Бесплатный фрагмент - Сингапурский гамбит

Мы отплываем в Сингапур —

Безумен каждый как медведь.

Припав к штурвалу, я понур,

Земную покидаю твердь.

Всех китайцев опоил

По дну Парижа шлялся,

С цветным цунами танцевал,

В песке косы валялся.

Попрощайся же со мной!

Том Уэйтс

«Сингапур»

Часть I. Забытая реликвия

Глава I. Авагдду угадывает

— Наука не может объяснить то, что сейчас вы увидите.

В тот майский вечер 1936 года Бильярдный Зал был полон публики. Почти все постояльцы знаменитого сингапурского отеля Бингли собрались, чтобы стать свидетелями настоящего чуда.

Англичане. французы, швейцарские немцы, голландки из Батавии, латиноамериканец с подкрученными усиками, очаровательная португальская метиска из Макао, и многие, многие другие. Явились и китайцы в застёгнутых на все пуговицы европейских костюмах — несколько лет назад новые хозяева отеля разрешили селить обеспеченных азиатов. Ещё один китаец в белом колпаке замер в баре. А возле выхода вытянулся по стойке смирно мордатый коридорный-сингалец со Шри-Ланки, всегда готовый прийти на помощь.

Верхний свет погасили. И только в баре посередине зала горят красные лампы. Бар похож на мавританскую крепость из орехового дерева, а лампы — на сигнальные огни её башен.

Пахнет английскими сигарами и влажной сингапурской ночью.

Напряжённая тишина. Слышно, как движутся на шарнирах электрические опахала и щебечут цикады за громадными полукруглыми окнами.

Все смотрят за перегородку, что отделяет столики от бильярдных столов. На той стороне — стул с малиновой обивкой. Стул сделан из той же тёмно-коричневой ореховой древесины, что барная стойка.

На стуле — девочка лет тринадцати с волосами в две косы. Одета в тёмное складчатое платье, какие носили во времена королевы Виктории. Она сидит настолько прямо и неподвижно, что похожа на куклу. Лицо девочки накрыто чёрной, под оттенок платья, накидкой. Из тени под чёлкой сверкают колючие глазки.

Рядом — женщина лет сорока с распущенными огненно-рыжими волосами и в зелёном платье кельтского стиля, словно сошедшая с полотна романтика-прерафаэлита. Открытое декольте напоминает о парижских модах, длинные лёгкие рукава — о средневековых герцогинях, а на поясе — узор из кельтской коллекции Британского музея. Рядом с девочкой она кажется особенно высокой и властной.

В руках у женщины чёрный шерстяной шарф.

— Агата росла чудесным ребёнком, — начала женщина по-английски, — и родители не могли на неё нарадоваться. Она хорошо училась в школе, помогала друзьям, но больше всего её сердце волновали величественные баллады валлийской старины. Холмы Уэльса, туманные озёра и величественные скалы у морских берегов всегда волновали её живое воображение. Возможно, ей предстояло стать великой певицей, которая представила бы на сцене Ла Скала или парижской Оперы дивные сказания кельтской древности. А возможно, она могла бы изобразить это языком танца… У девочки было очень много талантов и мы не знаем, какой их них дал бы самые прекрасные плоды. Но однажды с ней произошло несчастье. Путь искусства или хотя бы светской жизни отныне закрыт для неё.

Женщина обвела взглядом зал. Казалось, она собирается найти виновника.

— Здесь был убит зверь, — вдруг произносит девочка. Голос у неё нечеловечески монотонный.

— Что? Что ты сказала, Авагдду?

— Здесь был убит зверь.

— Да, это так, — произносит человек в белом костюме, форменной фуражке и с пусть подстриженной, но всё равно пиратской бородкой, — Было дело, в отель приходил тигр. Давно, в самом начале века, ещё до Великой Войны. Пробрался в зал полосатый, залез под вон тот бильярдный стол, свернулся в калач и уснул. Не знаю, как у него получилось. Наверное, город в те времена был чуть меньше. И вот, господа, вы представляете, насколько удивился старина Джон Гутри, когда выдал фрейм-бол, убрал кий, повернулся, чтобы взять виски — и вдруг наступил тигру на лапу!.. Нам повезло, что в Гимназии Стэмфорда нашёлся хороший стрелок. Он и уложил зверя, всадил ему пулю между глаз. С пятой, правда, попытки.

Это Виктор Субботин — управляющий отелем. Ему можно верить. Он знает все байки от Харбина до Адена, а в России служил ординарцем у самого барона Унгерна.

— Да, как вы видите, девочке многое открыто, — продолжила женщина. — Но она заплатила чудовищную цену за обретённый талант. Вот как это случилось. Однажды мать послала Агату за керосином. Девочка подала бидон, керосинщик открыл кран — и теперь уже никто не знает, как это произошло, но керосин вдруг вспыхнул и вся лавка взлетела на воздух. Агата выжила, но её лицо так и осталось обезображено ужасными ожогами. До конца своих дней она будет вынуждена скрывать его, словно бедуинка из жарких пустынь Сахары.

В зале послышался шелест. Это португалка достала платок.

— Агате пришлось пережить ужасные муки. Она плакала от боли, а потом забывалась коротким сном. А когда она вспоминала, какое горе это для её родителей, она плакала ещё сильнее.

Её несчастные родители, добрые, честные, богобоязненные труженики, не могли проводить с ней достаточно времени. До взрыва у них с трудом хватало денег, чтобы платить за учёбу, и ни отец, ни мать не могли оставить своего ремесла. И тогда я, Керридвен МакМеган, взяла опеку над несчастной родственницей. Некое шестое чувство подсказало мне, что несчастье бедного ребёнка не может быть бесконечным.

И вот однажды, когда Агата, обессиленная, забылась сном, с ней случилось нечто необыкновенное. Она увидела скалу, что вздымалась над бушующим морем, а на вершине скалы вращался серебряный замок Арианрод, кельтской небесной богини, чьё имя сохранилось только в древних преданиях. Агата взмолилась о помощи — и оказалась внутри. Там богиня показала ей чудесный котёл — и в его бурлящей воде Агате открылось её новое имя и предназначение. Она стала Авагдду и отныне для неё открыты самые сокровенные тайны человеческих душ.

Так началась её новая жизнь. Неумолимая судьба скрыла её лицо за накидкой, но убрала для её глаз завесу тайны с ваших лиц. К тому же, Агате постоянно приходят новые озарения и пророчества — одно из них и стало причиной нашего путешествия. Оно заключалось в том, что только в Сингапуре, на границе Востока и Запада, ей будет открыта её подлинная миссия в нашем измерении.

Мы знаем, что время не терпит. Наступает новая эра и человечества выживет, только если научится прислушиваться к высшим силам. На ближайшем заседании сингапурского отделения Теософского Общества мы попросим уважаемых спиритуалистов изучить характер её дара и дать совет, как лучше использовать его для блага всего человечества. Сегодняшнее же собрание необходимо, чтобы феномен Авагдду смогла наблюдать широкая публика.

Ни для кого не секрет, что деятельность Теософского Общества окружена множеством отвратительных слухов. Агенты тёмной иерархии не остановятся ни перед чем, чтобы опорочить искателей света Подлинной Истины. Сегодня каждый из вас сможет удостовериться: чудеса древних преданий по прежнему живут рядом с нами. Но чтобы овладеть ими, мы платим слишком большую цену…

Женщина продемонстрировала публике шарф.

— Есть люди, которые прочитали несколько историй про Шерлока Холмса и уверились, что сокровенные тайны человека можно раскрыть, просто взглянув на его одежду. Но дар Авагдду не зависит от зрения. Чтобы доказать это, мы для чистоты эксперимента завяжем ей глаза. Кто-нибудь желает проверить, что повязка надёжна не позволяет подсматривать?

— Давайте я, — из-за карточного стала поднялся пожилой и краснощёкий американец. Он сидел к девочке ближе всех.

Керридвен подала американцу шарф. Тот с видом заправского портного осмотрел его со всех сторон, потом одним движением повязал себе на глаза и обернулся к остальным зрителям.

— Не вижу, — сообщил он и вернул шарф.

Керридвен поблагодарила гостя и завязала девочке глаза. Теперь лицо Агаты полностью скрыто чёрной тканью.

— Ассистировать нам будет кузен девочки — Гвион Бах. Он из Лланфер-Керейнион и как мог, помогает своей кузине. Гвион, начинаем.

Кузену Гвиону было лет двенадцать. Прямые светло-рыжие волосы до плеч, словно у юного рыцаря, симпатичное лицо в котором есть чуть-чуть от лисицы и стройное тело. Лёгкой походкой он подошёл к стулу, изяшно поклонился публике и одним прыжком перемахнул через перегородку.

— Гвион будет держать человека за руки, а Авагдду скажет о нём немного правды, — Керридвен ухмыльнулась — ну точь-в-точь кельтская ведьма, — Родство их душ достаточно сильно, чтобы вызвать нечто наподобие резонанса. Современная психология пока не может даже подступиться к этим явлениям. Нечто подобное исследует только австрийский доктор Вильгельм Райх…

— Кто желает быть первым? — Гвион смотрел из-под золотистого локона.

— Я, — американец поднял пухлую руку, — раз уж с меня, что называется, началось…

Гвион подошёл, улыбнулся и взял американца за руки. Тот заметил, что у мальчика очень тонкие изящные запястья

— Авагдду, прошу, скажи, что ты видишь.

— Вы названы именем, которое есть в Библии, — заговорила Авагдду, — Вы родились в небольшом городке, и даже сейчас, в разъездах, вы сохранили верность той церкви, к которой принадлежали. Это одно из протестантских течений… возможно, методисты, а возможно, некое чуть-чуть более пуританское течение. Скорее всего методисты, содержание веры у них настолько похоже, что я не всегда могу различить… Нет, это не что-то радикальное. Адвентизм и тому подобное — это не для вас, ведь вы разумный человек.

— Совершенно верно.

— Вы прибыли сюда из-за моря. Страна за морем. Вы прибыли на пароходе, чтобы что-то купить. Но вы не можете купить эту вещь. Она слишком большая, это серьёзная покупка. Вы беспокоитесь из-за этой сделки.

Американец ощутимо нервничал.

— Можно прекратить? — спросил он.

— Да, — сказала Авагдду.

Гвион разжал пальцы.

Американец выдохнул и сел, достал сигару, положил в рот и отхлебнул пива.

— Всё верно, — сказал он в зал, — Исключительно точно работает.

— Кто ещё желает подвергнуться испытанию?

Гвион оглядывал гостей. Его глаза смеялись.

— Я, — поднял руку француз в белом костюме и с красным платочком в кармане. На мизинце блеснул изумруд.

Гвион подошёл. Жена француза с восторгом смотрела, как ловкие белые пальцы обхватили холёные руки.

— Авагдду, открой нам тайну этого славного мужа!

— Этот человек женат на изгнаннице, — сказала Авагдду, — Его жена девочкой жила в другой, очень холодной стране, но была вынуждена уехать. Потому что её дом забрали бывшие слуги. Вы уверены, что с вами этого не произойдёт. Вы родились в лучшей из частей света — Европе, в лучшем городе Европы — Париже и в лучшем из округов Парижа — четвёртом.

— Вот как! — сказал Субботин и посмотрел на жену француза. Соня Шовен, урождённая Танеева, грустно кивнула.

— У вас есть много скрытых возможностей, которым вы пока так и не нашли применения, — продолжала читать француза Авагдду, — У вас есть слабости, но вы способны их преодолеть, если нужно. Вы знаете, что с вашим положением и талантами вам нет нужды служить или заниматься подённой работой: сама жизнь даёт достаточно материала, чтобы реализовать его, когда на вас снизойдёт вдохновение. Вы предпочитаете разнообразную жизнь, рамки и ограничения вызывают у вас недовольство. Также вы мыслите независимо и этим гордитесь. Вы ничего не принимаете на веру без достаточных доказательств.

Француз улыбался.

— Смею заверить, — сказал он, — что вы, юная мадмуазель, видите меня насквозь.

— У вас есть и тёмная сторона, — Авагдду продолжала тем же тоном, — вы предпочитаете её не раскрывать. Это связано с событиями вашей ранней юности. Запреты уже тогда для вас ничего не значили. Вы хотели всё испытать и попробовать. Вы попробовали многое. Остановились на немногом. Но некоторые шаги были чрезмерны. Это тёмная область вашей души, в которую вы редко заглядываете.

— Я надеюсь, вы сохраните увиденное в секрете? — спросил француз.

— Да.

Гвион разжал пальцы, не дожидаясь команды.

— А давайте почитаем вас! — он обратился к нахохленному человеку, что стоял за французом, — Давайте, давайте попробуем! Случайный человек, который вроде бы не готов открыться. Ну пожалуйста! Я вас очень-очень прошу!

У нахохленного торчало всё — и бородка, и усы, и шевелюра с паутинками седых волос. Скорее, по инерции он выставил потные жёлтые руки.

— Авагдду, прошу, подними покров тайны!

— Вы участник великой войны, — начала Авагдду, — Вы не очень понимали её цели. Но вы выполняли свой долг и вас не в чем упрекнуть. К сожалению, война оказалась проиграна. Но вы не знали её целей. Потрясением для вас было именно послевоенное презрение к вам, бывшему фронтовику. Родина изменилась. Вы стали ей не нужны.

— Это обычное чувство у немцев моего поколения, — ответил нахохленный, — На войне я был связным, если вам интересно.

— Новый канцлер Адольф Гитлер остаётся для вас загадкой. Вы не можете решить, кто он — очередной обманщик или человек, который возродит Германию. По мере сил вы стараетесь служить своей стране. Вы надеетесь, что со временем рост благосостояния заставит забыть об унижении проигранной войны. Вы были не раз влюблены. Но не можете бросаться с головой в омут страсти: это мешает работе и у вас уже были с этим проблемы.

— Давайте кого другого, — попросил Субботин, — а то опять о политике. Люди сейчас настолько набиты политикой, что вас, наверное, душу еле видно.

— Да, — ответила Авагдду, — это так.

Гвион подошёл к усатому латиноамериканцу.

— Авагдду, скажи нам про этого человека.

— Ваша страна перенесла ужасные страдания, — начала Авагдду, — Они большой болью отзываются в вашем сердце. Долгая, кровавая борьба за независимость, предательство политиков, армия, которая не защищает страну, а устраивает перевороты, годы диктатуры, попытка революции. Успешная. Но это не принесло народу счастья. Продолжается война. На вашу страну влияют Соединённые Штаты. Иногда вам кажется, что посол Штатов влиятельнее, чем сам президент.

— Загляни ему в сердце, девочка, — крикнул Субботин, — это всё я у него и в дипломатическом паспорте прочитать смогу!

— Вам было от тринадцати до шестнадцати лет. Вы были впервые по-настоящему влюблены. Но вы не могли жениться на ней. Потому что вы были ей не пара. Да, слишком разные. И её, и ваши родители не допустили бы свадьбы. Вы мечтали примкнуть к революции. Потому что революция сделала бы вам карьеру. И принесла много женщин. Но родители были против. Они заставляли вас учить английский язык. Это язык захватчиков, которых вы терпеть не можете. Религия не значит для вас много. О! Неужели вы атеист?

— Я не вижу смысла это скрывать, — с достоинством ответил латиноамериканец, — Мы здесь все современные люди.

— Меня! Меня посмотрите, — португальская метиска махала платком.

Гвион повернулся к кузине. — Авагдду, будем ли мы смотреть эту прекрасную леди?

— Да.

Гвион прошёл через расступившуюся толпу и взял девушку за руки. Кожа у метиски была цвета какао с молоком, а скуластое лицо просто не позволяло отвести взгляд.

Даже двенадцатилетней Гвион отметил про себя, что она очень даже ничего.

— Вера значит для вас очень много, — заговорила Авагдду без приглашения, — Вы учили Кахетиз. Ваша сердце замирает, когда вы вспоминаете себя в возрасте первого причастия. Вы любите католические храмы, потому что они красивые. Вы знаете, что грешны. Бог создал и любит вас такой, какая вы есть. Вы мечтаете встретить достойного мужчину. Вы понимаете, что с вами придётся непросто. Вам нужен мужчина, похожий на вашего отца, а лучше на вашего Бога. Вы пока его не встретили. Вы стремитесь в высшее общество, потому что мужчина вашей мечты тоже амбициозен. Вы всегда в поисках чего-то нового. Вы разбираетесь в моде намного лучше, чем большинство женщин.

— Спасибо, спасибо, — португалка быстро моргала глазами.

— …Простите! Вы можете сказать про… вещь! Да, вот слово: вещь! У меня есть вещь, про неё хочу, чтобы вы сказать.

Этого старика заметили только сейчас. Он сидел на стуле между двумя окнами, в тени. В полумраке он казался столиком или шкафчиком, а не живым человеком.

Смуглый, с пушистыми усами и щетиной на щеках, он был похож на армянина. Хороший светлый костюм болтался на нём, как на вешалке. Видимо, старик усох с возрастом, но не желал этого замечать. Или не желал тратиться на новый костюм?

А вот брюки ему были ощутимо коротки, и из-под них торчали волосатые ноги в дешёвых кожаных сандалиях, какие носят индусы.

Широкополая шляпа надвинута на лоб, а руки вцепились в трость. Как если бы даже сидя на стуле старый армянин нуждался в опоре.

Армян в Сингапуре жило немного, всего несколько семей. Но они были достаточно богаты, чтобы им никто не удивлялся. Несколько десятилетий назад именно четыре брата-армянина по фамилии Саркис построили отель Бингли — и руководили им до биржевого краха в 1931, который через два года закончился продажей отеля за долги.

— Вы хотите, чтобы Авагдду заглянула в сущность какого-нибудь из ваших предметов?

— Да! Да! Вещь это предмет. Верно, верно… Предмет!

— Вы принесли его с собой?

— Да! Да! Вот она.

Старик достал что-то, завернутое в мешковину.

Гвион обернулся к Керридвен.

— Авагдду сможет не только прочитать предмет, — сказала Керридвен, — она сможет его угадать.

— Да, — сказала Авагдду.

Гвион подошёл к старику и протянул ладони.

— Положите его без обёртки. Мне надо почувствовать.

— Да! Да!

Армянин прислонил трость к стулу и начал разворачивать. Пальцы работали удивительно ловко для дряхлого старика.

— Вот! — старик протянул предмет, — Всем покажи! Всем!

На лице Гвиона отразилась лёгкая паника. Но он поднял руку.

На ладони стоял небольшой бронзовый колокольчик. Это был типичный дильбу, с каким ходят тибетские монахи.

— Авагдду, — Гвион сглотнул, — молю, открой нам тайну сего загадочного предмета.

Ответа не было.

Гвион обернулся. Керридвен тоже смотрела на девочку.

Авагдду вскрикнула.

— Ох, — сказала Керридвен, подошла ближе и положила руки на плечи девочки.

— Великая тайна! — заговорила Авагдду, теперь уже другим тоном: монотонным, но встревоженным, — Великая тайна! Это могучий предмет, он не то, чем кажется! В нём заключена великая магическая сила! Немыслимая сила! Великая тайна, великая мощь! О нет! Нет! Не мечтайте им завладеть! Справиться с ним может лишь великий и подлинный маг! Вы не знаете его истории и применения!

Авагдду затихла.

Все смотрели на армянина.

Тот снял с руки колокольчик, завернул обратно в мешковину, спрятал в карман. Поднялся, опираясь на палку.

И только сейчас улыбнулся.

— Лексо! Лексо! Так и думал! Так и думал! Лексо!

И заковылял к выходу на галерею первого этажа. Коридорный хотел его поддержать, но старик отстранил сингальца и скрылся в галерее.

— Yr hyn a wnaeth e ddweud? — спросила Авагдду. — Beth mae Lekso yn ei olygu?

— Nid wyf wedi deall. — ответил Гвион. — Rydych wedi arbed y sioe. Diolch!

— Авагдду, мы будем продолжать? — спросила Керридвен.

— Нет, — девочка вернулась к обычному тону, — Я устала.

Женщина подняла девочку и понесла прочь. Девочка обвисла в объятиях и теперь была ещё больше похожа на куклу. Бильярдный Зал провожал их аплодисментами.

Гвион перемахнул через перегородку, не забыл поставить стул на место, отвесил короткий поклон и побежал следом.

Постояльцы расходились по комнатам. Только американец по прежнему дымил гаванской сигарой возле бильярдных столов.

Субботин рискнул и подошёл.

— Если они вас смутили — приношу извинения от лица администрации отеля. Госпожа МакМеган не предупредила, что будет работа с публикой. Если она…

— Всё в порядке. Когда следующее выступление?

— Через два дня.

— Оно тоже будет в Бильярдном Зале?

— Нет. Аваггду будут показывать независимым экспертами из Теософского общества.

— Значит, теософы… А могли бы в Лос-Анджелесе выступать!

— Вы думаете, такие феномены можно показывать в парке развлечений?

Американец нахмурил одну бровь и посмотрел снисходительно.

— Показывать можно всё. Пока зритель готов платить, разумеется. Это азбука бизнеса. Но ребята мне нравятся. Девочка-медиум ничего. Мальчишка — ну тот, длинноволосый — так вообще молодец.

Субботин удивился.

— Но у него же нет никаких особых способностей! Или вы имеете в виду его связь с сестрой?

— Да, связь, — американец явно был в своих мыслях, — Связь держит. Думаю, сегодня он получит свои шоколадки. Заслужил…

Он вдохнул и медленно выпустил дым.

— Кстати, — американец встрепенулся, — А кто этот господин с колокольчиком? Я не помню, чтобы он здесь жил.

— Он заселился только сегодня.

— Очень, очень большой талант.

— Вы имеете в виду его колокольчик?

— К чёрту колокольчик! Вы не знаете, когда он просыпается? Я собираюсь с ним потолковать.

— К сожалению, он заселился во время обеда. Завтра будет первый день, когда он выйдет к завтраку.

— Превосходно!

Сигара закончилась. Американец посмотрел на остаток, швырнул его в пепельницу и потопал в номер.

Со спины он был похож на буйвола.

Глава II. Исчезновение загадочного постояльца

Было около полуночи, когда коридорный-сингалец Овира Мефсилу заметил непорядок.

Точнее, он его услышал.

Сингалец шёл по галерее первого этажа, высматривая пыль и паутину. И тут с задней стороны отеля донёсся долгий звук льющей воды. Как будто кто-то выливал воду из бутылки.

Овира Мефсилу забеспокоился. Конечно, он повидал разных постояльцев, и не раз в отеле случались такие кутежи, что и вспоминать неприлично. Но он не на один вдох не забывал, что Бингли — самый знаменитый отель Сингапура и здесь должен быть чисто, как в буддистском монастыре. И мочиться у стены со стороны сада (а звук был очень похож) тут запрещено всем постояльцам, пусть они даже лорды или из королевской семьи.

Сингалец вышел в сад. Возле серебристо-белой стены — никого. Для верности он решил пройти вдоль задней стены — и со второй попытки нашёл лужу.

Лужа была маленькая и мутная. Земля впитывала жидкость, как губка.

Овира наклонился и принюхался. Похоже, простая вода. Решил рискнуть, опустил палец в лужу и лизнул. Горькая, солёная. Наверное, морская.

Коридорный поднялся и посмотрел в сторону океана. Раздувшийся от прилива океан покрыл пляж, так что между блестящей чёрной водой и оградой отеля осталась лишь белая полоска песка. Но догадка не приходила.

Правила отеля Бингли не запрещали лить морскую воду из окна. Разумеется, если это не раздражало других постояльцев.

Но коридорный всё равно не мог взять в толк, для чего это делать.

Напротив лужи — окно восьмого номера. Насколько он помнил, именно сюда заселился тот самый загадочный армянин. Армянин прибыл вчера с одним большим и тяжёлым чемоданом, а сегодня вечером показывал колокольчик маленькой кудеснице.

Света в окне нет. Похоже, постоялец уже лёг спать.

Наутро сингалец решил выяснить, не случилось ли новых событий с участием загадочного армянина.

Овира Мефсилу было знакомо могущество колдунов, но он их не особенно боялся. Навредить порядочному человеку, который знает свой гороскоп, они всё равно не смогут. А если попытаются, он пригласит монаха и тот задаст омрачённому колдуну хорошую трёпку!

Горничная-малайка сказала, что дверь заперта, а постоялец до сих пор не выходил. И на стук не отвечает. Овира Мефсилу отправился к Субботину. Теперь у него была серьёзная причина: номер остался неубранным.

Управляющий повидал немало удивительного, прежде чем осесть в Сингапуре. Учился в петербургском Институте Востока у легендарного йогина Поливанова. Переводил с китайского и японского, а европейские языки знал без числа. Был многообещающий поэт-декадент, один раз его даже выгнали с семинара Гумилёва. В Гражданскую поехал в Сибирь агитировать китайских кули. Агитировал, агитировал и вдруг оказался ординарцем барона Унгерна. Субботин пересёк с тантрическим белогвардейцем Монголию и пытался собрать полк из боевых монахов. Чуть не стал личным переводчиком ужасного Джа-ламы. Позже, в Харбине, издал книжки стихов «Славлю смерть» и «Московская готика». Знал жаргоны маньчжурских тайных католиков и кантонских чаеторговцев.

И вот случился биржевой обвал 1931 года, отель после двухлетней агонии разорился. Кантонские чаеторговцы выкупили его с аукциона и поставили управлять своего старого приятеля.

Одним словом, Субботин исследовал мир со всех сторон и наверняка знал, как обращаться с армянскими магами.

— Это очень интересно, — сказал он, — А табличку «Не беспокоить» он повесил?

— Таблички нет, масса.

— Ну и хорошо. Вечером посмотрим. А пока я на крикет опаздываю.

В Сингапуре Субботин полюбил английский спорт. И английский джин тоже.

Вечером армянин не появился ни в Бильярдном Баре, ни на обеденной террасе. Американец, когда вернулся из города и расправился с ужином, зашёл в Бильярдный и спросил, не видел ли кто загадочного постояльца.

Как оказалась, загадочного постояльца не видел никто. Субботин напрягся.

— Этого следовало ожидать, — американец взмахнул ещё не зажжённой сигаретой и отправился в своей номер.

Воцарилось молчание. Первой его нарушила Маноэла Ферраз, та самая метиска из Макао.

— Колокольчик тоже пропал?

— Возможно, этот загадочный человек отправился искать достойного мага, — ответил уже знакомый нам француз, тасуя карты. Жан Поль Анаклет Шовен жил в отеле четвёртый месяц.

Они каждый вечер играли в бридж — француз и американец против мексиканца и немца. B Иногда случалось, что у мексиканца были дела в городе. В такие вечера Субботин садился играть вместе него. Но сегодня американец ушёл в свой номер и карты лежали без дела.

— Можете не беспокоиться, сеньора, — сказал управляющий, — даже если с ним что-то случилось, мы сделаем всё, чтобы ему помочь.

— Вы всегда в делах, — улыбнулась метиска, — я не могу представить, когда вы спите. И с кем… ой, простите пожалуйста! Это вырвалось совершенно случайно. Один из тех случаев, про которые пишет доктор Фрейд!

— Кстати, скоро ли прибудет ваш жених? — осведомился немец, Фридрих Клостерманн, — Вы нам столько про него рассказывали.

— Я уже начинаю подозревать, он вообще не прибудет, — признала метиска, — Хотя не могу представить, чтобы венгерский граф оказался настолько бесчестным и бесчувственным человеком.

Субботин встал из-за карточного стола и отправился на инспекцию.

Он отлично знал этот типаж. С тех пор, как португальцы рассорились с англичанами и голландцами, блистательный Макао увял и превратился в город заброшенных пакгаузов, второсортных борделей и облупившихся дворцов, переделанных в игорные дома. А смуглые, горячие и ужасно непостоянные португальцы-метисы с примесью китайских, арабских, малайских и даже японских кровей заполонили кают-компании, негоциантские конторы и аукционные дома всей Ост-Индии. Они продолжали называть себя португальцами, селились в европейских отелях и мечтали о британском подданстве, но не понимали англо-саксонского расизма и продолжали жениться даже на негритянках.

Субботину так и подмывало иногда посоветовать им осваивать Россию, где уважают любых иностранцев. Особенно если они в пиджаках и шляпах.

— Он так и не выходил, масса.

Субботин прислушался к двери восьмого номера. Постучал и подёргал ручку.

Заперто.

— С вами всё в порядке?

Ответа нет.

— Принеси, пожалуйста, запасной ключ, — сказал он коридорному.

Щёлкнул замок, дверь отворилась. Субботин заглянул внутрь. Номер казался совершенно нетронутым с момента последней уборки. Можно фотографировать для рекламного проспекта.

Никакой одежды на вешалках, чистая стеклянная пепельница сверкает, как вазочка для мороженного. Кровать даже не примята. Тростниковые кресла стоят, где стояли.

Только на столе у окна лежит чемодан. Распахнутый и абсолютно пустой.

Армянина нигде нет.

Субботин заглянул в шкафы и под кровать, проверил окно. Заперто изнутри, защёлки не тронуты.

Интересное дело. Ни армянина, ни колокольчика.

Управляющий позвал ещё раз. Ответа не было.

— Это тот чемодан, который ты нём?

— Да, масса.

— Он уже тогда был пустой?

— Нет, масса. Я сам его нёс, внутри что-то было.

— Вот как!

Субботин вышел из номера и запер дверь. Потом пошёл проверять регистрационную книгу.

Загадочный армянин заселился вчера и записался как Александр Элбакян, торговец коврами из Александрополя.

Субботин попытался вспомнить, где расположен этот Александрополь — на российский или турецкой стороне? А может в Греции? Нет, не вспоминается. Это и не важно. Всё равно Великая Война перекроила границы.

— А помнишь, у нас Вертинский выступал? — спросил он сингальца.

— Да, масса. Мы селили его в лучшем номере

— И пел в Бильярдном Баре «В банановом и лунном Сингапуре». Это была премьера песни. Сейчас она даже на пластинках выходит… Эх, на английском так и не скажешь. А ещё у него есть песня «Лиловый негр», он её тоже пел.

— Если бы я знал русский, масса, я бы её запомнил.

— А что ты вообще запомнил?

— Что он пел очень проникновенно, масса. Я ещё подумал — вот бы кто-то начал петь в такой манере на сингальском языке.

— Да так, мысль пришла. Почему бы нам не нанять швейцаром — негра? Хотя бы лилового. Я спрошу у хозяев, думаю, они согласятся. Хотя англичанам может не понравиться, да.

Субботин задумался.

— Значит, так. Про негра я спрошу. А в номер пропавшего Элбакяна мы пока никого не селим. Вдруг он опять там появится? А если не появится, можно будет всем говорить, что в отеле живёт призрак. Увидишь, ещё больше народу станет. В восьмой номер отбоя не будет, за него можно будет брать, как за люкс. А чемодан призрака надо в холле поставить. Чтобы всем было видно: призраки у нас настоящие.

Когда он вернулся в Бильярдный Бар, там всё ещё обсуждали загадочного Александра Элбакяна. О пропаже, похоже, никто пока не догадался.

— Он же совсем не старый, — настаивала метиска Маноэла, — Просто небритый, усы длинные и сидел сгорбившись. Я успела присмотреться — у него почти не было морщин. Поверьте, в этом-то я разбираюсь.

— Интересно, зачем ему маскироваться? — спросил мексиканец, — Может, он беглый революционер?

— Я думаю, он вынужден скрываться от сил зла, — сказала Маноэла, — Если девочка всё увидела правильно, какие-нибудь чёрные маги могут охотиться за его колокольчиком. Может быть, поэтому он с нами не ужинает? Я хочу верить, что с ним всё в порядке и он успеет обратиться в Теософское Общество. Пока ещё не слишком поздно!

Субботин осторожно прокрался в коридор, поднялся в кабинет и снял телефонную трубку. А другой налил на два пальца джина.

— Соедините, пожалуйста, с военной полицией. Да-да, здравствуйте. Говорит Виктор Субботин, отель Бингли. Рад слышать, очень рад. Скажите, вы можете проверить по картотекам двух моих постояльцев? Маноэла Ферраз из Макао. И Александр Элбакян из Александрополя. Не находятся ли в розыске, или под наблюдением? Мне просто надо быть уверенным, что вы не арестуете их до того, как они нам заплатят.

Спустя полчаса ответ был готов. Маноэла Ферраз нигде не значилась. Торговец коврами Александр Элбакян тоже.

Зато в лондонской картотеке нашлась Александра Элбакян, биолог из Советского Союза, член ВКП (б) с 1929 года.

Глава III. Монах, джентльмен и гражданская война в Испании

Отель Rex расположен через квартал от Бингли, с тыльной стороны чуть менее легендарной Каледонии. Он намного меньше, не попадает на открытки, и знаменитых постояльцев тут тоже не бывает.

Так что дежурный Массимо Росси надолго запомнит тот вечер, когда дверь с золотой вязью отворилась и в отделанный серым гранитом холл вошли эти двое.

Пришельцы выглядели настолько странно, что сначала принял он их за актёров.

Один был джентльмен лет шестидесяти, обрюзгший и облысевший, с жёлтым лицом и всклокоченной бородкой. Одет в старомодный твидовом пиджак (лет десять назад он наверняка обошёлся недёшево) и брюками-гольф. Чуть ниже коленей их скрепляли серебряные застёжки. На пальце правой руки мигнул перстень с золотой пентаграммой.

А за ним тащил чемоданы светлокожий азиат в жёлтой рясе буддистского монаха. Стриженный наголо, тщательно выбритый и высокий, чуть не до потолка.

— Мне и моему консультанту нужен номер, — с ходу заявил джентльмен, — можно один на двоих. Мой консультант будет спать на полу, я прошу этому не удивляться. У него монашеский обет не пользоваться высокими кроватями

— Простите, сэр, но я должен уточнить у директора…

— Правила отеля Rex запрещают спать на полу?

— Нет, сэр. Они запрещают селить азиатов.

— Что за чушь?

— Таковы правила, сэр. Мы селим только европейцев.

— А русских?

— Согласно правилам отеля, сэр, русские считаются европейцами.

— А как насчёт португальцев из Макао?

— Разумеется, сэр, согласно правилам отеля все португальцы считаются европейцами. В том числе и уроженцы Макао.

— Я не вижу причин, почему вам тогда не поселить моего консультанта. Тибет уж точно ближе к Европе, чем Макао!

Молодой монах стоически стоял навытяжку с чемоданами и посохом на спиной. На его щеках блестели капельки пота. Ему можно было дать лет тридцать, но с таким ростом ни в чём нельзя быть уверенным.

— Правила отеля запрещают селить китайцев, японцев, ласкаров и малайцев, — повторил дежурный, — какие бы суммы они не предлагали. Я бы советовал вам обратиться в Бингли.

— Я не желаю платить деньги только за чужую славу!

— На тот случай, если вас не устраивает Бингли или Каледония, в Китайском квартале, сэр, есть несколько хороших отелей: Даменлу и Новый Маджестик. Туда пускают всех.

— Я не потерплю! — рявкнул джентльмен, — Я не потерплю этих глупостей! Много лет я исследую мудрость Востока, которая многократно превосходит то, что вдолбили вам в голову бездарные учителя — и вы собираетесь селить меня в Китайском Квартале? Это неслыханно! Вам известно тибетское слово «лама»?

— Да, сэр.

— А вам известно его происхождение?

— Нет, сэр.

— «Лам» по-тибетски означает Путь или Дорогу, а Лама — это Идущий, особый титул Богов Египта. Следующий Путём, если пользоваться буддистской фразеологией. Его нумерологическое значение — 71. Вы понимаете?

Монах приоткрыл рот, чтобы что-то сказать. Но сдержался и промолчал.

— Не совсем, сэр, — ответил Массимо.

— Хорошо, зайдём с другой стороны. Посмотрите внимательно на моего консультанта. Скажите, он китаец?

— Нет, сэр.

— Малаец?

— Нет, сэр.

— А может быть, он ласкар из Индии?

— В этом я не могу быть уверен, сэр.

— Зато я уверен! Да будет вам известно, что граница между Индией и Тибетом пролегает по водоразделу Тибетского Нагорья. И Тибет — это всё, что севернее великого хребта! Так понятно?

— Не совсем, сэр.

— Ласкары — это индусы. А мой консультант родился намного севернее. Почтенный Лобсан, где вы родились?

— В Бурятии, — сказал монах, — Это возле Байкала.

— Вот видите! Взгляните на карту, взгляните. Вот она, на стене висит. Вот Индия, где ласкары. А вот Тибет. Что вам непонятно?

— Простите, сэр, но разве озеро Байкал расположено в Тибете? — дежурный уже ничего не понимал.

— Разумеется, нет. Но это и не важно. Главное, что мой консультант — тибетский монах. Вы же не Байкал селите, а моего консультанта! Давайте, записывайте.

— Мне надо уточнить, сэр.

— Валяйте. Покажите мне место в ваших правилах, где запрещено селиться тибетским монахам.

Дежурный достал книжечку в кожаном переплёте и посмотрел на неё. Махнул рукой и спрятал обратно. Даже не открыл.

Потом развернул регистрационную книгу.

— Пожалуйста, господа. Ваш номер — четвёртый.

Джентльмен записался, как «сэр Саймон Алистер Кроу, литератор». А его спутник (как оказалось, он умел по-английски и писать) — как «Лобсан Сэнгэ Сумати, монах (будд.)»

Оказавшись в номере, джентльмен снял пиджак, старательно расправил его на вешалке, а потом с облегчением рухнул на кровать.

— Что за проклятый город! — пробурчал он, глядя в потолок. — И как тут душно. Лобсан, откройте окно! Хотя нет, не открывайте. Там тоже душно.

— Я хотел бы уточнить, — заговорил монах, — что вы неверно перевели тибетское слово «лама». Дословно оно означает «выше нет». Это титул духовного учителя, а не просто йогина-последователя Дхармы.

— Воздух спёртый, архитектура уродлива, люди с печатью вырождения на лицах, — бормотал Кроу, — Нет, англичанину здесь жить положительно невозможно! И зачем тащиться в такую даль? Не проще ли умереть на родине?

— Я полагал, что вы вернётесь в Англию, — сказал Лобсан, — В Калькутте вы тоже жаловались на климат.

— К сожалению, это для меня невозможно, — джентльмен закинул голову и глядел в низкий белый потолок, — Они идут по моему следу и хотят нанести мне последний удар. А у меня нет ни сил, ни денег, чтобы им ответить. И всё это сейчас, когда наступил новый эон — эон Гора! Послушайте, почтеннейший, — сэр Кроу ослабил галстук, — Вы не знаете, когда станет посвежее?

— Один тайский тхеравадин рассказывал мне, что здесь, на экваторе, погода почти никогда не меняется.

— О Боги!..

Новичку-северянину очень непросто переносить климат Сингапура. Лобсан не ошибся — город стоит почти на экваторе. Очень жарко и влажно, ходишь как по теплице. А здешние дожди — это сплошная стен из воды, под ними мгновенно промокнешь насквозь. — Место, конечно, оставляет желать лучшего, — Кроу сел, — Дайте руку, мне встать надо. Да, конура ещё та. Но как приятно увидеть знакомую мебель! Может, в этом и есть гений Британской Империи? Куда бы ты не приехал — в Коломбо, Мадрас, проклятую Калькутту или в Сингапур, ты как дома. Одни и те же язык, газеты, книги, мебель. Даже церкви, — оккультист бросил презрительный взгляд в окно, где вздымался восьмигранный готический шпиль кафедрального собора святого Иосифа, — Только вот климат перевозке не поддаётся… Смотрите-ка, Британская энциклопедия! Какая забота о досуге постояльца!

Кроу опустился в тростниковое кресло и раскрыл толстый фолиант.

— Посмотрим, что сообщают. Итак, торговый оборот Сингапура, почтеннейший Лобсан, — это 332 с половиной миллиона долларов. Конечно, не фунтов, но сумма приличная. Из них 18 миллионов — вывоз жести. Половина всей жести мира производится в Сингапуре. И оборот постоянно растёт. Это старое издание, сейчас он мог вырасти и вдвое, и втрое! Помимо жести и консервированных ананасов, отсюда вывозят перец, лак, сало, кожи. И колоссальный транзит всего на свете, от каменного угля до керосина. Порто-франко для всех грузов, кроме вин, пива и опиума, который и так приносят достаточно дохода… Да, это же золотое дно, почтенный Лобсан! В этой душной оранжерее крутится больше денег, чем на Клондайке!

Сэр Саймон полез во внутренней карман и достал кожаное портмоне с серебряной застёжкой.

— Лобсан, скажите, у нас ещё остался бренди?

— Нет.

— Это огорчает, — Кроу отложил энциклопедию и поднялся, уже без посторонней помощи, — Отель так себе, конечно. Но по-своему уютный. Даже сбегать не хочется… Почтеннейший, дайте мне Singapore Herald. Надо узнать, где собираются люди, которые любят поговорить о йоге и не работать… Ага, всё верно. Похоже, здешнее отделение Теософского общества получает неплохие пожертвования. Снять целый флигель Городского Клуба — как вам такое, почтеннейший? Уверен, они прилично платят за лекционные курсы. Особенно если привести живого тибетского монаха. Китайские и индийские монахи, судя по Британской энциклопедии, в Сингапуре есть и так… Какие у вас планы на вечер?

— Я пойду в индийский квартал, — Лобсан тоже поднялся.

— Простите, я не с вами, — Кроу снова облачился в пиджак, подтянул галстук и примерял перед зеркалом шляпу-котелок, — хватит с меня жертвенного риса. Я, хвала богам, пока ещё не монах. Я сейчас в Бингли — ужинать и разведывать. Буду, как стемнеет. Ключ оставлю дежурному. Если он попытается вас не пустить — можете избить его от моего имени.

Отель Бингли выглядел точь-в-точь так же, как на открытках. Трёхэтажное белое здание с арками на первом этаже обсажено изящными зонтичными пальмами. На псевдоантичном фронтоне горят тонкие буквы названия.

В тени возле парадного входа расставили обеденные столики. Кроу подошёл, с достоинством снял котелок и осмотрелся. Здесь никого.

Он пересёк холл, устланный персидскими коврами, и кивнул дежурному.

— Тут остановился мой приятель, — пояснил Кроу, — Я пришёл, чтобы навестить его за ужином.

— Скорее всего, он в Бильярдном, сэр. Вот в эту дверь, пожалуйста.

В Бильярдном как раз обсуждали последние новости. Дело шло к скандалу.

— Вот увидите, — повторяла португалка, — эти коммунисты не остановятся. Они будут пытаться разрушить любое государство, куда проникнут. Вспомните, как это было в России, Финляндии, Баварии, Венгрии, Мексике… Они опять развязывают гражданскую войну. Будут убивать священников, громить монастыри. Это просто ужасно! Я никак не возьму в толк, почему Папа до сих пор не объявил против них крестовый поход? Я уверена, синьор Муссолини поддержал бы это славное начинание. Португалка сегодня была особенно хороша. Высокие скулы и чуть-чуть раскосые карие глаза изумительно гармонировали с тщательно уложенной причёской. А на смуглые плечи наброшена тонкая алая шаль.

— Послушайте, не надо нести чушь, — раскрасневшийся мексиканец Хосе де ла Торре проглотил пиво и оставил бокал, — Восстали не коммунисты, а как раз фашиствующие генералы, поклонники Муссолини. А правительство Народного Фронта избрано испанским народом, через всеобщее голосование. Точно так же Народный Фронт победил на выборах во Франции, сеньор Шовен может это подтвердить.

— Да, — француз закусывал коньяк шоколадом, — есть у нас Народный Фронт. Такие же дураки и мечтатели. У нас таких стало слишком много, — издержки всеобщего образования. Бретейль всё правильно про них пишет: с них бы сталось вернуть Лотарингию из сочувствия к немецким рабочим. Вот увидите: французское правительство очень огорчиться по поводу мятежа, но помогать не станет.

— Народному Фронту Испании достаточно поддержки народа!

— Народному Фронту Испании недостаточно даже поддержки Народного Фронта Испании. Это просто смешно. Допустим, генерал Санхурхо — националист, и поэтому вам не нравится. Но разве мятежные генералы из сегодняшних новостей не принадлежали Народному Фронту? Генералы Кейпо де Льяно, Мигель Кабанельяс, Антонио Аранда… Разве не их вы нам расхваливали ещё месяц назад?

— Военным доверять нельзя, — мексиканец глядел сурово, — Мы, мексиканцы, это хорошо усвоили. Каждый лейтенант хочет стать генералом, а каждый генерал — диктатором.

— Вот увидите, ваш Народный Фронт ничего им не сделает, — продолжал француз, — А когда начнётся во Франции — а во Франции начнётся, будьте уверены, — настоящим патриотам не потребуется даже стрелять. Какой-нибудь настоящий француз, вроде маршала Петена, просто разгонит этих великовозрастных гимназистов по дачам в Провансе. А те из Фронта, кто поумнее, сразу отрекутся этих недоумков. Я не могу себе представить, чтобы Камиль Шотан верил в восьмичасовой рабочий день и прочие изобретения фурьеристов.

Мексиканец сжал кулак. Коридорный и управляющий подались вперёд, уже готовые пресечь драку. Де ла Торре вскочил, схватил широкополую белую шляпу и выбежал прочь.

— А мог и раствориться, — заметил Субботин, — Как армянин из восьмого номера.

— Вы помните русскую революцию? — осведомилась португалка.

— Да, конечно, — управляющий кивнул китайцу-бармену, чтобы налили и ему, — Было очень весело.

— Кстати, и правда, что с этим загадочным гостям? — поинтересовался Шовен. — Вы говорите, он исчез? А за номер хотя бы успел заплатить?

— Я полагаю, он не успел. Потому что исчез бесследно и из запертой комнаты. Просто какой-то Гастон Леру, не правда ли, месье?

— Надеюсь, у вас уже есть на примете отважный журналист Рультабий, который раскроет эту тайну?

— Пока нет. Но мне представляется, тут замешана магия.

— Похоже, кто-то заколдовал ваш отель, — произнёс немец, — Сначала девочка-медиум, потом постоялец с волшебным колокольчиком. И вот постоялец исчезает. Мне уже кажется, что сингапурский отдел Теософского общества собирается не по адресу.

— А вы не пробовали обратиться за помощью к Авагдду? — спросила португалка, — Возможно, её духовное зрение поможет позволит раскрыть тайну?

— Я заходил к ним, — Субботин поставил стакан и показал, что надо повторить, — но она помочь не может. Старый Эмброуз сказал, что пока ничего не выходит. Слишком сильный магический удар, девочка слегла. Если и начнём розыски, то только после выступления в Теософском Обществе. Оккультные силы становятся всё влиятельной.

— Именно так, — провозгласил Кроу, — В новом эоне магия становится открытой. И поэтому она так опасна в неумелых руках.

Кроу возвышался над собравшимися, как тёмный утёс. И глядел с таким видом, словно позировал для портрета.

Китаец закончил смешивать и подал сингапурский коктейль в бокале на высокой ножке.

— Меня заинтересовала ваша беседа, — произнёс сэр Саймон, — И, кажется, я могу вам помочь. Большую часть своей жизни я посвятил изучению оккультных наук. К сожалению, я не могу сообщить вам моего настоящего имени. Мои исследования и открытия затронули интересы некоторых влиятельных организаций, в частности — ордена иезуитов. В этом городе я называю себя сэром Саймоном — давайте на этом остановимся.

— Вот видите, господа, — улыбнулся Субботин, — ещё одно чудесное совпадение! Сэр Саймон К., если я не ошибаюсь?

— Вы меня знаете?

— Разумеется.

— А может, вы состоите в некоем тайном обществе? — Кроу прищурился.

— Состоял в нескольких. Давно, ещё в Монголии. Но о вас узнал, как все простые смертные — из газет. Кажется, полгода назад в Калькутте вы распутали одно удивительное дело. И у вас, «спиритуалиста сэра Саймона Алистера К.», даже взяли несколько интервью.

— Ах, дело Золотого Мангуста, — Кроу улыбался, — Кажется, это было сто лет назад. Случались и другие приключения, и на них я порядком поиздержался. Вы позволите?

— Разумеется.

Кроу сел за стол к игрокам.

— Вы говорили, что в отеле произошло некое загадочное происшествие. Кажется, один из постояльцев исчез.

— Именно так, — сказал Субботин, — Всё началось вчера вечером, когда выступала девочка-медиум. К сожалению, театр сейчас ремонтируется, поэтому она показывала, что умеет…

— Не стоит, не стоит повторять подробности. Мне прекрасно известна история несчастной Авагдду. Как вы, наверное, догадались, она не единственная девочка, наделённая подобным даром. Просто её дар настолько силён, что она может без опаски выступать на публике. Ведь вам известно, что тайные организации ведут за ними охоту и даже самому опытному магу непросто уберечь жизнь такого ребёнка.

— Как вы думаете, Теософское общество сможет её защитить? — осведомился немец. — Там есть, я слышал, несколько очень известных практиков.

— Теософское общество может обеспечить ей некоторую известность, — Кроу наклонил голову и заговорил тише, — Я надеюсь, господа, ни для кого не секрет, что в наше непростое время практически все по-настоящему могущественные маги находятся на государственной службе. Так, именно ваш соотечественник Папюс, — сэр Саймон кивнул в сторону француза, — состоял при военном ведомстве. Именно он пришёл на помощь русскому царю во время ужасного мятежа 1905 года и спас монархию от гибели. Однако позже царь пошёл на поводу у мошенников от оккультизма, которых тоже немало, удалил от трона людей с подлинными посвящениями и сделал личным магом шарлатана Распутина. И монархия пала! Точно так же, как ошибка в одном-единственном слоге может разрушить заклинание — ошибка в выборе наставника может вызвать самые пагубные последствия!

— Я помню, несколько лет назад ходили слухи, что за убийством предсказателя Лаузентака стоят коммунисты, — сказал немец, — Якобы он собирался передать обществу Туле документы, связанные с тайнами Красной Каббалы.

— Это может быть правдой, — сказал Кроу, — Тёмные маги особенно сильны в современной Германии. Герман Вирт — настоящий злой гений этой банды. В то же самое время против подлинных посвящённых устраивают террор. Я не могу излагать всех подробностей. Один-единственный пример: мой друг Карл Гермер был брошен в концлагерь только за то, что состоял со мной в одном ордене! Вы можете представить себе такое в Британии? Во Франции? Даже в Японии? А ведь Германия — одна из самых могущественных государств современного мира, и родина множества магических традиций. Вам, надеюсь, ясно, какая катастрофа произойдёт, если её ресурсы и тайные знания окажутся в руках этих самовлюблённых мошенников?

— Как по вашему, они влияют на фюрера?

— Фюрер не может за всем уследить. Он, насколько мне известно, не разделяет бредовые построения Вирта. Но у этого негодяя и так достаточно союзников, особенно среди генералов. Его агент Фредо Марвелли обещал Гиммлеру поставить на службу хозяину всех сколько-нибудь серьёзных магов Германии — и стереть в пыль тех, кто откажется. С этими мерзавцами нельзя не считаться. Им удалось разделаться с самим Рудольфом фон Зеботтендорфом — а у старого розенкрейцера были, как известно, весьма серьёзные посвящения. Не следует забывать — с ростом могущества техники растёт и могущество магии. Волшебный меч короля, конечно, впечатляет — но только задумайтесь, что можно устроить с помощью волшебного танка? И смею заверить вас, господа, эти вопросы сейчас — в фокусе внимания нашего Адмиралтейства!

— А вы с этим тоже как-то связаны? — осведомился управляющий.

— Разумеется. Я там работаю. Внештатный советник по вопросам натурфилософии. К сожалению, это всё, что я могу сообщить.

— Впечатляюще, — произнёс американец, — После таких разговоров даже карты страшно брать. С настоящим магом никогда и ни в чём не можешь быть уверен.

— Напротив, — улыбнулся Кроу, — именно магия и даёт уверенность. Ничто не скрыто от овладевшего тайными знаниями. Возможно, это малоизвестно широкой публике, но в XIX веке Франция вела две магические войны — и обе прошли очень успешно. Все по-настоящему компетентные знатоки современного военного дела согласны в том, что мы, можно сказать, возвращаемся в эпоху, которая предшествовала войнам классической древности. Война будущего будут войной магов!

Глава IV. Друид из Ист-энда

— Я думаю, вам стоит взяться за это дело, — сказал Субботин уже наедине. — Мне не очень важно, найдёте вы его или нет. Мне просто нужно как-то объяснить владельцам отеля, что здесь, чёрт возьми, произошло. А ещё непонятно, что с мистером Джексоном. С каких это пор американцы знают такие тайны, которых не знаю даже я?

Они успели обсудить, что в полицию обращаться бесполезно. Исчезать никому не возбраняется. Невозможно признать человека пропавшим без вести только потому, что он исчез из запертой комнаты.

— Мне потребуется номер в отеле. И аванс. Без ритуалов такие дела не делаются.

— Насчёт номера я должен связаться с хозяевами. Вы же знаете, китайцы ужасно въедливы. И уточню насчёт аванса. Пока могу предложить вам пятьдесят футов.

— Пятьдесят фунтов? За магическое расследование?

— Да.

— Мне? Штатному магу Британского Адмиралтейства?

— Ну да. Поймите, у меня всё равно нет больше. Я не могу залезть в кассу…

— Это возмутительно!

— Я понимаю. Я буду говорить с хозяевами…

— Это нелепо!

— К сожалению, проблема ещё не разрослась настолько, чтобы они забеспокоились, и…

— Это абсурд! Но я согласен. Давайте ваши пятьдесят фунтов.

После бесплатного сингапурского коктейля ещё сильнее хотелось есть. К счастью, нашёлся и повод.

Керридвен и Гвион ужинали на веранде. Девочки с ними не было. Зато был смутно знакомый человек с огромной и тщательно расчёсанной белой бородой и усами, лихо закрученными лодочкой. На голове у бородача — клетчатый берет, в котором определённо было что-то мистическое.

На ужин сервировали французскую кухню — насколько это возможно в тропиках.

— А я вас узнал, — бородач улыбнулся и расцвёл морщинами, — хотя и не ожидал здесь увидеть.

Кроу плюхнулся на стул и дал официанту понять, что нужно добавить порций.

— Я вас припоминаю по Лондону, — сказал он, — Видел, но не могу вспомнить. Простите. Я сильно болею, память порой отказывает.

— Давайте попытаемся вспомнить. Эмброуз Аурелианус…

— Мирддин? Вы?

— Я, — бородач опять улыбнулся, — А это леди Керридвен МакМеган. И Гвийон Бах из Лланфер-Керейнион, графство Поуис. Северный Уэльс, земля бардов.

— Рад знакомству, леди. И очень рад знакомству с вами, молодой человек. Что касается меня, в этом городе я живу как сэр Саймон Кроу. И предпочту называться этим именем.

Гвион тряхнул волосами и улыбнулся. Кроу подумал, что их мальчишки определённо выйдет толк. Вот бы взять его в ученики. Такой артистичный далеко пойдёт.

— Вы будете на нашем выступлении в Теософском обществе?

— Разумеется, буду, — Кроу накладывал себе всего и побольше, — Вот увидите, здешние искатели древних истин относятся к делу серьёзней, чем лондонские. В столице люди заняты только интригами. Те, кто хочет знать Восток, едут на Восток. В далёком 1905 году я отправился в Египет, чтобы самолично проникнуть в тайны Нового Эона. И получил откровение, которое оказалось, увы, слишком непосильным для наших с вами современников. Впрочем, вы его читали.

— Читал, разумеется. Но мы с этим не работаем. Нас, как вы помните, интересует исключительно кельтская традиция. Наши, подлинные знания, уничтоженные христианским потопом. Те тайны, что открыл миру несравненный Иоло Моргануг.

— Это тоже очень интересно, — Кроу вывалил на хлеб весь паштет из вазочки, — Кстати, а где ваша девочка?

— Авагдду не может выходить на публику, — произнесла Керридвен, — Во-первых, по причине её изъянов. Во-вторых, здесь очень плохие флюиды.

Кроу мысленно не согласился с девочкой. На веранде ему нравилось. Дул слегка освежающий ветерок, а совсем рядом, за оградой отеля, начинался пляж.

— Вы слышали о пропаже постояльца из восьмого номера? — спросил он.

— Да. Видимо, это связано с нашим выступлением.

— Я так не думаю.

— Вот как?

— Со мной вы можете быть откровенными, — улыбнулся Кроу, — С недавних пор даже наши продажные политики начинают понимать условия нового эона и снова, как в золотую эпоху Стюартов, привлекают магов на государственную службу. Уверен, человек со способностями Авагдду может принести немало пользы Британии. Например, можно проверять служащих казначейства и военных ведомств. В наше время от канцелярии зависит так много, что один шпион может нанести больше урона, чем целая эскадра.

— Да! Да! — кивнул бородой Мирддин. — Госпожа Керридвен советует нам то же самое.

Он с опаской посмотрел на рыжую. Но ведьма продолжала есть, словно ничего и не слышала.

— Мы готовы помогать Англии, — продолжал бородатый, — Хотя от убеждений не отрекаюсь. Уэльс будет свободным. Но мы согласны на автономию.

— Для меня это не особенно важно.

— Это важно для нас. Как вы, наверное, наверное, слышали, я был в Национальной Партии Уэльса. И не на последних ролях. Я бывший председатель фракции друидов! Вы понимаете?

— Понимаю. Но мало про вас слышал.

— Скоро вы услышите о нас очень много, — грустно заметил бородач, — Когда наш председатель напомнил, что Гитлер быстро выполнил своё обещание и полностью уничтожил финансовое засилье евреев в немецкой экономике, над нами стали издеваться во всех лондонских газетах. Конечно, можно и выйти их партии, но разве Комитет обороны Британской Империи в этом убедишь?

— А зачем его в чём-то убеждать?

— Потому что мы хотим на них работать.

— А…

— Но с Авагдду я выступаю не как политик, а как консультант. К тому же, не будем забывать и о известных предрассудках, которые питают потомки империалистов англо-саксов к коренному населению Британии. Жителя Уэльса воспринимают всерьёз, только когда он ведёт себя как британец. И вот, с моим прошлым, пусть я всего лишь скромный исследователь…

— Прошлое — ерунда, — отрезал Кроу, — Эон прошёл, наступает новый. Я вот как-то лет двадцать назад провозгласил независимость Ирландии.

— Магически?

— Отчасти. Дело было в Нью-Йорке. Разгар Великой Войны. Это заметили только журналисты.

— И вас после этого взяли на государственную службу?

— Именно так. Им не нужны чистые. Им нужны те, кто идёт до конца.

— Мы собираемся предложить услуги Авагдду именно Военной разведке, — сказала Керридвен, — Если сказать точнее, второй секции.

— Но ведь всем, кто читает газеты, известно, — заметил Кроу, — что в Военной разведке нет второй секции. Как нет и четвёртой.

— Именно поэтому мы и собираемся предложить им свои услуги.

— А что именно вы продаёте?

— Вам известно, в чём состоят способности Авагдду?

— Известно. По моим каналам.

— Авагдду может выводить на чистую воду не только клерков-шпионов. Например, под сомнением верность многих вассалов Империи. Все эти раджи и султаны не забыли, что когда-то были независимыми государями. И в глубине души готовы продаться кому угодно.

— Это так. Смею заметить, единственный вассал, которому мог бы доверять король Эдуард — это принц Уэльский. Но пока его величество продолжает оставаться принцем Уэльским, ему не на кого положиться.

— Весьма остроумно. Мы собираемся предложить Британской Империи услуги по чтению таких союзников. Обычно человек не решается признаться даже себе. Однако предательство уже свило гнездо в его сердце. С помощью таланта Авагдду мы сможем выводить их на чистую воду.

— Ага! Закуём в кандалы, возьмём за руки и будем читать, — провозгласил Гвион, — А если особа коронованная, то кандалы будут золотые.

Парнишка уже расправился с десертом.

— Ты прав, Гвион, — кивнул клетчатой кепкой Мирддин, — Золото — отличный ретранслятор флюидов. Но, как вы, наверное, догадались, сэр Саймон, золотые оковы стоят немало. И будет лучше, если заплатит за них казначейство.

— Я вижу, ваш молодой человек делает большие успехи, — Кроу полез во внутренний карман, — Позвольте подарить ему мою последнюю книжку по магии. Она вышла под псевдонимом, так что моё инкогнито не будет нарушено.

Ему и правда нравился мелкий Гвион. Хотелось уберечь парнишку от нагоняя за то, что влезает в разговор взрослых.

— Гвион, можешь взять, — сказала Керридвен, — Скажите, эта книга не очень опасна?

— Для свободных умов — нет.

— Гвион, в этот раз ты должен быть аккуратней. Чтобы не было, как с той книжкой Элифаса Леви. Кого ты в прошлый раз вызвал, что даже крыша загремела?

— Блодьювед, тётушка Керридвен. Её звали Блодьювед.

Кроу поднялся.

— Благодарю за информацию, господа. Было очень вкусно. А сейчас я вынужден вас покинуть. Веду расследование, надо осмотреться.

Он отправился к пальмам, как можно непринуждённей. Пятьдесят фунтов остались нетронутыми.

Кроу разглядывал зонтичные пальмы. Они ничуть не изменились с тех пор, как он в прошлый раз путешествовал по Ост-Индии.

Сэр Саймон уже осмотрел и окно восьмого номера, и небольшой сад, и закрытый на ремонт театр. Никаких зловещих знаков, символов или людей. Словно ты не на загадочном Востоке, а в великосветском и унылом Брайтоне.

Кроу опирался на пальму и вытирал бороду платком. От влажной духоты мутило. А может, это подействовал сингапурский коктейль на голодный желудок?

Внимание зацепилось за здание на другой стороне улицы.

Оно напоминало одно из колониальный учреждений — каменные корпуса с высокими окнами, и декоративная ограда, обросшая виноградом. С заднего двора доносились крики детей и удары мяча.

Похоже, какая-то престижная школа — вроде Итона, но на сингапурский манер. Что в ней учатся китайцы, это тоже не сильно удивило. Раз китайцев стали селить в Бингли, — значит, их теперь можно учить в Итоне.

А впереди, на ограде, сидел китаец в школьной форме и с биноклем на шее. Китаец увлечённо делал вид, что читает книгу и помечает карандашом. Но постоянно посматривал в сторону Бингли. И забывал переворачивать страницы.

Школьник-китаец пока не делал ничего странного. Но в магии, как на войне и в любви, нужно атаковать первым.

Сэр Саймон оторвался от пальмы, встал в позицию и сделал несколько пассов, накапливая энергию. Надо поставить печать на китайца. На всякий случай.

Но пальцы свело судорогой. Он потёр пальцы, снова развёл руки — но тут в голове словно лопнул жирный пузырь.

Оккультист захрипел н повалился на сухую горячую землю. Голова кружилась. Он закрыл глаза, собрал всё волю, перевернулся и снова разлепил глаза.

Подозрительный школьник стоял прямо над ним.

В руке у китайца был нож.

Глава V. Соглядатай

— Вам нужна помощь, сэр? — спросил китаец, — Я могу разрезать галстук.

Он говорил по-английски даже слишком правильно.

— Не надо, — отозвался Кроу, — Я и в галстуке полежу. Спрячь, пожалуйста, нож. Он меня раздражает. И встань на полшага левее, мне солнце в глаза бьёт.

Школьник подчинился.

На вид ему было лет четырнадцать. Безукоризненно подстриженные волосы, приглаженные на правый пробор. Белые, отутюженные и хрустящие рубашка и шорты, словно пять минут как из стирки. Сверкающие ботинки вязнут в жирной земле.

На шее — огромный морской бинокль.

— Простите меня за то, что не представился, сэр. Меня обычно называют Гарри Ли. Вот это — моя визитная карточка.

Кроу со второй попытки взял картонный прямоугольник. Пальцы ещё не слушались. На картонке было пропечатано:

Гарри Ли

(Кван Ку Ли)

Гимназия Стемфорд

учащийся

— Сам делал?

— Да, сэр.

— Зачем?

— Я полагал, сэр, что визитная карточка может мне пригодиться.

— И где она может пригодиться?

— К примеру, она пригодилась мне только что, сэр.

Кроу рассмеялся.

— Ты не пропадёшь, парень. Говорю, не пропадёшь.

— Простите, сэр, а можно ли узнать, с кем имею честь общаться?

Сэр Саймон Алистер достал паспорт, вытащил из-под обложки справку внештатного советника и протянул. Школьник почтительно изучил и вернул.

— Пока я в городе, называй меня сэр Саймон, — предупредил Кроу, — Фамилию лучше вообще не упоминать. Враги идут за мной по пятам.

— Насколько они влиятельны, сэр?

— Настолько, чтобы им удалось наложить арест на положенное мне жалование.

— Возможно, это прозвучит странно, сэр, но до сегодняшнего дня я не знал, что в Британском Адмиралтействе есть штатные маги-советники, которые состоят на жаловании.

— Ничего удивительного. Есть штатные капелланы — должны быть и штатные маги. Дай руку!

Он схватился, поднялся и сел. Школьник протянул ему котелок.

— Значит, учащийся, — сэр Саймон Алистер выдохнул и помотал головой, — Почему ты за мной наблюдаешь? И знаешь ли ты, за кем ты осмелился наблюдать?

— Мне показалось, сэр, что вы похожи на частного детектива, которому поручено расследование. И я решил поделиться с вами некоторыми соображениями. Дело в том, что я уже неделю наблюдаю за отелем. Мне кажется, что результаты моих наблюдений могут быть полезны в вашем деле.

— Говори проще, ты не на уроке, — Кроу уселся поудобней, спиной к пальме, — Давай, рассказывай, что ты там высмотрел. Хотя нет, что высмотрел — это потом. Сначала расскажи, почему ты начал высматривать.

— Это началось совершенно неожиданно, сэр. Дело в том, что у нас в гимназии имеется кружок радиолюбителей. И по чистой случайности нам удалось поймать целый ряд довольно странных сигналов.

— Переговоры контрабандистов?

— Не совсем. Это бессмысленные сами по себе наборы латинских букв и цифр. Единственный фрагмент, который повторяется почти при каждом сеансе связи — WDHL1. Как правило, ближе к концу. Вы же понимаете, что это значит?

— Пока нет. Продолжай!

— Каждый сеанс происходит вечером, после ужина. Не каждый день, два-три раза в неделю. Но если в порт заходит хотя бы один военный корабль — можете быть уверенным, сеанс будет!

— Неплохо. Похоже на что-то шпионское.

— Вот именно, сэр. Мы решили запеленговать передатчик. Это оказалось сложнее, чем мы думали. Но нам удалось. Ошибки быть не может. Радиопередачи ведутся из отеля Бингли!

— Просто невероятно. Я надеюсь, вы сообщили в полицию?

— Нет, сэр. Мы сообщили в контрразведку.

— И что вам сказали?

— Нам сказали, что этого недостаточно, сэр.

— И вы начали следить за отелем, чтобы опознать шпиона?

— Совершенно верно, сэр. К счастью, это можно делать, не отвлекаясь от занятий.

— Молодцы, ребята. Сделали за меня половину работы. Напомните, чтобы я купил вам конфет и мраморных шариков.

— Мы делаем это не ради шариков, сэр. Вам знакомо творчество Джордж Хенти?

— Это который про мальчиков-рыцарей пишет?

— Я читал его роман «С союзниками в Пекин», сэр. Вы читали этот роман?

— В каком году вышел?

— В 1904, сэр.

— Значит, не читал. В том году я был занят в Египте — получал откровение. Не следил за приключенческой литературой.

— Так вот, сэр, в этом романе сказано, что школьник из числа подданных Британской империи, которые поймает шпиона, получает королевскую стипендию для обучения в Кембридже. Вы, случайно, не обучались в Кембридже, сэр?

— Как же, обучался!

— Вы помните, сэр, были ли там студенты, получавшие эту стипендию?

— Понятия не имею. Скажу тебе, парень, нынешний Кембридж совершенно бесполезен. Там совсем не учат тайным наукам.

— Я хотел сказать, сэр, что я крайне заинтересован в получении этой стипендии. К сожалению, в контрразведке тоже ничего ничего про неё не знают. Единственное, что смог сообщить лейтенант Блэр — за поимку шпиона одной из великих держав положена единовременная премия в размере десяти тысяч фунтов.

— Стоп! Повтори, сколько за шпиона дают?

— Десять тысяч фунтов, сэр.

Кроу положил котелок рядом и задумался. Потом произнёс:

— Двадцать процентов.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Когда мы поймаем шпиона, двадцать процентов — твои. Двух тысячи фунтов тебе хватит?

— Тридцать процентов, сэр.

— Что?

— Я полагаю, что мне хватит не меньше трёх тысяч фунтов. У меня есть брат и сестра, им тоже нужно оплачивать образование. Сверх того, другие участники радиокружка…

— У тебя кто родители?

— Я не понимаю, сэр.

— Чем у тебя родители занимаются?

— Мой отец — хозяин магазина фарфора, сэр.

— Знаешь, это заметно. А что ты хочешь изучать в Кембридже?

— Юриспруденцию, сэр.

— Это ещё заметней. Итак, Начинаем расследование. Ты готов?

— Да, сэр

— Ты видел вчера армянина?

— Мне нужно задать вам вопрос, сэр. Без ответы мы вперёд не продвинемся.

— Давай, задавай.

— Вы согласны на тридцать процентов, сэр?

Кроу окатил его взглядом, каким можно сварить гуся.

— Да! — гаркнул он. — И хватит об этом! Отвечай — ты видел вчера усатого человека в белом костюме?

— Да, сэр. Он был новый постоялец, я сразу обратил на него внимание. Он двигался удивительно ловко для своего возраста.

— Правильно ли я понял, что радиопередачи начались задолго до его заселения?

— Именно так, сэр.

— Хорошо. Чем же занимался этот усатый?

— Он заселился около полудня, сэр. Примерно через час он вышел на улицу без чемодана, но с тростью. И отправился в город, в сторону отеля Орандж. Я полагаю, он собирался посетить Ботанический сад.

— Ты видел, как он вернулся?

— Нет, сэр. Мне надо было уходить домой. Видимо, он вернулся сравнительно поздно.

— Хорошо.

— Вы думаете, он связан со шпионом, сэр?

— Нет. Я знаю, что он никак не связан со шпионом. Дай руку ещё раз. Ага, хорошо! Молодец. Продолжай наблюдение. И не забывай докладывать. Сам понимаешь: упустим шпиона — не видать нам десяти тысяч!

Вечер в большом семейном номере, который снимают Керридвен с подопечными, идёт своим чередом. Все собрались в задней комнате, а холл пустует. На это есть своя причина.

Гвион за столом у окна и делает уроки. Агата уже расправилась с ужином, но ей всё равно не до занятий.

— Гвион сделает уроки за меня, — заявила девочка.

— Агата, я могу не успеть. Завтра нам нужно отослать все задания за последний месяц

— Мне надо готовиться к выступлению.

— Но мне тоже надо готовиться!

— Тётушка Керридвен! — Гвион, ты сделаешь уроки за неё, — сказала Керридвен.

— Но я могу не успеть!

— Гвион, ты сделаешь уроки за неё так, чтобы успеть.

Спорить с тётушкой бесполезно. С Агатой тоже. Гвион начинает подозревать, что это правило распространяется на всех женщин.

Агата расставила ширму и подбирает платье для выступления в Теософском обществе.

В зеркале отлично видно, что на её лице нет ни ожогов, ни шрамов. Она очень похожа на двоюродного брата, только на год старше и выражение лица почти всегда недовольное.

— Они нас раскроют, — произносит она, — вот увидите, тётушка Керридвен!

— Агата, успокойся, — произносит Керридвен, —

— Я не могу успокоиться!

— Это хорошо, что ты не можешь успокоиться. Поверь старой актрисе — если перед выступлением не страшно, с театром можно заканчивать…

Рыжая ведьма сидит за угловым столом, сортирует бумаги. У неё целая стопка именных приглашений, которые надо подписать.

— Тётушка Керридвен, как ты думаешь, может мне халдейское надеть? — Агата всё выбирает и выбирает.

Мирддин в своём углу бормочет над рассохшимся томом сочинений Иоло Моргануга. Клетчатый берет он так и не снял. Старый друид снимает еберету только перед сном.

Серые конверты Почтовой Школы обступают Гвиона, словно вражеские полки. За Агату он пишет чёрными чернилами и девчоночьим почерком. С французским это несложно, а вот решать геометрию и не забыть о наклоне букв — совсем другое дело!

Наконец, всё сделано. Теперь надо рассортировать задания по конвертам. Гвион всё больше уверен, что в почтовой гимназии давно догадались, что задания делает один человек, и через несколько лет пришлют им совершенно одинаковые аттестаты, только написанные разными чернилами.

В памяти всплыло вчерашнее происшествие. Он точно так же сидел за столом и смотрел в сад вместо того, чтобы делать уроки. Не было ни ветерка, и пейзаж за окном казался большой и тёмной фотографией.

И вдруг что-то заблестело. Гвион пригляделся и увидел струю воды. Она била из окна восьмого номера.

Он приподнялся и уже хотел открыть окно, чтобы получше рассмотреть — но спустя буквально пятнадцать секунд струя иссякла и внизу закрылась рама окна. Мальчишка успел заметить, что свет в этом окне не горел.

Через несколько минут показался знакомый Гвиону коридорный-буддист. Осмотрел лужу и ушёл.

Жаль. Похоже, струю не заметил никто, кроме Гвиона и коридорного. Её можно бы было вставить в какой-нибудь номер.

Сегодня во время завтрака он успел выяснить, что в восьмом номере жил тот самый усатый незнакомец, который чуть не сорвал представление. И вот он исчез… Очень подозрительно! Но в представление, всё равно, не вставишь.

Конверты готовы. Завтра он понесёт их на почту и по дороге постарается что-нибудь высмотреть.

В дверь номера постучали. Керридвен поднимается из-а стола, а Мирддин тут же пересаживается поближе к двери задней комнатки. Когда тётушка выходит, он не отрываясь от книги запирает дверь на защёлку.

Если гость попытается ворваться в заднюю комнату и посмотреть на Агату-Авагдду, негодяя ждёт отпор всеми средствами, включая боевую магию.

А Гвиону предстоит другая работа. Теперь очередь чёрной папки. Она настолько ценна, что если придут с обыском, Гвион должен кинуть её в камин первой.

Несмотря на режим секретности, всё содержимое папки обошлось в целых два фунта. Это шестипенсовые конверты с астрологическим предсказаниями. Керридвен пачками скупала их по букинистическим лавочкам в окрестностях Лондонского зоопарка.

Работа была такая: конверт разрезаем ножом, достаём прогноз. Все сколько-нибудь интересные предложения, которые имеют отношение к характеру, выписываем столбиком в гроссбух A. А все, что касаются будущего, в гроссбух B.

Потом Агата заучит их наизусть. Получится готовое описание или пророчество. Останется привязать к нему ключ — и можно начинать выступление. Использованные фразы помечают на полях. Это не значит, что их нельзя будет использовать в другом городе. Просто тётушка Керридвен любит учёт во всём.

Знак зодиака жертвы не имеет значения. Все эти фразы объединяет одно — они либо достаточно общие, либо достаточно универсальные, чтобы описать любого человека. Каждый человек в ранней юности был неудачно влюблён, стоит на пороге важного решения, считает себя достаточно умным и уверен, что его не так-то легко обмануть.

Если в отчет на какую-то из фраз клиент начинает дрожать или дёргаться, Гвион это запомнит и поставит напротив удачной находки восклицательный знак.

Каждый раз Гвиону кажется, что в этот раз всё сорвётся. Но вот уже полгода они скитались по южным морям, и чтения Авагдду неизменно оказывались верны, а пророчества — весьма точными.

— Добрый вечер, мсье Шовен. Чем могу быть полезна?

— У меня к вам конфиденциальный разговор.

— Вы хотите признаться, что родились в Бретоне и тайный кельт?

— Нет. Я хотел предупредить, что над вами нависла угроза..

— Заходите, присаживайтесь. Вот на этот стул. Хотите настойки?

— Не откажусь.

— Вот, пожалуйста. Так что это за угроза?

— Речь идёт об одном человеке…

Когда с пророчеством закончено, его вкладывают обратно в конверт и кладут в папку. За вечер Гвион обрабатывает двенадцать штук. Мальчишка скрипит чернильным пером и почти хихикает.

После конвертов его ждёт гроссбух D. Там кое-что особенное. То, что пригодится на специальном номере для сингапурских теософов.

Когда монах вернулся, Кроу уже сидел в кресле и чиркал карандашом в блокноте.

— Удалось получить аванс за розыск пропавшего постояльца, — сообщил сэр Саймон Алистер.

— У вас есть идея, как его искать?

— Я буду искать его как угодно долго. Хоть до конца эона. А вообще — к чёрту постояльца! Я наткнулся на золотую жилу. Если дело выгорит, вам, почтеннейший, уже никогда не придётся собирать рис. Я уже всё подсчитал, слушайте. Итак — в отеле Бингли живёт как минимум один шпион. А за пойманного шпиона правительство Британии платит десять тысяч фунтов. Я уже всё проверил, и их моих рассчётов неопровержимо следует, что нам достаточно поймать всего лишь каких-то трёх шпионов, — и денег будет достаточно, чтобы выкупить поместье, возвести там храм Гора, обустроить подземелье для мистерий Митры, и, разумеется, расплатиться с кредиторами. Не беспокойтесь, буддистскую ступу мы там тоже поставим.

— Но сначала нам надо поймать шпиона, — уточнил монах.

— Разумеется. Потом ещё одного и ещё. Их тут более чем достаточно. Посудите сами, этот город — Гибралтар южных морей, прямо сейчас здесь возводят укрепление, и на оборону идёт до двадцати процентов городских доходов… Да шпионы должны тут просто кишить! А если выгорит, мы замахнёмся на большее — и будем ловить зловещего доктора Фу Манчу!

— Я не знаю, кто это. Но помню, у вас с ним были личные счёты.

— Этот человек возглавляет одно из самых страшных китайских тайных обществ. Но когда мы натренируемся на шпионах, схватить будет не так сложно, как кажется. Во-первых, у Фу Манчу, как известно, зелёные глаза. Китайцев много, но зеленоглазых среди них почти нет. Так что мы легко узнаем его при встрече. Во-вторых, его ищет полиция США, Британской Империи и отдельно — детективное агентство Пинкертона. Поэтому нам не придётся лично штурмовать его логово. В-третьих, доктор Фу Манчу претендует на звание самого опасного и испорченного человека нашего времени. Но даже лондонские газеты знают (вы их, к сожалению, не читаете): самый опасный и испорченный человек нашего времени — это я! И вот в этом — уж поверьте! — я конкуренции не допущу!

Глава VI. Совратитель и лжепророк

Француз держал бокал, словно стеклянную розу.

— Меня заинтересовала одна деталь вашего представления, — сказал он.

— Я знаю.

— Откуда?

— Авагдду говорит намного меньше, чем ей удаётся прочитать. Иначе представления продолжались бы много часов и заканчивались дракой.

— Однако может быть и так, что вы заблуждаетесь. То событие, о котором я хотел вас спросить, произошло уже после того, как девочка меня прочитала.

— Имеете в виду пропавшего усача?

— Вы угадали.

— Я не угадывала. После обеда приходил управляющий. Он тоже хотел знать.

— И что вы ему сообщили?

— Всё, что знаем.

Француз достал из внутреннего кармана перстень и показал. Перстень был серебряный, с циркулем на фоне бордового креста.

— Национальная масонская ложа Французский Белый Отряд. Шотландский устав.

— А вы иллюминатах или Розенкрейцерах вы не состоите?

— Нет. Мы серьёзные люди.

Лицо ведьмы осталось совершенно невозмутимым.

— Поэтому со мной вы можете быть откровенны, — продолжил француз, — я давно в ордене и видел разное. Насколько я понял, про исчезновение этого человека вы не подозревали. И узнали, что его больше нет, от мсье Субботина.

— Допустим.

— Я бы хотел узнать, что именно увидела Авагдду. То, что колокольчик наделён великой силой, очевидно и для меня. Но что именно она в нём увидела? Что она увидела такого, что не смогла сказать?

— Зачем вам это?

— Это имеет отношение к делам ложи, в которой я состою. Для нас крайне важно, чтобы этот предмет не попал в неправильные руки.

— Она увидела великую силу, которая скрыта в колокольчике. Это чудесно, но не удивительно. Тибетские монахи, в отличии от ирландских, не растеряли связь с родной землёй. Они величайшие маги и до сих пор хранят немало тайн, до которых нет дело так называемым академическим учёным.

— Как эта сила выглядела?

— Как выглядела сила?

— Да.

— А как выглядит физическая сила?

— Например, была ли эта сила светом? Или молнией? Или похожа на дым?

— Не говорите глупостей! Авагдду — ясновидящая, а не сумасшедшая. Она не страдает галлюцинациями.

— Но она же смогла увидеть силу!

— Она смогла её прочитать. Это разные вещи.

— То есть она не видела силу, а просто определила, что она есть?

— Именно так.

— Как это выглядело?

— Это похоже на понимание слова, — тётушку Керридвен было непросто вывести из терпения, — Например, «gath fach». Я понимаю, что это значит. А вы — нет.

— Таким образом, вы не знаете, как использовать силу, сокрытую в колокольчике?

— Разумеется. Я не обязана это знать.

— А знает ли это Авагдду?

— Авагдду — ясновидящая. А я — её антерпренёр и ассистент. За знания у нас отвечает многоуважаемый Эмброуз Аурелианус.

— Спасибо за пояснения, — Шовен спрятал перстень, — это очень важно. Теперь, если позволите, я тоже поделюсь моими знаниями.

— Бесплатно?

— Мадам, я достаточно обеспечен, чтобы не зависеть от перепродажи чужих знаний.

— Прошу прощения. На мне, как антерпренёре, лежат все обязанности, связанные с деньгами.

— Сегодня за ужином вы беседовали с одним примечательным человеком. Он называет себя сэр Саймон К. И иногда, для разнообразия, спиритуалистом.

— Спиритуалистом при мне он себя не называл.

— Разумеется. Он знал, что имеет дело с людьми образованными. И, насколько мне известно, ваш консультант имеет честь быть с ним знакомым.

— Почтенный Эмброуз Аурелианус посвятил свою жизнь собиранию крупиц древнего кельтского знания, уцелевших после христианского террора. Он знаком со многими выдающимися учёными, бардами и путешественниками.

— И какого он мнения о сэре Саймоне К?

— Исследования сэра Саймона не входят в круг его научных интересов.

— Почтенный мсье Мирддин — настоящий учёный и готов промывать тонны руды, чтобы найти крупицы подлинных знаний. Но я полагаю, что вам, антрепренёру, важно знать с кем вы имеете дело и чем может обернуться помощь со стороны этого «спиритуалиста» в цилиндре.

— Рассказывайте.

— Я не буду пересказывать биографию этого проходимца — он сам её изложил и даже ухитрился издать. Я листал первый том, там немало остроумного бесстыдства. Если совсем вкратце, этот человек с самой ранней молодости интересовался тайными науками. Я удостоверился, что он успел побывать во всех магических орденах Британии. Насчёт Уэльса не уверен. И отовсюду его выгоняли. Не за разглашение тайных знаний, не мечтайте. В основном, за своеобразное чувство юмора. И разгильдяйство. Один раз он во всеуслышание предложил позвать на собрание ложи… продажных женщин!! Хотя все уставы запрещает любой женщине появляться на собрании ложи. Даже горничным.

— Дальше.

— Начитанность и большое наследство позволило ему проникнуть в некоторые масонские ложи. Сначала шотландский устав. Долго не продержался. Потом Йоркский устав, он помягче. Тоже не продержался. Наконец, нашёл ложу устава Мемфис-Мицраим. Он очень либерален, туда даже социалистов принимают. Не скрою, когда я был студентом, то тоже начинал с Мемфис-Мицраим. Но даже там наш сэр Саймон не нашёл себе места. Его вышвыривали из самых либеральных лож. Что же делать? Тогда этот совратитель и лжепророк накропал несколько книжек и основал свой орден. Чтобы его точно выгнать не смогли.

— Дальше.

— Никаким реальным могуществом он не обладает. Его так называемые ритуалы — мешанина из древнегреческих слов, которые он недоучил в Кембридже. Его идеал — не благородное служение человечеству, а вино и непотребные женщины. Именно этот ложный идеал и не позволил присоединиться ему к достойному обществу вольных каменщиков. И до сих пор он постоянно учит лжи. И главнейшая его ложь — что можно быть беспутным гулякой и всё равно оставаться великим магом.

— Дальше.

— Неужели вы не понимаете, как это опасно?

— Мы не собираемся учиться у него магии. Нам достаточно знаний почтенного Эмброуза Аурелиануса и чудесных способностей Авагдду.

— Но вы поддерживаете с ним отношения.

— Да.

— Я не советую вам с ним связываться. Дело не в том, что от сотрудничества с этим волшебным шутом вы получите мало пользы: Дело даже не в том, что вы получите от этого много вреда. Дело в том, что эта одиозная личность может оттолкнуть от вас серьёзных и влиятельных людей, которым может быть интересна личность Авагдду.

— Например?

— Пусть вас не обольщают россказни лондонских любителей абсента. Магическая школа Британской империи находится в полном упадке. Она не идёт ни в какой сравнение даже с немецкой, не говоря о величайших магических традициях Франции. Надменные англо-саксы сперва отвергли мудрость кельтов, потом отказались от изучения каббалы и, наконец, впали в позитивизм. Из магии им отныне доступно только столоверчение. И знаменитый атеист лорд Рассел может написать ещё десятки книг и прожить хоть сто лет — но всё равно немыслимо, чтобы он владел хоть каким-то могуществом и произвёл хоть что-то, кроме очередного потока слов.

— Это так. У лорда Рассела неподходящая внешность. Он мог бы работать викарием или бухгалтером, но никак не магом.

— Возможно, вы слышали про мадагаскарскую войну — этот триумф французской магической мысли. Огромный, доселе неразведанный до конца остров у берегов Африки равен по площади Франции, Швейцарии и Нидерландам вместе взятым. Населяют его не негры, а потомки малайцев, поэтому могущество тамошних шаманов невелико. Англия и Россия делали всё, чтобы завладеть островом. Тогдашний президент Франции Жюль Греви прислушался к советам нашей ложи и отправил на Мадагаскар выдающегося практика — Бернара-Мариуса Казнёва из Тулузы. Казнёв явился к королеве и продемонстрировал ей несколько достижений магов французской школы. Королева немедленно склонилась к сотрудничеству с Францией. Перепуганные англичане запросили правительство, но во всей Британии не нашлось ни одного колдуна, который рискнул бы соперничать с Казнёвом. Тогда они поспешно разослали своим миссионерам брошюрки с описаниями простейших чудес. Однако духовное зрение открыло Казнёву эту жалкую хитрость. В присутствии королевы он разоблачил английских миссионеров и с лёгкостью воспроизвёл их ничтожные чудеса. Посрамлённые англичане были вынуждены покинуть остров, и Мадагаскар стал французской колонией. Магическая война была блестяще выиграна!

— Очень хорошо.

— Враги Франции впоследствии сфабриковали дело Даниэля Вильсона и добились отставки старого Греви. Но Мадагаскар остался за Францией. Сохранение его — дело чести всей нашей ложи.

— Как это относится к нашей девочке?

— Я полагаю, талант Авагдду по-настоящему расцветёт, если им займутся не мечтатели из числа теософов, а профессионалы. Наша ложа готова оказать всякое содействие.

— Не смейте к ней прикасаться! — раздался голос.

Эмброуз Аурелианус Мирддин стоял на пороге комнатки. Он весь трясся, а в бороде, казалось, тлели фитили, как у пирата Тича. Руки сжимали книгу так, что пальцы побелели.

Дверь за ним запер Гвион.

— Простите? — Шовен повернулся к друиду.

— Отвечайте — кто был первым масоном?

— Хирам, архитектор Храма Соломона, — спокойно ответил француз.

— И где он строил этот Храм?

— В Иерусалиме. Вы решили устроить экзамен для младших школьников?

— Вот, в Иерусалиме. А теперь припомните-ка на карту. Где Иерусалим, а где Уэльс, древняя Камбрия?

— Но Хирам…

— К чёрту Хирама! Он строил Храм в Иерусалиме. А ваши братья-христиане приходят в исконно-кельтскую Англию, где ещё во времена Цезаря были академии друидов, и — уничтожают всё древнее тайное знание! И потом, когда уже поздно, начинают отыскивать и придумывать. Так и появляются масоны. Чтобы ловить в свои сети тех, кто ищет убитую Правду!

Француз поднялся.

— Простите, я…

— Вы — агент христианских сил! Вот вы кто!

— Не беспокойтесь, — очень тихо сказала Керридвен, — у почтенного Мирддина опять приступ кельтской филологии. Я рассмотрю ваше предложение. Ответ будет после выступления в Теософском обществе.

— Вон отсюда, почитатель Распятого! — бушевал Эмброуз Аурелианус, — Пришелец! Латинянин! Иезуит!

— Кто-то из известных путешественников советовал столоваться в Бингли, а селиться в Hotel d’Europe, — заметил Кроу за завтраком, — К сожалению, d’Europe уже снесли. Не удивлюсь, если по указке из Бингли. А между прочим, в d’Europe останавливался сам Миклухо-Маклай! Миклухо-Маклай всегда делал правильный выбор!

— Кто был этот человек?

— Ваш, русский учёный, изучал Новую Гвинею. Папуасы считали его божеством. Признаться, я бы тоже не отказался побыть божеством, но только не в Новой Гвинее. Там недостаточно комфортабельно, даже если ты божество. Предпочитаю Париж. Или Италию.

— Италия — это в Лондоне?

Кроу рассмеялся.

— Почтеннейший, вы не перестаёте меня радовать.

Завтракать пришось в Rex — из соображений конспирации. «Совратитель и лжепророк» Кроу долго и брезгливо принюхивался к соусу, потом решился. Но заказал дополнительно бутылку рома Old Monk. Исключительно, как он сказал, чтобы продезинфицировать.

И категорически запретил даже предлагать ему салат с омарами! Он терпеть не мог созвучия согласных букв в названии этого ужасного блюда.

Монах спокойно поглощал тосты с китайскими огурцами и якобы дижонской горчицей.

— У вас уже есть идея, как мы будем ловить наши десять тысяч фунтов? — осведомился Кроу.

— Нет. Сначала надо смотреть со всех сторон.

— И начнём, как у нас принято, с созерцания? Активного созерцания? За подозреваемым?

— Да. Надо изучить этих людей. Надо понять, зачем они в Сингапуре.

— Видите, я уже освоиваю ваши методы. Вы уже решили, кто будет первым, за кем мы будем следить?

— Да.

— Это Шовен?

— Нет.

— Это лохматый Кластерманн?

— Нет.

— Мы будем следить за девочкой?

— Нет. Ей сейчас никто не угрожает.

— Так за кем же мы будем следить?

— За Гарри Ли.

Часть II. Под наблюдением

Глава VII. Русская и неизвестная

— Смотрите-ка, — Кроу читал Singapore Gerald, — а у нас новый труп!

— Это пропавший постоялец?

— Не надо шутить, почтеннейший. Послушайте, что пишут: «Загадочное убийство возле холма Монаха. Сегодня утром полковник Генри Б. Терли, 46 лет, заместитель председателя сингапурского отделения Всемирного Теософского общества, был застрелен прямо на веранде собственного дома на улице Виктории, 6. Убийца задержан на месте. Им оказался воспитанник покойного, пятнадцатилетний Киёаки Ёсида, подданный Японской Империи. Причины, побудившие юношу совершить этот ужасный поступок, пока неизвестны. Киёаки Ёсида обучался в Стемфордской гимназии и проявлял выдающиеся способности к живописи. На выставке, о которой наша газета сообщала в номере 35 за этот год, некоторые его графические работы даже нашли своих покупателей». Не правда ли, удивительное совпадение? Заместитель председателя, как же! И этот юный подражатель Ричарду Дадду…

Лобсан взял карандаш и пометил на карте дом покойного полковника Терли.

— Вы знали этого человека? — спросил он.

— Нет. Но это и не нужно. Они там, в Теософском обществе, все одинаковые. Приходится запоминать амулеты и форму бороды… Тут вот что главное — его застрелили сразу после представления Авагдду! Это должно быть связано! Хорошо бы добраться до этого Киёаки Ёсиды!

Лобсан закончил с завтраком, свернул карту и поднялся. Кроу схватил его за край оранжевой рясы.

— Подождите, почтеннейший! — зашептал оккультист.

— Да, что-то ещё?

— Прошу, не забывайте. Даже когда будете искать, не забывайте.

— О чём?

— Вы должны мне помочь. Вы видите, где я… Нет, где МЫ с вами находимся?

— В Сингапуре.

Кроу сжался и усох. Из него словно выпустили воздух.

— Вы должны помочь мне. Мы не просто так встретились. И вы не просто так меня терпите. Это судьба устроила нашу встречу! Сама судьба!

— Я тоже так думаю.

— Вы же знаете, что я всё потерял. Деньги, ученики, уважение… Всё разлетелось. Всё в пыль. Я во мраке, монах! Во мраке! Даже сейчас, под этим ярким солнцем… Ничего уж не будет! Ничего! Тёмная ночь души. Бездна!

Монах молчал.

— Тени идут за мной. Я не вижу выхода.

— Мы будем искать шпиона, — ответил монах, — Я думаю, у вас много тяжёлой кармы. Вы совершали ошибки и вели себя недостойно. Теперь пришла расплата. И нам нужно много хорошей кармы. Чтобы было, чем заплатить.

Кроу кивнул и обмяк на стуле. Он молча смотрел куда-то в пространство.

Лобсан нахлобучил конусообразную вьетнамскую шляпу и зашагал в сторону океана. Чаши для подаяний с собой он не взял.

На душной улице не было ни души. Грузная крепость гимназии и изящный дворец отеля, обсаженный пальмами, великолепно дополняли друг друга. Монах обошёл гимназию со всех сторон, после чего сдвинул шляпу на бок и направился к отелю.

На веранде смуглая горничная протирала пустые столы. Монах остановился на солнцепёке, так, чтобы чёрная тень от крыши легла прямо возле его ног.

— Простите, уважаемая. Можно ли увидеть вашего коридорного? У меня для него важное известие.

— А он сам к вам пошёл, — отозвалась горничная. — Домой, в индийский квартал.

— Благодарю! Благодарю!

Монах вышел из ворот отеля и очень осторожно, из-под шляпы, посмотрел на гимназию. В окне второго этажа стояла стройная светлая фигура с биноклем.

Лобсан поправил шляпу и зашагал вверх по улице. Арт-декошные двухэтажные особняки обступали мостовую, словно в Варшаве или Тулузе, и только пальмы и прохожие напоминали, что он в Азии.

На перекрёстке дежурил полисмен-малаец. При виде монаха он нахмурился.

— Простите, здесь европейский квартал. Индусам не положено…

Лобсан предъявил квитанцию из отеля Rex. Малаец удивился, но бумагу вернул.

— Чем могу быть полезен… эм… сэр монах?

— Я прибыл сюда как посланник. И разыскиваю две вещи — одну китайскую, другую индийскую.

— Антикварный магазин — через два квартала в ту сторону, сэр монах. За поворотом, у него зелёная вывеска.

— Мне нужен индийский квартал, — уточнил монах, — и китайская закусочная с лапшой.

— Это всё одну сторону, сэр монах. Идите мимо собора дальше по Хилл-стрит. Она широкая, вы не ошибётесь. Дойдёте до набережной и смотрите, куда вам надо. Если индусам — идите вправо вдоль реки, пока не придёте в Речную Долину, где холмы. Если к китайцам — просто переходите мост и вы в Китайском квартале. Там в каждом доме по такой лапшичной лавочке.

— Я уверен, что такие лавочки есть и в европейских кварталах.

— Посмотрите в районе Оранджа. Вот по этой дороге и вверх, до самого Ботанического Сада. Там есть туристы, и китайские торговцы попадаются.

— Они там живут?

— Да, сэр монах. В таких особняках. Как англичане, только отдельно.

— Вы там бывали?

— Не очень часто, сэр монах. Малайский квартал — это в Калланге, это вообще в другой стороне. Делать там нечего, вот что я вам скажу. Глупые народы, понимаете? У китайцев порядок есть, но благородства всё равно нету. Ну вы понимаете, видели же, сэр монах. Вы сами со Шри-Ланки?

— Из Тибета.

— Тибетцев я уважаю, — заявил постовой, — благородные люди, сэр монах. Как вы этим непальским гуркхам ввалили, а? Вам даже китайцы ничего сделать не могут!

— Спасибо, спасибо, — произнёс монах и зашагал вверх по улице Брас Базах. Благороднорождёный постовой Тенгу Фахри замер на своём посту.

Закусочная «Знаменитая Лапша Вана» нашлась быстро. Внутри сумрачно, и всё равно душно. Монах устроился под окошком, уточнил у Вана точный адрес заведения, и расстелил на столе карту.

Возле ботанического сада — две отметки карандашом. Одна — адрес Гарри Ли с оборота его карточки, а вторая — дом погибшего полковника Тирли. Особняк Тирли — возле Монашеского холма, а Гарри Ли — на другой стороне, где Оксли. Высоко забрался китайский школьник!

Лобсан пока не знал, как связаны это два дела. Но он был почти уверен, что очень скоро они свяжутся вместе. Слишком мало тут европейцев, слишком тесно прижаты они к побережью торговлей и жарким климатом.

А пока он отметил «Знаменитую Лапшу» и прочертил по карте дорогу до индийского и малайского кварталов. Потом соединил дом, где жил Гарри Ли, с гимназией Стемфорд. Пути перескались крест-накрет, и точка их пересечения лежала на том самом перекрёстке, где стоял отель Rex и дежурил благороднорождённый постовой Тенгу Фахри.

Лобсан достал бумагу, вписал левой рукой адрес «Знаменитой Лапши Вана», вложил в конверт и заклеил. Расплатился, вышел наружу — и зашагал уже в другую сторону.

Теперь его путь лежал между Оксли и холмом Елизаветы. По дороге попалось болотце, рядом — красный квадрат общественного колодца из растрескавшегося кирпича. Здесь стирают бельё и сплетничают.

Наконец, он вышел к индийской деревне. При виде шафранной накидки сингальцы привычно кланялись.

А вот и новый храм. Лобсан переговорил с дежурным монахом — насколько это возможно между двумя людьми, их которых один знает английский и чуть-чуть санскрита, а другой — сингальский, пали и чуть-чуть английского, и даже число обетов у них отличается.

— А почему этот монах такой большой? — спросил какой-то мальчуган лет восьми.

— Он тибетский монах, — пояснил дежурный, — их там специально выращивают.

— Господин тибетский монах! — закричал мальчик на восьмилетнем английском, — А покажите чудо! Нам дяди из теософии говорили, что вы умеете!

Лобсан усмехнулся мальчику и протянул ладонь. В ладони лежал красный шарик.

— Это мне? — спросил мальчик.

Вместо ответа Лобсан бросил шарик об ступени храма. Шарик подпрыгнул и отлетел обратно в руку.

— Резиновый! — провозгласил мальчик.

Лобсан кивнул, взял шарик с ладони и переложил его между большим и указательным пальцами. Потом растопырил ладонь и помахал ей в воздухе. Раз — и шариков стало двое! Один между указательным и большим, второй между указательным и средним.

— Ух! — сказал мальчик.

Лобсан ещё раз встряхнул руку. Шариков стало три. Ещё раз. Шариков стало четыре. Он доставал их словно из воздуха.

— Возьми, смотри, — Лобсан подал мальчику тот шарик, который был между большим и указательным. Тот взял его очень осторожно, постучал пальцем — и вдруг со всей силы швырнул в стенку. Шарик отскочил и поскакал мимо мальчика. Когда его удалось поймать, Лобсан кивнул, тряхнул рукой ещё раз и шариков опять стало четыре.

Мальчик и дежурный монах захлопали.

Лобсан, казалось, даже не слышал их аплодисментов. Он снова тряхнул рукой и шариков стало три. Ещё — два. Ещё — один.

Мальчик подал монаху шарик — так, должно быть, маленький Суматикирти дарил Будде хрустальные чётки. Лобсан взял шарик, положил на ладонь к другому, сложил руки лодочкой, потряс — шарик остался только один.

— Ух!

Лобсан стукнул шариком о порог. Словно доказывал, что шарик, как и прежде, резиновый. Сжал его в кулак, пробормотал мантру, раскрыл ладонь.

Шарика больше не было.

— Лучшая проповедь о иллюзорности, которую я слышал! — провозгласил дежурный монах.

Лобсан снял шляпу и заглянул в храм. Сквозь дым поблёскивала статуя Будды. Наш герой сделал положенные простирания, потом подошёл к курительнице, достал конверт и стал держать над дымом.

— Приходится много жечь, иначе тут всё будет пахнуть, — пояснил за спиной дежурный монах, — Мы прямо над сточной клоакой стоим.

Лобсан распрощался и зашагал обратно. За полицейским участком начались особняки китайских торговцев. Они были очень похожи на английские, только стояли кучно и были все немного одинаковые.

Он постучал посохом. Открыла горничная-малайка в накрахмаленном чепчике.

— Простите, мы не подаём…

— Наш монастырь не нуждается в пожертвованиях, — заверил её Лобсан, — у нас своё большое хозяйство. Я пришёл, чтобы кое-что передать одному из ваших домашних.

Он протянул конверт. Малайка взяла осторожно, двумя пальцами.

— Это для Гарри Ли. Лично в руки.

— Как хорошо пахнет! Как индийские благовония…

— Да. Это духи.

— А что за письмо? Секретное?

— Да. От одной русской девушки. Я не могу назвать её имя. Возможно, это любовное письмо.

Малайка прыснула.

— Хозяин, если увидит, меня в окошко выкинет! Он у нас вспыльчивый.

— Вы же знаете, у русских почти нет предубеждений против других народов. И я полагаю сын вашего хозяина…

— Я понимаю! Бедный Гарри, он же совсем голову потеряет. Такие-то новости.

— Русские люди ужасно непредсказуемы.

— Да, а тут русская… Мне отец про русских рассказывал. Давно, лет десять назад, когда ещё трамвай ходил, один русский матрос устроил скандал с кондуктором. Трамваи тоже были раздельные, если видели, потому что англичанин с малайцем на одну скамейку не сядет. А кондуктор следит за этим, хотя сам малаец, ну вы ж понимаете. И вот этот русский моряк садится к малайцам — а малаец-кондуктор его прогоняет. Тогда он идёт к пустой передней скамейке — а она только для европейцев, потому что там хоть чуть-чуть обдувает — и садится. Спрашивает, не запрещено? Кондуктор ему — нет. Тогда этот моряк берёт и опускает сидение на спинку, они опускались тогда. И садится на него лицом к малайцам. Ох, что с кондуктором было!..

Монах распрощался и отправился в сторону набережной.

Набережная была местом суровым и официальным. Тяжёлые административные здания с толстыми колоннами, похожие на белые ящики, выстроились вдоль реки, а между ними полыхала свежая зелень. Вся огромная британская Колония Проливов управлялась отсюда.

Китайцы — повсюду, несмотря на сегрегацию. Многие из них — в европейской одежде, причём недешёвой.

А по ту сторону, парапета, куда не посмотри, вздымались мачты и пароходные трубы. Корабли и кораблики кишели в Сингапурской бухте, словно тут было место их нереста.

Монах изучал диспозицию. Он уже собирался возвращаться, когда заметил кое-что примечательное.

По серым ступенькам почтового управления поднимался Гвион. В руке у мальчика был большой жёлтый конверт.

Монах подобрал накидку и отступил в тень за театральной тумбой.

Спустя несколько минут тяжёлая дверь с начищенной медной ручкой выпустила Гвиона. Юный валлиец теперь шагал неспокойно, руки в карманах, а ноги, как на пружинах.

Лобсан дождался, пока он отойдёт достаточно далеко и по той же улице отправился в Rex. Голова гудела от жары, как колокол.

Благороднорождённый малаец по-прежнему стоял на своём перекрёстке.

Лобсан собирался сходить к дому Гарри Ли ещё раз, когда стемнеет. А пока лёг на пол — и провалился в тяжёлый сон без сновидений, который накрывает ум, словно тонкая чёрная бумага.

Когда он проснулся, мысли были только о жажде. Лобсан нащупал графин, выпил его полностью, подумал, что хорошо бы кирпичного красного чая с солью и кислым молоком — я решил не ходить. А вместо этого пожалел юного Гарри Ли, который прямо сейчас распечатывает письмо.

Такое-то разочарование в четырнадцать лет!

Но ничего страшного.

У подростков быстро зарастает.

Глава VIII. У контрразведчиков

Монах заказал лапшу и ещё раз осмотрелся.

В лапшичной было душно, но уютно. Оформление сочетало чистоту и небольшую заброшенность. Такой стиль всегда привлекает европейских туристов, который хотят окунуться в экзотику, но не отравиться и не запачкаться.

Всё заведение поместилось в одной тесной комнате, чуть больше их номера в отеле Rex. Длинная полка, приколоченная к стенам, а вдоль неё — табуреты, похожие на пеньки. За фанерной перегородкой — медный блеск бака с кипящей водой и столбы белых керамических мисочек. Сам тощий и старенький Ли — там, в белом дыму, и с первого взгляда его даже не разглядишь.

Под потолком сохнут связки загадочных трав. Может, лекарственные, может пряности, а может просто для красоты.

Входная дверь хлопнула под перезвон колокольчиков. Китаец в школьной форме — ослепительно-белые шорты и лёгкий пиджаке — и с биноклем на шее в два шага оказался возле Лобсана.

— Прошу прощения, — произнёс он, — Меня зовут Гарри Ли. Вчера какой-то монах передал для меня вот это послание.

И бросил конверт на стол.

Видно, что вскрывали его очень бережно. Из конверта торчала половина сложенного листка. Если его вытащить целиком, можно прочесть:

Уважаемый Гарри Ли (учащийся)!

Нам необходимо встретиться насчёт ваших наблюдений. Адрес: Бикут Тимах Роуд, 112, где китайская лапша.

Про русскую девушку я придумал, чтобы вам передали письмо. Прошу меня извинить.

Неизвестный доброжелатель

— Заберите себе, — сказал Гарри Ли. — Я не хочу чувствовать этот запах.

Монах уложил листок в конверт и спрятал его за пояс. Пахло всё равно, но теперь запах можно было не замечать.

— Мы можем здесь говорить?

— Да. Мой отец тоже иногда здесь обедает.

— Я хочу вас кое о чём предупредить. Не следует думать, что это письмо было розыгрышем. Мы просто хотели, чтобы вам его передали лично в руки. Женщины обычно умеют хранить такие тайны.

— Вы монах. Вам легко играть с такими вещами!

— Я не всегда был монахом.

— Вы знаете, сколько у нас в школе девочек? У нас одна девочка. Она учится в моём классе! И она китаянка!

— Ты можешь рассказать, почему тебя не захотели слушать в английской контрразведке?

— Меня выслушали, — Гарри Ли перевёл дух. Смена темы хорошо на него подействовало, — Но из моей попытки ничего не вышло.

— Не жалуйся. Рассказывай.

Дело было несколько дней назад.

Гарри Ли с портфелем подмышкой взбежал по серым ступеням и вступил в выложенный белым мрамором холл, похожий на пещеру внутри айсберга. Мрамор дышал прохладой, но всё равно было влажно и душно.

Дежурный в чёрном полицейском мундире покосился, но подходить не стал. Китайцам в военном управления делать, конечно, нечего, — но Гарри казался мирным и едва ли собирался подбросить адскую машину.

— Что вам угодно, молодой джентльмен? — спросил дежурный секретарь.

— У меня важное сообщение для господина губернатора колонии.

— Простите, молодой джентльмен, но на господина губернатора возложено управление всей огромной колонией Поселений Пролива. Которая включает в себя, если вы помните географию, княжества Малайи, этот «долларовый арсенал» Британской Империи, Бруней, Саравак и многие другие важнейшие территории. Почти всё время он очень занят и у него даже нет времени поиграть в поло. Приходится ограничиваться бриджем и крикетом. Он не может принять вас сейчас. И вообще не принимает доклады от гимназистов.

Клерк, видимо, заметил нашивку гимназии Стемфорд. Теперь будет издеваться до конца. Сам-то он, конечно, видел престижные гимназии только из-за забора.

— Моё дело имеет отношение к шпионажу, — сказал Гарри Ли, — Если губернатор занят — мне нужно на приём к ответственному за контрразведку. Учтите, если вы меня не пропустите, я изложу мои соображения в письменном виде.

— Вы думаете, из кто-то будет читать?

— Нет. Но когда дело откроется, вас будет судить военный трибунал. За помощь в укрывательстве иностранных шпионов.

Клерк хмыкнул и велел сперва заполнить анкету. Анкета была на четыре листа. Когда с ней было покончено, клерк отправил непрошенного гостя во вторую канцелярию, к лейтенанту Блэру.

Лейтенант Артур Блэр восседал за тонкой перегородкой с матовым стеклом. На ещё молодом лице топорщились усы, чёрные, словно нефть. Стандартный светлый мундир был подогнан по фигуре и удивительно ему шёл. Так подходит небогатому денди новенький костюм из магазина готового платья.

Гарри Ли сразу понял, что этот Блэр не очень много решает. Наверняка, не больше, чем одних младших контрразведчиков, которому сплавляют странные донесения. Тот, кто действительно может приказать начать аресты, должен быть хотя бы полковником.

На тонкой дубовой столешнице лежала анкета Гарри. Впрочем, дальше первой страницы н щё не продвинулся.

— Значит, это ты тот школьник, который поймал шпиона? — спросил он. Из-под густой брови сверкнул карий глаз.

— В настоящий момент я не смог его поймать.

— Шпион сбежал?

— Нет. Шпион пока ничего не заподозрил. Мы ловим его всем радиокружком.

— Молодцы, хорошо развлекаетесь.

— Для нас это не развлечение. Оно отнимает почти всё время кроме занятий. Мы едва успеваем делать уроки.

— Ну поиграйте в индейцев! Или в шарики! — Блэр отложил анкету.

— Вы помните обстоятельства крушения транспортного самолёта TAW 8 класса Douglas DC-2

во время рейса Буэнос-Айрес — Нью-Йорк? — спросил китаец.

— Нет. Авиаперевозки — это в Транспортное управление. Выходишь отсюда, и идёшь дальше по набережной. У них есть картотеки. Они у довольствием послушают про шпионов, которые роняют самолёты.

— Авиакатастрофа произошла 3 августа 1935 года, сэр, — сказал Гарри, — Самолёт бесследно пропал, когда пролетал район Бермудских островов. Последнее поступившая радиограмма: «Ожидаемое время прибытия в Нью-Йорк — 17:45. CEDNETS». Последнее слово так и не было расшифровано.

— Это очень интересно. Ты не думал, что это может быть просто ошибка радиста?

— Ошибка радиста исключена, сэр. Оператор радиостанции в Нью-Йоркском аэропорту трижды просил повторить последнее сообщение. И все три раза оно было одно и то же: «Ожидаемое время прибытия в Нью-Йорк — 17:45. CEDNETS». И, повторюсь, последнее слово так и не было расшифровано.

— А ты его, получается, расшифровал?

— Нет, сэр. Я не знаю, что значит это слово. Но три месяца назад ваша служба обратилась к криптографам Британской Империи с просьбой помочь в расшифровке перехваченной радиопередачи одного из агентов неназванной державы.

Школьник достал из портфеля и положил на стол аккуратно вырезанную заметку из The Times. Лейтенант Артур Блэр кивнул, но не притронулся.

— А вот, что удалось перехватить нашему кружку, — Гарри Ли достал три листка из ученических тетради с машинописью, — Вы можете убедиться в их несомненном сходстве, сэр.

Блэр взял странички и посмотрел на них. Лицо оставалось непроницаемым.

— Мне неизвестно, сэр, насколько подлинный шифр опубликован в Times. Но сходство радиопередач, повторю, несомненно.

— Шифр в Times подлинный. Но неужели ты думаешь, что они не додумались после публикации заменить шифр?

— Я полагаю, что они могли это сделать, сэр. Но скажите, зачем кому-то, кроме шпиона, передавать зашифрованные сообщения из отеля Бингли?

— Почему ты решил, что из Бингли?

— Мы пеленговали его, сэр.

— Насчёт зашифрованный — не согласен. А вот с Бингли согласен. Есть подозрение, кто это делает?

— Нет, сэр. Но это можно

— А вы уже и шифровальную книгу украли? Какие талантливые дети!

— Нет, сэр. Но вам должен быть известен шифр. Ведь кто-то откликнулся

— Шифр знать мало. Нужен ключ. А лучше вся шифровальная книга.

— Разве после публикации в Times не нашлось человека, который бы взломал этот код?

— Признаться, не знаю. Скорее всего, нет. Разрабатывать шифры намного проще, чем взламывать. Даже русские сейчас шифруют так, что проще украсть ключ. И мы публиковали шифрованный текст не для того, чтобы найти расшифровку. Там всё равно нет ничего, что мы бы сами не знали.

— Тогда зачем вы его напечатали?

— Чтобы посеять ужас, — невозмутимо ответил Блэр, — Чтобы каждый шпион знал — рано или поздно мы до него доберёмся.

— Это очень хитро. Такие хитрости приписывают обычно китайцам.

— Ты слишком много читаешь газеты, раз знаешь, кому что приписывают. Попробуй вместо глупостей читать классику. Шекспира. Гомера. «Журнал для девочек».

— Разве вы не собираетесь арестовать шпиона из Бингли?

— Собираюсь.

— Но… почему вы не начинаете? — Гарри с трудом подирал слова. — Он может уйти в любой момент!

— А что я могу ему сделать?

— У вас, наверное, имеются полномочия его арестовать.

Блэр покачал головой. Ситуация, похоже, его забавляла.

— И как ты себе это представляешь? — осведомился он, — Вот я сейчас звоню, вызываю к себе сержанта из гарнизона и приказываю собирать команду, выдвигаться в Бингли и арестовать шпиона. А сержант у меня и спрашивает — «Простите, а кого именно из постояльцев я должен арестовать?». И я не знаю, что отвечать. Или ты предлагаешь арестовать первого попавшегося постояльца и назначить шпионом его?

— Но, сэр! У него должен быть передатчик и шифровальная книга. Наконец, у него должны быть связи в канцеляриях. Он должен откуда-то брать то, что потом шифрует!

— Скажи, ты в Стэмфорде учишься?

— Да, сэр. Китайцы там редкость, но мне удалось сдать вступительные экзамены.

— А я вот Итон закончил. Потом служил в Бирме. Перевели сюда. Это считается повышением. Хотя я предпочитаю деревенскую жизнь. А ты?

— Мне нравятся большие города, сэр. Я мечтаю увидеть Лондон, Нью-Йорк, Рим и Вавилон.

— В твоём возрасте мечтать — это нормально. И хорошо, очень хорошо, когда у молодого человека такие смелые мечты. Но вот мне уже скоро тридцать. И если я буду следовать твоим советам, то вместо контрразведки поеду наслаждаться сельской жизнью.

— Я не могу понять вас, сэр.

— Да что тут понимать! — взорвался лейтенант Блэр. — Ты предлагаешь заявиться с отрядом в самый престижный отель Сингапура, где останавливались Киплинг, Моэм, Джозеф Конрад и прочие, арестовать там половину постояльцев и обыскать без ордера все номера? Ты хотя бы представляешь, что там, наверное, половина постояльцев — иностранцы, достаточно богатые, чтобы безвылазно сидеть в этой щёлке между Европой и Азией и не замечать жары? По твоему, их правительствам не будет до этого дела? Дела им нет до Рейнской демилитаризованной зоны, а вот до «законности в Британской империи» дело им есть! Они просто завалят нотами протеста наше министерство иностранных дел! Все — от президента Франции до короля Албании — будут требовать объяснений! И как ты предлагаешь объяснять? Что ко мне пришёл китаец-гимназист, принёс три тетрадных странички и я тут же приказал арестовать и обыскать подданных половины стран Европы? Какая деревня, какая Англия! Меня прямо здесь, не выезжая с острова, на Лу Чу Кан Роуд служить переведут. В новый сумасшедший дом! Пациентом!

— Я не удивлён, что лейтенанта Блэр волнуется, — монах сложил пустые мисочки, — Видно, что это его первое дело.

— Вот как…

— Получается, он вам сказал, что мы должны угадать шпиона с первой попытки?

— Да. Он ещё добавил, что это как русская рулетка, только наоборот. Револьвер, в котором не хватает одной пули.

— Это очень ответственное задание, — улыбнулся монах, — Кстати, бинокль у тебя отличный. Продолжай наблюдение. Если увидишь что-то странное — отправляйся в отель Rex и требуй меня или сэра Саймона. Этот расположен в одном здании с Каледонией, если не знаешь.

— Да, я помню вывеску.

— А что касается усатого в светлом костюме — как по твоему, он похож на кого-то, кого ты уже видел?

Гарри Ли задумался.

— Нет, наверное нет. Европеец-южанин, хромает, но ходит быстро. Нет, не видел.

— Всё в порядке. Можешь о нём не думать. Я знаю, кто это был и где он сейчас скрывается.

— Расскажите!

— Пока не могу, — монах поднялся, — Просто можешь не тратить на него силы. За эту птицу нам всё равно не заплатят. И ещё вопрос. У тебя случайно нет последнего сборника Честертона про отца Брауна? Может, попадалась у книготорговцев?

— Нет, этой книги у меня нет.

— Жаль, — монах поджал губы и добавил, — Мои три выпуска в Улан-Баторе остались.

— У меня есть вопрос, — Гарри Ли тоже поднялся, — Он касается не расследования.

— Спрашивай.

— Правда ли, что в одной из сутр сказано, что если накормить монаха, то в одном из следующих перерождений родишься в семье царя и унаследуешь царство?

— Возможно, это есть в одной из сутр. К сожалению, дойти до конца Ганджура я пока не успел. Но карма у того, кто кормит монаха, несомненно, улучшится.

— Отлично, — Гарри достал кошелёк, — Плачу за двоих.

— Ты хочешь переродиться царём?

Китаец усмехнулся.

— Нет. Я хочу проверить несколько идей. А чтобы их проверить, мне нужно царство.

Глава IX. В саду отеля Бингли спать не положено

— Простите, почтеннейший, что потревожил. В саду отеля Бингли спать не положено.

Монах обернулся и ответил улыбкой. В руках он держал чётки.

— Лама попросил меня каждый день читать мантру Ченрези. Я вспомнил, когда шёл к отелю, и решил прочитать. Чтобы не забыть снова.

Сингалец просиял.

— У нас, на Шри-Ланке, почтеннейший, монахи редко мантры дают. Говорят, нам в этом перерождении ещё рано. Наверное, для себя прячут, как вы думаете? Я вот читал, у вас, в Тибете, даже простым людям можно сильные мантры читать.

— Это обычай. Они отличаются в разных странах. Главное, что Учение одно и то же. Только количество обетов различается.

— Вы меня простите, пожалуйста, почтеннейший. Глупые подозрения, я понимаю. У нас на Шри-Ланке климат похожий. Так в рощах за городом по ночам ступить негде, там постоянно бездомные вповалку спят. И не все они святые люди!

— Я не стал бы так поступать, не беспокойтесь.

Сингалец присел рядом