У КАМИНА…
В эту февральскую ночь вьюга, словно шальная императрица, разыгралась не на шутку: она вальсировала на черном бархате звездного неба под своеобразный оркестр сверкающих снежинок. Вьюга-шалунья не только вальсировала, но и напевала только ей одной понятную тихую мелодию, которая бесшумно пробиралась через окна домов и нагоняла тоску на одинокие души…
В огромном красивом особняке, в старом скрипучем кресле-качалке, у пылающего камина сидел старик: его взгляд был прикован к огню: яркие, красно-багровые языки пламени обволакивали своими языками сухие поленья, а они от такой жаркой ласки трещали, не умолкая, словно сплетницы…
Дмитрий Олегович жил один в своем шикарном просторном доме: он был богат, у него имелась прислуга, две тихие женщины средних лет, которые не отличались особыми умственными способностями, но делали свою работу исправно, никуда не совали свои носы, а самое главное — были преданы своему хозяину, как сторожевые псы. Единственным условием семидесятилетнего хозяина, чья голова была слегка посеребрена временем, было — распускать прислугу на ночь: ночью он должен быть один.
По ночам Дмитрия Олеговича мучила бессонница: она терзала его, словно искусная любовница, к рассвету оставляя совсем без сил, выпивая до дна его мужскую силу.
На время старик задремал, но вскоре очнулся: из камина, словно из сказки, выпрыгнула прекрасная девушка ангельской красоты: алые губы, иссиня-черные глаза, рыжие длинные волосы, белая кожа… чаровница была в белом прозрачном балахоне… Она подмигнула ему и стала пританцовывать, то приближаясь к старику, то отдаляясь… Дмитрий Олегович ущипнул себя и почувствовал боль: «Неужели явь?» — озадачился он.
— Не веришь своим глазам, мОлодец? — заискивающе произнесла незнакомка.
— Тоже мне, молодчика нашла… ха-ха… мне недавно семьдесят лет стукнуло… — старик даже оживился.
Девица поднесла к его лицу неизвестно откуда взявшееся зеркальце в золотой оправе:
— Не может быть! Так мне здесь всего восемнадцать! — воскликнул Дмитрий Олегович молодым звонким голосом.- А кто ты, девица, с небес что ли сошла?
— Я Огненная Дева, дочь огня и Луны… прихожу к тем, кому душу излить некому…
— Вот те раз! Это что ж получается, ты некий посланник оттуда, — здесь Дмитрий Олегович поднял указательный палец и показал на верх, — пришел послушать о жизни моей грешной, а потом — того? — его глаза округлились в изумлении.
Огненная Дева хитро улыбнулась, подошла к Дмитрию Олеговичу, села к нему на колени: и такой прилив мужской энергии ощутил в эту минуту мужчина, словно по волшебству скинувший несколько десятков лет… Он закрыл глаза, снова открыл и оторопел: вместо Огненной Девы на его коленях сидела Танюшка, его Танюшка, наивная светлая девочка, со вздернутым носиком, очаровательными веснушками на лице… и пахнущая ромашковым полем!
— Здравствуй, Дима!
— Танюшка, да как так может быть: ты ведь давно умерла… и в твоей смерти виновен я и только я… столько лет я жил без тебя… Я променял нашу любовь на красивую перспективную жизнь, женился по расчету, уехал из нашей скромной провинции в столицу…
— А я ждала тебя, любимый, я так тебя ждала, — Таня ласково посмотрела в его глаза.
Он обнял ее, зарылся в копну каштановых кудряшек и вдохнул этого незабываемого ромашкового аромата… и глаза его заблестели в свете пылающего камина.
— Танюшка, а помнишь, как я тебя катал на велосипеде? А потом мы бросали его на опушке леса и безумно любили друг друга, целовались до крови на губах, не могли насытиться друг другом… как я был счастлив с тобой, больше никогда ни с одной женщиной я не испытывал такого…
— Ты прислал мне письмо, сказав, что не приедешь больше и что женишься… а в конце письма — сухое «прости»…знал бы ты, как я голосила всю ночь, подушку от боли сердечной искусала, а утром пошла на вокзал и бросилась под товарный поезд…
— Боже! Что я наделал! Если бы вернуть все назад… но жизнь одна… как я виноват перед тобой, Танюшка… жизнь наказала меня, сурово наказала: жена была, да сгорела в пятьдесят лет от рака… нелюбимая трех сыновей мне родила, да только внуков мне не дождаться уже никогда: все трое, один за одним, молодыми ушли мои кровиночки… Прости меня, любимая моя, прости за все!
— А знаешь, Димушка, когда ты уехал в столицу, вскоре я поняла, что частичка тебя во мне, — Таня положила свою изящную руку на голову Дмитрия и погладила нежно шелк его русых волос.
Дима несколько минут смотрел на Танюшку, пытаясь понять сейчас, о чем говорит его любимая.
— Ты бросилась под поезд будучи беременной? Ты так возненавидела меня, что лишила жизни не только меня, но и нашего ребенка?!
— Что ты, что ты, Димушка… В ту горькую ночь, накануне которой я получила твое злосчастное письмо, скинула я ребенка от предательства твоего, обезумела я от бездушия твоего… но а дальше ты уже знаешь… Поцелуй меня, любимый, на прощанье, — неожиданно произнесла Таня.
Губы сомкнулись: полынную горечь от Танюшкиных губ почувствовал на мгновение Дмитрий, но, открыв глаза, увидел снова Огненную Деву. Она бойко соскочила с его колен и прыснула со смеху:
— Айда танцевать, — скомандовала чаровница.
Дева протянула ему свою руку — и они закружились в смертельном танце… А огонь в камине все разгорался и разгорался, и жар его передавался танцующим.
Утром одна из домработниц обнаружила тело Дмитрия Олеговича в кресле-качалке, у давно остывшего камина: его глаза были ясными, на лице застыла улыбка, голова — повернута к окну… будто он до сих пор смотрел на чье-то до боли знакомое и такое дорогое ему отражение…
ЗИКА
— Апчхи! — чихнула божья коровка, выглянувшая вместо кукушки из старинных часов.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.