Бесплатный фрагмент - Роман со змеей

Я купил билет на электричку и вышел на воздух из павильона пригородных касс дожидаться посадки. На электричку, я имею в виду. Зарекаться, конечно, никому нельзя…

В воротах багажного отделения застряли с мусорными контейнерами два таджика. Оранжевая униформа, лица смуглые, точно с рекламы солярия. Блондинка в красном джипе, очевидно, хотела въехать на территорию. Она не понимала, что создает помеху рабочим, поскольку разговаривала по сотовому телефону. В другой руке у нее была дымящаяся сигарета. Чем дама собиралась рулить, оставалось загадкой.

Из-за ограды багажного отделения за противостоянием труда и капитала наблюдала настоящая русская девица — краса. Я сразу признал ее даже без кокошника, сарафана до пят, и косы до пояса. Джинсы, легкий джемпер и короткая курточка нараспашку шли ей ничуть не меньше народного костюма. Тем более, что все это тоже стало народным костюмом. Даже, пожалуй, международным.

В кармане у меня затренькал мобильник. Пока я его доставал, до мартышки в джипе дошло, что мешает людям, и она сдала назад. Моя красавица вышла через ворота следом за гастарбайтерами.

Глянув на дисплей своего мобильника, я заранее улыбнулся. Звонил Гоша Петров, наш наемный водитель.

— Здорово, Андрюха!!! — услышал я в трубке мужественный голос с хрипотцой. — Как дела?!!

— Здорово, Гоша!!! — в тон ему шутовски заорал я, провожая взглядом длинные ноги в облегающих джинсах, удаляющиеся от меня в сторону вокзала. — Дела бывают у женщин, да еще у прокурора. У меня только работа.

— А у нас в Кувшине чепе, — словно спохватившись, понизил голос Гоша. — Медведь человека заломал! Спонсора, представь!

— Ни фига себе! — воскликнул я так, словно если бы медведь заломал не Спонсора, а кого-то другого, это было бы ни «ни фига себе», а вполне нормально. — Что, насмерть?

— Наглухо. Медвежонка решил погладить в лесу. А за ним следом — медведица.

— Понятно, — в охоте я кое-что соображал. — Медведицу погладить не удалось.

— Она его погладила, Андрюша. Городской, леса не знает… Не знал!

Спонсора подцепила где-то на отдыхе за бугром Флора-Дурочка, владелица стекольного завода «Красный кувшин», чаще называемого в народе «Кувшин красного», или просто «Кувшин». Он находится в одноименном поселке, расположенном на берегу речки Шуды. Так себе речонка, когда в берегах, переплюнуть можно. Но, утка по весне там есть. Вот мы с Валериком и купили охотничий домик благодаря Гоше, с которым вместе работаем в городе. Он родом из этих мест.

После того, как Флора довела прежде процветающее предприятие до ручки, народ потерял работу. Какое-то время она еще пыталась выкрутиться. Привлекла средства односельчан за акции, но это не помогло. Люди, оставшись без работы, стали съезжать, кто куда мог. Дома пустели. Поэтому нам с другом Валериком и удалось по дешевке приобрести охотничий домик на краю деревни.

Гоша и братва, соль земли кувшинной, став обладателями фантиков, поначалу костерили сбежавшую заводчицу на чем свет стоит, потом поутихли. А она вдруг объявилась вновь, да не одна. Собрав сразу акционеров, представила крепкого хмурого мужика с густыми бровями и волосатыми, как у гориллы, руками как Дмитрия Петровича Щербакова, «нашего спонсора». Спонсор по совместительству оказался новым гражданским мужем хозяйки «Красного кувшина». Парочку окрестили «Флора и Фауна». Щербаков круто взялся за дело. Поправил развалившийся местами забор, после того, как поймал на воровстве железа Женю Дульникова по прозвищу Джо. Затем поставил внутри еще одно ограждение, обнес колючей проволокой. Между заборами он с вечера запускал двух волкодавов с симпатичными мордами и очень спокойными глазами.

Однажды рыжий фоксик — маленькая злобная сволочь, дрожа от ярости, проскочил под забором за кошкой на территорию периметра. Один из серых монстров легонько так прихватил его зубами за шею, встряхнул, и тут же выплюнул, только с перебитым хребтом. Спонсор нажил тогда в лице Ромы, хозяина фоксика и лепшего кореша Гоши, себе второго врага в поселке. Первым уже был Джо, схлопотавший по милости Щербака условный срок и, главное, лишившийся ружья по судимости. Однако Фауну это не тревожило. Он завез дополнительное оборудование на завод. Жизнь закипела, народ оживился. И вот на тебе!

— Ты едешь, Андрей? — спросил Гоша.

— Уже билет взял. На электричку.

— А ты что, не на машине?

— Нет, пешком интереснее.

Гоша, конечно, не понял, чем интереснее пешком, а я объяснять не стал. Это с одна тысяча девятьсот семнадцатого года надо объяснять, как сказал писатель-сатирик Задорнов, почему мне пешком интереснее. Говорить про романтику, стук колес, прокуренный тамбур. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

Объявили номер платформы, с которой будет отправляться мой электропоезд, и я, вскинув на плечо рюкзак, нырнул в подземный переход. Романтику пришлось похерить. Ни о чем другом, кроме как о Спонсоре, я теперь, естественно, и думать не мог. В голове вертелось: «Мужик и охнуть не успел, на него медведь насел».

Пересев с электрички на автобус в Ветлужском, я добрался до Варнавина, населенного пункта, расположенного в окружении дремучих лесов, через которые протекают дикой красоты реки. На одну из таких рек, под названием Лапшанга, мы с Валериком не раз пробирались сквозь глухой лес по грунтовке, иногда не без приключений, еще до того, как приобрели дом в Кувшине. Там, в селе Броды, где постоянных жителей теперь осталось полтора человека (потому что Вовуню считать за полноценного индивида уже нельзя) имеет свой дом, проживает в нем с ранней весны до поздней осени наш старший товарищ — Александр Михайлович Правилов, он же — дедушка Алекс, ученый-биолог, заядлый охотник, летописец и хронолог когда–то большого села, умиравшего на его глазах.

Мы еще застали в Бродах то время, когда работал магазин и местные аборигены меняли в нем свои пенсии на огненную воду, после чудили, и это находило отражение в дневниках дедушки Алекса. По мере того как чудаки закономерно один за другим уходили в мир иной, торговля перестала оправдывать себя, и лавочка закрылась.

Порой в Броды наезжали охотники и рыболовы, а так новостей местных, не привозных, у дедушки Алекса стало куда меньше, нежели в былые годы, и он заносил в свой журнал все больше сведения про живую природу и о погоде.

Проезжая через автостанцию в Варнавино то и дело останавливаешься, увидев кого-то из знакомых. В этот раз я, пустившись в путешествие на своих двоих, не надеялся кого-то застать на площадке по закону подлости. Каково же было мое удивление, когда я-таки увидел, и не кого-нибудь, а самого Рому, лучшего друга Гоши вот с таких, а с некоторых — и нашего с Валериком тоже, хозяина умершего насильственной смертью рыжего фокстерьера. Значение Ромы конкретно для нас с Валериком в Кувшине было очень велико, и это всегда подчеркивал Гоша. По любому возникающему вопросу Игорь Николаевич вечно отсылал нас к своему авторитетному другу.

При первом совместном застолье, которое и проходило в его избе, хозяин нам с Валериком был представлен Гошей как крутой охотник, убивший сорок медведей. «У!» — сказали мы с Валерием Витальевичем. На второй совместной пьянке число убитых топтыгиных возросло до шестидесяти. А на третьей выяснилось, что зверей было сто. Я совсем уверился, что могу без опаски ходить по краснокувшинскому лесу, поскольку всех медведей в нем давно извел Рома, и считал так вплоть до этого случая со Спонсором.

В последнее время Рома наладился откапывать из нор барсуков. Однако нам с Валерой не удалось приобщиться к новому для нас виду охоты по причине безвременной кончины норной собаки.

У хозяйственного и деловитого Ромы была только одна беда. Порой он запивал. Именно в такое злое время, по-видимому, в лесу вновь начинали размножаться медведи.

Когда я выскочил перед носом у Ромы, словно черт из табакерки, он, естественно, удивился:

— О! Андрюша! Ты как здесь? Слышал, что у нас произошло?

— Слышал, Рома. Значит, не всех ты медведей перестрелял?

— У-у! Разве их всех перестреляешь? В тайге?.. А ты где остановился, что-то не вижу?

— Как где? — удивился я. — Да вот же я стою! Я без машины.

— Что, запил?.. — понизив голос, спросил Рома доверительно и с сочувствием.

— Боже упаси! Просто решил на электричке покататься, детство вспомнить. А тут Гоша со своей жуткой новостью! Я уже пожалел, что машину не взял. Какое тут детство? Всю дорогу Спонсор из головы не выходит. Все думаю, как же это он?..

Поддерживая таким образом непринужденный разговор с нашим главным краснокувшинским покровителем, я боковым зрением отметил, что к нам кто-то приближается.

— Здравствуйте!

Повернул голову и чуть не подпрыгнул от удивления. Перед нами стояла моя девица-краса с вокзала. Вот так встреча! Я, правда, про нее уже забыл навсегда, а ведь надо же!

— Здравствуйте.

— Привет, Танюха, — по-свойски приветствовал ее Рома. — Ну что, поехали? Ты с нами? — спросил Рома меня.

— Если возьмете.

Когда мы забрались в Ромины «Жигули», девушка — на заднее сидение, а я со своим рюкзаком — рядом с Ромой, он догадался представить мне свою знакомую:

— Это вот, Андрей, племянница моя, Татьяна.

Я на законном основании обернулся к ней и произнес:

— Очень приятно, — нисколько не кривя душой. Девушка улыбнулась и скромно кивнула, мол, ей тоже — очень. Я заглянул в ее глаза, увидел два омута, и в каждом из них — черта! Этакого, знаете ли, веселого, с пятачком и рожками. Впрочем, может быть, это было лишь мое собственное отражение. Насчет рожек надо будет у жены спросить. Этой осенью я не в первый раз уезжаю на охоту.

— Вы не знакомы еще? — уточнил Рома.

— Нет, — сказал я с большим сожалением. Она еще раз улыбнулась мне. Я понял, только что погиб, совсем пропал, один хороший человек. Его зовут Андрей Владимирович Купавин. То есть, я.

— Вот ведь как! — засмеялся Рома. — На одной улице живете, через дом, а не знакомы.

До меня стало доходить. Не так давно, уже при нас, в Кувшин перебралась Ромина сестра с мужем, жившая до этого где-то в Сибири. Что-то говорилось и про племянницу, приехавшую следом за ними, которая то ли учится, то ли работает теперь в Нижнем Новгороде.

— Как же это случилось со Спонсором? — спросил я Рому. Он тронул свою «шестерку» с места, дал газу, стараясь сразу развить как можно больше скорость. — Чего он в лес -то поперся?

— За металлом поехал с Савроськой. Их Никотиныч довез до уса…

Я не помнил ни Савроську, ни Никотиныча, хотя прозвища такие слышал.

— … Они же по усу рельсы откапывают. Спонсор хотел что -то для завода прибрать.

Усом называли заросшую железнодорожную ветку, которая тянулась через лес. Когда-то по ней доставляли напиленные бревна до реки. Как остановился завод, каждый в Кувшине стал промышлять, чем мог.

— Мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел! — вспомнил я в очередной раз.

— Ты знаешь, уже, Татьяна? — спросил девушку Рома. — Медведь на человека напал. На Щербакова, Спонсора?

— Он что… растерзал его? Какой ужас!

Я хотел успокоить девушку, что с таким дядей ей решительно нечего бояться, его медведи стороной должны обходить при его послужном списке, но подумал, что, пожалуй, еще одна шутка в отношении Ромы будет перебором с моей стороны.

Беда со Спонсором и присутствие племянницы в Роминой машине так взволновали меня, что впервые я проскочил Плодовиху и поворот на Броды, даже не заметив этого, и не позвонив, вопреки традиции, Александру Михайловичу.

В Кувшине возле Роминого дома нас поджидала Наталья, его супруга. Гоша называл ее «Натахой», поскольку когда-то они учились в одном классе. Натаха многим превосходила своего мужа: ростом, статью, нравственностью. Она не только сама практически не употребляла алкогольные напитки, но и мешала супругу идти на поводу у дурной привычки, по мере сил. Мерой этой она, кстати, превосходила его тоже. Я видел собственными глазами, как Рома, рвавшийся в магазин, чтобы приобрести еще огненной воды, совершал энергичные движения руками, ногами, взрывая башмаками фонтаны песка, но при этом не двигался с места, как на беговом тренажере, поскольку Наталья держала его сзади рукой за штаны. В итоге разбушевавшийся муж был заперт в чулан. Правда, надо отдать должное Роме, на этом он не сдался. Как только Натаха потеряла бдительность, сумел вылезти через узкое окошко, в которое кошка протискивалась с трудом, и продолжить банкет.

Наталья родила Роме четверых детей, и, мне кажется, являлась образцом той самой женщины, которые есть еще в русских селеньях, не смотря ни на что. Не знаю, удастся ли ей когда-нибудь отличиться на пожаре, может быть, это и не обязательно, а только когда я однажды увидел возле Роминого дома, неведомо откуда взявшегося, настоящего, живого коня, то сразу подумал, что это его, верно, остановила Натаха, случайно вышедшая на улицу как раз в тот момент, когда конь скакал мимо по своим делам…

— О! Здрасте! — воскликнула Наталья, когда мы вышли из машины. — А вы как все вместе?

— Случайно, Наталья, — вынужден был признаться я с сожалением, имея ввиду Ромину племянницу, с которой я уже мечтал оказаться вместе не случайно. — Здравствуй!

— Как же вы Спонсора не уберегли? — затронул я сразу животрепещущую тему.

— Нашел он, с кем в лес ходить! — с возмущением воскликнула Наталья. — С Никотинычем и Савроськой! С этими алкоголиками!

— Что же Савроська медведя не прогнал? — спросил я.

— Говорит, его рядом в тот момент не было. Он грибы собирал, а Щербаков за речку перешел по мосту. Только слышит: «Э-э-э!!!» — Наталья изобразила, как медведь ревет. — Выбежал на просек, а никого нет. Ни Спонсора, ни зверя. Видел, говорит, только, как медвежонок за елки забежал. Стал аукать Щербакова, не откликается. Под берегом нашел, лежит. Медведица-то как дала ему лапой, так пол-лица нету.

— Бр-р-р! — я живо себе представил, как это было, и посмотрел на Татьяну. На ней теперь тоже лица не было. Такого, как в машине, я имею в виду. Со сдерживаемой улыбкой, глазами — омутами, и в каждом по черту. Новую, серьезную мину на ее лице я впитал в себя так же, как прежде лукаво — веселую.

— Как Гоша? — спросил я Рому, чтобы переменить тему. — Как братва?

— Гоша с Джо «уазик» красили вчера, — сказал Рома. — Я им бампер приварил.

Натаха отвела Татьяну в сторону, поговорить о чем — то о своем, о женском. «Уазик» — это хорошо, — подумал я. — Поедем в лес за глухарями». А вслух спросил:

— Как Джо? Охотится?

— Брал ружье у Хустова. Свое-то у него отобрали. Не знаю, добыл ли чего.

— Что Хустов делает?

— Глаз лечит! — встряла, вернувшись к нашему разговору, Натаха. — Стася ему подсветила глаз, чтоб лучше видел, когда к молдавашкам шляется!

Я знал эту общую беду всех женщин Кувшина. Две сестры — молдаванки, потерявшие жилье в Приднестровье, поселились здесь у какой-то дальней родственницы, давно схоронили и родственницу, и мужей, дети вернулись на родину, а они прижились. Достигнув сорока пяти, бабы вновь стали ягодками, да такими, что слаще некуда, не отказывали никому, и, тоскуя, видимо, по своей теплой родине, постоянно подогревались изнутри.

— Все-таки спалят их притон когда-нибудь! — погрозила кулаком Наталья куда-то в сторону. Посмотрев на ее кулак, я подумал, что Хустову крепко повезло, что глаз ему подсветила своя жена, а не Ромина. Рома только махнул рукой на ревнивую бабу и спросил:

— К Гоше сейчас зайдешь?

— Нет, Рома, позже. Надо сначала печку протопить, все-таки не май месяц.

Я подхватил с травы свой рюкзак и повесил за плечо.

— Я тоже пойду, — стала прощаться Татьяна. Ой, как мне понравилось это «тоже»! Я же крепко–накрепко запомнил слова Ромы, что живем мы с ней на одной улице, через дом! Я подхватил свободной рукой Татьянину сумку так, словно проделывал это уже сто раз. Мы пошли по песчаной дороге вдоль почерневшего деревянного забора.

— Мне нравятся эти заборы, дома, — указал я кивком на то, что было перед глазами. — Они вписываются в окружающую природу, не то что крашеные. Мрачное великолепие. Люблю приезжать сюда. Правда, то, что произошло со Спонсором, это уже чересчур… мрачно! Придется брать пули, идя в лес. Ты умеешь стрелять? спросил я вдруг Татьяну.

— Умею, — неожиданно для меня сказала она.

— Хм! — усмехнулся я. — Думал, скажешь, нет. Пойдем, постреляем? Распугаем всех медведей, чтоб близко не думали даже подойти?

— Мне сначала из дома всех мышей распугать надо, — засмеялась она. — Тетя с дядей в санаторий уехали. Поэтому я — на хозяйстве.

— Хорошо! — осенило меня. — Насчет мышей — это тоже ко мне, прошу! У меня тут недалеко товарищ один живет. Он всю жизнь с грызунами борется. Биолог по образованию. В городе — с мышами и крысами, поскольку работает в санэпидемстанции. Точнее, работал. А тут — с бобрами. Они у него все сети путают и рвут. Без рыбы оставляют. Он бобра супостатом называет. Но, с бобром ты и сама управишься, если что, раз стрелять умеешь.

Татьяна наверняка догадалась, что я с ней флиртую. К сожалению, мы дошли до ее дома.

— Так что, я спрошу у товарища такое средство, чтобы все мыши построились в колонну и пошли вон.

— Правда? — Кажется, я услышал кокетство в ее голосе. Лед тронулся, господа присяжные заседатели?

У моего друга и коллеги Валерика Перевалова имеется куча недостатков, в отличие от меня, человека во всех отношениях положительного. Но, всех собак вешать на него все же не стоит. Хватит той, что уже висит на его шее. Я имею в виду охотничьего пса породы курцхаар по кличке Пиф, такого же беспокойного, как и его хозяин. Уезжая из Кувшина, Валерик старается всегда оставлять после себя порядок. Несмотря на то, что особых гостей мы никогда не ждем. Они сами приходят.

И теперь, отпирая замки, я знал наверняка, что в избе чисто, однако, едва вытащив ружье из рюкзака и разложив вещи, взялся мести, мыть пол, сгребать все же набравшийся помаленьку мусор. Признаваться для чего, точнее — для кого, я стараюсь, не хотелось даже себе, чтобы мое второе «я», существо довольно ехидное, не подняло меня на смех. Оно-то было уверено, что тот, точнее — та, для которой я так выделываюсь, здесь не появится никогда…

Вылизав полы, как кот одно место, я собрал мусор в ведро, и понес его на свалку. Батарею пластиковых бутылок решил не трогать, а расставил аккуратно вдоль стены в сенях. Вдруг пригодятся весной на поплавки для сетки?

Свалка за домами — место примечательное. Не понятно как, но весь сваленный мусор… тоже вписывается в окружающую природу! Это я не о том, что природа вокруг настолько безобразна, боже упаси! Напротив, она великолепна. И так властвует, что через весь хлам, разбросанный по земле, тут же прорастает кустарник, трава, и он заселяется живностью: бабочками, жуками, муравьями, ящерицами, мышами и… змеями!

Гадючек мой друг Валерик любит до страсти. Увидев свою подружку на тропе, плюется, чертыхается и говорит, что охоты сегодня не будет. Зная его трепетное отношение к змеям, я никогда не упускаю возможности указать ему на козюльку, если первым замечаю ее. Если Валерий Витальевич меня чем-нибудь расстраивает, я обещаю поймать для него экземпляр посолиднее, то есть потолще и подлиннее, посадить в банку, и пристроить рядом с его кроватью на табурет. Валерик к моим угрозам относится с уважением, поскольку знает, что в детстве я мечтал стать змееловом. Диковинное, по оценке нормального человека, увлечение пришло ко мне после прочтения жутко интересной книги о пустыни, в которой описывалась охота за змеями, дающими ценное сырье для медицины, — свой яд. Трудно объяснить, почему меня так завораживали змеи.

Хорошо, что сейчас мусор пошел выносить я, а не Валерик, который остался в Нижнем. Иначе, охоты у него вечером бы точно не было! Сразу две его «подружки» расползлись в разные стороны, шурша по сухой траве. У Валерика от одного такого звука могла бы случиться истерика!

Вернувшись к дому, я понял, что и моя вечерняя охота накрылась. Правда, по другой причине. Не зря я еще на свалке услышал звук мотора. Перед крыльцом стоял «уазик», цветом и внешним видом больше похожий на легкий танк, а подле него — невысокий коренастый дядька с добрым лицом.

— Здорово, Андрюха!!! — заорал местный авторитет.

— Здорово, Гоша!!! — приветствовал и я его. Мы обнялись так, словно не виделись сто лет, и похлопали друг друга по спине.

— Ну, как жизнь? — задал Гоша традиционный вопрос.

— Налаживается, — с удовлетворением ответил я, демонстрируя пустое помойное ведро. — Печку топлю, порядок навел дополнительный! Вот! Ну что, пойдем чай пить?

— Пойдем. Что, Валерик не поехал?

— Нет. Потому что он пьет не чай!

— Ох, Валерик, Валерик, — покачал укоризненно головой Гоша.

Пока я хлопотал с чайником, послышался топот башмаков в сенях, вошли Рома и Женька-Джо — высокий, выше меня, жилистый. Самый крутой охотник в Кувшине, оставшийся без ружья по милости Спонсора.

— Здорово, Женя! Рома, проходите.

Ох, нравятся мне местные! Как они заходят, рассаживаются, — неторопливо, солидно. Как завязывается неспешная беседа.

— Вот такая у нас история, Андрей, — будто бы продолжил прерванный разговор Рома. — Не знаем, что и делать теперь.

— Да, — поддержал товарища Гоша, — Спонсор, конечно, тяжелый человек был, вот Джо чуть не посадил…

— Да, это Мусор выслужиться захотел, — защитил Джо покойного Щербакова.

— Мусор козлится, — согласился Гоша. — Но Щербаков и сам был не подарок, не тем будь помянут!

— Для завода — считай, как раз подарок! — вставил Рома.

— И я о том же, — сказал Гоша. — Теперь вот как без него?

— Медведя спроси, — мрачно пошутил Женька.

— Ты на него зла не держи, — на правах старшего товарища пожелал Гоша.

— На кого, на медведя?

— На Спонсора покойного, — не принял шутки Гоша. — Он о заводе беспокоился.

Я хотел сказать, что Спонсор, вероятно, о своей будущей прибыли беспокоился, но промолчал.

— Я и не держу. — Женька хлебнул чаю.

— Да Спонсору просто Мусор напел! — воскликнул Рома, разволновавшись. — Когда Флора сбежала, мы еще смотрели какое-то время за хозяйством, акционеры все-таки! — он усмехнулся. — А потом плюнули. Думали, все. Крантец заводу! Навсегда. И стали потихоньку тащить, кто что мог. Кто доски, кто железо. Скоро одна труба осталась бы, если бы Дурочка не вернулась. Женьку просто крайним решили выставить, чтоб другим неповадно было.

Мусором называли участкового милиционера Митю.

— Скоро наладчики приедут, а у нас конь не валялся, — сказал Рома.

— А Хустов где? — спросил я.

— Он будет зэками руководить, — по-своему ответил мне Рома, — ограниченными в свободе. Щербак — бывший вэвэшник. Он со своими в исправительном центре вась-вась, ему — пожалуйста! Дешевая рабочая сила. Зэки будут оборудование подключать. Хустов, наш электрик, станет присматривать. А дальше — все. Потому что Спонсор хотел сам лично заниматься снабжением производства и сбытом готовой продукции. А теперь — некому. Рабочая сила есть, а «котел» — пуст. Засыпать нечего. Сырья нет!.. В общем, мы к тебе за помощью хотим обратиться, Андрей, — самым неожиданным образом подытожил Гоша. — У тебя же оптовая фирма, ты в этом шаришь.

— И что? — спросил я, еще не желая верить, что попал.

— Организуйте снабжение и сбыт, помогите Флоре, она в долгу не останется.

Я даже не стал говорить о том, что наслышан, как хозяйка завода не остается в долгу, спросил по-простому:

— Ты что, Гоша, шутишь, что ли?

— Да нет, Андрей, не шучу.

— Не шутим мы, Андрюша, — подтвердил Рома.

Я обвел взглядом лица присутствующих и убедился: не шутят.

— Вы как себе это представляете? — Я все пытался отмахнуться по-простому, понимая в душе, что это не тот случай. — Приехал на три-четыре дня поохотиться, мимоходом запустил завод, и пошел дальше уток стрелять?

— Задержись. Там братва без тебя управится. Флора завтра с похорон вернется, пойдем, поговорим? Она бумаги покажет, ты лучше разберешься. Сама-то она что может? Наруководила уже один раз, дурочка. На тебя одна надежда.

«Вот и поохотились! — подумал я. — А Валерик, тот вообще свихнется! Скажет, что я ему удружил, так удружил. А при чем здесь я?»

— Сырье-то на какие шиши закупать? — я поймал себя на мысли, что уже включаюсь в процесс. Братва загудела:

— Деньги есть! Все схвачено! Не сомневайся, Андрей, Щербаков круглую сумму на счет положил. На все хватит. Я выслушал, и как-то само собой подумалось вслух:

— Здорово получилось! Денег дал и откланялся. Удачно медведь как подвернулся!

Зачем сказал, сам не понял. Брякнул просто так, и вдруг почувствовал, что в избе повисла тишина. Слышно стало, как дрова в печке потрескивают. Подняв нос от чашки с чаем, я увидел, что всем, как будто, стало неловко.

— Что? — не понял я. Народ молчал, переглядываясь и кряхтя. — Что?!

— Задолжали Щербакову, — смущенно заговорил Женька. — С Хустовым за электрическими кабелями поехали в Нижний. Где-то третью часть примерно не добрали по перечню, не оказалось на складе. Обещали подвезти, мы решили пару дней у Гоши перекантоваться, чтоб второй раз не ездить. У него жена как раз в Лысково уехала, квартира пустая… Ну и пожили… неделю. Когда протрезвели, оказалось, почти сто штук прогуляли.

— Это тебе не в деревне по бабам на халяву ходить, — съехидничал Рома с плохо скрытым чувством зависти в голосе.

— Хоть есть что вспомнить? — развеселился я. — И что Спонсор сказал?

— Да он и не узнал. Кабеля сгрузили, никто недостачу не проверял.

— Ну, теперь и не проверит, — успокоил я, превращаясь в соучастника растраты. — Раз у Флоры деньги есть, она новую экспедицию снарядит. Только оплачивает пусть по безналичному расчету, чтобы снова бес не попутал!

— Деньги мы вернем, конечно, — сказал совестливый мужик Гоша.

— Ну что, вроде бы все обговорили мы? — спросил Рома.

Я вышел на воздух, проводить гостей. Потягиваясь после сидения за столом, посмотрел на роскошные звезды в ночном небе. Не стал обращать внимания коллектива на Большую Медведицу, чтобы не усугублять. Однако до конца марку не выдержал, спросил Женьку, как выдающегося охотника:

— А что, у медведицы такой удар может быть, что здорового мужика в раз — того?

— Она его не лапой. Он — о камень.

«Новое дело», — подумал я.

— Как о камень?

— Там, на Варваже-то, берег возле моста крутой, метра два, пожалуй, будет. Лапой она ему кожу с лица содрала только… Он назад, так, упал, и — головой о камень.

— Ты откуда знаешь, Джо? — спросил Гоша. Рома, видимо, тоже слышал это впервые.

— Я в Варнавино отмечаться ездил. Там мужики говорили.

Если ты в Кувшине не проснулся с первыми петухами, это не беда. Всегда найдется, кому разбудить тебя. Эта особенность, навещать нас кому-нибудь из братвы ни свет ни заря, иной раз не на шутку сердила Валерия Витальевича, так что «гости дорогие» на его устах превращались в «кувшинные рыла». Хорошо, что они этого не слышали. Было бы неудобно.

Просыпаясь следующим, естественно — ранним, утром, как обычно, от стука в окно: «Андрюха!» — я порадовался, что Валерика нет.

Прошлепав в тапочках через сени по ступенькам на крыльцо, я отодвинул щеколду, открыл дверь, и увидел Толика — родного брата Гоши. За его спиной бил копытом холеный «уазик», оттюнингованный пластмассой по самую крышу. Толик с семьей жил в Варнавино, а это все-таки уже почти город, если убрать теленка с обочины, и гусей с проезжей части. На улице было, однако, прохладно. Не зря я печь топил.

— Привет, Толик! А где Гоша?

— Ай! — в сердцах воскликнул Анатолий Николаевич. — Спит. Набухались с Женькой вчера.

— Как набухались? — удивился я. — Они же от меня вечером как стекло ушли. Только чай пили!

— Дурное дело нехитрое. Угостили. Хустов. Ему Стаська глаз подбила. Дома сидит, скучно ему. Они и навестили друга. Женька, молодой лось, с утра уже в лес порысачил. А этот — на массу давит.

— А что Хустов, за дело получил? — поинтересовался я.

— Если бы! — рассмеялся Толик. — У молдавашек Савроська зависает. А Витек — так, мимо проходил. Заглянул только стаканчик опрокинуть.

— Ясно. Проходи, чайку? — предложил я.

— Нет. Поехали на Варваж? — предложил Толик. — Посмотрим, где Спонсор утонул.

— Утонул? — не понял я. — Как утонул? Это уже третья версия! Сначала его якобы медведь заломал, потом он о камень ударился, теперь, ты говоришь, утонул?

— Все так. Медведь ударил, с обрыва башкой вниз рухнул, но умер он от того, что захлебнулся. Вскрытие показало.

— Да-а-а! — только и мог выдохнуть я. — Поедем. Ружье возьму. Вдруг птичка на дорогу выйдет гальковать?

По осени птичка выходит на дорогу гальковать, то есть клевать камешки. Они помогают ей в пищеварении так же, как местным жителям — алкоголь. И нужен он им круглый год, а не только по осени. Поэтому магазин в селении — в ближайшем будущем, по крайней мере — вряд ли постигнет участь стекольного завода.

В то время как Толик показывал высокий пилотаж, то ныряя в ямы, то накреняясь так, что «уазик» почти ложился на бок, я смотрел вперед на дорогу в надежде увидеть черную шею глухаря. Один раз вспорхнул рябчик, и это все. То ли было рано, то ли холодно.

Близко к мосту подъезжать не стали. То самое место определить было не трудно, его огородили красной лентой. На душе стало тревожно. Толик, не скрывая любопытства, подошел к ограждению, и, улыбнувшись мне, со словами: «Мы не волки, флажков не боимся», — перешагнул через ленту. Я последовал его примеру. Внутри периметра не было так натоптано, как за ним. Медвежьи следы четко отпечатались на песке. Следы сапог — тоже. В месте падения на обрыве образовалась выемка. Каменюка внизу впечатлял. Я представил, как Спонсор, отведав здоровенных медвежьих когтей, полетел вниз, затылком на этот камень, и, потеряв сознание, булькнулся головой в воду…

Толик рассматривал следы молча. Не знаю, что он прочитал на земле, для меня уже было достижением то, что я сумел отличить медвежью лапу от сапога сорок четвертого размера.

— А ведь его, вероятно, можно было спасти? — задал я вопрос Толику. — Пока он еще не сильно нахлебался? Сделать искусственное дыхание?

— Ой! — выразил Толик свой скепсис. — Кто будет делать искусственное дыхание? Савроська, что ли? Он слов таких не знает.

— А ему теперь не впаяют оставление человека в беспомощном состоянии? — постарался я сформулировать, как мог, свои опасения.

— Вряд ли. Его же рядом не было. Он не сразу Щербакова нашел.

Я решил сфотографировать следы, обрыв, речку и окружающую обстановку, чтобы показать потом Валерику и Александру Михайловичу, достал цифровик. Если постараться, можно отличить следы Щербакова, — все те же сапоги, от следов Савроськи, они поменьше. Кажется, это кроссовки. Так, глядя под ноги, я дошел до двух окурков. Один был от дорогих сигарет с фильтром, другой — что-то типа «Примы». Следы кроссовок и сапог здесь сходились. Посмотрев направо в лес, я увидел нечто примечательное, и пошел туда.

— Что там? — спросил Толик.

— Корзина, — ответил я. — Грибы уже испортились.

Здесь, очевидно, Савроська услыхал медвежье рычание и крик Спонсора. До этого они стояли, курили, там, на дороге, и разошлись. Савроська — сюда, он увидел грибы, а Спонсор побрел вперед, пока не перешел Варваж по мосту к тому злополучному месту, — я почти гордился своим озарением следопыта. Толик молчал. Иногда очень интересно было бы узнать, что местные думают, что видят, читая следы. А видят они, конечно, больше, чем рассказывают, и даже больше, чем могут себе объяснить. Потому и молчат, — додумывают.

— Ну что, поедем обратно? — предложил Толик, так и не объяснив своих наблюдений. Я решил, что пришло время поближе познакомиться с горе — героем дня, хотя бы заочно:

— А Савроська, он кто вообще? — спросил.

— Придурок, — ответил Толик. Я подумал, что это не удивительно, если у них директор завода — Флора-дурочка.

— Чем он прославился, я имею в виду? Не считая последнего случая.

— Да, ничем. Друган покойного Славика-Чумы. Он да Никотиныч — вот троица была. Ни одна драка без них не обходилась. — Толик аккуратно объехал бревно на дороге.

Имя Славика-Чумы гремело, когда только состоялось наше знакомство с деревней. Однако Славик порой зарывался, и Рома однажды, после того, как Чума наградил его племянника французским прононсом, сломав нос, хорошенько поучил бойца, не смотря на дружбу с его отцом, Саней-Паритетом. С Саней я был знаком, пару раз выпивали вместе. Саня-Паритет был мужиком очень спокойным и таким здоровым, что ему подкову разогнуть, вероятно, было раз плюнуть, даже вместе с конем. Его лапу я не смог обхватить своей ладонью, когда здоровались. Она у него в толщину была как моя в ширину. Возможно, Слава-Чума и борзел так потому, что готовился со временем превратиться в такого же бугая, как его батя. Но не судьба… Плохо кончил Чума. Пырнул ножом Мусора-Митю и, не дождавшись суда, наложил на себя руки.

От Паритета еще раньше ушла жена. Нашла себе работу в Нижнем и нового мужика. А тут еще сын. Паритет запил по-черному, хотя до этого не злоупотреблял. Зная эту историю, я старался быть с ним предупредительным.

— А как Мусор себя чувствует после гибели Чумы?

— А что Мусор? Это же Дима за нож схватился, а не он.

— И посадил бы? Вот так запросто, знакомого из своей деревни?

— Должность такая. Он от людей отделен погонами. Сам ее выбрал. — Толик, очевидно, не собирался сочувствовать Мите и не любил его.

Толик высадил меня возле дома и уехал будить братана. Я запер в шкаф ружье, прихватил деньжат, и отправился за харчами. Мысленно возвращался в лес, на Варваж, туда, где мы с Толиком осматривали кусок берега, огороженный красной лентой. И, признаться, чем больше я вспоминал отпечатки на песке, тем сильнее ощущал какое-то смутное противоречие в увиденном, которого и сам себе не мог объяснить. Решил отложить разбирательство на потом, поскольку подошел к магазину.

Едва я потянул на себя тяжелую дверь, как не просто увидел глазами, — почувствовал всем своим существом ее, Ромину племянницу! Возле прилавка, в окружении краснокувшинских бабулек, она выглядела точно высокая американка во вьетнамской деревне из голливудского фильма.

— Здравствуйте! — громко сказал я, важно растянув приветствие. Моя краса-девица вместе с бабульками ответила мне, и опустила глаза, спрятав улыбку.

За прилавком стояла жена Хустова Стася, уличенная накануне в рукоприкладстве, худая, жилистая, похожая на Женьку-Джо, что было не удивительно, поскольку она приходилась ему родной сестрой. Главное, что Стася меня сразу узнала и заговорила со мной:

— Здравствуйте! Приехали?

— Здравствуй, Анастасия. Приехал я один пока. Товарищ догоняет. — Я хотел сказать «догоняется», так было бы точнее, но решил не компрометировать Валерика. — Как там Витя поживает?

— Поживает! — с чувством ответила Стася, вкладывая в это слово двойной смысл. Я сделал вид, что не знаю об их семейных разборках. Боковым зрением ловил взгляд Татьяны.

— Надо будет дойти до Вити. У меня к нему дело по его части, по электрике.

Последнее пояснение я сделал на всякий случай, чтобы Стася не думала, что городской ухарь хочет ее мужа, существо вне всякого сомнение невинное, втянуть в какую-нибудь грязную авантюру с девками, пьянкой, а возможно даже и с мордобоем! Я уважаю эксклюзивное право супруги лично охаживать своего благоверного.

К сожалению, от Татьяны меня отделяло несколько бабушек, и влезть без очереди не представлялось никакой возможности. Оказалось, не все еще пропало! Выйдя из магазина, я с радостью обнаружил, что моя девица-краса здесь, никуда не ушла. Стоит и разговаривает с Марией Васильевной, матерью Гоши, человеком, не лишенным чувства юмора.

— О! Привет! — увидела Гошина мама меня. — А где друг? Где шоколадка?

— Здравствуйте, Мария Васильевна! — с удовольствием сказал я, подходя к ней и к Татьяне. Сделал успокаивающий жест рукой, после чего извлек из пакета и протянул ей плитку шоколада. Она засмеялась, принимая угощение.

Это отдельная история. В Бродах, куда мы с Валериком ездили охотиться до Кувшина, был заведен особый порядок на некоторые вещи, а также кое-какие традиции, которые мы решили перенести сюда. Во-первых, никогда не поить местных, не приваживать. Кто-то заходит, — бутылку под стол! У нас сухой закон. Во-вторых, поддерживать отношения с хорошими людьми. В Бродах это были благообразные дедушка с бабушкой Матвеевы, которые переехали потом в Варнавино. Дядя Петя и тетя Тоня вели свое хозяйство, держали скотину, солили грибочки, топили баньку в выходной, — словом, могли встретить гостей. Тете Тоне Валерик привозил всегда шоколадку в подарок, и решил, пусть тут ее «должность» займет Гошина матушка.

К сожалению, в Кувшине отвадить гостей, пряча спиртное, не получилось, те приходили со своим. Когда оно выпивалось, Валерик, забыв о принципах, выставлял на стол наше. Привилась только шоколадка. Хоть Мария Васильевна удивлялась поначалу: «Что я, маленькая, что ли?» — потом привыкла и даже стала спрашивать сама: «А шоколадка где?»

— Вот! — с удовлетворением продемонстрировала Мария Васильевна шоколадку Татьяне. — Приходи, Таня, чаевничать!

Я был счастлив показать Татьяне, что у Марии Васильевны хожу в любимчиках.

— Гоша проснулся?

— Толька растолкал его… Что, ездили, видели, где у нас звери на людей нападают? Так что осторожно, без ружья не ходите… Ну, идите, что я вас задерживаю? Я — в магазин.

Мне понравилось это «идите». Мария Васильевна видит нас уже парой? Кажется, у меня начиналась «шиза». Гошина мама двинулась к лавке, я посмотрел на Татьяну, она — на меня.

Мне не пришлось подыскивать тему для разговора, Татьяна заговорила сама:

— А вы что, в лес ездили, на то место? И… как там?

— Да, никак. Лес как лес. Речка как речка!

— А… зачем вы ездили?

— Я — за дичью. Вообще-то это Толик предложил, просто из любопытства. Не знаю, что он там хотел увидеть?

Помолчали, я вернулся к вчерашней теме:

— Как мыши? Есть? Я завтра думаю съездить в Броды, к тому дядьке, за крысиным мором. Так что недолго им осталось!

— Хорошо. Они ночью так шуршат и гремят, жуть!

Я, конечно, готов был прийти к соседке, чтобы охранять ее от мышей, а заодно — от холода, от скуки, от одиночества… Правда, я полагал, что в Нижнем она вряд ли одинока, такая-то девушка! Но, мне на это было наплевать. У каждого свои недостатки! Я ведь тоже не прячу стыдливо обручальное кольцо…

После встречи с Татьяной я долго еще ни о чем другом думать не мог. Теперь я понимал атамана Разина, который вынужден был кардинально решить с княжной, чтобы вернуться к нормальной работе: выплывать из-за острова на стрежень на своем челне, ни на что не отвлекаясь…

Дедушку Алекса я набрал после шестнадцати ноль-ноль, когда, закинув за плечи ружье, раскатав болотники, пересек ручей Жилку и топал через сырую луговину к реке. Раньше не звонил, поскольку знал, что Александр Михайлович имеет обыкновение устраивать сиесту, как он называет свой послеобеденный сон.

— Здравствуйте, Александр Михайлович! Не разбудил ли я вас? — Начало беседы у нас всегда церемонно.

— Что вы, что вы! Возвращаюсь из леса, отягощенный двумя корзинами грибов.

— Классно! Я вчера прибыл, один.

— Знаю. Валерий Витальевич мне звонил. Собирается завтра ехать.

— Ага. Ну, он будет после обеда, не раньше… Александр Михайлович, у нас тут такие новости!

— Это ты про медведя? Я в курсе.

— Был сегодня на месте, сфотографировал кое-что. Хотел вам показать. Вы позволите вас завтра навестить?

— Любопытно взглянуть. И я же вам с Валерием Витальевичем всегда говорю: в любое время! Только позвоните за час, чтобы я приготовился.

— Спасибо, Александр Михайлович. Тогда, до встречи.

— До увиду! — сказал дедушка Алекс одно из своих любимых выражений.

Дойдя до извилистой Шуды, я профукал пару утей. Моя лапша улетела, на прощанье похлопав крыльями в ответ на мое хлопанье ушами. Не стоило и вскидывать ружье запоздало. Поднявшись из-под берега, они сразу ушли за деревья. Больше случая не представилось, сколько я ни подкрадывался к воде.

На обратном пути я увидел, как с тропы скользнуло в траву черное тело змеи. Вовремя заметил оранжевый венец. Это был уж. Он разбудил во мне шкодливое настроение. Я подумал, надо все-таки сделать подарок Валерику, и поймал красавца. Посадил свой единственный трофей в трехлитровую банку, закрыл ее пластмассовой крышкой, проковыряв в ней гвоздем отверстия для дыхания. Банку поставил на буфет, на самом видном месте. Хорошо бы еще соломки постелить на пороге, чтобы Валерик голову не разбил, когда будет падать в обморок, увидев пресмыкающееся. Тот, кто решит, что я впал в детство, пусть примет мои соболезнования, он слишком рано состарился. Считаю, что не следует этого делать раньше, чем стукнет сто тридцать лет, да и потом не стоит.

Я как раз закончил ужин, когда раздался стук в дверь и знакомое:

— Андрюха!

На пороге стоял Гоша. За его спиной угадывались фигуры братвы: длинного Женьки, круглого Рома, кого-то еще, всех я не мог рассмотреть. Было темно, лампа на столбе не горела.

— Флора приехала. Давай сходим, перетрем?

Я скорчил гримасу, спросил:

— А без меня никак нельзя?

— Что ты, Андрей? Ты — самый главный! — улыбнулся местный авторитет.

— Сейчас. — Я вздохнул и пошел накинуть куртейку да поменять тапочки на башмаки, полагая, что настал один из тех моментов, когда надо тренировать покорность судьбе и философское отношение к жизни. Навесив замок, присоединился к делегации. Хустов впервые после избиения вышел в свет… точнее, в ночь. А это кто? Только тут я заметил, что среди братанов имеется одна «сестра», и это Татьяна!

— Ну как Флора, держится? — спросил Гошу, поздоровавшись с народом. Если честно, хозяйку завода я видел один единственный раз, да и то издали.

— Переживает, Андрей. Но, виду не подает. Ей сейчас нельзя раскисать!

Да, я вообще заметил, что деревенские как-то спокойнее относятся к смерти. Наверное потому, что, живя на природе, чаще сталкиваются с ней. Там баба в лесу заблудилась, — не нашли. Тут сосед от вина сгорел. Мотоциклист по пьянке убился…

Про домашнюю живность вообще говорить не приходится. Скотину режут, это понятно. Гончара серенький волчок снимает прямо с круга, когда тот в азарте преследует зайца. Тяв! Тяв! Вдруг жалобно: Ав-у-у! И тишина. А безродную Жучку близкий родственник выдергивает из ошейника из будки, со двора, зимой. Кто-то из братвы, Хустов, кажется, стрелял в волка прямо из избы, через окно, не пожалев стекла, а потом выбегал за ним на мороз в одних трусах! Охотники — народ азартный.

К Спонсору люди еще привыкнуть не успели, новым человеком был, а уже наследство принимай! Кстати, интересный вопрос — о наследстве!..

Флора оказалась слегка располневшей восточной красавицей.

— Вот, Флора Зиннатуллиевна, знакомься. Андрей Владимирович Купавин, директор фирмы «Промхимобеспечение».

— Я приехал сюда, чтобы забыть о своем директорстве, Игорь Николаевич, а ты напоминаешь!

— Надо, надо!

Удивило наличие православных икон в красном углу у Флоры Зиннатуллиевны, но я решил пока не подавать вида.

— Все для меня так неожиданно случилось… с Дмитрием Петровичем… — вздохнула Флора, подсаживаясь к столу так, словно она была здесь не хозяйка, а гостья. Я подумал, и для Дмитрия Петровича это тоже было неожиданно, и для братвы, и пожалуй что и для медведя. — Мы не успели всего обговорить… Он сам решительно взялся за дело… Мне не требовалось во все вникать…

Я все ждал, в каком месте она заплачет, но Флора сдержалась и сумела закончить:

— … а теперь придется!

— Ничего, Флора, не переживай. Все образуется. У Андрея знаешь, какая команда? Машины посылают туда — сюда, контейнеры! Мужики знают свое дело, они — молодцы.

— Спасибо, Гоша, — взял я инициативу в свои руки. — Только сейчас, насколько я понимаю, рано говорить о поставках? Флора… можно так, по имени?

— Да, конечно. У нас все по-простому.

— Хорошо, у нас — тоже… Флора, скажите, ведь оборудование еще требуется подключить? Затем, извините, весь этот геморрой с согласованием: пожарники, «сэс», и так далее?

— Да, да, — Флора закивала мне, мол, она понимает. — Принципиально нового мы ничего не устанавливаем, поэтому все, можно сказать, согласовано. Обновить электрику Витя Хустов обещал. — Она посмотрела на Витю Хустова, я тоже на него посмотрел. Боюсь только, что мы посмотрели на него по-разному. — В две недели, думаю, уложимся.

Интересно, а Витя Хустов, тоже так считает?

— Вопрос со снабжением повис, — продолжала Флора. — И куда девать произведенную продукцию? У всех водочников уже контракты с другими поставщиками. Я не знаю, куда Дмитрий Петрович хотел сбывать наш товар? Откуда лучше везти сырье, где дешевле? Как выдержать себестоимость, обеспечивающую конкурентную цену?

Братва с серьезным вниманием слушала Флору и переводила взгляд с нее на меня.

— Вопрос поставки сырья мы решим, — заверил я. — Что там у вас идет, насколько я помню стекольное производство, сода кальцинированная, песок? Конечно, мазут дешевле вряд ли сделаешь, ну а в стоимости сырья значительную долю составляют транспортные расходы, поскольку само по себе сырье не дорогое. Их-то мы снижать, слава богу, научились. Собаку съели на логистике, можно сказать… А Дмитрий Петрович составлял бизнес план?

— Да, он есть, только в нем лишь цифры, без указания поставщиков и потребителей.

— Поставщиков мы подберем, это не проблема. Они все известны. Просчитаем, откуда, что лучше доставлять. С потребителями сложнее. Но, вы же сможете выдержать ассортимент, если потребуется, правда? В школьном музее я видел разные изделия завода. Теперь щекотливый вопрос.

— Да?

— Надо обговорить, за что Андрюхина братва станет страну на уши поднимать? — встрял заботливый Гоша. Я поморщился:

— Речь не о том. Если дело пойдет, фирма заложит свою коммерческую надбавку, это обычная практика… Скажите, не захочет ли кто-нибудь вернуть деньги Спонсора, простите, Дмитрия Петровича, себе? Я имею в виду наследников?

Флора растерянно пожала плечами:

— У него нет наследников. Он — бездетный, с женой в разводе больше десяти лет, именно по этой причине. Родителей тоже нет.

«Как удачно», — чуть было не сказал я.

— Свой вклад он как-то закрепил юридически?

— Нет, — еще больше втянула голову в плечи Флора. — Мы жили хоть и в гражданском браке, но счастливо, не ссорились, и вопрос не вставал. Я сказала, что переоформлю акции на него, половину, или все даже, но он только отмахнулся, мол, успеется. Думаете, надо проверить насчет наследников?

— Думаю, нет, — сказал я. — С наследниками можно и рассчитаться, позже, когда предприятие встанет на ноги. Как если бы вы пользовались у них кредитом. Ну а пока их нет, нечего и суетится.

— Ты сам-то, Андрей, тоже не должен здесь даром трудиться! — продолжал заботиться обо мне наш водитель.

— Здесь? — переспросил я. — А там кто будет? В Нижнем?

— Команда без тебя управится. Дело у вас налаженное.

— Мы устроим вас директором, — предложила Флора. — Здесь все основные акционеры присутствуют, сейчас и оформим.

Я посмотрел на присутствующих акционеров. Похоже, они все были не против и даже заранее это обсуждали. Мне оставалось только развести руками:

— Вообще-то я совсем не готов к такому повороту, если честно!

— Соглашайся, Андрюха! — настаивал Гоша. — Братва в Нижнем без тебя управится. Съездишь, когда надо. Там Валерик есть.

«Валерика там не будет, — подумал я. — Он окажется в дурдоме, когда узнает».

— Подожди, Гоша, не гони коней, — сказал уже серьезно я. — Давайте начнем дело делать, я не против помочь, а надо меня как-нибудь оформлять, не надо, решим потом. Хорошо? Флора, нам потребуется организовать бухучет. Кому- то надо печатать всякие письма, заявки.

— Бухгалтерия, Нинка, вернется из Нижнего. А печатать Таня будет.

Вот оно что! Если бы об этом сказали раньше, я сразу согласился бы принять должность директора, чтобы заполучить такую секретаршу и иметь возможность злоупотреблять с ней своим служебным положением!

— Таню в городе ничто не держит? — на всякий случай спросил я.

— Я возьму отпуск, а дальше видно будет, — сказала моя кандидатка в секретарши, сильно этим меня порадовав! Стало быть, нет у нее в городе такого бойфренда, к которому бы она рвалась поскорее вернуться?

— Очень хорошо, — сказал я, наверное, чуть более эмоционально, чем следовало. — Флора, я посмотрю бизнес план, составленный Дмитрием Петровичем?

— Конечно. Танечка, подай, пожалуйста! Вон, на тумбочке. Татьяна живо поднялась, а я поймал ее движение в «объектив», как кот птичку за окном.

— Женя, а ты передай папку, будь другом!

Джо обернулся, чтобы взять полиэтиленовый конверт из стопки на буфете. Я, заметив взгляд, которым они обменялись с Флорой, вспомнил, что он ведь был ее другом до Спонсора, так говорили. А что, если Спонсор знал об этом? Может, он не просто так хотел Женьку посадить?.. Флора взяла у него папку, вложила в нее бизнес-план Щербакова, защелкнула кнопку, и положила передо мной на стол. Я вытащил цветной пакет из кармана, который всегда ношу с собой по охотничьей привычке, расправил его, и, прихватив за край, опустил в него папку. Дома решил посмотреть, что там насчитал Спонсор.

По окончании официальной части решили идти ко мне, пить чай. Я мысленно показал язык своему второму «я», — оно же было уверено, что Татьяна никогда не появится здесь… Теперь я пожалел о том, что не выбросил и пивные бутылки тоже, вместе с мусором.

Дом у нас все-таки охотничий, половиков нет, поэтому обувь оставлять на пороге не требуется. Братва это знает. От топанья сапог задрожал буфет. Мое пресмыкающееся в банке напугалось, дернулось и зашипело.

— А! — взвизгнула Татьяна, ухватив меня за руку. От ее крика я и сам напугался, но сразу понял, в чем дело.

— Господи, Таня! — я слегка приобнял ее. — Ради бога, извини. Совсем забыл! Это всего лишь уж. Сюрприз для моего друга. Он их любит. Ага. Еще сильнее, чем ты.

Татьяна тяжело вздохнула. Женька и Рома засмеялись, а Гоша спросил:

— Андрей, ты не боишься, что Валерика кондрашка хватит?

— Скорее нас всех кондрашка хватит, чем его, — заступился я за своего товарища. — Проходите, рассаживайтесь. Я этого змееныша сейчас закрою. — Накрыл банку тряпкой.

— Пока чайник греется на газу, растоплю печку. Станет уютнее. У меня не жарко.

Братва расселась за столом, я поднес Татьяне толстый бушлат:

— Накинь-ка, Таня. Почувствуй себя охотницей! — я набросил бушлат ей на плечи. — Как тебя развлекать? Придумал! Дам пока тебе посмотреть фотографии.

Я вытащил из вещмешка цифровик.

— Вот, — включив его, я протянул ей, — здесь кнопка, чтобы листать. Разберешься. Ты не увидишь тут унылых физиономий родственников, это чисто охотничьи снимки: птички, змейки, рыбки. Трофеи. Природа. Смотри!

Моя гостья с интересом взяла фотоаппарат.

Уложив в печке поленья, я занес из сеней канистру, и, слегка накренив, плеснул из нее немного в пластмассовую банку из-под майонеза.

— Это что, Андрюха? — спросил любопытный Гоша.

— Пить это нельзя, — на всякий случай сказал я. — Солярка.

— Ты что, печку ей растапливаешь?

— Можешь меня презирать за это. Понимаю, никакой романтики. Коммунизм со мной не построишь.

— Береста на что?

— Берестой, Гоша, пользуется настоящий сельский житель, настоящий охотник. А я — городской. Чайник, — ответил я Игорю Николаевичу, закупорив канистру. — Увы! Береста закончилась. А солярка всегда под рукой. У меня машина на солярке ездит, — напомнил я ему.

— У него знаешь, какой джип? — решил Гоша похвастаться за меня Татьяне. Я не стал одергивать товарища. — Зверь! — отрекомендовал Гоша мой автомобиль.

— Правда? — спросила Татьяна.

— Ага, — подтвердил я. — Я десять лет на него копил, уводя деньги от налогов через серые схемы.

Татьяна улыбнулась, и за эту улыбку я готов был даже поцеловать Гошу в его небритую щеку. Я унес канистру обратно в сени. Чайник вскипел. В печке потрескивали дрова. На столе появились конфеты, баранки, колбаса и сыр для бутербродов. Разлив чай, я подсел к Татьяне, чтобы объяснять ей, при каких обстоятельствах был сделан тот, или иной снимок. Было ощущение, что вечер удался.

— Как будем электрику монтировать, господа растратчики? — спросил вдруг Рома. — Кабелей-то не хватит!

Витя с испугом посмотрел на него.

— Андрей в курсе, — сообщил Рома.

— Я — в сообщниках, — подтвердил я. Хустов усмехнулся:

— Хорошо погуляли…

— Что теперь делать? Надо к Флоре идти, пусть новую экспедицию снаряжает. Андрюха правильно сказал, — рассудил Гоша.

— Не надо сразу идти, — решил я отработать свое участие в сокрытии хищения денежных средств. — Флора обо всем догадается. Следует смонтировать то, что есть, а потом сказать, чего не хватает. Мало ли почему? Спланировали плохо!

— Ловко, — сказала вдруг Татьяна таким же голосом, каким она признавалась в том, что умеет стрелять из ружья.

— А то! — согласился я. — Десять лет все-таки… — напомнил ей.

Она подарила мне еще одну улыбку. Пожалуй, коллекционировать ее улыбки было бы еще интереснее, чем фотки в цифровике!

— На охоту-то не ходил еще? — спросил меня Женька, меняя тему.

— А! — я махнул рукой. — Упустил двух крякашей на Шуде. Задумался. Какая теперь охота?

— Одно другому не мешает, — философски заметил Джо.

«Еще как мешает!» — хотел возразить я, но промолчал, посмотрев на Татьяну.

— Этот ежик у нас здесь, в доме жил. Его пес из леса в зубах принес, — прокомментировал я ей очередной снимок. — О! Ты бы видела эту собаку! Еле ежика молоком отпоили после стресса.

— И пивом? — спросила Татьяна. Я готов был покраснеть и стал оправдываться:

— Хотел еще вчера эти бутылки из сеней выбросить, да хозяйственная жилка перетянула. Подумал, могут на поплавки пригодиться для сетки.

— Здесь на снимке бутылка, — пояснила свою фразу Татьяна.

— А! Точно. Я и не заметил. Вот они, особенности национальной охоты! Кого не снимай, обязательно бутылка в кадр попадет!

— Ружье новое, говорят, купил, Андрей? — спросил Женька.

— А ты не видел? — удивился я. — Весной еще обновил. Сейчас покажу.

Я достал из шкафа двустволку и подал Женьке. Джо стал вертеть ее с видом знатока, переломил, посмотрел на свет. Я знал, что стволы у меня вычищены до зеркального блеска, так что стыдиться нечего. Поговорили немного об охотничьем оружии. Татьяна продолжала смотреть фотки.

Гости поднялись и стали прощаться. Что станет делать Татьяна? — интересовало меня больше всего. С трепетом я ощутил, прощаясь с Гошей, взявшим Рому под ручку, с Женькой и Хустовым, что девушка остается рядом со мной и не торопится уходить.

Кто-то вкрутил лампочку на столбе, поэтому было достаточно светло. Четверка не успела от нас отойти далеко, когда перед ними вырулила из переулка явно нетрезвая парочка.

— О! Савроська! — резко окрикнул Гоша. — Никотиныч! Отдыхаем, молодежь?

Я видел, как Рома, высвободившись от Гоши, пошел вперед. «Если останусь, я за себя не отвечаю», — вот как я расценил бы этот нетерпеливый жест. Рома видел, что общительный Гоша надумал поболтать с пацанами, которых он не любил. Так оно и вышло.

— Все пьешь, Саврося? А ты, Никотиныч, чего? Ты же вроде бросил?

— Немного выпили, дядя Гоша…

Татьяна вдруг сказала мне:

— Я пойду.

Не знаю, что произошло, но я был уверен, что ее настроение отчего-то явно изменилось.

Следующим утром «будильник» тоже не подвел. Услышал стук в окошко. Повезло, повезло Валерию Витальевичу!

— Андрюха!

Уже открывая дверь, я вспомнил:

— Толик! Елки-палки! Ты про меня не забыл?

— А я все помню, я был не пьяный, — пропел в ответ Толик из Высоцкого. — Не суетись, я подожду. Бутерброд хоть съешь! — великодушно разрешил.

— Меня в Бродах накормят. Или я не знаю дедушку Алекса!

Когда Толик вывел свой оттюнингованный «уазик» на трассу, я понял, что и в лице Гошиного брата мне не найти исключение из правила: «Какой же русский не любит быстрой езды?»

— Значит, теперь ты у нас — пан директор? — спросил Толик, выжимая из своего автомобиля все, что можно.

— Это называется без меня меня женили! — признался я ему. — Я, конечно, сделаю все, что могу, но насчет официального директорства, это явный перебор!

— А Гоша считает, что нет.

В Плодовихе я поблагодарил Толика за то, что довез в целости и сохранности. Спустившись по песчаной дороге под гору в долину Чернявки, я пересек речку по высокому мосту, по которому, к счастью, перестали ходить лесовозы, так что он еще послужит. Мурлыкая себе под нос песенку солдата из фильма «Старая сказа», я углубился в лес.

Дорога, наконец, расширяется, видны первые почерневшие дома. Справа, когда выйду на поляну, покажется дом Матвеевых, в котором родилась традиция с шоколадкой.

Вот и он. И — кого я вижу! По тропинке, следующей от Лапшанги, топает товарищ Суков. За ним след в след, одна за одной, — три кошки, хвосты трубой. Суков возвращается с рыбалки, на плече удочка из орешника. Я не промахнусь! Фотоаппарат в моих руках появляется быстрее, чем кольт в руках ковбоя. Есть исторический кадр!

— О-кхе-кхе! Здорово! — приветствовал меня местный абориген поднятием руки. — Как оно, ничего?

— Помаленьку, — ответил я в тон ему. Как меня зовут, Суков вряд ли помнил. — Как рыбалка? Что елец?

— А! Твою мать, не клюет падла! За все утро… — Товарищ Суков приподнял пакет.

— Ну, ничего, — оценил я. Действительно, мне бы для удовольствия такого улова хватило. Когда же вопрос стоит о пропитании, ворчание рыболова можно понять.

— К Михалычу? — спросил Суков. — Сетку проверяет. Я от бани отходил, он к озеру пошел. — Суков потопал к своему дому, кошки — за ним.

Когда я присел на так хорошо знакомую скамейку под навесом, мимо прошел энергичной походкой тот самый Вовуня, который доводил собой число местных жителей до полутора. Демисезонное пальто, руки согнуты в локтях, ать-два, ать-два!

Меня Вовуня, готов поспорить, увидел, но не отреагировал. У него — ежеутренний оздоровительный променад.

Я сидел на скамейке и наслаждался тишиной. Вот чего не хватает в Кувшине! Собаки лают, «мациклы» трещат…

Я хорошо знал, в какую сторону смотреть, и вскоре среди невысоких деревьев, окружающих озеро, показалась знакомая телогрейка и один из головных уборов, составляющих у дедушки Алекса богатую коллекцию.

— Андрюха! Ты что же не позвонил?

— Проспал, — честно признался я. — С постели подняли, но не разбудили. А потом — гонка. Местные же медленно ездить не умеют. Зато, пока пешком шел, удовольствие получил. А что погода, все эти дни такая, чудная?

— Погода, Андрюха, сказочная! «Славная осень. Здоровый, ядреный, воздух усталые силы бодрит. Лед неокрепший на речке студеной, словно как тающий сахар лежит», — продекламировал по памяти наш Профессор, как его называют в Кувшине. — Льда, правда, пока еще нет, а в остальном…

— Вы дневник, конечно, ведете?

— А как же? Пойдемте в дом, Андрей Владимирович! Я вам за чаем зачитаю о событиях минувших дней. — Александр Михайлович любил свой журнал. Я знал, что обращаться к записям доставляло ему удовольствие.

От внимательного дедушки Алекса не укрылось то, что я как-то рассеянно прослушал про зайца, добытого возле Сергуниной старицы, про щуку на десять килограммов, которая обмотала вокруг себя всю китайскую путанку Кольки-Живодера, приезжавшего намедни, дабы расставить все свои сети, петли, капканы и самоловы. Действительно, меня больше интересовала погода.

— Ты что, Андрей, такой задумчивый?

— У меня, Александр Михайлович, этот случай с мужиком из Кувшина, Спонсором, из головы не выходит.

— Чем он так тебя заинтересовал?

— Да… всем! Смотрите, — я достал цифровик, высветил. — Вот. Окурки. Люди стояли и курили. Погода тихая все эти дни, у вас и в дневнике зафиксировано.

— Полный штиль, — согласился главный местный метеоролог.

— То есть, двое общались, и их было слышно. Не молча же они дымили вдвоем? Табачный дым я, некурящий, чую издали. О звере — говорить нечего! На лабазе ведь, когда медведя караулишь, курить нельзя?

— Ни в коем случае, — подтвердил дедушка Алекс. — Ни курить, ни пукать, ни чихать.

— Вот видите! Они стоят, курят, разговаривают, возможно, что и пукают, потом расходятся, а через пять минут на одного из них нападает медведь. Не странно ли это?

— Очень странно! — согласился Александр Михайлович. — Зверь давно должен был уйти.

— И я, хоть охотник не больно еще опытный, тоже так подумал. Правда, это была медведица с медвежонком.

— Ну и что? Она бы увела его за собой, и все! — воскликнул Александр Михайлович, в отличие от меня, охотник весьма опытный. Конечно до Ромы, убившего сто медведей, ему далеко, но, хаживал дедушка Алекс на «хозяина», хаживал!

— Я и думаю, почему же она напала?

— Что тебе сказать, Андрюша? Поведение животного не всегда укладывается в определенные рамки, как, впрочем, и человека. Вот у меня в Казахстане был случай. Пошли как-то раз на кабана…

Я добросовестно выслушал охотничью байку, поглядывая на репродукцию со знаменитой картины «Охотники на привале» на стене у Александра Михайловича, далеко, впрочем, не самым интересным экспонатом в его доме-музее, в сравнении с чучелами глухаря, белки, куницы, зайца, и так далее, лосиными рогами, многочисленными фотографиями. Про библиотеку вообще говорить не приходится! В другой раз я обязательно задал бы кучу вопросов, касающихся рассказанной им истории, но сегодня меня больше интересовала своя, и я вернулся к ней:

— Вот еще, Александр Михайлович, смотрите, — я перелистнул кадр в фотоаппарате, — медвежьи следы. Вы в следах, конечно, разбираетесь лучше меня, если учесть, что я вообще не разбираюсь. Но, даже я могу отличить, когда человек бежит, резко отталкиваясь от мягкого грунта, а когда идет спокойно, — я вспомнил Рому, удерживаемого за штаны Натахой. — Скажите, зверь здесь спокойно прошел, или рвался вперед, чтобы броситься на человека?

— Медведь передвигался не торопясь, сколько я могу судить, — сказал дедушка Алекс.

— Что-то не складывается, — сделал вывод я. — Вы не находите?

Александр Михайлович внимательно просмотрел всю мою фотосессию, от начала до конца и в обратную сторону. Я молчал и ждал.

— Хм, — он протянул мне фотоаппарат. — Ты полагаешь, это может быть инсценировка? Следствие проведено, конечно. Все же я поинтересуюсь при случае, какие оно сделало выводы. А человек-то кто был? Как ты его назвал, Спонсор?

— Да. Он в завод инвестировал. Теперь «Красный кувшин» есть на что поднимать. А главный руководитель-погиб!

— Хм. А кто будет за него?

— Я. В том-то и дело.

— Как?! — чуть не подпрыгнул дедушка Алекс.

Пришлось ему рассказать всю историю. Помолчали, и у меня вновь проснулся зуд Шерлока Холмса:

— Еще, я не могу понять, почему следов медвежонка нет, только медведицы?

— Завтра днем Пистон — Володька Пистонкин — из Варнавино к себе в дом приедет, а мне харчи завезет, мы договорились. Давай-ка попросим его, чтобы скатал нас на место! — предложил Александр Михайлович.

Весь оставшийся день я ловил окуней на живца в Лапшанге, и достиг в этом немалого успеха. Вечером дедушка Алекс смотрел футбол, а я под него заснул. Утром, как и обещал, приехал Пистон, худой, суровый с виду, не выпускающий папиросу изо рта, шалун. Дедушка Алекс стал так называть его после того, как застукал с продавщицей из Плодовихи в Бродах, где она гостила у Пистона инкогнито. «Полезная связь», — подмигнул ему потом дедушка Алекс, сам — примерный семьянин. Пистон изобразил нам в лицах всех, кто участвовал в следствии по делу Спонсора. Вышло очень потешно. Оказалось, что у мента, как у него самого, была на уме баба, у криминалиста — теща, у следака — гости из Нижнего. Словом, всем было наплевать. Это вполне подтвердило мои подозрения о том, что выяснение обстоятельств гибели Щербакова велось кое-как. Ну, напал зверь на человека, и напал. Бывает. Что с того?

Скатать нас в Кувшин Пистон не отказался. Его «буханка» была до черна затонирована ради продавщицы из Плодовихи, так что никто в Кувшине не понял, полагал я, кто это проезжал по магазинной улице и углубился в лес в направлении Варважа.

Пока мы с Пистоном беседовали на берегу Варважа, дедушка Алекс обследовал все вокруг места происшествия. Вернувшись, он доложил результат:

— Что тебе сказать, Андрей? Медведь здесь ходил, но отпечатки старые. Следов медвежонка я нигде не увидел. Конечно, однозначно утверждать, что его не было, я не стал бы. Почва все-таки, исключая берег, твердая. Трава могла следы не сохранить, на песок он мог и не выскакивать. Не знаю. Ну что, Володя, возвращаемся? — сказал он Пистону. — Тебя, Андрюша, куда доставить? Вернемся ко мне?

— Да нет, спасибо, я к себе. За деревню выедем, я пешком вернусь. Конспирация! Не хочу тревожить местные умы.

Расставшись с Александром Михайловичем и Пистоном за деревней, я соскочил с трассы, перешел по бревну через Шуду, и вернулся в дом луговиной. Ноги мои при этом насквозь промокли в кроссовках, пришлось срочно растапливать печку. Принес из сеней ту самую канистру, из-за которой меня накануне чуть не зачморил Гоша. Плеснул, как обычно, солярки в майонезный стаканчик, отметил, что она у меня быстро заканчивается. Было больше.

Пора, решил, на окнах занавески раздвинуть, не палить же электричество днем! Мои энергичные действия, топанье по полу разбудили пресмыкающееся в банке. Оно зашипело, освещенное ярким полуденным светом от окна.

— Не бойся, свои! — успокоил я его, мельком глянул на красавца, отвернулся, сделал шаг в сторону печки, и вдруг замер. Резко развернувшись, я еще раз внимательно посмотрел на своего змееныша. Даже банку поднял и повертел в руках. Уж был другой! Не тот, которого я поймал. Сев, как стоял, с банкой в руках, на кровать, я продолжал смотреть на свою змею, совершенно ничего не понимая. Этого не может быть. Не рехнулся ли я?!

Любой другой на моем месте ничего не заметил бы. Ни один человек на свете, кроме меня, даже деревенский охотник, не знает настолько обыкновенных ужей, как я. Даже дедушка Алекс не знает! Экземпляр, пойманный мной на луговине, был самцом. Чем самец отличается от самки? Очень просто! Он — черный, а венец на его голове — оранжевый. Самец темнее, ярче самки, окрас которой ближе к темно-серому, а венчик — желтый. Самец — стройнее, изящнее, самка — полнее, при той же длине, как положено женщине. Нет, различия эти, конечно не столь разительны, чтобы их сразу увидеть. Однако если столько возиться с этими тварями, сколько я, а я занимался ими все свое детство, — отличишь мгновенно.

То есть, что же получается? Кто-то вытащил из моей банки ужа, которого поймал я, и посадил в нее другого, очень похожего, такого же размера, только самку. Зачем?!

Нет, я, правда, ничего не понимал. Это, пожалуй, был первый случай в моей жизни, когда я отказывался верить собственным глазам. Я снова и снова разглядывал сосуд в своих руках. Банка та же, трехлитровая. Крышка — моя. Вот дырки от гвоздя. А змей в ней сидит другой! Змея.

Дом был закрыт, замки я открывал своими ключами. Другой комплект ключей — у Валерика. Третий, запасной, — у Марии Васильевны, Гошиной матери, висит на гвоздике.

Может быть, Валерик приехал и сбежал от моего подарка? Только, как это? Подменил ужа и сбежал? Чушь какая-то! Он и в руки никогда его не взял бы!

А что, если кто-то проник в дом, но не хотел, чтобы это сразу заметили? Случайно разбил банку, и уж уполз. Потребовалось восстановить все, как было, и пришлось ловить другого ужа, чтобы хозяин ни о чем не догадался? И ведь не догадался бы. Другой, только не я. От этой мысли я резко поднялся с койки, «чужой» уж снова зашипел, но я больше не обращал на него внимания. Скорее отпер шкаф, — ружье оказалось на месте, патроны — тоже. Слава богу! Выдвинул ящик буфета, — деньги, документы, все цело.

Тогда в чем же дело? Старательно подмел под буфетом, под кроватью, ничего особенного не увидел. Все же взял фонарик и посветил под буфетом. И тут мое упорство было вознаграждено! За буфетной ножкой я обнаружил-таки хороший кусок стекла. Версия подтверждается? Где тогда мой первый гаденыш? Я стал ползать на четвереньках, высвечивая фонариком все темные углы, но нигде его не увидел. Зато обратил внимание на здоровую дыру за кроватью Валерия Витальевича, которую мы все хотели законопатить, да руки не дошли. Змейка упала в подпол?

Что же, мини-расследование великому змеелову требовалось довести до конца. Я помнил, как поступала моя бедная мама, если уж уползал из небрежно закрытого террариума, и отправлялся гулять по квартире, повергая ее в ужас. Она зажигала на кухне газ, все четыре горелки, забиралась с ногами на диван, и принималась ждать. Змей выползал из какого-нибудь угла и двигался в сторону кухни, туда, где тепло.

Размотав удлинитель, я провел электричество в подпол через открытый люк, и спустился по лестнице вниз, держа калорифер в руках. Тщательно осмотрев при свете все открытое пространство, никого не увидев, я установил включенный калорифер посредине погреба, и вернулся наверх, чтобы спокойно ждать. Через минут сорок я заглянул вниз, и пожалуйста! Мой дружок вытянулся возле теплого нагревателя! Опыт не пропьешь… Гордый собой, я тут же изловил его, вынес со двора на огород, и отпустил: пусть живет.

Второго следом выпустил тоже. Валерик, очевидно, так и не приедет, да и пугать его мне что-то расхотелось. Я сам испугался. Чьи это шутки, и что они означают?

Логика подсказывала только одно. Кто-то действительно забрался зачем-то в мой дом, разбил ненароком банку с ужом, и, поскольку времени в его распоряжении было достаточно, он успел изловить другую змейку, найти банку, и создать видимость, что ничего не произошло. И, клянусь, никто ничего не заметил бы!

Я еще раз обшарил весь дом, но так и не обнаружил никакой пропажи, не считая Валерика, которого как не было, так и нет.

Ну, что же? Я рассудил так. Если кто-то не хотел, чтобы я заметил несанкционированное посещение своего дома, я и сделаю вид, будто ничего не заметил. Посмотрим, что дальше. Я буду теперь настороже.

С крысиным мором, который я, не смотря на бешеный клев окуней, не забыл спросить у дедушки Алекса, я отправился с визитом к соседке.

На дверях Татьяны висел замок. Мне казалось, я почувствовал это на расстоянии. Сразу стало скучно. Я поплелся к Гоше. Мария Васильевна вид имела хитрый и довольный, словно только что попила чайку с моей шоколадкой.

— Где? — спросил я мрачно. Она, естественно, поняла, о ком я.

— У Ромки, «уазик» чинят. Чего хмурый такой? — спросила Гошина мама.

«Пропала Мальвина, невеста моя», — хотел сказать я ей, но приходилось сдерживаться. Махнув рукой, развернулся, чтобы идти к Роме.

Рома вместе с Гошей снимали кривой карданный вал с Гошиного «танка». Рядом на траве лежал не то, чтобы новый кардан, но, во всяком случае, на вид прямой. Матерились мастера ужасно.

— Нет! — вылез Рома из ямы. — Надо «вэдэшку». Или придется срубать болты. Хрен открутишь!.. Здорово, Андрюха!

— Здрасте! Рома, а где Татьяна? Я ей крысиного мора привез, мышей извести.

— В Нижний отправилась. Мне отсыплешь?

— И мне! — ухватился Гоша.

— Обрадовались на халяву! — воскликнул я. — Отсыплю. Тут на всю деревню хватит.

— Профессор выделил?

— Ну да. Кто же еще?

— А мы вот машину делаем, Андрей.

— Мне показалось, это она вас делает! Я вам сейчас «вэдэшки» принесу. Погоди болты рубить, Рома.

Признаться, я был рад, что появилось дело, и можно отвлечься. Тем более, с Роминой племянницей все выяснилось. Правильно, ей же надо отпуск оформить.

Втроем мы победили кардан. По магазинной улице проехал фургон-автозак.

— Наладчиков привезли, — определил Рома, мгновенно оценив ситуацию. Деревенский!

— Пойдем к нам чай пить, — пригласил Гоша. — Маманя пирогов напекла.

В сенях, стягивая галоши, я увидел корзину с грибами. Отборными, белыми.

— Ух, ты! Это кто собрал? — не удержался от вопроса.

— Это Таня мне принесла, — похвасталась Мария Васильевна. — Вчера за корзинами приходила, а сегодня с утра принесла. Одну в город повезла, другую — нам.

— Она… одна в лес ходила? — спросил я с плохо скрытой ревностью. — И не боится? — прикрыл я хитростью свой вопросик. — Медведей?

— Она ведь сибирячка.

— Из Новосибирска? — уточнил я. — Новосибирск больше Нижнего. Она, может, тайгу только по телевизору видела?

— Ну, там не видела, — у нас насмотрится!

Мне волнительно было говорить про свою соседку.

Пироги оказались вкуснейшими. Больше всего меня интересовало, когда теперь вернется Татьяна? Сколько она пробудет в Нижнем?

Я взял ружье, опоясался патронташем, и отправился в лес. Протопал до самой темноты, измотал себя на славу, дважды стрелял по глухарю, заблудился малость, но сумел выйти к Жилке и спуститься по ней к деревне. «Супостат» чуть не сделал меня заикой, когда долбанул по воде хвостом на своей запруде в двух метрах от меня. Дожидаться, пока он выползет на жировку, я не стал. Пусть лозунг «Спаси дерево, убей бобра!» реализует на практике Женька-Джо. Он это любит.

Кое-как поужинав, я рухнул на кровать, и уснул без задних ног. Среди ночи я вдруг проснулся, — бодрым, свежим, словно и не спал. За окнами, показалось, как будто отсветы цветомузыки, только песен не слыхать. Пожар? Где? Далеко? Я вышел на улицу, постоял, и вот уже и языки пламени стали взлетать кверху. И — близко! Они поднимались выше, выше, слились в сплошное пламя. Я смотрел и все никак не мог поверить, что действительно вижу настоящий пожар, и он — в нашей деревне. Сомнений больше быть не могло. Пламя бушевало вовсю. У кого это, интересно?.. Над магазинной улицей закрутились мигалки. Пожарные подоспели, значит.

Я прошел вдоль нашей, Цветочной, улицы до дома Татьяны, пытаясь определить, где горит, но не смог. Нет, дальше я решил не ходить. Пожарные уже приехали, что там делать? Придется топтаться на месте. Вроде и пользы от тебя не будет никакой, и уйти неудобно. Решил, поутру все узнаю, и пошел спать, ругая свою черствость. И это будущий директор завода!

Тук, тук, тук в окошко. Нет, очень, очень повезло Валерию Витальевичу! Иначе бы он с ума сошел. И пес его рехнулся тоже.

— Андрюха!!!

— Да иду, иду!!!

— Здорово! — Толик сиял, как самовар в престольный праздник. — У нас в деревне пожар!

Значит, это был не сон.

— А у кого? — деловито осведомился я.

— «Молдавашки» сгорели! — кажется, Толик был жутко доволен. — Допились, сердешные! Обе сестры и Савроська вместе с ними.

— Что, погибли? — теперь я точно проснулся.

— Ага! Три трупа. Пойдем смотреть?

— Нет, спасибо… А, впрочем, пошли.

Кроме двух пожарных машин возле пепелища стояла «буханка», как у Пистона, только с красным крестом, и «Волга». Три тела уже упаковали в черные мешки, это спасло нас от душераздирающего зрелища. Народ кучковался в стороне. Я узнал Натаху. Может, она, наконец, нашла свою горящую избу, чтобы войти в нее? Правда, судя по трем черным пакетам, непоправимо опоздала.

— Вот так, Андрюха, — сказал мне Рома, которого я не сразу заметил за могучей фигурой его спутницы жизни. — Догулялись девочки…

— И мальчики, — добавил Толик. Мне же вспомнилось, как Натаха не так давно предсказывала подобный исход. Сбылось пророчество? Подошли хмурые Гоша и Женька-Джо.

— Давно у нас никто не горел, — сообщил Гоша, как будто для меня специально.

— Молдаванки всегда в избе курили, — заметил Джо. Я хотел было обратить внимание, что почему-то дотла сгорели двор и веранда, хотя погода безветренная, но промолчал.

Мент Митя был здесь. В кожаной куртке, рыжие волосы аккуратно подстрижены, серьезная мина «надета» поверх хитрой физиономии. Типа власть.

У всех на устах было теперь поведение «молдавашек», которое довело их до беды. Дамы эти являлись для меня героинями почти виртуальными, я видел их пару раз за все время, и лиц не помнил даже. Больше думалось про Савроську. Вроде бы все понятно, пил в последнее время, зависал у «ягодок». Я и сам видел его таким не далее, как позавчера. Вот только вслед за сомнительной гибелью Спонсора уходит из жизни единственный свидетель несчастного случая, это как? Свидетель, а, может быть… исполнитель? Самое паршивое, что вопросы, возникающие в моей голове, не предполагали поспешности обсуждения их с братвой. Или мне кажется, или дело тут не чисто!.. Кому выгодна была гибель Спонсора? Флоре — раз. Братве — два. В какой-то мере оставшимся акционерам-селянам, но их много, а доля каждого мизерна.

То, что мне теперь надо было настороженно относиться к Гоше и компании, наполнило душу гадливым чувством. Ладно, решил я. Чего я бегу впереди паровоза? Есть компетентные органы, пусть они выясняют.

Мой ближайший помощник по работе Сергей Никитин сразу взял трубку.

— Здорово, Серега! Как работается? Управляешься?

— Все нормально. В Иркутск оба контейнера ушли. Карбид приехал. На складе бригадир грузчиков запил, козел!

— А Валерик?

— Валерик тоже… не вышел еще. Я думал, он к тебе уехал?

Я промолчал. Позвонить бы, обматерить друга, да совесть не позволяет. Сам таким бывал.

— А отдыхается как? — спросил, в свою очередь, Никитин.

— На букву «х». Не подумай, что хорошо. Слушай, Серега, я чего звоню. Нам тут такой «калым» подсовывают! Я отбрыкивался, как мог, но не вышло…

Разговоры о деле подтолкнули меня сходить к заводу, осмотреть «свое» хозяйство. Однако, увидев охрану, я понял, что без Флоры меня на территорию никто не пустит, а вызывать хозяйку было лень. И вообще, там главный инженер сейчас — действительно главный. Да еще Хустов, растратчик и пьяница. Вот ленточку перережут, тогда главным стану я. Приступлю к эксплуатации предприятия и трудового народа. У Флоры — дурочки появится наемный директор, Андрюха — дурачок.

Я вернулся к своему дому. Занятие нашлось само собой. Перед крыльцом у нас стоял деревянный ларь, когда-то брошенный в самом начале пути от сеней до свалки. Ему нашлось два применения. Во-первых, на нем медитировал Валерик, жмурясь на солнце, с дымящейся сигаретой в одной руке и чашкой кофе в другой. Во-вторых, этот ларь стал резервуаром для порожней стеклотары. В него собираются бутылки из под водки, пива, и, крайне редко, в виде причуды, — из-под лимонада. Когда контейнер переполняется, тот из нас, в ком проснулось буйство, откладывает часть бутылок из ларя в пакет и уносит на змеиную кучу. Собственно, это я и решил теперь сделать.

В стороне от основных куч мне вдруг бросилась в глаза… нет, на этот раз не козюлька, а пустая полторашка из-под пива. Наша. Вне всяких сомнений. У нее этикетка была оборвана наполовину ровным треугольником. Я еще подколол Валерика тогда, спросив, что у него было по геометрии?.. Только дело в том, что бутылки этой здесь быть не должно. Ей полагалось стоять первой в ряду у нас в сенях. Сразу возле двери. Там, где я ее поставил, когда проводил первую уборку в этот приезд. Но, она здесь, лежит на траве!

Я поднял пластмассовый сосуд, свинтил пробку, понюхал. «Фу-у-у!» — в нос ударил запах вовсе не пива, а солярки! Или я не водитель дизельного внедорожника.

Я оглянулся по сторонам, словно что — то украл, не видит ли кто?

Ай-ай-ай, ребята! Не аккуратно. Подобное надо прятать в подобном, или просто прятать лучше! Камушек — среди камней на берегу, в крайнем случае — за пазухой. Иголку — в стоге сена. Черную кошку — в темной комнате, а пивную бутылку — в куче, среди таких же. Там бы я ее точно не заметил. А то — в стороне, на виду! Я сунул находку в освобожденный пакет, еще раз проверил в сенях: точно. Первой бутылки не хватало. Да я и так не сомневался, что это она, как только увидел этикетку.

Значит, все-таки поджог?.. Так вот зачем залезли в мой дом, — за соляркой. Значит, братва? Кто же из них решил поиграть в Герострата? Или все вместе?.. Правда, если посмотреть шире, вся деревня знала, что и у меня, и у Валерика — машины, значит, кто угодно мог предположить наличие запасного топлива в избе. Но, это — предположить. А точно знали, видели своими глазами, как я отливал солярку, Женька, Гоша, Рома, и Хустов. Да, еще «моя» Татьяна. Но, подозревать ее, это… это… Я даже слова не подобрал!

Я уселся прямо на ступеньку в сенях, как стоял, и принялся морщить ум. Если следовать логике, Роме и Гоше моя солярка за ненадобностью. У каждого — своя машина. То есть, имеется бензин. Значит, и сговор отпадает. Тогда для общего дела бензин выделили бы те же Рома, или Гоша. У Женьки есть «мацикл», но он давно на приколе. Скорее всего, бензина нет. Хустов всегда передвигается на своих двоих, порой — на четвереньках. Стало быть, Женька или Хустов? Да еще Татьяна… Тьфу! Идиот! Я даже разозлился на себя и пошел запить горькие мысли сладким чаем.

«Соображалка» пошла работать дальше и наткнулась на препятствие. Нашлась одна нестыковочка. Пропажа солярки не объясняла подмену ужа. Канистра с соляркой находится в сенях. Батарея бутылок — здесь же, рядом. А банка с пресмыкающимся — в комнате, на буфете. Если залезли за соляркой, то для чего ходить по комнате, сшибая локтями (носами, ушами…) банки с буфета? Искали фонарик? Не логично. Человек, который лезет в чужой дом ночью, скорее всего — ночью, заранее запасется собственным фонарем. Хозяйский еще искать надо!

И все же это — второй вопрос. В том, что солярку позаимствовали у меня, сомнений не было.

Я запер дом и отправился теми же ногами опять к Марии Васильевне, притворился валенком и спросил, не брал ли кто у нее ключи от нашего дома? Она тут же поглядела туда же, куда и я, и сказала:

— Висят.

Это я и без нее знал! Я же спрашивал: «Не брал ли кто?»

С другой стороны, — думал я, топая к дому, — что я надеялся услышать? Если кто-то и воспользовался нашими запасными ключами, то наверняка сделал это так, что Мария Васильевна ничего не заметила. Вон как она при мне вскинулась: «А! Висят!»

Специально зашел на Цветочную с другой стороны, чтобы пройти мимо дома соседки. Нет, замок! В деревне черт те чего творится, и ее нет…

Вытащил из рюкзака книжку. Не заметил, как уснул, и проспал до темноты. Удивительно, но никто меня не будил, не стучал в окно, не орал: «Андрюха!!!» Даже обидно. Наскоро умывшись, я первым делом сгонял к дому Татьяны, прихватив для отмазки пустое ведро. Вдруг она и вправду вернулась? Нет. Замок, замок… Что делать? Воды все же набрал, надо сварить хоть супчик, что ли? Пошел варить.

За этим занятием вдруг голову подняло мое второе «я», и прямо спросило: «Тебе лет — то сколько?» Мне стало стыдно. «Да», — согласился я с ним. Сердито похлебав супа, я стал чистить ружье, укладывать патроны в патронташ, собирать сухпай. Хватит! Мальвина, блин, пропала! Если Рома с Гошей завтра с утра в лес не поедут, пойду сам, пешком. Баста! Вот такой я крутой мужик. Мое второе «я» мной гордилось.

Внезапно ожил сотовый телефон. Явление, надо сказать, довольно редкое в деревне. Кому бы это? Я взглянул на дисплей: Гоша!

— Андрюха!!! Ты чего, спал, что ли? Я проходил мимо, смотрю, замка нет, света тоже нет.

— С каких пор ты стал таким деликатным, Гоша? Где она, твоя деликатность, утром: «Андрюха, вставай!» — передразнил я его.

— Ха-ха-ха, — засмеялся Гоша. — Дома отоспишься, в городе. Вот завод запустим, съездишь, поспишь.

— Да, завод… — как эхо отозвался я, и сразу все вспомнил. Бутылку с запахом солярки и то, что никому верить нельзя.

— Я чего звоню-то, — перешел Гоша к главному. — Приходи в бане париться. Сейчас. Она готова.

— Да ты что? Это классно! Иду, — обрадовался я жутко. Что люблю, то люблю. Гоша все-таки отличный мужик! Я был уверен, что это не он грохнул Спонсора и спалил «молдавашек».

Баня у Игоря Николаевича просторная, печь кирпичная — жаркая, веники березовые — душистые! Мария Васильевна скомандовала от порога:

— Иди, они там уже. С Ромкой.

В предбаннике на столике я увидел початую бутылку водки, пиво, и закуску. Пейте, пейте! Повесил на крючок свой пакет с чистым бельем и полотенцем, быстро разделся и потянул дверь в парную на себя. Сразу обдало сухим жаром. Значит, еще не поддавали. Я имею в виду, пару. То, что сами уже поддали, — понятно.

— Привет, привет! — я с удовольствием вдохнул горячий воздух. — А! Хорошо!

— О, Андрюха! — захрипел Гоша. — Заходи, погрейся! Чем занимался?

— Ну, груши не околоченной у меня возле дома ни одной не осталось, поэтому просто ковырял в носу… Супчику сварил, на охоту собрался. Вы как? Насчет охоты?

— Поехали! — после некоторой заминки согласился Гоша.

— А женщины как? За грибами же хотели? — усомнился Рома.

— Мы их довезем до уса, — Гоша, очевидно, корректировал планы на ходу. — Пусть по усу идут. А сами поедем через Варваж и возле избушки встретимся.

— А кто за грибами собрался? — решил уточнить я.

— Наталья моя, да Татьяна, — ответил Рома. — Племянница. Приехала. У нас сидит.

Я вдруг почувствовал, будто кто-то выстрелил мне в грудь. И в ней, в груди, вспыхнула боль и стала разливаться по всему телу. Но, было не страшно, а приятно, только тревожно как-то: что будет дальше?

— Ну, так поехали за грибами тогда, раз договорились! — воскликнул я. — Какая разница? Мы же не за мясом в лес ходим, — за удовольствием.

— Ружье все равно возьми, Андрюша, — посоветовал Гоша.

— Зачем? Разрываться только? За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Ты, Гоша, как бывший водитель троллейбуса, должен это знать.

Напарились мы на славу! Рома пошел домой, и мне тоже хотелось пойти домой к нему, а не к себе. Хорошо, что я этого не сделал, потому что увидел свет в окошке у моей соседки. Она вернулась! Взяв пакет с крысиным мором, постучал в окошко.

— Кто там? — спросила Ромина племянница из-за занавески.

— Санэпидемстанция, — сказал я, как можно громче. — Вас грызуны не беспокоят?

Я услышал смешок, меня узнали. Звук шагов удалился от окна, и спустя минутку приблизился к крыльцу, куда переместился и я. Татьяна открыла дверь, и я мгновенно «сфотографировал» ее всю, от ножек, обутых в симпатичные маленькие тапочки, до прически типа «все пучком». Глаза улыбались мне и губы тоже чуть-чуть. На ней были новые джинсы, и кофточка другая.

— Привет! С возвращением, — сказал я как можно естественнее. — Вот, как обещал, — протянул ей пакет.

— Спасибо, — она приняла жестокое средство и тут же поставила в угол за дверью, изогнув при этом стан так грациозно, что мне очень захотелось пригласить ее на медленный танец. Жаль только, музыки не было, не считая того, что пела моя душа. — Не хочешь немного прогуляться? Погода прекрасная, — я отступил, как бы давая возможность оценить всю прелесть уснувшей в ночи деревни. — В городе так не погуляешь.

— Хм, — Татьяна втянула голову в плечи и растерянно улыбнулась. Мое предложение застигло ее врасплох.

— Лечь спать мы всегда успеем, — заверил я ее, и понял, что сморозил что-то несусветное. — В смысле, — вы! — Я почувствовал, что краснею. К счастью, на дворе было темно. Она засмеялась.

— Сейчас, оденусь.

И ушла в дом, а я остался стоять под дверью, глупый и счастливый. Вдохнул свежий воздух полной грудью и вспомнил, что у меня скоро день рождения, — через две недели.

Татьяна поменяла тапочки на кроссовки и надела телогрейку. Самую настоящую, правда, по-современному камуфлированную.

— У тебя и семечки есть? — спросил я ее. Она в изумлении посмотрела на меня. Глаза мои горели, вероятно.

— Это что было, ясновидение? — спросила она и, действительно, достала горсть семечек из кармана и предложила жестом мне.

— Мне подумалось, в деревне так положено, — я развернулся к ней боком и оттянул карман. Татьяна своей рукой высыпала в него семечки. На секунду я почувствовал ее пальчики в своем кармане. Мне захотелось поймать ее руку там, в кармане, в свою, и держать так, согревая ее ладонь. Не решился… Я вдруг с огромным удивлением сделал открытие, чего мне так долго не хватало в жизни! Школьного чувства на букву «Л». Да, да, вот ведь потеха! Оказывается, я тосковал по нему, и даже не знал об этом. Не секса хотелось, не камасутры, не ночевать днем. А именно этого, давно забытого. Возникла иллюзия, будто ромашка («любит — не любит») может победить жизненный опыт и весь накопленный цинизм, как растущая травинка проникает сквозь асфальт, халтурно уложенный гастарбайтерами за оставшиеся после откатов скудные бюджетные деньги.

Татьяна навесила замок, сунула ключик в джинсы, и мы двинулись не спеша вдоль по Цветочной улице.

— Куда пойдем? — спросила она.

— Просто пойдем, — пожал плечами я. — Как, удалось в городе уладить свои дела? —

спросил ее.

— Удалось! — усмехнулась Татьяна, вспомнив что-то свое.

— Но, даром это не пройдет? — догадался я.

— Да. У нас в фирме корпоратив намечается. Я должна привезти дичь, рыбу, грибы, и еще — березовых дров для приготовления шашлыка.

— Однако! Флора этого всего не обеспечит.

— Почему Флора?

— Ну, это по ее милости мы тут зависнем. Придется и в этом ее выручать. Я имею в виду дичь и рыбу. За грибами отправляемся уже завтра. Ты в курсе? Я напросился в вашу компанию. Правда, сначала думал, мы едем на охоту. Но, грибы — это тоже неплохо. Ты не против? Обеспечим грибами ваш корпоратив, так и быть. Вот только сушить их у меня негде. Русскую печь мы в своем доме сломали, слишком много места занимала. Оставили один подтопок. Впрочем, ты видела. Кстати, твой дядя Рома занимался. Он — мастер на все руки!

— Я знаю. У нас есть и печь, и где сушить.

— Ты умеешь? Вот и отлично. А обработать я помогу, — порезать, помыть, почистить.

Татьяна с улыбкой покачала головой:

— Такая забота… Не знаю, как и благодарить?

— Не стоит. Это все — отдых для меня. Я имею в виду, что цель — не только грибы в корзине, дичь в ягдташе, и рыба в садке. Мы приезжаем сюда ради самого процесса: бродить по лесу, сидеть на речке, колдовать с ножом, готовя пищу. Слушать, как трещат дрова в печке…

— Романтика, — догадалась Татьяна.

— Самая что ни на есть, — согласился я. — Плюс релаксация. Мне, в общем-то, все равно, чем заниматься на природе, поскольку все доставляет удовольствие. Вот чего я точно не хотел, не ожидал, так этой истории с заводом! Заниматься тут делами — не думал.

Мы достигли края Цветочной улицы, повернули налево. Я знал, что эта дорога — длинная, и по ней мы выйдем к заводу, если не станет лень топать до конца.

— А ты где работаешь? — спросил я свою спутницу. — Если не секрет.

— Не секрет. В фирме «Фармсервис». Она торгует лекарствами, распространяет по аптекам и лечебным учреждениям.

— А кем?

— Ну, как все теперь — менеджером. Вообще-то я — врач по образованию.

— Да ты что?! Вот здорово! Я, правда, пока хорошо себя чувствую…

Она засмеялась.

— А где училась?

— Сначала в Новосибирском мединституте, потом пришлось переехать в Нижний, перевелась, доучивалась здесь.

— А по специальности почему не устроилась? Впрочем, я догадываюсь…

Помолчали.

— У тебя большая фирма? — спросила Татьяна.

—  Нет, скадрованная, — я усмехнулся. — Это словечко из лексикона военных. То есть, свернутая. Осталось начальство, база, и минимум персонала. В кризис нам пришлось сократить всех лентяев. Было не до жиру. А когда трудное время миновало, мы с компаньонами заметили, что вполне можем обходиться без балласта. Если не важничать и брать на себя больше работы. Во всяком случае, до тех пор, пока не назреет ясная перспектива расширения бизнеса.

— У тебя хорошая машина, большая квартира?

— Не жалуюсь. Есть еще загородный дом, кроме этого, охотничьего, домика. Но, знаешь… Понятие «жить хорошо» зависит не только от того, какая у тебя машина, или квартира. Банальная вещь, но это так.

— А от чего, например? — Татьяна провоцировала меня на откровенность.

— Например, от того, с кем ты гуляешь по ночной деревне, — шутливо ответил я, и достал для нее конфетку из кармана рубахи.

— Спасибо! — засмеялась она. — А если серьезно?

— Не думаю, что ты этого не знаешь, и все же… Ты работаешь, что-то делаешь, иной раз и вправду стараешься, но твои добрые намерения просто не понимают. Принцип «как аукнется, так и откликнется» справедлив не всегда. Он справедлив в лесу, в горах. Хочешь, сейчас проверим… — я набрал воздуху в легкие, сделав вид, будто сейчас заору: «Ау!»

— Ой, не надо! — схватила она меня за руку.

— Хорошо, не буду, — легко согласился я.

Она поняла, что я ее разыграл, и шутливо треснула меня по руке. Мне очень нравилось, что удалось поймать легкую, шутливую волну в беседе. Я хотел только слушать ее голос, и ничего более. За разговорами мы не заметили, как прошли полдороги до завода.

В доме, с которым поравнялись, горел в окнах свет, и кто-то буянил внутри. Слышались мужской и женский голоса. Внезапно дверь с шумом распахнулась, на пороге показался парень в расстегнутой рубахе, за ним следом — женщина. Она пыталась удержать его за руку:

— Витька, стой, не дури!

Парень высвободился, резко дернув рукой:

— Отстань!

Очевидно, «Витька» был сильно пьян. С безумными глазами он выскочил прямо на нас и, увидев Татьяну, вдруг замер, глумливо улыбнулся и с воплем:

— А-а-а!!! — бросился на нее, пытаясь поймать в объятия.

Конечно, ни я, ни она ничего подобного не ожидали, и неадекватному юноше удалось притянуть к себе Ромину племянницу прежде, чем я ухватил его сзади за воротник. Когда я резко потянул его на себя, Татьяна одновременно с силой оттолкнула его, и он, сделав несколько шагов назад, повалился на землю.

— Сука! — заорал он, поднимаясь. У меня не было сомнений в том, что будет дальше, и я встал между ним и Татьяной, закрывая ее собой. Он ринулся на меня. Я не придумал ничего лучшего, чем броситься ему навстречу, выставив вперед плечо так, словно собирался вышибить дверь. В итоге пьяный опять оказался на траве, его мать подоспела к нему. Она повисла на нем, не давая встать на ноги.

— Помочь вам? — спросил я женщину, выбирая, как ловчее его ухватить.

— Нет, уходите! — взмолилась она. По правде сказать, я в этот вечер драку не заказывал.

— Это все она, она! — кричал парень вырываясь. Что там спьяну ему приглючилось?

— Пойдем, пойдем, — потащила меня Татьяна за собой. Я немного посопротивлялся ей для приличия, чтобы портрет героя прорисовался четче, потом уступил. Она терла щеку рукой.

— Он что, тебя ударил?!

Татьяна подумала, что я собираюсь вернуться.

— Нет, нет! Только задел рукой.

— Ну-ка? — я взял ее лицо в ладони на правах спасителя, почти что брата, и повернул на свет. — Ничего нет!

Я продолжал держать ее лицо, хотя нужды в этом больше не было, и смотрел в ее глаза.

Она смутилась, опустила взгляд, мягко отвела мои руки и сказала:

— Пожалуй, пора домой.

Я молча согласился с ней, и мы пошли.

Почему-то, после того, как я держал ее лицо в своих ладонях, говорить про выходку пьяного уже не хотелось. Мне, во всяком случае. Мы дошли без разговоров до ее дома. И тут, на крыльце, я так, что мое второе «я» и пикнуть не посмело, вновь взял в ладони ее лицо, нежно, словно оно было соткано из утреннего тумана, до которого оставалось недолго, и поцеловал в теплые губы. Поцелуй был коротким, она отстранилась мягко, как прежде убирала мои руки, и, ничего не сказав, шагнула за порог. Некоторое время я смотрел на дверь, за которой она скрылась, потом повернул к себе.

Не знаю, сколько мне удалось поспать в эту ночь, два часа, полчаса, час?..

Тук, тук, тук.

— Андрюха, вставай!

Кажется, я вздрогнул во сне и мгновенно очнулся. Я не встал, я выпрыгнул из постели, не целясь, попал ногами в тапки, и уже на ходу пропел:

— Иду! Иду! Иду-у!

Про Валерика в этот раз я даже не вспомнил.

— Доброе утро, Гоша!!! — Я стал его тормошить. Игорь Николаевич не понял причины столь теплого приема в ранний час, но, на всякий случай, обрадовался тоже:

— Ты что, Андрюша, сон хороший увидел? Давай собирайся, я пойду Танюху разбужу.

Вернувшись к себе, я в одно мгновенье успел поставить чайник на газ, умыться, одеться, и отдернуть половину занавески на ближайшем окне, чтобы видеть, когда подойдет Татьяна. Она появилась в платке по-деревенски, в знакомой телогрейке и резиновых сапожках. Моя соседка успела лишь передать корзины Гоше, чтобы уложил в багажнике, как я возник перед ними с тремя чашками дымящегося кофе и пакетом. В нем — конфетки, бараночки.