Бесплатный фрагмент - Рупит

«У нее свой голос…»

Маргарита Петрова… Это имя если не слишком известно широкому кругу читателей, то среди тверских литераторов и представителей культурной сферы, особенно краеведов, оно давно на слуху. Не только благодаря поэзии Маргариты Алексеевны — этот сборник у неё уже пятый, её публикациям в периодической печати, неизменному участию в традиционных «Каблуковских чтениях» под Тверью, но и по общественному служению.

Лирические стихи землячки своеобычны. Они отличаются сдержанностью, выверенной стилистикой, точностью выражения мысли и чувства. Возможно, это связано с родословной Маргариты Петровой — если её отец (фронтовик) русский, то мама наполовину немка, наполовину эстонка. «У неё — свой голос», — справедливо заметил живущий в Вологде известный русский писатель, публицист, поэт Геннадий Сазонов (у него тоже родовые корни в андреапольском краю), передавая поздравления по поводу принятия Маргариты в Союз писателей России.

Примечательно, что с годами поэзия Маргариты Петровой приобретает всё более патриотическое, гражданское звучание. Не в последнюю очередь это связно с испытаниями, что выпали на долю России и нашего народа.

Местная власть не баловала её своим вниманием. Зато недавно общероссийское общественное движение «Россия православная» отметило Маргариту Петрову медалью имени русского философа Ивана Ильина «За развитие русской мысли». В этом — заслуженная оценка Маргариты Алексеевны и как литератора-педагога, и как просветителя, неутомимой, бескорыстной, самоотверженной общественницы.

Преподаватель русского языка и литературы (окончила филфак Тверского госуниверситета), она много лет работала учителем и директором сельской школы, была журналистской районной газеты.

Однако, плюс ко всему, ещё четверть века возглавляла поэтический клуб «Светлячок» при районной библиотеке. Без малого семь лет являлась ответственной за выпуск снискавшего признание среди тверских литераторов и краеведов культурно-просветительского вестника «Двинский бережок». Подчеркну, не переставая писать талантливые стихи, часть из которых представлена в этом сборнике. Так держать, Маргарита Алексеевна!

Валерий Кириллов, писатель, публицист, заслуженный работник культуры России, лауреат национальной премии «Имперская культура»

Мой маленький город ещё не заметил урона

Август

Мой маленький город ещё не заметил урона,

Ещё палисадники в буйном и пестром цвету.

Всё так же чубаты и зелены плотные кроны,

И солнце жарою исходит на знойном посту.

Но чаще задумчиво смотрят в просторы поэты,

И зреет в их душах какая-то тайная грусть.

И бабочки жмутся к сараям, чуланам, поветкам,

И полнит корзины осенний пружинистый груздь.

Всё толще и гуще над утренней речкой туманы,

Муштруют к отлёту родители юных стрижат.

В нагретых садах веет яблочно-винным дурманом,

И, в цвете меняясь, рябины свой час сторожат.

Теплом убаюкан, к дождям не готов и растерян

Тревожно глядишь самолёту летящему вслед.

И с лёгкой печалью предчувствуешь всё же потери.

Как жаль, что и ты, мой несбывшийся, в этом числе.

Тихий хмель повсюду колобродит

За щекой квадратик шоколадки,

От кулей свободная рука.

Ах, сентябрь, какой ты нынче сладкий,

Мятной ватой в небе облака.

Я плыву сама себе хозяйка

В Бабьем лете рыбкой золотой,

И витают невесомой стайкой

Нотки-рифмы, грезя высотой.

Тихий хмель повсюду колобродит:

Позабыв про восемьдесят лет,

Мужичок по имени Володя

Вдруг оставил свой велосипед

И сидит на детской спортплощадке,

Оседлав спортивный тренажёр.

Ветерок разглаживает складки —

Он сегодня сказочный гримёр.

Молодеют лица, мысли, души…

За перо скорее — и пиши!

Только прежде впитывай и слушай,

Как мгновенья чуда хороши.

Марфино лето

Тикают часики, тикают быстрые,

Нынче в неделе три дня,

Хронос ловушки для времени выстроил,

Цепка его западня.

Я упираюсь локтями, коленями:

Издревле бабам Руси

Небом назначено днями осенними

Вечного счастья просить.

Белая магия бродит тропинками —

Бабьего лета завет,

Марфина пряжа летит паутинками,

В тихую прелесть зовёт.

Нить сребровласая в росах алмазовых,

Поздней любви торжество…

Удостоверено древними сказами

Марфиных дней волшебство.

Горстка тепла средь ненастья осеннего,

Время «шаров золотых»,

И одиноких сердец притяжение…

Месяц медовый притих.

Тикают часики, тикают часики…

В утробе пасмурного леса

В утробе пасмурного леса,

Куда, плутая, забредёшь,

Накроет призраков завеса,

Смутит мистическая дрожь.

Ты рассуждать уже не в силе

И от ауканья охрип,

Глядит собакой Баскервилей

С березы старой чага-гриб.

В гигантском вывернутом корне

Почивший в море трав-мурав

Оставил след как на заборе

Огромный птичий динозавр.

И в древнем пне под хвойной лапой,

Твою погибель затая,

Замрёт, свернувшись тихой сапой,

Олега Вещего змея.

За солнцем сердце закатилось

В предчувстве гибельной судьбы…

На кой жюльен, скажи на милость,

Такой ценой искать грибы?

Les grand minor*

Осенней грустью полон день июля,

Под нудный дождь желания уснули,

И «Шербурские зонтики» лишь фон

Для моего душевного минора.

Забудусь под Легранов саксофон

Сомнамбулой в руках гипнотизёра.

А за полночь, стуча на фортепьяно

По крышам-клавишам, ворвётся ветер пьяный —

Испуганного города тапёр.

И серп луны наточенный и острый,

Фатальней чем карающий топор

Блеснёт из тучи — встрёпанного монстра.

А что за тучей? Говорят, таится

Спокойный свет, и в нём ушедших лица,

И нет вранья, предательства, тревог.

И зарубцуется земная рана

На той последней, главной из дорог

Под светлой грустью музыки Леграна.

Les Grand Minor* — в переводе — большая грусть (читается ле гран минор).

Деду хочется романтики

Деду хочется романтики,

В шесть свидание уже,

Дама питерская в бантиках

Ждет с корзинкой на меже.

Третий день в лесу кокеткою

Горожанка — самый сок,

Дразнит ягодною веткою

От греха на волосок.

Дед красивый и осанистый,

В семьдесят ещё ходок:

«С городских бабёнок станется», —

В подреберье холодок.

Показалось — вот мгновение

Брать удачу за бразды,

Намекает он со рвением:

Мол, не портим борозды.

Весь услужливый и вежливый,

К плечику почти приник…

А в ответ вполне насмешливо:

«Ох, Иваныч, вы шутник».

Зря он сыпал прибаутками,

От волнения охрип:

«Чувства, барышня, не шутки вам,

Старый конь — не старый гриб».

Гимн косе

Не накосишь триммером корове,

Разве сено — травяная пыль,

В вековом её природном зове —

Медленно жевать степной ковыль.

Да и я не вижу в деле проку,

Тут в косьбе не творческий момент,

Приучает к лени и пороку

Хитрый современный инструмент.

Это не коса хорошей стали,

Что как драгоценность бережёшь,

В руки взял — и мышцы зазвучали,

И по телу озорная дрожь.

Развернул плечо — на сердце радость,

Взмах — и в уши сладкозвучный «вжик»,

Зуд в плече и то косцу услада,

Проверяет силушку мужик.

В трескотне моторной неуместной

Сочинится гимн простой косе,

Зазвучит признанием невесте

Звон литовок в утренней росе.

Под навесом моего балкона

Под навесом моего балкона

Ласточки устроили гнездо,

И с последней гаснущей звездой,

С первым светом в высях небосклона

Вижу их стремительный полёт.

Кажется, резвятся развлекаясь,

В небе им, беспечным, так легко,

Хочется достать до них рукой,

Взмыть за этой бесшабашной стаей

На крутой вираж и разворот.

Но не всё, что мнится нам, реально,

И не так уж лёгок птичий день.

Их полёт — не шоу для людей,

А высокий зов, почти сакральный:

Там в гнезде потомок пищу ждёт.

Малыш

Лишь вчера он оторвался от дивана

И от ручки братика надёжной,

А сегодня сделал осторожно

Первый шаг в пространстве очень странном:

Слишком зыбком и готовом накрениться.

Но цветочкам-солнышкам так рад он —

И отважно бросился за братом,

Хоть большая по поляне ходит птица.

Убегает даль жемчужно-золотая.

Взмыл восторг то ль всхлипа, то ли вздоха —

Первый свой цветок срывает кроха

В небывалом, самом первом в жизни мае.

Наблюдает дед с улыбкой тонкой сцену,

И в усах теряется тревога:

Далека, малыш, ещё дорога…

Он восторгам первым знает цену.

Из домашней пряжи

На ладошке-варежке из домашней пряжи

Звёздочка небесная села отдохнуть.

«Это и не звёздочка», — грустный скептик скажет.

Ты не слушай, милая, отдохни и в путь.

Белую, пушистую ветерок подхватит,

Закружит, вплетёт тебя в вихревой поток.

Где-то там в неласковой чужеземной хате

У окошка мальчик мой, дорогой росток.

Снег там — диво-дивное, выпал и не тает,

Не по-русски жиденький, но среди двора

Внук мой по наитию кругляши катает,

Снеговую невидаль лепит детвора.

Звёздочка, что с варежки, мальчику подскажет:

Вместо глаз — очочки, сделай на ходу…

Помнишь ли ты вязанки из домашней пряжи?

Пусть хоть бабой снежною я к тебе приду.

Нырну в поющую метель

Нырну в поющую метель,

В иную странную реальность —

Она тоннель и менестрель,

Дорога к ладу и тональность.

Как ослепителен наркоз,

Как гармоничен этот хаос!

Здесь нет ответов, всё вопрос,

Без имени, как вечный Дао.*

В сторонке призрачно мелькнёт

Обледенелое окошко,

В нём лампа пламя шевельнёт,

Но не призывно, а сторожко.

И вдруг из хаоса пурги —

Доверчивый лубочный домик.

Ему пора вернуть долги,

Так протяни к нему ладони.

*«Дао вечно и не имеет имени» в Дао Дэ Цзин.

Декабрь 2021

«Память поля»*

Где-то в пространстве живут всех времён миражи,

Им, бестелесным и вечным, там вольная воля.

Кроной утраченной, призрачной, тополь дрожит,

Он сохранён нерушимою «памятью поля».

Ловят учёные оптикой сложной их след,

Но записали явленье в разряд аномалий.

В миг озаренья прочтут только маг и поэт

Тайны незыблемых, всем недоступных, скрижалей.

И зазвенит колокольцем тревожный сигнал,

Руку потянет к перу, разлинуют бумагу

Вихри метели косой, что и свет не видал,

Хлынет стихия на лист опьяняющей брагой.

А за окошком такая стоит тишина,

Месяц весёлый спокойною силой лучится…

Лаской обманной неверная дарит жена —

Через неделю и вправду стихия случится.

*«Память поля» — гипотетическое поле, рождающее «хрональные миражи». Иначе, то, что когда-то существовало, зафиксировано временем навсегда и проявляется в виде нечеткого призрачного следа, будь то люди, предметы, их части.

А в Торопце снегопад

А в Торопце снегопад —

Вязаный, ручной и тёплый

Ластится к оконным стёклам

И танцует невпопад.

Невесомым полотном

Зависаешь с ним в нирване

И залечиваешь раны

В благолепии сплошном.

Вдруг закрутит, белый свет

Плотным саваном опасным

Оплетёт, и вновь неясно —

Ожидать ли новых бед?

А бесчинствовать устав,

Отпрядёт метель, навяжет,

У подъезда тихо ляжет

Белой кошкой без хвоста.

Снова светлый тронный зал,

Новые приобретенья

И потери бледной тенью —

Свой у всякого финал.

Снег меня с тобой связал.

Ждём

В окно смотреть совсем не хочется,

Природа сдвинулась с ума,

И непогода злой налётчицей

Опустошает закрома.

Нетерпеливая и алчная,

Пока подельник-вихрь не стих,

Сметает листья стаей галочьей,

Не дожидаясь золотых.

И сентябрем недораскрашены

И в недозрелости странны

Бунтуют листья будто граждане

С орбиты сбившейся страны.

Я вглядываюсь в междустрочия,

В экран, линованный дождём,

Там мы, наставив многоточия,

Чего-то

              ждём,

                         ждём,

                                    ждём.

Хандре осенней не переча

И я который день подряд

Лечусь микстурой не аптечной,

Ведь всё на свете скоротечно,

Лишь звёзды вечны, говорят.

С. Большенкова

Хандре осенней не переча,

Прими мой дружеский совет:

Увы, и у звезды свой век,

Хоть и длинней, чем человечий;

Дождись спокойно светлой встречи.

Совсем немного и излечит,

Накрыв ажурной вязью плечи,

Поля и крыши, поймы рек,

С ледком, схватившим их под вечер,

Новорождённый чистый снег,

Что по-младенчески доверчив.

Второе сентября

То циклоны, то антициклоны,

То «плюс тридцать», то сразу «двенадцать»,

И бреду я вчерашним клоном,

Мне в «сегодня» никак не вписаться.

На вчерашний загар приозёрный —

В подсознанье ещё столько сини —

Так некстати дождь крупнозёрный,

Угадали синоптики — «сильный».

В нафталинах лежат где-то шапки,

На веревочке в ванной — купальник,

Строить планы — что мостик шаткий,

Нет и ближних, не то что дальних.

А вот ласточки чуткие знали —

Только пёрышко их под балконом,

Рано отбыли в тёплые дали.

Ну а я вот — вчерашним клоном.

Животворящие дожди

Весенние обвальные дожди.

Под них уютно и волшебно спится,

Всплывают чередой родные лица

И тропочки, которыми ходил.

Дышать легко, покой и аромат,

Знакомый с детства и слегка забытый,

Приметы обожаемого быта

Обрадуют, а не насторожат.

И чудится: мгновенье подожди —

И вдруг прольют верней, чем неизбежность,

Хранимую в душе годами нежность

Животворяще-юные дожди.

Жара

Утром выползаю на гряду

Отпоить чуток свою рассаду.

Говорят, ещё мощней грядут

Градусы по цельсию. И аду,

И хозяину кромешной тьмы

Я пообещаю откупиться

Помидором в Аидову пиццу,

Чтоб жара не иссушила Тьмы

И паслён мой мог хоть чуть напиться.

21.06.21

***

Каждый день всё меньше снега,

Воздух слаще и пьяней,

И в душе томится нега

Ожиданья теплых дней.

Планы заменив мечтами,

Спать ложишься, вдохновлён,

И луна в оконной раме

Сказочный навеет сон.

И, обманут звонким утром,

Вдруг проснёшься сам не свой —

На корнях бывалых, мудрых

Молодой взойдёшь травой.

30 марта 2021

Душно, томно

Душно, томно, воздух вязкий,

Не даёт прохлады тень.

В ожиданье грозной встряски

Замер, затаившись, день.

Но мгновенье не предскажешь:

Ярко, яростно и вдруг

Вскроет небо в жирной саже

Огневой трескучий круг.

Понесёт, закуролесит —

Грохот, струи, дрожь земли…

Ты безличен, нетелесен —

Хоть убей, хоть весели.

Сам — испуг и вдохновенье,

Сам — чарующая страсть,

И готов в одно мгновенье

Воспарить или пропасть.

Гефест картавит нехотя

Гефест катает нехотя горохом «Р» во рту,

Решает — разразиться ли грозою:

Ругнуться ярко-весело, как грузчики в порту,

Украсить небо огненной гюрзою?

Но что-то мляво, муторно под морось-пелену

(Нептун-скупец поскряжничал на влаге),

И вместе с человеками у лености в плену

Вздремнул кузнец — момент не для отваги.

Но час придет — очнётся и громами загремит

В плаще лиловом вольного покроя…

На подвиги гефестовы не растерял лимит

и мой герой застенчивый, и тянет как магнит

окно моё. Иди скорей, открою.

*Гефест — Бог огня и кузнечного ремесла. В Гефестовой

кузнице создаются громы и молнии.

Сюжет из Бредбери

Спрессованная тишина.

Зонтом означено пространство.

Бесшумный дождь — как это странно.

Пустой проулок. Я одна.

И двухэтажек домино,

Мосток забытой детской зыбкой

Застыли в маревном и зыбком

Беззвучном фэнтези-кино.

Сюжет из Брэдбери — один

Остался ты на всей планете,

Во всем огромном белом свете

Себе и раб и господин.

Нет! Нет! Немедленно назад!

В тот мир неидеальный, грешный,

Где суета, разборки, спешка,

Где выбирать орёл иль решка,

Где нам решать, что неизбежно —

Кромешный ад иль райский сад.

20 сентября 2022г.

Небо вымело ветром

Небо вымело ветром —

Лютой будет зима,

Фиолетовым фетром

Ночь одела дома.

Стонет дом под напором —

Вот сорвёт провода,

Хитрым ласковым вором

В дверь крадётся беда.

Всё тревожнее вести

В щель несёт сквозняком,

И соседям повестки

Подписал военком.

Встанут грудью герои,

Как велось на Руси.

Спрячь за снежным их роем,

Ангел белый, спаси.

В плену подмен

Включаю «Музыку дождя» на Яндекс Дзен.

Как быстро учимся мы жить в плену подмен.

Утратив запахи и вкус, потребность встреч,

На аватарку шлём совет себя беречь.

А по стеклу стекает дождика река,

Напрасно тянется к твоей моя рука —

Перебираешь кнопки пульта, занята.

Жизнь натуральная такая маята.

С моей Двиной сольётся всё ж твоя Межа,

Кораблик брошу — доберётся не спеша.

Стоишь ты где-то на опасном берегу,

Держись, приеду — от беды уберегу.

Белые ночи

Пять утра. Июнь у середины.

Столько света! Бьёт в любую щель.

Повалявшись вяленой сардиной,

Оставляю сбитую постель.

Не годится прежний распорядок,

Хоть расписан день от сель до сель.

Суетится дедушка у грядок,

Под стрехой стрижиной карусель.

Мне б поспать — легла почти под утро,

Призрак белоночья вводит в грех.

Что мне делать с этой камасутрой,

Роем строк летящей из-под стрех?

Ох, горька ещё калина

Ох, горька ещё калина,

На неё не спрос пока,

И на солнышке невинно

Рдеют нежные бока.

Только мчатся мимо птицы,

Хоть обилен урожай,

Ей до срока так ютиться.

Горько поутру дрожат

На кистях рубины-слезы:

Чем же я не хороша?

Как ей знать, что лишь в морозы

Зов пошлёт её душа

Тоньше, чем в элитных винах,

Что гурманы льют в бокал.

Стаи ринутся к калине…

Твой бы Птах не опоздал.

За бравадой скрою я растерянность