Бесплатный фрагмент - Сказки Дождя

Дождик первый

Друг или Заколдованный круг

Алинка провела пальчиком по стеклу. Капелька послушно скользила вслед, то обгоняя, то снова будто приклеиваясь. Иногда отставала. Девочка растопырила ладошку, принялась сосредоточенно размазывать тоненько серебрящиеся дорожки. Но те не слушались, продолжая извиваться, словно прозрачные змейки. Алинка сопела от усердия. Окошко покрыло легкое облачко, которое быстро исчезало под старательной рукой, но по ту сторону преграды картинка не менялась: как будто причудливые водоросли соединили между собой небо и землю. Они колыхались непрестанно, то плавно, то изламываясь. Сами были вроде бы прозрачные, но из-за них всё потеряло свои собственные цвета. Сначала за окном то и дело вспыхивали очень забавные радужные огонечки, как будто миллионы маленьких светлячков затеяли веселый карнавал. Но этот карнавал всё длился, длился и длился, и огонечки перестали быть забавными, как-то потускнели, а с ними померкло и всё вокруг… Алинка перебралась со стула на подоконник, прижалась лбом к стеклу.

— Не сердись, Алинка. Не печалься.

— Да?! «Не сердись», — девочка обиженно вздохнула. — Тебе хорошо, ты гуляешь по всем улицам! А я из-за тебя дома сижу целый день. Я тоже хочу гулять.

— Но я же не навсегда, и меня давно уже не было в этих краях. Неужели ты по мне не скучала?

— Как можно по тебе скучать, скажи, пожалуйста? Это с тобой можно умереть со скуки!

— Но я же видел, как ты разглядывала меня. Тебе было интересно. Посмотри, как радуются мне листочки на деревьях, все травинки и цветочки подставляют мне свои макушки и ладошки…

— «Макушки-ладошки», — Алинка отвернулась от дождя, уселась поудобнее. — Всё ты врешь! Никто тебе не радуется — все цветочки закрылись от тебя, все птички попрятались и все ждут не дождутся, когда ты, наконец, уже перестанешь. Ты всем надоел! Понятно? Мне мама говорит, что нельзя быть назойливым человеком. А ты назойливый!

— Но я же не человек.

— Ну и что! Это еще хуже! С тобой не поговорить, ты ничего не понимаешь, ты только и знаешь что идешь, идешь, и идешь, а сам никуда не уходишь. Это не честно!

— А с кем же ты тогда сейчас разговариваешь? Разве не со мной?

— Не знаю! Наверное, не с тобой. С дождями не разговаривают! Не о чем с ними разговаривать!

— Очень грустно. Я думал, мы с тобой будем дружить…

— Дружить?! А зачем мне такой друг, который гуляет, где ему вздумается и сколько влезет, а я одна дома сижу и скучаю?

— А хочешь, я буду рассказывать тебе сказки?

— Какие сказки? Я что, маленькая, по-твоему? Да и какие ты можешь знать сказки? Ты же только и умеешь, что грязь месить!

— А знаешь, Алинка, я, когда обижаюсь, не могу сразу уйти: я всё плачу и плачу, сильнее и сильнее, грустнее и грустнее… Хотя я очень много всего повидал на свете, я ведь практически вечный. Вот когда закончится тучка, которую мне надо здесь пролить, чтобы напоить почву (у растений же нет ртов, и они могут пить, только доставая влагу корнями из земли), тогда выглянет солнышко и я уйду. Но не исчезну! Со мной случится много-много всяких волшебных приключений, а потом я снова стану тучкой. Но не сразу! А ты знаешь, что тысячи и тысячи лет в разных ручейках и речках, легких невесомых облачках и тяжелых грозовых тучах я сотни и сотни раз облетал нашу планету и видел и слышал очень много интересного…

— Я не всё поняла, что ты мне сказал, но ты так и знай: я у папы спрошу и выведу тебя на чистую воду. Ладно уж, если ты тут собираешься реветь без конца, я не буду тебя обижать — себе дороже… Нет, ну это же просто заколдованный круг получается: чтобы ты ушел, я должна с тобой дружить, чтобы ты не обижался. А чтобы с тобой дружить, надо, чтобы ты остался. А если ты тут останешься, я не смогу с тобой дружить! А вообще-то… Хорошо, я буду с тобой дружить. Во-первых, друзья должны говорить всегда правду, а во-вторых, уважать желания друг друга! Вот я тебе говорю правду: я хочу, чтобы ты прекратился. Поэтому, если ты мне друг — ты уйдешь. И еще, приходи, пожалуйста, по ночам, а днем не надо. Ну, можно, когда меня наказывают или я заболею — друзья же помогают друг другу и навещают в трудную минуту. Хорошо? Чего ты молчишь? Ты ведь не обиделся? Я просто поделилась с тобой своими мыслями, как с другом.

— А я думал, что друзей не забывают. Ты помнишь, Алинка, лет пять тому назад мы гуляли с тобой вместе. Я так радовался, что ты не убежала от меня, как другие дети, не стала прятаться под маминым зонтиком. Ты расставила свои ладошки, совсем как розовые листики, и смотрела на капельки, потом стала умывать свои щечки и глазки. Так забавно! Твоя мама хотела спрятать тебя от меня под зонтом, но ты убегала от нее и смеялась. Ты уселась на корточки возле одной из луж и смотрела, как шлепаются в нее капельки. Мне было так весело с тобой! Мы радовались вместе, как настоящие, самые настоящие друзья. И я подарил тебе радугу. Первую радугу в твоей жизни. Я заглядывал в твои глазки и любовался ее отражением. Неужели ты не помнишь?

— Не помню. Но мама мне рассказывала, что, когда я была маленькая, я не любила ходить под зонтом, а всегда выбегала и начинала ловить капельки… Но разве это был ты?

— Конечно, я. А весной, на прощальном утреннике в садике, помнишь, когда Сережка сказал, что у тебя дурацкая заколка? Как мы плакали с тобой вместе, когда ты шла домой одна и, подставляя мне свое лицо, шептала: «Это не я плачу, это ты, дождик…» А потом ты сидела здесь же, на этом самом подоконнике, и говорила мне, что я молодец, потому что никто не догадался, как тебе обидно. Ведь ты специально надела тогда эту заколку, чтобы понравиться Сережке. Теперь-то ты знаешь, что ему очень нравишься, а тогда…

— Откуда ты знаешь? И вовсе я ему не нравлюсь! И всё ты врешь! И вовсе он мне не нравится, совсем даже, ни капельки! И не для него…

— Алинка. Я ведь никому-никому никогда-никогда не выдаю чужие секреты. А сколько я их знаю! Ты не переживай, мальчишки они такие… Да и не только мальчишки! Ты знаешь, люди часто говорят и делают совсем не то, что им хотелось бы на самом деле. Просто так получается. Иногда человеку хочется, чтобы никто не догадался о его чувствах, а иногда — чтобы непременно кто-нибудь догадался, только сам, без подсказки. Теперь ты веришь, что я могу не только грязь месить?

— Но как же так? Как так может быть? Вот ты сейчас такой нудный (прости, пожалуйста, но это правда), такой холодный, такой мрачный, я так устала от тебя. Как же так может быть, что и тот теплый и веселый, который подарил мне радугу, и тот грустный и чуткий, который плакал вместе со мной, — один и тот же дождь? Так не бывает! Ты обманываешь меня?

— Нет, не обманываю. Почему же так не бывает? Ведь и та маленькая девочка, которая любила шлепать по лужам и ловить дождинки, и та обиженная и не понятая самым замечательным мальчишкой на свете, и эта, колючая, которая хочет всеми командовать и сердится, что мир не подчиняется ее правилам, — тоже одна и та же Алина. Разве нет? А теперь я открою тебе один секрет. Я ведь не потому не уходил, чтобы позлить тебя. Я просто знал с самого начала, что ты такая злючка-колючка (прости, пожалуйста, но это правда), такая задавака — только сегодня, потому что у тебя плохое настроение. Потому что я сорвал твои планы: ведь сегодня выходной и ты… Не хмурься. Всё-таки, я думаю, другу можно доверить тайну? Слушай! Он тоже сейчас сидит на подоконнике и злится на меня! Да-да! Зато к завтрашнему дню он успеет уже как следует соскучиться. Только ты не выдавай меня. И завтра не подавай виду, что догадываешься. Ну, разве что са-амую чуточку.

— Дождик, миленький, а откуда ты знаешь? Это правда? Правда?

— Ну, как же мне не знать? Неужели ты думаешь, что я только одно твое окошко вижу? Я и Сережкино окно вижу точно так же, как твое, и еще много-много чего вижу. А теперь, надеюсь, ты понимаешь, что я приходил вовсе не для того, чтобы позлить тебя? Просто у меня работа такая. Я хотел сказать тебе на прощанье, что если твой друг тебя сегодня сердит чем-то, он всё равно тот же самый, который веселил и помогал, просто надо набраться терпения. Я же дождался. Ты больше не сердишься на меня. И я ухожу.

— Как уходишь?! Не уходи, пожалуйста, мы же друзья с тобой. Правда, друзья. Прости, что я всё забыла! Нет, я даже не забыла — я не знала просто, что всё это ты. Это же так трудно понять! Я же не взрослая еще всё-таки! Не обижайся, пожалуйста!

— Я не обижаюсь: это и взрослому-то не легко понять. Уж ты поверь мне. Но мне пора…

— Не уходи, пожалуйста! Давай поговорим с тобой еще… Я ведь не знала, что с дождями так интересно разговаривать! Как же ты можешь бросить меня здесь одну? Я обижусь на тебя.

— Вот уж действительно, заколдованный круг! Ты лучше иди, попроси папу рассказать тебе о волшебных превращениях дождя. Если ему некогда, смотри, как будут блестеть, постепенно испаряясь, капельки, как будут исчезать лужицы сначала с земли, а потом даже с асфальта. А потом…

— Что потом? Что потом? Я не слышу тебя! — Алинка встала на коленях и открыла форточку. — Ты вернешься?

Она думала, что сейчас разрыдается громко-громко, прямо в открытую форточку, на всю улицу. Он услышит ее, одумается и обязательно вернется и расскажет про Сережкины тайны и про многое другое. Как всё-таки интересно разговаривать с дождем! Алинка взглянула на вечереющее небо. Как-то странно было видеть, что на улице светло. Как будто вечер закончился, и вместо ночи наступило утро. Как красиво было кругом! Всё просто сияло, такое яркое, такое пахучее, что немножко кружилась голова.

Проснулось так много разных звуков! Только шума дождя немножко не хватало… Алинка поднялась на ноги и высунулась наружу из форточки, пытаясь дотянуться до ближайшей к окну веточки. «Ты вернешься?» — она дотронулась до листочка и тихонько покачала его, будто прощаясь с кем-то за ладошку. Ветки закачались, капельки покатились к краям листочков, и маленький дождик прошептал: «Конечно, вернусь! Я ведь практически вечный. Я ухожу, но не исчезаю…»

Дождик второй

Прекрасный цветок

Алинка сидела за столом и делала уроки. Точнее сказать, она делала не уроки, а только вид, что их делает, потому что она давным-давно уже устала от этого скучного учебника и, водя глазами по строчкам, думала, о чём придется. На небе ходили сероватые тучки, и девочка то и дело поглядывала в окно: вдруг он сегодня всё-таки придёт? Тучки уже третий день тут бродят, а дождика всё нет и нет! Алинка очень надеялась, что в этих самых тучках живёт тот же самый дождик, который приходил прошлый раз, но очень боялась, что он её не узнает. Ведь та вода, которая пролилась мимо её окошка, где теперь — неизвестно. Но для себя она твёрдо решила: когда пойдёт дождик, она напомнит ему обязательно, что тот обещал ей сказку.

На улице вдруг стало тихо-тихо. Алинка отложила учебник и подошла к окну. Там уже не было видно облаков, просто небо стало всё серое. Наконец-то! Он сейчас придёт, надо скорее открыть форточку… Она очень боялась пропустить первые капельки: вдруг он обидится, если его не встретить?

— Привет! — сказала Алинка первой капельке, которая коснулась её ладошки, протянутой на улицу. Но ей никто не ответил. — Ты не хочешь со мной разговаривать сегодня? А я тебя давно жду.

Она убрала руку и, зацепившись за раму, попыталась высунуть голову в форточку. Там пока ещё не было никакого дождя. Алинка грустно вздохнула и уселась на подоконнике, всё равно читать учебник больше совсем не хотелось.

— Алинка! Здравствуй. Ты меня ждёшь? Я рад, — за окном зашумело так вдруг, будто кто-то включил звук. А в комнате почему-то стало тихо и уютно.

— Дождик! Ты меня не забыл? Я тебе тоже рада. Ты расскажешь мне сказку сегодня? Ты обещал, помнишь?

— Помню. Конечно, помню. Я принёс тебе сказку о прекрасном цветке. Слушай!

Далеко-далеко отсюда есть удивительная страна. Там растут дивные травы, цветы и деревья. Есть крошечные, как твой ноготок, есть огромные, больше вашего дома, мягкие и пушистые, жёсткие и колючие, стоящие, и висящие, и даже ползущие. Да, да! Молчащие под любым ветром и поющие в тихую погоду. Уж ты мне поверь, я сам слышал! Они все, конечно, очень разные, но… зеленые. Зеленые всегда: и весной, и летом, и осенью. И деревья, и трава, и даже цветы! А чему ты удивляешься? Ведь даже здесь ты не найдешь двух одинаково зеленых растений. Правда? А там… О, там зеленых оттенков было превеликое множество! Салатовый, малахитовый, бирюзовый, изумрудный, эвкалиптовый, с отливами, полосками, крапинками… Но никаких других цветов, кроме всевозможных оттенков зеленого.

И вот однажды ранней весной на большой поляне вырос необычный цветок. Он тихонечко, почти незаметно, вытянул на тоненьком стебельке свой бутон, а когда тот раскрылся — всё, что было вокруг, просто ахнуло от изумления. Лепестки этого удивительного цветка были… разноцветные! Тоненькие травинки, среди которых появилось вдруг такое чудо, перестали шептаться друг с другом, неподвижно застыли в недоумении — никогда-никогда не видели они ничего подобного. Лёгкий ветерок, игравший с листвой, присмирел. И деревья вокруг стали расправлять ветки, давая полюбоваться своим листочкам небывалой диковинкой.

— Смотри, смотри, — трепетали листочки. — Ах, какая прелесть! Какой чудесный! Откуда он такой взялся? Тише-тише, не заслоняйте, дайте и нам полюбоваться!

— А я знаю, откуда он взялся, — вдруг раздалось с верхней ветки. — Он упал с неба!

— Не мог он упасть с неба! Что ещё за глупости? — зашелестели листочки с нижних веток.

— Не глупости, не глупости! Посмотрите, какие у него лепестки? — настаивал самый верхний листок. — Помните, я говорил вам про радугу? Ну, такой мост на небе.

— Да-да-да, точно, точно, — подхватили листья с верхних веток. — Мы тоже видели! Правда, правда! У него такие же лепестки — ц в е т н ы е, р а з н о цветные.

— А серединка, видите? — продолжал верхний листок. — Она похожа на ночную звёздочку.

— Прелесть! Прелесть! — зашелестели нижние листики. — Мы теперь знаем, как выглядят ночные звёздочки и какого цвета радуга. Ура! Как здорово, что здесь вырос такой замечательный цветок!

— Тирли-тиоли! Тирли-ли! Какая радость! — раздалось прямо с небес так звонко и радостно, что все разом примолкли на поляне. — Ах, как весело теперь здесь! Тирли-тиоли! Если б вы только могли видеть! Тирли-ли! Полечу, расскажу всем, всем, всем! Ждите гостей! Тирли-тио!

И все радостно вдруг загалдели, зашелестели, заволновались, заприхорашивались.

Только светло-зелёные цветочки на поляне приуныли. «Конечно, это самый прекрасный цветок на земле, — думали они молча, даже друг другу не решаясь признаться вслух, — но он ведь не захочет, наверное, общаться с нами на равных — он само совершенство! И кроме того, пчёлы теперь совсем перестанут замечать нас. Всё-таки как замечательно быть таким разноцветным!»

Надо тебе сказать, что семечко, из которого вырос цветок, наделавший такой переполох своим появлением, принёс ветер из очень далёких мест. Там всё было совсем по-другому! На родине цветка всё было самых немыслимых ярких расцветок. Каких только цветов там не было! А вот как раз зелёных-то и не было! Не то чтобы совсем там не было зеленого цвета — был. Но он был… только просто зеленый и всё. Поэтому случайный гость был в полном изумлении от такого обилия разнообразных оттенков. И к тому же, язык, на котором говорили обитатели здешних мест, был совершенно не похож на родной язык гостя, и он ни слова не понимал из их восклицаний. Наверное, поэтому он был очень грустным.

Он тихонечко покачивал своей разноцветной головой, оторопело разглядывая такой необычный мир вокруг. «Какие удивительные здесь растения! — думал цветок с восхищением. — Какие необыкновенные переливы зелёного, какое богатство! Какое изящество! Как, должно быть, неприятно им, что я тут такой обычный и грубый появился среди этого ювелирного великолепия. Ах, как грустно, что мои лепестки просто разного цвета! Каждый будто кричит: я красный, я синий, я жёлтый! Какая безвкусица! Даже мой зелёный стебель на их фоне выглядит банально зелёным. А какое чудо растёт рядом! Стебелёк переливается темно-блестящими крапинками на матовом фоне, а лепестки светло-прозрачные с плотным узором… Какая прелесть! Просто дух захватывает от восторга! Вон как звонко поёт какая-то птичка в вышине! Как счастливы они все, наверное, среди этой красоты! Ах, замолчала певунья. Кажется, она разглядела моё убожество и улетела… Ой, они все заметили меня. Конечно, как же такое пятно не заметить? Скорее бы вечер — закрыться, спрятаться. Надеюсь, мои чашелистики тоже зеленые. Конечно, они не такие красивые, как у здешних цветов, но всё-таки я буду не так раздражать. Скорее бы вечер!»