***
Синяя, синяя птица
прилетит к тебе ночью,
сядет на подоконник,
весело постучится
в немытое с прошлого лета
ледяное окно.
А ты ей скажешь:
«Прочь! Улетай,
мне и так не спится.
Я лежу на своей
односпальной
точно покойник.
Убери свои крылья —
здесь без них ужасно темно».
***
Даже если грустишь:
Это просто души катакомбы,
Завихрения крыш,
Свитера китайские в ромбах -
Их носили наши родители,
Принося своим мелким гостинцы:
Вдохновенные зрители
Западной сказки о принце.
Даже если грустишь:
Это временно, это на память
Оставляет Париж,
Ещё не увиденный нами,
Оставляет Венеция
Гондолами и каналами.
Это кофе и специи,
Дорогие колье с опалами,
Это горы Тибета
И карри цвета шафрана.
Беззаботное лето,
Одетое в сарафаны.
Даже если грустишь:
Это всё тебе только снится.
Это просто ты спишь.
И к утру беспокойная птица
Постучит в оконную раму:
И развеется сон туманом.
Погрусти, раз такой упрямый,
Ночь вокруг — просыпаться рано.
***
Снова время застудило комнату,
Растянулось выжеванной жвачкой,
Выдулось бесцветным пузырем.
Время петь или молиться шепотом?
Подавать или просить подачки?
Греться или стыть под фонарем?
Выброси часы с глухими стрелками:
Ими не измерить одиночество.
Ими не измерить пустоту.
Наш сарай — не дача в Переделкино,
Где искусство вкалывает обществу
Злой старик на купленном посту.
Брось хоть пару дров в утробу пламени,
Кубики хрустальные в стаканы,
Где ячмень свой завершает путь.
Мы теперь от внешнего избавлены:
Можем быть счастливыми и пьяными
И неосторожными ничуть.
***
карамельный ветер:
цветные нити
липнут к пальцам,
делая их вкусными,
как конфеты.
проверьте!
мальчик Витя
мне дал покататься
свой велосипед, а я ему два билета
на страшный аттракцион.
пусть он испуганно
верещит,
глядя из верхней точки.
возможно, его рацион,
мамой с утра наструганный,
увидят все.
на деревьях созрели почки,
а значит, пришла весна,
та, что впивается в губы.
мы пойдем с Ним гулять допоздна,
как поменяются зубы.
***
Этот город другой
по субботам и воскресеньям:
нервным пьяницей
ищет сотню по всем карманам
между двух непланированных падений,
и ругается на прохожих смешно и пьяно.
Этот город
сверкает плотью коротких юбок,
пахнет дымом костров
с ароматом «Бонда» и «Winston».
Лезет в душу с кривой заточкой -
топорно, грубо-
в каждой реплике
засыпающего таксиста.
В этом городе ночь
начинается в пять утра,
когда спать ложатся
уставшие и не очень.
Этот город не вспомнит завтра,
где был вчера,
потому что не хочет.
***
в голубой комнате,
не освещенной вечерним светом,
на подушке переплетаются руки.
не раздаются вопросы,
для которых не придумать ответа.
молчание.
скука.
голубой потолок
чернеет от трудных мыслей,
превращаясь в бездонный омут.
в календаре красным пугают числа:
не бойтесь — здесь вас не тронут.
шагнем в темноту испуганной тени,
дрожащей между ресниц.
свидетели собственных преступлений,
строители личных гробниц.
***
За окном — ледяной сентябрь,
И вода в пустых батареях
Зло ворчит как живая тварь,
Остывая быстрей, чем греет.
Мир качается, словно в шторм
Судно, брошенное командой.
Слишком много хрустальных форм
Запылилось во тьме серванта.
Мы в плену у своих простуд
Дышим мелкой стеклянной крошкой.
Только ветер в ночи поет
Сиротливо губной гармошкой.
Мир расколот слюдой окна
И везде - темнота и слякоть.
Осень,лей до краев вина,
Чтобы меньше хотелось плакать.
***
будет залита рубашка кровью,
и в крови столовые ножи.
о любви не сказано ни слова,
значит, можно дальше жить во лжи...
каждому - отдельный понедельник,
и подушки - каждому одна.
быстро мы друг другу надоели,
так, что виски залпом и до дна.
сомкнуты уже на горле пальцы:
проще убивать, чем целовать,
разлюбить - и нечего бояться.
каждому - отдельная кровать.
***
В доме нашем давно когда-то звучало счастье:
Просыпа́лось в кровати с первым лучом рассветным.
А теперь исчезло. И даже сам бог не властен
Возвратить его нам — все молитвы и просьбы тщетны.
В наши окна скребётся пальцем сухим осина,
В нашу дверь стучат промотавшие жизнь соседки.
Мы сидим на кухне — беспомощные пингвины
На плывущей льдине сломанной табуретки.
***
Мой плюшевый приятель
Рассыпался крупой.
Сидел он на кровати
Давно уже слепой.
То моль его терзала,
То прикорнувший гость.
Он пережил немало:
И грусть мою, и злость.
Он был моей опорой,
Подушкой и плечом.
Приятель мой распорот,
Рыдаю горячо.
Я зашиваю раны,
Противясь бытию.
Мой плюшевый и рваный,
Утешь печаль мою.
***
К сентябрю это всё закончится, уж поверь,
За одним закроется — а другим откроется дверь.
Голоса унылые обескровленно замолчат:
Всё сбылось плохое и покинуло общий чат.
Дальше будет лучше: ведь этого ты и ждёшь,
Осень сыплет золото — а ты его только жнёшь.
Станут ночи длинными — время прошлому уходить.
Дремлет лихо новое тоскою в твоей груди.
Харон
Истощенный старик в изодранном балахоне,
Возьми за проезд, в Аид отвези мою душу.
Сколько раз вцеплялись в тебя чужие ладони,
Умоляя не торопиться. Но знаешь, лучше
Зачерпнуть из воды за бортом рай амнезии,
Ведь неважно уже, что написано в некрологе.
Беспощадный старик, навалясь на весло, вези и
Ни о чём меня не спрашивай по дороге.
Что мне делать теперь с тобой?
Я стою над пропастью, рядом
Никогда не растили рожь.
Если ты окинешь пространство взглядом,
То, быть может, и сам поймёшь:
Убегая от мелочной боли,
От мигрени и от бессонницы,
Мы слишком много решили себе позволить:
Как мужу покойницы.
Ад на земле — прекрасное, знаешь, место,
Куда не беги — всегда в него попадёшь.
Мы стоим над пропастью.
А вдвоём над пропастью тесно.
Ждёт кого-то из нас впереди золотая рожь.
***
Во веки вечные ничего тебе не должна —
И клятвы и росписи вблизи меня не удержат.
Эта идея — документировать чувства — смешна,
И говорить о них тоже стоит реже.
Во веки без фамилии и кольца,
Не разделяя радости и разлуки.
Я ускользаю гадюкой из-под венца
В твои теплом приманивающие руки.
***
Мой разум не прочен, мой дом невысок,
Я выполз из штампом впечатанных строк,
Из рук не уснувшего ночью врача —
Он первый заставил меня закричать.
Я пахну землёй, куда тщетно стремлюсь,
Могилой сырой, где прохлада и грусть.
Я пахну как кожаный старый ремень —
Победой и смертью, бесплотной как тень.
Я пахну гадюкой, я выполз на пень,
Чтоб в солнечном свете дожить этот день.
Согреть свою плоть на закате времён,
Пусть разум потерян, и дом разорён.
***
Скрепы духовные давят хуже корсета.
Выкинуть их —
кому дело, во что одета?
Если слова твои не логичней бреда,
Слетают с губ цепью велосипеда.
Утренний брифинг пронизан привкусом хамства:
Можно перетерпеть на твоих лекарствах.
Ты ненакрашена, невыспанна и устала:
Поздно легла и как Лазарь из мертвых встала.
Утренний душ смоет тепло объятий:
Того, кто не любит, но честно за кофе платит.
Тебе никогда не понять этих правил тонких,
Лишь бы не выпасть из социальной гонки.
Люди тебе пишут в мессенджерах и чатах,
Ты отвечаешь к вечеру виновато.
Мир проплывает ковчегом, каменным фортом,
Лишь одиночки тонут в молчанье гордом.
***
Отложи свои косы — присядь на мою постель.
Так случилось, что я не ждала сегодня гостей:
Нестерпимо болит бессонная голова,
Так что будет, как любишь, — по-простому, без торжества.
Предрассветный час почему-то безумно тих:
Я почти готова, лишь дай мне закончить стих.
Мимолётна жизнь — на одном убралась листе.
Извини, что я не сегодня ждала гостей.
***
В тот вечер я был до безумия пьян,
И также до рвоты трезв.
Всплывали сквозь мутный и тошный дурман
Лица моих невест.
Шикарных красавиц, ласковых дев
И даже визгливых сук.
И все бросали меня в беде,
А вот — припомнились вдруг.
И как же тошно смотреть на них —
Бессовестных и пустых.
Я стал тревожен до седины,
За каждой спалив мосты.
Но вот мой вечер: я снова пьян,
Раскручен как хула-хуп.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.