оттенка, она клубилась в воздухе, мгновенно, прямо на глазах, меняя свою конфигурацию, — будто густые клубы дыма вырывались непрерывно из огромной топки. Вихрь приземлился совсем рядом, перед тем, как обрушиться на Магду. Выбраться из этого хаоса ей опять подсобила палочка-выручалочка. Однако фея очень расстроилась потере клубочка, но виду не показывала

— Где растяпа, да тетеря, там не прибыль, а потеря, — злорадно ликовало Горе Злосчастье.

— Иногда надо потерять всё что имеешь, чтобы получить то, о чем мечтаешь, — в сердцах сказала Магда, — жаль только, что мы тебя не потеряли, обуза!

Она вновь разложила карту и задумалась, куда двигаться. Указатели продолжали упрямо топорщиться на ней в разные стороны, а столб, кажется, даже ухмылялся. Двигаться все равно надо было, и фея свернула к реке, решив, что если даже не туда, хоть умыться можно, а то после всех приключений, вид у неё был мягко сказать непривлекательный. Поток пенился, бурлил, встречая на пути препятствия. Преодолевал огромные валуны, ибо нет в мире того, что могло бы остановить реку. Как её не перегораживай, вода всегда проложит себе путь. А совсем рядом стоял таинственный и могучий лес. Вековые деревья не спали, они всегда начеку. Словно в книгу преданий, на свои годовые кольца записывают события. Магдалина прислонилась к одному из великанов, положив ладони на шершавую кору, и даже растерялась, когда услышала величальную песнь Природе. Струнами радости звенели поблизости белоствольные берёзки, басили дубовые листочки, раскачиваясь в такт ветвям. Боязливо подпевали молодые осинки, а у ёлок и сосен была своя, особая партия. Неспешный, медленный, несуетливый ритм. Магда почувствовала, что вкус у жизни здесь совсем другой — радужный, многоцветный, ароматный. Пахнет мхом и грибами. Поспевающей черёмухой. Мир вокруг кипит своей удивительной жизнью, а ей надо спешить.

— Что-то больно ты счастливая, Магда, как я посмотрю, — спохватилось Горе-Злосчастье, — тосковать да печалиться надо, а то неуютно с тобой становится.

Фея отмахнулась от него, она тем временем пыталась разглядеть что-то темнеющее вдали на реке, вроде остров какой или ещё что. И так защемило на сердце, почувствовала, что ей именно туда, что там её что-то ждет, там заканчивается один путь и начинается новый. Только как туда попасть? Здесь и Палочка-выручалочка не поможет. Неожиданно она услышала знакомый голос

— Что ж ты, детка, про меня забыла? На помощь не зовёшь? — перед ней стояла её любимая Фея-крёстная и улыбалась.

— Тётушка! — Магда чуть не заплакала от счастья, в детстве крёстная так часто одаривала её, исполняла желания, учила разным премудростям, — откуда ты здесь?

— Скучала по тебе, Магдалина. Да и поддержка тебе не помешает. Вон грузом неподъемным обзавелась ты, летать разучилась. Что с тобой, девочка моя? — она ласково обняла Магду, стыдливо опустившую голову, и погладила по растрёпанным волосам, совсем как в детстве, — ладно, ладно, не тушуйся, что-нибудь придумаем.

Взяла большой кусок сосновой коры, воткнула в него берёзовую ветку и взмахнула своей волшебной палочкой. На воде появился парусник. Ещё взмах палочкой и два бельчонка превратились в матросов.

— Ну, вот, Магдалина, отправляйся в путь и помни, в полночь парусник вновь станет куском коры, а матросы белками. И ты навсегда останешься на острове, так что поспеши! Ступай, девочка моя, ничего не бойся! Ты должна увидеть, найти и разбудить то, что по праву принадлежит тебе! — ещё раз взмахнула палочкой, и парусник резво поскакал по волнам.

Издали остров был похож на огромное пирожное, возвышавшее на большой голубой тарелке. Такое песочное, залитое жёлтой глазурью. Магда даже испугалась, что вновь попадёт в пустыню. Но вовремя вспомнила слова крёстной, что не надо бояться. На острове и правда было застывшее море песка, но фея храбро ступила туда босыми ногами и почувствовала великую силу солнца. Она шла вперёд, и с каждым шагом внутри становилось теплее. Под её стопами ожившие песчинки, радостно пересыпались, будто приветствовали хозяйку острова. Вскоре показался оазис. Прохладный родничок струился из-под камушка, в тени деревьев небольшой домик с приветливо распахнутой дверью. Магда неспешно поднялась на крылечко и вошла. Ей сразу бросилась в глаза большая шкатулка на столе. Из красного дерева, с инкрустацией. Она осмотрела её со всех сторон, диковинные узоры что-то напоминали знакомое, но что, она не могла вспомнить. Магда безуспешно нажимала в разных местах, пытаясь открыть ларчик. Потом вспомнила про золотой ключик и торопливо вынула его из кармана. Ларчик мгновенно открылся. Конверт, подписанный красивым почерком, она вскрыла в считанные секунды. На открытке был изображён столб и на нем указатели со словом «Счастье» топорщились во все стороны и надпись всего несколько слов. «Феи могут всё. Только им обычно мешают лень, страх и низкая самооценка».

Она вышла на крыльцо. Задумчиво огляделась вокруг, что-то пытаясь вспомнить. Зачем она здесь? Какое же это счастье? Из огромного песчаного моря выбраться на маленький, тоже песчаный, остров посреди огромной реки? Для чего всё это? Что она искала?

— Правильно мыслишь, ни к чему нам всё это, мы с тобой к этому не привыкли, — раздался ликующий голос Горя-Злосчастья, — оно даже потяжелело и немного увеличилось в размере.

Магда с удивлением смотрела на восторженно подпрыгивающий камень, в котором проскальзывали черты Неведомой Зверушки. Для чего она таскает эту обузу? Её осенило. Неторопливо вернулась в дом, бережно уложила Горе-Злосчастье в шкатулку и повернула золотой ключик.

−Куда ты меня? Пропадешь одна, сгинешь без меня, потеряешься… — раздалось из ларчика.

Но Магда уже почувствовала облегчение, цепи исчезли. Она выскочила на берег, высоко подняла шкатулку, бросила в воду и счастливо рассмеялась. В другую, противоположную сторону выбросила ключ.

— Всё шито-крыто — и концы в воду, пусть тебя никто никогда не увидит не найдёт, — проговорила, глядя на реку. Немного помолчала и отчеканила любимую бабушкину поговорку, — «Пущен корабль на воду, сдан богу на руки».

Фея чувствовала безмятежность и покой. Умиротворение на душе, совсем, как в детстве. Морок спал. Надо было возвращаться. Крёстная ждала на берегу.

— Помни, детка, королевы никогда не расстраиваются, не теряются. Когда им грустно, плохо на душе, они просто кого-нибудь казнят. Будь королевой в своем внутреннем Королевстве, избавляйся от ненужного, расправляй крылья и взлетай! Да не забывай тётушку!

Магдалина долго еще сидела на берегу широкой реки. Время перемен — это всегда время поиска. Не это ли счастье? Мгновения пойманной и прочувствованной радости. И вот эту радость ты не то пропускаешь через себя, не то она позволяет пройти сквозь неё… Студёная вода реки напевала песню, как мать пела когда-то колыбельную. Сладкие переливы, журчание воды успокаивало. Она черпала ладошками воду и улыбалась. Потом легла на спину. Небо уже украсилось звёздами, и, всматриваясь в тёмную глубину с искорками бриллиантов, мечтала.

Магдалина в полной мере счастлива тем, что обрела устойчивость и уверенность, что вновь научилась не просто летать, а парить в своей бесконечной, внутренней Вселенной. Пройдя трудный путь, научилась сохранять чувство собственного достоинства, и веру в себя. Она превращает события в мудрость, наслаждается жизнью, сохраняя в сердце красоту и нежность. Радуется тому, что рядом с ней есть те, кому она нужна и те, кто нужен ей.

Под сказочным зонтиком

Мария идёт к окну, опирается ладонями о подоконник и смотрит на освещенные фонарями улицы, на взметнувшиеся к небу ветви раздетых деревьев, на низкое серое небо, которое давит их к земле. Осень, поздняя осень. И деревья уже не просят пощады ни у злого ветра, ни у косохлёста, щедро льющегося с небес. Они просто смирились и безропотно ждут зимы. Совсем, как она. Девушка просит скользкую дорожку жизни не лететь сломя голову вперёд. Там неизвестность раскрывшаяся пасть внутренней бездны. Она пугает, притягивает, и Маша не знает, куда приведет следующий шаг. А ведь когда-то было небо, раскрашенное воздушными шарами. Они наполнялись живым огнем и взлетали прямо у неё на глазах.

Ночь бережно набрасывает на город чёрный капюшон. Огни пустынных дорог тянутся длинной вереницей, убегающей куда-то вдаль. В них таинственность и завораживающая загадка. Последний, запоздалый трамвай устало ковыляет в депо. Кое-где маленькие огоньки горящих окон показывают, куда переместилась жизнь большого суетливого города. В каждом из них своя история, своя романтика, свой крохотный мирок. Город погружается в дрему, а с ним и Мария.

Даже утром дождь спокойно и неторопливо продолжает стучать в окно. Его крупные капли медленно текут по стеклу. Он разительно отличается от себя весеннего, такого веселого, шустрого, звонкого. И чудится Маше в шлёпанье капель усталость и печаль. Она натягивает сапоги, укутывается в плащ и открывает дверь… На бегу замечает, как капли шкодливо щёлкают по носу, шлёпают по лужам и старательно умывают, умывают всё что попадается на пути. Неожиданно летящая походка оправдывает своё название и шагов через двадцать Маша взлетает над мокрой дорожкой, недолго парит в воздухе и приземляется не особо мягко.

— Чёрт меня подери! Ворона растрёпанная! Как же я теперь? Куда… — бормочет она всхлипывая.

— Девушка, вам помочь или не мешать? — раздаётся над ней чей-то голос.

Маша поднимает глаза, оглядывается по сторонам. Улица расцвечена яркими зонтиками. Красные, синие, малиновые, оранжевые, жёлтые. У каждого человека в руке, как огромный диковинный цветок, зонт. Плывут пёстрые волны через дороги и по тротуарам. Затекают красочными ручейками в офисы и магазины. Замирают живописными островками на остановках.

— Так вам помочь?

У женщины, протягивающей руку такое знакомое лицо, и голос этот Маша уже слышала где-то. Только где? Она поднимается, пытается отряхнуть плащ, но только размазывает грязь и вновь начинает злиться.

— Что же я теперь делать буду? Придётся возвращаться, — со слезами в голосе фыркает Маша.

— Как что? Слушать дождевые нотки и радоваться!

— Ничего себе радость! Чумазая радость какая-то, — продолжая роптать, Маша безуспешно пытается хоть немного убрать грязь.

— Завтра ветер переменится, — пропела женщина и достала из сумочки что-то блестящее, — завтра прошлому взамен он придёт, он будет добрый, ласковый Ветер Перемен, — прилепила Полине на плащ, и тот сразу заблестел, как новенький, а заодно и сапожки отряхнули грязные брызги.

Маша раскрыла, было, рот не то от удивления, не то от восторга и хотела поблагодарить, но женщина исчезла. А её подхватила толпа, расцвеченная яркими зонтиками, и понесла вперёд. Прямо к огромному прилавку под безмерным навесом, где торговал старый дед.

— Что, красавица, желаешь? Халву или пряники? Или то и другое? А может рахат-лукум? Нет? — увидев, как отрицательно Мария замотала головой, — тогда арбуз бери или дыню! Тоже нет? Чего же ты хочешь? Счастье потеряла или в жизни запуталась? — он подмигнул девушке хитрым глазом, — тогда вот, выбирай, — и он выложил на прилавок зонтики, — бери любой, какой душа просит!

— Зачем мне зонтик? У меня свой есть!

— Э, девушка, слушай, примерь мой товар, очень прошу! Может, найдешь то, что потеряла! Смотри, какой белый, совсем как первый снег, лёгкий, как пух, — и раскрыл зонт над головой Марии, — держи!

Девушка нахмурилась, но всё же взялась за ручку зонта, подняла его над головой и замерла. Над городом шёл дождь, а вокруг неё закружились первые снежинки. Вначале они тут же таяли, побеждённые теплом, а потом повалил уверенный снежище, морозный, дерзкий. Выстелил под ноги гололед и намёл сугробы. Снежное кружево укутало мир. Снежинки падали, и ей казалось, что она перенеслась в далекое прошлое, в то время, когда она всем сердцем верила в доброе волшебство. Ей тут же пришла мысль, что погода совсем, как у неё на душе — тоска дремучая, всё из рук валится. Холод иглами проникает под кожу. Трескучий мороз забирается внутрь. Карает. Неотвратимо рождает холодное безразличие. Обездвиживает.

— Совсем замёрзла, девушка, — старик-торговец участливо поцокал языком, — пурга на душе? Вот возьми другой, — и вложил Полине в руку красный зонтик.

Снег исчез, но прямо над головой туча растолкала хмурые облака по краям неба, заворчала, а потом и вовсе разревелась. Не то душа у Полины плакала, не то и правда дождь урчал, о том, что не надо быть перфекционистом. Разве облака идеальной формы? Они рвутся и перекатываются друг в друга, меняют очертания и всё время создают новые образы. А камни в воде? Самые искусные ювелиры в мире не смогут повторить их узор. Волны в любое мгновение могут поменять его. Да и нужно ли оно, идеальное? А выбор? Люблю, не люблю. Не принимаю, но терплю до последнего. Предполагаю уйти, но мешкаю. Топтание на месте? Даю обещания и не делаю. Хочу сказать, но молчу. Хочу кричать. Надсадно, с надрывом, но выжимаю улыбочку. Выдавливаю радость и всё дальше и дальше удаляюсь от себя. Надо просто решиться и сделать.

Маша не заметила даже, когда и как раскрылся над головой жёлтый зонтик, просто почувствовала внутри, как состояние поменялось и серый бархат газонов начал медленно покрываться зеленью. Из земли проклюнулась мать-и-мачеха. Кланяется на ветру жёлтой головкой, будто спрашивая — можно уже выходить? Ёлки рядом стряхнули оцепенение и забавляются, переливаясь на солнце мокрыми иглами. Маше становится спокойнее, и страх что-то сделать не так исчезает. Он просто как прирученный пёс бежит позади, защищает, но не преграждает путь

Жёлтый зонт незаметно меняется на зелёный. И вот уже веточки берёз розовеют от животворящих соков, а весенняя листва танцует на ветру. Наперебой хвалится молодостью и свежестью. Шелестит. Шепчет. Шумит. Шалит. Зелёный цвет очнулся от обморочного зимнего сна. Деревья танцуют под музыку дождя, а нахальный воробей, этот пернатый вымогатель, клянчит крошки. То ли небо, то ли душа у Маши клубится облаками, окрашивается то в рассвет, то в закат. И это всё её. Никто не подсматривает за её эмоциями и можно до бесконечности наслаждаться природой, узором скалистых утёсов, спрессованных миллиардами лет, вбирать силу воды и твердыню камня, лёгкость брызг и суть облаков посреди бездонного неба. Вот дракон из взбитой облачной ваты летит по закатному небу на восток. Проводил солнышко ко сну и торопится встретить его с другой стороны. Только сказочные существа умеют проходить эту границу — провожать за горизонт, и встречать обновлённым с другой стороны. Каждый сказочник видит временами драконов в небе. И дракон видит сказочника. Они оба замирают от восторга, а потом дракон машет хвостом и обещает вернуться завтра за секунду до рассвета.