Бесплатный фрагмент - Щека мента

ДВОРНИКИ

Юле Линде

Похолодало. Кончилось лето,

похолодели руки у мамы резко.

В лоб из соцсе́ти летит повестка

от родительского комитета.

«Значит так, мамаши-папаши.

Раз вы на карандашные

подставки по две с половиной тыщи

не сдаёте,

мы вам даём задание.

Задание для детей-идиотов

и вас, высоколобые нищие

неприкаянные.

Собрать гербарий.

С каждого штук по триста листьев,

каждый прогладить по обе стороны.

И тогда, может, ваших дебилов не отчислят

за то,

что позорятся в одной школе

с мажорами».

И покорились родители детей-изгоев,

интеллигенция и нищеброды,

и покорились, и вышли на дороженьку асфальтованную.

И не было скучно им:

кряхтя, нагибались они не за листьями,

а за Пушкиным,

Гойей

и каким-то там ещё поэтом — чуть-чуть с нищебродами зарифмовывается.

Готово. Гербарий собран,

спасены дети-отбросы общества.

Полночи мамаши листья утюжили

вместо рубашки для учёного мужа.

Круги под глазами, Персен…

Листья отправились в школу со всеми почестями.

А дворники во дворе,

почти как родители

(а кто-то из их числа!),

неприкаянно-интеллигентные,

банки, бычки, ошмётки газетные

с дороженьки асфальтованной вывезли.

Вывезли —

и увязли

в экзистенциальном кризисе.

Не было листьев. Ни одного.

…Уходят, уходят дворники.

Вслед за летом

уходят в ночь и в личностный кризис.

И сидят, и смеются где-то

в ворохе краденых листьев

мажорные

чёрные

во́роны.

ВРЕМЕНА ГОДА

Детское депрессивное

Зима. Снежинки, мороз.

В столб языком я врос.

*

Весна. Любовь, аллергия.

От слёз не вижу ни зги я.

*

Лето. Болит живот.

Ягод собрал — и вот…

*

Осень. Река фиолетова.

Время любить.

Да некого.

* * *

Аня пишет в ночи преподу биологии.

— Тимур Адылевич, я передумала стать врачом.

Нет, вы учитель от бога,

и вы ни при чём.

Просто другие у меня теперь ценности.

Не бабское это дело —

крест кровавый нести.

Я стану моделью,

вот где мой крест, мой флаг, мой бич.

Перегорела я, Тимур Адылевич.

Ответ пришёл в шесть утра:

— В смысле?!

— В прямом.

Я не хочу окружать себя колбами

и прочим дерьмом.

Пора

на подиум, а потом

стану женой олигарха.

Отсужу детей, квартиру и выгоню нахер.

Жить буду на алименты, а годам к сорока

выйду за дряхлого старика.

Откинется через пару лет — мне наследство.

Ну и два сына будут меня содержать…

под конец-то.

Тимур Адылевич снял очки.

Перед глазами его безочковыми

вся жизнь пронеслась и распалась на атомы.

Всё то,

ради чего он жвачки

клеил на парты совковые,

ради чего крыл белый свет чёрным матом —

единственный смысл

видел он в гениальной девятикласснице,

той, что могла спасти человечество,

той, что готовил он в Первый мед.

Руки трясутся.

— Ань, ты серьёзно?

— Нет.

* * *

белые геологи

под голой скатертью

головы тёплые

с полки скатываются

головы ржавые

в раковине обсыхают

Гришка-вожатый

головы хает

Гришка-вожатый

в шортах с пальмами

орёт на скатерть

ненормальные

тут же люди

а вы геологи

тут же люди

а у вас головы

катитесь в раковину

пусть заржавеют

живее дуйте

живей

живее

* * *

щека мента на чайна-тауне

как подорожник на синяк

как на́ душу бальзам пахучий

как марганцовки физраствор

а марик что-то потерялся

а марик ну ты что ты где

пришёл за ручку с полицейским

чуть в эскалатор не убёг

и встал обиженно у стенда

с какой-то ме́тро-лабудой

а мент свой задний полупрофиль

к нам повернул и говорит

тебя как звать а ты подумал

что вдруг и раз и украдут

я говорю инстинкт отцовства

проснулся в дяденьке видать

и мы стоим как два дебила

и ржом и ржом и ржом и ржом

ну день тяжёлый чо хотите