Бесплатный фрагмент - Салага

Глава 1

Шел 1999 год. Темнота прохладного августовского вечера все плотнее окутывала утомленные шумом и суетой автомагистрали Подмосковья. Где-то около одиннадцати с одной из них к кованым двустворчатым воротам учебного центра охранного предприятия «Титан» съехала белая «Нива». Взглянув на ее номера, охрана без формальностей пропустила машину вглубь территории.

Миновав широкую кленовую аллею, «Нива» подъехала к небольшому архитектурному ансамблю, выдержанному в стиле первых послевоенных пятилеток. В советские времена на месте нынешнего центра находился профилакторий московского завода. В девяностые годы некогда процветающее социалистическое предприятие разорилось, и было вынужденно распрощаться с частью своей недвижимости, в том числе и с профилакторием.

«Нива» остановилась под старомодным фонарем напротив входа в бывший административный корпус здравницы, когда по каменным ступенькам крыльца уже стучали торопливые шаги встречающей стороны. В количественном отношении она выглядела весьма скромно — всего один человек. Зато какой! Сам глава фирмы «Титан» Борис Васильевич Столяр.

Из машины вылез сухопарый седой мужчина в строгом сером костюме и с черным портфелем в руке. Вместо приветствия он окинул придирчивым взглядом Столяра и недовольно произнес:

— Теряешь форму, Боря. Гляжу, в чревоугодии погряз. Щеки вон, как хомяк, отъел. — Он заметил на пальце главы «Титана» золотой перстенек с очень чистым бриллиантиком и продолжил с еще большим неодобрением в голосе: — На роскошь падким стал. В цацках дорогих щеголяешь. Ну прям второй граф Монте-Кристо!

— Так это же я для респектабельности, — быстро нашелся Борис Васильевич, — чтобы клиент с первого взгляда видел, кто перед ним.

— Не стекляшками дорогими авторитет зарабатывается, а трудом праведным, — не унимался гость.

— А разве я не трудом? Разве я вас, Анатолий Герасимович, подводил когда-нибудь?

— Если бы подводил, мы бы сейчас с тобой не беседовали.

— Вот видите. Значит, со мной полный порядок, — заключил Столяр.

— Сплюнь лучше, респектабельный ты мой, — посоветовал гость. — Сплюнь и пошли работать. Время позднее, а дел еще ой как много.

Несколько лет назад командир отряда ОМОН майор Столяр получил приказ принять участие в операции по изъятию партии оружия в загородном доме одного московского мафиози. Бойцы Столяра без шума сняли охрану и ворвались в особняк. Вскоре его хозяин и пяток гостей лежали на полу лицом вниз с наручниками на запястьях. Но то ли агент что-то напутал, то ли бандиты до операции успели вывезти оружие, только при обыске в доме не нашли ни одного ствола.

Всех задержанных пришлось отпустить.

К несчастью, вышедший сухим из воды мафиози оказался мстительным малым. Стоило омоновцам уехать, как он обзвонил редакции ряда газет и телеканалов. Через час в особняке защелкали фотоаппараты, замелькали объективы телекамер, фиксируя на пленку расквашенные носы охранников, разбросанные вещи и живописную шишку на лбу у одного из гостей. С десяток диктофонов жадно ловили каждое слово очевидцев о зверствах и беззакониях, учиненных омоновцами над добропорядочными гражданами. Апофеозом шоу стало откровение хозяина дома о пропаже нескольких сотен долларов.

Шумиха получилась громкой. А тут, прямо как нарочно, неудачный «шмон» совпал по времени с очередной кампанией по очищению рядов МВД от лиц, дискредитирующих высокое звание сотрудника российской милиции. Из больших кабинетов пришла полная раздражения директива. Содержание ее вкратце сводилось к следующему: невзирая на лица, строго наказать виновных.

Начальники струхнули и ради безопасности собственных погон пожертвовали майором, уволив его со службы с формулировкой «за грубые просчеты в учебной и воспитательной работе с личным составом, приведшие к нанесению необоснованных телесных повреждений подозреваемым и порче их имущества». Когда же Столяр возмутился, его еще и в неблагодарности упрекнули. Мол, чем права качать, радовался бы лучше, что до суда дело не дошло.

Обозленный на весь мир тридцатидвухлетний холостяк заперся в своей однокомнатной квартире и свирепо запил. Запой продолжался четыре дня. Утром пятого Столяра разбудил настойчивый звонок в дверь. Чертыхаясь, майор с трудом поднялся с кровати и поплелся открывать.

На лестничной площадке стоял пожилой, военной выправки незнакомец с широким скуластым лицом и гладко зачесанными назад седыми волосами.

— Воронин Анатолий Герасимович, — представился незнакомец, окидывая Столяра пронзительным, как зимний северный ветер, взглядом. — Председатель ассоциации бывших военнослужащих «Слава».

— Какой председатель? какая ассоциация? — рассеянно пробормотал Столяр, одолеваемый похмельным синдромом. — Ты, отец, дверью-то не ошибся?

На лице седовласого председателя появилось подобие слабой улыбки.

— Разве ты, Боря, не тот майор, которого на днях попросили из органов?

Столяр, поняв, что, человек, представившийся ему Ворониным, вовсе не ошибся квартирой, удивленно вскинул брови и, перейдя на «вы», тяжело ворочая языком, прохрипел:

— Гм, хотел бы я знать, какой дятел настучал вам обо мне столько интересного.

— Сам уж запамятовал, — хитро улыбнулся его визави. — У генерала с Лубянки, пусть и бывшего, дятлов этих хоть пруд пруди.

— Погодите, — тряхнул головой совсем сбитый с толку омоновец, — вы с Лубянки или из этой, как ее… ассоциации?

— Ты, братец, в дом пригласи, а потом расспрашивай.

— Ах да! — Столяр посторонился, пропуская Воронина в узкий темный коридор.

Он провел гостя в не обремененную мебелью кухню, где предложил:

— Давайте поговорим здесь. В комнате беспорядок несусветный. В последние дни, знаете ли, расслабился.

Они сели за квадратный обеденный стол-книжку друг против друга, и Воронин сразу перешел к делу:

— Поверь, Боря, твое нынешнее состояние мне хорошо знакомо, — начал он с заметными ностальгическими нотками в голосе. — Сам долго пребывал в оном, когда в девяносто первом за симпатию к ГКЧП с работы попросили. Многие тогда из моего ведомства ему сочувствовали, да помалкивали, выжидая, выстоит ли. А я не молчал. Вот и вымыла меня первая же волна демократии из служебного кресла, причем не без помощи бывших товарищей по работе, чтобы не мешал я им, значит, новую Россию строить.

Нет, к ортодоксальным поклонникам социалистического рая я себя никогда не причислял. Кому, как не мне, было знать, какие тяжелые грехи за Советской властью числились. Но ведь числилось и хорошее. Существовала четкая грань: здесь — белое, там — черное, вот мы, вот они, преступники. А сейчас что? Власть окончательно погрязла в коррупции и идет на поводу у криминала, а кое-где уже намертво срослась с ним. Страна стала похожа на мутный, грязный поток, несущийся сквозь время по стихийно пролагаемому руслу. А все то, что еще сохранилось от здоровой части общества, все чистое, светлое, праведное мечется по нему из стороны в сторону в поисках куска хлеба, заискивая перед всякой швалью, унижаясь и холопствуя на потеху жирующим обормотам и подонкам всех мастей. Я таким путем идти не захотел. Постановил для себя так жить, чтобы не подонки меня доили и притесняли, а я их. Или вообще никак.

Поначалу было трудно. Я использовал все свои старые связи, весь свой опыт, сплачивая вокруг себя надежное ядро из достойных людей. Мы создали ассоциацию бывших военнослужащих «Слава» со своими предриятиями, банком, благотворительным фондом, с бюро трудоустройства и центром обучения новым профессиям. Немалое хозяйство требовало постоянных денежных вливаний. Сети предприятий, зарабатывавшей для нас деньги, не хватало. Требовались спонсоры. А толстосумы, к которым мы обращались с просьбой о помощи, чаще всего только вежливо улыбались и разводили руками. Но ассоциация все равно выстояла и укрепилась. Со временем у нее появилось немало друзей в структурах правоохранительных органов. Жить стало легче, однако не настолько, насколько бы хотелось. Те, кому мы мешаем, очень сильны. У них огромные деньги и связи на самом высоком уровне. Чтобы не дать им себя проглотить, ассоциация должна постоянно укреплять свою безопасность. Недавно мне пришла в голову мысль на базе нашего охранного предприятия «Титан», помимо обычных охранников, готовить бойцов особого назначения, способных выполнить любую поставленную ассоциацией задачу предельно малыми силам. И принять участие в реализации этой моей новой задумки я предлагаю тебе, Боря.

— Мне?!.. — Столяр даже забыл о своем похмелье.

— А чего ты всполошился? Разве я тебя в балет приглашаю? Нет, Боренька, я предлагаю работу по специальности. Или тебе что-то лучшее светит? Автостоянку, например, охранять или в детский сад сторожем двинуть.

— Да нет, просто все как-то неожиданно.

— Вся наша жизнь, Боря, цепочка неожиданностей, начиная от первого поноса и кончая собственной смертью.

Столяр встал и прошелся по кухне из угла в угол. Предложение Воронина взволновало его. Безусловно, оно очень соблазнительное, но…

— Насколько я догадываюсь, не все, чем мне придется заниматься, будет вписываться в рамки закона, так? — наконец спросил он.

— А твое увольнение в его рамки вписывается? Загородные дворцы стоимостью в сотни тысяч долларов, построенные теми, кто этим рамкам служит? Бандиты в «Мерседесах»?

Отставной генерал ударил точно в десятку. Глаза Столяра недобро блеснули, пальцы самопроизвольно сжались в кулаки.

— Убедили! — воскликнул он, хлопая ладонью по столу. — На какую должность в вашей охранной фирме я могу рассчитывать?

— Да хоть на ее директора, — превысил все пределы его ожиданий Воронин, — если потянешь, конечно.

Столяр потянул. С тех пор прошло несколько лет. В жизни бывшего майора произошло много изменений. Это был уже не тот романтик-омоновец, готовый за скромную зарплату круглосуточно без праздников и выходных сражаться с черным драконом преступности.

В кабинете Бориса Васильевича горел яркий свет.

Генерал остановился у порога и вопросительно посмотрел на главу «Титана». Лет десять назад из-за проблем со зрением у него возникло стойкое отвращение к сильному искусственному освещению. Особенно Воронина раздражали длинные, похожие на толстые макароны, лампы дневного света — обязательный атрибут почти каждого современного офиса. Их мертвенно-белое сияние он безболезненно выдерживал не более получаса.

Столяр забыл умерить освещение кабинета, когда бросился во двор встречать шефа. Теперь, поймав его выразительный взгляд, майор заторопился исправить свой промах.

— Так-то лучше, — одобрил его действия Воронин.

— Может, чайку с дорожки? — продолжал хлопотать Борис Васильевич.

— Давай, но без сахара и сладостей.

Столяр воткнул шнур заранее наполненного водой электрического тульского самовара в сеть и полез в сервант за посудой для чаепития.

Идя обратно к самовару с двумя чашками и заварочным чайником в руках, он заметил, как расположившийся за его письменным столом Воронин вынимает из портфеля какие-то бумаги. Одна из них была географической картой Зоркий глаз бывшего омоновца разглядел голубоватое пятно озера Байкал и жирную линию российско-китайской границы.

Генерал положил карту перед собой, разгладил складки на сгибах и снова запустил руку в портфель, на сей раз за очками.

Поставив посуду на круглый поднос, Столяр потрогал блестящий бочок «тулячка». До кипения оставалось немного времени. Борис Васильевич подошел к столу. Став позади кресла, из-за плеча Воронина пробежал взглядом по необъятным просторам Забайкалья, затем позволил себе заметить:

— Да, широка страна наша родная.

— Широка-то широка, — согласно кивнул генерал, — только много бардака.

Майор басовито хохотнул.

— В самую точку. Вы прямо как… — Столяр запнулся, выбирая поэта для сравнения с заговорившим в рифму шефом.

Воронин опередил его:

— Не мучайся, Боря. Возьми стул и сядь рядом, а то сопишь в ухо, на нервы действуешь. Кажется, в руке у тебя пистолет, и ты из него мне в затылок пулю всадить собираешься.

— Ну вы загнули… — только и смог пробормотать смущенный его откровением майор.

Едва Столяр подсел к столу, его гость заговорил снова:

— Наши друзья, развивающие свой бизнес в Забайкалье, жалуются на местного преступного авторитета по кличке Кит. Говорят, шибко борзым стал. Наезжает на них трактором в страстном желании прибрать к рукам чужое. Официально он под провинциального патриота-промышленника косит. Дескать, больно ему глядеть, на родной край, растаскиваемый барыгами заезжими да инородцами проклятыми. А копнешь под него поглубже — сам жулик, каких поискать. Свой капитал на вывозе металлолома за границу в конце восьмидесятых сколачивать начал, позже на криминальном рынке цветных и драгоценных металлов себе почетное место застолбил. Наркотой тоже не гнушается. Однако хитер, прохвост. Все чужими руками делает. Досье на него у местных оперов в суде на год условно не потянет. Да и не дают операм особо шустрить. Люди Кита, что во власть пролезли, их на крепкой узде держат. А сейчас и сам Кит задумал туда просочиться. Зомбирует себе потихоньку избирателей дурилками, вроде отремонтированной канализационной трубы в детском доме или бесплатной раздачей перловки малоимущим. С его деньгами это не в тягость. У нас же народ сам знаешь какой: не головой, а ушами да глазами выбирать привык. Иные вообще за бутылку или суповой набор согласятся себя под начало самого дьявола отдать.

— Верно говорите, Анатолий Герасимович, — согласился Столяр, — полно у нас таких, особенно на периферии. Они, кстати, на избирательные пункты всегда первыми мчатся. Так что этот Кит может вполне своего добиться.

— Вот-вот, — потирая подбородок, задумчиво произнес генерал, — тогда нашим друзьям вообще небо с овчинку покажется. Потому-то хотят они поскорее убрать Кита с дороги.

— Руками ассоциации, — догадался Борис Васильевич.

— Именно.

— Не много ли чести для провинциального криминального элемента быть ликвидированным парнями из нашей элитной группы?

— Ты не спеши, Боря, с выводами, послушай сначала, какую информацию я от заказчиков получил. — Указательный палец Воронина опустился на карту. — Где-то здесь, на заброшенной турбазе, Кит создал крупный перевалочный пункт нелегально добытого золота. Драгметалл партиями по мере накопления, раз в год примерно, перевозят отсюда на железнодорожную станцию, грузят в товарняк и отправляют в Приморье. В Приморье металл в подпольной лаборатории превращают в слитки и контрабандным путем вывозят за границу. Очередная отправка золота ожидается на следующей неделе в присутствии самого Кита — плановая инспекционная проверка деятельности одного из своих филиалов, так сказать. Мы Кита… — Генерал рубанул ребром ладони по воздуху, — а золотишко себе. Около тонны, представляешь? Когда все утихнет, заказчики его отмоют и переведут нам кругленькую сумму. В общем, эта работа будет вполне соответствовать уровню твоих ребят. Более того, я хочу, чтобы ты лично возглавил операцию.

Желание Воронина отправить его в Забайкалье в качестве командира боевой группы явилось для Бориса Васильевича неожиданным. С некоторых пор он считал себя чуть ли не правой рукой Воронина, и вдруг шефу вздумалось опустить его до уровня командира группы. Видно, старика все-таки здорово зацепил перстенек с бриллиантом. Железный Феликс, мать его! Никак не хочет отказаться от своих коммунистических принципов. Старый аскет скрепя сердце простил ему приобретение дорогого БМВ, женитьбу на фотомодели, прорезавшуюся тягу к комфорту, хорошей одежде и вкусной жратве. Но злосчастный перстенек переполнил чашу терпения генерала. Он припомнил ему сразу все. Ну и пусть! Его опасной работой не испугаешь. Он поедет в Забайкалье и вернется победителем. И шефу волей-неволей придется оставить его в покое.

— Чего молчишь? Или не рад? — лукаво щурясь, спросил Воронин. — Дело-то, какое! Сам бы возглавил, да годы не те, чтобы по сопкам бегать.

— Не молчу я, Анатолий Герасимович, а онемел от радости, — нарочито бодрым голосом отозвался Столяр. — Давно мечтал косточки размять, воздухом чистым подышать, края новые посмотреть… — Он взглянул в сторону самовара и вскочил с места. — Ой, про чай-то забыли!

Воронин проводил его взглядом до самовара, беззвучно усмехаясь каким-то своим мыслям.

— Сколько человек возьмешь с собой? — спросил он, наблюдая, как майор готовит заварку.

— Думаю, троих достаточно.

— Завтра не позднее десяти привезешь мне фотографии членов группы. Я закажу необходимый вам для поездки комплект документов. Через четыре дня будьте готовы вылететь в Забайкалье.

Кивнув в знак согласия, Столяр подхватил поднос с чаем и вернулся к письменному столу. Передавая одну из чашек с бархатистым напитком председателю ассоциации, поинтересовался:

— Куда прикажите доставить золото после операции?

Генерал приподнял карту и похлопал по второй, вынутой с ней вместе из портфеля бумаге.

— Вот он, ответ на твой вопрос, Боря. Собственноручно в архивах одного министерства раскопал. Но сперва давай чайку отведаем, пока не остыл…

Глава 2

Третий день Столяр и его бойцы томились в гостинице крупного административного центра Забайкалья. Третий день они ждали связного заказчиков. Все достопримечательности города, расположенные вблизи гостиницы, были осмотрены, вся центральная его часть исхожена вдоль и поперек. Вот почему сегодня после обеда Борис Васильевич остался в своем одноместном номере, хотя до условленного часа встречи со связным оставалось еще много времени. Купив кипу газет, он завалился на кровать и углубился в чтение. После сытной еды в ресторане на это занятие его хватило ненадолго. Газетные строки начали расползаться, как винные пятна на салфетке. Майор сначала сопротивлялся: тер глаза, тряс головой, массировал виски. Подобные ухищрения позволяли на короткое время отогнать сон. Где-то через полчаса его все-таки сморило. Столяр уронил газету на грудь и отдался в объятия Морфею.

Сон выдался беспокойны, точнее кошмарным. В нем Борис Васильевич увидел себя проснувшимся на диване в гостиной своей московской квартиры. Он вскочил на ноги и позвал жену. Квартира ответила тишиной. В токе флюидов внезапно набежавшей тревоги ощущалась некая направленность. Повинуясь управляемым им чувством, директор «Титана», словно стрелка компаса, повернулся к двери и выбежал в коридор, где звенящую в ушах тишину вдруг разбавил неясный шум какой-то возни, доносившейся из спальни. Непроходящая тревога заставила повернуть туда. Она нарастала с каждым шагом по мере того, как шум становился все громче, яснее, содержательнее.

Терзаемый дурным предчувствием Столяр ворвался в спальню.

Навстречу из открытого окна ударила струя свежего воздуха. Ажурная гладь гардины нервно затрепетала на сквозняке. Облетев комнату, взгляд Столяра остановился на большой двуспальной кровати. На ней, сплетясь в клубок, дергались два человеческих тела. Постанывая, вскрикивая, задыхаясь от удовольствия, они любили друг друга, не обращая внимания на его появление. В одном из этих тел Борис Васильевич с ужасом узнал свою жену Марию. Ее любовник был молод и очень красив, отчего Столяру стало еще больнее.

Брызгая слюной от ярости, «рогоносец» со звериным рыком устремился к кровати с намерением сделать из парочки кровавый фарш. Не заметив разбросанных на полу вещей, он наступил на туфлю жены. Нога подвернулась, и Столяр, потеряв равновесие, растянулся на паркете во весь свой немалый рост. Кто-то наваливается на него сверху, заломил руки назад, толкнул к окну. Это любовник Марии. Он был не только красив, но и очень силен.

Последний толчок, и Борис Васильевич упал грудью на жесткий подоконник распахнутого окна. Невероятно отчаянное усилие позволило ему обернуться и снова увидеть Марию. В глазах жены он не нашел ни тени раскаяния, стыда или смущения. Напротив, они смотрели нагло, весело и безучастно к его страданиям.

— Почему, Мария?! Почему ты предала меня?! — крикнул готовый разрыдаться Столяр.

— Потому что он лучше тебя, — Мария с хохотом бесстыже раскинула на смятых простынях свои изумительные ноги и с издевкой добавила, — Лучше во всем. Особенно в постели, здесь ты против него сущее ничтожество.

Ее откровения окончательно добили Столяра. Он перестал сопротивляться, и голый любовник с демоническим смехом столкнул законного мужа с двенадцатого этажа вниз.

Податливый воздух, стремительно обтекая тело, гулко ударил в уши. Все внутри сжалось в ожидании столкновения с землей…

Столяр закричал. Сон оборвался, и он оторопело уставился в потолок. Мелкая дрожь сотрясала тело, холодный пот катился по груди, спине, лбу и даже ногам.

Мало того, что от слишком затянувшегося ожидания связного он скоро волком выть начнет, так теперь еще этот чертов сон покоя не даст!

Борис Васильевич сбросил ноги с кровати. Лежавшая на груди газета плавно спланировала на пол. Не обращая на нее внимания, майор дотянулся до стоявшей на прикроватной тумбочке бутылки с минеральной водой. Утолив жажду, посмотрел на часы. Начало шестого. Неужели связной не явится и сегодня?

Он подошел к окну.

На противоположном уличном тротуаре прямо напротив его гостиничного номера стояла влюбленная парочка. Она страстно целовалась, не обращая внимания на прохожих. Издалека Борису Васильевичу показалось, что девушка удивительно похожа на Марию, и картины пережитого во сне кошмара вновь замелькали перед глазами.

Ну почему его так достал проклятый сон? Никогда не был суеверным и вдруг… Он испустил шумный, похожий на стон, вздох. Эх, послать бы все к дьяволу и первым же самолетом рвануть в Москву!

Столяр горько усмехнулся, вспомнив, как в детстве ему хотелось скорее повзрослеть. Тогда он искренне считал, что, став взрослым, будет полностью независим и волен в своих поступках. А главное, каждый день сможет покупать себе мороженое. И вот ему под сорок, Он умный, сильный, далеко не бедный человек. Из тех же детских надежд полностью сбылась пожалуй, лишь одна, насчет мороженого. Только, увы, мороженое уже давно перестало быть его страстью.

Борис Васильевич поискал глазами сигареты. Курил он мало. Прибегал к помощи табака преимущественно в периоды повышенного возбуждения как к успокоительному средству.

Пачка «Мальборо» и зажигалка лежали на столе. Широкая ладонь накрыла оба предмета разом. Движение рукой застаило почувствовать неприятный запах собственного пота. Столяр сделал пару торопливых затяжек и засобирался в душ.

Его сборам помешал стук в дверь.

Вселяясь в гостиницу, майор оплатил номер по сегодняшнее число. Давно следовало спуститься в регистратуру и заплатить хотя бы еще за сутки. Он не спустился, и, видимо, кто-то из администрации пожаловал напомнить о непогашенной задолженности.

Майор разрешил:

— Войдите.

В номер вошел мужчина лет пятидесяти с классической внешностью институтского профессора. Его рука бережно прижимала к груди изящную кожаную папку.

— Простите, — извинился он, — у вас не найдется кипятильника? Мой не выдержал местных перепадов напряжения и сгорел вчера вечером.

— А?..

Вот так всегда. Ждешь, ждешь чего-то важного, а оно все равно умудряется нагрянуть неожиданно.

Однако замешательство Столяра не затянулось.

— Я вам сочувствую и охотно одолжу свой, но прежде договоримся о залоге, — без запинки выдал он свою часть пароля и вздохнул с облегчением: — Наконец-то! Третий день в гостинице киснем, а от вас ни слуху ни духу.

— Обстоятельства, — развел руками связной. — Интересующее нас лицо отложило поездку

— Надолго?

— До завтра. Словом, выезжать надо немедленно.

— Мы готовы, если вы…

— Мы помним наши обязательства, — избавил его от напоминаний «профессор», протягивая связку ключей и клочок бумаги.

Машинально взвесив ключи на ладони, Борис Васильевич поднес к глазам бумагу.

— По указанному адресу находится гаражный кооператив, — пояснил связной. — В боксе двадцать четыре найдете машину, неброскую на вид и хорошо подготовленную к дороге. Там же возьмете заказанное вами снаряжение и оружие.

Майор внимательно прочитал адрес. Запомнив, щелкнул зажигалкой, бросил вспыхнувшую бумажку в пепельницу и прокомментировал свои действия:

— Обойдемся без лишних улик.

Представитель заказчиков согласно кивнул и переступил с ноги на ногу, заставив Столяра обратить внимание, что он до сих пор не соизволил предложить гостю сесть.

— Что это со мной? Топчемся как лошади в стойле. Извините, ради бога. Вот стул. Или можно прямо на кровать, — запоздало, но бурно, вошел он в роль радушного хозяина.

Связной предпочел стул. Борис Васильевич присел на край кровати и протянул ему сигареты:

— Угощайтесь.

— Бросил. Здоровье знаете ли…

— Минералочки?

— Нет, спасибо.

Запас предложений жильца гостиничного номера исчерпался.

— К сожалению, больше мне вас угостить нечем, — честно признался он.

— Не страшно, я же не за угощением сюда пришел.

Связной взял пристроенную на коленях папку и расстегнул молнию. На стол перед Столяром легла фотография мужчины с полным грушевидным лицом, мясистым носом и глубокими залысинами на висках. Его пухлые губы кривила надменная улыбка.

— Кит? — догадался Столяр.

— Он самый.

Наглядевшись вволю, майор отодвинул фотографию в сторону.

— Не сожжете? — удивился связной.

— Позже, сначала покажу своим людям.

Представитель заказчиков достал из папки карту района операции.

Пятнадцать минут ушло на обсуждение маршрута до турбазы и до места, куда следовало доставить захваченное золото. В заключении встречи собеседник сообщил Столяру некоторые полезные сведения относительно турбазы:

— После развала СССР рост цен на путевки и сокращение финансирования государством сферы туризма привели к резкому падению числа организованных отдыхающих, В конце концов, турбазу закрыли до лучших времен. Бесхозное имущество растаскивалось и приходило в негодность, а лучшие времена не наступали. Ко дню, когда Кит прибрал объект к рукам, от него мало что осталось. Деревянные постройки разобрали и вывезли в неизвестном направлении, водопровод не работал, из котельной умыкнули оборудование. Относительно сохранился лишь каменный корпус столовой. Кит превратил его в склад. Поставил на окна решетки и железные ставни, сменил деревянные двери на стальные, перестроил внутренние помещения. Помимо внешнего забора вокруг турбазы, склад окружила внутренняя ограда из металлических прутьев, превратив его в крепость с двойным поясом защиты.

Ежедневно в восемь утра микроавтобус привозит сюда дневную смену и забирает отдежурившую ночь охрану. До шести вечера на турбазе находятся человек пять. После шести, как только автобус с дневной сменой выезжает за ворота, двое ночных охранников запираются на складе и выпускают из клетки во внутренний двор пару злых овчарок.

Даже если сторожа услышат шум мотора вашей машины, это их не насторожит. Рядом с турбазой река. Подъезд к ней там хороший, места живописные. Рыбка, правда, ловится так себе, но местные иногда туда заезжают. И не столько ради улова, сколько из желания отдохнуть от дел суетных. За турбазой проедете по берегу немного и можете смело разбивать лагерь.

Завтра вместе с Китом и его телохранителями за левым золотом прикатит КАМАЗ-фургон и машина сопровождения с вооруженной охраной. По данным нашего осведомителя в КАМАЗ загрузят ящики с гвоздями. На дне каждого будет лежать по нескольку мешочков с драгметаллом. Как вы отобьете фуру и довезете ее до пункта выгрузки, меня не касается. Но имейте в виду, груз должен попасть в тайник вместе с ящиками и гвоздями.

— А животы мы не надорвем? — забеспокоился Столяр. — Одного золота около тонны да гвозди.

Посланец заказчиков улыбнулся.

— Коль остальные бойцы богатыри, сродни вам, не надорвете. Поймите, это в интересах дела, — пояснил он. — Когда придет пора вывозить золото, пролитый вами пот окупится сторицей. Гвозди — отличная маскировка. Зачем искать свой особый путь, терять время, нести дополнительные расходы, если можно воспользоваться опытом и материальным резервом других?

У майора не нашлось повода возразить, и он потянулся к карте.

— От турбазы до поселка, откуда Киту может прийти подмога километра четыре, — прикинул он расстояние, — Следовательно, не накрыв всю компанию одним ударом, мы рискуем увязнуть в бою с подкреплением из поселка, верно?

— Такая опасность существует, — согласился связной. — И учтите, Кит подкармливает местных милиционеров.

Борис Васильевич недовольно поморщился.

— Не хватало нам только с местными ментами пересечься.

— Обойдется, если сумеете сработать чисто.

— Уж постараемся, — пообещал Столяр, — ведь чистота в нашей работе залог не только здоровья, но и жизни.

Глава 3

Дорога к турбазе уходила от трассы в просвет между двумя сопками.

Коротко мигнув указателем поворота, грязноватые от долгих странствий «Жигули» плавно вписались в поворот. От самого города ни один инспектор ДПС не удостоил вниманием скромную вазовскую шестерку. А если бы и удостоил, увидев безупречные удостоверения сотрудников ФСБ, которыми группу Столяра снабдил Воронин, вряд ли стал задавать неудобные вопросы.

Примерно через километр дорога пошла вниз. Справа и слева возвышался плотный строй деревьев. Временами казалось, что машина мчится не по лесу, а по узкому извилистому коридору с выкрашенными в черный цвет стенами.

Столяр первым заметил, как за деревьями блеснул забор из металлического профиля.

Она, турбаза.

Командир группы повернулся к водителю, коренастому круглолицему парню, и сказал:

— Сбрось газ, Сибиряк, сейчас асфальт кончится.

Боец за рулем нажал на тормозную педаль. Машина, замедляя ход, миновала закрытые ворота и мягко переползла на бездорожье. Минуту-другую она медленно ехала вдоль берега реки, потом остановилась.

Трое пассажиров и водитель выбрались из кабины.

В темноте было трудно разглядеть что-либо вокруг. Лишь слабые контуры вершин ближних сопок на фоне ночного неба да фонари на турбазе позволяли людям не чувствовать себя абсолютно слепыми.

— Коготь, — бросил в темноту Столяр, — ты куда очки ночного видения положил?

— В багажник, прямо на палатку, — услыхал он ответ одного из своих бойцов.

В очках ознакомление с местностью вокруг пошло веселее.

Бывшая турбаза стояла на краю речной долины у основания обрывистого южного крыла лесистой сопки. От подножья до первых деревьев склон крыла покрывал кустарник. Местами робко, местами наоборот чересчур смело он сбегал по крутому откосу к реке, образуя с открытой частью берега причудливо изломанную границу.

«Жигули» отогнали поближе к кустам. Коготь вместе с третьим бойцом с позывным Матрос поставили палатку. Огня не разжигали. Ужинали без горячего. Прихваченные из города продукты ели в палатке, подсвечивая себе карманными фонариками.

— Чайком бы сейчас погреться, — мечтательно вздохнул Сибиряк, протолкнув в желудок глотком холодной минералки последний кусок бутерброда.

— С лимоном и коньячком, — мечтательно подхватил Коготь, — а на десерт диван широкий и бабу с ногами от самой шеи.

— На десерт будет прогулка вокруг турбазы, — опустил их с облаков на землю Столяр и, отогнув край рукава камуфляжного костюма, в который он, как и остальные члены его группы, переоделся в гараже, взглянул на часы: — На сборы десять минут.

Разведку проводили налегке, прихватив только оружие и очки ночного видения. Когда приблизились к забору вокруг турбазы, в глубине двора тявкнула собака. Все четверо замерли, но собака больше не подавала голоса. На всякий случай майор дал знак повернуть к реке и двигаться, держась у воды. Обогнув турбазу, группа вышла на асфальт к ее запертым воротам. Борис Васильевич послал Матроса обследовать заросли за дальней обочиной дороги, а сам с двумя другими бойцами попытался через щели в воротах заглянуть во двор. Их створки оказались слишком хорошо пригнанными, так что увидели они не много.

— Отгородились капитально, мать их, — выругался Коготь.

— Ничего, — успокоил его Столяр, — достанем.

Вернулся Матрос.

— Что скажешь? — спросил его Борис Васильевич.

— Порядок. В таких джунглях целый взвод укроется.

Командир повел группу дальше, к обрывистому склону сопки. На него он возлагал самые большие надежды.

Физически хорошо подготовленные мужчины не стали искать окольных путей. Цепляясь за кусты, они на одном дыхании по самому короткому маршруту вскарабкались на гребень обрыва.

Столяр не ошибся. Отсюда двор турбазы просматривался как Красная площадь с трибуны Мавзолея Ленина. Майор визуально неторопливо обследовал объект.

Ворота, от них дорога к складу в центре двора. Сам склад с крытой бетонной площадкой для погрузочно-разгрузочных работ похож на крепость: металлические двери, ставни на окнах — тоже металлические, вокруг второй забор из железных прутьев. Два столба с яркими фонарями, под навесом над бетонной площадкой третий фонарь. Какое-то приземистое сооружение у стены. Ах да, это же клетка для собак. Вон и они. Просунули морды между прутьями ограды и пялятся в сторону сопки.

Так, что еще?

Поросшие травой останки фундаментов разобранных деревянных строений. Деревья сохранились ближе к забору, а вокруг склада вырублены, одни пни торчат. Это, значит, чтобы кто чужой незаметно не подкрался. Рядом с забором заброшенная котельная. От нее до склада метров девяносто. Подступы к котельной заросли высокой травой. Вывод: в нее редко наведываются. Форма крыши котельной указывала на наличие чердака.

— Серьезная цитадель. — По голосу Столяр узнал Матроса.

— Ясный перец. С какой-нибудь хижиной дяди Тома, охраняемой престарелым сторожем, разобрались бы без нас. — Это Сибиряк.

— Отставить! Всем слушать меня, — пресек майор пустой обмен мнениями между подчиненными. — Видите заброшенную котельную? Доберемся до нее и осмотрим. Чувствую, она того стоит.

По мере спуска панорама турбазы постепенно сужалась, как бы складываясь в гармошку. У подножья обрыва из того, что можно было видеть сверху, остались высокая труба котельной и кроны нескольких деревьев. Остальное исчезло за забором из металлического профиля. Коготь первым дотянулся до его верхнего края. Острый. Надо что-то придумать…

Есть! Он снял с себя пятнистую куртку и набросил ее на верхний край преграды. Остальные, поняв его замысел, проделали то же самое, после чего все четверо благополучно перемахнули на ту сторону.

Одна перебежка в высокой траве — и группа у стены котельной возле черного провала лишенного рамы окна, достаточно широкого, чтобы протиснуться в подсобку с местами сорванным деревянным полом. Без очков ночного видения здесь можно было бы свободно переломать себе кости, угодив ногой в дыру между досками. Дверь подсобки вела в главное производственное помещение. Прежде в нем стоял отопительный котел, теперь царили хаос и запустение. Что можно было продать или использовать на родном подворье, растащили. Никому не пригодившиеся раскуроченные части оборудования валялись где попало. Там и сям возвышались холмы из битого кирпича и бытового мусора. По просторному залу гулял сквозняк.

Подняв голову, Столяр заметил прилепившуюся к лишенному окон участку стены лестницу на чердак. Эта прочная сварная конструкция являлась единственным элементом интерьера не тронутым расхитителями. До чердачного люка чьи-то хозяйственные руки все-таки добрались. Пара гнутых петель свидетельствовала о героическом сопротивлении, оказанном люком будущему хозяину.

На чердаке пахло пылью и сухим деревом. Клочья старой паутины неряшливо свисали со стропил. Неопознанного вида птица сорвалась с облюбованного ею на ночь местечка и дала деру через не застекленное чердачное окно перед самым носом майора. От неожиданности тот, присев, схватился за оружие. Сообразив в чем дело, сердито качнул головой, шепотом обозвал птицу пернатой курвой и подошел к чердачному окну. Осмотрев двор, Борис Васильевич оценил занятую им позицию. Глаза его довольно заискрились.

Вернувшись в лагерь, все собрались в палатке.

— Прежде, чем я поставлю задачу на завтра, запомните лицо этого человека, — сказал Столяр.

Три головы склонились над пятном света от карманного фонарик с фотографией Кита в центре.

— Морда наглая, как ядерная боеголовка. Авторитетный, видать, мужик, — первым высказался в отношении человека с фотографии Сибиряк.

Не авторитетный, а самый настоящий авторитет, — поправил его майор. — Главарь здешнего преступного мира по кличке Кит.

— Понятно, — усмехнулся Коготь. — У местных, значит, своей китобойной бригады не нашлось, нас вызвали.

— Будем считать, ты угадал, — не стал пока вдаваться в подробности Столяр. — Но соль не в этом. Она в том, что Кит сделался постоянной головной болью целого региона. Пора положить тому конец. Турбаза, купленная им через подставных лиц, превращена в одно из звеньев цепи объектов обслуживающих криминальный бизнес. По полученным данным Кит прибудет на нее завтра, чтобы присутствовать при отгрузке около тонны левого золота.

Матрос протяжно свистнул:

— Тонны?! Ну и размах.

Сибиряк снисходительно похлопал его по плечу.

— Ты думал, московским акулам черного бизнеса нет равных? Нет, наивная душа, и в глубинке плещется рыбка, которая мало чем им уступит.

— И завтра она с нашей помощью должна всплыть к верху брюхом, — подхватил Борис Васильевич. — Надеюсь, все запомнили цель номер один?

Дружный кивок трех коротко стриженых голов послужил ему сигналом забрать у бойцов фотографию, достать зажигалку и выполнить то, что он обещал связному в гостиничном номере.

Огонь сначала неохотно, как бы с опаской, начал пожирать фото могущественного пахана. Но вскоре, войдя во вкус, осмелел и намного резвее побежал к ее верхнему уголку, зажатому между большим и указательным пальцами майора. Отдернув свободной рукой полог палатки, Борис Васильевич метнул догоравший клочок бумаги в смоляной мрак забайкальской ночи и вернулся к прерванному разговору:

— Цель номер два — золото. Его следует захватить и спрятать в надежном месте. Об охране и порядке сопровождения металла конкретного ничего неизвестно. Известно лишь, что за ним должна приехать грузовой автомобиль. Cколько душ и на чем явятся вместе с Китом, остается только гадать. Численность дневной охраны склада пять человек. Но завтра день особый, и, возможно, ее будет больше. Причем не нужно сбрасывать со счетов, что от склада до ближайшего поселка всего километра четыре. Если в поселок поступит сигнал о нападении, у нас в запасе останется минут десять. Так что золото надо брать с колесами. Машина должна достаться нам целой и невредимой, иначе мы не сможем вывезти металл с турбазы. В общем, вторая наша задача сложнее, чем грохнуть Кита. Необходим «ключ». Да такой, чтобы с первых же секунд боя деморализовать противника, свести на «нет» его численное превосходство, заставить забыть о машине с золотом и думать только о спасении собственной шкуры. — Столяр обвел пристальным взглядом бойцов, дабы удостовериться, что они его внимательно слушают, и перешел к изложению плана операции, придуманного им на основании результатов недавней разведки: — Мы одновременно ударим по сопровождению грузовика со стороны котельной и ворот перед выездом колонны с турбазы. Первым делом лишаем противника численного превосходства, поджарив из гранатометов набитые урками тачки, потом валим уцелевших бандитов и захватываем машину с золотом…

Внутренний будильник Столяра сработал, едва от неплотно прикрытого входа через палатку протянулась полоса бледного утреннего света. Майор достал из стоявшего у изголовья его надувного матраса рюкзака механическую бритву, завел ее и поднес к щеке. Бритва брила паршиво и так истошно жужжала, что разбудила спавшего на соседнем матрасе Сибиряка.

— Доброе утро, — протирая глаза, подал голос боец.

— Доброе. Бриться будешь? — Борис Васильевич собрался было передать аппарат, но, взглянув на гладкое розовощекое лицо молодого блондина, передумал. — Хотя что, собственно, тебе брить. Сходи лучше к машине и подними остальных.

— Слушаюсь, — по-военному отчеканил Сибиряк и в одних трусах побежал будить ночевавших в «Жигулях» Матроса и Когтя.

Закончив бритье, Столяр вышел из палатки.

Судя по первому впечатлению, денек не обещал выдаться погожим. Весь обозримый объем небесной чаши заполняло густое пюре низких облаков, и сопки, с утопленными в нем вершинами, выглядели теперь приземистыми трапециевидными холмами.

Утренний совсем не летний холодок, заползая в рукава и под воротник, неприятно щекотал еще сонную, не разогретую восходящим изнутри, горячим током крови кожу. Зато дышалось удивительно легко. Таким эликсиром в закопченном мегаполисе легкие не побалуешь.

Своих бойцов Столяра увидел у кромки воды. Те в чем мать родила, пританцовывая от холода, собирались с духом окунуться в реке. Собрались-таки. Нырнули по разу. Мокрые, замерзшие запрыгали по берегу словно кенгуру, вырывая друг у друга прихваченное Когтем из машины полотенце. Глядя на них, майор зябко повел плечами, будто сам принял ледяную ванну…

На завтрак опять бутерброды, холодные консервы и минеральная вода. Ели много и жадно. Причина хорошего аппетита крылась не только в долгих часах, проведенных на свежем воздухе. Каждый член группы понимал, на нормальный обед и даже ужин рассчитывать не приходится.

Стрелки часов бежали по кругу, толкая прикованное к ним время вперед. «Пора», — скомандовал Столяр, и конвейер подготовки операции заработал на полную катушку. Вещи, которые не предусматривалось взять с собой, были упакованы и уложены в багажник «Жигулей». Бойцы разобрали оружие, надели бронежилеты, натянули на головы черные маски. По сравнению с ночной разведочной вылазкой маленький отряд выглядел сейчас куда более воинственно. Бронежилеты сделали фигуры бойцов шире и мощнее, черные маски добавили таинственности и агрессивности. Четыре пистолеты-пулеметы «Кипарис» и два четырехзарядных гранатомета ГМ-93 подчеркивали всю серьезность намерений вооруженных ими людей.

Около восьми разбившаяся на пары боевая группа заняла свои позиции: Столяр и Сибиряк на чердаке котельной, Коготь и Матрос в зарослях за дорогой напротив ворот турбазы.

C высоты чердачного окна Борису Васильевичу было удобно наблюдать за самим складом и подступами к нему. Он отыскал взглядом собак. Овчарки замерли у дверей склада, как сфинксы, и, казалось, потеряли всякий интерес к окружающему миру. Они, определенно, чего-то ждали. Чего именно стало известно, когда на пороге появился охранник с пластмассовыми мисками в руках. Собаки вскочили. С радостным повизгиванием, натыкаясь друг на друга, они побежали следом за плывущей над их задранными черными носами пищей.

Охранник сунул миски в клетку, впустил туда собак и закрыл за ними дверцу. Следующим объектом его внимания стали ворота. Едва он освободил их от тяжелых навесных замков и засовов, как с дороги донесся шум мотора.

Старый автобус марки «Латвия», высадив дневную смену, взял на борт двух ночных охранников и укатила обратно в поселок.

С прибытием дневной смены двое бандитов с карабинами постоянно толклись во дворе, и это окончательно убедило Столяра в правильности его решения занять боевые позиции в такую рань. Скрытное передвижение к котельной в новых условиях существенно бы осложнилось. Любая неловкость, любая досадная случайность — и на операции можно ставить крест.

Честолюбие помогало Столяру терпеливо переносить долгое сидение в засаде. Для него сейчас на кону стояло нечто большее, чем деньги и престиж фирмы. Майор страстно желал доказать Воронину и самому себе, что он не превратился в обрюзгшего кабинетного работника, а остался настоящим боевым офицером, профессионалом своего дела. Сибиряк тоже держался молодцом. Отгоняя наползавшую дремоту, он периодически вынимал из рюкзака прихваченную из лагеря бутылку с минералкой и делал глоток.

Прошло два с половиной часа. Сменились часовые во дворе, и больше никаких событий, разве что тучи над турбазой поднялись повыше и открыли глазам вершины сопок.

В одиннадцать из поселка примчалась знакомая «Латвия». Она привезла здорового детину с роскошными волнистыми волосами до плеч и трех бандитов помельче. Оставив их у крыльца склада, «Латвия» отползла туда, где еще были различимы потихоньку размываемые временем контуры волейбольной площадки. С тех пор, как волейбол ушел в прошлое, площадка превратилась в место для парковки автомобилей.

Шофер «Латвии» достал из салона ведро и побежал с ним на склад за водой.

Тем временем вся дневная смена собралась вокруг длинноволосого. С чердака котельной нельзя было разобрать слов, но по тому, как его слушали, чувствовалось, что в местной бандитской иерархии он занимает весьма высокое положение.

Длинноволосый был чем-то недоволен. Его руки попеременно взлетали вверх, он тыкал пальцами в разные стороны и говорил все громче и громче. До Столяра и Сибиряка начали долетать отдельные слова, в основном ругательства. В заключение своей пламенной речи оратор схватил за шиворот ближайшего из слушателей и подтолкнул его к дверям склада. От избытка обретенной кинетической энергии тот чуть не сшиб с ног шофера «Латвии» с полным ведром воды в руке. Шофер оказался шустрым малым. Не расплескав воду, он уклонился от столкновения и через минуту благополучно поставил полное до краев ведро рядом со своим прибалтийским раритетом.

В кабине заработала магнитола.

«Владимирский централ, ветер северный…» — полился из динамиков проникновенно-грустный голос Михаила Круга. И мокрая тряпка смыла первую порцию грязи с крыла некогда весьма уважаемого в народе советского микроавтобуса.

Под мелодию русского шансона со склада выволокли носилки и прочий хозяйственный инвентарь, и вопрос, на какой подвиг так эмоционально настраивал братву ее длинноволосый лидер, отпал сам собой. Разобрав грабли, метлы, косы и лопаты бандиты взялись за облагораживание территории.

— Братки на субботнике, — фыркнул Сибиряк, наблюдая за брезгливо-неуклюжими движениями непривычного к дворницкому ремеслу контингента. — Такое шоу ни по одному телеканалу не увидишь.

— Пусть вкалывают. Травку выкосят, камешки уберут. Нам работать легче будет, — более практично отнесся к необычному зрелищу Столяр.

Двое братков подняли первые груженые мусором и скошенной травой носилки и потащили их к котельной, вынудив засевших на чердаке наблюдателей отодвинуться от окна.

Снизу донеслись первые звуки вторжения. Звякнул случайно задетый кусок железа, и визгливое бляканье одного из бандитов раскатилось под сводами котельной, а за ним раздраженный голос: «Куда тебя несет, Граба?! Я себе чуть костыль не подвернул. Вали, здесь, на…»

Когда майор снова придвинулся к окну парочка уже топала по краю волейбольной площадки.

За первой ходкой последовала вторая, третья. Во время четвертой за парнями с носилками увязался длинноволосый главарь. Он шел к складу и висел у парочки на хвосте, пока та не свернула к котельной.

— Хорош жилы рвать, Граба. Давай перекурим, — опорожнив носилки, предложил дружку костлявый бандит в красной бейсболке; его лицо лоснилось от пота, а в глазах сквозило такое утомление, словно он несколько часов к ряду таскал свинцовые болванки.

Бросив носилки на развалинах крыльца, оба присели на то, что осталось от верхней его ступеньки, и закурили.

— Монах, падла, загонял в доску, — с досадой проворчал костлявый, стаскивая с головы бейсболку и вытирая ею мокрый лоб. — И какого рожна он на чистоту так запал?

— У тебя чё, Багор, в башке коротит?! — изумился Граба. — Сказано же было, Кит приезжает.

— Кит?.. Ах да, Кит. Нехорошо мне с утра, колотит. Видать, потому про Кита мимо ушей пролетело.

Граба с недоверчивым прищуром уставился на приятеля.

— Ты, корешок, в последнее время странный какой-то, — врастяжку произнес он, пристально разглядывая изможденное лицо Багра. — То веселье и удаль из тебя бьют через край, то кислый и рассеянный бродишь, пацанов сторонишься, на здоровье жалуешься и бледный, как беременная аристократка.

— Да пошел ты! Не больше других хвораю.

— Не больше других! — передразнил Граба. — Кому горбатого лепишь? Бля буду, на дурь подсел.

Багор вскочил, в сердцах швырнул недокуренную сигарету на землю.

— Ну все, расколол, на…, как мусор на допросе! — психанул он, — Пойди Монаху настучи, пусть пулю мне для лечения выпишет.

Граба с олимпийским спокойствием перенес наскок. Когда же его костлявый дружок угомонился, флегматично произнес:

— Больно надо мне на тебя стучать. Монах скоро сам догадается. Ты глянь в зеркало на свое мурло. На нем твоя проблема крупным шрифтом выбита.

Багор тяжело плюхнулся на прежнее место. Его руки нервно тискали несчастную бейсболку.

— Лоханулся я капитально, — наконец прорвало его. — Помнишь, по весне я в Читу за грузом гонял? Там все началось. Поставщик застрял где-то. Скукота! Забурился в кабак, телку снял. До сих пор не пойму, как она, паскуда, меня под наркоту подвела. Поначалу себя успокаивал, твердил: «Сегодня последний раз и шабаш». Потом перестал, втянулся. — Он схватил Грабу за локоть и заговорил быстро и горячо: — Я выкарабкаюсь, Граба, верь мне. Только ты никому ничего не говори. Я уже дозы уменьшать начал. Через месяц… Ну через два от силы совсем с наркоты соскочу. Только ты никому, обещаешь?

— Сказал же.

— Спасибо, братан! Знал, что ты человек. И я человек. Добро помнить умею, за мной не пропадет. — Для придания своим словам большего веса Багор потряс кулаком. — У меня, знаешь, какая воля? Солнце, как окурок, потушу, если целью задамся. Я обязательно выкарабкаюсь. Через два месяца… или три… Слушай, Граба, раз ты все знаешь, может, я сейчас прямо сбегаю щепотку нюхнуть? А то мутит сильно.

— Куда сбегаешь? — насупился Граба. — Что я Монаху скажу?

— Да не дрейфь ты, тут рядом. Я давно маленько кокса на чердаке котельной припрятал, чтобы с собой постоянно из поселка не таскать. А сегодня только здоровье поправить собрался, как Монаха нелегкая принесла…

Бандиты разговаривали в полный голос. Они не подозревали, что над их головами за лишенным стекла чердачным окном, кроме черной пыльной пустоты, скрываются два до зубов вооруженных человека и слышат каждое произносимое ими слово.

Сибиряк положил правую руку на рукоятку ножа и вопросительно посмотрел на командира. Столяр медлил. Было ясно, Багор не может исчезнуть незаметно. Не пройдет и пяти минут как Граба забьет тревогу.

Майор вгляделся в окутанный полумраком противоположный конец чердака. «Туда! — подсказало чутье. — Если Багор спрятал зелье там, где светлее, глядишь, пронесет». Борис Васильевич указал Сибиряку на рюкзак, сам подхватил гранатомет и рванулся в самый темный угол чердака. Сибиряк — тенью следом. Добежав до противоположного фронтона, они залегли.

Багор стремительно, как дельфин из морской пучины, вынырнул из чердачного люка, сделал несколько шагов к окну и присел у стропила. Его дрожащие от нетерпения пальцы отгребли в сторону маскирующий тайник мусор и добрались до засунутого в широкую щель пакетика с остатками кокаина.

Столяр и Сибиряк не сводили глаз со сгорбленной спины бандита, прислушивались к глубоким, шумным вдохам, когда он, стараясь не оставить на ладони ни крупинки, втягивал в себя кокаин. Если бы наркоман знал, как много сейчас зависит от его внимания! Он не знал, и счастливый, что избавился от ужасного наркотического похмелья, сиганул в люк, не утруждая себя разглядыванием темных углов пыльного чердака.

— Пронесло! — выдохнул из себя майор с таким облегчением, будто сбросил со своих плеч пятипудовый мешок.

— По такому случаю предлагаю выпить, — пошутил Сибиряк.

Борис Васильевич, подыгрывая ему, согласно махнул рукой.

— Давай, заслужили.

Боец вынул из рюкзака бутылку минеральной воды и протянул командиру.

Глава 4

Кит появился около четырех часов дня. Первыми во двор вкатились два черных джипа, за ними вполз КАМАЗ-фургон. Перед складом, уступая дорогу грузовику, джипы вильнули в сторону надраенной до блеска «Латвии». Громоздкая фура, похожая на морскую черепаху, тяжело развернулась и вогнала свой широкий зад в створ внутренних ворот. К ней подбежали подручные Монаха. Лязгнули запоры. Вновь ожил мотор, и КАМАЗ с распахнутыми дверьми фургона одолел последние метры до складского крыльца.

Волейбольную площадку заполнили люди из джипов. Пятеро пассажиров головной машины в элегантных дорогих костюмах резко контрастировали с камуфляжным одеянием парней с короткоствольными «Калашниковыми», — очевидно, охраной фуры, — высыпавших из второго джипа.

Среди обладателей шикарных костюмов, несмотря на расстояние, Столяр в два счета распознал Кита. Остальные слишком смахивали на горилл в одежде, чтобы потянуть на нечто большее, чем телохранители. Развитые грудные клетки, тяжелые плечи и манера держаться сразу выдавали их истинную принадлежность.

Рядом с Китом, как из-под земли, вырос Монах. Его пышные кудри теперь были собраны в хвост и перехвачены резинкой. С холопским подобострастием он пожал небрежно протянутую руку хозяина и быстро-быстро задвигал губами. Майор готов был поклясться, что Монах, не жалея красок, расписывает, с каким рвением он блюдет интересы босса в удаленном от казино и ресторанов краю.

Кит выслушал его, снисходительно потрепал по плечу, сказал что-то и двинулся к складу.

Двор опустел. Почти все скрылись в здании. Снаружи остались двое часовых и водитель КАМАЗ. Часовые прохаживались вдоль внутренней ограды, а водитель, уткнув нос в купленную перед рейсом на турбазу бульварную газетенку, не покидал насиженного места в кабине.

Однако затишье во дворе не затянулось. Из склада выехала электрокара с первой партией крепко сбитых ящиков.

Лаяли овчарки в клетке, шаркали подошвы о бетон крыльца, басом стонал железный пол фуры, когда на него не очень бережно опускали тяжелый ящик. Смешиваясь с кряхтением, возгласами и ругательствами людей, все это формировало единый звуковой фон кипящей работы.

Погрузка продолжалась три четверти часа. За это время в фургон со склада перекочевало ровно сорок ящиков. Столяр прикинул, что при условии равномерного распределения по ним золота, на каждый приходится где-то по двадцать пять килограммов контрабандного драгметалла. Кроме золота ящики для отвода глаз набили гвоздями, и, судя по кряхтению грузчиков, набили под завязку. Сама тара тоже кое-что весила.

Борис Васильевич утруждал себя подсчетами не из пустого любопытства. Разгружать машину предстояло его группе, поэтому майор заранее желал знать, какие усилия от нее потребуются.

«Ничего, — ободрил он себя, косясь на Сибиряка, — парни у меня крепкие, справятся».

Могуче и протяжно взвыл КАМАЗ. Участники погрузки закрыли двери фургона. Из внутренних помещений склада плотной толпой повалили братки в камуфляже и широкогрудые телохранители в пиджаках. Последними вышли Кит и Монах с кипой бумаг в руке. Монах сунул бумаги одному из своих братков и указал на КАМАЗ. Добежав до фуры, посыльный передал их шоферу. По-видимому, это были сопроводительные документы на товар.

Столяр взял гранатомет и откинул приклад. Уперев ГМ прикладом в пол, майор, удерживая его одной рукой в вертикальном положении, другой подал условный знак Сибиряку. Поправив маску на лице, боец тихо, как привидение, спустился с чердака и занял позицию у выхода из котельной.

Волейбольная площадка снова заполнилась народом. На ней собрались все, кроме водителя КАМАЗ. Никто не чувствовал близкой опасности. Кит улыбался. По всей вероятности, Монаху удалось показать вверенный ему объект с лучшей стороны.

Последнее рукопожатие, и верзила-телохранитель бережно прикрыл за боссом дверцу джипа.

Бандиты на площадке начали рассасываться по машинам. Пятеро складских стояли обособленной кучкой, наблюдая за сборами остальных. Благодаря красной бейсболке, взгляд Столяра чаще других приковывала к себе тощая фигура Багра. Взгляд Монаха, очевидно, тоже, потому что как раз Багру было велено открыть ворота. За Багром, объезжая тарахтевшую на холостои ходу фуру тронулся джип Кита,

Столяр включил рацию.

— Выдвигайтесь на исходную позицию, — приказал он, как только Коготь подтвердил, что слышит его. — Первым идет джип Кита, вторым фургон. Они ваши.

Отослав Багра, Монах затеял разговор с парнем в камуфляже. То был его свояк. Постоянно находясь рядом с Китом, Монах не смог раньше выкроить время для общения с ним. Беседа родственников задержала на волейбольной площадке джип с автоматчиками и «Латвию», куда под вновь врубленную кассету с песнями Михаила Круга успели залезть «гвардейцы» длинноволосого, приехавшие с ним утром.

Багор одним рывком открыл увесистый засов въездных ворот. Кайф от кокаина еще продолжал наполнять тело необычной легкостью, радостью и силой. Опьяненному иллюзорным чувством счастья наркоману казалось, что он может свернуть горы. Он с подъемом навалился на ворота. Щель между створками раздалась вширь. Багор увидел пустынную дорогу, кусочек леса за ней и зеленые вершины ближних сопок.

Вдруг эту мирную картину заслонила большая темная фигура. Похожий на продолговатый осколок зеркала предмет сверкнул в воздухе перед самым носом не готового к встрече с опасностью наркомана…

Экономя время, Коготь ногой оттолкнул назад пронзенного ножом Багра и отскочил в сторону, освобождая место перед приоткрытыми воротами вооруженному гранатометом Матросу.

«Не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз…", — неслась над турбазой рвущая душу песня Круга.

Черный глаз гранатомета вперился в лобовое стекло лакированного красавца. Матрос нажал на спуск. Граната и рванувший следом за ней бензин моментально превратили уютную кабину джипа в раскаленное пекло.

Уничтожение головного автомобиля послужило сигналом для Столяра слиться со своим гранатометом в единую боевую машину. Его первый выстрел в мгновение ока сделал из джипа с автоматчиками горячую братскую могилу. Перезаряжая ГМ, майор подал цевье вперед. Ствол гранатомета сориентировался в направлении «Латвии». Раздался второй выстрел, и на волейбольной площадке запылал новый костер.

Когда Столяр, не давая уцелевшим бандитам опомниться, обрушивал на их головы последнюю гранату, связка Матрос — Коготь, обогнув с двух сторон охваченный огнем джип Кита, очутилась перед фурой. Дверца ее кабины была открыта. Увидев, как расстреливают босса, водитель подумал, что следующей мишенью станет его КАМАЗ. Не желая изжариться заживо, он выскочил из машины и хотел бежать к складу. Но у склада один за другим загремели новые взрывы. Бедолага потерял голову. Кружа на месте, он никак не мог сообразить, куда спрятаться. Конец его замешательству положило появление Когтя. Очередь из «Кипариса» покрыла джинсовую курточку водителя кровавыми неряшливыми пятнами.

Уложив шофера, Коготь перевел взгляд на напарника. Матрос жестом показал, что с его стороны возле машины все чисто, и пошел на сближение.

— Присмотри за фурой, — на правах старшего велел ему Коготь и наравился к складу.

После ураганного обстрела волейбольной площадки уцелели только Монах, его свояк и Граба. Заметив, как в темноту чердачного окна котельной ускользает ствол отстрелявшегося гранатомета, безоружный Монах толкнул свояка в плечо и заорал:

— Санек, он в котельной на чердаке! Шмальни в него! Шмальни, пока этот волчара нас не угробил!

Санек вскинул автомат, но «Кипарис» Сибиряка скосил обоих. Поняв, что следующим будет он, Граба с диким воем заячьими зигзагами понесся к складу. Сибиряк послал ему вдогонку очередь от бедра. Беглец споткнулся, сбился с темпа, захромал, но упорно продолжал бежать, не замечая, что от фуры ему наперерез движется вторая «черная маска». Коготь коснулся спускового крючка, и нашпигованный пулями Граба упал ничком у ограды.

На пороге котельной появился Столяр. На одном его плече висел рюкзак, на другом «Кипарис», в руках ГМ. Проходя мимо «Латвии», он остановился и, наблюдая, как порывисто взлетают над ней языки пламени, вдруг почувствовал себя снова молодым сержантом-десантником, выполняющим свой интернациональный долг в Афганистане. Отгоняя это чувство, майор тряхнул головой. Не до ностальгии, надо скорее сматывать удочки.

Гранатомет с израсходованным боекомплектом полетел в распахнутую дверь горящего микроавтобуса. Коль заказчиком за все уплачено, зачем таскать на себе лишнюю тяжесть?

— Командир! — услыхал майор за спиной возбужденно-радостный голос Сибиряка. — Противник уничтожен. Потерь нет.

Столяр обернулся и увидел двух своих бойцов.

— А где Матрос? — спросил он у Когтя.

— Охраняет КАМАЗ.

— Уходим. — Борис Васильевич легко хлопнул Сибиряка ладонью по груди. — Дуй к реке за нашими «Жигулями». — Он повернулся к Когтю. — Осмотри на всякий случай склад, а я проверю груз.

Стоило «черным маскам» покинуть волейбольную площадку, как Монах осторожно шевельнул окровавленной головой и приоткрыл глаза. Его осмысленный взгляд не походил на взгляд умирающего. Всего одна пуля зацепила длинноволосого. Распоров щеку и оторвав кончик уха, она улетела в дальний угол двора. Остальные принял на себя свояк. Он стоял на шаг ближе к котельной и стал для Монаха живым заслоном от очереди Сибиряка. Пустяковая, но сильно кровоточащая, рана в голову послужила отличной маскировкой: никто из «масок» не заподозрил, что он так легко отделался.

Столяр раньше всех добрался до своей цели. У фуры его встретил Матрос.

— Открой пошире. — Майор указал на приоткрытые Багром ворота, — и садись за руль. Как только Сибиряк пригонит наши «Жигули», трогаемся. И вот что, — он снял с плеча рюкзак, — зашвырни по пути в кабину.

Исподтишка наблюдая за «черными масками», Монах все больше наливался гневом. Какие-то козлы вчетвером перестреляли их всех, как зайцев, и захватили золото, не получив при этой ни единой царапины. Тут он заметил залитого кровью свояка и заскрипел зубами.

А это уже личное!

Монах дотянулся до ремешка автомата свояка и волоком подтащил оружие к себе. Понимая, что люди в масках профессионалы и кинуться на них, очертя голову, — глупость и верная смерть, он первым делом решил подыскать надежное укрытие для наблюдения, а не лежать посреди открытой всем взорам волейбольной площадки, где из боязни быть замеченным даже носом пошевелить страшно.

Напротив ворот внутренней ограды торчал большой пень. От него к солнцу тянулось множество тонких молодых побегов, образуя довольно густой куст, пригодный для укрытия. Один из нападавших только что скрылся за дверями склада, второй в фургоне, от третьего у внешних ворот Монаха загораживали фура и догорающий джип.

Низко пригибаясь к земле, бандит сделал перебежку и залег за пнем.

В фургоне Столяр набросился на первый попавшийся ящик — очень тяжелый, с четырьмя ручками для переноски, перетянутый в двух местах металлической лентой. Ножом с пилкой на тыльной стороне клинка майор вспорол перетяжки и отжал крышку от боковины. Орудуя руками и ножом, принялся разгребать гвозди. Он страшно торопился. Часто пересыпаясь через край, гвозди катились по крышкам соседних ящиков, звонкой струей били в пол и по носам грубых армейских ботинок. Майор упорно разгребал гвозди, пока не докопался до маленького брезентового мешочка.

Какой тяжелый!

Из развязанной горловины на подставленную ладонь посыпались желтые блестящие крупинки. Золото! Металл, который правит миром.

Столяр вернул мешочек на место и заровнял вырытую в гвоздях воронку. Вылезая из фургона, он увидел «Жигули» и сделал шаг им навстречу.

— Карета подана, командир, — отрапортовал Сибиряк из кабины.

— Я поеду с Матросом. А ты забирай со склада Когтя и пристраивайся на своей карете за нами.

Услыхав длинный нетерпеливый сигнал «Жигулей», на высокое бетонное крыльцо вышел Коготь.

— Спускайся, уходим, — крикнул снизу Сибиряк.

Коготь с досадой хлопнул себя по бедру:

— Еще бы пару минут! Я пять бочек с бензином нашел. Думал, спалю сейчас это бандитское гнездо к ядреной бабушке.

— Хрен с ним! Слышишь, наши уже завелись?

— Поехали, — сдался Коготь и махнул на прощание осипшим от лая собакам. — Пока, милашки. Желаю в будущем обзавестись более порядочными хозяевами.

Монах напрягся. Развитие событий предписывало ему только один вариант поведения…

Свинцовый смерч обрушился на «Жигули», когда Матрос готовился сорвать фуру с места. Звук автоматной очереди заставил его руку дрогнуть, и вместо рукоятки переключения скорости она хватанула пустоту. Взгляд бойца самопроизвольно обратился к гранатомету.

Столяр первым положил на ГМ свою холеную пятерню.

— Я сам! — властно произнес командир. — А ты уводи машину за ворота.

— Но…

— Уводи, я приказываю! — выпрыгивая из кабины, прогремел майор таким голосом, что колебаниям бойца сразу наступил конец.

КАМАЗ тронулся, но все еще загораживал от Столяра участок двора перед складом. Майор метнулся в хвост фуры и увидел длинноволосого. Тот, ловя на прицел один из задних скатов фургона, бежал ему навстречу вдоль внутренней ограды. Маниакальное желание, во что бы то ни стало не дать машине с золотом уйти, сконцентрировало все внимание Монаха на колесе. Это решило его судьбу: фугасная граната разорвалась у самых ног бандита, прежде чем он среагировал на появление «черной маски». Асфальт, земля и человеческая плоть взвились в воздух.

Майор подошел к «шестерке». Его взору открылась печальная картина. Разбитые стекла, изрешеченный пулями салон, язычок темного вязкого масла, медленно, как бы нехотя, выползавший из-под днища «Жигулей», мертвые тела с кроваво-черными дырами в головах…

Откинув крышку багажника, Столяр взял сумку с двумя дистанционными минами, рассовал по карманам пару электрических фонариков и очки ночного видения. Все, здесь больше нечего ловить. Мертвым не поможешь, а металлолом пусть сдают другие. Оставалось замести следы — это святое.

Майор попятился назад и, вскинув ГМ к плечу, одним нажатием пальца решил проблему. Последний взгляд на окутанные плотным коконом огня «Жигули» — и прощай турбаза!

Фура стояла «под парами», развернув свой тупой нос в сторону трассы.

Первое, что увидел Столяр, залезая в ее сотрясаемую мелкой вибрацией кабину, — глаза Матроса, а в них понятный без слов вопрос.

— Трогай, — коротко скомандовал майор, наклоняясь к рюкзаку, чтобы переложить в него прихваченные из «Жигулей» вещи.

— Как же так? — пробормотал потрясенный Матрос, без всяких объяснений догадавшись по виду командира, что случилось самое худшее.

— Как? как?.. — передразнил Столяр сердито. — Ты же в Чечне воевал. Забыл, как такое случается? Прохлопали одного недобитого, он и вставил по первое число. Да трогай ты, мать твою, в конце-то концов! С минуты на минуту сюда слетятся бандиты и менты со всей округи.

Ступни Матроса уперлись в педали управления, и колеса фуры подмяли под себя первые метры дороги.

Турбаза отступила назад. Навстречу уже не шел, а мчался, лес. О лобовое стекло, оставляя мазки бесцветной холодной крови, разбивались в лепешку летучие насекомые. Но Столяру не переставало казаться, что фура едет слишком медленно. «Давай! Давай, жми!» — подстегивал он Матроса, тревожно всматриваясь вперед.

КАМАЗ с ревом подлетел к перекрестку. Напугав прочих участников движения бешеной ездой, он нагло вломился в пределы оживленной автотрассы. Через километр Борис Васильевич заметил первый названный связным ориентир — высоковольтную линию электропередач. ЛЭП пересекала дорогу под прямым углом. Рядом с нею должен быть съезд. Так и есть, слева.

— Сворачивай, — велел он Матросу.

Боец затормозил. Разогнавшийся тяжеловоз повиновался неохотно и поравнялся со съездом, сохраняя весьма опасную для предстоящего маневра скорость.

Рискуя опрокинуться, Матрос вывернул руль влево.

Панически заверещал сигнал встречной легковушки, взвизгнули тормоза, в адрес Матроса полетели мат и проклятия.

КАМАЗ пересек встречную полосу. На съезде его колесо угодило в яму, и Столяра подбросило, чуть ли не до потолка.

— Тише ты, крутой Уокер… — Фуру вторично тряхнуло, и до конца не высказанное предостережение застряло у майора на языке.

Взбрыкивая на колдобинах, большегруз преодолел открытый участок и нырнул в лес. Дорога стала еще хуже. Вдобавок мешали деревья. Они цепляли фургон за бока, скребли по крыше. Щадя машину, Матрос снизил скорость. Столяр не протестовал, потому что сейчас успех операции в большей степени зависел от прочности фуры, чем от способности его и Матроса защитить ее от угрозы извне. Майор развернул карту. Вот-вот должна была появиться деревушка, а за нею шоссе. Но «вот-вот» растянулось на добрые полчаса.

Прогромыхав по безлюдным деревенским улицам до противоположной околицы, КАМАЗ выполз на шоссе. Новая дорога по сравнению с той, по которой они только что ехали, показалась настоящим немецким автобаном. Наслаждение легкой, спокойной ездой длилось километров тридцать. Затем майор начал попеременно поглядывать то на карту, то на пейзаж за окном, и Матрос сделал вывод, что лафа скоро кончится. Действительно, они снова нудно и долго волочились по проселку. Вторая деревня. Серые некрашеные заборы, дышащие бедностью дома, ребятишки, пожирающие глазами фуру, будто не машину увидели, а африканского слона.

В центре деревни КАМАЗ догнал старика в стоптанных сапогах с подвернутыми голенищами. Он гнал с пастбища рыжую корову.

— Скажи, отец, это Клюевка? — окликнул его майор.

Старик утвердительно закивал:

— Клюевка, Клюевка.

— Порядок, — это уже Матросу, — мы в соседней области.

Под колесами опять мягко зашуршал асфальт. Он уходил к горизонту и там врезался в цепочку пятиэтажек окраинного микрорайона небольшого заштатного городка. Перед указателем с его названием автозаправка, где Матрос доверху залил баки фуры горючим. В городке отыскали торговый центр, отоварились продуктами и со звериным аппетитом набросились на них, ведь с утра маковой росинки во рту не держали. Перекусив, снова в путь.

На выезде из населенного пункта стекла кабины покрыли мелкие штришки влаги. Столяр недовольно посмотрел на неприветливое серое небо, целый день балансировавшее на грани дождя.

— Не мог подождать хотя бы еще несколько часов, — проворчал он. — Закон подлости, блин!

— Не скажите, командир, — возразил Матрос. — Полей дождь с утра или когда мы по проселкам скакали, было бы куда подлее.

— Не спорю, в этом ты прав. Но учти, нам еще предстоит обратная дорога.

— На турбазу?

— Точнее в район, где она находится.

— А смысл? Там же хозяева золота рыщут во всех направлениях по наши души.

— Смысл в том, чтобы сбить их с толку. К какому выводу они придут, узнав, что мы до сих пор не избавились от фуры? Только к одному: мы спрятали золото или перегрузили его на другую машину где-то поблизости, и пред тем, как бросить засвеченный КАМАЗ, хотим отогнать его от этой точки. Таким макаром мы наведем их на ложный след.

Матрос хмыкнул.

— Получается, самые интересные приключения у нас впереди.

— Разочарован? — В голосе майора звучала ирония. — Думал, вывалим золото и домой?

— Думать ваше дело, командир, — уклонился от прямого ответа Матрос. — Одно меня смущает: как вдвоем фуру разгружать будем? Не пух же везем.

Не пух.

Матрос своевременно поднял вопрос о разгрузке. Разгрузить машину вчетвером, куда ни шло, а вдвоем, даже для очень крепких мужиков, нереально. И посторонних привлекать нельзя. Хотя, если потом… Главное, чтобы их быстро не хватились, а лучше бы вообще не заметили исчезновения. Но где быстро найти подходящие кандидатуры?

Поглощенный своими мыслями майор не замечал дороги, встречных автомобилей, трусливо моросящего дождя и того, что проносилось мимо за обеими обочинами. И все же в нужный момент что-то заставило Столяра осмысленно посмотреть в окно на сросшуюся в один длинный кирпичный блок вереницу кооперативных гаражей. За гаражным кооперативом поднимался земляной вал мусорной свалки с колесным вагончиком и шлагбаумом на въезде. Дальше, уже за городской чертой, начиналось чахлое редколесье. Среди деревьев был различим пригорок. На его вершине горел костер.

Стоп! Костер, позднее время, близость городской свалки… Заключение, какого рода любители природы могут сейчас тусоваться у огня, напрашивалось само собой.

— Останови, — приказал майор Матросу, когда КАМАЗ поравнялся с пригорком.

— Хорошая мысль. Самое время отлить, — встрепенулся боец, по-своему истолковав просьбу командира.

В кювет спустились оба. Став вплотную к насыпи, Матрос потерял Столяра из виду и, только сделав дело, обнаружил, что остался один.

«Видать, у командира проблема сложнее моей, вот и двинул в лесок», — рассудил он.

Столяр между тем подходил к костру. Чутье не обмануло его. У шалаша из веток на полусгнившем стволе поваленного дерева сидели трое бомжей. В закопченном котелке над костром булькало какое-то варево. У входа в шалаш лежала груда набитых барахлом полиэтиленовых пакетов и матерчатых сумок.

Столяр кашлянул. Бомжи обернулись, на немытых щетинистых лицах появилось выражение враждебности. Майор присмотрелся к ним внимательнее. Хлипковаты. Зато никто не хватится, если исчезнут. И, что тоже немаловажно, трезвые вроде.

— Привет, мужики.

— Ты кто? Мент? — вместо ответного приветствия спросил один из бомжей, пристально разглядывая неизвестного в камуфляже.

Столяр указал на дорогу.

— Глянь туда. Видишь, моя фура стоит, разве на таких машинах менты ездят? Экспедитор я. Мы с шофером груз везем, да припозднились чуток. Сейчас приедем на точку, а разгружать некому. Подсобите, а?

Пучеглазый бомж в низко надвинутой на лоб вязаной шапочке, изначальный цвет коей установить не представлялось возможным, испустил противный трескучий смешок и отказал за всех:

— Твой груз — твоя забота, начальник. А у нас в расписании сегодняшнего вечера ничего, кроме ужина и здорового сна.

— Правильно, Пупок, — поддержал его приятель, помешивающий варево в котелке, — От работы кони дохнут.

— Вы не въехали, мужики. Я вам бабки хорошие заплачу, — внес ясность майор, — По штуке каждому.

Бомжи вскочили.

— По штуке?!

— Не врешь?

— Не кинешь?

Столяр достал из бумажника три пятисотрублевые купюры и помахал ими в воздухе.

— Если по рукам, аванс получите прямо сейчас.

— При таких условиях нет базара, — всех разом подписал на шабашку пучеглазый Пупок. — Муха, Дрын, собирайте манатки.

— Да оставьте вы их. Мы после разгрузки вас назад подкинем, — попробовал отговорить их майор.

Но бомжи не прекратили сборы.

— В окрестностях свалки тьма всяких шакалов шастает, — объяснил Муха, подбирая с земли сумки и пакеты, — без нас все сопрут.

— Эх, супец жалко! — с болью произнес Дрын, выплескивая варево из котелка.

— Хорошо, — поняв, что спорить бесполезно, сдался работодатель, — только собирайтесь живее.

— Собрались уж, не дергайся, — застегивая разукрашенный причудливыми сальными разводами пиджак, успокоил его Пупок.

Ну и шантрапа! В обычных условиях он бы к таким на пушечный выстрел не подошел. Но сегодня, чтобы не выбиться из графика операции, готов на любые жертвы. Борис Васильевич тихонько вздохнул и пошел догонять ушедших вперед бомжей.

Глава 5

С востока надвигались сумерки. Моросил мелкий дождь. Одинокий «Москвич», свернув на узкую тупиковую двухрядку, наматывал на спидометр последние тридцать километров до поселка рудодобытчиков. Машина была не первой молодости, но ухоженная. Пятна свежей грунтовки, новые колеса и чистое звучание движка свидетельствовали, что в последнее время ее состоянием занялись всерьез.

За рулем «Москвича» сидел Олег Николаевич Петров.

Петров родился и вырос в Красноярске в потомственной шоферской семье. Его дед сел за баранку полуторки еще до войны и погиб, будучи военным водителем, в сорок втором. Отец тоже до пенсии работал шофером, а мать диспетчером автобазы. С раннего детства Олег испытывал интерес к отцовскому «Запорожцу». Когда же «ушастого» продали и его место в гараже занял новенький жигуленок, Олег просто расцвел от счастья и был готов часами не отходить от машины. Под руководством отца он в четырнадцать лет освоил технику вождения и основные премудрости ремонта автомобиля. Позже окончил водительские курсы ДОСААФ.

Осенью 1982 года Олега призвали в армию. Служба выдалась не из легких. Автомобильный батальон, где он служил, перебросили в бывшую советскую Среднюю Азию. Перед ним поставили задачу доставлять всевозможные грузы в охваченный войной Афганистан.

За время службы Петров исколесил тысячи километров афганских дорог и навидался всякого. Как и большинству побывавших на войне людей, первый бой врезался ему в память особенно крепко, хотя ничего героического он в том бою не совершил и не увидел.

По небу цвета вылинявшей джинсовой ткани катилось жгучее, солнце. Время перевалило за полдень, и жара приближалась к своему пику. Одежда липла к потному телу, расплавленные мысли лениво шевелились в голове. От сухой, горячей пыли, поднятой впереди идущей техникой, свербело в носу.

Олег смотрел то на осточертевшие голые чужие горы, то на задний борт грузовика, за которым шла его машина, и, молча, изнывал от жары и скуки. Его сосед по кабине, молоденький надутый лейтенант, с начала рейса, ревностно выдерживая дистанцию, обусловленную разностью в чинах, уклонялся от любых неслужебных разговоров.

Ближе к вечеру колонна втянулась в горное ущелье.

Вдруг впереди ахнуло, полыхнуло. Потом еще раз в хвосте колонны. Переливчатое, раскатистое эхо двух взрывов загуляло по ущелью, постепенно растворяясь в лае автоматных очередей, стуке пулеметов, буханье ружей и винтовок. Лобовое стекло кабины хрустнуло и покрылось сетью мелких трещин. Надутый лейтенант завалился на бок. Его мертвые глаза уставились на Олега.

Петрова, как ветром, вынесло из кабины. Сразу за дорогой он увидел большие камни. Они могли защитить от сыпавшихся с гор пуль. Олег втиснулся в щель между камнями, снял автомат с предохранителя и пробежал взглядом по горному склону в поисках противника. От волнения он долго не мог заметить «духов». Будто не они, а сами горы, палили по колонне.

Обстреляв колонну, душманы сделали вылазку, и Олег наконец увидел пятерых бородатых врагов в длинных грязных халатах, они выползли из широкой трещины в скале. Петров дал очередь, но никого не задел. Зато его заметили. Не переставая спускаться, душманы открыли ответный огонь. Причем такой меткий, что практически не давали Олегу поднять головы.

На его счастье в небе появились вызванные по рации «вертушки». Они обработали склоны гор реактивными снарядами и натиск противника ослаб.

Досталось и тем, пятерым, что перли прямо на Олега. НУРС накрыл их почти в конце спуска. Три трупа вместе с кусками вырванной взрывом породы скатились к подножью склона. Уцелевшие душманы, прекратив наступление, спрятались за крупным обломком скалы.

Олег услышал топот бегущих ног. Лежа между камней, он не имел представления о полной картине боя и, решив, что противник прорвался к колонне с противоположной стороны дороги, выбросил автомат навстречу шагам.

— Не бзди, салага, свои. — Рядом с ним в пыль плюхнулись трое десантников из подоспевшего с блокпоста подкрепления.

У Олега отлегло от сердца. Он опустил автомат, улыбнулся и от радости, не задумываясь, выпалил в ответ:

— А я и не бздю.

Десантники затряслись от хохота.

— Не бздю, — передразнил его самый здоровый из них с сержантскими лычками на погонах. — Ну ты, салага, даешь, е-мое.

Петров сконфузился, покраснел.

— А как правильно, товарищ сержант? — робко спросил он, когда веселье десантников пошло на спад. — Что-то никак не соображу.

— Как?.. Гм, это я тебе после боя объясню, а сейчас лучше доложи обстановку.

Олег доложил. Сержант прислушался к стихающей перестрелке. Всмотрелся в горы и сказал:

— Отходят «духи». Поняли, что им не обломится и отходят. Там, левее, расщелина в горах, они через нее драпают.

— Похоже на то, — согласился с ним голубоглазый брюнет-рядовой.

А третий, веснушчатый ефрейтор, предложил:

— Может, проведаем тех, за скалой, атаковавших нашего салагу? — Он пристально посмотрел на Петрова. — Если, конечно, все то, что он нам наговорил, ему от страха не померещилось.

— Не померещилось мне, — горячо запротестовал Олег. — Там они, там. Вон и трупы под горой, видите?

— Уймись, верим, — успокоил его сержант. — Тебя как зовут?

— Рядовой Олег Петров.

— Который раз в бою?

— Первый.

— Вот что, рядовой Петров, выполняй приказ: лежать в укрытии и, наблюдая за нашими действиями, учиться воевать в горах…

Десантники вернулись через несколько минут.

— Проспал ты, Петров, своих «духов», — усмехнулся сержант. — Пока ты под камнями клювом щелкал, они к расщелине на соединение с остатками своей банды ушли.

— Гранату только впустую перевели, — буркнул голубоглазый десантник.

Олег опустил голову.

— Не грусти, — ободрил его сержант. — Маскироваться они умеют. Проведут и не такого новичка, как ты. А проверить, что вокруг чисто, нам в любом случае требовалось, чтобы потом кто-нибудь из наших пулю в спину не схлопотал.

Стрельба стихла. Подобрав убитых и очистив дорогу с помощью БМП от подбитых машин, колонна вновь двинулась по намеченному маршруту. Десантники сопровождали ее до самого блокпоста. Так вышло, что место убитого лейтенанта рядом с Олегом занял знакомый ему удалой сержант-днсантник. Он оказался компанейским малым. Сыпал анекдотами и поучительными историями из афганской жизни. Петров узнал, что зовут его Борис, что родом он из Москвы, воюет в Афганистане второй год, а после службы хочет поступать в военное училище.

Прощаясь с Борисом у блокпоста, Олег не без зависти подумал о нем: «Боевой парень. За людей такого склада удача сама цепляется. Высоко взлетит. До генерала, а то и выше».

Приказ об увольнении в запас ефрейтора Петрова Олега Николаевича задержался на два с половиной месяца. Олег покинул родную часть в разгар зимы. Сразу домой не поехал. Перед «дембелем» он получил письмо от тетки. Она жила недалеко от Москвы и приглашала племянника после демобилизации недельку-другую погостить у нее.

Тетя Аня была родной сестрой матери Олега. В детстве она проявила завидную тягу к знаниям. Окончив школу, подалась в столицу продолжить учебу в вузе. В Сибирь больше не вернулась. В Москве она вышла замуж за студента из Нечерноземья и с молодым супругом-одногодком после института отправилась к нему на родину в полумиллионный областной центр. Молодые любили друг друга, неплохо устроились и могли бы считать себя полностью довольными жизнью, если бы не отсутствие детей. Виной тому явилось бесплодие, Александра Владимировича, мужа тети Ани. Из-за любви к нему ей пришлось смириться с этим. Взять на воспитание ребенка из детдома супруги не рискнула, потому оба с головой ушли в науку. К моменту демобилизации Олега из рядов Советской Армии тетка работала на кафедре иностранных языков политехнического института в должности старшего преподавателя и в скором времени собиралась защитить кандидатскую диссертацию. Александр Владимирович в том же учебном заведении в ранге профессора заведовал кафедрой машиностроения.

До армии Олег виделся с тетей Аней редко, а с дядей Сашей встречался вообще один раз, так что каких-то особо горячих родственных чувств к ним не испытывал. Но за предложение тетки ухватился. Его давно мучило желание, хоть одним глазком, посмотреть на Москву. А от тетки до нее всей езды около трех часов. Как не соблазниться?

У тети Ани Олег провел незабываемые дни. Узнав о его мечте, Александр Владимирович через своих столичных коллег-ученых забронировал для жены и племянника места в гостинице. Отставной солдат прожил в Москве целых три дня и, благодаря стараниям тетки, многое увидел.

Москва произвела на парня неизгладимое впечатление. Его Красноярск — главный город целого края, равного по площади пяти таким государствам, как Франция, — значительно уступал Москве в архитектурном великолепии, масштабах, благоустроенности, уровне жизни и возможности провести досуг. В московских магазинах продавались в ту пору невиданные для рядовых красноярцев товары. И не для одних лишь красноярцев. Многое, что в других городах СССР давно исчезло из свободной продажи, в Москве не считалось дефицитом.

Вечером накануне отъезда Олега домой, после сытного продолжительного ужина, тетушка усадила племянника на диван и завела разговор о его будущем.

— Куда теперь, не думал еще? — спросила она, ласково проводя мягкой ладонью по крутому плечу бывшего воина.

— Что тут думать? — удивился Олег. — Специальность у меня есть. Пойду баранку крутить.

Слова племянника подействовали на тетку удручающе.

— Вы, Петровы, все одинаковы, что отец твой, что брат, что ты, — разочарованно произнесла она. — Никакого полета души.

— О чем вы, тетя Аня? — не понял Олег.

— О том! Учиться надо, а не баранку крутить. Ты же по семейным стопам идти собираешься и об учебе не помышляешь.

— Толку-то от вашей учебы. У шоферов заработки нормальные. Какой смысл пять лет в институте париться, чтобы потом от зарплаты до зарплаты перебиваться.

— Разве в одних деньгах счастье? А кругозор, культура, возможность вращаться в интеллектуальной среде? А ты что себе готовишь? Уткнешь нос в дорогу и будешь любоваться ею до самой пенсии. И одно удовольствие в жизни: под мат по стакану водки в гараже с шоферней пропустить.

Но племянник продолжал упрямиться:

— Не потяну я с учебой. В школе знаниями не блистал, а после двух лет армии от моих убогих знаний вообще один пшик остался.

— А ты попробуй, попытка — не пытка. Вступительные экзамены не завтра, подготовишься. И не забывай, ты же служил, притом в Афганистане. Следовательно, преимущество перед другими абитуриентами иметь будешь. На тройки сдашь и пройдешь, как льготник. А хочешь, давай к нам приезжай. Мы с дядей Сашей со знакомыми преподавателями договоримся тебя натаскать. Осенью в наш политехнический поступишь. Я серьезно, Олежка. С полгодика потрудишься в поте лица, зато потом будет что вспомнить. Студенческие годы — самая прекрасная пора жизни, любой бывший выпускник вуза подтвердит.

— Я подумаю, — исчерпав все свои аргументы, не очень твердо пообещал Олег. — Но зачем к вам ехать? У нас в Красноярске своих институтов хватает. Вот если бы… — Он на миг замялся и с мечтательным вздохом закончил: — Вот если бы в каком-нибудь московском институте зацепиться. Москва — это да, сказочный город!

Тетя Аня сняла очки и протерла стекла носовым платком.

— Ну и перепады у тебя, дружок. То вообще не хотел учиться, то, видишь ли, саму Москву ему подавай. Впрочем, было бы желание. В Москве, понятно, требования повыше, но трепетать перед ней нечего. Это я тебе со всей ответственностью заявляю, как бывшая столичная студентка.

На следующий день в московском аэропорту, дожидаясь рейса на Красноярск, Олег завернул в буфет. Купив порцию сосисок, стакан кофе и обсыпанный арахисовыми орешками коржик, он нашел свободный столик.

Не успел Петров прикончить первую сосиску, как кто-то налетел на него сбоку, облапил, тряхнул, заорал в ухо:

— Петров! Глазам не верю. Ты ли это?

— Лушевский! — в свою очередь ахнул Олег, узнав в оторвавшем его от еды парне бывшего одноклассника.

Немногословный, подтянутый, бесхитростный Олег и предприимчивый толстый болтун Ленька Лушевский никогда прежде не сходились особенно близко. Они были одноклассниками, не больше. Теперь все то, что когда-то их разъединяло, повзрослевшим парням казалось мелким, ничтожным и детским. И они от всей души радовались случайной встрече.

— Говоришь, только со службы? — тараторил бойкий на язык Ленька. — Форма тебе идет. Геройски выглядишь. Лычки на погонах, грудь в орденах.

— Не ордена это, а знаки. Гляди, это знак специалиста первого класса, это…

— Какая разница! — перебил словоохотливый одноклассник. — Все равно герой, раз через Афганистан прошел. Пули, взрывы, бородатые всадники на диких конях, а вокруг вечные горы и зной. В общем, полный отпад! А я, книжный червь, третий годок сижу в финансово-экономическом институте, грызу твердь науки и не подозреваю, что мой школьный товарищ стальным штыком на гребнях афганских гор мировую историю пишет.

— Да будет тебе, балабол, — немного сконфузился Олег, — не все там так красиво и героически, как тебе представляется.

— Ладно, не скромничай. Не велено разглашать военные секреты родины, так и скажи. Тогда оставим в покое твое суровое прошлое и поговорим о светлом настоящем. В Москве как очутился?

Олег рассказал о запоздалом «дембеле», приглашении тетки и днях, проведенных в гостях.

— В ожидании рейса на Красноярск зашел в буфет, а тут ты, словно стихийное бедствие, нагрянул, — закончил он рассказ.

— Класс! Выходит, вместе летим, — обрадовался Ленька. — Я на днях сессию спихнул и домой звякнул стариков своих порадовать. Они наперебой: мол, предстань, сын наш, не мешкая, пред очи наши, поспеши очистить сердца родительские от тоски глубокой и не проходящей по кровинушке своей драгоценной. Я расчувствовался, собирался вчера вылететь, но билет лишь на сегодня достал. Видно, самой судьбе было угодно, чтобы мы с тобой встретились.

Стыли отодвинутые в сторону сосиски, давно не вился над граненым общепитовским стаканом с кофе жиденький белесый парок.

— Ты ешь, ешь, — спохватился Лешка, — скоро посадку объявят.

Олег придвинул к себе тарелку.

— А ты? Компанию не составишь?

Ленька нерешительно пожал плечами.

— Я, вообще-то, перед отъездом в аэропорт свою трудовую мозоль под завязку заправил, — поглаживая живот, признался он. — Разве что кофейку стаканчик пропустить с булочкой, чтобы тебе веселее чавкалось.

Лушевский на минуту отошел к буфетной стойке. Возвратившись со стаканом кофе и замысловато закрученной булочкой-плюшкой, возобновил разговор:

— Планчик гражданской жизни накропал уж?

— Пытаюсь только.

— Ряды советского студенчества пополнить не намереваешься?

— Теперь и сам не знаю. Тетка мне об этом уши прожужжала, ты вот о том же. Откровенно говоря, большой охоты не испытываю. Вот в Москве в качестве студента покантоваться бы рискнул. Больно хорошо у вас.

Ленька прожевал кусок пахучей мягкой сдобы и пдтвердил:

— Еще как хорошо! Насчет пожрать, одеться, развлечься — никаких проблем, если деньги имеешь. Какие кабаки! Девочки! Вливайся, землячок, в наши ряды, сам увидишь. Я твоим путеводителем буду. Дадим на пару копоти. Можешь у меня остановиться. Мой двоюродный дядя по отцовской линии москвич. Его престарелая мама в отдельной однокомнатной квартире жила, а родительница жены в двухкомнатной. Квартиры находятся в разных районах города, и присматривать за бабулями было сущей морокой. Так дядя в целях экономии времени рацуху внедрил: свою старушку-мать подселил к теще. А когда я в институт поступил, мне пустующую однокомнатную квартиру сдал.

Глаза Олега загорелись. Загорелись и погасли.

— Я тетке говорил и тебе повторяю: не пройду я, завалю экзамены. Ты почти на одни «пятаки» в школе учился, а я?.. Это не считая двух лет службы Отечеству, в течение которых я часть наук, что в голове от школы остались, по афганским дорогам растерял. Я не то что в Москве, в Красноярске фиг поступлю, — сказал он, уткнув взгляд в недоеденный коржик.

— Его пессимистичная самооценка лишь раззадорила Лушевского:

— Брось прибедняться. Ты что, дебил, чтобы до лета абитуриентский минимум в мозги не загрузить? Скажи «да», остальное я устрою. Отгуляем каникулы и махнем в Москву вместе. Я такого репетитора знаю! Он из умственно отсталых студентов делает.

— А деньги? Я же из армии, за душой ни копейки. С родителей тянуть совестно.

— Обойдемся без родителей. Не забывай, твой приятель Леня будущий специалист финансово-экономической сферы. В его компьютере, — Ленька постучал себя пальцем по лбу, — уже все просчитано. Тебе такая монета повалит, только карманы подставляй.

Олег сдвинул свой пустой стакан из-под кофе на край стола, как будто тот мешал ему видеть одноклассника. Его лицо стало серьезным.

— Объясни, — коротко и требовательно попросил он.

— Ты в машинах с детства ковыряешься, любую деталь заменишь, любой узел отрегулируешь, так?

— И что с того?

— В Москве машин — пропасть. Все они периодически, как тебе известно, ремонта или профилактики требуют. Да не все их хозяева хотят и могут этим собственноручно заниматься. И мечутся они туда-сюда в поисках, где бы скорее и дешевле привести тачки в порядок. Короче, мы с тобой составим конкуренцию автосервису. Ты будешь технической работой заниматься, я — административной, то есть клиентов тебе поставлять. Заработаешь на хлеб, масло и репетитора, еще и на жизнь нескучную останется…

В самолете Ленька, не умолкая, болтал о прелестях студенческой жизни и перспективах совместного бизнеса. Его красноречие развеяло последние колебания вчерашнего солдата, и к моменту посадки в красноярском аэропорту Олег точно знал: он едет в Москву.

Дома после первых минут бурной встречи Петров рассказал о своем замысле родителям и старшему брату Жоре.

Отец и мать стали отговаривать.

— Зачем тебе в такую даль? У нас, чем хуже? — запричитала мать.

— Это твоя ученая сестра Анька парню голову заморочила, — проворчал отец. — Вечно она в чужой монастырь со своим уставом лезет.

В лице Жоры Олег получил неожиданную поддержку.

— Человека к учебе тянет, а вы крик подняли, как будто он кого зарезать собирается, — заступился Жора за брата. — Мы с тобой, отец, понятно, шоферюгами родились, шоферюгами и помрем. А младший наш в Москве выучится и лет через десять-пятнадцать, глядишь, директором завода какого станет или вообще в министры выбьется. Плохо разве? — Жора ушел в свою комнату и вернулся с двумя сторублевками. — Держи, братуха, подъемные.

От такой щедрости брата Олег рот открыл. Лишь спустя несколько месяцев понял, какие личностные мотивы двигали Жорой, когда он так активно поддержал его план ехать в Москву.

Жора был на семь лет старше Олега и скоро собирался жениться. Его невеста проживала в общежитии. Жора не имел собственного жилья, поэтому будущая молодая семья собиралась обосноваться в квартире родителей жениха. Но вот Олег…

Он, как и Жора, имел право на квадратные метры в родительском доме. Это мешало старшему брату, вступив в брак, претендовать сразу на две комнаты. Намерение Олега покинуть Красноярск сулило Жоре ощутимую выгоду. И он не только спешно принял в споре с родителями сторону Олега, но и раскошелился.

Через десять дней Олег и Ленька вернулись в Москву. Ленькины расчеты оправдались в полной мере; желающих за умеренную плату привести в порядок своих четырехколесных любимцев нашлось предостаточно. Не успевал Олег вернуться от одного клиента, как Ленька подсовывал ему адресок следующего. У ребят появились деньги, и они не отказывали себе в удовольствиях, предлагаемых столицей. Опомнились в мае. До вступительных экзаменов в вузы оставалось чуть больше двух месяцев, а Олег еще не брался за учебники.

Близость летней экзаменационной сессии встряхнула и Леньку.

— Да, увлеклись мы, — задумчиво произнес он, перебирая в уме свои хвосты. — Не беда, с завтрашнего дня живем только наукой и для науки.

Олег безнадежно махнул рукой.

— Ты живи, Леня, а мне уж ничего не поможет. За два месяца всю школьную программу осилить — фантастика. Устроюсь на работу по лимиту. Домой не вернусь. Во-первых, брат только женился, и жена его уже беременна. Скоро младенец появится. Их будет трое, мать с отцом и я; не дом — муравейник какой-то. Во-вторых, стыдно мне. Семья в меня поверила, деньги на дорогу и обустройство дала, а я ее доверие не оправдал. Тетке по телефону наврал с три короба про свои общеобразовательные успехи. Что они теперь все обо мне подумают?

— Что за минорное настроение? — возмутился Ленька. — Согласен, ты в цейтноте. Так соберись и попробуй победить вопреки всякому здравому смыслу. Или погибни, но весело и красиво с уверенностью, что сделал все, что мог, и даже больше. Нельзя же за целых два месяца до решающего сражения трусливо уползать в кусты. И это недостойное намерение демонстрирует передо мной герой-афганец…

Олег схватил с дивана подушку и пригрозил:

— Еще раз назовешь меня героем — убью!

— О нет, храбрый воин, — фальшиво запричитал Ленька, — и перед угрозой смерти я не могу отказать себе в таком удовольствии. В связи с чем, прошу лишь о маленьком снисхождении: отсрочь исполнение своей угрозы в отношении преданного раба твоего и почитателя Леонида Лушевского до представления тебе оным мудрейшему из мудрейших репетиторов города Москвы…

Вечером следующего дня Ленька привел элегантного мужчину лет сорока — доцента одного московского института. Звали его Николай Николаевич. Плату за свои услуги репетитор запросил немалую. Но названная сумма не смутила Олега, за три месяца он сумел прилично заработать на ремонте машин.

Спрятав аванс в карман, Николай Николаевич предложил кандидату в студенты пройти тесты по математике и физике. Через полтора часа были подведены первые итоги. Просмотрев результаты тестирования, репетитор выгнул дугами редкие светлые щеточки бровей, пристально посмотрел на Олега и сказал: «Глубина ваших знаний, молодой человек, оставляет желать лучшего, однако и в бездну отчаяния, к счастью, не ввергает. И так как время у нас ограничено, предлагаю приступить к занятиям завтра же».

Начались напряженные дни учебы. Помимо занятий с Николаем Николаевичем, Олег самостоятельно готовился к сочинению по русскому. Полтора месяца пронеслось незаметно. Подошел срок определяться, куда подавать документы. Олег склонялся в пользу автодорожного института. Репетитор засомневался.

«Слишком поздно спохватились, дорогой мой, — объяснил свои опасения опытный педагог. — Автодорожный вам не по зубам. Конечно, шанс поступить у вас есть, но надо еще и удержаться. Поэтому советую остановить выбор на чем-нибудь попроще».

Стали вместе перебирать варианты. К ним подключился примчавшийся с кухни Ленька.

Олег никак не мог определиться. И вдруг Николай Николаевич сказал:

— Послушайте, почему бы вам не поступить на геофак моего института? Особо углубленных знаний точных наук там не требуется. И вступительные экзамены не высшей сложности.

— Правда! — с восторгом подхватил Лушевский. — Геолог — стопудовая профессия. Права твои опять же пригодятся. Заделаешься шофером по совместительству, сам по долинам и по взгорьям на машине гонять будешь. В итоге: романтики по уши, интересная работа и неслабые бабки. Чего тебе еще?..

В августе Петров сдал экзамены и стал студентом геологического факультета. Ему дали место в общежитии, но частенько он неделями жил у Леньки.

Спустя год, произошло следующее.

В один осенний вечер у Леньки в институте состоялась закрытая дискотека. Проныра Лушевский раздобыл два пригласительных билета и прихватил с собой Олега. На дискотеке приятели познакомились с молоденькими первокурсницами-москвичками Асей и Катей. Милую толстушку Асю очаровал Ленька, стройную, симпатичную Катю подхватил Петров. Когда дискотека закончилась, проводили девчонок домой. При прощании обменялись телефонами.

Стремительный, как курьерский поезд, роман Леньки и Аси продлился четыре месяца и закончился веселой и шумной свадьбой.

Олег и Катя встречались больше года.

Юная романтичная Катя с первых дней всерьез увлеклась новым знакомым. Петров был на пять лет старше ее, хорош собой, успел отслужить в армии и ни где-нибудь, а в Афганистане. Это делало его в глазах вчерашней школьницы страшно интересным, мужественным и надежным. Знакомство с ним отодвинуло всех ее приятелей-сверстников на задний план. По сравнению с Олегом они казались Кате малышами из песочницы. Они могли позабавить ее или развлечь, если рядом не было Олега. В его же присутствии Катя просто забывала о них. Рядом с Петровым она чувствовала себя уютно и спокойно, как в раннем детстве на коленях у родителей.

— Активнее, активнее, земляк, — часто в преддверии своей женитьбы подзадоривал Олега Лушевский. — Закатим «комсомольскую» свадьбу. И нечего улыбаться, я не шучу. Или Катя тебе разонравилась?

— Если бы разонравилась, ты узнал бы об этом первым, — каждый раз успокаивал его Олег.

И вдохновленный Ленька заводился снова. Особенно рьяно он стал наседать на друга, узнав, что Катя дочь проректора его института.

— Не мешкай, старик. Дожимай! Хватай свою птицу счастья за хвост. С таким тестем не пропадешь, — агитировал он.

Но «дожимать» пришлось не Олегу, а Кате.

Ее родители не одобряли увлечение дочери иногородним студентом из простой рабочей семьи. Они полагали, что Катя достойна более завидного жениха. По крайней мере, он должен быть москвичом и человеком из их круга с ясными видами на будущее. Особенно ожесточенно выступала против Олега мать девушки Эмма Эдуардовна. Ее возмущало, что какой-то бывший солдат без роду и племени смеет претендовать на право стать членом их интеллигентной семьи. Сын шофера с пустыми карманами явился в Москву из тьму-таракани и раскатал нос получить все сразу, пальцем о палец не ударив. Разве о таком зяте она мечтала?

«Чем он только Катю взял? Кругом столько хороших мальчиков-москвичей из приличных обеспеченных семей, а она, дурочка, вцепилась в этого красноярского медведя. Была бы хоть дурнушкой. Нет же, все при ней. Порчу на нее напустили, что ли?» — делилась она своим возмущением с мужем. Тот шумно вздыхал и уходил к себе в кабинет. А Эмма Эдуардовна отправлялась в Катину комнату «снимать порчу» с дочери.

Катя защищала Олега, как могла, но мать упорно гнула свое, и последнее слово всегда оставалось за ней. Нередко такой разговор заканчивался Катиными слезами.

Поняв, что по-хорошему не получится, девушка пошла на отчаянный шаг, заявив, что если ей не разрешат выйти замуж за Олега, она сделает с собой что-то ужасное. Родители испугались и отступили.

Катя и Олег поженились. Молодой супруг переселился из студенческого общежития в квартиру проректора.

Тесть встретил его появление холодно, а теща почти враждебно. Раз-другой оказав помощь в устранении неполадок в проректорской «Волге», Олег завоевал расположение отца Кати. Эмма Эдуардовна, оказавшись в меньшинстве, притихла, и жизнь Олега на новом месте стала вполне сносной. Но беда уже стояла у дверей большой проректорской квартиры.