Бесплатный фрагмент - Рубиновое сердце

Пролог

Тесное помещение каменного подвала, освещённое единственной тусклой лампочкой, производило гнетущее впечатление. И это впечатление только усугублялось брызгами крови на выщербленных пулями стенах, пороховым дымом, сизыми пластами плававшим в воздухе — и трупами, старым тряпьём лежавшими у дальней стены. Эхо недавних выстрелов, казалось, до сих пор летало под мрачными, давящими на голову и разум сводами, и шум работающего на улице, у входа в дом, автомобиля был не в силах заглушить его.

— Жива! — резанув по натянутым нервам казацкой шашкой, внезапно раздался женский крик, заставивший вздрогнуть всех присутствующих — за исключением, естественно, мёртвых. — Жива! Господь оборонил меня! Жива!

Яков Михайлович Юровский, комендант дома особого назначения — бывшего дома купца Ипатьева — поймал на себе несколько вопросительных взглядов красноармейцев и молча кивнул. Лязгнул затвор винтовки, но вместо выстрела раздался сухой щелчок — все патроны, до единого, были уже израсходованы. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, красноармеец Нетребин взял винтовку наперевес и, подойдя к поднявшейся на ноги горничной, всё ещё сжимавшей в руках спасшую её подушку, вонзил ей в живот штык. Женщина пронзительно завизжала. Сплюнув, к Нетребину подошёл Кабанов и, примерившись, ударил горничную своим штыком в грудь. Ойкнув, Анна Демидова умолкла и, широко открытыми глазами посмотрев на убивавших её мужчин, словно всё ещё не могла поверить в происходящее, обмякла. Красноармейцы одновременно выдернули поддерживающие её тело штыки, и женщина мешком повалилась на пол. В ту же секунду тихо застонал раненный царевич Алексей.

— Да что ж это такое! — в сердцах воскликнул Юровский и, стремительно приблизившись, выпустил в голову мальчика три оставшиеся в его маузере патрона. Алексей медленно сполз со стула к ногам мёртвого отца.

— Осмотрите остальных! — не оборачиваясь, глухо приказал Юровский. Вперёд из ряда расстрельной команды выдвинулись Ермаков и Медведев — представители Красной Армии, в чьи обязанности и входило удостовериться в смерти всех членов царской семьи. Переходя от тела к телу, они ненадолго склонялись над ними, щупали пульс, проверяли дыхание и зрачки и шли дальше. Рядовые, утратив интерес к происходящему, закурили, двое из них, раненые отрекошетировавшими от стен пулями — одному зацепило шею, другому прострелило ладонь, — отправились наверх. Юровский статуей застыл над царевичем, всё ещё сжимая свой маузер, и взгляд его, туманный и отрешённый, блуждал где-то далеко от этого страшного места.

Быстро разобравшись с прислугой и царской четой, Ермаков и Медведев перешли к их дочерям. «Господи, прости нас, грешных», — мысленно перекрестился Ермаков, опускаясь к распростёртой на полу Анастасии. На груди княжны виднелось пулевое отверстие, вокруг которого по ситцу белого платья расплывалось кровавое пятно. «Ей же и шестнадцати, поди, нет! Как моей Алёнке…» Словно услышав его мысли о дочери, Анастасия открыла глаза.

— Спа… сите, — еле слышно прошептала она. — Ради… Христа… Я… не хочу… умирать.

Её рука медленно, преодолевая непомерную слабость, приподнялась и скользнула за залитый кровью корсаж платья. Через мгновение девушка извлекла из-под него золотую цепочку с рубином, расколотым попавшей в него пулей пополам.

— Возь… мите, — вкладывая эти обломки в ладонь оцепеневшего Ермакова, просипела Анастасия. — Это всё, что… у меня есть…

В её глазах блеснула слеза, и девушка, вздохнув, потеряла сознание.

— Жива, что ли? — заметив заминку Ермакова, спросил Медведев, возвращая его к реальности.

— Вроде… да, — нехотя отозвался Ермаков и встал, незаметно сунув рубиновую брошь в карман галифе.

— Эта тоже, — кивнул на распростёртую у его ног Татьяну, вторую дочь царя, Медведев. И, подняв свой «кольт», спустил курок. Девушка вздрогнула и замерла, теперь уже навсегда. Как будто во сне, Ермаков достал свой наган. «Как моей Алёнке», — причиняя почти физическую боль, пульсировала в его голове пойманной птицей не прошенная мысль. И Ермаков, прицелившись чуть выше линии волос княжны, выстрелил. «Только не кричи» — взмолился он в душе, и Анастасия — или Бог — его услышал. Девушка, пребывавшая в беспамятстве, не шелохнулась и даже не застонала, оставшись без кусочка скальпа, зато — живой. Кровь из раны мгновенно пропитала её волосы и залила лоб, так что понять, куда именно выстрелил Ермаков, стало теперь совершенно невозможно.

— Закончили? — спросил Юровский, всё ещё не сводивший глаз с трупа Алексея.

— Закончили, — отозвался Ермаков, чувствуя, как подаренная брошь — плата за жизнь! — жжёт его карман.

— Пётр Захарович, — обратился к нему Юровский. — Проследите за захоронением. Я поручаю это вам.

И, не оглядываясь, стремительно вышел из проклятого подвала. Ермаков вздохнул и посмотрел на ожидавших его приказов красноармейцев.

— Принесите одеяла. И позовите внешнюю охрану — пусть пособят…

Часть 1

1

Сделать три шага вперёд, потом два направо. Протянуть руку, нашарить выключатель. Включить. Зажмуриться от яркого света, наотмашь хлестнувшего по глазам, вслепую шагнуть влево. Сдавленно матюкнуться, шипя от боли в разбитой о ножку трюмо ноге. Застыть, с бешено колотящимся сердцем вслушиваясь в звон многочисленных флаконов и пузырьков и дожидаясь, пока глаза привыкнут к новому освещению. Поднять веки — и снова застыть, заворожёно глядя в направленное между глаз дуло дорогого охотничьего ружья.

— Стоять! — без всякой необходимости — Костик и так не двигался, даже не дышал — сказал тот, чья фигура смутно вырисовывалась за матово блестевшим стволом. Калибр этого ствола, кажется, приближался к калибру главного корабельного орудия — миллиметров семьсот, не меньше — и Костику вовсе не хотелось получить из него заряд дроби прямо в лицо. Потому он послушно выдохнул: «Стою» — и медленно, стараясь не делать резких движений, поднял руки…

…Влип Костик в эту историю, можно сказать, случайно. Вообще кражи были не по его профилю. Куда больше он предпочитал иметь дело с прекрасной половиной человечества в дорогих побрякушках и с не менее дорогими гаджетами. Наделённому врождённым обаянием и недюженным актёрским талантом Костику ничего не стоило подцепить этих дурочек в каком-нибудь ночном клубе и раскрутить их на секс, чтобы поутру бесследно исчезнуть со съёмной квартиры — вместе со всеми цацками, конечно. А через пару дней материализоваться в другом клубе и повторить всё с другой курочкой, несущей золотые яйца. Дело было плёвое, приятное и выгодное одновременно, и Костик никогда бы не изменил своему амплуа, если бы…

Если бы не Вероника.

Познакомился он с нею, как всегда, в клубе. Высокая брюнетка в обтягивающем коротком чёрном платье, выгодно подчёркивающем ее великолепную фигуру, в чёрных, в сеточку, чулках и чёрных же туфлях на таких умопомрачительных шпильках, что у Костика перехватило дыхание и закружилась голова, сразу же бросилась ему в глаза, едва он только посмотрел на танцпол. И больше он не смотрел уже никуда и ни на кого, понимая, что этот вечер, а главное, эта ночь станут для него особенными.

Вернув — с некоторым трудом — себе самообладание, Костик проскользнул между трясущихся словно в эпилептическом припадке пар и с дежурной улыбкой, от которой таяло самое неприступное сердце, приблизился к извивающейся почти что в эротическом пароксизме девушке.

— Влад, — представился Костик, напрягая голосовые связки, чтобы перекричать все те неисчислимые децибелы, что обрушивал в зал какой-то модный ди-джей.

— Катя, — представилась Вероника, не прерывая своего танца и лишь мгновение поколебавшись, окидывая Костика таким же оценивающим взглядом, каким окидывал всего минуту назад её он.

— Почему одна? — прокричал Костик, ловя ритм и вписываясь в танец девушки с той лёгкостью, которая достигается только постоянной практикой.

— Потому что не с кем, — прокричала Вероника, безразлично пожимая плечами, и ослепительно улыбнулась полными, накрашенными сочно-рубиновой помадой с блеском губами. А под этой улыбкой на золотой цепочке явно дизайнерской работы — такую в ювилирке не только не купишь, но даже не найдёшь — не менее ослепительно и сочно блестел настоящий крупный, с фалангу большого пальца, рубин, огранённый в виде неправильной капли — или половинки сердца. То, что это именно рубин, а не шпинель или, не приведи Господи, гранат, намётанный глаз Костика определил сразу, и его сердце даже не затрепетало, а завибрировало просто с сумасшедшей скоростью. Рубин, конечно, не брюлик, но и он потянет тысяч на сто пятьдесят, а вкупе с цепочкой и на все двести. Обычный вечерний улов Костика ограничивался цифрой раз в десять-пятнадцать меньшей. Хотя, к чести сказать, полгода назад он уже срывал такой же банк — и тоже на рубине… Смутное воспоминание забрезжило в голове Костика, но девица словно бы случайно задела его своей тугой грудью, и воспоминание кануло в Лету, уступая место совсем другим мыслям.

— Класс! — выдохнул Костик и чуть-чуть сократил разделявшую их дистанцию, исподволь направив девицу в сторону бара.

— А то! — подмигнула Вероника-Катя, сделав вид, что не заметила маневров Костика, и послушно отступая в нужном ему направлении.

Когда до бара оставалось уже не более десяти шагов, Костик, не прекращая танцевать, склонился поближе и со всей возможной небрежностью предложил:

— Выпьем?

— А то! — повторила девица и вновь подмигнула. Приобняв ее за талию, Костик выволок Веронику из толпы и, заприметив зазор между толпившихся у стойки любителей выпить, решительно вклинился в него.

— Два махито! — крикнул он бармену — неулыбчивому бритому амбалу, на чьих гипертрофированных мускулах едва не лопалась фирменная клубная футболка. Когда заказ с поистине волшебной быстротой был выполнен, Костик поднял свой стакан.

— За знакомство! — провозгласил он, буквально тая от предвкушения как утреннего барыша, так и ночной прелюдии.

— За знакомство! — не стала отнекиваться Вероника. Её карие, почти чёрные глаза излучали какой-то мистический свет, и Костик тонул в них, как в каком-то не менее мистическом омуте. Пытаясь вернуть себе ясность мысли и избавиться от наваждения, Костик сделал большой глоток махито, ещё один… и только тут сообразил, что с напитком что-то не так. Скривившись, он поставил стакан на стойку и едва сдержался, чтобы не сплюнуть.

— Слишком много лайма, — прокомментировал он, вновь погружаясь в такие манящие, завораживающие глаза Вероники.

— Слишком много клофелина, — покачала головой она, перестав улыбаться. И, словно Костика здесь не было, повернулась к возникшему подле нее бармену.

— Скажи Славичу, что клиент готов. Пусть грузит в машину — и на хату. И сам не задерживайся, понял?

— Понял, — кивнул бармен и двинулся вдоль стойки к сидевшему на противоположном её углу амбалу, похожему на него, как брат-близнец. А девица вновь повернулась к пялящемуся на нее с раскрытым ртом Костику и холодным, далеко не романтическим голосом заявила:

— Ну, вот, Костя, мы с тобой и отправляемся ко мне в гости. Ты же ведь этого и добивался, верно?

Костик, даже не удивившийся, что девица знает его настоящее имя, тупо кивнул — и понял, что совершил непоправимую ошибку. От этого простого движения клуб вокруг него завертелся с бешеной скоростью, что-то сдавило ему виски и что-то в них хрустнуло. Костик попытался встать — и повалился прямо на девицу, уткнувшись лицом ей в лиф. И свет для него погас…

2

Пробуждение Костика оказалось не из приятных. Его голова дико трещала, как зажатый в тисках спелый арбуз, в глазах двоилось, а плечи горели огнём, вывернутые под неестественным углом.

— Очухался? — поинтересовался голос, показавшийся Костику знакомым. Кое-как собрав разбегавшиеся в разные стороны глаза воедино, Костик посмотрел на говорившего и узнал бармена из клуба. Тот вальяжно развалился на колченогом стуле сбоку от стола, на котором, как мог видеть Костик, зловеще блестели инструменты, подозрительно похожие на хирургические.

— Очухался, — заметив этот взгляд, удовлетворённо ответил сам себе бармен. — А то я грешным делом боялся, что перестарался с таблетками. Если бы ты склеил ласты раньше времени, хозяйка мне не простила бы.

— Где я? — разлепив пересохшие губы, еле слышно спросил Костик. Одновременно он попытался пошевелить руками, чтобы уменьшить боль в вывихнутых плечах, но добился прямо противоположного: его руки оказались до предела заведёнными за спину и вздёрнутыми вверх на верёвке, перекинутой через проходящую под потолком трубу и натянутой так, что стоять приходилось на цыпочках, вытянувшись в струнку. Дёргаться в таком положении было явно противопоказано, и, сглотнув и постаравшись погасить приступ паники, Костик обмяк и спросил чуть погромче:

— Где я?

— Тебе точный адрес сказать или обойдёшься общими сведениями? — насмешливо прищурился бармен.

— Общими… для начала, — прохрипел Костик.

— Ну, тогда ты в полной жопе. В такой полной, что мне тебя даже немножечко жаль.

Костик помолчал, переваривая эту информацию. То, что он действительно в жопе, он, конечно, сообразил уже и сам, но получить подтверждение этого факта из уст похитителя оказалось все же крайне неприятно. Паника, с которой он почти справился, вновь подняла голову, и Костик, стараясь отвлечься, сказал:

— А какой же тогда точный адрес?

— Такой, что он может стать последним в твоей жизни, — вклинился в их беседу новый голос, и Костик, с трудом повернув голову, уставился на вошедшую Веронику. Несмотря на свое незавидное положение, Костик не мог не признать ее чертовской привлекательности, и без всякой злости, а просто отдавая дань традиции, бросил:

— Сука.

Вероника кивнула, соглашаясь.

— Ты даже себе не представляешь, какая я сука.

Костик помолчал, собираясь с мыслями. И спросил:

— Что вам от меня нужно?

Вероника приблизилась и, встав перед ним, приподняла пальцем цепочку с рубином.

— Узнаёшь?

Ее голос изменился, став напряжённым, даже жёстким, и Костик понял, что ответ на этот вопрос для неё очень важен. А учитывая обстоятельства, этот ответ был важен и для него, и Костик честно попытался реанимировать свою память. Но на её месте зияла огромная чёрная дыра, и, промучившись с минуту, он признал свое поражение.

— Нет, — покачал головой Костик, внутренне сжавшись — обычно допрашивающие очень не любили подобных ответов и часто стимулировали допрашиваемых не самыми гуманными методами. Однако Вероника, похоже, ещё не исчерпала запас своего терпения, потому что, вздохнув, медленно произнесла:

— В апреле в клубе «Сохо» ты познакомился с девушкой, на которой была такая же брошь. После этого знакомства она этой броши лишилась.

— В апреле… — задумчиво повторил Костик, и воспоминание, тенью скользнувшее по его сознанию накануне в клубе, наконец-то оформилось полностью, обрело вещественность и зримость. Тот рубин действительно был похож на этот, но только в зеркальном отражении, словно два камня были половинками единого целого.

— Было, — не видя смысла отпираться, кивнул Костик.

— Где сейчас эта брошь? — сверкнув глазами, подалась вперед девушка.

— Понятия не имею, — честно ответил Костик. Вероника несколько секунд пристально изучала его, потом повернулась к бармену.

— Действуй. Только не увлекайся, как в прошлый раз — мне он нужен живой. И с членораздельной речью.

— Да кто ж знал, что у того спортсмена такое хилое сердце? — обиженно пожал могучими плечами бармен.

— Про этого мы тоже ничего не знаем, так что не усердствуй особо. Ясно?

— Ясно, — кивнул бармен и, взяв со стола нечто непонятное, но выглядевшее весьма пакостно, поднялся на ноги. Вероника едва заметно поморщилась и направилась к невидимой Костику двери, находившейся у него за спиной.

— Позови меня, когда он вернёт себе… понятие, — хмыкнула она на прощание, и бармен кивнул, злорадно оскалившись. Глядя на эту усмешку, Костик понял, что он пропал, и задёргался, как рыба на крючке.

— Э-эй, подожди! Катя!

— Что, Влад? — подчеркнув ложное имя пленника, спросила Вероника.

— Я говорю правду! — извиваясь на верёвке в тщетных попытках развернуться к девушке лицом, закричал Костик. — Я понятия не имею, где сейчас рубин! Я сдал его скупщику, получил бабло — и всё! А куда после этого его сплавил барыга, я не знаю!

— Имя барыги и его адрес? — быстро спросила Вероника.

— Меньшой! — задыхаясь от боли, которую он причинял себе сам, выпалил Костик. — То есть Меньшов Николай Фёдорович, Хлыновский тупик, четыре!

— Ты с ним работал без посредников? — не давая времени на раздумья, резко спросила девушка.

— Что? — не понял Костик, в глазах которого уже темнело, а в голове во всю маршировал взвод барабанщиков.

— Он тебя знает? — переформулировала свой вопрос Вероника.

— Да!

— Сними его, Борис, — кивнула девушка бармену, выглядевшему слегка разочарованным. — И вызывай Славича — поедем к этому… Меньшому.

— А этот-то нам зачем? — Борис указал всё ещё зажатой в руке хромированной хреновиной на Костика, обвисшего в полуобморочном состоянии.

— Затем, — усталым тоном пояснила Вероника, — что барыга незнакомых людей и на километр к себе не подпустит. Так что «этот» — наш пропуск и наша отмычка одновременно.

— Ясно, — кивнул Борис. Со звоном уронив хреновину обратно на стол, бармен достал из кармана выкидной нож и, шагнув к Костику, перерезал удерживающую его верёвку. Костик охнул и мешком повалился на пол, не замечая слёз облегчения, ручьём хлынувших из его глаз.

— Вставай, отмычка, — легонько пнул его в бок Борис, складывая нож и пряча его обратно в карман. — Барыга ждёт…

…Въехав во двор указанного Костиком дома, Славич припарковался за черным «Лендкрузером» с тонированными стёклами и заглушил мотор.

— Иди, — обернувшись с переднего сиденья, сказала Вероника Костику. Тот на секунду замешкался, но, получив чувствительный тычок локтем от сидевшего рядом с ним Бориса, открыл дверь и поспешно выскользнул наружу. Постоял, вдыхая полной грудью сырой, наполненный уже осенними запахами воздух, и двинулся к знакомому подъезду. Набрал код нужной квартиры и отступил на шаг, чтобы оказаться в поле зрения миниатюрной камеры, вмонтированной в косяк так умело, что не знающий человек ни за что не догадался бы о её существовании.

— Костик? — кашлянул через минуту домофон.

— Я, дядя Коля. Привет вам от отца, — условленной фразой ответил Костик.

— Большой привет? — поинтересовался домофон.

— Такой примерно, — сказал Костик и, подняв руку, продемонстрировал рубин. Вероника долго не хотела отдавать ему камень, пока Костик не убедил ее, что Меньшой работает только с эксклюзивным товаром и на что-нибудь другое может не клюнуть. Сам Костик обращался к Николаю Федоровичу всего два раза: с антикварным браслетом, снятым им с какой-то тёлки в «Жаре», и с тем самым, первым, рубином. Остальные цацки, добытые неправедным трудом, Костик сбывал через скупщиков попроще, которые сами предпочитали не связываться с раритетами — слишком уж заметными они были. Меньшов же такими предрассудками не страдал, специализируясь именно что на раритетах, и платил за них всегда настоящую цену. А вот куда, за сколько и кому он потом продавал эти раритеты сам, оставалось тайной за семью печатями. И эту тайну Костику сейчас и предстояло выяснить.

— Входи, — отозвался домофон, и магнитный замок щелкнул, открываясь. Костик задержал воздух, как перед прыжком в ледяную воду. И, потянув тяжелую стальную дверь на себя, вошёл…

3

Дверь в квартиру Меньшого открыл не сам Меньшой, как обычно, а незнакомый белобрысый паренёк лет двадцати в чёрной кожаной куртке и вытертых синих джинсах. На Костика он смотрел с непонятной усмешкой, кривившей его тонкие нервные губы, а в серых глазах стыл лёд, от которого у Костика по спине побежали мурашки. Несмотря на молодость и далеко не богатырскую стать, паренёк был опасен, и Костик, почуявший эту опасность, настороженно спросил:

— А где дядя Коля?

— Там, — мотнул головой себе за плечо паренёк и посторонился, освобождая дорогу. — Проходи… племянничек.

— Да нет, я лучше в другой раз… — осторожно попятился от двери Костик, не сводя глаз с рук белобрысого. Руки были белые, ухоженные — и пустые, но это ничуть не успокаивало, скорее наоборот. И потому Костик пропустил момент, когда позади него выросла массивная фигура и хриплый, словно сорванный голос произнёс:

— Сказано же — проходи. Вот и проходи, не задерживай.

Мощный толчок в спину проиллюстрировал эти слова наглядно, и Костик буквально влетел в квартиру, мимо усмешки белобрысого, ставшей ещё шире — и ещё неприятнее. Пропустив внутрь двухметрового, с такими широченными плечами, что ему пришлось повернуться чуть боком, качка, паренёк аккуратно прикрыл дверь и, повернувшись к Костику, протянул ему раскрытую ладонь.

— Давай свой «привет». Быстро!

Костик и не подумал брыкаться. Достав из кармана рубин, он безропотно вложил его в ладонь белобрысого и поспешно отступил вглубь коридора. Не обращая на него внимания, паренёк посмотрел сквозь камень на свет и удовлетворенно кивнул.

— Сойдёт.

Костик, который, отступая, оказался у раскрытой двери в зал, скосил на нее глаза и почувствовал, как у него засосало под ложечкой. В комнате царил полный бедлам: вся мебель была сдвинута со своих мест, ковры, картины, а кое-где и обои сорваны со стен, ящики комода и письменного стола выдернуты из ниш и разбросаны по полу вместе со своим содержимым. А посреди этого погрома в кресле со связанными за спиной руками неподвижно сидел хозяин квартиры, и лишь непримиримый блеск его правого глаза — левый совсем заплыл, превратившись в еле заметную щёлку на фоне огромного кровоподёека, наливавшегося уже пугающей чернотой — говорил о том, что Меньшой ещё жив.

— Что с ним делать будем? — просипел качок, отрывая Костика от созерцания и возвращая его на грешную землю… на которой, вполне могло статься, он доживал последние минуты.

— Пусть пока посидит вместе со своим «родственничком», — хмыкнул белобрысый. — А там будет видно.

Кивнув, качок молча шагнул вперёд — и что было сил врезал Костику поддых. А сил у качка, как выяснилось, было предостаточно. Переломившийся пополам Костик буквально завязался узлом вокруг его пудового кулака — и тут же взмыл под потолок коридора, чтобы через секунду свободного полёта с грохотом приземлиться на пол уже в зале, отбив колени, локти и лоб одновременно. Воздух, со свистом вылетевший из его лёгких после удара, теперь никак не желал возвращаться обратно, и, хватая его широко раскрытым ртом — с сомнительным успехом, однако, — Костик «поплыл». И даже не дёрнулся, когда присевший рядом с ним на корточки качок заломил ему руки за спину и начал деловито заматывать их серебристым скотчем. Закончив, он легко, как котёнка, поднял Костика за пояс брюк и, отнеся его поближе к Меньшому, кулем свалил к его ногам.

— Посторожи племянника, дядя, — хмыкнул качок и повернулся к ещё одному человеку, находившемуся в комнате и не замеченному Костиком.

— Ну, что?

— Пусто, — поспешно отозвался тот, втягивая голову в плечи и дрожа, как осиновый лист.

— Так не бывает, — лениво возразил белобрысый, появляясь в дверях. — Чтобы у барыги — да не было сейфа или хотя бы тайника — нет, не бывает такого. Плохо ищешь, баклан.

— Х-хорошо ищу, — заикаясь от нешуточного испуга и бледнея, промямлил «баклан». — Я всё уже обстучал дважды — н-нету!

— Спроси-ка у Меньшого еще разик, Сеня, — приказал белобрысый, недобро сощурившись, и качок, ухмыльнувшись, склонился над Николаем Федоровичем, занося кулак.

— Нет у меня сейфа! — сквозь стиснутые зубы процедил Меньшов. — Он мне просто не нужен. Я работаю с уникальными, эксклюзивными вещами, а их по определению не может быть много. Две-три в год — и все!

— Ты не кипешись и на небо тайгой не ехай, — одёрнул его белобрысый, перестав улыбаться. — Две-три цацки в год — да разве на это проживёшь?!

— А много старику нужно? — неловко пожал плечами Меньшой. Белобрысый закусил губу и задумчиво оглядел комнату. Даже до погрома она не отличалась богатством обстановки, теперь же — тем более.

— Ну, допустим, — медленно, с заметной неохотой признал парень. Немного подумав, вытащил рубин Вероники и, держа за цепочку, покачал им перед глазами Меньшого. — А на сколько тогда потянет эта муля?

Николай Федорович профессионально прищурился, оценивая камень, и назвал именно ту сумму, на которую рассчитывал накануне Костик:

— Сто пятьдесят — сто семьдесят штук.

— Ладно, — вновь повеселел белобрысый. — Считай, что мы тебе поверили и благодари своего «племяша» за то, что он, так сказать, купил тебе — да и себе тоже — здоровье. Валим отсюда, — приказал он своим подельникам. Качок-Сеня на миг задержался, всё ещё не опуская занесённый кулак и словно раздумывая, не завершить ли начатое.

— А если заложат? — поинтересовался он, буравя Меньшова тяжёлым взглядом. Парень оглянулся.

— Скупщик краденного и вор? Кому они нас могут заложить? Мусорам? — он рассмеялся, как будто услышал хорошую шутку. Сеня пренебрежительно сплюнул и, махнув рукой, признавая его правоту, потопал к выходу. За ними, чуть замешкавшись, двинулся и «баклан», довольный, что всё закончилось без «мокрухи». Начавший уже более-менее нормально дышать Костик поднял прояснившиеся глаза как раз вовремя, чтобы узнать Сашку-Ферта — карманника, промышлявшего в тех же клубах, что и он сам. Заметив взгляд Костика, Сашка-Ферт смущённо кивнул ему и развёл руками, словно извиняясь за происшедшее и давая понять, что сам он тут ни при чём. Однако задерживаться и развязывать пленников он не стал, торопливо юркнув в коридор — своих подельников он явно боялся. Хлопнула, закрываясь, входная дверь, и Костик с Меньшовым остались одни.

— Жив? — спросил Николай Федорович, скосив вниз здоровый глаз.

— Жив, — ответил Костик и начал извиваться, пытаясь освободить руки. Через пару минут ему это удалось и, встав, он оглядел путы Меньшова. Поняв, что развязывать скотч слишком долго, сходил на кухню за ножом и, вернувшись, разрезал липкую ленту. Вытащив руки из-за спины, Николай Федорович растёр затекшие запястья и сказал то, что ему посоветовал белобрысый:

— Спасибо, Костик. Ты действительно появился очень вовремя.

— Вообще-то, не очень, — пробормотал Костик, раздумывая, как ему теперь объяснить пропажу рубина Веронике. А то, что она будет не слишком счастлива узнать об этом, он знал наверняка.

— Жаль, конечно, камушек, — словно прочитав его мысли, заметил Меньшов. — Но жизнь ведь дороже, верно? К тому же легко пришло — легко и ушло.

— Да как сказать, — совсем тихо ответил Костик. — Не так уж и легко, на самом деле… Вот что, Николай Федорович. С вами очень хотят поговорить люди, которым и принадлежал этот рубин. Надеюсь, вы мне не откажете в такой малости?

— Люди, говоришь… — настало время задуматься Меньшову. Он осмотрел свою разгромленную квартиру, без слов напоминавшую о последнем визите в нее незнакомых «людей», но потом всё же кивнул.

— А, где наша не пропадала! Веди сюда своих людей!..

4

— Я не барыга, хотя и покупаю краденое, — рассказывал Меньшов через полчаса, сидя на кухне и потягивая — в терапевтических целях — коньяк. — Я — посредник, осуществляющий связь между похитителями и теми, кто хотел бы вернуть похищенную вещь обратно.

— Никогда о таком не слышала, — покачала головой Вероника. Она была собрана и спокойна, хотя подбитый глаз Костика, заплывавший почти таким же роскошным синяком, как и у Николая Федоровича, и расцарапанная щека говорили о том, что всего несколько минут назад спокойной она не была.

— А об «ограблениях века» ты когда-нибудь слышала? — покрутив коньяк в своем бокале и пригубив его, спросил Меньшов. Вероника кивнула.

— А о том, чтобы их раскрывали?

— Н-нет, — запнувшись, неуверенно ответила девушка и, подумав, удивлённо добавила: — Никогда не слышала! Но богатые коллекционеры…

— Такие идиоты, конечно, встречаются, — не дал ей договорить Николай Федорович, — но их крайне мало. Куда чаще в дело вступают такие люди, как я, выкупающие похищенную вещь и возвращающие ее законному владельцу. Скрыть факт похищения бывает уже поздно, а вот факт возвращения — запросто. Что, кстати, большинство владельцев и делает.

— Зачем? — пожал плечами сидевший рядом с Костиком Борис.

— Чтобы обезопасить вернувшуюся вещь от повторных посягательств, — взглянув на бармена с некоторым недоумением — ему самому это казалось само собой разумеющимся — пояснил Меньшов.

— Так, значит, вы сможете договориться о возвращении и моего рубина? — даже не пытаясь скрыть охватившее ее волнение, спросила Вероника. Николай Федорович печально вздохнул.

— Вряд ли. Мне показалось, что эти… люди… не слишком склонны договариваться с кем бы то ни было.

— Как же они вышли на вас?

— Так же, как и вы, — усмехнулся Меньшов. — Их привёл знакомый мне человек — и я поплатился за свою доверчивость.

— Мы их разыщем, — протянув руку через стол, успокаивающе погладил Веронику по плечу Борис. — Славич запомнил номер их тачки, так что никуда они от нас не денутся.

— Ладно, — кивнула, соглашаясь, девушка и вновь взяла свои эмоции под контроль. Немного помолчав, она вернулась к тому вопросу, ради которого, собственно, они и приехали к Меньшову.

— Полгода назад этот, — Вероника подбородком указала на притихшего Костика, — продал вам такой же рубин, какой был у меня. Где он сейчас?

— Вернулся к хозяйке, разумеется! — вскинулся оскорблённый в лучших чувствах Меньшов. — Мне чужого не надо!

— Странно, — потеребила мочку уха Вероника. — Анжела мне об этом ничего не говорила, а я ведь ради нее перетрясла всю Москву, чтобы найти вора.

— Анжела? — удивлённо воззрился на нее Меньшов. — Но хозяйку звали Александра Сергеевна, а не Анжела!

— Вы ничего не путаете? — с сомнением посмотрела на него девушка.

— Да с чего мне путаться-то? — сердито отмахнулся от такого предположения Николай Федорович. — Маразмом я ещё не страдаю. Александра Сергеевна Журавлёва, урождённая Яковлева, пятьдесят девятого года рождения… Я предпочитаю знать, с кем имею дело, — заметив изумлённый взгляд девушки, слегка чопорно заявил Меньшов.

— И адрес её вы, наверное, тоже выяснили? — боясь спугнуть такую удачу, вкрадчиво поинтересовалась Вероника.

— Вообще-то, да, — кивнул, внезапно смутившись, Николай Федорович. — Уж очень эффектная женщина, доложу я вам! Не удержался.

— И где же живёт эта эффектная женщина? — затаив дыхание, спросила Вероника.

— Новорижское шоссе, 28.

— Квартира?

— Это особняк. Очень дорогой особняк, однако! — криво усмехнулся Меньшов, и Костик понял, что надежды посредника сблизиться с его клиенткой натолкнулись на айсберг социального неравенства и пошли ко дну, как «Титаник».

— Поэтому вы ей и поверили? — саркастически фыркнула Вероника, которой не было никакого дела до любовных переживаний сидевшего напротив неё старика. Николай Фёдорович вскинулся, как от удара.

— Обижаете, барышня! Я профессионал, и в моей работе одной веры недостаточно. Я проверил её историю, и она показалась мне достоверной. По крайней мере, некоторые факты ее подтверждали.

— Какие факты?

— Например, то, что рубин достался Журавлёвой по наследству от её бабки. А в сохранившейся описи царской сокровищницы есть упоминание о рубиновой броши в виде сердца работы Карла Болина.

— Причем тут царская сокровищница? — растерянно уставилась на Меньшова Вероника.

— При том, что бабка Александры Сергеевны никто иная, как Великая Княжна Анастасия, младшая дочь царя Николая Второго Романова!

— А разве их… не всех? — после долгого потрясённого молчания рискнул спросить Костик.

— Не всех, — понял его Николай Федорович. — Костей царевны под Екатеринбургом, на месте захоронения царской семьи, так и не нашли, а Александра Сергеевна говорила, что пуля попала прямо в камень, расколов его надвое, и это спасло её бабке жизнь. Что было с нею дальше, Анастасия Николаевна никому не рассказывала, но мне известно, что некая особа, выдававшая себя за княгиню Анастасию, провела в сталинских лагерях более двадцати лет, пока её не признали простой сумасшедшей и не оставили в покое. По времени, вроде бы, всё сходится. Да и рубин, который я получил от тебя, подтверждал этот рассказ — его скол действительно похож на след от пули.

— Офонареть можно, — выдохнул Костик. Вероника обожгла его яростным взглядом и решительно хлопнула ладонью по столу.

— И тем не менее эта ваша… Александра Сергеевна лжёт! Рубины принадлежат нашей семье, передаваясь из поколения в поколение, по крайней мере, лет девяносто!

— А до этого? — прищурившись, посмотрел на неё Меньшов. — Кому принадлежали эти рубины раньше?

Вероника открыла рот — и закрыла, потрясённо уставившись в одну точку.

— В гражданскую… — наконец, с трудом выдавила она. — Отец, когда дарил нам с сестрой камни, говорил, что его прадед, наш с Анжелой прапрадед, привёз их с гражданской войны…

— Вот видите, — кивнул Николай Федорович, мягко улыбнувшись. — Даже это сходится. Один к одному!

— Это ничего не меняет! — вспыхнула, очнувшись, Вероника. — Камни наши, и плевать, кому они принадлежали до этого!

— Боюсь, нынешним их владельцам тоже на это плевать, — вздохнул Меньшов, осторожно потрогав свой синяк.

— А это мы ещё посмотрим, — недобро сощурившись, с угрозой произнесла, или, скорее, прошипела Вероника. — как только я доберусь до этих отморозков, что стащили мой рубин — так и посмотрим. А с Александрой Сергеевной, думаю, мы договоримся.

Костик опустил глаза в стол. Он чувствовал себя виноватым перед девушкой за пропажу ее рубина, и теперь разрывался между этим чувством вины — и своеобразной солидарностью, связывающей людей его профессии. Вина победила и, не поднимая взгляда, Костик сказал, вспомнив слова Вероники о нем самом:

— Я знаю «отмычку» этих отморозков. И знаю, как его найти.

— Так что же ты молчал?! — вспылила Вероника, и Костик, памятуя о ее более чем резкой реакции на неожиданные известия, инстинктивно прикрыл лицо руками. — Едем!..

5

Сашка-Ферт пил. К этому делу он подошёл со всей ответственностью, обставившись целой батареей разнокалиберных как по объёму, так и по крепости их содержимого бутылок, и Костик понял, что, опоздай они хотя бы на час — и добиться от Сашки внятных и адекватных ответов было бы уже невозможно.

— Алё, гараж! — окликнул Костик Ферта и брезгливо отобрал у него очередной — пятый? пятнадцатый? — стакан. Ферт поднял на Костика затуманенные глаза, и искра узнавания на секунду рассеяла в них алкогольную мглу.

— П-прости, Костик, — промямлил Ферт, качая осоловевшей головой, и пьяная слеза скатилась по его щеке. — Я… я не виноват, м-ня… ик!.. заставили.

— Кто тебя заставил? — обрадовавшись, что Сашка сам затронул нужную ему тему, мягко спросил Костик и для привлечения внимания поводил отобранным стаканом перед глазами Ферта. Следя за стаканом стеклянным и вместе с тем пристальным взглядом, Ферт медленно, словно под гипнозом, произнес:

— Они! Они — звери, Костик. Если бы я их не привёл к Мень… ик!.. шому, они б м-ня зак-копа… ик!.. ли!

— Кто «они», Сашка? — более настойчиво поинтересовался Костик. Сашка-Ферт перестал следить за стаканом и, охватив себя руками за плечи, зябко съёжился.

— С-суки они, вот кто! — внезапно разозлившись, выпалил он. — Паскуды беспонтовые! Т-тебе к-гда-нить паяльник в зад вставляли? А мне чуть не вст-тав… ик!.. вили! Гниды-ы…

Ещё две слезы выкатились из глаз Сашки, и он совсем по-детски вытер их рукавом. Костик отдал ему стакан, и Ферт, стуча зубами о стекло, жадно выпил.

— Гниды! — на удивление четко выговорил он, отдышавшись. — За такое им красный галстук сделать мало!

— Сделаем, — отстранив Костика в сторону, твёрдо пообещала Вероника. — У меня к ним тоже… должок. Вернуть надо. Вот только как мне их найти, ума не приложу.

— Хазу я ихнюю знаю, — окинув девушку с ног до головы острым оценивающим взглядом — Костик даже усомнился, а не ломал ли Ферт перед ним комедию, прикидываясь пьяным? — сказал Сашка. Кивнул на Костика. — Его я тоже знаю. А вот вас я не знаю. Может быть, вы с ними заодно?

— Борис, — не сводя с Ферта тяжёлого взгляда, бросила через плечо Вероника. — У тебя паяльник в машине случайно не завалялся? Принеси, будь ласков.

— Э,э,э! — торопливо затянул Сашка, выставив перед собой руки. — Стопэ! Нахрена нам этот кипеж, мы и так всё растуняем, без базара!

— Ну, давай, туняй, — поторопила его Вероника, и от ухмылки, искривившей её губы, Костику стало не по себе. Сашке, по-видимому, тоже, потому что сведения из него посыпались, как горох из разорванного мешка:

— Это за городом, по новой рижской. Адреса я не знаю — не резон мне было адрес спрашивать — но дорогу и дом я запомнил.

— Отлично, — кивнула, не переставая ухмыляться, Вероника. — Собирайся! Покажешь…

До места они добирались часа полтора, хотя Славич и гнал машину на убийственной скорости, каким-то шестым чувством находя улицы, не запруженные бесконечными московскими пробками. Выбравшись из города, он ещё прибавил газу, и тачка полетела, уподобляясь гоночному болиду. Бледный Костик, не привычный к подобному слалому, мёртвой хваткой вцепился в ручку над головой, молясь, чтобы они не загремели на такой скорости в кювет — и чтобы сидевшего рядом с ним Ферта не стошнило. Покосившись на Сашку, Костик задышал чуть свободнее: лицо Ферта было спокойно, и рвотных позывов — пока, во всяком случае — не наблюдалось. Казалось, Сашка искренне наслаждается этой безумной ездой, и страх был ему совершенно неведом.

Заметив взгляд Костика, Ферт довольно подмигнул ему и улыбнулся, как старому знакомому. Впрочем, они таковыми и были, и Костик без особых усилий улыбнулся ему в ответ…

…Познакомились они в одном из клубов, где их свела вместе их работа. Костик как раз обхаживал очередную несушку у бара, когда почувствовал, как кто-то неловко навалился ему на плечо сзади, и нетрезвый голос скороговоркой произнёс:

— Простите, занесло.

— Да всё в порядке, — небрежно отмахнулся Костик и, оглянувшись, проводил насмешливым взглядом удаляющегося неверной походкой парня, преувеличенно аккуратно несущего два бокала с коктейлями.

— Нализался, — весело подмигнул Костик своей спутнице. — Ну, а мы чем хуже? Бармен! Две самбуки!

И сунул руку в карман за портмоне. Карман был пуст.

— Ах, ты!.. — в сердцах рыкнул Костик и резко вскочил на ноги, оглядывая зал. Парень с коктейлями исчез, как и портмоне.

— Я сейчас, — сквозь зубы процедил Костик и решительно двинулся к выходу, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.

Выскочив из клуба, Костик осмотрелся и хищно осклабился, заметив знакомую фигуру, сворачивающую в ближайший проулок. И двинулся следом, радуясь, что вор выбрал именно этот путь: душа требовала мести, и безлюдный даже днём, не говоря уже о позднем вечере, проулок подходил для этого как нельзя лучше. О том, что вор может оказаться сильнее и даже вооружённым, Костик просто не подумал, понадеявшись на свои широкие плечи, от которых так млели девчонки, и на три года занятий в секции бокса в таком далёком детстве, когда умение дать сдачи ценилось куда выше тех самых девчонок.

Сворачивая за угол, Костик уже предвкушал, как свернёт вору скулу, но звуки, долетевшие до него из недр проулка, заставили его отвлечься от кровожадных планов и сдержать шаг. Раздавшиеся впереди голоса нельзя было спутать ни с чем: говорить с таким выражением и такими выражениями могли только гопники. «Да он не один!» — мелькнул в голове Костика третий неучтённый им вариант, но он тут же понял, что ошибся: вор был как раз один, а вот гопников… Костик осторожно выдвинулся из-за загораживающих обзор мусорных контейнеров и провёл быструю рекогносцировку. Трое. Гопников было трое, и они уже успели сбить воришку с ног и приступить к своей излюбленной забаве «пни-в-ребро-козла-не-слабо». Глядя на скорчившуюся на земле под их ударами фигурку, Костик почувствовал жалость — и закипающий гнев. Он никогда не признавал власти толпы: тупой, жестокой и трусливой, и гопники, эти человекообразные шакалы, чья сила заключалась именно в количестве, вызывали в нём брезгливость и ненависть. Они олицетворяли для него всё то бессознательное, что характеризовалось одним коротким, но таким ёмким словом: быдло. А к быдлу нельзя было относиться по-человечески, поскольку оно, быдло, этого отношения просто не понимало. «Давить гадов», — выдавил Костик — и кинулся на этих упивающихся своей властью и безнаказанностью скотов.

Первого он свалил классическим хуком справа, с наслаждением услышав, как хрустнула под его кулаком челюсть. Второго, успевшего вякнуть что-то вроде: «Э-э, пацанчик…» — мощным локтем слева в нос, отчего у гопника мгновенно пропало всякое желание говорить, сменившись глубоким, качественным нокаутом. Третий же словил пинок в коленную чашечку и, крутнувшись на месте, буквально ввинтился в грязный асфальт, скуля и матерясь одновременно, умудряясь ещё и грозить Костику самыми страшными карами, какие только смог выдумать его атрофированный мозг.

— Тебе мало, падла? — удивлённо спросил его Костик, в груди которого всё тряслось от бешеного выброса адреналина — и добавил, использовав коронный приём самих гопников. То есть что было сил пнул его по рёбрам, разом оборвав и скулёж, и мат, перешедшие теперь в плач и стоны. Оглядев поле боя и убедившись, что никто из гопников встать не только не хочет, но и не может, Костик подошёл к их скрюченной жертве и протянул ей раскрытую ладонь.

— Спасибо, братан, — задыхаясь и морщась от боли в отбитых рёбрах, с чувством сказала жертва и потянулась, чтобы опереться на предложенную руку.

— Лопатник верни, — без эмоций — все эмоции он уже потратил на гопников — сказал Костик. Жертва замерла, вглядываясь в склонившегося над нею человека, и, узнав, обречённо вздохнула.

— Бить будешь? — тихонько поинтересовался вор, со страхом покосившись на троих гопников, двое из которых пребывали в отключке, а третий очень мечтал об этом благословенном состоянии. Костик проследил за его взглядом и невесело усмехнулся.

— Не ссы, мой лимит битья на сегодня исчерпан. Так что гони мои бабки — и вали отсюда.

Вор послушно достал портмоне и положил его в протянутую ладонь. Потом попытался встать — и со стоном повалился обратно: пара рёбер у него оказалась-таки сломанной и теперь решительно протестовала против каких-либо движений. Костик вздохнул.

— Далеко живёшь?

— Да тут… рукой подать, — морщась и гримасничая, выдохнул вор.

— Ладно, — сдался Костик и вновь протянул ладонь, на этот раз действительно для того, чтобы поддержать. — Я тебя провожу…

… — Ну, который? — оглянувшись, спросила у Сашки Вероника, отвлекая Костика от воспоминаний. Костик посмотрел в окно и увидел мощные неприступные заборы с автоматическими воротами и видеокамерами на каждом столбе, молчаливо свидетельствующие о статусе проживающих за ними. Ферт вытянул шею, всматриваясь, и тихонько зашептал:

— Не то, не то… а вот это похоже… Оно, точно оно! — воскликнул он в полный голос и ткнул пальцем в появившиеся впереди кованые ворота, на которых красовался вычурный вензель — что-то вроде причудливо переплетённых букв: ЕИВ.

— Здесь, — удовлетворённо выдохнул Сашка и, откинувшись на спинку сиденья, скрестил руки на груди.

— Тормози, — приказала Вероника Славичу, и тот послушно съехал с трассы на обочину. На несколько минут в машине воцарилась полная тишина, и Костик, не выдержав, почему-то шёпотом поинтересовался:

— И что теперь?

— Ждём, — не поворачивая головы, лаконично ответила Вероника, сверлившая ворота напряжённым взглядом. Пожав плечами, Костик скопировал позу Ферта и начал ждать, изнывая от скуки. Его взгляд бездумно скользил по высокому каменному забору, за которым в глубине окультуренного соснового бора виднелась черепичная крыша дорогого — «очень дорогого, однако!» — коттеджа, и Костик не сразу сообразил, что вот уже несколько раз за время этого скольжения он цеплял прикреплённую к привратному столбу табличку с адресом. А сообразив это, напряг зрение и, тихонько присвистнув, подался вперед и осторожно тронул сидевшую перед ним Веронику за плечо.

— Помнится, ты хотела договориться с некоей Александрой Сергеевной?

— Да, и что? — раздражённо дернула плечом, сбрасывая с него пальцы Костика, Вероника.

— Ничего, — отозвался Костик, послушно убирая руку. — Но только мне кажется, что договариваться с тобой она вряд ли станет.

И указал на табличку, на которой белым по чёрному было написано: Новорижское ш. 28. В этот момент ворота с вензелем дрогнули и открылись, выпуская весьма знакомый «Лендкрузер» с тонированными стеклами.

— За ними! — голосом, в котором буквально звенел азарт, приказала Вероника. И, помедлив, ответила на слова Костика:

— Знаешь, я тоже не большая сторонница договоров. Война — вот это моё!

Костик промолчал, вновь вцепившись в ручку над головой. Он уже чувствовал настоящую войну в своем животе, и теперь благодарил Бога за то, что ничего не ел со вчерашнего дня, иначе бы рвотные позывы, которых он так опасался у Сашки-Ферта, уже выворачивали бы наизнанку его самого…

6

— Нас засекли, — через пятнадцать минут погони спокойно констатировал Славич. Действительно, «Лендкрузер» увеличил скорость и начал отрываться от их летящего, как на крыльях, «Форда».

— Так сделай что-нибудь! — нетерпеливо приказала Вероника.

— У них движок мощнее, — пожал плечами Славич.

— Вруби «перехват» или как там это у вас называется!

Славич бросил на неё недоуменный взгляд, не замечая такого же недоуменного взгляда, устремлённого на него самого Костиком. Тот привык считать Славича всего лишь водителем, а теперь выясняется, что этот «всего лишь» водитель — полицейский, к тому же способный «врубить перехват». Это, кстати, объясняло, как Вероника вышла на Костика. Костик прекрасно знал, что у мент… пардон, у полицейских везде, особенно в клубах, имеются осведомители, и догадывался, что у кого-нибудь из следователей наверняка есть небольшое — или даже большое — досье на него. А то, что его до сих пор не взяли, объяснялось лишь тем, что этих следователей интересовала рыба покрупнее… и тем, что Костику до сих пор везло не попасться с поличным.

— На каком основании? — спросил между тем Веронику Славич, которого не интересовало смятение двух его пассажиров — Сашка-Ферт, судя по его вытянувшемуся лицу, тоже понял, кем является их шофёр.

— Мне плевать на основания! — в отчаянии воскликнула девушка. — Наркотики, бомбы, хоть киднэппинг! Они же уйдут!

Славич с сомнением покачал головой, но всё же достал мобильник.