Бесплатный фрагмент - Саркастичный шафран

Стихи

Достаточно хороша

Как часто ты замираешь с мыслью:

а достаточно ли я хороша?

Если об этом задумываешься, значит, достаточно.

Между прочим, все современники знали,

что Да Винчи — самоучка, бастард, гей, вегетарианец и левша.

И совсем не тогда, когда это стало модно.

Что тебе нужно, чтобы почувствовать себя свободной?

Взять в руки пульт управления жизнью —

Только, пожалуйста, не за тем, чтобы бить себя током!

Для того чтобы сделать шаг, не нужно

Ждать ни Предназначения, ни того самого Потока.

И да, другие могут давать оценку, заслуженную или нет.

Но ты боишься, как если будут судить

За неизвестно откуда взявшийся у тебя мет.

И да, бывает и у меня, что Даннинг-Крюгер приходит во сне,

насылая кошмар самозванца.

А ведь уже не школа, необязательно

быть во всём отличницей.

Другие правила, другие танцы.

И думаю, тебе тоже не нравится подход,

когда ты должна быть то ли агентом МИ-6,

то ли британской принцессой.

Как Саграда Фамилия, все мы —

Вечная работа в процессе.

Мадам

Мадам, а махнёмте-с в город для тех, кому идут короткая стрижка

и губы полусухие с хорошей выдержкой.

Для тех, кто отличает Моне от Мане и имеет опыта больше, чем у Монтеня.

Для тех, кто не считает часы, а кого за равного считает время.

Забудем о политике и не будем париться о зарплате.

Сделаем селфи с башенкой, выпьем винишка.

Я отращу усы, вы будете в чёрном платье,

маленьком, но не слишком.

Каждый день будем носить багеты

в бумажных пакетах

и ждать на поцелуи друг друга ассиметричного ответа.

По утрам будем пить кофе, конечно, с круассаном.

Впрочем, для нас утро — это не слишком рано:

часов в 11.

Вечера.

А ночью смотреть на белые вихри, закрученные в линии ар-нуво,

и нам будет радостно и грустно одновременно от всего.

Ну правда, зачем нам счастье брокеров и секретарш.

Если кто будет говорить, что в другом месте больше возможностей: бон вояж.

Зато тут и дворцы, и сады,

и скульптуры из камня и воды…

Да, присутствует готика и декаданс,

но они же не внутри города — они внутри нас.

Мы будем ходить на лекции, писать картины, сочинять стихи.

Здесь каждый второй поёт, даже если родился глухим.

Прогуливаясь по улочкам и вдоль реки,

которая видела великих гениев и великих мерзавцев,

иногда нам будет казаться,

что мы такие же мотыльки,

которых сманил этот город. Никто не заметит, как сгинем,

зато в ярком свете.

И воспоминание о нас будет носить ветер между собором и мечетью.

Как вам такое предложение? Признайтесь, вы ведь хотите

махнуть со мной в крафтовый нефильтрованный Питер.

Относительно

Нет времени, сказал Эйнштейн,

имея в виду абсолютное время.

Нет времени, говоришь ты,

тратя его не за тем и не с теми.

Я многое понял, ведь прожил уже достаточно лет,

а ты вот никак не хочешь родиться.

Милая, ты — мой свет,

который не может решить, волна он или частица.

Жалуешься, что на всё не хватает сил,

а ты используй свою массу в квадрате…

Нет, ни на что не намекаю. Если бы не любил,

мой вектор критики был бы обратен!

Ты предлагаешь заняться вместе…

движением к целям и другим шаманством,

но ведь ты вроде стоишь на месте.

Или, как ты говоришь, пространстве.

Не знаю, выгорит ли что-нибудь у тебя,

буду ли я твоим поклонником или спасителем.

Ты считаешь, я не поддерживаю, но я любя.

Как говорится, всё относительно.

Радио «Эрмитаж»

Ночной Питер, радио «Эрмитаж».

Сильная и независимая, как бегинаж,

еду в такси после оперы об Атилле

и думаю, как бездарно его замочили…

Хотя могли бы покончить ещё в первом акте,

если бы не дурной характер

обоих героев.

И в жизни бывает такое,

что в диалоге двое

просто поют синхронно каждый свою партию.

Потом он хлопает дверью, она едет к матери

чёртовой.

В общем, разводятся как мосты.

Хорошо, что это не так для нас, и пустым

не будет наш дом, когда я доеду до места

и поверну ключи в двери.

Ведь я независимая, но верная, как невеста.

а ты умён, потому что мне готов верить,

не то что Пушкин, не то что этот дебил Форесто.

Ведь в жизни можно без драмы, без сцен, без актов,

ну, может быть, кроме тех, которые на закатах.

Вот же придумается какая блажь

по дороге с оперы, слушая «Эрмитаж».

Солнечные очки

Я чихаю, когда об глаза спотыкается солнце.

Но всё реже: когда очки не совсем черны.

Я хотела бы больше генетики от японцев

или любой другой нормальной страны.

Вот и хожу, смотря через тёмные стекла,

Между прочим, вполне себе инстаграмный фильтр.

Моя жизнь всё больше похожа на фотостоки,

а моя диета — латте за литром литр.

И не только очки, я и вся принялась одеваться

в сине-чёрные шмотки, которые, впрочем, идут.

Я без года в тридцать веду себя как в пятнадцать,

что нетрудно принять за постподростковый бунт.

Говорят, в моём возрасте больше не ходят в мятом.

И вообще имеют две степени и детей.

А я езжу в круиз не с бухлом, а с лакрицей с мятой,

Переваривая мысли в заметки для соцсетей.

---

Я могу петь на улице — правда, не слишком громко,

и сморкаться от острого — робко пряча платок.

И меня ещё прёт от плохого русского рока,

и что многих пугает, мне-то в сущности ОК.

Меня только пугает стать надувной бабищей,

Ворчащей в автобусе, что не хватает мест.

Но и сверхидеальность тоже кажется лишней:

вот уж если не мне, то читателю надоест.

Я иду, когда вижу себя уж совсем потёртой,

на китайскую пытку музыкой парикмахерш.

А моя ошибка, что в мыслях я слала к чёрту,

когда можно было и вслух отправить на хер.

Осень

Образцовая осень за двадцать девять лет,

как обычно в стихах, такая как надо.

Жёлтая, как мой любимый омлет,

красная, как моя помада.

Можно смотреть, как на огонь, сутками,

гроздья рябины как раз созрели.

Слушать, как ссорятся чайки с утками —

мы даём им хлеба, они нам зрелищ.

Кленовые листья особенно удались,

выглядят знаете как? Кленово.

Как приручённый маленьким принцем лис,

на ветру танцующий босса-нову.

Каждая девушка в длинном пальто

летит булгаковской Маргаритой,

понимая, что Это всё наконец — То,

и что лавка волшебных кремов уже открыта.

Ну а как устоять перед лёгким касаньем небес,

теперь в модных цветах от rose gold до space grey.

И этот парк, «немножко осенний лес» —

Идиллия парочек и детей.

---

Хорошо бы добавить сюда хэллоуина-хюгге:

тыковки, пледы, конфеты, свечи.

Каждое утро гулять с супругом,

смотреть Поттера каждый вечер.

Бывает, что хочется плакать и шапку с ушками,

но назовём это точкой роста.

В такую осень даже у Пушкина

обострялось аффективное расстройство.

Нет, это не проблема, не скажи.

Просто заварю себе кофе с имбирём и корицей.

И как в песне «Сплина» пойму про осень и в целом жизнь,

что мне это снится.

Временно

За пиалой саке мы поспорим о бренности вечного.

Нет вторых половинок — мы просто первые встречные.

Океаны усохли, но скоро заменят на новые.

Разрушаем и строим, но всё же хотим всё готовое.

Мы все ждём,

когда кто-то проложит до космоса мост,

Но сказали учёные,

Каждый день мы всё дальше от звёзд.

Все мы служим Безликому, только за имя хватаемся.

Говорил Гаутама, хотеть — это значит маяться.

Вот кольцо Соломона, сделанное в Гуанчжоу…

От касанья муссона тягостно и свежо.

Все невзгоды и радости, плюшки и гадости — временно.

Мы несёмся быстрее и дальше, но даже без стремени.

И сгорают события — мошки на лампочке времени.

Мы бежим и не смотрим вперёд, как какие-то лемминги.

Раздают ипотеку в пустыне из пирамид.

Внешний вид не так важен, главное — что стоит.

Верить в карму и душу бессмысленно и уже поздно нам.

Мы — пылинки, но вроде сказали учёные, звёздные.

Критик-самозванец

может, я чего-то не знаю? секреты уже известны?

можно просто назваться груздем и править бал?

или стоит сказать со сцены, с размаху, честно,

что король-то, похоже, где-то всем… недодал.

или, может, я просто какую-то блажь лелею?

да, я вижу в чужом глазу не соринку — сор!

кто я, чтобы судить? — да, мне тут, в стороне, виднее,

но они же как-то выкручивались до сих пор.

и кидаться камнями можно, когда безгрешен,

но на стенах пещеры тени как частокол.

не люблю, когда льют негатив чересчур поспешно,

не ища даже смысла в теме и в чём прикол.

тот, кто платит за музыку, тот и танцует танцы,

а считать их безвкусицей вредно, даже когда любя.

если дальше копнуть, то и мне никто не дал санкций

на всё то, что я делаю, кроме самой себя.

я не знаю японский, и даже, допустим, польский,

и мой день по сравнению с Тони Роббинсом сер,

и мои статьи никогда не читал Сапольский,

и мои посты не оценит Варвара Шер.

по стихам не тяну на стихи самой Полозковой,

по артам не тяну на концепты Шарлин Ле Сканф,

недостаточно опыта — творческого и мирского,

но могу осуждать, по-снобски поправив шарф.

я вообще-то за правду или за справедливость?

все свои заморочки пройду по системе ТРИЗ,

все хотят пройти вброд и ждут у моря отлива,

только кто-то идёт ещё В, а кто-то ИЗ.

Инстаграм

Чудо техники! Галерея гипомании и человеческого успеха. Киото, Брюссель, Маврикий, Марракеш…

Давление повышается. Выпей бокальчик крика и пралине с горьким смехом заешь.

Но сначала фото!

Какой раз? Десятый? Сотый?

Как долго не надоест кормить бездну голодных глаз?

Слышен ли звук ладони, если про него никто не выложил сториз? Виден ли цвет заката, если его не видит никто — кроме нас.

Каждый художник сторожит свой угол.

Куда там музейным старушкам «руками не трожь!». Трогай, пожалуйста, тыкай на сердце, оставляй комменты, подписывайся под пактом кровью между тобой и типа мной.

О форме проведения цифрового досуга.

Или стой

с транспарантом, каждый день новым, и собирай вокруг себя племя.

Что значит запретили собираться по трое? Мы говорим о какой системе?

---

Ты не думай… Я не из тех, которые… ну ты знаешь, называют белое чёрным и мажутся сами сажей.

Но мне не смешно от этой заезженной шутки про миллениалов.

Совсем не смешно.

Грустно даже.

Прогресс

В толпе овечек Долли, прокажённых

Успешностью, где клерки, боссы, жены

Все мышцы сокращают, тратя нервы,

Зачем тебе необходимо первым

Идти?

За статусом гоняться. В книге лица:

кто ел в Берлине, кто напился в Ницце,

женился на топ-менеджере Вере

и запустил стартап, конечно, в сфере

Ай-Ти.

Давно забыли, в чём причина гонки.

Не в детях, не в деньгах, а в том, что тонко

прочерчена граница между миром

и симуляцией. С утра, закрыв квартиры,

бежим.

Куда — ещё не знаем, но активно.

С иконами святого Джобса Стива.

С улыбкой — от депрессии есть капли.

С фигурой — подавайте сюда скальпель,

зажим.

Людей не переделать, но попробуй.

Ведь можно совершенствовать до гроба

себя. Твоим бесценным килограммам

кем быть, начальник скажет или мама

решит.

Пиши диплом. Ищи, где заработать.

Затаривайся в моллах по субботам.

Рожай детей, мигрируй за границу…

Все эти ваши статусы в страницах

Буллшит.

Детство

Помнишь, как в детстве мы искали

Сирень с пятью лепестками.

И что же случилось с теми нами,

Что жили в мире чудес.

Мы верили в древние и новые сказки,

Чёртовы ворота обходили с опаской.

Число тринадцать было отмазкой,

И ждали знака с небес.

В ларьке покупали журнал «Оракул»,

Боялись соседскую большую собаку,

решали вопросы криком и дракой,

ведь взрослые были в пример.

Нас учили, что жить — очень опасно,

что надо страдать и быть несчастным,

Что на людях будь как серая масса,

но дома не до манер.

Квадрат ба-гуа на плане рисуя,

Сверяли мы комнаты по фен-шую.

Складывали числа, из дат в какую

родился каждый из нас.

Каждый из нас хотел стать экстрасенсом,

Приоткрыть в загробный мир завесу,

Двигать предметы любого веса

Только движением глаз.

Мы даже писали письмо гадалке,

Но не дошло, наверное, — жалко.

И от нечистой силы считалки

повторяли по сто раз на дню.

В общем, верили, помнишь, во всё, что было,

И большую часть уже даже забыли,

Но главное чудо, что мы-то большие,

а кто-то всё ещё верит в херню.

Часы

как в начале фильма «Часы», я весь день в постели,

заморозив дела, обещанья, посты и другие цели,

и тату простыни с одного до другого бока,

но когда я во сне, то как минимум не одинока,

размышляю о странном и думаю: вот дурёха.

сразу и не сказать: хорошо это или плохо —

донести до постели чашку, как выжать сотку,

и моя квартира как 61-ая Ротко,

мозг не хочет работать, но может смотреть видосы

по науке, сериалам и прочим важным вопросам,

и не лезет кусок даже тоненького нареза,

но когда мне так плохо — стихи почему-то лезут.

Поэзия

Моя поэзия стала взрослее.

Если это можно назвать поэзией…

Я как Меркурий в Водолее:

не то чтобы sane, но и не то чтобы crazy.

В моём мире прибавилось эстетики

и убавилось нелепых святынь.

Я завариваю чай больше не из пакетика,

а нормальный китайский тэ гуан инь.

Думаешь, легко жонглировать вазами?

Ходить по канату? Выпутываться из оков?

Одновременно! А это базовый

мой часослов.

Иногда я вижу в своих кумирах

чьё-то отражение,

возможно даже своё.

А мне для счастья много не нужно:

всего лишь

господство над миром

и шёлковое бельё.

Реквием

опять не хватило чернил

на город — ушло всё на бешеный принтер.

всё старое, что хорошенько забыто,

запишем на новый винил.

здесь в полночь разводят мосты

нас, переобувших подковы в резины.

мы несколько раз перекрасили Зимний,

так и не достигнув мечты.

фантом коммунальных квартир,

парадные те же, что в фильмах с Бодровым,

закаты-рассветы на крышах багровы,

во время чумы снова пир.

пропитый дождём музыкант,

тебя не разбудит полуденный выстрел.

меняется всё, но здесь всё не так быстро.

плеч не расправит атлант.

прошёл твоей жизни зенит.

плевать на все жалобы с Лахты до Охты,

но мозг отмечает, что снова не сдох ты,

раз что-то под сердцем болит.

ты вырос из детских вещей,

никто не сказал тебе «ты уже взрослый!».

придёшь умирать на Васильевский остров

в цилиндре и чёрном плаще.

Новые лица

Иные люди,

Другие здания.

Новые правила мироздания.

Всё изменяется бесконечно.

Трудно признать, что жизнь не вечна.

Забудь о том,

Кем был ты ранее,

На части разорвано существование

И снова суровыми нитями сшито.

Слёзы и смех сквозь дырявое сито

Памяти капают, след оставляя,

От первого и до последнего края.

На тёмной дороге, которую каждый

Из смертных проходит хотя бы однажды.

Со статной осанкой.

С уродливым горбом.

Таща за собою прошлого торбу.

На шее ярлык — кому какой нравится:

Уродливый монстр

Или красавица,

Дурак

Или, может быть, гений непризнанный,

Веселый добряк

Или стерва капризная.

Люди огня и холодной стали

Так и не поняли,

Кем они стали.

Давай поменяемся общими мыслями.

Не бойся, что благом дорога в ад выстлана.

И в райские кущи,

И в пекло очень

Огромная очередь,

Между прочим.

Так что пока у нас отпуск внеплановый.

Завтрашним утром родимся заново.

Да поживём ещё в мире охотно.

Будем серьёзны и беззаботны.

Примем, как есть, своё окружение.

Снова привыкнем к нему,

К сожалению.

И надо искать, чтобы вновь удивиться,

Новые здания,

Новые лица.

Мастеру

Вы любите мои цветы? —

небрежный взгляд из-под вуали.

В испитом поровну бокале

был яд вечерней духоты.

Москва испорчена, больна

И покорилась бесовщине.

Неважно. Женщина в мужчине

Рождает мастера. Одна

ради тебя полночный бал

перенесла. Оставь палату.

Под поступь Понтия Пилата

огонь словами пировал.

Я говорю тебе: пиши.

Мы улетим луною ясной.

Ни чёрт, ни бог уже не властны

нам подарить покой души.

Загорное счастье

Далёко виден пуп земли, где высится гора.

Вершина скрыта в облаках, там женятся ветра.

Подножье — триста лет идти, никак не обогнуть.

Так говорили старики, но кто решится в путь?

Вокруг суровые леса, в них пропадает люд,

Кого не тронет дикий зверь, так птицы заклюют.

Лютуют духи и мороз, туманы застят взор.

Но в путь пускаются одни, всему наперекор.

Другие, сидя по домам, завидуют порой:

Авось не сгинут и дойдут до стороны другой.

Ведь каждый знает, за горой — счастливая страна,

Сады из яблонь золотых и реки из вина.

Там нет печалей, и недуг обходит стороной,

А может, даже смерти нет, во всём царит покой.

В одной деревне у горы жил парень молодой.

И невысок он ростом был, и вовсе не герой.

Однако весел и красив, и не лишен ума

Был младший сын у кузнеца по имени Хома.

Решил он счастья поискать, но не прямым путём.

Зачем собою рисковать, полезши напролом?

Ведь должен быть окольный путь, земля-то велика!

Железный посох попросил Хома у старика.

Надев получше сапоги, на палку — узелок,

Побрёл не в гору и не в лес, а вдоль речушки — вбок.

Так начался его поход. Скитался много лет

Хома, ничуть не голодал и хорошо одет.

Он мог работать за еду и за ночной приют.

Где приглянулся молодец, там чарочку нальют.

Узнал он много разных стран, остановиться б мог.

Но видел гору вдалеке, где счастья есть чертог.

И он всё ближе подходил, с другой уж стороны.

Но люди были, как и все, здоровы и больны,

Знавали радость и печаль, довольство и нужду.

Задумался тогда Хома, но молвил: «Подожду».

И вот в селенье под горой дошёл в конце концов,

Попал на проводы в поход двух местных молодцов.

Не удивился он почти, узнав, куда идут.

Потёртый посох им отдал и для сумы лоскут.

Спросил прохожего мальца: — А что там, за горой?

— Вестимо, счастье! — И Хома побрёл тогда домой.

Считайте меня

Считайте меня коммунистом,

если я не вернусь с работы,

если буду пахать в субботу

за спасибо и общую Цель.

Считайте меня экстремистом,

если знаю, что я хороший,

если я не хожу на площадь

в первомай или первоапрель.

Считайте меня пацифистом,

если я не вступаю в драку,

если я не противник браков,

и не важно — кого и на ком.

Считайте меня атеистом,

если я не плачу за свечи,

если я коротаю вечер,

динозавров рисуя мелком.

Считайте меня эгоистом,

если я не дарю подарков,

второй раз развожу заварку

и беру всё в ручную кладь.

Считайте меня пофигистом,

если я не хамлю старушкам,

если я вам скажу на ушко:

«Меня можно вообще не считать».

Вайфай

Как хорошо иметь вайфай!

Ты никого не просишь: «Дай

погамать в некроманта-гнома»,

не надо выходить из дома

искать в кофейнях интернет,

лежишь в постели, неодет,

когда одолевает скука,

с планшетом или ноутбуком,

ты подключаешься к сети,

и так часов до десяти

утра ты в дивном новом мире.

Неважно, что в твоей квартире

бардак, разруха за окном,

или напротив всё пучком,

но за экраном благодать.

Там девицы готовы дать

блаженство страждущим,

а впрочем, не только девушки — короче,

любви свобода и ума,

ведь мнений множество весьма

почти по каждому вопросу:

как лучше ненавидеть босса,

откуда есть пошла Земля,

куда стремится курс рубля,

как сдать ЕГЭ, не напрягая

себя излишне, и какая

погода в Лондоне с утра.

В соцсети новая игра!

Про выполнение трудплана.

О, нет, опять одна реклама.

Включи-ка ты, пожалуй, блок.

Перевернёшь на правый бок

затёкшее не к месту тело,

и если всё вдруг надоело,

на помощь позови френдов,

любой из них всегда готов

забавной гифкой поделиться —

про жизнь студентов за границей,

про бравых срочников отряд,

ну и, конечно же, котят.

А что там в жизни у знакомых

произошло за этот новый

насыщенный делами день?

Ты, пролиставши дребедень,

наткнёшься на крутую пьянку

и с телефона, спозаранку,

напишешь ценный свой коммент.

Как выйдешь из-под умных лент,

без промедленья засыпай.

Как хорошо иметь вайфай!

Печь

Противны прямо пертурбации погоды.

Перетерплю. Презрения плащом

прикроюсь, повторив простой приём

прожжённых петербуржских пешеходов.

Пристал промоутер. Приплясывая падко,

Права патриция подделать призывал.

Под пологом палатки пахлава

пахнула праздником, протухшая порядком.

Пошлю подальше пережёванных прохожих,

подземным попрошайкам промолчу.

Похлопал протестанта по плечу:

по Первому покажут, предположим.

Проспект парадный перекрыв, пропитан пивом

патруль промчался. Пойманы, поди,

пропагандистов пачка, пруд пруди

пиратов, пацифистов, педофилов.

Противен пафос припланшетного планктона,

придатка павильонных панорам.

Приказы перепощены. Пора

продать пальто, приобретать патроны.

Гала, Дали

Дали солгал, и Гала солгала

О том, что недосмотрено ночами.

Когда текут часы, и слон печально,

Влюблённый в девственниц распутные тела,

ногой-тростинкой наступил на бюст Мольера,

случайно выколов ему четвёртый глаз.

И всё это — нарезка горьких фраз.

В сюрреализм поруганная вера

кричит мне: «В быт безумием пали!

Мы обойдём Коэлий и Кустуриц

В количестве яиц монетных куриц,

Что собирали Гала и Дали».

Эспрессо

Я запиваю прошедшее время восточным эспрессо.

Жизнь — это тест на законы природы и прочих процессов.

В чеховском шприце на каждое утро инъекция воли —

делать бессмыслицу, но на фасаде писать, что довольна.

Ах, почему не родиться мне ласточкой! Или пингвином.

Зря мои предки носились с копалками, выпрямив спину.

Разум поношенный где-то надорван, и чёрные дыры

кормятся поиском денег, дипломов и власти над миром.

Мне бы оставить успеть за собой только гены и мемы.

Надо создать то, что будет важнее, чем просто проблемы.

Жалость к себе прогоняю я кофе и мыслью единой:

ночью полярной стоят без еды на морозе пингвины.

Пандемия

Звёзды сошлись в одной болевой точке,

И догнали со всех сторон множество многоточий…

Всё, что нужно было вчера — всё ещё срочно,

Когда всё закончится, станет легче, но это не точно,

Но я не могу ни любить, ни работать — ни днём, ни ночью.

Да, я герой, но у геройства есть пределы,

Ну и скажи, как тут что-то толковое делать,

Когда тебя сминает со звуком удаления в мусорную корзину,

Когда тебя игнорируют даже на кассе в магазине,

Когда постоянно чувствуешь запах бензина,

И вообще все твои чувства сливаются в паралгезию,

И кажется, что все, кроме тебя, вышли из карантина,

А ты зачем-то застрял во снах Квентина Тарантино.

Неваляшка

Песня сверчка: смычком по напильнику.

Утренний сон разрезан будильником.

Встать, с суетой макаки-резуса

Белою рыбой в косяк врезаться.

Пробираясь в метро пингвиньей походкой,

Снова заснуть на ветке короткой.

Добравшись до отведённой площади,

Быть на коне или тягловой лошадью.

Домой, по-собачьи язык свесивши.

Ползком, о полётах недавно грезивший.

В родную берлогу, чтоб свернуться калачиком.

Встать завтрашним утром китайским болванчиком.

День Победы

Страна разделилась на бумеров, которые лепят на бумер георгиевскую ленту,

и зумеров из тиктока, выполняющих роль иностранных агентов.

В стране, где не везёт даже Hовичку,

надо быть постоянно начеку,

чтобы невзначай не оскорбить чьи-то чувства,

даже во имя искусства.

Говорят, Христос воскрес, смотрит с небес,

как прилетел Crew Dragon на МКС.

В «Комсомольской правде» пишут про год быка,

говорят, что надо переждать пока

закончится вся эта фигня с ковидом,

падением рубля, угасанием национального либидо.

А тут пытаешься есть, трудиться, любить,

совершая очередной антикризисный кульбит,

под допингом священной победы и жажды сакральной мести.

В этом полном… возможностей месте,

где запретили свет во имя обскурантизма,

где не доверяют вакцинам, но выводят токсины клизмой,

где прогресс обнулили и заменили на память предков,

где до нас долетают только трубы объедки,

мы строим светлое будущее для себя и потомков.

Только не выделяясь, негромко,

чтобы не вычислили по айпи и не повязали.

Этот праздник намешан

порохом со слезами.

В личку

вот ты говоришь, не хватает серотонина.

я же считаю, тебе лишь бы повод найти прилечь.

твои предки австралопитеки, мои из глины,

грубой рукой мастера выложенные в печь.

вот ты говоришь, уеду в Берлин с концами,

что тебе в том Берлине, чего тут нет?

мало, наверно, немцев тогда прижали!

надо, короче, тоже купить билет…

вот ты говоришь, у нас мало свободы слова.

а где же ещё можно дуру назвать п*здой

и гомосека п*дором, что такого?

врать не приучен, я человек простой.

вот ты говоришь «фитнес», «коуч» и «манимейкинг»…

русский язык-то забыла похоже, бл*

сколько там твой манимейкинг? три копейки?

этот твой коуч стоит три рубля.

чё ты меня заблокировала, не расскажешь?

я ещё не сказал всего, что хотел.

думал, тёлка нормальная, а ты туда же!!!

все вы продажные девки соцсетей.

О городах

не пытайся покинуть Омск

не пытайся оставить Питер

город прочно засел в твой мозг

ты латентный его носитель

не пытайся забыть Москву

не пытайся уйти из Тулы

ты такому не рад родству

или рад? так что сводит скулы

не гони из себя Ростов

не пиши про «бомбить Воронеж»

даже если уплыть готов

ты на лодке без скреп утонешь

не прощайся с Йошкар-Oлой

и понять не пытайся Грозный

отчего ты сегодня злой?

что за кашель туберкулёзный?

из Челябинска не лети

вне в Перми не ищи ты счастья

от себя тебе не уйти

не в твоей, пациента, власти

ЧБ

В это время, когда ЧБ превращается в сепию,

Вы позвольте напомнить про Питера великолепие.

По окраинам не ЖК, а сплошные Зимние.

У нас всё натуральное, а не ваша химия.

Мы хотим устремиться ввысь, как башня Газпрома.

Но пока кто-то делает деньги, мы сидим дома.

Я сегодня пойду в музей, заодно мусор вынесу.

Восхищаюсь с открытым ртом красотой барных вывесок.

Но неправда, что здесь все пьют: мы уже трижды бросили!

У вас солнце заходит в семь, у нас — в конце осени.

Мы лежим ногами к двери, а к Москве головой.

Мы умеем ходить по линии плоской кривой.

И уходит земля из-под ног.

И закончился финский творог.

И в парадной лежит, продрог,

Очередной пророк.

Другу

Мой друг, приглашаю к своим чаепитиям.

Я с каждой весной становлюсь домовитее.

Время такое: в свои двадцать с мелочью

прищур старушечий, память девичья.

Новые люди уже заработали

Имя, а мы посидим на отмели.

В поле колхозном поёт валькирия.

Пренебрегаю. С дождём вальсируя.

В северном городе, так же, как в южном,

То, что я делаю, людям не нужно.

И знаешь, наверное, даже свободнее

Спускаться в нелепости преисподнюю,

Выпачкав в солнечных днях мастихин.

Или вот так, сочиняя стихи.

Мысли, нарезанные на эпитеты,

слезами заправлены, смехом вытерты.

Короткими строчками к сердцу пришиты

вечнозелёные фразы-самшиты.

Слушай, что хочешь, в себе проговаривай

Моих настроений пурпурное марево.

Вопрос

Постойте!

Не найдётся ли у вас немного времени, чтобы выслушать мой ни к чему не обязывающий вопрос?

Ха, купились!

То есть 20 секунд у вас уже нашлось!

Что можно успеть за треть минуты?

Например, написать одно слово,

Которое может круто

Изменить вашу жизнь.

Например, Люблю

Или, наоборот, Отвяжись.

Можно поцеловать в лоб ребёнка

Или нажать на курок.

Можно удовлетворить какой-то свой невысказанный порок…

Например, съесть эту дурацкую конфету!

Можно бросить нищему пятирублёвую монету,

На которую всё равно ничего не купишь.

Можно показать участковому кукиш —

И тоже очень круто избавиться от старой рутины…

Можно охватить взглядом текст,

Если недлинный.

А это может быть текст мотивационного толка,

Может быть даже мой.

---

И именно он заставит вас начать делать

То, на что не было времени, ни одной

Минуты,

То, что пылится в папке, на верхней полке,

На которой уже загадочный мох пророс.

Нашлось же, в конце концов, время на этот мой ни к чему не обязывающий вопрос.

Взрослые

Пропустили момент, когда стали взрослыми
или, возможно, так и не стали.

Всё про одно, от Марокко до Осло мы
С течением времени просто устали. 

И знаешь, самое страшное, понимать,
Что вокруг такие же шестилетки,
И да, наш отец и ваша мать
В том числе заменили коньяком конфетки. 

Дело не в миллениалах, которые не знают мир,

и тем более не в зумерах. Старшего поколения кумир
не сумел бы даже сменить фон в зуме.

Когда становишься взрослым? Когда 18+?
35+? Выходишь на пенсию?
Когда выходишь из стен универа не в большую жизнь,

 а в клиническую депрессию?

Может, берёшь ипотеку, заводишь детей,

развозишь детей, разводишься?
Помнишь, когда проезд стоил пять рублей,

а сейчас автобус уже пятьдесят?

Сам добровольно идёшь к стоматологу,

покупаешь тапочки себе немаркие.

Теперь ты — это тот, кто после тяжёлого 
дня прячет под ёлку подарки.

Кажется, взрослый — это что-то ещё,

не только внешняя атрибутика.

Не только способность оплатить свой счёт 
и смотреть на людей, как Ведьмак на Лютика.

Что там советуют психологи?
Или астрологи, у кого играет какая плёнка.

Пойми свою идентичность, стань ассертивной личностью,

 порадуй внутреннего ребёнка.

А нету разницы, младше, старше,

меряются, каются, борются, парятся.

Между первым криком и похоронным маршем

просто живи как получается.

Гимн снежинок

Каждая уникальна, но мы похожи.

Видимо, от нас мороз по коже

у тех, кто запирает лучшие умы,

но снежинки не тают от пыток и тюрьмы.

Да, мы любим комиксы и мультфильмы.

Мы хотим не уважения, а быть любимы.

Да, мы чувствительны, нас многое ранит,

мы верим, что можно всё, мы многогранны.

Не растаем от ухода «Старбакса» и «Зары»,

не растаем от нефтяно-ржавого пожара,

не растаем в Тбилиси и даже в Стамбуле.

Вам сказали, что мы хрупкие — вас обманули.

Кто более хрупок, тот, кто гибок,

или тот, кто не признаёт своих ошибок,

кто постоянно сомневается во всём

или кто без штанов боится потерять лицо.

Кто прошлым живёт или новое строит,

кто готов быть уязвимым, как настоящий стоик,

или тот, кто эмоции заметает под ковёр

и по запрету предков из избы не выносит сор.

Да, мы снежинки, не вата, не синтепон,

не тополиный пух, летящий со всех сторон,

забиваясь в уши, глаза и нос.

Мы снежинки, и наш лимит Хейфлика возрос.

Наш новый флаг мы засыпали снегом.

Мы летаем по миру, а не приходим набегом.

Мы пережили начало весны, выживем в мае.

Мы снежинки. Мы не растаем.

Тет-а-тет

где вы были восемь лет?
что вы делали в обед?
как встречали вы рассвет?
в чём большой-большой секрет?

ты во что будешь одет?
где купить велосипед?
что такое тип гамет?
когда кончится декрет?

как пройдёт парад планет?
где ты дела мой пинцет?
сколько стоит суши-сет?
как поднять иммунитет?

уезжать нам или нет?
как купить билет в Пхукет?
это новость или бред?
сколько лет протянет дед?

Реквием

Бенефициары больного стона

Закрыли балкон в Европу,

открыли окно Овертона,

Сохраняя ценность, прописали народу

Курс кортизола каждые полгода,

Чтобы не расслаблялись, в любую погоду

Бегали по утрам, сбегали в рутину.

Пора запретить стихи, картины,

Музыку. Из арт-событий оставить акции

по дискредитации немассовой информации,

Оскорблявшей чувства волчьей паствы.

В райском саду народного хозяйства

Загнивают яблоки, забродили ягодки,

Плоды, чтобы любить и соображать,

Выела парша, поела ржа.

Сауны закрыты. Идите в баню

Выпить за тех, кто сейчас не с нами.

Параллельный импорт воспоминаний,

Отражённый светом последних событий.

Сатурн в Тельце, Телец в яйце, яйцо в зените.

Личные границы закрыты: не могу ни зайти, ни выйти

Из себя нормально.

Курсируя круизом между кухней и спальней,

Продолжаю жить в своём tempo giusto

Чисто из принципа, ради искусства.

Моно-но аварэ

Когда говорят пули, странно жаловаться на усталость.

Но я признаюсь — вчера я сломалась,

хотя мне ещё вести вебинар, как справляться с тревогой.

Последней каплей были не мобилизация с перемогой,

не обвинения в трусости со всех сторон от границы,

не количество жертв школьного убийцы,

а то, что за стихи поэта мент изнасиловал…

Чувствую себя грязной, как свитер Чикатило.

Жизнь два года била-била и наконец разбила

после четырёх лет в ремиссии.

Всё ещё хватаюсь за край обрыва, за свою типа миссию.

Пока идёт курс, точно не выйду в окно, не пойду под машину —

кидать клиентов на деньги недопустимо!

А потом посмотрим. Господи, как же гадко.

Я атеист, но нет-нет, украдкой

верю в любовь, надежду и справедливость.

Моё склеенное терапией кинцуги разбилось,

найти новое золото будет тяжко.

На днях раскололись и две мои любимые чашки:

Одна с fantastic beasts, другая с маленькими понями.

Да и зачем вымысел, когда у нас и так тут фантастические твари

и цирк с конями

одновременно. А я всего лишь хотела стать Хокаге

в жизни — не в голове, не в экране, не на бумаге

— и достойно защищать свою деревню.

Правда, моя деревня — это не Ростов, не Питер, не Kremlin.

Это те, кто мне близок и доверяет,

и поэтому я, даже сломанная,

защищать и чинить — продолжаю.

Галопириэль

Кому товар, кому купец,

Кому навар, кому капец,

Кому гойда, кому ойда,

И всем дорога в никуда.

Мир изменился: я чувствую это в воде и
в воздухе тоже витают сомнительные идеи.

Не отличить саддукея от фарисея.

Вы за одних евреев, мы — других евреев,

третьи из-за забора кричат: скорее 
свергайте Моргота или по-русски Кощея!

А мы отвечаем: нам страшно, мы сожалеем,

не выбирали его вообще, и
где там бункер с иглой, понятия не имеем.

В третью сбегаем в мир, рождённый солдатом первой,

просто чтобы сохранить себе нервы.

Новый канон про патриотизм, про Россию

— а больше всего нашим людям нужна терапия,

правда, местами со стационарной психиатрией.

И если кому и положены ордена,

то это психологам (то есть нам),

за то, что вытаскивают со дна
тех, кого ещё можно спасти, если не успокоить.

Кто обратился к гадалкам, кто к древней стое.

В любом случае что-то поделать стоит,

даже если это ложное чувство контроля.

Лучше кузница эльфов вместо фабрики троллей.

Свет мотыльков, отражённый небесным камнем,

сдали в ломбард на хранение. Слушай, да, мне
тоже хотелось бы просто блаженной рутины.

Весь этот мир биполярный уже надоел, противный.

Но пока тьма к свету здесь восемьдесят на двадцать,

Валинор подождёт: я выбираю остаться.

Дхарма

Первая благородная истина гласит:

Мир — это страдание, принимать новопассит

Довольно бесполезно, лучше сразу смирись с ним.

Мир — это страдание, но не невыносим.

Кармические фейлы на первой полосе.

У Шивы мы на рейве, здесь танцуют все!

Законы Хаммурапи выполняются на глаз.

Моя духовная тактика: быть не Здесь и не Сейчас.

Текущая ситуация закончилась цугцвангом,

Как её решить — уже задачка для Аанга.

Думаю, пойти, что ли, в почётные элдийцы

Или отсидеться, раз в империи родился.

В честь Авалоките́швары открою НКО,

Но и шампанское открою, пережив кое-кого.

Я надеюсь, всё закончится хотя бы к февралю:

Голуби милы мне — а вот воблу не люблю.

Аланья

С языком Эзопа и Совдепа

Поцелуй взасос и вразнобой.

Немезида и Фемида слепо

За руку тащили за собой.

Местные коты научат неге,

Мудрости завидует имам.

Надоело жить в крысином беге —

В жизни моей будет всё «тамам».

Заварить покрепче кофеёчек

Я поставлю турку на плиту.

Веру и других Софии дочек

Обменяю оптом на крипту.

Не жалею, не зову, не плачу —

О билетах двух в Газипашу.

Переезд мой ничего не значит,

Если я по-русски вам пишу.

Гомункул

Сердце Африки, мозг Исландии,

Печень Бельгии и пузырь.

Не по модусу операнди я

Развиваюсь тут вверх и вширь.

Руки-золото, ноги-дерево,

Кожа бархатом, глаз-алмаз.

Я цыганово и евреево

Совершаю ночной намаз.

Пальцы веером, голос шёпотом,

Нос картошкой и рот замком.

В тридцать лет пятьдесят лет опыта —

Говорят, кто со мной знаком.

Окольцована, озабочена,

Обеспечена не-рублём.

Я усвоила, словно Отче наш,

Что Тесеевым кораблём.

Остаёмся собой изменчиво,

А меняются только дни,

Перекованы, перевенчаны,

Переумерли не одни.

Подписчице

Ты мечтаешь эмигрировать от этого всего в другие, желательно тёплые, страны.

Но поверь мне — загар не слишком хорошее средство, чтобы замаскировать шрамы,

И москитная сетка не защитит

от своих тараканов.

Ты думаешь, что вот наступит покой, будут деньги, всё к лучшему само обернётся.

А пока захватываешь воздух на вздох, вынырнув, и снова уходишь под волну эмоций.

Просто признай, что ты родилась под луной,

так вышло, что не было места под солнцем.

Ты сервируешь себе на обед полный стол дел, в которых сама не видишь смысла.

Заливаешь для хоть какого-то вкуса сериальным соусом сладко-кислым,

Чтобы на время затормозить вечный двигатель своих мыслей.

И раздумывая о том, что что-то не так в житье, ты пытаешься, глядя на мой бложек,

Пропитаться нон-фикшн книгами, чтобы стать такой же.

А ведь можно просто спросить, и не спрашивать — тоже можно!

И в любом случае, если я тебе подскажу, что делать,

Ты ответишь: плавали, знаем сами!

А готова ли ты все вкусы своего пути принимать: включая капсаицин и глутамат умами?

И стихи не надо тебе учиться писать, надо научиться видеть — стихами.

Рассказы

Семейные ценности

Настойчиво запищало и запрыгало окошко видеомессенджера.

Костя посмотрел на время, да, ровно 20:00, время важного разговора. Звонки были не каждый день, а только по четвергам, так договорились. Костя спрятал от экрана бутылку пива и поставил взамен чашку чая. Отряхнул футболку. Нажал на «зеленую трубку».

— Алло? Костя? Слышно меня? — по ту сторону экрана на фоне традиционного пестрого ковра спросила женщина за пятьдесят, с небрежно закрашенной ярко-каштановым сединой и в потертом, но опрятном красном халате.

— Алло, привет, мам!

— Привет, сынок! Как дела у тебя, чего не звонишь?

— Работа. Сама понимаешь, времени особо нет, новостей правда тоже.

— Да что же нагружают там тебя так? Надо же и отдыхать тоже. Ты там кушаешь?

— Кушаю. Мам, мне не пять лет уже, что за вопросы.

— Ну обычные вопросы, а какие. Готовить тебе некому, жену не заводишь никак. Про детей я молчу.

— Мне двадцать семь лет. Успею еще жениться, а детей тем более.

— Девушка-то у тебя есть? Ты мне ничего не рассказываешь!

— Есть. Я тебе говорил, неправда. Просто мы сейчас редко видимся, она конвент-обозреватель, все время в разъездах.

— Хоспади, слов-то каких выдумали! Конвенты, шмовенты. А то смотри, я могу своей знакомой сказать, у нее дочка-красавица, недавно медицинский закончила. Врач в семье — великое дело. Кто за тобой ухаживать будет в старости?

— Как-нибудь разберусь, ты еще скажи на сиделке жениться. И вообще я скоро тоже уезжаю, доллар по сто, пора уже.

— И куда же ты собрался?

— В Пхукет, это в Азии, там сейчас тоже осень, а тепло. Это тебе не Питер и даже не твой Ростов. Друг зовет, работу предлагал. Стартап запускают.

— Ой, далеко. Да на что ж ты меня оставишь?

— Ну, мам, я же буду звонить, так же, минимум раз в неделю.

— Ты смотри там, китайцы эти твои облапошат тебя. И на друга тоже посматривай, сейчас люди всякие бывают.

— Начинается! Все будет нормально там, у нас как будто не облапошат. Везде есть честные люди и наоборот. Ты же просто не ездишь никуда. Хотя я давно говорю, делай загран, куплю путевку тебе.

— Да успокойся, Костенька. Какое мне ехать уже, у меня здоровья нет. Мне и тут хорошо. И деньги побереги, еще на семью потратишь.

— Ну смотри сама. Мое дело — предложить. Ты-то сама как?

— Да потихоньку. Времена сейчас сложные, за работу держусь. Олю, соседку мою, вчера сократили. Зато синенькие удались в этом году, я тебе рассказывала? Я три баллона икры закрыла. А ты меда не хочешь? Я могу выслать. У коллеги пасека своя, она недавно приносила на пробу, вот такой мед!

— Да не. Себе купи. Давай я тебе денег переведу сейчас.

— Да не надо, ты что.

— Да я уже отправил.

— Ну спасибо, сынок. Все-таки молодец ты у меня. Сам тоже кушай хорошо. И смотри, сильно там в своем Хукете не перерабатывай. Ну что, надоела я тебе, наверно, всем привет передавай, девушке своей тоже. Приводи, по компьютеру хоть на нее посмотрю.

— Подумаю. Ладно, мам! Давай! Пока! Люблю тебя!

Костя нажал на «красную трубку» и окошко погасло.

На умных часах пропищало новое сообщение. Костя взглянул на экран. «Оплата подтверждена. Спасибо за то, что пользуетесь услугами нашей компании. Оцените разговор с нашим сотрудником по шкале от одного до пяти. Ваши „Семейные ценности“».

Специалист-едолог

Дебби воткнула в уши наушники и включила подкаст «Как перестать прокрастинировать и начать жить», чтобы ковырять и заталкивать в себя булочку, пропитанную чаем, было чуть менее невыносимо. Шла десятая булочка. После каждой нужно было записывать свои ощущения. Но, к сожалению, ощущение безнадежности к ним не относилось.

Немногое можно сказать о блюде, когда оно — мокрая разваливающаяся булочка, да ещё и в чае. Зато чаи применялись разные — зеленый чай, пуэр, японский маття, улун и прочие китайские чаи с экзотическими названиями, ну и эрл грей, конечно. Обычно, как говорил шеф, люди отдельно пьют чай, отдельно булочки. Вприкуску. Но как влияет вкус чая на вкус хлеба? И вкус хлеба на вкус чая? Помимо абсолютно субъективных вкуса, сладкости, структуры можно было оценить скорость размокания и сфотографировать конечный цвет. Конечно, на самых показательных участках, то есть таких, которые потом пойдут в статью.

Это и было темой диссертации Дебби. За эти два года она уже не могла смотреть ни на булочки (вообще на какие-то хлебные изделия), ни на чай. И для себя предпочитала только кофе и шоколад. Страстью Дебби были десерты. Коричные булочки, миндальные круассаны, шоколадные конфеты с марципаном, тортики всех возможных вкусов и форм…

Чаи тоже были интересны, но постольку поскольку. Если на бытовом уровне чаем умеют пользоваться все, то для специалиста-едолога это — очень сложная тема. Только самоотверженные чаеведы по-настоящему разбираются в огромном количестве сортов, в степени свежести чая, подходящей температуре воды, количествах заваривания, правильной подаче и прочих тонкостях. Для нее это всегда было просто большим количеством зубрежки и немного мистикой. Впрочем, именно из-за сложности она уважала тех, кто в этом всем разбирается.

Как вообще из ее любви к десертам она дошла до макания булочек в чай? Долгая история. Она была неплохим кондитером, но ей хотелось понять, что делает десерты такими клевыми и как человечество до них додумалось. Чтобы потом со знанием дела писать кулинарные книги, например, и вообще осознаннее готовить самой. Чтобы считать себя настоящим едологом и гордо писать на своих книгах «Дебора Миллер, FUL (food universal leader)». Чтобы родители отстали наконец, так как считали, что просто кулинарного колледжа и даже магистратуры по десертам было недостаточно. Пошла в едологи — работай настоящим едологом, а не продавай черничные капкейки онлайн. Для этого можно было не учиться 6 лет… И тем не менее, когда она поступала на FUL, не так она себе это представляла.

Хотелось больше общения, интеллектуальных вечеринок с дегустацией и обсуждением последних достижений в мире еды. Хотелось как можно больше вкусов и рецептов попробовать. Хотелось знать о десертах всё. И не о десертах тоже, потому что Дебби признавала, что настоящий специалист в еде должен хорошо ориентироваться во всей еде и напитках в принципе. Здесь никакого обмена и общения не было. Шеф целый день писал письма знакомым чаеведам и булочковедам в поисках коллабораций, коллеги занимались своими задачами: уровнем мягкости белого хлеба, прозрачностью рисовой лапши и рутинным обеспечением лаборатории кипятком, потому что горячая вода нужна всем.

Хотелось меньше рутины и больше объективности. Что мешает ей написать тот вкус, который нужен для статистики, а не тот, который на самом деле? На самом деле, ничего, и многие так и делают. Кого-то останавливает предельная самоотверженность научному знанию, кого-то — страх разоблачения. Но ведь можно и неумышленно подогнать под результат. Особенно, когда нет опытного ментора, который может показать на примере, как эти булочки оценивать. А не только основываясь на смутных описаниях в чужих статьях. В которых тоже макают булочки, но не в чай, а в молоко. С медом.

Хотелось меньше посещения лекций для галочки. Всех остальных студентов это, похоже, устраивало. Им либо реально было интересно, либо они просто неприкрыто укладывались спать. В конце концов, если ты хорошо поработал над своим исследованием, значит, плотно поел, а значит, хочешь спать. Всё в порядке, все всё понимают. Хороший работник.

А интересно было тем, чья тема хоть как-то с семинарами пересекалась. Большая часть Центра Питательности и Ароматности занималась как раз питательностью, а именно — замахнулась на популярную и благородную тему «Как решить проблему мирового голода». Голод теоретически можно устранить разными способами, но самый популярный выход, конечно, — выращивать всяческие злаки. Поскольку большая часть населения планеты все равно питается рисом, то надо модифицировать рис. И вот про рис во всех его проявлениях и были лекции. С углублением в детали или, наоборот, повторением очевидного.

Нет, есть, конечно, коллеги, которые изучают не рис. К слову об ароматности. Вся лаборатория профессора Чен Хоу Сика изучает дурианы. Очевидно, на всем этаже аромат… непередаваемый. И с этим ничего не поделать. Скажем, Гилберту Ену, однокурснику Дебби, точно так же изо дня в день приходится готовить и ковырять дуриановое желе. Тоже изучает параметры типа сладкости, терпкости, «дуриановости» и «желейности». Хотя сам факт того, что желе из дуриана, придает ему какой-то экзотический флер.

Задумавшись об экзотике, Дебби решила, что в этом опыте есть свои плюсы. Будет о чем писать. И когда она наконец выпустится и откроет свою кондитерскую с капкейками, то сможет использовать совершенно разные вкусы. От шоколада и черники до зеленого чая и дурианов. А вообще, может, поехать теперь получить прикладное образование? Например, освоить приготовление шоколада, скажем, в Бельгии. Или в Швейцарии. Хотя подруга, которая учится на шоколадном отделении в Европе, как раз смотреть не может уже на шоколад. Но не так сильно, как Дебби на булочки.

У Дебби не было никаких иллюзий о карьере в едологии. Нет, она не откроет новое блюдо и не избавит мир от голода. Нет, она даже не откроет свою лабораторию по изучению шоколада, поскольку свои группы дают менее чем 10 процентам едологов, и большая часть времени у них уходит на поиск денег на этот самый шоколад (или что там они замахнулись изучать). И публикацию бессмысленных статей и отчетов, большая часть которых никак не изменят шоколадную промышленность вне академии.

Какого чеснока, думала Дебби. Зачем мне вообще эта степень FUL и почему я не могу просто хлопнуть дверью и перестать заталкивать в себя ненавистный чай с хлебом. Почему я не могу делегировать эту часть студенту — ведь для поедания булочек много ума не нужно, а студенты к тому же всегда голодные. Кто вообще будет читать ее трактат о булочках с чаем, кроме трех человек комиссии и научного руководителя.

Но Дебби признавала, что закончить будет, возможно, проще, чем не закончить. Хотелось все-таки получить эту дурацкую степень. Такая система, что, бросив Центр Питательности и Ароматности, совершенно не факт, что она поступит в ту же Бельгию в Центр Шоколада и Шоколадных изделий. Ведь тогда она — плохой едолог, который не «доедает», не доводит дело до конца. С другой стороны, некоторые так делали. С третьей, еще целых два года. С четвертой, фигура уже испорчена, а куча чаев уже закуплена, так что количество вложенных ресурсов, если не считать время, уже зашкаливает. С тем же успехом можно и потерпеть.

Полюби свою работу… говорили они. FUL — это почетно, говорили они. Ты не настоящий едолог, пока три-четыре года не готовил и не ел одно и то же блюдо. Да, желательно быть фанатом этого блюда, потому что если ты хочешь пробовать разное, изучение еды не для тебя. Нет, про это не говорили, но это подразумевается. Бессмысленная и странная система.

Какого чеснока… думала Дебби и обреченно макала следующую булочку в чай.

Центр занятости муз

— Фамилия? Имя? Отчество?

— Аполлонова Каллиопа Зевсовна.

— Документы при себе?

— Какие?

— Ну как? Справка о среднем гонораре за последние три года у последнего публикуемого автора; копия его паспорта; трудовая книжка…

— Его?

— Ваша. И диплом об окончании высшего учебного заведения.

— Ах, вот, пожалуйста. Парнасский международный университет культуры и искусства. С отличием окончила…

— Специальность?

— Эпическая поэзия.

— Тогда все ясно.

— Что ясно?

— Почему у вас работы нет.

— Автор умер.

— Сколько веков назад? Ну что вы, не расстраивайтесь. Сходите на подкурсы, переквалифицируетесь на многосерийные романы. Давайте мы вам сейчас романиста подберем?

— Да… если вам не трудно…

— Ну что вы? Это же наша работа. Сейчас очень много свободных авторов. Очень! Вот, пожалуйста, Аквалангил Серый, начинающий автор, двадцать один год, публикации в фэнзине «Эльфы — это наше все». Вы, кстати, с творчеством Профессора знакомы?

— Какого именно?

— Когда, вы говорите, образование получили? Неважно. Вот еще: Aццкий @vtarr.

— ?

— Это ник на литературном сайте. Там, знаете ли, тоже есть желающие сеять разумное, доброе, прибыльное. Зарплата, конечно, не очень, но возможна надбавка. За вредность.

— Скажите, а эпическое что-нибудь есть?

— А как же! Вот. Бронислава Горохова, тоже начинающая. Вдохновленная фестивалем славянского фэнтези, настрочила уже три романа… Возьмете под опеку, может, с четвертым повезет.

— Кхм… А перспективные авторы еще остались? С задатками.

— Милочка, таких уже давно разобрали. Редкий вид. К тому же, стоит ли вам, музе эпоса, предъявлять завышенные требования к объекту работы? Все зависит от ваших профессиональных качеств. Следите за тенденциями, связывайтесь с издателями, вытаскивайте подопечного на конвенты… Сейчас автором может стать каждый. Так что без работы не останетесь.

— А как же стаж? Мне ведь нужно продержаться до пенсии, а не дрожать, когда автор все бросит и займется чем-то более прибыльным.

— Снова к нам придете, значит. И ничего с этим не поделаешь. Будь вы Эрато, тогда добро пожаловать в мир глянцевых журналов, Талией — все что угодно: юмористическое фэнтези, иронические детективы, анекдоты на худой конец. А вот подумайте, как нелегко сейчас Евтерпе, музе лирики! Она, бедняжка, из интернета не вылезает, а толку… В общем, не жалуйтесь. Воротите лиру от такой работы!

— Я что? Я ничего…

— Да писатели и без вас могут обойтись! Пятидесятитомные серии, саги, хроники… Соответствующие тиражи и гонорары! Всё сами… почти. А вот вы, муза, без автора никуда! Так что, искать вам автора-то?

— Ищите…

Сон в зимнюю ночь

Сережа не верил в Деда Мороза. Ни когда на утренник в детском саду приходил плохо загримированный жених воспитательницы. Ни когда мама просила написать Дедушке письмо без ошибок. Ни когда на утро Нового года под елкой обнаруживался подарок, который неделю до этого пролежал в кладовке. Пятилетний Сережа был достаточно большим для баек о сказочном старике и его вечно молодой внучке.

Конечно, родителям Сережа ничего об этом не говорил. Они такие ранимые, эти взрослые… Обязательно расстроятся, если узнают, что их чадо выросло. Так что, когда папа сказал, что Дед Мороз приходит только к детям, спящим ночью в постельках, Сережа понял это как вежливое выпроваживание из-за праздничного стола. Но не возмущался: все равно глаза слипались от усталости.

Сережа отправился в свою комнату и устроился на кровати, свернувшись калачиком под ватным одеялом. Он выключил ночник, и все на свете исчезло. Остались только слабые звуки разговоров, доносящиеся из соседней комнаты.

Сережа лежал, уставившись в потолок, и старался заснуть.

Волна пробирающего жесткого холода окатила его с ног до головы, как только он почти погрузился в приятную дрему. Сережа попробовал закутаться в одеяло с головой, но не смог пошевелиться. Теперь его словно обдуло ветром, и мороз колючими иголками заплясал по коже. Так повторилось несколько раз. И как ни хотелось Сереже встать и бежать из комнаты, он не сдвинулся с места, буквально примороженный к постели. Он хотел позвать родителей, но губы намертво склеились.

Окно было закрыто, поэтому холод не мог прийти с улицы. Что-то потустороннее угадывалось в этом пронизывающем ветре, от которого нигде нельзя было укрыться. Но Сережа не был знаком с мистикой. Он просто боялся.

Отвратительное ощущение бессилия и стужи отступило так же неожиданно, как и началось. Сережа приподнялся на постели и дотянулся до ночника. Мягкий золотистый свет загнал темноту в угол, и стало немного уютнее. Даже с включенной лампой Сережа не скоро смог заснуть.

Когда он проснулся, утро уже просвечивало сквозь задернутые шторы. Сережа уже почти забыл о вчерашнем происшествии. Ведь сегодня было первое января! Первый день нового года сулил вкусный завтрак (не все же вчера успели съесть) и обретение долгожданных подарков. Мальчик сладко потянулся и окончательно открыл глаза.

На краешке его кровати сидел седобородый старик в красной телогрейке и вытертых шерстяных штанах. Стол у окна закрывала огромная шуба, рядом валялся заплатанный холщовый мешок. Все приметы налицо. «Дед Мороз?» — подумал Сережа.

— Как ты себя вел в этом году? — прохрипел Дед Мороз, вытирая ладони о телогрейку. Сережа разглядел красные ободки под грязными ногтями старика и с ужасом понял, почему у телогрейки такой кровавый цвет.

Дед протянул руки к мальчику. Сережа вскочил с кровати и устремился к приоткрытой двери. Мешок, до этого мирно лежавший у стола, каким-то образом оказался на пути к выходу — Сережа споткнулся и рухнул на пол.

— Шо ж ты убегаешь, малый?

Мальчик вскрикнул и рывком поднялся, зацепившись за мешок и оторвав при этом болтавшуюся на тонких нитках заплату.

Выбежав в коридор, Сережа заметался между несколькими дверями. До комнаты сестры было ближе всего, но чем она может помочь? В туалете можно запереться, но Сереже не хотелось сидеть там вечно… Дед Мороз уже убрал с прохода мешающий мешок и неторопливо вышел из комнаты, напевая детскую песенку про елочку.

Сережа прислушался: из кухни доносился звон посуды. Мальчик сам не понял, как очутился там же. Наверное, все-таки пробежал мимо неповоротливого деда по коридору.

На кухне хозяйничала мама, вымывая грязные тарелки после вчерашнего застолья.

— Мамочка, там… Дед Мороз! — Сережа попытался скрыться за ее спиной.

— Ты подарки нашел, милый? Дед Мороз уже ушел, ему к другим деткам надо.

— Да вот же он! — выкрикнул Сережа. Дед Мороз остановился в проеме и мерзко улыбался.

— Где? — мама обвела глазами кухню. — Тут никого нет, Сереженька.

— Здесь!!! — Сережа трясущейся рукой показывал на старика. — Ты что, его не видишь?

— Это новая игра? — мать встревожено потрогала сыну лоб. — Как ты себя чувствуешь?

Еще сильнее, чем раньше навалилась волна холодного страха. Мальчик зажмурился и окончательно оцепенел, почувствовав прикосновение толстых обжигающих пальцев. И снова все исчезло.

Когда Сережа очнулся, он уже лежал на кровати в своей комнате. Один. «Приснилось», — решил было он, но на полу у самой двери пестрел лоскут заплаты…

Желающий жить

С днем рождения тебя,

С днем рождения тебя,

С днем рождения, дорогой Стивен,

С днем рождени-и-ия те-е-ебя!

Эта незатейливая мелодия звучала по всему дому: в спальне, гостиной, комнате для гостей, кабинете, тренажерном зале, кухне-столовой… Кто только додумался поставить стереодинамики в туалете?! Ах, ну да, это же я сам.

У меня юбилей, подумать только! Тридцать пять лет прошло, ровно полжизни. Что-что, а это я знаю точно. С тех пор как мои дражайшие родители получили сертификат на мои законные семьдесят лет проживания в этом лучшем из миров. Ровно семьдесят, ни больше и ни меньше — именно столько положено простому земному обывателю «зажигать» на этой грешной планете. Это так называемая константа L (от слова «life» — жизнь). Конечно, можно купить или продать какое-то количество лет, можно получить за заслуги перед человечеством или получить от кого-нибудь в подарок, но мне это не грозит. Так что будем доживать свой век и дальше по плану.

Составлять план жизни — любимое занятие тинейджеров, до которых наконец доходит, что жизнь не бесконечная штука. Вернее, это-то знает каждый ребенок, конечно, но только не принимает так близко к сердцу… Как и у всех, в мой гениальный план вмешались родители: под их чутким руководством и была составлена «Стратегия бытия Стивена Адамса». Кое-что из нее уже было благополучно выполнено, например, в четырнадцать лет я устроился работать на полставки в кафе, что позволило мне научиться самостоятельно зарабатывать деньги; в шестнадцать поступил в колледж; окончив его, я заложил пять лет жизни и получил стартовый капитал, чтобы открыть свое дело — так появился ресторан «Адамс»; не теряя времени даром, я женился, записался на специальные предпринимательские курсы, избороздил интернет в поисках лучших рецептов для моего детища, начал активную рекламную компанию, вел переговоры… словом, сейчас я уже являюсь полноправным владельцем широко известной сети ресторанов не только в Штатах, но и в Объединенной Европе. А еще… я построил (не сам, конечно) дом, посадил дерево, вырастил целых двоих детей: Салли и Джонни. И впереди было еще тридцать пять лет, чтобы продолжить мои свершения, спасибо Господу!

Пока я мечтал, поздравительная музыка прекратилась: не целый день же ей играть! Она наверняка была рассчитана только на мое пробуждение. Ну что ж, спущусь вниз: может быть, моя семейка приготовила еще сюрпризы.

Только я вышел из спальни, в меня чуть не врезалась собственная дочь. Она на ходу печатала кому-то сообщение, и я удивляюсь, как вообще до сих пор не полетела с лестницы.

— Оставь минибук и иди завтракать, — предложил я ей.

— Я на диете!

— Ты не будешь еду из нашего ресторана?! — это несколько задевало мое самолюбие, к тому же я хотел ее переубедить.

— De jure это только твой ресторан, папа. Кстати, с «Днем старения», — ответила она и скрылась в своей комнате.

— Спасибо! — немного запоздало среагировал я. Де-юре… надо же! Хотя ничего удивительного, она ведь готовится стать юристом.

Добравшись до кухни, я обнаружил там Дайану, мою дражайшую супругу, вскрывающую вакуумные упаковки с салатами. Это хорошо, я действительно настроен на легкий завтрак, а свой неумеренный аппетит приберегу до праздничного ужина. Как чудесно, что завтра уикенд и ни у кого из приглашенных не будет повода не посидеть подольше.

Тут же на столе разбирал старый смартфон наш младший сын Джонни, в этом году перешедший в среднюю школу. Смартфон мне было не жалко: он все равно сломан, а сынишка всласть покопается в его устройстве: это пригодится ему в будущей профессии. «И все же этим можно заниматься в своей комнате, — подумал я. — А на кухне надо есть». Чем, благодаря Дайане, мы вскоре и занялись.

На своем любимом автомобиле марки «Форд-Флайинг» на воздушных подушках я добрался до места работы, ресторана «Адамс» на 5-й Авеню (Нью-Йорк). Поскольку сам я живу за городом, то каждое утро из благодатной тишины и более-менее очищенного воздуха вокруг моего дома приходится попадать в это шумное и грязное место под названием «Большое яблоко», что меня всякий раз несказанно огорчает. Никак не могу привыкнуть!

Я остановился перед небоскребом, шесть этажей которого занимало мое детище. Еще бы! Здесь ведь были павильоны для приверженцев самой разнообразной кухни: суши-бар, пиццерия, кофейня, чайная, зал экзотики, домашней кухни, праздничных торжеств и так далее. Именно здесь я сначала собирался устроить свой праздник, но все-таки подумал и решил не смешивать работу с моими личными делами. Хотя все оказалось не так просто…

Мои дорогие подчиненные, похоже, радовались куда больше меня. Вот уж не знаю чему: моему хорошему расположению духа (в такие моменты я бываю особенно великодушным и поддаюсь на уговоры — пользуются, проныры!) или тому, что их обожаемому начальнику на год меньше осталось ими руководить. В таком случае им еще сорок лет предстоит зачеркивать дни на сенсорных календарях, беднягам.

Пока я поднимался на стеклянном лифте и шел к своему кабинету, меня успели поприветствовать и поздравить, наверное, полсотни человек: мои сотрудники, постоянные клиенты и работники организаций, располагающихся выше моего ресторана. Надо же, как меня все любят и уважают!

«Жизнь прекрасна, парень! — в таких случаях говорю я себе. — И ее еще много!»

Я открыл дверь в «мою обитель» и тут же развалился на мягком кресле, которое подъехало к самому входу. Кресло довезло меня до любимого письменного стола из стекла и полимеров. Хотя я все-таки привык считать ресторанную кухню своим настоящим рабочим местом. Надо будет обязательно приготовить что-нибудь фирменное сегодня, тряхнуть стариной в честь праздника.

— Мистер Адамс, пришло виртуальное сообщение из Лондона, вам хотят продемонстрировать новый ресторан, — вошла в мой кабинет Нэнси, неприметная и не особо привлекательная секретарша. Я специально взял на работу не фотомодель, чтобы не вызывать подозрений жены. Но это не важно — главное, что Нэнси отлично справлялась со своими обязанностями!

— А ты уже его просмотрела?

— Разумеется, сэр. Я не заметила никаких нарушений.

— Отлично, тогда зачем мне повторять эту процедуру? Что у нас еще на сегодня?

— Рокки Байер, тележурналист, забронировал «Зал для особых торжеств» по случаю своей свадьбы.

— Святые угодники, да это же уже четвертая свадьба! Верно, Нэнси? Неужели это предусмотрено в его жизненном плане?!

Секретарша изобразила нечто вроде полуулыбки и пожала плечами, давая понять, что тоже находит это несколько эксцентричным.

— Еще вам стоит просмотреть еженедельный отчет. Наши доходы по-прежнему растут, но открытие ресторанов в Москве потребует некоторых издержек.

— В Москве? А что, у меня и там будут рестораны?

— Да, сэр. В прошлом месяце вы просили связаться с русскими партнерами.

— Ах да, я иногда бываю таким рассеянным, все забываю. А жизнь проходит, Нэнси, и надо успеть многое.

— Простите, мистер Адамс. Я с самого начала хотела поздравить вас. Мои наилучшие пожелания, сэр!

— Спасибо, Нэнси.

И я погрузился в пучину рутинных обязанностей. Но кто я такой, чтобы жаловаться! Я люблю свою работу, свою семью, свою жизнь в конце концов. А что еще нужно для счастья нормальному тридцатипятилетнему американцу? Ах да, я, безусловно, люблю свою Родину. Боже, благослови Америку!

Когда я вернулся домой, меня уже ждал традиционный праздничный сюрприз: в доме был выключен свет, везде было пусто, а семья и гости спрятались в одной комнате, засев там со всей едой и подарками. И, разумеется, при моем появлении сразу же включилось освещение, из стереодинамиков полилась музыка, а комната наполнилась моими любимыми фруктовыми ароматами. Всем остальным оставалось только кинуться меня поздравлять и пожимать мою тридцатипятилетнюю руку. Не обошлось и без острых шуточек на мой счет: «Что Стив, у тебя еще не последний год? А что ты мне оставишь в наследство?», «Хотел подарить тебе пять лет, дружище, но потом вспомнил, что уже купил запонки», «За полжизни ты так ничего и не успел, Стивен Адамс. Подумаешь, дом, рестораны! И когда ты за ум возьмешься, я тебя спрашиваю?!». В общем, гости развлекались как могли, им даже моя помощь не понадобилась.

Из ресторана привезли ужин: множество блюд на любой вкус, в том числе и приготовленных мною. Дайана была распорядителем вечеринки, она это все организовала и теперь не давала веселью зачахнуть. Дети поначалу крутились среди гостей, не расходясь по своим комнатам, но им быстро наскучило общество моих старых друзей, и они предпочли телешоу домашним посиделкам. Все было, как и должно быть, все по плану.

Гости продолжали подтягиваться. Кто-то приходил только на минутку, другие застревали надолго, отчего становилось еще веселее, ведь им тут же наливали, и грех было не присоединиться. Изрядно набравшись, мы плясали под хиты нашей молодости, пели под караоке, создали виртуальный салун прямо в гостиной и хорошо постреляли, вышли на видеосвязь с моими многочисленными иностранными знакомыми. Это оказалось забавным!

— Там опять кто-то пришел, дорогой, — шепнула мне жена, возвращаясь из холла. — Спрашивают тебя.

Нечего делать, пришлось оторваться от веселья и идти встречать новых гостей. Впрочем, те люди, что дожидались у входа, были мне совсем незнакомы. Я их точно не приглашал. Оба были в одинаковых черных костюмах, из тех, что никогда не выйдут из моды, и всем своим серьезным видом сильно смахивали на спецагентов.

— Мистер Адамс, это вы? — удостоверился один из них.

— Всегда полагал, что да.

Мой легкомысленный ответ их не впечатлил, и второй человек в черном просветил мою радужку. Заглянув в карманный компьютер, он молча кивнул.

— А вы собственно кто? — спросил я, пока они возились с определением моей личности.

— СКПЖ. Служба контроля над продолжительностью жизни (LECS. Life Expectancy Control Service).

— Ой, в таком случае, вы, наверное, ошиблись. Дело в том, что у нас стариков нет, ребята, — неожиданно весело ответил я. (Да, не надо было налегать на бренди).

— Здесь нет ошибки, мистер Адамс, — покачал головой один из «агентов» и принялся цитировать отрепетированный текст. — Вынуждены сообщить вам, что в этом году истекает срок вашего существования. Вы можете завершить свои дела и прервать свою жизнедеятельность любым приемлемым для вас способом в течение трехсот шестидесяти пяти дней с момента первого предупреждения. То есть, с сегодняшнего вечера. Рекомендуем вам привести в порядок все бумаги и оформить завещание, если данные меры еще не были предприняты. Напоминаем вам, что в течение последнего года прекращается оказание медицинской помощи доживающему и истекает срок выплаты ему пособий. Доживающий также не может быть принят на новое место работы, хотя оставляет за собой право покинуть старое. Он также имеет право перемещения, но поездки разрешены только в те страны, с которыми подписан Международный договор о Правилах Жизни Гражданина. Вы можете обратиться в СКПЖ за дополнительными разъяснениями и с целью продления срока проживания, оплатив необходимое количество лет по установленному курсу. Согласно пункту четырнадцатому Международного договора лицо, не способное или не желающее прервать свой жизненный цикл по истечении последнего года и игнорирующее предупреждения Службы контроля, подлежит ликвидации.

Я слушал эту монотонную речь, потеряв способность к своей собственной. Абсолютное непонимание смешалось с животным страхом и огромным количеством выпитого спиртного… Боже, это ведь происходит не со мной, правда?

Спорить с этими людьми было бесполезно. Сколько я ни уверял их, что это ошибка, мне так никто и не поверил. Посоветовав мне обратиться в Службу контроля, они поспешили ретироваться. Видимо, я произвел на них впечатление неуравновешенного психа. Хотя они, конечно, были неправы: мне даже хватило терпения вежливо отправить гостей по домам и ничего не рассказать жене, чтобы ее не беспокоить. Вот какой я сдержанный! Впрочем, уснуть этой ночью мне все равно не удалось.

Наутро я решил во всем разобраться и был готов покончить с этой историей раз и навсегда, поскольку для меня не оставалось никаких сомнений, что произошло всего лишь досадное недоразумение. Может быть, у меня есть полный тезка (Стивен Адамс — не так уж оригинально…), который уже прожил положенные семьдесят, а то и больше, и оставаться живым с его стороны уже невежливо. А я еще такой молодой, в самом расцвете сил!

Позвонив Нэнси, я предупредил ее, что сегодня не появлюсь на работе со всеми вытекающими из этого последствиями. В конце концов, зачем мне еще нужны секретари и заместители? Но в город я все-таки отправился. И вскоре уже парковал серебристый «Форд-Флайинг» около нью-йоркского офиса LECS.

В приемной меня встретила молоденькая секретарша в белой форме с эмблемой в виде спирально закрученной нити на груди.

— Добрый день, мистер Адамс, чем я могу помочь? — обратилась она ко мне. Сначала я несколько растерялся от такой осведомленности, но вовремя вспомнил, что в таких солидных организациях личность сканируется уже на входе. Не моя вина, что я редко бываю в подобных местах.

— Скорее, доброе утро, — заметил я, после бессонной ночи ощущая себя разбитым. — У меня возникли некоторые проблемы с последним годом. К кому я могу обратиться?

— Какого рода проблемы?

— Мне кажется, что произошла ошибка в его установлении.

— В таком случае, вам нужно в кабинет 14-А, мистер Адамс. Заполните анкету посетителя, пожалуйста.

Секретарь подвела меня к компьютеру для клиентов, чтобы я собственноручно ввел все необходимые данные. Что ж, я и не рассчитывал обойтись без бюрократии. Закончив с анкетой, я мог спокойно отправляться в указанный кабинет. Стены пожелали мне хорошего дня, и я решительно зашагал к двери с номером 14-А.

— Приветствую вас, мистер Адамс. Проходите и чувствуйте себя как дома, — тоном хорошего психоаналитика поздоровалась со мной еще одна барышня, уже постарше.

— Думаю, вы уже знаете о моей проблеме, — начал я.

— Безусловно, вы ведь указали ее в анкете.

— И что вы можете сказать по этому поводу?

— Я проверила ваш счет, мистер Адамс. Там действительно нет непрожитых лет. У вас наступил последний год.

— Но у меня ведь оставалось еще ровно тридцать пять!

— Насколько мне известно, годы с вашего счета регулярно отправлялись на другие счета. Перевод происходил по всем правилам, с указанием пароля и личного номера, знать который может только владелец. Вы никому не сообщали его, мистер Адамс?

— Конечно нет. Боже мой, нет! Даже своей супруге.

— В таком случае ничем не могу помочь. У нас не было никаких сомнений, что это происходило с вашего ведома.

— Скажите, а нельзя ли как-нибудь установить, кто же получал годы с моего же счета?

— Счета в СКПЖ имеют анонимный характер и не вскрываются до тех пор, пока не истекает их время. Поэтому вряд ли возможно узнать конкретные личности. К тому же, это были счета швейцарских служб, то есть мы не можем разглашать даже номера, к сожалению. Предполагается, что отправитель сам знает, кому он дарит годы своей жизни.

— Но я ведь НИКОМУ НИЧЕГО не дарил! — не сдержался я. — ВЫ можете это понять?

— Могу я дать вам совет, мистер Адамс? — все тем же спокойным голосом прервала меня работница СКПЖ. — Возьмите себя в руки, иначе я буду вынуждена вызвать охрану.

Я вышел из кабинета совершенно убитый. Какой-то мерзавец украл у меня тридцать с лишним лет жизни! По его вине я теперь должен покончить с собой! У меня еще дети не выросли! А этот тип? Зачем ему столько «халявы»? Все равно столько не живут! Даже с разрешением.

Только ненависть к негодяю, похитившему мою жизнь, помогала мне оставаться на ногах. Я даже смог выдавить из себя улыбку, проходя мимо молодой секретарши. Когда я уже был на пороге того, чтобы послать все ко всем чертям и застрелиться, меня осенила еще одна идея. Ты же состоятельный человек, парень! Купи себе новые годы!

Я вернулся к столику в приемной.

— Скажите, мисс, а где тут у вас можно пополнить личный счет? И что для этого требуется?

— Пройдите в кабинет 34-С. Для оплаты необходим электронный паспорт.

Чудесно! Через пять минут я уже отыскал нужную мне дверь. Работником LECS на этот раз оказался афроамериканец примерно моего возраста.

— Добро пожаловать! — широко улыбаясь, воскликнул он, едва я вошел в кабинет.

— Э-э… Спасибо, — ответил я. — Дело в том, что у меня последний год и…

— Уже? А выглядите так молодо! Наверное, хорошо сохранились, — пошутил он. Хотя кто его знает…

— Я сам об этом узнал только вчера. На своем тридцатипятилетии, — я решил уточнить для ясности. В моем состоянии было не до чувства юмора.

— Тогда ясно, — кивнул мой собеседник. Наверное, подумал, что я транжирил свои годы направо и налево, а теперь спохватился и прибежал сюда.

— Хотите пополнить счет пока не поздно, верно? — очередной раз улыбнулся он.

— Да, да. Именно за этим я и пришел.

— Хотите кофе? — неожиданно спросил он.

Я утвердительно кивнул. Столешница раскрылась, и на свет показались две чашки ароматного эспрессо. Я сделал небольшой глоток и был несколько разочарован: у меня в ресторане все-таки лучше!

— А я ведь вас узнал! — весело объявил мне темнокожий парень. — Мистер Адамс, хозяин «Адамс», не так ли?

— Хм, приятно, когда тебя узнают в лицо, — удивился я. — Я ведь не телезвезда.

— Правильно! Вы приносите пользу в отличие от этих шоуменов. И что, у вас, правда, закончились годы?

— Как ни странно, да. Кто-то методично переводил их на свой счет.

— Какой кошмар! Ладно, посмотрим, что можно сделать, — сказал СКПЖист и уткнулся в экран монитора.

Через некоторое время он снова посмотрел на меня. Надо сказать, взгляд показался мне сильно виноватым.

— Знаете, мистер Адамс, у меня для вас плохие новости.

Я внутренне подобрался.

— Проблема в том, что закон не предполагает возможности покупки лет из других штатов. А штат Нью-Йорк… слишком населен. И почти никто не хочет расставаться с жизнью, в основном хотят обратного. И богатых людей тоже достаточно много, чтобы… раскупить все свободные годы. Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Адамс?

— Что у вас ничего нет для меня. Да, я понимаю.

Парень заметно сник.

— А вы случайно не знаете, — спросил я, — что будет, если я умру и вдруг выяснится, что это был вовсе не последний год? К примеру, найдут виновного…

— Тогда ваш счет восстановят, и, так как вы покинули мир раньше срока, семье выплатят компенсацию. Стандартный случай, когда не доживают свое.

— Хоть что-то. Жаль только, никого так и не найдут… — вздохнул я и направился к выходу.

— Подождите, мистер Адамс, — остановил меня голос за моей спиной.

Я нехотя развернулся.

— Вы должны попробовать вот что…

Уже через полчаса я сидел у барной стойки одной из дешевых и безвкусных забегаловок и пил какую-то дрянь, которую настойчиво пытались выдать за пиво. Не могу сказать, что это доставляло мне особое удовольствие, в конце концов я мог точно так же коротать время у себя в ресторане, причем не издеваясь над своим организмом, а поглощая что-нибудь более приличное. Но выбирать в моем случае не приходится…

— Иссчо один стакан, пожаллста… — криво улыбнулся я бармену. Изо всех сил я старался казаться нетрезвым, хотя на самом деле не так легко пьянею (сказывается многолетняя практика заядлого дегустатора).

Получив очередной стакан, я обмакнул палец в белоснежную пену, облизал его и громко икнул. Забрал свое пиво и, артистично пошатываясь, направился к свободному столику.

Направиться-то направился, но постарался туда ни в коем случае не попасть. Мне сейчас требовалось завести разговор с лысым парнем у окна, поэтому я сделал вид, что ошибся и нахально приземлился на соседний стул.

— О! А ты кто? — воскликнул я, «заметив» соседа.

— Э, да ты здорово накачался, — спокойно заметил он.

— Правда? Да не… И ващще это мне по фигу.

— Что? Проблемы?

— Ага, — кивнул я и еще раз икнул. — Но скоро их не будет.

— Что, неужели критический год?

Разговор пока развивался по плану. Я действительно хотел навести его на эту тему.

— Так достань себе еще годы, приятель. В чем проблема? Только не болтай, что у тебя нет денег. Костюмчик больно дорогой.

— Да деньги есть! Много! — я развел руки в стороны, чтобы показать насколько много.

— Тогда что? — с любопытством посмотрел на меня собеседник. Похоже, мне удалось его по-настоящему заинтересовать.

Я придвинулся поближе и прошептал ему на ухо:

— Годов нет… Го-ди-ков. Эти, как их, эскап-пэжисты считают, что покупать… ик… годы можно только в своем штате. А тут их нету!

— Да, попал ты, мужик. Приспичило еще пожить и такой облом. Уже последний год, в твоем-то возрасте… И как ты докатился до этого?

— Честно? Да не знаю я. Пропали мои годы, украла… ик… какая-то сволочь.

— Ну, ты даешь! — недоверчиво взглянул на меня этот бритый тип. — Первый раз слышу, что годы можно друг у друга тырить.

— Значит, можно, — доверительно покивал я. И поскольку все еще находился в непосредственной близости с собеседником, то неожиданно уткнулся ему в плечо и начал задушевно рыдать:

— И-и… кому я теперь такой нужен? У меня жена молода-ая и детки ма-алые. Что они скажут, когда за папой дяди-лексы придут? Кто их теперь кормить бу-удет?

— Ты это кончай, братан, — немного смущенно отодвинулся от меня парень. — Ты же им в наследство че-то должен оставить… И еще, есть у меня кое-что для тебя. Кредитка с собой?

— Ага.

— Ну, тогда подымайся, поехали со мной. Побазарим в другом месте.

Честно говоря, я немного боялся ехать куда-либо с этим человеком. Да что там немного… Но с самого начала я предполагал, что все будет именно так. В конце концов, я не ввязался бы в подобную авантюру, если бы мне было что терять. Но негр из ЛЕКСа доходчиво дал мне понять, что моя единственная надежда — это разговориться с этим лысым уголовником, который всегда сидит за одним и тем же столиком по данному адресу, и дать ему понять, что я не опасен. А то мало ли, вдруг я какой-нибудь коп или лекс… Но теперь все улажено, и мне уже предложили поехать «побазарить», значит, скоро все закончится. Либо продадут мне нелегальные у. г., то есть «условные годы», либо убьют, если я им чем-то не понравлюсь. Но я сам напросился. А что делать? Человеку, доживающему последний год, выбирать не приходится.

Итак, лысый помог мне встать и доковылять до моей машины. Я по-прежнему усиленно изображал из себя невменяемо пьяного, так что даже не стал спрашивать, куда мы едем…