Бесплатный фрагмент - С биолякры воды не пить

Почему захотелось передать то, что случилось?

Далеко не каждому дано родиться ещё раз.

Едва ли получится ясно обдумать моё состояние.

Когда мысли мчат на перекладных биолякрах.

Парадоксально меняют тело, образ мышления.

Я будто играл за разных персонажей.

«Одарён чувствительностью, но не обременён выдержкой», — вынес

вердикт мой вековой дед после очередной истерики внука.

Как бы мне начать рассказ? Пожалуй, с истерики и начну.

**

Гуннар заметил назойливый взгляд и недовольно откашлялся.

А куда мне было смотреть? Этот коротышка кряжистым пнём торчал рядом за столом.

Просто умора со щёткой имплантированных волос, а выпирающее темечко — какой-то чудо-остров с седой кудрявостью. Старомодный дознаватель шевелюру подходящую не мог сообразить, по старинке взращивает волосы.

Поймал мою ехидную улыбку и со звуком открывающегося сейфа прощёлкал вытянутым ртом.

— Что же, про-дол-жим. Со-средо-точь-тесь.

У ботов и то реакция поживее будет. Я вдруг осознал, что хочется растормошить клюворотого?

Но, ветреная легковерность явно не из его подружек, а интуиция у Гуннара– как задумчивая дева.

До икоты утомили его методы допроса. Слова еле волочатся, не поспевая за смысловой подачей.

Ха… у старикашки похоже, тормозит квадратная голова, даже улики не собрать в стройный ряд.

Бедный зануда бьётся со мной больше недели.

Хотя не пристало мышке жалеть кошку.

Заточили в острог науки с земным комфортом вроде, а меня колотило изнутри, словно я опять на «Громе».

Инспектор Гуннар, вероятно, понял невротическое состояние узника и примирительно произнёс:

— В космосе ещё мало что знаем наверняка, скорее полагаемся на интуицию и силу мысли. Да и на Земле понимание приходит не сразу. А вы хотите быстро, за несколько бесед? Наберитесь терпения, начните уже внятно излагать. Рассказывайте, Кровель, рассказывайте, а выводы позвольте… м-м-м… мне самому.

Ха-ха, беседа. Наносное добродушие не обманет меня, знаю, на что способны ваши секретники. Кого взращивают в чужеродной лаборатории.

Ух и уроды эти биолякры! В дрожь бросало даже от вида муляжей, увеличенных в неизвестной степени отсчёта. Когда впервые рассмотрел мозговых поселенцев, чуть не обмочился. Подумал: «О боги! Забейте меня молниями!»

Ну да ладно. Продолжаем, так продолжаем.

— С самого начала? — угодливо спросил я.

— Конечно, — буркнул Гуннар.

— В тот день я понял, что Мари не принимала меня всерьёз. По-прежнему общалась с бывшим, а меня держала про запас. Да, провались весь мир под землю, я бы не заметил, а тут боль скрутила колючей проволокой, когда столкнулся с целующейся парочкой в нашей кофейне.

— Мне зачем эти подробности? — прервал рассказ инспектор.

— Потому что я любил Мари, единственную живую девушку в… той, прошлой жизни.

Помню, в восемнадцать лет родственники подарили синтетку Аишу. Дешёвую модель из эластомеров, с примитивным функционалом, с соглашательскими мозгами древней прошивки. Голое гладкое тело Аиши оказалось ледышкой на ощупь, но я плавился от её прикосновений. Улётный подарок. Тем более, что вживую замутить с девушкой не удавалось или просто не везло.

«Это хлопотно», — пугали более опытные друзья. Мол, сил затрачивается больше, а получишь неизвестно что.

Я любил целовать грудастую Аишу. Из размалёванного рта у неё возбуждающе пахло жжёной резиной. И меня потянуло… вернее, решил работать в отрасли химических заменителей.

Мари другая, она живая и своенравная. Помню, так радовался, что коллега по цеху синтетических смол активной оказалась, сильно меня заводи…

— Довольно, — вскочил из-за стола инспектор. — Арестованный Кровель, вы издеваетесь?

— Почему это я издеваюсь? Вы просили подробно излагать, вот я и…

— Ближе к событиям на космическом судне, пожа-а-алуйста. — Вроде как смущённый несдержанностью, протяжно произнёс он.

Тело обдало жаром, нахлынули воспоминания, закружились в голове до одурения.

Вот бы оторвалась моя башка и покатилась куда глаза глядят. Смог бы тогда похвастаться, что сказочным колобком ускользнул от тварей земных.

А пока пришлось голосить как малолетнему нытику.

— Который раз повторяю. Вечером кутил в баре. У вас же записано, что в сильном опьянении искорёжил аэромобиль, искалечил тело. Мои родители подписали разрешение на эксперимент. Когда очнулся, узнал об их подвиге. А как иначе назвать спасение полумёртвого сына? Подвиг, подвиг, подвиг — тараторил я, — мне не удавалось ни проглотить, ни выплюнуть противное до горечи слово.

Гуннар подбежал и выплеснул мне в лицо: «Заткнись, не ты один такой, прекратить истерику!»

Я отдышался, пытаясь унять свистящее дыхание. Вопреки моей воле слова бурлили. Захлебнулся и вынырнул, захлебнулся и вынырнул, окатывая следователя волнами самой грязной брани, какую помнил.

На следующий день я уже не угорал над дознавателем. Сам оказался пришибленным после дозы успокоительного и что-то бездумно блеял с покорной прилежностью.

— Не надеясь увидеть сына в живых, мама и папа обеспечили себя и младшеньких на всю оставшуюся жизнь. Родителей не осуждаю, нет. Меня выучили с горем пополам, а на дочерей средств не осталось, — плакался я и лепил, лепил слова, словно из болотной тины.

Страшный эпизод аварии медики сохранили в памяти в назидание, а что толку? После прибытия из космоса я ещё ни разу не выходил из застенок института. Поразмыслить как следует не успеваю, что произошло на «Громе».

Гуннар вызывающе молчал.

Немного передохнув, я собрался с мыслями и, взбудораженный тем, что меня не перебивают, уже заливался соловьём.

— Чему раньше учили по службе, с тем хорошо справлялся. Остальное произошедшее туго перевариваю. То ли мы — изгои отверженные, то ли избранные и считаемся добровольцами.

Собранные будто по винтикам тела, скрученные намертво с экспериментом.

Кто его разберёт, что сотворили с моим мозгом? Какие-то опыты с нейронными связями.

Догадываюсь, что являюсь передатчиком. Может быть, пересказчик видений? Исходящих от мелких биолякров, подсаженных мне в мозг. Усвоил лишь то, что доходчиво объяснили о правом полушарии, куда внедрили датчики телепатического толка. В левое же подсадили нечто мудрёно-хитроумное, я и сам до конца не понял. Какую-то модифицированную фигню, которую назвали модифами. Мол, они должны будут усиливать телепатический эффект с биолякрами-дублёрами, запущенными под ледяную корку иноземного океана. Создавать, как их? Забываю часто.

А-а-а, вспомнил, налаживать нейронные лингвистические связи в моей скроенной башке- передатчике. Или приёмнике? Короче, чёрт знает что.

Знаю, что в мозгах увидеть уродливых малявок на просвет медицинских приборов не получится. На снимках их нельзя заметить человеческому глазу. Бешеных подселенцев распознаешь только с помощью квантового микроскопа. Нас не допускали к этим дорогущим игрушкам, сколько бы мы ни просили, играемся муляжами.

— Да, вы правы, мой понятливый друг, — с подозрительным сочувствием произнёс Гуннар. Он посмотрел на меня с уважением, как мне показалось. Ближе подошёл к столу, за которым я исповедовался, хотя время обеденное, и, приобняв за плечи, повторил: — Вы правы, Кровель.

Так же удивляюсь расстояниям, на какие способны передавать мысленные картинки биолякры. Моего умственного запаса не хватает, хотя имею высший офицерский чин службы безопасности института планетарной океанологии. Всё же не могу постичь силу, проводимую сквозь пространство, чтобы увидеть далёкие планеты.

Потёрто-серое лицо Гуннара порозовело, он уже почти улыбался узким ртом.

— Космос забит неслышимыми нашему уху шумами и магнитными импульсами неясного значения и…

— Уважаемый инспектор, — перебил я словесный поток и, привстав из-за стола, шепнул в инспекторское ухо. — Откроюсь вам, что раньше так хотелось долбануть кувалдой по своей черепушке. В голову будто подселили соседей-бузотёров, и с того момента от них не было покоя.

Дознаватель застыл в напряжении, а я отстранился от него и бодренько закончил мысль. — И что же? Стоило мне полюбить эту мелюзгу, смириться со стайкой невидимок, как булькающие говоруны стали беззвучны и исчезли.

Гуннар хитро улыбнулся, с остервенением закивал так, что курчавый островок на темени запрыгал. Мне привиделось, что у него открылась верхушка головы, а изнутри извергается ошмётками мозговое месиво. Предчувствие меня не обмануло, и дознавателя пробило на подробные изъяснения.

— Да, да, дорогой мой человек, — с жаром тряс он меня за плечи.

— У-ух, какая экспрессия! Нет, не холодных кровей оказался инспектор. Тем временем он распалялся всё горячее, так не терпелось выговориться.

— Понимаешь ли, Кровель? Вообще у всех людей не синтетов под черепами булькает целый непознанный океан, выражаясь иносказательно. Мы, как одержимые вурдалаки, хотим расчленить на куски не познанное, бесцеремонно вторгаясь туда, где ещё не были. Квантовый эффект передачи мысли по туннелям волновых настроек нейронов лучше, эффективнее всего работает при низких температурах.