Бесплатный фрагмент - Сказки для взрослых

Ангел

Люди, умирая, видят свет в конце тоннеля. Они думают, что это свет райских садов. На самом деле это свет пламени, в котором сгорают крылья их ангела-хранителя.

Семён

Ангел третьей категории.

Люди почему-то никогда не задумываются, откуда берутся ангелы. Для людей они просто существа, созданные Богом, как будто Богу больше нечем заняться, кроме как клепать крылатых существ. Ведь все знают, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель, но никто почему-то не сопоставляет их количество. Ежедневно в мире рождается около 350 тысяч человек! И к каждому нужно приставить ангела! Конечно, люди и умирают ежедневно, но умирает намного меньше, чем рождается. К тому же после смерти своего подопечного не каждый ангел сможет тут же приступить к опеке другого человека. Потомукак и ангелы разные, да и смерти одна на другую не похожи. Одно дело, когда чуть отвлёкся в самом начале, и на тебе — перестал твой подопечный дышать во младенчестве. Ты, можно сказать, и не узнал его толком. Даже, бывает, и имя у него ещё не появилось, а ты уже свободен, шуруй враспределитель и жди следующего подопечного. Совсем другое дело, когда ангел опытный, и не просто ангел, а самый что ни на есть настоящий Хранитель. И во сне прийти может да на путь истинный направить, и соломку подстелет и за руку вовремя дёрнет. И живут они со своим человеком долго и счастливо, а бывает ещё, и с ангелом другого человека, ну, того, который потом «драгоценной второй половиной» станет, характерами сойдутся. Вроде хорошо у них всё, но снова проблема. При таком раскладе ангел к своему подопечному прикипает. Да так прикипает, что порою готов своим ангельским бессмертием пожертвовать, только чтоб счастье человеческое на пару дней, а порой и часов продлить. Вот и горят ангельские крылья в конце тоннеля, чтоб человеку не так страшно было в мир иной отправляться. А в конце что? Человек всё равно умирает, а ангельская армия на одного меньше становится.

Оно бы ещё ничего, если бы ангелы как люди — по триста тысяч в день рождались. Но нет. Ангелы — товар штучный. К тому же не каждый ангел — ХРАНИТЕЛЬ. Чтоб до Хранителя дойти, нужно к сущности ангельской привыкнуть, потом в учениках поболтаться «на подхвате», крылья отрастить. И вот только после того, как оперишься — добро пожаловать в распределитель. Вот и выходит, что пока один полноценный Хранитель вырастет, у людей три-четыре поколения сменятся. К тому же в ангелы попадают только чистые души, которые того желают. А таких, поверьте мне, не так уж и много. Особенно в последнее время. Вот и получается, что на одного человека ну никак не выходит по одному ангелу-хранителю. Раньше с этим попроще было. Пришла чума или война мировая, и за пару лет подопечных в два-три раза поуменьшилось. И нам полегче, да и природа задышала посвободней, но ведь нет, нашлись среди наших «прикипевшие», которых такой расклад не устраивал. Понашептали своим людям про прививки, пенициллин и мирные переговоры. Вот теперь сами и мучаются. По десятку людей тянут. Но и в том плюс — ни к одному прикипеть не успевают. Хотя и человек сейчас другой пошёл. Всё больше стал о себе заботиться. Следит за тем, что ест, что пьёт, куда идёт. Под поезда теперь от душевных переживаний не бросаются, а всё больше на поездах этих ездят. Да и с волками, и с медведями сейчас чаще в зоопарках видятся, чем зимой в чистом поле. В общем, полегче нашему брату, с одной стороны. А с другой…

Вот ещё вопрос: зачем ангелу крылья? Практически все люди резонно полагают, что для полётов. Вот взмахнул ангел белыми крылами и вознёсся на небеса! Звучит, конечно, эффектно и, что греха таить, выглядит тоже. Раньше оно, наверное, так и было. Когда людей было поменьше и Хранителей побольше. А сейчас? Ну, вот как этими крыльями нужно махать, чтобы перелететь из одного города в другой? Вот стриж, например, самая быстрая птица, да и он из Самары в Москву запарится крыльями махать. А у нас зачастую подопечные не просто в разных городах, а, бывает, и в разных странах. И если так, то хорошо. Потому как когда во Владивостоке белый день, в том же Белграде ещё ночь кромешная. А ночью люди, что? Правильно, спят и приключений на свою пятую точку не ищут, а значит, и в Хранителях особой необходимости нет. Бывают, конечно, исключения, но, как правило, именно из-за разницы в часовых поясах мы и успеваем вовремя оказаться в нужном месте. И крылья тут совсем ни причём, просто есть у нас такая способность — мгновенно оказываться там, где нужно. А вот чтобы понять, где именно нужно оказаться, для этого крылья ангелам и даны. Крылья — это как радар и антенна одновременно. Как эти штуки устроены, я точно не знаю, да и не думаю, что кроме Господа Бога кто-нибудь знает, но чувствуют они приближениеопасности и начинают вибрировать. Причём чувствуютопасность не тогда, когда всё уже происходит, а заранее. Чтоб Хранитель успевал хоть что-нибудь предпринять. И с опытом ты даже начинаешь прекрасно отличать разные вибрации по степени опасности. Если, скажем, это просто зуд в спине, то особо и спешить не стоит. Значит, навернётся твой подопечный с табуретки или палец порежет. Вобщем, жизни его пока ничто не угрожает. А вот если перья прямо дрожать начинают, тут уж жди серьёзного дела и давай, бросай всё и мчись на Зов!

Больше всего возни, конечно, во младенчестве. Всё эти несмышлёныши норовят куда-нибудь залезть, что-нибудь проглотить и обо что-нибудь удариться. Сидишь с ними и днями, и ночами. А как сидеть, когда их у тебя трое? Мечешься туда-обратно, благо с этим проблем нет, но всё же зачастую не успеваешь. Вот, например, мой первый. Три дня от роду был всего. Другие дети как дети: спят, кричат, едят и снова спят. А этот с самого рождения живчик. Всё ему нужно что-то схватить, куда-то дотянуться. И главное — всё втихаря. И пальчики его ещё не гнутся, и ручонки не слушаются, ан нет. Стянул с себя пелёнку и так в неё замотался, что дышать ему стало совсем никак. Благо я рядом был, да сразу понял, что беда! Но как помочь? Мы ведь тоже не всесильны. Ангел-то я ангел, и могу, скажем, время остановить или землю перевернуть, а вот пелёнку размотать не могу. Потому как у любого действия, что ангельского, что человеческого, есть последствия. Помогая одному, ты можешь убить сотни, а то и тысячи. Бывали случаи. Вот, например, совсем недавно один крылатый перворазрядник своего подопечного спас. Не дал ему водички попить, потому что знал, что водичка та не простая, а «мёртвая». Просто тормознул время и чуть стаканчик передвинул, точно на край стола, так что стаканчик тот после запуска времени на землю полетел и весь разлился. Вроде как — молодец! Вроде как — работу свою доблестно выполнил. И подопечный живой, и пострадал только стакан! Но в тот момент, когда он время тормознул, пятнадцать тысяч ангелов не смогли своим подопечным соломку подстелить. А водичку «мёртвую» собака с пола слизала и в себе на улицу понесла, и через месяц ещё триста крылатых подопечных лишились. Этот перворазрядник, когда узнал о последствиях своей работы, сам крылья сдал и от дел отошёл. Так что время тормозить — этопоследнее дело. Здесь гораздо тоньше работать нужно. Потому-то и учатся на Хранителя не год и не десять. Надо обходные пути искать, как я тогда со своим первым. В общем, прилетаю я, вижу, что мальчик совсем уже синий, ещё минут пять, и станет у меня на одного подопечного меньше. Я, конечно же, к мамаше! В сердце её кольнул, мол, просыпаемся, дорогая! Ребёночек-то того! Скоро совсем мёртвый станет! А ей хоть бы хны! Она, видите ли, устала, и ей собственный крылатый нашептал, что если пару синеньких таблеточек проглотить, то спать совсем хорошо станет. Со своей стороны он, конечно, прав. Ему мамашу беречь нужно, уней и так роды тяжёлые были, сутки мучилась. Ну а мне-то что делать?

Поняв, что здесь ловить нечего, я метнулся к дежурной медсестре. Всё ж таки роддом, должна же быть служба поставлена, а она, зараза, в ординаторской с коллегами чаи гоняет под сериал. А русскую женщину от чая под сериал может оторвать только ядерная война, и то не факт. Я, конечно, в телевизоре пофурычил, накрыл безумство любви медным тазом, но и это не заставило Татьяну Ивановну, медсестру родильного отделения городской больницы номер два, оторвать свою жирную задницу от мягкого кресла. Она, видите ли, вспомнила своего бывшего, который ушёл к Людке из третьего подъезда, и захотела именно сейчас поведать эту полную страдания историю практикантке Леночке. А подопечный-то мой совсем плохой стал. Уже и сердечко бьётся через раз. Необходимо было срочное решение. И оно появилось. В виде толстого ленивого кота Мурзика, развалившегося на тёплом подоконнике ординаторской. Животные — это вообще находка для Хранителя. Они не люди. Они долго размышлять не умеют. Вложил им в голову одну мысль, и они её думают до тех пор, пока им следующую нужную мыслишку не подкинешь. Благодаря собакам да кошкам наш брат Ангел много подопечных от последнего шага уберёг. Вот и Мурзик в тот раз оказался как нельзя кстати. Времени выстраивать сложные комбинации у меня не было. Поэтому я прямо на подлёте к рыжей морде вбросил ему в мозг, что последняя булочка на тарелке перед Татьяной Ивановной — это самое вкусное лакомство, которое только может быть в его недолгой кошачьей жизни. И если он прямо сейчас это не попробует, то помрёт в страшных корчах, так и не познав настоящего блаженства сдобной булочки за 15 российских рублей.

Признаюсь честно, такой прыти от Мурзика не ожидал даже я. Рыжий комок шерсти без всякой подготовки метнулся с подоконника прямо на стол, свалив при этом больничный фикус. Татьяна Ивановна замерла на полуслове, а Мурзик с утробным урчанием вцепился зубами в последнюю булку. Расчёт оказался верным. Зрачки дежурной медсестры стали расширяться, а грудь — наполняться воздухом для истошного крика. Настало время вбросить в сознание кота мысль «тебе капец!». И, подкреплённая истошным воплем Татьяны Ивановны, она заставила животное стремительно рвануть к выходу. Не выпуская булку из зубов, Мурзик искал спасения в ночных коридорах городской больницы. А я знал, что булка эта последняя, и толстозадая медсестра ни за что не отдаст её без боя. Когда Мурзик выскочил из ординаторской, за спиной уже слышался звук отъезжающего к стене кресла вперемешку с отборной бранью.

Какая это была гонка!

Мурзик был восхитительным скакуном рыжей масти. Его лапы скользили по линолеуму коридора, но с каждой секундой он набирал всё большую скорость. Однако и Татьяна Ивановна не отставала. Подобно грузовику «КАМАЗ» на ралли Париж-Дакар, она, еле вписываясь в повороты, летела вслед за рыжим болидом, оглашая окрестности рёвом быка на корриде. Еле поспевая вкидывать в мозг обезумевшему от страха и собственной наглости животному команды «налево» и «направо», я не мог не восхититься его грациозности. Не зря говорят, что кошка она и в Африке кошка. Несмотря на то, что Мурзик весил в два раза больше положенного, он с лёгкостью вписывался в повороты, не забывая при этом оглядываться на бегущую за ним медсестру. В дверь палаты для новорождённых Мурзик врезался своей рыжей башкой почти на световой скорости, и если бы я вовремя не нажал ручку, то гонка неминуемо закончилась бы на этом месте ввиду выхода из строя одного из гонщиков. Но набранной инерции Мурзика хватило на то, чтобы дверь не просто приоткрылась, а полностью распахнулась. В момент столкновения сознание Мурзика отключилось, и я даже заволновался, что мой план провалится, но не зря говорят, что у кошек девять жизней. Через секунду Мурзик запрыгнул в кроватку к моему первому подопечному, забился в угол и, успокоенный вложенной ему мыслью «здесь самое безопасное место», зажмурился от удовольствия.

Ещё через секунду к финишу пришла Татьяна Ивановна. Красная, как помидор, пыхтящая как паровоз, она шарила злобными глазами по палате в поисках своей жертвы. Ну а дальше дело техники. Вложил в сердце медсестры «беспокойство» и напомнил про «профессиональный долг», и буквально через секунду она увидела моего подопечного. Заохав, она бросилась к нему на выручку, и когда дело было сделано и маленькое сердце снова застучало ритмично, а дыхание стала ровным, она закрыла глаза и перекрестилась. А потом посмотрела на Мурзика, спешно доедающего в углу кроватки булку, улыбнулась и одними губами прошептала: «Спасибо!» После развернулась и усталой походкой вышла из палаты, даже не закрыв за собой дверь. И я готов поклясться, что в этот момент в её глазах стояли слёзы.

То, что со вторым проблемы у меня будут до самого конца, я понял сразу, на первом же вызове… Потому что вызов этот был на рождение. Конечно, это интересно — вместе со своим подопечным сделать первый вздох, но есть у Хранителей такая примета: «прилетел на рождение — мучайся до смерти». Началось всё с того, что подопечный мой решил рождаться не как все нормальные люди в роддоме под присмотром акушера, а на грязном матрасе в зачуханной квартире под руководством собутыльницы своей мамаши. Но подопечных мы не выбираем, а таких, как мой второй, жальче втройне, ведь им и так от жизни достаётся, да и опасностей вокруг таких в десять раз больше.

Ох, и навозился я тогда, благо остальные подопечные попритихли, да и Хранитель мамашки второго мне подсобил. Понимал перворазрядник, что давно уже накосячил и подопечную свою до ручки довёл, вот и расстарался при моём появлении. Он к началу родов её и отрезвить успел, и половину боли на себя забрал. Вобщем, родила забулдыжка как по маслу и дальше пить пошла, а нам с перворазрядником пришлось и соседей с участковым среди ночи будить, и прорыв батарей устраивать, чтоб у них желания обратно заснуть не появилось. Короче, в ту же ночь определил я своего подопечного на скорую, а потом и в дом малютки. Там уж им нормальные люди занялись, а я дальше по делам отправился, потому как судьбу выстраивать — это уже не в моей компетенции. Мы ангелы маленькие, наше дело от смерти подопечных спасать да из разных передряг вытаскивать, а уж как они в эти передряги попадают, это не наше дело. Потому как если бы мы ещё и этим занимались, то тогда бы люди вообще помирать перестали, а это уж совсем ни к чему.

Но как бы там ни было, а судьба моему второму досталась, мягко говоря, хреновая. Первая драка с сотрясением мозга в пять. Первая сигарета в семь. Первая доза в одиннадцать. В общем, расслабиться он мне не давал ни на денёк. А ведь у меня кроме него не только первый, но и третья.

С третьей все не заладилось с самого начала. В первый раз по её поводу крылья завибрировали, когда ей уже пять было. Такое случается, хотя и очень редко. Это значит, что мамаша над ней как квочка над цыплятами день и ночь сидела, нашу ангельскую работу делала. Оно, конечно, хорошо. Нам, Хранителям, работы меньше. Только вот зачастую со своей чрезмерной опекой мамашки эти ребёнка дальнейшей жизни совсем не учат, и когда приходит время «вылетать из родительского гнезда», мы получаем «проблемного подопечного». Который себе даже сосиски сварить не может, чтоб полруки не обварить. Но встречаются среди таких «суперродителей» и умные люди. Они и опекают своё чадо, и жить учат. Это вдвойне сложнее и отнимает всё родительское время, но я б таким мамашам на небесах памятники ставил ещё при жизни. Но и они, как ни стараются, а до конца жизни своих чад опекать не могут. Наступает такой момент, когда отпустить ребёнка надо, а в данном случае — на руки нам передать. У моей третьей была как раз золотая мамаша. Только вот девочка у неё была совсем не золото, и даже не серебро. Я это сразу понял, когда метнулся на первый вызов. Белокурая малышка стояла на подоконнике пустой группы детского сада и, натужно кряхтя, пыталась открыть окно. Вообще вызов меня удивил, потому что я явственно видел, что оконная защёлка заперта на ключ. Есть теперь такая функция в современных окнах. Полезная, скажу я вам, функция. И именно поэтому было очень странно, что крылья завибрировали. Ну, покряхтит ребёнок над своей затеей, устанет да обратно с подоконника на пол спрыгнет. Жизни явно ничего не угрожает, а значит, и мне тут делать нечего. Но крылья настойчиво вибрировали, явно подавая сигнал угрозы. Я уже было решил, что что-то в моих крыльях расстроилось, и надо бы сгонять враспределитель разобраться, как в этот самый момент заметил в маленькой ручонке столовый нож. О! Колюще-режущие предметы в руках ребёнка это уже не шутки!

Сразу же бросаю в детскую головку мысль: «Это страшно!» И… мысль уходит в пустоту! Как будто я мысль эту не в мозг бросил, а в подушку перьевую. Мысль просто ушла в ту сторону, и в ответ никакого отзыва. Девочка, всё так же пыхтя, продолжала ковыряться ножом в замке.

Включаю тяжёлую артиллерию:

«Это противно!»

«Это больно!»

«Мама наругает!»

Полный ноль! То есть абсолютный! С таким же успехом я мог попытаться внушить что-нибудь плюшевому медведю, сидевшему в игровом уголке! Это было ненормально, и пока я думал, что делать дальше, белокурая бестия сломала-таки замок и рывком распахнула окно. План действий в маленькой головке, видать, был продуман до мелочей, потому что она не задержалась ни на мгновение и с радостным криком «Я иду!» шагнула на улицу.

У меня, в отличие от неё, план был не продуман! То есть плана у меня вообще не было! Я метнулся за ней, втискиваясь в пространство между маленьким тельцем и стремительно приближающейся землёй.

Этаж третий. Внизу, слава Богу, не асфальт, а свежевскопанная клумба. Но и этого при неудачном стечении обстоятельств вполне хватает, чтобы лишиться подопечного. Хватаю маленькую шкоду и, пока ещё есть время, разворачиваю её спиной, пытаясь одновременно поджать колени и голову. И в этот момент я впервые увидел её лицо!

Ко мне повернулась жуткая маска кошмарного монстра. Одна половина детского личика была покрыта безобразной коростой тёмно-коричневого цвета, вторая была иссечена свежими шрамами. Живыми на этом лице были только глаза. Радостные, озорные детские глаза.

Времени размышлять над этим не было, и я обвил её крыльями, постаравшись максимально смягчить падение. В следующее мгновение я почувствовал удар. Крылья затрещали, но выдержали. Сразу же отпустив подопечную, я поднялся над ней, чтобы просканировать на повреждения, и в этот момент понял, что она смотрит прямо на меня. А потом случилось совсем невероятное! Она улыбнулась и сказала:

— Привет. А как тебя зовут? Меня зовут Маша.

Вот это было уже совсем не нормально.

Люди не могут видеть ангелов, если ангелы сами этого не захотят. Да и то — человеку может показаться только Архангел. Разницу чувствуете — АРХАНГЕЛ и Ангел-Хранитель! Мне до Архангела как человеку до луны пешком, да я и не стремился никогда. Но лежащая на земле девочка, бесспорно, меня видела и, протянув в мою сторону руку для знакомства, ждала ответного рукопожатия. Не зная, что делать, я просто подумал, что мне это показалось, и, убедившись, что с подопечной всё в порядке, рванул оттуда на другой конец города, благо было чем заняться. Но мысль о девочке Маше с тех пор не покидала мою голову.

Возня со вторым отнимала практически всё время. Этот идиот просто притягивал к себе неприятности. Иногда у меня даже возникало желание схалтурить разок и освободить этот мир от очередного кретина, а себя — от самого тяжёлого подопечного, но я всякий раз гнал эту мысль прочь, зная, откуда она, и что значит для Ангела-Хранителя это самое «схалтурить». В общем, за заботами о втором и редкими появлениями у первого я совсем забыл, когда в последний раз был у Маши. Да, именно её я стал называть по имени, а не по номеру, потому что она единственная, кто со мной пытался познакомиться, да и вообще, я как-то выделял её среди остальных… Но несмотря на это я почему-то ни разу за все эти годы не появился у неё просто так. К первому, да и ковторому я частенько заскакивал не по вызову, а просто чтобы убедиться, что всё в порядке, а вот к Маше ни разу. Однажды в период очередного затишья я вдруг вспомнил это безобразное детское личико и живые глаза, смотрящие прямо на меня, и понял, что просто боюсь оказаться с ней рядом. Боюсь в очередной раз увидеть эти шрамы и услышать это её «привет, меня зовут Маша». А как меня учил мой наставник, со страхами нужно делать что? Правильно! Их нужно побеждать.

Была ночь, и она стояла ко мне спиной. Я появился в дальнем углу комнаты и просто смотрел. Передо мной была стройная белокурая девушка, довольно высокая и с хорошей фигурой. Несмотря на глубокую ночь, она была одета в вечернее платье и просто стояла в тёмной комнате, глядя в окно на огни города. У меня даже мелькнула шальная мысль, что мы на какой-то вечеринке, но, оглядевшись, я понял, что мы в её квартире. У окна письменный стол, вдоль стены кровать и большой шкаф. На противоположной стене её фотографии. Я узнал обезображенное детское личико. С годами лицо менялось, наверное, родителям всёже удалось справиться с Машиной болезнью. На последних фото девушка выглядела вполне нормально, лишь несколько еле заметных шрамов выдавали былое уродство.

— Где же ты так долго был? — вдруг сказала Маша и развернулась ко мне лицом.

Если бы у меня было сердце, то оно непременно остановилосьбы. Первым желанием было, конечно же, рвануть куда подальше, как тогда, тринадцать лет назад, но я с трудом пересилил себя и остался на месте.

— Между прочим, это невежливо — не отвечать на вопросы, — продолжала Маша, глядя на меня озорными глазами и слегка улыбаясь. — Я вот, например, до сих пор не знаю, как тебя зовут.

Нужно было что-то делать.

Свалить прямо сейчас было бы совсем глупо, да и молчать как истукан тоже. Но в тот момент я мог выдавить из себя лишь: «Никак меня не зовут»…

— Ну, это неправильно, — надула губки девушка. — Ты будешь Семён.

— Ну, Семён так Семён, — согласился я.

— Так вот, Семён. Раз уж мы с тобой теперь знакомы, ответь мне, пожалуйста, на пару вопросов.

Я лишь утвердительно кивнул в ответ.

— Скажи, где ты так долго был? И кто ты вообще такой?

С тех пор я был у Маши практически каждый день. Ей нравились мои рассказы про подопечных, а мне нравилось просто разговаривать. За пару сотен лет я успел отвыкнуть от разговоров с кем-то, кроме себя самого. Ведь нам, Хранителям, поговорить-то не с кем. Бывает, конечно, что в одном месте насколько ангелов собираются, вот только о чём с ними разговаривать, да и некогда мне лясы точить. Сделал своё дело, подопечного спас и давай дальше, на службу, к другому подопечному. С Машей же было совсем по-другому. В плане работы она не доставляла мне совершенно никаких хлопот. Дорогу переходила исключительно на зелёный, и то посмотрев по сторонам. Питалась правильно, тщательно выбирая продукты, да и допоздна нигде не засиживалась. Вот и выходит, что появлялся я у неё не по работе, а, если можно так сказать, по зову сердца. Мы могли часами бродить по городу или днями напролёт сидеть в её маленькой квартирке и говорить, говорить, говорить… Ни о чём… И обо всём… Мне нравились её глаза и эти еле заметные шрамы на лице, нравился её голос, и… Мне нравилась её прямолинейность.

— Семён! — говорилаона. — Твои крылья — это совсем бесполезная вещь! Ты всё равно ими не пользуешься для полётов, а из-за них ты не можешь носить приличный костюм. Это возмутительно! Кто это вообще придумал, приделывать к спине нормальных ангелов эти бессмысленные штуки?! Скажи, кому нужно пожаловаться, чтобы убрать этот атавизм?

В такие моменты я понимал, что лучше молчать, потому как несмотря на внешнюю скромность Маша была девушкой решительной, и если бы она узнала, кому жаловаться, то обязательно бы пожаловалась, причём не откладывая это в долгий ящик. Я просто молчал и улыбался, если ангелы вообще могут улыбаться, но мне кажется, что это называется именно так.

— А эти ваши метания туда-сюда! — продолжала распалившаяся Маша. — Ни отдыха, ни продыха. Вот где ты сегодня с утра был? Опять своего второго из передоза вытаскивал? А взамен тебе что? Тебе ведь даже отдохнуть негде. Вот где у ангелов курорт? Ну, или там дом отдыха? Нету? Одно у вас на уме — работа, работа, работа! — не унималась Маша.

А я слушал её и боялся ответить, что лучший отдых для ангела-хранителя третьей категории по имени Семён — это быть рядом с ней и слушать её возмущения по поводу отсутствия ангельского профсоюза и ужасных условий труда.

Прикипаю!

Я понял это ещё тогда, в день нашего первого знакомства, ведь недаром эти детские глазки и «привет, меня зовут Маша» не шли у меня из головы. Но сейчас, спустя тринадцать лет, я осознал это полностью и понял, что ничего не могу с этим сделать. Какое-то время я, конечно, корил себя, но в конце концов отпустил чувство вины, и сразу стало легче. Я просто наслаждался и впервые за много-много лет чувствовал не просто удовлетворение от своей работы, а настоящее счастье.

Я знал, что это должно было случиться. Но я не ожидал, что так скоро.

Был вечер, моросил дождик, и мы шли по набережной. Мы любили гулять в такую погоду именно по набережной. Людей практически не было, и можно было болтать, не опасаясь, что Машу загребут в психушку. Вот и сегодня мы обсуждали очередные веяния человеческой моды на способы умерщвления собственной плоти. В общем, говорили о курильщиках и алкоголиках. И в тот момент, когда наша беседа подошла к вечному вопросу, что лучше — сиюминутное счастье от водки или постоянное неудовлетворение закоренелого трезвенника, у меня завибрировали крылья. И это были именно Машины вибрации. Я так отвык от того, что ей может что-нибудь угрожать, и не сразу сообразил что происходит.

Вокруг никого. Город тихо готовился ко сну. Даже машин не было видно.

К тому моменту мы уже подходили к Машиному дому, и я на всякий случай быстренько метнулся в подъезд, чтобы проверить его на безопасность. В подъезде было пусто. Крылья вибрировали так же настойчиво, как тогда в детском саду, тринадцать лет назад. И тут я увидел их.

Ангел перворазрядник мелькнул в окне второго этажа. На третьем между комнатами заметался пятиразрядник.

— Что происходит? — спросила Маша, остановившись перед дверями подъезда. — Ты меня совсем не слушаешь!

— Пока не знаю! — коротко ответил я.

Крылья тарабанили так, что, казалось, я вот-вот взлечу, а в доме стало всё больше появляться наших…

— Не ходи домой! — скомандовал я и метнулся вовнутрь, чтобы понять, что же всё-таки происходит.

И именно в этот момент прогремел взрыв!

Этого не ожидал никто, кроме пятиразрядника с третьего этажа, но и он ничего не успел сделать. Передо мной просто возникло огненное облако, которое вдруг разлетелось осколками бетона и арматуры. А ещё через мгновение весь подъезд со страшным треском поехал вниз, складываясь, как карточный домик. Наши пытались хоть что-то сделать, но шансов не было ни у кого. Я слышал лишь последние вздохи подопечных и тонкие звуки порвавшихся струн, звуки, с которыми душа покидает тело. Я метнулся назад к Маше. Она, слава Богу, серьёзно не пострадала. Взрывной волной её отбросило на несколько метров, и благодаря этому она не оказалась под завалом. Она лишь смотрела на происходящее широко открытыми глазами и молчала. Быстро просканировав её на повреждения, я убедился, что всё в порядке, но крылья продолжали вибрировать!

И тут я понял почему!

Перворазрядник со второго этажа, не справившись со своей работой, грустно смотрел на своего четырёхлетнегоподопечного, которого в этот вечер родители впервые оставили одного дома. Маленькое сердечко изуродованного тельца отбивало последние удары, а хранитель висел над ним и молча ждал, когда порвутся струны.

И в этот момент Маша побежала!

Она как всегда рванула без слов, без предупреждений. Она карабкалась на кучу искорёженного бетона, обдирая руки и колени, к единственному ещё живому пока человеку, зажатому между уцелевшей стеной соседнего подъезда и удачно упавшей сверху ванной.

— Куда?! Туда нельзя! Опасно! — закричал я, понимая, что это её всё равно не остановит.

Я был рядом! Каждое мгновение был рядом! Убирал с её пути электричество из порванных кабелей, сдвигал куски стекла из-под её ладоней!

И мы добрались!

Перворазрядник был ещё здесь, а значит, ребёнок жив. Но мои крылья не унимались, и было ощущение, что они вот-вот сорвутся со спины.

Маша одним рывком откинула ванну в сторону и подтянула к себе изуродованное тельце. Ребёнок дышал, и она, взяв его на руки, начала спускаться. И в этот момент рухнула стена соседнего подъезда!!!

Я никогда не знал, как это делается. Этому не учат. Это пришло само. Спину обожгло огнём, и вокруг всё залило белым светом. Нет, это не было больно. Это было мучительно! Маша перед моими глазами всё бежала и бежала к безопасному месту, а я всё горел и горел, улыбаясь ей в спину.

Вот она сделала последний шаг из завала. Во двор заезжала машина скорой помощи, оглашая округу противной серенной.

Маша обернулась и посмотрела на меня. Впервые в её глазах я увидел ужас… и улыбнулся в ответ…

Свет… только белый свет вокруг…

«Привет! Я так долго ждала этого… Помнишь меня? Я Маша».

ПЯТЫЙ

Холодно!.. Безумно холодно! Этот холод пробирает до самых костей! Спасение — тёплая труба в подвале, но до неё нужно добраться. Какой же я дурак, что выбежал утром на улицу. Под машины. Под машинами тепло. Когда они только появляются возле подвала, они тёплые, даже горячие. Под машинами нет крыс, и там не достанут собаки. Нас было пятеро, и двоих съела крыса. Она просто пришла и схватила Первого, который лежал дальше всех от входа. Ма не было. Она всегда уходила утром и возвращалась только тогда, когда на дырку в стене падала тень. Всегда немного встревоженная, но тёплая. Ма собирала нас, расползающихся по трубе. Брала аккуратно за шиворот и несла поближе к дырке. Потом ложилась на бок, а мы, уткнувшись в её тёплый живот, пили молоко. Это было счастье! Тёплое молоко и тёплая Ма, которая так тихо урчала. Напившись, мы засыпали, свернувшись клубочком. Это было хорошо.

Когда Ма не нашла Первого, она долго стояла на трубе и смотрела в темноту. Ма, конечно же, понимала, что Первый больше не вернётся, и мы все тоже понимали, но она стояла и смотрела. Долго. Мы не мешали… мы знали. Нельзя мешать… Потом Ма вздохнула, так глубоко… протяжно… и вернулась к нам, кормить. В тот день она не урчала…

Второго крыса унесла через два дня. Он пытался убежать, но крыса была большая и быстро его догнала. Мы даже не услышали его писка… только хруст. Всем было очень страшно. Мы сидели возле дырки и ждали Ма. На улице было ещё страшнее. Там были собаки и люди. Они были больше крысы, поэтому могли догнать нас ещё быстрее. Когда пришла Ма, она сразу всё поняла и даже не покормила нас, а сразу ушла. Скоро она вернулась. Не одна. Вместе с ней был Па.

Он был большим. Больше Ма и намного больше крысы. Когда он проходил в дырку, ему даже пришлось наклонить голову. На нас Па даже не взглянул. Он остановился на трубе и стал смотреть в темноту. Рядом с ним замерла Ма. Они были такими красивыми, и тогда все мы хотели быть как они. Большими и красивыми. И никого не бояться. Потом Ма и Па одновременно прыгнули в темноту, и из подвала раздались писк и грохот. Мы все очень испугались и подползли ближе к дырке. Мы прижались друг к другу, чтоб было не так страшно, но каждого из нас била дрожь. Я думаю, тогда мы были похожи на трясущуюся Ма, только с тремя головами, со страхом глядящими в темноту. Ма и Па не было долго. Они пришли уже ночью, когда на улице зажегся фонарь и в дырку начал поддувать холодный ветер. Па, не глядя на нас, вышел на улицу. Больше я его никогда не видел. Ма затащила нас на трубу и стала кормить. От неё пахло пылью и кровью, но живот был таким же мягким, а молоко тёплым.

Первой на улицу выбежала Четвёртая. Маленький человек положил перед дыркой вкусную рыбу, и Четвёртая, дождавшись, когда человек уйдёт, выбежала на улицу, схватила рыбу и затащила её в дырку. В тот день мы в Первый раз ели рыбу! Это было вкусно, почти как молоко Ма. Правда, потом немного болел живот, но недолго.

Маленький человек стал приносить нам что-нибудь вкусное каждое утро. Четвёртая скоро даже перестала дожидаться, когда он уйдёт. А через пять дней так осмелела, что не стала затаскивать куски в дырку, а начала их есть прямо на улице. Нам тоже хотелось вкусного, и мы, как и Четвёртая, начали выходить. Через три дня мы увидели собаку. Она была огромная и летела на нас как машина. Мы еле успели юркнуть в дырку, а собака потом ещё долго засовывала в дырку нос и с шумом втягивала воздух. В тот день всё вкусное съела собака. Но она не съела нас, и это было хорошо.

Мы стали выходить на улицу каждый день. Люди нас не ели, но всё равно они были большие и страшные. Больше всего нам нравилось сидеть под машинами. Там люди и даже собаки нас не замечали, а видно было гораздо больше, чем из дырки. Мы очень часто видели Ма. Она бегала возле дома и ела вкусное, которое люди оставляли возле двери. Но к дырке она приходила только тогда, когда на неё падала тень. Вокруг часто было много маленьких людей, и они хотели нас схватить, но мы научились быстро бегать и быстро прятались под машинами, а потом убегали в дырку.

Однажды Ма не пришла. Мы в первый раз, всю ночь были без Ма. Было очень страшно, и мы как тогда прижались друг к другу.

Ма не пришла и на следующий день.

Потом пошёл дождь. Дождь шёл много дней, а Ма всё не приходила. На улице было холодно. Маленький человек так же приносил нам вкусное, но сейчас если не съесть вкусное сразу, оно размокало под дождём и становилось не вкусным. Потом приехала машина. Под машиной было тепло, и человек, который выходил из машины, уронил на землю очень вкусное. Я увидел это первым и понял, что нужно бежать, пока не заметила Четвёртая. Как только человек ушёл, я рванул из дырки под машину и, уже хватая очень вкусное когтями, увидел собаку. Она была огромная и стояла прямо возле дырки. Я так быстро выскочил, что она просто этого не ожидала, но сейчас она рванулась за мной. Мне повезло. Я успел заскочить под машину. Очень вкусное зацепилось за мой коготь, и я чуть не упал. У меня всегда были проблемы с когтями. Третий и Четвёртая умели их прятать совсем, а у меня не получалось, и я всегда за что-то цеплялся. Но сегодня это сослужило мне хорошую службу. Я оказался под машиной вместе с очень вкусным. Собака была огромная и не могла пролезть под машину. Она открывала пасть и громко лаяла, но достать не могла ни меня, ни очень вкусное. Я съел очень вкусное и стал ждать, когда уйдёт собака. Но она не уходила. Сначала она долго ходила вокруг машины, а потом легла возле дырки и стала смотреть на меня огромными злыми глазами. Машина давно остыла, и начался ветер.

Холодно!.. Безумно холодно!!!…

Я хотел заснуть, но не смог, потому что было очень холодно. И собака всё смотрела на меня злыми глазами! Потом вдруг машина зарычала! Очень громко. Почти как собака. Я очень испугался и хотел убежать, но машина только рычала и не кусалась, а собака вскочила на лапы и хотела меня укусить. Машина рычала долго, и под ней стала тепло. Потом стала жарко, но я терпел. Я знал, что если я убегу из-под машины, то меня укусит собака. Собака тоже это знала. Она ждала. Я видел, как напряглись её мышцы готовые к прыжку.

Потом пришёл человек. Человек сел в машину. Мы много раз видели, что машина уезжает, как только в неё садится человек. Мне стало очень страшно! Я подумал, что машина сейчас уедет и собака меня укусит! Я знал, что спрятаться можно только в дырке. Собака тоже это знала. Она встала и загородила собой вход в подвал. Мы ждали. Но машина не уезжала. Потом машина перестала рычать и человек ушёл. Я перестал бояться, а собака опять легла. Под машиной было тепло, и собака не могла меня достать. И это было хорошо.

А потом появилась она! Маленький человек. Она держала в руках баночку с вкусным. Наверное, она хотела положить вкусное возле дырки, но сейчас там лежала собака. Собака была огромная. Маленький человек была только немножко больше. И я видел, как она испугалась! Маленький человек хотела убежать и сделала несколько шагов назад, но собака учуяла вкусное и вскочила. Маленький человек очень сильно испугалась и встала как вкопанная, а собака стала смотреть ей в лицо и не стала махать хвостом. Это было очень плохо. Мы знали, если собака не машет хвостом, то это плохо. Очень плохо! Мне стало страшно! Маленький человек приносила нам вкусное, когда Ма перестала приходить и кормить нас молоком. А сейчас собака хотела укусить Маленького человека! Я не знал, что делать, и поэтому стал кричать на собаку!

Раньше я никогда не кричал. Мы всегда сидели в подвале тихо, чтобы нас не замечали люди, собаки и крысы. Но сейчас мне было страшно за Маленького человека, и я кричал на собаку изо всех сил! Я вложил в этот крик всю свою злость на собаку и страх за Маленького человека! Я кричал и кричал, и от натуги даже закрыл глаза!

Собака, наверное, испугалась моего крика, потому что перестала смотреть на Маленького человека и стала смотреть на меня. Маленький человек сделала несколько шагов назад и скрылась из виду за углом дома. Я перестал кричать. Маленький человек теперь в безопасности. Собака не укусит маленького человека. И это было хорошо.

Собака тоже поняла, что Маленький человек ушёл, и очень разозлилась. Она стала засовывать под машину свою морду и громко гавкать. Собака гавкала очень громко, и у неё были огромные страшные зубы, но я не боялся. Я знал, что собака меня не достанет.

А потом вернулся Маленький человек.

Ей было очень страшно! Я это видел! Но в руке у неё была длинная палка, и она стала кричать на собаку! Маленький человек кричала громче, чем я, и собака её сразу услышала. Она повернула свою страшную морду к Маленькому человеку и перестала вилять хвостом. Но Маленький человек подняла свою палку и пошла на собаку. Собака перестала гавкать. И…

Собака испугалась!

Она поджала хвост и убежала! А Маленький человек опустила палку и присела на корточки. Она посмотрела прямо на меня и из её глаз текла вода! Мне было совсем не страшно. Маленький человек победила злую собаку!

Я и Маленький человек долго смотрели друг другу в глаза, и я понял, что она совсем не страшная. Она протянула ко мне свою руку, но не для того, чтобы укусить, я понял это, глядя в глаза Маленькому человеку. Из её глаз перестала течь вода, и она улыбнулась, а мне вдруг захотелось, что-нибудь сделать для неё. Что-нибудь такое, чтобы ей было хорошо. Я подошёл к протянутой руке и лизнул её палец. На вкус палец был странным, он пах вкусным и длинной палкой, которой она победила собаку. Маленький человек засмеялась, и это было так громко, что я испугался. Я побежал в дырку, а Маленький человек осталась возле машины. Она не хотела меня схватить, и это было хорошо.

Маленький человек стала приходить к дырке несколько раз в день. Она приносила вкусное и ставила его возле дырки. Я знал, что маленький человек меня не обидит и даже сможет защитить от собаки, поэтому я выходил первым. Я ел вкусное, а потом подходил к Маленькому человеку и лизал ей палец, а она проводила рукой по моей голове и спине, и это было очень хорошо! Как будто Ма вылизывала тебе мордочку! И однажды, когда Маленький человек провела по моей спине рукой, я замурчал. Раньше я никогда не мурчал. Я даже не знал, как это делать. Оно получилось само собой. Просто мне стало так хорошо, что я зажмурился от удовольствия, а глубоко внутри появилось это «МРРРР». И от этого «мррр» хорошо стало ещё лучше! А потом мы играли!

Маленький человек брал длинную ветку и водил ей по земле, а я нападал на кончик ветки и старался его укусить. Ветка была очень быстрая и прыгала из стороны в сторону, но я был ещё быстрее и часто кусал её, схватив своими острыми когтями. Маленький человек смеялась. Смеялась очень громко, но мне больше не было страшно. Мне было хорошо с Маленьким человеком. Но вечером она становилась грустной и уходила за дверь. А я уходил в дырку. Я не грустил, потому что знал, что завтра она придёт снова, и снова будет проводить своей маленькой рукой по моей голове и спине, а я буду мурчать. Мы снова будем играть, а Маленький человек будет смеяться, громко и не страшно. Я засыпал на трубе и думал о завтрашнем дне. И я мурчал….

Через два дня Четвёртую забрали люди.

Она уже давно выбегала на улицу, и не только для того, чтобы поесть вкусное. Часто она сидела под машинами или просто лежала на земле, греясь на солнце. Четвёртая почти не боялась людей и убегала только тогда, когда её пытались схватить. Мой Маленький человек играл только со мной, а Четвёртая не понимала, как это хорошо, и просто валялась на земле. Большие люди вышли из дверей и направились сразу к Четвёртой. От них пахло очень вкусным, и Четвёртая, конечно же, это учуяла. Я не хотел есть, я хотел играть с Маленьким человеком, поэтому не обращал на больших людей внимание. Они присели рядом с Четвёртой и давали ей очень вкусное. Они тихо говорили нестрашным голосом, и Четвёртая не стала их бояться. Она перестала быть осторожной, и в этот момент большой человек схватил её. Четвёртая закричала и попыталась вырваться, но большой человек был сильным и ловким. Он крепко держал её за шиворот. Я очень испугался и убежал в дырку. Мой Маленький человек стала о чём-то говорить с большими людьми. Она тоже испугалась за Четвёртую. Но большие люди говорили с ней нестрашным голосом, и она улыбнулась, а Четвёртая перестала вырываться и лишь смотрела испуганными глазами на нашу дырку. А оттуда я смотрел в глаза Четвёртой. Ей было очень страшно. И мне тоже было страшно. Я даже хотел кричать на людей, как тогда на собаку, но мой Маленький человек улыбалась…. Это значит, что всё будет хорошо. И я поверил своему Маленькому человеку. И Четвёртая, глядя на меня, тоже стала меньше бояться. Большие люди, что-то говорили ей нестрашным голосом, а потом унесли её за дверь.

Через два дня пропал Третий. Он был самым осторожным и очень редко выходил на улицу. Но в этот день был сильный ветер, который гонял перед дыркой пустые пакеты. Нам нравилось играть с ветром. Мы вместе с Третьим охотились на летающие пакеты. Хватали их когтями и прижимали к земле. А когда мы их отпускали, ветер снова подбрасывал их вверх и гонял по двору. А мы снова хватали их когтями и тянули к земле. Это было хорошо!

Один из пакетов ветер поднял очень высоко, и мы не могли до него допрыгнуть. А потом пакет полетел за угол дома, и Третий побежал за ним. Я был уверен, что он его поймает и притащит во двор. Но Третий не вернулся. Даже когда на улице зажёгся фонарь, Третий не пришёл к дырке. Я ждал его каждую минуту, каждую секунду. Свернувшись клубком на трубе в подвале, я боялся. Так страшно мне не было никогда в жизни! С каждой прошедшей без Третьего минутой я всё больше понимал, что он не вернётся. Из моей жизни уходили все, кто был ко мне близок. Ма, Четвёртая, и вот теперь Третий. Я остался один! Один маленький я против этого огромного мира!

Утром пришла мой Маленький человек. Она принесла мне вкусное и хотела со мной играть. Но мне не хотелось играть. Я не спал всю ночь. Третий так и не вернулся, и мне было холодно и страшно. И мне не хотелось вкусного. Мне вообще ничего не хотелось. Теперь Маленький человек была рядом, а значит, можно выйти из дырки. Она не даст меня в обиду. Я вышел из дырки и просто лёг на солнышке. Мне вдруг очень захотелось спать. А Маленький человек взял меня на руки. Меня в первый раз схватили, но как-то очень по-особенному. Это было совсем не больно и даже немного приятно. У меня не было никаких сил, да и желания на то, чтобы сопротивляться. Маленький человек осторожно прижала меня к себе, и мне стала очень тепло. Так же тепло, как зимой на нашей трубе. Только это было другое тепло — тепло Маленького человека. И мне стало очень хорошо, и я уснул.

Я проснулся от того, что с моим Маленьким человеком разговаривал Большой человек. Он говорил громким и резким голосом, а у маленького человека почему-то из глаз текла вода. Она аккуратно положила меня возле дырки, всхлипнула и пошла за Большим человеком, и они скрылись за дверью. И мне казалось, что теперь я остался совсем один. Ушла даже мой Маленький человек.

Но когда на улице зажёгся фонарь, мой Маленький человек вернулась!

Это было так радостно, что я даже перехотел спать. Услышав её шаги, я выскочил из дырки и побежал ей навстречу. Я кричал от радости, и Маленький человек тоже начала со мной разговаривать нестрашным голосом. Она взяла меня на руки и прижала к себе, и мне стало хорошо! Мой Маленький человек принёс с собой одеяло. Она постелила его рядом с дыркой и села на него. У неё было вкусное для меня и вкусное для себя. Она гладила меня и говорила мне незлые слова. И я понял, что Маленький человек больше не уйдёт. Мы поели, и я свернулся клубочком у неё на руках, чтобы нам обоим было тепло.

Потом пришла Большой человек. Наверное, она была Ма моего Маленького человека. Она говорила с Маленьким человеком нестрашным голосом. Мой Маленький человек молчал и лишь сильней прижимал меня к своей груди. Потом Ма Маленького человека села рядом и тоже обняла её. У Большого человека из глаз текла вода. Скоро она ушла.

Мы снова остались вдвоём! У моего Маленького человека из глаз тоже текла вода, и я начал мурчать, чтобы ей не было так страшно.

Потом пришёл Большой человек, который приходил днём. Он говорил с моим Маленьким человеком страшным голосом. Но мой Маленький человек ничего не отвечала и лишь крепче меня держала. Ей было очень страшно, и у неё из глаз текла вода, но она не вставала с места. Мой Маленький человек была сильная! И я был сильный вместе с ней! В тот момент мы были такими сильными, что нас не могла победить ни собака, ни даже Большой человек!

Потом пришла Ма Маленького человека и нестрашным голосом говорила с Большим человеком, а он говорил с ней страшным голосом. Они говорили очень долго, а мы с моим Маленьким человеком сжались в комок и были самыми сильными на свете! Потом Большой человек замолчал и молчал очень долго. Я слышал только, как он дышал. И все вокруг затаились. Все ждали, что скажет Большой человек. Наконец он глубоко вздохнул и что-то сказал нестрашным голосом. Это что-то было очень хорошее, потому что мой Маленький человек вскочила на ноги, подбежала к Большому человеку и обняла его одной рукой. Второй она держала меня. А с другой стороны нас обняла Ма Маленького человека, и я вдруг понял, что Большой человек был их Па. Он посмотрел на меня сверху вниз и погладил по голове своей огромной рукой. И я почувствовал, что он совсем незлой. А ещё я понял, что больше не буду один! У меня появилась семья! И это хорошо!

Город героев

Мак был рождён Городом Героев. Его отец был пяти-герой. Его мать — трижды-герой. Дедушка Мака был десяти-герой, за что был удостоен места на Аллее Славы. Последний свой геройский поступок он совершил, умирая. Будучи съеденным последним драконом на острове, он застрял у него в глотке, отчего огнедышащая рептилия «нарезала дуба», обеспечив дедушке бюст на родине героя.

Город располагался на острове и назывался Город Героев, потому как не было для любого его гражданина высшей награды в жизни, как совершить геройский поступок. И лучше, если такой поступок будет не единственным. Десяти-герои и выше увековечивались на Аллее Славы в виде бюста с перечислением всех геройских поступков. Поступки могли быть любые, главное, чтобы они были геройские. Раньше звание гражданина можно было получить за убийство дракона или, скажем, тролля. Ну, или за смерть в неравном бою с врагами. Вполне естественно, что при таком раскладе драконы на острове закончились очень быстро, как, впрочем, и тролли. А враги на город нападать перестали лет триста назад, потому как бессмысленно воевать с теми, кто считает главным смыслом жизни геройски умереть. Нет, враги у города, конечно же, остались. Куда без врагов? Только вот войну героям объявлять никто не хотел, потому как хлопотно. Ещё никто героев не побеждал, скорее даже наоборот. Все враги прекрасно понимали, что героев можно в крайнем случае убить, но победить — никогда. В последней битве враги убили практически всех мужчин-героев, но женщины-герои, героически рожая по два десятка детей, быстро восстановили население города. Вот и получилось, что с годами геройскими стали считаться поступки не совсем геройские. Нет, они, конечно же, были поступками из ряда вон выходящими, но по сравнению с поступками древности, прямо скажем, мелковатыми. Ну, а как иначе-то, если у героев не было никакой возможности реализовывать свои геройские натуры. Многие уходили наниматься в войска других городов, чтобы хоть там иметь возможность геройски погибнуть. Некоторые пытались реализовать себя на родине. Геройскими начали считаться различные рекорды, скажем, в беге или в количестве съеденных за один присест пудингов. Жителям города пришлось даже учредить специальную «Геройскую комиссию», которая решала, считать ли то или иное достижение геройским поступком. В общем, стать героем в Городе Героев с каждым годом было все сложнее.

А Маку геройский поступок нужен был до зарезу! Ещё в детстве он прибегал на Аллею Славы и рассказывал бюсту своего героического дедушки, что станет десяти, а может даже и двадцати-героем. Бюст только улыбался в ответ, а Мак каждый день ждал подходящего случая. Но годы шли, а случая всё не подворачивалось. Поступки Мак, конечно, совершал, но, по его мнению, они никак не тянули на геройские. Ну вот что, скажем, героического в том, чтобы снять кошку с дерева или выиграть футбольный турнир города? Один раз, правда, Маку подвернулась возможность сгеройствовать. Когда ему было пятнадцать, на его глазах перевернулась лодка со старым рыбаком. Мак бросился в воду, чтобы геройски его спасти, но старый рыбак, не дожидаясь Мака, совершенно счастливый, предпочёл геройски утонуть. Во всяком случае, именно так решила «Геройская комиссия» после того, как рыбака выловили ниже по течению. Утопленник счастливо улыбался, прижав к себе обеими руками огромную рыбину.

После того случая Маку больше не попадалась возможность реализовать свои геройские возможности, и к своим восемнадцати годам он чётко осознал, что в родном Городе Героев стать этим самым героем решительно невозможно. Возможности для этого, конечно, случались, но за последнее время в городе образовалось столько жаждущих геройства людей, что конкуренция в этом деле выросла буквально до небес. Для того чтобы не упустить случая, «геройская возможность» должна была образоваться у тебя буквально в руках, и то не факт, что её не вырвут конкуренты. В конце концов в Городе Героев настоящие герои, которыми ещё пятьдесят лет назад были все поголовно, стали цениться так высоко, что перед ними открывались все двери. Их с радостью принимали на работу, с уважением встречали в каждом доме, и уже звучали предложения назначать героям пожизненную пенсию за счёт городской казны. Это, конечно, радовало героев и удручало тех, кто этого великого звания ещё не достиг. Лично для Мака во всей этой ситуации самым обидным было то, что в городе появилась новая мода: выдавать замуж дочерей исключительно за героев. Молодые люди обоих полов страдали неимоверно, потому как настоящих героев было на порядки меньше, чем жаждущих пожениться. И если поначалу у девушек ещё были надежды на то, что их возлюбленные получат долгожданное звание героя, то по истечению нескольких лет они стали ясно понимать, что молодость проходит, а на каждого холостого героя приходиться по несколько десятков невест. Поэтому любовь была отринута как пережиток прошлого, и девушки соглашались выйти замуж при первом же предложении руки и сердца, главное, чтобы предложение это прозвучало от героя.

Мак героем не был, но жениться уже хотел со страшной силой. Особенно его молодая, пока не геройская кровь закипала при одном только взгляде на красавицу Грели — дочь трактирщика, живущую по соседству.

— Ах, Мак, — говорила она во время их коротких встреч под луной. — Ты такой хороший! Заботливый, красивый и совсем не жадный! Я с удовольствием вышла бы за тебя замуж, если б только ты был героем.

На это Маку ответить было нечего.

Дни шли один за другим, а возможности стать героем так и не подворачивалось. И однажды Мак понял, что такой возможности в родном городе может не возникнуть никогда. Он был парнем не глупым, и поэтому решил в тот же день покинуть родные стены и отправиться на поиски геройских возможностей подальше отсюда, туда, где конкуренция была не так велика.

Простившись с родителями, которые, будучи настоящими героями, конечно же отпустили сына без разговоров, он взял старый меч деда, немного денег, флягу с водой и отправился в путь.

Мак добрался до побережья и, немного потолкавшись в порту, смог попасть на судно, отплывающее в тот же вечер в далёкие страны.

Капитан судна был не местным, поэтому несмотря на то, что Мак представился как будущий герой, он отказался везти его бесплатно. Капитан дал Маку выбор: или плати, или отрабатывай своё пребывание на судне матросской лямкой. Работы Мак не боялся, а деньги еще могли пригодиться в будущем, поэтому выбор был очевиден. Ему выдали полосатую рубаху и смешную шапочку с бубоном, и вечером судно отчалило от родных берегов.

— Судно слева по борту! — закричал вперёдсмотрящий.

Мак, как и вся команда, бросился к левому борту и стал всматриваться в морскую даль.

— Пираты, — проворчал старый кок, стоявший слева от парня.

Сердце Мака бешено заколотилось. «Вот так удача!» — думал он. Всего три дня пути от дома, а уже подвернулась такая прекрасная возможность вступить в геройскую схватку с пиратами. Его дед свой третий подвиг совершил именно в схватке с пиратами, когда в одиночку он смог захватить пиратское судно. Правда, злые языки поговаривали, что это было не судно, а лодка, да и пираты в ней были вусмерть пьяны, но факт остаётся фактом, его геройский дед привёл в город двенадцать связанных пленников. Страдающие от похмелья пленники так склоняли деда Мака в изощрённых морских ругательствах, что ни у кого не возникло сомнения в том, что они были самыми настоящими пиратами.

И вот теперь самому Маку выпала прекрасная возможность повторить дедов подвиг, а может, и превзойти его. Со счастливой улыбкой он достал меч своего знаменитого предка и начал готовиться к бою. Воображение уже рисовало жаркую сечу на борту вражеского корабля и сотни поверженных врагов у ног новоиспечённого героя.

— Эй, парень! Ты чего это удумал? — прервал его счастливые помыслы капитан.

— Готовлюсь к геройскому бою! — браво ответил Мак.

— Ты что, совсем сдурел? Какой бой? — рассвирепел капитан.

— Но ведь это пираты? — не понимая, спросил Мак.

— Конечно, пираты! — согласился старый моряк.

— Значит, они попытаются ограбить наш корабль, а мы дадим им славный бой, — успокоился Мак.