Бесплатный фрагмент - Самое Начало

Сергей Орст
САМОЕ НАЧАЛО
Повесть-версия

В начале было Слово,…

Евангелие от Иоанна, 1:1.

Чёрная ледяная пустота Вселенной. Россыпь далёких звёзд и звёздных скоплений. Яркая оранжевая звезда ласково освещает своих детей. Эти дети разные и маленькие, и большие, разноцветные и прекрасные. Лишь одно почти самое маленькое звёздное дитя, четвёртое по счёту от материнского светила, купаясь в его мягком тепле, обитаемо. Голубое красивое дитя с полярными ледяными шапками, белыми разводами редких облаков имеет разумную жизнь. Разум, это величайшее достижение эволюции Вселенной. Вокруг этого многочисленного разумного мира крутиться крошечная серебряная спутница, ласково глядя всё время одной стороной на голубое дитя общей оранжевой родительницы.

Внезапно в этом Вселенском вечном спокойствии серебряная спутница взорвалась яркой зловещей белой вспышкой. Её серебряное тело не вынесло такого и развалилось на два неравных уродливых куска. Голубое дитя, увидев смерть своей подружки, с горя вдруг осветилось целиком, подражая яркому оранжевому свету своей родительнице. Ослепительно плачущее дитя обратила в прах величайшее достижение эволюции Вселенной и тотчас угасало. В вечной тоске это теперь красноватое, убитое горем дитя оранжевой родительницы будет вращаться в ледяной пустоте.

Но разум полностью не угас вместе с голубым дитя. Единственное живое разумное существо случайно оказалось вне разыгравшейся трагедии, находясь внутри огромного, созданного погибшим теперь разумом, космического аппарата.

1. Пробуждение

Саф проснулся, но не открыл глаза. Теперь он любил вот так лежать на спине после пробуждения и вслушиваться, будто впервые, в свои ощущения. В ощущения, которые он всегда чувствовал, но, которым не придавал никакого значения, пока не остался наедине с самим собой. Мягкое, почти нежное тяготение искусственной гравитации не утомляло его уже не молодое, но всё ещё сильное тело, которое отдохнув после сна, с наслаждением впитывало окружающее. Сверху, чуть с правой стороны с тихим, еле слышным ровным шуршанием струился воздушный поток из прорези в стене, а слева около пола в похожую прорезь воздух уходил из его каюты. Звук уходящего в вентиляцию воздуха Саф не мог слышать, но физически ощущал его свежесть и легкую прохладу.

— Значит система регенерации и циркуляции воздуха исправна, — подумал Саф и переключил внимание на другие свои ощущения.

Лежа на спине, он тихонечко пошевеливал пальцами рук и ног, и эти движения запускали в его теле приятные теплые волны, постепенно выводя его из состояния сна. Посторонних запахов он не уловил, и это прибавило ему уверенности в исправности и других систем жизнеобеспечения.

Саф ещё некоторое время наслаждался этим состоянием спокойствия и умиротворенности. Раньше он всю свою долгую жизнь просыпался от резкого звука «общего будителя», ведь вот так лежать после пробуждения, было попросту запрещено. У каждого жителя его страны был индивидуальный коммуникатор, связанный с индивидуальным порталом связи, через который от сотен и тысяч сенсоров окружающих ежемоментно человека, передавались данные о передвижениях и действиях этого человека, о физическом состоянии его тела, о темах его разговоров с окружающими людьми и о многом-многом другом. Все эти огромные данные стекались в единое информационное пространство, где обрабатывались и были общедоступны. Правители страны использовали эти данные для управления людскими массами. Технология уже вплотную подошла к возможности считывания мыслей людей, что очень требовалось руководителям для получения неограниченного контроля над гражданами. Саф точно знал, что подобная экспериментальная установка для контроля мыслей человека уже была создана, только не прошла полномасштабную проверку.

В его стране, измерение времени от момента пробуждения до подъема с постели каждого человека было технически несложным делом. Это время строго регламентировалось законом и неукоснительно выполнялось абсолютно всеми. Конечно, такое пробуждение каждого жителя практиковалось с детства и исполнялось всю жизнь, поэтому не вскочить моментально с постели было практически невозможным событием. Иногда, очень редко случалось такое вопиющее событие, и оно широко освещалось средствами массовой информации. Такой провинившийся человек подвергался весьма суровому общественному порицанию. Исключения были только для немощных стариков, которые уже не могли вставать, но, тем не менее, они должны были обязательно открыть глаза после сигнала «общего будителя». Подобное начало дня являлось показателем бодрости духа, здорового тела и готовности гражданина к усердной работе во имя всей страны.

После того, как Саф смог вывести из строя свой индивидуальный коммуникатор, система «общего будителя» перестала его будить по утрам. Он поначалу продолжал вскакивать с постели, едва проснувшись. Однако, постепенно, день за днем Саф осознавал, что ни общественного порицания, ни иного воздействия на него никто не сможет оказать — теперь он один, и за ним никто не следит. Когда он первый раз пролежал непродолжительное время после пробуждения, он почувствовал такое сладкое ощущение где-то внутри груди, что сначала испугался этого своего чувства и все-таки вскочил с кровати.

Сейчас же он лежал и получал удовольствие от тихих звуков, тонких запахов и еле ощутимой вибрации, словно младенец, открывающий и познающий окружающий мир. Именно то самое удовольствие, что было строжайше запрещено в его стране. Все эти фактически заново открытые им ощущения, даже еле уловимые шорохи собственного сердца и пульсации крови в сосудах вызывали у него только ни с чем не сравнимое блаженство.

Наконец, насытившись ощущениями, Саф открыл глаза и тут же постепенно в его каюте включился мягкий и теплый свет. Стены и пол его каюты были абсолютно белыми, никаких иных цветов в интерьере не было. Невысокий плоский потолок полностью светился ровным нерезким светом. Его каюта была весьма небольшой, практически кубической формы, со стороной примерно в полтора человеческих роста. Узкая кроватная полка расположена у стены напротив входной двери, справа стол с пультом управления и выдвижной стул, слева дверца в умывальник и маленький шкаф до потолка, входная дверь шириной в половину стены служила также зеркалом во всю высоту стены. Зеркало было чуть выгнутое и позволяло видеть сразу всю каюту.

Саф повернул голову налево, увидел своё отражение в зеркале и почему-то непроизвольно улыбнулся сам себе. Это было впервые. Поразительно, но раньше он сам себя как бы не замечал. В своей жизни он смотрелся во множество зеркал, но не видел там СЕБЯ, он видел там только рядового жителя страны, озадаченного заботами об этой же стране.

Особо выделяться среди жителей было не принято: ни внешностью, ни способностями, ни своими знаниями. Иметь свои мысли, отличающиеся от общепринятой точки зрения, было в принципе невозможно. Сама же общепринятая точка зрения по каждому аспекту жизни и быта была умело сформулирована и подавалась в виде нескончаемого потока информации населению в виде текстов, изображений и голографических озвученных сюжетов. Постоянное напоминание о правильном образе жизни и поведения шло также и по индивидуальным коммуникаторам, особенно, если человек своими действиями выходил за рамки общепринятых правил. В этом случае, провинившегося несколько дней буквально сопровождали указаниями к каждому действию или высказыванию, пока он не возвращался в установленные правилами рамки.

Встав с постели, Саф прошел в умывальник. Кроватная полка с тихим шипением въехала в стену, и на стене не осталось никакого шва или иного намека на выдвижную кровать. Абсолютно чистая белая и ровная стена. Повернувшись к двери в умывальник, Саф сделал шаг и остановился на расстоянии ладони от двери. Дверь в умывальник высветилась белым светом и ушла в сторону. Саф вошел в небольшое помещение с такими же белыми стенами, полом и уже засветившимся потолком. Дверь закрылась, и Саф произнес:

— Вода.

Сразу из невидимых до этого отверстий в светящемся потолке потекли струи воды по всей площади помещения.

Саф долго стоял под теплыми упругими струями, наслаждаясь ощущениями стекающей по телу влаги. Он слегка расставил ноги, опёрся чуть выше головы обеими вытянутыми руками о стену и опустил лицо вниз. Струи воды, пролетая вдоль его взгляда, дробились на капли и врезались в пол, обращаясь в расползающийся поток воды, который исчезал в едва заметные щели между полом и стенами. Как заворожённый смотрел он за ускоряющимся в перспективу пола потоком воды и вслушивался в эти шуршащие и булькающие звуки. Слегка покачиваясь и еле-еле шевеля головой, он с мальчишеским интересом наблюдал за изменением направления тонких и толстых струек воды.

— Стоп вода!

После этой фразы поток с потолка иссяк, и Саф обтерся большим куском белой ткани, который выехал из стены на маленькой полочке. Эта полочка сразу исчезла в стене, как только он забрал ткань. После использования кусок ткани был им брошен в специальное открывшееся отверстие в стене. Позже этот кусок ткани система жизнеобеспечения переработает и выдаст новый такой же кусок в следующий раз. Саф вышел из умывальника, взял в шкафу другой белый кусок ткани и ловко завернулся в него, а на ноги одел подобие сандалий. Снова улыбнувшись себе в зеркало на двери каюты, он подошёл к выходу и провёл в воздухе правой рукой слева направо на уровне груди. Дверь бесшумно отъехала в сторону, и Саф вышел в просторный коридор.

2. Эмоция

Коридор был таким же белым, как каюта Сафа, но широкий, в два человеческих роста. При взгляде налево и направо одинаково уходя вдаль, коридор загибался вверх. По сути это была внутренняя поверхность огромного цилиндра, который вращался вдоль оси, создавая искусственное тяготение. По обеим белым стенам коридора шли совершенно одинаковые белые двери. Эти двери слегка выделялись на фоне стен иным оттенком белого. Одни двери располагались ближе друг к другу, другие чуть дальше. Потолок коридора также полностью светился, разливая по всему этому белому пространству ровный мягкий белый свет. Повернув направо, Саф пошел уверенным бодрым шагом по коридору. Пол, покрытый мягким белым материалом, заглушал шаги Сафа. Дверь в его каюту беззвучно закрылась и стала неотличима от других таких же дверей в коридоре.

На правильном и красивом лице шагающего по коридору Сафа появилась легкая блаженная улыбка. Он не мог понять, почему и чему улыбается, но его настроение было явно на высоте. Он был похож на мальчишку из глубины веков, который одержал победу в детской игре. Вдруг, шествуя по этому невзрачному коридору, ему припомнилось своё забытое детство. В далёком детстве Саф слышал от одного старика, что в древние времена на его планете жили люди, которым было позволительно открыто проявлять свои эмоции, чувства, высказывать свои собственные мысли, спорить, размышлять и рассуждать. Сейчас он ещё не помнил все эти редкие рассказы старика о жизни древних людей, о чувствах и эмоциях. Тогда в детстве он с трудом понимал, о чём ему рассказывает этот старик, но где-то глубоко внутри интуитивно осознавал, что эта чувственная сторона человеческой сущности весьма разнообразна и богата.

Полностью чувства в его стране запрещены не были, но с большей частью из них велась ежедневная идеологическая борьба. Чувство долга перед страной и гражданами, чувство гордости за успехи государства и за собственную хорошо выполненную работу, чувство ненависти к врагам, чувство досады и разочарования в отношении гражданина, вышедшего за рамки общепринятых правил — эти и тому подобные чувства приветствовались и всячески культивировались в обществе. Однако, общественная мораль требовала максимальной сдержанности в проявлении любых чувств. Человеческие же эмоции считались фактически чем-то постыдным, потому что временный порыв не может быть истинно настоящим и достоверно правдивым.

Саф громко произнес:

— Еда!

Сразу же пол коридора под его ногами высветил белую дорожку, указывая путь к столовой. Шагая уверенным твердым шагом по светящейся дорожке, загибающейся вверх, он прошел около трети всей окружности коридора, пока дорожка не свернула вправо к двери, которая выделилась белой световой рамкой. Саф снова провел в воздухе рукой слева направо, и дверь бесшумно ушла в сторону, открыв проход в столовую. Потолок столовой полностью засветился мягким белым светом.

Это было весьма большое помещение, рассчитанное человек на сто. Ряды столов и скамеек по обе стороны прохода вызывали у Сафа лёгкие смешенные чувства. С одной стороны было пусто и одиноко, ведь изначально планировалось, что он здесь будет не один, а с другой стороны он был свободен и предоставлен только саму себе, никто его не видел, никто за ним не следил и не мог повлиять на его поведение.

Быстро пройдя вглубь столовой к противоположной входу стене, Саф повторно громко произнёс слово:

— Еда!

Через пару мгновений в стене тихо открылось окно, из которого он взял миску и кружку. Саф уселся на ближайшую скамейку и спокойно принялся за еду. Простая еда — каша и напиток. Однако питательная ценность этих продуктов была ровно такой, в каких веществах нуждался организм человека в данный момент. Система жизнеобеспечения сама определяла физическое состояние организма Сафа и формировала нужный и правильный рацион питания. Такой способ питания был всегда, сколько помнил себя Саф. Благодаря этому, все жители страны были здоровы, примерно равной комплекции и жили очень долго. Самому Сафу было уже сто двенадцать лет от момента рождения, но лучше было бы сказать, что ещё только сто двенадцать лет.

Достаточно быстро управившись с едой, Саф отнес миску и кружку в то же самое окно, откуда взял. На обратном пути к входной двери, оглядывая взглядом зал, его неожиданно посетила мысль о скудности убранства столовой. Эта мысль так сильно резанула его, что он даже остановился посреди помещения и окинул его ещё раз как бы новым взглядом. Его будто обожгла эта неожиданная мысль, он почувствовал, как сильнее забилось его сердце, хотя никакой физической нагрузки не было. Из глубин его памяти всплыло очень странное ощущение, но он никак не мог вспомнить, откуда оно ему так знакомо. Его будто новому взору внезапно предстали однообразные белые ряды столов и скамеек, белые, без единого шва стены, белый светящийся потолок, белый мягкий пол. На всё это он смотрел много-много раз, но не видел и не замечал деталей. А ведь никаких деталей просто не было, не было ничего такого, на чём бы можно было остановить, задержать взгляд.

Это вдруг всплывшее странное ощущение начало нарастать, биение сердца усилилось, теплая, даже горячая волна подкатила к горлу и сжала его, перехватив дыхание. Затем эта горячая волна докатилась до лица. Саф пару раз было хватил ртом воздух, но у него это плохо вышло, глаза защипали и вдруг из них полились слёзы. Он стоял посреди столовой и плакал как младенец. Слёзы текли по его лицу и капали на пол, он даже не вытирал их. Тут он вспомнил этот странное давно забытое ощущение горечи и обиды, именно такое было с ним, когда он в раннем детстве упал с лестницы и больно ушибся. Вот точно так же он стоял, потирая ушиб и плакал. Правда, плакал он не долго, воспитатель подошёл к нему, взял его за руку и, строго глянув на него, сказал что-то про недопустимость подобного поведения в обществе людей, и затем повёл его в медицинский отсек. Уже перестав плакать, маленький Саф тащился за воспитателем, потому что горький комок в горле и мутная пелена перед глазами не позволяли ему идти быстрее.

Теперь же Сафа некому было остановить и, пристыдив, вернуть на «путь истинный», он был во власти этой проснувшейся и вырвавшейся из глубин его естества разрастающейся эмоции. Он не пошёл, он побежал к входной двери, не сразу справившись с простой процедурой её открывания. Это обстоятельство вызвало новую, также давно позабытую эмоцию — раздражение, что ещё больше подхлестнула его горечь и обиду. Он уже не плакал, он уже ревел, словно зверь, взмахивая рукой и пытаясь открыть дверь. Наконец-то, дверь начала отъезжать в сторону, он схватил её за край створки и с силой рванул, желая ускорить процесс открывания. Дверь на мгновенье приостановилась, как-то нелепо дернулась и грохотом провалилась в пространство стены. Уже не замечая этого, Саф выбежал в коридор, в котором плавно включился свет, и что есть мочи побежал, ничего не замечая. Он бежал и ревел. Сам не понимая, что делает, он скинул с себя кусок белой ткани, в который был завернут, сандалии уже где-то свалились с его ног. Нагой он несся по коридору, крича и заливаясь слезами. Несколько раз он чуть не споткнулся о скинутый им кусок ткани, потому что бегал по кругу. В очередной раз, подбегая к брошенной ткани, он всё-таки зацепил её ногой и споткнулся. Он упал лицом вниз и, продолжая реветь, трясясь всем телом. Постепенно он начал затихать, изредка всхлипывая и дёргая плечами, а затем впал в забытье…

3. Сон

Саф лежал посреди коридора лицом вниз в полной темноте. В отсутствии сигнала от сенсоров об открытых глазах и бодрствовании организма Сафа, система жизнеобеспечения погасила освещение, полагая, что он спит. Саф действительно спал, но сон его был беспокойным. Впервые за годы, прошедшие с детства, ему пришли сновидения.

Приучая детей к дисциплине, воспитатели особой методикой вытравливали у них любое бурное проявление эмоций. Дети становились спокойными и послушными, у них нормализовался сон, потому что сновидения покидали их навсегда. Отсутствие снов было у всех жителей, за этим следили через индивидуальный портал связи. Как таковое сновидение никак не упоминалось в обществе, это понятие начисто отсутствовало, от него избавлялись ещё в детском возрасте, но за мозговой активностью людей во время сна всё-таки следили. Как только сенсоры регистрировали малейшее изменение активности мозга во время сна какого-либо человека, тут же звучал «индивидуальный будитель». Человек вскакивал с постели, а через индивидуальный канал связи его информировали о причинах его побудки. Разумеется, причины были надуманные, истинная причина скрывалась.

Саф спал, но его сон был тяжелый. Ему снился тот самый старик из детства. Седой человек наклонился к самому лицу лежащего маленького Сафа и с нежной улыбкой, таким зловещим тоном произнес:

— Ну что, дружок, проснулся? С пробуждением тебя, малыш! — затем он ехидно и громко засмеялся, отошел от Сафа и пропал.

Маленький Саф лежал на спине и смотрел в небо, которое было не голубого, а кроваво-красного неестественного цвета. Солнце было высоко в зените и светило прямо в глаза.

— Странное небо, — подумал Саф, — небо бывает красным только на закате, а не в полдень, да и то не такого оттенка. А где я?

Он приподнял голову и увидел, что лежит на земле, возле Великой Горы, вершина которой уходила за горизонт и была окутана такой же кровавой мглой. Зная хорошо это место, он сразу понял, что в противоположной от Великой Горы стороне находится главный город его страны. Встав на босые ноги, он ещё раз огляделся по сторонам — старика нигде не было видно. Саф пошел в сторону города. Вокруг была оглушительная тишина, что также было странно, ведь именно здесь был большой водопад на реке. Река протекала близ подножья Великой Горы и дальше, перетекая через уступы, обрушивалась водопадом в долину. Реки не было совсем!

— Может я ошибся направлением? — спросил себя Саф, — нет, вот на Великой Горе гигантская расщелина, а она как раз указывает на город. Куда же делась река, водопад и где долина?

Вообще местность была незнакомая. Она была ровной и плоской, как стол. До самого горизонта, всё было серо-красного цвета, в том числе и Великая Гора, которая гордо возвышалась над этой пустыней. Саф шёл босыми ногами по пыльной плоской пустыне, оставляя за собой слабые следы в красноватой пыли. Он смотрел себе под ноги и удивлялся такой пыли, ведь именно здесь должны были быть луга с мягкой сине-голубой травкой.

Саф продолжал идти по этой пустыне в свете полуденного солнца, как вдруг в небе со стороны города он увидел три низколетящих вражеских самолёта, несущихся к нему. Он точно знал, что это южане по форме крыльев, которые были загнуты вперёд. Они стремительно летели прямо на него. Повернувшись к ним спиной и закрыв голову руками, Саф присел, приготовившись к оглушительному рёву моторов, но ответом ему была всё та же оглушительная тишина. Когда же он поднялся, самолётов и след простыл на фоне Великой Горы.

— Куда же они делись? — подумал Саф и хотел было повернуться в прежнем направлении к городу, но заметил, что тень, которую он не отбрасывал из-за полуденного солнца в зените, вдруг стала удлиняться в сторону Горы. Он посмотрел вверх — солнце было на прежнем месте, строго над ним. Тогда он осторожно повернул голову в сторону города и увидел второе солнце. Это солнце было над городом и плавно опускалось к горизонту. Второе солнце разрасталось и становилось все ярче и ярче, что глаза у Сафа заболели. Отведя взгляд от этого яркого пятна, он заметил как на него со стороны второго солнца, поднимая гигантские клубы пыли во всё небо, стремительно несётся огромный шквал, затмевая весь горизонт, только второе солнце пробивалось через эту бурю. Эта буря занимала весь горизонт и наступала широким фронтом. Саф упал на землю лицом вниз, как только на него налетел этот абсолютно беззвучный шквал. Его било камнями, секло песком и жгло этим вторым солнечным жаром. Песок набивался в нос и в рот в сё больнее и больнее. Боль стала невыносимой, он закричал и…

4. Ярость

…проснулся. Саф открыл глаза, сразу по коридору плавно разлился мягкий свет с потолка.

— Буря уже стихла? — спросил сам себя Саф, — а где я?

Не понимая, что это с ним было, он приподнял голову от пола и увидел на скомканном куске белой ткани, который всё это время был между его лицом и полом, ярко красное пятно крови. Он рукой провёл по лицу и, глянув на открытую ладонь, увидел кровь на руке. У него шла носом кровь, а в носу он ощутил боль.

Саф моментально вскочил на ноги, подхватив уже испачканный кровью кусок ткани, и прижал его к лицу.

— Медицинский отсек! — крикнул он, но из-за ткани возле рта у него получилось какое-то мычание, которое не было распознано системой, и путь на полу не был обозначен. Внутри него что-то похолодело, его затрясло и, не умея ругаться, он сильно топнул ногой, при этом ощутил слабое облегчение. Убрав мешающую говорить ткань, он повторно уже крикнул приказ, и две жирные капли крови упали из носа на ткань. Пол высветил путь, который оказался весьма длинным, почти пол-оборота коридора.

Саф бежал в медицинский отсек, и всё это время кровь текла у него из носа. Добежав до двери в отсек, запыхавшийся, он махнул рукой, но система также не распознала этот знак, что вызвало очередной приступ гнева. Он махнул рукой второй раз, третий, четвёртый, но безрезультатно. Остервенело взмахивая рукой, он тщетно пытался заставить систему жизнеобеспечения открыть дверь. Внутри у него всё задрожало, он издал нечленораздельный гортанный звук, и лицо его бросило в жар. Тяжело дыша, раздувая ноздри, из которых сильнее хлынула кровь, он затрясся всем телом, и из глаз снова потекли слёзы. Придерживая левой рукой ткань у носа, правой он начал колотить в дверь, что есть силы с криками:

— Открой мне эту дверь!!!

На двери начали появляться легкие вмятины, но она не поддавалась. Это привело его в ещё большую ярость и, в конце концов, он бросил ткань от носа на пол и принялся ломиться в дверь обеими руками, колотя дверь ногами и наваливаясь всем телом.

Волны ярости практически полностью поглотили его, но оставался небольшой островок разума, который судорожно пытался понять, что происходит. Не понимая причин столь резкой вспышки ярости, пытаясь обуздать её и терпящий очередную неудачу, Саф подстегнул новый виток пожирающей его сильной эмоции. Теперь он был полностью в её власти, остатки разума покинули его. Саф был сильный человек, и это принесло свои результаты — дверь была проломлена, смята и выбита им внутрь медицинского отсека. Она упала прямо напротив прохода, частично перегородив вход, но разъярённый Саф не замечая преграды, чуть не падая, проходя по искорёженной двери, ворвался в отсек и бросился к медицинскому столу. Только сейчас в медицинском отсеке зажегся свет.

Саф лежал на медицинском столе лицом вверх, тяжело и шумно дышал. Его тело было всё окровавлено — руки, колени, плечи были изодраны и разбиты в кровь, нос кровоточил. Медицинский отсек, как и прочие такие же отсеки в его стране, был оснащен автоматической системой диагностики и лечения. Свет на потолке стал значительно слабее и приобрел голубой оттенок. Из-под стола выехал манипулятор, который расщепился на множество тонких спицеподобных коленчатых лап, словно паук опутав тело Сафа. Эти лапы, тихо шурша металлом, принялись быстро скользить по телу, а на потолке прямо напротив Сафа стало проявляться изображение его тела с обозначением красных проблемных зон. Чем больше проблема, тем краснее зона, все остальные зоны обозначались синим цветом. Кисти рук, колени, плечи были слегка розоватые, а вот голова обозначена кричащим ярко-красным цветом. Из правой стены с шуршанием вылез большой мягкий и прозрачный купол, соединенный со стеной гибким шлангом, и полностью укрыл тело Сафа. Один из манипуляторов сделал инъекцию лекарства в плечо. Дыхание Сафа быстро пришло в норму, он закрыл глаза и погрузился в медикаментозный сон. Купол заполнился густым белым туманом, и свет в отсеке отключился.

5. Пятно

Саф проснулся, но по новой своей привычке не открыл глаза. Не чувствуя дискомфорта в теле и не сразу вспомнив последние события, он по обыкновению приготовился наслаждаться своими ощущениями. Однако его нос сразу же уловил не резкий запах медицинских препаратов, тело почувствовало иное, непривычное ложе, а слух обнаружил иной звук вентиляции с непривычной левой стороны. Саф резко открыл глаза и вскочил с медицинского стола на пол. Свет в отсеке плавно включился. Тут же в его памяти промелькнули все события, приведшие его сюда. Осмотрев свои руки и колени, Саф убедился, что они в порядке. Присев обратно на медицинский стол, он уставился невидящим взглядом в пол и задумался.

В любых сложных для него ситуациях он мог воспользоваться индивидуальным каналом связи, просто вслух описав свою проблему и, выслушав рекомендации к действию, исполнить их. Так всегда поступали все жители его страны, поэтому ни у кого никогда, ни с чем и ни с кем не возникало никаких проблем. Общество было спокойным и послушным воле правителей, при этом ни у кого не могло возникнуть даже мысленного намёка на иную, отличную от общей, точку зрения, не говоря уже о каком бы то ни было возражении. Людям просто не давали возможности на глубокий анализ ситуаций и на раздумья о причинах и следствиях. Конечно, на простом, элементарном уровне причинно-следственный анализ производил каждый человек, но это были, как правило, простейшие бытовые ситуации. Благодаря такому управлению массами, люди были практически лишены чувства страха и не боялись почти ничего. Оставался лишь инстинкт самосохранения, который оберегал людей от бытовых травм и несчастных случаев. Навыки безопасного существования прививались и твердо закреплялись с детства. Бытовые несчастные случаи происходили, но весьма редко. Если человек при этом травмировался, то его помещали в медицинский отсек и полностью его восстанавливали, пока он находился в медикаментозном сне. Этот гражданин, выздоровев, помнил лишь свою боль и её причину, которую ему умело внушали через индивидуальный коммуникатор, как собственную оплошность или неловкость, за которую ему устраивали общественное порицание. Человек же в дальнейшем старательно избегал попадания в подобные ситуации. Бывало, происходили техногенные катастрофы или природные катаклизмы, приводящие к гибели большого количества людей. В этом случае, выживших лечили в медицинских отсеках, при этом, изувеченных и покалеченных полностью восстанавливали, потому что медицинские технологии были настолько развиты, что позволяли лечить абсолютно всё. Важно было, чтобы человек был ещё жив до момента помещения под мягкий купол на медицинском столе. Причины же этих масштабных бедствий либо замалчивались перед общественностью, а выжившим внушали, что виноваты те, кто погиб, либо, в угоду воле правителей, перед общественностью объявлялись виновными враги, желающие захватить их счастливую страну и ввергнуть всех в хаос, в котором никто не будет знать, что ему делать и как дальше жить. Именно неопределенность существования без подсказок и руководств к действию через индивидуальный коммуникатор была для людей страшнее всего, именно этого все массово боялись и опасались, именно об этом постоянно всех убеждали средства массовой информации нескончаемым потоком.

Сейчас, когда единое информационное пространство уже не существовало, а свой индивидуальный коммуникатор для индивидуального канала связи Саф вывел из строя, он мог полагаться только на свой опыт, память и разум. Он осознал, что подвергся влиянию или даже нападению сильного чувства, а точнее эмоции. Он вспомнил воспитательные наставления про временный эмоциональный порыв и про его неправдивость и неистинность.

— Это ложный порыв заставил меня так себя вести? — риторически подумал Саф.

Его взгляд скользнул по искорёженной и запачканной кровью, валяющейся у входного проёма двери:

— Но вот эта дверь настоящая, и я это сделал, а значит и эмоция настоящая, и она очень сильная, даже сильнее меня.

Тут он взглядом остановился на пятне крови в самом центре дверного полотна. Он даже перестал дышать, внимательно всмотревшись в это пятно — на белой матовой поверхности покорёженной им двери коричневой запёкшейся кровью было изображено его собственное лицо, перекошенное гримасой ярости. Саф был настолько изумлён, что сидел некоторое время неподвижно, не моргая и почти не дыша, полностью позабыв о своих размышлениях. Затем он медленно встал, не отрывая взгляда от собственного изображения, аккуратно переступил через дверь и очень осторожно вытащил её в коридор. Свет в коридоре включился и в этом белом свете, в отличие от голубого света в медицинском отсеке, его портрет стал ещё более контрастным.

— Еда! — сказал он и, очень осторожно подняв дверь, пошел по пути в столовую.

По пути он не мог видеть портрет, потому что нёс дверь боком, боясь стереть изображение. Он даже не обратил внимания, что дверь в столовую отсутствует. Войдя в столовую, он осторожно положил дверь на ближайший стол, сел сначала рядом, близко к изображению. Вблизи это было грязное кровавое размазанное пятно, мало напоминающее лицо, а при взгляде чуть издали пятно, непостижимым для Сафа образом, превращалось в портрет. Тогда он встал, поставил дверь вертикально на ближайшую к стене скамейку, облокотив на стену, и стал отходить по проходу спиной вперёд. Он отошёл примерно на десять шагов и остановился, рассматривая изображение. Он стоял долго, словно заворожённый и смотрел на дверь. Вдруг он почувствовал, что ему холодно и тут только он обнаружил, что стоял в проходе столовой абсолютно голый.

Выйдя из оцепенения, он, не отрывая взгляда от поставленной на скамейку теперь ценной для него двери, вышел из столовой, повернул налево и сказал:

— Моя каюта!

По высвеченной дорожке он шёл к себе в каюту, глядя только себе под ноги на светящуюся дорожку. Краем глаза он вдруг справа увидел среди однообразной белизны коридора нечто темное. Остановившись, он увидел медицинский отсек, зияющий пустым дверным проёмом, а чуть левее на полу валялся скомканный, запачканной кровью кусок ткани, в которую он заворачивался. Машинально подняв с пола ткань, Саф продолжил путь в каюту, всё также глядя себе под ноги.

Он вошёл в каюту, поднёс грязный кусок ткани к углублению у шкафа и уже собрался его отпустить в открывшееся отверстие для использованной ткани, как что-то его остановило. Отведя руку от отверстия, он посмотрел внимательно на скомканную ткань — темные, коричнево-красные пятна крови образовывали причудливые формы. Он положил эту ткань на стол, взял в шкафу новый кусок белой ткани, облачился в неё и надел новые сандалии. Захватив с собой грязную ткань, отправился обратно в столовую. Проходя мимо медицинского отсека по световой дорожке, обратил внимание на грязные пятна крови на полу коридора прямо у дверного проёма — там были нечеткие размазанные следы его ног. Эти следы вновь напомнили ему, как он бился в дверь, хотя в его памяти эти события были несколько туманны и неотчётливы.

Издали дверной проём в столовую сильно бросался в глаза — на фоне белого коридора было черное пятно, которым оканчивался белый свет указательной дорожки. Саф приостановился, отметив необычность этого пейзажа. Также его заинтересовало необычное освещение видимых через проём из коридора рядов столов и скамеек, уходящих во мрак помещения столовой, когда он подошел достаточно близко. Он медленно подходил к проёму, не отрывая взгляда от столов и скамеек, и внимательно смотрел на их тусклые силуэты в свете коридорного освещения.

Поравнявшись со входом в столовую, в ней включился свет и всё стало привычным для его взора. Он вошел, убедился, что дверь с его изображением на месте и расстелил на соседнем столе кусок ткани, испачканный кровью. Пятна на ткани были различные, крупные, мелкие и еле видные, но вместе они составляли сильно заинтересовавшее его изображение. Всматриваясь в эти бесформенные пятна, он видел то горы, то реку, то облака, то звёзды. Он переводил свой взгляд то на дверь, с его портретом, то на ткань. Вставал и ходил кругами вокруг ткани, находя с разного ракурса разные знакомые ему образы в этом пятне. Он придвинул ткань к искорёженной двери и уже видел себя среди бушующего моря или рядом с водопадом.

6. Действие

Саф рассматривал дверь и ткань очень долго, меняя их местами, расстилая на полу, отходя в конец зала, и размышляя над всем произошедшим. При этом он был совершенно спокоен и сосредоточенно внимателен. Постепенно он начал испытывать доселе никогда не испытываемое им чувство эстетического удовольствия от увиденного, и это ему понравилось. Это чувство отдаленно напоминало ему чувство гордости за страну, но было иным, особенным, только его собственным, и не зависело от навязанного ему общественного мнения.

Он осознавал, что раньше подобные чувства он не смог бы испытать, потому что просто не смог бы попасть в подобную историю, ведь единое информационное пространство отвело бы его от такого и направило бы на «правильный путь». Он испуганно вдруг понял, что именно общепринятая точка зрения влияли на его прежние чувства, поступки, суждения, что он был лишь словно окно в столовой этого корабля, готовое по первому указанию выдать ему еду, он был просто исполнительным устройством, послушным механизмом. Но для кого или для чего он прежде жил, исполняя беспрекословно все указания, приказы, распоряжения?

От этой мысли у него похолодела спина, а внутри как будто что-то оборвалось. Он непроизвольно сделал столь глубокий выдох так, что в глазах потемнело, затем он сделал такой же глубокий вздох до жжения в груди и огляделся. Весь интерьер столовой, который вызвал не так давно у него приступ необъяснимой горечи и обиды, теперь представился ему чужим и безразличным. Он опять посмотрел на пятна крови на помятой двери и на ткани, затем на белые безликие стены, на белые столы и скамьи, на белый пол и светящийся потолок. Переводя многократно свой взгдяд с белого однообразия на кровавые разводы, на его лице вдруг отобразилась скошенная улыбка, а глаза сверкнули зловещим огоньком.

Он спокойно подошел к окну выдачи еды.

— Еда! — сказал Саф и взял в одну руку миску, а в другую кружку.

В миске была серовато-бежевая каша, в кружке чуть мутноватая светло-желтая жидкость. Саф отошел немного в сторону, прищурил глаза, и что есть силы швырнул миску с кашей в стену. От резкого движения жидкость из кружки частично пролилась на пол, но, не замечая этого, он смотрел, как миска, ударившись о стену, отлетела в сторону, и звонко стукнувшись о край стола, беззвучно упала на мягкий пол. На месте удара миски по стене стекала каша, резко контрастируя на белом фоне стены. Саф сделал глоток из кружки, а остатки жидкости выплеснул на стену рядом с кашей.

Он смотрел на результат своих действий абсолютно спокойно, со стороны могло показаться, что даже отрешённо, но внутри его шла ожесточённая борьба былого и настоящего. Он категорически не должен был так делать, это противоречило всем общепринятым нормам и правилам из его прошлой жизни, но сейчас он просто не мог так не поступать, отчетливо ощущая потребность разнообразить эту белую монотонность.

— Еда!

Произносил и произносил он ледяным тоном и доставал из окна выдачи миски с кружками. Всех их он сосредоточенно швырял в разные стороны, наблюдая, как растекается каша и питьё по стенам, по столам, по скамейкам, стекая на пол. Мягкий материал пола впитывал влагу, оставаясь грязным. Миски и кружки были изготовлены из легкого и прочного матового металла, поэтому они не деформировались, а с весёлым разнотонным звоном разлетались по всей столовой.

Саф смотрел на результаты своего безобразия и чётко понимал, что это вопиющее деяние, но ему было хорошо, примерно так же, как тем утром, когда он впервые пролежал в кровати после пробуждения, испугавшись приятных ощущений в груди. Сейчас он уже не пугался, а наслаждался чувством намеренного нарушения былых запретов. Это было запретное прежде удовольствие.

В его прежнем мире не существовало никаких абстрактных изображений, только абсолютно четкие и однозначные образы, сопровождающие информационный поток. Изображения, и статические и голографические были одинаково бесцветно-белыми с добавлением лишь красного и сине-голубого. Все тексты и надписи были строго одного шрифта и строго черного цвета. Красным был только цвет крови, а сине-голубым — цвет неба и растений. Никаких иных смыслов в употреблении цветов не было, только абсолютная однозначность. Вся информация носила конкретный характер, без возможности ассоциативного, абстрактного, иносказательного или образного восприятия. Люди должны были воспринимать информацию буквально, без намёка на какой бы то ни было подтекст.

Наконец, еда перестала подаваться из окна. Саф несколько раз повторил приказ на выдачу еды, но окно даже не открылось. Он несколько удивился, что это не вызвало у него раздражение, ведь выдано было уже около ста порционов еды — система жизнеобеспечения обеспечила всех планируемых членов экипажа этого корабля едой. Глядя на этот грязный заляпанный кашей и забрызганный питьевой жидкостью интерьер столовой, Саф был полностью удовлетворён содеянным. Он рассматривал эти грязные разводы и ему начали являться разные ассоциации и образы. У него бурным потоком стало вырываться воображение, до этого спавшее глубоко-глубоко в его сознании. Возникая одни за одним видения знакомых образов людей, городов, природы, ему становилось то смешно, то печально, то охватывала тревога. Эти эмоции были разными, но, не захватывая его полностью, они смеялись одна за другой беспорядочной чередой.

Постепенно Саф стал пресыщаться видом этой запачканной столовой, ассоциативные видения потихоньку сошли на нет, и он направился к выходу. Аккуратно свернул окровавленную ткань и вынес её из помещения, положив на пол в коридоре поодаль от дверного проёма. Затем вернулся, с особой осторожностью вынес дверь со своим портретом и понес её к себе в каюту. У себя в каюте он с трудом установил эту дверь в углу между входной дверью и столом. После вернулся за тканью, оставленной им на полу в коридоре, и укрыл ею искореженною дверь в углу каюты.

Саф почувствовал, что устал и проголодался. Выйдя из своей каюты, он уже без помощи световой дорожки пошел в столовую. Но на полпути он понял, что еды ему система сейчас не даст, потому что только недавно «накормила» всех членов экипажа, а до следующего посещения столовой ещё не скоро. Саф вернулся к себе. Он снял с себя слегка заляпанный едой кусок ткани, внимательно оглядел его и бросил в отверстие для грязной ткани, затем прошел в умывальник.

Пробыв там не долго, усталый, он вышел из умывальника и сказал:

— Кровать.

Из противоположной входу стены выехала кроватная полка, Саф лег, накрылся куском белой ткани и закрыл глаза.

Впервые в жизни он лежал с закрытыми глазами и не мог уснуть. Обычно сон приходил почти сразу — пара вдохов и человек спал до сигнала «общего будителя». Но теперь Саф ворочался, ему вдруг становилось неудобно лежать то на спине, то на боку. Иногда он открывал глаза и сразу в его каюте включался свет, его это начинало раздражать. Он завернулся в ткань, чтобы не провоцировать систему автоматического освещения, и так понемногу начал засыпать. Сон его был беспокойный, он то и дело просыпался, включая тем самым свет в каюте, затем опять засыпая очень долго. В его голове роем гудели мысли, мозг, не привыкший до этого активно работать, продолжал усилено думать. Когда всё-таки Саф уснул, ему стали сниться беспорядочные видения из его прошлой жизни на фоне разноцветных бесформенных пятен.

7. Сомнение

Саф очнулся ото сна с распухшей и больной головой, как-будто не спал вовсе. Всё тело ныло, как от тяжёлой и долгой физической работы. Он не сразу сообразил, где находится, потому что обрывки бессвязных сновидений ещё теснились в его сознании. С полузакрытыми глазами он, еле волоча ноги, зашёл в умывальник и стоял там настолько долго под потоками воды, что кожа на пальцах разбухла и побелела. Ему хотелось, чтобы вода была прохладнее, но возможности регулировки температуры воды не существовало. После душа он вышел более бодрым, выдвинув стул из-под стола, уселся за стол и включил пульт управления.

Он вычислил время, потерянное им на лечение в медицинском отсеке, которое оказалось равное почти пяти суткам. За это время не произошло никаких изменений в курсе его корабля, и он продолжал свой полёт в ледяной пустоте космоса. Шли пятнадцатые сутки из двухсот запланированных.

Изначально в планах этой научной экспедиции был полёт туда и обратно в течение пяти лет. На сам полёт в оба конца отводилось не более ста двадцати дней. Таким образом, время в пути, который совершал Саф, должно было быть всего около шестидесяти дней. Однако, в силу внезапных роковых событий, он остался совершенно один на этом корабле, а длительность полёта увеличилась по причине несвоевременного старта.

С самого начала в задачи экспедиции входило проведение биолого-технических и социально значимых экспериментов на людях с использованием той самой установки телепатического контроля мыслей, о которой знал Саф. Для этого в биоотсеке находились несколько специально выращенных человеческих тел обоего пола, которые должны были стать материалом для этого эксперимента. В задачи миссии входило посещение соседней планеты, которая находилась ближе к их солнцу. Эта планета была массивнее и больше его родной почти в два раза, но там были идеальные условия для экспериментов, которые регулярно устраивали соотечественники Сафа. На этой планете было много воды, большое количество минералов и полезных материалов, богатая растительность и разнообразный животный мир. Там не было лишь разумных существ. Состав воздуха был несколько иной, чем на планете Сафа, но позволял спокойно дышать. Лишь при очень продолжительном вдыхании этого воздуха в организме человека начинали накапливаться вещества, ведущие к ускоренному старению. Также ускоренному старению организма человека способствовала большая почти в два с половиной раза сила тяготения. Как показали эксперименты, среднее время жизни человека в условиях этой соседней планеты составляла не более ста лет. Это было значительно, в несколько раз меньше средней продолжительности жизни мэдэнцев, так называли себя жители планеты Сафа.

Двухсотдневный перелет начался в неудачное время взаимного расположения планет, поэтому траектория перелёта была значительно более протяжённой. Саф теперь размышлял о том, что в одиночку должен был осуществить эту миссию.

— Или НЕ должен? — почти вслух подумал он, — что я теперь должен делать? Кому должен? Стране? Правителям? Обществу? Ведь никого из них теперь уже нет! Зачем тогда вообще нужен этот эксперимент, эта миссия?

Погрузившись в эти раздумья, он сидел за столом, оперев голову на руки и уставившись в одну светящуюся точку на пульте. Кроме рассуждений о целесообразности его полёта, он размышлял над всем произошедшим с ним за последнее время.

Сафу стало очевидно, что проявление у него сильных эмоций, возникновение новых чувств и ощущений, появление сновидений — всё это результат отсутствия контроля и указаний через индивидуальный канал связи. Человек на самом деле иной, у него богатый скрытый внутренний мир, который способен дарить человеку разные эмоции, чувства и раскрашивать его жизнь. Значит, его прошлое общество намеренно искореняло естественную человеческую чувственность. Но зачем? Почему общество решило избавиться от этого? Может это плохо? И неспроста?

Саф закидывать сам себя этими вопросами и не мог ответить ни на один из них.

8. Опыт

Из размышлений его вывело обострившееся чувство голода. Медленно поднявшись из-за стола, Саф проследовал в столовую. Он шел по коридору в направлении столовой без указательной дорожки — дверь в столовую была же им испорчена, пройти мимо было невозможно. Тем более, на полпути слева был медицинский отсек, дверь в который он выбил. Ориентиры были и в светящейся дорожке не было нужды.

Продолжая сосредоточенно размышлять, Саф проделал уже весьма большой путь, но ни проёма в медицинский отсек, ни пустого проёма в столовую он так и не обнаружил. Тут он отчетливо припомнил, что не замечал слева размазанных пятен собственной крови перед медицинским отсеком. Коридор был таким, как всегда — однообразные белые двери по обеим стенам. Саф остановился и скомандовал:

— Медицинский отсек!

Пол в коридоре высветил дорожку в противоположную сторону. Идя по ней, Саф дошел до медицинского отсека — дверь была на месте. Махнув рукой, он открыл отсек и заглянул внутрь. В отсеке было всё как обычно.

— Неужели это всё был только сон? — его бросило в холодный пот.

— Моя каюта! — сказал он резко и побежал к себе по светящемуся пути. На бегу он судорожно пытался вспомнить, была ли искорёженная дверь, прикрытая испачканной в крови тканью в углу его каюты. Вставая сегодня с кровати, выходя из умывальника и размышляя за столом, он не заметил, есть ли дверь с тканью в углу или нет. Процедура открытия двери и её бесшумное движение в сторону показалось Сафу очень долгим. Буквально ворвавшись в свою каюту, он сразу глянул налево — дверь прикрытая тканью стояла в углу. Он подошел, осторожно поднял ткань и увидел свой портрет на двери. Тогда он, ничего не понимая, но немного успокоившись, направился в столовую по световому пути.

Войдя в помещение столовой, он ожидал увидеть прежний разгром, однако, его ожидания не оправдались — был обычный безликий интерьер. От этого вида у него снова стал поступать к горлу горько-горячий комок, но вспомнив, чем это закончилось в прошлый раз, он смог совладать с этой волной эмоции. Он глубоко вдохнул и тряхнул головой, словно хотел стрясти с себя пыль. Это помогло, и он подошел к окну выдачи еды.

Получив паёк, Саф привычно сел на ближайшую скамейку и принялся за еду. Он ел медленно, водя взглядом по столовой, в надежде отыскать хоть одно напоминание о его вчерашнем буйстве. Нигде не было ни пятнышка. Пытаясь понять причины установившегося порядка, он усомнился в истинности своего вчерашнего поведения в столовой. Если дверь и ткань есть наяву, может тогда это расшвыривание мисок и кружек с едой ему вчера привиделось.

Решив всё проверить, он встал, даже недоел, взял ещё одну порцию еды. Миску с силой бросил в стену, а содержимое кружки вылил на соседний стол. Затем, взял ещё пару порций из окна и разлил содержимое по столам и скамейкам, даже заляпал один из столов снизу, под столешницей. Миски и кружки беспорядочно раскидал по столам, в том числе и те, из которых ел.

Спокойно вышел из столовой и произнес:

— Биологический отсек.

Идя по светящейся дорожке, он считал количество дверей от столовой до биологического отсека — их оказалось двадцать три. Он подошёл к отсеку, провел рукой слева направо и, после открытия двери, вошёл внутрь. Биологический отсек представлял собой помещение раза в четыре больше столовой, там располагалась множество различного оборудования и устройств. Потолок был выше раза в три, чем у него в каюте и столовой, но такой же ровно светящийся по всей поверхности. Прямо посередине помещения на небольшом круглом возвышении лежали капсулы с биологическим материалом. Он ещё раз пересчитал их. Капсул было ровно двенадцать, четыре побольше и восемь чуть поменьше. Саф обошел весь отсек, заглядывая в каждый уголок и убеждаясь в порядке.

В одном из закутков были аккуратно уложены инструменты для работы в условиях соседней планеты. Среди прочих был обычный лазерный нож. Этим ножом можно было, например, быстро срезать большое дерево, которых на соседней планете было гораздо больше, чем на его родной, а также можно было, в самом крайнем случае, обороняться от диких животных, также массово обитающих там. Саф взял этот нож, а заодно прихватил светящийся шлем, который служил людям одновременно и защитой головы, и средством освещения пространства вокруг себя. Этот шлем одетый на голову, автоматически начинал светиться ярким белым светом, как только человек оказывался в темноте. Если этот светящийся шлем снять с головы в темноте, то он сразу переставал светиться.

Саф одел на голову шлем и, держа в правой руке лазерный нож, резко подбежал к выходу, открыл дверь и со всех ног бросился в сторону столовой, считая по пути двери. Светящейся дорожки не было, и он очень надеялся не пропустить нужную дверь.

— Двадцать один, двадцать два, двадцать три, — считал он на бегу в полголоса, — вот она!

Он остановился перед дверью, мгновенье перевёл дыхание и спокойно, но твердо и чётко провел рукой слева направо. Как он и ожидал, дверь не открылась. Включив нож, он быстрым движением, буквально за пару мгновений, вырезал центральную часть дверного полотна так, чтобы можно было пройти внутрь. Толкнув вырезанную металлическую часть двери вовнутрь, которая с мягким шлепком упала в проход столовой, Саф быстро ворвался в помещение. Внутри было темно, и шлем сразу осветил столовую ярким белым светом. Свет от шлема сразу высветил маленьких механических существ, которые не обращая внимания на ворвавшегося Сафа, разливающего яркий свет от шлема, монотонно наводили порядок.

Эти механизмы внешне напоминали манипуляторы медицинского отсека, но имели разную конструкцию и назначение. Одни имели посередине подобие тела паука и передвигались по полу, столам и скамейкам, неся разбросанные Сафом миски и кружки в окно выдачи. Один такой паучок как раз нёс миску вертикально по стене к окну, которое было открыто. Другие, похожие на жучков в форме половинки яйца скользили по запачканным едой поверхностям, включая стены и даже потолок, оставляя за собой абсолютную чистоту.

— Так вот кто наводит порядок, — понял Саф, — видимо на корабле есть и другие механизмы, которые восстановили двери.

Он ещё раз посмотрел на работу этих трудяг, и ему почему-то стало стыдно. Это было чувство вины, которое он испытывал, когда в первый и последний раз в жизни не вскочил сразу после сигнала «общего будителя». Тогда он был молод и только что был выпущен из детской резервации, где проходил обучение, подготовку к жизни и работе в обществе. В тот день на него через индивидуальный коммуникатор обрушился поток осуждения и порицания. Ему было весьма стыдно, и он очень старался в дальнейшем, чтобы подобного не случалось.

9. Краска

Одновременно с ощущением неловкости от того, что он проявил такое непонимание защитных сберегающих функций этого корабля — взял и испортил еще раз дверь, к нему пришло давно-давно забытое чувство детского любопытства. Он захотел увидеть, как такие механизмы будут чинить дверь.

Он отошел немного в сторону от вырезанной им двери и уселся на пол у противоположной стены коридора, оперевшись спиной на неё. Шлем и нож положил рядом и стал ждать. Сидя в коридоре, он осматривал его и старался представить себе, как бы выглядел этот коридор, если его намеренно испачкать едой, или кровью, или… Его обожгло изнутри, и сердце забилось сильнее от этой догадки. Надо найти другой способ разнообразить это белое пространство. Пачкать стены любым биологическим материалом нельзя — это позволит развиться патогенной микрофлоре и станет угрозой для безопасности корабля. Когда он громил столовую почему-то об этом не вспомнил, его тогда увлекал сам процесс образования цветных пятен на белом фоне.

Саф встал, ему уже было не интересно, кто и как починит дверь, его теперь занимало другое — чем можно нанести изображения на стены, чтобы система жизнеобеспечения не послала «паучков» и «жучков» на очистку. Озадачившись этой идеей, он отнес шлем и лазерный нож обратно в биоотсек по светящемуся пути и отправился в технический отсек, продолжая усиленно размышлять. Он перебирал в голове варианты создания материала, который держался бы на стенах, а система жизнеобеспечения корабля не смыла бы потом его художества.

Технологический отсек находился буквально напротив, и он привычно пройдя между двух огромных, круглых и прозрачных ёмкостей с водой, очутился в большом и высоком помещении. На самом верху в направлении входа находилась часть протяжённой трубы во всё помещение, от которой отходили стены, образуя внутреннюю полость сектора цилиндра. Саф знал, что эта труба — центральный тоннель корабля с нулевой гравитацией. Свет освещения отсека исходил из верхних частей обеих стен, отходящих от трубы. Также светились все потолочные поверхности всех переходов, галерей и балконов, в большом количестве размещенные в технологическом отсеке. Всего было семь ярусов, каждый из которых примерно в два человеческих роста. Саф помнил, что чем выше поднимаешься по этим ярусам, переходам и галереям, тем меньше становится тяготение, и надо быть осторожным при движении. Именно по этой причине верхние переходы и галереи отделялись от остального пространства отсека тонкой белой сеткой.

Поднявшись по правой лестнице на третий ярус и пройдя по проходу в противоположный входу конец отсека, Саф оказался у большого стеллажа, где в каждой ячейке стояли закрепленные на полке небольшие белые ёмкости. В этих ёмкостях хранились различные химические вещества, которые могли понадобиться по ходу проведения экспедиции. Все вещества были в виде сухих порошков и, насколько помнил Саф, были разного цвета. Открывая ёмкости и заглядывая внутрь, он отобрал несколько из них и снял их с закрепляющего на стеллаже механизма. Всего в руках у него оказалось пять ёмкостей с красным, чёрным, синим, голубым и жёлтым порошками. Выбор был неслучайным: красный цвет — это цвет заката, голубой — цвет неба, синий — цвет растений и океана, жёлтый — цвет его солнца. Чёрным цветом он намеревался изображать текст.

Теперь оставалось найти вещество, которым можно было разбавить эти порошки и получить подобие цветной каши, при этом оно не должно было спровоцировать систему защиты корабля. Он хотел, чтобы изображения на стенах не смывали механические «жучки». Мозг Сафа работал настолько усиленно, перебирая варианты рецепта приготовления красок, что у него немного заболели виски, но сладкое предвкушение скорого положительного результата его мозгового штурма, предавало ему силы. Не обращая внимания на разболевшуюся голову, он активно пользовался проснувшимся воображением и живо представлял себе варианты смеси, как он будет её наносить на стены и, как на это будет реагировать система жизнеобеспечения корабля. В результате, он отмёл вариант с водой и питьём из кружки и остановил свой выбор на прозрачном клейком веществе, которое использовалось в специальных ружьях. С помощью этих ружей, заряженных клеем, члены экспедиции оборонялись от нападения диких животных на той соседней планете. Стреляя клеем в животное, человек сковывал его движения. Животное запутывалось в клейкой массе и уже не могло причинить вред человеку. Лишь спустя некоторое время клей потихоньку стекал на землю, освобождая животное и не нанося ему большого вреда. Полностью клей смывали дожди. Такой способ защиты был для того, чтобы сильно не нарушать экологическое равновесие в биосфере соседней планеты.

Саф не сразу вспомнил, где находится стеллаж с ружьями и клеем, но, поразмыслив, нашел его на втором ярусе около выхода. Клей был двухкомпонентным, и при смешивании в ружье при выстреле образовывал прочное тягучее вещество. Саф выбрал тот компонент клея, который был более жидким и должен был засыхать на воздухе. Захватив с собой пару капсул с этим компонентом клея, он по пути нашел небольшой металлический пруток, раза в два тоньше пальца. Завернул всю свою поклажу в нательную ткань и пошел к себе в каюту. Там он с довольным видом сложил всё на стол и пошёл в столовую, по пути прихватив из биотехнического отсека лазерный нож, со слабой досадой отметив, что отнёс его на место и не предусмотрел дальнейшей необходимости в нём.

В столовой дверь была по-прежнему с вырезанной им серединой.

— Видимо, двери система меняет, пока я сплю, — решил Саф и вошёл через этот вырез.

Свет плавно включился, и Саф заметил идеальный порядок, а маленьких механизмов уже не было. Подойдя к окну выдачи, он взял по очереди пять порций еды. Есть ему не хотелось, а вот небольшая жажда была, поэтому он выпил одну кружку питья. Затем он поставил обратно в окно выдачи пять кружек и вылил туда содержимое пяти мисок, а миски стопкой поставил на соседнем столе. Взял немного грязные от каши миски и направился к себе в каюту.

В каюте он поставил миски на пол, скинул с себя укрывающую его тело ткань и оторвал от неё приличный кусок, который аккуратно сложил и оставил на столе. Оставшуюся ткань выбросил в отверстие у шкафа и, прихватив миски с пола, вошёл в умывальник. Он тщательно вымыл все миски и, обтиревшись тканью сам, насухо вытер все миски.

После всех этих приготовлений он, обернувшись в новое одеяние, сел за стол и с нетерпением и воодушевлением принялся за приготовление краски. Осознавая, что с первого раза может всё и не получиться, он решил сначала приготовить небольшое количество краски одного цвета, чёрного цвета. Лазерным ножом отрезал от металлического прутка кусок, длиной около ладони, насыпал чуть-чуть черного порошка в одну миску и, вскрыв ножом капсулу с клеем, выдавил небольшое количество тягучего вещества. Отрезанной металлической палочкой он принялся размешивать порошок и клей. Сначала, они не очень хорошо перемешивались, но приловчившись, ему удалось получить однородную массу, которая ему показалась несколько жидковатой, и он добавил ещё порошка. Чёрная краска была готова. Потом он принялся рвать кусок ткани на полоски и складывать около мисок. Взял одну полоску и, накрутив её на грязный конец палочки, получил нечто вроде кисточки.

Очень довольный самим собой, Саф вынес миску с чёрной краской в коридор. Тут он остановился в нерешительности, с чего начать он ещё не знал. Оглядываясь по сторонам, он увидел, как плавно закрылась дверь в его каюту, и тут же понял с чего начать. На двери он непривычными для себя движениями стал выводить корявое «САФ». Краска капала на пол, немного подтекала с густых мест и не очень слушалась рука, но он усердно водил палочкой с краской по двери. Брал ещё краску и подправлял надпись, в итоге, получил весьма понравившуюся ему надпись.

Отойдя по коридору в сторону, он был очень удовлетворён тем, что теперь дверь его каюты отличается от всех остальных. Его так и подмывало намешать ещё красок и разукрасить дверь и стены вокруг, но он себя сдержал в этом порыве. Он должен был убедиться, что система жизнеобеспечения корабля не пошлёт «жучков» стирать надпись. Для того, чтобы эта уверенность была полной, он написал свое имя на стенах по обе стороны своей двери. В этот раз он преуспел гораздо лучше — краска почти не подтекала и практически не капала на пол, надпись, особенно третья, получилась быстрее и ровнее всех остальных. Он даже немного расстроился, что не написал эту надпись на своей двери последней. Краска почти вся закончилась, а изнутри Сафа распирало чувство колоссального удовлетворения своей работой. Он даже поймал себя на мысли, что никогда прежде, когда он удачно выполнял порученную ему работу и добивался успехов, он не испытывал такого сильного чувства.

Саф знал свойства этого компонента клея и пошёл в умывальник мыть миску. Стоя под струями воды и смывая миску руками, он внимательно наблюдал, как чёрные потоки воды сливаются на пол и, растекаясь, уходят в щели. На белом фоне пола умывальника эти движущиеся чёрные картины вызывали у Сафа различные ассоциации и образы. Он представлял себе, как будут выглядеть потоки воды другого цвета. Очень хотел поскорее увидеть результат мытья мисок с другими красками, но надо было потерпеть и подождать результатов первого опыта с краской.

Окончив отмывать миску, Саф вытер себя и миску куском ткани. Решив немного отвлечься, чтобы нетерпение не захватило его, он переложил всё для приготовления красок на пол в угол к двери с его портретом, и сел за стол.

10. Мэдэнцы

Включив пульт управления, он голосом стал давать команды системе жизнеобеспечения корабля, поочерёдно вызывая на монитор изображения внутреннего содержимого каждого отсека корабля. Фактически он занимался своими прямыми обязанностями вахтенного дежурного. Переходя от отсека к отсеку, он просто смотрел, всё ли там в порядке и нет ли каких-то изменений. Впрочем, никаких изменений в отсеках быть не могло, ведь он был один на корабле. Двадцать дней тому назад он прибыл сюда, сменив своего коллегу, который нёс дежурную вахту на этом корабле, подготавливая его к грядущей экспедиции. Предполагалось, что Саф будет нести эту дежурную вахту в течение ста дней, после чего останется здесь, дождётся своих коллег и улетит со всеми на третью планету.

Задачей дежурного вахтера был приём автоматических грузовых аппаратов с различными материалами для этой экспедиции, а сам корабль находился тогда на стационарной орбите его родной планеты. Также в задачи вахтёра на корабле входил мониторинг всех отсеков, чем сейчас и занимался Саф. На корабль были приняты уже все запланированные грузы. Последний запланированный грузовой транспорт Саф принял и разместил в грузовом отсеке как раз за день до внезапного отлёта и начала этой миссии. Он не знал, что именно происходит на его планете Мэдэ, ведь ему давали лишь ту информацию, которую ему было положено знать. Саф был «винтиком» государственной системы, который беспрекословно выполнял указания по индивидуальному каналу связи и никаких размышлений и сомнений о целесообразности столь ранней готовности корабля к экспедиции у него быть тогда не могло. Только сейчас он, рассматривая поочерёдно отсеки, думал, для чего нужно было отправлять корабль в полёт, который длится сейчас значительно дольше, если можно было подождать меньше полугода и прилететь на соседнюю планету гораздо быстрее. Саф стал вспоминать подробнее события, предшествующие началу этой миссии.

***

Прибыв на корабль в индивидуальной летательной капсуле, Саф вышел из неё в приёмном отсеке, и его встретил оканчивающий дежурную вахту коллега по имени Нэл. Нэл был похож на Сафа, такой же сильный и рослый человек, только значительно моложе, ему было всего двадцать пять лет, и он относился к новому поколению людей без детского периода.

Вот уже почти как тридцать лет в его стране биогенетические технологии достигли такого уровня, что позволили выращивать людей сразу взрослого вида, минуя детский период. Это было гораздо быстрее, чем растить и обучать человека целых десять лет с младенчества. Готовый член общества теперь получался всего через год, требовалось только адаптировать нового человека к требованиям общества. Перед извлечением нового человека из капсулы, его мозг как бы программировали с помощью специального устройства. В мозг «закладывали» все моторные навыки управления телом, навык владения и восприятия языка и многие другие навыки. После раскрытия капсулы у человека особой процедурой запускали сердце и обменные процессы в организме. Новый человек мог уже самостоятельно встать из капсулы, общаться простыми фразами и выполнять простейшие команды.

У этих новых людей была новая модель индивидуального коммуникатора, которая была уже вживлена в мозг, в отличие от людей поколения Сафа. Сафу и таким же как он, индивидуальный коммуникатор вживляли в пятилетнем возрасте, когда уже были сформированы все основные жизненные навыки. Его устанавливали в ложбинку в черепе за правым ухом. Этот коммуникатор представлял собой маленький металлический цилиндрик, размером с фалангу пальца, но значительно тоньше. Удалить этот коммуникатор самостоятельно было невозможно, потому что отслеживание поведения человека велось круглосуточно. Но никому такое и в голову прийти не могло.

Наличие этих индивидуальных коммуникаторов у мэдэнцев в средствах массовой информации всегда выдавалось за благо для всего человечества и как высшее достижение научно-технического прогресса. Жизнь людей на Мэдэ с этим устройством стала беззаботной, человеку ни о чём не надо было самому думать — ему всегда подскажут, что делать и как себя вести в тех или иных ситуациях. Людям просто не давали возможности усомниться в целесообразности такого устройства и в таком образе жизни.

Саф относился к мэдэнцам предыдущего поколения, которых выращивали искусственно в капсулах. После извлечения из капсулы человек был новорожденным младенцем, мокрым, кричащим и беспомощным. Этих детей в течение десяти лет обучали особой методикой в детских резервациях, вне общества. И только уже взрослых сформированных готовых к работе и жизни в обществе мэдэнцев, выпускали в страну.

Среди жителей страны Сафа уже более тысячи лет не было полового различия — медицинская технология позволила воспроизводить людей без полового зачатия. Потребность в мужчинах и женщинах, как в продолжателях рода мэдэнцев отпала, а генные технологии видоизменили хромосому, отвечающую за половое различие. Все люди стали бесполые, но внешне похожие на мужчин, потому что мужчины были на Мэдэ физически сильнее женщин. Межполовое общение и проблемы, связанные с этим, исчезли в обществе насовсем. Исчезла причина многих бед, страданий и несчастий мэдэнцев в древности.

В средствах массовой информации в самом начале этой бесполой эры активно пропагандировали подобный образ жизни. Постоянно показывали страдания людей от чувств привязанности и любви к другим людям, красочно показывали страдания женщин при родах, сопровождая тестами: «Теперь нам ТАКОЕ уже не потребуется». Люди приняли эту новую форму существования абсолютно спокойно. Однако не все.

Тот старик из детства Сафа был одним из самых первых бесполых мэдэнцев, и именно он слышал в своём детстве о древних людях обоего пола, о чувствах, о страсти, об эмоциях.

— Почему он мне всё это рассказывал? — думал сейчас Саф, — у меня не было тогда ещё индивидуального коммуникатора, но у него-то он должен был быть. Почему его не остановили?

Задаваясь этими вопросами, Саф продолжал рассматривать внутренние отсеки корабля, чисто механически, а его мысли были далеко. Он вспоминал рассказы этого старика, когда он украдкой, чтобы никто из воспитателей не заметил его, урывками раскрывал перед маленьким Сафом древний мир людей.

— Зачем он именно мне это говорил? Вокруг было много воспитанников, которым можно было тоже это рассказывать. Почему я? — продолжал думать Саф.

Он и не мог знать, что этот старик был на самом деле не простым жителем его северной страны, он был южанином, специально внедрённым в страну Сафа.

11. Мэдэ

На планете Мэдэ было всего два материка: в северном полушарии и в южном. Эти материки разделял опоясывающий планету в экваториальной части не очень обширный океан. Северяне были технически и технологически более продвинутые, чем южане. Северные мэдэнцы были уже бесполые, фактически одинаковые внешне и жили поодиночке. Население севера было около миллиарда человек и это было в несколько раз больше населения юга. Все северяне жили в индивидуальных небольших помещениях, точно таких же, как каюта Сафа на этом корабле. Точно такие же общие столовые, но рассчитанные на разное количество людей, располагались повсюду.

Люди утром, просыпались, шли в умывальник, затем заворачивались в кусок белой ткани, надевали сандалии и выходили на улицу к ближайшей столовой. После еды на специальных транспортах группами разъезжались каждый по своим местам службы. Деятельность людей на службе была разной и в разных сферах, всё зависело от первоначальных индивидуальных способностей людей, выявленных ещё в детской резервации.

Задачу постоянной слежки за поведением людей и коррекцию поведения осуществлялись через индивидуальные коммуникаторы, а также посредством миллиардов и миллиардов сенсоров, которые были установлены повсюду. Обработкой и управлением всем этим колоссальным объемом информации занимался искусственный интеллект, который также значительно продвигал технологии севера. Сигналы с сенсоров подвергались обобщению и становились общедоступными, чтобы каждый житель страны мог знать, как живет и следует правилам его сосед или коллега по работе. Только в детских резервациях таких сенсоров было значительно меньше, чтобы в процессе воспитания новых членов общества их пока ещё неправильные действия не становились достоянием этого общества и не показывали нежелательного примера. Именно это обстоятельство и дало возможность южанам внедрить своего человека именно в детскую резервацию, чтобы посеять зерно сомнения и выявить тех, кто способен бы был в дальнейшем к действиям, запрещённым в северном обществе.

Южные мэдэнцы были обычными людьми обоего пола, жили семьями, женщины рожали детей и растили детей в семьях. Общество было более свободное и независимое, но раздираемое внутренними противоречиями, амбициями правителей, переизбытком эмоций и чувств. Люди юга знали о северянах и люто ненавидели их за подобный образ жизни, однако подробностей быта севера на юге знать не могли из-за простой невозможности заглянуть, как бы то ни было за границу и получить информацию. Данные о северянах проникали на юг крайне скупые и в очень малых количествах, поэтому в обществе витало постоянное желание любой ценой уничтожить ненавистных северян. К тому же средства массовой информации приукрашивали и всячески додумывали скупые сведения с севера, и этой пропагандой, создавая у граждан юга устойчивый образ врага. Вражеская северная страна превратила людей в неких бесчувственных полуроботов. Жители юга свято верили, что северяне хотят их самих, свободных южан, превратить в себе подобных.

Большинство ресурсов южной страны шло на создание различного оружия, но всё было тщетно, потому что система обороны севера, управляемая искусственным интеллектом и более совершенные технологии, с легкостью отражали все бесчисленные попытки южной страны причинить какой-либо вред северянам. Тем не менее, развивая свою науку и военную технологию, южная страна смогла выйти в космос на околомэдэнскую орбиту, и даже, в тайне от севера обосновать на естественном спутнике Мэдэ небольшую военную базу. Эта база находилась внутри небольшого по космическим меркам небесного тела и внешне никак не выдавала своего существования. Чтобы не быть обнаруженными, южане летали к этой базе очень длинными окольными путями, таким образом, чтобы всегда прикрываться от северян собственной планетой, уходя в астероидный пояс. Подлетали южане к своей луне с теневой стороны из астероидного пояса, всегда отслеживая перемещения кораблей северян, которые уже совершали экспедиции к соседним планетам. Эта военная база южан позволяла следить за большей территорией северной страны с этой луны, которая была всегда повернута одной стороной к планете. Полёты в астероидном поясе всегда были очень рискованным делом и не обходились без трагических происшествий, в которых гибли люди. Эти трагедии широко освещались в обществе и подогревали ненависть и без того озлобленных на северян жителей юга Мэдэ.

О существовании соседней в общем благоприятной для жизни планеты южане не знали. Они знали лишь о наличии в их звездной системе этой и других планет, но о том, какие там условия не могли узнать из-за недостаточно развитой науки и каждодневной борьбы с севером. Им даже в голову не приходило, что можно развить технологии, позволяющие исследовать ближний космос и, тем самым, освоить его раньше северян. Желания правителей юга во что бы то ни стало уничтожить и завоевать север не давали им здраво рассудить и поискать иные пути развития своего общества. Слепая ненависть к северу была для юга смыслом жизни и существования, а целью — единоличное существование на планете Мэдэ.

Северные жители в свою очередь также испытывали к южанам ненависть, как к врагам, желающим их завоевать и лишить их счастливой жизни, в которой они не испытывают ни несчастий, ни страданий. У правителей севера пока не было особого желания завоевать юг, вероятнее всего потому, что это потребовало бы слишком больших ресурсов, а отбивать атаки южан не составляло никакого труда. Правителей интересовало освоение соседней планеты, на которую они пока только отправляли научные экспедиции и добывали там полезные материалы для своей страны. Слишком серьёзно не воспринимали они южан и их постоянные угрозы, справедливо считая их технологически значительно ниже себя, а, следовательно, не представляющих пока реальной угрозы для севера.

Такая слепая уверенность севера в своём превосходстве привела к тому, что южная страна сумела нарастить свой военный потенциал на такой уровень, что однажды смогла неожиданно напасть на прибрежную инфраструктуру и изрядно её повредить. Это были стремительные налёты самолётов южан, которые были выпущены из внезапно всплывших подводных аппаратов в разных местах у берегов северян. Система обороны севера смогла успеть уничтожить несколько подводных аппаратов, но много самолётов прорвалось на территорию северян, разбомбив некоторые объекты. Однако, эта атака очень быстро захлебнулась, потому что самолёты были просто перебиты.

Во время этой атаки один из подводных аппаратов южан всплыл около Великой Горы, но был быстро потоплен системой обороны севера. Только лишь три самолёта прорвались на материковую часть севера. Они летели очень низко к земле на огромной скорости к главному городу северян, который находился в северной стороне от Великой Горы.

Как раз в этом месте у Великой Горы около водопада на реке находилась детская резервация Сафа. Дети были в это время на улице, и страшный рёв моторов боевых самолётов южан напугал их. Этот детский испуг и отпечатал в памяти Сафа внешний вид самолётов с загнутыми вперёд крыльями. Пролетев чуть поодаль резервации, самолёты были уничтожены тремя точными лазерными лучами со склона Великой Горы. Вражеские самолёты буквально испарились в воздухе под этими боевыми лучами. Их оборонная мощь была такова, что не осталось даже никаких следов от боевых машин южан. Всё это наблюдал маленький Саф, трясясь от страха, в то время как остальные дети лишь немного тревожно смотрели за происходящим…

12. Трагедия

Продолжая сидеть за столом в своей каюте, глядя на пульт, Саф продолжал методично рассматривать отсеки корабля. Его назойливо занимал вопрос о старике, и он старательно пытался вспоминать детские годы в резервации. У него всплывали какие-то обрывки событий, ярко вспыхивая из глубин его памяти и, не обретая ясных очертаний, тонули во мраке былого. Воспоминания бессвязно возникали из различных времён пребывания в резервации, часть из них была настолько мутна, что Саф даже не понимал, что за очередной образ всплыл в памяти. Чёткими были лишь некоторые врезавшиеся слова старика, полный смысл который Саф не мог понять до сих пор. Ему как будто что-то подсказывало — он должен подробнее вспомнить детские годы, тогда он поймёт, что хотел ему передать тот старик и почему именно ему.

Наконец, он завершил осмотр на мониторе пульта управления всех отсеков корабля и даже осмотрел его снаружи с помощью наружных сенсоров. Снаружи корабль был такой же белый, как и внутри, только свет от его солнца освещал то одну, то другую сторону этого огромного вращающегося цилиндра. Наружные сенсоры находились на наружных мачтах и позволяли осматривать внешнюю обшивку корабля на предмет повреждений от метеоров. Вращение было весьма быстрым, чтобы создавать достаточную гравитацию, и Саф, немного отвлёкшись от своих воспоминаний, засмотрелся на переход линии света и тени по обшивке корабля и на скольжение теней от мачт сенсоров при вращении. Солнце находилась чуть в стороне от курса корабля и описывала вокруг корпуса оборот за оборотом.

Саф смотрел за игрой света и тени на обшивке и приметил на теневой стороне, когда свет от солнца заслонял корпус корабля, яркую точку, которая вращается вместе со звездами. Это был его родной Мэдэ. Наведя на планету стабилизатор изображения, Саф включил компенсатор вращения для сенсора и стал увеличивать изображение Мэдэ. Изображение постепенно разрасталось во весь монитор, планета была ярко-бежевой с красно-светло-коричневыми разводами. Поверхности видно не было, всё было скрыто под густыми слоями пыли, плотно окутавших планету. После отлёта Саф почти каждый день смотрел на свой удаляющийся Мэдэ, но сейчас он смотрел на него с особенным, доселе неведомым чувством надежды увидеть какие-то признаки жизни. Плотная и мутная теперь атмосферная оболочка планеты значительно лучше отражала свет его звезды, от этого Мэдэ казался Сафу чужой и неизведанной планетой. На мгновенье у него мелькнула спасительная мысль, что это ошибка системы наведения сенсора, и он видит совершенно иную планету, а Мэдэ где-то в другой стороне и он по-прежнему прекрасен, сине-голубого и бежевого цвета с полярными шапками льда на полюсах.

— Прекрасен…, — Саф медленно повторил это слово вслух, — …он БЫЛ прекрасен.

Он даже вздрогнул, он никогда не употреблял такие эпитеты раньше — это вышло само собой. До его сознания вдруг стала доходить вся трагичность внешнего вида его планеты. Да, он знал, что перед самым началом полёта, его планета в одночасье погибла, но осознал он это только сейчас. Глядя на вид погибшей Мэдэ сквозь пелену наворачивающихся слёз, Саф боролся с накатывающейся к горлу горькой волной. Это было необъяснимо — ведь то, что произошло с его планетой, никак не зависело от него самого, он уже никак не мог ничего исправить, так зачем было переживать. Но это логика и разум говорили ему об этом, а внутри всё было готово рыдать от безутешного горя.

Понимая, что его опять может захлестнуть новая эмоция, он встал со стула и попытался отвлечься. Выйдя в коридор, он прошелся взад–вперед несколько раз, посмотрел на свои надписи на двери и на стенах, и ему немного полегчало. Затем он вернулся за стол к пульту управления и направил на свою планету биометрические сенсоры, в надежде найти выживших или любые формы жизни. В первый день полёта он уже нацеливал эти сенсоры на Мэдэ в поисках живых, но тогда это было лишь некое автоматическое действие, выполненное им скорее подсознательно, нежели осознанно. Тогда спустя сутки сенсоры не обнаружили никаких признаков биологической жизни, более того, никаких сигналов от системы искусственного интеллекта его северной страны также не было обнаружено. Сейчас, нацеливая сенсоры на целые сутки, пока Мэдэ совершит свой оборот вокруг оси, Саф надеялся найти что-то или кого-то, ведь прошло пятнадцать дней и может кому-то удалось выжить глубоко под поверхностью планеты, а сегодня они выйдут на поверхность. Чуть-чуть теплилась в нём эта надежда, и он решил дождаться результатов наблюдения.

13. Память

Устав сидеть так долго за столом, Саф встал и почувствовал, что хочет спать. Время и правда, было пора спать.

— Кровать!

Произнеся эту команду, он снял оборачивающую его ткань, выбросил её в отверстие около шкафа и лег на выдвинувшуюся из стены кроватную полку.

Лёжа на кровати, он опять попытался вспомнить детские годы, особенно события, окружавшие рассказы старика, но вспомнил свой недавний сон про самолёты и второе солнце и содрогнулся. Ему вдруг стало страшно, что ему приснится опять это кошмар. Пытаясь отогнать от себя страшные образы в его сне, его воображение напротив, как нарочно, начало рождать образы разразившейся пятнадцать дней назад на Мэдэ катастрофы. Он стал живо себе представлять, как теперь выглядит его планета — безжизненная серо-красная пыльная пустыня, кроваво-красное небо, ни растений, ни рек, ни океана. Вокруг только оглушительная тишина.

— Самолёты…, я же видел эти вражеские самолёты своими глазами тогда в детстве, — лежал и вспоминал Саф.

Он помнил, как они летели к городу очень низко, как ревели их моторы, как он их испугался, и как их сбили.

— Я помню эти яркие три вспышки, когда их сбили наши, — продолжал Саф доставать из своей памяти те события, мысленно перемещаясь в то время, — может быть я закричал от страха… Остальные дети стояли молча, а ко мне кто-то подошёл и взял меня за плечо… Кто это был?

Он судорожно силился вспомнить лицо подошедшего тогда к нему.

— Лицо, какое у него было лицо.… Нет, не помню…, но он что-то сказал, что? — у него опять заболели виски от напряжения, но он очень хотел вспомнить.

Образ этого человека, словно дымок, ускользал от него, но не улетал вовсе, а кружил вокруг. Саф пытался его поймать и каждый раз промахивался.

— Он что-то сказал, а я ответил… что я ответил? — Саф прокручивал в памяти этот момент много раз, каждый раз чувствуя, что всё ближе и ближе к разгадке.

Это ощущение скорой победы над памятью прогнала от него сон, и помогало не обращать внимания на разболевшуюся голову. Его обожгло словно электрическим током, он вдруг всё ясно вспомнил…

— Не бойся, малыш, это наши сбили вражеские самолёты, — сказал кто-то, взяв нежно маленького Сафа за плечо, — этоюжане хотели нам навредить.

Саф поднял голову и повернулся на голос, продолжая мелко дрожать от страха. Он увидел старика, который всегда сопровождал их на прогулках, но никогда прежде ни с кем из детей не разговаривал.

— А там были люди? Или эти самолёты автоматические? — спросил маленький Саф.

— У южан нет автоматических самолётов, — ответил старик, — ими управляли живые пилоты.

— Они погибли?! — испуганно спросил маленький Саф.

— Да, конечно, но это же враги, а врагов надо уничтожать.

— Но они же люди! Мне их жалко!

— Врагов никогда нельзя жалеть! — громко и жёстко сказал старик и, крепко взяв маленького Сафа за руку, повел в сторону.