Бесплатный фрагмент - Счетовод перевала

— I —

глава первая, в которой молодой человек пробуждается до скуки типичным утром Эпохи Пара

Счетовод профессия не героическая. А уж в наш век вычислительных машин счетоводу редко выпадает даже заурядное приключение. И это утро было очередным самым обычным утром добропорядочного клерка в век паровых машин.

Я уже проснулся, но открывать глаза не хотелось. В такие моменты мне кажется, что я в старом доме своего детства, и рядом с моей кроватью стоят две тумбочки. Совершенно одинаковые тумбочки, по одной с каждой стороны. И на одной из них будильник, но я всякий раз спросонья не могу сообразить на какой. И я начинаю шарить руками. И понимаю, что я давно вырос. Старый дом и кровать с тумбочками остались где-то в безмятежном детстве.

Между тем, тихо посвистывая, пневматическая машина вращает винтовой механизм кровати. Ах, ещё можно позволить себе понежиться в постели, пока она не накренится так, что с меня сползёт одеяло. Но хватит, пора вставать, не то я сам упаду на пол вслед за одеялом.

Моя кровать самый совершенный будильник эпохи пара. Она разбудит любого, если только он не мертвецки пьян, но такого позора со мной не случалось даже в годы несознательной студенческой молодости. Я могу просыпаться и под обычный будильник. Но треск дешёвого будильника не пристал королевскому служащему. Конечно, королевский гимн был бы подобающим выбором. Но возможно среди моих соседей есть сторонники парламентской республики. Каждый имеет право на своё мнение, лишь бы оно не нарушало закон. И мне, как вежливому человеку, не пристало выпячивать своё собственное мнение напоказ. Это может быть неразумно. К тому же, признаюсь, мелодия королевского гимна отчего-то вгоняет меня в царство Морфея ещё глубже. Да и что удивительного? Если играет королевский гимн, значит всё спокойно и можно смело предаваться благонадёжному сну.

Вот потому я и остановил свой выбор на механической кровати. Она умеет многое. Несколько рычагов могут заставить её превратиться в диван. Или даже в удобное кресло. Любой наклон спинки, какой пожелаете. За высоту подлокотников отвечает другой рычажок. Сперва кажется немного сложным, но на каждом рычаге есть надпись. И ещё есть книга с инструкцией, не помню только, куда я её подевал. А самое ценное для меня это встроенный часовой механизм будильника, пробуждающего без лишнего шума. Интересно, а в армии тоже введут такие кровати? Это было бы полезно в целях сохранения тайны. Сейчас побудка в гарнизонной крепости на много вёрст окрест слышна грохотом барабанов и рёвом горнов. Любой шпион проснётся от такого шума и не медля пошлёт голубя, и вот уже враг знает, что мы готовы к бою. Но совсем другое дело, когда армия пробуждается бесшумно. Враг подкрадывается и не догадывается, что все солдаты уже на своих местах. И вот, когда коварный злодей хочет напасть на наших безмятежно дремлющих солдат — сюрприз! Мы и не думали дремать! С такими кроватями врагу никогда не застать нас врасплох.

Однако мне и самому пора пробудиться окончательно. Едва я сунул ноги в мягкие домашние туфли и поднялся с кровати, как скрытый в её чреве пружинный клапан ощутил отсутствие моего тела и передвинул золотник воздухопровода. Тотчас же пневмомашина принялась возвращать постель в прежнее горизонтальное положение. Единственное чего машина не умеет, это застилать простыни и одеяла. Это забота приходящей прислуги. Я даже не знаю, как её зовут, но всегда оставляю мелкую монету. Когда я возвращаюсь со службы, постель всегда застелена свежим бельём, в комнате прибрано, а мелкой монеты нет. Думаю, прислугу такое положение дел тоже устраивает. В конце концов, все мы живём в обществе и приносим ему пользу в меру своих способностей, за что и получаем по этим способностям плату.

Витая в этих благостных мыслях я прохожу в уборную. Да, я снимаю такое жильё, где у меня даже есть своя уборная. И это конечно намного лучше моей прежней съёмной квартиры, где уборная была одна на весь этаж и утром туда выстраивалась очередь. И, между прочим, у меня тут смывной туалет. Роскошь, которая в старину была не всякому монарху доступна, теперь же уже любой горожанин имеет доступ к таким благам цивилизации.

У моей уборной есть ещё некоторые приятные свойства. И это не только разные удобные шкафчики в её стенах, для хранения всякой всячины, которая бывает нужна в таком месте. Шкафчиками никого не удивить и век назад. А вот, например, освещение от газовых рожков. Они вспыхивают, стоит мне открыть дверь. При следующем открытии двери они так же сами погаснут. Конечно, невелика диковинка, шнур от двери протянут через систему блоков и противовесов, они-то и открывают или закрывают газовый кран. Но всё же мне это кажется удобнее, чем архаичное освещение свечами.

Есть здесь и то, что человеку прошлого века показалось бы не иначе как чудом. Едва крышка над отверстием (назначение которого известно всем, и я не нахожу нужным уточнять это в приличном обществе) захлопывается, как тут же система противовесов раскрывает дверцы того шкафа, что ближе к выходу, и он превращается в умывальник. Часовой механизм услужливо подогрел воду к моменту моего пробуждения. Как же это приятно умываться поутру горячей водой! Каждое утро я вспоминаю холод ледяной воды, и радуюсь своей нынешней роскоши. Да, эта роскошь обошлась мне в копеечку. И кое-кто сказал бы, что я живу не по средствам. Но право же, этот небольшой комфорт определённо стоил всех моих скромных сбережений за два года безупречной службы.

Умывшись, я по обыкновению взглянул на себя в зеркало. Ещё одно удобство, зеркало прямо над умывальником. Для тех, кто заботится о красоте это особенно кстати. Увы, на своём лице я не замечал никаких признаков даже намёка на самую редкую щетину. Товарищи по студенческому братству подшучивали надо мной, мол потому я избрал стезю делового циркуляра, что безусых не берут в кадеты, а тому у кого не растут бакенбарды нечего делать на флоте. Но вот я давно не студент, а вполне самостоятельный мужчина. И, однако, естественного украшения мужественности на моём лице так и не появилось. Былые товарищи при встрече утешают меня, что зато я экономлю на визитах к брадобрею. Это слабое утешение, когда в компании сверстников я единственный до сих пор выгляжу как мальчишка. Надеюсь, этот недостаток не помешает моему продвижению по службе.

Как обычно, окончив умывание, я откинул раковину умывальника к стене. Те же противовесы потянули скрытые тросы, закрывая дверцы, и теперь то место, где только что был умывальник, снова превратилось в ещё один закрытый шкафчик, на вид точно такой же, как остальные, а уборная разом как будто прибавила в размерах. Очень удобно, скажу я вам, для такого рационального человека как я. Ни к чему отводить под умывальник, которым пользуемся пару раз в день, квадратный аршин драгоценного пространства. Как жаль, что этих аршинов всё равно не хватает, чтобы поставить душ. Хотя бы душ! Увы, в этом доме собственная ванная есть только у домохозяйки. Как говорит она, постояльцы могут помыться и в турецких банях. И, за неимением выбора, я следую этому совету.

Пока я заканчивал своё умывание, в комнате произошли перемены. Ещё один механизм передвинул рычаг, и паровой поршень услужливо распахнул передо мной дверцы стенного шкафа. Вся моя одежда, выстиранная и выглаженная, ожидала меня. Зауженные штаны с множеством пуговок на голени, которые приходится каждый раз застёгивать при одевании и расстёгивать при раздевании, но что поделать, такова мода! Сюртук скромного покроя, как и полагается молодому служащему, но из лучшего сукна, как и подобает королевскому чиновнику. Ослепительно белые манжеты, воротничок и манишка. Это дешевле, чем рубашка, к тому же под сюртуком всё равно не видно. Единственное чего мне не хватает в костюме так это жилетки.

Конечно такой молодой клерк, на самой мелкой должности, какую только можно придумать, вполне может прожить и без жилетки. Опять же экономия на рубашках. С другой стороны начальство обожает спихивать на меня такие поручения, какие не всякому доверят. И, по делам службы, я посещаю приличные дома, навещая важных персон. А порой, сопровождая самого начальника департамента, доводится бывать и в высшем свете. И тут конечно приличествует полный костюм-тройка. Но отчего-то повысить мне оклад никто не спешит. И на чём-то приходится экономить.

Впрочем, мой портной уверяет меня, что экономить на жилетке последнее дело. Я выслушиваю такие речи от него каждую неделю. Ведь раз в неделю я посещаю свой клуб. Нетрудно догадаться, каков этот клуб. Поскольку я не любитель крепких напитков, то выбрал клуб, в котором самый крепкий напиток это кофе. И чтоб без азартных игр, мой математический ум не терпит глупой случайности. И, разумеется, в этом клубе я оказался самым молодым его членом. Ведь в таких заведениях большинство это мужья, чьи жёны строго следят, чтобы благоверный не выпил лишнего, не проигрался в пух и прах, и вообще не проводил время в неподобающей компании. Кто-то скажет: «Ну и скукотища» — но я предпочитаю такую скукотищу сборищу молодых повес, только и обсуждающих певичек да танцовщиц из варьете. Правда, взамен мне приходится выслушивать еженедельные проповеди моего портного о моде и стиле в одежде. И каждый раз я клянусь сам себе, что закажу у него эту жилетку. Как только получу повышение.

Я одет, и теперь самое время для лёгкого завтрака. Я подошёл к большому письменному столу, стоящему в углу комнаты у окна. Едва я уселся, как давление моего тела на стул запустило ещё один механизм, и дверцы над столом распахнулись, являя моим глазам нишу, в коей уже ждали меня «Утренний вестник», сэндвичи и горячий шоколад. Привычным жестом я взял газету, бегло просмотрел заголовки, закусывая сэндвичем и запивая шоколадом. Чего только не выдумают эти писаки. Некий Жифар берётся построить аэростат, способный летать, куда пожелает сам аэронавт, в том числе даже против ветра! Именитые механики заявляют, что такое невозможно! Зачем же вводить читателя в заблуждение, когда заранее известно, что невозможно? Что касается лично моего мнения, никогда не видел этих аэростатов, разве что на газетных гравюрах, но ведь и там они изображаются привязанными к прочному канату как раз затем, чтобы ветер не унёс их неизвестно куда. И куда же аэростат полетит по своему желанию, коли место его быть на привязи? Отсутствие логики меня всегда раздражает. Покончив с завтраком, я поставил посуду обратно в нишу. Кинул туда же и газету. Все темы для сегодняшних разговоров я уже знаю достаточно, чтобы вставить свои пару вежливых поддакиваний, и газета мне уже не нужна. А вот кто-нибудь из прислуги, вероятно, сможет продать её и выручить себе лишний фартинг к жалованию.

Рядом с дверцами притаился вычурный рычаг, скрывающийся среди затейливой резьбы так, что и не заметишь его сразу, если не знаешь о нём. Я с усилием переместил рычаг в верхнее положение. Дверцы при этом закрылись, а где-то внизу в подвале звякнул звоночек. Посуду можно забрать. Я прислушался и точно, через несколько секунд послышалось шуршание канатов и поскрёбывание лифта о стенки. Почему-то эти звуки всегда вызывали у меня непроизвольную улыбку. Хорошо начинать день с улыбки.

С этими мыслями я подошёл к двери и распахнул её. Прямо напротив стояли мои штиблеты. Как всегда безупречно вычищенные до блеска. Я не знаю, кто этим занимается. И тем более не знаю когда. Очевидно, что среди ночи. Как он ухитряется делать это так тихо, чтобы не разбудить жильцов? Право же, не раз мне приходило в голову, что этому таинственному чистильщику тоже стоит оставить на чай. Но, увы, тут не было никакой тумбочки или полочки, где могло бы стоять блюдце для чаевых. А класть даже мелкую монету прямо на пол мне казалось невежливым. Я утешал себя тем, что должно быть эта услуга входит в те чаевые, что я оставляю для прислуги в комнате. И уж скорее всего ночному чистильщику обуви неплохо платит домохозяйка. Надеюсь, он на меня не в обиде.

Я не стал дожидаться медленно ползающего пассажирского лифта, а спустился вниз по лестнице, винтом опоясывающей лифтовый колодец. Четыре этажа это не высота. В холле внизу бросил взгляд на дверь в покои домохозяйки, не выглянет ли? Её я приветствую особо учтиво, пожилой фрау это должно нравиться. Ну а мне, глядишь, выйдет небольшая скидка к квартплате. Увы, похоже она вышла в сад через заднюю дверь. А возможно спустилась сейчас в кухню. А может быть, приехал молочник или зеленщик, и с ними надо рассчитаться. Или, хуже того, барахлит главный котёл, и нужно срочно вызвать механика. Наверное, утро домохозяйки полно более важных дел, чем выглядывать для дежурного приветствия своих постояльцев.

Предназначавшаяся хозяйке улыбка, досталась консьержке. Старая дама кажется удивилась этому, ну а я, спеша к дверям, привычным жестом снял с вешалки свой котелок. Что за нелепая шляпа, она мне совсем не к лицу. Ах, когда-нибудь я обзаведусь цилиндром. Конечно не сейчас, позже. Возможно, когда-нибудь я добавлю в свой гардероб и трость. Быть может после повышения. А пока я одеваюсь как все мелкие клерки на казённой службе. Зонт решил не брать, калоши тем более не пригодятся в такой погожий день.

Я вышел на улицу, всё ещё размышляя о том, сколь мало мне известно о жизни других людей. Даже в доме, где я живу. Видел ли я когда-нибудь прислугу? Ну может пару раз или около того, возможно даже меньше чем пару раз. По правде сказать, я даже не знаю, где находится чёрный ход, через который прислуга с заднего двора попадает во все квартиры, чтобы наводить порядок, пока жильцы где-то в городе занимаются своими важными делами.

Мы важные люди, а они лишь те, кто нас обслуживает. Но в сущности ведь и мы делаем что-то для них. То есть не лично для них, но для всего общества, а значит и на жизни маленьких людей наша забота отражается. Так что всё правильно, они заботятся о нас, а мы заботимся о них. С этой мыслью мой внутренний мир вновь обрёл покой и правильность, и я ещё бодрее зашагал по тротуару.

Громыхая скрипучими колёсами, по булыжной мостовой тащится фургон, запряжённый тяжеловозом. Таких давно пора гнать из города. Сильные звери, некогда они несли моих далёких предков в битвах, но теперь их место только в деревне. От них только грязь на улицах, того и гляди вступишь в нечистоты, которые глупые животные роняют где идут. То ли дело паровой трактор! Немного дыма и копоти, зато больше никакой грязи. Чистота и здоровье, вот что несёт нам век машин.

Едва я вышел на проспект, как почти бесшумно меня накрыла тень. Я поднял голову. Надо мной прошелестел подвешенный к стальной эстакаде вагон монорельса. Проклятье, на этот я уже не успел. Ничего, через несколько минут подойдёт следующий. Я поспешил к кассе, у которой уже выстроилась очередь желающих приобрести билет. Но что это за новинка? Рядом с кассой появилась какая-то железная коробка. А вот и надпись на ней. Автомат продажи билетов. Ага, и чуть ниже «Вставь монету, забери билет». Ну что ж, монета нужного достоинства у меня есть, почему бы не попробовать новинку? Уж точно это лучше, чем стоять в очереди к живому кассиру.

Как и обещалось, автомат выдал мне билет. Картонный прямоугольник из коричневого картона с тиснёными буквами «городской монорельс» и ниже шрифтом поменьше «королевский патент». Всё правильно, всё законно, это полноценный проездной документ, хотя продал мне его не человек, а механический автомат. Но это был именно билет. На предъявителя, даёт право входа на платформу и проезда на любое расстояние, вплоть до выхода с платформы по любой причине, включая страховые случаи.

Вставив свой билет в прорезь турникета, и дождавшись пока паровые поршни распахнут передо мной ажурные решетчатые дверцы, я поднялся по лестнице на платформу, оказавшись на высоте третьего этажа зданий. Чтобы скоротать время ожидания, я принялся рассматривать других пассажиров. Большинство из них были мужчины, но встречались и дамы. Среди мужчин, по одежде, я уверенно выделял канцелярских работников или же, напротив, бригадиров грузчиков, строителей или иных рабочих. Одежда мужчины даже в мирное время как униформа солдата. Сразу видно кто осторожный егерь, а кто лихой гусар. Но что касается женщин, они все одеты так разнообразно. Нет, конечно, все они носят юбки и шляпки, но вот что за фасоны у этих юбок и шляпок? Глаза разбегаются и невозможно найти никакой системы. Я всегда теряюсь в догадках, куда могут спешить все эти дамы поутру? Возможно, если бы я однажды решился заговорить хотя бы с одной из них. Да вот только повода не представлялось ни разу. К тому же большинство пассажиров прекрасной половины человечества почему-то всегда оказывалось на противоположной от меня платформе. Им всегда было со мной не по пути. Но тут из размышлений меня вывел звонок прибывшего вагона, и я поспешил занять своё место у окна.

Внизу проносились самобеглые коляски. Извозчики давно смекнули, что содержать упряжку лошадей дорого. Лошадь стоит денег, а хороший рысак очень больших денег. Но будь то захудалая кляча или самый лучший скакун, а только лошадь в силах работать лишь несколько лет. А между тем ей каждый день подай ведро зерна, на сене лошадь и свои-то ноги едва таскать сможет, разбегутся от тебя седоки, коли твоя лошадь недостаточно резва. Да ещё каждый вечер лошади нужен уход почище чем знатной даме. А бывает и так, что лошадь болеет. Механизм не болеет никогда! А доставить пару пассажиров по городу вполне можно и силой своих ног, коли их несёт самобеглая коляска. С тех пор фиакры почти исчезли, а бывшие кэбмены стали таксистами.

Моя остановка, пора выходить. Покинув вагон, я оказался на платформе, и поспешил спуститься по винтовой лестнице, достаточно широкой, чтобы по ней в ряд могли шествовать трое, не задевая друг друга локтями. При выходе мне пришлось самому распахнуть дверцы турникета, чтобы выйти на улицу. Когда уже придумают устройство, раскрывающее эти дверцы перед пассажирами?

Я шёл по тротуару, широкому как улица в квартале, где я живу. Но тут, в деловом центре города, даже столь широкий тротуар был похож на реку из людей. Рядом, по краю булыжной мостовой проносились самокатчики — курьеры, для которых это работа, или спортсмены, которые вызывают зависть и восхищённые взгляды. За ними тарахтели паровые фаэтоны, машины невероятной роскоши. В этот час их ещё мало на улицах, но среди дня они начнут сновать по городу и там и тут, помогая их владельцам оказываться в нужное время в нужном месте. А настоящий парад фаэтонов случится вечером перед Оперой. Но пока ещё утро, и мне надо добраться до моего рабочего места.

А это непросто. Перебегать здесь мостовую решился бы только безумец. И я плетусь в толпе до ближайшего подземного перехода, по которому пройду под мостовой безопасно для моей жизни, такой хрупкой перед колёсами машин.

И вот здание Счётной палаты. Характерные для всех казённых зданий будки стражи у парадного подъезда. В непогоду солдаты имеют право укрыться в этих будках. Но сейчас они стоят на виду, под утренним солнцем. Стражники немолоды, это должность для ветеранов. Оба гвардейца годятся мне в отцы, но при моём приближении, узнав меня, как и полагается, берут на караул. Я коротко киваю им. Вот и весь ритуал, который мы соблюдаем. За дверями меня и вовсе никто не приветствует. Приёмная для посетителей ещё закрыта в этот час, клерки должно быть ещё только путешествуют где-то в утренней толпе. Не задерживаясь, я спешу к своему рабочему месту.

На самом деле в старинном здании два департамента. И если повернуть от входных дверей налево, то попадёшь в департамент мер и весов. Но мой путь направо. Через все двери. До самого конца. И вот в конце большая солидная дверь, и я смело раскрываю её. Никого! Первым делом проверить лежит ли на моём столе папка с бумагами, запрошенными из архива ещё вчера? Нет ничего. Проклятье, ведь раз закрыта приёмная, то и расположенный в подвале архив, конечно же, тоже ещё закрыт. Постой-ка, но может быть…

Да, точно. В нише блестит латунный цилиндрик. Внутренняя пневмопочта. Я раскручиваю его и достаю свёрнутые в трубочку листы. Просматриваю их бегло. Это те самые бумаги. Отлично, наконец я завершу свой отчёт. Теперь можно подумать и о комфорте. День обещает быть жарким, и, пожалуй, стоит включить вентилятор. Вон он, под потолком. Хотя сейчас в каменном здании ещё прохладно, однако к полудню солнечные лучи нагреют его до духоты. Вот только при начальстве включить вентилятор не выйдет. Уж очень моё начальство консервативно, не любит всех этих новомодных безделушек. Но если вентилятор будет работать, то наш добрый старый начальник Клюге не решится оторвать меня от работы, чтобы я выключил «эту ветряную мельницу». А сам он почему-то предпочитает не прикасаться к механическим «штуковинам» без лишней надобности.

Обдумав всё это, я решительно подошёл к свисающим вдоль стены шнурам с кистями, и потянул за ту, что была выше. Где-то под потолком, обтянутый толстой дублёной бычьей кожей конус вошёл в соответствующую выемку муфты, и ремни принялись раскручивать лопасти вентилятора. Эти ремни приводились в движения валами, а те другими ремнями, и так до самого главного маховика в подвале, а он вращался водяным колесом в подземной трубе. Изумительная система, спасающая от летней духоты. Лишь бы только механики не забывали своевременно следить за всеми этими валами и ремнями. Но механики наши знают своё дело твёрдо. И потому я могу на своём рабочем месте выглядеть, как подобает клерку на службе. То есть, как солдат в бою, застёгнут на все пуговицы душащего воротника. И как верный солдат я собирался исполнить свой долг. То есть верно посчитать всё, что должно быть подсчитано.

— II —

глава вторая, в которой королевский чиновник клянётся устроить революцию, но вместо этого дарит два билета на паровой омнибус

Счетовод профессия не героическая. А уж в наш век вычислительных машин счетоводу редко выпадает даже заурядное приключение. И это утро не предвещало ничего необычного, как вдруг:

— Канальи! Четверть века беспорочной выслуги, и какова благодарность?! Я им не нянька!

Я едва не оторвал ручку арифмометра, которую крутил. Мой любимый патентованный «Тома де Кальмар» выдержал натиск небрежных рук. Хоть он и обошёлся мне в два жалования, но механизм определённо того стоил. Лучшая сталь не потеряет точность даже будучи брошенной оземь с колокольни собора. Однако мои неловкие руки всё же сумели испортить дело. Вот точно, что я и говорил! Барабаны вычислителя сдвинулись на добрый лишний оборот, и теперь шкалы показывали совсем не тот результат. Проклятье, придётся переделывать весь расчёт! Но у меня есть маленькое оправдание. Ведь удивиться-то мне было от чего. Ни разу прежде я не слышал столь резких речей из уст начальника нашего счётного департамента.

— Мастер, что-то случилось? Это не из-за моего последнего отчёта? — спросил я…

…и тут же пожалел, что проявил вежливое участие. Не таков был человек мастер-счетовод Клюге, чтобы проявление дежурного участия могло растопить скалу холодного льда в его душе. Единственное что трогало его это цифры. Насколько известно только они и были единственной страстью мастера за всю его жизнь, зато страстью всепоглощающей. По счастью для меня, с цифрами у меня всегда всё было в полном порядке, быть может, я не был влюблён в них так, как мастер, но они определённо водили дружбу со мной.

— А… это ты, — наконец глаза из-под съехавших на нос очков сфокусировались на мне, как будто узнавая. — Просиживаешь штаны в моём кабинете!? Что ты тут забыл, в МОЁМ кабинете?

— Но мастер…, — начал было я…

…и тут же осёкся. «Если начальство не в духе — не перечь» — наставлял меня старик Клюге. И прибавлял: «А чтобы не гадать когда оно не в духе — не перечь никогда». Нынче моё начальство явно было не в духе. Лучше мне было бы промолчать. Сделать вид, что погружён в вычисления. Нет, лучше что меня тут вообще нету! И как выпутаться теперь из этой ситуации я не знал.

— Простите, мастер, этого больше не повториться. Я лишь был очень удивлён, слыша такие слова…

— Какие такие слова?

— Которые больше пристали бунтовщику…

— Ха! Так я бунтовщик?

Язык мой враг мой. Наверное, трудно было придумать большее оскорбление для мастера Клюге, чем сравнить его с теми, кто некогда унизил его род, отняв родовую приставку «фон». Хуже этого могло быть только…

— Значит ты, молодой фон Костен, считаешь меня бунтовщиком?

Старик сверлил меня глазами, и я понимал, что это конец моей едва начавшейся карьеры. Дворянское происхождение давало мне право на королевскую службу и многих трудов мне стоило получить это место королевского клерка. И я смел лелеять надежду, что не за горами моё повышение до старшего клерка. А когда-нибудь, подумать страшно, я могу сам сесть в кресло Клюге… вот только, похоже, что прямо сейчас он меня выгонит взашей. И тогда, ввиду моей бедности, у меня останется только одна привилегия — служба королевским офицером. Не для того я потратил все скудные семейные сбережения на репетиторов, не для того закончил университет с отличием, чтобы встать под ружьё. Да и какой из меня офицер? По правде сказать, я бы не взял себя даже в рекруты.

— Революция. Ха! Революция! А знаешь ли ты, юноша, что такое революция? Не спорь, не знаешь. Ах, почему бы нам не устроить революцию? Да! — и тут он подскочил ко мне и схватил меня за плечи, я был готов поклясться, что его глаза горели если не огнями всего ада, то уж огнём всех тайн человеческой души точно, да ведь и этого никогда доселе с нашим начальником не случалось, а он, казалось, и не собирался вновь становиться привычным всем прежним сухим педантом Клюге, а продолжал. — Революция это когда молодые выдвигаются вперёд! Вот что я тебе скажу, молодой человек. Ты-то мне и нужен! Да здравствует революция!

Он отпустил меня и в возбуждении прошёлся по кабинету. Никогда я не видел его в таком возбуждении.

— Ах, что это за слово «революция», — рассуждал он вслух. — Они не верят, что я могу устроить бунт? Я сам не верю в это. Но я взбунтуюсь. Пусть продвигается молодёжь, да! Вот что, — тут он обернулся ко мне. — Никуда не уходи, жди меня здесь. Ты не пожалеешь, мой мальчик, ты не пожалеешь.

С этими словами он едва ли не выскочил за дверь, что для человека его возраста и степенности выглядело как минимум крайне необычно. Ещё более меня удивило его распоряжение никуда не уходить. Как мог я уйти, пока рабочий день не окончен? К тому же оставался незавершённым последний отчёт. А ведь мне теперь придётся заново перепроверять его. Но хотя причиной моей неудачи с отчётом был начальник, я даже думать не смел винить его в этом. «Виноват кто угодно, только не начальник. Помни это и продвинешься по службе» — напутствовал меня мастер Клюге, и его слова были истиной для меня.

Вот только сосредоточиться на работе я не мог. Возбуждённое лицо Клюге всё время всплывало перед моими глазами. А его слова… Что он задумал? Какая революция? Неужели он сейчас вернётся в кабинет с охапкой ружей и пистолей, и велит мне зарядить их, и палить из окон. Кажется, так делаются революции. И, если не ошибаюсь, потом бунтовщиков полагается казнить. Невесёлая перспектива. Но не могу же я ослушаться приказа начальства? А если могу? То не застрелит ли меня определённо выживший из ума старик?

Но в этот момент дверь кабинета распахнулась, и… вошёл мастер Клюге, пребывающий почти в своём нормальном настроении, с папкой для бумаг, и к счастью без какого-либо оружия. После чего он посмотрел в мою сторону и… улыбнулся. Чем едва не лишил меня чувств. Потому что впервые увидеть улыбку на устах каменной скалы испытание для закалённых нервов, к обладателям коих я себя не причислял. А затем он издал какой-то звук. Какое-то шипение.

— Что, молодой человек. Не думал, что старик умеет насвистывать? Ещё как умеет! Ну может быть не совсем верно беру ноты, но мотив ты точно узнал, не так ли?

Я счёл за благо кивнуть, не уточняя, какой же именно мотив мне следовало узнать.

— Иди сюда, сегодня твой счастливый день. Подай мне печать. Да нет, большую королевскую печать, мой мальчик! А вот теперь прижмём её сюда! На мою подпись. Ну же, читай!

— Предъявитель сего, Эрих фон Костен, королевский ревизор, уполномочен для…, — и тут до меня дошло. — Мастер? Вы хотите сказать…

— Да, мой мальчик, — подтвердил старик: — Это твой звёздный час. Смотри же не подведи меня. Ты отправляешься в свою первую ревизию. Уж не обессудь, ехать придётся в глушь. Ах, все говорят, нет ничего скучнее такой поездки. Все рвутся в столицу, не понимая, что именно оттуда, из глуши, и начинается взлёт. Или падение. В любом случае путь к этому лежит через унылую серость. И так день за днём. Но тебя это не должно волновать. Тебя будут волновать только цифры, а они не дадут тебе скучать. Ты справишься, я уверен.

— Я королевский ревизор…, — повторил я, всё ещё не веря.

— Быстро делаешь карьеру, юноша, — подбодрил меня наставник. — Того и гляди, вернёшься сюда и займёшь моё кресло. А? Как тебе эта мысль?

— Но, мастер, а как же Вы? — удивился я. — Вас собираются повысить?

— Повысить? — удивился Клюге. — Меня? — он задумался, но вдруг его лицо просияло. — Ах, ну да. Это можно назвать и так. Ха! Повысить! Интересная мысль. Никогда не думал об этом с такой стороны…

Старик умолк, погрузившись в свои мысли. Лицо его приобрело несвойственное мечтательное выражение. И я готов был поклясться, что мечты эти о чём-то приятном. Хотя я понятия не имел, что может быть для начальника нашего департамента приятнее цифр.

— Мастер, — решился я нарушить молчание.

— Ах, да, — пробудился он от мечтаний. — Ты всё ещё здесь? Это хорошо. Я должен дать тебе последние инструкции. Хотя, думаю, ты и так неплохо подготовлен. Нет, чёрт возьми, ты лучше всех во всём этом чёртовом департаменте, и это чертовски приятно.

После того как мастер трижды помянул чёрта в одной фразе, я уже твёрдо решил больше ничему не удивляться.

— Ты знаешь, что нужно делать. Два отчёта. Всегда два отчёта, мой мальчик. Ты это уже знаешь и умеешь. Один отчёт как есть, вся правда и только правда, плоха она или хороша. Его не показывай никому. Другой тот, какой желает видеть начальство. Ты понял намёк?

— Да. То есть, — я замялся: — Какой отчёт желает видеть начальство на этот раз?

— А! — торжество просквозило в усмешке мастера. — Вот этого я тебе не скажу. Нет, даже не проси. Это твоё первое самостоятельное дело. И подсказок не будет. Старый Клюге научил тебя всему. И ты был единственным, кого тут стоило хоть чему-то учить. Ты сделаешь карьеру, мой мальчик. Но ты должен сделать её сам. Теперь у тебя не будет старого Клюге. А будут только конкуренты. Но ты справишься, я уверен.

— Да, мастер, — сказал я то единственное, что должен был сказать в такой момент.

Мой старый наставник протянул мне папку. Я принял её из его рук, и заметил, как они задрожали. Быть может от старости.

— Ну вот, — произнёс он внезапно притихшим голосом. — Сё ля ви, как говорят наши соседи с запада. Такова жизнь. Ну, что же ты ещё стоишь?

— Мастер, — мой голос тоже дрогнул, это было так некстати. — Мастер, но мой отчёт?

— Что? А, пустое.

— Но я не закончил ещё проверку. Вы знаете, полагается проверять на арифмометре…

— Ох уж мне эти арифмометры! — привычно проворчал Клюге. — Если это всё, то не беспокойся. У меня тут под рукой полно дураков, только и способных крутить ручки машин. Ничего своей головой считать не умеют.

— Но если я ошибся…

— Ты! — голос мастера стал грозным на миг, но тут же смягчился. — Если ты ошибся, то ещё больше ошибся в тебе я. Но что-то не припомню, чтобы меня подводило твоё умение считать. Так что забудь про скучные отчёты и проваливай с глаз долой!

— Да, мастер.

Я уже развернулся было к двери, когда начальственный голос остановил меня:

— Но не так быстро. Не забудь свой арифмометр. Хоть я и не люблю их, но порядок есть порядок. Раз полагается проверять арифмометром, то таковой должен при тебе быть. Вот займёшь моё кресло, тогда поступай как знаешь. А пока я тут начальник, и я не потерплю нарушения порядка, даже если этот порядок мне лично не по нраву.

Это снова был наш привычный мастер-счетовод Клюге. И меня это радовало. Орднунг убер аллес! Порядок превыше всего, а наш начальник живое воплощение этого порядка для всех нас. С такими мыслями я вернулся к своему столу, достал футляр и бережно поместил в него счётную машинку Тома де Кальмара. Начальник же продолжал напутствовать меня:

— И не задерживайся в департаменте. Ни минуты! Ты выезжаешь завтра поутру, а значит, тебе придётся сейчас же бежать покупать макинтош. А может быть и сапоги. Ведь я слышал, в горах бывает холодно и дождливо.

— В горах?

— Юноша, открой папку и прочти, куда ты направляешься.

Я повиновался. Но прежде чем прочесть назначение, по неловкости, я выронил какие-то бумаги. Тотчас я нагнулся и поднял их. Это были…

— Но тут билеты на паровой омнибус!

— Ах, да, — сказал мастер, неуклюже пытаясь изобразить забывчивость. — Знаешь, это… это подарок. От меня. Зачем тебе трястись на извозчике? Пересадки на ямских станциях. Всё это, как теперь говорят, прошлый век.

— Но мастер, ведь это билеты в купе? Они же стоят…

— Ах, пустяки. Могу же я сделать подарок своему самому перспективному подчиненному? Тем более, что всё равно часть суммы оплачена казной. Когда-нибудь ты тоже научишься получать маленькие радости за казённый счёт. И это не воровство, а только ради пользы дела. Ты поедешь в комфорте, как и подобает королевскому ревизору.

Я уже было удовлетворился этим объяснением, как вдруг догадка осенила меня.

— Мастер, так Вы едете со мной?

— Вот ещё! — возмутился Клюге. — С чего бы это?

— Но билетов два?

— А… да, — смущённо проговорил старик. — Забыл сказать сразу. С тобой едет… попутчик.

— Кто-то из нашего департамента? Из другого департамента?

— Слишком много вопросов! — возмутился Клюге. — С каких это пор подчинённые смущают вопросами начальство?

— Простите, мастер, но…

— Никаких «но»! Отправляйся собирать вещи в дорогу. А попутчика увидишь завтра.

— III —

глава третья, в которой происходит знакомство с паровым омнибусом и таинственным попутчиком

Счетовод профессия не героическая. А уж в наш век вычислительных машин счетоводу редко выпадает даже заурядное приключение. И уж грядущую поездку на омнибусе никак нельзя было принять даже за самое скромное из всех малозначительных приключений, какие могут случиться с человеком эпохи пара.

Судите сами. Место, громко именовавшееся вокзалом паровых омнибусов, выглядело куда менее современным, чем рядовая остановка самого обычного монорельса. Никакого модерна, ведь собственно вокзалом было старое здание ямских конюшен. Разумеется, там было всё то, чему полагалось быть на вокзале. Имелась билетная касса, ресторан, бильярд на случай если пассажирам захочется скоротать время ожидания за игрой, гостиница с номерами для отдыха. Некогда на площади перед ним было не протолкнуться между возами и бричками. Ну и грязи же было тогда тут от лошадей. Теперь чистота и пустота, за исключением единственного омнибуса. Говорят, иногда здесь встречаются до трёх омнибусов разом. Но даже если так, это не идёт ни в какое сравнение со столичной жизнью, где, сказывают, этих омнибусов на каждом шагу столько. В такие моменты особенно остро ощущаешь себя уездным обывателем, который живёт где-то на краю мира, где скука беспросветная, а ведь где-то там жизнь бурлит, да всё проходит мимо тебя. Грустно, господа, грустно.

Разумеется, это оказался нужный мне омнибус. И, разумеется, я явился раньше всех. В первом своём серьёзном поручении, я не мог позволить себе даже малейшей ошибки. Как я справлюсь с этим заданием, так и пойдёт моя карьера. И меня устраивал только один вариант, когда она пойдёт в гору.

В очередной раз я посмотрел на свой карманный хронометр. Он показывал раннее утро. Я захлопнул крышку и опустил хронометр в карман новенькой жилетки. Да, вчера я позволил себе эту роскошь, приобрести не только макинтош, но и, поддавшись-таки на уговоры моего портного, жилетку. Хитрец, он, оказывается, сшил её ещё год назад, когда снял с меня мерку на пошив костюма. И вот с тех самых пор он искал случая продать её мне. Ну что ж, раз уж я вырос в должности аж до королевского ревизора, то костюм-тройка мне просто необходим. Ведь я теперь, пожалуй, важный господин. И вот, стою, наблюдаю, как шоффёр готовит машину в дорогу, засыпая вёдрами уголь в кормовой бункер. Кому-то такие наблюдения кажутся скучными, но мне сейчас и это было развлечением.

Другим развлечением мне служили размышления о таинственном попутчике. Мой путь лежал в горы, до самой границы на западе, где строили какой-то пограничный форт. Зачем и почему? Не моё дело. Генералам виднее. А я должен всего лишь проверить сколько средств израсходовано и на что.

Кого могло ещё заинтересовать строительство? Или кого могло заинтересовать путешествие в такую даль и глушь? Пожалуй, наиболее вероятным попутчиком мог быть штаб-офицер. С другой стороны не представляю, чтобы офицер ехал как простой обыватель, в омнибусе. Представить только, как бедняга пытается вылезти из дверцы омнибуса и задевает своим высоким плюмажем низкий косяк. Оборачивается, чтобы поймать падающий кивер, и спотыкается о ножны своей же сабли. А в довершение всех бед ещё и запутывается в шпорах. Нет, это было бы просто нелепо.

Но тогда скорее всего со мной едет кто-то из соседнего департамента мер и весов. О, это только кажется, что хранение нескольких образцовых гирь, линеек и прочих склянок простое дело. Но нужно чтобы все меры по всей стране были одинаковы. И потому чиновникам департамента приходится ездить, развозить новые эталоны и поверять старые. А ещё на них лежит ответственность за точность промера длины всех дорог. Правда, злые языки судачат, что чиновники в своих инспекциях больше проверяют ровно ли покрашен полосатый верстовой столб, чем каково расстояние до соседнего столба. Но то уже не моё дело.

Наконец шоффёр покончил с разведением паров в котле и спрыгнул наземь.

— Сударь? — спросил, протягивая руку. — Едете с нами? Позвольте Ваш багаж?

— Да, конечно, — ответил я, стараясь соответствовать своему представлению о том, как должен вести себя сударь. — Вы очень любезны, милейший.

Шоффёр только усмехнулся в усы. Пышные рыжие усы. Он принял из моих рук саквояж, и прошёл вперёд. Миновав купе, он остановился, не доходя козел, и открыл неприметную дверцу сбоку машины. За дверцей обнаружилось ещё пустое пространство багажного отделения.

— Пожалуйста, осторожнее, — зачем-то прибавил я.

— Не извольте беспокоиться, молодой человек, — добродушно ответил здоровяк. — Здесь Ваша поклажа в безопасности. А когда понадобится, то на остановке скажите мне, и я Ваш багаж достану. Только сами не пытайтесь. А то ведь это запрещено. Да и сами подумайте, какой будет беспорядок, если каждый сам станет за своим багажом лазать. Нет, Вы сдаёте багаж мне, и пока он здесь, — тут мужчина захлопнул дверцу. — Я за всё в ответе. Вам беспокоится не о чем совершенно.

Хотя в его словах был резон, сомнения выдали себя тенью недоверия на моём лице. Мой собеседник истолковал это по-своему.

— Сударь, — начал он. — Если Вы сомневаетесь в омнибусе, то это напрасно. Да, скажу я Вам, это не лошадь. Эта машина сильнее шестёрки лошадей!

— Не может быть! — вырвалось у меня невольно.

— Уверяю, — поспешил заверить шоффёр. — Вот, извольте посмотреть сюда. Позади купе. Здесь, как Вы только что видели, бункер с углём. А под ним котёл. Уголь сам понемногу просыпается в его топку. А вот трубы идут к цилиндрам, видите? И вот эти поршни толкают…

— …колёса, — закончил я мысль за своего собеседника. — Я понимаю. Это похоже на, как же эта деталь называется?

— Кривошип, молодой человек, — подсказал мне шоффёр. — Кривошип. Вращает задние колёса. Считайте два колеса вместо двух лошадей. А вот идём вперёд, и посмотрите, что здесь под купе?

— Это похоже на какие-то крючья, — сказал я после размышления. — Громадные крючья.

— Так и есть. Это механические ноги. Если Вы доедете с нами до гор, там будут такие участки, где эти ноги будут тянуть омнибус в гору, уж не хуже, чем лишняя пара лошадей. Итого уже четвёрка, верно? — он подмигнул мне. — Но и это ещё не всё. Вот, извольте следовать за мной дальше. Проходим мимо купе, и что же видим под козлами, на которых сижу в дороге я?

— Колёса, — ответил я, и, подумав, добавил. — Это как будто рулевые колёса. Они на оси, которая может поворачиваться так же как передняя ось телеги. Но я не понимаю. Ведь переднюю ось телеги поворачивает лошадь?

— А здесь, — пояснил мне хозяин механической телеги. — Оглобли оставили, а вместо лошади приделали к оглоблям вот эти маленькие колёса. А их поворачиваю я. Сил человека не хватило бы, чтобы свернуть ось больших колёс. Тем более что на ось давит половина веса всей машины…

— Да это же, — невольно вырвалось у меня. — Наверное, сотня пудов!

— Около того, — улыбнулся шоффер. — Но зато на маленькие колёса не давит ничего, как видите. Весь вес на них это только оглобли. И потому повернуть маленькие колёса легко. Они вполне заменяют ещё одну пару лошадей. Вот, как я Вам и обещал, в этой машине полная шестёрка. Но управлять упряжкой из шести коней непростой труд. Без помощи ездовых точно не обойтись. С машиной же любой управится в одиночку. Можете попробовать.

С позволения моего нового наставника, и под его руководством, я влез на шоффёрскую скамью и взялся за рычаг управления. Мне пришлось приложить изрядные усилия, чтобы маленькие колёса поворачивались.

— Это потому, что мы стоим на месте, — заверил меня шоффёр. — Но вот увидите, когда мы поедем, поворачивать колёса будет очень легко. Они прям будто сами хотят повернуться. Мне приходится больше следить, чтобы они не виляли в стороны.

— Да, это наверное интересно было бы посмотреть, — заметил я. — Но я заметил, что окна купе смотрят только по сторонам. А окна, чтобы пассажир мог глядеть вперёд, нет. Так что при всём желании, я не смогу наблюдать за Вашим мастерством управления.

— Так Вы едете в купе? — удивился шоффёр.

— Да, — с улыбкой ответил я. — Вот мои билеты.

Я помахал билетами у него перед носом. Надо было видеть, как менялось лицо моего собеседника. Из только что самоуверенного учителя, наставляющего юного глупца, из властного мужчины в полном расцвете сил, он превратился в провинившегося мальчугана, трепещущего перед поркой.

— Простите, молодой господин, — виновато извинился он. — Я был не прав, конечно, что вёл себя так фамильярно.

— Вот как? — задумчиво проговорил я, изучая новое для меня чувство власти над человеком.

— Честное слово! — с жаром принялся оправдываться мой собеседник. — Я подумал, может Вы из тех, кто ищет работу. Может, Вы захотите освоить нашу профессию. Знаете, это хорошая профессия. А Вы произвели впечатление честного малого.

— Вот как? — повторил я.

— Извините, господин. Этого не повториться. Конечно, я не должен никому рассказывать устройство машины и допускать посторонних к управлению, — на миг он замолк, но тут же продолжил. — Но Вы тоже должны принять во внимание, что как найти людей для работы на омнибусах? Только вот так, рассказываешь и показываешь. И смотришь, лежит у человека душа к нашему делу? Годен он, чтобы доверить ему машину и пассажиров?

— И как по-вашему, — спросил я. — Я годен?

— О, да, — поспешно заверил он.

— Ну в таком случае, — подвёл я итог. — Забудем об этом недоразумении.

— Спасибо, господин.

Мне определённо нравилась моя новая власть над людьми. Ещё вчера я всего лишь клерк. Пусть на хорошем счету у начальства, но второй год всего лишь простой клерк. С множеством обязанностей, с важными поручениями, и без повышения жалования. Мелкий служка. А теперь я уже ревизор. Как в шашках, прыг и в дамки. И даже такие умудрённые жизнью люди, как этот шоффёр, с крепкими руками и пробивающейся в волосах сединой, даже они передо мной теперь дрожат. А я повелеваю.

Между тем начали собираться другие пассажиры. Я посматривал на них с козел, сверху вниз. А владыка чудесного механического экипажа шоффёр спустился к ним, проверял билеты и помогал пассажирам укладывать их поклажу в багажное отделение, между козлами и купе. Убедившись, что их имуществу ничего не грозит, пассажиры по лестнице взбирались на крышу, рассаживаясь там на скамьях. Бедолаги, если пойдёт дождь, их промочит до нитки. Как и шоффёра. Но мне эти опасности не грозят, я поеду в купе, где тепло и сухо в любую непогоду.

И тут я и думать забыл о непогоде и о важности своей персоны. Две прекрасные юные леди появились на площади. Они прошли по краю, далеко от меня. Так далеко, что я не мог слышать, что они говорят. Но достаточно близко, чтобы я был очарован этими двумя красавицами. Они прошли и скрылись в вокзале.

Я снова будто вернулся в окружающий мир. Снизу доносилось ворчание. Это новый мой добрый знакомый совсем недобро ругался вполголоса. А причиной его негодования был посыльный с тележкой, заваленной чемоданами. И бедняге шоффёру теперь предстояло переложить весь тщательно уложенный багаж, чтобы разместить эти громадные чемоданы в таком небольшом багажном отделении.

— И куда, — провозгласил возница омнибуса. — Куда я должен буду уложить мешки с почтой? А, вот и они, легки на помине!

Я проследил за его взглядом, и увидел приближающуюся самобеглую коляску, на которой место одного из пассажиров, занимала большая плетёная корзина. Коляска подкатила почти к самому омнибусу, резко затормозив всего лишь в паре шагов.

— Через четверть часа омнибус должен отправиться, — заявил седок с коляски, взглянув на свой карманный хронометр.

Он был в форме почтового служащего. А чтобы прибавить веса своим словам, он захлопнул крышку хронометра с лязгающим звуком, и опустил его в карман. Его товарищ в такой же форме, лихо спрыгнул сзади с педалей коляски.

— Мы уже должны грузить, — заявил он.

— Помилуйте, — взмолился шоффёр. — Я знаю ваши права и свои обязанности. Но вот пассажиры! Присылают багаж в самый последний момент. Слушайте, друзья, помогите мне. Тогда и вы, и я, все мы управимся со своими делами вовремя.

Почтальоны переглянулись. Деваться было некуда.

— Ладно, — сказал седок, выпрыгивая из коляски. — Я как раз думал, а не размяться ли мне? Что делать?

— Держи вот это, — из недр багажного отделения появился чей-то баул. — И ещё вот это. А ты пока вот это. А ты, парень на посылках, подавай мне сюда самый тяжёлый чемодан.

Работа заспорилась, я же вскоре снова заскучал. И от нечего делать огляделся вокруг. Красавицы! Те самые. Они обе вышли из вокзала и направлялись к омнибусу. Но зачем? Я оглянулся. За моей спиной, на скамьях на крыше омнибуса ещё были места. Но мне казалось странным, чтобы такие юные леди поехали куда-то одни, без сопровождения, в общественном транспорте. А их одежда? Мне хорошо, я поеду в купе. Но если дамы намерены ехать на крыше, а больше им ехать негде, то первый же лёгкий дождик вымочит их шляпки. Я не вижу при них никакого багажа. Даже самого скромного саквояжа, куда можно было бы спрятать накидку от дождя. Определённо, в дальнюю дорогу не отправляются так легкомысленно. Значит, девушки не собираются ехать.

Но если они не едут, то возможно пришли кого-то проводить? Я снова оглянулся. Нет, среди пассажиров не нашлось ни одного милого юноши, который мог бы оказаться братом этих девушек. Но что если они провожают отца? Тогда кого же?

Украдкой я бросил взгляд на приближавшихся красавиц. Моё выгодное место на козлах, с которого ещё только что мне было так удобно оглядывать всё происходящее вокруг, теперь оказалось самым неудачным местом для наблюдения. Ведь смотреть-то мне приходилось сверху-вниз, из-за чего под полями шляпок и вуалями было нелегко разглядеть черты лица девиц. Но у одной выбился непослушный локон. И он был рыжий… Шоффёр. Ну конечно же. Рыжие волосы, вся в отца. Пришла проводить его в дорогу. Однако он любит свою дочь. На платья для неё должно быть уходит весь его заработок. А кто же вторая? Либо подруга, либо сестра. Думаю, скорее последнее. И, вероятнее всего, она старшая.

Когда сёстры приблизились достаточно близко, я картинно снял свой котелок и раскланялся:

— Здравствуйте юные леди. Ваш отец сейчас с другой стороны омнибуса помогает укладывать багаж…

— Чего? — сёстры переглянулись, и младшая сказала: — Жанетта, глянь.

К моему удивлению, старшая, не возражая, быстро прошествовала вокруг машины, и вскоре появилась обратно:

— Это неумная шутка, кучер, — сказала она.

— О, милые дамы, а я и не кучер вовсе, — весело отвечал я.

Я понимал, что девушки хотят разыграть меня. Потому что, клянусь, шоффёр был где-то там. Он не уходил от омнибуса, ещё пару минут назад я видел его рядом. Он не мог уйти. И раз кто-то возился внутри багажного отделения, то уж наверное это был он. А к кому же ещё могли придти эти девушки?

— Ладно, шутник, — сказала младшая. — Кучер ты или нет, ответь, только чур теперь уже без шуток, не видел ли ты здесь старика? Такого занудного?

Я подумал, не подходил ли кто из виденных мною пассажиров под это описание.

— Думаю, что нет.

— Куда же он подевался? Придётся искать. Так скажи, чтобы омнибус никуда не уезжал без нас.

— Но это невозможно! — возмутился я. — Омнибус должен отправиться точно по расписанию.

— Не важно.

Такое высокомерие застало меня врасплох. Я не мог себе представить, чтобы столь прекрасное существо могло быть таким… таким… таким невежливым. Возмущение готово было прорваться из меня.

— Как это не важно? — я попытался объяснить. — Тут много пассажиров, они купили билеты и должны ехать.

— Подождут, — отрезала фурия, ещё недавно казавшаяся такой милой. — Мы тоже должны ехать. А этого Клюге нигде не видно.

— Клюге? — невольно вырвалось у меня.

— А ты знаешь Клюге? — недоверчиво спросила другая леди.

— Если Вы изволите говорить о мастере-счетоводе Клюге, то мне ли его не знать!

— Ну и где этот старый…

— …очень милый человек, — тут же поправила сестру старшая.

— Спасибо Жанетта, — сказала та, и добавила, обращаясь ко мне. — Так где он? Он должен ехать с ревизией, а его нет.

— Вовсе не должен, — ответил я, принимая подобающий важной персоне вид. — Потому что ревизором назначен я.

На несколько секунд воцарилось молчание. Сёстры молча переглядывались. Наконец младшая заключила:

— Мон папá будет недоволен. Но зато Я довольна, — она подчеркнула это «Я», будто весь мир должен был крутиться только вокруг неё. И снова она обратилась ко мне: — Значит наши билеты у тебя? Давай их сюда.

— Наши что?

— Би-ле-ты, — включилась в разговор старшая и подошла ближе к козлам.

— Но дамы, позвольте, — запротестовал я, чувствуя неладное. — Я ничего не понимаю. Я должен здесь ждать коллегу. Из другого департамента…

— Из какого ещё департамента?

— Из департамента мер и весов, — с каждой секундой я терял уверенность. — Ну, то есть, я так думаю, что…

— Ты же не хочешь сказать, — вновь вмешалась в разговор старшая из сестёр, и, понижая голос, продолжила. — Что дочка префекта поедет в купе в обществе мужчины?

И тут я вспомнил. Вспомнил, где я видел этого несносного ребёнка.

— Но…

— Никаких «но», — вкрадчиво прошептала мне Жанетта. — Не будь глупцом, и не делай ошибок, о которых потом пожалеешь. Ты отдаёшь билеты нам. Мы дамы и мы едем в купе. Ты едешь, как хочешь.

Что я должен был сделать? Я послушно отдал Жанетте оба билета. И она с дочерью префекта расположились в купе. А я сидел и смотрел на землю, пока меня не вывел из забытья голос шоффёра:

— Ну вот что, молодой господин, — слово «господин» он произнёс едва ли не с издёвкой. — Теперь у тебя нет билета. Так что проваливай с козел.

— Но мне же надо ехать!

— Ну коли надо, — смилостивился шоффёр. — То пулей беги в кассу, покупай билет. На скамьях на крыше как будто есть ещё свободное место.

Он усмехнулся. Ухмылялись пассажиры, бывшие свидетелями моего позора. А я? А что же мне оставалось делать? Только так, как он и велел. Побежал в кассу, купил последний билет, выскочил из дверей вокзала.

— Время! — громогласно провозгласил шоффёр. — Омнибус отправляется.

И повернул рычаг рядом с козлами. Облака пара вырвались из-под днища машины. Поршни цилиндров пришли в движение, колёса начали вращаться. Я помчался к механическому экипажу, как не бегал никогда в жизни. На ходу я заскочил на подножку и с проворством обезьяны вскарабкался по лестнице на крышу.

— Вот мой билет! — задыхаясь и проглатывая слова, показал я зажатую в кулаке бумажку.

Пассажиры дружно прыснули.

— Присаживайся, парень, — добродушно хохотнул шоффёр. — И отдышись.

Я сел на свободное место на скамье. Никто не сказал мне ни слова, но, казалось, все посмеивались, поглядывая на меня. Вот так началась для меня эта первая в моей жизни поездка на паровом омнибусе.

— IV —

глава четвёртая, в которой происходит спор о старом и новом

Положение, в котором я оказался, немало смущало меня. На счастье, пока омнибус двигался по городу, было слишком шумно, чтобы слышать, что говорят меж собой обо мне другие пассажиры. А в том, что они перемывали мне косточки, я не сомневался ни мгновения. Но не подавал виду, что догадываюсь об этом, и вообще старался показать, что зеваю по сторонам. Однако по мере продвижения к окраинам, шум городской жизни становился тише, а желание завести беседу или послушать интересный рассказ становилось всё сильнее. Наконец, я заметил, что остался в одиночестве. Все женщины сбились в уютный кружок ближе к корме омнибуса, тогда как мужчины невольно подтянулись ближе к кучеру. Далее оставаться посреди двух огней было неразумно, я рисковал подвергнуться насмешкам с обеих сторон. А раз уж приходилось выбирать, то я выбрал мужскую компанию.

Конечно, человек неумный выбрал бы женский кружок, надеясь сыграть на жалости. Но умный человек, к каковым без сомнения относил себя я, знает, что женщины существа жестокие. И кстати ведь не прошло и часа с тех пор, как я имел несчастье убедиться в этой истине. К тому же, позволить себе предстать жалким, это уронить себя в глазах всех мужчин. Итак, этот путь не сулил мне понимания от женщин, и уж точно лишал меня поддержки мужской части пассажиров. И пусть сейчас они ещё посмеиваются надо мной, но наш путь займёт не один день, и мне лучше уже сейчас постараться завоевать расположение этих по-видимому опытных путешественников.

Их советы, а возможно и помощь, предвижу, мне очень пригодятся. Ведь это моё первое столь ответственное путешествие, в котором вдобавок похоже мне придётся отвечать за навязанных мне попутчиц. Ай да Клюге! Ай да старый… очень милый человек. Ну погоди же, мастер-счетовод, я всё равно выполню это задание, несмотря на все твои козни, и уж тогда тебе придётся выполнить своё обещание насчёт моего повышения.

С такими мыслями я уверенно передвинулся по скамье ближе к группе мужчин.

— А, вот и господин наконец-то соизволил снизойти до нас, — вот какой приём был мне оказан теми, в ком я надеялся обрести дружескую поддержку.

— Вовсе нет, я просто смотрел по сторонам, и задумался о своём, — парировал я и тут же добавил. — Но если позволите, я бы тоже послушал вашу беседу.

— А правилам хорошего тона, юноша, Вас не учили? — заметил мне, попыхивая трубкой, крепкий старик, которого по его виду я для себя тут же окрестил отставным моряком.

Кто же ещё, кроме старого моряка, стал бы носить нынче давно вышедшую из моды треуголку?

— Господа, — защищался я. — Не понимаю, чем я мог вас всех так оскорбить. Но позвольте мне загладить свою вину, хоть я и не знаю в чём она, и примите мои искренние извинения.

— Ах, молодой человек, — раздался голос шоффёра. — Не стоит напускать на себя важность, будто Вы важный господин, когда на деле Ты всего лишь лакей при господских дочерях.

— Но я не лакей! — возразил я запальчиво. — Я королевский ревизор.

— Ну вот опять, — раздался недовольный ропот, и ближайшие ко мне пассажиры демонстративно отстранились от меня.

— И конечно Вы опять скажите, что инспектируете омнибусы? — с язвительной усмешкой бросил мне шоффёр.

— Но я не говорил такого и прежде. И не собираюсь.

— А что же Вы тогда инспектируете, господин ревизор? — спросил меня пассажир, по виду похожий на селянина.

Его простая широкополая шляпа, куртка и жилетка простого покроя, укороченные почти до колен брюки и тяжёлые добротные башмаки с пряжками, которые он носил с чулками — всё это была мода прошлого века, уже отмиравшая в городе, но вполне свойственная провинциальной глуши и нравам, бесхитростным, как и сам его колкий вопрос ко мне, поддержанный взрывом хохота остальных пассажиров. Но я не собирался отступать.

— Я инспектирую строительство, — произнёс я с достоинством.

— И где же Вы его собираетесь инспектировать?

— Я…, — и тут я осёкся. Но пассажиры глядели на меня, и я вынужден был закончить фразу. — К сожалению, господа, этого я сказать не могу. Это государственная тайна.

— Ну конечно! Так мы и знали, — раздались смешки.

Я попал в безвыходное положение, но неожиданно был спасён.

— Вот что, — заметил моряк серьёзно. — Всяко бывает. Что если парень говорит правду?

Теперь смех стих.

— Тогда, — произнёс шоффёр со своего места. — Юноша может не называть нам цель своей поездки и тем сохранит её тайну. Но вот до какой станции он едет, он сказать обязан. А уж мы все вместе подумаем, есть ли в тех краях нынче стройка, достойная королевской ревизии. Вот и будет нам небольшая шарада, чтобы скоротать дорогу. Итак, юноша, какой пункт назначения в Вашем билете?

Я разжал кулак, в котором до сих пор сжимал заветный билет, и вслух прочёл:

— Перевал Сен-Готар.

— Чёртов мост! — раздались голоса среди пассажиров. — Да туда по своей воле никто не полезет. Что же там может быть?

— Так это из-за Вас, молодой человек, мне придётся карабкаться в эти проклятые горы? — изумился шоффёр. — А девушки? Девушки которые с Вами? Неужто они тоже туда?

— Выходит что так, — ответил я, не придумав ничего умнее, как сказать правду.

— Можете больше ничего не говорить господин, — сказал шоффёр, и добавил уже громко. — Господа, я думаю, инцидент исчерпан. Мы все стали жертвой небольшого недопонимания. Давайте забудем об этом скорее и поедем дальше как добрые друзья.

Предложение было с радостью принято всеми. Слово возницы механического экипажа сделало меня полноправным пассажиром, равным среди равных. И хоть в душе я, конечно же, добропорядочный роялист, но скажу — нет лучшей демократии, чем эта, возникающая в дороге между пассажирами. Когда-нибудь все люди будут ездить только на паровых омнибусах, и сила пара сблизит их, устранив разногласия и избавив от предрассудков.

Между тем, омнибус уверенно двигался по дороге, не уступая упряжке самых резвых рысаков. Я прежде никогда не бывал в этих краях, ведь работа счетовода не располагает к загородным поездкам. Но мои спутники, похоже, знали не только каждый камень вдоль этой дороги, но даже его историю, кто, когда и зачем его сюда уложил. Фразы «а я вот помню то время, когда этого здесь не было» раздавались, верно, каждые четверть часа. Как вдруг этот поток воспоминаний был прерван ворчанием.

— Право же, не понимаю, — вдруг раздался голос моряка. Вот уже не менее получаса он только лишь молча пыхтел своей трубкой, но что-то заставило его вновь включиться в разговор. — К чему все эти перемены?

На миг все умолкли.

— Простите, — первым тишину нарушил селянин. Он широко улыбнулся, разводя руками. — Но такова жизнь! Всё меняется, дружище.

— И разве, — поддержал его господин серьёзного вида, с цилиндром на голове и пенсне на переносице. — Разве у вас на флоте всё по-старому? Я слышал, что нет.

— Ах, господа, — отвечал моряк. — Я никого не хотел обидеть. Но одно дело флот. Море это стихия. Стихия переменчивая. И потому постоянно надо искать способы как совладать с ней. Но к чему столько перемен на незыблемой земной тверди? Я плавал четверть века, сошёл на берег, и не узнаю здесь многого. И ладно бы это касалось моды или повозок. Но даже дома!

— А что дома? — удивился господин в пенсне.

— О, дома теперь совершенно замечательные! — в тот же миг с энтузиазмом откликнулся деревенский житель.

Две фразы были сказаны одновременно, но в утверждениях просквозило разногласие. Возникло неловкое замешательство, неизбежно должное разрешиться дорожным спором.

— Что ж, — сказал тогда обладатель цилиндра. — Я готов выслушать Ваше мнение, что же такого замечательного в современных домах? Но предупреждаю, я архитектор. И знаю о зданиях всё. Так что, Вам, уважаемый, будет трудно убедить меня в каких-то невиданных новшествах. Все эти современные удобства, такие как водопровод и канализация в домах были и много веков назад. Разве что нынче к ним добавилось удобство освещения газовыми рожками, но это, согласитесь, мелочи. А в остальном, здания точно такие же, как и века назад. Конечно, если мы говорим о настоящем добротном жилье. А оно всегда было и всегда будет только одним — надёжный каменный дом. И ничего другого тут и придумать невозможно.

— Хоть я всего лишь фермер, — с жаром отвечал его оппонент. — Но уверяю Вас, не только возможно придумать, но и уже придумано. И случилось это благодаря вот этому. Взгляните вон туда!

Он указал рукой, и мы все обернулись. Нас окружал обычный сельский пейзаж. Кое-где виднелись рощицы, аккуратные деревеньки, просёлочные дороги, а всё остальное занимали поля, поля и поля, засеянные и скошенные, вспаханные и засаженные плодовыми деревьями, огороженные изгородями и открытые всем ветрам. Кое-где работали люди, но с тракта даже нельзя было разглядеть, мужчины это или женщины, старые или молодые. Полуденное солнце жгло немилосердно и крестьяне в эту пору обычно уже спешили укрыться от зноя, позволяя себе послеобеденную сиесту.

— Да нет же! — вскричал наш друг, заметив всеобщее недоумение. — Посмотрите дальше. Вон там.

— Ну, — произнёс господин в цилиндре, поправляя своё пенсне. — Я, конечно, не уверен, но мне кажется, там работает какая-то машина?

— Так и есть, — подтвердил фермер. — Ах, конечно же, Вы горожанин и откуда Вам знать. Но это комбайн! Замечательная машина. Вы, ясное дело, спросите, чем же она так хороша? А я отвечу, она одна делает работу многих. Ведь вот зерновые, пшеница аль рожь. Мало вырастить, нужно скосить, в снопы увязать, с поля свезти да обмолотить, и только тогда зерно можно будет сложить в амбар, а оттуда на мельницу, где из него сделают муку для булочек, что вы привыкли есть по утрам.

— Это понятно, — подтвердил архитектор. — Но мы говорили о домах.

— Минуточку Вашего драгоценного терпения, мой друг, — заговорщицки подмигнул фермер. — Я же ещё не сказал про солому. Да, после обмолота мы получаем зерно. Но остаётся и солома. Что с ней делать?

— Ну, наверное, скормить скоту? — предположил его собеседник.

— Ах, сударь, солома это стебли. Сухие стебли, которые скот не жалует. Скотина, знаете ли, предпочитает сено, то есть сухую траву, вернее листья травы. Так что солома оказывается вроде как не нужна. Ну, бросить её на подстилку свиньям. А остальное раньше мы просто сжигали. Пока не появилась эта чудесная машина.

— Но что же в ней такого чудесного?

— А то, что она сама и косит, и обмолачивает. Так что только подставляй мешки, зерно в них так и сыплется. Ну а солому этот комбайн тоже не разбрасывает, а пакует в аккуратные тюки. Вот если приглядитесь, только что с машины сбросили очередной такой.

— Мои глаза не настолько остры, — при этом говоривший снял пенсне и протёр его. — Но, положим, что так. Однако я всё же не понимаю, при чём тут предмет нашей беседы?

— А при том, милостивый государь, — с довольной ухмылкой заявил фермер. — Что мы тоже не лыком шиты. Вот готовые тюки. Чем плохи? Из них можно легко сложить стену. Уж, позвольте заметить, тюки с соломой складывать куда легче, чем камни или брёвна ворочать. А где стена, там и четыре. Только крышу сверху поставь и вот готов хлев!

— Смекалисто, — согласился архитектор. — Не спорю, хлев конечно на селе тоже постройка нужная. Но, между нами, я бы даже не назвал это зданием. Так, временное строение, не более того.

— Обождите, это ещё не всё, — пообещал хитрый селянин. — Почему бы не построить что-то побольше хлева? Например, целый дом.

— Ну нет, — возразил оппонент. — Это совершенно невозможно. Заявляю со всей ответственностью, как архитектор. Как Вы будете скреплять эти ваши тюки? Перевязывать верёвками? Я бы и хлев побоялся из них сложить, неровён час ветер дунет и разметает всю вашу солому.

— А вот и ошибаетесь, уважаемый, — довольно рассмеялся фермер. — Мы эти тюки протыкаем насквозь длинными жердями. Сверху вниз, разом через несколько тюков. И они никуда уже не денутся, сколько ветер не дуй.

— Ах, жердями протыкаете…, — задумчиво произнёс архитектор. — Об этом я не подумал. Что ж, тогда пожалуй да. Действительно такую стену ветру не разметать. Но всё же солома такой непрочный материал. Высокое здание из неё не построить. Вес постройки раздавит соломенные стены.

— Это пока солома как есть. Но комбайн утрамбовывает тюки, сжимает их паровыми поршнями, чтобы места поменьше занимали, да проволоки на их вязку поменьше расходовалось. А вот такие плотные тюки, на них хоть пляши, уже не сдавливаются.

— Ну хорошо, — вынужден был и тут согласиться архитектор. — Я полагаю так можно построить здание вероятно до двух этажей в высоту. Для сельского дома вполне достаточно. Но будущее за высокими городскими домами. А солома для этого не годится. Только камень.

— Уж не знаю, что там в городе, — парировал фермер. — Но когда таких тюков у нас скопилось много, то мы построили церковь, её зал в высоту от пола до потолка не меньше пяти сажен. А колокольня и того выше. И всё это из соломы.

— Но как?!

— Да вот, видите там вдалеке на холме виднеется село? Я не удивлюсь, если их церковь тоже из соломы. На нашу вполне похожа.

— Господа, — обратился ко всем нам архитектор. — Увы, я не могу разглядеть в такой дали. Будьте любезны, кто-нибудь расскажите мне, что же там?

— Несмотря на годы, — заявил моряк. — Зрение у меня отменное. Вот что я вижу. Я вижу действительно похоже церковь. Она возвышается над другими домами не меньше чем вдвое.

— Невероятно, — изумился архитектор. — Но почему же стены не разваливаются?

— Я вижу массивные контрфорсы, — сообщил моряк приглядевшись. — Такие я видел у стен старых береговых крепостей. Они удерживают каменную кладку и не дают стене опрокинуться.

— Ах вот в чём секрет! — поразился архитектор. — Какое простое решение. Как мы всю жизнь строили из камней, по тем же самым принципам строить из нового материала. А ведь, если подумать, тюки с соломой действительно легче. Стало быть, на стройке может работать меньше людей, а работу они выполнят быстрее. Какое замечательное новшество!

— Но, — добавил моряк. — Разрази меня гром, только если бы эта церковь была из соломы, то она должна и выглядеть как соломенная. Но она как будто белёная, а не золотистая!

— Ну конечно, — ответил фермер, как о чём-то само собой разумеющемся. — Неужели вы думаете, что мы на селе столь беспечны, чтобы оставить солому открытой? А если вдруг, к примеру, случайная молния? Всего одной искры достаточно, и сгорит всё, что строили с таким трудом. Потому стены из соломы мы обмазываем глиной. Очень тщательно со всех сторон. А когда глина высыхает, она как штукатурка, остаётся только побелить для красоты. И с виду она будет неотличима от оштукатуренного каменного здания.

Все мы задумчиво молчали, вглядываясь в далёкую церковь на холме. И было о чём задуматься. Век пара преобразил даже наши отношения с небесами.

— Да, друзья, — наконец прервал всеобщее молчание архитектор. — Конечно, я не думаю, что этот метод строительства станет популярен в городах. Всё же в городе солома не валяется под ногами. Да и стремятся наши города всё выше. Люди живут уже в семиэтажных небоскрёбах. Ещё немного и дома начнут задевать облака. Вряд ли для такой влажной среды, как облако, солома будет подходящим материалом. Но всё же, если сила машин так удивительно преобразила дома на селе, то, господа, разве не может оказаться так, что будущее готовит нам удивительные перемены и в городском строительстве?

Все согласились с говорившим.

— Но я знаю, — подал голос наш возница. — Что останется на все времена постоянным. И это желание путешественника хорошенько перекусить. И, уверяю вас, вон уже показались крайние дома, а значит скоро наш омнибус сделает остановку у вокзала. Те, кто здесь сходит, не забудьте получить у меня свой багаж. Те, кто продолжит путь, не опоздайте к отправлению.

Пассажиры засуетились, предвкушая скорую остановку.

— V —

глава пятая, в которой архитектор берёт реванш, а фермер удивляется, но в итоге все оказываются довольны

Кажется, ни что так не радует путешественника, как известие о скором обеде. Мои спутники не были исключением из этого правила, все предвкушали приятное, когда замечание нашего друга фермера огорошило нас:

— Ах, друзья, — сказал он. — Боюсь, самое лучшее, что мы можем сделать на этой остановке, это купить пару пирожков в буфете, при удаче, возможно, пропустить по пинте пива в пабе, и немедля возвращаться на наши скамьи.

— Отчего вдруг такой пессимизм, друг мой? — спросил архитектор. — Буквально только что Вы были для нас всех источником хорошего настроения, да так, что мне было совсем не жаль проиграть Вам наш спор. Что же может опечалить Вас, когда нас ждёт превосходный обед?

— Отсутствие этого самого обеда, мой дорогой друг, — отвечал в тон ему селянин. — Возможно, Вы не знаете, а я нередко езжу этой дорогой. И местный вокзал недавней постройки. Но вот тут, я, пожалуй, сам первым скажу, что новое не всегда хорошо.

— Да что же не так с этим вокзалом? — насторожился моряк.

Признаться тот же вопрос уже взволновал и меня. Но, я, конечно, не смел прервать беседу своих более опытных попутчиков.

— Уверяю Вас, — с жаром вступился архитектор. — Это прекрасный вокзал. Я хорошо знаю и тех, кто его строил, и как его строили. И, доложу вам, господа, это здание чудо нашего века. Все удобства для измученного долгой дорогой пассажира предусмотрены и предоставляются в самом лучшем виде. Допустим, путник приехал в город издали. Где остановиться? Обычно люди принимаются расспрашивать местных жителей, но что если уже ночь на дворе? Искать подходящую гостиницу в незнакомом городе на свой страх и риск, когда не у кого даже спросить дорогу, не самое приятное времяпровождение. А если ещё и непогода? Вот потому в новом вокзале все верхние этажи отданы под гостиницу. Тут есть и номера, где только кровать для ночлега. А есть и апартаменты, в которых не стыдно остановиться состоятельному буржуа, да и пожить в них в своё удовольствие. Багаж не обязательно тащить с собой в номер. Его можно сдать в камеру хранения. В ней множество ячеек с крепкими дверями и механическими замками. Кодовые замки, господа! Даже сам смотритель не может заглянуть в Вашу ячейку, ведь код Вы устанавливаете сами какой пожелаете. Как уже сказал наш уважаемый друг, есть и паб, есть и буфет. Есть и бильярдная комната. Да тут всё предусмотрено. Даже турецкие бани, для тех кто запылился в дороге!

— А ресторан? — скептически хмыкнул фермер.

— Здесь прекрасная кухня…, — начал было архитектор.

Но фермер прервал его.

— Что проку от той кухни, если попробовать её блюда не суждено, — заметил он с горечью в голосе.

— Как так? — изумился моряк.

Я тоже был немало обескуражен.

— А вот так…, — начал было фермер.

Но теперь уже его прервал архитектор.

— А! Я кажется понимаю в чём проблема, — заявил он. — Так вот, позвольте, господа, теперь мне удивить вас всех. Уверяю, если вы последуете со мной, то нас ждёт замечательная трапеза.

— И как же Вы это собираетесь устроить? — спросил селянин с недоверием. Однако было видно, что предложение заинтересовало его.

— А вот это позвольте мне сейчас не раскрывать. Просто доверьтесь мне и следуйте моим советам.

Мы все переглянулись. Что касалось лично меня, то я, естественно, решил следовать общему решению. Фермер принял гордый и независимый вид, выражающий известную степень недоверия, но так же и надежду на благоприятный исход. В конце концов, кто же откажется от возможности хорошенько перекусить после того, как провёл за увлекательной беседой полдня на крыше мчащегося омнибуса. Старый морской волк оглядел нас и выразил общее мнение:

— Так тому и быть, — постановил он. — Вверяем себя Вашему руководству.

— Отлично господа. Вы не пожалеете о своём выборе. Тем более, что вот уже и вокзал показался.

Я чуть привстал, чтобы из-за спины возницы лучше видеть приближавшееся здание, обещавшее нам неведомое ещё чудо.

Но увидел самое обычное каменное здание, пяти этажей высотой, чем уже в наше время никого не удивишь. Эка право невидаль пять этажей!

— Что говорите, молодой человек? — вывел меня из задумчивости голос архитектора.

Я и не заметил, как произнёс свои мысли вслух. Но на счастье, мой спутник ни чуть не обиделся, а, напротив, был рад новой возможности рассказать о достоинствах вокзала.

— Пять этажей над землёй, для пассажиров, постояльцев и прочих гостей более чем достаточно. И добавьте к этому ещё цокольный этаж для кухни, и ещё ниже пара подвальных этажей с обширными хранилищами…

— Постойте-ка, — вдруг вмешался фермер с просиявшим лицом. — Я, кажется, понял. Так вот в чём загвоздка! Ресторан в подвале!

— Вовсе нет, — возразил ему архитектор. — Да и с чего Вы так решили?

— Ну как же, — немного обескуражено объяснил селянин. — Где кухня, там рядом ищи и ресторан. Всегда так.

— Но не здесь! — торжествующе заметил архитектор. — Господа, позвольте мне ничего не объяснять, чтобы не лишить вас удовольствия всё увидеть самим. Но уверяю, в подвалы нам спускаться не придётся. А теперь, коль скоро наш экипаж уже готов остановиться, приготовимся же и мы.

Что ж, нам ничего не оставалось, как повиноваться нашему более сведущему спутнику. Омнибус остановился. Мы подождали, пока спустятся дамы, затем и сами последовали по лестнице вниз. И прошествовали к вокзалу, двери которого, по случаю погожей погоды, были гостеприимно распахнуты. Войдя, мы обнаружили себя в просторном зале ожидания. Тут же были и касса и гардероб, в который мы отдали свои шляпы. Моё внимание так же привлекли широкие лестницы наверх, вероятно к гостиничным номерам. Массивные перила украшала затейливая резьба, ковровая дорожка так и манила подняться. Право же, засмотревшись на обстановку я едва не отстал от своих спутников.

Так что догнал я их лишь у дверей под вывеской «РесторанЪ Механик». И за время моего краткого отсутствия уже едва не разгорелся новый спор.

— И вот о чём я вас всех, господа, предупреждал, — слышался голос фермера. — Здесь даже нет официантов!

— Ах, мой дорогой друг, — теряя терпение по крупицам, увещевал ворчуна архитектор. — Извольте же выслушать. Мы договорились доверить всё дело мне? Тогда вот, смотрите! Милейший, — обратился он уже к служителю. — Будьте так любезны. Вы ведь распорядитель?

— Именно так, господин, — послышался ответ.

— Тогда не проводите ли меня и моих друзей к свободному столику и не расскажите ли нам всем об особенностях Вашего заведения? А мой сельских друг будет рад внимательно выслушать Ваш рассказ.

Служитель, с лёгким поклоном, жестом пригласил всех нас пройти и следовать за ним. Один за другим мои товарищи проходили в двери. И вот, наконец, последним в них вошёл и я. Что же я увидел? Действительно, я не видел ни кухни, ни официантов. Столы, однако, имелись, за некоторыми из них обедали люди, но кто обслуживал их? Кто принёс им блюда и с кем рассчитываться за обед, оставалось загадкой.

Тем не менее, наш друг архитектор и служитель, которого называли распорядителем, уверенно провели нас к одному из свободных столов.

— Стол на четыре персоны, господа, — провозгласил распорядитель. — Прошу вас рассаживаться.

— Ну вот мы уселись, — вновь заворчал фермер. — Где же еда?

— Не извольте беспокоиться, просто закажите желаемое через механическое меню…

— Что?!

— Ах, мой нетерпеливый друг, — остановил едва не разразившуюся бурю возмущения архитектор. — Спасибо уважаемый распорядитель. Я знаю, как пользоваться механическим меню, и сам объясню всё своим друзьям. А Вы, любезный, можете оставить нас.

Распорядитель с поклоном удалился, стараясь не показать вида, что поведение фермера задевает его. Архитектор же обратил наше внимание на таблички ближе к центру стола. И на этих деревянных табличках тиснёными буквами было ясно написано «Меню».

— Всё что нужно это потянуть за табличку, — пояснил он. — Не бойтесь, это крепкий рычаг из стали, деревянная лишь отделка. Тяните сильнее вверх.

— Кхе, — хмыкнул фермер. — Ну вот я потянул, только что же это? Какие-то ещё рычаги с надписями…

— А что на них написано?

— Кажется, я понимаю, — включился в разговор моряк. — Холодная закуска, горячее… Так, правильно ли я понимаю, что теперь самое время потянуть рычаг с надписью «Аперитив»?

Он тут же проверил свою догадку. И вот теперь выскочила гравированная табличка с мелкими рычажками.

— О, да это же меню для заказа!

— И Вам, — подсказал ему архитектор. — Остаётся только включить нужный рычажок.

— Пожалуй, по старой морской привычке я выбрал бы ром. Но его здесь нет, — с долей огорчения заметил морской волк.

— Могу посоветовать выбор красных вин.

— Давайте все сделаем одинаковый заказ, — вмешался фермер. — Раз уж мы собрались на совместную трапезу, то это было бы символично. И, если уж говорить о винах, то в наших краях сейчас время молодого белого вина.

Похоже, житель села не слишком освоился ещё с хитроумным механизмом, но не желал выглядеть невеждой. А потому избрал самую верную в таких случаях стратегию, а именно делай то же что и другие.

— Что ж, — поправив пенсне, согласился архитектор. — Это дельное предложение. Но в таком случае мы должны спросить мнение и нашего молодого друга.

Вся компания уставилась на меня.

— Если уж Вы решили спросить моего мнения…, — отвечал я, едва не заикаясь от волнения.

— Да, именно так, молодой человек. Не томите же нас. Выбор за Вами.

— То я избегаю крепких напитков.

Моряк едва не расхохотался. Фермер улыбнулся. А архитектор заключил:

— Замечательно! Тогда наш спор решён. Потому что если аперитив не алкоголь, то значит минеральная вода. И здесь у нас на выбор только зелтерская. Самая лучшая на вкус из всех минеральных вод, которые мне доводилось пробовать. Давайте же закажем её!

Мы все в своих меню включили рычажки напротив надписи «Зелтерская минеральная вода», а затем опустили рычаг меню, что, как нам объяснил архитектор, служило сигналом принять заказ. Ждать пришлось недолго.

— Ну и где же официант? — только было начал оглядываться по сторонам фермер.

— Ах, мой друг, — почти смеясь, заметил ему архитектор. — Но ведь Ваш заказ уже перед Вами.

Мы все обернулись — и чудо! Напротив каждого из нас на столе стояло по бокалу на блюдце. Откуда же они там взялись? Клянусь, мы все так и крутили головами по сторонам в ожидании официанта, что у того не было ни малейшего шанса прокрасться к столу незамеченным. А уж тем более расставить всё в таком идеальном порядке. Однако вот заказ. Под смеющимся взглядом глаз за пенсне, мы взяли свои бокалы, принюхались, выпили. И по запаху и по цвету это была зелтерская! Невероятно.

— А теперь, когда с аперитивом покончено, друзья мои, поставим свои бокалы обратно туда, где их взяли. И, коль скоро мы уже это сделали, теперь прошу вашего внимания. Потяните рычаг «Меню» снова.

— Но…, — в замешательстве удивлённо произнёс фермер. — Наши бокалы. Они скрылись в столе?

— Да, господа, — пояснил архитектор. — Помните, я рассказывал, что кухня здесь внизу. Под нами. И оттуда заказы подаются на каждый стол. Снизу вверх. И когда мы тут делаем заказ, то там внизу он будет принят точно на том столе и даже именно на том месте где сделан. Официант может ошибиться, может не расслышать, может перепутать. Механизм — нет!

— Удивительно, — сказал моряк.

— И это ещё не всё, — заверил нас рассказчик. — Самое время перейти к холодной закуске. Что Вы скажете насчёт сельди под шубой?

— О, пожалуйста, — взмолился морской волк. — Я ел эту рыбу четверть века в море. Нельзя ли мне попробовать сухопутной пищи?

— Извольте. Вот, например, салаты. Не возражаете против винегрета?

— Никогда не пробовал такого, — сообщил моряк. — Но не вижу причин не попробовать.

— Тогда делаем наш выбор. А затем задвигаем меню обратно.

Мы все так и сделали.

— Мне показалось, — произнёс наш сельский друг. — Я заметил там какие-то колёсики с цифрами?

— Ах, да, — ответил архитектор. — Замечательное изобретение, господа. Обычно когда делаешь заказ официанту, то может произойти ошибка. И случаются досадные ошибки в цене блюд. Здесь же при каждом блюде сразу указана его цена. А когда Вы делаете заказ, то механизм точно подсчитывает его цену и демонстрирует Вам. Так что Вы всегда знаете точно, сколько уже проели.

— Практично, — заметил моряк.

— А вот и наша еда, — с энтузиазмом известил фермер.

На этот раз он не пропустил момент, когда открылись потайные створки в поверхности стола, и снизу выплыл на их место столик с блюдом и полагающимися столовыми приборами. Мы не преминули тут же приняться за еду и покончили с ней за считанные минуты, после чего отправили пустые тарелки на кухню уже описаным способом.

— Так, — потирая руки, сообщил фермер. — Этот ваш механический ресторан нравится мне всё больше. Конечно, сперва непривычно. Но стоит разобраться, и находишь в этом заведении массу достоинств.

— Я рад, что Вам здесь нравится, мой друг.

— Тогда продолжим нашу трапезу. И сейчас время для горячего блюда.

— Только не уха, — заметил моряк. — А в остальном полагаюсь на ваш выбор, друзья.

— А что скажите Вы, молодой человек?

— Из всех блюд мне тут знаком только суп с бараниной…

— А что? — заметил фермер. — Суп с бараниной неплохо подкрепит наши силы.

Мы сделали выбор. И не прошло и минуты, как механизм подал подносы с нашими тарелками из кухни к нам на стол. Когда мы подняли крышки, то суп дымился. Запах от него был аппетитнейший. Разумеется, суп заслуживал того, чтобы быть съеденным раньше, чем остынет, что мы и произвели с превеликим удовольствием.

— Я смотрю, — заметил моряк. — Мы кушаем, отправляем посуду вниз, делаем новый заказ. И успеваем переброситься лишь парой слов, как новые блюда уже поданы. Никогда не видел такой скорости обслуживания в иных местах. Быть может это потому, что здесь сейчас так мало посетителей?

— Но и когда посетители займут все столы, то обслуживание останется столь же быстрым, — заверил нас архитектор.

— А, я кажется понимаю, — сказал фермер. — Эти парни там внизу. Им не приходится лавировать между клиентами, опасаясь споткнуться о чью-то вытянутую ногу или уронить поднос на чьё-то платье. Они ходят напрямик. Они точно видят что и куда нужно загрузить. А потом остаётся только потянуть какой-нибудь рычаг и дальше механизм сам доставляет всё до клиента.

— Добавьте к этому, — дополнил его архитектор. — Что не приходится звать официанта, пытаясь перекричать общий шум. Этот механический ресторан прообраз нашего будущего, господа. Когда каждый человек сможет так же культурно придти и поесть что пожелает.

— Ну уж наверное всё же не каждый, — заметил моряк рассудительно. — Есть бедняки, которым здешние цены не по карману.

— Позвольте тогда, — возразил ему архитектор. — На второе угостить Вас блюдом, которое, пожалуй, могут позволить себе многие люди скромного достатка, но оно достаточно сытно, а вкус его вполне приятен.

— Но что же это?

— А вот, извольте обратить Ваше внимание на блюдо «мясо птицы с гарниром из картофеля, обжаренного до золотистой корочки».

Мы сделали заказ и вскоре получили его.

— Как необычно, — заметил фермер. — Я знаю, что такое картофель. Но не думал, что он может быть подан как изысканное блюдо. Повара тут просто кудесники кухни. Так ровно обжарить каждый ломтик. Не представляю, как они этого добиваются? Это же нужно не отходить от сковородки.

— Вовсе нет, — беззаботно заметил ему архитектор. — Это новый метод обжарки. Картофель фактически варится в кипящем масле…

— А! — просиял фермер. — Вот хитрецы! Но это же какой расход масла?

— Они готовят порцию за порцией в одном и том же масле.

— Ловко придумано.

На этом мы приступили к картофелю, и он пришёлся нам по вкусу, как и мясо курицы, а может индюшки или даже утки. Я, честно говоря, не разобрал. Сытость делала меня ленивым. Но предстояло ещё завершить нашу трапезу.

— Тут есть ещё десерт…

— Как Вы относитесь к фруктам?

— Может, Вы предложите ещё мороженое?

— По случаю столь жаркой погоды…

— А давайте спросим нашего юного друга?

И снова глаза всего общества оказались устремлёнными на меня. По правде сказать, я был бы не против фруктов. И, признаюсь, не отказался бы от мороженого, хотя оно более подобает детям. И, наконец, меня беспокоил механический счётчик, чьи колёсики крутились с каждым заказом.

— Дома обычно я пью шоколад, — ответил я.

— Шоколад здесь не подают, — заметил архитектор. — Но кофе по-турецки идеально завершит наше пиршество.

Мы сделали заказ и вскоре наслаждались крепким кофе из маленьких чашечек. Кофе был обжигающе горячим, и по турецкому обычаю его следовало запивать столь же обжигающе холодной водой.

На этом трапеза закончилась, и нам осталось расплатиться.

— Всё просто, господа, — объяснил архитектор. — Вот здесь мы видим счёт, который нам насчитал механизм. Всё точно и ошибка исключена. Кладём деньги, опускаем рычаг. Если требуется сдача, то придётся подождать. Ну вот, и сдача получена. Теперь мы сыты, расплатились, и можем идти. И, заметьте, нам не пришлось звать официанта, дожидаться когда принесут счёт. И на чаевые тратиться тоже не пришлось, ведь механизм на чай не берёт.

Шутка была не ахти какой, но после столь замечательного обеда мы были в столь благодушном настроении, что дружно рассмеялись. Как вдруг:

— Ах, вот Вы где, сударь! — раздалось за моей спиной.

Внутренне холодея, я медленно оглянулся. Передо мной стояла Жанетта. Та, которую я принял нынче утром за старшую из сестёр. Теперь я вспоминал, что у префекта всего одна дочь, и, стало быть, эта девушка не сестра, а возможно подруга или гувернантка. В любом случае я был отправлен в поездку как их сопровождающий, но вместо того, чтобы оберегать дам, самым беспечным образом предпочёл заботе о них обед в мужской компании. Да ведь я даже забыл про обед для девушек!

— Вас, сударь, желает видеть моя госпожа.

— Но…

— Никаких «но». Вы поедете с ней в купе.

Я с ужасом вспомнил давешнюю угрозу Жанетты. Дочка префекта поедет в купе в обществе мужчины. И что потом сделают с этим несчастным? Мне не хотелось испытывать гнев властьимущих на себе. Однако коварная Жанетта уже всё решила за меня.

— Я вижу, ваши спутники не возражают. К тому же, я сумею заменить им Вас, так как поеду на крыше в их компании. Ведь синьоры не против принять в свою компанию бедную девушку?

Синьоры не возразили, и моя судьба была решена.

— VI —

глава шестая, в которой такт и вежливость дарят надежду и терзания

— Ну входите же, мой несмелый кавалер, — провозгласил милый женский голосок изнутри.

И я повиновался. И повернул-таки эту ручку дверцы купе. Сделал то, что не решался сделать уже добрых четверть минуты. Брался за эту ручку и не мог набраться смелости её повернуть.

Это может показаться смешным, и хорошо что никто не застал меня в момент этих нелепых сомнений. Но мне было отчего смущаться. Ворваться без предупреждения в купе, где находится дама в одиночестве, это как минимум бестактно. Бестактно, даже если предполагается, что дама ожидает Вашего визита. Тактичный мужчина, разумеется, возвестит о своём прибытии и попросит разрешения войти. Но вот этого-то я сделать и не мог!

Моё замешательство легко понять, и две причины были ему виной. Первая, это то, что я не знал имени дамы. Да, года два назад или около того, когда я впервые увидел её на балу, возможно тогда Клюге и сообщил мне её имя. Впрочем, зачем старику было делать это? Он представил меня префекту, как этого требовали приличия, но вряд ли считал нужным знакомить с его дочерью.

Вторая причина моего едва не случившегося конфуза была ещё страшнее — я не знал, как правильно обратиться к даме. Конечно она молодая девушка и поэтому скорее всего… Но с другой стороны такая красавица, к тому же дочь высокопоставленного чиновника. Это, скажем прямо, хорошая партия. Так что она вполне могла оказаться замужней дамой. И если я обращусь к ней неподобающим образом, то это сразу представит меня абсолютным невежей в её глазах. А заодно и невеждой.

Но коль скоро дама сама уже приглашает меня войти, то было бы ещё более невежливым заставлять её ждать. И потому я повернул-таки эту ручку, за которую держался уже добрых четверть минуты, и поднялся в купе.

Она… ах, у меня нет слов, чтобы описать её. Если я скажу, что она была красива, то солгу. Ибо я не видел девушки прекраснее её. Как она смотрела на меня, одаривая взглядом из-под длинных ресниц. Её губы чуть приоткрылись…

— Не стойте столбом, — сказала она. — Залезайте внутрь и закройте уже эту дверь!

Я исполнил приказанное. Она снова одарила меня тем же взглядом, но теперь я понимал его истинное значение лучше. Пальчиком она указала мне. И, повинуясь её жесту, я смиренно уселся на диван напротив.

Она полулежала на своём диване. Нас разделял только откидной столик, на который она опиралась изящным локотком, рукою играя с завитками своих вьющихся рыжих волос.

— Ну, мы так и будем сидеть в тишине? — спросила она.

Колеблясь между невежей и невеждой, я выбрал сразу оба зла.

— Простите, фрау, но я в затруднении…, — начал было я.

— Как Вы сказали? — удивилась она и рассмеялась. — О, нет! Я фрау! Как смешно.

Её как будто это вправду развеселило. Я же был огорошен.

— Простите мою ошибку…

— Ах, нет! Ни к чему! Вы меня позабавили, и мне приятно. Значит, я выгляжу как замужняя дама? Давайте ещё.

— Но я не понимаю. Как же мне к Вам обращаться. Вы замужем или нет?

— Да какая Вам разница?

— Но если…

— Да что «если»? Даже если, — она с напором подчеркнула это «если». — Если я сбежала от своего мужа, то Вас это не касается. Давайте веселиться и забудем про моего растяпу-мужа!

Право же, я не был готов к такому обороту. А моя спутница уже проявляла нетерпение.

— Ну, что же Вы не веселы? Ещё какие-то причины для Вашего беспокойства?

— Признаться, мне весьма неловко, но я не знаю Вашего имени, — сознался я наконец.

— Имя? — фыркнула она. — Какая глупость! К чему Вам моё имя?

— Но как же мне называть Вас?

— Ах, назовите как хотите, — отвечала она беззаботно. — Или вот что. Придумайте мне имя сами. Какое-нибудь необычное. Ну же?

— Я даже не знаю…

— Ох, ну чего тут знать. Просто развлеките меня. Придумайте сами что угодно и не бойтесь ошибиться. Какая разница! Вы же видите незнакомку впервые в жизни.

— Вообще-то нет.

Мои слова вдруг смахнули с её лица всю весёлость.

— Как это нет? Мы с Вами встречались раньше? Где?

— На балу у Вашего отца. Это было давно. Года два назад. Я сопровождал мастера-счетовода Клюге…

— Ах, да, этот скучный старикан.

— …И он посылал меня принести мороженое для Вас.

— Мороженое? На балу два года назад? Вы принесли его — для меня? А я даже не помню.

Она выглядела в этот момент такой огорчённой, что я поспешил утешить её.

— Зато я помню, — сказал я.

— Но, — вдруг взмах её ресниц стал предвестником грозы. — Если Вы узнали меня нынче, к чему была эта неумная шутка, что мой отец грузит багаж в какой-то дилижанс!?

Про себя я подумал, что уж не «какой-то дилижанс», а замечательную во всех смыслах машину на современном паровом ходу. За подобными омнибусами будущее, и уж если бы я был префектом, то постарался бы как можно больше узнать о таких машинах, даже если бы мне лично пришлось грузить в них чужой багаж. Но вслух я, конечно же, не осмелился бы произнести подобное никогда в жизни. Поэтому я просто сознался.

— В том-то и дело, что я совсем не узнал Вас.

— Не узнали меня? Чиновник не узнал дочку префекта?

Казалось, она привыкла быть в центре всеобщего внимания. Но в то же время похоже её задевало, что вниманием этим она обязана исключительно положению своего отца.

— Да, не узнал, — подтвердил я, чтобы разорвать затянувшуюся паузу.

Она посмотрела на меня так, будто увидела перед собой истину, удивительную в своей простоте.

— Вы очень изменились с тех пор, — добавил я. — Вы теперь такая…

— Какая? — спросила она.

— Красавица, — решился произнести я то, о чём думал.

— Вы мне просто льстите, да? — спросила она робко.

— Ничуть, — ответил я просто.

Она задумалась.

— Надо же, — сказала она. — Это было так давно. Я тогда была такой…

— Непоседливый ребёнок, — подсказал я.

— Несносный ребёнок, — поправила она. — А точнее «анфан терибль», ужасный ребёнок, как говорила моя прежняя гувернантка. По счастью, теперь за мной присматривает Жанетта, и это гораздо веселее.

Она улыбнулась мне, и улыбка её была очаровательна. На этот раз она не таила в себе ничего, кроме улыбки. Счастлив тот, кому доведётся видеть эту улыбку каждое утро.

— Давайте, — предложила она. — Вернёмся к нашей игре. Вы должны придумать мне имя.

— Но зачем? — изумился я. — Разве Вам не нравится Ваше собственное имя? Имя, данное Вам родителями. Вашим отцом?

— Вот только не надо речей, про зов предков и родовую память! — прервала она. — Вот Вы сами кто?

— Я?

— Вы!

— Королевский клерк Эрих фон Костен, к Вашим услугам, — я изобразил поклон чересчур решительно, из-за чего с моей головы слетел на пол мой котелок.

— Всего лишь клерк! — смеялась надменная красавица, глядя на мои поиски котелка под столиком.

— Виноват, я уже ревизор, — поправился я, и поднял голову. Отчего тут же стукнулся о столик. — Ай!

— Бедняга, — пожалела меня девушка.

И откинула столик. Теперь я мог глядеть на нёё прямо. Стоя на коленях перед её ложем. А она, как повелительница, смотрела на меня. И вдруг подалась вперёд, приближаясь ко мне.

— Разве, — произнесла она проникновенным шёпотом. — Разве, милый мой Эрих, Вам не хотелось бы хоть на миг стать кем-то из своих далёких предков-рыцарей, вскочить на коня, потребовать у пажа копьё и в пылу сражений завоевать красавицу?

Её лицо приближалось уже так, что я тонул в её глазах. Но врождённая честность заставила меня ответить.

— Прошу прощения, — уточнил я. — Но среди моих предков рыцарей не было. Как минимум последних семь поколений.

— Как скучно! — возмутилась она. — Заберите свою нелепую шляпу!

Она отшвырнула ближе ко мне поднятый ею мой котелок, и откинулась обратно на спинку своего дивана. Её глаза, казалось, пылали гневом. Я подобрал шляпу и, поднявшись с пола, уселся на свой диван.

— Но послушайте, — красавица вновь обратилась ко мне ласково. — Ведь Вы же дворянин? Значит, хотя бы когда-то давно среди Ваших предков должны были быть рыцари.

— Вероятно да, — согласился я без особого энтузиазма. — Но если они и были, то значит, это их расходы на военные походы и разорили наш род. А потому, чтобы сводить концы с концами, мои предки избрали статскую службу. На ней и жалование платят исправно, и расходов меньше, особенно на лечение и похороны.

Несколько мгновений она буравила меня глазами, а затем вдруг расхохоталась.

— Да Вы шутник! Расходы на лечение и похороны! — заливалась она смехом. — Право же, Эрих, любезный мой друг, Вы не можете быть каким-то скучным клерком. Такую фразу мог сказать только, — тут она заговорщицки понизила голос. — Настоящий, коварный и неуловимый убийца. Признайтесь, Вы не тот, за кого себя выдаёте. Вы лишь прикидываетесь растяпой-клерком, а на самом деле Вы следуете с тайным поручением, о котором никто не должен знать. Дайте я угадаю. Вы, наверное, офицер Тайного сыска?

— Вовсе нет, — возразил я, но не был услышан.

— Ну конечно Вы так и должны отвечать, — с видом победительницы заявила моя визави. — Значит, я угадала. Теперь мне осталось догадаться, что же это за секретная миссия? Как же хорошо. Я и не думала, что эта поездка будет такой интересной!

Мы проговорили ещё часа два или три. Болтали о всяких пустяках. При этом девушка не оставляла своих попыток убедить меня в том, что я вовсе не ревизор, а сыщик. Во всём она находила подтверждение этой своей фантазии. Да так, что уже и я сам начал замечать некое сходство между собой и её выдумкой. Ведь в самом деле, работа ревизора это в своём роде тоже некое расследование. Разве что не приходиться гоняться за ворами по крышам. С другой стороны, вскоре мы доберёмся до места, я примусь за свою скучную работу, и станет ясно, кто я есть на самом деле. Так к чему мне эта непонятная игра? Зачем выдавать себя за другого? Уж лучше сразу разубедить её. По крайней мере это честно. Я вовсе не герой из бульварных романов.

— За окошком вечереет, — заметила моя собеседница. — Думаю скоро остановка, где нас ожидает горячий ужин и тёплые постели в гостинице. А между тем наша игра ещё не окончена. Вы должны были придумать мне имя.

— Нет, — осмелился возразить я. — Я не должен придумывать Вам никаких имён. В конце концов, это неправильно.

— Ах, ну что Вы…, — обиженно надула губки красотка. — Вот прям как Ваш начальник Клюге! Теперь я вижу, что Вы действительно клерк. Скучный счетовод!

— Да, — согласился я.

— Но неужели, — она вновь обратила на меня свои чары. — Неужели никогда Вам не хотелось всё изменить? Разве Вы никогда не мечтали побыть кем-то другим? Хотя бы недолго? Там, где никто не знает о Вас настоящем, Вы можете быть кем захотите. Ну давайте же! Это будет весело.

Она просила. Почти умоляла. Даже камень уступил бы ей.

— Со всем моим почтением, сударыня…, — я не стал завершать фразу, но красавица вполне поняла недосказанное.

— Значит так? Какой же Вы… неинтересный, — упрекнула она меня. — Но погодите же! Вы не лишите меня удовольствия. Не испортите моей игры. Уж это я Вам обещаю!

На этом она гордо вздёрнула носик и отвернулась в сторону. Остаток пути мы провели в молчании.

— VII —

глава седьмая, в которой, сам того не желая, герой выдаёт себя за другого, не подозревая об этом

Я смертельно устал от целого дня дороги, а может просто был столь обескуражен непредвиденным финалом беседы, казалось развивавшейся приятно и непринуждённо, что, каюсь, не уделил ни малейшего внимания вокзалу, которому предстояло дать приют всем нам на эту ночь. Вполуха я выслушал наставления добрейшего нашего шоффёра, и совсем пропустил бы мимо ушей его просьбу не опаздывать к отправлению поутру, если бы не необходимость узнать, где же мой номер или хотя бы койка для меня, чтобы я мог забыться сном. Будь я один, то, наверное, так бы и поступил. На счастье мои добрые спутники взяли надо мной некое шефство. И на правах более опытных путешественников, где уговорами, а где увещеваниями, убедили меня не разрушать нашу компанию и отужинать вместе с ними, так же, как вместе мы обедали. Не желая огорчать друзей, я согласился.

Даже не могу вспомнить, что подавали на ужин. Если обед запомнился по тому, что нас обслуживал механизм, и это было чудо, заслуживающее внимания, то ужин в безликом ресторане уездного вокзала постройки древней как городишко, в который нас занесло — право же, что может быть скучнее? Я ел механически, едва вслушиваясь в беседу сотрапезников, и лишь изредка кивая головой, когда вежливость подсказывала мне проявить участие к общему разговору.

Наконец, с ужином было покончено, и мы попросили счёт.

В сравнении с быстрым и точным обслуживанием механизма, здешний официант долго копошился, пока, наконец, не предъявил каждому из нас листок заказа с калькуляцией под жирной чертой с красноречивой подписью «итого». Вручая счёт, он произносил цифру вслух. Это и вывело меня из задумчивости. И из себя.

— Друзья, — сказал я твёрдо. — Не торопитесь оплачивать. Перед нами подлог.

Я говорил негромко, не повышая голоса, клянусь в этом. Но как будто, по мере моей речи, звуки стихали вокруг сами собой, а слово «подлог» в этой невероятной тишине прогремело громовым раскатом.

Люди страшно не любят таких слов. Они готовы закрыть глаза, лишь бы не заметить. Готовы сами отдать, лишь бы не нарушился их уютный мирок.

И теперь все смотрели на меня. И отступать мне было некуда. А я и не собирался.

— Давайте, — продолжил я спокойно. — Проверим калькуляцию. Вот счёт…

— О, мсье, — услужливо заверил меня официант. — Я проверял счёт, всё как полагается. Но если Вы желаете, мне не составит труда снова…

Я повернул голову к нему, и впервые поглядел на этого человека. Он был немолод. Прямо скажем, он мне в отцы годился. И вероятно проработал здесь немало лет. На одной руке у него висело белое полотенце, а в самой этой руке он держал кальмулятор. Мы так зовём в шутку эти карманные вычислители. Карманный «Тома де Кальмар» — кальмулятор. Смешно, не правда ли?

Но видимо что-то совсем не смешное было в моём взгляде, потому что голос служителя звучал всё тише, пока он совсем не замялся.

— Счёт, который Вы нам предъявили, — ровным голосом произнёс я, неотрывно глядя в его глаза. — Отличается от верного на три сантима.

— Мон Дьё, — изумился фермер. — Три сантима?

— И из-за этого весь шум? — спросил архитектор. — Какой пустяк! Бедняга просто хотел немного чаевых. Я всё равно собирался дать ему.

— Нет, — возразил я, и моя решимость вновь заставила всех замолкнуть и прислушаться ко мне. — Это не нас обокрали. Это мы украли эти деньги.

— Что? Как это?

А моряк даже выругался:

— Проклятье! — сказал он. — В некоторых заморских странах за такое можно сильно поплатиться.

— Но как такое возможно? — спросили меня друзья.

— Я тоже хотел бы это знать, — сказал я, не сводя глаз с провинившегося.

— Но, мсье, — ответил тот почти жалобно. — То, о чём Вы говорите совершенно невозможно.

— Тогда зовите распорядителя, — приказал я.

Официанту ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Через минуту он вернулся вместе с распорядителем, толстяком в очках.

— Господа, — с ходу заявил тот. — Я уже всё знаю. И конечно это просто недоразумение. Счёт, разумеется, верный…

— Проверьте, — настоял я.

— Молодой человек, — с укоризной посмотрел на меня распорядитель сквозь очки. Но он знал порядок, и, хотелось ему или нет, но всё же он должен был подчиниться требованию клиента. — Пересчитайте счёт при господах, — приказа он.

Старый официант обиженно пожал плечами, но привычным движением выставил шкалы на кальмуляторе в нужную позицию, взялся за ручку и произвёл должное число оборотов. Мы все молчали.

— Ну вот, — радостно заявил он, показывая прибор распорядителю. — Что я и говорил! Всё точно.

— Пересчитайте пером на бумаге, — потребовал я.

— Ах, мсье, — лукаво заметил распорядитель. — Возможно, Вы не знаете, но порядок таков: расчёты человека проверяются механизмом. Человек может ошибиться, механизм нет!

— Пересчитайте!

— Это уже выходит за рамки, мсье! Мы уже только что в третий раз считаем на вычислителе. Три проверки, мсье! Ошибка исключена.

— Вычислитель лжёт, — заявил я.

Я был уже взбешён этим бессмысленным спором. Для меня истина была столь же очевидна, сколь и невозможность доказать что-то не умеющим считать. Поэтому следующая фраза, которую я услышал, вывела меня из себя окончательно.

— Молодой мсье не пил ничего слишком крепкого? — донёсся до меня приглушённый голос распорядителя.

— Вы, — обратился я к нему, вкладывая в свой голос весь холод. — Смеете ещё так шутить? После того, как неудачная шутка Вашего служащего едва не посрамила честь Ваших клиентов?

— Но мсье, право же…, — попытался было защититься распорядитель от такого обвинения.

— Тогда, — прервал я его. — Пересчитайте на другом вычислителе. А не на том же самом.

— Ну хорошо, правда Ваша, — согласился распорядитель. — Действительно, в этом есть резон. Я сам лично пересчитаю на своём настольном арифмометре. Хотя не думаю, что увижу другой результат. Где этот чёртов счёт? Давай его сюда. Я оставляю вас, господа, совсем ненадолго.

С этими словами он ушёл. Но отсутствовал он несколько дольше чем «совсем недолго». Настолько дольше, что публика уже стала проявлять беспокойство. И когда вновь распорядитель появился, по залу пронёсся тихий вздох облегчения. С самым несчастным и обескураженным видом он приблизился к нам.

— Не понимаю, как это могло произойти, — признался он. — Но правда Ваша, молодой человек. Приношу свои извинения. И, конечно же, никаких претензий от заведения к вам всем, господа, не будет. Это просто досадное недоразумение, не более того.

— Вот как, — я не удержался от язвительности. — Значит, занижение каждого счёта это всего лишь недоразумение?

— Но ведь в пользу клиентов, — уточнил распорядитель. И, ища поддержки, обратился к окружающим. — Господа? Всегда только в вашу пользу. Пусть даже по три сантима…

— Вот именно, — заметил я. — По сантиму с каждого блюда. А сантимы складываются в су. А те в франки. И Вы недосчитывались этих денег. И ничего не хотите заявить?

— Ах, пустое, — махнул руками распорядитель.

— За исключением, — подвёл итог я. — Что эта сумма уходила от обложения королевским налогом.

Я намерено понизил голос, завершая свою речь. Но на беднягу распорядителя она свалилась как карающая молния.

— Я…, но…, как же! — лепетал он беспомощно.

— До завтрашнего утра у Вас есть время подумать, — заявил я, поднимаясь из-за стола. — А я, с Вашего позволения, желаю пройти к себе в номер и хорошенько выспаться.

Так я и поступил.

И спал сном праведника.

И лишь утром был разбужен несмелым постукиванием в дверь. Я хотел было схватиться за управляющие рычаги моей кровати — но, ах, это же не моя кровать! Да и сам я не дома. Я путешествую, я теперь королевский ревизор, и мне надлежит ехать далеко. Но кто же беспокоит меня рано утром?

Это был распорядитель.

— Мсье, — сказал он прямо, и в то же время заискивающе. — Не знаю что и делать. Наше заведение оказалось в весьма двусмысленном положении.

— Да, — спокойно согласился я, припоминая вчерашний вечер.

— Но поверьте, мсье, никогда я не думал уклоняться от уплаты королевского налога! — с жаром заявил распорядитель.

— В таком случае, — заметил я. — Остаётся свалить вину на официанта. Зовите жандармов.

— О нет, мсье, умоляю, не надо. Он старый честный малый. Он не виноват. Это всё проклятая машинка для счёта!

— Я думаю, — прервал я его излияния. — Если бы Вы дали своим официантам патентованные изделия Тома де Кальмара…

— Но так и есть, — возразил мне оппонент, однако уверенности его голосу недоставало.

— Вот видите, — сказал я с усмешкой. — Это дешёвые подделки. Из незакалённого металла. У них со временем стирается зубец. Как правило, быстрее всего именно на той шестерне, которая работает с самым часто используемым цилиндром Лейбница. А это, как Вы можете догадаться…

— О, чёрт! — сказал он, понимая. — Сантимы! Разница была столь ничтожна, что никто не замечал её.

— Королевский прокурор заметит, — успокоил его я.

— Но ведь умысла не было, мсье, — взмолился он. — Вы же знаете!

— Вам, друг мой, надо выбирать…

— Но я не могу отдать жандармам невиновного человека! У него семья. Скорее уж это я виноват, что дал ему негодный инструмент.

— Тогда…

— Но я ведь тоже по сути невиновен, — жалобно вставил он. — Мсье, тут нет виновных в этом деле. Я уже навёл о Вас справки. Я знаю, что Вы очень важный чиновник с большими полномочиями. Другому ведь и не доверят тайное поручение государственной важности. Вас ждут большие дела! Ну и к чему Вам мы, мелкие люди, которые всего лишь ошиблись? Что мы можем сделать для Вас?

Ещё мгновение назад я не думал о таком повороте дела. Мне просто нравилось ощущать свою власть над кем-то. Свою маленькую власть. Однако, к моему удивлению, не то что сила, а призрачная тень этой власти оказывалась огромной для тех, кому не посчастливилось быть более маленьким человеком, чем я. Разве я хотел в самом деле отправить кого-то под суд? Ну может быть только припугнуть. Самую чуточку. И то ради блага! Чтобы человек не сошёл с верного пути законопослушания.

Теперь же мне вспомнились напутственные слова Клюге: «Когда-нибудь ты тоже научишься получать маленькие радости за казённый счёт. И это не воровство, а только ради пользы дела». Как же он был прав, дьявол меня раздери, как же прав!

— Думаю, — сказал я, вновь заметив человека, ожидающего своей участи подле. — Вы действительно можете кое-что сделать для меня. У вас тут принято подавать по утрам для умывания горячую воду?

— О, мсье, не извольте беспокоиться, — заверил он меня. — Сей момент всё будет устроено. Что-то ещё?

Внутренне я уже радовался и тому, что первая моя утренняя привычка будет исполнена, а тут похоже представляется случай позаботиться и о второй.

— Представьте себе, — обронил я. — Вчера от скуки я прочёл всё меню. И, такая досада, не нашёл в нём какао. А ведь это весьма полезно начинать день с чашки этого напитка, который так приятно бодрит. Но у вас в меню его нет…

— Для Вас всё что угодно, мсье, — услужливо ответили мне.

— Подождите, — остановил его я. — Было бы нехорошо, если бы я забыл о друзьях. Те господа, с которыми я ужинал вчера…

— Понял, мсье.

— И…, — тут я замялся на миг. — Вчера в омнибусе приехали две дамы.

— Дамы, мсье?

— Молодые и очень красивые. Они ехали в купе…

— О, понимаю, мсье! — собеседник заговорщицки подмигнул мне. — Не извольте беспокоиться, всё будет сделано в лучшем виде, мсье.

Он покинул мой номер. А я, приведя себя в порядок, спустился в ресторан. Где за тем же столиком меня уже ждали мои спутники.

— Чудеса, — сказал моряк. — Нам подают то, чего нет в меню. И сообщают, что всё за счёт заведения.

Немой вопрос горел во всех обращённых на меня глазах. А я?

— Пейте шоколад, друзья, — предложил я. — И давайте попробуем эти булочки!

И первым подал пример.

Спутники молча присоединились к трапезе. Я чувствовал возникшее между нами напряжение, но полагал, что мне удастся его разрушить за время утренней поездки. И к обеду всё будет как прежде, вновь я для них буду несмышлёным юнцом, а они будут опекать меня. Но все эти благие помыслы пошли прахом. А всё из-за моей учтивости.