Бесплатный фрагмент - Секс, наркотики, Крым и любовь

Секс, Наркотики, Крым и Любовь

«… Когда так много позади всего, в особенности горя

Поддержки чьей-нибудь не жди, сядь в поезд, высадись у моря…»

(с)

Все персонажи данной книги не имеют реального воплощения в жизни и все возможные совпадения случайны. Все многочисленные герои моей книги — это мои персонажи. Я вас всех люблю, но в реальной жизни вы не существуете, увы.

Зато все события, описанные здесь, действительно происходили на самом деле. Фотографии и рисунки сделаны с натуры, мною лично и моими друзьями.

Ну, и Крым существует и он именно такой, какой в книге. Мой Крым. А у кого другой — прошу меня извинить. Из песни слова не выкинешь.

Автор не пропагандирует употребление наркотических средств, сам никогда их не пробовал и считает, что их употребление, вполне вероятно, повредит Вашему здоровью, дорогой читатель.

И, да, рассказы иногда перемешаны между собой по времени, но общую линию сюжета я старался соблюдать. Время действия в каждом рассказе само по себе не важно. Они воспринимаются все вместе, независимо от порядка прочтения.

ГЛАВА 1. Таня. Первая любовь. Начало.

часть I

Это лето было жарким и ароматным. Впрочем, для меня любое лето в Крыму такое. Я сидел на парапете набережной в Коктебеле, возле странной деревянной статуи какого-то парня, стоящего кверху ногами, с головой погруженного в деревянный пень. Я решил, что это символизирует уход от земных забот, поэтому присел рядом. Возле ресторанчика «Зодиак», если кто знает.

Было около 10 часов утра.

Я только приехал в Крым в этом году. Первый день, запах моря и водорослей, легкий ветерок и солнечное тепло. А впереди еще месяц или два такой вот жизни.

По набережной небыстро слонялись отдыхающие. Мамы-папы-дети. То есть та часть курортников, которая рано ложится спать и рано же встает. Не путать с другой частью коктебельских летних жителей, которая наоборот.

В общем, я погрузился в это вот все и сижу себе спокойно, получая удовольствие от того, что я просто есть и я есть именно здесь. Одет я в свободные черные штаны от кимоно да несколько бронзовых и костяных фигурок на шее. Белые незагорелые плечи выдают во мне только что приехавшего из цивилизации. Нормальный молодой парень тридцати лет, в меру симпатичный, мускулистый и жилистый. Рядом лежит потертый рюкзак из толстой желтой кожи, с которым я везде и путешествую. В голове полстакана крымского портвейна, в руке сигарета дымится, глаза полуприкрыты. В общем — благодать…

И вот сижу я себе, впитываю счастливые эти моменты окружающего мира, наблюдаю за морем из-под полуопущенных век, как вдруг мимо меня шлепают две ноги в потертых вьетнамках. Женские ноги, очень такие… маленькие и изящные. Я вообще в девушках лодыжки и ступни ценю — а тут их сразу две и выше всяких похвал. Пальчики такие аккуратные, с маникюром, с какими-то рисунками на ноготках… К ним чуть выше прилагалась еще и аккуратная загорелая попа в простых голубых трусиках от купальника.

А выше я взгляд не поднимал. Мне и так было хорошо.

Так вот — это все скользило мимо меня, не затрагивая в целом. Я сижу, такой весь отстранённый от мира. Созерцаю проплывающие мимо пейзажи и фигуры. И вижу, что эти забавные ноги прошли чуть дальше, остановились в раздумье, развернулись и медленным шагом пошли мимо меня в обратную сторону.

Ну, мне пофиг, в общем-то…

Смотрю, как ноги опять прошли мимо меня, опять остановились и где-то вверху, на уровне своих ушей, я слышу голос: «Молодой человек, а можно рядом с вами посидеть?»

— «Можно, конечно» — отвечаю — «Присаживайтесь».

А голос такой… низкий такой, с хрипотцой даже… Уххх, аж мурашки по коже пробежали.

В принципе, с чего ей меня спрашивать, парапет ведь не мой.

А сам на море смотрю, ну неохота головой вертеть, взгляд отрывать от морской глади, вообще хочется, чтобы так было всегда-и-здесь-и-сейчас… Вот реально, без всякого выпендрежа — ни знакомиться неохота, ни разговаривать, даже портвейна не хочется, хотя у меня в рюкзаке еще больше половины бутылки с собой. Просто хорошо.

Ну, краем уха слышу, что она примостилась рядом. Сидит тихо, как мышка, и молчит.

— Вежливая, — подумал я.

Сидит дальше.

Потом она негромко так спрашивает: «А можно сигарету покурить?»

Я ей так же негромко отвечаю: «Курите, конечно»

Без всякой задней мысли сказал, просто, чтобы что-то сказать. Не то, чтобы я ей разрешал или запрещал. Просто пофиг…

Она еще помолчала минуту — я же говорю, вежливая — потом и говорит: «А можно у вас взять сигарету?»

Тут я понимаю, что это она меня просила дать ей сигарету. Я взял рюкзак, достал оттуда пачку сигарет с зажигалкой, обернулся к ней и взглянул в лицо. В этот момент она сдвинула на лоб свои темные очки и тоже взглянула мне прямо в глаза.

И вот тут я попал.

В окружении пышных темно-рыжих волос передо мной сидело самое красивое существо, которое я видел в жизни, ну, так мне тогда показалось.

Но самое яркое, что мне запомнилось — это ее глаза…

Большие, синие, яркие… совершенно безумные. Такие глаза, по моим представлениям, должны были быть у Мартовского Зайца, когда он впервые встретил свою Алису. Ну, что-то такое…

Хотя нет, тогда я еще не совсем попал.

Я оглядел ее с ног до головы. Не обидно, а так, нормально оглядел, серьезно и уважительно.

Сидит, спокойно смотрит мне прямо в глаза, глазищами своими, без вызова… просто смотрит и как ждет чего-то.

Ну, я и спросил ее — «Девушка, а поедемте со мною в Пёсью Бухту!». Предложил ей, значит. Так, чтобы она отказалась, конечно, а там дальше и разговор можно продолжить. Или не продолжать. И так и так будет хорошо.

А она посмотрела на меня чуть внимательнее и отвечает: «Не могу, — говорит, — поехать». Тут я, конечно, про себя усмехнулся, конечно, кто же с незнакомым парнем сразу так и согласится ехать неизвестно куда.

Звали это рыжее чудо Таня.

А тут надо авторское отступление сделать. Дело в том, что Песья Бухта — это такое особенное место в Крыму, где на берегу моря собираются каждое лето куча всякого интересного народу. Ну, вроде как фестиваль, только организованный самой природой. Добраться туда можно только пешком либо на машине с очень высокой подвеской. Дороги убитые напрочь. Соответственно, там и контингент такой — с июля по сентябрь там собирается примерно человек с тысячу различной степени маргинальности и интересности. От непризнанных философов, поэтов, музыкантов, рассказчиков до… ммм… до признанных.

Разные мажорные личности туда не добираются, ибо без машины тащиться, неся на своих плечах все предметы для жизни на целый летний период — им как бы вовсе и незачем. Им в гостиницах лучше, чем на берегу моря. Ну и мы тоже без них не страдаем.

И вся эта братия живет на берегу моря в палатках, ходит голышом и все лето мечтает лишь о том, чтобы оно, лето то есть, подольше не заканчивалось.

И вот, я и предложил ей туда вместе со мною поехать, ожидая, естественно, что она откажется. Девочка по виду чистенькая, ухоженная, не похожая на любительницу палаток-и-костров…

А она продолжает медленно и задумчиво: «Я сейчас не могу…. Пауза… Мне бы часа полтора на сборы нужно, вещи с собой собрать».

И вот тут я попал окончательно.

Как выяснилось впоследствии — попал надолго и с большим эффектом.

Меня сразило то, что я, по извечной мужской наивности принял за доверие и привязанность. Я решил, что женщина, которая со мной согласилась ехать чуть ли не на край света, безусловно, заслуживает больше внимания. Даже лучшие из нас, бывает, попадаются на этот вкрадчивый шепот внутренней мечты — «А вдруг, это настоящая любовь!».

На самом деле, как оказалось, никакая это была не любовь. Она просто была полностью обдолбанная. В смысле, каких-то запрещенных веществ напринималась так, что тело ее настоятельно попросило хозяйку сменить обстановку. Позже, когда мы беседовали об этом, Танька призналась, что перед этим она с компанией подружек случайно попала на фестиваль в Щелкино.

Ну, а как еще туда попадают — конечно же, случайно. Зазевался — раз — и ты уже на фестивале.

*САРКАЗМ*

И там они все пробыли в течение недели, употребляя в свои молодые и любопытные рты все, что им предлагали, в смысле наркотиков и алкоголя.

Вот как примерно это было (цитата из ее рассказа):

«… И маленькие таблеточки, такие разноцветные. И амфетамины всякие нюхали, не помню названий… И траву курили. Конечно, как же не курить — там же все курят… Пить? — нет, пить особо не пили, не люблю алкоголь — он же голову сильно туманит… И танцевали все время!!!…

И вот, Рома, дня четыре я так протусила. Потом решила все-же поспать (через четыре, сука, дня подряд, без сна!!! — прим. автора), проснулась утром, иду сонная к бассейну — выкупаться после сна — и вижу — сидит компания молодых ребят, вроде бы даже чуть знакомых — и смотрят на меня весело, руками машут. Я тоже им в ответ помахала, поздоровалась и к бассейну подошла.

Я стою на кромке бассейна, собираюсь нырнуть и тут понимаю, что я полностью голая. Но самое странное — то, что на это ребята внимания не обращают (!)

Они машут руками и кричат — «Танюшка, заходи еще к нам, вечером надо повторить!!!»

Ром, я не знаю, что я там такое делала, что они меня снова звали к себе повторить, но точно поняла, что мне надо сваливать оттуда и как можно скорее. Быстро к себе в номер вернулась, собрала вещи… И вот я здесь ….»

Так она мне рассказывала потом про свои приключения в это лето, но это позже уже выяснилось, когда для меня все это стало совсем неважным. К тому времени я уже влюбился.

А тогда мы просто пожали руки в знак закрепления соглашения (ДА, чувак, именно так, пожали руки!) и решили пойти купаться.

Спустились тут же по лесенке на пляж к морю, подошли к воде, лавируя между лежащими отдыхающими. Таня скинула шлепки и вошла в воду. У меня скидывать было нечего — под штанами было тело, без плавок и трусов. Я остановился в задумчивости. Таня вернулась ко мне, спокойно оттянула резинку на штанах и с любопытством заглянула внутрь. Внутри штанов, как я уже сказал, было просто тело, его нижняя часть.

«Понятно» — спокойно сказала Таня и, взяв меня за руку, решительно потянула в море. Я не раздеваясь послушно зашагал за ней. Рюкзак бросил у кромки прибоя. Он кожаный, ему не привыкать.

Мы расцепили руки уже на глубине. Каждый из нас погрузился в море впервые в этот день. Если кто понимает — нет ничего прекраснее первого, утреннего погружения в морскую пучину. Море смывает с тебя все следы прошедшей ночи, всю усталость, заботы и похмелье (да, и похмелье тоже, как будто искупался в шипучем аспирине)

Все плохое растворяется в море и ты весь такой яркий и блестящий, как вымытая водой рыбка, выныриваешь наружу, чтобы вновь бухать и наслаждаться жизнью.

Но в тот раз было немного по-другому.

Возвратившись ближе к берегу, я ощутил ногами дно и тут рядом плеснула вода и ко мне прижалось влажное и упругое. Таня подплыла ко мне спереди, обхватила в воде ногами на уровне пояса и взяла за руки, сидя у меня на бедрах ко мне лицом. Я притянул ее к себе и поцеловал в губы. Крепко и долго. Её рот был чистым, свежим и теплым.

То, что произошло потом, я никогда с ней не обсуждал. Ни тогда ни потом. Я не знаю, что это было, сразу и честно вам говорю.

Мы с ней находились по горло в воде и плывущие мимо отдыхающие не могли видеть подробностей. Она взяла мою правую руку в свою и спокойно, уверенно, будто имела на это право, потянула ее вниз. Моя раскрытая ладонь коснулась не трусиков, как я ожидал — я коснулся ее промежности, гладко выбритой, кстати, с маленьким хохолком посредине. Как оказалось, она уже сняла с себя трусы и повязала их на правую ногу, под коленом, чтобы не потерять в воде. Снизу она была голой.

Но, блять, если вы думаете, что я хочу рассказать вам о сексе — то вы пиздец, как ошибаетесь.

Она села своей пиздой на мою открытую ладонь и я почувствовал теплую упругую струйку, которая била мне прямо в руку.

Явно, это была не морская вода.

Маленькая сучка меня обоссала… Она поссала мне на руку… ОНА, БЛЯТЬ, НАССАЛА МНЕ В РУКУ!!!

Это продолжалось недолго, после чего она прижалась ко мне крепко-крепко и поцеловала в губы.

Потом она нырнула, одним движением, не разворачиваясь, спиной вперед, и поплыла к берегу. Лишь над водой сверкнула белая полоска незагорелой кожи на ее голой заднице, да руки уверенно загребали волну.

Я стоял по горло в воде, на кончиках пальцев, в каком-то ступоре.

«Что это было?» — думал я про себя

«А хрен его знает!» — отвечал я себе.

После этого я медленно и задумчиво побрел к берегу. Погруженный в свои раздумья о том, что это, блять, было, я медленно вышел из моря, подобрал рюкзак и пошел мимо загорающих людей.

Таня ждала меня, как ни в чем ни бывало, на набережной, уже в трусах, естественно. Я приближался к ней все ближе и ближе и с каждым шагом мне отчего-то становилось ясно, что все, что произошло до этого — вообще никак неважно. Важно то, что я могу быть вместе с ней. Об этом странном случае мы не говорили особо. А когда я пару раз пытался завести об этом разговор, то у меня было ощущение, что Таня вообще не понимает, о чем речь. Не помнит она об этом. Вот так-то.

После купания мы договорились расстаться на полтора часа и встретиться уже у меня дома, на пляже. Так начался самый бурный, непредсказуемый и яркий роман в моей жизни, который с переменным успехом продолжался в течение следующих двенадцати лет.

часть II

Дом мой в то время располагался в шикарном месте, на дальнем коктебельском пляже, под горой. Состоял дом из зеленой двухместной палатки и тента. С выходом прямо на берег моря. Под тентом стоял удобный раскладной стульчик. Обстоятельно, в общем, я устроился. Рядом со мной располагались еще около двадцати палаток таких же любителей летнего отдыха.

А чего — на самом деле, для многих это был идеальный вариант — ты живешь сам по себе, прямо у моря, в своем домике, за жилье не платишь. При этом вокруг тебя вся необходимая цивилизация и развлечения — кафе, рестораны.

А можно вообще никуда не ходить. Вышел из палатки — и сразу вокруг тебя компания задорных веселых алкоголиков обоего пола и самого разного возраста.

Ну, я сижу у палатки, жду, отдыхаю, в назначенное время приходит Танька. В руках сумка небольшая — все вещи, которые она носила с собой. Тоже такой неплохой плюс в ее пользу. Бросила сумку ко мне в палатку и сказала: «Ну вот, я пришла». И сразу стало понятно, что она действительно «пришла». И собирается быть здесь, там, где и я.

И тут выяснилось, что на таком пляже, где все голые — она находится в первый раз.

Но Таня ничего не говорит, скованно, но раздевается, скидывает с себя одежду и идет к морю. Идет, правда, как по стеклу — стесняется, но виду не подает. Только попа белая выделяется, да полоска от купальника на загорелой спине.

Рассмотрел ее подробнее. Маленькая, ростом меньше метр шестьдесят пять, весом примерно килограммов под сорок пять. Тело красивое, подтянутое и сухое, немного спортивное даже. Густая рыжая шевелюра, красивые полные, чувственные губы и большие синие глаза. Сиськи маленькие, можно сказать, их и нет почти, зато соски бодро торчат вперед. Торчат всегда, даже из-под одежды, их даже купальник или платье не в силах скрыть.

Поплавала, выкупалась, возвращается ко мне под тент уже спокойнее, попривыкла к своему виду, руками не закрывается. Присела на четвереньки под тентом и гривой своей рыжей затрясла вокруг, как собака. Брызги разлетаются по палатке.

Жара приближается, скоро придется перебираться куда-нибудь в кафе или на берег под большой тент, к друзьям.

Я спросил — «Ты на самом деле такая рыжая или красишься?»

На это Танька гордо раздвинула ноги и указала себе в промежность, на ровную дорожку подстриженных волос, оставленных внизу живота. Волосы были такого же яркого и сочного рыжего цвета.

Понятно. Не красится.

После этого много чего еще было. Мы с ней были, как иголка и нитка — постоянно вместе. Куда один — туда и другой, и нам было хорошо и не надоедало. Как-то так получилось, что она вообще ничего о многом не знала — даже на нудистском пляже не загорала никогда. И про секс она много не знала, что так можно. Очень ей многого хотелось, но нельзя. Выросла она в небольшом поселке возле Симферополя. Так у них до сих пор минет считается чем-то грязным и противным. И если девушка пососала раз и про это узнают — то все, ее парни теперь шлюхой считают и с ней можно делать все, что захочешь. Трахать, насиловать — а она отказать никому не может и даже пожаловаться не имеет права. Никто помогать не будет.

Танька рассказала, как ее в 15 лет мама отправила в училище в город, по распределению. Добилась путевки, бесплатного места в общежитии.

И, как она рассказывает:

Приезжаю я в общагу заселяться. Маленькая совсем, в платьице детском, с косичками и медвежонком плюшевым в рюкзаке. Вообще ничего не понимаю в жизни. Селят меня в комнату к двоим соседкам. На отдельную койку. Соседок зовут Варя и Ленка. Нормальные девчонки лет по шестнадцати. И в этот же вечер, после отбоя, к нам заваливаются четыре парня постарше. Как потом объяснили — какие-то местные деляги. Не блатные, но при деле.

С водкой и закуской. Девчонки их не ждали, но парней это не сильно расстроило. Танька сразу отговорилась — мол, она еще несовершеннолетняя и забралась в кровать. А куда ей еще ночью деваться. И к ней приставать не стали. А Варька с Ленкой расстелили на тумбочке газету, разложили огурцы и выпили с ними вместе. Выпили по второй.

И после этого их обеих скопом изнасиловали. Просто, не спрашивая, поставили рядышком лицом к окну, задрали халаты и спустили трусы. Просто потому, что Ленка в прошлый раз кому-то из них уже давала. Варьку трахнули за компанию, потому, что вместе с Ленкой в комнате жила.

Таньку не тронули, потому что маленькая была еще. Она лежала под одеялом, укрывшись с головой и слушала тяжелое дыхание, шлепки, плевки, шуршание одежды. Лежала и боялась пошевелиться, укрывшись одеялом с головой.

На мой резонный вопрос — а как же милиция, Танька на меня посмотрела, как на идиота, но все же ответила: «Так убьют же». Спокойно так сказала, просто поясняя очевидное.

Глава 2. Пёсья бухта. Начало. О панках и мертвом дельфине.

В Пёсью бухту я в первый раз попал совершенно случайно. Или не случайно, как скажут любители теории «неслучайностей». Читал про это место в интернете. Давно читал. Много слышал. И какой-то момент лета я вдруг решил, что мне пора на море, собрал рюкзак и приехал сюда. Это самое «сюда» на долгое время стало моим вторым домом. Так уж получилось. Сейчас расскажу, как это было.

Находится это место на Южном берегу Крыма, на побережье Черного моря, между Коктебелем и Судаком.

Бухта эта замечательна тем, что на ее берега можно попасть только пешком. Общественный транспорт сюда не ходит по причине отсутствия дорог. По той же причине сюда не приезжают многочисленные любители палаточного отдыха с машинами и складными кемпингами — машины, кемпинги и их хозяева застревают еще в самом начале пути, на перевале через горы.

Ну и хорошо. Туда им и дорога.

Зато пешком сюда добраться легко и приятно — от ближайшего курортного поселка по берегу моря, не спеша, с рюкзаком за плечами можно добраться до места за сорок минут. Так все и делают.

И вот иду я, значит, первый раз по этой тропке вдоль морского берега. Отдохнувший, бодрый, трезвый, рюкзак за плечами.

Прошел населенные места, где на берегу загорают люди, с семьями и без. Дальше уже людей нет, иду в одиночестве. Только я и море. Время часов десять утра.

Жду, вот сейчас покажется это долгожданное и знаменитое место, последний оплот Вудстока на нашей земле, любовь, музыка, нет войне и так далее…

Ну… насчет «нет войне» это я тогда поторопился…

Из-за поворота показались вдали на берегу моря зеленая роща, строения какие-то, палатки, люди. Оживилось, в общем, окружение.

Недалеко от меня прямо по курсу на песке сидит группа каких-то людей и чего-то там делает, одеты странно, но разнообразно. Грязные. Пахнут плохо. Именно, не неприятно пахнут, а плохо как-то… грязной тяжелой жизнью, отсутствием целей, несбывшимися мечтами — там все вперемешку и еще что-то, чему и название трудно подобрать… Плохо пахнут, в общем. Не люди, а существа какие-то…

Подхожу ближе.

Блядь!

На песке лежит наполовину растерзанное тело небольшого дельфина. Именно что «растерзанное», поскольку нож есть только у одного из окружающих. Остальные помогают ему разрывать мясо руками. Рядом лежит грязный джутовый мешок, куда существа складывают оторванные от тушки куски окровавленного мяса.

Не, я не истерик. Крови не боюсь и в панику обычно не впадаю. Но дельфинов уважаю, они как люди, и такое отношение к дельфину воспринял, как личное оскорбление.

Подхожу ближе, скидываю рюкзак. Разминаю плечи. Потягиваюсь. Молчу.

С одной стороны, может, у них тут так принято, дельфинов есть на завтрак, а я их сразу дубинкой по затылку. Неудобно может получиться.

Существа повернулись ко мне, смотрят на меня тем местом, где у них глаза. Один даже рот приоткрыл, улыбается вроде бы вежливо, но внутри черные пеньки зубов, улыбка получается так себе.

В воздухе пахнет морем, водорослями, свежим мясом и кровью. Но над всем этим доминирует вонь немытого человеческого тела.

Да ёбаный в рот!!!

Как можно оставаться грязным и вонючим, сука, живя на берегу моря!

НА БЕРЕГУ МОРЯ, КАРЛ!!!

Молчание затягивается.

Ребята, судя по всему, чувствуют себя неуютно. То есть, вроде бы они все правильно делают, с их точки зрения, но какой-то тип пришел и как-то странно на них смотрит. Возможно, он тоже хочет съесть дельфина. Но ведь они его первые нашли.

«Мы его первые нашли. Он уже мертвый был» — извиняющимся тоном наконец произносит тот, что с пеньками от зубов вместо зубов.

Я молчу. Потому что, блять, просто не знаю что сказать. То, что дельфин был уже мертвый, конечно же, меняло всю ситуацию.

*САРКАЗМ*

Ни хуя это не меняло.

«Ладно, пойду дальше» — нейтральным тоном произнес я и, вскинув рюкзак на плечи, зашагал дальше по берегу в сторону зеленой рощи.

Позже я узнал, что это были местные панки и такое поведение не выходило за рамки общепринятых правил. Ведь мясо по-любому не должно пропадать (так же, как и «теплое не может быть сырым»). Но тогда этот случай существенно деформировал мое представление о реальности.

Вот такое было первое впечатление.

Впрочем, никогда не верь первому впечатлению. Оно, как правило, ничего не означает. Подошел ближе к полосе зелени. На берегу уже попадаются отдельные палатки, некоторые прямо рядом с полосой прибоя. Вокруг и возле них люди. Женщины, мужчины, голые, одетые. Впрочем, нет — совсем одетых, конечно, не было, в такую-то жару.

Справа возвышалась грандиозная гора, с каменным лбом на самом верху, ее склоны были покрыты ярко-зеленой растительностью. Эчки-Даг, или «Козья гора». Гора для девочек, как я потом узнал — нежная, мягкая, с мирной и спокойной энергетикой.

Такое впечатление, что с горы пролили зеленую краску и она по ущелью протекла вниз до самого морского берега, обратившись вблизи в отдельные деревья и кусты.

Прохожу чуть дальше и сворачиваю вправо. Метрах в двухстах вверх по тропинке в сторону горы уже начинаются зеленые заросли, которые по местным меркам почти лес. В глубине этих лесных кустов там и сям виднеются палатки, тенты, пахнет костром. Где-то готовят еду.

В целом, уютная атмосфера, привычная. Как на каком-нибудь подмосковном музыкальном фестивале. Только с одной стороны — большое, тихое и спокойное — море… оно такое…

Нужно найти место, где ставить свой лагерь. Это особенно важная процедура, так как лагерь где попало не поставишь. Палатка у тебя должна стоять там, где она не помешает твоим соседям, но при этом, чтобы никто не мешал тебе, никто не бродил по твоей палатке ночью, выкликая в темноте незнакомые имена, не призывал бы рядом демонов. И чтобы было место для костра, чтобы днем было прохладно и в тени. В общем, много всего чтобы.

Я пошел по простому пути. Зайдя в первый по дороге лагерь, поздоровался и спросил разрешения — а можно ли здесь рядом на полянке поставить палатку и не буду ли я кому-нибудь мешать?

Там какой-то хмурый тип в красном клетчатом платке вокруг бедер уныло пытался разжечь костер, выдувая из-под камней тучи золы.

На мой вопрос он неопределенно махнул рукой вокруг — мол, ставь, где твоей душе угодно и вернулся к своему занятию.

Тем временем, из за кустов послышался восторженный рев: «Москва?»

Вначале я подумал, что там, за кустами, играют в города, но тут послышался треск кустов и на полянку вывалился новый персонаж. Про него можно сразу сказать одно — он был большой.

«Привет! Москва?» — повторил он, уже явно обращаясь ко мне.

Скорее всего, это был вопрос, подумал я

«Ну… Да…» — неуверенно подтвердил я. Вдруг он москвичей не очень любит. Такой даст в голову — вот тут уже и будут у меня неприятности.

Но человек подошел ко мне ближе, широко улыбнулся и протянул мне руку, размером с небольшую саперную лопатку. Он был одет в потертую скатерть, которая триумфально была перекинута у него через правое плечо, на манер шотландского пледа. На мощных ногах были обуты… Что-то такое, при виде которых вспоминалось слово «поршни». Не знаю, что такое эти самые «поршни», но вот они у него на ногах и были. Большие такие и растоптанные. Но у человека были хорошие глаза, а это самое главное.

«Я Маленький Тролль, можно просто Тролль» — сказал он мне — «Я тут лагерем стою, за кустами. Я тоже из Москвы. Если хочешь — присоединяйся. У нас есть свободное место под палатку»

«Рома, Роман» — представился я — «Буду рад знакомству»

Я подхватил свой рюкзак и потащил его вслед за своим новым знакомым.

Притащившись на полянку сквозь колючие кусты, я огляделся и удовлетворенно улыбнулся. К походам я был привычен. Но удобства всегда любил и старался, по возможности, делать свою жизнь на природе удобнее и легче.

Хозяева лагеря придерживались, по-видимому, такого же мнения. Лагерь был не только чистый и ухоженный, но и сделанный надолго, на целый сезон. В ближнем к нам углу поляны был сложен из камней добротный очаг с решеткой, где лениво тлели несколько небольших сучьев. Рядом аккуратно были сложены дрова. Дым поднимался прямо к небу, в отверстие в кронах деревьев. Вокруг царила приятная прохлада, что было очень кстати, так как по времени было уже ближе к полудню и солнце стояло в зените.

Если кто не знает — тут летом в июле и августе жара может достигать в тени до сорока или даже пятидесяти градусов. В ТЕНИ!

Так что любая тень и ветерок — приветствуется всегда.

С другой стороны полянки в глубину кустов уходила протоптанная тропинка. Очевидно, именно так и попадали сюда постоянные жители лагеря, а не так, как мы сейчас — проломившись сквозь заросли.

Тролль ткнул пальцем вправо — там было пустое место сухой травы — явно оттуда недавно убрали палатку.

«Оттуда ребята вчера съехали, можешь занимать место» — произнес он — «Скоро девчонки с моря вернутся, познакомитесь. Правила в лагере простые — мужики ходят за дровами и за водой на родник, девки готовят еду и делают уборку. На еду скидываемся по возможности. Уважаем друг друга и стараемся не мешать»

«Хотя» — добавил он с ухмылкой — «Это, конечно, по возможности. Сам понимаешь, не всегда получается. И, да — ты новенький, так что сегодня вечером проставиться не мешало бы. Как у тебя с деньгами?»

Знаете, вот от кого другого такой вопрос меня бы напряг. Честно. А от этого здоровенного дяди — почему-то не возникло вообще никакого опасения.

«Да нормально с деньгами, я же только приехал» — ответил я просто.

Я быстро раскинул палатку, побросал туда вещи, спальник, пенки и гитару и, наконец-то, начал приходить в себя.

Все же переезд из Москвы, потом долгий путь на автобусе, потом пешком по жаре по морскому берегу — это неплохое испытание на выносливость. Особенно, если у тебя внутри сидит такая нетерпеливая обезьяна, которая постоянно тебя толкает в затылок, не дает отдохнуть — беги, беги, беги — впереди отдых, не теряй ни минуты.

В общем, я скинул с себя штаны, трусы и майку — всю одежду. До этого никогда голым не загорал, а тут, почему-то, мне показалось, что так будет уместно. Хотя я был даже не на пляже.

И, да, как показалось в дальнейшем — это-таки было уместно.

Тролль отнесся к моему раздеванию… Вообще никак не отнесся…

Он с интересом разглядывал мою гитару, которую я вынул из чехла, чтобы дать ей подышать после долгой дороги.

«Можно?» — спросил он уважительно

«Конечно» — ответил я — «Только струны не порви, у меня мало запасных»

Он аккуратно взял гитару, привычно подкрутил пару колков, настраивая струны, и взял несколько аккордов. Было непривычно видеть гриф гитары в его здоровенных толстых пальцах, но гитара звучала мягко, очень аккуратно и приятно. Тролль явно знал, как говорить с инструментом.

Со стороны тропинки послышались девичьи голоса и веселый смех. На поляну вышли новые действующие лица. Лица были женскими, молодыми и очень миловидными. Впереди шла, девушка лет двадцати четырех, с двумя длинными косами темно-пепельного цвета и черными серьезными глазами. Она была без одежды, только маленькая грудь, живот и, особенно, волосы на лобке, местами вымазаны в серой глине. Как будто она вымазалась в глине, но не успела полностью отмыться. За ней шла молоденькая брюнетка с распущенными волосами, под грудью которой было повязано что-то цветастое, веселенькое и полупрозрачное, что окутывало ее худенькое тело от подмышек и почти до худых поцарапанных коленей. Замыкала процессию девушка в очках, совершенно студенческого вида, одетая в набедренную повязку из разноцветных тряпочек. Грудь ее была обнажена и сразу привлекла мое внимание — она была действительно красивой, большой, но при этом явно упругой.

Блин. Хоть бы хуй не встал. Хорошо, что я после тяжелого перехода. Мне уж точно не до этого.

«Кошка, Мадонна и Полина» — представил их по-порядку Тролль — «А это Рома, наш новый сосед»

«Валя» — протянула мне руку черноглазая — «ну, или Кошка. А это моя сестра младшая, Настя, она же Мадонна» — показала она пальцем назад, на молоденькую брюнетку — «К ней приставать не вздумай, она еще маленькая» — серьезно и спокойно так сказала, без угрозы, просто проинформировала.

Мадонна подошла, улыбнулась мне и протянула свою узкую ладошку. Ее тело под накидкой тоже было испачкано в серой глине. Я увидел, что левый сосок проколот и туда вставлена какая-то финтифлюшка.

«Привет» — сказал я. А что я мог еще сказать на это?

Полина просто помахала мне рукой и молча заползла в палатку.

«Перегрелась чутка на солнце» — сказала Валя, поглядев на нее — «Отсыпаться пошла».

Тут в дело вступил Тролль — «Валюха, к тебе есть маленькое, но ответственное поручение. Рома сегодня проставляется — поможешь ему затовариться, чтобы лишнего не покупал и покажешь, где недорого»

«Запросто, собирайся» — сказала Валя, обращаясь ко мне.

По узкой лесной тропинке мы вышли из зеленых зарослей и зашагали по дороге к морю, которое находилось метрах в двухстах от нашего (теперь уже «нашего») лагеря.

Идя за Кошкой, я постоянно оглядывался назад, пытаясь запомнить дорогу — вообще не понимаю, как они тут ориентируются. Ночью лагерь не найдешь в темноте.

И вот мы подходим к чему-то, что напоминает короткую улицу, по обеим сторонам которой находятся строения из фанеры, камыша, веток, говна и палок. Улица упирается одним концом прямиком на пляж.

«Это наша Пикадилли» — с оттенком гордости говорит Валя — «Наша улица. Тут у нас и магазины и кафе и ночные клубы. Ночью» — зачем-то поясняет она

Мы оба без одежды. Причем я в шлепках, а Валька вообще голая и босиком — видимо, привыкла за лето так ходить. И, блин, никого это вообще не парит!

А мне здесь нравится!

Мы побродили по этой импровизированной торговой линии, закупили продукты и, главное, выпивку. Выпивки мы закупили много. Выпивка — это жизнь. Я познакомился со всеми продавцами жизни. Со всеми мы выпили за знакомство и совершенно бесплатно, поэтому наш с Валюхой поход за продуктами затянулся часа на три. Мы, впрочем, от этого ничуть не расстроились. К концу дня я уже знал по именам человек тридцать из постоянных жителей этого места, а они худо-бедно узнавали меня.

Вернулись в лагерь к вечеру. Принесли продукты и вино. К этому моменту на костре уже приготовилась какая-то хряпа, сделанная из всего, что девчонки нашли съестного в лагере. Выпили портвейну. Удивительно, как этот традиционный напиток меняет свой вкус в зависимости от близости морского побережья. В городе я таких напитков вообще не употребляю — сладко, приторно и голова болит.

Зато как меняется портвейн, если его пить на море… Он превращается в божественный нектар, а если его еще разбавить умело газированной минеральной водой …ммм…

Как рассказала по пути Кошка, Маленький Тролль по существу, к ним относится, как папа. Он собрал вокруг себя девок, таскает им дрова и воду, играет на гитаре, отгоняет грозным рыком по вечерам назойливых самцов. Девчонки же ему обеспечивают уют в лагере, во-время приготовленную еду, дружескую поддержку всегда, когда это требуется. А поддержка, она всем нужна, даже таким брутальным. Все довольны, всем весело и комфортно. Так и живут.

Вечером я на себе прочувствовал, что такое настоящая «фестивальная атмосфера». Также я понял, зачем было покупать так много алкоголя сразу. Не то, чтобы я был против, просто интересно было — зачем. Но Валюха сказала — надо и я решил не спорить. Ей виднее, она здесь давно живет. Как выяснилось, она была права. Алкоголя не было много.

Так вот, как только на небе начали появляться первые звезды — к нам на запах еды и звуки гитары стали подходить первые гости. И они подходили к нам так в течение четырех часов подряд. Одни приходили, другие уходили, кто-то оставался.

Я опомниться не успел, как на полянке возле костра уже расположились несколько человек с музыкальными инструментами — два барабана, флейта, гитара. И понеслась тягучая, завораживающая мелодия, длинная и насыщенная, как море. Позже, совсем уже в темноте, подошла даже скрипка в лице молоденькой девушки с распущенными волосами, но она начала выступление с полного стакана портвейна и выступление решили перенести на другой раз. Ведь и так было хорошо. Так я впервые узнал, что такое настоящий джем-сейшен.

Ну, я тоже сыграл. Сначала стеснялся, потом попробовал — зашло. Народу понравилось. Сначала про траву, кокаин и проституток, потом перешел на баллады про войну и про любовь — тут уж девчонки подсели поближе, глаза заблестели — долго меня не отпускали. Я понял, что теперь здесь мне точно будут всегда рады.

Потом, как я еще помню, мы уже совсем ночью все вместе ходили на Пикадилли встречать группу ребят, только-только приехавших из Киева.

С ними мы опять что-то пили, по-моему, чачу. Чача — это такая штука… не знаю, как бы вам рассказать… В общем, чача — это очень круто. Но очень крепко.

Потом опять играли на гитаре, но уже военные песни, которые обычно поют мужчины хором в определенной степени подпития. Видимо, таким образом мы усиливаем приятное чувство алкогольного объединения.

Потом мой новый друг, машинист паровоза из Ярославля, Леха Лебедев, стрелял вверх охотничьими сигнальными ракетами и кричал «Мы убьем их всех и надругаемся над их трупами!». Непонятно было, кого он имел ввиду, но стрелял он в сторону Турции. Впрочем, все веселились, обнимались и кричали «Ура!».

На этом месте я уснул, прямо на теплом песке пляжа, под шум моря, подстелив под себя большое банное полотенце. Так закончился мой первый день в Пёсьей бухте.

Глава 3. Про молоко, которое не молоко, а также про грех невоздержанности.

Просыпаюсь я как-то в палатке. Или еще не совсем просыпаюсь, а как бы уже, но не совсем. И сквозь этот как-бы-сон слышу голоса. Не у себя в голове, а прямо у нас на стоянке. Кто-то настойчиво кого-то уверяет, что нужно приготовить молоко. Мой друг Загар уверяет кого-то, что молоко вредно для здоровья и готовить его не нужно.

Я же пытаюсь спросонья сообразить, как молоко можно готовить, если, традиционно, его доят. То есть его добывают из коров уже в готовом виде.

Ну, выползаю из палатки, спать уже не хочется, а даже наоборот — интересно. У костра стоит Загар и незнакомое лицо с рюкзаком.

«Чего, блять, с утра пораньше уже по коровам соскучились?» — произнес я бодро «Девок уже не хватает?»

«Ага» — отвечает Загар — «Не по коровам, а по молоку. Евгений Иваныч, вот, подсуетились» — кланяется Загарчик в сторону незнакомого лица, раскрывает рюкзак и он оказывается не с вещами. Он оказывается с травой.

Видели ли вы, дорогой читатель, целый рюкзак травы? Не пакет, который легко спрятать в карман, не мешок, который можно убрать подмышку. Нет!

Целый гребаный рюкзак! Литров на семьдесят!

Надо отдать мне должное, я сразу понял, что это трава. И даже догадался, какая именно. Хозяин рюкзака оказался человеком здесь известным, Загаровым другом, с которым они даже жили в одном городе. Звали его Женя, или Жека. И этот самый Жека ехал в Пёсью бухту, путешествуя по Крыму и заезжая к разным своим друзьям, где передвигаясь на попутках, а где пешком, однажды после полудня проходил по какой-то степной дорожке в одном из районов Старого Крыма. Идет наш Жека, идет, долго так идет и вдруг видит, что тропинка постепенно все меньше становится, а вокруг неё, по бокам, растет трава, которую в учебниках рисуют не иначе, как в виде сорняка. Да и не трава это — а вовсе даже деревья, просто маленькие еще, им вырасти не дают. Большая такая трава, сочная. Не поверил Жека своим глазам. Забрался в самую гущу, на вкус и запах проверил — а и точно, трава. Дикорастущая, правда, но много — сколько хочешь бери. Ну он и взял. Взял столько, сколько смог. Вытряхнул рюкзак, благо, ценных вещей там было не много, и весь рюкзак до отказа набил. Попрыгал на рюкзаке для уверенности, еще допихал туда внутрь, сколько смог, после чего грустно вздохнул, взвалил рюкзак на плечи и пустился в путь. Через день к утру он уже был у нас на стоянке.

Вот такая, вкратце, история. То есть история-то интересная, но причем, блядь, здесь молоко?

Это я спросил так, ну, чтобы рассказчик не уходил в сторону от главной темы.

И, наконец-то, выяснил правду!

Как оказалось, дикорастущая трава для употребления непригодна. Для того, чтобы от нее «перло», «вштыривало» или, на худой конец, «вставляло», необходимо готовить из нее специальным образом сваренный напиток, именуемый «малага», «манага» или же, в просторечии, «молоко».

Вот мы и добрались до главного. Вот откуда появилось странное упоминание о молоке. Загар пытался предостеречь своего друга Жеку от приготовления молока, мотивировав это тем, что оно, то есть молоко, у него каждый раз получается по-разному, еще раз рисковать он не хочет и вообще, опять будет, как в прошлый раз…

Ну, в общем, понятно, что минут через пятнадцать все споры завершились и друзья принялись готовить место для приготовления этого самого молока.

О, этот ритуал до сих пор стоит у меня перед глазами, поскольку на тот момент самым необычным впечатлением для меня оставалось то, как панки разрывают руками мертвого дельфина.

Я, естественно, очень заинтересовался — что же такое собираются делать мои новые друзья. Да еще так серьезно настроившись. Загар вписал меня в группу ответственных за продукты.

Мне надлежало пойти и купить шесть банок сгущённого молока, принести их к костру, после чего сидеть в углу поляны и не отсвечивать, пока не позовут.

Ну, я сижу, помалкиваю, смотрю. Фотографировать запретили. Сказали, что духи не будут благосклонны. Казалось бы — уже эта фраза должна была меня насторожить и заставить лишний раз подумать об участии в мероприятии… Но нет, молодости не свойственна осторожность. Впрочем, она вообще некоторым людям не свойственна.

И вот сижу я себе спокойно, не отсвечиваю, наблюдаю — интересно же. Сначала на поляну вошли три знакомых чувака, все трое в набедренных повязках и с длинными дредами, у двоих барабаны, у третьего здоровенная охапка дров. Одного звали Нед, двух других я знал только по лицам. Поздоровались и чинно уселись поодаль от костра. Потом появился Костик со здоровенным чугунным котлом, пацан, тоже с нашей стоянки и тоже, похоже, в теме. Разжег костер, поставил на него этот котел, налил воды, открыл сгущенку, поставил ее на столик и тоже уселся поодаль.

Ждем.

Я потихоньку наигрываю на гитаре какой-то рагоблюз, а Нед мне и говорит — «Ромыч, ты бы не играл пока, сейчас Доктор придет и начнем». Вроде и ухмыляется, а вроде и серьезно говорит.

Ну, не понимаю, при чем тут Доктор, но мне не сложно и в тишине посидеть. Отложил гитару, сижу, жду.

И вот, блядь, занавес открывается — и на полянку входит Жека. На нем грязный белый медицинский халат, на спине которого написано большими буквами «Доктор».

Доктор Жека, ёпрст.

Но это еще не все. Под халатом у Доктора нет ничего. То есть ни хрена. Впрочем, и это бы еще не так страшно, но у халата нет нижних пуговиц и все присутствующие наблюдают его большие мохнатые муди (или мудя, не знаю, как правильно, яйца, в общем), которые мерно колыхаются в такт движениям.

Жека пьян, но в меру. Он сосредоточен и собран. Как будто самурай, который уже точно решил сделать харакири, но еще не решил, кому именно. Его взгляд выражает готовность к действию.

Меня невольно захватывает эта общая серьезная атмосфера.

Ребята расстилают посреди поляны большую скатерть и на нее высыпают содержимое заветного рюкзака. Посреди стоянки вырастает гора зеленой травы. Густой приторный запах ползет во все стороны.

Трое участников ритуала (я уже не могу по-другому называть этот процесс) рассаживаются вокруг и начинают что-то там такое делать руками. Типа трепать эту траву или дергать ее во все стороны, скручивать, разминать или все это вместе… не знаю.

Неожиданно зазвучал барабан. Мерно, спокойно и уверенно. Потом чуть позже, к нему присоединился второй. Теперь уже два барабана складывали свой ритм, который постепенно подчинял и захватывал всех присутствующих.

Нас, кстати, на поляне еще прибавилось. Пришла Кошка с какой-то новой девочкой. Чистенькие после моря, кожа еще влажная. Развалились на пенке в обнимку, смотрят в огонь и молчат. У Кошки какая-то новая фенечка на шее, нужно будет рассмотреть поближе, но позже… потом. Рядом с новенькой лежит Загар, положив голову ей на коленки. Я так понимаю, все участвующие в ритуале, ждут окончания готовки, чтобы потом приобщиться к употреблению этого самого «молока».

Проходит время. Доктор Жека парит над сценой, одновременно указывая, как терзать траву, подкладывая дрова, перекладывая истерзанные и скрученные плети травы в котел. К тому же еще он успевал наблюдать за всеми нами. Вдруг кто ведет себя неподобающим образом.

Постепенно вся куча травы перемещается в котел, который к тому моменту уже кипит и булькает, как ведьмино варево.

К барабанам присоединился варган. Тонкий необычный звук вплетается в барабанный бой и ведет его за собой.

Доктор Жека неотрывно глядит в котел и даже, как будто, читает про себя что-то. И это явно не стихотворение.

Я достал из рюкзака пластиковую баклажку с портвейном, сделал несколько хороших глотков и закурил сигарету.

Благодать!

Баклажку, естественно, отправил по кругу.

Там, в процессе, еще было ритуальное помешивание в котле, вливание сгущённого молока (тоже ритуальное, как я понимаю), снимание ритуальных пенок — в общем, вся эта фигня продолжалась еще часа три.

К тому времени портвейн уже закончился.

Тут Жека дает отмашку и приступает к завершающему этапу. Дяди с дредами, как самые набарабаненные, наверное, подходят к котлу и поочередно достают оттуда горячие еще жгуты травы, которую, морщась от ожогов, начинают выжимать в большую кастрюлю. У одного из них после этого были здоровые волдыри на руках, я сам видел. Но, вероятно, это тоже часть обязательной программы, из которой слова не выкинешь.

Ну, типа «жизнь — это боль» и все такое. Не знаю. не спрашивал.

И вот тут наступает момент, который я б хотел изменить, но ничего уже не поделаешь. Развидеть и расчувствовать обратно все то, что произошло потом, мне, сука, уже не удастся.

Мне наливают первому — я, типа, новенький, да еще и сгущёнки принес. Спрашивают, мол, сколько? Я скромно отвечаю, что, мол, достаточно стаканчика.

Это еще не был грех невоздержанности. Это был просто долбоебизм.

Я позднее узнал, что нормальная доза такого зелья, в зависимости от различных условий, варьируется от трети до половины стаканчика.

Но не целый же!

Ребята тактично промолчали.

Ну, Доктор Жека большим черпаком наливает прямо из кастрюли в пластиковый стаканчик еще теплую зеленую жижу и протягивает мне. Молча. Я так понимаю, что пить первому — это круто. Поэтому пью залпом. Вкус такой, как будто тебе в стакан выжали остатки травы из-под газонокосилки. Соскребли и выжали. Ну, еще сахаром приправили. Ничего так, пить можно. хотя и противно.

Благодарю. Отхожу в сторону, присаживаюсь и жду. Ко мне подсаживается Загар. Он на правах опытного травоеда начинает давать мне советы:

— «Ты, главное, сейчас походи, разгони кровь, тогда быстрее почувствуешь»

— «Что почувствую?»

— «Ну, сам поймешь. Приход почувствуешь».

Уходит.

Я встаю и прогулочным шагом иду к морю. Портвейн внутри чувствую, приятную легкость от него в голове, босые ноги колют камушки. Тело обдувает ветерок. Больше ничего особенного не чувствую. Хорошо.

Но, если и так хорошо, зачем пытаться сделать еще лучше? Вот ведь хороший же был вопрос, правильный. Почему тогда я над ним не задумался?

СУКА!!!

Солнышко припекает. Выхожу на пляж, сразу за Пикадилли. Сижу и смотрю на море. Курю. Хорошо.

Так проходит час. Мимо меня проходит Загар.

— «Ну как?» — спрашивает он меня

— «Никак» — честно отвечаю я — «Пойду еще попрошу, может, что-то осталось»

Загар с сомнением смотрит на меня, но ничего не говорит. В принципе, я единственный среди нас, кто может отжаться сто раз подряд или пробежать от бухты до поселка без передышки с рюкзаком за плечами. Хрен меня знает, может, мне и действительно мало. В общем, Загар, как раньше и Жека, решил не умничать и промолчал.

Возвратившись на стоянку, я застал там троих незнакомых ребят возле кастрюли с молоком. Кастрюля была почти пуста, все желающие уже причастились этой зеленой хрени. Но еще один пластиковый стаканчик мне нацедили. Я выпил.

Это, кстати, и был уже грех невоздержанности. Усугубленный долбоебизмом.

Я пожаловался, что «чего-то не берет». Опытные дяди важно покачали головами и посоветовали выпить пива и понырять — дескать, на глубине быстрее в кровь впитывается. Что именно впитывается — не сказали, но и так было понятно, что-то нужное и важное.

После этого я сказал, что уже один стакан выпил ранее и пока ничего не впиталось. Их глаза сделались задумчивыми, но, опять же, никто ничего не стал мне советовать. Тогда уж поздно было что-то советовать…

В целом, дальше было так — я пошел, попил пива, понырял… и потом, где-то еще через час, меня все же накрыло. Прямо там же, на пляже, возле воды.

Нет, не так — МЕНЯ, БЛЯДЬ, НАКРЫЛО!!!

Поскольку до этого я ничего похожего никогда не употреблял, то особенно сравнивать мне было не с чем. Но зато я много читал. Книг. И в детстве я читал про цунами — что оно приходит и все накрывает нахуй. Образная такая была книжка, с картинками.

Вот так было и со мной, только цунами пришло изнутри меня. Оно пришло, как …. как цунами, блядь…

Мое тело сделалось враз холодным (это на сорокаградусной-то жаре), изо всех пор тек липкий противный пот. Голова кружилась, но не так, как при алкогольном отравлении — кружился мир вокруг меня, двоился, троился и каждая часть жила своей жизнью отдельно друг от друга. Отследить движение этих частей было так сложно, что я чувствовал, как мой мозг перегревается, но почему-то я не мог перестать следить за миром. Ноги стали ватными и слабыми, но при этом я не падал. В ушах нарастал звон…

И тут я чувствую, как вокруг меня образовывается такой защитный круг — это Валька, Полинка и эта новая девчонка, они вышли из воды и сразу наткнулись на меня. Они по женской своей заботливости сразу почувствовали, что мой трип, как бы это точнее сказать, зашел не в свой тупик. Валька потом рассказала, что меня было издалека видно — лицо белое, как бумага, а губы темно-синие, как у блядского гота.

А у меня уже мозг рвет на части, мне хочется кричать и в то же время я не могу пошевелить языком. Ну, девчонки были поопытнее меня. Собственно, как я теперь понимаю, там кто угодно в этом деле был поопытнее меня, даже та странная девятилетняя девочка, которая периодически приходила по ночам и какала нам под палатки.

Так вот, они сразу меня взяли в круг, обняли со всех сторон и давай дышать, как йоги какие-нибудь. Дышат они так медленно, выдыхают все разом, а у меня внутри все выравнивается, успокаивается, да и в норму постепенно приходит. Вроде и мир вернулся на свое место, не убегает от меня в разные стороны.

И вот они ко мне прижимаются, тела мокрые, голые — только из моря. Титьками, животами, ногами, всем телом пытаются меня приобнять — а нет в этом вообще ничего сексуального. Что-то природное есть, нужное, правильное, а секса вот вообще нет. У меня только и мысль — побыстрее бы отпустило, ну хоть бы побыстрее отпустило.

ГОСПОДИ, НУ ПУСТЬ МЕНЯ ПОПУСТИТ!!!

Не отпустило, конечно, но стало полегче.

И, кстати, о сексе — хуй маленький стал, как еловая шишка, и такой же твердый. Я его рукой трогаю — а он даже не проминается — такой твердый. И, похоже, не чувствует вообще ничего.

Ну, привели они меня к нам на стоянку, положили в тенёк, поставили рядом баклажку с родниковой водой да и пошли по своим делам.

Спи, говорят, все у тебя будет хорошо, когда отпустит.

«А когда — спрашиваю — отпустит?»

«А ты сколько выпил?» — спрашивают они в ответ

«Два стакана» — отвечаю

Ну… они переглянулись, пожали плечами и сказали мне лежать и ждать…

«Просто лежи и жди, когда станет хорошо» — сказали мне они и ушли.

И все бы могло окончиться хорошо, ну, неплохо, если бы не излишняя забота. Да! вот сказано — не умножайте сущности без необходимости. Не умножайте!!! положили и ушли, я сам бы прекрасно отлежался в тенечке.

Но нет. Какая-то особенно заботливая женская голова решила, что во избежание, так сказать, меня нужно в процессе лежания наблюдать. А поскольку наблюдать было некому, то единственным вариантом осталась Кристина.

Теперь я опишу все по-порядку.

Итак, когда я открыл глаза в следующий раз, то девушки уже ушли, а рядом со мной сидела Кристина.

Кристина — это была такая женщина. Особенная такая.

На момент описываемых событий ей было лет шестьдесят. И это, поверьте, были настоящие шестьдесят лет, которые не скроешь за макияжем или накладным париком. Впрочем, у Кристины не было ни того ни другого — Кристина была панк. А учитывая ее преклонный возраст — бабушка — панк. Это была, в некотором роде, живая легенда. Она жила в Песьей бухте с тех пор, когда мы там еще и не появлялись. С тех пор, когда у родника еще стоял пионерский лагерь и жители бухты воевали с пионервожатыми за право набирать там воду.

Выглядела Кристина лет на восемьдесят. А пахла так, как будто она уже несколько лет, как умерла. Но самое главное даже не это. Самое главное заключалось в том, что именно сегодня у Кристины окончательно сформировалось ее отрицательное отношение к алкоголю и наркотикам и именно сегодня она ощущала неутолимую потребность сообщить миру о вреде и того и другого.

И вот представьте себе такую ситуацию.

Я лежу на коврике, свернувшись калачиком, коврик уже мокрый от пота. Пот льет с меня ручьем. Голова лежит на свернутом одеяле. Я ослаб настолько, что не могу закрыть рот, из которого на коврик льется струйка слюны. Одно ухо затеряно в одеяле. Но другое ухо торчит вверх. И именно это ухо оседлала наша бабушка-панк для проведения первой в своей жизни очистительной, сука, проповеди. Оседлала, конечно, в переносном смысле.

Она рассказывала о том, что наркотики и алкоголь наносят вред всему человеческому организму, как организм постепенно подпадает под зависимость, меняется и, в конце концов, умирает от истощения, морального и физического. Этот путь, говорила она, рано или поздно проходят все наркоманы и нет спасения тем, кто встал на эту дорожку хоть раз.

Она говорила медленно, спокойно и убедительно. Ее слова попадали в моё несчастное ухо и растекались по всему телу болезненными волнами.

Снаружи я был неподвижен, но внутри мой мозг извивался, как будто она была экзорцист, а у меня в голове сидел маленький дьявол и этот дьявол очень-очень страдал от ее слов. Но, в отличие от нормального дьявола, мой не мог покинуть голову, поскольку он был воображаемым и вынужден был слушать все, что она говорила.

Мне было реально, действительно физически больно. При этом я даже не мог кричать, потому что, все мышцы мои, по ощущениям, превратились в кашу. Иногда губы мои шевелились, но звук издать мне не удалось ни разу. Временами я проваливался в какую-то небытию, но каждый раз возвращался.

Сколько это продолжалось, я сказать не могу. По моим внутренним ощущениям, прошло дня два. Хотя, по правде, скорее часов десять или чуть более. Потом я отключился и очнулся уже ночью. Мне было уютно и тепло. Я был накрыт легким одеялом, сзади ко мне прижималась новенькая, обнимала меня, как подушку и сопела в ухо. От нее пахло морской водой, водорослями и чуть-чуть парным молоком. Тихонько высвободился и прополз к к баклажке с водой. Было сумрачно, но не темно — как раз взошла полная луна. Встал и долго пил, проливая воду на себя и наслаждаясь тем, что вновь могу двигаться. Потом меня вырвало, прямо на кусты. Рвало меня долго и основательно. Блевотина летела так далеко и так долго, как будто вместе с ней мое тело покидала вся плохая хуйня, которую я впитал за прошедшие сутки или даже за прошлый год. Потом я снова пил и снова блевал.

А потом мне стало хорошо.

Странно, но после этого я ощутил, что полностью здоров и, блин, полон энергии. Реально, как будто меня в один миг покинули все отрицательные эмоции, накопленные за прошедшее время. Как будто я только что встал с кровати после целых суток сна. Хуй стоял во весь рост. Хотелось банально кого-то выебать.

Я присел рядом с новенькой, так и не знаю ее имени, откинул одеяло и уже более внимательно ее рассмотрел — гладкая, худенькая, ножки стройные, маленькая грудь с нежными розовыми сосками… Я провел рукой по ее заду, чуть сжал… она заворочалась, подтянула коленки к груди и смешно зачмокала губами.

Мне стало жаль ее будить, она так славно спала. К тому же меня грела и закрывала, когда мне было плохо. Я тихо прикрыл ее одеялом и встал. Пойду лучше на берегу посижу. Скоро рассвет.

А куда исчезла Кристина — я так и не знаю.

Дядя Саша и дельфины.

Жил у нас в Бухте Дядя Саша, по прозвищу Чорный Полковник. Росту невысокого, но плечи не отвисли, спина прямая, на груди кучерявятся волосы, а до самой груди седая борода. Одет, по обыкновению, в спортивные трусы с полосками на боках. Советского еще образца. Сколько его помню, он всегда так выглядел.

Дядя Саша, на самом деле, был не Полковник и, тем более, не черный. Дядя Саша был физик. И, к тому же, физик на пенсии. Он приезжал в Бухту весной и жил там до самого сентября. А много ли надо пенсионеру с туристическими навыками, который в походы ходил еще тогда, когда большинство обитателей бухты даже не родились. Жил он в своей палатке в маленькой дубовой роще. От моря и людей далеко, никто не пристает с разговорами, а если захотелось пообщаться — иди себе на Пикадилли или на пляж — там все и найдешь.

Иногда, когда с финансами становилось туго, Дядя Саша шел в мир, для организации добывания небольшой суммы денег. Он мог починить, что угодно, объяснить, что угодно и умел еще много чего.

А еще у Дяди Саши были дельфины. Не настоящие. правда, но красивые.

И вот как-то сижу я с друзьями на пляже. Дядя Саша прогулочным шагом медленно гуляет мимо, подходит. Мы здороваемся, он играет нам на гитаре пару песенок, угощается пивом. Потом серьезно так и говорит: «А вот, кстати, я тут решил подзаработать. У меня есть волшебная бутылка. И в ней сидит дельфин, тоже, естественно, волшебный. Могу продать за небольшую сумму, у меня еще есть»

Ну, все, конечно, загалдели — покажи, мол, да покажи.

Дядя Саша достает из брезентового рюкзака бутылку минеральной воды. В ней, действительно, сидит дельфин. Пластмассовый. Лежит на дне бутылки, сверху к нему привязан какой-то разноцветный шарик на ниточке. Тоже, наверное, пластмассовый. Бутылка крепко закручена крышечкой.

«В чем суть?» — спрашиваю

Тут он нам и рассказал.

Рассказал о том, что эта бутылка, с обыкновенной морской водой, кстати, служит для тренировки экстрасенсорных способностей — мол, ты смотришь на дельфина, смотришь и он, со временем, не сразу конечно, а со временем, начинает двигаться под твоим взглядом.

«Да ладно, Дядь Саш, пиздеть ты изволишь, дорогой ты наш человек!» — недоверчиво говорим мы ему.

«Извольте» — отвечает тот спокойно, сейчас продемонстрирую — «Но, если не разгадаете, в чем фокус — купите у меня эту бутылку за пять долларов.

«По рукам» — отвечаю я. Пять долларов — деньги небольшие, да и для хорошего человека не жалко. Просто Дядя Саша так просить не станет, даже если нужно — неудобно ему, принципы.

Ну, значит, берет он эту бутылку в правую руку, поднимает на уровень глаз, а левой рукой указывает на дельфина. Ну, смотрите, мол.

Дядя Саша начинает водить пальцем вверх-вниз по бутылке.

И, О! ЧУДО! дельфин следует строго за его пальцем. Тоже вверх-вниз.

«Да ну, не может быть! Дай попробовать!» — загалдели мы все. Выхватили бутылку и давай по очереди ее вертеть в руках. Пробовать да пальцами своими в дельфина тыкать.

Дельфин, естественно, не шевелится. Лежит себе спокойно на дне бутылки. Если ее перевернуть вверх дном — то медленно тонет и падает к крышке бутылки, наоборот, значит.

И все. На пальцы наши не реагирует.

Дядя Саша берет бутылку — водит пальцем — и у него дельфин за пальцем следует, как привязанный.

«Ладно, молодежь» — говорит он — «Мне пора, с вас пять долларов. А бутылку можете оставить себе, тренируйтесь»

Я достаю пятерку из рюкзака, протягиваю ему, беру эту грешную бутылку. Он хитро посмотрел на меня и говорит: «Ты потренируйся год. Если не получится — я тебе на следующее лето секрет открою. Воду, как и бутылку, кстати, можешь заменить на любую другую — тут в дельфине главное волшебство. И, да — бутылка обязательно пластиковая и прозрачная, воду обязательно наливать под крышку».

И ушел.

Освоить это немудреное волшебство мне не удалось. Дельфин упорно не желал следовать за моим пальцем, лежал себе на дне и ехидно ухмылялся. Вода через пару месяцев протухла и я ее выкинул вместе с бутылкой. Дельфин лежит на полке до сих пор.

Дядя Саша мне секрета так и не рассказал, следующей весной он умер от сердечного приступа. Легко и свободно, как и жил.

Уже много лет спустя другой мудрец, тоже с высшим образованием, рассказал мне, что весь секрет в том, что если внутри дельфина есть немного воздуха, то он всплывает наверх при том условии, если ты незаметно сжимаешь наполненную водой бутылку пальцами одной руки. Незаметно сживаешь — давление внутри бутылки повышается и выталкивает пузырек воздуха вместе с дельфином наверх… Вот такая магия…

Про йогов и музыкальные колонки.

В Пёсью бухту приезжают разные люди. Бывают и наркоманы и нацисты, писатели и музыканты, алкоголики, бандиты, гопники, философы, даже и просто долбоебы. Но все они как-то быстро пропитываются местным воздухом и никто никому отдыхать не мешает. Не то, чтобы прям всеобщая любовь, как у хиппи в Вудстоке, но агрессия реально уходит куда-то в песок.

Есть у меня, к примеру, один хороший знакомый с Троещины, что на окраине славного города Киева (это теперь он хороший и знакомый, а когда первый раз приехал — был обычный гопник).

Так вот — он после приезда сюда впервые сначала бухал дня два, а потом вечером сидим мы с ребятами у костра, у моей палатки, и он мне жалуется: «Знаешь, говорит, Рома, я уже здесь второй день, а еще даже рожу никому не набил. И самое странное — знаешь что — НЕ ХОЧЕТСЯ! Такое впечатление, Ром, что я, блядь, всех здесь люблю…. Что со мной?»

«Ничего, Илюха» — говорю я ему — «Ты просто приехал. О!, Кстати! — За твой приезд!»

С этими словами мы еще выпили и разговор от этих нестойких материй плавно перешел на постоянные темы — то есть про баб, философию и музыку.

То есть на всех действовало какое-то странное умиротворение этого места. Реально подтвержденный факт.

Но было и одно исключение из этого правила.

В Песью Бухту несколько лет подряд приезжали йоги. Ну, казалось бы, что тут такого? Ведут люди здоровый образ жизни, за ЗОЖ, за всю хуйню. Хорошо же.

Но не тут-то было.

Эти йоги были совсем не такими. Особенными они были.

Во-первых, они сразу после приезда заняли в зеленке всю основную часть в центре, хотя палаток там не поставили. Сказали нам — мы будем здесь делать практики. Даже не так — ПРАКТИКИ! Вам здесь быть не нужно.

Их старший (организатор или даже Учитель, прости господи) был более вежлив. Но это лишь потому, что в силу своего положения он лучше скрывал свои эмоции. А так он тоже с самого начала дал понять, что смотрит на нас, как на говно. Фамилия у него была то ли Сапонов, то ли Сафонов. Или даже может быть, Ложкин. Впрочем, да и хрен бы с ним.

В силу уже отмеченного мною принципа общей миролюбивости и нескандальности, царящего у нас в Бухте, йогам не набили морду, как того требовали приличия.

Но и терпеть подобное неуважительное отношение жители бухты не собирались. Впрочем, первые дни прошли под знаком озабоченной настороженности с обеих сторон. Вновь прибывшие, а их было человек сорок, две трети из них — молодые девчонки, с опаской поглядывали на жителей бухты, нечесаных, в килтах, с дредами, барабанами, пропитыми добрыми лицами и полным отсутствием толерантности в глазах.

Мы, в свою очередь, не спешили ругаться с йогами. Ведь среди них было много молодежи. И они, особенно девушки, очень даже с нами общались. Но, конечно, если их старшие этого не видели. И многие парочки даже успевали подружиться в перерывах между йоговскими практиками и семинарами.

Трещина в добрососедских отношениях образовалась по неожиданной причине. Дело в том, что мы про йогу знали только то, что она есть. А чем они там занимаются — хрен его знает. И вот как-то раз вечером мы с ребятами подкрались в темноте к главной поляне, посмотреть, что они там делают. У них, как раз в этот день должно было быть проведено какое-то важное мероприятие, еженедельное.

И вот мы видим сквозь кусты освещенную поляну. Фонарики везде висят. На поляне на ковриках сидят ребята, мальчики и девочки, все голые и босиком.

Вначале они разбились на пары или на тройки. Я так понял, обязательно нужно, чтобы среди девчонок был бы хотя бы один парень. После этого они сплелись между собой, как змеи. Руками, ногами, шеями и где-то даже языками и губами присосались. И как давай дышать все вместе.

По поляне прям даже как будто ветер поднялся.

Ну, мы сидим в кустах, не отсвечиваем. Нам прикольно смотреть, хотя и немного неудобно на жесткой земле. Они там на поляне в процессе дыхания постепенно начинают двигаться, но не разрывая этой своей сцепки между собой. Губами двигают по телу друг друга. Поэтому кто-то жопу выпятит, кто-то головой своей между ног кому-то зароется, а одна девчонка вообще с раздвинутыми ногами замерла. Всю свою мохнатую красоту наружу выставила. И при этом все молчат. И дышат. Причем, дышат не как нормальные парни бы дышали в присутствии голых девок, а по-другому. Ритмично так, как механизмы.

Прикольно, в общем.

Дальше-больше. Парни встали в ряд, отдельно друг от друга. Смотрим — а хуи почти у всех в стоячем положении.

Надышали, блин.

И вот мы видим, как девчонки, парами или поодиночке, подходят к парням, встают перед ними на коленки и начинают им сосать. Причем те, кто сосет по двое на один хуй, стараются одна у другой его как бы отжать, типа, как чтобы пососать побольше.

Вот один парень, который ближе к нам стоял, уже кончать начал. А две девчонки перед ним стоят на коленях и каждую капельку ловят ртами, чтобы ни одна на землю не упала. Все-равно одной он на волосы спустил изрядную струю. Ну да те не очень расстроились. Встали, волосы и колени отряхнули и рядом с парнем стоят спокойно. Сами задание закончили. Ждут, пока другие закончат.

Мы ждать не стали. Отползли потихоньку и пошли в шалман. Нужно было что-то выпить и попытаться, блядь, все это как-то развидеть.

Пришли в шалман, это кафешка такая у нас, заказали чачу. Хлопнули по пятьдесят, закусили сливкой. Повторили. К нам подсели еще люди. Начали мы им эту историю рассказывать. Тут к нам вообще все остальные пододвинулись, кто там сидел в тот момент. И еще из других шалманов подтянулись. Слушают и охуевают. Не то, чтобы мы были моралисты или ханжи. Сами очень даже во все это понимаем и ценим. Но тут уж была какая-то механизация и профанация процесса. Гадко как-то это выглядело.

И вот уже все слушатели поделились на две группы.

Первая группа за то, чтобы безобразие это прекратить и набить йогам морды, правда, неизвестно, за что именно. Другая же группа уточняла, с какой стороны подползти и где лучше видно.

Тут со стороны йоговской поляны послышались голоса и к нам в шалман вошли несколько девчонок и один парень из тех, которые были сейчас на поляне.

Ну, мы, естественно, с расспросами. Мол, расскажите-ка нам, любезные, что это за фигня там сейчас творилась.

Вперед выступает Наташка, самая взрослая из всей группы, среди девок. Ей тогда уже было почти 35 лет. Для нас она казалась почти старушкой. Голова во множестве косичек, на африканский манер. Груди шестого размера выступают вперед даже из-под полотняного балахона. Между нами говоря — груди у нее силиконовые. Я сам трогал как-то на пляже. Не понравилось.

Так вот, выступает она вперед и жёстко так нас осаживает. Мол, нас туда не приглашали. Смотреть нам там вообще нечего, раз в тантре ничего не понимаем. Ну и все в этом духе. И вообще, вуайеристами нас обозвала.

В чем-то, по существу, она была права. Поэтому разговор плавно свернул на более общие темы. Попросили Наташку поподробнее рассказать, чем, в принципе, они там занимаются. Девчонки искренне пытались. Про энергии всякие и за всю хуйню…

Народ не втянулся. Про минет и хуй сосать — это все знают и понимают. А про энергии –шманергии — как-то сразу спать хочется.

Внезапно кто-то крикнул: «А кто купаться!!!». И вся толпа, и йоги, и не йоги, забыв о разногласиях, ломанулась к выходу и наперегонки, с хохотом побежала к морю, на ходу скидывая с себя одежду. Тут уж не до разговоров.

Но впечатление какой-то недоговоренности осталось. Ну, то есть вот вроде и не твое это собачье дело — чем там люди приличные по вечерам в кустах занимаются. Ну, условно приличные.