Бесплатный фрагмент - Сердцебиение

— А когда-нибудь этот страх и эта боль пройдут, чтобы можно было просто наслаждаться любовью, красотой, нежностью?

— Для любящих страх и боль никогда не проходят, просто замирают на время, засыпают, чтобы быть наготове и в любой момент прорваться наружу словно гейзер.

***1

Понедельник1

Все было как обычно. Я едва успел на первую запланированную на сегодня встречу, а теперь почти опаздывал на вторую. Мобильник постоянно трезвонил, несмотря на конец рабочего дня. Я включил автоответчик, поставил телефон на вибрацию и убрал звук, чтобы он не помешал моему разговору с очень ценным клиентом нашей компании.

Хорошо, что выпало пять минут до встречи, ведь я настолько замотался по делам, что только и смог вытереть влажной салфеткой испарину со лба, но к приходу гостя все же пришел в себя и выглядел вполне спокойным. Именно поэтому наш разговор начался так хорошо. Мы оговорили условия, сроки, детали и пожали друг другу руки после подписания протокола. Однако при этом я заметил некоторую напряженность во взгляде моего собеседника. Никаких видимых причин для этого вроде бы не имелось.

Я вполне оценил его: подтянутый, высокий, чисто выбритый и пахнущий дорогим парфюмом — такие очень нравятся женщинам. С ним была секретарь, особа лет двадцати, прямая как струна, в идеально строгой офисной одежде, с идеально строгой офисной внешностью и поведением. При нашем общении она очень внимательно слушала и, просматривая свой блокнот, наклонялась, чтобы что-то очень тихо сообщить своему шефу, после чего тот улыбался, кивал мне и наша беседа продолжалась.

Разговор наш дался мне легко лишь по причине хорошей предварительной проработки, потому что мое внимание все время отвлекала эта вышколенная девица. Что-то было в ней крайне раздражавшее меня. Слава богу, я давно умею скрывать свои эмоции, но этот господин, видно, что-то все-таки заметил. Он начал пояснять мне пару сносок в тексте заявки на проектирование и случайно поймал мой взгляд на изящные колени секретарши. Сведенные вместе, они ни на миллиметр не нарушали внешних приличий и тем не менее полностью поглотили мое внимание — подол ее строгой узкой юбки слегка приоткрыл их, когда она потянулась с дивана за бумагами на журнальном столике. Мой гость глянул на секретаршу, потом на ее колени и явно заторопился, хотя и продолжал улыбаться мне.

Я проводил своих посетителей до выхода из бизнес-центра и остановился, чтобы дождаться, когда отъедет их бмв, но тут секретарша развернулась и стала быстро подниматься обратно по ступеням, что было не слишком-то просто на ее высоченных и очень тонких шпильках. Боже, какие ножки, — подумал я, глядя на нее.

— Господин Федоров! Одну минуту! — воскликнула она, — Мы случайно захватили ваш экземпляр протокола.

Секретарша протянула его мне, и тут от неловкого движения у нее подвернулся каблук. Меня рефлекторно толкнуло схватить ее за руку, чтобы она не упала. Испуганно посмотрев на свои щиколотки, она перевела взгляд на меня. Я наклонился к ней и очень тихо сказал:

— Бегай по ступеням осторожнее. Жду тебя через два часа здесь же.

Ее зрачки в изумленно округлившихся глазах мгновенно расширились, а щеки слегка порозовели, но уже через секунду выражение лица стало прежним. Она осторожно высвободила свою руку, которую я все еще держал, кивнула мне для приличия и очень сноровисто сбежала вниз к своему шефу. Вот же коза малолетняя, усмехнулся я, глядя ей вслед, ведь только что чуть не упала.

Было уже почти восемь часов вечера, когда они уехали. Я стоял и смотрел, как удаляется их автомобиль, и почему-то совершенно точно знал, что она приедет. Хотя даже не пытался объяснить самому себе, для чего сделал так, а не иначе. Присутствовало что-то такое в ней, пока не поддающееся расшифровке. Я просто решил — разберусь в этом потом.

Мои сотрудники давно разбежались по домам, так что я принял душ, переоделся, сварил себе кофе в офисной кухне, где обычно все мы обедали, и расположился в комнате для переговоров. Мы особо тщательно ее обустраивали, чтобы поддерживать репутацию фирмы. Тут все работало на имидж компании — высокие живые монстеры в горшках-амфорах, очень реалистичный огонь на основе пара в изогнутой чаше и старинные часы для эклектики. Мягкую мебель в свое время я выбрал из светлой эко-кожи: глубокие кресла и диван-трансформер. Изредка я и сам оставался ночевать в офисе.

Глядя на телеэкран, где шли вечерние новости, я прокручивал в памяти лицо секретарши, ее дрогнувшие губы и удивленные глаза с неимоверно расширившимися зрачками, которые словно пытались меня впитать.

Она не выглядела покорной гейшей при своем господине, напротив, с достоинством вела себя, двигалась и смотрела вполне в духе независимых европейских женщин и проявляла всего лишь корпоративную учтивость. Только молодость делала ее уязвимой, чем я и не преминул воспользоваться. Эта уязвимость промелькнула в ее взгляде каким-то по-детски восторженным изумлением. Но оно не ускользнуло от меня.

Я помнил момент, когда поддержал эту особу от падения. Ее узкая ладонь была почти на четверть меньше моей и все-таки тут же передала мне свое тепло. Господи, какие маленькие у нее ручки, промелькнула у меня мысль, она же наверняка еще из детства не совсем вылезла. Чем она может быть тебе интересна?

Ни один мускул у меня не напрягся — я был абсолютно спокоен и все-таки ждал ее. Какая-то ревность к этому господину, ее шефу, царапала мое самолюбие. Себе я так и не завел персонального секретаря, данные обязанности разделили между собой мои сотрудники. Но не это являлось причиной моей ревности. Меня волновали колени секретарши, достойные резца Антонио Кановы, ведь ее шеф мог у себя в офисе беспрепятственно смотреть на них, когда хотел.

Я сделал пару звонков, посидел над проектом договора, а потом вышел на балкон. Уже темнело и внизу все сверкало — в сумерках мигали красные огоньки стоп-сигналов автомобилей, чередой тянувшихся в вечерней пробке.

Как она доберется сюда, если сейчас и мышь в потоке машин не проскочит, прикидывал я. Но вдруг в дверь позвонили. Я был уверен, что это служащий бизнес центра, однако на пороге стояла она.

***2

Оглядев вечернюю гостью с ног до головы, я сделал шаг назад и жестом пригласил ее войти. Видно, на улице моросил дождь, незаметный с балкона — плечи и волосы ее были покрыты бисером мелких капель.

— Вы просили, я приехала. Какой у вас ко мне вопрос? — произнесла она вполне спокойно, но метнувшийся в сторону взгляд выдал ее волнение.

— У меня нет к тебе вопросов, — ответил я. Дома она переоделась в джинсы с джемпером и в такой одежде стала выглядеть словно школьница. К тому же кроссовки вместо высоких шпилек сразу сделали ее ниже ростом.

— Давайте на «вы», — смутилась она.

— К чему эти формальности? — усмехнулся я, — Садись, ты промокла. Может горячий чай?

Она кивнула, прошла и села.

— Почему ты не смотришь на меня? — спросил я. Она подняла глаза, и снова накатило что-то раздражающее, а, вернее, тревожащее меня. Однако никак не удавалось понять — что же вызывает это состояние.

Я налил ей чай, и пока моя гостья осторожно отпивала его из чашки, продолжал внимательно изучать ее лицо.

— Леон Георгиевич…, — начала она, но я перебил ее:

— Просто Леон.

— Я ехала к вам через весь город, какой у вас ко мне вопрос?

— Вот же упрямая! Я ведь сказал, никаких вопросов и формальностей — давай на «ты».

Зрачки ее вновь расширились, а на щеках проступил нежный румянец, наверно от горячего чая. Я встал и потянул ее за запястье, чтобы она также поднялась, и меня коснулся ускользающий запах нагретой солнцем травы, тут же всколыхнувший неясные чувственные воспоминания. Я почти физически ощущал смятение моей гостьи, на меня же накатывали совсем другие волны. Впервые в жизни желание так туго скрутило мои мышцы и сознание, что я даже рассмеялся.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Глядя на меня во все глаза, она чуть слышно произнесла:

— Саша…

— Не бойся меня. Одно твое слово и я отвезу тебя домой.

Мы стояли, практически соприкасаясь друг с другом, мне даже передавалась ее легкая дрожь. Склонившись к ней, я разглядел оказавшиеся очень близко слегка распушённые легкие прядки ее волос и на мгновенье забылся. Опомнился, лишь когда ощутил вкус ее губ, но больше уже не мог контролировать выражения глаз — она в ужасе закрыла их. Удерживая в поцелуе ее за затылок, я почувствовал, как щелкнула и расстегнулась заколка на ее волосах, и вся их копна рассыпалась ей на спину из-под моих рук. Сердце мое замерло, чтобы тут же сорваться в неистовый аллюр.

Волнение почти лишило эту упрямицу способности хоть как-то противостоять мне, когда я, путаясь в застежках, раздевал ее. Беспомощно хватаясь за мои руки и издавая какие-то жалобные звуки, она ничего не могла сделать, лишь уже лежа подо мной словно опомнилась, напряглась и даже попробовала воспротивиться моему насилию. Но было поздно — я овладел ею сразу же, раздвинув ее упрямые колени, и больше не отпускал, стараясь ненароком не причинить ей боль. Хотелось коснуться губами ее груди, но моя строптивая пленница защищалась, и чтобы она не вывернулась из-под меня, я удерживал ее стройные, изумительно гладкие бедра и, приподняв их, входил в нее раз за разом, всеми силами смиряя желание безудержно ускориться. Меня как током прошивало наслаждение, аж дыхание прерывалось, поэтому трезвая мысль — отпустить ее, отвезти домой, — тут же испарялась. Пленница моя пыталась освободиться, но я подавлял все ее попытки, потому что она ни о чем не просила, и ее молчаливое противодействие заводило меня снова и снова. Но вдруг она слегка изогнулась и схватилась за меня, после чего я отчетливо почувствовал непроизвольные спазмы ее лона. Во мне всё напряглось, мне стало не хватать воздуха, и я наконец-то отпустил тормоза, не в силах больше сопротивляться острому сладостному ощущению, которое, нарастая как снежный ком, тут же завершилось феерической разрядкой с пульсациями, подобно прыжкам пущенного по воде камушка.

— Что это было? — мелькала и таяла мысль, которая то возвращалась, то вновь отдалялась, пока я приходил в себя, наблюдая радужные круги перед глазами и ощущая расслабляющее тепло во всем теле. Накатывающее изумление не покидало мой разум — как и почему эта непокорная малолетка повлекла все мои желания и подчинила их себе настолько, что я даже сдерживался, чтобы не кончить раньше нее? Когда со мной такое бывало?

— И откуда ты только взялась?! — в сердцах вырвалось у меня. Но она уже не слышала, потому что почти сразу уснула в изнеможении, заставив меня хмыкнуть:

— Ну надо же, работал я, а спит она.

Раскинув руки, она словно плыла по глади озера. Я не мог отвести глаз от ее стройного обнаженного тела, плечи и грудь которого частично закрывали разметавшиеся локоны. Сквозь них как через частую нежную сеть проглядывали манящие округлости и изгибы, так что хотелось запечатлеть их как художественную ценность. А еще меня непреодолимо потянуло вдохнуть запах ее восхитительных волос, и я, стараясь не разбудить их владелицу, наклонился и ощутил едва уловимый несравненный аромат. Потом укрыл свою строптивую гостью, проверил у нее в мобильнике телефонную книгу и последние звонки — на удивление все они были по работе, потому что начинались с корпоративных цифр.

Вот же мелкая, даже пароль не установила, усмехнулся я, позвонил с ее телефона на свой номер и сохранил у себя контакт под именем Саша.

Вторник1

Рано утром меня разбудило прикосновение к моей щеке. С трудом продрав глаза, я увидел, что Саша испуганно смотрит на меня:

— Мне нужно домой — переодеться и срочно в офис!

— Возьми выходной, — сонно пробормотал я.

— У шефа сегодня ответственный день. И ваши сотрудники скоро придут.

В машине она все еще пыталась укладывать непослушные волосы. Было по-утреннему прохладно, пришлось включить обогрев, чтобы она не дрожала. На меня она старалась не смотреть, не отвела глаз, лишь когда я, взяв ее за подбородок, повернул лицом к себе. В ее взгляде помимо смущения мелькнуло что-то, походившее на какой-то глубинный страх. Хотя я был не уверен в этом.

— Согрелась? Вечером заеду за тобой, — сказал я. Она слегка покраснела, но, ничего не ответив, отвернулась.

После того, как отвез ее, я погнал машину домой, принял душ и переоделся, все время думая о прошедшей ночи. И никак не мог понять, почему ощущаю себя на подъеме. А еще пытался быть честным с собой, не в силах решить, как это я настолько забылся, что впервые в жизни почти силой принудил партнершу к сексу. Меня беспокоил мелькавший в ее глазах страх, хотя тут же всплывало яркое воспоминание о полученном чувственном наслаждении. Ей же было хорошо со мной, думал я, она ведь сама захотела, поэтому молчала. Я вновь и вновь возвращался к моменту, когда поцеловал ее. Именно тогда все и началось — это ее импульсы завели меня и продиктовали мои дальнейшие действия, так что я совершенно потерял над собой контроль.

На удивление я не чувствовал усталости, напротив ощущал себя свежим и бодрым, как в пятнадцать лет. Помнится, в том возрасте даже какая-нибудь бессонная ночь никак не влияла на мое самочувствие.

Впрочем, к обеду, закрывшись в кабинете, я ненадолго уснул на диване, упав в сон, как в колодец. Остаток рабочего дня прошел как всегда, на меня навалилось слишком много работы, чтобы думать еще о чем-то. Но ближе к вечеру тело вдруг самопроизвольно напряглось в предвкушении. Я просто поехал к дому, куда утром отвозил свою ночную гостью, а возле подъезда позвонил ей на мобильник и сказал:

— Жду тебя, выходи.

Ответа не последовало, но я не стал перезванивать и терпеливо ждал. Ее не было минут двадцать, и всё-таки она появилась — по времени почти точно согласно моим расчетам, в которые входило приведение ею в порядок своей внешности. Увидев, что вместо маленькой сумочки она взяла небольшой городской рюкзачок, наверняка с зубной щеткой и сменой нижнего белья, я не смог скрыть улыбку. Саша заметила это, и пришлось почти силой усадить ее в салон машины. Первое время, пока мы ехали, она сидела, закрыв лицо руками, потом немного успокоилась и украдкой взглянула на меня.

— Всё хорошо? — спросил я, на что она молча отвернулась и стала смотреть в окно.

Сегодня я привез ее к себе домой. Вновь пришлось крепко держать ее за руку, чтобы она все-таки вошла в квартиру. И уже в прихожей мне нестерпимо захотелось ее целовать.

— Зачем так…? — смущенно лепетала она.

— Не понимаешь? Чтобы ощущать твой вкус, — отвечал я, продолжая.

— Хотя бы чай предложили для приличия, — пытаясь увернуться, вдруг сказала она. Но сейчас мне было не до чая. И снова в ее взгляде метался скрытый страх, настолько, что из-за ее расширенных зрачков я уже не понимал голубые у нее глаза или черные. И снова она без единого слова пыталась противиться мне. Однако в этот раз, зажав ей руки с двух сторон, я наконец-то добрался губами до ее груди с нежно-розовыми ареолами вокруг невинных сосков, которые под моим языком тут же уплотнились как горошины. Охнув от неожиданности, она изогнулась от возбуждения, с которым была не в силах справиться, я и сам едва сдерживал неукротимое желание смять все преграды, но продолжал, мне было необходимо видеть, как она извивается в чувственной пытке, стараясь освободиться. Однако когда меня как волной стало прибивать к ней, тело ее, словно его примагничивало, само то и дело плотно льнуло ко мне вопреки воле владелицы, которая только и могла, что сжав губы и зажмурившись, подчиниться моему ритму.

***3

Среда1

Утром перед работой мне всегда некогда, слишком многое нужно успеть — побриться, почистить зубы, позавтракать, прогреть машину. Но сегодня первое, чего мне захотелось, был необузданный секс. Не припомню, чтобы такое случалось со мной хоть когда-нибудь, тем более утром. А ведь к своему тридцатнику я уже многое прошел.

Пленница моя, не успевшая до конца проснуться, своим сопротивлением распалила меня до крайности, чем вынудила повторить всё дважды почти без перерыва. После первого короткого соединения я даже не стал выходить из нее, настолько сильным было моё возбуждение, которое не полностью разрешилось. Она изгибалась подо мной, не понимая, почему я не заканчиваю на этом, и мне едва удалось подавить улыбку, чтобы не смутить ее. Я уже ощущал нарастание второго прилива и поцелуями удерживал свою строптивую скромницу, чтобы она не нарушила моих планов.

— Куда собралась? — шепнул я ей, когда она попыталась выскользнуть из-под меня, и прижал посильнее, так что даже ощутил, как учащенно бьется ее сердце. Сашин взгляд все время ускользал от меня, но момент пришел, она внезапно напряглась и затаила дыхание. Я почувствовал, как плоть внутри нее рефлекторно сжала меня точно манжетой, и мне стоило немалых усилий, чтобы раньше времени не растерять накопленный потенциал. Слыша, как после этого она часто задышала, я хотел сначала насладиться видом ее удовольствий. Она была явно напугана длительностью моей активности и собственным состоянием, но я осязал, как по ее телу идут сладострастные волны. А когда мои пальцы прикасались к ее розовым соскам, дыхание ее прерывалось, и она бессознательно хваталась за меня, чтобы плотнее прижаться. В один из моментов я отчетливо ощутил ритмичные мышечные сокращения самого низа ее совершенно плоского живота, поэтому перестал сдерживаться. И кульминация не заставила себя ждать, сразив меня точно удар хлыста ниже пояса, настолько обжигающим было наслаждение.

С полчаса по завершении всего мне казалось, что я выжат как лимон. Совершенно расслабленный, я долго ощущал блаженное тепло, разливающееся по телу, и раздумывал, пойти на работу или все-таки нет. А Саша просто уснула, вновь обессиленная в борьбе со мной. Именно поэтому я позвонил в свой офис и сказал, что беру выходной.

Она проснулась только через час, когда ехать к шефу ей было уже слишком поздно. Как-то оправдавшись по телефону перед ним, завернутая в простыню она ушла в душ и долго там плескалась, пока я готовил завтрак.

К моей радости настроение у нее было прекрасное, она просто сияла и ела с аппетитом.

— Вкусно? — спросил я, не в силах скрыть улыбку. Она весело кивнула и продолжила поглощать горячие гренки с сыром — шедевр моего кулинарного искусства. Однако когда я наклонился, чтобы поцеловать ее, увернулась. Я посчитал бы это простой женской уловкой, чтобы вновь меня распалить, если бы опять не заметил мелькнувшего страха в ее глазах.

— Что такое? Ты боишься меня? — спросил я в изумлении, но она опять промолчала.

Наверно завтрак придал мне новых сил или женская уловка все-таки сработала, но Саше пришлось еще раз посопротивляться мне. Я просто откинул простыню, в которую после душа она была обернута как в тогу, и тут же одним движением вновь уложил ее в постель. Мой напор как и прежде опьянял ее — закрыв глаза, она непроизвольно двигалась мне навстречу. Правда, все равно упорно подавляла свои рвущиеся наружу стоны, впрочем, напрасно — сбивавшееся дыхание выдавало ее с головой. Не скажу, что я такой уж спец в этих делах, физические удовольствия моих бывших партнерш никогда меня особо не интересовали, но сейчас я отчетливо ощущал все ее внутренние пульсации.

Она словно преодолела трудное препятствие, однако вместо отключки сейчас дрожала точно от озноба, поэтому я закутал ее как ребенка в одеяло и обнял.

— Давай поговорим, — предложил я, чтобы немного отвлечь ее от перевозбуждения. Но она уткнулась носом мне в грудь и заплакала.

— Разве тебе не было хорошо сейчас? — опешил я, на что она отвечала только еще более частыми всхлипами.

— Да что такое, что не так?! Тебе было больно? Я чем-то тебя обидел? — воскликнул я. Ответа не последовало. Она упорно прятала лицо, закрывая его ладонями, пока я не прикрикнул на нее:

— Хватит! Быстро прижмись ко мне и успокойся!

Это возымело действие. Она затихла, и я даже смог обнять ее без одеяла, согревая своими руками.

На ум мне снова пришло, что она просто до сих пор еще не доросла до своего возраста, поэтому пока не умеет справляться с собственными эмоциями после секса. Однако нужно было как-то решать эту проблему, поскольку я уже отчетливо осознал, что, по крайней мере, ближайшие дни не смогу без нее обходиться.

***4

Ближе к обеду она своими настойчивыми просьбами все-таки вынудила меня отвезти ее домой — нам обоим требовалось завтра с утра ехать на работу. Однако время до вечера и ночь обернулись для меня пыткой. Мне нестерпимо хотелось осязать тело этой упрямицы и слышать ее дыхание. Хотелось держать ее в руках, точно пойманную птицу, сердце которой готово выскочить из груди. Я почти реально ощущал, как она дрожит, прижимаясь ко мне, будто прося защиты, и никак не мог разделить свои влечения на вожделение и на желание согревать ее как ребенка. Они словно продолжали друг друга. Этот замкнутый круг держал меня в возбуждении почти до утра.

Четверг1

Совершенно вымотанный, с самого появления на работе я ощущал себя крайне вздёрнутым. И голод мой, как уже было понятно, не мог быть удовлетворен просто сексом, мне требовалась она сама — с теплом кожи, запахом волос, со слезами и улыбкой после завтрака.

Я позвонил ей днем. Она ответила только на третий мой звонок.

— Привет, мелкая! Как ты там?

— Вы отвлекаете меня, не могу сосредоточиться, — приглушенным голосом сказала она, — У шефа переговоры с зарубежными партнерами, мне переводить вживую.

— Ты что, синхронист? — крайне удивился я, так как еще не встречал никого в ее возрасте, кто бы владел разговорным английским на уровне переводчика живой речи.

— Да, инглиш и франсэ.

— Даже так? — вновь удивился я, но сейчас меня интересовало другое, — Когда сегодня увидимся?

— Вряд ли получится, — смущенно ответила она.

— Ты моей смерти хочешь? Я всю ночь не спал.

Слава богу, к шести вечера она послушно прислала смс — заберите меня из офиса. Пока я ехал за ней, меня трясло. Я едва справлялся с управлением машины, в голове шумело как после попойки. А когда она села рядом, я не смог удержаться и впился в нее поцелуем как умалишенный. Впрочем, очень не хотелось, чтобы нас увидели, поэтому пришлось поскорее завести двигатель и гнать машину к дому.

Саша вновь выглядела как натянутая струна. А губы ее после поцелуя сразу несколько опухли и пересохли. Она то и дело совершенно невинно облизывала их, но желание стало разрастаться во мне словно снежный ком.

Я даже радовался уже ее упрямому молчаливому сопротивлению, наверно, именно оно и заводило меня как пружину, тем более, что мне ничего не стоило справляться с ней, не мог только понять, когда же наступит хоть маломальское насыщение, которое все не приходило. Меня словно приливной волной упрямо прибивало к ней.

— Почему ты сопротивляешься? Тебе ведь было хорошо сейчас, — все-таки спросил я, когда мы отдыхали. И вновь она не ответила, а села и стала заплетать волосы. Я повернул ее к себе лицом и повысил голос:

— Не смей отворачиваться! Смотри на меня!

Это возымело действие, и она подняла свои невыразимо чистые глаза.

Что в них было? Я не смог бы объяснить словами, но при этом всё в них понимал. Даже загадочный страх, а тем более желание, которого она стыдилась.

И все-таки мне удалось растопить ее лёд — она впервые сама робко коснулась моего лица, хотя тут же отдернула руку.

— Прекрати эти игры, — прижал я к себе ее ладонь, — Ты измучила меня.

— Это ты измучил меня! Не так? — возмутилась она.

— Ну ладно, ладно… давай больше не мучить друг друга, — попытался сказать я примирительно.

— Наконец-то! Слава богу. Тогда я поеду домой! — заявила она.

— Ты все неправильно поняла! — чуть не задохнулся я, — Просто будь со мной. Неужели это мучит тебя?

— А ты как думал?! — крикнула моя пленница, на что я так же крикнул ей в ответ:

— Тогда терпи! Сейчас я не могу отпустить тебя!

Все понеслось по уже накатанному сценарию. Правда, теперь я старался быть внимательнее и нежнее к ней. Хотя вряд ли у меня это хорошо получалось, мои поцелуи то и дело перекрывали ей дыхание. Однако сопротивление ее несколько ослабло, в конце она опять непроизвольно сама схватилась за меня тонкими пальцами, изогнулась мне навстречу, и я впервые услышал ее сдавленный чувственный стон, после чего руки ее бессильно разжались. Она лежала в ореоле своих длинных, разметавшихся по подушке волос, закрыв глаза и приоткрыв рот, чтобы было легче дышать, в совершенном изнеможении. А я так и остался неутоленным. Это было невыносимо.

В преддверии засыпания память часто возвращала меня в июльское утро на лугу, который когда-то находился сразу за нашей старой дачей. Осознанно я помнил себя лет с десяти, то лето, когда убегал через проем в заборе, чтобы залечь в высокой траве и наблюдать за рассветным туманом, который медленно поднимался над землей и постепенно таял на солнце. Меня окружали запахи цветов и трав, птичий перезвон из соседнего лесочка и близкое поблескивание речной воды, прячущейся за раскидистой ивой на берегу. Каждый день к этой иве приходила молодая девчонка, оглядывалась по сторонам, заходила за обильно свисавшие тонкие ветви, быстро раздевалась и ныряла в воду, показав мне только голую спину и светлые трусики. Сердце у меня замирало в ожидании, когда она выйдет на берег, и я увижу ее обнаженные молочно белые груди, упруго колыхавшиеся от каждого движения. Волнение моё достигало предела, меня окатывали горячие волны, поэтому я совершенно не запомнил ее лица. В памяти остались только длинные волнистые волосы и мелькнувшие веснушки у нее на носу, которые я разглядел, когда она проходила по тропинке совсем рядом со мной и нагнулась сорвать цветок, оказавшись в опасной от меня близости.

Пятница1

Утром я проснулся, когда Саша была уже полностью одета, накрашена и причесана.

— Сегодня мне нужно пораньше. Завтрак на столе, — сказала она, — Такси я уже вызвала.

Ее алая помада, подведенные глаза, одежда в пастельных тонах и весь строгий офисный вид просто обожгли меня.

— Как ты можешь?!

— Что? — изумилась она.

— Вот так бросать меня одного.

— Не будила, чтобы подольше поспал.

— Вряд ли я выживу до вечера без утреннего моциона.

— Прости, я не подумала…, — испуганно пролепетала она.

Пришлось спешно раздеть ее и просто вынудить опереться локтями на стол, чтобы не помять прическу и не нарушить макияж. Видеть и обладать ею, изогнувшейся от стола в мою сторону, гладить ее гибкую спину, проникая через нежнейшие подмышки к ее груди, и при этом не сбавлять темпа, оказалось очень острым удовольствием.

После всего я самодовольно наблюдал, как она спешно застегивает струящуюся блузку и втискивается в свою умопомрачительно узкую юбку. Однако просто смотреть на это оказалось выше моих сил, и я вновь напал на нее с поцелуями, хотя губы у нее и без того выглядели опухшими.

— Сколько можно?! Когда ты уже насытишься? — в сердцах воскликнула она, отстранившись от меня и заново приводя себя в порядок. На что я ответил ей:

— Сам бы очень хотел это знать.

Она внимательно взглянула на меня, а я недовольно спросил:

— Зачем такая яркая помада?

Когда за ней закрылась дверь, меня обступила какая-то совершенно непривычная пустота. А ведь я всегда очень любил свою квартиру. Теперь же ни один из предметов меня не радовал, мало того, все стало казаться безвкусным, серым и холодным. Хотя я выложил немало средств на обустройство своего жилища в минималистском стиле с предпочтением цветов хрома и графит. И казалось бы, Саша должна была хорошо сочетаться с ними. Она и сочеталась, правда, только пока оставалась в своей офисной одежде, но нагота делала ее слишком уязвимой в этом строгом интерьере. И как только ее тело могло быть таким нереально гладким и нежным?

Я не находил себе места, хотя требовалось просто собраться на работу. Бессмысленно покидав папки с документами в сумку, я все-таки спустился к машине и вдруг между сиденьями увидел Сашин бейджик. Не помню, чтобы он был на ней в нашу первую встречу у меня в офисе, я бы обязательно обратил на него внимание. Вчера она вроде бы искала его, но так и не нашла. На нем значилось: Торгово-промышленный холдинг «Оптима», Александра Вейсман, секретарь-референт. Я положил его себе в карман и несколько минут не мог никак успокоить сердцебиение и завести двигатель. Референт, значит. Не слишком ли ты молода для такой должности, подумал я, с раздражением вспомнив о ее метросексуальном начальнике.

***5

Каким-то ветром меня пригнало к ее офису. Он находился в огромном бизнес-центре и занимал целый этаж. Охране на входе я предъявил договор с Оптимой и сказал, что у меня возникли вопросы по проекту. Стараясь остаться незамеченным, я пытался найти Сашу, лавируя между стеклянными перегородками опенспейса, разделявшими столы многочисленных сотрудников холдинга. Но вдруг почти мне навстречу из кабинета с надписью «директор», вышел ее шеф и Саша вслед за ним. Я едва успел зайти за одну из перегородок, но Саша увидела меня. Они прошли совсем близко. Начальник ее спешил, поэтому ничего не замечал, а она, округлив глаза в мою сторону, резко провела гранью ладони по своей стройной шее, показывая, что потом сделает со мной.

Если бы она только знала, что это вовсе не мелкое хулиганство с моей стороны и не блажь. Мне скручивало все внутренности, даже дышать было трудно. Ее лощеный шеф просто подкосил меня. Я едва справился с чем-то похожим на спазм, и несколько минут на крыльце не мог отдышаться.

Лишь мой старый друг был способен помочь мне сегодня. По пятницам мы обычно встречались с ним, хотя в свое время учились в разных вузах и даже в разных городах — он в Питере, я в Москве, но всегда поддерживали близкую связь. Оставаться одному до вечерней встречи с Сашей у меня недоставало сил.

С Антохой мы дружили с 3-го класса и прошли огонь и воду. Хотя, конечно, это были всего лишь обычные фазы взросления, однако лишь с ним одним из всех моих приятелей я мог быть по-настоящему откровенным. Мы с ним облюбовали именно это кафе — нам нравилась здешняя обстановка, мягкие кожаные кресла и полу-кабины, отделявшие столики клиентов. Главное, здесь всегда имелись свободные места, можно было спокойно общаться и даже если мы прилично напивались, проблем не возникало — нам вызывали такси до дома.

Мой друг снял свой строгий офисный пиджак и ослабил галстук, а чтобы лучше меня видеть, достал очки, которые, будучи не у компьютера, надевал достаточно редко, поскольку считал, что без них выглядит более презентабельно. И сразу стал похож на себя семнадцатилетнего. Именно таким он был в старших классах гимназии. Когда был младше тайком от родителей в школе он снимал их и прятал в кармане, не хотел выглядеть ботаном перед девчонками, по причине чего делал много ошибок в контрольных. Между прочим, он сразу заметил, что я несколько не в себе. Тем более что сегодня расслабляться алкоголем я наотрез отказался.

— Лёка, не вижу твоей ослепительной улыбки, сражающей всех наповал, — обнял он меня, а потом сел поудобней и усмехнулся:

— Ладно, азиатчина, колись, в чем проблема.

— Проблема, да… — пробормотал я, прикидывая, как лучше описать ему то, что происходило со мной последние дни.

— Понимаешь, кажется, у меня мозги переклинило, — начал я.

— Что такое? Нервы?

— Да, наверное, хотя…

Я вкратце рассказал ему о секретарше, не называя ее имени и обходя интимные подробности.

— Не знаю, что теперь делать, со мной такое впервые. В этих делах я практически никогда не теряю самоконтроля, не терял до сих пор… Ты же знаешь, меня всегда хватало от силы на одну ночь, а тут остановиться не могу.

— Ничего себе! — воскликнул изумленный Антон, — Может, это козни конкурентов?

— Старик, мне не до шуток, — устало опустил я голову.

— Да понял я, понял. Нужно подумать. Может быть, ей что-то нужно от тебя? Секреты фирмы, например.

— Да какие у нас секреты? Обычное архитектурное бюро. Да и вовсе не она инициатор наших встреч.

— Лет девятнадцать-двадцать ей, говоришь? Она что, очень красива? У тебя есть ее фото? — спросил он, и я с изумлением понял, что даже не подумал щелкнуть ее на свой мобильный.

— Тот факт, что не она, а ты тащишь ее в постель, совершенно ничего не значит. Мало ли у бабского отродья замаскированных уловок, направленных на захват. С ними всегда следует быть начеку. Сам должен по опыту знать. Сколько их вокруг тебя увивалось, ты ж у нас неотразимый. Одни корейские глаза чего стоят, про губы вообще молчу.

— Хватит! Мне всегда было плевать на баб, ты же знаешь.

— Не скажи, и на старуху бывает проруха. Взять хотя бы феромоны. Сейчас даже синтетические изобрели, побрызгался и вуаля — ты уже магнит для противоположного пола. А еще — вдруг она что-нибудь подсыпает тебе в питье? Правда, слишком уж она молода, чтобы быть прожжённой и опытной. Хотя сейчас и в 13—14 лет бывают те еще лолиты профурсетки.

— Да не пили мы с ней ни разу! Я ее почти силой у себя каждый раз удерживаю.

— Вот как? Надо же, — удивился мой друг и задумался.

— А что, — вдруг оживился он, — говоришь, вы уже почти неделю встречаетесь?

— Пять дней, — обреченно уточнил я.

— Есть отличный способ охладить твои мозги — просто потерпи немного и дождись проявлений пмс у твоей новой пассии. Этот синдром частенько у баб бывает перед критическими днями примерно за три дня. Так что, по теории вероятности он может наступить у нее очень скоро. Редкая мамзель не стервенеет в этот период. Я это у себя на работе регулярно наблюдаю. А сами критические дни — как по мне, так это вообще трэш, реально способный отрезвить от любого любовного сумасшествия.

Я и сам иногда сталкивался с пмс у своих прошлых партнерш. Меня спасало лишь то, что все мои связи были не более чем на одну ночь. А, кроме того, любую слишком психованную от пмс мадам я тут же без стеснения отправлял от себя подальше, забывая о галантности. Впрочем, галантность я проявлял очень редко и только по необходимости. Например, при заключении выгодного договора с какой-нибудь заказчицей.

Мы с Антохой посмеялись, на том и порешили. Хотя я все равно не находил себе места и вечером снова дежурил у Сашиного офиса. Она, слава богу, почти вовремя скользнула на переднее сиденье моей ауди.

— Только не здесь, — закрылась она рукой, когда я потянулся к ней с поцелуем, чем крайне раздосадовала меня — мне настоятельно требовался вкус ее губ.

Недополучив свое, я украдкой поглядывал на нее, чтобы понять, один ли я чувствую внутреннюю дрожь. Но понять ничего не мог, Саша отвернулась и всю дорогу смотрела в окно. А когда до дома оставалось минут пять езды, она вдруг сказала:

— Думаю, сегодня мы встречаемся последний раз.

Это прозвучало так неожиданно, что я чуть не въехал в высокий поребрик. Затормозив и включив аварийные огни, я схватил ее за плечи и повернул к себе:

— Почему?!

— Это всё не нормально. Мы почти ни о чем не говорим, мы даже друг о друге ничего толком не знаем. Ну, захотелось тебе, удовлетворил свою похоть? Достаточно.

— Но ведь и ты… — я не знал, что говорить. Сердце мое мучительно сжалось и мне снова стало трудно дышать.

— Давай поедем, хочется горячего чая, — сказала она.

По приезду она вновь увернулась от меня и сразу отправилась в кухню включить чайник. Мне же было муторно от ее слов, сказанных в машине. Я ушел в душ и долго стоял под струями воды.

Когда я вышел, она сидела на диване с недопитой чашкой чая и задумчиво смотрела в окно. Я сел перед ней на пол и взял ее за руки.

— Саша, пойми… не знаю, что это за наваждение, но я не могу без тебя. Какие слова, какие разговоры? Мне бы насытиться тобой, напитаться… Ты совершенно не даешь мне времени ни на что другое.

Она сидела спокойно, смотрела мне в глаза, и я пытался как-то сформулировать ей свои мысли и чувства. Но стоило ей начать высвобождать свои руки из моих, как меня словно переклинило. Не помню, как я снова затащил ее в спальню, как раздевал — это испарилось из памяти. Все повторилось, как и в предыдущие дни, еще и еще, пока мы оба не уснули в полном изнеможении.

Однако утром случилось то, чего я боялся больше всего. Когда я проснулся, ее уже не было, а мой номер мобильника у себя она заблокировала.

***6

Суббота1

Несмотря на субботу, на работе был очередной аврал. Встречи со мной ждали сразу два заказчика, мои ребята, не разгибаясь, сидели над проектами, так что пришлось заниматься делами по полной. Но стоило выпасть паре свободных минут, я тут же позвонил в Сашин офис. Дежурный ответил, что Дмитрий Викторович с секретарем в зарубежной командировке и вернется только через три дня.

Значит, командировка… ну, хотя бы не просто женский каприз, подумал я. Правда, от этой мысли не стало легче, сразу вылезла махровая ревность. Слава богу, размышлять об этом из-за работы было совершенно некогда. Однако я уже заранее боялся вечера. Но вдруг мне на мобильник пришло уведомление, что абонент снова в сети. Я сразу позвонил Саше.

— Слушаю вас, — ее ровный голос и официальный тон говорили о том, что сейчас рядом с ней шеф. Я поперхнулся, но тут же быстро сказал:

— Буду на связи в вотсапе.

Весь вечер я метался, поминутно заглядывая то в мобильник, то на экран ноутбука, но вотсап молчал. Меня успокаивало лишь то, что она была в сети.

— Пришли мне хотя бы свое фото, — написал я ей. Через несколько минут она выполнила мою просьбу.

Фото явно было домашним, вернее, загородным или дачным. Саша на нем сидела где-то в траве под деревом, щурилась и смеялась, приподняв подбородок навстречу солнцу. Я увеличил и приблизил изображение, на котором более всего меня поразили веснушки у нее на носу. До сих пор я ни разу не видел их у нее. В горле у меня застрял ком. Я сразу вспомнил, что волосы ее, тонко пахнувшие смесью трав, отливали медью. Но ведь женщины беспрестанно окрашивают их в разные цвета и оттенки, я никогда раньше не придавал значения таким деталям. Блондинки, брюнетки, шатенки — ни разу в прошлом мне не приходило в голову даже просто предположить, каков истинный цвет волос у той или иной моей пассии, меня это не интересовало.

Прошло, наверно, с полчаса как я не мог оторваться от её фотографии. Что-то писать ей у меня недоставало сил — всё казалось глупым, неуместным, плоским, любые слова были лишними и неспособными передать даже сотой доли того, что я чувствовал сейчас.

И вдруг на вотсап от нее снова пришло фото. На нем я помогал ей сесть ко мне в машину. Меня даже холодный пот прошиб. Я тупо смотрел на экран и ничего не понимал. Кому и зачем потребовалось тайком снимать нас со стороны?

— Что это? — написал я ей. Но она больше не отвечала, потому что вышла из сети. А мобильник вновь отключила.

Ночью я коротко заснул, но тут же проснулся весь в испарине. Померил температуру и глазам не поверил — 39,9. Вроде бы ничего особо не болело, разве что все мышцы скручивало. Я выпил жаропонижающее, но даже через час температура не снизилась. Мало того, мне становилось все хуже. Чтобы не пугать маму, я позвонил Антону и, несмотря на 3 часа ночи, через 20 минут он приехал.

— Давай, неотложку вызовем! — орал он на меня, — Знаешь, какие выкрутасы организм может выдать. У тебя, между прочим, все симптомы дыхательной недостаточности.

И правда, мне было трудно дышать и даже говорить. Однако в больнице после осмотра, прослушивания фонендоскопом и цито анализа крови мне сделали укол успокоительного и отправили восвояси, сказав, что все показатели в норме и дело наверняка в обычном стрессе.

Антон, доставив меня домой, подытожил:

— Мда, старик. С бабами и не такое нажить себе можно. Хоть они от тебя и без ума, все-таки заканчивай с этим. Особенно с нимфетками.

— Какие еще нимфетки? Я ж совета у тебя просил — что именно сделать, чтобы все закончить.

— Так мы вроде все с тобой решили…

— Уехала она в командировку с шефом.

— Ну… ничего, даже лучше. Отдохнешь от нее, в себя придешь.

— Да не могу я! Дышать не могу, ломает всего.

Он испуганно на меня поглядывал, пока закрывал машину и ставил на сигнализацию.

— Ладно, пошли, побуду у тебя до утра.

Дома я показал ему оба фото, присланных Сашей.

— Да что ж такое?! Кому это потребовалось и для чего? Тебя может, шантажировать кто собрался? Вдруг она несовершеннолетняя? Выглядит конкретно как малолетка.

Я обреченно усмехнулся — ведь мне ничего не было о ней известно. Даже ее веснушки я только сегодня первый раз увидел.

Воскресенье1

Утром мой друг уехал, а я собрался на работу, хотя практически не спал и чувствовал себя из рук вон плохо. Половина моих сотрудников вышли доделывать срочный заказ даже сегодня, в воскресенье, за что я был им очень благодарен. Именно поэтому мне требовалось их поддержать. К тому же я надеялся, что мне будет некогда мучить себя мыслями о Саше. Однако из ее офиса вдруг прибыл менеджер — рослый плейбой, по виду мой ровесник.

— Я узнал, что вы сегодня на работе, — учтиво сказал он, — а директор поручил занести вам пакет. Надеюсь, не помешал вам в выходной день.

Они там что, все такие отутюженные? — раздраженно подумал я. Мои сотрудники, а особенно обе сотрудницы, просто головы свернули, пытаясь его рассмотреть. Выглядел он реально круто в своем дорогом стильном пиджаке и зауженных брюках. Когда я провожал его, оказалось, что мы почти одного роста. Это несколько успокоило моё самолюбие. Вот только его модная стрижка и прикид от-кутюр выглядели намного элегантнее моих.

После его ухода я задержался перед зеркалом в нашем коридоре и был крайне удручен своим видом. Антоха иногда называл меня азиатчиной из-за нестандартного разреза глаз, но еще со старших классов гимназии я имел цепкое прозвище — красавчик. Лет в 17, уже в колледже, из-за высокого роста и внешности меня даже как-то уговорили поработать моделью. Кастинг-директор агентства все вздыхала и твердила, что для европейского типа такой эпикантус и обсидианово черные глаза при очень светлой коже лица неповторимое сочетание. Однако прошелся я по подиуму всего один раз, после чего сбежал на общешкольный футбольный матч.

Сейчас из отражения на меня смотрел темноволосый взъерошенный тип с легкой небритостью, пересохшими губами и припухшими веками воспаленных от недосыпа глаз. Костюмы с галстуками я носил крайне редко и на работе предпочитал просто футболки, джемперы и джинсы. Так что сравнение с менеджером из Сашиного офиса было далеко не в мою пользу.

Требовалось подышать свежим воздухом, поскольку этот мэн оставил в моем кабинете ощутимый запах парфюма, чего я не переношу. Поэтому я открыл окно для проветривания, а сам вышел в холл, чтобы оттуда пройти на лоджию. Но оказалось, что мой недавний гость с кем-то говорит по телефону, держа перед собой планшет. И проходя мимо, я вдруг увидел на его экране то самое фото, где я помогал Саше сесть в машину.

Заметив меня, менеджер быстро убрал планшет и поспешил к выходу.

***7

Пребывание на работе сказалось на моем самочувствии не лучшим образом. Уже к обеду я еле ноги таскал. Антон заехал за мной и увез к себе домой.

— Сколько я могу мотаться туда-сюда. Ложись в спальне, буду твоей нянькой. А сам посплю ночью на диване в гостиной, тем более что сегодня по телику футбол. Хоть пива выпью, чтобы ты не видел, тебе все равно нельзя. И не смотри на меня как Кот из Шрека, все равно не дам.

Я очень устал, потому заснул почти сразу и очухался только к вечеру. Друг приготовил вкусный обед, но есть я не мог, чем очень его удивил.

— Ну, ёлки-палки, Лёка, что ж за напасть такая? Врачихи эти две, дуры набитые, неправильный диагноз тебе выдали.

Но я знал, почему у меня полностью отсутствует аппетит — Сашин телефон не отвечал и вотсап глухо молчал. Ее не было в сети.

Меня не мучил сексуальный голод, мне просто нужно было услышать ее голос. Хотя, конечно, не только голос, мне безумно хотелось ее целовать. А кроме прочего, сердце мое сжималось от одной мысли, что если вдруг она решит совсем оборвать нашу такую ненадежную связь. Ведь я ничего против этого не смогу предпринять.

Я решил все-таки отправиться домой, потому что футбол по телику сейчас меня совершенно не интересовал. Погода стояла чудесная, было свежо, уже опустились сумерки, включились фонари. К своему удивлению впервые с подросткового возраста я чувствовал сладостную боль в груди. Хотя было в ней слишком много тревоги и даже горечи.

Где же ты, Саша? — подумал я, облизнул пересохшие губы и вновь ощутил спазм в горле. Однако нужно было в тепло, я начинал замерзать. Не хватало только простудиться и окончательно слечь. И вдруг я заметил на скамье недалеко от моего подъезда знакомую фигурку. Это была она, я узнал бы ее даже в самом людном месте. Она увидела меня и поднялась навстречу.

— Ты прилетела раньше, почему не позвонила? — схватил я ее за озябшие руки.

— Не успела… Наверно, мне больше не придется работать в холдинге. Я нарушила условия контракта и подвела своего шефа, оставив его без переводчика. Поэтому не хочу пока включать мобильник.

Я увлек ее за собой в парадное и уже там прижал к себе:

— Ты же могла тут очень долго ждать, я ведь случайно решил прийти, у друга хотел заночевать. Мне было так плохо без тебя, думал, с ума сойду, — говорил я и удивлялся тому, как банально это звучит, но других слов не находил.

Она подняла на меня глаза и сказала:

— Мне тоже было очень плохо.

Дома, когда снял плащ, я никак не мог ее отпустить, сминая губы поцелуями и тычась носом в ее волосы, чтобы вдыхать их тонкий аромат. А потом вдруг опомнился:

— Мелкая, дай-ка разглядеть твои веснушки.

Но, приподняв ее голову за подбородок, я смотрел и ничего не понимал — кожа на носу и щеках у Саши была совершенно светлая, ровного оттенка. В недоумении я поймал ее взгляд. Она улыбнулась и сильно потерла переносицу пальцем, чтобы убрать тональный крем. И тут я увидел их — у меня даже сердце остановилось.

— Зачем ты прячешь такую красоту? Они же просто восхитительны!

— Я должна всегда выглядеть элегантно и строго. А веснушки совершенно не сочетаются с таким стилем.

Между тем она заметила, что со мной не все в порядке. Я действительно чувствовал себя крайне плохо, несмотря на радость от встречи с ней. Пришлось послушаться, лечь в постель и выпить какие-то шипучие таблетки, а в награду за мое долгое ожидание она села рядом и положила свою маленькую нежную ладонь мне на грудь.

— Ты скучала по мне? — придирчиво глянул я, прижав ее руку к себе.

— Да, скучала, — ответила она.

— Ты очень бледный сейчас и просто нереально красивый. Наверно от поклонниц отбоя нет. Зачем тебе такая серая мышь как я?

— Ты оказывается дурочка, а я-то думал, твой IQ достаточно высок.

— Тебе для сведения — мой IQ 135 единиц. Почему это я дурочка?

— Потому что не ценишь себя по достоинству. Я наглядеться на тебя не могу. А если умоешься и обнажишь все свои веснушки, я ж тебя насмерть зацелую.

— Ты с твоим ростом и внешностью никогда моделью не работал?

— Хватит обо мне. А тебе, кстати, совершенно не нужен мэйк, поверь. Все просто с ума сойдут, увидев, какая ты на самом деле.

— Конечно, сойдут. И вслед крикнут, что такую чухонку еще поискать.

Я не мог понять, почему она так принижает свою внешность, которая казалась мне верхом совершенства из-за неуловимых и непередаваемых нюансов, присущих только счастливому безудержному детству. Умытое ее лицо сверкало чистотой, и веснушки на нем при близком рассмотрении выглядели россыпью золотистого песка. Но главное — глаза ее напоминали овально вытянутые капли с тающих весенних сосулек, настолько кристально прозрачными выглядели их роговицы. Цвет радужек при этом все время ускользал от внимания, будучи то нежно голубым, то зеленоватым, а зрачки были способны расширяться настолько, что от радужки оставался лишь тонкий бирюзовый ободок вокруг них. Кроме того, мне безумно нравились ее длинные волосы с их чудным запахом. Они представляли собой копну непослушных волнистых прядей всех оттенков рыжевато-русой масти. И кощунством было с ее стороны каждый день укладывать их в туго стянутый жгут, закрученный и заколотый в виде какой-то новомодной ракушки. Из любопытства я глянул, какой шампунь она привезла с собой. В описании значилось, что он не имеет отдушек. К тому же она не использовала духов, что для меня имело немаловажное значение, ибо я не выношу запахов парфюма.

Саша пыталась покормить меня, но я не хотел ничего, мне требовалось тепло ее кожи, поэтому я расстегнул ее блузку и почти снял свою футболку, чтобы прижаться к ней обнаженным телом. С удивлением я вновь заметил ее смущение — и это при том, что за последнюю неделю мы были близки не один раз. Правда, именно я почти силой принуждал ее к близости, но ведь она в итоге покорялась мне.

Сейчас она упорно уводила взгляд, и это, как и любое ее сопротивление, тут же участило мой пульс. И, конечно, я не смог остановиться, а она не смогла справиться со мной.

***8

Понедельник2

Утром Саша как всегда засобиралась домой.

— Мне нужно переодеться и заглянуть в офис. Наверно, меня уже официально уволили, так что заберу приказ и трудовую.

Но я не мог ее отпустить:

— Вот тебе моя рубашка и под ней вполне нормально ходить без белья. Если нужно, включу тебе стиральную машину — она у меня с сушкой. А верхнюю одежду обработай парогенератором, он в гардеробной. Никакого офиса, поняла?!

Немного опешив, она, однако, не стала спорить, просто спросила:

— И когда ты меня отпустишь?

— В ближайшую пятилетку точно не жди, — ответил я.

После завтрака она огляделась и принялась наводить порядок, даже пыль везде вытерла. Мне же пришлось посидеть за ноутом, на работе возникли вопросы по одному из проектов.

Я поглядывал на Сашу и поражался тому, как естественно она вписалась в мой быт. Меня лишь крайне занимало то, как это ее тонкие руки и ноги выдерживают и не гнутся, словно ивовые ветви, ведь казалось, что по причине своей хрупкости она просто не способна выполнять мало-мальски трудную физическую работу. Правда, движения ее частенько выглядели неумелыми и неловкими, но она очень старалась, хотя из-за несоразмерности маленьких ладоней и длинных пальцев ей приходилось быть изобретательной.

Рубашка то и дело оголяла то одну, то другую ее коленку, пока Саша занималась уборкой. Это должно было завести меня, ведь я с первой нашей встречи оценил ее ножки, но сейчас лишь наслаждался словно произведением искусства тем, как на фоне окна ткань рубашки на ней просвечивала и видны были контуры ее утонченно стройного тела.

Саша заметила мой взгляд и тут же смутилась.

— Прекрати меня провоцировать, у меня срочная работа, — прикрикнул я. Правда, было уже поздно, желание почти мгновенно овладело мной.

— Я же ничего… просто убиралась, — лепетала она.

— Откуда эта стыдливость? Ты со мной в игры играешь?

— Какие игры, о чем ты?! — крикнула она, и слезы брызнули у нее из глаз.

— Я уеду, как только мое белье высохнет!

Я смотрел на нее во все глаза, но не находил и тени притворства, мало того, во взгляде ее опять метался страх.

— Чего ты боишься? Скажи мне, прошу.

Но она не отвечала, сотрясаясь всем телом от слез и уворачиваясь от меня. Успокоить ее оказалось трудно. Настолько, что даже секс не помог. После поцелуев и постельных ласк мне пришлось посадить ее к себе на колени и, удерживая одной рукой, другой завершать свою работу над проектом. Саша при этом сидела смирно, тепло прижавшись ко мне, так что очень не хотелось нарушать наше соприкасание.

Мне вдруг пришло на ум, что я ни разу не видел, как она смеется. Только на фотографии из вотсапа. Там она выглядела беззаботно счастливой.

— Пойдем куда-нибудь пообедаем, а заодно и поговорим, — предложил я, как только закончил работу и переслал архив файла в наш виртуальный офис.

— Мне пока нечего надеть, — растерялась она.

Это и впрямь оказалось реальной проблемой, белье все еще сохло в машине. Поэтому я заказал быструю доставку еды на дом.

— Расскажи о себе, — посадил я ее напротив, а сам пристроился на полу перед диваном.

— Не знаю, что тебе интересно. Родилась, ходила в садик, училась в школе, потом в универе.

— Что?! Ты сказала, в универе? — крайне удивился я, — Сколько же тебе лет?

— 25.

— Ничего себе! Я думал не больше 20-ти. И какую школу ты закончила?

— Сначала училась в общеобразовательной. А потом сбылась моя мечта, и перед окончанием 8-го класса гимназии меня приняли на стажировку в Колизей. Слышал о таком? Очень известный лицей.

— Это не лицей, а элитный художественный колледж, — поправил я ее, — Ну, а какой вуз?

Она слегка покраснела, но назвала:

— Лондонский университет искусств.

— Ого! У тебя состоятельные родители. Теперь понятно, откуда ты хорошо владеешь разговорным английским, так что даже синхронистом можешь работать. А еще вроде говорила и франсэ?

— С третьего класса отец нанимал мне репетиторов, я занималась пять раз в неделю. Французский выбрала для себя, а без английского не смогла бы в Лондоне учиться. Во время учебы в универе я только шлифовала свое произношение, ну, еще и сленг осваивала.

— И как же ты там жила?

— Мне во всем помогали гувернантка и водитель. Еду готовили и сопровождали везде.

Я присвистнул:

— Не слабо тебя опекали. Правильно ли я понимаю, что из-за гувернантки особой свободой ты там не пользовалась?

Она промолчала, опустив голову.

— Так что же толкнуло тебя здесь в первый раз в мои объятия?

Я не ожидал, что настолько задену ее этим вопросом. Она начала дрожать, будто ее бил озноб. У нее тряслись губы, и зуб на зуб не попадал. Я прижал ее к себе и попытался успокоить. Лучше бы она плакала, как уже было сегодня. Сейчас все выглядело намного серьезней. Пришлось налить немного коньяка и силой заставить ее выпить, хотя она пролепетала:

— Я не пью алкоголь… совсем не пью. Мне нельзя, понимаешь?

Мне стало понятно это через полминуты, когда она просто отключилась. Обмякла в моих руках, точно донная речная трава.

За жизнь я уже видел пару подобных случаев, поэтому просто уложил ее поудобней и принес мокрое полотенце на лоб. Послушал сердцебиение, понаблюдал за дыханием. Все вроде было в норме. Значит, алкоголь воздействовал только на мозг. Ну, а это быстро проходит.

По своему опыту знаю, женщины пьянеют намного быстрее мужчин. И все же пока она спала, я никак не мог успокоиться. Ведь тот самый Колизей закончил и я сам, правда, на пять лет раньше, чем она. Потом я сбежал из Питера в Москву, подальше от родителей, и поступил на архитектурный в пику отцу, с которым практически враждовал из-за матери. Но три года назад они развелись, и он уехал в Швецию, где уже много лет жили его родители и где он получил вид на жительство.

Все наши с матерью расходы, пока я учился, оплачивал он, но как только я смог создать свою фирму и стал неплохо зарабатывать, по моему настоянию наша связь с ним оборвалась.

Мысли, погрузившись в прошлое, растревожили все внутри. Я смотрел на спящую Сашу и не мог понять, отчего сердце сжимается до боли. Мне хотелось гладить ее волосы и смотреть, как она по-детски уютно сопит на подушке. Веснушки ее при комнатном приглушенном свете были почти не различимы, но я, схватив камеру, все равно начал ее фотографировать, и на фото они проявились четче и ярче. А заодно ярче стали волосы, осветленное изображение показало их истинную фактуру и рыжину. Я завороженно смотрел на эту картинку на экране планшета и тут меня словно током поразило. Какой-то вспышкой память вдруг высветила день выпуска из колледжа.

Стоял май, и мы, 20-летние шалопаи в выпускных мантиях, были безрассудно веселы. Нам устроили цветочные проводы, звучала музыка, на мольбертах во внутреннем дворике колледжа были вывешены самые лучшие наши работы, чтобы приглашенные гости могли их видеть и поздравлять нас с окончанием учебы. А в стороне теснились новенькие, 14-15-летние тинэйджеры, которых зачислили после Нового года на предварительную стажировку и для которых мы являлись небожителями. И среди них была она — я совершенно точно вспомнил ее. В то время копна ее волос и веснушки выглядели более рыжими, чем сейчас. Меня тогда на полном ходу затормозил ее восторженный взгляд. Хотя все они смотрели на нас именно так.

Я поднял голову от планшета и увидел, что Саша проснулась и внимательно смотрит, потому спросил о том, что сидело занозой в сознании:

— У тебя был кто-нибудь до меня?

Ревность моя толкала поймать в ее поведении любой намек на фальшь, но Саша покраснела, так что в правдивости ответа можно было не сомневаться. Встречал я легко краснеющих лжецов, но она была явно не из их числа, потому что слишком искренне смущалась:

— В 15 лет, еще в гимназии, мне нравился мальчик из класса, и под Новый год у нас с ним было. Всего один раз. Мать каким-то образом узнала и начала меня по врачам таскать, все боялась, что я, не дай бог, какую-нибудь заразу подцепила. После этого родители запретили мне даже думать о таком. Да я и сама… мне не хотелось повторения. Почти сразу после этого меня приняли в Колизей и больше мы с ним не виделись.

— Значит, после того одноклассника ты больше ни разу не была с мужчиной? — спросил я. В ответ она молча кивнула, а потом добавила:

— Это длилось всего пару минут. Он был крайне смущен, и я кроме стыда ничего не ощущала.

— А ведь я вспомнил тебя, — произнес я, внимательно наблюдая за ее реакцией, — Да и ты не могла меня не узнать.

Глаза ее расширились от ужаса, и она сказала:

— Конечно, я сразу узнала тебя там, в твоем офисе. Даже раньше, когда шеф дал мне твою визитку перед нашим приходом к тебе. Твое имя… я же еще в Колизее влюбилась в тебя без памяти так, что ни есть, ни спать не могла. Все наши девчонки были в тебя влюблены. Помнишь, сколько их бегало за тобой? Они даже в соцсетях твой фан-клуб создали, когда вы рок-группу организовали. Ты ведь в курсе был? Но я знала, что мне ничего не светит, там намного круче девочки имелись. У меня до сих пор твои фото из тех времен есть на ноуте. С одной подружкой, ярой твоей фанаткой, мы в Москву ездили, пытались разыскать тебя, не вышло. Ей я не призналась ни в чем, сказала, что просто развлечься без родителей хочу. Сначала она была уверена, что ты в модельный бизнес пошел, так мы с десяток агентств обошли. Потом ей кто-то про МГУ сообщил, а там искать — что иголку в стоге сена. Дня три мотались по корпусам, но всё без толку.

— Саша, почти десять лет прошло. Как же ты всё это время жила?

Она опустила глаза:

— Мечтала о тебе, засыпала с твоей фотографией и фантазировала о том, как весело и насыщенно ты живешь. Где и с кем — не имело значения. Мне предстояло много учиться, я знала, что мы никогда больше не встретимся, и тем более не будем вместе. Мне оставалось только просить судьбу, чтобы она сделала тебя счастливым, пусть даже не со мной. Быть с тобой я никогда особо и не надеялась.

— Ты много плакала?

— Нет, не очень. Не хотела, чтобы кто-то узнал. Да и чужой жалости не хотела, ведь все подружки имели парней. Одна я никого к себе не подпускала. А ночью при мыслях о тебе частенько… кончала. Разве откроешь такое кому-то. Но это не было примитивной разрядкой. Меня такой волной накрывало, что я по несколько часов отойти не могла. Тысячу раз тебя рисовала, пыталась воспроизвести твой взгляд. Фото и видео с тобой из соцсетей часами изучала. Увеличивала, приближала… Понять не могла, как твои глаза даже на фото так влияют на меня, что все внутри переворачивают. Меня лихорадило от этого, несколько раз родители меня в клинику отвозили, и вроде бы я приходила в норму. Но истинную причину я им так и не открыла. Свои рисунки я надежно прятала, а на ноутбуке постоянно пароли меняла, чтобы историю моих посещений никто не мог отследить. Хотя родителям вечно некогда было, а бабушку даже под расстрелом не смогли бы заставить нарушить мое внутреннее пространство. Их интересовали лишь мои успехи в учебе. Так что о тебе никто из них не подозревал.

Я слушал, смотрел на нее и все теперь понимал — о ней, о себе и о нас двоих.

— Тогда, в моем офисе, признаюсь, я не узнал тебя. Твоя прическа, макияж и яркая помада сбили меня с толку. Въехать никак не мог, с чего это у меня крышу сносит. Наверняка тот мой, первый интуитивный выбор, еще в колледже, подсознание просто вытеснило. Слишком много событий тогда у меня происходило, студенческая жизнь не давала опомниться. И только сейчас всё встало на свои места.

— О каком выборе ты говоришь? — изумилась она.

— В тот день, на выпускном, ты так на меня смотрела, что я обратил на тебя внимание.

Она закрыла рот рукой, пытаясь скрыть, что перехватило горло.

— Ты даже это запомнил? Там же нас, новичков, так много было…

— Как видишь, запомнил.

— Ты наверно посчитал меня распутной, раз сразу приехала к тебе в офис, как позвал?

— Вот же малявка мелкая, дурочка с высоким IQ, — обнял я ее.

— И как только можно быть таким красивым? Не смотри так, у меня сердце не выдержит, — уткнулась она мне в плечо и засопела.

— Давай договоримся раз и навсегда — чтобы больше я этого от тебя не слышал. Я не модельный мальчик, а твой мужчина. Ну, а ты моя серая мышка, — засмеялся я.

И наконец-то она тоже засмеялась — так, что на миг мне показалось, будто я вернулся в детство.

— J’adore tes yeux et tes lèvres (обожаю твои глаза и губы), — как бы про себя произнесла она.

— Между прочим, в гимназии я изучал французский, так что не прикроешься им от меня, — усмехнулся я, прижимая ее к себе.

— God, he caught me, (Боже, он поймал меня) — пробормотала Саша, смутившись.

— I know English pretty well too (Я тоже довольно хорошо знаю английский), — сказал я.

— J ’aurais dû être plus prudente (Мне следовало быть более осторожной), — вконец растерялась она и отвела в сторону глаза.

***9

Вторник2

Утром я как обычно довез ее до офиса. Хотел подняться вместе с ней, но она взмолилась не делать этого.

— Понимаешь, контракт… я нарушила его. Это связано с моим отцом, ведь он совладелец Оптимы. Моя фамилия Вейсман. Ты что, знал? Мне не хотелось бы сейчас обнародовать нашу с тобой связь, ведь отцу это очень не понравится.

— А та фотография, где мы с тобой вдвоем — кто ее сделал и зачем?

— Это его личный секретарь, я потом тебе все объясню.

— То, что тогда вечером ты поехала со мной, и было нарушением контракта?

— Прошу тебя, давай потом, я просто заберу увольнительные документы и вернусь. Не нужно всё усложнять.

— Я почти уверен, что тебя не уволили. Поэтому мне нужно знать все подробности.

— Леон, умоляю, не сейчас…

— Ты должна мне всё рассказать! — жестко сказал я, меня душило бешенство.

— Отец что, контролирует твою личную жизнь?

Она закрыла лицо руками:

— Все не совсем так. Просто я обещала ему… ведь он заботился обо мне, оплачивал дорогие счета за обучение, обеспечивал мое проживание за границей, а здесь — трудоустройство в своем холдинге…

— Не взирая ни на что, он не имеет на тебя никаких прав! Ты не понимаешь? Чем этот контракт может навредить тебе? Отец лишит тебя средств, отберет квартиру, или ты что-то обязалась сделать для его бизнеса? Наверняка есть еще нечто, связанное с твоим шефом. Я помню, как его дернуло, когда он заметил мой взгляд на тебя.

Она поняла, что бороться со мной, так же, как и в сексе, ей не под силу. Поэтому достала из сумочки смартфон и нашла там файл с контрактом.

Еще только начав читать, я уже знал, что буду делать, и по мере продвижения по тексту все более утверждался в своей уверенности. Меня лишь поражал цинизм, с которым ее отец единолично присваивал все права на нее.

Взяв за руку, я повел ее к лифту. Она вся сжалась, но покорно пошла за мной. В офисе сотрудники встречали нас изумленными взглядами, но я не отпускал Сашу и решительно вел ее за собой, лавируя между проходами, в кабинет директора.

Ее шеф недоуменно взглянул на меня, когда мы вошли, потом увидел, что я держу Сашу за запястье, встал и скрестил руки за спиной.

— Здравствуйте, господин Федоров, — кивнул мне он, — Неожиданный визит. Чем обязаны?

Для приличия я также кивнул ему, но не ответил, а Саша пролепетала:

— Могу я забрать свою трудовую и приказ об увольнении?

— Приступайте к своим обязанностям, Александра. Наш инцидент исчерпан. Кстати, ваш отец просил связаться с ним.

— Я подожду внизу, — сказал я. Саша поежилась и ответила:

— Да, заберу трудовую и спущусь.

С тем я и вышел. Но у меня было ощущение, что я оставил ее на растерзание.

Прошло минут пятнадцать, я терпеливо ждал в вестибюле на первом этаже, но она всё не выходила. Мимо меня в лифт прошел какой-то господин с секретарем, наверняка из фирмы, расположенной этажом выше или ниже холдинга. Я машинально проследил, на какой этаж они поднялись, и тогда понял, что это был ее отец. Сердце мое дало сбой, но я справился.

Когда я вошел, Саша стояла напротив отца. Он посмотрел в мою сторону и задержался на мне взглядом:

— Это твой защитник?

После короткой паузы он продолжил:

— Не надейся, он тебе не поможет! Ты должна сделать так, как я сказал. Последствия отказа тебе известны.

Саша глянула на меня, но тут же опять повернулась к нему и сказала:

— Я ухожу.

Когда я взял ее за руку, она дрожала как осиновый лист.

— Ничего не бойся, — шепнул я ей.

— Если завтра не появишься ровно в 10 утра, ты знаешь, что будет! — крикнул ее отец нам вслед.

Из машины я позвонил своей давней знакомой и попросил об услуге — ускоренной регистрации брака. Саша изумленно взглянула на меня, и я ответил ей:

— Нельзя откладывать. Прости, что не организовал тебе букетно-конфетный период, времени совершенно не было. Завтра ровно в 8 утра мы должны выйти из дома, а в 10 придешь на работу и оформишь увольнение. Поехали, выберем кольца и платье для тебя. К обеду мне обязательно нужно появиться у себя в офисе.

— Леон, зачем? Ты не обязан… — начала она.

— Как иначе я смогу тебя защитить?

— Но жениться для этого… не слишком ли кардинальный шаг?

— А что такое? Ты все равно стала бы моей женой, о чем тут рассуждать. Давай пропустим все эти условности, ухаживания и прочее. Зачем нам они?

— Но как же чувства? Мы даже не проверили себя.

— Тебе десяти лет было мало для проверки?

— Нет, не мало. Но ты…

— А что я? Ах, да, совсем забыл сказать, что люблю тебя. Ну, вот — говорю.

— Полюбил через неделю знакомства? Между нами был просто секс, не более. Ты ничего обо мне не знаешь…

— Все, что нужно, я знаю. А чтобы влюбиться, человеку достаточно нескольких миллисекунд. Это научные данные. Слышала о таком? Неделя мне потребовалась, чтобы просто всё осознать. Сейчас я абсолютно уверен, что всегда любил тебя — с того самого первого взгляда десятилетней давности. Знаешь, что такое чувственная кристаллизация? Кстати, а что за инцидент произошел у тебя с шефом в командировке?

— Я оттолкнула его, когда на переговорах он попытался помочь мне встать из-за стола.

— Пытался помочь? И в чем проблема?

— Помогают, поддерживая под руку, а не хватают за талию. Он потом извинялся, что руки распустил, но я собрала вещи и улетела первым же рейсом.

Никаких платьев она не захотела, мы купили самые обычные обручальные кольца и сразу их надели, а потом в супермаркете загрузились продуктами. Я отвез ее к себе домой, а сам погнал на работу. Вечером мы съездили и забрали все необходимые ей вещи у нее в квартире.

***10

Среда2

Процедура регистрации не заняла много времени. Марш Мендельсона и прочие атрибуты отсутствовали, все было строго и буднично. Мы подождали полчаса, пока нам ставили штампы в паспортах, а также готовили заверенные копии свидетельства о браке.

Саша расписывалась в регистрах почти на автомате. Я видел, что она пребывает в каком-то торможении. Она взглядывала на меня, словно хотела удостовериться, что все это в реальности. Я сжимал ее руку, иногда подносил к губам и целовал в полудетскую ладонь.

Мы заехали в ранний кафетерий, выпили кофе, а потом направились к ней в офис. Она вновь тряслась, так что мне пришлось ее сопровождать, хотя сначала мы планировали, что она придет туда одна.

Ровно в 10 утра мы вошли и сразу увидели того самого менеджера. Он о чем-то говорил с сотрудником, склонившись к его столу. Увидев нас, он выпрямился и спросил:

— Господин Федоров, у вас какие-то вопросы по проекту? Если нет, извините, у нас скоро важное совещание. Саша, вы должны срочно подготовить документы для шефа.

— Я хотела бы оформить увольнение, — сказала она, и меня порадовало ее спокойствие. Правда, оно было только внешним, я видел все приметы ее волнения.

— Ты все-таки решила сделать по-своему? — услышали мы голос ее отца и обернулись. Он стоял у входа в опенспейс и смотрел на нас.

— Да! Я хочу уволиться с сегодняшнего дня без обязательной отработки, — сказала Саша, глядя ему прямо в глаза.

— Это значит… — начал он, но она не дала ему продолжить:

— Ты больше не можешь мне приказывать. Я взрослый человек и сама буду решать, как жить.

— Опять твое упрямство! Где и на что ты будешь жить, если нарушишь мои условия? — усмехнулся он.

— Жена должна жить вместе с мужем, — сказал я, и все обернулись ко мне.

— Теперь я буду нести за нее ответственность. Она хочет уволиться, кажется, это вполне законное желание. Неустойку по контракту, который она нарушила, я уплачу в полном размере, как только она получит документы об увольнении на руки, и как только вы сообщите, куда мне перевести требуемую сумму.

Я протянул ему копию свидетельства о браке. Он хладнокровно ее прочел, развернулся и покинул помещение вместе со своим секретарем.

Мы сели в холле, ожидая, когда в отделе кадров подготовят необходимые документы. Саша прижалась ко мне, и это было наградой за все, что мы сегодня осуществили.

— Закрой глаза и передохни, — шепнул я ей и прижал к себе покрепче. Она послушалась и, кажется, даже задремала, чему я был очень рад, ведь ночь накануне она так и не заснула — дома я иногда просыпался и видел, что она не спит, хоть и притворяется.

Через полчаса ее вызвали, и вышла она уже с документами в руках, среди которых был и счет на оплату неустойки в размере одного миллиона рублей.

— Вот и всё. Ты свободна, — обнял я ее.

Она вопросительно посмотрела на меня:

— Свободна?

— В смысле — свободна от своего отца.

— А от тебя?

— Ты хочешь свободы от меня?

— Я хочу быть твоей.

— Я тоже этого хочу.

— Бабушка накопила на моем счете немного денег из тех, что отец выделял на меня. Ими можно оплатить неустойку, — сказала Саша.

— У меня есть на это деньги. Не будем волновать бабушку, — улыбнулся я.

В кафе, куда мы заехали пообедать, она все-таки спросила:

— Но ведь это по-настоящему? Мы теперь всегда вместе будем жить?

Это прозвучало по-детски, но я ответил ей вполне серьезно:

— Думаешь, я тебя куда-нибудь отпущу от себя? Даже не надейся.

— Так странно всё это — знать, что ты мой муж. Слишком внезапно все случилось. А еще — когда я мечтала о тебе, это было как-то более абстрактно — объятия, поцелуи, кружение в танце. Никогда не думала о свадьбе и белом платье с фатой. Мне хотелось с тобой куда-то в лес, на солнечную поляну с мольбертом. Я ведь все твои работы фотографировала — у меня целый альбом из этих фото. А ты даже не знаешь, хорошо ли я рисовала.

— К сожалению, не знаю. Но ведь ты покажешь мне. К тому же, если тебя приняли в Колизей, рисунок у тебя наверняка уже был хорошо поставлен. Только не жди похвалы, если мне реально не понравится. Даже несмотря на то, что я люблю тебя.

Она улыбнулась:

— Поставленный рисунок — это всего лишь техника… в Колизее нас учили совсем другому.

Когда-то кроме своих, я сохранял фото и чужих работ, понравившихся мне в Колизее. Просто так, на память о годах учебы. Потом многие я удалил, оставил всего три, рука не поднялась. Я не стал ей говорить об этом, не хотел вызывать даже эту малую ревность. Ведь если она училась в Колизее, то наверняка мечтала стать настоящим художником. Мы все там об этом мечтали.

Я не заказывал вина, потому что был за рулем, а Саша пила только минералку.

— Мдааа, даже не пойму, повезло мне с женой или нет, — смеясь, смотрел я на нее:

— С одной стороны, непьющая жена — это большой плюс, к тому же экономия. Но как с тобой расслабляться? Хотя в сексе у тебя с этим все в порядке, но ведь есть и другие ситуации, когда нужно быстро снять напряжение. Как быть тогда?

Она улыбнулась в ответ:

— Ну… есть один секретик.

— Давай-ка, начистоту, чем тебя можно расслабить настолько, чтобы ты забыла о неприятностях или об усталости, например?

— Подумай сам, ты ведь уже многое обо мне знаешь.

— Ааа, понял! — я нагнулся и поцеловал ее.

***11

Четверг2

Как всегда не вовремя позвонила мама. В этот момент я проводил планерку. Пришлось сбросить уведомление, что свяжусь с ней позже. Она звонила мне примерно пару раз в месяц, потому что и сама была крайне занята в институте. Ее научная работа в нем и привела их к разрыву с отцом. Но я все равно был на ее стороне, хотя именно отец содержал нас с ней долгое время после их развода. Он пытался мне что-то объяснять, но я не желал слушать, считая его как мужчину априори виновным в том, что он не поддерживает свою женщину в ее стремлении к самореализации. О том, что сам он зарабатывал деньги напряженным трудом, ведя очень непростой строительный бизнес, я не желал задумываться. Когда-то именно из-за отца я пошел на архитектурный, хотя раньше мечтал быть свободным художником, для чего и учился в Колизее. Но мне хотелось доказать отцу, чего я стою, и начать быстро зарабатывать, а занятия творчеством вряд ли могли дать это.

Сообщать родителям о своем соединении с Сашей я пока не хотел. Слишком стремительно все произошло. Меня не очень волновало их мнение, но Саше требовалось время, чтобы немного свыкнуться с ролью жены и невестки. А это было пока затруднительно по причине ее скрытых страхов и неуверенности в себе.

О Сашиных близких я почти ничего не знал, кроме того, что она единственный ребенок в семье, а ее отец один из владельцев холдинга, имеющего несколько офисов не только в Питере, но и в Москве. Чем занималась ее мать, Саша пока не говорила. Возможно, были и еще родственники, я ждал, когда она сама о них расскажет. Меня тревожило лишь ее психологическое состояние, которое оставляло желать лучшего.

Пообедать мы с ней договорились в кафе рядом с моим офисом.

— Не знаю, правильно ли я закрыла электронный замок на твоей двери, никакого щелчка не было, — оправдывалась она, когда приехала.

— Что-то круги под глазами, я же просил тебя подольше поспать, — ругал я ее, потому что в сердце у меня усилилась противная дрожь, которая не давала мне покоя уже с утра.

— Саша, пойми, я не железный. Не расстраивай меня, мне нужно работать.

— Не сердись. Все хорошо, почему ты переживаешь? Просто было много волнений, я еще не справилась с ними до конца. Не каждый день вычеркиваешь отца из жизни.

— Как он относился к тебе в детстве?

— Он всегда был очень строгим. И мама… Кроме того, им было некогда, они работали с утра до вечера, я с раннего детства их очень редко видела.

— Тебя что, никогда не ласкали, не делали тебе подарков, не баловали?

— У меня всегда было много игрушек, была своя большая комната, телевизор, ноутбук, гаджеты.

— Кто же тобой занимался? — не выдержал я.

Саша опустила глаза:

— Бабушка.

— Бабушка?!

— Ее специальность — педагог, раньше она работала в школе. Потом, когда я родилась, она уволилась. Сначала, пока я была совсем маленькой, она постоянно жила с нами. Потом мои родители купили ей коттедж с участком в Репинских дачах, куда мы с ней уезжали на все лето. Отец мне даже туда репетиторов нанимал и заодно оплачивал водителя, доставку продуктов, содержание посадок и коммуникаций в доме. Он по натуре перфекционист. А мама… понимаешь, она всегда во всем ему помогала, она и сейчас его глаза и уши в московском филиале. Отвечает за связь с общественностью и контачит с прессой и телевидением. Странно, что она еще не налетела на меня со своими претензиями. Но, уверена, все впереди.

Я мучительно думал, как защитить ее, как оградить от ударов. Еда не лезла мне в горло, последние дни меня стали частенько доставать спазмы, перекрывающие дыхание. Но я старался не показывать ей этого, чтобы не давать повода для дополнительных волнений. А она вдруг воскликнула:

— Леон, ты не разлюбишь меня? Не оставишь? Мне страшно, — и закрыла лицо руками.

— Так ты этого боишься?! — меня обожгли ее слова, — Ты до сих пор не веришь мне? Завтра же перепишу на тебя свою квартиру и открою мультивалютный счет, чтобы ты не боялась.

Она вскочила как ошпаренная:

— С ума сошел!? Я совершенно не об этом!

На нас стали оглядываться. Я усадил ее на место.

— Я не разлюблю тебя, в этом можешь не сомневаться. Не знаю, что будет с нами в жизни, но я никогда никого не предавал. Ты даже не представляешь, что теперь значишь для меня.

Мне опять стало трудно дышать, как тогда, с Антоном. Саша испуганно подскочила ко мне:

— Тебе плохо?

Но я силой опять усадил ее:

— Сейчас… все пройдет.

Однако поесть я так и не смог, ком в горле мешал мне нормально глотать. Чтобы окончательно не перепугать Сашу, пришлось сказать, что совсем нет аппетита. Я решил сам отвезти ее домой, ведь сюда она приехала на такси.

— Но ты, правда, в норме? — всё переспрашивала она.

— Да, всё хорошо. Так, ерунда какая-то. Поперхнулся наверно минералкой, она же газированная.

Дома Саша собрала мне еду на работу и с улыбкой уложила в контейнер:

— Ну вот, я как настоящая жена. Кофе сваришь сам или попросишь кого-нибудь.

Я окинул взглядом гостиную, которую проектировал и обустраивал в строгих линиях и тонах. Каким-то чудом ее пространство неуловимо изменилось, хотя все осталось на местах — предметы и колеры поверхностей. Саша просто раздвинула шторы и поставила на подоконник ярко-салатовую коробку-органайзер со своими милыми женскими штучками. И это единственное теплое пятно согрело всю комнату. А в спальне она еще с самого начала попросила меня поменять темное постельное белье на белое, так что там давно царила атмосфера, созданная ею.

Мне нужно было идти, но я сидел как привязанный и не мог заставить себя встать. Саша словно магнитом держала меня при себе.

— Так не хочется от тебя уходить, — мне нельзя было пугать ее вновь.

— Но ведь нужно, ты же сам сказал.

— Да, нужно… А ты чем займешься? Не заскучаешь?

Ошибкой было спрашивать это. Я увидел в ее глазах лишь то, что и так знал — когда уйду, она вновь будет метаться в тревоге и сомнениях. Но сегодня никак нельзя было не поехать в офис.

— Постараюсь пораньше вернуться. Прошу, без меня никому не отвечай на звонки и не открывай дверь. Просто игнорируй. Даже если это будут твои или мои родители. Обещай! Включи какой-нибудь фильм, комедию, музыку — все, что может тебя развлечь. И обязательно поешь — проверю, мелкая! Если вдруг сильно загрустишь, звони только мне. Поняла? Или пиши в вотсапе.

***12

Слава богу, уже в 6 вечера получилось уехать с работы. Нужно было закупить продукты, сейчас мне не хотелось заказывать доставку — из-за Саши. Я опасался даже ее встреч с курьерами, потому что уже понял, насколько она не приспособлена к реальной жизни. Мы созванивались с ней за день несколько раз, и я спешил домой, зная, что она уже порядком успела измучить себя.

За ужином она все поглядывала, но все же не выдержала и осторожно спросила то, о чем очень хотела узнать:

— А у тебя было много женщин?

Я давно ждал этого вопроса и не отвел взгляда, чтобы она не засомневалась в моих словах.

— Все мои связи не были связями как таковыми. Не припомню ни одной, длившейся более чем одну ночь.

— Вот как? Это наверно из-за твоей повышенной сексуальной активности?

— Не думаю, что два-три раза в месяц — это повышенная активность.

— А что же тогда происходит сейчас?

Я улыбнулся:

— Медовый месяц наверно.

Она опешила, а потом задумчиво произнесла:

— Ну, значит, со временем ты войдешь в свой привычный ритм — раз в десять-пятнадцать дней. Можно будет отдохнуть.

— Даже не надейся, — ухмыльнулся я, — Если уж ты так желаешь передышек в сексе, говори со мной — я хочу знать о тебе все. А ты по большей части молчишь о главном, тогда как я хотел бы знать о тебе все до мелочей.

Она смотрела на меня расширенными от удивления глазами. Сердце мое сжималось от какой-то непереносимой жалости. Ведь порой обязательно требуется выговориться — друзьям, приятелям, иногда даже просто знакомым за рюмкой, и этим освободиться. А Саша, как я уже понял, практически никогда и ни с кем не была откровенна. Как смогла она оставаться такой закрытой в среде своих сверстников в школе и универе? Как я уже знал, даже с подругами было именно так. Хотя очень близких подруг по ее словам у нее вообще не имелось. И, насколько я уже убедился, (потому что тайком это проверил), в соцсетях она также ни о чем и ни с кем не откровенничала. Поздравляла кого-то с днем рождения, с Новым годом, отвечала на вопросы — когда экзамен или что-то в том же роде. Мало того, выбор ее подписок был весьма красноречив — в основном там присутствовали только сайты по искусству, музыке и психологии. Никаких девчоночьих глупостей. Никаких нарядов, косметики, всяческих котиков, астрологии, поездок, фан-групп и подобной ерунды, которые, однако дают молодым женщинам радость жизни. И это в 25 лет. Хотя я понимал, что так было у нее и в 20 лет, и в 15.

Поначалу меня крайне удивило, что среди ее избранных сайтов я не увидел ни одного, относящегося к литературе и кино. Но это всего лишь также говорило о Сашиной закрытости, ведь список пристрастий в этих сферах многое обнажил бы в ней.

Когда мы отдыхали, она склонилась надо мной, занавесив окружающее своими волосами и осторожно трогая мое лицо:

— Я все боюсь, не вреден ли для тебя такой частый секс? Я читала, что даже спортсменам запрещают, ведь он отнимает много сил. А тебе нужно работать.

— Вреден? Ты о чём? Мне 30 лет, я на самом пике — рассмеялся я, но тут же сказал:

— Я переживаю лишь о том, не вреден ли он для тебя. Не хочу быть эгоистом, знаю, что ты испытываешь оргазмы, но женская физиология такая сложная штука. Иногда ты подолгу не можешь успокоиться после нашей близости, и это тревожит меня. Кстати, когда твои критические дни? Наверняка и пмс не за горами.

— Не волнуйся, совсем скоро. У меня, как и у всех — и месячные, и пмс в полной мере. Боишься, что стану мегерой? Правильно — бойся, — развеселилась она.

Но я знал, что в таком веселье таится опасность. И был прав — в глазах ее опять проскользнул скрытый страх.

— В эти дни мне нельзя будет спать с тобой. Но ты ведь и раньше мог подолгу обходиться без секса?

— Раньше я просто сбрасывал накопившееся слепое напряжение и тут же засыпал. Тогда для меня практически не имело значения, кто будет партнершей. Ни одна из них ни разу не возбудила меня своим видом. А запахи по большей части раздражали, не переношу парфюм. Но с тобой всё изменилось. Твои глаза, твое тело, твои волосы непреодолимо влекут меня к себе. Однако заводят меня только твои желания.

— Мои желания? Я думала, они возникают у меня в ответ на твои.

— Ошибаешься. В этом я полностью зависим лишь от тебя.

Я пытался уютно ее обнимать, гладил как ребенка и видел, что расслабляется она лишь отчасти. А мне хотелось от нее полного доверия. Но для этого требовалось максимально сократить расстояние между нами. И потихоньку, фрагментами, я рассказывал ей о своей жизни и о своих мыслях обо всем. Хотя, конечно, фильтровал всё на то, что можно и чему пока не время. Потому что видел и понимал, что при всем своем уме она все-таки во многом еще оставалась подростком. Суждения ее порой были настолько наивны, что я просто диву давался, как в наше развращенное время она смогла остаться такой неискушенной. Хотя, конечно, Саша была интеллектуально развита, имела независимые взгляды по многим вопросам и не боялась отстаивать свою точку зрения. Лишь во всем, что касалось любви, она словно теряла опору, и ее как волнами качало из стороны в сторону. Именно поэтому я никак не мог справиться с ее страхами в том, что относилось к чувствам.

— Я все думаю, а если бы ты после первого нашего секса больше не захотел со мной встретиться? Меня бы это точно убило, — как-то раз задумчиво сказала она.

— Какой там секс, я был у тебя на крючке уже после первого прикосновения. Помнишь, когда на ступенях поддержал тебя за руку?