Бесплатный фрагмент - Русские на службе у Вермахта

Предисловие

Русский коллаборационизм во время войны Германии и СССР. На протяжении многих лет эта тема была крайне табуирована. В печати Советского Союза и в научной литературе во время существования этой страны никто не осмеливался серьезно затрагивать этот вопрос.

Вторая мировая война — событие, серьезно отразившееся на судьбах многих стран. Особенно много бед и страданий это событие принесло Советскому Союзу. На фронтах этой мировой битвы погибло бесчисленное множество граждан данной страны. Во многом благодаря беспримерным жертвам советских военнослужащих и гражданского населения, СССР сумел выстоять и сохранить свою государственность в ходе той страшной войны. Это понимали не только в самом Союзе, но и его зарубежные партнеры. «Сталинская империя победила за счет запасов народной крови», так о победе СССР над Германией писал британский историк Ричард Овери.

Да, действительно, победу СССР во Второй мировой войне принесло массовое участие советских граждан в кровопролитной войне против немецких оккупантов. Однако, как это не прискорбно, советское руководство, правящая в стране единственная партия ВКП (б), очень быстро присвоила эту победу советских людей над страшны и упорным врагом одной лишь себе: «Победа советского народа явилась торжеством политики Коммунистической партии в отражении нового нашествия империалистов на первое в мире социалистическое государство, торжеством марксизма-ленинизма…»

Советское правительство тщательно скрывало тот факт, что именно его неграмотное руководство Рабоче-крестьянской Красной Армией на первом этапе войны СССР против нацистов в 1941—1942 годах привело к чудовищным последствиям. Немцами были захвачены огромные территории, принадлежавшие Советскому Союзу, бесчисленное множество людей оказалось в зоне немецкой оккупации, сухопутная армия и флот СССР в первые месяцы войны понесли большие потери. Особенно плачевной была судьба плененных советских солдат.

Точную цифру, относительно советских солдат, попавших в немецкий плен, сегодня не скажет никто. Но приблизительными, общими, цифрами оперировать можно. Так, по данным Генштаба Вооруженных сил РФ, потери Советского Союза пленными во время Советско-Германской войны составили 4 млн. 59 тыс. человек. Эти данные сходятся с результатами работы американской комиссии по исследованию этого вопроса. Из этой суммы, около двух миллионов советских военнопленных приходятся на 1941 год, летом 1942 года в руки немцев попал еще 1 млн. 339 тыс. советских солдат. Судьба этих людей, брошенных своим правительством на произвол судьбы, и попавших в плен к жестокому врагу, была незавидной.

Советскому руководству граждане СССР, побывавшие в немецком плену, были не нужны. Оно откровенно боялось таких людей, как возможных противников действующего режима. Поэтому руководство страны старалось как можно сильнее унизить бывших военнопленных, изолировать их или просто уничтожить. «Они именовались теперь как „бывшие военнослужащие Красной Армии“, следовательно ставились вне рядов Красной Армии со всеми вытекающими от сюда последствиями». Не лучше было советским солдатам и в немецком плену.

Причиной ужасного отношения к советским солдатам в немецких лагерях для военнопленных являлось не только ненависть Гитлера к славянам, но и действия советского правительства. Изначально, с началом войны, сталинский режим пытался создать хотя бы видимость заботы о своих гражданах, оказавшихся в плену у врага. Немецкое командование аргументировало свою жестокость в отношении советских военнопленных тем, что Женевское соглашение о военнопленных не действует между Германией и СССР. В определенной степени это утверждение было правдой. В 1931 году Советский Союз присоединился к конвенции «Об улучшении участи раненных и больных в действующих армиях». Однако при этом советская сторона отказалась подписать Гаагскую конвенцию и Женевскую конвенцию о военнопленных. Тем самым, перед самой Второй мировой войной, руководство Советского Союза сочло, что таких, достаточно формальных, мер будет достаточно для безопасности своих сограждан, которые могли бы оказаться в плену у врага. «Тем самым Сталин еще до начала советско-германской войны предал своих солдат…»

Таким образом, миллионы граждан СССР, попавшие в плен во время Второй мировой войны, оказались никому не нужны. Их страна отказалась от них, администрация вражеских концентрационных лагерей воспринимала их как бесполезный материал, а связь с родными и близкими для этих несчастных была невозможной. Ни родины, ни страны, никакой надежды.

Нечего и говорить, что многие военнопленные из числа советских солдат возненавидели тот бесчеловечный режим, который царил у них в стране. Именно поэтому, когда им представилась возможность выступить против сталинского режима, царившего в России и других советских республиках, многие из этих людей согласились встать на сторону врага и сражаться на стороне Германии.

Военнопленные советские военнослужащие пополнили собой ряды русских коллаборационистов, которые, в силу различных жизненных обстоятельств, во время Второй мировой войны выступили против той страны, гражданами которой они являлись.

Однако военнопленные этнические русские были не единственными русскими, которые сражались против СССР во время Советско-германской войны. Ряды русских коллаборационистов также пополнялись представителями военной иммиграции, которые ожидали свержения большевизма в России, долгие годы вынужденно проживая за границей. Однако здесь они старались сохранить свой боевой опыт и военные традиции, считая, что рано или поздно их опыт пригодится в новой войне против большевистских сил. «Политике большевиков противопоставлялся эмигрантский „активизм“ и подготовка к „весеннему походу“, заключавшаяся в сохранении и переподготовки военных кадров».

Серьезным боевым опытом для многих русских эмигрантов, желавших сражаться против коммунистов, стало участие в гражданской войне в Испании на стороне националистических сил генерала Франсиско Франко. Участвовали они и в войне между Финляндией и СССР в 1939—1940 годах на стороне финских войск. Тем не менее, белоэмигранты желали скорейшего начала нового сражения за свою родину — Россию.

Изначально русская эмиграция в Европе надеялась, что войну против сталинского режима в СССР спровоцирует сам советский народ, замученный большевистской политикой коллективизации, раскулачиванием и массовыми репрессиями со стороны властей. Эмигранты также возлагали свои надежды на Рабоче-крестьянскую Красную Армию, считая, что офицеры советских вооруженных сил повернут свое оружие против ненавистного им Сталина. «На фоне таких настроений в середине 1930-х годов в Зарубежье приобрела популярность теория „комкора Сидорчука“. В соответствии с новой концепцией выступление против Сталина мог возглавить малоизвестный командир РККА, выходец из крестьян, возмущенный репрессиями и последствиями коллективизации». Однако надежды русских эмигрантов на массовые социальные волнения в Советском Союзе и начала там антибольшевистского восстания не оправдались. К концу 30-х годов, вся власть в СССР по-прежнему прочно держалась в руках Сталина и его окружения.

Вместе с тем, в 1940 году для многих эмигрантов из России стало ясно, что единственным серьезным соперником, которой мог бы бросить вызов Советскому Союзу и сокрушить большевиков, стала нацистская Германия. «Для русских, для России военное выступление Германии будет началом новой, огромной эры… В настоящее время Германия обладает наиболее мощными вооруженными силами… Уничтожив Советы, Германия получит колоссальный российский рынок с его 170 миллионами обнищавших потребителей, нуждающихся решительно во всем».

Начало наступления немецких войск на СССР летом 1941 года стало долгожданным и радостным событием для многих русских эмигрантов. Тысячи русских, проживавших на тот момент в Европе, решили внести свой вклад в разгром большевиков в России. Они пополняли собой вооруженные формирования, которые вместе с наступающей немецкой армией обрушивались в те дни на Советский Союз.

В конкретных научных исследованиях мы можем найти информацию о том, что на стороне немецких вооруженных сил на Восточном фронте Второй мировой войны могло участвовать около 1,5 миллионов добровольцев из числа советских граждан. Там же упоминается и тот факт, что более 20% личного состава части Вермахта, воевавшего на Восточном фронте, состояло из бывших советских граждан. К этим полутора миллионам советских коллаборационистов нужно прибавить тысячи русских мигрантов, которые также воевали на стороне немецких войск в СССР и Европе, чтобы понять, насколько велико было сотрудничество русских с немецкой армией.

Русский, и советский, коллаборационизм — явление масштабное. Ни одна из воевавших во Второй мировой войне сторон не могла «похвастаться» таким количеством предателей, как СССР. Хотя, конечно, вопрос о предательстве советскими гражданами, перешедшими на сторону немцев, своей страны для многих исследователей этих событий остается спорным. Некоторые историки, изучающие русский и советский коллаборационизм на Восточном фронте, склонны считать, что советские граждане, не говоря уже о русских эмигрантах в Европе, имели полное право воевать против советского государства и власти большевиков. Ведь большевизм в России являлся самой страшной тоталитарной системой за всю историю человечества. Большевистский режим лишил многих жителей самой России, а также граждан других советских республик, их естественных прав: на жизнь, на свободу, вероисповедание. Большевики отобрали у миллионов людей их имущество, родных и близких, а, зачастую, и саму жизнь. Поэтому ряд исследователей русского коллаборационизма во Второй мировой войне, например К. А. Александров, склонны считать данное явление среди граждан СССР не просто сотрудничеством граждан отдельного воюющего государства с врагом, а полноценным социальным протестным движением. «В отличие от европейского коллаборационизма, в наибольшей степени спровоцированного определенными общественно-политическими симпатиями непосредственно к социально-экономической или политической доктрине фашизма, разносторонняя поддержка, оказанная противнику гражданами Советского Союза, обуславливалась беспрецедентными внутренними пороками сталинского общества».

Однако, несмотря на все эти заманчивые факты, нас в данном исследовании интересует отнюдь не моральный вопрос, связанный с участием советских граждан и русских эмигрантов в войне на стороне Третьего рейха. Нас интересует исключительно сам факт участия этих людей в войне и то, как русский коллаборационизм сказался на ходе боевых действий на Восточном фронте Второй мировой войны.

Оказало ли участие советских граждан и русских добровольцев в войне на стороне немецких сил какое-либо серьезное влияние на ход военных действий в рамках Восточного фронта? Или же все эти люди оказались лишь банальными пособниками врага? Являлись ли русские и советские коллаборационисты серьезной военной силой, или они лишь играли роль пропагандистского движения, целью которого было оказывать поддержку немецким военным планам?

Постараться ответить на эти вопросы и есть цель нашего исследования.

Чтобы придти к какому-то конкретному выводу, необходимо исследовать причины, которые привели в состав Вермахта тысячи коллаборационистов из числа русских эмигрантов, изучить военные операции, в которых принимали участие эти люди, а также постараться проследить судьбу русских коллаборационистов после войны.

Во время отечественной войны 1812 года и Первой мировой войны русские пленные генералы и офицеры не создавали воинские части из соотечественников для участия в борьбе против Российского государства, сохраняя верность присяге и морально-этическим ценностям своей корпорации.

Глава I. Положение советских военнослужащих в 30-е годы ХХ века

Российский историк Кирилл Михайлович Александров связывает явление массового коллаборационизма среди граждан СССР во время Второй мировой войны с гибелью лучших представителей русского общества в начале XX века. В кровопролитных боях Первой мировой войны в 1914 — 1916 годах практически погиб цвет нации русского государства. В эти годы было убито большинство офицеров русской пехоты. С этим обстоятельством историк связывает моральное разложение русского общества накануне Революции 1917 года.

Та, старая, царская армия России имела офицерский корпус, сформированный из людей, являвшихся представителями привилегированных сословий. Для этих людей большую важность имела присяга «Царю и Отечеству», которую они произносили, положив свою руку на Евангелие. Нарушение этой клятвы для офицеров царской армии являлось бы равносильным самоубийству. Кроме того, в среде офицерского корпуса армии царской России существовал и определенный кодекс поведения, который также исключал предательство своего товарищества и сотрудничество с врагом.

С приходом к власти большевиков, остатки такого офицерства, равно как и дееспособная профессиональная армия в России, были уничтожены. А сменившее офицерство «старой» России офицерство РККА было совершенно другой структурой.

Срочная служба в Рабоче-крестьянской Красной армии длилась 1,5 года. Призывали в это вооруженное формирование мужчин, достигших двадцатилетнего возраста. Офицерский состав вооруженных сил СССР (РККА) был неоднороден. Командующими в этой армии становились совершенно разные лица: выходцы из крестьянского сословия, дети городского пролетариата, сыновья бывших военных и служащих царской России. Характерной особенностью личных биографий многих офицеров РККА было то, что они и их семьи, так или иначе, пострадали от действий советской власти. Родители некоторых представителей офицерского состава РККА были так называемыми «лишенцами», — людьми, лишенными гражданских прав из-за их профессии во времена монархической России.

Но созданию крепкого и идейного офицерства в Советском Союзе изначально противодействовало и само советское правительство. «В старой [царской. прим. авт.] армии солдата обучали разным ненужным вещам, всякой напрасной муштре, отдаванию „чести“ бесконечному количеству всяких чинов. Советская власть всю эту ненужную муштру отбросила».

Доверие многих кадровых военных к советской власти было окончательно подорвано массовым террором в 1937 — 1938 годах, который произвел тяжелейшее впечатление на комначсостав РККА. Массовые преследования офицеров РККА начались в 1937 году, после «разоблачения» так называемой «антисоветской троцкистской военной организации» маршала Тухачевского. В ходе этих репрессий число осужденных советских офицеров составило 9859 человек. Многие из этих людей были расстреляны. Остальные, перенеся унизительные пытки, допросы с пристрастием и многолетнее заточение в концлагерях, были восстановлены в армии в качестве техперсонала.

Политика советской власти по отношению к своим гражданам в 30-е годы прошлого века привела к полной нравственной деградации советских людей. Из-за бесчинств и злодеяний большевистской власти, люди окончательно и бесповоротно потеряли доверие к ней. Система государственно-административной монополии коммунистической партии в СССР держалась на страхе граждан перед террором, всеобщем подхалимстве, очковтирательстве и отсутствии какого-либо серьезного сопротивления со стороны граждан. Советские люди не любили эту власть и не желали каким-либо образом быть связанными с нею. «… при сознательном нарушении тех или иных норм и законов советский человек зачастую не чувствовал никакой нравственной вины — он считал себя вправе поступать столь же аморально по отношению к власти, как и власть поступала по отношению к нему».

Моральный разлад, царивший в советском обществе, не мог миновать и армию Советского Союза. Офицерство РККА состояло из бывших крестьян, детей «лишенцев», представителей городского пролетариата. Акты насилия советской власти в первые годы ее существования над мирным населением России не могли остаться незамеченными для тех людей, которые были вынуждены, в силу определенных обстоятельств, встать на защиту этой самой власти. Были подвергнуты «раскулачиванию» или объявлены «врагами народа» родственники и члены семей многих военнослужащих РККА.

Все эти акты насилия со стороны советской власти не могли способствовать развитию чувства ответственности перед государством и страною, а также доверию к руководству страны и всей советской государственности у большинства офицеров РККА. Но было ли какое-то отчетливое и решительное сопротивление со стороны советского офицерства по отношению к тому государственному произволу, который царил в армии и обществе?

Здесь нужно вновь подчеркнуть, что офицерство РККА кардинально отличалось от офицеров императорской армии царской России. Среди офицеров той эпохи еще существовали представления о чести, репутации, присяге и других принципах, на которых воспитывалось офицерство в монархических державах прошедших лет. Среди офицеров РККА в 30-е — 40-е годы ХХ века не могло быть таких идейных и самоотверженных офицеров, как Михаил Николаевич Нарышкин, Николай Алексеевич Чижов, Михаил Андреевич Бодиско 2-й и т. д. Эти офицеры в декабре 1825 года подняли восстание против самодержавия и несправедливого социального строя в России. Руководствовались они при этом не своими желаниями и политическими предпочтениями, а стремлением к созданию справедливого гражданского общества в своей стране. Спустя более чем сто лет после восстания декабристов, тирания и произвол власти в России не только не исчезли, но и приобрели еще более масштабный и ужасающий характер.

К большому сожалению, офицерство РККА в указанные годы не могло похвастаться такими же самоотверженными чувствами к своей стране и к своему народу, как их «коллеги» из XIX века. В советской армии, как и в советском обществе, царила номенклатура. Только в военной среде это была офицерская номенклатура. На первом месте у советских военачальников стояла жажда скорейшего продвижения вверх по карьерной лестнице. Чтобы как можно быстрее достичь командных высот, многие офицеры РККА старались заручиться поддержкой своих высокопоставленных знакомых и земляков. Так в советской армии, по мнению историка Д. В. Суржика, сформировались так называемые «землячества» — крупные клановые группировки офицеров, созданные вокруг одного или нескольких видных советских маршалов и генералов. Соперничество между этими офицерскими группировками, или «землячествами», за главенство в армии и сделало вооруженные силы Советского Союза в конце 30-х годов фактически недееспособными.

Конечно, несмотря на тотальный конформизм в советской армии, в ее рядах все же находились отдельные личности, которые имели смелость бросить вызов страшному государственному террору и повсеместному бесправию гражданских и военных в СССР. Историк К. М. Александров подробно описывал примеры протестных акций отдельных советских военнослужащих в предвоенные годы: «Порой они совершали „контрреволюционные преступления“ вплоть до государственной измены и открытого вооруженного сопротивления. Известными невозвращенцами стали военно-морской атташе СССР в Швеции А. А. Соболев, бывший старший лейтенант Российского флота — в 1930 году, и поверенный СССР в Греции, ответственный сотрудник Разведуправления РККА комбриг А. Г. Бармин (Графф) — в 1937 году. Нетипичными для традиции русского воздухоплавания были угоны самолетов, пилоты которых получали убежище в определенных государствах». Однако подобные акты сопротивления тоталитарной системе в СССР были крайне редкими и единичными. Они не перерастали в массовые протестные движения.

Бесправие военных и гражданских лиц в Советском Союзе в предвоенные годы сопровождалось звериным равнодушием большевистского правительства к своим гражданам. Советское правительство равнодушно относилось к личному составу РККА. Человеческие потери и массовое пленение солдат в военных конфликтах, в которых Советский Союз принимал участие, нисколько не заботили правителей армии и страны. Есть немало примеров такого отношения советских властей к своим военнослужащим. Во время гражданской войны в Испании в 1936 — 1939 гг. руководство СССР оказывало испанским республиканцам огромную военную помощь в виде оружия и профессиональных кадровых военных. Однако власти этой страны на деле отказывались признавать присутствие в Испании своих военнослужащих, отвечая на все международные запросы лишь общими отговорками. Таким образом, советские солдаты, принимавшие участие в гражданском конфликте в Испании, становились никому не нужными и бесправными людьми, гражданами «некой страны, которая пришла на помощь испанской демократии». Подобное бесправие и обреченность советских солдат наблюдались и во время Советско-финской войны 1939 — 1940 годов. Во время этой военной кампании советское военное руководство зачастую бросало некоторые свои боевые подразделения на произвол судьбы, заставляло своих же солдат умирать от холода и голода в ледяных окопах: «Уже 25 января из отдельных гарнизонов стали поступать сведенья об истощении продовольственных запасов. Дальше — хуже. 29 января из штаба 18 стрелковой дивизии: „Продовольствия не сбросили, почему — непонятно. Голодные, положение тяжелое“. В тот же день из гарнизона у развилки дорог пришло другое сообщение: „Окружены 16 суток, раненных 500 человек. Боеприпасов, продовольствия нет. Доедаем последнюю лошадь“».

Советское правительство пыталось прикрыть свое равнодушие к судьбам своих военнослужащих умелой и хорошо спланированной государственной пропагандой. Стоит отметить, что со времени своего появления советская власть прилагала большие усилия, чтобы подчинить своей воле всю общественную жизнь в СССР. Представители партийных органов управления, так называемый «социальный актив», вели непрерывную агитацию во многих населенных пунктах Советского Союза: «… вплоть до полярных зимовок и дрейфующих льдин». Немало подобных правительственных активистов было и в советской армии. Армейские «соколы» советской пропаганды, так же как и их коллеги среди гражданского населения, вели пропаганду «правильности» политической и общественной жизни в СССР. Они уверяли граждан «страны советов» в том, что те живут в счастливом бесклассовом обществе, власть в котором принадлежит только пролетариату и крестьянам. На деле же, лишь немногие из активистов были по-настоящему «верующими» коммунистами, которые беспрекословно верили партии большевиков и ее руководству. Они являлись слепыми последователями коммунистической утопии, готовыми отдать свою жизнь ради ее осуществления, а также обречь на смерть и миллионы своих сограждан. Однако многие из таких активистов исполняли свои обязанности по оболваниванию населения исключительно по корыстным соображениям. Ни в «мировую революцию», ни во всеобщее «торжество коммунизма» они не верили. Остальные же сотрудники пропагандисткой машины СССР, ответственные за пропаганду среди граждан этой страны, заняли свой пост вследствие определенных жизненных обстоятельств. Они с большим трудом и неохотно исполняли свои служебные обязанности, не верили большевикам, и с отвращением осознавали, в какой ужасной действительности они живут. Партийные деятели отлично понимали, что вся реальная власть в СССР в действительности принадлежала высшей партийной номенклатуре и ее единственному вождю. Для них было совершенно очевидно то, что вся вертикаль власти в Советском Союзе основывалась на сплошной и наглой лжи, повсеместном подхалимстве, и глупом, нелепом, восторженном патриотизме. Такие настроения были и среди некоторых военных чинов, ответственных за пропаганду в войсках. Так, 2-й секретарь Ростокинского райкома ВКП (б) Г. Н. Жилинков описывал свою службу в советской армии следующим образом: «Психологический гнет заключается в постоянном страхе, не в невозможности самостоятельно жить даже в своем внутреннем мире, а совсем в другом. Если вы член партии, и не просто член партии, а какой-нибудь руководитель, вы должны быть все время в состоянии энтузиазма, в состоянии восторга, в состоянии непоколебимой веры и в вождя, и в каждое его указание. Если вы только согласны со всем этим — этого мало, этого недостаточно. Вы должны гореть. <…> Все умеют лгать. И знаете, лгать не только словами, не только глазами, а жестами, походкой, манерой разговаривать — все должно быть искуснейшей ложью. Если она будет слишком грубой и заметной, вы враг. Она бывает непереносимой, но уйти от нее нельзя».

Жалкое состояние РККА, бесправие солдат и офицеров этого вооруженного формирования, в 30-е годы двадцатого столетия обусловило появление массового дезертирства из рядов советской армии в предвоенный период. «Так, в докладе о работе милиции Кировской области за 1-й квартал 1941 года отмечалось, что к началу указанного квартала находилось в розыске 246 дезертиров из РККА, в течение квартала было получено 49 агентурных дел на дезертиров из РККА». Нечего и говорить, что с началом Советско-нацистской войны количество дезертиров из советских вооруженных сил возросло в десятикратном размере: «Только за период с 22 июня и до конца 1941 года органы НКВД СССР задержали свыше 710 тысяч дезертиров-военнослужащих, более 71 тысячи уклонистов от мобилизации».

Таким образом, несмотря на все идеологические операции советских властей, боевой дух и профессионализм в рядах солдат и офицеров РККА, в 30-е годы прошлого столетия попросту отсутствовали. Эта армия не была даже подобием более организованной и сплоченной армии монархической России. Бесправие, голод, унижения и безвыходность среди военнослужащих РККА стали главной причиной появления большого количества коллаборационистов из их рядов во время войны между СССР и Германией.

Глава II. Русская белая военная эмиграция во Второй мировой войне

После поражения антибольшевистских сил в Гражданской войне в России ее покинуло около одного миллиона человек. Это была «первая волна» русской иммиграции за рубеж. Многие русские эмигранты с большой горечью воспринимали те события, которые происходили на их покинутой родине. Были уничтожены старые нормы морали, полностью нарушен традиционный уклад жизни русских людей, подвергались гонениям со стороны новой большевистской власти интеллигенция и свобода вероисповедания. Все эти ужасные социальные трагедии все русские эмигранты связывали напрямую с воцарением власти большевиков в России. Однако многие русские, вынужденно покидавшие свою родную страну, надеялись, что очень скоро они вновь вернутся на родину, чтобы свергнуть ненавистный им большевистский режим. «Поэтому примирение между эмиграцией и Республикой Советов исключалось»

Русские эмигранты, поселившиеся в Германии, Франции, Польше и других европейских государствах, внимательно следили за той политикой, которую европейские державы придерживались в отношении СССР. Эмигранты искренне надеялись на скорую освободительную интервенцию европейских стран в Россию. Издатель эмигрантского военно-политического журнала «Часовой» Василий Васильевич Орехов так описывал чаянья русских за рубежом об освобождении их родной России от большевиков: «… нам же, русским людям за рубежом надо быть готовым принять посильное участие в близящихся событиях, без демагогии и скоморошества, но единственно с достойной и правдивой оценкой момента и событий». Среди эмигрантов существовали различные мнения относительно участия русских на стороне иностранных армий в случае войны с СССР. Самую радикальную позицию касательно этого вопроса занял Антон Иванович Деникин, бывший генерал Белой армии на Юге России. С возрастанием военной мощи нацистской Германии в 30-х годах прошлого века, Деникин призывал русских не симпатизировать немецким нацистам, заявляя при этом, что и коммунизм и нацизм — одинаково гибельны для России и русских. «И пангерманизм, и коммунизм несут рабство народам, — рассуждал он в январе 1940 года. — Иго немецкое, большевицкое или немецко-болевицкое одинаковы гибельны. И поэтому, подняв оружие, нельзя останавливаться на полпути, а необходимо покончить навсегда с обоими врагами человечества». Единственным приемлемым вариантом, по мнению А. И. Деникина, была бы война Франции и Англии против большевизма и советской власти, но «не против России, не против народа русского, а только против большевизма и советской власти».

Однако именно с необычайно усилившимися немцами после прихода к власти в 1933 году Адольфа Гитлера многие русские эмигранты связывали свои мечты об освобождении России от большевиков. При этом их не смущало даже пренебрежительное и откровенно враждебное отношение нового немецкого канцлера к России и к русским вообще. «Все же, господа младороссы, даже Адольф Гитлер, которого вы считаете врагом России, не кормил бы голодных псов мясом русских людей, которых он, по своему мышлению, может быть и недостаточно уважает». Именно поэтому становится понятным негодование многих русских эмигрантов, когда в 1939 году Германия и СССР заключили соглашение о партнерстве: «Адольф Гитлер, пришедший к власти под флагом борьбы с коммунизмом, боровшийся против большевиков в течение нескольких лет, разоблачавший сущность коминтерна в каждой своей речи, обличавший другие государства в поддержке советской власти, говоривший о том, что „честь культурных народов оскорбляется и унижается при виде позорных сношений с московскими правителями“, в минуту опасности для своей страны, пренебрег всеми этими принципами и заключил с большевиками договор, идущий, благодаря крупнейшему торговому соглашению, значительно дальше обыкновенного „пакта о ненападении“. Этим А. Гитлер убил созданное им движение „антикоминтерна“ и превратил себя из того, кем он многим казался — главы международного антибольшевистского движения, в эгоистичного главу национального государства».

В 1938 году в Германии была создана новая военная организация русских белоэмигрантов — Объединение Русских Воинских Союзов (ОРВС). Во главе этой структуры встал генерал-майор Алексей Александрович фон Лампе. Он, как и многие другие русские военные эмигранты, возлагал большие надежды на нацистский режим в Германии в деле освобождения России от большевиков. 21 мая 1941 года фон Лампе направил официальное обращение к Главнокомандующему Вермахта генералу-фельдмаршалу Вальтеру фон Браухичу. В своем обращении фон Лампе выражал свою надежду на неизбежный скорый военный конфликт между Германией и СССР, предоставлял офицерские кадры ОРВС в распоряжение Вермахта, а также просил Браухича допустить военнослужащих ОРВС к участию в кампании на Восточном фронте. Не дождавшись ответа на свою просьбу от высшего военного руководства Германии, фон Лампе повторил свой запрос. Он также обратился с этими же предложениями лично к Адольфу Гитлеру. Однако сам фюрер также оставил без внимания письменные обращения бывшего офицера Российской империи. Отчаявшись получить хоть какую-то поддержку от немцев, руководство ОРВС предложило своим подчиненным, в случае войны между СССР и Германией, отправляться на советско-германский фронт в качестве частных добровольцев.

В начале войны против СССР, руководство нацистской Германии твердо решило, что оно не нуждается в услугах русских эмигрантов на фронте. «В соответствии с политическими установками Гитлера в боевых действиях на Востоке исключалось участие чехов, а также русских эмигрантов… „Мы не имеем никакого интереса в подобном представительстве русских эмигрантов“». Однако немцы все же позволили русским эмигрантам вступать в ряды своих боевых подразделений на Восточном фронте в качестве частных добровольцев. Уже в первые дни войны, на оккупированной немецкими войсками территории Франции в ряды добровольцев записалось 1500 русских эмигрантов. Однако многих из этих людей ждало большое разочарование. Вместо возможности участвовать в боевых действиях против РККА, немецкое командование доверило белоэмигрантам присутствовать на фронте только в качестве переводчиков. При этом, непосредственно отправиться на фронт сумело только 200 человек. Из Германии отправиться на Восточный фронт в первые дни войны сумело 52 русских добровольца. В Испании помочь немецкой армии вызвалось 29 белоэмигрантов из России. Еще 20 русских белоэмигрантов Вермахту предоставила Болгария.

Как мы видим, в первые месяцы Советско-нацистской войны лишь относительно небольшое количество русских эмигрантов сумело принять хоть какое-то активное участие в этой войне на стороне немецких войск. Однако после поражения немецкой военной стратегии «Блицкрига» на Востоке, и затягивания военных действий в СССР, немецкое командование начало относится к помощи русских эмигрантов более лояльно. «В январе 1942 г. начальник Юго-восточного отдела ОРВС довел до сведения своих подчиненных, что немцы затребовали у него в срочном порядке список лиц, готовых участвовать в борьбе с коммунистами». С этих пор, количество белоэмигрантов на Восточном фронте, участвовавших в боях на стороне германского Вермахта, резко увеличилось. Известны случаи, когда в ряды немецкой армии вступали целые семьи русских военных эмигрантов. Историк К. М. Александров подсчитал, что в ходе Второй мировой войны на стороне стран «Оси» участвовало не менее 20 тысяч русских военных эмигрантов.

Многие из них так и остались безымянными солдатами, но некоторые из них стали широко известными.

Должно быть, одной из самых известных личностей из числа русских военных эмигрантов, состоявших на службе у Вермахта, стал Борис Алексеевич Хольмстон-Смысловский. Его деятельность в качестве военнослужащего Вермахта стала основой для создания художественного франко-швейцарского фильма «Ветер с востока», рассказывающем о трагической судьбе вооруженного формирования русских коллаборационистов, служивших на стороне немецких сил, и попросивших убежища от советского правительства в небольшом европейском государстве Лихтенштейн в мае 1945 года.

Несмотря на существование многочисленных зарубежных биографий этого генерала, русскоязычных исследований о нем совсем немного. А в зарубежной прессе русских эмигрантов мы можем найти исключительно доброжелательные и хвалебные отзывы об этом человеке: «И. Л. Солоневич писал о генерале Х.-С. следующее: «У него есть смелость и широта мысли, есть умение поставить совершенно по новому очень старые по существу вопросы. Большинство ответов, которые он дает, носят характер ответов профессионального военного…».

Хольмстон-Смысловский появился на свет в финском поселке Териоки 3 декабря 1897 года. Он был сыном кадрового офицера Российской императорской армии. После окончания обучения в 1-ом Московском императрицы Екатерины II кадетском корпусе и Михайловском артиллерийском училище, Смысловский поступает на службу в Лейб-гвардию 3-й артиллерийской бригады. В 1915 году будущий генерал Вермахта принимает участие в сражениях Первой мировой войны. За отважное поведение на фронте Смысловский был удостоен ряда престижных царских наград: «… начиная со Св. Анны 4-й степени и заканчивая Св. Владимиром 4-й степени с мечом и бантом». В 1917 году Борис Алексеевич желает продолжить свое военное образование, и с этой целью поступает на ускоренный курс Академии Генерального штаба. Однако закончить обучение ему не позволяет начавшееся большевистское восстание. Молодой офицер Смысловский не пожелал мириться с новой преступной властью в России. Вскоре он вступает в ряды белогвардейской Добровольческой армии, участвует во Втором Кубанском походе и в десантной операции в Крыму.

После окончания Гражданской войны в России Борис Алексеевич перебирается в Польшу. Здесь он принимает польское гражданство и остается жить в Варшаве. Здесь же, в польской столице, он женился на польской подданной Ирине Николаевне Кочанович. В 1928 году Смысловский переселяется в Германию, где он поступает на высшие военные курсы при Военном ведомстве, которые оканчивает в 1932 году. Нужно сказать, что деятельность Смысловского, как немецкого военнослужащего, началась именно в эти годы. Ведь эти самые военные курсы на самом деле являлись замаскированной Академией Генерального штаба Рейхсвера, которую Германия, согласно условиям Версальского соглашения, иметь не могла. Тот факт, что Хольмстон-Смысловский проходил обучение в столь законспирированном немецком учебном заведении, говорит о том, что этому человеку доверяло даже высокопоставленное немецкое руководство. После окончания курсов военной разведки, Смысловский был принят на службу в отдел иностранных армий Войскового управления, где он обзавелся весьма тесными связями с представителями Абвера. Историк С. И. Дробязко упоминал, что еще с середины 1920-х годов, Смысловский мог быть связан с немецкой разведкой, и работать на нее против Польши, в которой он на тот момент проживал.

С началом войны Германии против СССР, Борис Алексеевич не пожелал оставаться в стороне, и, как офицер Вермахта, отправился на Восточный фронт. Нужно сказать, что, несмотря на то, что Борис Алексеевич смог наладить свою жизнь в эмиграции, содержал жену и дочь, его очень сильно тяготило положение простого гражданского обывателя. Ведь он все же оставался профессиональным военным, а также потомственным дворянином «… принадлежащим к аристократической военной касте». Кроме того, Смысловским двигало желание продолжать борьбу против большевистского режима в России. С большевиками у Смысловского были и личные счеты. Бывший офицер Русской Императорской армии, хорошо образованный и эрудированный, Смысловский прекрасно ориентировался в политической обстановке, царившей в Европе на рубеже 20-х — 30-х годов прошлого века. Он понимал, что новая масштабная европейская война не за горами. Его предчувствия полностью оправдались с началом сенсационных политических событий в Германии в 1930-х годах. Позже, после окончания Второй Мировой войны, Борис Алексеевич так описывал свои предвоенные мысли: «Было ясно, что готовится грандиозная мировая война. Что Америка не останется нейтральной. Что цель мировой политики — полная ликвидация не только гитлеризма, но и существования самой Германии. Но здесь было большое НО: великая англо-саксонская империя имела далеко и глубоко идущие оперативно-политические планы. Перед тем как покончить с Германией, решено было „натравить“ Германию на СССР. И, так сказать, германскими руками ликвидировать мировой коммунизм».

С началом войны Германии против СССР Смысловский оказался на советско-германском фронте в качестве сотрудника разведывательного отдела штаба группы армий «Север», имея при этом чин зондерфюрера «К» (особого офицера в немецкой армии того времени). Служа Вермахту, Смысловский был в курсе истинных намерений нацистов относительно целей войны на Востоке. Он прекрасно понимал, что Германия в войне против СССР решает не только проблему коммунизма, но и преследует свои цели в деле завоевания «жизненного пространства». Однако Борис Алексеевич выработал свою собственную формулу, которая помогала ему участвовать в войне на стороне Германии: «Германская армия на своих штыках не несет России национального правительства, но зато несет уничтожение советской власти, которая уже 24 года убивает тело и дух русского народа».

Уже в июле 1941 года Смысловский сумел добиться от немецкого командования разрешения на создание одного русского учебного разведывательного батальона для сбора дополнительной информации о силах РККА. Историк С. И. Дробязко оценивал это как наиболее важное из достижений Бориса Алексеевича: «Таким образом, майор Регенау [псевдоним А. Б. Смысловского в среде немецких спецслужб. Прим. авт.] стал основателем и командиром первого русского антисоветского формирования в составе германской армии». Стоит отметить, что так называемый батальон Смысловского, который изначально должен был служить школой для подготовки разведчиков и диверсантов, по замыслу самого его командира в будущем должен был стать базой для создания независимой русской национальной армии. Об этом уже после войны обмолвился один из приближенных Бориса Смысловского. Формирование данного подразделения закончилось 24 сентября 1941 года. В тот же день, на территории разведшколы в эстонском городе Валга состоялось торжественное построение русских добровольцев Вермахта. В ходе этого мероприятия Борис Смысловский произнес весьма красноречивую речь перед новыми боевыми разведчиками: «Каждый, кто сюда пришел, должен работать для России. Я работаю в штабе фронта, вы будете работать на передовой, и, работая, вы должны понимать, что служите России, и ваша победа принесет возрождение Великой Национальной России». Изначально батальон формировался исключительно из представителей русской военной эмиграции. Однако очень скоро, из-за нескольких громких провалов русских разведчиков, работавших на Абвер, в советском тылу, стало очевидно, что русские эмигранты не смогут полноценно справиться с возложенной на них работой. «Так, посланные в качестве агентов в сентябре 1941 г. трое русских эмигрантов были обнаружены и ликвидированы в окрестностях г. Луга советской контрразведкой так как, пойдя в баню, они забыли снять свои нательные золотые кресты. По аналогичным причинам из 11 агентов, направленных в начале сентября 1941 г. в район Нарвы, в течение месяца погибло восемь человек». Учитывая эти факты, Борис Смысловский решил более активно привлекать в свое формирование бывших советских граждан, плененных солдат и офицеров РККА. «После войны он вспоминал, что через его руки прошли четыре генерала, несколько сот офицеров и более 60 тысяч рядовых красноармейцев».

Все завербованные Борисом Смысловским и его агентами бывшие красноармейцы проходили тщательную проверку сотрудниками немецкой контрразведки. Особое внимание уделялось тем военнопленным, которые с ненавистью относились к большевицкой власти, а также имели хорошее военно-техническое образование.

До конца 1941 года было сформировано 12 таких разведшкол. Все они располагались на разных участках Восточного фронта. Сам Борис Смысловский был назначен немецким командованием главой так называемого Зондерштаба «Р» (особый штаб «Россия»). Это формирование было призвано вести законспирированное наблюдение за партизанским движением и бороться с ним, а также осуществлять антисоветскую пропаганду среди населения оккупированных территорий СССР. Штаб располагался в Варшаве, скрываясь под вывеской «Восточная строительная фирма Гильгена». Его резидентуры действовали в крупнейших городах Советского Союза: Киеве, Минске, Симферополе и Пскове. Количество сотрудников штаба достигало 1000 человек. Все они осуществляли свою шпионскую деятельность под видом сотрудников строительных, дорожных, хозяйственных и прочих учреждений оккупационной власти. Несмотря на свою основную направленность, Зондерштаб «Р» никогда не ограничивался лишь контрразведывательной деятельностью. «Птенцы» Смысловского работали также и в глубоком тылу противника. Агентура Зондерштаба «Р» выполняла задачи по выявлению новых формирований РККА, распространению дезинформации в среде противника, переманиванию советских военнослужащих на сторону немцев. С этими задачами штаб Смысловского справлялся очень даже хорошо. Это признавали даже советские органы госбезопасности: «…в лице «Зондерштаба «Р» они имели очень опасного противника, борьба с которым стоила чекистам немалых жертв». Успех разведчиков Бориса Смысловского признавали не только советские высокопоставленные лица, но и его немецкие коллеги. Так, начальник полиции безопасности и СД генерального комиссариата «Белоруссия» оберштурмбанфюрер СС Эдуард Штраух писал в своем донесении в Берлин летом 1943 года: «…В обнаружении и ликвидации партизанской группировки, действовавшей западнее автострады Минск — Слуцк, принимали непосредственное участие работники резидентур «Зондерштаба «Р». Результаты проведения операции: убито 415 человек, взято заложников — 617, сожжено деревень — 57, выселено 215 семей. Обезврежено коммунистов, партизан и сочувствующих им — 1050 человек, из них 175 расстреляно на месте, остальные находятся под стражей…».

В разведшколе Смысловского в городе Валга курсанты изучали следующие дисциплины:

1. Агентурная разведка.

2. Контрразведка и ее деятельность.

3. Организация и структура Красной армии.

4. Топография.

5. Политинформация.

Во время обучения на курсах разведшколы ее курсанты носили латышскую военную форму. На левых рукавах кителей и шинелей они обязаны были носить нашивки с российским триколором. На головном уборе курсанта помещалась кокарда бывшей царской армии России. Во время обучения в данном учебном заведении будущие разведчики-коллаборационисты самостоятельно придумывали себе легенды по даваемым им заданиям. Их подготовка в деле контрразведки существенно облегчалась тем, что занятия по этому курсу в школах Зондерштаба «Р» вели бывшие командиры Рабоче-крестьянской Красной армии.

Перед отправкой на задание бойцы Смысловского могли насладиться небольшим и беззаботным отдыхом. Они получили усиленное питание, спиртные напитки, а также получали право на увольнительные в город. «Перед самой заброской на советскую сторону устраивались банкеты, на которых произносились хвалебные речи в честь Гитлера и Третьего рейха. На такие банкеты приглашались женщины из близлежащих населенных пунктов, однако их круг был очень ограничен». За успешное выполнение задания немецкого командования, разведчики Смысловского получали награды, и даже могли поступить вольноопределяющимися в одну из немецких воинских частей.

К 1943 году 12 дивизий Зондерштаба «Р» стали составлять номинальную Особую дивизию «Р». По подсчетам самого Хольмстон-Смысловского, общая численность личного состава этой дивизии достигала 10 тысяч человек. Кроме этого руководство зондерштаба поддерживало партнерство с антисоветскими группами на территории подконтрольной советским войскам, а также с польской Армией Крайовой и украинскими националистами. Изначально, немецкое командование, хорошо знавшее о личных намерениях Смысловского в отношении подконтрольной ему армии коллаборационистов, равнодушно относилось к национальной инициативе Бориса Алексеевича, «…считая данный вопрос не столь существенным в тот момент, когда перед абвером стояли другие, куда более важные задачи, которые требовали своего решения».

Однако в конце 1943 года, когда положение немецких войск на Восточном фронте существенно ухудшилось, вышестоящее руководство Зондерштаба «Р» больше не желало терпеть самоуправство главы этого формирования. И, действительно, как писал исследователь С. И. Дробязко, за Смысловским к этому периоду накопилось немало «грехов». Командование Абвера раздражало то, что Смысловский установил слишком тесные связи с украинскими и польскими партизанами-националистами, отказался поддержать акцию генерала Власова, привлекал в Зондерштаб «Р» русских националистов из Народно-трудового союза, но также немецкие начальники Б. А. Смысловского выяснили, что руководитель зондерштаба предоставлял им неполные разведданные, получаемые им от своих разведчиков. На этом терпение немецкого руководства иссякло. 1 декабря 1943 года Смысловский вместе с несколькими высокопоставленными офицерами Зондерштаба «Р» был взят под арест немецким командованием. Однако это вовсе не означало, что карьере Смысловского как офицера Абвера и немецкого разведчика пришел конец.

Причин ареста Смысловского и расформирования его штаба было несколько. Это могло быть результатом интриг недоброжелателей Бориса Алексеевича из среды представителей высшего немецкого командования, а также следствием подрывной деятельности русских националистов из Народно-трудового союза, которые искренне недолюбливали Смысловского. Сам Борис Алексеевич в своих воспоминаниях утверждал, что поводом к его аресту стало его сотрудничество с украинским националистом Тарасом Бульбой Боровцом, у которого, в свою очередь, были серьезные разногласия с немецкими оккупационными войсками в Украине.

Как бы то ни было, но немецкое военное командование вскоре вновь было вынуждено прибегнуть к услугам Хольмстона-Смысловского. Весной 1944 года с него были сняты все обвинения. Сразу же после этого Бориса Алексеевича вызвали в ставку Адольфа Гитлера и наградили орденом Германского орла II степени с мечами. В мае этого же года, его вызывают в ставку Верховного командования Вермахта (ОКВ), где офицеру было предложено возглавить новый разведывательный орган при немецкой армии. Однако на этот раз, в отличие от назначения Зондерштаба «Р», эта организация должна была сосредоточить свои силы на агентурной разведке в тылу советских войск. Смысловский принял предложение немцев. Однако теперь он выдвинул им на встречу свои собственные условия:

«1) Новые русские формирования.

2) Эти формирования должны быть утверждены не только германским военным командованием, но и Главой германского государства, чтобы сохранить их от посягательств немецкой партийно-политической головки.

3) Ему должны быть предоставлены все права и средства для организации повстанческого движения на территории России.

4) Вся борьба, возглавляемая им, происходит только на Восточном фронте против Советского Союза».

Немцы не без колебаний приняли эти условия, но с учетом некоторых поправок. Таким образом, Смысловский получил больше возможностей для формирования своего личного войска, которое, по его замыслу, действовало бы в интересах русских.

Вскоре Смысловский прибыл в варшавскую разведшколу. На базе этого учреждения он начал формирование новой разведывательной структуры — Штаб части особого назначения (Stab Einheit z.b. V.). Рядовой состав для новой разведшколы набирался из курсантов учебных лагерей и в спецчастях немецкой армии. Использовались также и советские военнопленные. Новое начинание Бориса Алексеевича также имело успех: «С августа по декабрь 1944 года Смысловскому удалось наладить механизм по подготовке и переброске шпионов в тыл наступавшей Красной Армии. За это время через его разведшколу прошло несколько тысяч советских военнопленных, окончивших специальные курсы». Осенью-зимой 1944 года Борису Смысловскому удалось наладить механизм по подготовке шпионов и переброске их в тыл советских войск. Однако работать этим разведчикам в тылу у «красных» было нелегко. Советской контрразведке зачастую удавалось мгновенно пресекать попытки противника добыть ценную информацию о частях и соединениях Красной Армии. Но, несмотря на большие промахи и неудачи, Смысловский продолжал свою работу.

На фоне тяжелой борьбы с общим врагом, Смысловский осенью 1944 года все-таки сумел добиться от немцев исполнения своей главной просьбы — создания 1-й Русской национальной дивизии. В нее была переименована Русская объединенная разведшкола. Основу этого боевого соединения, входящего в состав Вермахта, составляли офицеры эвакуированной из Варшавы «Русской объединенной разведшколы», а также кадры из учебно-разведывательных батальонов с Восточного фронта. Всего подразделение насчитывало в своих рядах до 6000 человек.

Как опытный военный и разведчик, Борис Смысловский в этот период понимал, что война может очень скоро закончиться поражением Германии. Однако он все равно прилагал максимальные усилия для продолжения подрывной деятельности в отношении Советского Союза. На активную работу в этом плане его подталкивала надежда на то, что после окончания Советско-нацистской войны, обученные им шпионы и диверсанты, могут быть использованы западными спецслужбами против СССР. На помощь западных спецслужб уже после войны Борис Алексеевич искренне уповал. Для него это было бы продолжением борьбы против ненавистного советского государства, которое принесло ему и его семье так много горя: «… заняв искренне дружественную позицию в отношении русского народа, вы сможете приобрести самую разрушительную и самую страшную для Советов моральную атомную бомбу», — писал в своих послевоенных мемуарах Хольмстон-Смысловский, обращаясь к правительствам государств, которые соперничали с СССР в «холодной войне».

Апогеем участия Смысловского в Советско-нацистской войне стала дата — 22 февраля 1945 года. Именно в этот день была создана 1-я Русская национальная армия. Самому Смысловскому было присвоено звание генерал-майора Вермахта. Конечно, само название «Русская национальная армия» было пропагандистским. Но Борис Смысловский подчеркивал, что вверенная ему армия обладала рядом преимуществ и была самостоятельной боевой единицей. «1-я РНА была „союзной армией“ Вермахта, обладала правом нейтралитета по отношению к „англо-саксонцам“ и правом пользоваться на территории Германии русским национальным флагом».

Продолжая выполнять свои прямые обязанности по военной службе, Борис Смысловский, уже прекрасно осознавая неминуемый крах Германии во Второй мировой войне, начал приводит в исполнение свой план по эвакуации своих подчиненных и себя лично в безопасную и нейтральную страну в Западной Европе. Он не мог позволить себе попасть в руки советских спецслужб. Это неминуемо привело бы к гибели самого Бориса Алексеевича, его подчиненных, а также всех дальнейших замыслов по борьбе с большевицким режимом в России. План отхода на запад Смысловский начал создавать еще в 1943 году, когда немецкая армия потерпела тяжелое и печальное поражение от советских войск в Сталинграде. Однако свое возможное отступление Смысловский разрабатывал не без помощи своих немецких покровителей.

В качестве страны-убежища Смысловский выбрал маленькое княжество на западе Европы — Лихтенштейн. У Смысловского были веские основания выбрать именно это небольшое государство для спасения от приближающейся советской карательной машины. В этой «… крошечной стране, связанной со Швейцарией таможенным союзом, но совершенно независимой», у Бориса Алексеевича и его людей было больше шансов не попасть в руки к своим заклятым врагам, нежели в сочувствовавших большевикам Франции и Чехии.

Армия Смысловского перешла границу Швейцарии и Лихтенштейна в ночь со 2 на 3 мая 1945 года. На тот момент личный состав 1-й РНА насчитывал 494 человека: «462 мужчины (2 полка — из них 73 — офицера), 30 женщин и 2 детей». Нужно отметить, что уход армии Смысловского в нейтральную страну не был актом примитивного бегства от страшной Красной Армии. Отступление 1-й РНА под командованием Бориса Алексеевича в Лихтенштейн, в первую очередь, являлось отчаянным актом спасти лучшие военные кадры военной школы разведчиков, которую на протяжении нескольких лет Смысловский создавал огромными усилиями.

«Александр Бутенко (он же Масловский Василий Иванович), капитан Вермахта, бывший преподаватель в Летценской контрразведывательной школе.

Александр фон Шуберт (клички «Шуберт» и «Александров», прозвище «Доктор») — бывший преподаватель в разведывательных школах Валга и Стренчи.

Алексей Хоментовский — бывший главный резидент Зондерштаба «Р» в резидентской области «С 1».

Анатолий Юркин (он же Леонид Васильевич Соболевский, он же Кравцов) — бывший резидент Зондерштаба «Р» в городе Дубно.

Антонина Челищева — бывшая сотрудница 2-го отдела Зондерштаба «Р».

Борис Золотун — бывший преподаватель стрелковой подготовки в разведшколах Валга, Стренчи, Мыза-Кумна, бывший начальник хозяйственной части в Вайгельсдорфе.

Борис Коверда (клички «Сергеев», «Василенко», «Сафонов»), знаменитый мститель, ликвидировавший убийцу Николая II — советского полпреда в Варшаве П. Л. Войкова. Бывший сотрудник осведомительного сектора 2-го отдела Зондерштаба «Р».

Василий Кукрицкий — бывший курьер украинского отдела Зондерштаба «Р».

Георгий Моисеев — бывший курьер резидентуры Зондерштаба «Р» в Киевском районе Киевской области.

Иван Смирнов — бывший начальник учебной части в разведывательных школах Валга и Сренчи.

Константин Подгорный — бывший штатный агент резидентуры Зондерштаба «Р» в городе Пинске.

Луциан Майборода — настоящее имя и фамилия Алексей Литвин, бывший изготовитель фиктивных документов Полтавской диверсионной школы.

Муса Юсупов (псевдоним «Низами»), лейтенант Вермахта, бывший следователь и вербовщик в абвергруппе-101.

Петр Холявка — бывший курьер Зондерштаба «Р» в резидентской области «С».

Рихард Бенц — бывший сотрудник 104-й команды абвера, отвечавший за переброску агентуры в 1941 — 1943 гг., один из руководителей «мельдекопфа» в Зихельберге, переправлявшего агентов Вайгельсдорфской разведшколы.

Даже этот небольшой перечень показывает, какие люди собрались под началом Смысловского. Чтобы вывести разведчиков и агентов такого уровня на Запад, требовалось прикрытие».

К концу апреля 1945 года, ситуация в Европе для всех русских коллаборационистов была угрожающей. Армия Смысловского попала в окружение 6-го армейского корпуса США и частей 1-й французской армии на границе Германии и Австрии. Попасть в плен к американцам или французам для Смысловского и его людей означало бы неминуемую выдачу советским войскам. Чтобы избежать столкновения с этими войсками, Смысловский повторил подвиг знаменитого русского маршала Александра Суворова, перейдя опасный и узкий горный перевал в Альпах — «Чертов мост». Впоследствии, это подвиг Бориса Алексеевича и его подчиненных воспевала русская эмигрантская пресса за рубежом. «Момент неожиданности был решающим и поэтому для перехода был использован труднопроходимый горный путь. Части армии фактически вступили на те тропы, которые были путями славы Батюшки-Суворова в 1799 г.».

30 апреля 1-я РНА вступила в австрийский город Фельдкирх, расположенный у самой границы Лихтенштейна. Здесь к Смысловскому и его армии присоединился глава дома Романовых великий князь Владимир Кириллович вместе со своей свитой.

В Фельдкирхе Смысловский приступил к разработке операции по переходу Швейцарской границы и вступлению в Лихтенштейн. Эту страну для эвакуации своих людей он выбрал не случайно. Во время Второй мировой войны это небольшое княжество в Западной Европе заняло нейтральную позицию относительно всех участников конфликта. Однако правительство данного государства имело, пускай и достаточно скромные, но все-таки дружественные контакты с нацистской Германией. Королевская семья княжества Лихтенштейн приобретала некое имущество, отобранное немецкими нацистами у зажиточных евреев в Австрии и Чехословакии. В период между 1933 — 1945 годами, Княжество передало в руки нацистского режима примерно 165 беженцев из Германии и Австрии. Возможно, Борис Смысловский знал о некоторых дружественных отношениях между Германией и Лихтенштейном, поэтому он и выбрал эту страну для спасения. К тому же, переход границы этого княжества был заранее обговорен и подготовлен им совместно с немецкими военными. Армия Смысловского сумела успешно перейти государственную границу Лихтенштейна. Вот как этот переход описывала русско-эмигрантская пресса: «В ночь со 2 на 3 мая 1945 г., при огромной снежной буре, колона штаба и части кадров едва начавшей формироваться русской армии в полном боевом порядке, сговорившись с германской пограничной стражей, в 23.00, перешла у Хинтершелленберга швейцарскую границу княжества Лихтенштейн. Вооруженные пехотинцы шли по обеим сторонам дороги, а посередине двигалась колонна, частью состоящая из машин и из конных повозок с традиционной русской упряжью».

Совсем маленькое княжество Лихтенштейн в 1945 году имело собственное население 12 тысяч человек. Кроме того, незадолго до того, как Борис Алексеевич вместе со своей небольшой армией перешел нежданно границу этого государства, Лихтенштейн уже столкнулся с большим наплывом беженцев из соседних европейских стран. «Например, 2 мая пограничная охрана зафиксировала переход 2950 человек: 33 швейцарцев, 21 лихтенштейнца, 1667 французов, 279 поляков, 57 голландцев, 114 бельгийцев, 633 русских, 27 греков, 6 хорватов, 32 сербов, 1 румына, 60 итальянцев, 1 чехословака, 2 люксембуржцев, 9 канадцев, одного болгарина и одного черногорца». Все эти люди в последние дни Второй мировой войны в Европе по разным причинам искали убежища в нейтральной стране. Большинство из этих людей были гражданскими, или заявлявшими себя таковыми. Но армия Бориса Смысловского была особым случаем. Для властей Лихтенштейна сам генерал и его люди являлись военнослужащими иностранных вооруженных сил, и, по всем правилам военного времени, подлежали интернированию: «…речь уже шла не просто о беженцах, а о воинском формировании, в отношении которого следовало проводить совсем другие политические меры — интернирование (чего и добивался Смысловский). Уже однажды прошедший через эту процедуру».

Генерал-майор Вермахта Хольмстон-Смысловский

После долгих перипетий, Борис Алексеевич Смысловский вместе с 1-й Русской национальной армией, командующим которой он все еще являлся, оказался за границей нейтрального государства. Теперь судьба бывшего генерала немецких вооруженных сил и его подчиненных находилась полностью в руках властей княжества Лихтенштейн.

Судьба 1-РНА и ее командования решалась на переговорах правительства Лихтенштейна со Смысловским в пограничной таверне «У льва» («Wirhschaft zum Lüwen»). В этих переговорах участвовали со стороны Лихтенштейна глава правительства доктор Йозеф Хоооп, председатель правительства доктор Алоиз Вогт, а также начальник корпуса безопасности в стране Йозеф Брунхарт. По их итогам, власти этой страны согласились предоставить военнослужащим 1-й РНА убежище от советских властей в виде интернирования.

Прежде чем все интернированные военнослужащие были размещены в местах временного проживания, школах и гостиницах, они были вынуждены сдать все свое снаряжение и оружие. И такового, согласно историческим свидетельствам, у офицеров и рядовых армии Бориса Смысловского было немало: «… „слысловцы“ сдали 10 машин, в том числе несколько грузовых и бронетранспортер, 1 мотоцикл, 17 велосипедов, 6 лошадей с повозками, 235 винтовок разной модификации, 14 карабинов, 9 автоматов (немецкого и советского производства), 42 пулемета MG-42, 72 пистолетов и револьверов, 1 саблю, 8 противогазов, 6 касок, 23 ручные гранаты, знамя и боеприпасы различного калибра». Заботу о новых «военнопленных» взял на себя лихтенштейский Красный крест. Спустя некоторое время, Хольмстон-Смысловский направил письмо Князю Францу Иосифу Второму с просьбой предоставить политическое убежище всем его людям.

Но власти этого государства тянули с ответом. Пребывание русских в немецкой форме, принимавших участие в еще не окончившейся войне на стороне нацистской Германии, создавало немалые проблемы для Лихтенштейна. Вскоре эти проблемы дали о себе знать в полной мере. «В конце июня 1945 г. князь Франц-Иосиф II поручил правительству скорее вывести русских из страны, так как в противном случае имелись опасения, что против граждан Лихтенштейна, находящихся в советской зоне оккупации, могут последовать репрессии. Подобный шаг был оправдан, поскольку государство уже стало подвергаться политическому давлению со стороны союзников». Вскоре в Лихтенштейне появилась советская комиссия по репатриации. Позиция советских представителей была проста: «По словам Н. В. Новикова (участник группы по репатриации советских граждан. Прим. автора.), Советский Союз рассматривал военнопленных, которые были привлечены Германией к военной службе, как невиновных и обещал им предоставить „полную амнистию“. Те же, кто вызывал недоверие и не желал возвращаться, должны были быть репатриированы, в том числе и с помощью силы, если возникнет в том необходимость».

Первая встреча «смысловцев» с советской репатриационной комиссией состоялась 16 августа 1945 года в городской ратуше столицы Лихтенштейна — Вадуца. На этой встрече генерал Смысловский сознательно отказался говорить с советскими представителями на русском языке. Обязанности переводчика при нем исполнял русский эмигрант барон Эдуард фон Фальц-Фейн. Советские представители начали вести среди репатриированных русских жесткую пропаганду. «Они убеждали их, что в СССР им будет предоставлена полная амнистия, никаких уголовных дел на них заводить не станут, в том числе и на тех, кто воевал против Советского Союза в Вермахте, исключая, однако, лиц, участвовавших в военных преступлениях».

Пропаганда и лживые обещания советских посланников растрогала многих «смысловцев». Некоторые из людей, пересекших границу Лихтенштейна вместе с генералом Смысловским, пожелали скорее вернуться назад, на «родину». Всего о своем желании вернуться в СССР заявило 200 человек из числа репатриированных. Как выяснилось позже, эти люди, поверив большевикам, совершили страшную ошибку. Всех репатриированных из Лихтенштейна солдат и офицеров Смысловского советские спецслужбы расстреляли на территории Венгрии в 1946 году. Сам генерал, стараясь объяснить поведение своих бывших подчиненных, поверивших советским «благодетелям», вспоминал позже: «… причины этого разнообразны и непросты: многие подпали под едва ли не гипнотическое воздействие от появления тех, от кого еще недавно зависела их судьба, кто-то подумал, что „чему быть, того не миновать“ и решился ускорить ход событий, третьи поверили в амнистию, а четвертых погубила тоска и ностальгия по дому…»

Что же касается самого Смысловского, то вскоре бывший генерал Вермахта покинул Лихтенштейн. Случилось это 1 октября 1947 года. На руках у Смысловского было несколько виз: В Аргентину, в Швейцарию, в Португалию и Испанию. Генерал мог выбрать одну из трех европейских стран, но выбор его пал на Аргентину. «… ситуация на континенте была неспокойная, и не желая еще раз испытывать судьбу, генерал решил отплыть на корабле в Латинскую Америку».

В Аргентине Смысловский был радушно принят местным президентом Хуаном Перроном. Глава латиноамериканского государства желал использовать богатый разведывательный опыт Бориса Алексеевича в борьбе против оппозиции и политических экстремистов. Здесь Смысловский занимал пост советника президента по антипартизанским операциям и борьбе с терроризмом, а также возглавил несколько удачных коммерческих предприятий. Занимался Борис Алексеевич и политической деятельностью. В сентябре 1948 года был организован «Союз русских бывших участников войны имени фельдмаршала А. В. Суворова, получивший вскоре название «Суворовский союз». Главной задачей данного союза, сами его участники называли объединение большинства эмигрантских военных союзов в единую организацию с целью последующего создания «Российской Национальной Освободительной Армии».

Однако все столь громкие начинания участников Суворовского союза так и не вышли за рамки красивых манифестов и газетных статей. В послевоенные годы Смысловский занимался и литературной деятельностью. Известными его книгами стали: «Fir macishen Wtcen» (На заколдованных путях), «La cierra nazi-sovietica» (Нацистско-советская власть заканчивается), «Избранные статьи и речи». Что же касается шпионской деятельности Бориса Алексеевича Смысловского, к которой бывшие союзники СССР во Второй мировой войне проявляли интерес сразу же после окончания сего конфликта (Известно, что во время его пребывания в Лихтенштейне, Смысловского посещал будущий глава ЦРУ Аллен Даллес), то вскоре стало понятно, что устаревшие разведывательные навыки Бориса Алексеевича не нужны западным разведкам в начавшейся «холодной войне» против Советского Союза. «Ставка на прямой вооруженный конфликт с последующей оккупацией СССР была нивелирована. Необходимость в фигурах вроде Смысловского фактически отпала».

Но в своих мемуарах Борис Смысловский все-таки надеялся на обратное. «В грядущей Третьей мировой войне нейтральных или „тепленьких“ не будет. Всем придется ясно сказать свое горячее или холодное историческое слово. Где, кто и за кого?»

«Международный процесс объединения может быть результатом тотальной победы атомной технологии англосаксонцев над миром коммунистической идеологии или наоборот: последователи „евангелия“ Карла Маркса покорят к его подножию англосаксонские демократии с их сателлитами».

«В политике, как и в стратегии, инициатива берется в свои руки. Советы сейчас взяли в „холодной“ войне инициативу в свои руки и до сих пор ее не выпускают. Они совершенно ясно и правильно рассматривают ее как вступление, вернее, как подготовку к будущим военным действиям. Советы навязали свою волю дипломатии западных демократий, которые все время работаю в психологической атмосфере полного мира, не желая понять, что мира уже давно нет, и что противником ведется наступательно-подготовительная политическая, экономическая, временами огневая война вместе с планомерной подрывной работой всех „пятых“ и „шестых“ колонн по всем правилам военного искусства. Политика Советов… ясно отдает себе отчет в том, что можно выиграть огненную войну и проиграть дипломатический мир, а потому, выиграв Вторую мировую на полях Германии, а последующий мир в Тегеране, Ялте и Потсдаме, они хотят сочетанием всех выше указанных способов и действий приготовить для себя военно-политические базы для выигрыша Третьей мировой войны».

Борис Смысловский не дожил до краха СССР и большевистской системы всего несколько лет. Он умер 5 сентября 1988 года в столице Лихтенштейна — Вадуце. На момент смерти бывшему генералу Вермахта было 90 лет.

Его участие во Второй мировой войне на стороне немецких вооруженных сил многие современные российские и зарубежные ученые оцениваю достаточно высоко. О том, что Хольмстон-Смысловский сыграл важную роль в антипартизанской борьбе немецких спецслужб во время войны Германии против СССР, писали авторы биографии этого генерала, российские ученые-историки И. В. Грибков, Д. А. Жуков, И. И. Ковтун. С. И. Дробязко писал, что Смысловский создал хороший разведывательный аппарат, который потом успешно использовался спецслужбами Западной Германии. Французский исследователь А. Герэн в свое время давал крайне негативную, выгодную исключительно советской пропаганде, оценку всего русского коллаборационистского движения во время войны, включая, конечно, и вооруженное формирование Бориса Смысловского: «Пираты, бандиты? А фактически подручные фашистов. Они слепо повиновались гитлеровцам…».

Высоко оценивал боеспособность военного формирования генерала Смысловского немецкий историк Йоахим Хоффманн. Иностранным формирования Третьего Рейха на территории России посвящали свои исследования и англоязычные авторы.

Советская контрразведка достойно оценивала работу противника — агентов из школы разведчиков Б. А. Хольмстон-Смысловского. Схема приведена из книги И. Грибкова и Д. Жукова «Особый штаб «Россия»

Военная карьера Бориса Смысловского во время Второй мировой войны была неразрывно связана с Вермахтом. Именно здесь он приложил максимум усилий в борьбе против СССР и большевистского режима. В отличие от некоторых других русских коллаборационистов, о которых речь пойдет ниже, Смысловский до конца исполнял свой долг перед страной, на службе которой он находился. Его делом было содействие немецкой армии в ее борьбе против СССР. Как генерал Вермахта, как руководитель качественной и продуктивной разведывательной системы, Смысловский занимает достойное место среди военнослужащих Германии во время Второй мировой войны. Стоит отметить, что памятник Борису Алексеевичу Смысловскому и его 1-й Русской национальной армии до сих пор находится в селении Хинтершелленберг, расположенном на границе Австрии и Лихтенштейна. На том самом месте, где в мае 1945 года русская армия под руководством Смысловского перешла границу княжества Лихтенштейн, спасаясь от смертельного советского плена.

Но одной лишь фигурой Б. А. Смысловского участие бывших военных аристократов царской России на стороне Германии во Второй мировой войне далеко не ограничивается. Более трагическая судьба, нежели у генерала Вермахта Бориса Алексеевича Смысловского, была у бывшего офицера Русской императорской армии Петра Николаевича Краснова (1869—1947), который также выступил на стороне немецких вооруженных сил против большевистского правительства в России во Время второй мировой войны. Биография Краснова не менее большая и интересная, чем у его коллеги Смысловского. Петр Николаевич был не только военным, казачьим атаманом, политиком, но и весьма талантливым писателем. «Его жизненный путь настолько насыщен событиями, настолько богат в части творческого наследства, что хватило бы на три такие книги. Его литературный талант писателя, научно-исторические труды и путешествия по странам Востока — одна книга. Участие в русско-японской и в первой мировой войне, слава полководца и создателя казачьего Донского государства, летопись антибольшевистского сопротивления на юге России в годы гражданской войны под его началом — тема второй. И, наконец, Краснов, — активный и последовательный участник белоэмигрантского движения, сотрудничавший с фашисткой Германией ради борьбы с ненавистной ему советской властью — герой третьей книги». Как мы сможем убедиться, у Краснова как у русского офицера были свои, веские причины вступить в борьбу против СССР на стороне Германии в ходе Второй мировой войны. Но обо всем по порядку.

Петр Николаевич Краснов родился в Санкт-Петербурге в семье талантливого поэта и литератора, а также военного — Николая Ивановича Краснова: «… военный писатель, один из основоположников русской статистики, генерал-лейтенант генерального штаба, участник обороны Севастополя 1854—1855 годов, польской кампании 1863 года. Уже после рождения Петра, под знаменами генерала Скобелева он освобождал Болгарию». Братья Петра Краснова пошли по разным жизненным и профессиональным путям. Старший сын Николая Ивановича — Платон окончил первую петербургскую классическую гимназию и физико-математический факультет университета в Санкт-Петербурге. Другой брат Петра Краснова — Андрей стал основателем школы русского туризма и Батумского ботанического сада. Брат Иван — инженер-путеец, преподаватель высшей математики. Кроме того, уже взрослый Петр Николаевич Краснов упоминал о существовании своей родной сестры, следы которой историкам-исследователям биографии великого русского военного найти не удалось. Как мы видим, из всех своих братьев, только Петр Николаевич выбрал для себя военную карьеру. В возрасте 18-ти лет, закончив Александровский кадетский корпус в Санкт-Петербурге, он поступает в Павловское военное училище. Выбор именно этого военного училища молодым Петром Красновы был обусловлен его сильным желанием попасть в самые престижные войска Российской империи: «Павловцы по престижности в иерархии военных училищ Петербурга стояли на первом месте… „Павлонам“ легче всего было получить вакансию в столичные гвардейские полки. А фельдфебелю выпускного юнкерского курса Петру Краснову нужна была только гвардия!».

В 1889 году, закончив свое обучение, Петр Краснов, было ему тогда двадцать лет, в чине хорунжего принят на службу в элитный полк Всевеликого Войска Донского. Данный полк был включен в состав 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии. «В нее, помимо трех казачьих полков, входили полки, составляющие „цвет“ русской императорской кавалерии: кавалергардский, кирасирский и лейб-гвардии Конный полк». Петр Краснов полностью отдался службе, он также активно занимался верховой ездой, и даже участвовал в конных состязаниях. В это время, молодой офицер Краснов также стал уделять время литературной деятельности. В газете «Русский инвалид» (Никакого отношения это издание к людям с ограниченными способностями не имело. Оно являлось печатным органом Военного министерства Российской империи) в номере от 17 января 1891 года, появилось небольшое сочинение Петра Краснова.

В следующем, 1982 году, Краснов был отчислен из Николаевской Академии Генерального штаба из-за провала одного из экзаменов. Однако для него это не стало большой трагедией, так как он смог после этого полностью отдаться своему любимому хобби — писательству. «В 1896 году в Санкт-Петербурге увидел свет первый исторический труд Краснова — «Атаман Платов». В том же году была издана в 219 страниц карманного формата книжка — «Донцы. Рассказы из казачьей жизни». Сборник рассказов чисто чеховского вида, названия рассказов бытовые, почти не военные: «Денщик», «Не люба…«».

Литературную деятельность Краснова в конце XIX века прервала краткая командировка в Абиссинию (Так когда-то называли нынешнюю африканскую страну — Эфиопию.) Здесь русские эксперты инструктировали и обучали гвардейцев местного императора Менелика II. Об этом своем первом военном опыте Петр Краснов оставил потомкам очень красноречивую книгу: «Казаки в Абиссинии». Вот какие подробности о службе русских солдат и офицеров в этой далекой от России стране сообщал Петр Краснов на страницах своего сочинения: «А между тем абиссинцы не так уж страшны… Их нужно давить волей и духом, они бегут цепями, их надо атаковать сомкнутыми ротами, эскадронами, рвать эти цепи, хватать резервы, идти туда, где отчаянно визжать солдатские жены… Они идут 70—80 верст в день, идите 100, 120 и они удивятся и сдадут.

Кого уважают они теперь из европейцев. Одних русских, потому что одни русские оказались сильнее их волей и духом. Русские врачи ковыряли своими белыми руками в вонючих гнойных ранах абиссинских солдат, до которых абиссинец, считая это «кефу» (скверным), не прикоснулся бы ни за что. Гнойные раны заживали и солдат возвращался в строй. Русский кавалерист поручик Б-ч метался по Абиссинии, производя разведки с быстротой и энергией, превосходящей абиссинские, и вот его прозвали «огонь человек», «телеграф человек» и начали уважать.

«Уважать белого воина» — это очень, очень много для абиссинца».

К этой своей книге Петр Краснов приложил своеобразное руководство по общению с африканскими аборигенами. В нем были и такие строки: «Помни, что ты белый, человек высшей расы, и не теряй своего достоинства рукоприкладством и суетой. Олимпийское спокойствие внушит к тебе уважение».

После возращения из столь увлекательного приключения на другой континент, Петр Краснов уже не мог мирно проживать в своей уютной петербургской квартире. Его манили новые приключения и испытания. В самом начале двадцатого века Краснов посетил турецко-персидскую границу, Китай, Индию, Японию и Маньчжурию. После завершения всех этих длительных поездок по далеким странам, Краснов вернулся на родину, где был удостоен должности полкового адъютанта гвардейского Атаманского полка. В таком звании он и встретил начало Русско-Японской войны 1904—1905 гг.

Петр Николаевич Краснов, как и многие другие русские военные аристократы его времени, с пренебрежением относился к своему азиатскому противнику — японцам. В их представлении, война Российской империи против этой небольшой островной империи будет недолгой, и, обязательно, окончится победой русских. В газете «Русский инвалид» после начала конфликта между Японией и Российской империей стали появляться статьи Петра Николаевича Краснова под общим названием — «На войне». В этих письмах Краснов нередко выражал свое собственное отношение к японцам: «Весьма вероятно, что японцы грубо и жестоко обращаются с ранеными и с пленными, но это происходит оттого, что они не умеют обращаться хорошо… Никогда не надо забывать, что это дикари, лишенные главного достоинства дикаря — мягкости души».

Однако совсем вскоре обнаружилось, что японцы не только превосходно владеют оружием, но и прекрасно умеют воевать. Это обстоятельство несколько шокировало российскую военную элиту. Ярким примером тому стало Мукденское сражение в феврале — марте 1905-го года. «В Мукденском сражении русские потеряли убитыми 10 генералов, 2100 офицеров, более 58 тысяч нижних чинов. Без вести пропали два генерала, 310 офицеров. Еще 27 тысяч русских воинов попали в плен. Таких потерь русская армия не несла со времен скобелевских походов». Очень поздно, но к русским военным все-таки пришло отрезвление, и они поняли, что имеют дело не с азиатскими дикарями, а с вполне цивилизованной и хорошо организованной армией противника.

Сам Петр Краснов участвовал в этой войне лишь в качестве фронтового журналиста. На фронте он исполнял обязанности собственного корреспондента военной газеты «Русский инвалид». Однако статус журналиста не помешал Краснову испытать на себе все «прелести» настоящей войны. «… военкор так же лазит по окопам в грязи, в холоде, в сырости. Так же не досыпает и грызет те же сухари. Его также не пощадит осколок или пуля, как любого из воинов. Вот только строевой офицер получает ордена, чины, должности, льготы при поступлении в академию. Ранят его, глядишь, — вместе с рукой на перевязи, на груди уже белеет крестик Святого Георгия… А убьют военного корреспондента — никто и не заметит. Его кровь, его жизнь стоят не больше газетной статьи, которая живет, как известно, лишь один день». Однако за свою журналистскую деятельность Краснов все же был удостоен рядом престижных российских военных наград. Он получил орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и с бантом, а также мечи к уже имевшемуся у него ордену Святого Станислава.

После поражения России в войне против Японии, Петр Краснов несколько изменил свое предвзятое отношение к японцам. Вскоре после окончания Цусимского сражения 28 мая 1905 года, в ходе которой российская 2-я эскадра Тихоокеанского флота России была полностью потоплена, Краснов писал в газете «Русский инвалид»: «Войны ведутся не армиями и полководцами, а народом!». Тем самым молодой офицер признал высокую боеспособность и цивилизованность людей, которых он еще совсем недавно называл «дикарями».

После войны, Петр Краснов вернулся в Санкт-Петербург в звании подъесаула. В это время Краснов становится свидетелем начавшейся Русской революции 1905—1907 гг. Как потомственный военный аристократ, Петр Краснов воспринял все масштабные и кровавые события тех лет, как банальный бунт толпы. Для него эти революционные события, происходившие в Санкт-Петербурге и Москве, стали лишь обычными уличными беспорядками, которые, по мнению Петра Николаевича, нужно было как можно скорее подавить. «Клинки донских казаков нанесли мало вреда японцам. Зато вволю поплясали казачьи ногайки по спинам соотечественников — бастующих рабочих и бунтующих крестьян. Для Краснова события, получившие название „первая русская революция“, стали всего лишь отменным театральным представлением в Москве».

Ордена Петра Краснова за участие в Русско-японской войне.

После событий Русско-японской войны, Петр Краснов решает временно сократить свои литературные труды, и заняться своей физической подготовкой и военной службой. В 1907 году он поступает в Офицерскую кавалерийскую школу. После ее окончания остается работать в ней же инструктором. Своим прилежным трудом и разнообразными служебными навыками, Петр Краснов заслужил хвалебные отзывы от своего руководства: «Много раз бывал за границей. Знает иностранные языки… Работоспособность и энергия его, разумная инициатива строевой деятельности исключительные, поэтому всякое поручение исполняется этим штаб-офицером превосходно и с ярким оттенком высокого воинского духа. Прекрасный семьянин, чужд кутежей, азарта и искания популярности. Рассудительный, тактичный, настойчивый с сильной волей и характером, он пользуется авторитетом у сослуживцев и подчиненных. Бережливый к казенному интересу, одарен организаторскими способностями. Выдающийся штаб-офицер этот достоин возможно скорейшего выдвижения по службе и назначения командиром казачьего полка без очереди».

Вскоре начальник Петра Краснова, заместитель начальника школы, князь Багратион, вверяет ему в командование целый казачий полк. За новым назначением Краснов должен был отправиться в туркестанский город Джаркент (Ныне расположен в Казахстане). Именно здесь дислоцировался 1-й Сибирский казачий полк, которым Краснову довелось командовать с 1911 по 1913 годы. Во время командования этим полком Краснов совершил военную экспедицию в Китай с целью охраны там зданий русского банка и русского посольства. Однако за это время, ни в каких значимых военных действиях ему поучаствовать не удалось. В 1913 году несколько месяцев Краснов также успел поруководить 10-м Донским казачьим полком. В это время, ввиду большого количества свободного времени, он успел написать несколько значимых литературных трудов: биография А. В. Суворова, пособие по истории «Картины былого Тихого Дона», романы «В житейском море», «Погром», «Волшебная песня».

Командиром 10-го Донского казачьего полка Петр Краснов и встретил начало Первой мировой войны. Эту войну, начавшуюся в августе 1914 года, русское общество встретило с большим воодушевлением. Большие надежды на скорую победу в ней питало и правительство Российской империи. Русская пресса тех дней писала:

«Выступив защитницею Сербии и связав свою судьбу с судьбою славянства, Россия пошла навстречу германским планам и смело приняла брошенный ей вызов на смертный бой. Манифест Русского Царя, Его призыв русского народа на защиту родины, его обещание не слагать оружие до тех пор, пока хоть один неприятельский солдат останется на Русской Земле, — вызвали во всей стране высокий подъем патриотического энтузиазма. Ясная и родная каждому русскому гражданину идея войны — защита России и славянства — сразу сделала ее необычайно популярной во всех общественных кругах. Горячо отозвавшиеся на Монарший призыв к национальной самозащите, запасные идут в армию с бодрыми песнями и радостными криками „Ура!“».

Для Петра Николаевича Краснова начавшееся мировая война была отличной возможностью наконец-то принять участие в настоящих боях и продемонстрировать свою храбрость. Уже в первые дни войны он отличился в боях как превосходный солдат и офицер. 4 августа 1914 года казаки под командованием Краснова отличились в бою с венгерскими гусарами у железнодорожной станции Любеч на территории Украины. «Подпустив гусар на 900 шагов, казаки ударили густыми винтовочными залпами, рассекли пулеметными очередями… Через несколько минут колонны противника растаяли, скошенные фронтальным и фланговым огнем. Лишь на правом фланге два эскадрона гусар сомкнулись со встречной казачьей лавой. И тут бой был короток: венгры потеряли только убитыми более 500 кавалеристов, в том числе обоих командиров эскадронов — Кеменя и Микеша. Общие потери казаков — 60 станичников». За победу в этом бою Краснов был удостоен Георгиевского золотого оружия. Далее Краснов делает успешную военную карьеру на фронте. Уже осенью 1914 года он получает чин генерал-майора.

Русская общественность с восторгом встречала начало Первой мировой войны, ожидая больших успехов, всемирной славы для России и легких побед над врагом. Фото из российского журнала «Нива». 1 августа 1914 года. Толпа столпилась на Дворцовой площади Санкт-Петербурга, восторженно приветствуя императора Николая II.