Бесплатный фрагмент - Семь кровавых гномов

Николай достоверно знал, что людям его круга свойственны неординарные поступки, поэтому он сидел на лавочке Парижской набережной в гуще туристических потоков и кормил голубей. Особую пикантность подобному времяпровождению придавала тоска, что поселилась неистребимым камнем в груди и нет-нет, начинала ворочаться и давить на сердце.

— Сволочи! — раздраженно бросил Николай голубям, чем спугнул с соседнего края лавочки седовласую бабульку на вид лет ста от роду. «Ископаемая», смешно переваливаясь, шустро засеменила прочь. «Землячка» — решил он и вернулся к прерванному занятию.

Причиной душевной неустроенности Николая являлась мысль о неотвратимости поездки на «историческую» родину. Электронный билет, уже оплаченный, томился где-то в недрах сети Интернет, дожидаясь когда его владелец пройдет регистрацию и получит посадочный купон, но лететь смертельно не хотелось. Николай не любил Россию, а особенно Москву, поэтому всегда относился с недоверием к тем землякам, которые, сидя в кафе на Монмартре, предавались ностальгическим вибрациям, заливая «горе разлуки» кофе с круассанами или еще чем покрепче. Сам Николай четко понимал, что родина — это где хорошо, а не там, где хорошо зарабатывать деньги.

Именно поэтому, окончив Сорбоннский университет, причем не плохо, а во многом даже хорошо, не спешил возвращаться в златоглавую, чем очень расстроил отца — простого заштатного российского миллиардера. С одной стороны Николай отца понимал: сын вырос не испорченный достатком, равнодушный к наркотикам и спортивным автомобилям, получил хорошее образование, открывающее двери в большинство корпораций на приличные должности. А с другой: отпрыск не спешил в эти двери входить. И на вопрос отца о трудоустройстве ответил замусоленным: «А зачем, папа»?

В тот вечер они впервые серьезно поссорились. Отец кричал, бросаясь страшными словами и целыми словосочетаниями: «Моя империя! Династия! Сыновний долг!». А Николай парировал: «Зачем тебе столько денег, если ты не живешь? Ты что их в могилу заберешь? Я хочу жить, папа, а не горбатиться на бирже!» Хлопнул дверью и вернулся в Париж. Отец не возражал, видимо решил, что время все расставит по местам, отпустил ситуацию, дав ей немного остыть.

А вчера из Москвы сообщили, что отец очень плох и требует сына к одру. Николаю ехать не хотелось. Они не были по-настоящему близки, отец всю жизнь потратил на работу, уделяя сыну минимум внимания, сводившемуся к тем же намекам и мечтам об империи и династии. А Николай пошел в мать, которая деньги предпочитала тратить, а не копить. Он бы и не поехал, если бы не мышка — мыслишка, что отец при столь явном неуважении может взбрыкнуть напоследок и оставить все своей непутевой женушке — маме Николая. Вот тогда придется входить в «двери» и реально зарабатывать на жизнь, что самого наследника в корне не устраивало.

Лайнер взревел реверсом и остановился. Николай глянул в заляпанный дождевыми струями иллюминатор — серое Шереметьево под серым, затянутым низкими тучами, небом. Грусть и раздражение от таких видов лишь усилились. Самолет едва заметно качнулся и, увлекаемый буксировщиком, неспешно покатился к разгрузочному рукаву. Николай откинулся на спинку шикарного кресла первого класса и попытался успокоиться. Грязь, хамство и неустроенность этой дикой страны можно и не заметить, главное не смотреть по сторонам, сразу на выходе в машину и — к отцу, а у него все как в лучших домах Европы. Перетерпеть встречу и назад. Нужно лишь собраться: пару дней продержаться и уехать уже навсегда.

Пока Николай занимался своеобразным аудиотренингом, самолет встал на разгрузку, и пассажиры потянулись на выход. VIP-зал с бархатно вежливыми таможенниками Николай прошел на одном дыхании, стараясь не раздражаться пуще прежнего по мелочам. Теперь найти встречающего, прыгнуть в бронированный лимузин и сделать вид что дышит полезным, экологически чистым воздухом Альп, а не загнавшей уже отца практически в могилу, адской смесью из смога и перегара.

Впрочем, планам Николая не суждено было сбыться. Его действительно встретил «шкафчик» охранник, который обошелся без табличек, зная клиента в лицо, сам подошел, поздоровался и представился:

— Николай Петрович, добрый день, я Сергей — охранник вашего отца.

— Добрый, — буркнул Николай, бесцеремонно вручая Сергею сумку с ноутбуком. Другого багажа он принципиально никогда с собой не возил, не видя в этом смысла, имея платиновую карту.

Охранник, в обязанности которого вряд ли входили услуги грузчика, безропотно повесил сумку на плечо и быстро пошагал в сторону от главного выхода из зала.

— Куда мы? — заволновался Николай, едва поспевая следом.

— На вертолетную площадку, — пояснил Сергей.

— Совсем старик спятил, — проворчал себе под нос Николай, но деваться было некуда, по опыту зная — спорить с охраной отца бесполезно, они выполняли только его приказы и распоряжения.

Пройдя чередой служебных коридоров, попали в небольшое помещение, где разместился досмотровый пункт, отличавшийся от других своих собратьев в центральных залах лишь безлюдностью. А вот процедура досмотра носила весьма формальный характер: рамка раскричалась тревожными трелями еще после прохода через нее Сергея, на что никак не отреагировал скучающий сотрудник, а перед Николаем ее и подавно отключили.

На улице под бетонным козырьком, защищавшим от нудного дождика, скучал оранжевый автомобиль аэродромной службы безопасности, на котором их отвезли куда-то на задворки, где стоял, лениво раскручивая винты вертолет.

«МИ-8» — вспомнил Николай модель винтокрылой машины. Он не был знатоком вертолетной техники, но сводки о крушении подобных аппаратов появлялись в СМИ с завидным постоянством. «Скряга» — вздохнул Николай про себя, поднимаясь по неудобным ступенькам раскладной лесенки. Внутри его ждала приятная неожиданность: комфортабельный салон с двумя кожаными креслами-диванами, столиком и милой стюардессой, отличавшейся от своих коллег из большой авиации только невысоким ростом.

— Что, совсем плохо с пробками стало, раз отец денег на вертолет не пожалел? — спросил он у охранника, развалившись в удобном кресле.

— Вроде того, — нехотя ответил Сергей, присаживаясь на откидную скамейку у двери в пилотскую кабину. «Сынок» ему явно был не по душе, но работа есть работа, за хорошую зарплату можно и потерпеть.

Только все заняли свои места, пилот дал тягу и вертолет начал разгоняться по бетонной полосе, чем удивил Николая, который искренне полагал что подобные машины взлетают только вертикально.

— Так тише и топлива меньше тратится, — пояснил Сергей, смутился собственной инициативы и отвернулся к иллюминатору.

Вертолет, между тем, набрал высоту, заложил крутой вираж и понесся прочь от сереющего вдали мегаполиса.

— Куда это мы опять? — спросил Николай, прикидывая в какой стороне находится элитный поселок, где жил отец.

— Петр Сергеевич за городом, в специальной клинике, — ответил Сергей, не оборачиваясь.

— Предполагаемое время в полете двадцать пять минут, желаете напиток? — профессионально улыбнулась стюардесса, а Николай ни к месту подумал, что она не рассказала где здесь аварийные выходы и спасательные средства.

— Нет, спасибо, — отказался он и отгородился от попутчиков, прикрыв глаза.

Через четверть часа вертолет пошел на снижение, и Николай воспользовался случаем с высоты рассмотреть, что за специальная клиника пряталась далеко за городом. Ничего особенного: среди сосен на некотором удалении друг от друга стояло пять двухэтажных корпусов, между которыми вились узенькие мощенные дорожки. Никаких подъездных путей к строениям Николай не увидел, закатанная в асфальт дорога обрывалась у массивного КПП, а дальше лишь тропки, деревья и травка. Даже от вертолетной площадки, помеченной красным крестом, шла узенькая дорожка, и Николай забеспокоился, что придется довольно далеко идти пешком под дождем, а зонта он с собой не взял.

Но не успел пилот сбросить обороты, как к борту подкатился небольшой автомобильчик, наподобие машины для гольфа, только сбоку была еще платформа с бортиками и зажимами. «Для носилок» — догадался Николай, ерзая по узкому и жесткому сиденью. «Сухо — и то хорошо» — решил он и смирился с непривычным транспортным средством.

В самой клинике ничего специального, по крайней мере на первый взгляд, не оказалось. Больничная чистота, специфический, едва уловимый запах лекарств, антисептиков и, конечно же, гнетущая ватная тишина.

Прибывших встретил невысокий слегка лысоватый мужчина в белом халате. На лице у него читалась непомерная усталость, в глазах вселенская грусть, а в левом ухе весело поблескивала бриллиантовая сережка.

— Доктор Карц, — представился он.

— Николай Петрович, — ответил Николай, на что грустный доктор вздохнул и многозначительно покачав головой, жестом предложил следовать за ним на второй этаж. Николай хотел поинтересоваться состоянием здоровья отца, но передумал, решив, что и так все скоро узнает.

Палата, где лежал отец удивила Николая не меньше всего уже произошедшего. Не знай он, что находится в больнице, решил бы, что попал в номер люкс дорогого отеля. Никаких страшных, оснащенных рычагами и подъемниками кроватей, кафельных стен и пикающего, чертящего кривые на темных мониторах оборудования. Вместо всех этих медицинских атрибутов в палате прямо напротив входа обосновался письменный стол с креслом во главе и двумя рядами стульев вдоль для посетителей, далее у окна, вокруг журнального столика расположились три, даже на первый взгляд, уютных бежевых кресла, а у стены стоял их старший брат диван. Половину стены напротив дивана занимала плазменная панель, на которой отображались биржевые сводки.

Сам отец, по-домашнему, в спортивном костюме «адидас» сидел за столом и бодро перелистывал какие-то документы. Лицо его лучилось довольством, а цвет имело жизнеутверждающе — розоватый, словно после хорошей пробежки по холодку, и уж никоим образом отец не был похож на человека, готового предстать перед Всевышним.

— Ну, здравствуй сын, — улыбнулся он. — Спасибо доктор, — это уже Карцу. Тот, кивнув, вышел. — Чего встал столбом, проходи, присаживайся.

— Здравствуй, — буркнул Николай, проходя к одному из кресел у журнального столика за спиной у отца. «Ничего, повернешься, старый хрыч» — подумал Николай, решив что тот обвел его вокруг пальца, заманив в Москву мнимой болезнью.

— Вот уж, Коленька, извини, — развел руками отец, выбравшись из-за стола и располагаясь напротив сына.

— Ты о чем?

— О том, что у тебя на лице написано, — улыбнулся отец, — ты же ожидал увидеть меня в немощных трепыханиях, цепляющимся за жизнь из последних сил, а еще лучше уже остывающим трупиком. А вот он я, розовощекий и живой.

— Я всеже не такая сволочь, как ты описал, — насупился, уличенный в тайных мыслях, Николай. — Я рад, что не все так плохо, как мне сказали по телефону.

— Рад — это хорошо, — согласился отец, — к тому же, я еще тебе продемонстрирую все выше перечисленное.

— Я…

— Помолчи, — махнул рукой отец, — я болен и времени у меня на сантименты уже не осталось. Нам надо серьезно поговорить. Не кривись, я не собираюсь агитировать тебя за советскую власть, живи как хочешь, вам с матерью хватит…

— Отец, я…

— Я, я! Чего разъякался? Я — последняя буква в русском алфавите, или уже начал родную речь забывать в заграницах? Да бог тебе судья, не об этом речь, сейчас подойдет один человек и поговорим по делу.

— Адвокат?

— Скажи еще нотариус, — улыбнулся отец, наливая в стакан воды из графина, — рекомендую минеральная из горных источников так любимой тобой Швейцарии.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — Николай начинал откровенно злиться, — и все же, зачем ты меня звал?

— Ты парень не глупый и понимаешь, что такие состояния как наше, всегда хранят пару темных тайн из прошлого…

— Отец, ты же знаешь, мне твое прошлое неинтересно и знать о нем я ничего не желаю, говорили уже на эту тему не раз! — Николай демонстративно поднялся с кресла, собираясь уйти. — А еще я не верю в твою болезнь. Неужели нельзя было просто попросить приехать? К чему этот цирк, да еще место выбрал черт знает где, и как отсюда выбираться.

— Сядь! — рявкнул отец, от чего Николай поспешно плюхнулся на место. — Ишь, развыступался! Чтобы со мной так разговаривать, тебе следовалобы самому заработать хоть пару долларов, а пока изволь поджать свой гордый хвост, сидеть и слушать, пока я буду говорить! Ты понял меня, Сынок?

— Да, отец, — проблеял Николай, в таком тоне отец еще ни разу с ним не говорил, видимо, и вправду разговор был очень для него важен. «Перетерпи, все будет хорошо, ничего в этом страшного нет» — убеждал он себя, пока отец отпаивался минералкой после вспышки гнева.

— Теперь по-порядку о всех заданных тобой вопросах. Это место — великолепная клиника, каких нет даже в Европе. А еще о ней вряд ли знают бородатые…

— Кто? — не понял Николай.

— Кто скоро узнаешь.

— У тебя проблемы?

— Есть одна, — улыбнулся отец, — я умираю.

— Я не об этом.

— А я, сынок, об этом. Две клинические смерти за месяц, мало приятного, я тебе скажу. Но самое плохое, что теперь, когда я заглянул за грань, они взяли след и скоро будут здесь.

— Отец, чем ты болен? — прямо спросил Николай, заподозрив отца в душевном расстройстве. По крайней мере то о чем он сейчас говорил, очень походило на бред. «Клиника за городом, — рассуждал про себя Николай, — а не элитный ли это дурдом для спятивших олигархов или членов правительства? А что, сходят же и они с ума».

— Ничем особенным у меня… — закончить он не успел. Тело отца выгнулось дугой, ладони сжались в посиневшие кулаки, а с лица схлынула та самая жизнерадостная розоватость, сменившись бледно-зеленой желтизной. Но больше всего Николая напугали глаза, которые вмиг остекленели и разбежались радужками: один к переносице, а второй вверх, за веко, оставив лишь бездушный, покрытой сеточкой розовых сосудов белок.

Николай уже рванул было из кресла за помощью, как в палату быстро вошла пожилая женщина в медицинском брючном костюме. Не обращая внимания на постороннего, отвела пальцем в перчатке нижнюю губу больного, затем, не без усилия, деревянной лопаточкой разжала ему зубы и вставила между ними оранжевую пилюлю. Выдернула лопатку, дав челюстям сжаться, из пилюли под губу вытекла бесцветная жидкость. Тело отца почти сразу расслабилось. Женщина, подхватив его под мышки подсадила на место и так же молча удалилась.

Николай не знал как следует поступать в подобной ситуации, поэтому просто остался сидеть в кресле, чувствуя себя полным балбесом. Отец и в самом деле оказался серьезно болен.

Через пару минут тот шевельнулся и сел ровнее, а еще через минуту с тихим стоном открыл глаза и вытер губы тыльной стороной ладони:

— Слюни-сопли сильно развесил? — спросил он у Николая.

— Нет, все в порядке.

— Вот так и живем — доживаем, — отец тяжело вздохнул, — а ты говоришь обманул, заманил. Если бы.

— Чем ты болен?

— Опухоль, прямо тут, — отец постучал себя пальцем по лбу.

— Так надо что-то делать?! Есть же мировые центры, у них отработанные методики…

— Успокойся, все это я уже проходил, поздно. Да и найдут меня там скорее, чем здесь.

— Послушай, я сорвался по первому твоему зову, только что с самолета, устал, а ты разговариваешь какими-то загадками. Кто тебя ищет и что это за место?

— Ну, вряд ли, я отвлек тебя от важных дел, а это один закрытый НИИ ничуть не хуже импортных клиник. Не забивай себе голову пустяками, подай лучше телефон, после приступа ноги как из ваты.

Николай подошел к столу и не без труда среди бумажных завалов отыскал мобильный, передал его отцу, который тут же, через быстрый набор, начал кому-то звонить.

— Ты где? — рыкнул он в трубку. — У меня был приступ, давай быстрее.

— Сейчас придет, обедать они изволят, бездельник. — Пояснил он Николаю. — Так-то: и сотрудник отличный, и редкий специалист, причем, работать готов практически за еду, цены ему нет, но как нужен всегда в столовой. Ты бы пока рассказал как сам поживаешь? Что нового за рубежом?

— Все так же, — пожал плечами Николай.

— Жениться не надумал?

— Шутишь?

— Мало ли. Сидишь без дела, может какая блажь в постель и пролезла.

— В голову, ты хотел сказать.

— В головку, сынок, в головку! Эти стервы через голову не действуют. Поверь моему опыту.

— Верю, до твоего опыта мне далеко, — улыбнулся Николай, — не переживай, не надумал и в ближайшее время не планирую.

— Хоть здесь порадовал старика.

В дверь нерешительно поскреблись. Николаю представился запуганный до полусмерти клерк бухгалтерской наружности, однако, после отцовского «войдите», на пороге оказался двухметровый богатырь, превосходящий габаритами любого виденного ранее отцовского охранника.

Вошедший глянул на Николая, и того буквально вдавило в спинку кресла. Маленькие, глубоко посаженные глазки на круглом лице, словно оценивали его, причем с какой-то нехорошей стороны, возможно даже гастрономической. Нос, неоднократно ломанный и практически плоский, не улучшал первого впечатления, а лоб и щеки белели множеством старых шрамов. Мужчина держал за уголок потертый портфель, так как просунуть в ручку широченную ладонь он не мог.

— Знакомьтесь, мой сын Николай, — представил сына отец, на что великан лишь кивнул, продолжая стоять на пороге. — А это мой специалист, гм, не удивляйся, но его зовут, Алеша.

Николай машинально кивнул, не сводя взгляда со специалиста, о роде деятельности которого не хотелось даже думать, не то-что уточнять.

— Да ты проходи, не стесняйся.

Алеша, довольно грациозно для своих габаритов, обошел стол и с трудом втиснулся в свободное кресло. Портфель положил на одно колено, на два его не хватало.

— И так сынок, прежде чем ты получишь долгожданное наследство и полную свободу…

— Я…

— Помолчи, — одернул его отец твердым голосом, — не время для пустой болтовни. Значит, прежде чем ты все получишь, ты должен кое-что узнать из моего прошлого.

— Вот опять двадцать пять! — вспылил Николай, в планы которого не входило посвящение в грязные делишки предка. Не имея ничего против денег, об их происхождении он предпочитал не задумываться, так спокойней. — Мы же уже обсуждали этот вопрос. Я все понимаю, но девяностые в прошлом. Избавь, прошу, от подробностей.

— Вот и я о том, — кивнул отец, недобро улыбнувшись, — ты же считаешь меня удачливым гангстером, который не только смог много украсть, но еще тебе на радость и удачно легализовался. Так?

— Я… А что не так? — решился на откровенный вопрос Николай. — И потом, подобные разговоры, мне кажется, стоит вести наедине.

— Не так! А насчет разговоров наедине, то уволь, не исключаю, что у тебя может возникнуть желание сдать меня в дурку. Поэтому здесь Алеша, он и удержит от необдуманных поступков и подтвердит сказанное. Теперь о главном. Я никогда не был братком, гангстером или еще тем, кем ты привык меня считать. Мне просто повезло. И не надо ухмыляться, — отец встал, опираясь на подлокотник и, подойдя к окну, прислонился лбом к стеклу, — я за всю жизнь совершил лишь одну кражу, и это главная наша проблема.

— Наша? — Николай поднял бровь, — твоя ты хотел сказать.

— Фиг тебе! — крикнул отец, резко развернувшись и показав сыну кукиш, — наша! И тебе не отмазаться, если конечно не хочешь отказаться от денег и поработать самому.

— Лишишь наследства?

— Так, успокоились все, — велел отец, возвращаясь на место, — никакого наследства нет. Молчи! Я не банкрот и не лишал тебя ничего, просто все, что у меня есть, я месяц назад перевел на твое имя, и небольшую часть твоей матери. Поэтому не придется возиться с завещанием и прочим. Так что лишить тебя я ничего уже не могу. Но вот они могут все отобрать, если найдут тебя.

— Кто? — спросил Николай, переваривая новость.

— Бородатые — это страшные существа, для них нет сроков давности и руки у них длинные.

— Отец! Что ты темнишь? Что еще за бородатые?

— Смотрю заинтересовался, как денежки получил? Не хочется отдавать?

— Отец, я ничего не понимаю. Ты что, перешел дорогу радикалам?

— Кому? Ах, ты об этих. Нет, небритые уголовники и даже фанатики — дети по сравнению с бородатыми. Но давай по порядку.

В конце семидесятых была такая, как сейчас говорят, «военно-патриотическая» игра «Зарница». Смыслом игры было…

— Я знаю, — перебил Николай, немало пораженный сентиментальным отступлением отца к далекому детству.

— Что ты можешь знать, дитя элитных гимназий? — махнул рукой отец. — Ты даже в скауты не пошел из борьбы со стадным чувством. А тут пионерия, посерьезней будет. Так вот, смысл игры в том, что два отряда резвых пионеров под руководством десятка бравых комсомольцев получали задания, в которые входило ориентирование на местности, спортивные упражнения и, как апофеоз мероприятия, захват знамени врага. Не кривись, это веселее, чем тебе может показаться. Никакой принудиловки, мы все с большим энтузиазмом предпочитали бегать и прыгать по майскому лесу, нежели тухнуть в классах.

Отрядам давались цвета, которым соответствовали их знамена, я попал к синим. После полосы препятствий начиналось самое интересное: необходимо было по карте выйти в заданную точку быстрее красных и поставить там свой флаг. Если красные окажутся проворнее и успеют первыми поставить флаг, его можно было захватить и поставить свой. Играли, практически, всей школой, только наш отряд состоял из трех сотен бойцов, не считая вожатых и судей. Поэтому, наверное, за мной не уследили.

Мы тогда жили на Урале, а там небольшие, но все же горы, леса, овраги. Я остановился прошнуровать кеды, а так как в силу физической подготовки бежал не в числе первых, то и подавно заметно отстал. Догонять своих пришлось в одиночестве. Тропу наша толпа протоптала заметную и заблудиться я не мог, больше опасался попасть в плен к красным, поэтому бежал по следам отряда что есть силы, не очень смотря под ноги.

Как итог, перепрыгнув ствол поваленного дерева, я неожиданно для себя провалился под землю, плюхнулся на рыхлую осыпь из песка и дерна, не сразу поняв, что же произошло, лишь отдышавшись и осмотревшись, выяснил, что угораздило меня попасть в подземный овраг. Есть такие ручьи, которые промывают своеобразные пещеры под корнями деревьев по склону гор, потом те оседают, превращаясь в обычные канавы, а пока это был темный туннель, идущий с вершины к подножию. Триста пар ног хорошо поработали, обрушая свод оврага, а я своим прыжком довершил начатое.

Помню, струхнул я капитально, до пролома метра три, склоны рыхлые — не подняться, а внизу холодина почти зимняя, долго не протянешь. Я сначала прыгал, кричал, карабкался, но только вывозился в ледяной грязи и еще больше замерз. Надежда, на то что мое отсутствие быстро заметят, была весьма призрачная: триста бегающих детей, сам посуди, как посчитаешь — одним больше одним меньше. Поэтому поскакал, покричал и решил искать выход на поверхность, ручей все равно где-то должен внизу впадать в реку, там и лаз найдется.

В общем, не знаю сколько я в темноте пробирался, там же коряги, наносы и темнота непроглядная. Реветь, сказать по правде, уж начал, так мне себя молодого жалко стало. Ведь реально мог там и остаться, земля осядет или ногу подверну, и все — замерз, задохнулся. Но тут светлее стало. Обрадовался, решил что выход нашел, прибавил ходу, а за изгибом оврага вместо солнышка весеннего факел в склон воткнут. Настоящий, как в фильмах приключенческих показывали, горит жарко, коптит и потрескивает. Я даже руки у него погрел немного, огню обрадовался, успокоился. Страха как не бывало, еще бы — настоящее приключение. В нашей пионерской среде ходили, конечно, различные истории-ужастики про черные руки или там гроб на колесиках, но каждый пионер умел мыслить рационально. Раз факел кто-то зажег, значит тут есть люди, а советский человек пионера не обидит!

Хотел я факел с собой взять, да крепко он в земле сидел — не поддался, а потом я заметил, что шагов через пятьдесят еще факел горит. Так и пошел от одного к другому — в итоге больше десятка насчитал. Иду, а у самого такая каша в голове началась: сокровища, пираты, почет товарищей, слава и уважение. Ну и тому подобное, это ж тебе не с флагами бегать, тут явно какая-то древняя тайна. Так и шагал в грезах, пока к двери не вышел.

Обыкновенная дверь, деревянная, в синий цвет покрашена. Тут у меня вообще с логикой плохо стало, я решил, что раз дверь синяя, то есть цвета нашего отряда, то это продолжение «Зарницы», поэтому, не раздумывая, дернул за ручку и открыл ее. Такие мелочи, как то, что дверь глубоко под землей, куда попасть простому пионеру не судьба, что краска старая а петли ржавые, меня совершенно не смутили. А за дверью еще интересней, не яма или пещера, а комната: стены каменными блоками выложены, пол вытесан в монолитной скале, а потолок на балках деревянных, по полметра в диаметре каждая держится.

В самой комнате так же факелы в стены вставлены и пусто в ней. Я даже расстроился, так все шло хорошо, и кто-то все сокровища уже вынес до меня. Смотрю: в центре куб белый стоит, в отсветах огня искрится мелкой блеской. Подошел, а это мраморный саркофаг. Что-то похожее я в музее видел у древних египтян. Крышка тоже из белого мрамора, гладкая, подогнана так, что и щель едва заметна, толкнул — с трудом, но сдвигается. Уперся — сдвинул еще, отскочил, помню у тех же египтян в моде было ловушки всякие делать для дерзких пионеров, но обошлось. Вернулся, еще сдвинул, заглянул, а там пусто. Только старая жестянка в центре пылится, как из-под леденцов. В голове одно слово бухает — «Клад!». Дотянулся до нее, достал — пустая. Даже открывать не нужно было, по весу понятно, но для очистки совести заглянул — ничего, только по стенкам изнутри рисунок непонятный, на арабскую вязь похожий.

Расстроился я очень. Бессмысленное какое-то приключение получилось. Банку с собой взял, так просто, раз уж достал. Не класть же обратно, да и теплилась надежда, что она какую-нибудь ценность имеет — историческую, например.

Решил к провалу возвращаться, коли тут тупик, но как-то получилось, что быстро вышел к лазу, едва мне протиснуться, который выходил в балку — недалеко от места нашей игры. Оказавшись на свободе, осмотрелся, а это, практически, у холма, где за флаги биться надо было, обрадовался и побежал своих искать. А на то, что лаза раньше не заметил, внимания не обратил, выбрался и хорошо. А потом в отряде оказалось, моего отсутствия и не заметили вовсе, спросили где так вывозился, сказал: поскользнулся в луже, обозвали растяпой, и все следствие. А я счел за благо о приключениях своих промолчать.

Потом, конечно, с друзьями-товарищами, поделился. Загорелись все, меня опять растяпой обозвали, сказали, что плохо я сокровища искал, а место самое сокровищное и есть, как в кино. До середины лета мы тот провал искали и не нашли. В итоге объявили меня вруном, а на представленную мною в качестве доказательства банку, только рукой махнули, дескать, таких банок на любой помойке море найти можно. Вот такая история.

Николай немного посидел ошарашено глядя на отца, потом чуть пришел в себя и осторожно спросил:

— Пап, ты это к чему сейчас рассказал?

— А к тому, что это и есть та единственная кража, которую я совершил.

— Бред какой-то, — тряхнул головой Николай, — может я уснул и мне этот разговор снится?

— Увы, сынок, не снится. И история имеет продолжение. Скоро, примерно через полгодика, в нашем городке стали дети пропадать. Причем, как я потом, спустя много лет выяснил, все они были из нашей школы и все участвовали в той «зарнице».

Помню, взрослые при нас об этом не говорили, но сам знаешь, плох тот ребенок, который не окажется в нужном месте в ненужное время. Поэтому все мы знали и на переменах шепотом делились страшными подробностями о том, как милиция с ног сбилась, а даже тел не нашла. Потом они поймали злодея, и он вроде признался, а следом еще двое мальчишек пропало, прямо по дороге в школу. Не знаю, чем бы все закончилось, но отец получил долгожданное повышение и, не раздумывая, перевез семью в Москву.

А правду я узнал лишь в девяностые, когда меня братки убрать пытались в реанимации с двумя пулями в легких. Там мне и объяснили, что дело все в той самой банке, которая до сих пор валялась с прочим старым хламом на память. Непростая оказалась баночка…

— Это тебе врачи объяснили? — съязвил Николай, которого ход беседы все больше напрягал.

— Нет, это мне орки сказали, когда моя душа из реанимации в иной мир заглянула…

— Хватит! — крикнул Николай и хотел встать, но замер, столкнувшись со взглядом специалиста Алеши, который просто качнул головой, возвращая бунтаря на место.

— Будешь перебивать — прикажу заткнуть тебе рот, — устало пообещал отец, и Николай с ужасом понял — это не шутка. — Потерпи, финал близок. Так вот, значит, встретили меня орки и хвать под руки, в сторону поволокли, я-то в эйфории находился — ничего не понимал. Потом они мне доступно растолковали, что давно караулили того, кто гномов «обнес», боялись, что те первыми до храбреца доберутся. Так как банка моя — это мощный гномий артефакт, потеряв который, обрели они много проблем, пошедших на пользу другим народам и оркам, в первую очередь. Они же помогли мне вернуться в наш мир и затеряться, приставив охранника и гномоведа Алешу. Хотя, подробности пусть он тебе сам объяснит как специалист.

— Артефакт, которым владеет ваш отец, ни что иное как родообразующий источник силы… — начал Алеша приятным женским контральто.

— Голос, Алеша, голос! — крикнул отец, заметив как побледнел Николай, едва не подавившись минералкой.

Алеша вздрогнул, встряхнулся, откашлялся с виноватым видом и, испустив ртом каскад радиопомех, продолжил повествование уже утробным грудным басом:

— В начале времен, первый гном Галах положил в шкатулку свой первый золотой. С тех пор каждый первый в роду гном клал в нее свой первый золотой, обращая его тем самым в талисман рода. Со временем шкатулка обрела силу, а гномы — власть и золото, питаемые этой силой. С каждым годом родов становилось все больше, а места для иных все меньше, и началась Долгая война. К сожалению, войны выигрывают не только доблесть и сила, но и золото, а его-то у гномов было в достатке.

Мы все, кто сражался за право жить, искали шкатулку, но никому и в голову не приходило, что гномы спрятали ее в предмирье, кузнице душ…

— Это у нас, — вставил отец.

— Да у вас. Так было до тех пор, пока богатства гномов не стали убывать, а сила их власти истощаться. Нам удалось одержать несколько великих побед, вернув земли предков, и лишь тогда Независимый провидец прозрел и сказал: шкатулка в предмирье и владеет ею нерожденный. Такой расклад силы устраивал всех, кроме гномов, поэтому совет народов решил не тратить силы на войну, а найти нового владельца артефакта и оказать ему помощь в борьбе с гномами. И когда твой отец впервые ступил за предел, силой многих магов удалось предотвратить его рождение и вернуть назад. А я послан помогать ему скрываться от длинных рук семи правителей…

— Рук? — просипел Николай, потея и стараясь поглубже вжаться в кресло.

— У них длинные ментальные руки, — пояснил великан. — Если они знают где находится кто-то или что-то, то могут дотянуться до него, не выходя из-за предела. Все шло хорошо, пока не пришел срок твоего отца. После двух смертей гномы знают, кто владеет шкатулкой, они взяли след. Теперь только вы Николай можете быть хранителем…

— А-а-а-а!!! — завопил Николай, швырнув в Алешу сумкой с ноутбуком и, сшибая стулья, бросился прочь.

— Придет время, призови, и я приду на помощь, — неслось ему в след.

А Николай метался по коридору, дергая за ручки все попадающиеся двери, но ни одна не поддавалась. Лишь пробежав коридор насквозь до мутноватого окна, Николая осенила мысль, что пытаться открыть первую попавшуюся дверь, находясь в психушке — не лучшая идея, еще неизвестно кто окажется за ней. Да и погони не было, поэтому он наскоро сориентировался и поскакал через три ступеньки на первый этаж.

На грохот его шагов, разлетающийся, как пушечные залпы по тихому зданию клиники, вышел доктор Карц.

— Где я!? Где я вас спрашиваю?! — кричал Николай в лицо доктору, истерично топая ногами.

Доктор спокойно посмотрел на пол и пояснил:

— Плитка напольная, производства Екатеринбургского керамического завода, — немного подумал и добавил, — размер пятьдесят на пятьдесят.

Николай растерянно посмотрел себе под ноги. Неожиданный ответ доктора подействовал отрезвляюще.

— Это что, клиника для… Этих… Ну как их? — от волнения он никак не мог подобрать приличный эпитет к слову психи.

— Душевнобольных? — пришел на помощь доктор Карц.

— Да, именно.

— Отчасти, у нас есть пациенты и с подобными недугами, мы многоцелевая организация. Хотите об этом поговорить?

— Выход?!

— Что позвольте? — поднял бровь доктор.

— Выход где?! — взвизгнул Николай.

— Прямо у вас за спиной.

Николай крутнулся на каблуках, нервно подергал неподдающуюся дверь, сообразил толкнуть ее наружу, и что было духу понесся к вертолетной площадке, надеясь убраться восвояси до того, как и ему поставят нехороший диагноз и запрут в одной из комфортабельных палат.

К счастью, вертолет еще стоял на площадке. Кто-то увидел бегущего к машине Николая и распахнул дверь, на улицу выпала лесенка, по которой он и ворвался в салон, едва не сбив по пути стюардессу.

— Летим! Скорее, я заплачу сколько надо!!! — кричал Николай кидаясь от одного иллюминатора к другому, опасаясь запоздалой погони. — Заводи же! Скорее!

Николай почувствовал, что кто-то аккуратно, но твердо взял его за руку, оглянулся и похолодел от ужаса — охранник отца Сергей. Правильно, зачем посылать погоню, если беглец сам прибежит в руки. Николай попробовал вырваться, но не тут-то было. Сергей явно был крепче. Тем временем охранник, не ослабляя хватки, проводил вяло трепыхающегося Николая к креслу и застегнул ремень безопасности:

— При взлете нельзя ходить по салону, — сказал он и крикнул в сторону кабины пилота, — готовы, запускай!

Зашумели турбины, и Николай увидел как за стеклом начали медленно раскручиваться лопасти винта. Еще через минуту вертолет грузно оторвался от земли и стал набирать высоту.

— Ты почему здесь? — спросил Николай у Сергея, который вернулся на свою откидную скамейку.

— Я ваш охранник, — пожал плечами тот.

— Ты сказал, что работаешь на отца, — попытался уличить его во лжи Николай.

— Мне было велено при встрече так представиться, и лишь после вашего возращения в вертолет перейти в ваше полное распоряжение.

— Бред, все бред, — забормотал Николай, стараясь разглядеть, что происходит внизу, но вертолет уже улетел от клиники на достаточное расстояние, и под ним был лишь лес и вьющаяся по нему пустая дорога к клинике.

Стюардесса, видя состояние пассажира, сунула тому в руку бокал с темной жидкостью, которую он, не раздумывая, залпом выпил. Напиток теплой волной прокатился по пищеводу и заполнил давно посасывающий от голода желудок. «Коньяк — понял Николай, ощущая на языке послевкусие, — хороший». Спиртное быстро завладело телом, сняв нервное напряжение. Николай позволил себе расслабиться.

Дверь кабины отворилась и в салон заглянул один из пилотов:

— Куда летим?

— Куда угодно, только подальше отсюда, — ответил Николай, с трудом представляя свои дальнейшие действия.

— Топлива на триста километров, потом дозаправка, — ответил пилот, — но если через аэропорт, то могу хоть до Смоленска домчать.

— Зачем мне в Смоленск? — спросил Николай, все ощутимее пьянея.

— Это далеко, — пожал плечами пилот, у которого в Смоленске жила вся семья, пока он «вахтовался» в златоглавой.

— В аэропорт, — принял решение Николай, тут только вспомнил что наличных с собой особо не брал, — сколько это будет стоить?

Пилот глянул на Сергея и, не ответив на вопрос, заперся в кабине. Сергей же вздохнул и, помня полученные на кануне инструкции, о том, что новый хозяин, возможно, после беседы с отцом будет не совсем в себе, принялся объяснять очевидные вещи:

— Николай Петрович, сколько стоит эксплуатация вертолета я не знаю, это надо узнавать в бухгалтерии. Но так как машина принадлежит вам, можете лететь куда пожелаете.

— Мне?

— Петр Сергеевич перевел на ваше имя все свои активы, в том числе два вертолета, самолет, автопарк и другое, юристы вам объяснят лучше. Могу сказать только, что загородный особняк отошел вашей матери.

— Значит, не соврал, — вздохнул Николай, все еще не веря, что из перспективного наследника в одно мгновение превратился во владельца целой финансовой империи. — Сергей, знаешь где находится моя московская квартира?

— Разумеется.

— Едем туда.

— Хорошо, машина уже в аэропорту.

Зайдя в квартиру, Николай понял, его ждали. Чехлы с мебели убраны, помещение проветрено и, совершенно, не было заметно, что в ней не жили последние два года. Не раздеваясь, направился на кухню, где еще раз убедился в расторопности обслуги: холодильник оказался наполнен холодными закусками, а на нижней полке сверкали никелем ресторанные судки. Выхватив первый же, обнаружил странный на вид суп, но есть хотелось нестерпимо, поэтому бросил кастрюльку на плиту и включил конфорку. Можно было бы перекусить по пути, чего-чего, а ресторанов в Москве хватало, но вымотанный событиями дня, не сообразил, а теперь накатила свинцовая усталость, хотелось поскорее утолить голод и лечь спать.

Утро выдалось солнечное, небо без следа вчерашних туч радовало глаз, поэтому даже наличие за окнами нелюбимого города, не особо портило настроение. Николай прошел на кухню, где уже поспевал в турке кофе. Имел он такую слабость — пить по утрам хороший, лично приготовленный кофе. Тем временем, позвонил Сергей доложить, что машина подана. Николай ответил коротким «хорошо» и растворился в ароматном вкусе бразильских зерен.

Изначально Николай не рассчитывал задерживаться на родине долго: дождаться скорбного часа и домой в Париж — ожидать улаживания наследственной суеты. Но теперь о скором отъезде не могло быть и речи. Свалившееся на голову богатство требовало принятия решений и личного присутствия.

Счета в банках — это хорошо и понятно, с этим проблем нет, но большая часть активов была в акциях множества предприятий, недвижимости и других малоинтересных Николаю вложениях. И как быть со всем этим, он еще не решил. В идеале, все следовало продать, однако, Николай понимал: найти покупателя, способного заплатить такие деньги, быстро не удастся. Кроме того, переход всего имущества целиком к новому владельцу еще нужно будет протолкнуть через ФАС. Распродать по частям? Вариант, но тоже дело не быстрое, по всему выходило, что отец не мытьем, так катаньем заставил его заняться семейным бизнесом.

— Плюнуть на все, назначить управляющих и уехать? — спросил он у себя, глядя на мелькавшие за окном бронированного мерседеса дома. — Обворуют, как пить дать, обворуют. Ладно, разберемся потихоньку, может оно и к лучшему.

* * *

Первые дней пять в новом качестве показались Николаю одним непрекращающимся кошмаром. Никогда раньше ему не приходилось усваивать такое количество новой информации в столь сжатые сроки. Только галерея незнакомых лиц, которых Николаю непрерывно представляли, заставляла голову болеть, а мысли туманились и виляли в сторону. Все эти: топ-менеджеры, ведущие менеджеры, специалисты и эксперты приезжали лично, организовывали видеомосты, а знакомство с латиноамериканской частью руководства «империи», и подавно, врезалась в сознание трудно усваиваемой непрерывной трескотней. Оказывается, и на английском можно говорить эмоционально и очень быстро.

Не меньше проблем доставляли бумаги, которые следовало завизировать. В оставленном отцом ежедневнике на работу с документами выделялось не более двух часов в день, но Николаю не хватало двенадцати. Он вспомнил, как тот, работая дома, быстро перекладывал документы, словно не читая, и ставил подписи. Николай так не умел. Приходилось перечитывать по два три раза, пока дремучие дебри делового стиля письма начинали складываться в понятную и логичную картинку. Да и то, после этого следовало проконсультироваться со специалистами, а затем еще с одними, проверить — не пытаются ли предыдущие воспользоваться неопытностью молодого бизнесмена в своих корыстных целях. Очень уж было боязно подписать в предоставленной массе макулатуры что-нибудь не то, например, дарственную на «тетю Глашу».

Затем, понемногу, Николай начал втягиваться. И уже через пару недель он уверенно сортировал бумаги на мусор, который можно подписывать, не вдаваясь в подробности, и документы. А последние на очень важные и особенно важные. Осознал он и другой простой, но немаловажный факт, что люди работающие на него, конечно воруют, но фишка в том, что делают это скорее из менталитета, то есть не так чтобы много, предпочитая стабильное будущее ежеминутной сомнительной выгоде.

Как итог, в одно прекрасное утро Николай не без удивления понял — новая жизнь ему очень нравится. И ничего он продавать не будет, а еще он по-иному взглянул на отца и его поступки. Вряд ли тот жил ради денег, как полагал Николай раннее, тут скорее азарт игрока. Адреналин от сложной, опасной, но затягивающей игры.

— Получается, отец, я был не прав, — сказал он, глядя на сотовый телефон. — Надо все же позвонить, узнать как здоровье.

В этот момент ожил селектор и голосом секретаря сообщил, что в приемной Юрий Петрович и почему-то добавил: «Соболезную».

Николай ответил, что свободен, и в кабинет вошел среднего роста мужчина с хорошо уложенной прической, скрывающей проплешинку на затылке, лицо за массивными очками в роговой оправе походило на лик святого, на самом же деле Юрий Петрович занимал пост ведущего юрисконсульта предприятия, человеком являлся скользким, хитрым и немного себе на уме.

— Здравствуйте Юрий Петрович, что-то случилось?

— Ваш отец скончался, примите мои искренние соболезнования.

— Вот как, — Николай посмотрел на сотовый телефон, который еще держал в руке и отложил его в сторону, — а почему вы лично мне об этом сообщаете?

— Я получил из нотариальной конторы копию завещания.

— Завещания? — удивился Николай, полагая, что после того, как отец еще при жизни распорядился всем своим имуществом, в подобном документе отпала всякая необходимость.

— Да, в нем Петр Сергеевич, царствие ему небесное, дал последние распоряжения, в основном связанные с организацией похорон, — пояснил юрисконсульт, однако, Николай успел неплохо его изучить и видел, что тот не договаривает, смотрит в сторону, и топчется на месте. «Топчется!» — спохватился Николай и вслух добавил:

— Извините, Юрий Петрович, эта новость, слегка выбила меня из колеи, присаживайтесь.

— Благодарю, — кивнул Юрий Петрович и сел за стол, однако, делиться своими переживаниями не спешил.

— В чем проблема? — прямо спросил Николай.

— Ваш отец высказал желание быть кремированным.

— И что?

— Так же указал, как нам распорядиться с прахом, — вздохнул юрисконсульт, сделал паузу, но не дождавшись реакции руководства, продолжил. — Прах нам следует использовать, как удобрение в цветочной клумбе.

— Неожиданно, — согласился Николай, — но если подумать — вполне допустимое желание: кто-то развевает, кто-то ставит на каминную полку, не возьму в толк, что вас так смутило?

— Он дал пояснение этому поступку.

— И?

— С его слов, подобный способ захоронения поможет ему родиться эльфом.

— Кем? — по-настоящему опешил Николай.

— Эльфом — это такой сказочный народ. Уши острые, лук стрелы, дома на деревьях, ну, и все такие дела, — ответил Юрий Петрович, продемонстрировав редкую осведомленность в вопросе.

— Да я знаю, кто такие эльфы. — отмахнулся Николай, — М-да. Хотя, с другой стороны, это его дело.

— Так-то оно так, — юрист вновь отвел взгляд, что совсем ему было несвойственно, на соревнованиях по игре в гляделки он был бы несомненно чемпионом.

— Да что вы сегодня сам не свой?! Еще какие-то пожелания? Говорите.

— Дело не в самих распоряжениях, оставленных вашим отцом, а в его, простите, ваших компаньонах. Они и так высказывали недовольство его решением оставить все вам, а теперь вполне могут объявить его душевнобольным.

— Объясните, — велел Николай, напрягаясь.

— Настоящее завещание написано до передачи дел, значит, если Петр Сергеевич, составляя завещание, был не в себе, можно добиться признания ничтожности вашего права на все активы.

— Это что же, получается, из-за пары строк в завещании я могу остаться ни с чем? — уточнил Николай.

— Не совсем, в любом случае, никто кроме вас и вашей матушки не имеют законного права претендовать на данное имущество. Но придется пройти процедуру вступления в наследство.

— По закону на это уйдет шесть месяцев, — Николай начал более четко осознавать угрозу, которая над ним нависла.

— Это не главная трудность, — вздохнул Юрий Петрович.

— Понимаю, следует поделить делить активы с матерью пополам, — кивнул Николай.

— Да, и скорее всего, как один из вариантов недружественных действий в отношении вас, кто-нибудь ненавязчиво посоветует Светлане Львовне на какие именно активы следует претендовать.

— А потом у нее их без труда, за полцены, выкупят.

— Совершенно верно, вариант при котором вам достанется не совсем то, что предполагал передать сам Петр Сергеевич, весьма реален. Кроме того, с высокой долей вероятности найдутся иные лица, претендующие на долю наследства, — не унимался юрисконсульт, все сгущая краски. — К примеру, любовница вашего отца с сыном или дочкой.

— Экспертиза точно покажет — кто отец, — возразил Николай, темнея лицом.

— Несомненно, данные лица будут предоставлены не для того, чтобы реально что-то получить, а для затягивания дела. Начнутся суды, а это может занять годы.

— И все это время моим имуществом будет распоряжаться чужой дядя, — начал рассуждать в слух Николай, — после чего, в итоге, я получу еще меньше, чем при мирном разделе с мамой.

— Именно так, — подтвердил Юрий Петрович.

— Приехали, — выдохнул Николай, вставая из за стола и отпихивая кресло в сторону. — И что, ничего нельзя сделать?

— Сложно сказать, необходимо более глубоко проанализировать ситуацию, — замямлил Юрий Петрович, — на данный момент я не могу дать четких рекомендаций.

— Мы можем оставить в тайне проблемную часть завещания?

— Только если получим оригинал в нотариальной конторе и не станем выполнять последнюю волю Петра Сергеевича.

— Заполучить оригинал, думаю, можно. А насчет последней воли… Ну, решил человек стать кормом для цветов, что в этом плохого? Красивая даже могилка получается.

Юрист засопел и покраснел, что не бывало с ним с пубертатного периода. «Да он собирается меня кинуть!» — подумал Николай, наблюдая за Юрием Петровичем. И был недалек от истины. Последний отлично ладил с прежним хозяином и честно выполнял свои обязанности. Но вот в молодого и неопытного Николая он не верил. И пока была в силе пара лестных предложений, склонялся к мнению, что пора их принять. Ибо, когда корабль пойдет ко дну, ответственность ляжет не только на владельца и бухгалтеров, но и на юридическую службу, а с подмоченной репутацией будет гораздо труднее найти хорошее место.

— Что вы жметесь как красна девица на выданье? — перешел на откровенную грубость Николай, — что еще приготовил мой папаша?

— Так же сказано, что в момент захоронения необходимо всем присутствующим на похоронах трижды проскандировать: «Стань эльфом!»

— Так, так, так, — шептал Николай, меряя кабинет длинными шагами, в поисках решения, — Юрий Петрович, батюшка у меня, видимо, был тот еще псих, но ведь сейчас его считают здоровым?

— Мертвым, — поправил дотошный юрисконсульт.

— Бросьте, вы же поняли о чем я, при жизни он для всех был психически здоров. Так?

— Да, — подтвердил Юрий Петрович.

— И то, что это не так, еще нужно доказать, верно?

— Верно.

— А для серьезного разбирательства нужен повод, которым, по вашему мнению, является желание отца родиться эльфом? Но это дело не быстрое и пока я — полноправный владелец?

— Все правильно, только я как юрист, не советовал вам совершать необдуманных поступков.

— Каких, именно?

— Попытаться вывести активны на подставных лиц, как пример. — Юрий Петрович стащил с переносицы сверкающие чистотой очки и принялся надраивать стекла специальным платочком.

— И не собирался, — заверил Николай, — просто я, как любящий сын, не позволю порочить доброе имя отца. Хотят войны, будет им война.