Рисую небо
Научиться если по небу ходить,
И горстями звезды в ведро собирать,
Эх наверно, стало бы весело жить,
Каждый день небеса, как пейзаж рисовать
Облака бы белилами красил всегда,
Солнце рыжее утром, а зорька красна
И летящие листья всегда зелены,
Даже ночь, оттеняет их светом луны
Ну а там вдалеке, у первой звезды
Рисовал бы я парус, плывущий ко мне
Его цвет отражает — желанья, мечты
И дает всем нам радость, словно во сне
И к нему поверну, мировой океан
Чтобы цвет отразился в водах его
И не жалко мне, его я отдам
Всем кто ищет в мире — любовь и тепло
август 2014
Эмбарго
Он проснулся ночью.
Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок.
«Что такое Эмбарго?» — спросила она…
…Через некоторое время на их отношения было наложено Эмбарго.
Сначала это были нервные короткие санкции, между которыми он лавировал, как умелый моряк при восьми — бальном шторме. Но потом последовало жесткое Вето, к которому он был уже готов.
Он был вымотан и высушен.
Параллели снова стали параллелями.
Но теорию вероятности никто не отменял, и он знал: где-то, там, есть точка пересечения.
Знал.
Но сейчас надо было жить дальше.
Он стал птицей и попробовал взлететь. Но сил уже не хватало. Розовый отблеск огня превратился в маленькую точку и затаился угольком на самом дне сердца — заштопанного, словно собранного из драных кусков.
Для поддержания мира, сотворенного им вокруг себя, он сорвал крылья и стал рудокопом, кротом, волком, оберегающим свою территорию и ищущим средства для существования.
Одно оторванное крыло послужило закладкой в томике Иосифа Бродского, другое стало хранилищем перьев для написания стратегических планов, финансовой отчетности и лишь иногда — поэтических зарисовок.
Ночное небо заволокла темнота. Но через некоторое время стали загораться звезды. Конечно, они не могли сравниться с той, что светила далекой ночью, отражаясь в ее широко открытых глазах, но также просили тепла и придавали сил.
Тепло растекалось, уголек снова хотел стать огнем, пламенем, не знающим границ и пожирающим, присваивающим все, что может гореть в ответ.
Но время не лечит, оно лишь шлифует наложенные швы. Затирает их, делая не видимыми взгляду.
И, как только мелькал свет той яркой звезды, самый неровный, драный шов становился красным и выстреливал в сознание дробью из хаоса, желания, надежды и боли.
Снова стали пробиваться крылья. Молодые, крепкие и — полные сил.
Он, как мог, сдерживал их. Не давал расти. Закапывался глубже, убегал дальше в лес. Но крылья, как и он, были не покорны, самостоятельны и властны. Они стали пробиваться чрез замкнутые на них пальцы. Прорезая их до крови, питаясь ею и наливаясь багровым цветом.
Первый полет был неожиданным. Он просто ступил с порога и, запутавшись в бельевой веревке, растянутой во дворе, рухнул на землю. А сознание прошептало: «Ты снова летал!»…
Совсем скоро он научился обходить расставленные ловушки и взмывать в синее небо. Оно было глубоко, но не глубже ее взгляда. Оно было плотное — но гораздо мягче поставленных ею границ.
В полетах он видел других одиноких птиц, ищущих свою силу, свой ветер, свое направление. А он так и не нашел ветер… Тот ветер, которой нес его к яркой звезде, где-то в самой глубине ее нежности.
Тот ветер был легок. С запахом весны. Свеж, бодр и молод.
Сейчас все ветра либо обходили его, либо он сторонился их.
Крепкие большие багровые крылья уже не нуждались в помощи ветра. Они знали свою силу и несли его (часто — не по согласованному маршруту), выбирая направление по яркости ближайших звезд.
Возвращаясь домой, каждый раз он перелистывал и перечитывал написанные им схемы, стратегии, планы.
Делал пометки, что-то дополнял, менял, вычеркивал.
Радовался смеху и крику своих птенцов, ухаживал за их молодыми, только начинающими пробиваться крыльями, и дарил цветы с лугов тому Сиянию, что было рядом с ним.
Мир, который он создал в рамках границ действующего Эмбарго, менялся, становился ярче, полнее, крепче и больше.
Багровый цвет крыльев тускнел и терял краску, становясь светло-красным. Затем — светлее, еще светлее, пока не потерял старый цвет и не стал наливаться светло-пепельным, с оттенками голубого сияния.
Пришла гордость за свое создание.
Теперь он свободно летал высоко в небе, знакомился с другими пернатыми.
В разговорах о ночах, звездах, ветрах и крыльях они разбивали стекло одиночества, живущее в каждом сердце. Осколки разбитого стекла летели на землю, превращаясь в летний дождь или первую росу.
Летая в облаках и создавая из них образы и формы, он неожиданно обнаружил черную точку в небесном своде. Присмотрелся. Точка оказалась трещиной — начинали рушиться границы Эмбарго.
Он наблюдал за этим несколько дней. А когда трещина стала больше, почувствовал дыхание того самого ветра.
Весеннего легкого ветра, который держал и давал силу его старым крыльям.
Он завис напротив трещины. «Эмбарго, — подумал он, — тоже имеет срок».
Сквозь трещину было видно сияние.
Что-то внутри него съежилось, забилось, как мышь в дальнем уголке. Грудь стиснуло.
И он увидел глаза.
Те самые глаза, в глубине которых всегда тонул.
Он всегда шел к ним только с белым флагом, без контроля и попытки быть победителем. В них сверкнул отблеск улыбки. Слабой, ожидающей и такой необходимой.
Он почувствовал, что крылья останавливаются, и через мгновение начнется безвластное, бесконтрольное, сметающее все на своем пути Падение.
Падение, разрушающее его мир, его создание, формы, границы и принципы.
Резким и сильным движением он вырвал из сердца кусок сияния глаз, что хранил все это время. И твердым движением наложил на трещину.
Закрыл ее, замазал, затер все щели.
Эмбарго!
Внутри что-то разорвалось от боли.
«Эмбарго со сроком «НАВСЕГДА», — промолвил он и спикировал вниз.
Придя к себе, заметил кончик перьев старых крыльев, торчащих в книге на полке.
Шевельнул его и немного потянул.
Книга свободно соскользнула с полки, крылья полетели в одну сторону, книга — в другую, оставшись лежать в открытом виде. Глаза поймали строчки:
«Почему все так вышло? И будет ложью
На характер свалить или Волю Божью.
Разве должно было быть иначе?
Мы платили за всех, и не надо сдачи…»
Иосиф Бродский, 1972 г.
Июль-август 2015
ответ
задавая интересные и сложные вопросы — сам пытаешься на них ответить,
иногда ответ во сне приснится, иногда его приносит ветер…
но по жизни есть вопросы без ответов, сама жизнь ответом служит,
знаешь это, впитываешь счастье жизни, и тогда ответ уже не нужен!!!
декабрь 2016
Ради
не надо меняться из-за любви,
она поменяет тебя сама,
захватит в объятия, поднимет ввысь
тем самым сведет тебя с ума.
не надо меняться из-за него,
он ценит тебя такой как ты есть,
и если хоть что-то в тебе уйдет,
разрушиться сразу образ весь.
не надо меняться из-за сомнений,
они никогда опорой не станут,
а пустишь в себя их мрачные тени,
иглами черными в душе твоей встанут.
меняются только Ради другого:
Ради тепла и объятий родного,
Ради улыбки и блеска в глазах,
Ради любви с весной на устах.
август 2014
Армия Октября
Горят деревья золотым и красным,
Огнём пылают парки и леса,
Срывает ветер пожелтевшие угары,
Швыряет их под ноги Октября.
В полях трава закалена лучами,
Как армия солдат команды ждёт,
Зарытся, спрятаться под белыми снегами
Взойти по новой, как Апрель придёт.
Дожди бушуют, набирая силу,
И небо прогоняет облака,
А солнце из последних сил бьёт в спину,
Осенней армии род руководством Октября.
И мчимся мы к друг другу прижимаясь,
Врываемся в осенний ураган,
Где краски лета и зимы перемешались,
И красоту природы обрамляет грязь дождливых ям.
ноябрь 2016
гуляю по Арбату
гуляю по Арбату, а в голове стихи
не Пушкин, не Есенин, но в каждой строчке Ты
все мысли завязались в один большой клубок
там радость и печали, и легкий ветерок
Тебя сравнить с цветами, или со светом звезд?
с росою что по утру приносит нежность грез?
лишь с неба глубиною сравню твои глаза
глаза со мной которые, остались навсегда…
Я так и не сказал
(песня)
Вижу над городом — черный дым,
Это плачет в печи смола,
Небо скрывает от любви слова,
Слова, от сердца слова…
Снова далеко от меня… — печаль
А я так и не сказал,
Я так и не сказал,
Я так и не сказал,
Эти слова…
Вижу над степью черный туман,
Это по полю мчится рать,
Снова молодых бойцов,
Приказ зовет — убивать
Снова далеко от меня… — печаль
А я так и не сказал,
Я так и не сказал,
Я так и не сказал,
Эти слова…
В небе ночном — горит звезда,
И вот к луне, уже идут поезда,
Но где-то там, далеко на земле,
Родные глаза, зовут меня…. (к себе)
Снова далеко от меня… — печаль
А я так и не сказал,
Я так и не сказал,
Я так и не сказал,
Эти слова…
2006
Купидон
(песня)
Если он будет пьяный, праздник может сойти на нет,
Если он будет, после похмелья, он возможно откроет секрет,
Секрет — вечного счастья, и огромной любви,
Но если он будет пьяный — о нем не узнаем мы…
Летит, Купидон, порхает грациозно, как слон
И поет как соловей — о любви, твоей и моей
Если он вдруг промажет мимо, сердца твоего и моего,
Мы никогда не увидим в небе, хитрые глаза его,
Уйдет любви печаль, покинет нас тогда грусть,
А мы не зная этого сами, скажем — а ну и пусть
Летит, Купидон, порхает грациозно, как слон
И поет как соловей — о любви, твоей и моей
Утром опять — взойдет солнце, и нас зажмут дела,
Ночью на смену солнцу, на свой пост взойдет луна,
А он, где-то там, он, где-то там,
Наверное снова поднимает, за чью-то любовь по сто грамм
Летит, Купидон, порхает грациозно, как слон
И поет как соловей — о любви, твоей и моей
2003—2004
Есть утро
Есть утро, в которое звезды сияют,
Есть ночь, которая света полна,
Есть ветер, который нежно ласкает,
И песни поет морская волна
Есть небо, которое дарит улыбку,
Дороги которые к счастью ведут,
Есть запах весны, наполняющий осень,
И мысли что в радость, как в лето бегут.
И все наполняет, тебя жаждой жизни,
Волшебною силой, что крылья дает,
Когда, каждый день, в глаза ее смотришь,
И знаешь — родная тебя очень ждет.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.