Бесплатный фрагмент - Русская Атлантида

Синеус

Во всех учебниках истории в 19 веке были изображения кургана близь деревни Дружинниково Белозерского уезда, в котором по преданиям был погребен белозерский князь Синеус.

Этим событиям больше тысячи лет… Вы, наверное, знаете, что на Руси бывало немалого смут. А по какой причине они происходили?

Гордыня сначала вождей, а потом и народы одолевала. И не было на Руси большего врага, чем Гордыня… То одному вождю нашепчут на ухо, что он самый лучший, самый великий, что все остальные князья и холопы должны ему первому в ноги кланяться… И пойдет распря…

Есть несколько версий тех давних событий. Есть официальная, нормандская, которая говорит, что Русь пригласила скандинавских князей на правление, есть и другие. Я вам изложу ту, которая мне ближе и понятнее.

В древности был такой город Ладога. Стоял он на реке Неве, и потому называли его в летописях часто Невогородом. Многие его путают с Новгородом. Так вот правил этим городом князь Гостомысл Буревоевич. Он во многих странах и городах бывал. Говорят, под старые свои годы мудрости поднабрался.

Видит он, что обширные и богатые русские земли подвергаются нападениям и опустошениям со стороны врагов, а племена не могут меж собой объединиться, чтобы дать достойный отпор врагу. И решил он собрать всех вместе, чтобы, уняв Гордыню, жить в мире, по русской правде.

Но не успел, помер. Осталась Русь без единого управления. Опять пошли ссоры да распри, кровь безвинно полилась. Враги со всех сторон ломятся, народ в полон угоняют, грабят, жгут, насилуют.

И тут вспомнили завещание Гостомысла позвать на великое княжение Руси человека как бы со стороны — варяга Рюрика, который Гостомыслу приходился внуком от его дочери, как утверждают некоторые исследователи, выданной за море…

Он, говорят, к тому времени был авторитетным профессиональным военным из славянского племени Русь, которое жило на западном берегу Балтийского моря. А есть еще одна версия, что был он родом с озера Ильмень, со Старой Руссы Народ в Старой Руссе варил соль. Отсюда и название народа — варяги. То есть, племя, которое варит соль. А поскольку соль в те времена ценилась на вес золота, то обозы, перевозившие ее к местам торговли, надо было хорошо охранять.

Для этого требовалось умелое и дисциплинированное войско во главе с авторитетными и талантливыми военачальниками. Таковыми и были Рюрик и его братья — Трувор и Синеус. Они ездили по многим княжествам, бывали за морями, ездили далеко за пределы Руси, поэтому их знали и уважали…

В 862 году послы пригласили Рюрика на княжение. И Рюрик согласился, пришел и сел править в Старой Ладоге. А братья со дружинами отправились так: Трувор в старинный город Изборск на запад, а младший Синеус — в Белозерск, заперев тем самым водные ворота на Русь от немирного Запада. И с тех пор можно считать три эти города основой русской государственности.

В 862 году Синеус со своей женой красавицей Рогволодой и дружиной прибыл на Белоозеро. И, наверное, с этого времени заговорили о боевой славе белозер. Белозерский полк на протяжении почти тысячелетия считался украшением русского воинства… На Куликовом поле Белозерский полк принял на себя удар Мамаевой конницы и остановил ее ценой собственных жизней… И в битве под Полтавой, и на Бородино, и при Осаде Севастополя, и даже в битве под Москвой в сорок втором — всюду белозеры оказывали решающее влияние на победу…

А что стало с Синеусом? Синеус недолго правил Белозерским княжеством. Через два года привязалась к нему какая-то лихоманка или есть версия, что погиб в боях, был привезен домой погребен по обычаю того времени…

Первоначально для захоронения устроили сруб, в котором были и стол, и очаг, и ложе. Сюда сносились сундуки с драгоценностями, мехами, оружием, заводили коня и перерезали ему горло. На коня усаживали хозяина в дорогих одеждах, а уж потом входила в дом жена и принимала ради любви добровольную смерть… Таковы были представления о любви и верности в те времена.

Правда, женщина могла сохранить себе жизнь, но ей пришлось бы жить дальше в презрении всего племени. И вот Рогволода зашла в дом, легла на ложе и пронзила кинжалом свое сердце.

После этого курган засыпали землей… За тысячу с лишим лет курган многократно пытались вскрыть, чтобы завладеть богатствами Синеуса.

Копали ночами, потому что клады открываются обычно ночью. Да от людских глаз прятались. И когда казалось, что уже добирались до сруба, и до заветных богатств было рукой подать, просмоленные стены раздвигались сами, и из них выезжал на коне огромный всадник в сияющих доспехах и алом плаще. Вид его был настолько ужасен, что грабители в страхе разбегались или сходили с ума…

Уже в советские безбожные времена местный колхоз пытался устроить в кургане картофелехранилище. Но картошка в нем сгнила, а потом вовсе курган провалился и на месте его образовалось болото, в котором утонул не один искатель сокровищ…

Три реки

Вам никогда не доводилось хлебать уху на священном камне наших далеких предков на реке Сухоне? Рассказывают, что на этом камне пробавлялся стерляжьей ухой Петр Первый, когда на Север направлялся. И с ним свита в 90 человек на этом камне обедала.

В тридцатые годы камень взрывали, как мешавший судоходству. Поэтому 90 человек сегодня усадить на камне трудно. Но я с товарищами хлебал и не раз ушицу на этом святом камне и много всяких историй слышал о реке и камне Лось, колдующем воду…

Говорят, что силу свою камень тот сохранил и поныне: удивительно, вокруг его в радиусе пятидесяти километров нет змей. Везде есть, а тут нет их… Чудеса.

Да и река эта самая удивительная из всех, какие только бывают на свете.

Для начала скажу, что в одной нашей реке текут сразу три реки.

В самом своем начале, когда вытекает из озера Кубенского, она глубокая, полноводная, неспешная.

И зовется она там рекою Рабангой. Так назвали ее далекие наши предки, когда еще только формировался язык, и все мы общались на древнем санскрите, давшем миру индоевропейское языковое древо. «Ра» — это солнышко, свет, значит. «Бан» — путь, «га» — движение.

Далеко лежит путь реки — «бан», за тысячу с лишним километров до Белого моря, где по небу ходят «радужные водяницы» северного сияния, где «день и ночь длятся по полгода».

Так писалось в священных книгах «Ведах». Получается, что река наша — это путь к свету — на восток.

Она долгое время и течет на восток, «встречь солнцу», словно выискивая подходящее место для броска на Север. Ведь что бы попасть в «белопенное море Вараукаша», нужно реке взобраться на отроги Северных Увалов, промыть, прорезать их.

И вот недалеко от Тотьмы река поворачивает на Север, вгрызается в гряду Северных Увалов и прорывается на Северный склон их.

От Тотьмы меняет река свой характер, стремительно скатываясь с Северных Увалов, мелеет, то тут, то там обнажая золотистые песчаные косы… Вымывает в берегах гигантские каньоны — опоки высотой до 80—90 метров, обнажая земные отложения аж на 250 миллионов лет и течет по эпохе пермского периода — временами динозавров и гигантских водных хищников…

Стоишь, бывало на берегу ее в Опоках и ощущаешь себя каким-либо трилобитом триасского вымирания. До человека тебе еще далеко: предстоит пройти путь в миллионы и миллионы лет, прежде чем осознаешь себя, выйдешь на берега этой реки времени и дашь ей еще одно имя.

Здесь на Отрогах Северных Увалов название свое река меняет: отсюда она течет уже Сухоной, то есть рекой «легко преодолимой». И то, правда, в середине лета Сухону напротив Великого Устюга можно перейти вброд по колено, не смотря на ширину ее почти в километр.

За Устюгом, там, где Сухона вбирает в себя воды Юг — реки, течет наша великая река уже Двиной. Опять же в древних ведических сказаниях, в священной книге Махабхарате называется она Ардвисурой Анахитой, что по-русски в переводе с нашего общего языка древности санскрита звучит, как «река двойная чистая, непорочная» — «дви-на».

В прошлом веке теперь в 1995 году путешествовали по Сухоне наши ученые с индусскими санскритологами. Об этом мне рассказывала известный ученый Светлана Жарникова. И вот когда утром, выйдя на палубу, они увидели высоченные слоистые берега Опок, то в священном трепете упали на колени и молись, радуясь возвращению на родину предков…

И еще одно удивительное свойство имеет эта река: раз в год по весне она поворачивает свое течение от священного камня Лось и течет вспять, пока не наполнится склень Кубенское озеро. А потом, умиротворенная, поворачивает свои воды и течет покорно в студеное Белое море, сливаясь с водами великого Скифского океана, ныне Ледовитого, на дне которого, как предполагают некоторые ученые, лежат останки страны Дарии…

Древние греки называли ее Гиперборей

Ворота Гипербореи

На старинных картах XVI века вологодская земля украшалась удивительным гербом, который представлял из себя ворота с ведущими вверх ступенями. Ворота эти — ворота Гипербореи… Знакомство с теорией «северной прародины» открывает бездну интереснейших фактов. Она позволяет нам по-новому взглянуть на свою историю и обрести на законных основаниях землю далеких предков, которые жили здесь всегда.

О том, что Север — прародина славян, «корни которых уходят в глубины тысячелетий и затрагивают этносы, заселявшие Север Евразии», говорили М. В. Ломоносов, выступая против засилья нормандской теории в русской истории («Древняя Российская история» 1766 г), первый историк В. Н. Татищев, поэт и государственный деятель В. К. Тредиаковский, «русский гений» Н.Я.Данилевский в знаменитой книге

«Россия и Европа», судьба которого связана с Вологодчиной…

Геродот и Плиний писали о Гиперборее, стране великанов за Северным ветром. Француз Жан Сельмен Байи, академик трех академий, в XVIII веке утверждал, что «…Вся цивилизация мира пришла из Заполярья…». Он опубликовал 40 писем к Вольтеру, которые составили книгу « Арктида и Гиперборея». Эта книга вышла в России под редакцией д. ф. н. В.Н. Демина только в 2003 году.

Уильям Уоррен, ректор Бостонского университета в конце XIX века выпустил книгу «Потерянный рай или родина человечества на Северном полюсе». Книга эта была столь популярна, что выдержала десятки изданий, но только не в России.

В начале XX века опубликовал свои труды «Полярная родина в Ведах» индийский ученый-санскритолог Бал Тилак, который анализируя древнейшие тексты ведических преданий, убедительно доказал, что Полярный Север является прародиной современной цивилизации. Эта книга вышла в 1903 году и переведена была на все европейские языки, кроме русского. И только в 2000 году она вышла в России в переводе известного санскритолога Н. Р. Гусевой.

В 1910 году известный ученый биолог Евгений Елатич, серб по национальности, публиковал книгу «Крайний Север — прародина цивилизации».

В пятидесятых годах в Индии вышла книга Рахула Санскритьяна «От Волги до Ганга», в которой прослеживались пути ариев — пахарей с Севера до полуострова Индостан. На русский язык эта популярная книга не была переведена.

Об индоиранском и славянском родстве рассказывают в книге, вышедшей в издательстве «Палея» «Древность. Арьи и славяне» Н. Р. Гусева, известнейший индовед, С. В. Жарникова, А. П. Шастри, Н. Л. Членова, академик Б. А. Рыбаков. Полярной прародине человечества посвящены труды доктора философии, профессора В. Н. Демина, организовавшего несколько научных экспедиций на Кольский полуостров в поисках остатков древней цивилизации Гипербореи.

С. В. Жарниковой подготовлена фундаментальная книга исследований по этой проблеме, которая широко была представлена в различных периодических изданиях, на конференциях и симпозиумах. И на сегодня, у трудов Жарниковой не нашлось сколько-нибудь серьезных оппонентов. Накопленный за несколько тысячелетий материал о Полярной прародине сегодня для нас как никогда кстати. И для разработки туристических маршрутов, и для воспитания патриотизма, и укрепления.

Кстати, вышел в издательстве «Белые Альвы» четырехтомник С. Жарниковой, рассказывающий о прародине современной цивилизации.

По современным Северным Увалам

Более унылой осенней поры я не помнил. На стареньком, громыхающем подвеской автомобиле пересекали мы по отрогам Северных Увалов Вологодчину, пробираясь под самую застреху ее на северо-восток в крошечный городок Никольск.

.

Дорога была пустынна. Лишь изредка пролетал тяжело КамАЗ, груженный лесом или дачными срубами для Москвы, и снова тишина. Ни привычных для этой поры хлебных караванов, ни тракторов с трестой, ни машин с товарами для сельской глубинки.

Угрюмые, промокшие до мозга костей стояли по сторонам дороги разрушенные наполовину деревушки, в которых и жизнь, казалось, уже не теплится. И тяжелые хлеба по обочинам, не тронутые жаткой хлеба, куда ни кинь взгляд… Не хватало техники, не было горючего, запчастей… Да еще это небо, темным брюхом осевшее на пропитанную холодной влагой землю…

Унылая пора… Что впереди? Бескормица? Бесхлебье? Мор и глад? Конец тысячелетней России, конец бытия…

Скоро сама дорога отвлекает нас от тягостных дум

…Кажется, прошло всего мгновенье, а уже серый рассвет нехотя растекается из-за лесных увалов. Сыро, промозгло… Надо ехать.

Какая благодать лететь километров этак под восемьдесят, чувствуя под колесами уверенную твердь! Светлеет горизонт, и на сердце светлеет.

Где-то за Подболотьем видим на дороге женщину, глухо закутанную в платок. Она несмело поднимает руку.

Мы останавливаемся, и пожилая женщина, стесняясь причиненного неудобства, сырости, которую она принесла в кабину, раскаянно молит простить ее, «непутевую».

— Сегодня в пять утра из дома вышла, вот все иду. Иззябла. Шесть машин прошло — ни одна не посадила.

— А куда идете в этакую непогоду? — спросил я.

— На богомолье, милые, иду, да ноги худые стали, не несут меня, грешную. Не осилить, не успеть.

И она опять принялась извиняться.

— Вы лучше расскажите, кто вы и зачем вам нужно такие муки принимать? — стал спрашивать я.

Женщина оправила платок, посветлела лицом.

— Лежала я с одной женщиной в больнице, и рассказала она, что в их краях есть святое место — раньше там была чудотворная родовая сосна, потом церковь поставили, потом церковь уничтожили, а люди все равно ходят и молятся. И такой силой чудотворной то место обладает, что многих излечивает от болезней неизлечимых, — она вздохнула, переменилась. — А наш-то Рослятинский край — безбожный, все, что было святого, порушено. Люди про Бога забыли, себя забыли. В грехе-то, прости Господи, как свиньи в грязи. Работать негде, да и невыгодно, не платят ничего.

Прости меня, Господи, грешную… Рассказывать тошно. Вот я и решилась в Аргуново, на Бор идти, поклониться святым местам да у Бога прощения за всех попросить.

…Вскоре мы подъезжали к эту месту, куда стремилась на пассажирка. Машина взобралась на крутой угор, и взору открылась удивительная панорама. Неожиданно сквозь тяжеленные тучи прорвалось солнце, озарив холмы и долины. От всех деревень проселками, тропками, большим бетонным трактом стекались люди к небольшому холму с кладбищем и сосновым бором на вершине. Весь этот холм был заполнен такими вот старушками да редкими среди них стариками.

Радостно пестрели женские платки, слышно было пение псалмов, в центре толпы священник в праздничном облачении размахивал кадилом.

Мы простились сердечно с попутчицей, и она всем существом своим устремилась туда, где народ возносил молитву своему Творцу.

Я помнил историю этого места. Когда-то давно здесь стояла священная роща, и росла родовая сосна, которым поклонялись наши предки, не знавшие еще христианства. Потом рядом с ней выросла церковь.

Советская власть всевозможными способами боролась с продолжавшимся почитанием святого места на Борке возле аргуновской деревни Чернцово. В праздник Тихвинской иконы Божией Матери на всех дорогах, ведущих к Борку, патрули задерживали верующих, сажали в машины и отвозили в сельсовет.

На самом Борке, на соснах, устанавливали громкоговорители и включали музыку. Дорожку, по которой, по сложившейся традиции, на коленях богомольцы обходили вокруг разрушенной церкви, обливали мазутом.

Потом спилили сосну, взорвали пень этой гигантской сосны, щепки ее разнесло на десятки метров. Люди разобрали эти щепки и разнесли по домам. Говорят, они сохранили свои чудодейственные свойства до сих пор.

А что же Аргуново и окрестные деревни, как складывалась их судьба?

В советское время в деревне располагалось правление колхоза «Счастливый путь», были построены почта, клуб, столовая, механизированный парк, магазины, новая больница, новая школа, в церкви расположили хлебозавод и склады. В одном из экспроприированных купеческих домов расположили библиотеку, в другом оборудовали маслозавод. На окраине построен новый маслозавод, асфальтировали дороги.

Но тут грохнул девяносто первый. После развала СССР колхоз расформировали, маслозавод закрыли, колхозные земли запустели, хлебозавод закрыли, народ разъезжается кто куда.

С 1990 года весь Аргуновский край был практически уничтожен, как и большинство наших деревень, и по сей день оставляет жалкое зрелище…

Что же делать? Остается только уповать на помощь чудотворной иконы Божьей Матери. Хотя русская народная пословица говорит: «На Бога надейся, а сам не плошай!»

И вот прошлой весной я снова отправился на восток области. На этот раз погода играла всеми красками было тепло и радостно, и тяжелые думы уже не тревожил и так, как это было двадцать пять лет назад, хотя многие поля и хлебородные нивы бывших советских колхозов уже заросло мелколесьем.

…Я рассказал своему товарищу эту историю про сосну, церковь, чудотворный пень… и мы долго молчали. Потом товарищ философски заметил:

— Гитлер тоже думал, что он за две недели завоюет Россию.

— А Наполеон не предполагал, что закончит жизнь на острове Святой Елены, — подхватил я.

До Никольска оставалось километров сорок. До Шарьи -160, до Великого Устюга — 220, до Кич-Городка — 100.

Дорогой Ермака

Возможно, 460 лет назад этой водной дорогой и плыл на легкой лодке — долбленке будущий покоритель Сибири Ермак со своим отцом Тимофеем.

В Тотьме, согласно преданиям, они остановились, чтобы послать на освоенные земли крестьян, занимающимся солеваренным промыслом.

По Сухоне, которая медленная в своей половине, а за Тотьмой, сваливаясь с Северных Увалов, разгоняет течение, мы пошли быстро.

Далее дорога шла на речку Старую Тотьму, по которой нужно было подниматься около 50 километров.

— Я родился с ружьем в лесу на краю болота в районе Рикули с ружьем у костра. Хорошо. Стихия огня, рядом стихия воды, река… Когда еще такое случиться, — сказал для себя Андрей, парень сопровождавший меня.

По данным местных жителей нужно было для слияния рек Илезы и Вотчи километров сорок преодолеть. А после пробраться через болото на другое течение малых рек.

И вот она очередная мель. Глубина — десять, пять сантиметров.

На слиянии рек Вотчи и Илезы. В доме охотника нас ожидал старый знакомый предприниматель и охотник Владимир Кулепов

— А ходил все ногами, охота, лесозаготовка. Есть такие места в лесу — высилки под лошадь, как просека прямая. По преданию

ходили лодки с разных мест, с юга и с севера.

И большая Вотча и малая были доступны для хождения по водам. Весна еще не кончилась. К вечеру мы были на Юзе, откуда прямые дороги в Унжу а из нее в Волгу.

Робозеро

Мы находимся с вами на самом загадочном озере Вологодчины– Робозере. Его история описана в летописях Кирилло-Белозерского монастыря.

Вот что произошло здесь 460 лет назад. Это было 15 августа

между десятью и двенадцатью часами местного времени.

В это время народ Робозерской волости собрался в церкви. Много народа стояло на паперти, любовалось прекрасным озером. И вдруг…

Среди ясного неба появился огромный разжаренный шар.

Его был огромен. 40 саженей. Если перевезти в сегоднящные измерения этот шар был бы высотой с пятнадцатиэтажный дом.

Впереди его был дым, а впереди были два мощные прожектора-луча, которые обшаривали поверхность озера.

Люди страшно испугались, многие упали на колени, стали молится,

думая, что это конец света.

На озере были рыбаки. Они испугались, но превозмогая себя, попытались подъехать к этому огненному чудовищу.

Но этого сделать невозможно, поскольку шар и на воде была ржавая окалина. И видно было на всю глубину, на восемь метров, как бежала в испуге рыба по берегам.

Этот шар долго курсировал над озером, но один раз растворился, померк, исчез… Но появился в полу километре еще более страшный и ужасный. Итак, продолжалось до двенадцати часов дня.

Потом этот шар исчез, об этот была сделана запись в церковной книге и переведена она была в Кирилло-Белозерский монастырь, в котором и хранилось долгое время.__

Сегодня практически все уфологи мира знают про это Робозерское диво. Это, наверное, первый записанный факт неопознанного летающего объекта.

За Полярным кругом

Я не раз бывал на Кольском полуострове, который представляется мне волшебным ларцом, набитым до краев драгоценными каменьями.

Хочется переосмыслить еще раз увиденное и собранное в поездках, и написать о Заполярье книгу путешествий.

И вот только теперь понимаешь, как мало у нас времени, чтобы исполнить все задуманное и предписанное.

Мне кажется, что каждый, кто размышляет о времени, о себе, о месте, которое нам отведено на Земле, о бездне вечности, тот непременно должен побывать там.

Однажды дороги привели меня на знаменитую Семерку — геофизическую станцию на озере Поповском. Это озеро соединяется с большим Ловозером.

На Ловозере стоит Ловозерск, районный центр, являющийся столицей саамов, маленького загадочного народа оленеводов, который, как говорят специалисты, не относится ни к одной известной группе народов.

Я был у них в тундре, встречался с саамскими шаманами, которые едва не отправили мою душу в бездонные космические пространства. Саамы крайне простодушны и добры, капитализм, обогащающийся любыми средствами, буквально сводит на нет этот народ.

Дело в том, что в организме саамов нет ферментов, расщепляющих алкоголь, и достаточно сааму выпить несколько раз, как в организме запускается механизм зависимости от спиртного. Паленая водка с северного Кавказа свела на кладбище многие тысячи крайне малочисленных оленеводов саамов.

А за Поповским озером через перевал будет священное озеро саамов — Сейдозеро, на которое еще в двадцатых годах отправилась экспедиция ученых исследователей Александра Барченко искать осколки древней цивилизации — Гипербореи. Все члены экспедиции в 37 году были арестованы и расстреляны. Самого Барченко расстреляли уже перед войной.

Говорят, что ждали, когда он закончит отчеты по экспедиции.

Действительно, не простое место. Чего только нам только не рассказывали об этом озере. В то время на озере работала экспедиция В. Демина. Журналисты и писатели жаждали сногсшибательных открытий. Писали, что будто бы в каньоне озере существует переход в иное измерение, что там чаще всего встречается Афоня — снежный гигант, что отпечаток на скале, похожий на человека, с ладони которого прыгает олень — это тень сожженного верховным шаманом саамов атомным лучом Куйво, вождя племени из Скандинавии, пришедшего покорить маленьких людей.

Мы спускались в чашу Сейдозера, в которой был свой микроклимат. Озеро окружала настоящая тайга, тогда как за хребтом была тундра. Мне сказали, что в каньоне озера растет даже дикий виноград. И что озеро имеет подземные протоки, соединяясь с другими озерами, потому что часто в нем рыбы не бывает вовсе, а то вдруг появляется столько ее, что весло, опущенное в воду, буквально стоит…

Мы ездили сюда с местным учителем-краеведом искать следы снежного человека. Он сам вместе с учениками видел его, они даже преследовали этого Афоню, находили следы лёжек, помёт, в котором была шерсть съеденных им зайцев…

Афоня, которого в Ловозере встречают чаще, чем у нас депутатов в деревнях, меня не так удивил. Да мы его и не нашли, и не сожалеем об этом.

Но «семерка», геофизическая станция, меня потрясла. Трудно сказать, как выживали здесь ученые, оставшиеся без государственной поддержки. Практически без зарплаты они служили в этой тундре Родине и будущему человечества, проводя уникальные исследования ионосферы и космоса. Мало того, эти брошенные правительством люди спасали не только себя, но и культуру. Он и ставили спектакли и ездили в свободное время с ними по селениям Кольского полуострова. Безо всякой оплаты… А в это время в Москве грабили Россию и ввергали страну в хаос.

А ученые слушали космос. День и ночь слушали через огромные чуткие антенны наш бездонный космос. Холодный, бездушный. Я тоже надел наушники и был потрясен. Космос оказался наполненным самыми разнообразными, невероятными звуками. Он свистел, шелестел, скрежетал, поскрипывал, постанывал, похрустывал и подвывал…

Но, есть ли все-таки вселенские струны гармонии, о которых говорят все самые древние сказания этого мира?

Ой, ты, Воже

Старый капитан Андреев, открывший для меня Чаронду, прислал телеграмму: «Приезжай срочно. Написал песню о Родине». И я поехал. Как не поехать, если человек песню написал о родине.

Я тоже родину люблю, а песни у меня не пишутся. Может, люблю недостаточно…

А вот и вы не каждый песни пишет о своей родине? Тем более исторические вальсы в 28 куплетов с припевом у каждого куплета:

«Ой, ты Воже, Воже, Воже…

Воже — родина моя.

И Кириллов город древний,

Там живет моя родня…»

Сидим мы с Андреевым на крыльце, напротив у забора сложены стопочкой еловые мощные плахи, полы, видимо, решил менять….

— Видишь, плахи? — спрашивает он меня. — Каждая более центнера потянет. Можешь, такую плаху на плече унести?

— Зачем?

— Вот и ты, зачем? А просто так. Себя испытать. Я по весне их потаскал и сердце надсадил. Месяц в больнице лежал…

Я посмотрел на него с сомнением. Маленький, тщедушный…

Он взгляд мой перехватил.

— Что не веришь, что я такие плахи таскал? А хочешь, я их снова все обратно к сараю стаскаю?

— Верю, — остановил я его, — хотя и сомневаюсь…

— Это я сейчас такой хилый стал. А прежде… Я на Мариинке начинал грузчиком работать. Грузчики на реке в почете были и зарабатывали много. Так я на горбу своем по 200 — 300 килограммов таскал… — ударился Андреев в воспоминания. — У меня хорошая наставница была. Маруська.

…Вечер догорает в зареченских лугах. Пахнет сенокосом и некошеной медовой таволгой.

— Так ты мне песню-то сыграешь? Споешь?

— Рано еще. Вот завтра на Модлону съездим, на озеро Воже — оно же Чарондское, вот тогда и спою… Чтобы ты глазами увидел, о чем песня…

Олютинская стояла на берегу маленькой речушки, которая в тот год была настолько мелководна, что песчаные косы то и дело поднимались со дня и преграждали нам путь. Мы брали в руки весла и упирались ими в дно, чтобы преодолеть очередную преграду.

Мы отправились с моим самодеятельным композитором, прежде речным капитаном Анатолием Андреевичем Андреевым, смотреть его родину. Потому что песню, по его мнению, нужно было сначала увидеть. И вот мы плывем, как много столетий назад плавали наши предки, упираясь шестами-веслами в дно.

Дорогами для наших предков до недавнего времени были водные пути. Отсюда и слово «путешествие». Путь с шестом. Плывет лодочка неспешно меж крутых бережков, вместо весел — шесты. Упирается лодочник этим шестом в дно и перебирается по нему руками. И так, порой, сотни, километров скользит суденышко по воде, пока река не закончится. Дальше — волок.

Отсюда и слово — Заволочье. За волоками, значит

…Скоро мы выбрались с Андреевым в реку Модлону. Она была не широка, но вода ее была темна и глубока. Поразив меня новыми познаниями, Андреев запустил наш, отечественный «Вихрь».

Дальше мы пошли на моторе. Кругом были топкие берега, заросшие камышом и кустарниками. Невеселый, надо сказать, пейзаж. Но для птицы, зверя, эти камышовые джунгли могли быть раем.

Однажды мне подарили спил такого можжевелового дерева и сказали, что ему тысяча лет. В поперечнике спил был около тридцати-сорока сантиметров, но на нем ясно видно было бессчетное количество годовых колец.

…Модлона петляла, временами распадаясь на рукава, то снова соединяясь. Местность была совершенно дикой. На несколько часов пути мы не увидели ни одного человека на ее берегах, ни одной встречной лодки.

Я представил, что в древности здесь был оживленный торговый путь: из Белого озера через реку Ухтомицу до Волоцкого озера, далее лодки и суда перетаскивали в озеро Долгое, а из него попадали в реку Модлону, по которой мы плывем сейчас. Из нее в путь шел в озеро Воже, бывшее в те поры озером Чарондским., а уж из этого озера через реку Свить торговые караваны шестались в озеро Лаче, из него в реку Онегу и так до Беломорья…

Уже в сумерках достигли мы места, где стояла Андреевская избушка.

Левый берег Модлоны был низок и зарос камышом. Какой-то ручей или малая речушка впадали в реку тут, слышно было сонное крякание уток, плеск воды в камышах. Река кипела жизнью.

В потемках я распустил леску короткой удочки, наживил червяка и опустил удочку за борт. Наверное, насадка не достигла и дна, как я почувствовал, что на мой крючок попала большая рыба. Я подсек и вытащил в лодку крупного леща. Я забросил снасть снова. И снова крупный лещ оказался у меня на крючке.

— Достаточно, — сказал Андреев. Уха будет знатная.

Мы спали на еловом лапнике. Под бок мне забралась андреевская лайка и посапывала в ухо, и сам капитан тоже похрапывал. Я проснулся часа в три от криков совы.

Спать уже не хотелось. Я вышел на волю. Огромная красная луна зависала между сосен и казалось, что можно подойти к ней и потрогать рукою. Летучие мыши черными тенями метались по лунному диску, потом, как в замедленной съемке пролетела сова.

Удивительно было, как луна оказалась в лесу? Рядом с избушкой…

Я пошел к ней. Но через несколько шагов загадка открылась. Избушка стояла на высокой песчаной гриве, поросшей сосняком.

Грива закончилась, передо мной внизу текла река, видимо, это был рукав Модлоны. А дальше шла низина, заросшая осокой и камышом. Луна, все такая же багровая и огромная все так же зависала над миром.

Я вернулся к другому краю нашего соснового пристанища. Занимался неуверенный рассвет, отблески его играли в темных водах реки. В том месте, где я вчера ловил лещей, в устье ручья шла какая-то неустанная работа. На воде плавились круги жирующей рыбы, тростник, хотя ветра не было, волновался.

О Чаронде я не только слыхал, но даже летал над нею, когда мы снимали с Сашей Сидельниковым фильм о судьбе крестьянства в 20 веке. Кто не поленится может найти в интернете фильм «Преображение». Селение это в два десятка домов, с церковью на берегу гигантского озера Воже, с огородами с другой, зажатое болотами и отрезанноеый от мира реками, поражало своей отрешенностью от мира.

Считается, что это селение было организовано в 13 веке на торговом пути из Волги в Беломорье Скорее всего рыбацкая деревня была здесь всегда. Чего ж не жить здесь человеку, коль рыбы полно, зверя в лесу хватает, и даже землицы клочок есть, чтобы наростить овса да репы… Но вот с развитием торгового пути, а это был кратчайший путь на Север с выходом на заграницу, Чаронда стала быстро развиваться.

На этом пути стояло два селения, жизнь которым дала эта удивительная дорога. Самый известное — Каргополь. Но трехсот километровый участок от Белого озера до Каргополя был пустынным. Единственная рыбацкая деревня -Чаронда, отвоевавшая на топких берегах озера Воже песчаный уголок, стала опорным, перевалочным пунктом этого пути. Ее жители промышляли рыбой, проводили караваны по Модлоне и Свити, занимались торговлей.

Такое положение обеспечило Чаронде развитие. Ее расцвет пришелся на XVIII век — в 1708 она получила статус города, став центром Чарондской области, которая была включена в состав Архангелогородской губернии. В те времена здесь было более 1000 дворов, около 10 000 населения.

Но XVIII век стал концом водно-волоковых путей. Была построена Мариинка, потом Северо-Двинский канал герцога Александра Вюртембергского. Сухопутные дороги стали достаточно совершенными, чтобы доставлять грузы.

Городом Чаронда была всего пол века — в 1770-х годах она снова стала селом, а к революции 1917 года здесь жило уже менее 1000 человек. Город, ставший «неперспективной деревней», постепенно умирал.

…Андреев завел мотор, и мы снова поплыли по Модлоне, пугая уток и петляя средь бескрайних просторов осоки и камыша… Часам к десяти Модлона распустила многочисленные свои рукава и мы вышли в озеро. Просторы его поражали. Шестьдесят километров в длину, до восемнадцати в ширину. Где-то справа в озеро впадала самая крупная река — Вожега, на которой километрах в десяти от Устья начинались деревни.

И мне казалось, что она повторяет и повторяет раз за разом одну фразу:

— Не — Во — же — я –а- а… Не — Во-же — я- а- а.

Наконец. я встал и пошел на берег. Волны бежали под моими ногами, словно озеро пыталось дотянуться до меня…

— Ну, хоть ты-то скажи людям: «Не Воже — я- а, не Воже-э-э», — шептало оно устало.

— А как? Как зовут тебя, водяное ты, чудо?

Озеро снова вздохнуло, откуда издалека набежал белый барашек волны, обдавший меня фонтаном брызг:

— Ча-ро-ндское я, Ча-ро-ндское… — Услышал я.

Андреев даже разомлел от воспоминаний. Только я никак не мог представить целующихся грузчиков, которые перетаскивают на себе по 400 килограммов каждый.

— Да, что там Маруська! — Разошелся Андреев. — У нас на Мариинке был грузчик Ваня Угольский. Так он на спор на пристани «Устье –Угольское» вынес бочку вина в 600 килограммов весом…

— А на что спорили?

— На бутылку водки…

Вечер догорает в зареченских лугах. Пахнет сенокосом и некошеной медовой таволгой.