Бесплатный фрагмент - Сборник

НЕ БОГИ (роман)
*
СЕРИИ
*
РАССКАЗЫ

Не боги

Все события и персонажи являются вымышленными, любое совпадение с реально живущими или жившими людьми, и с реально происходившими событиями случайно.

Глава 1

— Уставать стал? — Мишаков хихикнул. — Так поменьше надо по девочкам ходить, не молодой уже, побереги себя.

— Слава, ну что ты мелешь?

Трое мужчин сидели на высоком берегу прекрасной реки, в открытом, красиво отделанным деревом пивном ресторанчике, принадлежащем одному из них. Пили пиво, закусывали, наслаждались видом, беседовали. Вечер пятницы и теплая летняя погода способствовали обсуждению разных вопросов — личных, рабочих, спортивных, мировых. Сейчас беседовали «за здоровье».

— Артем, — Мишаков тщательно вытер руку салфеткой и положил ее на плечо друга, — я знаю, что после гибели Марины тема женщин для тебя… э-э, несколько…

— Ладно, я понял, — Горбунов кивнул, — не извиняйся и не продолжай. Просто все это действительно стало меня беспокоить больше, чем обычно. Башка болит чаще, на погоду, что ли, реакция? Усталость опять же. Причем не то, что тяжести какие-то не могу носить или по работе что-то не вывожу — нет, она какая-то внутренняя, что ли. Я уже бояться начинаю, мысли всякие, то-се.

Принесли шашлык.

— Может, кому винца или водочки холодной? — поинтересовался хозяин заведения, большой, как шкаф, Савелий Краев. Собеседники помотали головами.

— Как скажете. А я бахну маненько, — Краев кивнул официанту и о чем-то с ним пошептался.

— У тебя, Савелий, здоровья вагон, — опять захихикал Мишаков, — поделись вон с Темой.

— Вы оба городские, — пережевывая мясо, буркнул Краев, — а я до армии в деревне с утра до вечера косил да убирал. А после работы мать накроет на стол, выставит на стол бутыль, и ты стакан-другой своей родимой запросто хлопнешь. При этом никто меня за молодого не держал — работал же наравне со всеми. И не пьянкой это не считалось, все ведь как бы для здоровья.

— Во жизнь! — Мишаков заржал в голос. — Каждый день? Мне б так.

— А ты не смейся, — скосил на него глаза Сава. — Сеструха раз привезла своего ненаглядного с города, так тот со стакана ушел, хоть хорохорился, что пить умеет. И с утра еле встал. Дали стакан на опохмелку — выпил половину и опять спать. Так весь отпуск и проспал.

Официант принес небольшой графин с водкой и красную записную книжку. Краев налил водки на два пальца в пивную кружку.

— Давайте за здоровье!

Кружки сдвинулись.

— Это что за книжица? — спросил Артем.

Савелий раскрыл книжку. Внутри оказалась маленькая ручка. Краев сграбастал ее своей огромной лапой и начал искать внутри нужные страницы.

— Памятью мобильника не судьба воспользоваться? — с улыбкой поинтересовался Вячеслав.

— Не, тут другое, — слюнявя толстый палец, промолвил Савелий. — Ага!

Он вырвал с конца книжки листок и, неуклюже держа ручку, черкнул на нем два телефона и две фамилии.

— На, — он протянул листок Горбунову, — скажешь, что от меня. Это медики местные, проверишься, чтобы тебе всякая ботва в голову не лезла.

— Да у меня есть знакомые, — ответил Артем, но листок взял. — А кто они, по профилю?

— Вот я знаю! Какие-то начальники. Можешь в Интернете посмотреть, — Краев поболтал графин в руке и с каким-то сожалением на лице вылил остатки водки в кружку. Подоспевший официант поставил свежее пиво, убрал старые пустые кружки, подхватил опустевший графин, записную книжку и скрылся.

— Ну и дела! — Мишаков покачал головой. — При твоем здоровье — где ты откопал этих медиков?

— Да мы как открылись, они чуть ли не в первый день приперлись. Праздник какой-то отмечать — может, день знахаря? Не знаю. Все понравилось, вот и попросили позвать хозяина. А потом Вовик мне книжку принес, там они свои контакты и оставили. Сказали — вам, Савелий Ильич, вряд ли конечно пригодимся, но вдруг…

Все засмеялись и сдвинули кружки.

Глава 2

С врачами Артем особо затягивать не стал. Не в понедельник, конечно, отправился, все-таки дела казались поважнее, но уже в среду настроился, созвонился и обо всем договорился. Савелия те помнили и его другу во встрече не отказали.

Первым он посетил Дмитрия Сергеевича Пушкарева. «Просто Дмитрий, никаких отчеств», — протянул руку пухленький очкарик, главный врач местной горбольницы. По возрасту, как подумалось, они были примерно ровесники, и Артем решил не настаивать на формальностях. Пушкарев все внимательно выслушал, практически не перебивал Артема, только делал пометки в ежедневнике.

— Понятно, — кивнул он, когда Артем закончил свое повествование. — Я правильно понимаю, что телефон Ялынского вам Савелий Ильич тоже дал?

Семен Андреевич Ялынский также был записан на листочке, потому Артем кивнул.

— Вы правильно сделали, что пришли сначала ко мне, — продолжил Пушкарев. Артем подумал, что в целом это была случайность, но переубеждать собеседника не стал. Тот продолжил:

— Основное обследование сделаем здесь, а потом, если понадобится, и Андреича подключим.

— Дмитрий, извините, — Горбунов кашлянул в кулак, — есть пара вопросов.

— Конечно!

— Вы говорите — обследование…

— Ну, это громко сказано, — Пушкарев засмеялся и махнул рукой. — Анализы всякие — кровь, моча, потом УЗИ, кардиограмма, ну, вы понимаете?

— Да-да, конечно. Еще один момент: я перед созвоном посмотрел данные в Интернете. Ялынский работает в… несколько специализированном медицинском центре?

Пушкарев вздохнул.

— Я понял, о чем вы хотите сказать. Не стоит себя волновать раньше времени. Во-первых, здесь вы пройдете достаточно хорошее обследование — поверьте, у нас прекрасные специалисты и отличная техника. Во-вторых, один умный человек говорил: лучше перебдеть, чем недобдеть. И если вам понадобится провести более углубленную ревизию вашего организма на предмет каких-либо заболеваний — то мы с вами сможем это сделать там, где необходимо. В том числе — в центре у Ялынского. Кстати, обследование будет бесплатным, ну, а дальше — поглядим, — Пушкарев рассмеялся. — Пока к Андреичу можете не ходить, я ему отзвонюсь и все расскажу.

— Вопросов нет, — заулыбался Артем, и они пожали друг другу руки.

Договорившись о дате начала обследования, он попрощался с главврачом, сел в «крузак» и двинул вдоль реки к Савелию. Можно было пропустить кружечку-другую, а заодно и рассказать другу, как все прошло.

Они подружились в институте. Спорт, музыка, общие вкусы на алкоголь и женщин — это объединило Артема и Саву почти сразу. Потом наступили девяностые, надо было крутиться, решать вопросы, дружить со всякими жуликами и, чтобы все пережить, немного быть жуликами самим. Они помогали друг другу, чем могли, и прошли нелегкое время почти без потерь. Артем стал заниматься торговыми и складскими вопросами, финансовыми операциями, даже подумывал открыть свой банк, но в итоге стал заниматься недвижимостью. На этой теме впоследствии он познакомился с Мишаковым, и они через несколько лет стали партнерами.

В какой-то момент удачным вложением денег стало охотничье хозяйство. Охотник с детства, Савелий подсадил на промысел и Артема, в результате чего тот даже построил себе на землях хозяйства специальный домик, в котором можно было жить, в том числе семьями. В подвале этого домика они с Савелием оборудовали что-то типа коллекционного зала — оба открыли у себя страсть к коллекционированию старого оружия. Покупали старинные пистолеты, разные холодные «приблуды»: кинжалы, шпаги, была даже алебарда. Показывали эти сокровища только хорошим знакомым — лишняя огласка была ни к чему. Иногда из пистолетов или револьверов выходили пострелять, если позволяли запасы патронов. Но это не было частым развлечением, да и на охоту ездили все реже и реже — бизнес брал свое. Получалось, что в основном за домиком за сходную плату наблюдал живший неподалеку лесник — все-таки внутри были некоторые ценности, да и оружие с патронами лишний раз не хотелось таскать в город, а так все было под надежным присмотром. Зато всегда можно было выехать и на охоту, и на обычный отдых максимально близко к природе.

Савелию заниматься недвижимостью не захотелось, и он ударился в общепит. Дела сразу пошли на лад. Что-то открывал, потом продавал, и снова запускал новый проект. Единственное, над чем приходилось всем ломать голову — так это над тем, почему Сава дает своим заведениям такие кучерявые названия? Вот, к примеру, шашлычная, а в ней сидит братва, все водку хлещут да мясом закусывают. Какое наименование может быть у этой харчевни? А вот Савелий Краев назвал ее «Фламинго». Все тихонько ржали над его фантазией до той поры, пока Сава не раскололся: все не просто так, а с конкретным смыслом, который он на спор и разъяснил. Да, название не вязалось с представлениями братков о современной жизни, но когда те узнали, что эти длинноногие розовые птицы во время еды тоже «фильтруют» и «перетирают», отношение к названию шашлычни (да и, по ходу, к самим птицам) резко поменялось. Отдельно высказался даже немногословный Петя Ламин, краснолицый и горбоносый, которому под общее ржание тут же сменили погоняло на «Флам», на что он, впрочем, не обиделся, так как получил в придачу персональную скидку на обслуживание, чем пользовался часто и с удовольствием. Словом, правота Савелия была налицо, а паре самых отпетых спорщиков пришлось ответить за свои слова и выполнить условия спора — оплатить всю гулянку братвы в этот вечер.

Поэтому, когда свой очередной кабачок Савелий назвал «Эльбрус», никто уже не собирался с ним спорить. И времена были другие, и люди поученее. Отделка деревом, продают пиво — что непонятного? Горбунов в очередной раз усмехнулся, увидев вывеску и вспомнив былое.

За их любимым столом Савы не было, и Артем попросил подошедшего Вовика принести ему пива и шашлыка.

— Савелий Ильич сейчас подойдет, он на производстве, — сообщил официант.

Вместе с холодным пивом подоспел и Краев.

— Ну чего?

Артем все обстоятельно рассказал.

— Ну вот, а ты боялся, — развел руками Савелий. — Все нормально там сделают, Дима мужик нормальный. Они у меня на спецобслуживании, — он засмеялся.

— Я думал, — усмехнулся Артем, — они у тебя всего раз были.

— Какое там! — всплеснул руками Краев, чуть не зацепив подошедшего с шашлыком Вовика, который продемонстрировал чудеса акробатики, не выронив поднос и не задев шефа. Но Савелий этого даже не заметил. — Они ко мне как на работу ходят. Да я не в обиде. Знал же, что понадобится, е-мое. Давай, ешь, потом поговорим. Так помню, в пятницу Марину поедем поминать?

Друг. Он все помнит. А Артем, к своему стыду, не мог сейчас вспомнить, когда у Ланки, жены Савелия, день рождения.

— Да, поедем, — он запил пивом поднявшийся снизу ком. — Все правильно, Сава.

Глава 3

Это случилось семь лет назад. У них с Мариной был запланирован большой отпускной тур — сначала вот сюда, потом вот сюда, потом еще туда. Они понимали, что в ближайшие годы полетать уже не получится — Марина была, как она говорила, «чуть-чуть беременна». К тому же давно не бывали у тестя с тещей, которые жили под Москвой. В итоге решили: Марина улетит к родителям пораньше, а Артем прилетит дней так через пять, когда закроет важную сделку — хороший покупатель никак не мог определиться, и Горбунов хотел лично довести прибыльное дело до конца. Потом он прилетит к ней, несколько дней попьет с тестем водки и порыбачит, а потом — в Москву, откуда уже куплены билеты на первый курорт. Артем сам отвез жену в аэропорт. Сколько раз потом он вспоминал тот поцелуй, те последние объятия, когда он как будто не хотел отпускать Марину?..

Женщин вокруг Артема всегда было много. Симпатичный, со спортивной фигурой и деньгами, умеющий поговорить и не алкоголик — чем не потенциальный кандидат в мужья? Но Артем не торопил события, чему эти самые потенциальные жены были совсем не рады. Савелий их тогдашнее с другом времяпрепровождение описывал цитатой из самиздата, которая в переводимом на цензурный язык варианте означала, что «пока есть огонь и страсть, нагуляться надо всласть». И они гуляли, да иногда так, что потом было стыдно не только перед подругами, но и перед всем белым светом.

Первым «сломался» Сава. Хотя, пожалуй, это не совсем правильно звучит — просто однажды он поехал в деревню к родителям один, а вернулся со Светланой. Из путаных объяснений друга Артем понял только, что-де «девчонка выросла… ждал… любовь…», к этому прилагались разведения руками в стороны и предложения «накатить». Молчаливая Лана только вздыхала, томно улыбалась, глядя на своего большого мужа, и иногда кивала. Потом накрыла на стол, словно жила у Краева в коттедже всю свою жизнь, и, сев рядом с Савой, взяла его под руку.

— И ведь ни разу ничего не сказал, — удивился Артем. — Мне, другу! Вот засранец!

На этом гулянки у Артема закончились. Нет, его звали и Слава Мишаков, и другие хорошо знакомые, товарищи и приятели, звонили старые и не очень подруги с разными целями и конкретными предложениями — но вот как отрезало. И надо же такому случиться: однажды в офис пришли две девушки. Одна хотела устроиться на работу, а вторая… Вторая и была Марина. Артем был сражен наповал. Он оставил Славу развлекать соискательницу, а сам предложил Марине попить кофе. И чем дальше он с ней общался, тем больше понимал — он влюбился как мальчишка! Марина именно та женщина, которая… которая… В какой-то момент Артем не мог упорядочить поток мыслей, и Марина спросила его:

— Вы всегда говорите такую белиберду, когда общаетесь с девушками?

— Первый раз. Честно, — ответил он.

В их отношениях все было по-другому, чем с кем-либо раньше. Но Артема это только радовало. Савелий искренне ликовал, а Лана быстро нашла в Марине близкую подругу. Когда пришло время знакомиться с родителями, Артем заметно волновался. Но с будущим тестем оказалось очень много общих интересов, а мама Марины была так добра и радушна, что Горбунов поневоле всплакнул, вспомнив своих отца и мать, умерших друг за другом несколько лет назад. Свадьбу гуляли в очередном «проекте» Савелия. С детьми какое-то время не получалось, и вот когда Марина забеременела…

Артем плохо помнил этот день. Вот он едет с аэропорта. Вот он заехал на работу. Вот приехал домой. Разделся и собрался умыться, но услышал, как позвонил Сава. Вот он включил новости. Желтая строка: «произошла трагедия… потерпел крушение самолет… на борту находилось… по предварительным данным, все погибли».

Савелий со Славой нашли его в аэропорту, когда он стоял в окружении других, таких же несчастных людей и пытался хоть что-то узнать о тех самых «предварительных данных». Но ничего утешительного никто не услышал. Слава остался все разруливать на месте, а Сава, всеми правдами и неправдами попав на рейс, летел с Артемом в Москву, откуда их везли вместе с родственниками других жертв на место катастрофы, где уже была оцеплена территория, разбит лагерь и куда свозились останки, которые будто бы можно было опознать. Но практически всем родственникам опознавать было нечего, и тогда у них взяли пробы, а потом их везли обратно, и они снова летели. Со страшным осознанием того, что нечего будет даже похоронить.

Артем пил пять дней. На шестой Савелий вызвал к его дому бригаду, чьи работники срезали входную дверь, и на руках вытащил грязного, заросшего и опухшего от горя и водки друга. Оставив бригаду ставить новую дверь, он увез Горбунова к себе в деревню. Там старший Краев с помощью народных средств за неделю поставил Артема на ноги в прямом и переносном смысле. Потом позвонил сыну:

— Забирай.

Савелий вместе со Славой приехали и увезли Артема на кладбище, где показали место, купленное для могилки, и примерный вариант памятника. Артем долго все смотрел, потом обнялся с друзьями. Видно было, что ему тяжело было говорить, но все же он выдавил:

— А ведь мы так и не узнали, кто…

С родителями жены Артем больше так и не увиделся. Отец обвинил зятя в том, что тот не уберег дочь. А мать от горя слегла и вскоре умерла, не сумев пережить гибель единственного ребенка.

На похоронах Марины их было четверо: Артем, Краевы и Слава Мишаков. Что положил Артем в могилу в том деревянном ящике, он не сказал никому. Друзья знали, что с места трагедии он так ничего и не получил. Но никто и никогда на эту тему с Артемом не говорил. Все понимали: память — важнее!

Глава 4

На анализы и обследование Артем потратил от силы час — нигде в очередях сидеть не пришлось. Про себя усмехнулся: «Вот она, сила связей. Дольше готовился». Потом зашел к Пушкареву.

— Все, я закончил. Крови сдал литр, не меньше!

— Так это ж во благо, — засмеялся главврач. — Яснее картина будет. Завтра звоните часов в десять, а лучше — сразу приезжайте. Там и поговорим о результатах.

Артем задумался.

— В десять не смогу, у меня дела. А если часов в двенадцать?

На том и порешили. На следующий день Горбунов сразу после деловой встречи отзвонился Мишакову и попросил его не терять:

— Сейчас узнаю у эскулапа, что и как. Так что вечером накатим, повод в любом случае будет, — и, помолчав, добавил: — Надеюсь, положительный.

С этим настроем дошел до кабинета главврача, про себя прочитывая как мантру: «Хоть бы все нормально было! Хоть бы все нормально!» У Пушкарева за столом сидел еще один человек. Высокий, худой, начинающий лысеть мужчина представился:

— Ялынский.

Они пожали руки. В животе у Артема нехорошо заурчало.

— Ситуация следующая, Артем Григорьевич… — начал Пушкарев, и у Артема тут же похолодели пальцы: «…Григорьевич! По отчеству, официально! С чего бы???»

— Результаты анализов, — главврач продолжал говорить, при этом он держал в руке два листка и попеременно заглядывал в каждый из них, — несколько разочаровывающие, я бы так сказал. Я бы рекомендовал вам начать лечение немедленно. Вот, тут все написано, можете ознакомиться.

Артем побоялся брать листы в дрожащие руки. «Так, надо успокоиться! Ну-ка успокойся, тряпка!» Он положил листы с результатами на стол и принялся внимательно читать. Итоговая часть его просто убила. Он поднял глаза и посмотрел сначала на Пушкарева, потом на Ялынского.

— Ошибки быть не может?

— Теоретически ошибки всегда могут быть, — развел руками Ялынский, — вы как здравомыслящий человек это наверняка понимаете. Но мы все здесь еще и реалисты, не так ли? У Дмитрия Сергеевича работают прекрасные специалисты, в больнице установлено современное оборудование. Результатам нет смысла не доверять. Если хотите — давайте сделаем повторные, если хотите — углубленные анализы у меня в центре. Но я не думаю, что общий итог будет иным.

Артем вытер вспотевший лоб.

— И что теперь?

— Лечиться — в один голос выпалили доктора.

— Где? Здесь? У вас? За границей?

— За границей, конечно, лучше и качественней, — вздохнул Ялынский. — Это признается всем медицинским сообществом. Но это серьезные деньги. Есть вариант лечения в московских клиниках, мы можем этому поспособствовать. Или можно лечиться у меня — не выезжая из родного города, но — при наличии соответствующих средств — используя импортные препараты и самые современные методики. Выбор за вами. Тем более, что время еще есть.

Артем покивал: «Знать бы, сколько?»

— Гарантий, как я понимаю, при таком заболевании давать еще никто не научился?

— Полное излечение вполне возможно, вы же наверняка об этом слышали, — Пушкарев наконец посмотрел ему в глаза. — Но выздоровление зависит от многих аспектов.

«Кто бы знал — каких?..»

— И когда начинать?

— Вчера, — снова в унисон ответили оппоненты.

Артем снова покивал. Потом встал и молча, не прощаясь, вышел из кабинета.

Глава 5

Куда он ехал?

Казалось, его мозг одновременно делал два дела. Одна часть продолжал переваривать полученную информацию, другая часть следила, чтобы Артем двигался по дороге, останавливался на светофорах и пропускал пешеходов. Выехав за город, он просто ехал в потоке машин, которых с каждым километром становилось все меньше и меньше. Но в какой-то момент Артему показалось, что одной из тех самых половинок внутри своей головы пора дать отдохнуть. Он съехал на обочину, отстегнул ремень и опустил голову на руль.

Еще вчера он ощущал себя здоровым и полным сил. Ну, пусть не вчера — не важно. Столько было планов, столько хотелось сделать! А сейчас мысли зациклились:

«Как это могло произойти? Почему я? И что теперь?»

И так по кругу.

Телефон звонил, но Артем на него даже не реагировал. В какой-то момент он очнулся, словно ото сна — а может, и спал, но он этого не помнил. Посмотрев на часы, он пристегнулся, развернулся и покатил обратно в город.

Савелий в кабачке отсутствовал.

— Савелий Ильич будет только завтра, — ушлый Вовик подобострастно улыбался.

— Водки мне принеси, — хмуро ответил Артем.

— Рюмку? — предположил Вовик, знавший вкусы и привычки всех постоянных клиентов.

— Графин. И быстрее.

Графин был небольшим, поэтому за час Артем одолел два. Тарелка с салатом осталась почти нетронутая. Одному было не совсем уютно, и Савелию, конечно, можно было бы позвонить, но Артему делать этого не очень хотелось. Впрочем, Вовик передал соответствующее сообщение начальнику и, получив от шефа указания, периодически поглядывал за состоянием Горбунова. Когда Артем стал просить третий графин, Вовик робко предложил:

— Может… такси?

В иное время нетрезвая составляющая Горбунова призвала бы к ответу нахального официанта, но в этот раз Артем встал, облизнул губы и помотал головой:

— Пройдусь. Там машина…

— Понял, — закивал Вовик, — присмотрю, не волнуйтесь.

Нетвердой походкой Артем направился вниз по улице. Было уже почти темно, и немногочисленные прохожие не проявляли интерес к хорошо одетому, но очень смурному мужчине. Впрочем, на их внимание Артему было наплевать. В голове его были все те же вопросы, и ответы на них он все так же не мог найти.

В одном месте была небольшая лужа после вчерашнего дождя. Артем на автомате обошел ее, оперевшись на какой-то бортик. Получилось. «Ну, хоть что-то. Слава Богу», — подумал он и поднял глаза. Бортик оказался частью ворот церкви.

Он почему-то подумал, что никогда по-серьезному не ходил в церковь. Бабушка когда-то пару раз водила — но ему не особо это нравилось. Покрестился уже в зрелом возрасте, но это была больше дань моде. С Мариной повенчаться когда-то хотели, и в церкви ее отпевали, или нет — он это плохо помнил. Кажется, все.

«Да там, наверно, и нет никого».

Он уже подошел к самому входу в храм, когда его сзади окликнули:

— Вы ищете кого-то?

Артем обернулся и увидел пожилого священника в черной рясе.

— Ищете кого, спрашиваю? — Он оглядел Артема, и тут его ноздри чуть дрогнули. — Да ты пьян, сын мой! А разве можно в храм божий вином упитому приходить? Грех ведь это. И пить-то — грех.

Артем открыл рот, но слова будто застряли у него в горле. А еще глаза, добрые и притягивающие глаза служителя церкви — он впился в них взглядом и не мог оторваться.

— Э, да у тебя, видно, горе какое случилось? Ну-ка, пойдем, присядем вот на скамейку.

И стоило Артему сесть на теплые доски, как из него рекой хлынули слезы. Первый раз в жизни с ним такое случилось — будто кто из него что-то сдерживающее вынул. Все негативное, страшное, узнанное и накопленное за день, излилось в этом потоке. А за слезами — слова, слова. Поведал он незнакомому батюшке все, что узнал сегодня, все до последнего словечка. И все вопросы ему задал, на которые ответа не мог найти. А рассказывая, словно хмель из него выходил, и плечи вздрагивали, как у маленького.

— Не кори себя, — после долгого молчания сказал священник. — И не спрашивай себя попусту, не истязай. Каждому суждено пройти через боль, болезни или утраты. Но Господь милостив. Он даст тебе силы многое преодолеть. Считай, что это испытание, данное тебе свыше. И от того, как ты его пройдешь, зависит будущее. И не только твое. Помни это.

— Испытание? За что?

— Бог проверяет каждого на земле. Для этого и даются испытания. Не зачерствеешь ли ты душой, не станешь ли слабым и равнодушным, не отвернешься ли от нуждающихся в твоей помощи? Только испытания дадут ответ.

— Правда? — Артем поднял голову и снова посмотрел на батюшку.

— Истинная правда, — ответил тот. — И почаще в себя заглядывай, в самую глубину. Там все ответы. А теперь ступай с Богом.

Артем хотел еще что-то сказать собеседнику, но тот встал, крестным знамением осенил его лоб, поцеловал в самую макушку и скрылся в наступившей темноте.

Глава 6

Утром его разбудил пришедший Савелий.

— Извини, дружбан, что я приперся ни свет, ни заря, но обстоятельства выше нас.

Они прошли на кухню и сели за стол.

— Знаю все. Почти все. — Краев положил руки перед собой. — Доктора уже мне отчитались. Не кисни, жизнь на этом не кончается, все решим. Все это лечится, так что самое основное — успокойся.

— Я уже успокоился, — Артем глянул на часы. Половина седьмого, как раз собирался вставать.

— Тогда о делах. Во-первых, набери Славке. Мы с ним вчера уже пообщались, но ты трубу весь день не брал, а у вас там, по ходу, движухи какие-то намечались, ему доверенность нужна и еще там какие-то бумаги подписать. Ты понимаешь, о чем я толкую?

— Понимаю.

— Дальше. Лечиться где собираешься?

Артем поморщился. Вчерашнее дерьмо все больше заполняло окружающий мир.

— Э, брат, так не пойдет, — Сава подвинулся поближе. — Напился вчера — и все, каюк, теперь все мысли только о позитиве, о здоровье и о светлом будущем. Будешь вот так себя загонять — сдохнешь, как пес, в три дня. Слышишь меня?

— Слышу…

— Ни хера ты меня не слышишь! — Савелий со всего маху так двинул по столу, что вокруг зазвенело и затрещало все, что могло звенеть и трещать. Артем выставил перед собой ладони:

— Все, все, успокойся, — и даже улыбнулся. — Нормально, я понял. И услышал.

— Вот так. Короче, двигай пока к Ялынскому, у него там полупансион в этой его лечебнице…

— … медицинском центре…

— … да один хрен, как там это называется, в общем — он тебе сам все объяснит. Денег возьмет только, если что-то реально серьезное понадобится, чего у него даже в заначке нет. Если что — отправят в Москву, там у них крюк есть. А то и в Израиль, не дай Бог. Усек?

— Договорились.

— Машина твоя через… двадцать минут будет стоять у дома. Ключи занесут.

— Спасибо.

— Не за что. Теперь о грустном, — Краев даже как-то немного сник. — Не подумай, что твои проблемы мне не близки… не перебивай. Брательник у меня опять начал куролесить, я уж думал — он успокоился, но нет. Забрали вчера, приняли прямо на каком-то деле, подробностей батя не рассказал, да и что там спрашивать? Родители извелись все. Надо ехать. Сколько там пробуду — не знаю, Ланку тут на хозяйстве оставляю, а сам — туда. Такие дела.

— Так само собой, Сава, — вскинулся Артем, — я Лане, чем надо, помогу тут.

— Я в этом не сомневаюсь, но ты свои дела решай.

— Да это понятно…

— Ни хера тебе не понятно! — Сава провел широкой ладонью туда-сюда по стриженой голове. — Чую, Слава что-то замыслил.

— Не понял, — Горбунов откинулся на стуле. — Ты про что?

— Надеюсь, я ошибаюсь, — теперь Савелий тер подбородок. — Но вчера, когда мы твои невзгоды обсуждали, показалось мне, что он что-то надумал.

— Свои дела мутит, что ли, на свой карман? — Артем усмехнулся. — Да вряд ли. Мы ж с ним давно знакомы, столько вместе пережили, не раз приходилось друг другу доверять. Не было пока такого, чтобы он подставил меня, или где-то повел себя неправильно. — Он подумал. — Нет, не помню ничего такого. Поговорим сегодня, присмотрюсь. Спасибо за совет.

— Ну, тут ты всегда был умней меня, — улыбнулся Савелий, — будем считать — показалось.

В дверь позвонили.

— О, вот и ключи приехали, — Сава глянул в окно. — Вот, молодцы, и машину помыли! Еще бы, я с них шкуру спустил за грязную-то, — и он захохотал.

Глава 7

В офис Артем приехал одновременно с Мишаковым.

— Савка уже набрал мне, — сказал Слава, протягивая руку. — Пошли, все быстро сделаем.

Ни слова упрека, поведение обычное — что Савелий в нем такого увидел? Артем недоумевал. Не прояснили картину и последующие действия. Вячеслав договорился о вызове в офис нотариуса для оформления документов, и, пока его ждали, подробно рассказал Горбунову обо всех своих действиях в последние 24 часа, планах и перспективах. Посоветовались. После этого уже Артем нехотя поведал о том, что ему пришлось узнать и что он собирается делать.

— Все правильно Сава тебе сказал, — закивал Слава, — ни о чем не думай, все нормуль! Если надо будет помочь — мы всегда поможем. Тем более, насколько понял, ты в этой «лечебнице» на свободных условиях лечиться будешь.

— Я еще вообще ничего не знаю, — вздохнул Артем.

— Да брось ты, все будет хорошо. Еще прокатимся, как бывало, — Мишаков хлопнул его по плечу и засмеялся.

Нет, сомневаться в Славке не было смысла. Дождались нотариуса. Артем подписал необходимые документы и, попрощавшись, поехал в «лечебницу».

Там его уже ждали.

— Цикл процедур я уже расписал, — Ялынский показал бумаги. — Сделаем еще два дополнительных анализа, обязательно — компьютерную томографию, для широты картины, так сказать, и после этого — лечение, необходимую терапия, техника и препараты есть, самые лучшие, не волнуйтесь. Постараемся сделать все, чтобы обойтись без операции, но даже если этого избежать не удастся — подготовим вас к ней в самом наилучшем состоянии. Далее. Палата ВИП, одноместная, с телевизором, холодильником… — но тут Артем его прервал:

— Нет, нет. Там я со скуки помру. Давайте к людям поближе.

Семен Андреевич нахмурился.

— Как же так? Мы и с Савелием Ильичом все согласовали.

— Ну, Савелия Ильича я как-нибудь сумею переубедить. У вас ведь есть места?

— Конечно, есть, — продолжал хмуриться Ялынский, — но у нас ведь контингент в центре весьма разнообразный. Люди лечатся, так сказать, абсолютно разные…

«…И наверняка все платят денежку. С улицы ведь ты сюда не возьмешь?» — подумал Артем.

— Вот и славно. Чтобы вас, Семен Андреич, не напрягать — пусть все будет как у этих самых людей: халат, тапочки, расписание, что там еще? Надо будет мне куда-то отлучиться — я вам скажу.

— Конечно, конечно, — закивал главврач, — у нас тут для всех такие правила. Больной с разрешения заведующего отделением может выйти при необходимости, у всех для этого есть повседневная одежда в гардеробе. Само собой, не часто, и безо всяких там злоупотреблений, все-таки у нас тут медицинское учреждение, и с этим очень строго. Но у вас, Артем Григорьевич, будет свободный график, так сказать…

— Спасибо, Семен Андреич, обещаю не наглеть, я все-таки сюда пришел лечиться, — настроение Артема сразу упало. Тут он вспомнил:

— Ах да! Я под шлагбаум заехал и машину поставил на служебную стоянку, ничего?

Ялынский замахал руками.

— О чем речь?! У нас круглосуточная охрана, я распоряжусь, чтобы вас впускали и выпускали в любое время. Данные машины только мне напишите.

Артем написал.

— Хороший номер — три двойки. Всегда хотел такой иметь, — заулыбался главврач.

— Число хорошее. Кстати, Семен Андреевич, — Артем, прищурившись, посмотрел, на Ялынского, — а у вас есть палата под таким номером?

— Есть, — главврач придвинул ноутбук, — минутку… и место там есть. И люди хорошие. Хотите туда?

— Раз хорошие люди в палате под хорошим номером, — улыбнулся Горбунов, — можно устроить?

— Точно не пойдете в ВИП-палату?

— Точно.

— Тогда еще минутку, — Ялынский нажал интерком. — Дмитрий Витальевич, ты на месте?

— На месте! — в интеркоме прогудел густой бас. На заднем плане играл «Space».

— Мы сейчас к тебе спустимся с нашим новым, очень важным пациентом. Все объясню позже, жди.

— Все понял, уже жду, — пророкотал бас и отключился.

— Пойдемте, — Семен Андреевич улыбнулся и протянул руку к двери.

Дмитрий Витальевич оказался здоровенным брюнетом. На его бейджике была написана фамилия «Бойко». Покосившись на Ялынского, он что-то углядел у того в глазах. Сложить увиденное и ранее услышанное, и понять, что Горбунов — не обычный больной, было делом пары секунд.

— Милости просим в нашу обитель, — пробасил Бойко, подобравшись. — Что требуется от меня?

— На Артема Григорьевича распространяются все привилегии пациента ВИП, — заважничал Ялынский. — Но лежать он будет в 222-ой палате, так он сам захотел. Поэтому надо обеспечить его всем необходимым, показать основные помещения центра и проводить до места, так сказать, лечения.

Бойко снова покосился на главврача. Артему показалось это забавным, но он не подал вида.

— Все понял, — пророкотал завотделением.

Через двадцать минут Артем, экипированный в пижаму и тапочки, стоял перед дверью с номером 222. «Ну, дай Бог!», — подумал он, толкнул дверь и вошел.

Глава 8

— Доброго здоровьичка! — Артем медленно вошел в палату и огляделся.

Ему почему-то казалось, что места будет меньше. Но нет: палата была очень просторная, а два окна обеспечивали прекрасное дневное освещение. У стен стояли четыре кровати, лишь одна из которых была строго застелена («Моя», — догадался Артем), у каждой — тумбочка, посредине комнаты стояли стол со стульями. За столом сидели двое и резались в домино. Один помоложе, лысый, примерно одного возраста с Артемом; другой — явно постарше.

— И тебе не хворать, — ответил тот, который помоложе, лишь мельком глянув на вошедшего. — Ща, минуту… Все, рыба, Соломоныч, считаем!

— Да что тут считать, Васенька, — вздохнул «который постарше» и бросил кости на стол.

— Вот так всегда, — уже обращаясь к Артему, сказал лысый. — Сначала хорохорится, а потом — э-эх! Василий, — он медленно встал и протянул руку.

— Артем.

— А это господин Либерман, собственной персоной, люби и жалуй.

Артема несколько покоробило такое «тыканье» со стороны Василия, и, похоже, Либерман это почувствовал. Пожав руку Артему, он сказал:

— Меня зовут Лев Соломонович. Вы не обращайте внимания на этого оглашенного, он всем тыкает — знакомым и незнакомым, так уж воспитан. Но человек хороший, поверьте.

— Да, тыкаю, — с гонором воскликнул Вася, — и мне не стыдно. Вот президент бы сейчас зашел — я бы и с ним на «ты» поговорил, плевал я на эти условности! А здесь мы вообще равны как в бане, обычные сопалатники. Кстати, ты в доминго играешь?

— Во что? — не понял Артем.

— В домино, Артем… как по отчеству? — спросил Лев Соломонович.

— Григорьевич. Но это совсем не обязательно.

— Так вот, Артем Григорьевич, это он так изъясняется. Достал уже всех в отделение своим домино… и доминго тоже, — и Либерман смущенно засмеялся.

— Играю немножко, — кивнул Артем, — но давайте с этим попозже, ладно?

В последующие часы он поближе познакомился со своими соседями. Человек, которому были чужды всякие авторитеты — Вася Вадеев, — был ветераном «горячих точек». Ему уже несколько лет приходилось ложиться в этот центр за счет ветеранской организации. А то, что первоначально Артем принял за медлительность и даже некоторую вальяжность, оказалось совсем иным — состояние у Василия было не самым хорошим. Конечно, Василий все это знал, но живой характер, чувство юмора и нежелание сидеть без дела на одном месте помогали ему справляться с недугом. По пути на обед и на самом обеде Вася рассказал, кого из персонала как зовут на самом деле и за глаза. После того, как Артем рассказал свою историю, Вадеев сразу окрестил его «бизнесменом» и по имени называл через раз. Впрочем, Артем быстро привык и не обижался. Либерман был «счетовод» — Лев Соломонович всю жизнь проработал бухгалтером. Оказалось, что вся его семья в Израиле, и все давно зовут его туда. Однако…

— Наверно, я нетипичный еврей, — поджимая губы, говорил Либерман. — Я туда не хочу.

— Дурак ты, Соломоныч, — махал рукой Вася. — Тебя бы там, наверно, давно вылечили.

— Наверно, — улыбнувшись, повторил Либерман. Но Артем видел, что улыбка не была радостной.

С другой стороны, Лев Соломонович с гордостью отметил, что все лечение ему оплачивает семья, на что Василий, засмеявшись, быстро нашел ответ:

— …а в семью в эту входят все евреи Советского Союза!

Либерман погрозил ему пальцем и теперь улыбнулся от души.

Четвертым, отсутствующим пока соседом был Сан Саныч Анисимов, «физик ученый», как его называл Вадеев. Судя по полученной Артемом информации, Сан Саныч всю жизнь занимался наукой.

— И ничего, кроме геморроя, не нажил, спасибо родине и партии, — резюмировал Василий. — А потом вообще в блуду попал.

Оказалось, Анисимов сейчас в прокуратуре. У него произошло несчастье: жену Екатерину насмерть сбила пьяная девица, дочка местного чиновника Шестакова. Были свидетели, которые все это видели, все эти нюансы поначалу везде рассказывали — и про красный свет, и про невменяемость дамы за рулем, и про то, как та жалела свою машину, а на сбитую женщину даже не смотрела. Но достаточно быстро свидетели куда-то исчезли. К тому же камеры, которыми был оборудован перекресток, оказались «временно нерабочими». Доказательная база рухнула. В итоге во время оформления ДТП все обставили так, что виновата жена Сан Саныча, и дочурку чиновника вывели из-под ответственности. Анисимов пытался что-то сделать, ходил в разные инстанции, даже привлекал СМИ. Первоначально это дало результат, и было возбуждено некое дело, которое, однако, быстро превратилось в «висяк». При этом та самая «дочка» активно оскорбляла Анисимову во всех инстанциях, даже хотела потребовать возмещение с семьи погибшей — за «потерю товарного вида автомобиля». Скандал, первоначально раздутый в СМИ, медленно утих.

— В общем, он периодически отпрашивается у врачей, — говорит Вадеев, — пройдет процедуры, и айда опять ходить, выяснять, да только все без толку. Я так понял, там уж следаков трое или четверо поменялось, каждому все заново объяснять надо, а про случившееся начинают забывать, ну и все такое. И он не железный. Еле ходит иногда. Придет, заплачет. Убью, говорит…

— Дочку эту? — спросил Артем.

— Ну, а кого? Не прокурорских же. А может, и их. Может, у тебя, бизнесмен, есть знакомые в этой конторе, спросишь, за что человека тиранят? Я через своих пробовал — пока ничего.

Знакомые были. Но как обещать? Артем кивнул.

— Попробуем узнать.

В этот момент отворилась дверь, и вошел незнакомый Артему мужчина.

— Сан Саныч, ну что там? — морщась, Василий рванул к нему.

Анисимов подошел к кровати и сел на нее. Он был небрит, весь какой-то худой и угловатый. Нагнувшись, как при боли в животе, он пробормотал:

— Гады они там все, мужики. Они дело закрыли.

Глава 9

Анисимов поведал все более подробно, и в палате повисла гнетущая тишина.

— Нет у нас справедливости, — не выдержав, забурчал Василий. — А сучка эта, наверно, сидит где-то и жизнью наслаждается.

— Честно говоря, я уже не знаю, что делать, — Сан Саныч медленно лег на кровать и закрыл глаза рукой.

— Сан Саныч, погоди, у нас тут новоселец вот появился, — Вадеев вытянул руку в сторону Артема, — может, у него что-то получится узнать.

— Да, я попробую, — Артем попытался вложить в слова какую-то надежду, но это явно не получилось. Анисимов на секунду повернул голову в его направлении.

— Да толку-то?

Спать обитатели палаты 222 легли в отвратительном настроении.

С утра Артем ушел на анализы, а когда пришел в палату, увидел, что Анисимова уже нет.

— Опять пошел, — покачал головой Либерман, — а что ему остается?

Артем достал из кармана телефон и вышел в фойе.

В местной прокуратуре у него были два знакомых работника. Первого ему когда-то рекомендовал Мишаков — они учились в одной школе. Чуть позже этот сотрудник серьезно им помог, так что результатами знакомства и последующей совместной работы остались довольны обе стороны. Со вторым Горбунова судьба свела еще в детстве, когда Артем немного занимался борьбой, и они ходили в одну секцию. Позже периодически виделись то тут, то там на разных мероприятиях, обменялись телефонами, но к этому товарищу Артему обращаться еще не приходилось. Первого звали Павел Сергеевич, а второго — Сергей Павлович. «Как бы не перепутать!»

Сначала набрал второму. После взаимных узнаваний и пары стандартных фраз Артем аккуратно прощупал почву:

— Есть один маленький вопрос, Сергей Палыч. Ничего криминального, чисто в рамках консультации. Если нельзя по телефону, то могу подъехать, только скажи.

— Давай, спрашивай. Смогу — отвечу, нет — пошлю! — засмеялся оппонент.

— Некоторое время назад сбили женщину, фамилия Анисимова…

— М-м, вон ты о чем, — голос в трубке резко стал серьезным. — Там без вариантов: баба выскочила перед машиной, возможности избежать столкновения не было. Гаишники проверили, мы подтвердили — Шестакова не виновата. Отец ее на следственные действия влияния не оказывал, наоборот, пытался с мужем этой Анисимовой пообщаться, только тот какой-то больной на всю голову, ничего слышать не хочет, все какую-то правду ищет.

— А то, что красный свет, свидетели рассказывали, что Шестакова пьяная была?..

— Так не подтвердилось ничего, — прозвучал сухой ответ. — И что эти свидетели — ни одного же не пришло. Ладно, мне работать надо. Рад был услышать!

Ситуация нарисовалась очень даже понятная, и Артем засомневался, есть ли смысл звонить по другому номеру. Но, как говорят, лучше жалеть о сделанном…

— Пал Сергеич? Горбунов беспокоит, если помните такого.

— Помню, помню, а как же? Как вы? Как здоровье? Может, помощь какая нужна? У меня есть ребятишки знакомые в сфере здравоохранения, должники, если можно так выразиться, — Павел Сергеевич хохотнул.

Где-то внутри у Артема прозвенел звоночек.

— Да нет, спасибо, помощь нужна, но немного иного свойства. Ничего, если по телефону проконсультируюсь?

— Если в минуту уложитесь — валяйте!

— Шестакова, сбила женщину на перекрестке, у вас проводили проверку…

— А, что-то слышал. Не мое направление, но слышал. Там все нормально, женщина была вроде в неадеквате, поэтому вынесен отказ, как говорится, по всем пунктам. Так что Шестакова чиста, как слеза. А вы что, ее знаете? Хорошие у вас связи, Артем Григорьевич, куда там мне, — в трубке послышался конкретный хохот.

— Да так, шапочно, — ответил Артем и, поблагодарив, попрощался.

Потом вытер лоб — в фойе было свежо, но испарина была ощутимой.

«Мать-перемать, ты здесь второй день, а какой-то дядя из прокуратуры уже знает об этом! Это как понимать?»

Вывод напрашивался очевидный, но верить в него не хотелось. Он набрал Мишакову.

— Привет, как дела?

— Нормально, — голос Славы был бодр, как всегда. — Одну сделку закрыли, как и оговаривали, две на очереди. Хотел к тебе как-нибудь заехать, апельсинов завезти, пообщаться заодно.

— Не стоит, я сам как-нибудь появлюсь, — Артем сделал театральную паузу, а потом сказал: — Ты кому-то говорил, что я здесь?

Мишаков помолчал, по-видимому, как бы раздумывая.

— Да кому? Вчера пара человек наших заезжало, про тебя спрашивали — я сказал, что приболел, типа подлечиться решил. Без конкретики, да никто и не настаивал. А что, это тайна какая-то?

— Нет, это я так. Добро, до встречи. Звони, если что.

— Конечно. Давай, лечись! — ответил Мишаков и отключился.

Артем постучал телефоном по зубам. Нет, что-то тут не то. Он набрал еще один номер.

— Микола, привет, как жизнь, как бизнес?

— О, здорово! Да у меня-то все нормально по сравнению с тобой. Ты как? Долго тебе чиниться?

— Не знаю пока. А ты откуда знаешь про мои горести?

— Так Славян вчера вечером звонил, — к счастью, Микола был предельно откровенен. — За жизнь с ним потрещали, а потом он про тебя сказал. Говорит, хреново там у тебя что-то, правда, не? Я Павке набрал, а он уже в курсе, тоже от Славяна новости узнал. Так что там у тебя?

— Да неважно, забей. Полежу недельку, прокапаюсь, давно надо было здоровьем заняться.

— Давай-давай! Я, кстати, потом хочу к вам с Савелием на охоту напроситься.

— Договоримся, — пообещал Артем и отбился. Но улыбка сразу сползла с лица.

«Слава-Слава, что ты задумал?»

Глава 10

Анисимов в тот день пришел поздно. На расспросы только махнул рукой — дескать, отстаньте, ничего нового. Мельком глянул на Артема — но сказать ему было нечего. На том вечер и закончился. Никто не разговаривал, не играл в домино, не читал под светом натумбочной лампы — просто все опять легли в свои кровати и сделали вид, что заснули.

Но Артем понимал, что бодрствует не только он. Каждый на своей кровати ворочался, сопел, вздыхал. Уже после первой ночи Артем убедился, что жестких храпунов среди его соседей по палате нет, однако ничего похожего на спокойный сон ни за кем сейчас не замечалось. Все о чем-то думали.

Он в своих думах метался между двумя вопросами — ситуацией у Анисимова и Мишаковым.

То, что законными методами Сан Санычу уже не помочь — ясно было уже даже ежу. Да, самому Анисимову объяснять это было бы бесполезно и даже неправильно, но это самый что ни на есть медицинский факт. А вот что касается методов не вполне законных — тут можно было бы подумать. Можно было снова расшевелить СМИ или попробовать перетащить дело на другой уровень, но оптимальным вариантом оставалась взятка: в конце концов, все живут в одном государстве, вопрос в сумме. Артем не еще знал, кто платит за лечение Анисимова и насколько тот финансово состоятелен, но, судя по ситуации, дело обстояло не очень хорошо. В этом случае можно было прибегнуть к сторонним субъектам, к которым Артем без лишнего пафоса относил и себя.

Деньги давно для него перестали что-то значить. Есть финансы в обороте; есть одно основное предприятие, где они с Мишаковым и работают; есть несколько фирм, где он является, к примеру, соучредителем; есть доходы, которые он получает как рантье — и все эти доходы идут на несколько счетов, в местных и неместных банках. Но, как говорит его приятель Микола, деньги с собой в могилу не унесешь, а оставлять ему их по сути не кому. Да, помирать он еще не собирается, но если рассуждать здраво… Жена погибла, детей нет. Женится ли еще раз — вряд ли, сколько об этом думано-передумано! Хотя зарекаться — кто знает, что будет через пять, десять лет? И тем не менее.

Помогали с мужиками и детским домам, и целевыми выплатами конкретным людям — стараясь не афишировать информацию, что да откуда. Один раз спонсировали кандидата на выборах, другой раз — местному УВД деньжат по-тихому подкинули на мероприятие. Ну и взятки, само собой, без этого в теперешней жизни никак, борьба с коррупцией — она же только для рядового населения интересна. Зато сколько дверей открывали, сколько знакомств появлялось!

Так что помочь Анисимову деньгами — не проблема. «Надо завтра пообщаться с Вадеевым и Либерманом, может, они чего еще подскажут, чего не знаю, там и решим. А то так вся прокуратура про мои болезни будет знать».

И вот тут начала болеть голова насчет Мишакова. Что Славочка хотел поиметь, пустив весть по ближнему и профессиональному кругу, что Горбунов серьезно заболел?

Бизнес. Только бизнес. Ничего иного Артем представить не мог.

Они были единственными соучредителями в одной компании, а еще в двух были «одними из», с небольшими пакетами и не являлись там основными действующими лицами. Значит?..

Тогда какова перспектива? И тут Артем усмехнулся, подумав, насколько все может быть просто.

Всего каких-то пару лет назад они решили открыть филиал в Москве. Это стоило определенных затрат и серьезных усилий, но игра стоила свеч — они закрепились в столице и начали получать дивиденды. А из столицы легче идти в регионы, чем они и занялись дальше.

Друзья с пониманием относились к тому, что после смерти жены Артем не очень любил летать. Поэтому все командировки взял на себя Мишаков. Он «разрабатывал» и Москву, и регионы. Артем не мог даже сейчас понять, к чему можно было бы придраться — все, что Слава делал, было выполнено безукоризненно. И та самая перспектива, которую они тогда себе рисовали, была достигнута — по сути, Славкиными действиями. Разве не так?

И если сейчас предположить, что Мишаков попытается, что называется, «отжать» имеющийся бизнес у Горбунова, нет ничего странного в том, что он рвал задницу эти годы — получается, он вынашивал эту идею давным-давно. Но откуда Слава мог знать или предполагать, что Артем может вот так заболеть?

Наитие? Простая надежда на «авось»? Или у Мишакова кто-то из родственников врач или болел вот так же? Артем не знал ответов.

«Кстати, дружок, а с каких пор ты при друзьях начал жаловаться на здоровье?»

Славка не дурак. Котелок у него варит. И местных проблем он не убоится — свалит в Москву, и дело с концом. Но чтобы эти самые проблемы ему организовать — надо по-быстрому вылечить эту долбанную хворь! А ему еще надо решить вопрос с Уставом и прочей документацией…

Артем сам себя прервал на середине мысли. Вспомнил мигом: когда он подписал нужные бумаги, то сразу уехал. А нотариус остался! О чем они еще трындели со Славочкой? Хотя какой смысл подбивать нотариуса на незаконные действия — фактически Горбунов сам подтвердил свою некую недееспособность, оставляя Мишакова «на царстве». И тот, имея полномочия руководителя…

«Ну, ты и баран!»

Доверенность, безусловно, можно отозвать. Приехать и поругаться, набить Славе его лощеную морду. Но не поздно ли?

Да, денег много. Да, потеря предприятия, которое лично создавалось и долгие годы приносило прибыль, будет ударом — не сильным, и больше моральным. В конце концов, еще ничего не решено, это лишь мысли в контексте «Самых поганый вариант», и, в крайнем случае, можно открыть новую фирму — не факт, кстати, что люди пойдут за Мишаковым.

Но для этого надо ВЫЛЕЧИТЬСЯ!

«Все, утро вечера мудренее…»

Глава 11

Утром началось совсем грустно — Сан Саныча увезли в палату интенсивной терапии. Ему стало нехорошо, и дежурный врач после осмотра произнес только одно:

— ПИТ, — после чего Анисимова на носилках быстро укатили.

После этого Артем пообщался с Ялынским. То, что он услышал, было не самым радостным известием, но, с другой стороны, по сути ничего нового ему не сообщили.

И Артем отправился на процедуры. Возможно, свою роль сыграла психология, но на выходе он почувствовал себя разбитым. Делать ничего не хотелось, тянуло в сон. Но, собрав волю в кулак, он крепился до прихода сопалатников как мог.

— Первый раз? — взглянув на него, спросил Вадеев. — Хотя, что я спрашиваю… Меня по первости так пронесло, натуральный Бронетемкин Поносец был, с толчка не слазил. Так что у тебя еще все неплохо, поверь.

— Верю, — Артем поправил подушку под головой, чтобы голова была чуть повыше. — Разговор есть. Ничего, если на кроватях будем?

— Не проблема, сейчас подуху разверну, — ответил Василий. Либерман тоже прилег.

— По прокуратуре ничего доброго я узнать не смог, — начал Артем. — Там меня сразу срезали, безо всяких вариантов. То есть — просто хорошего слова тут мало. Поэтому предлагаю через любые каналы занести денег. Из моего кармана, сколько надо и кому надо. Надо только узнать конкретное лицо и сумму. Чтобы дело снова возбудили и наказали в итоге эту срань. И в СМИ найти побольше журналюг, которые повреднее, чтобы крутили эту тему везде. Да, там наверху против будут, там связи и прочая дребедень, но побороться стоит, так думаю. Ваши мысли?

Вася перевел взгляд на Либермана. Тот пожевал губами и сказал:

— К нему сейчас никого не пускают, но я тихонько зашел. Ему сделали два укола, сейчас лучше…

— Ну, не тяни, Соломоныч, — буркнул Вадеев, — говори уже.

— Да, да. В общем, он сказал, что та дама… которая… она подала иск о возмещении вреда, ему вчера листочек показали и попросили расписаться. Такие новости, друзья.

— Вот сука! — Вадеев аж привстал. — Вот отчего его так скрючило!

— Ничего себе, — Артем помотал головой. Сон как будто отступил. — Совсем совести у людей нет.

— А ты говоришь — денег дать, — распалился Василий. — Зачем? Таких просто убивать надо!

— Ты не на войне, Вася, тут такое не пройдет, — Артем посмотрел на него. — Хотя, может, и жаль.

— Какая разница: на войне, не на войне? И сейчас такое можно сделать, и делают.

— Кто?

— Кто? Да много кто. Вон, писали ведь про «Белую стрелу»…

— И что, ты веришь в это? Фуфло все это.

— Верю! — Вася медленно сел на кровати и впился взглядом в Горбунова. — Верю. Потому что должна быть справедливость, и возмездие должно быть. Должны быть люди, которые не побоятся обрушить свой карающий меч настоящего правосудия на таких вот подонков.

— Да где их найти? — Артем тоже сел. — Я б денег не пожалел, отдал бы им, лишь бы эти твои правосудие с возмездием свершить.

— Молодые люди… молодые люди!

В запале спора они и не заметили, что Либерман уже стоит у стола.

— Вы что кричите? Хотите, чтобы вас весь этаж услышал? Успокойтесь, пожалуйста.

Василий кивнул. Артем откинулся на подушку. Адреналин бушевал у него в крови, про утреннее недомогание он уже забыл.

— Успокоились? — Либерман посмотрел на них, достал из кармана халата очки и надел их. Потом сел за стол. — Теперь давайте просто поговорим как воспитанные люди. Хорошо?

Никто не возражал.

— Артем Григорьевич, я вас правильно понял — вашими денежными средствами можно будет воспользоваться?

— Да, Лев Соломонович, — Артем зачем-то потер глаза, потом сел. Что задумал этот старик?

— Васенька, вы можете попросить кого-нибудь из своих друзей на деньги Артема Григорьевича купить машину? Неброскую, старенькую, какие-нибудь «Жигули»?

Вадеев закрыл открытый до этого рот, сглотнул слюну.

— Конечно. А зачем, Лев Соломонович? — от удивления он стал необычайно вежлив.

— Об этом я скажу чуть позже. И еще, Василий — вы говорили, что у ваших друзей есть охранное предприятие? Как-то оно там называется, тяжелы для меня эти новые названия.

— Господи, да ЧОП же. В составе нашей ассоциации. Чего-то я не догоняю…

— А там есть люди, которые могут… м-м… последить за нужным нам лицом? Все будет оплачено, я ведь правильно говорю, Артем Григорьевич?

Артем покивал. Он тоже пока «не догонял», куда клонит Либерман.

— И самое главное, — пожевав губами, продолжил тот. — Нужно, чтобы они об этом никому не говорили, понимаете?

— О, за это, Соломоныч, можешь не беспокоиться. Есть нужные люди, и очень мне близкие, которые и поглядеть могут, и язык во рту держать. С этим проблем не будет.

— Тогда вот что я хочу предложить…

Когда он закончил, Вадеев пришел в полный восторг:

— Ну, ты, Соломоныч, башка! Все продумал. А по виду тихушник такой.

— Не кричите, Васенька. Прошу вас. Мне самому бы это никогда не придумать.

— В смысле?

— Мне кажется, я об этом когда-то читал. То есть — о чем-то подобном. В общем, не важно.

Артему все услышанное очень не понравилось.

— Вы понимаете, о чем идет речь? — тихо спросил он.

Вадеев повернулся к нему.

— Заднюю даешь, бизнесмен? Что, все эти слова, что тут говорил — так, воздух потрясти?

— Нет, Вася, нет. Но ведь это…

— Да, Артем Григорьевич, — Либерман снял очки и начал их протирать. — Но разве есть другой выход? Не у нас — мы можем забыть и уйти. У Сан Саныча — какой выход у него? Как вы думаете?

— Выход у него один — за жену отомстить. И любой из нас так бы поступил, — Василий почесал лысую голову. — Но Сан Саныч сам никогда этого не сделает. Не из-за того, что зассыт — он просто не сможет. А мы за него — сможем.

У Артема все это не укладывалось в голове.

— А кто поедет? Кто…

Лев Соломонович убрал очки в карман.

— Есть человек…

Глава 12

Когда во время ужина Либерман указал на маленького старичка, сидящего через два стола от них, даже Вадеев, знающий всех и вся в центре, его не признал.

— Что-то не помню такого. Он давно здесь?

— Васенька, отвернитесь, пожалуйста, — кашлянув, попросил Лев Соломонович. — Давайте поговорим в палате.

Когда они вернулись, Либерман сказал:

— Его фамилия Белкин. Здесь он уже четвертый раз — и, похоже, последний. Анализы показали… в общем, вы понимаете. Он сейчас снова на терапии, там еще колют дополнительные уколы — только все это уже бесполезно. К тому же лечение очень серьезно сказалось на сердце. Начмед все ему объяснил еще месяц назад.

Начмедом он называл Ялынского.

Все помолчали.

— Сколько ему? — поинтересовался Артем.

— Вы не поверите, — Либерман снял очки и протер слезящиеся глаза. — Сорок три.

— Сколько?? — в один голос воскликнули Горбунов и Вадеев.

— Да, вот такая судьба, — покачал головой Лев Соломонович. — Болезнь его иссушила, извела, и теперь он выглядит как старик. Вообще-то Боречка — родственник моей жены.

Он вытер платком глаза и продолжил:

— А вы думали, куда я каждый вечер на час ухожу перед ужином? Мы играем с ним в шахматы. У Боречки до сих пор светлый ум.

— Его же могли выписать умирать домой, — откашлявшись, спросил Василий, — как это уже бывало.

— Боречку не выпишут, — отмахнулся Либерман, — по этому поводу с начмедом был разговор. И потом — начмеду платят деньги за лечение, зачем ему их лишаться? Но давайте к делу.

Он снова надел очки и посмотрел на собеседников.

— Чтобы вас, мои молодые друзья, не терзали сомнения, я скажу вам сразу — мы с Боречкой все обсудили. Не так давно, но в любом случае это его решение, и он от него не отступится. Совесть его не беспокоит, и позже, когда придет черед, перед создателем он предстанет спокойным и не сомневающимся ни в одном своем поступке. Надеюсь, это будет не скоро… так вот. Он все сделает, и я в нем уверен. И никто, кроме меня… кроме нас, не узнает о том, что и как произошло.

— Я извиняюсь, Лев Соломонович, — Артему было неприятно это говорить, — но… вы не давили на Белкина?

— Нет, нет, — Либерман поднял обе руки вверх, — ни в коем случае. Но спасибо вам, Артем… можно, я буду называть вас просто Артем? — Горбунов кивнул, и старик продолжил: — Спасибо за ваш вопрос. Я должен был об этом сказать. Спрашивайте меня еще, если вас что-то смущает. У нас с вами не должно быть недомолвок.

— У него есть права? Он сможет договориться с Бойко и выйти в город? Одежда есть? И насколько он силен, в смысле — морально? — на одном дыхании выпалил Василий.

— Все есть, — кивнул Либерман. — Все сможет. Я за него ручаюсь.

Они говорили еще долго: сначала о предстоящих событиях, потом кто-то рассказывал о своей жизни, потом возвращались к прежней теме, и снова кто-нибудь вспоминал былое — и так до той поры, пока дежурный врач не постучал к ним в дверь.

— Вы что тут шумите? На весь этаж гул, все уже спят.

Они переглянулись и заулыбались, как расшалившиеся дети, пойманные взрослыми при баловстве: ну, блин!

— Да, да, мы ложимся, — сказал Либерман, — извините.

Артем подумал, что так недолго и попасться: кто-то подслушает, и все! Но, кажется, пронесло.

Засыпая, он вспомнил, что за все время нахождения в медицинском центре так ни разу не позвонил Савелию. «Тоже мне, друг называется. Надо завтра обязательно позвонить, узнать, как у него дела».

Глава 13

Утром он пошел на процедуры, но тут…

Детский крик, пронзительный до боли и режущий буквально на куски. Крик, постепенно переходящий в какое-то завывание — потому что плачем это назвать было нельзя. И едва разбираемые слова:

— Пожалуйста… ну пожалуйста!

В коридоре еще не скопилось достаточного количества людей, и Артем все увидел одним из первых. У кабинета заведующим отделением на мягком диванчике сидела женщина. Любой увидевший ее начал бы свое описание так: «На ней не было лица». Сам завотделением Бойко стоял у двери своего кабинета. А у его ног, вцепившись в них своими маленькими ручонками, полулежала девчушка лет тринадцати, которая в голос рыдала и о чем-то просила этого большого и сильного мужчину.

Бойко, судя по всему, тоже находился в весьма серьезном расстройстве. Он иногда склонялся, делая вид, что пытается поднять девочку, при этом приговаривая:

— Я ничего не могу сделать… ничего… — и обращался к женщине: — Ну успокойте же ее… вы же понимаете, — но было ясно, что женщина его не слышит.

Достаточно быстро появился Ялынский с двумя санитарами. Начмед быстро оглядел всех присутствующих и кивнул санитарам. Один санитар поднял на руки женщину, другой — девочку, предварительно аккуратно оторвав ее от Бойко. После этого оба быстро покинули этаж.

— Милостивые государи, — Ялынский обратился к присутствующим, — прошу разойтись по палатам или процедурным кабинетам. Смотреть здесь больше не на что. Это был маленький казус, я приношу всем вам извинения за предоставленные неудобства, — после чего он схватил за локоть Бойко, буквально втолкнул его в кабинет и туда же зашел сам. Щелкнул замок.

«Что это было-то?» Судя по тому, какие лица были у разбредающихся больных, не один Артем задавал себе это вопрос. Впрочем, Вася Вадеев наверняка все узнает…

После полученных процедур опять было нелегко, и Артем дал себе обещание, что звонок Саве он сделает попозже. Удалось даже немного поспать. Проснувшись, он увидел сопалатников у стола. Они что-то тихонько обсуждали.

— Чего замышляем?

— А, проснулся, бизнесмен, — Вадеев, поморщившись, встал. — Одевайся, пора обедать, а потом есть что обсудить. И на что потратить твои деньги, — и он ухмыльнулся.

Пообедав, они пришли в палату и тщательно закрыли дверь. Потом разлеглись по кроватям — чтобы, как выразился Вадеев, «сало вокруг пупка обвилось». Против этого никто не возражал.

— Я сегодня был у Анисимова, — Лев Соломонович немного покашлял, вытер рот платком и продолжил: — Ему уже лучше, но пока он в ПИТе, и будет там еще дней пять.

— Ясно, — сказал Артем, и рассказал об утреннем происшествии. — Что это было, как думаете?

— Это было то, что периодически случается в нашем паскудном мире, — процедил Василий.

— А если конкретнее?

— Ты же общался с начмедом, когда сюда заселялся? — спросил Вадеев. Артем угукнул. — Так вот. Он всем рассказывает, что помогает людям, а по сути — просто здесь, помимо «платников», лежат и льготники, те, кто не платит, но которых тоже нужно лечить. Врачебная этика тут ни при чем — без этого Ялынскому и тем, кто с ним все это организовал, не дали бы лицензию, не выделяли бы определенные фонды, и так далее. Льготников немного, сколько-то процентов, точно не знаю. Сан Саныч, кстати — один из них.

— И эта девочка — тоже льготник?

— Да. Сучья жизнь! Она и жить-то толком не начала, а ей уже не повезло — за что?

— Она могла умереть гораздо раньше, Васенька, — тихим голосом сказал Лев Соломонович. — В том, что она попала в этот центр, есть некий положительный аспект… нет, не прерывайте меня, я знаю, что вы скажете. Медицина пока не всесильна, и ей помогали, пока было возможно. И вот настал тот момент, когда помочь уже нельзя.

— И что теперь? — подался вперед Артем.

— Ее выписали умирать домой, — ответил Вадеев. — За ней приехала бабушка… остальное ты видел. Космические корабли строим, а помочь здесь, на Земле, вот таким маленьким девочкам не можем. Сучья жизнь…

Глава 14

Некоторое время они лежали и молчали. Первым тишину нарушил Либерман.

— Если вы позволите…

Вкратце он напомнил Артему и Васе весь их «план».

— Васенька, вы, кажется, хотели что-то сказать.

Вадеев вздохнул и сел, кинув подушку к стене и опершись на нее.

— Ситуация следующая. Машина уже есть, «девятка». Проверена на ходу, чтобы не подвела. Все оформлено на бомжа, тут комар носа не подточит. Необходимые траты — пятьдесят тысяч. Артем? — он посмотрел на Горбунова.

— Скажи только куда скинуть.

— Хорошо, чуть позже. Маршрут этой мамзели известен, есть удобное место, где она задницу качает, там можно все установить. Расчет по времени произведен, поэтому предлагаемый вами гвоздик, Лев Соломонович, поменяем на специальную иглу, есть такая фигня, посовременнее. Главное, чтобы правильно поставить, но это не сложнее бинома Ньютона, по сути — тот же гвоздь. Гарантия остановки клиента через десять минут! Профессионалы рекомендуют, в затраты не входит, считайте — бонус от сочувствующих масс. Будет лежать в пепельнице.

— А если потом найдут? — спросил Артем. — Штука-то явно редкая. Копать начнут не по-детски.

— Неспециалист ничего не поймет, а специалистов, разбирающихся в подобной тематике, не так много, тем более — среди ментов. Кстати, вспомнил насчет перчаток — у медсестер можно позаимствовать.

— Что-то еще? — спросил Либерман.

— Нет, — ответил Василий, — только дата. Очень подходит завтрашний день — как раз день фитнеса.

Либерман пожевал губами.

— Тогда я пойду и поиграю в шахматы.

Когда Лев Соломонович ушел, Артем скинул деньги на реквизиты, указанные Вадеевым. После этого Василий тоже удалился.

Артем лежал и думал.

С одной стороны, наказывать таких, как Шестакова, обязательно надо. Но с другой стороны — какое они с сопалатниками имеют на это право? Почему этих подонков наказывают не суд, не прокуроры, не полиция и прочие правоохранители? Почему не работает закон?

По кочану. «Коррупция, слышал про такую? Рука руку моет, говорят».

Они с сопалатниками уже обсуждали эту сторону вопроса. И Либерман высказал свою точку зрения, с которой Артем не сразу согласился. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что Лев Соломонович прав.

А суть сказанного была в следующем: вот есть принцип кнута и пряника. Есть его составляющие: достойное вознаграждение и неотвратимость наказания. И этот принцип должен определять всю работу чиновников. Но он не работает.

Вот есть чиновник. Он должен достойно выполнять свою работу и получать за это соответствующее вознаграждение. Вознаграждение, то есть пряник, есть — зарплаты у чиновников разных ведомств сейчас неплохие, и чем выше должности — тем больше там платят, плюс разные льготы и прочие привилегии. Почему же никто не боится этот пряник потерять? Ведь взятки все равно берут, и законы нарушают, и друг другу услуги оказывают, и — так далее.

Ведь если чиновник не выполнил свою работу или выполнил ее неправильно, или того хуже — нанес своими действиями кому-то ущерб, он же должен понести наказание, так? Так, однозначно и неотвратимо. Чиновник обязан понимать, что если он плохо выполнит свою работу, даст или возьмет взятку, просто нарушит закон — его накажут. И он потеряет эту высокооплачиваемую работу, не сможет помогать семье и родным, а в худшем случае — сядет в тюрьму. Так? Так. Но это никого не пугает.

Почему? А нет той самой неотвратимости. Разве что выборочно, или чтобы населению потрафить. Но в реальности кнут не работает.

Законы плохие? Вроде нет. Так в чем вопрос? Правильно: в качестве их выполнения. И те, кому следует следить за этим качеством, тоже плохи. Ведь это — те же чиновники. И снова по кругу… «Рука руку моет, правильно? Вот вам и коррупция» — сделал вывод Либерман.

Так кто накажет Шестакову?

«Ответ очевиден, Артемка, и засунь свою совесть подальше».

Он перевернулся на другой бок. И вспомнил, что надо позвонить Савелию.

— Привет, больница, — в трубке послышался родной голос. — Как ты там?

— Лечусь помаленьку, — ответил Артем. — Ты как?

— Честно? Трудно. Завяз брательник по самые помидоры. Сядет точно, вопрос в сроке. Решаю тут пока на пару с адвокатом. Хорошо, что брат хоть не грохнул никого, а то было бы совсем худо.

— Родители как?

— Нормально. Сейчас уже нормально. Скажем так — смирились.

— Понял. Хотел тебе спасибо сказать, насчет Славки — ты прав оказался.

— Да ладно?!

— Да. По ходу, он фирму хочет на себя оформить, пока я тут загораю. Я тоже лоханулся, конечно, но ничего страшного — выйду, решу по месту. Переживем, не такое переживали.

— Ну, ты даешь! — в голосе Савы слышалось откровенное разочарование. — Ты же столько сил вкладывал! А этого урода я урою! Только вернусь и…

— Не стоит он того, Сава, — прервал друга Артем, — начну снова и сделаю все лучше. А про него наши ребятишки и так все поймут.

— О, поверь, я сделаю все, что смогу! — заверил Савелий. — Ладно, дружище, мне ехать надо. Ты звони сам, а то мне неудобняк, вдруг ворвусь невовремя.

— Хорошо, — сказал Артем и отключился.

Друзей не бывает много. Один-два, а все остальные — это товарищи, приятели и иже с ними. А это две большие разницы, как говорят в Одессе. Артему иногда не хватало Савелия, общения с ним, когда можно не слишком заморачиваться и знать, что друг тебя всегда поймет.

…Одесса, Аркадия. Сава, красный от загара, мчится на всех парах в море с воплями «Внимание! Петров-Водкин! Купание красного себя!»

Артем засмеялся, и в этот момент в палату зашли Либерман и Вадеев. Улыбка сошла с лица.

— Завтра, — сказал Либерман. — Все готовы. — И после паузы: — Артем, пойдемте ужинать.

Глава 15

Вечером старались поменьше говорить и, чтобы немного разрядить обстановку, поиграли в домино. Артем тоже «постучал костями» и заслужил пару комплиментов от Вадеева.

— Молодец, бизнесмен, шурупишь в доминго! — улыбался Вася. — Хоть нормальный соперник появился, а то пока бухгалтер все обдумает — выспаться успеешь! Может, на спички начнем играть? Или на конфеты — вон их сколько у сестер на столике в вазе лежит, все равно не едят. Тебе, Соломоныч, и проиграть будет не зазорно, с твоими-то зубами, ха-ха!

Зато утром все были напряжены. Артем и Василий вместе пошли на процедуры, а Либерман задержался в палате.

— Идите-идите, потом же встретимся!

Все уже казалось вполне обыденным, но, когда все окончилось, Артем еле дошел до палаты и упал на кровать как подкошенный. Заснул почти сразу. Когда проснулся, в палате никого не было. До обеда еще было время, и он, тихонько поднявшись, вышел в коридор и направился в фойе. У окна стоял Вадеев и тер свою грудь.

— Есть новости?

— Есть, — Василий покашлял, потом повернулся к Артему и прошептал: — Белкин умер.

— Что??? — Артем выпучил глаза. — А..?

— Она тоже. Уже в новостях передали.

…Предварительно отпросившись, Борис Белкин с самого утра переоделся и постарался максимально незаметно выйти на улицу. Он не хотел опоздать, считал, что не имеет никакого права, и вообще старался в жизни все делать заранее, поэтому вышел из центра настолько рано, как только позволили обстоятельства. «Лучше в машине посижу», — думал он. Машина была подогнана на неприметную улочку неподалеку от медцентра. Увидев ее, Борис порадовался — не угнали, ключи-то внутри, хотя кто об этом знал? Последний раз за рулем он сидел три года назад, но навыки никуда не ушли: завелся и поехал. Похвалил себя за то, что не забыл накануне по совету Левы взять перчатки со стола у медсестер, и надел их перед тем, как сесть в «девятку». Хмыкнул: «Сейчас увидит гаишник, и что сказать?» И тут же подумал, что весь этот смех — напускной, нервы никуда не пропали, хоть и благое дело нужно сделать, но и руки утром дрожали, и сердце вот болит, а лекарства с собой не взял, забыл. «Ничего, не впервой».

Припарковавшись недалеко от фитнес-центра, он посмотрел на часы на дешевенькой магнитоле — до условленного времени примерно час. Машину Шестаковой увидел сразу — белых внедорожников было всего два, но номер и статусность одного из них не оставляли сомнений в привилегированности владельца. Впрочем, номер Белкину и без того был известен. Он вытащил из пепельницы специглу. Действительно, ничего сложного, ожидал худшего. Ставить надо было сзади передней шины, с упором, чтобы, когда машина сдаст задним ходом, произошел прокол. Нужна была причина подойти к джипу — и Борис снова себя похвалил. С ужина он захватил яблоко, которое сейчас вместе со специглой сунул в карман. Выйдя из машины, постарался незаметно снять перчатки («Аккуратно, Боря… молодец!»), после чего медленно пошел к внедорожнику. Людей вокруг было немного, никто особого внимания на него не обращал. Вынув из кармана яблоко, он будто нечаянно выронил его («Вот закатится под машину, и что делать?»), и, нагнувшись, чтобы его поднять, с первого же раза установил иглу под правое переднее колесо. Выпрямился, поглядел по сторонам («Достань платок и вытри яблоко!») — никто ничего не заметил? И про камеры никто не говорил, вдруг стоянка просматривается? Борис прошел вперед до стены, развернулся и пошел назад, по тротуарчику, засунув яблоко в карман.

Сев в машину, он ощутил, что весь в поту. Вытерся — было какое-то неудобство. Оказывается, что перчатки перед машиной надел автоматически («Молодец!»), и сейчас они ему немного мешали. Ничего, это терпимо, сердце вот стучит — нервы на пределе, да. И больно в груди, а лекарств не взял, голова была ВОТ ЭТИМ забита. Ничего, недолго осталось. Можно яблоко пока съесть.

Фигуристая светловолосая женщина быстрыми шажками преодолевала расстояние от двери до машины, и Борис, задумавшись, чуть ее не проглядел. Но увидев блондинку, он понял: это — она, та самая дрянь, по вине которой погибла Анисимова. И она от него никуда не денется.

Белый джип сдал задом со стоянки и двинул по проспекту. Белкин старался не выпускать его из поля зрения, периодически поглядывая на магнитолу. «А вдруг колесо спустит раньше? Или позже? Вдруг все случится где-то в другом месте? Или она не увидит — женщина же за рулем!»

Но вот они выехали на односторонку, ведущую за город, и даже с дистанции Борис видел, что внедорожник начинает сносить. Вот и долгожданная остановка, блондинка выходит. «Пора, пора парковаться, а то близко будет!»

Она пинала спущенное колесо, когда он медленно подошел к ней. «Перчатки снял, так. Очки надел, кепку надел, никто не узнает — молодец!»

— У вас что-то случилось? Могу я вам помочь?

Блондинка уже достала телефон и собиралась кому-то звонить, но передумала и взглянула на Белкина.

— Да гвоздь, наверно, где-то поймала, зараза. Нельзя нормально по дорогам проехать, ужас!

— Так можно ж заменить колесо-то. У вас есть запаска?

— Есть, наверно. Вон сзади что-то висит — это она?

«Так, вот сюда можно уйти — и вниз. А там — автобусная остановка, как раз доеду до центра».

— Она. Накачена? «Что там на дороге? Какие машины? Тяни время…» Если не накачено колесо — надо качать.

— Если б знать! — вплеснула руками блондинка. — Муж этим занимается. Наверно, накачено.

— Надо посмотреть, — сказал Борис и тут же увидел двигающийся в их сторону «КамАЗ». «Это шанс». — Подождите! А второе колесо у вас не спущено?

— Не знаю, — блондинка подошла к водительской стороне, — кажется, нет.

«КамАЗ» был уже почти рядом.

— Я посмотрю, — сказал Борис, глядя на блондинку. А когда большой и мощный грузовик практически поравнялся с джипом — он вытянул вперед обе руки и толкнул ее со всей силы.

Ни один водитель не в силах что-то сделать в подобных условиях. Конечно, «КамАЗ» затормозил, но это была сущая формальность. Тело Шестаковой буквально разбросало по проезжей части. Только Борис Белкин этого уже не видел.

Мелкими шажками он спускался вниз по тропинке, ведущей к автобусной остановке. Сев в автобус, он понял, что не снял очки, но где-то по пути потерял кепку. Расплатившись с кондуктором, он сел к окну. Очки ему мешали, и он засунул их во внутренний карман. Посмотрев на пальцы, он увидел — они опять дрожали.

— Я все правильно сделал! — сказал он самому себе.

— Что вы сказали? — повернулась к нему кондуктор.

— Нет, нет, ничего.

Перчатки он выбросил в урну при входе в медцентр. Сердце стучало, как паровой молот, а в грудине что-то болело и ломило, но он понимал: сначала надо переодеться, потом — дойти до палаты и принять лекарство. А лучше — подойти к медсестре, пусть проверит, чего так сердце стучит. А потом — к Леве, рассказать обо всем.

Переодевшись, Белкин пришел в палату и нагнулся к тумбочке. В этот момент сердце пронзила острая боль. «И тут игла», — подумалось ему. Он схватился за сердце, будто пытаясь утихомирить эту боль. Тут ноги перестали его держать, голова откинулась назад, и он упал. Последнее, о чем Борис Белкин подумал перед смертью, было:

«Все правильно сделал…»

Глава 16

В местных новостях передавали:

«…По предварительным данным, женщина, управлявшая белым внедорожником, вышла на проезжую часть, не оценив расстояние до приближавшихся транспортных средств, вследствие чего был допущен наезд. В результате женщина получила многочисленные травмы, не совместимые с жизнью. Личность погибшей в ДТП устанавливается».

— Пойдем, тут больше нечего смотреть, — Вадеев взял Артема за рукав, и они пошли в палату, где сели за стол.

— А Соломоныч где? Там..? — спросил Артем, сделав движение головой в сторону двери.

— Да, — кивнул Василий, — надо соблюсти формальности. Всем сообщить, кому надо. Нелегко ему придется.

Они помолчали. Потом Вадеев встал и подошел к окну.

— Нет, ты прикинь! — сказал он. — Ведь он смог! А я не верил, думал — заднюю даст. А он смог, — Василий потер грудь, потом повернулся к Артему и воскликнул: — А смог бы я, если б пришлось?

Артем промолчал.

— Вот именно, — покачал головой Василий. — И я не уверен.

В этот момент в дверь постучали, и заглянула медсестра.

— Это же вы Горбунов? — спросила она, глядя на Артема.

— Я.

— Там к вам пришли. Мужчина какой-то импозантный. Попросил, чтобы вы спустились.

— Маруся, а почему ко мне так редко ходят? — Василий уже был само очарование. — Нет, не мужчины — милые дамы, вот такие, как вы. Ведь я тоже невероятно импозантен.

— Да ну тебя, Вася, — хихикнула медсестра и ушла.

— Друг-брат-сват? — затараторил Вася.

— Вообще не представляю, — пожал плечами Артем. — И странно — никто не звонил.

Пока он спускался на первый этаж, в голове перебрал варианты насчет гостя. Но увидеть Мишакова не ожидал.

— Привет, — сухо поздоровался Слава. — Пошли до машины?

Артем попросил у охранника «дежурные» тапки, и они вышли. Сев в машину, Слава сразу конкретизировал:

— Я прекрасно осознаю, что ты обо мне думаешь. Мнение остальных мне поровну, но ты мне все же столько лет был другом…

Артем хмыкнул. Мишаков покосился на него.

— Да, возможно, мои слова тебе кажутся смешными. И я не настаиваю на том, чтобы ты продолжал меня уважать. Что сделано — то сделано. Я приехал договориться. Просто выслушай меня и прими решение. Хорошо?

— Слушаю.

— Какова нынешняя ситуация по компании, ты наверняка представляешь. Есть два пути — плохой и хороший. Я предлагаю хороший. Мои условия следующие: я выплачиваю тебе отступные, а ты даешь мне слово, что не будешь иметь ко мне претензий. Твоего слова мне будет достаточно.

— Благородно!

— Да, благородно. Потому что я знаю, кто ты и что такое твое слово. А та сумма, которую я тебе предложу, поможет тебе при необходимости наладить не один подобный бизнес.

— А тебе самому что мешает это сделать? — поинтересовался Горбунов.

— Мне сейчас нужен бизнес живой, рабочий и с историей.

— Ясно, — улыбнулся Артем, — ты кого-то нашел.

— Да, — кивнул Слава. — В Москве. Но там были условия.

— Понятно, — вздохнул Артем. — И сколько ты мне хочешь отстегнуть?

— Вот, — собеседник протянул заранее приготовленный листок, сложенный пополам. Артем развернул его, увидел цифру и присвистнул: — Ого! У тебя же нет таких денег!

— Уже есть. Для тебя — есть. Открою счет, где скажешь.

— Хм, ясно, — покивал Артем. — Спонсоры вложились.

— А есть разница? — Мишаков завел машину. — Это все, что я хотел тебе сообщить. Время подумать возьмешь?

— Да, до вечера, — Артем будто не заметил протянутую руку, открыл дверь и вышел из машины.

Не о чем думать он не собирался. Сумма была достаточно серьезной, а ввязываться в различные склоки Артему совсем не хотелось. И сидеть рядом с бывшим другом — тоже.

Зайдя в палату, он увидел, что Либерман уже тоже подошел.

— Такие дела, ребята, — сказал Лев Соломонович. — Судя по всему, у Бори был инфаркт, вскрытие, конечно, покажет целостную картину… да только кому она сейчас нужна? Жаль, мне не удалось пообщаться с ним перед смертью.

Он немного помолчал, потом продолжил:

— Вы, наверно, не знаете, но у нас принято хоронить человека как можно скорее. Я только что разговаривал с Ялынским. Мы хорошо поняли друг друга, поэтому сегодня Бореньку уже увезут отсюда. Не знаю, удастся ли мне вырваться на похороны, — он достал платок и промокнул глаза.

— Лев Соломонович, извините, если я влажу не в свои дела, но — о чем вы вчера говорили? — поинтересовался Артем. — Если это не секрет.

— Не секрет, конечно. Ни о чем и обо всем. О деталях каких-то. Детство его вспоминали. А еще он сказал, даже попросил, да — попросил: чтобы его не ругали.

— За что? — спросил Василий.

— За все. Если получится и если не получится, — Либерман посмотрел слезящимися глазами по очереди на сопалатников. — Мы ведь не будем его ругать, правда?

Глава 17

Четвертый курс процедур у Артема прошел полегче, даже в сон уже не так клонило, как раньше. Он решил просто полежать и с помощью телефона покопаться в Интернете, поискать новости по вчерашнему происшествию. Имя погибшей уже всем было известно. В основном преобладала всякая желтая бредятина: с кем жила, чем владела, и тому подобное. Никаких особенно интересных вестей Артем не нашел и хотел уже выключить поиск, но внезапно взгляд зацепился за фамилию «Анисимова» в одной из поисковых строк. Палец автоматически нажал нужную запись. Автор какого-то заштатного интернет-издания абсолютно безапелляционно рассуждал на тему «Око за око». Он не приводил никаких доказательств, но упоминал в статье, что за то, что Шестакова сделала в свое время с Анисимовой, произошедшее — не что иное, как кара небесная. Автор предполагал, что гибель Шестаковой не случайна. Упоминалась также та самая мифическая организация «Белая стрела», про которую совсем недавно говорил Вадеев, и которая якобы выступает в качестве защитника всех униженных и оскорбленных в стране. «Поэтому никто из тех, кого или чьих родных сильные мира сего калечили и убивали на наших дорогах, не должен терять надежды. Всегда против одной силы есть другая сила», — заканчивал автор свой опус.

Самым вежливым комментарием под статьей было: «Что автор курил, когда это писал?» Но Артему было не до шуток. Ведь предположение насчет гибели творец данной публикации высказал верное. И осознавать это было не самым приятным занятием.

Артем дождался сопалатников и зачитал им текст статьи.

— Да и наплевать, — Василий был категоричен. — Даже если все узнают — толку-то?

— Меня больше беспокоит, что ничего не пишут про машину, — Лев Соломонович по привычке снял очки и стал их протирать. — Ведь наверняка сразу нашли. Боря явно рядом ее оставил, только где?

— Надо было попросить ребят проводить его, а потом машину отогнать, — Вадеев постучал пальцами по столу. — Не подумали!

— А если там народу было много? — Артем покачал головой. — Не факт, что там можно было так просто подойти потом к машине.

— Может и так. Давай после обеда ты еще пороешься, может, отыщешь чего?

Информация о «припаркованном недалеко от места аварии автомобиле» появилась только ближе к вечеру. Впрочем, особого внимания этому факту, судя по всему, не уделялось — возможно, при расследовании не хотели излишней огласки. Также рассказывалось о состоянии водителя «КамАЗа» — он находился под наблюдением врачей в состоянии серьезного психического расстройства. Кое-какие показания ему все же пришлось дать, и они просочились в прессу. По его словам, появление женщины перед грузовиком было полнейшей неожиданностью, он увидел ее боковым зрением и потом почувствовал удар, после которого Шестакову отбросило прямо перед машиной. Да, тормоза были исправны… да, он нажал на педаль моментально… об остальном он предпочитает забыть. «С ним работают психологи» — говорилось в сообщении.

— Про камеры ничего не пишут? — спросил Вадеев. — Записи какие-нибудь, или еще чего?

Артем полистал сайты.

— Нет, ничего. С другой стороны — может быть тайна следствия.

— А у тебя знакомых в этих структурах нет? Узнать бы.

— Как ты себе это представляешь? — вскинулся Артем. — Даже причину не могу придумать.

— Да, действительно, — Вася почесал затылок, — затупил я что-то.

— Не надо ничего узнавать, ребятки, — Либерман надел очки. — За сутки журналисты что-нибудь накопают, и завтра нам будет предложена новая пища для размышлений. Таблетки, надеюсь, все приняли?

— Да.

— Да.

— Тогда, — Лев Соломонович повернулся и взял домино, — надо развеяться. Прошу к столу.

— Соломоныч, — Василий развел руки, — ты ли это?

— На конфеты или на щелбаны? — улыбнулся Артем.

Все засмеялись.

Василий начал медленно мешать доминошки. Тут открылась дверь, и на пороге в новом больничном наряде пред ними предстал Сан Саныч Анисимов.

— О, Сан Саныч! — Василий вытянул в его сторону руку. — Четвертым будешь?

— Ну, не могу я уже там, — сказал Анисимов с грустной улыбкой. — Какая разница, где спать? Завтра бы я пришел, или сегодня приду — говорю дежурному: пусти! Пустил, слава Богу!

Он закрыл дверь, кинул принесенный с собою пакет на кровать и сел на придвинутый стул.

— А завтра схожу к этим гражданам в прокуратуру, новости узнаю, не был-то сколько…

Он посмотрел на сидящих за столом. Только Либерман не сразу отвел глаза.

— Э, вы чего? Чего, спрашиваю? Молчите чего, а? Мужики, ну?

— Не надо тебе, Сан Саныч, никуда завтра идти, — тихо сказал Василий. — И вообще больше идти туда тебе не надо. Все кончилось.

— Что кончилось, Вася? Что?? Ну, не томите!

— Нет больше Шестаковой в этом мире, — ответил Либерман. — В аду она.

Глава 18

Они не были подготовлены к разговору с Сан Санычем. Они не выдерживали его взгляда, его вопросов. Возможно, им следовало бы переговорить, обсудить, как они преподнесут ему новость о гибели Шестаковой — но момент был упущен. Теперь приходилось за это расплачиваться.

Конечно, они рассказали ему все. Вывалили комом, почти не скрывая деталей. Говорил в основном Либерман, Василий — поменьше. Артем больше молчал, но именно он показывал Сан Санычу соответствующие новости в Интернете. Все трое внимательно смотрели на Анисимова — не знали, как он отреагирует на известие. Переглядывались: «Вроде нормально все, держится, да?» Анисимов держался — только на верхней губе высыпали бисеринки пота. Под конец он устало положил голову на руки. Сопалатники смотрели на него.

— Я бы сейчас с удовольствием водки выпил, — хриплым голосом сказал Сан Саныч.

Никто не улыбнулся и не ответил.

— И Катеньку помянул бы, и Бориса, и… — он встал и оглядел сидящих за столом. — Вы не представляете, что вы сделали. Я вам ноги целовать должен.

— Сан Саныч, прекрати, — попросил Вадеев.

— Нет, Вася, это ты прекрати. Есть у кого попить?

Артем налил ему воды.

— Спасибо. Сейчас, чуть успокоюсь. — Анисимов подошел к своей кровати и лег на нее. Это послужило невольным сигналом, и все разбрелись по кроватям.

— У меня все нормально, вы не подумайте, что я сейчас коньки отброшу, — Сан Саныч чуть приподнялся и поправил подушку. — Мне и помирать сейчас не страшно, а с другой стороны — окрепнуть чутка надо, есть причины еще пожить.

— Поделишься? — донеслось с Васиного угла.

«Молодец, Вася, отвлекает Сан Саныча, на разговор раскручивает», — подумал Артем. Его взгляд пересекся со взглядом Либермана — похоже, Лев Соломонович подумал о том же.

— Конечно, — ответил Анисимов. — Во-первых, вам должок отдать.

— Слушай, ну хорош уже, — прервал его Василий и сильно закашлялся.

— Нет, друзья, я ваш должник теперь. Что хотите, сделаю, как вы для меня.

— Зря вы так, Сан Саныч, — Либерман крутил в руках очки, словно не зная, что с ними делать. — Справедливость не должна быть замешана на долге. А зло всегда должно быть наказано.

— Как в сказках, — брякнул Артем.

— Да, — согласился с ним Либерман, — хоть жизнь совсем не сказка.

— Хорошо, пусть я неправильно выразился, извините, — Анисимов тяжело вздохнул и продолжил: — Но случилось то, о чем я не мог и мечтать. Хотя нет, правильнее будет сказать — о чем я мечтал все время после гибели Катеньки, но не смел и думать, что это случится. Я вам так благодарен за то, что вы мне все рассказали! И если бы у меня было здоровье, были силы и возможности — я бы только и делал, что занимался вот этим… тем, что вы сделали.

«Вот блин!» — Артем враз пожалел о Васиных «раскрутках».

— Ты башкой там в ПИТе двинулся? — Василий говорил с некоторой натугой, от кашля у него покраснело лицо. — Мультиков про Супермена насмотрелся под наркозом?

— Вася, ты не представляешь, чего я насмотрелся, пока в эту долбаную прокуратуру ходил. Сколько горя людского видел, сколько историй слышал, скольким людям разные подонки жизнь искалечили — и никто этих подонков не наказывает, никто! Да я там о таких случаях узнал, что моя трагедия — ничто!

— Ты в первую очередь успокойся, — попросил его Василий, — никто ж не говорит, что подонков этих прощать надо.

— Так может… имеет смысл продолжить начатое? — Анисимов приподнялся на кровати.

— Стоп, стоп, — Артем поднял руку. — Сан Саныч, но ведь так нельзя! Не может такого быть, чтобы не было на свете справедливости. Не все же прокуроры, или кто там из правоохранителей — взяточники? Есть и честные люди.

— А ты таких многих знаешь? — спросил Вадеев.

— Многих, не многих — какая разница? Кто мы, боги — наказывать людей, лишать их жизни? Пусть даже и по делу, по справедливости.

Наступила тишина. Было слышно, как в коридоре переговариваются медсестры.

— Не боги, — прервал паузу Либерман. — В этом вы, Артем, правы. Но почему тогда боги молчат?

Артем развел руками. Лев Соломонович потер глаза и продолжил:

— Каждый из нас верит в то, что излечится от этой проклятой болезни. Каждый из нас верит тому, что пишут в газетах… и в этом несчастном Интернете — про то, что все лечится. Но у троих из нас — вы, Артем, к счастью в наш круг не входите, и желаю вам этого избежать, — так вот у нас перспектива выкарабкаться маловероятна. Трое из находящихся здесь каждый день чувствуют, как внутри что-то становится хуже и хуже. Нас лечат, за лечение платят немалые деньги — извините, Сан Саныч, — но лучше-то нам не становится. И я снова хочу задать тот же вопрос — почему молчат упомянутые вами боги? Чем мы их прогневили? В чем мы перед ними виноваты?

Артем был просто ошарашен прямотой собеседника. Он посмотрел в глаза каждому из сопалатников и у каждого во взгляде увидел БОЛЬ.

— Я не знал, — только и смог сказать он, — что у всех вас все настолько плохо.

— Никто не готовится сдвигать кеды, Артем, — Василий ответил в своем стиле. — Просто прими это как данность. А жизнь — хм, еще поживем, — он улыбнулся.

— Все правильно, — сказал Либерман. — Так вот, о чем я говорил? Мне кажется, что каждый подлец в этом мире должен понимать, что есть не только отдаленная и никем не доказанная небесная кара. Такая же кара должна быть и здесь, на земле. Если это не делается государством — должен быть кто-то еще. И почему это будем не мы? Боренька показал нам пример. Терять нам по сути уже нечего. В некотором роде мы тоже приговорены — и видимо есть, за что. Пусть так. Но мы еще в силах помочь кому-то, как помогли Сан Санычу. У нас есть немного времени — пока мы в силах, пока мы здесь.

— Да и даже если выпишут домой умирать — какая разница? — тихо проговорил Анисимов. — Ну, так как, мужики? Нам есть кому помочь, поверьте.

— Я поначалу подумал, что Сан Саныч Робин Гудом заделаться задумал, — Василий ухмыльнулся и хлопнул себя по коленке. — Если по совести — я только за. Подонков надо наказывать, и никак иначе. И почему это не смогу сделать я? Когда-то наших дедов и отцов учили, что за благое дело и жизнь отдать не жалко. Так, Соломоныч?

Тот кивнул. Все взоры уперлись в Горбунова. Артем почувствовал, как у него покраснели уши. «Вот блин, как в школе, когда двойку получил», — мелькнула дурацкая мысль.

— Вы, Артем, самый здоровый среди нас, извините уж меня, старика, за прямоту, — сказал Либерман. — Мы с вами не так давно знакомы, но очевидно, что вы хороший человек. И я думаю, что выражу общее мнение, пожелав вам вылезти из пут этой дряни как можно быстрее, и жить еще долго и счастливо. Лично я буду за это молиться. Но без вашей помощи, в том числе финансовой, нам будет тяжело. Помогите нам, и вам обязательно воздастся.

Надо было что-то решать. Пауза постепенно затягивалась.

В Артеме сейчас боролись две каких-то непонятных сущности. Одна утверждала, что все не так плохо, что он не должен плясать под чужую дудку, что в государстве есть более честные и сильные люди, чем он, к тому же наделенные полномочиями, которые и должны бороться со всеми этими негативными явлениями, наказывать негодяев и подлецов. А вторая — просила просто поднять глаза. Требовала помочь этим людям самим распоряжаться тем малым, что осталось у них. И называла его трусом.

Дилемма? И был ли у него выбор?

Он вздохнул.

— Я в деле.

Глава 19

Артем долго не мог заснуть. В мозгу постоянно крутились мысли, которые он никак не мог от себя отогнать. То и дело он задавал себе вопрос:

«Правильно ли я себя веду?»

И не мог найти ответ.

В какой-то момент он вспомнил беседу со священником. Как будто правильные слова — о силе, об испытании, о будущем. Но Артем никак не мог сопоставить эти слова и те страдания, которые он увидел в глазах своих товарищей по несчастью.

«Где же твоя милость, Господи? Почему люди должны так мучиться?»

Или батюшка увидел что-то только в его, Артема, глазах? И есть шанс, что у него все закончится хорошо? Только бы выдержать…

В эту ночь ему приснилась мать. Такое происходило крайне редко, но эти сны, в отличие от других, Артем обычно утром хорошо помнил. Иногда снилось особое материно умение — заговорить болезнь или помочь уснуть. Это очень помогало в детстве. У матери в комоде лежал какой-то капор или чепчик, кем сделан — неизвестно, она никогда об этом не говорила. Скроенный из какой-то бумаги — не ткани, а именно бумаги, склеенный какими-то полосочками разного цвета и толщины, а внизу, на месте завязок — две тонкие дощечки. Если он не мог заснуть, мать надевала на него этот капор, усаживала на кровати и сама садилась рядом. Потом он брался за эти дощечки руками, как бы глубже натягивая капор на себя, а мама начинала что-то бормотать: непонятное, каким-то смешным бабушкиным лопотком, судя по всему — на старославянском. Вот только подумать про то, что это смешно, он успевал, а засмеяться — нет. Сразу накатывал сон, веки тяжелели, а за ними и голова, и мысли уже не успевали за действиями. Просыпался он отлично выспавшийся, и долго потом ему это внушение не требовалось. Также было и в случаях, когда он подхватывал какую-нибудь хворобу: уснул, проснулся, а болезни почти и нет. Мать никогда ничего ему не объясняла, только улыбалась, гладила по голове и отвечала: «Главное, что все хорошо», а когда он сам пытался заснуть с капором на голове — ничего не получалось. Разве что попадало от матери за то, что без спроса залез в комод. Капор периодически рвался и изнашивался, и мать его как-то подправляла, но делала это за закрытой дверью. После смерти матери капор куда-то пропал, хотя он долго и упорно его искал.

Утром сопалатники не стали вспоминать о вчерашней договоренности и вплоть до расставания после завтрака болтали о всякой ерунде. Когда Артем подошел к процедурной, оттуда вышел начмед.

— На ловца и зверь бежит, — радостно воскликнул Ялынский. Он взял собеседника за локоть и чуть отвел в сторону. — Как самочувствие?

— Кажется, нормально, — пожал плечами Артем. — Сегодня пятая процедура, таблетки пью, уколы делаю. Завтра-послезавтра Бойко обещал первые результаты объявить.

— Да, результаты — это правильно, — сказал Ялынский, — но есть еще одна новость. В Москву не хотите съездить?

— Зачем?

— Я разговаривал со столичными коллегами, и меня заверили — есть возможность продолжить лечение в одной из самых лучших московских клиник. Нет, никто вас отсюда не гонит, и за местное лечение я лично отвечаю — поверьте, у нас тут все на высоте. Но там Москва, думаю, вы понимаете, о чем я толкую. И попасть туда не так-то легко, — он деликатно покашлял в кулачок, — простому смертному.

Артем вспомнил вчерашний вечер. Настроение испортилось.

— Рекомендуете, значит? — спросил он начмеда.

— Более чем! — выпалил Ялынский. — Там действительно могут делать чудеса. Конечно, после всего надо будет чуть изменить образ жизни, иногда проходить обследования, но ведь главное — конечный результат, не так ли?

Артем вздохнул. Безусловно, здоровье было превыше всего.

— Что необходимо?

— Давайте подождем, когда появятся результаты. Я перешлю их своим коллегам, мы посоветуемся, и о результатах беседы я вам сообщу. Самое основное — финансовый вопрос пусть вас не пугает, там сидят не хапуги, а вполне вменяемые люди, которые делают свое дело в высшей степени профессионально. И когда вы ощутите это на себе, то поймете, что здоровье дороже всего на свете.

«Прямо мысли читает», — подумал Артем, а вслух произнес:

— Договорились. Я вам полностью доверяю.

Начмед расплылся в улыбке и откланялся.

Артем зашел в процедурную и отдался на откуп медсестрам, которые как бы и не заметили его небольшого опоздания.

«Ладно, деньги деньгами, а здоровье действительно главнее. Если удастся вылечиться — уговорю Савелия храм какой-нибудь восстановить.

Блин, начмед чертов! Ведь хорошую новость принес, а настроение испортил!»

Глава 20

Когда Артем пришел в палату, там был только Вадеев. Он лежал на кровати лицом к стене и даже не повернулся, когда стукнула входная дверь.

— Ты чего, Вась? — спросил Артем. — Плохо? Врача позвать?

— Толку-то? — не поворачиваясь, буркнул Вадеев. — Поздно уже кого-то звать.

— Э-э, ты чего это? Что случилось?

Василий медленно развернулся. Лицо его было бледным.

— Случилось, Тема, то, что должно было случиться. А в целом — ничего нового. Нужна, говорят, операция. Спрашиваю: есть смысл? Есть, говорю им, гарантия, что меня порежете, но жить буду нормальным человеком, а не овощем? А они мне: ну да, конечно. А сами глаза отводят.

Он вздохнул. Артем не знал, что сказать. Хотелось как-то подбодрить, но найти слова он не мог.

— Ты знаешь, — Василий тяжело сел, — у меня дед в войну погиб, до 9 мая две недели не дожил. Полковником был, две «Славы» получил, ордена, медали. Отец с детства одно запомнил, как дед его воспитывал — ничего, говорил, не бойся. Батя через всю жизнь это пронес. Тоже военным был, батальоном командовал. И мне втемяшивал — никогда никого и ничего не бойся. В бурсу меня отправил…

— Куда? — не понял Артем.

— Да в суворовское училище. Хотел, чтобы я тоже военным стал. Только я там за год до выпуска одному капитану в морду заехал — за дело, даже батя это понял и принял, но вышибли меня с бурсы и потом в армию загребли. Впрочем, нет, сам пошел — так правильнее будет. А тут первая чеченская — и началось. Потом уже «сверчком»… ну, в смысле — на сверхсрочную остался, затем вторая чеченская, с хорошими ребятами там познакомился. Здесь на гражданке потом с ними уже мутили, благодаря им тут сейчас, а не в шарашке какой-то. Продлили мне жизнь, спасибо им.

Он потер грудь.

— И вот веришь, никогда ничего не боялся. Ни в детстве, когда со шпаной один дрался, ни на войне. А сейчас — боюсь. И самой смерти боюсь, и просто сдохнуть боюсь, потому как еще много хотел чего сделать.

Василий вздохнул и усмехнулся.

— Соломоныч говорит, что душа вечна. Что смерти как таковой нет — просто тело закончит свои дни, а дух будет жить. И всякие экстрасенсы это подтверждают, когда с иными мирами разговаривают. Наверно, это так. Но все равно…

— А семья? У тебя есть кто? — спросил Артем.

— Дочка есть, Танечка, — улыбнулся Василий. — Жена… была. Женился, как пришел. Но как со мной жить? Поначалу война снилась, орал ночью, руками махал. Она плакала, лечиться предлагала, ссорились из-за этого. Потом дочка родилась, у меня — работа, она дома. Развелись, короче. Она себе нового мужика нашла, нормальный, ее любит, дочку мою… не обижает. Такие вот пироги…

— Операцию-то все равно надо делать, — Артему хотелось сказать какие-то правильные слова, но приходилось подбирать слова. — Нормально все будет. Ты не обижайся, но на самом деле, что за глупости? Ведь сейчас медицина чудеса творит! Вы вот вчера тут жести, конечно, дали, но так ведь нельзя! Жить надо и радоваться, тем более — в твоем возрасте!

— Наверно, — Василий покивал, не поднимая глаз, — наверно, все правильно ты говоришь. Я так подумал: отпрошусь к дочке, ребята свозят. А там поглядим.

Их беседу прервали пришедшие сопалатники. Входя, они что-то продолжали обсуждать, негромко, но достаточно активно. Либерман пропустил вперед Анисимова, плотно прикрыл дверь и посмотрел на Горбунова и Вадеева.

— Что-то случилось? — спросил он. — У вас какие-то странные лица.

Артем посмотрел на Василия. Тот откашлялся и сказал:

— Все нормально, Соломоныч. Скажем так — ничего особо нового.

Либерман внимательно посмотрел на Василия. Но так как тот больше не собирался ничего говорить, он обратился к Артему:

— Я просто подумал, что появились новости по… тому делу.

Артем почувствовал себя виноватым — исследовать Интернет было его негласной задачей.

— Сейчас посмотрю.

Но никаких серьезных новостей не было. Даже про «найденную неподалеку» машину все вести были давними. Антон помотал головой — дескать, ничего.

— Хорошо, — Лев Соломонович сел на кровать и надел очки. — Есть кое-какие мысли, мои молодые друзья. Сейчас Сан Саныч вам все расскажет.

Артем повернулся к Сан Санычу, но что-то внутри повелело ему поглядеть на Василия. И сейчас Вася почти не походил на больного человека. Особенно поразили Артема его глаза, смотрящие на Анисимова — горящие и требующие чего-то. И это преображение очень не понравилось Артему.

Глава 21

— Мы со Львом Соломоновичем сейчас немного пообщались, — начал Анисимов, — это по вчерашней теме.

— Есть кому помочь? — Василий прищурил глаза.

— Да. Есть. Много кому, — Сан Саныч опустил голову. — Вы даже не представляете, сколько таких людей вокруг.

И он рассказал несколько историй, которые услышал во время скитаний по прокуратуре.

Последней была история о женщине, у которой убили единственного сына, работника полиции. Убили возле кафе, когда он попытался оттащить мужчину от женщины, которую тот избивал. Пока полицейский, бывший в тот момент в «гражданке», успокаивал женщину, отошедший якобы в сторону мужчина вытащил из машины железный прут и дважды ударил полицейского, нанеся ему «травмы, несовместимые с жизнью». Вызванный кем-то наряд скрутил убийцу, при этом коллеги погибшего не смогли себя сдержать и немного помутузили подонка. Казалось бы, убийство полицейского, пусть даже и не при исполнении — одно из тягчайший преступлений, и подлецу грозят все мыслимые кары. Но как бы не так. Через сутки суд освободил убийцу под залог, а на тех, кто его задерживал, завели уголовные дела и уволили из органов. Папой убийцы оказался один из краевых судей, еще один родственник сидел где-то наверху в Москве, и в результате адвокаты в суде все свели к банальной драке и случайной смерти. Подонок даже не был толком за решеткой — всего год отсидел на поселении и вышел по УДО. Все требования матери, которая одна воспитала сына, выступления в СМИ, в том числе в центральных, обещания властей МВД не оставить случай без оценки — все это было впустую. Сейчас убийца уже на свободе, по жизни — серьезный бизнесмен на строительном рынке. И фамилия его, и внешность в городе всем хорошо известны. Вот собрался выдвигаться в депутаты, и судимость, видимо, не будет помехой — что-нибудь придумают.

— Что-то слышал такое, — задумчиво сказал Артем. — А как фамилия этого урода?

— Харченко, — ответил Сан Саныч. — Я запомнил.

— Вот черт! — замотал головой Артем. — Я его даже знаю чуть-чуть, пересекались по делам пару раз. Надо же!

— Это что-то меняет? — спросил Василий.

— Ни в коем случае. Просто не знал, что он — тот убийца, про которого немало писали.

— Получается, тогда разве что его фамилию нигде не озвучили, — сказал Анисимов. — А мать все пытается добиться справедливости. Мне говорила, что деньги копила и в Москву ездила — только ничего не решила. Седая вся.

— А мужики эти, которых уволили, они чего? — Василий отвернулся к окну. — Их выпнули, и наверняка без пенсии — и они смолчали? Языки в задницу засунули? Или друзья — пусть не сослуживцы, но друзья-то — почему не дали обратку?

— Не знаю, — тихо ответил Сан Саныч, — она не говорила.

— Не понимаю, — покачал головой Василий, — не понимаю…

Возникла пауза, нарушить которую решил Либерман.

— Мы с Сан Санычем обсудили этот случай и решили вам, мои молодые друзья, предложить именно его в качестве подходящего варианта. Что думаете?

— А нечего и думать, — Василий посмотрел на сопалатников. Его взгляд чуть дольше задержался на Артеме. — Извини, Тема, что я так сразу, но думаю, что ты в любом случае согласился бы — это как раз подходящий случай. А потому предлагаю свою кандидатуру на исполнение. Даже есть уже мысли, что и как.

— Ох, ты! — вырвалось у Артема.

— План такой, — останавливаться Василий не собирался. — Узнать график передвижения этого Харченко в ближайшие дни, подобрать лучшее место и запулить ему в башку с СВД.

Он поднял руки, видя лица сопалатников.

— Спокойно, спокойно. Маршрут на мне или Соломоныче, по месту и винтовке — тоже решу с ребятами. На Артеме возможные траты на машину. Если никто не против — я пойду звонить.

— А я? — тон Сан Саныча был немного обиженным. — Мне что делать?

— Ты нам работу предоставил, Сан Саныч, — вставая, ответил Вася. — И если все удастся — найдешь ту женщину и скажешь ей, что есть на свете справедливость.

Он пожал плечо Сан Санычу и вышел за дверь.

Оставшиеся в палате переглянулись.

— Он только что еле лежал, — сказал Артем, — мне сказал, что ему операцию предлагают, а он боится. А сейчас — смотрите, в него как живой воды влили!

— Вот это меня очень пугает, — сказал Либерман. — Как бы не наделал глупостей.

Глава 22

После обеда Артему позвонил Мишаков. Оказывается, Слава уже подъехал с документами. Идти не хотелось, но Артем понимал, что лучше все закончить побыстрее. Бывший друг, видимо, придерживался такого же мнения. У него были готовы все документы, оставалось их только подписать. Напоследок Мишаков вручил Артему карточку и бланк с реквизитами.

— Здесь вся сумма, — сказал он, — как договаривались, можешь не проверять.

— Я верю, — кивнул Артем и, забрав документы, вышел из машины.

Сунув файл с бумагами под мышку, он решил немного прогуляться по территории. На обратном пути, уже ближе ко входу в медцентр Артем увидел Вадеева, стоящего возле джипа «Паджеро» с невысоким крепышом. Вася помахал Артему рукой и что-то сказал крепышу, на что тот театрально поклонился, после чего оба засмеялись. Артем ухмыльнулся и двинул обратно в палату. Через некоторое время туда пришел и Василий.

— Не обиделся?

— Нет, с чего бы, — улыбнулся Артем.

— Запомнил парня в лицо?

— Ну да.

— Это Толя Шевчук, мы с ним вместе воевали. Сейчас он мне помогает. Он один из руководителей нашей организации. Если со мной что-то случится — с ним можешь быть так же откровенен, как со мной, он в курсе всего. Да и по жизни, если что, он всегда может помочь. Мужик надежный, не подведет и не обманет.

— Понял, — вздохнул Артем, вспомнив визит бывшего друга.

— Слушай, Вась, — он решил переменить тему, — а что, действительно вот так запросто можно найти снайперскую винтовку?

Василий посмотрел на него как на идиота.

— Ты ж взрослый. Должен понимать, сколько войн прошло за последнее время. Сколько воинских частей сократили или расформировали. И это только у нас. Конечно, связи есть не у всех. И деньги не у всех. Но зато эти деньги все любят — от генерала до прапорщика. И не всегда надо идти к генералу — что-то может решить и обычный «кусок». Главное — найти подход.

Теперь настала очередь вздыхать Вадееву.

— Так что найти можно все. Вопрос в цене и сроках. Ну, и что-то должно лежать как НЗ. Девяностые давно прошли, сейчас практически никто ни с кем не воюет — нет смысла, есть другие способы конкуренции, да и органы уже не те, не дадут развернуться. Но у серьезных организаций, как поется в песне, всегда «бронепоезд на запасном пути». Понимаешь, о чем я?

Артем покивал.

— Ну вот, — откашлявшись, сказал Василий, — все просто как бином Ньютона.

— А тебе приходилось с такой винтовки стрелять? — спросил Артем. И тут же пожалел об этом.

Взгляд Вадеева стал жестким, губы превратились в две тонкие полоски.

— Давай не будем об этом, — ответил он и отвернулся.

Так они и промолчали, пока не пришел Сан Саныч.

— Лева там уже что-то узнал, сейчас придет и расскажет, — присев на кровать, сказал он.

Либерман пришел минут через пятнадцать.

— Завтра у Харченко встреча с избирателями в ДК Железнодорожников. Потом он уедет на неделю в отпуск куда-то, не удалось узнать, куда.

— Откуда такие подробные сведения, Соломоныч? — Вася поднял брови. — Опять молодым девушкам звонил, старый развратник?

— Василий, ну зачем вы так?

— Уезжает, значит? Вот невезуха! — Василий постучал кулаком по зубам. — Во сколько встреча?

— В двенадцать. Но по месту еще не понятно…

— Это уже не важно, — выпалил Василий и вышел из палаты.

Никто ничего не понял.

— Он что-то говорил, пока нас не было? — спросил Либерман Артема.

— Ничего такого. За жизнь поговорили, и все.

— Что он задумал? — Либерман почесал подбородок.

Через пару минут вернулся Вадеев.

— Короче: у меня получилось на завтра к дочке отпроситься, — Василий был немного возбужден. — Вот я потом и заскочу на эту встречу с избирателями.

— Просто заскочишь? — спросил Анисимов.

— Успокойся, Сан Саныч, что за вопросы? — Василий встал посреди палаты, потянулся, а потом повернулся к Артему: — Что вы на меня так уставились, как солдат на вошь?

— Да какой-то ты нервный больно, Васенька, — сказал Либерман.

— Это во мне радость играет перед встречей с дочуркой! — На лице Василия сияла улыбка. — Пошли уже на ужин, а потом в доминго сбацаем. Никто не против?

— Вася, Васенька, да что с тобой? — спросил его Лев Соломонович.

— Соломоныч, не дрейфь! — обнял его Вадеев. — Сегодня у меня прилив бодрости, и я раздену вас до трусов.

Он захохотал и первым вышел в коридор. За ним двинулись обалдевшие Артем и Сан Саныч. Последним шел шептавший что-то Либерман.

Глава 23

Встреча с дочкой совсем не расслабила Василия, на что он очень надеялся. Он ехал в машине рядом со своим другом Толей Шевчуком, смотрел в пол и размышлял.

…С женой он расстался в целом хорошо, и поэтому встречи с дочкой проходили без лишних нервов. Он даже мог прийти за Танечкой к ним домой, чтобы недолго погулять с ней, сходить в парк или на аттракционы. Иногда жена доверяла ему забирать дочурку из детского сада, позже — из школы. Вот и в этот раз Шевчук подвез его к старому зданию школы, сейчас по новой моде называвшейся гимназией, — к той самой школе, в которой когда-то учился сам Вася Вадеев.

— Я буду недалеко, — сказал Толя.

Василий кивнул.

Он хоть и тяжело, но с первого раза вылез из машины и медленно пошел к воротам. Ждать Танечку пришлось недолго — вот она уже бежала к нему, размахивая портфелем.

— Папа, папа, привет! — она прижалась к нему всем тельцем и так крепко обняла его, как могут обнимать любимых родителей только сильно скучающие дети. У Василия выступили слезы, и он, одной рукой прижимая к себе дочь, другой аккуратно вытер глаза.

— Здравствуй, солнышко, — проговорил он каким-то скрипучим голосом. — Здравствуй.

— Куда сегодня пойдем? — спросила дочь, отстраняясь.

— Давай сегодня просто пройдемся, хорошо? — Василий старался не смотреть в глаза дочери: внутри сразу начинало что-то сильно болеть, и он не понимал, какая это боль — физическая или душевная?

— Что, даже в прятки не поиграем? — улыбалась Танюшка.

— Если можно, если ты не будешь на меня обижаться, — ответил отец.

— Да нет же, папочка, конечно не буду. А ты знаешь, что у нас сегодня было?

И дочь пустилась в длинный монолог про происходящее в школе: кто какие оценки получил, кто с кем подрался, кто в кого опять влюбился, и так далее. Василий просто шел рядом, держал дочь за руку, нес ее портфель и чувствовал себя самым счастливым человеком на всем белом свете. Так они дошли до нужного подъезда, остановившись у скамейки.

— Ну что, пока? — спросила дочь. — Когда ты в следующий раз ко мне придешь?

Василий присел на корточки, что стоило ему неимоверных усилий.

— Танюшка, ты понимаешь, — каждое слово ему приходилось выдавливать из себя, — может так случиться, что мне придется надолго уехать. И мы не сможем увидеться очень долго.

— Но потом… потом-потом — мы ведь увидимся? — доверчиво спросила дочь.

Что он мог ответить?

— Да, потом-потом — да, конечно! Я только хочу тебя попросить.

— О чем?

— Чтобы ты меня никогда не забывала.

— Папочка, я тебя никогда не забуду, — дочка чмокнула его в щеку и, забрав у него портфель, убежала в подъезд.

Сил удерживать себя на корточках уже не оставалось, да и портфель, дававший опору, исчез, поэтому Василий вытянул руку и облокотился на скамеечные доски. «Встать бы», — подумал он, но тут сзади кто-то его поднял как ребенка.

— Ноги затекли, папаня? — это был Толя, которому Василий был несказанно благодарен. Они поковыляли, посмеиваясь друг над другом.

Сев в машину, Толя спросил:

— Время еще есть. Как ты?

— Нормально, — ответил Василий.

— Точно?

— Точнее не бывает. Поехали, место еще найти надо.

Конечно, он понимал, что далеко не все нормально. Но рассказать правду — это было неправильно. Да и решение он уже принял.

…Именно Шевчук обеспечивал покупку автомобиля для Белкина. Как потом узнал Василий, тогда удалось купить две машины — одну, более качественную по виду и степени ухода, уже использовали, а вторую, старенькую «пятерку», которую пришлось немного подремонтировать, решили придержать до нужного случая. Обе машины были оформлены на «мертвых душ», поэтому никаких проблем при обнаружении брошенной машины, как это случилось ранее, возникнуть не могло. Сейчас настал тот самый «нужный случай», и «пятерка» бодро везла их в назначенное место. Шевчук и Вадеев давно знали друг друга, очень многое вместе пережили и могли доверять друг другу во всем. Поэтому, когда зашла речь о помощи Анисимову, Василий знал, с кем может пооткровенничать. Так случилось и сейчас. Василий все рассказал Толе, в том числе о том, что сам собирается участвовать в «деле». Он знал, что друг не будет его отговаривать — они слишком долго были знакомы. Но при этом Василий не хотел говорить другу ничего лишнего — чтобы тот потом не винил себя.

Найти винтовку не удалось. Дураку было понятно, что никто вот так запросто ее на блюдечке с золотой каемочкой не преподнесет, да и времени было в обрез. Вадеев это предполагал, поэтому в качестве запасного варианта попросил найти пистолет, заранее обосновав свое требование возможным изменением первоначального плана. В итоге все к этому и пришло.

С Шевчуком они все обговорили: подъезжают к ДК, находят место, ждут. Харченко выходит после встречи, Вадеев подходит к нему, стреляет, тут подъезжает Шевчук, и они уезжают. Потом бросают машину, поджигают ее. Все. Василий будет одет в плащ, очки без диоптрий и шляпу. Если будут проблемы — действовать по ситуации, но кто там будет создавать проблемы? Харченко вряд ли ожидает чего-то такого, телохранителей у него нет, место не особенно людное, пробок в это время нет. Люди на такие встречи обычно ходят немолодые, свидетели из них больше шумные, чем толковые.

Они подъехали на место и стали готовиться. Сначала Василий вышел, накинул плащ, потом сел обратно в машину.

— Вот ТТ, там четыре патрона, — Шевчук передал пистолет другу. — Отстрелян, все нормально. Патрон в патроннике.

— Не сомневаюсь, — Василий положил пистолет в карман.

— А ну без лишнего базара! — зло сказал Толя. — Инструктирую, как всегда. И мне не нравится, как ты выглядишь. Ты точно нормально себя чувствуешь? Как ты потом ко мне побежишь? Ты же еле из машины вылазишь! Давай все отменим!

— Успокойся! — огрызнулся Василий. — Ничего отменять не будем. Ты отвечай за себя, а я за себя.

Оба помолчали, приводя нервы в порядок.

— Во сколько окончание встречи? — спросил Вадеев.

— Четырнадцать ноль-ноль.

— Уже тринадцать пятьдесят пять. Пойду пройдусь. Будь готов.

Он выбрался из машины («Вот так, и пусть он не смотрит в спину!») и двинулся к неработающему фонтану, который находился аккурат напротив входа в ДК. Фотографию Харченко он уже видел — Артем накануне показывал в Интернете, — поэтому ошибиться не боялся. («А чего боялся?» Почему он подумал об этом сейчас?) Он достал из карманов руки — справа карман сразу оттянуло — и посмотрел на растопыренные пальцы. Нет, не дрожат. Василий усмехнулся: «Так может, рано?»

Нет, не рано. Что изменится за пару недель или месяцев? Ничего.

Дверь скрипнула, и из ДК начал выходить народ. Вадеев подошел чуть ближе ко входу. Человек двадцать-тридцать вышло, и возникла пауза. «Неужели пропустил?» Но нет, вот вышли еще двое. Вторым шел Харченко, ошибки быть не могло. Недалеко стояла красивая черная иномарка, и он направлялся к ней. «Не опоздай!» — щелкнуло в мозгу.

Василий поспешил за парочкой. Толя был прав — бежать он не мог, еще и с рукой в кармане. Пришлось крикнуть:

— Товарищ Харченко!

Идущие впереди мужчины остановились.

— Вы меня? — спросил один из них.

— Да.

Василий подошел поближе, достал пистолет и, направив его на Харченко, сказал:

— Это тебе за того парня из полиции.

Три выстрела раздались один за другим. Харченко упал как подкошенный. Вадеев перевел пистолет на второго мужчину. Тот вытянул перед собой руки и что-то проговорил.

Василий посмотрел на него. Потом снял очки, и его взгляд поднялся к небу, словно глаза его искали солнце. Голова так и была запрокинута, когда он прижал ствол под подбородок и нажал на курок в последний раз.

Глава 24

— Я ничего не мог сделать.

Шевчук курил одну сигарету за другой.

— Вижу, он к ним пошел. Завелся, думаю — сейчас поеду, уже тронулся, а он тут — бах! — и все.

Артем стоял рядом, опершись на «пятерку», и слушал.

— Я должен был понять, что он не в себе! — Анатолий отшвырнул окурок. — Мы же договорились об одном, а он…

— Да ничего ты не должен был, — сухо сказал Артем, — он тебе просто ничего не сказал. Ему жить оставалось всего ничего, он больной был весь, только с виду на кураже, а внутри весь — насквозь! Ему операцию предложили, но без гарантии, вот он и решил… вот так.

— Так почему он не…

— Тише ты! — Артем схватил Шевчука за руку. — Хочешь, чтобы все услышали?

На площадке, кроме них, никого не было, но привлекать внимание, безусловно, не стоило.

— Да я понимаю, — снизил голос Толя, — но почему он мне не сказал? Мне! У нас же с ним никаких секретов не было, мы с ним с одного котелка ели и по жизни рядом шли! И лечение тут нами оплачивалось — да не в деньгах дело, черт бы их побрал! Нашли бы еще деньги, нашли бы других врачей, другие больницы! Почему он промолчал?

— Потому что понял — уже поздно. И тебе говорить не хотел. Никому не хотел.

Артем опустил голову. Когда его вызвали вниз, он не мог предположить, кто к нему приехал и какую весть хочет сообщить. Да, они с Сан Санычем и Львом Соломоновичем ждали новостей — но ожидали их от Василия, живого и здорового! А оно вот как повернулось…

— Он ведь мне жизнь спас, — услышал Артем голос Шевчука. — И не мне одному — троих нас вытащил, на Героя его представляли, да хрен там, закурковали, орденом отделались. Мы все ему по гроб жизни обязаны… были. А теперь — дочери будем помогать, защищать гласно и негласно. И вам, если чего надо — поможем.

Толя выбросил очередную сигарету — Артем и не видел, когда тот ее закурил, — и сказал:

— Мне ехать надо. Не думаю, что кто-то мог машину где-то видеть, но лучше будет ее на время спрятать. Вот тебе моя визитка, звоните в любое время. Вася за вас поручился, а значит — вам можно доверять. И если еще кому надумаете по жизни «ответку» кинуть — мы всегда посодействуем. Нужное дело вы придумали.

Артема эти слова слегка покоробили, но в данный момент было не совсем правильно начинать дискуссию. Они пожали друг другу руки.

— По Василию, — вздохнув, нехотя проговорил Артем. — Там ведь нужно сейчас…

— Не волнуйся, — Толя положил ладонь ему на плечо, — ребята уже на месте, общаются с полицией. Я позвонил, кто надо уже приехал, действует очень аккуратно, чтобы не привлекать ненужного внимания. Постараемся его забрать как можно скорее, похороны и прочее организуем, скажи своим. Кстати, ждите господ в погонах сюда сегодня-завтра. Всяко-разно притащатся.

— Это понятно, — Горбунов кивнул и еще раз тяжело вздохнул.

На этом и расстались.

Было ясно, что подобные новости не могут никого обрадовать. После того, как Артем рассказал Анисимову и Либерману о том, что произошло, в палате надолго повисла тишина.

Первым не выдержал Сан Саныч.

— Вася, Вася… Видимо, нельзя было по-другому. А Харченко точно убит?

— Я понял — да, — Артем пожал плечами. — Все-таки три пули, в упор.

— Надеюсь, эта гнида получила свое. А как вы думаете, Артем, к вечеру в Интернете информации будет достаточно? Можно будет что-то узнать поподробнее?

— Можно сейчас попробовать что-то поискать, — ответил Артем и полез в карман за телефоном. Как только он его включил, в дверь постучали.

— Горбунова к главврачу, — сообщила медсестра.

Артем посмотрел на Либермана.

— Это явно из-за Василия, — сказал тот. — Думаю, будет верным сделать вид, что мы еще не в курсе.

Когда Артем зашел к Ялынскому, тот выглядел очень возбужденным.

— Вы слышали, что случилось? — не здороваясь, выпалил он, как только Горбунов вошел к нему в кабинет. — Вадеев застрелил человека и сам застрелился — на улице, средь бела дня! Вы уже слышали об этом?

— Нет, — аккуратно солгал Артем, — не слышал. А почему, что там случилось?

— Не знаю, но скоро выясню. К нам уже едут.

— Кто?

— Ой, да откуда я знаю? — вскрикнул главврач. — Из полиции, кажется.

Ялынский вдруг подбежал к Артему, схватил его за локоть и чуть не силком усадил на диван, сам при этом сел так близко, как будто хотел сообщить собеседнику что-то крайне важное. Но вышло наоборот — главврач начал спрашивать, причем шепотом:

— Артем Григорьевич, дорогой, вы же с ним в одной палате лежали — что с ним случилось? Что он говорил, что хотел, куда собирался сегодня? Скажите!

— Да ничего не говорил, — откровенничать с Ялынским не входило в планы Артема, — знаю, что к дочке хотел заехать, вот и все.

— Да, точно, к дочке! А может, тот, кого он убил, дочку его обидел? Но зачем он себя тогда убил? Мы же собирались ему операцию делать, она бы его на ноги поставила, здоровье вернула, еще бы столько лет прожил!..

Артему захотелось уйти, и он стал вставать, но главврач крепко держал его за рукав.

— Сейчас ведь менты приедут, надо им что-то будет говорить, объяснять. А у нас репутация, знаете ли, а после такого проверка еще какая-нибудь нагрянет, не дай Бог, надо ж было такому случиться! И вас всех начнут тягать, спрашивать, вы уж не говорите лишнего!

— Да чего говорить-то, е-мое! — Артем наконец вырвал локоть из пальцев Ялынского и встал. — Мы вообще ничего не знаем.

— Вот и правильно, вот и верно, — главврач тоже вскочил. — Да, я про Москву не забыл, все результаты отправил. Результаты, скажу честно, обнадеживающие, так что продолжайте лечение. А я в ближайшее время получу ответ и сразу вам сообщу. Все, как обещал.

Артем даже обрадовался, что тема разговора поменялась.

— Очень хорошо, — сказал он, тихонько отходя к двери. — И нам останется только рассчитаться с вами за нынешнее лечение.

Ялынский выпучил глаза за очками.

— А вы мне ничего не должны!

Настал черед таращить глаза Артему.

— Как так?

— Так за вас заплатили уже.

— Кто???

— Ваши друзья. Савелий Ильич и… этот, все время забываю. А! — Мишаков.

Глава 25

«Вот здорово! — думал Артем по дороге в палату. — Ну, допустим, Савелий, понятно — он с этими Пилюлькиными якшался, но Славик-то каким образом оказался в числе меценатов? Надо Саве позвонить».

Он прошел мимо палаты в фойе и набрал Краеву.

— Привет!

— Привет!

— Мне надо пять минут времени пообщаться, — сообщил Артем. — Располагаешь?

— Давай.

— Как так оказалось, что вы с Мишаковым оплатили мое лечение, а я ни ухом, ни рылом об этом?

В трубке повисло молчание. Артем терпеливо ждал.

— Блин, не успел я Айболиту ничего втолковать, — извиняющимся тоном ответил Савелий.

— Да что бы он мне смог тут объяснить? — вознегодовал Артем. — Ладно ты, с тобой мы всегда можем решить все вопросы, но при чем тут Слава? Ты ведь в курсе!..

— Да, в курсе, в курсе, не ори, — послышалось в трубке, — успокойся, и я тебе все объясню, хорошо?

— Попробуй!

— Я ему позвонил после того нашего с тобой разговора, объяснил, в чем он не прав. Он даже не отпирался…

— Еще бы!

— …Да послушай ты! В общем, он сказал, что однозначно виноват, и спорить не собирается, но хочет и с тобой хоть как-то замириться, типа карму свою немного подчистить. Мы спокойно пообщались и нашли, как мне кажется, некоторый консенсус. Только ты не быкуй, а отнесись к этому по-человечески. Он свое по жизни еще получит, так что карму эту ему чистить придется постоянно, — Сава засмеялся. — В общем, успокойся и прими это в качестве небольшого презента. И забудь. Здоровье дороже, а обиды — ничто.

— Один вопрос, Сава, — червь сомнения глодал какую-то часть Артема, и этому надо было положить конец. — Всю сумму заплатил Слава, да?

В трубке опять воцарилось недолгое молчание.

— Да, мой умный друг, — не стал отпираться Краев, — ты, как всегда, до всего докопался. Я только проводник. И на какого я Айболиту вообще про друзей заикнулся? Надо было сказать, что деньги от меня, и не краснел бы я тут сейчас. Вот дурак!

— Ничего, ты молодой, исправишься. Давай, до созвона! — ответил Артем и отбился.

«Странно, — подумал он, — а настроение почему-то поднялось. Почему?»

В палате его ждали Либерман и Анисимов, и их взгляды были красноречивее всех слов. Артем передал им разговор с Ялынским. Не утаил он и информацию про Москву — когда-то об этом все равно пришлось бы рассказать.

— Артем Григорьевич, а вы вообще как себя чувствуете? — спросил Либерман. — Извините, если…

— Нет, нет, — взмахнул руками Горбунов, — никаких проблем. Вот честно — я чего-то не понимаю. Если не считать каких-то мелочей, то я вообще не ощущаю ничего такого, чтобы считать себя действительно больным человеком. Без обид, может, я неверно выражаюсь? Ведь понимаю, что все эти анализы и прочие дела — все это не может врать, все это слишком серьезно. Но если бы я не почувствовал тогда усталость — в тот момент, когда вроде бы не должен был ее чувствовать, — я бы даже не задумался о том, что я чем-то болен. И дальше вел бы такой же образ жизни. Тот образ жизни. А сейчас, — он посмотрел на собеседников, — я не знаю. Честное слово.

Либерман и Сан Саныч переглянулись, при этом оба покачали головами. Артему это не понравилось.

— А что?

— Видите ли, Артем, — после некоторой паузы ответил Лев Соломонович, — мы тут разговаривали, пока вас не было, и перед нами встал вопрос, на который мы не смогли до конца ответить.

— Какой вопрос? — спросил Артем и тут же понял, что сделал это зря: он догадался о том, о чем пойдет речь, раньше, чем Либерман начал говорить.

— Была ли напрасной смерть Василия?

Артем с трудом сдержался.

«…мы не смогли до конца ответить». Какое лукавство!

Было нетрудно сообразить, какого ответа ждут от него оппоненты. И те слова, которые он услышал сегодня от Шевчука, тоже ложились в одну струю со сказанным только что. От него ожидали действий. И решимости. А самое главное, он должен сделать окончательный выбор.

Но ведь он пообещал им, что он «в деле»! Неужели этого недостаточно? Или они чувствуют, что он еще колеблется?

Артем понимал, что он до сих пор не определился со своим отношением к вот такому решению определенных проблем, стоящих перед гражданами общества. Привыкший жить в социуме по законам государства — да, пусть иногда и попирая их, но не очень явно и не слишком переходя те границы, за которыми начинается явный криминал, — он всеми силами старался решать вопросы в соответствии с этими законами. И сейчас значительная его часть просто кричала: «Ведь так нельзя!» — да, нельзя, потому что это было незаконно!

Но на другой чаше весов были известные Артему случаи, на которые государство в лице своих чиновников, в лице своих силовых органов просто не отреагировало или делало некий вид, а в итоге ничего не решалось. И в результате за гибель и увечья людей никто не отвечал, или нарушителей «отмазывали», или этим преступникам выносились настолько смешные наказания, что их и преступниками-то никто не мог называть — опять же, по закону. И это известные случаи — а сколько неизвестных?

И смерти Белкина и Вадеева — они умерли после того, как воплотили в жизнь описанный во многих мудрых книгах принцип возмездия «око за око». Это не законно, да — но становится ли в данном случае возмездие менее справедливым?

Артем видел глядящие на него глаза. Надо было отвечать на вопрос, а по сути — принимать решение. Перед ним был Рубикон. И чем дольше он молчал, тем труднее становилось его перейти.

Молчать больше не имело смысла.

— Нет, — сказал он, — смерти Бориса Белкина и Василия Вадеева не были напрасными. Они сделали важное дело. Спасибо им — и пусть земля им будет пухом.

Два вздоха почти одновременно раздались в наступившей тишине. Артем выдержал паузу и продолжил:

— Давайте сходим на обед, потом я посмотрю, что там по гибели Василия пишут в Интернете. Но до этого я должен вам сказать, что Толя Шевчук пообещал любую помощь. Он тоже в деле — будем считать, вместо Васи. Координаты у меня есть, после обеда поделюсь.

— Здорово! — воскликнул Сан Саныч и начал вставать. — А что все-таки по полиции?

— Сегодня или завтра должны быть, — ответил Артем. — Начмед ждет сегодня. Посмотрим.

Они начали выходить, и в дверях Либерман чуть придержал Артема. Тот повернулся. Лев Соломонович обеими руками сжал кисть Артема и тихо сказал:

— Спасибо тебе…

Глава 26

Всю вторую половину дня они обсуждали новости, которые Артем находил в Интернете.

Как и предполагалось, Харченко был убит наповал, и приехавшая «скорая» только зафиксировала сей факт. Вадеева называли «нападавшим» или «убийцей», что откровенно резало глаз Артему, и он старался не упоминать Василия в этом качестве. Впрочем, кое-где информация была уже более подробной, что говорило только об одном — у кого-то есть хорошие связи в правоохранительных органах. В частности, говорилось и о том, что стрелявший — бывший военный, и о том, что он долго болел. Фамилия пока не называлась, однако было понятно — полиции о Василии уже многое известно. И то, что «органы» начнут всех беспокоить по месту работы и по месту лечения, было так же понятно, вопрос был только в сроках.

В этот день не пришел никто. Но уже к вечеру, когда по местному каналу прошел ролик о случившемся, медицинский центр забурлил. Обитателям палаты под номером 222 пришлось выдержать достаточно серьезный натиск с разных сторон, при этом вопросы не отличались разнообразием. Закончилось все тем, что Артем закрыл дверь и недвусмысленно посылал по известному адресу всех стучавших по ней. Спать сопалатники легли поздно и заснули далеко не сразу.

А утром пожаловали гости. Трое человек, чью форму едва скрывали накинутые белые халаты, а лица — медицинские маски, принялись опрашивать всех, кто так или иначе сталкивался с Вадеевым. Начали по иерархии, с руководства. Артем после процедур был вызван в кабинет к Бойко, где была оборудована одна из комнат для работы следователей.

Вопросы, которые ему задавались, были понятны и предсказуемы — накануне они с Либерманом и Анисимовым обсуждали вероятные варианты развития событий и обдумывали, что у них могут спросить. Пока все было просто: «…что вы видели? …что вас смущало? …вел ли он себя подозрительно?» — и в таком духе. В итоге объяснение было взято, и очень вежливо разговаривающий сотрудник в форме, чьи погоны было не разглядеть, прощаясь, сказал Артему, что «возможно, им нужно будет встретиться еще раз для уточнения некоторых нюансов», на что Артем кивнул.

— Очень хорошо, — выдохнул из-под маски сотрудник полиции. — Если позволите, еще один вопрос.

— Да, конечно, — ответил Артем, уже вставая и придвигая стул ближе к столу.

— Вам известна такая фамилия — Белкин?

Ненавистный стул никак не поддавался, как будто прирос к полу. Артем хотел уже пнуть его, но вовремя обратил внимание, насколько внимательно на него смотрит оппонент.

— Извините. Как вы сказали?

— Белкин.

Отпираться не было смысла — фамилия была взята не из воздуха.

— Да, насколько я знаю, у нас в центре был такой больной. Только он умер.

— А вы знаете всех больных в центре? — собеседник прямо излучал чуткость и интерес.

Горбунов выдавил улыбку.

— Нет, конечно. Просто с ним один мой знакомый играл в шахматы.

Ответом были прищурившиеся глаза — где-то за маской спряталась улыбка. И кивок. И еще:

— Большое спасибо. До свидания.

Артем еще никогда так быстро не ходил по местным коридорам. В палате уже был Сан Саныч.

— Тоже спрашивали про Белкина? — выпалил он.

— Да, — ответил Артем. — Почему мы вчера про это не подумали?

— Я сказал, что знаю, что Либерман играл с ним в шахматы. А ты… вы?

Артем махнул рукой — мол, не до сантиментов.

— То же самое.

Анисимов выдохнул.

— Ну, Лева-то догадается. А в-вам…

— На «ты» проще!

— Хорошо, — мотнул головой Сан Саныч, — а тебе не показалось странным, что нас допрашивали одновременно?

«Точно! — подумал Артем. — Значит, у ребятишек уже есть какие-то мысли?»

Об этом же заговорил и подошедший чуть позже Либерман.

— Я думаю, они где-то вышли на Бориса, — сев на койку, сказал он. — Связали его со смертью Шестаковой, узнали про этот центр. Теперь Василий, очередная смерть — и снова путь сюда.

— Быстро сообразили, — заметил Артем.

— Когда надо — соображают быстро, — согласился Сан Саныч. — Особенно, когда умирают не самые простые люди. Вот тогда сразу всех на уши ставят, лучшие силы, лучшие умы привлекают, потому так все быстро и происходит. Что делать будем?

Они посмотрели друг на друга.

— Ждать, — предложил Артем. — К нам у них вопросов все равно нет.

На том и порешили. Но спокойной жизни от этого не прибавилось.

Следователи уехали после обеда, а ближе к вечеру Горбунова позвал к себе Ялынский.

Артем зашел в кабинет и поздоровался. Сидящий напротив начмед молчал, словно подбирая слова. В руках он быстро крутил ручку. Артем подумал, что пауза затянулась, поэтому не стал ждать приглашения и сел напротив руководителя медцентра.

— Я даже не знаю, с чего начать… — сказал Ялынский.

— Про Москву хотите поговорить? — спросил Артем. Потом вдруг сердце куда-то упало, и он пробормотал: — С анализами что-то не так?

— Да все нормально с анализами! — Ялынский бросил ручку на стол и, вскочив, заходил туда-сюда возле окна. Потом остановился и, уставившись на Горбунова, бухнул: — Что там у вас происходит?

— Где? — не понял Артем.

— В палате вашей счастливой — вот где! Что вы там за группу устроили? Два трупа уже.

— Вы о чем, Семен Андреевич? — Артем тоже поднялся.

— Ай, да ладно! — махнул рукой Ялынский. — Я одного не могу понять: неужели для всего этого обязательно нужно в медучреждении находиться?

— Да вы можете объяснить толком, о чем речь? — повысил голос Артем.

— А то вы не понимаете? — развел руками Ялынский. — Вот пришли сегодня добрые люди и спрашивают, знаю ли я Белкина? Да, говорю, знаю, мой пациент. А знаю ли я, что он женщину убил? И про Вадеева спрашивают — ну, про этого я хоть знал. И начинают меня расспрашивать, что-то вынюхивать. А оно мне надо?

— Никому не надо, — подтвердил Артем.

— Вот, — садясь в кресло, кивнул начмед. — Никому. Все так было хорошо. И как только вы у меня появились — начались какие-то ненужные телодвижения.

Артем в этот момент в полной мере осознал значение глагола «охренеть».

— Так вы хотите сказать… — начал он, но Ялынский его прервал:

— Не знаю, и знать не желаю! Единственное, чего хочу: чтобы эти добрые люди, — он показал пальцем в окно, — больше сюда не приходили. А потому — по поводу Москвы все в силе, вас там ждут хоть завтра. Вот пакет сопровождающих документов, — он подвинул к Артему зеленую папку, — там все прошито и пропечатано. В любое время, Артем Григорьевич, готов вас проконсультировать по любому вопросу, но — завтра я вас выписываю. Был рад познакомиться, однако прошу меня извинить. И правильно понять.

Объяснять что-то Ялынскому было бессмысленно. Артем и не стал. Забрав папку, он бросил через плечо «спасибо» и вышел из кабинета. Почти сразу остановился и набрал Савелию:

— Ты занят? Нужно пообщаться.

— Так я сейчас заеду.

— Ты уже приехал, что ли?

— Да, сегодня утром. Так я еду или как?

— Погоди. Меня выписывают, хочу прямо сейчас свалить. Езжай ко мне, я скоро буду.

— Нет, — после паузы сказал Савелий. — У тебя ни пожрать, ни выпить. Дуй в «Эльбрус», посидим и поговорим. Сядем прямо в кабинете, чтобы ни музыка, ни люди не мешали. Там и пообщаемся.

Глава 27

Ждать до утра не имело смысла. Поэтому после того, как он пообщался с Савой, Артем зашел к Бойко и обрисовал ситуацию. Тот связался с Ялынским и получил добро на немедленную выписку Горбунова.

Итак, документы скоро будут готовы, и он покинет эти стены. Но как на все это отреагируют сопалатники? Все ли им рассказать или что-то скрыть? Над этим думал Артем, пока шел обратно.

Он вошел в палату и тщательно закрыл за собой дверь. Потом придвинул стул и сел на него «верхом», сложив на спинку руки. Анисимов и Либерман внимательно смотрели на него.

— Прошу выслушать меня и не задавать вопросы пять минут, — начал Артем. — Я был у начмеда, мы только что пообщались. Он считает меня организатором какой-то группы, которая находится у нас в этой палате и… двое членов которой убили людей. Так ли ему это преподнесли или он сам так это понял — не важно. Важно то, что все это ему очень не нравится. Он считает, что именно с моим появлением здесь началось… так сказать, все это, и чтобы неприятности, которые могут вслед за этим прийти, не смогли повлиять на работу его медицинского центра, лучшим выходом будет моя немедленная выписка. Результаты это позволяют, более того — через несколько дней я буду в Москве и продолжу лечение, Ялынский все мне там устроил, как и обещал. Он предложил выписать меня завтра, но после его слов мне так тошно здесь находиться, что я попросил Бойко оформить мне выписку сегодня. Вот такие дела.

Возникла пауза, во время которой Сан Саныч вздохнул, а Лев Соломонович просто сидел и смотрел на Артема. Потом он сказал:

— И что будем делать дальше?

— Ну, связь мы будем держать в любом случае, — ответил Артем. — Запишите мой телефон, и телефон Толи Шевчука тоже — на всякий случай, как и договаривались. Я никуда не пропадаю, просто уеду на время в Москву. Телефон я обычно не выключаю. Не знаю, какие правила в столичной клинике, но не думаю, что намного строже местных. Поэтому прошу звонить, как только я вам понадоблюсь.

— По телефону всего не скажешь, — качая головой, проговорил Анисимов.

— Сан Саныч, дорогой, я же не на год туда уезжаю.

Опять повисло молчание. Артем чувствовал, что он должен еще что-то сказать, возможно — что-то ободряющее или обнадеживающее, но в голову ничего не приходило. Зато мысли о том, что своим уходом он как-то обижает своих более взрослых товарищей по несчастью, проникали в мозг без проблем. Но что он мог сделать? И в чем он был виноват? Никакой вины он за собой не чувствовал. Но на душе было нехорошо. Неизвестно, сколько бы еще они так сидели в тишине, если бы за дверью не процокали каблучки медсестры. Артем обернулся в тот момент, когда в дверь постучали.

— Для Горбунова, документы. Возьмите, пожалуйста.

Артем открыл дверь. За дверью стояла Маруся, та самая медсестра, которая так нравилась Василию. На ее глазах были слезы. Она протянула папку с документами Артему и спросила:

— Артем Григорьевич, это вам.

Видя, что она хочет еще что-то сказать, Артем прикрыл за собой дверь и обернулся к ней:

— Все нормально?

— Скажите, — дрожащим голосом спросила девушка, — но ведь Вася… он же был хороший?

Слезы помимо ее воли брызнули у нее из глаз, и Артем, обняв девушку, прижал ее лицо к своей груди. Девушка зарыдала. Прошла минута или две, пока она успокоилась и отстранилась. Артем достал из кармана носовой платок и протянул Марусе.

— Он был очень хорошим человеком, — сказал он. — Поверьте мне.

Глядя на то, как медсестра уходила по сумрачному пустому коридору, Артем поймал себя на мысли о том, как мало он смыслит в этой жизни.

И вот он снова сидит на стуле, и снова на него смотрят две пары глаз. Смотрят с укором, с сожалением, с ожиданием — чего?

— Я не знаю, что вам еще сказать, — выдавил из себя Артем. — У меня сейчас такое чувство, что я бегу с поля боя. Но это не так, поверьте.

— Не надо себя корить, Артем Григорьевич, — ответил Либерман, — вы перед нами ни в чем не виноваты ни сейчас, ни в этой жизни вообще. Мы с вами познакомились — это уже счастье. Давайте же пожмем друг другу руки и расстанемся хорошими друзьями. Вы правильно сказали: будем на связи — тем более, что у нас есть еще, что обсудить и о чем поговорить, когда мы в следующий раз встретимся.

— А мы обязательно встретимся, — подтвердил Артем.

Они немного постояли, сцепив свои ладони. И когда у Артема зазвенел телефон, казалось, настало подходящее время для расставания.

— Да, Савелий, уже еду, — сказал он в трубку.

После этого он по очереди обнял Либермана и Анисимова, прихватил немногие пожитки и папки, сунул их в пакет и вышел из палаты.

Два оставшихся обитателя палаты под номером 222 посмотрели друг на друга.

— Что думаешь?

— Ничего. А что думать? Тошно ему…

— Думаешь, нет?

— Да перестань ты! Человек нашел повод и сбежал.

— Напрасно ты так.

— Нет. Он изначально не был таким, как мы. Хоть и обещал.

— Мне кажется, что ты все же спешишь с выводами.

— Мне уже некуда спешить. Я для себя все уже решил.

Глава 28

В «Эльбрусе» было не протолкнуться, но место на стоянке имелось — мало кто приезжал сюда на своем транспорте. Артем аккуратно обошел стороной потенциальных знакомых, которые могли ему встретиться на летней веранде — в данный момент ни с кем встречаться желания не имелось, — и через служебный вход проник внутрь заведения. У кабинета Савелий строго внушал что-то незнакомой Артему девушке. Увидев Артема, Сава махнул: «Давай, заходи!», после чего продолжил отчитывать подчиненную. Лезть во внутренние дела Артем не собирался и, закрыв за собой дверь кабинета, огляделся. Стол, диван, кресла — все по-старому, ничего не изменилось с последнего раза, как он здесь был. Закончив оглядывать обстановку, он сел к столу. Вскоре вошел Краев.

— Ворона, реальная ворона, — мыслями он был еще там, за дверью. — Ведь достаточно уже работает, не глупая, но! — и уловив вопросительный взгляд Артема, пояснил: — Управляющая, взял по рекомендации, но придется расстаться, факт! Ладно, это лирика, — он снова открыл дверь и гаркнул: — Вовик!

Через несколько минут стол был накрыт. Не хватало только спиртного. Савелий посмотрел на Артема.

— Ты будешь?

Артем опустил голову и помотал ею.

— Нет, боюсь я пока. Тем более мне еще продолжать лечиться. Хотя желание не просто выпить — нажраться хочется, ей-Богу!

— Понял, — Сава кивнул и скомандовал Вовику: — Мне водочки, а Артему морса!

После того, как сервировка была закончена, а Вовик получил соответствующие распоряжения, они приступили к еде. Артему хотелось высказаться, но Савелий пресек его пожелания:

— Давай немного поедим, а потом — поговорим, хорошо?

Когда они немного насытились, а Савелий к тому еще и пропустил пару-тройку рюмок «за здоровье», настало время разговора.

— Ну, давай, с самого начала, чего я не знаю, — попросил Сава.

И Артем «начал». Поначалу монолог шел неуверенно, но потом он уже даже приноровился делать передышки, в основном для того чтобы попить. Он рассказал все: про сопалатников, про жену Сан Саныча, про Белкина и Вадеева, про Шевчука, про свою роль в… он не мог сказать — «убийство», поэтому говорил — «устранение». Он рассказал про Ялынского, про выписку, про разговор с Анисимовым и Либерманом. И когда из него вышла вся эта информация, он налил себе водки в стакан из-под морса и выпил — и сам, похоже, не заметил, как это сделал.

Савелий ни разу не перебил друга за все время, пока тот выкладывал ему то, что лежало на душе. И когда Артем закончил, Сава молча глянул на то, как тот пьет водку, налил себе, выпил и сказал:

— Ты хочешь знать мое мнение по поводу всего вот этого, правильно?

И не ожидая ответа, продолжил:

— Скажу тебе так, дружище: спасибо тебе, что ты мне это рассказал. Это во-первых. Во-вторых: что касается твоего лечения — продолжай, чего бы тебе это не стоило. Помогу во всем. С Айболитами местными разберемся, поверь. Ты нужен мне, и не только мне, здоровым, и только здоровым. Поэтому вот эта водка, которую ты сейчас выпил — на ней и остановись.

— Случайно как-то получилось, — проговорил Артем, — не хотел.

— Я понял, — сказал Савелий. — С Москвой не тяни.

— Я думал улететь через два-три дня, — ответил Артем. — Есть дела. Надо сходить на похороны Васи Вадеева. И к Марине я тоже должен сходить.

— Сходим, — кивнул Савелий и налил себе еще водки. Выпив, открыл дверь и крикнул: — Вова!

Официант будто стоял у двери. Получив инструкции по «горячему», он скрылся.

— А теперь по главному вопросу, — Савелий поднял графин с водкой, но передумал наливать и поставил его на место. — Если тебя интересует мое мнение, скажу — забей свои предубеждения в задницу и заткни сверху чопиком! Хорошо меня понял?

— Лучше поясни, — попросил Артем.

— Изволь. То, что вы делаете — благо.

— «Вы»…

— Да, именно вы! Ты, и те, кто с тобой, и те, кто уже не с нами, царствие им небесное! Все, что сделано и будет делаться — если я верно понял — это правильно! Можешь со мной не соглашаться, это твое право. Но на государство ты можешь надеяться только до того момента, пока ты в него веришь. Сколько это продлится? Дай Бог, чтобы так было всегда. Но у всех ли так бывает? Вот у твоего Сан Саныча не так было. Государство его просто кинуло. Тебя может не кинуть, не обидеть и никогда не предать. Может. Но это идеальное государство. И ты будешь в него верить, верить в его институты, в его систему и правоохранительные органы. Как верил тот самый Сан Саныч. А ты можешь представить себя на его месте?

— Нет, и не очень хотел бы.

— Вот именно! Но все это только до той поры, пока это не коснулось тебя самого. Лично тебя. Пока не кинут тебя. И вот когда на твою жену — прости меня за примеры! — твою мать, на брата твоего или твоего ребенка какой- то подонок поднимет руку, а его за это государство никак не накажет — ты совсем по-другому заговоришь. Ты первым побежишь бить морду, а того хуже — стрелять или убивать. Ведь ты же будешь защищать родного тебе человека в любом конфликте?

— Так это другое дело, — заспорил Артем, но Сава его перебил:

— А с чего бы другое-то? Конфликт на улице, ты дома. Услышал, выбегаешь на улицу и видишь непотребное. Что ты, в полицию побежишь? Или сам пойдешь урода молотить? Так, чтобы ему навсегда охоту отбить на подобное?

— Ну, само собой, — вынужденно согласился Артем.

— А если твой родной человек уже холодный там лежит? — Савелий даже привстал при этих словах. — Что ты сделаешь?

Ответ был на поверхности, только отвечать Артему не хотелось. Савелий был прав, это очевидно. Оставалось только покачать головой в знак согласия.

— То-то и оно, дружище, — Савелий снова поднял графин. Но налить опять не успел — в дверь постучали, и он открыл ее. Улыбающийся Вовик быстро поместил шашлык и сопутствующие деликатесы на столе, забрал пустые тарелки и оперативно смылся.

— Поэтому скажу так, — в третий раз поднимая графин, сказал Савелий. — Мое мнение таково: люди, которые во всем этом участвуют, делают большое дело. А те, кто погиб — просто герои! И если я смогу быть полезен в этом вашем деле — почту за честь. Съездишь в Москву, полечишься, а потом приедешь, снова посидим, поговорим, дядечек твоих пригласим. С Толиком этим меня свяжешь, подумаем, что еще с ним помутить, контора у них толковая. Так что пью за твое здоровье, — он поднял рюмку, — и за успех вашего предприятия!

Артем мрачно смотрел, как водка исчезает внутри Савелия.

Он понимал все аргументы «за» — но почему не мог до конца принять эту точку зрения?

«Может, я просто идиот и не понимаю простых вещей?»

— Тебе действительно это надо? — спросил он Савелия.

Тот, жуя шашлык, кивнул.

— Хорошо, — сказал Артем. — Я понял. Спасибо, что выслушал.

Глава 29

Сидя в самолете, летящем в Москву, Артем заново прокручивал в голове то, что произошло в его жизни за последние пару недель.

Новость о болезни. Лечение. Потеря бизнеса — да, именно потеря, пусть все и обошлось относительно гладко и почти безубыточно. И, наконец, участие в некоем «предприятии», деятельность которого подразумевало причинение действий, направленных на наказание людей. Вплоть до их убийства.

Накануне он стоял среди хмурых мужчин и смотрел, как гроб с телом Василия Вадеева медленно опускают в свежевырытую могилу. Толя Шевчук не подвел ни в чем. В первую очередь он привел в движение все мыслимые и немыслимые рычаги, позволившие вырвать тело друга из цепких объятий системы. Не было понятно, что там еще хотелось с ним сделать полиции и прокуратуре, поэтому попотеть Толе и его команде пришлось изрядно. Но в итоге похороны состоялись. Гроб был закрыт, рядом с цветами и венками лежали подушечки с орденами и медалями. Было сказано несколько коротких прощальных речей. Женщина на похоронах была только одна — бывшая жена, рядом с ней стояла маленькая голубоглазая девочка. Артем обратил внимание, что они не плакали. Что они знают о смерти Василия?

Через несколько часов после этого, стоя у могилы своей жены, он думал уже о другом. О том, смог ли бы он раскрутить ту историю — историю гибели десятков невинных людей в авиакатастрофе. Ведь там наверняка тоже есть виновник. Нет, он не следил толком за последствиями той истории и даже не знает, чем все закончилось, наказали кого-то за произошедшее или нет. Для него все это всегда было олицетворением злого рока, судьбы. Но ведь он или кто-то другой могли бы докопаться до истины и найти виновника. И отомстить. Око за око. И не одно. Могли бы? Или нет?

Ни вчера, ни сегодня он не мог найти ответов.

И еще об одном Артем не мог не думать.

В последнее время он неоднократно разбирал свою роль в том самом «предприятии». У него часто спрашивали о его мнении насчет действий, которые уже привели к гибели людей и могут привести к смертям в будущем. И Артем после определенных колебаний приходил к выводу, что все делается правильно. Люди, ранее ему незнакомые, как Шевчук, или наоборот, как Савелий, которого он знал долгие годы, полностью поддерживали то, чем занималось это «предприятие» и готовы были всегда и всюду содействовать его работе. И он не мог, не имел права заподозрить их в какой-то неадекватности. А когда Артем прощался с двумя оставшимися сопалатниками, он в очередной раз постарался убедить их в своей лояльности.

Так почему же он сам постоянно в чем-то сомневается? Почему его так удивляет помощь со стороны других, совсем не глупых людей? Почему даже пообщавшись с кем-то и приняв точку зрения этого человека, он не готов до конца ей следовать? Что это за червь сомнения, который его постоянно точит?

Всю жизнь Артем Горбунов считал себя настоящим мужчиной, стойким в определенных убеждениях. Это касалось всего — жизни, бизнеса, веры (точнее, ее отсутствия). Сейчас все пришло к тому, что он не может определиться в вопросе, думам по которому он посвятил многие часы. При этом он не единожды уже приходил к определенным выводам — но толку-то? Что с ним случилось?

Неужели был прав Савелий, сказавший ему о том, что все это только до той поры, пока это не коснулось его самого? И все, кроме него, Артема: Белкин, Вадеев, Анисимов, Либерман, даже Толя Шевчук с Савой Краевым — все они настолько близко приняли к сердцу чужое горе, что были готовы или готовы сейчас на самые крайние меры? Все — но не он?

И вряд ли Савелий намекал на что-то, но получается, что даже гибель Марины не повлияла на Артема так, что ему захотелось бы найти виноватого в ее смерти. Неужели он настолько черств? Или ему просто не захотелось никого искать в силу определенных причин, и он просто запил, чтобы заглушить горе? Да, возможно, это был лучший выход в той ситуации, но был ли он верным?

Артем замотал головой, чем привлек внимание стюардессы. Она склонилась над ним, коснулась рукой его плеча и, улыбаясь, спросила:

— У вас все нормально? — и, не ожидая ответа, сказала: — Уже прилетели, скоро посадка.

Артем глубоко вздохнул и пристегнулся.

В Москве Артему бывать уже приходилось, поэтому каких-то проблем с перемещением по городу он не ожидал. Да, город большой, пробки и все такое, но он особо не торопился. Адрес клиники известен, его ждут — остается только прибыть в назначенное место. Он взял такси и во время поездки просто смотрел в окно, отмечая про себя изменения внешнего вида столицы. Водитель попался не особо разговорчивый, машина удобная — доехали спокойно и с комфортом.

Здание клиники поразило его своей монументальностью. Подобный особняк подошел бы скорее банку, а не лечебному заведению. После некоторых задержек Артем наконец попал к руководству.

— Меня зовут Виталий Викторович, фамилия моя Денисов, я главный врач этой клиники, — представился мужчина с коротко постриженными рыжими волосами. — Прошу прощения за тяготы, которые вам пришлось преодолеть — охрана у нас жесткая.

Артем усмехнулся: действительно, пока он дошел до кабинета главврача, его неоднократно останавливали и требовали показать нужные документы.

— Ничего страшного, главное — я здесь.

— Да, безусловно. Отдельное спасибо вашему ангелу-хранителю Семену Андреевичу…

Артем поморщился — Ялынский на последней встрече совсем не походил на ангела.

— …если бы не его настойчивость — не факт, что вы сюда бы попали.

— Да, конечно, — надо было что-то ответить, и Артем поддакнул.

— Теперь вы в наших надежных руках, — продолжил Денисов. — Сейчас я позову вашего лечащего врача, и мы вместе все обсудим, — Он нажал интерком. — Анфиса! Романову найди, пожалуйста, — и он снова повернулся к гостю.

— Артем Григорьевич, пока Светлана Сергеевна идет к нам, вот вам документы для ознакомления. Это общий график, предварительный срок лечения — четыре недели. Подробности — чуть позже. По стоимости — на последней странице.

Было бы некрасиво сразу смотреть итоговую цифру, поэтому Артем показал себя воспитанным человеком. Полистал предложенные бланки, поглядел на цифры, постепенно доходя до финальной конкретики. Что ж, в принципе, так он себе все и представлял — Москва все-таки! Но главным итогом будет то, с чем он отсюда уедет. Здоровье важнее всех денег.

— Можно подписать? — спросил он.

— Да, безусловно, — закивал Денисов.

Через минуту зашла Романова — начинающая полнеть блондинка лет тридцати. Денисов их познакомил. Минут пятнадцать ушло на обсуждение лечения — точнее, обсуждали больше непосредственно медики, а Артем делал умное лицо и продолжал время от времени поддакивать. После того, как он подписал еще пару документов, они с Романовой покинули кабинет главного врача.

Сначала они прошли в кассу, где Горбунов оплатил лечение, после чего необходимые сведения о нем внесли в базу данных клиники. Потом Артем сдавал вещи и переодевался. Романова постоянно находилась где-то рядом, старалась во всем помочь, и вскоре они уже болтали как старые знакомые. Светлана Сергеевна познакомила Артема с распорядком дня и прочими правилами, действующими в клинике. Одно из них ему не понравилось — как оказалось, все палаты одноместные.

— Жаль, я привык к общению, — сказал Артем.

— Ну, скучать тут вам не придется, — улыбнулась Романова. — Лечение предполагается достаточно плотное, вы же видели. Остальное время можете тратить по своему усмотрению; кстати, у нас прекрасная библиотека. А вот и ваша палата.

Они подошли к двери, на которой были прибиты цифры 222. Артем обалдел. Заметив выражение его лица, Романова снова заулыбалась.

— Нам сказали, что это было ваше пожелание. Но, судя по вашей реакции, это не так, да?

Глава 30

Сказать, что лечение в Москве отличалось от лечения в его родном городе — значит, не сказать ничего. Так Артем сформулировал для себя то, что происходило с ним, по прошествии пары недель после приезда. Это действительно было нечто иное, в самой превосходной степени, и касалось всего — начиная с процедур и отношения к нему местного персонала и заканчивая питанием и различными мелочами, типа смены белья или уборки палаты.

Безусловно, в первую очередь Артем отмечал именно лечение. Романова не обманула: в течение дня его почти не оставляли в покое, и если он не находился на процедурах, то у него брали какие-то анализы или делали некие обследования, а то и просто задавали различные вопросы по его состоянию. При этом это ни в коем случае не казалось чем-то обременительным — было понятно, что в клинике работают настоящие профессионалы, и каждый превосходно знает свою работу. С самой Романовой он сталкивался практически ежедневно, при этом он не мог отделаться от мысли, насколько общество Светланы Сергеевны с каждым днем становится все более и более приятным.

Питание было прекрасным, библиотека — полна интересных книг, по телевизору можно было посмотреть массу каналов. Артем познакомился с несколькими пациентами из других палат, через два-три дня они по вечерам уже по-приятельски обсуждали различные темы. Скучать не приходилось — это был непреложный медицинский факт.

Пару раз за эти две недели он звонил Савелию. Никаких любопытных вестей не было. Самое главное, что Артема никто не искал — к примеру, из каких-нибудь силовых ведомств. Как говорится, отсутствие плохих новостей само по себе есть хорошая новость!

Но самое главное для Артема было в том, что он почувствовал внутри себя определенные изменения. Именно почувствовал — как будто что-то внутри вдруг разжалось, и ему стало намного легче делать некоторые вещи: подниматься по лестнице (лифтом он не пользовался по совету Романовой с первого дня), делать зарядку, засыпать. Артему даже стало казаться, что память стала лучше — он начал вспоминать то, что будто бы давно забыл. Или это ему только казалось? Он поделился своим наблюдением с Романовой.

— Это вполне возможно, Артем Григорьевич, — ответила лечащий врач, — но не требуйте от меня подробного анализа. Все-таки человеческий организм еще не до конца изучен даже в двадцать первом веке. Могу сказать только то, что вы не первый, кто говорит мне о подобных вещах. А препараты у нас действительно серьезные. И, на всякий случай — они никак не связаны с наркотиками, так что ни вреда для организма, ни привыкания они не несут. Это просто, чтобы вы там себе ничего не надумали, а то были у нас пациенты… — улыбнулась Светлана Сергеевна. И, помолчав, добавила: — Я очень рада, что у вас все складывается хорошо.

Артему эти слова были очень приятны.

С одной стороны, какую-то информацию до него доводили при обследованиях — что все потихоньку идет на лад. С другой стороны, что-то он чувствовал по себе — а ощущения были самые хорошие.

Возможно, он себя обманывал — такие соображения проскальзывали у него в голове. «Но с чего? Что я, враг себе?» И тут он всегда улыбался. Потому что перед ним сразу вставало лицо. Лицо его лечащего врача.

Симпатия к Романовой. А может, не только симпатия. Все это проявилось так быстро! К тому же ему казалось, что и он ей… так скажем, немного нравится. Тут его обычно опять начинали донимать всякие мысли — связанные с Мариной, и с тем, что он из провинции, а Романова москвичка, и даже если предположить, что у них что-то могло бы завязаться, то даже его деньги — вряд ли веский довод на продолжение отношений, хотя почему бы нет?.. На этом он чаще всего прекращал фантазировать и старался думать о чем-то ином. Если получалось, конечно.

Однажды, разговаривая с Савелием, Артем не удержался и намекнул о присутствии в клинике симпатичного лечащего врача женского пола.

— Друг мой ситный, — ответил Краев, — как же я рад от тебя слышать такие слова!

— Да нет, Сава, ты же понимаешь, — начал оправдываться Артем, — я не могу, не готов еще.

— Перестань, — прервал его Савелий, — мы с тобой не один пуд соли съели и не одно ведро водки выпили, чтобы врать друг другу. Марину мы с Ланой любили не меньше тебя, и помнить будем всю жизнь — но эта самая жизнь-то продолжается! Если ты вдруг кого-то найдешь — мы первые откроем ей свои объятья. Зная твой вкус, скажу — плохого человека в дом ты не приведешь. Так что успокойся. Главное — правду расскажи, чтобы недомолвок потом не было.

— Не знаю, Сава, — помолчав, сказал Артем. — Да и москвичка она, нафига я ей сдался?

— Так и ты в Москву можешь уехать, в чем вопрос-то?

— А как же могила Марины?

— А разве кто-то об этом забывает?

Логику друга можно было понять. Сидеть без дела Артем не собирался. Деньги должны быть в деле, а где у нас все дела? В столице, ясен пень. Это даже Слава, сволочь такая, понял. Мысли по вложению средств у Артема уже были, что мешало подкорректировать их при необходимости?

«И вот о чем ты размечтался? Тебе просто нравится женщина — и все. Отсутствие обручального кольца на пальце еще ни о чем не говорит. Это Москва, тут всякое может быть. Ты ей даже ни словом, ни намеком ничего не изложил, а уже думаешь о небесных кренделях. Пацан!»

Через два дня Романова вышла на сутки дежурить, и он, улучив момент, когда они были наедине, не удержался:

— Как вас муж-то отпускает на сутки работать?

Она смерила его хитрым взглядом.

— А я не замужем, — и через паузу добавила: — А ребенок с бабушкой.

— Извините, — пробурчал Артем, — не мое это, конечно, дело.

Романова улыбнулась.

— Все нормально.

После ужина он зашел к ней в кабинет, и они проговорили почти до полуночи — на счастье, никаких серьезных происшествий в тот вечер не случилось, и ничего их общению не мешало. Артем рассказал о своей жизни, Светлана Сергеевна — о своей. Оказалось, она уже восемь лет как разведена, у нее дочь, в эту клинику она попала по протекции, и ей здесь очень нравится. Попасть сюда действительно нелегко, лечиться — дорого, но тем, кто сюда попадает, в 99 случаях из 100 удается серьезно изменить свое состояние.

— С другой стороны, больных в крайне тяжелом состоянии я тут не припомню, — она вздохнула.

Артем вспомнил девочку, которую насильно выписывали из медцентра. «Да, такие пациенты в эту клинику никогда бы не попали», — подумал он.

— Дней через десять Вас, вероятно, будем выписывать, — сказала Романова.

— Уже? Так скоро? — удивился Артем.

— Неужели вы против? У вас очень хорошие результаты. Думаю, что через какое-то время вам придется еще раз приехать к нам и немного задержаться для проведения повторного обследования, но решать это будет Денисов. Если вы не будете против.

— Нет-нет, что вы, — ответил Артем, а потом смущенно добавил: — Я и сейчас-то еще не готов вас покидать. Расставаться с клиникой… и с вами лично.

Щеки Романовой порозовели.

— Артем Григорьевич, мы с вами достаточно взрослые люди, чтобы все понимать. Разве не так?

— Так.

— Вы уедете, я останусь. Зачем вам это?

Артем помолчал. В последний раз он разговаривал с женщиной на подобные темы так давно!

— Ну, а если все же попробовать? — спросил он. — Если вы не будете против.

Настал черед помолчать и ей.

— Поверь… те, — торопливо заговорил Артем, — что мне на подобный шаг пойти тоже совсем нелегко. Но лично мне кажется, что пока мы ничего друг другу не должны. В любом случае, мы всегда можем остаться просто в отношениях пациента и лечащего врача. Просто…

— Просто — что? — Светлана Сергеевна посмотрела ему в глаза.

— Просто мне давно ни с кем не было так легко общаться. И если вы не будете против, то…

Она опустила на миг глаза, но тут же снова их подняла. И проговорила начальственным тоном:

— …То тогда один поцелуй — и вы… и ты идешь к себе в палату, хорошо?

После чего они оба прыснули, как нашкодившие школьники.

Глава 31

Десять дней пролетели как один. О дате, когда он покинет клинику, главный врач его предупредил заранее, и Артем считал минуты до выписки и наслаждался каждым мгновением, проведенным рядом со Светланой, Светой — после того вечера по отчеству он ее называл только в чьем-то присутствии. Когда ее не было, он откровенно скучал. И задавался вопросом: влюблен он уже по уши или еще только как мальчишка?

У него уже созрел план, которым он не преминул поделиться со Светой. Снять где-нибудь квартиру или номер в гостинице и недельку пожить в Москве, постараться узнать друг друга поближе, закрепить отношения. Светлана положительно отнеслась к данной инициативе и даже предложила пару вариантов потенциального жилья в районе, в котором жила сама. Шаг навстречу очень обрадовал Артема, и он достаточно быстро определился с конкретным пристанищем, аренду которого к тому же можно было в перспективе продлить.

Перед выпиской он пообщался с Денисовым и с Романовой. Со Светланой он договорился о том, что она ему позвонит, как освободится. Главврач продержал его несколько дольше.

— Хочу особо подчеркнуть три момента, — сказал Денисов. — Первое: берегите здоровье. То, чего мы вместе с вами добились за время лечения — это только первый шаг. Вам сейчас надо полностью перестроить свою жизнь под новые требования. В пакете документов будет памятка, в которой прописаны основные факторы риска, которых надо будет избегать. Прошу вас со всей серьезностью отнестись к этой памятке.

— Да, я понимаю, — ответил Артем.

— Это хорошо, — кивнул главный врач. — Второе: максимум через год мы ждем вас на профосмотр. Если вас будет беспокоить что-то раньше, вы можете обратиться в медицинский центр у себя в городе, а можете позвонить мне и приехать сюда. Но я очень надеюсь, что после лечения у нас Вы будете жить долго и счастливо, и если вам придется обращаться к нам — так только для профилактических исследований.

— Да, конечно, — сказал Артем. — Кстати, есть вариант, что я буду чаще бывать в Москве или вообще сюда перееду.

Денисов вздохнул и почесал нос.

— Вот об этом я тоже хотел с вами пообщаться, — было видно, как нелегко ему говорить на эту тему. — Светлана Сергеевна — один из лучших наших специалистов. Но, помимо этого, она просто хороший человек.

Артем уже открыл рот, но Денисов поднял руку, как бы попросив его не перебивать.

— У нас очень дружный коллектив, который я подбирал много лет. Я думаю, вы оценили профессионализм и человеческие качества наших сотрудников. В такой команде, как наша, очень важна соответствующая атмосфера. При этом вы должны понимать, что внутри коллектива люди общаются, они что-то замечают, обсуждают. Какая-то информация доходит и до меня. И я надеюсь, что вы меня поймете правильно, если я скажу, что здесь, в этих стенах, я выступаю не только как руководитель, но и как защитник всех этих людей, которыми я руковожу. И мне очень бы не хотелось, чтобы у кого-то из моих сотрудников, в особенности — у тех, кем я особенно дорожу как специалистами своего дела, — именно как специалистами, я это подчеркиваю, — появились какие-то проблемы личного свойства. Поэтому, Артем Григорьевич, если у вас в отношении Светланы Сергеевны нет серьезных намерений, я бы настоятельно просил вас прекратить с ней всякие внеслужебные отношения.

Артем немного помолчал, как бы собираясь с мыслями.

— Во-первых, Виталий Викторович, — произнес он негромко, — спасибо за откровенность. Для меня услышать такое неожиданно и очень приятно. Во-вторых: я не знаю, к чему приведут меня отношения со Светланой Сергеевной, но на данный момент я очень хочу быть рядом с этим человеком, хочу ее побольше узнать и ни в коем случае не хочу причинить ей хоть какие-то неприятности. Мои намерения — самые что ни на есть позитивные и продолжительные. Прошу мне поверить.

Пока Артем говорил, Денисов не отводил от него взгляд. Судя по всему, он был удовлетворен услышанным. Они пожали друг другу руки и отправились на церемонию выписки.

Да, оказалось, здесь существовала определенная церемония, при которой, помимо вручения обычных документов, главным врачом преподносился и символический ключик от клиники. При этом присутствовали все сотрудники, так или иначе имевшие отношение к лечению пациента Горбунова Артема Григорьевича, которого все хвалили, желали здоровья и долгих лет. Артем, само собой, отвечал добрым словом и наилучшими пожеланиями, благодарил всех и каждого в отдельности. Когда слова благодарности дошли до Романовой, он немного запутался в словах, но дружный хохот и такие же дружные аплодисменты оградили его от дальнейшего конфуза.