Бесплатный фрагмент - Секретная угроза для людей

А я себя не понимаю

Её красивые бёдра сводили меня с ума, а ей нравились мои песни. Но я был женат, а она была замужем. Ей-то, что: подумаешь, песни нравятся! Это же так безобидно, в этом и признаться не стыдно. А в моей страсти был чудовищный платонизм.

Хотя…

Как можно стыдить кота за то, что он безумно любит валерьянку?

Я, как умел, старался скрывать ото всех свою страсть, не задерживать взгляд на её восхитительных бёдрах, чтобы не дать ему разгореться неприличным огнём, Но дня не мог прожить без того, чтобы хоть мельком насладиться их притягательной красотой.

— Не пойму я тебя, что там такого особенного в этой Надежде Петровне? Чем она лучше меня? — не выдержала однажды моя жена.

— О чём ты, дорогая? — «включил я дурака».

— Не притворяйся, я всё вижу. Она тоже.

«А Она-то, как могла видеть? Она ни разу не поймала меня на том, как я, подобно радиоэлектронной антенне с фазированной решёткой, пересекаю „безразличным взглядом“ ту часть пространства, в которой располагаются её невероятно сладкие бёдра!»

Мне было жизненно необходимо насытиться видом этой возбуждающей красоты, но насыщения не происходило. Это напоминало мне те минуты, когда я пропускал во время боксёрских спаррингов сильный, пробивающий удар в солнечное сплетение и ловил, ловил ртом воздух, а кислород в лёгкие не поступал.

— Не выдумывай, милая. Ты для меня лучше всех и дороже всех на белом свете!

Жена не верит этим моим заверениям, но она хотела их услышать и услышала. Это её удовлетворило в той минимальной мере, которая действует только на короткое время.

«Вот не буду больше смотреть на эти невероятные бёдра!» — решил я, украдкой закрепляя это трудное для меня решение рюмочкой коньяка.

— По какому случаю выпил? — подозрительно всматривается в меня жена.

«Ну, никак не спрячешься от неё!!»

— Сегодня интеллектуальная издательская система «Ridero» разместила в Интернета новый сборник моих авторских песен с гитарной табулатурой.

— Поздравляю. Рада за тебя.

«Эх! Вот, если бы она была влюблена в мои песни…»

Жена, будто бы прочла мои мысли:

— В твои песни есть кому влюбляться и без меня.

«Это, конечно, намёк на Надежду Петровну!»

— А вот в тебя самого я одна лишь влюбилась. Цени это, дорогой!

*

«Не буду, никогда больше не буду искать встречи с Надеждой Петровной (с её умопомрачительными бёдрами)!!», — твержу я себе, стиснув зубы, а ноги сами ведут меня туда, где Надежда Петровна обычно бывает в это самое время.

«Вот и опять увидел. Но это получилось случайно!», — пытаюсь я обмануть сам себя.

Обманщик из меня никакой, лишь одного себя и могу иногда обмануть, но в этот раз и себя обмануть не сумел:

«Ладно! Это в последний раз!!», — попробовал утешить я себя, но опять потерпел фиаско:

«Да! Да! Не в последний раз!»

*

Жена всё поняла и подала на развод.

Ничто не вечно под луной

Это место притягивало меня, подобно женщине, раскинувшейся в сладострастном

предвкушении.

Гарольд Роббинс «Карпетбеггеры»

В городе, в котором прошла моя юность, оставалась драгоценнейшая часть моей души.

Думал, что навсегда.

Пятнадцать лет я томился жаждой вернуться в тот дорогой мне город, где я, восемнадцатилетний романтик, видевший в каждой красивой женщине королеву, впервые испытал на себе, что такое «любовь по-взрослому».

Снова, как пятнадцать лет назад, я прохожу по аллеям Парка культуры и отдыха. В дневные часы здесь, как и в прежние времена, не многолюдно. Тогда навстречу мне шла молодая женщина. Она была стройна и грациозна. Черты её лица пленяли хищной красотой и властностью. Поравнявшись со мною, женщина вдруг остановилась и посмотрела на меня внимательным, оценивающим взглядом. Под этим взглядом я почувствовал себя робким и послушным её воле. Голос у неё оказался наполненным пленительно мягкой силой. Я завороженно смотрел на движение её губ, женственных и твёрдых одновременно, упивался красотой и силой её голоса.

Только после того, как глаза этой королевы округлились в вопросительном ожидании, я спохватился и едва успел поймать за хвост отголоски её слов.

— Да, да! Я, конечно, я с удовольствием…

Боже, как глупо я выглядел!

Атлетические тренировки по системе Юджина Сэндоу (Евгения Сандова) добавили к моему высокому росту (185 см) крепкий опорно-двигательный аппарат и рельефную мускулатуру, но перед этой среднего роста красавицей я почувствовал себя неуклюжим и без вины виноватым, хотя и неведомо в чём. Только после её обращения я увидел, что её ноша в виде громоздкой коробки доставляет ей неудобство.

В моих руках её коробка не казалась такой громоздкой, а по весу для меня она была, как пушинка.

В её квартире убранство было скромным, но миленьким, а кофе был превосходным.

…А потом было ВСЁ. И это ВСЁ было ярче и великолепнее любых самых сладких и самых восторженных состояний.

Это продолжалось целый месяц, поглотив меня всего без остатка.

Через месяц моя королева, моя богиня исчезла.

Мои энергичные поиски не дали никаких результатов.

Все пятнадцать последующих лет моя душа рвалась в этот город в надежде, что в нём я вновь обрету ту свою несравненную, незабываемую любовь.

То, что тогда так бурно, так восхитительно происходило между нами, было, как в сложном волшебном танце, в котором моя королева выступала в роли ведущего, направляющего, виртуозно умелого наставника и партнёра. Это было, как в вальсе, как в фокстроте и как в аргентинском танго одновременно, но в то же время, это было совсем иным, не сравнимым ни с чем.

Я брожу по парку и постоянно возвращаюсь к тому месту, где впервые увидел свою богиню. Это место, говоря словами Гарольда Роббинса, «притягивало меня, подобно женщине, раскинувшейся в сладострастном предвкушении». Оно будило во мне неугасающие воспоминания о каждом мгновении, проведённом с моею царицей.

Я очаровывался всем, что было в ней, всем, что исходило от неё.

Она была неподражаема во всём. Она приехала в наш город в те далёкие шестидесятые годы двадцатого столетия из Ленинграда.

Помню, как она говорила:

«У нас в Питере…»

И это звучало у неё как-то по-особому. Великосветски.

Шли дни.

Я последовательно проходил по тем местам, где ступали её изящные королевские ножки, и всё более убеждался, что никогда её не найду.

Я тебя никогда не увижу,

Я тебя никогда не забуду, —

крутились в моей голове, как на испорченной пластинке, эти две последние строчки романса «Я тебя никогда не забуду!» из рок-оперы «Юнона и Авось».

Отчаявшись отыскать свою богиню, я стал бесцельно бродить по отдалённым городским окраинам, выбирая самые безлюдные места. Там я неожиданно натолкнулся на компанию зачуханных алкоголиков-наркоманов, передвигающихся, как зомби, в сторону какого-нибудь своего зловонного притона. Эту омерзительную процессию возглавляла неопрятного вида женщина. Она что-то говорила, и в её голосе мне послышалось нечто отдалённо знакомое, но непонятно, что именно.

Я понял это, когда женщина отчётливо произнесла:

«У нас в Питере…»

Это прозвучало у неё как-то по-особому. Карикатурно великосветски.

Сомнений быть не могло: это была она, моя бывшая королева.

Я не помню, как я добрёл до гостиницы, не помню, где я затоварился спиртным и закуской. Меня душили, подкатившие к горлу слёзы, а я не мог выплеснуть их наружу. Я пил стакан за стаканом, не пьянея, почти не закусывая, не чувствуя ни вкуса спиртного, ни вкуса закуски.

Наутро я уехал из города, в котором прошла моя юность.

Думаю, что навсегда.

Страшные тайны пустыни

Пустыня — это место особое, не поддающееся доскональному исследованию. В ней множество всяких тайн и все они настолько зловещие, что лучше не знать о них вовсе, а если выпала беда узнать их, то лучше всего их забыть, чтобы не лишиться рассудка от навязчивых и страшных воспоминаний.

Говорят, что пустыня — это живой организм, наделённый и разумом, и душой. Она никому не желает зла, но тайны свои оберегает такими средствами устрашения, которые решительно отбивают охоту к их нарушению.

Даже пройти по её владениям удаётся не каждому, а о том, чтобы поселиться там, никому и в голову не придёт.

Её барханы и дюны — это не просто препятствия, это ловушки для тех, кто замыслит узнать её тайны.

Человек разумный должен это понимать.

Человек разумный обязан прислушиваться к голосу подсознания, считывать знаки судьбы и не искушать её понапрасну.

Но руководитель нашей экспедиции был неукротимым фанатиком от науки, обладал неисчерпаемой энергией, бьющей из него подобно магме из проснувшегося вулкана, и фантастической способностью обольщать своё окружение, вести его за собою.

Изо всех, рвущихся вслед за ним в эту опасную экспедицию, он выбрал только восемь человек. Я оказался в числе тех избранных отнюдь не как лучший из лучших. Просто так сложилось, что, по замыслу этого руководителя (назову его вымышленным именем «Ахмаджан»), в составе экспедиции непременно должен был быть врач, имеющий солидный опыт работы по оказанию срочной медицинской помощи, а также знающий яды природного происхождения и способы борьбы с ними. Среди узкого круга известных ему врачей я оказался вне конкуренции.

Я был далёк от научной тематики экспедиции, а моё подсознание яростно воспротивилось тому, чтобы отправиться в этот трудный и опасный путь, но Ахмаджин просто размазал все мои «доводы против», смял меня своим мощным напором энергии и умением убеждать.

Так я оказался в том трагичном походе, не имея внутренней мотивации, покорившись воздействию со стороны.

*

Пустыня, ещё на подступах к ней, предостерегла нас пугающим шипением невидимых змей. Невидимая, неосязаемая опасность оказывает усиленное воздействие, но Ахмаджан вдохновил нас своей отвагой и мужественно вывел из полосы предостерегающего шипения.

Что за этим последовало?

Последовало то, что на языке аллегорических обобщений выражается словами «из огня, да в пламя»: мне под ноги чёрной молнией метнулась юркая скорпиониха.

То же самое в тот же самый момент произошло и со всеми другими членами экспедиции, включая нашего отважного вожака. Но он первый оправился от шока:

— Не робейте, друзья! Это новый вид миража, не известный науке! Нам повезло! Мы будем первыми, кто опишет это явление!

— Если останемся живыми, не передумав идти вперёд после таких предостережений пустыни, — подумал я (и, наверно, не я один!).

Дальше — хуже.