Бесплатный фрагмент - Родоман

Этот сборник написан близкими друзьями, учениками, коллегами, оппонентами и просто хорошими знакомыми Бориса Родомана — выдающегося географа, неутомимого путешественника, мыслителя, человека неординарного и оригинального.

Это — не конкорданс, скорее многоголосица и разнологосица, но это — портрет человека, сыгравшего важную роль в становлении отечественной теоретической географии, памятник уважения перед его уникальным талантом.

Т. И. Герасименко.
Вместо предисловия:
Борис Борисович Родоман

Институт географии РАН,
г. Москва

gerasimenko@igras.ru

Родоман Борис Борисович (29.5.1931, Москва — 26.12.2023, там же), советский и российский географ, специалист в области теоретической географии, теории районирования, географических картоидов, культурного (антропогенного) ландшафта, экологии человека, рекреационной географии, охраны природы; публицист. Положил начало новому направлению в теоретической географии, отражающему уникальные особенности СССР и России. Автор концепции «поляризованной биосферы» (1970) — территориального симбиоза человека и природы (см. рисунок); создатель авторской версии картоидного моделирования. Идеи Родомана восприняты рядом биологов, экологов, философов, специалистов в сфере архитектуры и градостроительства.

Родители: актёр (бывший железнодорожный телеграфист) и работница швейной фабрики, ставшая впоследствии домохозяйкой, познакомились в коммунальной квартире на Смоленской площади. Благодаря службе отца в театрах водного транспорта и гастролям семья в 1938 и 1939 гг. путешествовала по Волге, Днепру и Чёрному морю. Эвакуация в Западную Сибирь (1941 — 1943) воспринималась мальчиком как увлекательное путешествие. В 13-летнем возрасте Родоман прошёл почти по всем улицам старой Москвы (ныне Центральный административный округ), проехал по всем трамвайным линиям; с 17 лет выезжал в область и проходил до 30 км в день между соседними железнодорожными радиусами. В школе, помимо учебников, изучал энциклопедии, словари, справочники, книги по истории, естествознанию, искусству, науке и технике; раскрашивал карты в энциклопедиях, чертил картосхемы вымышленных городов и стран, выполнил районирование своих комнат. В беллетристике ценил страноведческую информацию.

В 1950—1955 гг. учился в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова на кафедре экономической географии СССР, где заведующим был Ю. Г. Саушкин. Учебную практику проходил в Подмосковье и в Крыму, производственную — в Прикаспийской экспедиции МГУ. По своей инициативе на придуманные темы написал сочинения, принятые кафедрой в качестве курсовых работ: «Структура географического описания» (1952; под влиянием идей Н. Н. Баранского, ставшего руководителем и главным покровителем Родомана) и «Районирование и качественный фон» (1954). В Прикаспийской экспедиции Родомана поразила экзотичность волжской дельты и калмыцкой степи. Здесь, на землях, периодически затопляемых паводками, у него возникла идея об универсальном характере пространственной зональности (слоистости), а наблюдение за вытаптыванием пастбищ скотом вокруг колодцев породило модель полярной противоположности узловых и однородных районов. Эти идеи в сочетании с трактатами о географических текстах и картах легли в основу всех последующих научных работ направления, позднее названного теоретической географией. В полевых маршрутах Родоман сблизился с выдающимся знатоком географии сельского хозяйства А. Н. Ракитниковым. Непосредственным результатом пребывания в экспедиции стала курсовая работа «Типы населённых пунктов в дельте Волги» (1953). Студент Родоман много ездил по стране и вне экспедиций (Поволжье, Крым, Кавказ, Забайкалье, Хибины, Прибалтика, Памир).

В 1955 — 1959 гг. Родоман работал в Государственном издательстве географической литературы (Географгиз), где редактировал главным образом научные издания, в том числе сборники «Вопросы географии», в одном из которых (1956. №39) опубликовал свою дипломную работу о районировании. В 1959 — 1962 гг. учился под руководством Д. Л. Арманда в аспирантуре Института географии АН СССР, участвовал в работе Полярно-Уральской экспедиции этого института и Днепропетровской экспедиции географического факультета МГУ. В 1962 г. вернулся в Географгиз (с 1963 географическая редакция издательства «Мысль»). Редактируя книгу Д. Л. Арманда «Нам и внукам» (1964), проникся идеями охраны природы.

В 1965 — 1984 гг. Родоман работал в лаборатории районирования при кафедре экономической географии СССР географического факультета МГУ, где занимался проблемами отдыха и туризма. В 1966 г. защитил кандидатскую диссертацию о районировании. Практическое значение этой темы виделось ему в создании наглядных карт «двойного каталога земель» — типологического и регионального, и компьютерных программ для автоматического районирования при мониторинге быстро изменяющейся среды, но экономико-географов эта проблема не интересовала, а с физико-географами и картографами желательного контакта и понимания не сложилось. Универсальный сетевой поляризованный культурный ландшафт. Сосредоточился на новом направлении теоретической географии — моделировании всего земного пространства в виде ареалов, линий и сетей. Семь фундаментальных статей, вышедших в России, а также в переводах на английский язык в США, Греции, Индии и Польше (1965 — 1983), принесли Родоману известность. В 1970 г. родилась концепция «поляризованной биосферы», или «поляризованного ландшафта», отчасти включившая модели И. Г. фон Тюнена и В. Кристаллера, высказывания Ж. Дорста и Д. Л. Арманда, в монографии которого «Наука о ландшафте» (1975) картоид «Поляризованный ландшафт» был воспроизведён.

При защите докторской диссертации «Пространственная дифференциация и районирование» большинство членов объединённого учёного совета географического факультета МГУ в 1973 г. проголосовали против, повторная защита состоялась в 1990 г. в Институте географии АН СССР.

В 1959 — 1989 гг. главной аудиторией Родомана был Московский филиал Географического общества СССР, в частности семинар отделения экономической географии по новым методам исследований (с 1970), некоторые доклады которого проходили при большом стечении публики. Родоман также постоянно выступал на российско-эстонских школах-семинарах по охране природы, проводившихся Тартуским университетом (1977 — 1989), результатом стали полтора десятка его публикаций на русском и эстонском языках.

В МГУ Родоман к преподаванию не привлекался, но некоторые доценты неформально уступали ему свои часы. Так был прочитан короткий курс «Основы общего науковедения». Из студентов выделился В. Л. Каганский, ставший учеником Родомана, продолжая до настоящего времени развивать многие направления его научной деятельности. Некоторые представления о российском ландшафте рождались у них в совместных маршрутах: внутренняя периферия, «русская саванна», превращение административных границ в «эконет» (систему, объединяющую охраняемые природные территории различного статуса и территории с различными режимами природопользования, интегрированную в контекст социально-экономического развития) и др. В 1982 г. в издательстве МГУ под редакцией Родомана вышел неординарный сборник работ молодых учёных «Географические границы», вызвавший большой интерес и неоднозначную реакцию на факультете. Весной 1984 г. Родоман был из университета уволен.

В 1985 г. занимался территориальными комплексными схемами охраны природы в Институте генеральных планов Московской области. В 1986–1990 гг. работал во Всесоюзной научно-исследовательской лаборатории туризма и экскурсий, после ликвидации которой в 1991 г. Родомана пригласили во Временный научно-исследовательский коллектив «Школа», вскоре превратившийся в Московский институт развития образовательных систем (ныне Корпоративный университет московского образования). В это время задумана в качестве учебного пособия краеведческая монография «Центральная Россия» (в соавторстве с М. Р. Сигаловым). Рукопись получила одобрение профессионального сообщества, но была издана лишь в 2007 г. (переиздана в 2009, 2012).

Научными площадками Родомана стали многочисленные конференции и симпозиумы, преимущественно междисциплинарные (например, «Биология и культура», «Теория классификаций»). На ежегодных (с 1993) симпозиумах «Пути России» при Московской высшей школе социальных и экономических наук Родомана и Каганского поддерживали Т. И. Заславская и Т. Шанин.

Публицистика Родомана развернулась в конце советского периода в газетах стран Балтии, в дальнейшем возобладали экологические темы. Родоман предлагал размещать садовые товарищества и коттеджные посёлки не среди лесов и болот, не на речных поймах, а на основе существующих или недавно исчезнувших сельских поселений; вместо прокладывания высокоскоростной магистрали «Москва — Петербург» добавить действующей железной дороге новые пути, в том числе на эстакаде. Он объяснял, что главный вред от автомобилизации — расчленение природного ландшафта автодорогами и формируемая ими система расселения, полагал, что реформы в России проваливались из-за непонимания особенностей российского ландшафта. Статьи публиковались в журналах «Знание — сила» (1985–1993), «География» (1994 — 2012), «Отечественные записки» (2002–2007).

В 1999 г. вышла первая книга Родомана «Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии».

В 1958 — 2011 гг., являясь руководителем пеших походов выходного дня и участвуя в многодневных дальних пеших и байдарочных походах, Родоман написал статью о распределении ролей в коллективе, книгу «Под открытым небом: о гуманистичном экологическом воспитании» (2004). В журнале «Здравый смысл» печатались его статьи об этике науки, о морали, на экологические темы и пр.

Работы Родомана сближались с творчеством художников: его цветные чертежи признаны «произведениями современного концептуального искусства» и демонстрировались на четырёх выставках «Метагеография», в том числе в Третьяковской галерее в Москве в 2015 — 2016 гг.

В 2007 — 2015 гг. Родоман работал в Российском научно-исследовательском институте культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва, где был членом редколлегии альманаха «Гуманитарная география». В связи с 80-летием Родомана был издан сборник «Проблемы теоретической и гуманитарной географии» (2013), в котором он был одним из авторов и дизайнером переплёта. В июне 2021 г. в Ярославле состоялась научная конференция «Концепция поляризованной биосферы: научные истоки, междисциплинарный контекст и значение для социально-экономической географии», приуроченная к 90-летию Родомана, на которой автор выступил с докладом «Поляризованный ландшафт: полвека спустя»».

Родоман — учёный и художник

Р. А. Дохов.
Позиционный принцип, территориализация и позициональность

МГУ им. М. В. Ломоносова,

НИУ «Высшая школа экономики»,
г. Москва

rdokhov@hse.ru

Введение

Позиционный принцип Родомана прост и ясен, изящно обобщает множество туманных писаний географов о роли географического положения и дает ключи к его прикладной, в частности параметрической, интерпретации. Заложенная в него методологическая идея позиционной редукции (Родоман, 1979) — сведения всего набора свойств объекта к пространственному (территориальному) положению — не только выражает своеобразие географического знания, но и позволяет географу в комплексной работе с любым территориальным объектом обнаружить свое поле, которое не изучается коллегами из других дисциплин, но хорошо описывается на географическом языке, и дает знание, необходимое для анализа материалов, получаемых в других предметных оптиках. Позиционная редукция таким образом — ключевой методологический прием географа, формирующий его идентичность как специалиста по многообразным позициям, попадая в которые (или занимая, или формируя их) объекты меняют свойства закономерным образом.

В поздней работе (Родоман, 2021, с. 15) автор задается вопросом «Специфична ли для географии позиционная редукция или она в этой науке лишь больше всего порождается?» Можно предположить, что на это Родомана навели размышления о применении специфичных географических методов к пространствам (и объектам) других, нетерриториальных типов (Родоман, 1970; см. также примеры такого рода: Каганский, Шрейдер, 1992; Каганский, 2022). Осознание сложных позиционных отношений, определяющих форму (а часто саму возможность) существования объектов и процессов, произошло за прошедшие полвека и в других дисциплинах. Отчасти это привело к поверхностному заимствованию части географических понятий, перетолкованных странным для географа образом (Смирнягин, 2016b). Представляется тем не менее, что расширение дискуссий о содержании этих понятий идет на пользу как спатиализирущимся представлениям других дисциплин, так и самой географии, получающей живительную инъекцию новых взглядов.

Сегодня в социальных науках огромное внимание уделяется идее позициональности всякого знания. Отвергая (но редко опровергая) позитивистские представления об универсальности научного знания, формируется представление о зависимости получаемого результата от фигуры исследователя, понимаемой как пересечение множества позиций в различных социальных полях: классовом, расовом, гендерном, этническом, возрастном и прочих. Важно теперь не только что сказано, но и кем, вернее — откуда, из какой позиции произведено это высказывание. Допускается, что знания, произведенные из разных позиций, к примеру, европейское и коренных океанийцев, принципиально несводимы одно к другому, но могут использоваться одновременно для анализа и оценки процессов и событий.

В таком случае, фундаментальное значение приобретает исследование самих этих позиций, но не частных их признаков, а пересечений, формирующихся признаками. Эти позиции динамичны, они возникают и исчезают, могут быть более или менее устойчивыми. Они имеют различные типы отношений (смежности, связанности, интенсивности обменов — то есть граничности) и соотношений (размерных, масштабных) между собой — то есть существуют как в ареальной, так и в коннекционной логиках построения пространства. Наконец, позиции осмысляют себя, презентуют внутрь и наружу, вступают в отношения власти и тем самым формируют набор часто противоречащих взглядов друг на друга (и на Других), столь же объективных, как и сами позиции. Это последнее свойство ставит географа в затруднение, поскольку формулирует вызов для идеи картографирования как создания объективной позиционной модели.

Обозначению возможности применения позиционной редукции для выделения и описания этих вариантов производства знания и отношений между ними посвящена настоящая статья.

Позициональность

Представления о позициональности знания коренятся в рефлексии антропологами собственного опыта нахождения в поле и попыток представить мир глазами изучаемого ими сообщества (Robertson, 2002). Ключевой вклад в расширение этого представления и его вывод за пределы узкоспециальной практики сообщества полевых исследователей внесли феминистские ученые 1980-х гг. Донна Харауэй (2022 (1988)) предложила понимать всякое знание как размещенное (англ. situated knowledge): зависящее как от условий, в которых оно было получено, так и от личности автора. Полученные по одной процедуре одних и тех же условиях, женское и мужское знания будут отличаться, как будут отличаться и знания богатого и бедного мужчин и т. д. Представление об объективности переносится здесь на сам процесс контакта исследователя и объекта, то есть все знания равно-объективны, никакое не имеет преимущества. Однако, по мнению Харауэй и ее последователей, некоторые позиции производства знания (мужская, белая, образованная, богатая и др.) более привилегированы, и поэтому могут навязывать другим позициям представления о собственной (единственной) объективности. Размещенное знание может пониматься либо как существующее в пределах локальной (объединенной общностью опыта и условий) группы и слабо транслируемое за ее пределы, либо (расширительно) как произведенное определенным автором в специфичных условиях. Идеал знания, по Харауэй (2022, с. 258) — это равнозначность множества взглядов: «Я выступаю за политики и эпистемологии местоположения, позиционирования и расположения (англ. situating), где частичность и пристрастность, а не универсальность являются условиями того, чтобы быть услышанной, дабы выносить рациональные познавательные суждения <…> за взгляд из тела — всегда сложного, противоречивого, структурирующего и структурированного тела — против взгляда свыше, из ниоткуда, из простоты.»

В известной мере представления о размещенности знания приводят к тотальной релятивизации фактов (Горкин, 2011) через систему сбора информации и нормативные способы ее обработки, которые, в трактовке размещенного знания, спроектированы так, чтобы укреплять господствующую позицию.

Здесь обозначается проблема, на которой акцентируют внимание критики феминистской теории: бесконечное дробление позиций, их неустойчивость и переменчивость. Сколько и каких признаков исследователя необходимо учесть, чтобы соотнести результаты одного с результатами другого? Эта проблема хорошо знакома всякому географу, подступавшемуся к задаче интегрального районирования территории, и в общем смысле решена созданием «мягкой методики», формирующей кортеж ключевых признаков (Каганский, Новиков, 1989), специфичных для этого конкретного случая (Смирнягин, 2011).

К настоящему времени понимание позициональности значительно расширилось и углубилось (Simandan, 2019), выйдя за пределы изначального фокуса на гендерную проблематику к широкой проблеме разных способов познания мира. Симандан выделяет 4 эпистемологических основания расположенности знания, обуславливающих различие между знаниями, произведенными в разных позициях: реализованность лишь одного из возможных миров (и его низкую вероятность); неполноту и неравномерность наблюдаемого мира относительно всей реальности в зависимости от социального положения наблюдателя; неполноту фиксируемых данных по сравнению с полнотой наблюдения; неявность части знания и сконструированные отношениями власти барьеры для его распространения. К этому следует добавить представления нерепрезентативной теории (Thrift, 2008) о невозможности описания «в моменте» и фундаментальной ретроспективности знания в отличие от перспективности восприятия.

Наконец, завершающий штрих в мультипликацию позиций вносит представление Соджи (Soja, 1996) о третьем пространстве как упорядоченном наборе представлений о Других из каждой позиции. Для Соджи на эти представления влияют как реальные пространственные практики, так и репрезентации различных позиций, а также воспринятые актором представления одних Других о прочих. Соджа таким образом окончательно запутывает отношения между позициями, с одной стороны показывая их наличие и относительную устойчивость, с другой — акцентируя на многообразии отношений между ними.

Территориальность как ключевое свойство позиции

Устойчивые позиции, которые возможно определить снаружи, самоопределяемые собственным населением (не только человеческим), входящие в отношения с другими позициями, можно описать как высоко-территориализированные. Территориализация — процесс обретения объектом границ и устойчивых гомогенных свойств сформированной таким образом совокупности. Мы употребляем это понятие в делезианском смысле как разновидность «шершавого» пространства, в котором оно вошло в понятийный аппарат теории ассамбляжей (Деланда, 2018).

Ассамбляжи — сборки элементов различного происхождения, объединенных любыми типами отношений (функциональных, материальных, чувственных и др.), в которых возникают эмерджентные эффекты. Территориализированные ассамбляжи (сборки) обладают устойчивым набором элементов и отношений между ними, в них как минимум есть, а как максимум — преобладают материальные компоненты, а значит появляется характерный для них пространственно-временной масштаб. Компоненты высоко-территориализированных ассамбляжей более однородны, их границы более четкие. Повышение связанности компонентов повышает гетерогенность и, как следствие, ассамбляж становится менее территориализированным. В более территориализированных ассамбляжах возможно кодирование, то есть процесс упорядоченной передачи информации, однозначно считываемой внутри границ. В результате этого создается идентичность территориализированного ассамбляжа.

Территория не есть только проекция государства или иного института на земную поверхность (на которой оно проявляет территориальность власти) (Sassen, 2013), она создается плотными сетевыми взаимодействиями агентов разного рода, производя «эффект территории» (Пейнтер, 2022). В результате, сама территория становится сложным агентом, проявлением ассамбляжа высокой степени территориализации, способного в результате к пространственным отношениям как сложное целое. Субъектность территории как таковой, как целого, сочетающего человеческие и не-человеческие, материальные и экспрессивные элементы реактуализирует ключевые для географии хорологические концепции (Ратцель, 1898; Semple, 1911).

Отметим на полях, что Родоман (2007 (1997)) выступал за весьма оригинальное представление о территории как особом способе географического воображения, квазидвумерной упорядоченности объектов, который воображает географ, глядя на карту или представляя себе ее. То есть территория по Родоману буквально создается в процессе взаимодействия с картой, что очень близко к современному пониманию карт как способа территориализации через отношения власти (Kitchin, Dodge, 2007).

Территориализированный ассамбляж получает возможность взаимодействовать с другими позиционным образом, выделяя в пространстве место. После этого на него начинают действовать особые силы, описанные Борисом Родоманом, а всякая его часть изменяется закономерным образом.

Позиционный принцип и динамика мест

Пространственные аспекты отношений зависят от расстояния между объектами, степени их соседства и характера разделяющих их границ и промежуточных пространств (Родоман, 1979). Расстояние при этом измеряется не только длиной, но временем передвижения, затратами энергии, стоимостью перевозки, учитывается не только геометрически, но и топологически, не только континуально, но и дискретно (количеством звеньев).

Рассмотрение позиции позволяет одновременно увидеть отношения объекта с двумя типами сред: гетерогенными, в которые попадают любые ближайшие предметы вне зависимости от того, есть ли между ними функциональная или иная связь, и гомогенными, с объектами того же класса (человек-человек, город-город).

Сравним это представление с распространенной сегодня теорией географического контекста в его интепретации Дж. Эгню (Agnew, 1987). Он выделяет три компонента места: местоположение, локал (свойство делиться внутри на регионы и быть частью региона (Гидденс, 2003)), чувство места — и добавляет к ним связь между местом и его контекстом. Последний понимается как несколько разномасштабных совокупностей влияющих на происходящее в месте удаленных от него объектов и становится способом отделить собственно пространственные свойства происходящих в месте процессов от всех прочих (Agnew, 1996). Динамика простирания контекстов места позволяет судить об изменениях в сущности происходящих процессов. Практически это различение на свойства местоположения и контекста повторяет двоякую концептуализацию Родоманом среды на непосредственно смежную ареальную и могущую быть удаленной коннекционную. Важно, что Родоман не останавливается подробно на рассмотрении того, что есть собственно место, по сути заменяя его существующей помимо процессов и акторов позицией, тогда как для Эгню и Гидденса место — производная, результат и условие пространственных практик.

Территориализированная позиция превращается в место, обладающее собственными свойствами и логикой развития (Смирнягин, 2012, 2016a): контекстуальность места тогда может меняться с местоположения на «принципы отношения к месту», на основе которых востребуются различные его качества вне зависимости от соседства. К той же идее обратился Константин Аксёнов (2014), представивший общую схему возникновения и трансформации мест, исходящую (как и у Гидденса и Эгню) из смены сущности явлений, создающих места. Место у Аксёнова (1990) — первичная единица пространства, где в конкретный момент проявляется явление, иное явление в той же точке заняло бы иное место, а при изменении свойств пространства произойдет и трансформация мест. В этом смысле место оказывается подчиненным сущностям — локальным явлениям — тогда как в трактовке теории ассамбляжей оно заменяет саму идею сущностей. Устойчивые во времени (относительно характерного времени существования сущности) контексты формируют среду, которая, в свою очередь, постоянно влияет на сущность, формирующую место. При этом, в случае неустойчивости контекстов, они могут и не формировать среду, тогда их воздействия будут разовыми. И контексты, и среда оказывают влияние на сущность, делая возможным появление новой сущности, и, как следствие, трансформацию места. Это позволяет сделать шаг от представлений о динамике функций места (Минц, Преображенский, 1970) к идее трансформации самого места и явления, его создающего.

Родоман (1979) постулирует, что, если объект не находится в точке своего оптимума, то на него действует давление места, направленное вдоль силовых линий географического поля. Под влиянием этого давления подвижный объект перемещается, а менее подвижный меняет свойства и функции, либо сам формирует новое пространственное положение и более подходящую среду, либо деградирует. Идея географического поля как результата взаимодействия разнокачественных систем была позже подхвачена и помещена в центр собственных теоретических построений А. Трофимовым и соавторами (Трофимов, Солодухо, 1985, 1989). В частности, ими сформулировано представление о собственной неоднородности геополя, его «искривленности», которую можно представить в виде квазирельефа. На этой поверхности выделяются стабильные положительные и отрицательные формы (инварианты), совокупность которых формирует основную сетку напряженности.

Пространственно-временная концепция Аксёнова акцентирует динамическую интерпретацию позиционных свойств меняющимися контекстами и собственной динамикой явлений. Места в ней не-субъектны сами по себе, но становятся медиаторами, через посредство которых (и в пространственной логике которых) сущности вступают в контакты с внешними объектами. Позиции тогда диктуют условия, на которых эти контакты осуществляются, а также определяют вероятность контактов.

Место таким образом значимо отлично от позиции: места вступают в конкуренцию за позиции. Территориализирующиеся ассамбляжи стремятся включить в свое место наиболее благоприятные для них позиции. Зачастую в таком случае ассамбляжи вступают в конкуренцию за позицию, которую выигрывает способный вовлечь в такую конкуренцию наибольшие ресурсы. Родоман (1979) полагает, что в случае равносильного спроса формируется периодичность использования — занятия позиции — в частности, сезонность и другие ритмы. Добавим, что возможно также производство новой позиции — трансформация пространства, в ходе которой появляется больше таких позиций — в случае наличия у ассамбляжа ресурсов, но недостаточности их для занятия пригодной позиции. Наконец, возможны ситуации общей перестройки поля, такие как внедрение радикальной инновации или смена способа взаимодействий (например, экономического уклада). Тогда, по Родоману, изменяется положение даже неподвижных объектов: изменение их численности (мощности) в этом месте равносильно перемещению.

Вне зависимости от того, принимаем мы место как непосредственно действующее и реализующее позицию или как медиатора для занимающей его сущности, описание позиционных отношений, формируемых местами (ареальных) и контактами из мест (коннекционных) дает возможность осуществить пространственную редукцию сколь угодно сложного набора элементов ассамбляжа или свойств сущности. Всякое отношение может быть осознано как отношение позиций, всякое отношение власти — как позициональный конфликт. Описывая динамику (де- и ре-) территориализирующихся в различных позициях ассамбляжей, мы получаем дополнительные (и часто — ключевые) свойства, приобретаемые в этих позициях акторами, явлениями, отношениями, не вытекающие сами по себе из их внутренней логики.

Позициональность и территориальность: вместо заключения

Объекты, воображенные как тождественные, попадая в различные позиции «искажаются, деформируются, подвергаются «коррозии» силами реальной жизни (Родоман, 1979). Чем дальше отстоит их реальная позиция от воображенной — тем более выраженными будут изменения, вплоть до несовместимых с продолжением первоначального способа существовать. Так позиции размножают акторов. Но также позиции и сближают свойства различных объектов, попадающих в них. Длительное пребывание в общей позиции, становящейся за это время в процессе территориализации общим местом, гомогенизирует объекты, укрепляет единство сборки, запускает устойчивые материальные и выразительные потоки внутри нее. Так позиции создают ассамбляжи, выражающие себя, соотносящиеся с другими и воспринимаемые ими.

Множественность свойств объектов разного генезиса, составляющих территориальные ассамбляжи, может быть таким образом сведена к набору отношений между ними, возникающих в зависимости от типа занимаемой ими позиции. Сами эти позиции неабсолютны и нестабильны, зависят от размера контекста, могут быть объединены в бо́льшую или разъединены на несколько, могут деградировать или улучшаться при изменении общих условий.

Позиционная редукция — метод осмысления территориального без рассмотрения конкретных свойств. Позиции могут быть воображены как карта в том случае, если в этот момент они территориализированы — объединены местом. Отношения между позициями неравновесны, это отношения власти и конкуренции. Занятие позиции — само по себе ресурс, ресурсы, в свою очередь, могут быть территориализированы путём создания нужной позиции.

Всякая позиция формулирует собственное воображение пространства вокруг, поляризует его относительно себя. Множество конкурирующих полюсов соединяется с близкими и удаленными позициями, стремясь войти с ними в интенсивные отношения и, как максимум, расширить свою сборку на них. Такое распространение происходит вплоть до достижения баланса между конкурирующими центрами или между затрачиваемым на занятие (производство) позиции ресурсов и производимым в результате этого. В результате вокруг этих линий контакта с близкими позициями и линий связи с удаленными происходит выделение закономерно повторяющихся зон, формирование поляризующей решетки (Родоман, 1999) — территориального выражения множественности воображений пространства из разных позиций, оптики их контакта друг с другом.

Список литературы

1. Аксёнов, К.Э. 1990, Понятие места в политической географии и особенности пространственной организации власти в США, Известия ВГО, т. 122, №1, с. 99–105.

2. Аксёнов, К.Э. 2014, Системообразующие свойства пространства-времени при трансформации общественно-географического пространства, Известия Русского географического общества, т. 146, №4, с. 69–80.

3. Гидденс Э. 2003, Устроение общества: Очерк теории структурации, М.: Академический проект.

4. Горкин, А.П. 2011, О релятивности показателей и понятий в социально-экономической географии, Известия Российской академии наук. Серия географическая, №1, с. 8–16.

5. Деланда, М. 2018, Новая философия общества: Теория ассамбляжей и социальная сложность, Пермь: Гиле Пресс.

6. Каганский, В.Л., Новиков, А.В. 1989, Новый метод выделения существенных признаков для разработки региональных классификаций, Известия АН СССР. Серия географическая, №1, с. 112–119.

7. Каганский, В.Л., Шрейдер, Ю.А. 1992, Карта как общий способ представления знаний, Научно-техническая информация. Сер. 2, №5, с. 1–6.

8. Каганский, В.Л. 2022, Неметафора: феноменология картографического изображения, Логос, т. 32, №6, с. 217–244.

9. Минц, А.А., Преображенский, В.С. 1970, Функция места и ее изменение, Известия Академии наук СССР. Серия географическая, №6, с. 118–131.

10. Пейнтер, Д. 2022, Переосмысляя территорию, Городские исследования и практики, т. 7, №2, с. 13–34.

11. Ратцель, Ф. 1898, Политическая география / Изложил Л. Д. Синицкий, Землеведение, т. 5, №3–4, с. 21–74.

12. Родоман, Б.Б. 1970, О применении методов теоретической географии в негеографических задачах, Вестник Московского университета. Серия 5. География, №4, с. 90–91.

13. Родоман, Б.Б. 1979, Позиционный принцип и давление места, Вестник Московского университета. Серия 5. География, №4, с. 14–20.

14. Родоман, Б.Б. 1999, «Сетевая поляризация территории» в Родоман, Б. Б. Территориальные ареалы и сети, Смоленск: Ойкумена, с. 170–183.

15. Родоман, Б.Б. 2007, «Профанация географических понятий» в Родоман, Б. Б. География, районирование, картоиды, Смоленск: Ойкумена, с. 132–150.

16. Родоман, Б.Б. 2021, Незавершённые темы и точки роста в моих работах, Региональные исследования, №2, с. 13–23.

17. Смирнягин, Л.В. 2011, Методические подходы к районированию в общественной географии, Вестник Московского университета. Серия 5: География, №6, с. 13–19.

18. Смирнягин, Л.В. 2012, «Место вместо местоположения? (О сдвигах в фундаментальных понятиях географии)» в А. И. Трейвиш, П. М. Полян (сост.) Географическое положение и территориальные структуры. Памяти И. М. Маергойза, с. 421–456.

19. Смирнягин, Л.В. 2016а, Эволюция места в ходе «производства пространства», Символическая политика, №4, с. 84–105.

20. Смирнягин, Л.В. 2016b, Судьба географического пространства в социальных науках, Известия Российской академии наук. Серия географическая, №4, с. 7–19.

21. Трофимов, А.М., Солодухо, Н.М. 1985, О единой теории географического поля, Известия ВГО, т. 117, №1, с. 36–41.

22. Трофимов, А.М., Солодухо, Н.М. 1989, О соотношении теоретической географии и единой теории географического поля, Известия ВГО, т. 121, №1, с. 39–43.

23. Харауэй, Д. 2022, Ситуативные знания: вопрос о науке в феминизме и преимущество частичной перспективы, Логос, т. 32, №1, с. 237–271.

24. Agnew, J.A. 1987, Place and politics: The geographical mediation of state and society, Routledge.

25. Agnew, J. 1996, Mapping politics: how context counts in electoral geography, Political geography, vol. 15, no. 2, p. 129–146.

26. Kitchin, R., Dodge, M. 2007, Rethinking maps, Progress in human geography, vol. 31, no. 3, p. 331–344.

27. Robertson, J. 2002, Reflexivity redux: A pithy polemic on «positionality», Anthropological Quarterly, vol. 75, no. 4, p. 785–792.

28. Sassen, S. 2013, When territory deborders territoriality, Territory, politics, governance, vol. 1, no. 1, p. 21–45.

29. Semple, E.C. 1911, Influences of Geographic Environment, on the Basis of Ratzel’s System of Anthropogeography, New York: Henry Holt.

30.Simandan, D. 2019, Revisiting positionality and the thesis of situated knowledge, Dialogues in human geography, vol. 9, no. 2, p. 129–149.

31. Soja, E.W. 1996, Thirdspace: Journeys to Los Angeles and Other Real-and-Imagined Places, Wiley-Blackwell.

32. Thrift, N. 2008, Non-representational theory: Space, politics, affect, Routledge.

Д. Н. Замятин.
Поляризованная биосфера и онтологии пространственного воображения: к планетарной метагеографии

НИУ «Высшая школа экономики»,

г. Москва

metageogr@mail.ru

Метагеография: базовые определения и специфика дискурса

Метагеография — междисциплинарная область исследований земного пространства, находящаяся на стыке науки, философии, литературы и искусства. В основе метагеографического поиска лежит стремление к познанию — как научному, так и художественному и философскому — пространственного воображения, во многом определяющего любую человеческую деятельность. Собственно географические знания являются важным фундаментом развития различных метагеографических концепций.

В содержательном плане метагеография занята проблематикой закономерностей и особенностей ментального дистанцирования по отношению к конкретным опытам восприятия и воображения земного пространства. Существенным элементом подобного дистанцирования является анализ экзистенциального опыта переживания различных ландшафтов и мест — как своего, так и чужого. С точки зрения аксиоматики метагеография предполагает существование ментальных схем, карт и образов «параллельных» пространств, сопутствующих социологически доминирующим в определенную эпоху образам реальности. Развитие и социологическое доминирование массовой культуры ведет также к появлению приземленных паранаучных версий метагеографии (близких подобным версиям сакральной географии), ориентированных на поиск и фиксацию различного рода «мест силы», «таинственных мест» и т. д.

Метагеографический феномен представляет собой достаточно свободно наблюдаемую и идентифицируемую систему пространственных воображений, развивающих, практически одновременно (имеется в виду историческая одновременность в её, возможно, и эсхатологическом варианте), одну и ту же содержательную тему, выходящую за пределы традиционных, укоренённых в данной культуре, метафизических интерпретаций. Важно подчеркнуть, что эта система «завязана» и на то место / пространство, в котором она развивается (иначе говоря, конкретное место является непременным, обязательным условием её развития), и на принципиальную пространственную воображаемость самой себя (пространственное воображение «в квадрате»), что и создаёт внешний когнитивный эффект феноменальной метагеографичности — очевидного и как бы даже «немыслимого» выхода за пределы наблюдения обычных географических феноменов (например, извержение вулкана, экологически грязное производство на берегу уникального озера, сценки из жизни «мирового города», типичная сельская пастораль, политическая демонстрация, бытовая сцена в конкретном ландшафте, зрелище природной или техногенной катастрофы и т. д. — причём мы знаем, точно или приблизительно, место происходящего события). Таким образом, метагеографический феномен может восприниматься, с одной стороны, как своего рода «голография места», его «неслыханное» воображаемое расширение и, наряду с этим, «закрытие» традиционно наблюдаемой («репрезентативной» в социологических терминах) местной, локальной действительности / реальности; с другой стороны — как онтологическое «нечто», в рамках которого процедуры любой локализации конкретного события обретают статус «пространственно не определённых», или «не доопределённых».

Как всякая исследовательская область, метагеография может быть масштабирована в зависимости от пространственных размеров своих объектов. Однако — как и в отношении многих других наук и исследовательских практик — здесь лучше говорить о субъект-объектном пространственном масштабировании, когда конкретная исследовательская проблематика порождает феноменологический симбиоз размерности самого методологического подхода с «прилаживающейся», оформляющейся размерностью земного пространства. Непосредственные геометрические конфигурации и их оценочные параметры, определяющие физические размеры ландшафтных урочищ, ландшафтов, районов, городов, горных систем, речных долин и так далее оказываются в метагеографической проекции когнитивным элементом сложных образно-географических полей, чья размерность уже опосредована, дистанцирована феноменологией включенного наблюдателя или исследователя. Исследователь является не только частью наблюдаемого и исследуемого им ландшафта, порождающего какие-либо географические образы, но и сам, в некоторой степени может рассматриваться как ландшафт, чья размерность в метагеографической плоскости не имеет прямой и очевидной связи с физическими размерами определённого человеческого тела.

Планетарность в контексте метагеографии

Планетарность — один из ключевых исследовательских ракурсов метагеографии и одно из существенных субстанциональных качеств метагеографического дискурса. В метагеографическом контексте под планетарностью понимается целостность конкретного пространственного воображения, соединяющего географическую локальность «здесь-и-сейчас» с осмыслением её в рамках всей планеты, включая все земные сферы. Естественно, что процессы и процедуры ментального синтезирования топографических и планетарных масштабов могут быть проанализированы именно через метагеографическую «призму» — коль скоро физическая размерность может быть опосредована, дистанцирована или «размыта» с помощью образно-географического «квантования» — если воспользоваться по аналогии понятиями неклассической физики.

Осознание планетарности в человеческом мышлении и человеческой деятельности тесно связано с формированием географического воображения, которое, с одной стороны, направлено на пространственную аналитическую дифференциацию земной поверхности и небесной сферы, её фиксацию и репрезентацию, а, с другой — на построение синтетических знаково-символических комплексов, так или иначе выражающих целостность, холистичность антропологического взгляда. Самые архаичные и древние картографические опыты, безусловно, ориентировались прежде всего на процедуры пространственной дифференциации, призванные закрепить непосредственные эмпирические результаты освоения земного пространства. Вместе с тем, архаичные космогонические и космологические схемы, часто вписанные в первичные системы мифологических и религиозных представлений, вполне могут быть отнесены к простейшим картографическим репрезентациям, опирающимся на интуитивное географическое воображение.

Планетарности — коль скоро их может быть много — не являются теми или иными картографическими репрезентациями определённых телесностей — в типологическом или феноменологическом смыслах. Скорее, речь может идти о специфических космотехниках, предполагающих возникновение и развитие картографических онтологий, в пределах которых складываются, формируются, оформляются дистанцированные телесности, как бы зависающие между реальными объектами в их визуальной чувственности. Несомненно, постоянно совершенствуемые опыты селенографии, венерографии, марсографии, галактикографии etc. позволяют утверждать, что всё ускоряющееся мультиплицирование «плоских» онтик демонстрирует непосредственное феноменологическое сращивание близкого и далёкого (отдаленного, дистанцированного) в картоонтографии — динамичные, подвижные, трансформирующиеся техноассамбляжи, превращающие уникальность телесных геоонтологий в множественности несовпадающих друг с другом планетарностей — будь то планетарности самой Земли или какой-либо другой планеты.

Онтологии пространственного воображения как базис метагеографии

Под моделью онтологического воображения в данном случае я понимаю приблизительную схему порождения каким-либо способом (с помощью какого-либо дискурса) автономных образов или образных (образно-символических) систем, сохраняющих, трансформирующих и развивающих в себе феноменологию собственного происхождения как онтологическую «обратную связь». Другими словами, подобные схемы представляют собой предварительные эскизы бытия как образной динамики, в которой расширение любого образа фиксирует изменения онтологии его генезиса.

Онтологии пространственного воображения — естественный базис становления планетарных метагеографий, поскольку, с одной стороны, земное бытие само по себе формирует бесконечный по своей развёрнутости «веер» возможностей локализаций, размещений, топологий и топографий, рас-по-ложений, а, с другой — всякое вновь возникающее земное / человеческое (?) воображение стремится «переместить» конкретное место, переописать его, разместить его в метагеографическом пространстве, как бы аннигилирующем и растворяющем его традиционную физическую метрику и физико-географическую размерность. В данном контексте здесь можно говорить и о «третьем пространстве» — в том смысле, который вкладывал в это понятие Эдвард Соджа, однако следует подчеркнуть: феномен метагеографического пространства не связан с какой-либо жёсткой привязкой или же координацией с конкретной феноменологией традиционного географического пространства. Скорее всего, планетарность метагеографического подхода проще осмыслять в рамках понятия нелокальности, используемого в квантовой физике.

Локальность и нелокальность в гуманитарных науках

Локальность — достаточно многозначный концепт, имеющий различные коннотации в физике, географии, психологии, антропологии, семиотике. Как правило, в качестве базового обычно рассматривается понимание этого концепта в классической физике, подразумевающее чёткие «позитивистские» процедуры локализации (физические размеры объекта, его положение по отношению к избранным системам координат). Однако, начиная с открытия теории относительности в начале XX века, начинается постепенная «когнитивная эрозия» этого концепта и в физике, приведшая к введению в рамках квантовой теории понятия нелокальности. Параллельно с этим процессом, социальные и гуманитарные науки, исходно принимавшие базовый «физикализм» концепта локальности, всё более и более отходили от его «позитивистских» интерпретаций, стремясь к тем или иным феноменологическим (или «субъективистским») процедурам его понимания.

Бинарная оппозиция локальность / нелокальность, с одной стороны, способствовала «размыванию» жёсткого понимания локальности и процессов локализации, всё большему уходу к «мягким» интерпретациям локальности как нечёткого множества («fuzzy set»), а, с другой — позволяла, так или иначе, включать в рассмотрение и нелокальный контекст, обусловливающий когнитивные возможности концептуального расширения понимания локальности как таковой. Имея уже сравнительно продолжительную историю осмысления локальности в феноменологических аспектах, гуманитарные науки воспользовались очередной физической аналогией, «взяв на вооружение» концепт нелокальности и пытаясь перенести в новую методологическую плоскость отдельные характеристики этого феномена, описываемые квантовой теорией. По сути дела, здесь можно говорить о едином континуальном поле локальности / нелокальности, когда оба концепта представляют собой целостный когнитивный комплекс, трансформирующийся в зависимости от задач конкретного дисциплинарного или междисциплинарного исследования.

Исходя из сказанного ранее, можно определить локальность как нечёткое множество ментально-материальных признаков, характеризующих процессы пространственного (само) отделения, (само) выделения или (само) выявления какого-либо субъекта / объекта из окружающего его мира (миров). Следует отметить, что миры понимаются здесь как континуальные ментально-материальные формации, обеспечивающие субъекту / объекту возможности такого (само) выявления; в то же время, они могут рассматриваться и как поля нелокальности, обладающие потенциалом самоорганизации — в форме или виде тех или иных локальностей. По всей видимости, могут фиксироваться и промежуточные состояния субъектов / объектов, характеризующиеся либо слабой статической локализацией, почти не выделяющей их из полей нелокальности, либо динамической нелокальностью при их движении, сопровождающейся отдельными точечными «вспышками» переходных, мало заметных или почти не заметных локализаций.

Модель поляризованной биосферы сквозь «призму» планетарной метагеографии

Модель поляризованной биосферы Б. Б. Родомана можно отнести к нелокальным онтологическим моделям пространственного воображения. Несмотря на то, что картоид, репрезентирующий модель поляризованной биосферы, включает в себя конкретные взаимосвязанные типологизированные локусы, онтология этих локусов предполагает создание определённого метагеографического пространства, автономного и в то же время дистанцированного от любого конкретного города, транспортной магистрали или же природного ландшафта. Поляризованная биосфера представляет собой ментальный конструкт, состоящий из абстрактных воспроизводящихся географических образов, формирующих «идеальное» образно-географическое поле.

Планетарная метагеография, возникающая в пространственном воображении поляризованной биосферы, характеризуется, прежде всего, циклической воспроизводящейся динамикой географических образов площадных и линейных объектов; высокой степенью абстрагирования самих географических образов, становящихся, по существу, «квантами» бесконечного образно-географического поля; строгой функциональностью создаваемого метагеографического пространства, чьей синергетической функцией является его собственная вероятностная дифференциация. Планетарность модели поляризованной биосферы связана с её как бы вечным образно-географическим «механизмом» (само) порождения всё новых и новых пространственных дифференциаций, предполагающим фактически бесконечное освоение и заселение земной поверхности. Вместе с тем, эта модель может рассматриваться как одна из бесконечного множества возможных планетарных метагеографий, чей генезис опирается на принципиальную множественность пространственного (само) воображения.

Может ли модель поляризованной биосферы рассматриваться и как мета-планетарная — в проекции на другие планеты? Понятно, что необитаемые, безжизненные планеты изначально не обладают биосферой, даже если она могла существовать в их далёком прошлом. Кроме того, некоторые планеты могут иметь не твёрдую, а жидкую или газообразную поверхность. Тем не менее, если представить, что человеческие сообщества — так или иначе — сумеют начать колонизацию ближайших к Земле планет, например, Луны или Марса, то ответ на этот вопрос может быть не таким однозначным.

По всей видимости, можно говорить о том, что отдельные люди и человеческие сообщества в ходе своей эволюции могут долговременно воспроизводить постоянно корректируемые и модифицируемые онтологические модели земной пространственности. Если полагать модель поляризованной биосферы не только как идеальную или же утопическую, но и как реализуемую в определённых условиях, то перенос, трансляция этой модели в её архетипическом виде (структурные соотношения базовых элементов) в ходе освоения других планет вполне возможна — коль скоро человеческие сообщества будут вынуждены заново формировать образ другой инопланетной биосферы (пусть в столь усечённом виде). Жёсткие условия подобной колонизации (эффект сильной поляризации) могут как раз ускорить реализацию этой системы расселения, хотя сами элементы в содержательном отношении могут и должны быть радикально трансформированы.

А. И. Зырянов.
Пешком к теоретическому открытию (о появлении модели поляризованного ландшафта Родомана)

Пермский государственный национальный исследовательский университет, г. Пермь

aizyrianov@gmail.com

Аннотация

Борис Борисович Родоман — известнейший отечественный географ, генератор многочисленных идей, создатель универсальной модели поляризованного ландшафта. Эта модель имеет уникально широкое значение и, наверное, в самом процессе ее создания присутствовала уникальность. Статья выражает личное мнение автора о том, какие условия этому способствовали. Однако эта статья не только об особенностях появления модели поляризованного ландшафта, но немного и о создателе модели, его характере и таланте.

Ключевые слова: Борис Борисович Родоман, поляризованный ландшафт, география, пешеходный туризм.

Про Бориса Борисовича Родомана я узнал в середине семидесятых от наших преподавателей: Нины Дмитриевны Еропкиной, Александры Петровны Бурьян и Михаила Дмитриевича Шарыгина, а также, по-моему, еще от старшекурсника Александра Кузьмича Чусова, возглавлявшего университетский турклуб. Преподаватели с ним встречались на конференциях, рассказывали нам, студентам, об оригинальности его идей и советовали читать работы, а Саша Чусов как энциклопедист был знаком с публикациями. Статья Родомана (1974) о поляризованном ландшафте произвела сильное впечатление, вызвала чувство восхищения и стала одной из опор в моих дальнейших научных поисках.

В 1975 г. нам с Сергеем Борисовичем Фоминых, моим однокурсником, а позже доцентом Пермского университета, посчастливилось участвовать в конференции в Московском университете, где я познакомился со студентами, старшими меня на один год — Николаем Николаевичем Казанцевым (нас поселили в его комнате общежития), Сергеем Анатольевичем Тарховым, Владимиром Леопольдовичем Каганским, Владимиром Ефимовичем Шуваловым. Все они очень интересовались работами Родомана и в определенной степени его направление и подходы избирали для исследований. Позже в шутку за приверженность к ученому их даже называли «родоманоиды». Кстати, ту конференцию координировал, по крайней мере, нас расселял аспирант Юрий Николаевич Голубчиков.

Несмотря на то, что научная деятельность Родомана меня со студенческих пор стала всегда интересовать, увидеть ученого удалось только в 2006 г. во время защиты докторской диссертации Андрея Ильича Трейвиша, где Родоман был оппонентом, но тогда я не решился с ним познакомиться и поговорить. Все изменилось с 2010 года, когда Борис Борисович вместе с Дмитрием Николаевичем и Надеждой Юрьевной Замятиными приехали на Север Пермского края, и мы сплавлялись в течение одного дня по Усьве. Перед этим они поднимались на гору Полюд (525 м), что в семи км от Красновишерска, и по свидетельству группы Борис Борисович (в то время в возрасте 79 лет) вроде бы шел не быстро, но достиг вершины первым. С тех пор несколько раз Борис Борисович приезжал в Прикамье на конференции и на сплавы, которые у нас являются популярным занятием жителей. Мы с ним встречались и на форумах Ассоциации российских географов-обществоведов в Москве, Симферополе, Грозном, Казани, Барнауле, а также иногда переписывались и перезванивались. Мы частенько ехали вместе рядом в автобусе, сидели у костра и с удовольствием разговаривали обо всем и о том, что видели. Как мог, я немного почувствовал мир Родомана и постараюсь раскрыть его через эту статью, которая посвящена появлению модели поляризованного ландшафта. Кстати, указание фамилии ученого без инициалов простительно, поскольку мэтр сам часто называл себя просто Родоман.

Пятьдесят лет прошло со времени создания модели поляризованного ландшафта — одного из наиболее ярких, широко известных и всеми воспринятых научных достижений Родомана. Представим вниманию несколько наших рассуждений о модели. Поляризованный ландшафт много обсуждался географами в разных публикациях, автор также не раз анализировал модель (Зырянов, 2011; Зырянов, Миролюбова, 2014). В этой статье поговорим не столько о самой модели, сколько сделаем предположения об особенностях процесса ее создания. Модель уникальна по своему значению, особенна по красоте и, наверное, в самом процессе ее создания была уникальность.

Одна из особенностей достижения модели в том, что она создавалась пешком, именно пешком. Многие географические открытия, и первые, и последующие делались пешком. История развития средств транспорта тесно связана с историей географических путешествий и открытий, но и сейчас, особенно в труднодоступных местах, открытия новых географических объектов и явлений нередко делаются пешком. Специфика в том, что в данном случае пешие путешествия Родомана привели его не к конкретному, а к теоретическому открытию. Как не вспомнить А. Гумбольдта, который, путешествуя по Андам, пришел к открытию закона высотной поясности.

Интересен рассказ геоботаника О. Е. Агаханянца (1987), многие годы посвятившего исследованию растительности Памира. Однажды после летнего полевого сезона он решил несколько сот километров возвращаться с верховьев Пянджа в Душанбе не как обычно на машине, а пешком. Он спускался вдоль дороги по долине реки, рассматривая и обдумывая изменения в природе по ходу путешествия, замечая то, что ускользает при большей скорости передвижения, объясняя это тем, что так более детально можно ознакомиться с ландшафтом и почувствовать и понять его.

Родоман пешком достиг теоретического экономико-географического открытия. Поляризованный ландшафт — возможно, наиболее крупное теоретическое экономико-географическое открытие второй половины XX века. Оно именно экономико-географическое, причем максимально комплексное. По интегральности подхода хочется провести определенную параллель с оригинальным учебником Ю. Г. Саушкина «Введение в экономическую географию» (Саушкин, 1970), где общее представление об экономической географии подается не прямо, а через влияние природных условий, через описание компонентов ландшафта.

Модель поляризованного ландшафта по содержанию — рекреационная, как и модель территориальной рекреационной системы, но есть принципиальные отличия в принадлежности. У коллектива В. С. Преображенского (Преображенский, 1975) модель структурная, у Б. Б. Родомана структурно-пространственная, структурно-географическая.

Модель дает свой взгляд на универсальное пространственное строение региона. Согласно модели, регионы зонированы и однотипны по зональной структуре. Суть модели в наличии двух пространственных полюсов, в их равноразмерности и равновесии. Эти полюса и формируют сетку регионов. Модель хорошо подходит для локального уровня (город и природа). Она абстрактна, но не отвлеченна. Она изобретена автором в Подмосковье, на основе знаний и понимании географии центральной части Русской равнины, поэтому и наиболее применима в равнинных местах.

Модель Родомана о поляризации, о сохранении биосферы и рекреационных ресурсов, т. е. модель о рекреации, о наличии рекреационных ресурсов и функций во всех зонах региона, о поляризации рекреации. Шесть функциональных зон, выделяемых в модели, имеют разное туристско-рекреационное значение, а зона первая (исторический центр города) и зона пятая (окружающая заповедники) являются наиболее важными в этом отношении. Они поляризуют по видам туристско-рекреационной деятельности региональную систему. Если первая зона собирает городские виды туризма, то вторая — природно-ориентированные. Модель Б. Б. Родомана — одновременно теоретико-географическая и рекреационно-географическая, она показывает взаимосвязь этих областей географии (Зырянов, 2019).

Модель поляризованного ландшафта появилась благодаря постоянному разглядыванию географической карты в молодости. Многие специалисты находят общее в моделях Родомана и Леша оттого, что обе хорошо представляют региональную пространственную систему. Мне кажется, что по «алгоритму» создания моделей Родоман ближе к Кристаллеру, так как, во-первых, оба конструируют типовые надрегиональные (многорегиональные) рисунки пространства. Во-вторых, это главное, Кристаллер и Родоман изобрели свои модели, благодаря интересу к географической карте, в результате долгого разглядывания карты. В создании модели сыграла роль тяга Родомана к генерализации географической карты, особенно ее линий, поиска геометрических закономерностей. Геометрия очень привлекала ученого.

Отметим, что модель поляризованного ландшафта гармонически картографична и даже художественна, с понятными и хорошо читаемыми картографическими знаками (значки исторических центров и окружностей городов, жесткие конфигурации промзон, более мягкие, но геометричные формы площадей сельхозугодий и некруглые очертания заповедников). Как при этом не вспомнить великолепные социально-экономические карты пермского географа Павла Николаевича Чепкасова (1984).

Модель появилась благодаря особому интересу Бориса Борисовича к Москве и Подмосковью, определенной уникальности этой территории в мире, а именно ярчайшей моноцентричности территории, развитости агломерации, равнинности рельефа, где много радиальных железнодорожных направлений, множество электропоездов и станций.

Это теоретическое открытие появилось на основе любви к пешеходным путешествиям географа. Б. Б. Родоман в качестве хобби занимался планированием организацией и проведением самостоятельных, самодеятельных (как сейчас принято говорить — авторских) туристских путешествий выходного дня. Разрабатывал он их очень творчески для своих друзей и коллег. Эти путешествия благодаря структуре агломерации имели в основном логику пересечения природных (лесистых) секторов между железнодорожными линиями с электричками. Логика туристских маршрутов в этом регионе, по Родоману, требовала линейные маршруты от станции одного радиального московского направления до другого. Благодаря пешим и лыжным походам Родомана по Подмосковью, происходила «достройка» железнодорожной транспортной сети линейными пешими маршрутами до логичных туристских колец «из Москвы в Москву». Поскольку автор совершил множество таких маршрутов, то появилось ощущение и понимание типичности рисунка туристской маршрутной сети.

Туристская маршрутная сеть оказалась стартовым элементом в этапах создания модели. Поскольку это именно пешие маршруты, то и тропам отводится в схеме поляризованного ландшафта важная роль. Тропы людские и звериные на картоиде — это, может, первые изображения троп на экономико-географической карте и в теоретической модели.

Пешеходный туризм — «дедушка» всех современных видов природно-ориентированного туризма, явился базовой деятельностью для теоретического географического открытия. Это свидетельствует о том, что пешие маршруты и пешие экскурсии обязательны для изучения и понимания географии. Пешие путешествия должны культивироваться особенно в России, поскольку в больших странах быстрые виды транспорта особенно вытесняют медленные (Канада). В нашей стране распространяется замена автомобильным туризмом пешеходного, который во многих регионах почти не заметен. Надо сохранять любовь к пешим походам, понимать важность пеших путешествий для становления географов в школе, в вузе и в дальнейшей жизни. Итак, карта и ходьба — два главных компонента понимания географии и в прошлом, и сейчас, это два важных рецепта географического познания не только на эмпирическом, но и, как оказывается, на теоретическом уровне. Почему спортивное ориентирование (хотя это и не ходьба, а бег) популярно во времена нынешней электронной навигации? Так человек открывает и понимает пространство вокруг себя.

Поляризованный ландшафт — ода карте и географии. Ты находишь черты поляризованной модели на реальной карте во множестве локаций. Ты не ищешь абсолютного соответствия с изменчивой интереснейшей и вечно таинственной реальностью. Ты ищешь проявления родомановской закономерности во множестве жизненных вариаций, при этом чувствуешь эстетику реальной карты, логику объяснения ситуаций, красоту географических закономерностей.

Поляризованный ландшафт — пространственная модель, созданная Борисом Борисовичем Родоманом, стала ярким достижением отечественной географической науки. Интересен путь ученого к такой вершине. В появлении этой идеи, этой модели, на наш взгляд, сыграли роль много факторов. Если оставить за скобками уникальные личностные черты характера Родомана, а выделить только профессионально географические особенности, то это интерес Родомана к географической науке всей, а не к отдельной ее отрасли, это умение видеть закономерности в реальной мозаике географической действительности, это детальное знание географии Европейской части страны и особенно Московского региона, это увлеченность путешествиями и его многочисленные походы. Родоман много прошел пешком, и это последнее, по важности, возможно, основное.

Список литературы

1. Агаханянц О. Е. Один Памирский год. Записки геоботаника. М. «Мысль», 1987, 192 [16] с.

2. Зырянов А. И. Взаимосвязи теоретической географии и географии рекреационной / Вестник Ассоциации российских географов-обществоведов. 2019, №8, С.64—72.

3. Зырянов А. И., Миролюбова Т. В. Методологические подходы к исследованию региона с позиций новой экономической и теоретической географии // Известия РАН. Серия Географическая, 2014, №5, с.23 — 31.

4. Зырянов А. И. Необыкновенный Родоман (тройной сюжет к юбилею ученого) / «Географический вестник» №4 (19), 2011, С.82—83.

5. Преображенский В. С. Теоретические основы рекреационной географии / отв. ред. В. С. Преображенский. М.: Наука, 1975. 222 c.

6. Родоман Б. Б. Поляризация ландшафта как средство сохранения биосферы и рекреационных ресурсов // Ресурсы, среда, расселение. М.: Наука, 1974. С. 150–162.

7. Саушкин Ю. Г. Введение в экономическую географию. Учебное пособие для студентов / (2-е издание, исправленное и дополненное) Москва, 1970, 340 с.

8. Чепкасов П. Н. Разработка и составление социально-экономических карт: учебное пособие по спецкурсу. Пермский государственный университет им. А. М. Горького. — Пермь, 1984. — 88 с.: ил.

В. Л. Каганский. Поляризованная биосфера Бориса Родомана: 51+ аспект 51 год спустя

Институт географии
РАН РФ,
г. Москва

kaganskyw@mail.ru

Методологическое эссе в формате проблемно-тематического списка сюжетов. Перечислены и (частью) кратчайше охарактеризованы все выявленные на момент завершения статьи аспекты концепции поляризованной биосферы Б. Б. Родомана (более 100 сюжетов). Приведено немало существенно и радикально новых интерпретаций и вариантов развития концепции биосферы. Подход — понимающий развивающий критицизм.

Важнейшие суждения выделены курсивом. Использовано единственное сокращение ПБ — поляризованная биосфера. Ввиду необозримости литературы ссылки в основном тексте не приводятся.

Статья — первоначальный вариант опубликованной работы 1 Приложение 1 — основные новые сюжеты, критически дополняющие и обобщающие концепцию ПБ. Приложение 2. Некролог для опубликования в журнале «Известия РАН, сер. географическая».

Персональное: АВТОРОДОМАН

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА РОДОМАНА. В значительном цельном семействе трудов Родомана ПБ в центре, в самой сердцевине, именно она представляет и творчество Б. Б. Родомана и его самого и всю теоретическую географию ландшафта. ПБ кратко и красиво резюмирует, воплощает, иллюстрирует и прокламирует ландшафтно-экологическую теоретическую географию Родомана и его творческие свершения.

АВТОПОРТРЕТ В ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ КАРТОСХЕМЕ ЛАНДШАФТА.

АВТОГЕОГРАФИЯ КАК АВТОБИОГРАФИЯ?

ЛИЧНОЕ КАРТОИДНО-КАРТОГРАФИЧЕСКОЕ «ЗЕРКАЛО»

ПЕРСОНАЛЬНАЯ УТОПИЯ. Главная жизнь Родомана — именно в полюсах ПБ, в старых центрах и заповедниках. ПБ — мир желанной жизни Родомана вместе с избранными коллегами и спутниками изысканных походов и красивыми девушками. Личный ландшафтный рай.

ЛИЧНЫЙ КРАЙ — ЛИЧНЫЙ РАЙ…

ЧАСТНЫЙ МИФ ЗОЛОТОГО ПРОСТРАНСТВА. У Родомана пространство и время едино, и (личный) миф золотого века (времени) совмещен с мифом золотого пространства — природа и человек дружны и счастливы, как и сам Родоман и его прайд.

Творческое

ПЛОД ТВОРЧЕСКОГО ВООБРАЖЕНИЯ. ПБ — интересный красочный абстрактный узор, пригодный для ландшафтов, полей, полов, потолков, стен, тканей, мебели, утвари, посуды, естественных и искусственных космических тел etc. Эмпирическая описательная наука — реалистическое искусство: иллюстративный буквализм ↔ теоретическая наука — абстрактное искусство?

ПБ — ОСНОВА ДЛЯ (не только детского) РАСКРАШИВАНИЯ И ВЫШИВАНИЯ, СОЗДАНИЯ МОЗАИК etc.

ДИЗАЙН-ПРОДУКТ. Дизайн — художественное конструирование, охудожествление внехудожественного; ПБ — дизайн-продукт теоретической географии. Но и тематические классические географические карты сложного комплексного районирования, адекватно многоцветно воплощенные, один из источников теоретической географии — также и дизайн-продукт. Эстетика хорошей географии…

ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА. Не выставки сделали ПБ произведением современного искусства. Его атрибуты — сочленение визуального и деятельного начала с почти тотальной эстетикой и открытыми интерпретациями. Воплощение ПБ сделало бы ландшафт произведением искусства (лэнд-арт), особенно если гео/биоинженерией наделить зоны цветами картоида. Индивидуальное научно-содержательное — и художественное видение своего предмета–ландшафта сделала ПБ искусством.

ГРАФИЧЕСКИЙ ЛОЗУНГ / ПРИЗЫВ / ЗАКЛИНАНИЕ? — суггестивность и перформативность.

ПЛАКАТ И ОТКРЫТКА (последнее реализовано в ходе Конференции).

ЭМБЛЕМА! ПБ в овале / круге — символ, герб, геральдический знак, аверс ордена и даже монеты… «Почтительно прошу наградить меня Орденом Поляризованной Биосферы I степени с правом ношения знака ордена на штормовке и на рюкзаке».

САКРАЛИЗУЕМЫЙ ГРАФИЧЕСКИЙ КОНЦЕПТ — SACRA POLARIZED BIOSPHAERIAE.

Карта идеи

РИСУНОК ИДЕИ — КОГНИТИВНАЯ ГРАФЕМА. Когнитивная графика — техника рисования идей. ПБ — семейство взаимосвязанных идей в одном графически лаконичном рисунке.

КАРТОИД КАК ИДЕЯ. Картоиды — умение рисовать идеи, но сам картоид и есть идея; биографически (личная история Родомана) именно так.

ИЕРОГЛИФ (комплекс иероглифов) — каждая линия и весь рисунок целостны осмыслены. Новый сюжет — картографическая иероглифическая каллиграфия!

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ КАРТА — КАРТОИД. Обычная карта выражает и порождает «обычное» (обыденное и эмпирическое) знание — картоид делает тоже самое со знанием концептуальным, спекулятивным. Карта — портрет ландшафта, картоид — портрет теоретически идеализированного ландшафта, его архетипа.

ПОЛНОЕ КАРТОГРАФИЧЕСКОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ. Согласованность всех слоев изображения и осмысленность всех элементов, включая графику и цвет отличает картоид от (обычной) географической карты, где присутствует не вполне семантизированные и частью несогласованные элементы.

АВТОИНТЕРПРЕТИРУЕМОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ. Значительный (варьирующий), но всегда существенный компонент содержания считывается / понимается непосредственно.

ПОЛИИНТЕРПРЕТИРУЕМОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ — см. настоящую ст. Автоинтерпретируемость и полиинтерпретируемость — атрибуты именно картоидов и (некоторых) видов когнитивной графики.

ГЛАВНЫЙ ТЕКСТ НА «ЯЗЫКЕ» КАРТОИДОВ.

КАРТОИД ПБ — ПРОТОТИП семейства картоидов Родомана (уже не только); концентрат концептуальных и графических особенностей языка картоидов.

ЯДРО СЕМЕЙСТВА КАРТОИДОВ. Единство принципов составления и соотнесения с классическими картами; связность; общность референта — теоретически обобщенного российско-советского культурного ландшафта. Большинство картоидов Родомана соотнесены / согласованы с ПБ. В комплексе картоидов ПБ центральна, это сакральный центр секулярной теоретической географии.

СТРОГИЙ КАРТОИДНЫЙ ОБРАЗ ЛАНДШАФТА. Строгость и (картографическая) образность — не антитеза, а дополнительность.

КАРТОГРАФИЧЕСКАЯ РИТОРИКА И ПОЭТИКА ЛАНДШАФТА. Настоящее географическое повествования / описание / дискурс — риторика ландшафтно-географического смысла.

ОБРАЗНО- (КАРТО) ГРАФИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ КОНЦЕПЦИИ. Полная семантика форм — и полная семантика согласованной с ними цветовой гаммы.

АРХЕТИП ТЕМАТИЧЕСКОЙ КАРТЫ. Карта классической географии: богатое, не вполне явное содержание, выраженное оптимальными графическими средствами, большинство элементов и слоев согласованы и семантичны, особенно цвет. В картоиде ПБ все элементы согласованы и семантичны! Картоид ПБ — концентрат главных атрибутов классической тематической географической карты

ИДЕАЛЬНАЯ КАРТА. Карта читается как пучок образов, выражает профессиональное личностное знание; это авторское целостное многоаспектное произведение, а не «объективное» представление данных или изображение. Обычная карта — изображение идей а) неявных, б) «загрязненных» обильной эмпирией, в) нетеоретических.,. Картоидная картография — изображение «чистых» идей.

ПОЛИСЕМИОТИЧЕСКАЯ КОНСТРУКЦИЯ на основе диалогической дополнительности научного линейно-дискурсивного текста и графически-иконических текстов. Такова и классическая география.

Районирование и зонирование

НЕПРОСТОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ.

УЗЛОВОЙ РАЙОН — УЗЛОВОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ.

РАЙОНИРОВАНИЕ — РЕАЛИЗАЦИЯ ПОЗИЦИОННОГО ПРИНЦИПА. «Природа», смысл и функция каждого элемента ПБ производны от местоположения в ПБ в целом.

БИПОЛЯРНЫЙ / ДВУДОЛЬНЫЙ УЗЛОВОЙ РАЙОН — узловой район с равноправными полюсами-центрами, необычный узловой район.

КОМПЛЕКСНОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ. Связь каждого места и списка характеристик — районирование. ПБ — районирование: позиционное (районы выделены по пространственному положению), б) узловое, в) на нескольких основаниях, г) типологическое — комплексное позиционно-узловое районирование.

ПАРАДОКСАЛЬНОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ. По Родоману районирование: 1. индивидуальное (один контур — одна характеристика) и типологическое (более одного контура — одна характеристика), 2. однородное и узловое. Узловые районы всегда индивидуальны. Но ПБ — узловое типологическое районирование, где разные выделы узлового района относятся к одной и той же зоне (типу).

ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ЗОНИРОВАНИЕ — простейший аспект.

НОМОТЕТИЧЕСКОЕ ЗОНИРОВАНИЕ, — закономерный рисунок.

ЗОНИРОВАНИЕ ПО ПОЛЯРНО-ДОПОЛНИТЕЛЬНЫМ ОСНОВАНИЯМ.

Членение ландшафта качественными (пороговыми) границами

НОМОТЕТИЧЕСКИЙ РИСУНОК ГРАНИЦ — теоретически фундированный и функциональный; каждый отрезок границы осмысленен, функционален и объясним.

ДАЛЁКОЕ БЛИЗКОЕ. Глубокое взаимопроникновение полярных компонентов ландшафта с максимумом соседства / удлинением (?) контактных (?) границ.

СХЕМА ОПТИМИЗАЦИИ КОНТАКТНЫХ ГРАНИЦ

КОМПЛЕКС ГРАНИЦ-ФИЛЬТРОВ. На всех границах в ПБ меняются правила и стереотипы поведения и даже ценности ландшафта, останавливаются / задерживаются потоки «вещества — энергии — информации» (выражение Родомана). Не меняется ли при пересечении границ самоощущение / идентичность обитателей ПБ (у известного мне близкого круга лиц это именно так).

ГРАНИЦЫ — ПЕРЕКЛЮЧАТЕЛИ СОСТОЯНИЙ ЛАНДШАФТА И ЖИТЕЛЯ.

(Культурный) Ландшафт

СХЕМА УСТРОЙСТВА — ОБУСТРОЙСТВА? КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА. Ярко красочно ясно четко компактно представленная.

ЗАМЕНА ЛОСКУТНОМУ ОДЕЯЛУ. Любимая метафора Родомана «лоскутное одеяло» ландшафта творчески преодолена ПБ. Ландшафт — ковер мест, зон и связующих линий.

«ВЫКРОЙКА» ДЛЯ ЛАНДШАФТА. В том числе и буквально, тем более что Родоман использует образ «шитья ткани» ландшафта.

ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА. Согласованное по смыслу и форме взаиморасположение природного и культурного компонента ландшафта. «Минимальный»законосообразный культурный ландшафт.

ИДЕАЛЬНЫЙ КУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ. Ландшафт ПБ идеален вдвойне — теоретически-идеализирован (правильные / прямые линии и фигуры, симметрии etc) и предельно-оптимален.

ТОТАЛЬНЫЙ ЛАНДШАФТ. ПБ — схема тотально гармоничного и красивого ландшафта. Всё нужное — ничего лишнего…

СИММЕТРИЯ КОМПОНЕНТОВ ЛАНДШАФТА. ПБ — концептуальная схема сущностной, ценностной, позиционной и визуально-графической симметрии природного и культурного начала.

АСИММЕТРИЯ КОМПОНЕНТОВ ЛАНДШАФТА. В картоиде ПБ антропогенный компонент выделен, в том числе цветом, графически и позиционно, из антропогенного ядра исходит 6 радиусов-магистралей.

КАРКАС ЛАНДШАФТА. ПБ — единый каркас природно-культурного ландшафта, главный рисунок идеального ковра ландшафтов.

ПОЛИСЕТЕВОЙ КАРКАС. (Культурный) ландшафт — ткань, ее каркас — сеть, в ПБ двойственная, полисеть. ПБ — полисетевой каркас ландшафта.

ПРОСТРАНСТВО ДИАЛОГА. Диалог мест — не метафора. Взаимопронизывающие «цивилизация» и «природа» в ПБ должны быть в продуктивном диалоге. ПБ — территориальная схема диалога природного и культурного; в обобщении — схема диалога любых (?) полярных (типов) мест.

ПРИРОДНЫЙ ЛАНДШАФТ — НА НОВОЕ МЕСТО! Обычно историческая, генетическая и позиционная первичность не различены. Если природный ландшафт возник первым, то он «первичен» во всем. ПБ прямо показала, что в современном ландшафте природный ландшафт нередко «вторичен» генетически и все чаще вторичен позиционно, по месту. ПБ указывает природному ландшафту на его место — закономерное и непривилегированное, но достойное и малоуязвимое. ПБ порождает место и условия выживания природного ландшафта. Фундаментальная инверсия!

Культурная поляризация ландшафта

ПОЛЯРИЗАЦИЯ РАВНОЦЕННЫМИ ПОЛЮСАМИ. Обычно же — поляризация «А — не-А». В ПБ «культура» и «природа» равноправны.

ПОЛЯРИЗАЦИЯ «ИСКУССТВЕННОЕ — ЕСТЕСТВЕННОЕ». ЦЕННОСТНАЯ ПОЛЯРИЗАЦИЯ

ПОЛЯРИЗАЦИЯ ВЗАИМОПРОНИКАЮЩИХ АРЕАЛОВ, а не расчленение на сферы влияния (ср. «биполярный мир»).

БИПОЛЯРНАЯ СЕТЕВАЯ ПОЛЯРИЗАЦИЯ. Обычная поляризация — ареально-моноцентрическая. ПБ — схема нетривиальной, сетевой поляризации любого ландшафтоморфного пространства, в том числе и фазового (признаковые пространства, сети социтирования, Интернет, социальные сети и мн. др.).

КУЛЬТУРНО-САКРАЛЬНАЯ ПОЛЯРИЗАЦИЯ. Ландшафт сплошен и тотален, поляризация имеет атрибутом и иной ценностный аспект. Ландшафт ценностно полиполяризован, не только «город — природа». Если «традиционные конфессии» заняли города-центры, то нетрадиционным (язычники, бажовцы, парарелигиозные экологисты и мн. др.) — остался противоположный полюс. Природное ядро ПБ — и центр-полюс «нетрадиционной» сакральности и даже клерикальности.

ДИКТАТУРА ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ ЗОН. Каждая конкретная зона «диктует» специфичную роль для обитателя. Единственный обитатель локальной ПБ будет менять роли на границах зон (остров Робинзона Крузо)?.

ОБЩАЯ СХЕМА АНТАГОНИСТИЧЕСКОГО ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЯ — напр. регулярной армии и партизан, власти и оппозиции, колонизаторов и туземцев и мн. др.; отчасти — восточнославянской колонизации на угро-финском ландшафте.

ТЕМПОРАЛЬНАЯ ПОЛЯРИЗАЦИЯ И ЗОНИРОВАНИЕ. В разных зонах качественно разное время: искусственно-культурное — обыденное — природное. Во время рекреационное маршрута в ПБ меняется само время и его проживание.

ДЕТЕРМИНАЦИОННАЯ ПОЛЯРИЗАЦИЯ И ЗОНИРОВАНИЕ. Культурная причинность — смешанная причинность — природная причинность.

РАЗОРВАННЫЙ ЖИЗНЕННЫЙ МИР — разные формы и автономия утилитарной и рекреационной сетей и даже компонентов ПБ означают, в сущности, разорванный жизненный мир особо-активных пользователей (обитателей) ПБ.

СХЕМА ДВУХФРАКЦИОННОГО РАССЕЛЕНИЯ — стабильного (жители отдыхают там, где живут) и мобильного (принципиально не отдыхают в местах жизни). Тогда места жизни не могут быть местами отдыха, а места отдыха — местами жизни. Приговоренность к маятниковым миграциям?

ПОЛЯРИЗАЦИЯ «ОБЫДЕННО-ПОВСЕДНЕВНОЕ — ПРАЗДНИЧНО-РЕКРЕАЦИОННОЕ», осуществляющихся и вразных местах (зонах) и на разных маршрутах.

ЛАНДШАФТНАЯ ПОЛЯРИЗАЦИЯ «ЭЛИТЫ» И «НАРОДА». Весьма похоже на расселение и миграции среднего (и богатого) дворянства в старой России, жившего и в своих городских усадьбах, и в пригороде и любивших посещать «медвежьи углы» для охоты; народ жил / работал в средних зонах. Источник — классическая русская литература XIX века. Общая схема классово-расслоенного общества?

АВТОКОЛЕБАТЕЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО возвратных миграций между полюсами ПБ. Тогда подлинная ось ПБ — границы между зонами, относительно которых колеблется население.

Теория и теоретическая география

МОРФОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ устройства культурного ландшафта.

НОМОТЕТИЧЕСКАЯ МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА

СТРОГАЯ ТЕОРИЯ. Увиденная озарением ПБ строго выводима из постулатов. «Вначале вижу теорему — потом доказываю». Но не все постулаты столь жесткие, четкие и осознанные, как конфигуративно-сетевые — общественно-государственное бесхозяйственное обладание землей, отсутствие частной собственности, возможность больших проектов, бедность и послушность населения, неосвоенность территории, лесной ландшафт и мн. др. Но и теория Тюнена содержит скрытые основания. Теории органичнее выращивать, нежели реконструировать их основания?

ДЕТЕРМИНИРОВАННАЯ КОНСТРУКЦИЯ. «Свободная фантазия» жестко детерминирована, обладает абсолютной (теоретической, аподиктической) достоверностью, а не достоверностью относительной (эмпирической, ассертонической). Такова ли ПБ?

КОНКРЕТНОЕ УНИВЕРСАЛЬНО! Концепции регионоспецифичны — универсальны; противоречие мнимо. Нередко концепция выращивается на ограниченном материале; целостность и смысл важнее объема. Теоретическая география Родомана вскормлена Средней Россией, Большим Подмосковьем, это его особый «портрет» (ср. теорию. Тюнена). Подмосковье=концепция универсально.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ. Полностью (?) выводимый из постулатов и данный как теоретически реальный, заведомо лишенный эмпирического обоснования и референта научный объект — объект идеальный.

ОНАГЛЯЖИВАНИЕ (ВИЗУАЛИЗАЦИЯ) ИДЕАЛЬНОГО ОБЪЕКТА. Классическая географии с ее эмпиризмом, двойной визуальностью ландшафтов и карт и экспедициями далека от теорий. ПБ — наглядно-видимый и наблюдаемый теоретический объект, но равно и концептуализация «картинки». Теоретическая наука — - личностное знание — – индивидуальное мастерство художника-картографа…

КОМПЛЕКСНО ПРЕДСТАВЛЕННАЯ КОНЦЕПЦИЯ — комплекс выразительно-изобразительно / риторических средств; продуктивно «дублированы».

ЯДРО ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ ВЕРСИИ РОДОМАНА.

СВЯЗКА ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ И ЭКОЛОГИИ ЧЕЛОВЕКА. ПБ теоретико-географична по методу — экологична по смыслу.

Поляризованная биосфера — или поляризованные биосферы?

ЛОКАЛЬНАЯ ГЛОБАЛЬНАЯ КОНЦЕПЦИЯ? Выросшая на редкой почве Подмосковья ПБ приложима к иным территориям? Насколько? Каким именно и какого размера приложима каноническая версия ПБ? (Моя оценка — 1—3% суши Земли).

ДВА ПОЛЯРИЗОВАННЫХ ЛАНДШАФТА. Представлены, но самим Родоманом неразличены две версии ПБ. 1) в широком смысле на основе принципе двойственности урбанистической и натуралистической сети без дополнительных конкретизирующих предпосылок. 2) в узком смысле, поляризованный ландшафт на основе указанного принципа с учетом структуры советско-российского пространства, структурированного универсальными узловыми и одновременно административными регионами и границами указанных регионов как антагонистами центров с закономерной приуроченностью к ним природных ландшафтов. Но список открыт…

ЯДРО РОССИЙСКО-СОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА — концентрация населения, централизация, множество радикальных осей (без тангенциальных) сочетаются со значительными природными массивами — уникальная для суши Земли территория; Центр и Центральная Провинция России / СССР. Частичные аналоги ПБ в Европе возможны лишь в Периферии — горы, приморье и проч.

ОДНА ИЗ МНОГИХ… Основания ПБ совмещает идеальные фигура теоретического ландшафта и очень конкретный экологический идеал, а если их развести? Если типов идеализации и идеалов более одной? Введение новых полюсов не спасает. ПБ Родомана — одна из многих поляризованных биосфер.

НОВАЯ / ИНАЯ ПБ — инверсия с доминированием природных локусов. Последние в центре и имеют 6 радиусов природных коридоров.

КУЛЬТУРНЫЙ ПОЛЮС РАЗНООБРАЗЕН — А ПРИРОДНЫЙ? В ПБ антропогенные центры — на стыках однородных природных (частью и культурных районов) и потому разнообразны, природные центры — ядра однородных однообразных природных районов. Возможна ли инверсия?

ПОЛЯРИЗОВАННЫЕ БИОСФЕРЫ. Постулаты связности двух равноправных взаимонезаменимых компонентов ландшафта в пространстве тотальных административно-узловых районов и порождают ПБ. «Игра» постулатами порождает семейство поляризованных биосфер, в т. ч. и с разным числом полюсов.

НЕУНИВЕРСАЛЬНАЯ КОНЦЕПЦИЯ. Основа ПБ — универсальные административные узловые регионы с четкими спонтанно автоэконетизируемыми рубежами регионов. Однако регионы АТД теоретически могут быть на основе однородных природно-культурных районов или совсем незначимы. Тогда для ПБ (в узком смысле) нет ниши.

ПБ В СТЕПИ, где города и леса — не позиционные антонимы и далеко друг от друга, а рядом, вдоль рек. Какова конфигурация?

КОНЦЕПЦИЯ ЧАСТНОГО СЛУЧАЯ. ПБ — концепция экспансии урбанизации и бума «освоения» новых территорий. Однако ныне почти всё наоборот — пространство «съёживается», быстро растет Внутренняя Периферия с деструкцией транспортных сетей и расширением «пустот». ПБ для охвативших половину РФ стагнации и «сжатия» ландшафта?

ЭКОЛОГИЧНОЕ РАССЕЛЕНИЕ VERSUS УТИЛИТАРНОЕ ПРОСТРАНСТВО. В логике Родомана требования к среде у заповедников и разумно организованного расселения (пронизанная парками и прочими «зелеными элементами» здоровая городская среда) не столь уж различаются. Совсем иное дело — «грязное» (во многом неизбежно) производство. Тогда заповедно-городской полюс оказывается парадоксально двуединым, а ему противостоит производственный. Кстати, это довольно резко сокращает неизбежно экологически неблагоприятные перемещения между «городом» и «заповедником».

Неоднозначная концептуальная конструкция

ОТКРЫТИЕ ИЛИ ИЗОБРЕТЕНИЕ: — феномен реальности или конструкция для ее преобразования? Статус мерцает…

ОТ ГЕДОНИСТИЧЕСКОГО ТУРИЗМА К НАУЧНОЙ КОНЦЕПЦИИ

ОТ УТОПИИ К ТЕОРИИ. Умно артикулированная персональная утопия — не вдруг, а закономерно — обратилась замечательным научным результатом. Жажда жить только в интересно связанных разных уникальных местах, минуя массовую серую обыденную индустриально-селитебную среду породила массу содержания.

ИНФАНТИЛЬНАЯ МЕЧТА → СТРОГАЯ НАУЧНАЯ КОНЦЕПЦИЯ.

НАРУШЕНИЕ ОСНОВАНИЙ ТЮНЕНОВСКОГО ПОРЯДКА. В центрах ПБ плотность населения / застройки ниже, чем далее; за счет символически значимых «пустот» доля природных элементов выше (ср. статью Фридмана).

ЯДРО РОССИЙСКОЙ «СПЕКУЛЯТИВНОЙ» (по С. В. Чебанову) ГЕОГРАФИИ ЛАНДШАФТА, работающей не с эмпирическими, но и не с теоретическими (полно заданными) предметами, но с родовыми сущностями-архетипами.

ПРИЗНАННО-НЕПРИЗНАННАЯ КОНЦЕПЦИЯ. Известность и/или популярность — отсутствие верификации, критики и развития ПБ.

ПРОГРЕССИВНАЯ КОНСЕРВАТИВНОСТЬ. ПБ (была) ориентирована на консервацию сложившихся структур и их усиление в будущем.

МАТЕРИАЛ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ / ИССЛЕДОВАНИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ВООБРАЖЕНИЯ И ТЕОРЕТИЗИРОВАНИЯ.

МАНИФЕСТАЦИЯ ЛИЧНОСТНОГО ЗНАНИЯ (М. Полани) И МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАРХИЗМА (П. Фейерабенд), тем более чистая, что этих доктрин при открытии ПБ еще не было и они и потом не были известны автору ПБ.

Противоречия с реальностью

ИРРЕАЛИСТИЧЕСКАЯ КОНСТРУКЦИЯ — нет места и ниши для экофобных компонентов ландшафта, без чего он хозяйственно неполон — промышленность, особенно горная и грузовой транспорт. Ландшафт без производства. 3-ий- производственный — полюс?

ПРОТИВОРЕЧИЕ ЛОГИКЕ УЗЛОВОГО РАЙОНА. Логика развития антропогенного узлового района ведет к подчинению окружающего ландшафта и его трансформации в интересах центра. Периферия вторична и несамостоятельна, но именно она в ПБ равноправный полюс.

ПБ VERSUS ЛОГИКА ТРАНСПОРТНЫХ СЕТЕЙ: транспортные циклы с «пустотами» в средине обречены на дробление новыми линиями (С. А. Тархов). ПБ — исключение? Процесс не закончен? Неполнота концепции? Действовать вопреки закономерностям? Есть ли теория коэволюции полярно-конфликтующих сетей?

ВМЕСТО РОСТА ПО РАДИУСАМ — РАСПОЛЗАНИЕ АГЛОМЕРАЦИЙ МАСЛЯНЫМ ПЯТНОМ. ПБ предполагает первое, а в действительности имеет место второе.

Идеал и концепция

ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ

ЭКОФИЛЬНАЯ ЗАКОНОМЕРНАЯ ДЕТАЛИЗАЦИЯ ЛАНДШАФТА ЗАМЕНЯЕТ: хаотичная экофобная фрагментаризация пространства.

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ИДЕАЛ. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ ЛАНДШАФТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ

КОНЦЕПЦИЯ ЭКОНЕТА, учитывающая (учитывавшая) ландшафтную и общественно-государственную специфику России — и тем редкая.

ЛАНДШАФТ ДЛЯ ОСОБОГО ТУРИЗМА. Массы сидят в своих ячейках-зонах, подлинная элита подвижна. У Родомана это элитарные самодеятельные походные туристы- путешественники — именно для них ПБ полна, ясна, детальна.

ЧАСТНАЯ ПБ. У Родоман референтом ПБ — большое общественно-государственное пространство. Однако четкое функциональное зонирование и строгое поддержание режима скорее удел большого частного землевладения. Частные капиталы должного для этого размера ныне в России есть — частной ПБ нет…

Утопия

УТОПИЯ ЭТАТИСТСКОГО ЭКОЛОГИЗМА. ПБ — утопия, реализуемая в рамках Большого (во всех отношениях) Государства силами этого государства для экологического благополучия «природы» и «общества»».

ТОТАЛИТАРИЗМ? ПБ — желаемый ландшафт для человечества, проект гармонического сосуществования разных полярных типов мест. Без учета адекватности и экологической вменяемости масс. ПБ теоретически реализуема как тоталитарная утопия — террор для воплощения эколого-гуманистической схемы. «Умеренная ПБ» — абсолютная монархия, «зеленая империя», «полная ПБ» — «экототалитаризм». Но тоталитарный социум не способен к осмысленным стратегиям — воплотить ПБ невозможно. Проектов и утопий должно быть много, диалог утопий — профилактика тоталитарности.

ПРЕСУППОЗЦИЯ ПБ НЕРЕАЛИСТИЧНА — полностью подвластное пространство / общество / население, и притом осмысленно-разумное.

АНТИЛИБЕРАЛЬНАЯ УТОПИЯ. Игнорирование частных интересов. Постулат единства системы ценностей и сводимости их к единому основанию.

ВНЕПРАВОВАЯ УТОПИЯ. Отрицание частной собственности на землю.

ЛАНДШАФТ МЕНЬШИНСТВА. Разные зоны способны вместить разное число носителей ролей. Миграции / смены ролей применимы лишь к явному меньшинству, иначе массы уничтожат природные компоненты ПБ. Демократична ли ПБ?

Советско-Российская Евразия

КОНЦЕНТРАТ РОССИЙСКО-СОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА. Гиперцентрализация без частного транспорта и частной земли в большом пространстве узловых административных регионов с оттеснением природного ландшафта на их периферию — это советское пространство? ПБ?

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ АПОЛОГИЯ СОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА. ПБ открывает и показывает скрыто-потенциальную экологичность советского пространства в силу универсальной централизации и дискретности регионов.

УПУЩЕННЫЙ ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ШАНС. Родоман видел у СССР огромные экологические преимущества (не согласен). ПБ — апология СССР? — нет, это шанс малоосвоенной среды.

ИДЕАЛЬНЫЙ ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ РОССИИ / СЕВЕРНОЙ ЕВРАЗИИ. Образ главной эколого-ландшафтной структуры макрорегиона.

ПРОЕКТ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ КОНВЕРСИИ

СХЕМА ДЛЯ АМЕРИКИ, АФРИКИ, АРКТИКИ И АНТАРКТИДЫ

Экзотические приложения и развитие

СТРУКТУРА ПРОСТРАНСТВА. Открытая для земного ландшафта ПБ теоретически и вне этих рамок — любое пространство — культурное, знаковое, ценностное, пространство данных, интернета; космическое пространство etc.

ЭКЗОТИКА. ПБ — принципиальная схема взаимного пронизывания двух равнозначимых сетевых компонентов обитаемой среды. Но обязателен ли земной ландшафт — а инженерная конструкция космической станции, поверхность иного небесного тела etc. При фантастичности сюжета следующие полвека ПБ могут показать осуществление ПБ в пустом пространстве, где она реализуема с тотальной полнотой. ПБ имеет технический и космический смысл, измерение и приложение.

ГОРИЗОНТАЛЬНАЯ — ДИАГОНАЛЬНАЯ — ВЕРТИКАЛЬНАЯ ПБ. ПБ развернута в горизонтали, но ничто не мешает ей быть вертикальной / «диагональной», где часть зон размещены под поверхностью Земли (грязное производства), часть имеет сегменты на поверхности (утилитарное расселение), а природный полюс целиком на поверхности; часть элементов вынесена в Космос.

ВОДНАЯ ПБ? В классике ПБ водоемы — меньшинство территории, и даже в трансформации основного картоида налицо большой базовый континентальный массив. Но водные поверхности на Земле решительно преобладают — что и как тогда? Был бы — помимо прочего — интересный картоид.

КОСМИЧЕСКАЯ ПБ?

ПБ ДЛЯ СФЕРЫ ДАЙСОНА?

КОНЦЕПЦИЯ-АНТОНИМ ДЛЯ СЖАТИЯ ПРОСТРАНСТВА? В классической ПБ освоенное пространство расширяется и уплотняется, «наступает» культура — в неклассической ПБ биосфере «наступает» природа — спонтанная ренатурализация и тем самым эконетизация приходящего в упадок культурного ландшафта.

КОНЦЕПЦИЯ-АНТОНИМ ДЛЯ НЕОСВОЕННОЙ СРЕДЫ. Принцип двойственности и поляризация — инварианты. Отличия: 1) первичные исходные ядра — природные локусы ландшафтного разнообразия, стыки трех разных однородных районов (предпочтительное место для заповедника и осмысленной рекреации), 2) вторичные дополняемые — «урбанистические» ядра в срединах однородных районов.

Патриотизм ландшафта, географии и России

ТРУД ПАТРИОТА. Концептуальная апология специфики ландшафта Родины и культивирование ее научной самобытности — научный патриотизм.

ЕДИНАЯ ОБЩАЯ ГЕОГРАФИЯ. Во время юности Родомана пытались создать «единую география» — дополнение / замещение географии неединой, фрагментированной. Такова география сейчас — «направлений» больше, чем реальных ученых. Но налицо общегеографическая тематика, проблематика, методы. ПБ вместе со всей теоретической географией (в моей версии особенно) — одно из немногих реальных воплощений и единой и общей географии. Теоретическая география — единая общая российская география сегодня!

КАНОН КЛАССИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ. ПБ — емкое выражение канона классической географии + картографии.

ЭПИТАФИЯ КЛАССИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ. Научные направления смертны, иногда влача жалкое посмертное существование. Классическая география в кризисе, возможно терминальном. Долг близких — эпитафия. Вся теоретическая география школы Родомана — достойная эпитафия.

СВОБОДНАЯ НЕФОРМАЛЬНАЯ НАУКА. ПБ и вся теоретическая география никогда нигде никем не организовывалась, не планировалась, не управлялась, не «координировалась», как таковая не финансировалась, не имела в формальной / государственной науке институциональной ниши. Она (нехотя) допускалась или репрессировалась. Но она вырастила немало открытий и приложений, не только в географии. Стандартная же государственная и грантовая «наука» у нее почерпнула.

Приложение 1.

Поляризованная биосфера: замечания и новые предложения

НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЕ СМЕШЕНИЯ. В последнее время растет научный и общественно-культурный интерес к «неизвестной России» вне больших городов, в частности, к «глубинке» и ее роли и функциям в стране и ее ландшафте. Однако при этом имеет место недопустимые (по крайней мере, нежелательные) смешения. Так, нередко смешивались «заповедные ядра» в ПБ и «медвежьи углы», «черные дыры у Нефедовой [8] и «наша» Внутренняя Периферия [4]; последняя даже смешивалась с Провинцией; фигурировал и невнятный образ (не понятие) «глубинки». Дело еще и в том, что эти концепты заданы и прояснены лишь в своем собственном контексте и в основном имеют разные, но негативные коннотации и содержательные идентификации как «неразвитые» не (вне) центральные территории.

ВНУТРЕННЯЯ ПЕРИФЕРИЯ. История выражения неясна; чисто формально Родоман различил два контура, назвав один «интрапериферия» [9]. Понятие, тип культурного ландшафта и его особая зона выделены нами в 1999 году [3]; подробная характеристика дана в 2012 [4]. Заслуживает особого внимания: Значительная и быстро растущая; Малоизвестна, несмотря на положение в средине страны; Слабо отличена от привычной (Дальней) Периферии, но специфична; место новых, неожиданно-противоречивых процессы; Возможности / ресурсы новых экологических функций.

Зона теоретически предсказана (были важны и маршруты) как места диссонанса ландшафтной основы и современного статуса территории, — не морфологически и, тем более, не конфигурационно. Ее отличает и создает положение внутри Провинции, а не пространственная удаленность. Внутренняя Периферия располагается рядом с Центром (как типом ландшафта и конкретным центром); это специфика и отличие от обычной периферии. Разгосударствление жизни, отказ от искусственного поддержания освоенности, присущая кризису концентрация населения и производства привели к депопуляции и снижению уровня освоенности. Ныне зона растет за счет периферизации «советской провинции», уже преобладая в центре и на северо-западе Европейской России. Статусно-пространственное положение зоны предопределяет ее дальнейший социально-экономический упадок. Современное состояние культурного ландшафта этой зоны противоречиво. «Одичание», снижение освоенности, разрушение материальной и социальной инфраструктуры — активная природная ренатурализация ландшафта, естественное самовосстановление лесов в ходе демутационных сукцессий на месте забрасываемых сельскохозяйственных угодий, прирост ресурсов эко/геосистемных услуг.

Обычная (Дальняя, Внешняя «просто» периферия) Периферия лежит вдалеке от освоенных территорий — Внутренняя Периферия лежит внутри освоенных территорий, внутри зон (Центр + Центральная Провинция) и Провинция. Связь зоны с обычной (классической) Провинцией — периферизованная провинция внутри (полноценной) Провинции. (Тогда Внешняя Периферия — недопровинциализированная Периферия). В отличие от природных ядер ПБ Внутренняя Периферия — никак не ядро какой-либо сети. Она пассивна и производна, вторична — в ПБ «природа», ее местоположение и функции активны и первичны. Для «черных дыр» эти аспекты не рассматриваются, как и связь с ПБ и Внутренней Периферией. Яркий пример периферизации былой Провинции между Центральной Провинцией и Провинцией — Владимиро-Суздальское ополье [7].

«Черные дыры» (не вполне артикулированный образ) в общем приурочены к природным полюсам ПБ, совпадая по местоположению, но отличаясь «по сущности» — менее освоенные / более заброшенные стыки административных регионов; экологических характеристик лишены. Близки и «медвежьи углы». Все они предельно далеки от Центра уровня страны, макрорегиона и региона — это Дальняя (Внешняя) Периферия регионов. Географические понятия полимасштабны! Собственно же Внутренняя Периферия соседствует с Центрами разных уровней и даже возникает внутри них. Будучи нередко / во многом ландшафтно и процессуально сходны, Внутренняя и Внешняя Периферия радикально различаются именно тем, что вторая никак не может возникнуть внутри Центра и Провинции; это же отличает Внутреннюю Периферию и от ядер ПБ и черных дыр.

Характерная черта Внутренней Периферии, радикально отличающая ее от природных ядер ПБ и черных дыр — наличие собственных центров (полифункциональные города). Ранее показано: крупнейшая (глобальная) Внутренняя Периферия — сама России с центром Москвы; иные примеры — экономический микрорайон Вязьмы между Московской и Смоленской Провинцией. Район Тотьмы — Внутренняя Периферия на подъеме и репровинциализации без прежней освоенности (личные наблюдения). В силу местоположения и наличия у Внутренней Периферии культурного фона, даже при «сжатии пространства» у нее больше шансов полноценного ландшафта, нежели у Дальней Периферии, особенно при насыщении заповедниками и парками разных типов.

Дадим схематически последовательность зон культурного ландшафта в смешанной терминологии: Центр — Провинция — Внутренняя Периферия — Провинция — Периферия, она же черные дыры и природные ядра. Выводы — в концепцию ПБ представление о Внутренней Периферии не вложимо, она же и природные ядра разделены иными зонами, природные ядра облегают Внешние Границы моноцентрических районов, а Внутренняя Периферия имеет осями Внутренние Границы.

СПОНТАННАЯ ЭКОНЕТИЗАЦИЯ РЕК И ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ. По мере утраты реками и даже железными дорогами роли комплексных осей культурного ландшафта и запустения прилегающих территорий на них началась спонтанная эконетизация, возобновление растительности и тем самым — появился шанс экологических функций. Дело дошло до превращения в Москве (!) полуразобранных железных дорог в зоны пикничной рекреации и организованного туризма; тем более на «бесхозных» узкоколейках. Отчасти тезис подтверждает и Родоман (устные обсуждения). Эта тенденция институализирована очисткой соответствующих долин и превращения их в природно-парковые зоны отдыха вместо зон гаражей, свалок и проч. — напр. «Долина реки Сетунь» в Москве. Это своего рода инверсия больших рек, обстраиваемых коттеджами и малых рек, непригодных для этого. Экзотические варианты для новых ПБ?

ВНУТРИГОРОДСКАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПЕРИФЕРИЯ. Налицо и внутригородской вариант зоны с потенциалом экологических функций. В Москве это территория между ТТК (третьим транспортным кольцом) и МКАД с основными в городе зелеными массивами парков [6]. Но известная Внутренняя Периферия катастрофического Детройта, где более благоприятны его пригороды, таких функций лишена

КОНТР-ЭКОНЕТИЗАЦИЯ ЯДЕР И ГРАНИЦ В ПБ — «коричневение» зеленых ядер и осей ПБ (цвета канонического картоида ПБ) при «позеленении» бывшей коричневой зоны (Провинция, становящая Внутренней Периферией). У мест, самим положением «предназначенных» для экологических функций, ныне почти отсутствует социальный и иной контроль — варварские рубки лесов, мусорные свалки, застройка ядра Байкальской природной территории и т. д. и т. п. Увы, именно обширные природные пространства вне агломераций «притягивают» указанную деятельность. Процитируем (открытое) письмо С. В. Чебанова Родоману и мне. «Ныне наблюдаемые процессы на разных уровнях (внутренняя сторона границы РФ, границы областей, границы районов областей, границы частных землевладений, границы садов и парков) демонстрируют, что приграничные зоны, которые в ПЛ предлагается превращать в заповедники, оказываются зонами наибольшего неблагополучия поскольку они оказываются безнадзорными и используются как свалки, зона скопления бурелома, концентрации неотремонтированных участков дорог, концентрации сорняков, накопления вывозимых с полей валунов и т. д. При этом наиболее плачевное положение оказывается… в «медвежьих углах». По моим наблюдением в Подмосковье (ср. также данные группы «АНТИБОРЩЕВИК» именно в подобных местоположениях концентрируется и борщевик Сосновского, яркий наглядный симптом одичания культурного ландшафта. Административные границы (и иные рубежи) из экофильных контактных превращаются в экофобные барьерные.

НОВЫЕ ЗАПОВЕДНЫЕ ЯДРА. Учитывая всё это и ряд суждений на Конференции и вокруг в схемах ПБ в широком смысле роль природно-заповедных ядер могут обрести зоны «вторичного природного ландшафта» — территории давно (порядка десятилетий) вышедшие из хозяйственной оборота и лишающиеся освоенности. Кстати, немало вначале формально-институционально, а потом и фактически заповедников именно таковы — напр. Керженский заповедник (Нижегородское Заволжье) на месте лесозаготовок и торфоразработок. Это явный пример Внутренней Периферии в нашем смысле, оказывающейся заповедным ядром в смысле ПБ Родомана. К таким новым потенциально экологическим ядрам относятся и долины рек (напр. долина Хопра [5]) и даже отчасти внутригородская / внутриагломерационная Внутренняя (Зеленая) Периферия.

Выделение и идентификации территорий как (разных) Внутренних Периферий, основано прежде всего на их местоположении и специфике современного (перспективного) культурного ландшафта, поэтому обретении ими (природно) -заповедного статуса не вызывает концептуального. В агломерации Санкт-Петербурга в оптимальном состоянии находятся ООПТ именно в черте города (видимо — внутриагломерационная периферия) в силу институциональных преимуществ, а «более природные» ООПТ вдали от города пребывают в худшем состоянии [2]. Это парадокс Григория Исаченко. Типичнейшая Внутренняя Периферия (на уровне региона и Центра России в целом, каково сейчас Владимиро-Суздальское ополье приобретает де-факто природно-заповедно-рекреационные функции для охватывающей его полукольцом конурбации Москва — Владимир — Нижний Новгород [7].

Известное прогнозное предположение Б. Б. Родомана о приобретении России ролью и статусом «мирового заповедника» осмысленно и в том случае, если считать эту территорию Глобальной Внутренней Периферией (ее центр — Москва, что принципиально), что было сделано ранее [4].

Деструкция и детериорация заповедных ядер и как таковых и в концепте ПБ может компенсироваться экологизацией Внутренней Периферии самых разных типов.

Приложение 2

К итогам творческой жизни Б. Б. Родомана

(29 мая 1931, Москва — 26 декабря 2023, Москва)

Скончался выдающийся российский географ Борис Борисович Родоман. Экономико-географ по образованию, глубоко развивший сюжеты Н. Н. Баранского, он жил, работал и мыслил себя в единой географии, не вместо отдельных географий, но вместе. Родоман создал оригинальную версию теоретической географии, и реализовал её в ландшафтно-экологических проектах. Его теоретическая география концептуально выразила специфику природно-культурного ландшафта России и классической российской географии. Труды Бориса Борисовича навсегда стали её лично-теоретическим эпилогом. Родоман ясно сознавал свою научную родословную: А. Гумбольдт — И. Тюнен — В. В. Докучаев — В. П. Семенов-Тян-Шанский. Наверное, единственная единая география как целое сегодня в России — теоретическая география Родомана.

Родоман был высокий профессионал, настоящий ученый-исследователь. Доклады и тексты были обильны, книги стали классикой. Просвещенный патриот, публичный интеллектуал, он трепетно переживал судьбу ландшафта и судьбу науки о нём. Яркая, глубокая содержанием публицистика пронизана заботой о ландшафте страны — важной составляющей её судьбы.

Теоретическая фантазия, воодушевляемая экологической и этической ценностью ландшафта создала самобытные взаимосвязанные концептуальные проекты поляризованного ландшафта и глобальной экологической роли России.

Для Б. Б. Родомана главный предмет всей географии — сплошная ткань ландшафта в географической оболочке Земли; не связанные с ландшафтом явления не входят в сферу географии. Атрибуты полноценного географического исследования — карты, путешествия и районирования; иное не отрицалось.

Обыденному сознанию важны, интересны и ценны отдельные конкретные места, географическому — все места во взаимосвязи, теоретико-географическому — концептуальные схемы устройства сплошного природно-культурного ландшафта. Его рисунок сложно-закономерен, это повторяющиеся и сплетающие узоры. Данные в узорах идеальные формы ландшафта (не очертания) и есть предмет теоретической географии. Общность категориального строя позволяет видеть структурное сходство и взаимодействие разных слоев ландшафта. Специфика версии Родомана — теоретическая морфология ландшафта. Противоречие индивидуальности и универсальности как феноменов и подходов здесь мнимое. Конкретности видятся как реализации, совмещения, интерференции etc идеальных форм. В концепциях Родомана соединено районирование и теоретизирование ландшафта.

Наша труднодоступная для изучения огромная своеобразная держава, — вызов для исследователя. Теоретическая география вызов приняла. Родоман сотоварищи дал концептуальный портрет ландшафта большого целого пространства. Теоретическая география оказалась теоретической географией России, выросшей из глубочайшего личного проживания и научного освоения любимого Борисом Борисовичем (Большого) Подмосковья; он сам это ясно понимал. Родоман и жил не в географической точке — в большом крае.

Теоретическая география Родомана пропитана духом познавательных путешествий и обогащена их результатами — путешествия теоретика. В географии всегда, даже при обилии спутниковых и иных данных и способов их обработки, реалии ландшафта постижимы непременно «ногами и глазами», содержательно оснащенными. Иначе такая картина заведомо неполна. Результаты профессиональных познавательных путешествий — не субъективности, но научное экспертное знание, именно оно дает целостный образ территории. Визуально-интуитивное теоретизирование — так Родоман назвал свой метод. Соединство теоретизирования и путешествования в личностном знании и дало главные результаты Родомана — от районистики до поляризованной биосферы. Их объем очень значителен, а смысл еще будет открываться. Но особый образ творческой жизни Родомана не может быть общим примером.

Родоман говорил, мыслил и писал ясно, красиво, вразумительно. Его почерк — ярчайшие теоретические фантазии, выраставшие из конкретных (даже малых) мест, воплощенные в проработанных концептуальных схемах. Превосходен новый жанр — концептуальная лирика ландшафта. Дар теоретика и художественный вкус дали очень важное изобретение географической картографии. Синтез теоретических схем и цветных тематических карт — картоиды, карты идеальных ландшафтов. Красота и содержательная глубина картоидов сделала их подлинными произведениями искусства. Налицо три эпонимические конструкции — теоретическая география Родомана, Поляризованная биосфера Родомана, картоиды Родомана.

Истинный новатор, Родоман чтил традиции. Читая немного, но понимая глубоко, Родоман развивал классиков. Но карт он читал много; скучал по громадным настенным картам в коридорах Геофака МГУ. Заново вникнув в ландшафтное районирование и административное деление СССР, он создал и формальную районистику и свою морфологию узловых районов. Невнятную задачу «охраны природы» Родоман осознал как поиск теоретически обоснованных оптимальных форм ландшафта.

Именно потому, что Борис Борисович не раз получал карьерные травмы, он был благодарен учителям и покровителям. Аристократизм ученого и демократизм туриста совмещались. Лидер небольшой московской группы самодеятельных походных туристов, Родоман ценил и любил свою компанию; наши походы были и путешествиями, и семинарами. Его путешествия — образ жизни, даже произведения искусства. Многим он открыл Подмосковье. Большая статья «Подмосковье, что мы потеряли» (совместно с В. Л. Каганским — работа шла и за два дня до кончины Бориса Борисовича) близка к завершению.

Уроки Родомана: ученый-географ — не когнитивный автомат, он творчески живёт в ландшафте; путешествия незаменимы; зрение переходит в умозрение; большие результаты — обычно удел больших ученых, а не коллективов; глубина охвата материала важнее объема; традиции предполагают и свободу от профессиональных гетто; высшая объективность ученого достигается и усилием всей личности; свой путь в науке — огромный риск и ответственность.

Родоман ценил работы А. Г. Исаченко, Е. Е. Лейзеровича, А. Е. Осетрова, А. Н. Ракитникова; всех не перечислить. Плодотворно было влияние Родомана на его поколение — А. Д. Арманд, Ю. А. Веденин, Е. Е. Лейзерович, Л. В. Смирнягин. Подход, результаты, личность Родомана обогатили труды и следующих поколений — Т. И. Герасименко, Д. Н. Замятин, В. Л. Каганский, М. И. Карпель, В. Кицес, М. П. Крылов, А. Е. Левинтов, Т. Г. Нефедова, С. А. Тархов, А. И. Трейвиш, Е. А. Шварц, В. Е. Шувалов, В. А. Шупер, В. П. Чижова, Б. М. Эккель и немало других; это факты, а не оценки. Родоман верно служил географии и достойно её представлял в междисциплинарных контактах — архитектура, методология науки, теоретическая биология, теория классификации etc; был любим и признан.

Его высоко ценили С. Г. Кордонский, А. Г. Раппапорт, С. В. Чебанов, Т. Шанин, Ю. А. Шрейдер, что было взаимно. Разрыв ветвей географии, отвратительные распри на 21-м этаже Главного здания МГУ для Родоман были трагичными, исчезала сердцевина географии. Родоман мечтал о сплошности и единстве и географии, и её предмета, культурного ландшафта. Отсутствие единства было для него болезненно, хотя и не случайно.

Фундаментальное знание в форме концепций на основе базовых категорий, к тому же ярко проиллюстрированное (ярко буквально, цветными картоидами) очень прочно, потому у трудов Родомана может быть долгая жизнь, — стал же Тюнен актуален через век.

Родоман был человек цельный. Он жил в ландшафте и в мире науки и любил их, нераздельно и неслиянно. Реакции на Родомана обычно были остры и различны до полярности. Велико было обаяние интеллекта. Нескрываемая индивидуальность, особость облика, манер, образа жизни и мысли создавали ему трудности. Награда была дана ещё в этом мире — сплошная творческая свежесть и продуктивность с юных лет до самой кончины.

Список литературы

1. Исаченко Г. А., Исаченко Т. Е. Роль особо охраняемых природных территорий в формировании культурных ландшафтов Санкт-Петербурга // Наследие и современность. 2020;3 (4):34–51.

2. Каганский Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: НЛО. -2001.

3. Каганский В. Л. Внутренняя периферия: новая растущая зона культурного ландшафта России // Изв. РАН., сер. Географ., 2012, N 6, с. 23 — 33.

4. Каганский В. Л. Средний Хопёр // Отечественные записки. 2006, №6, С. 195—206.

5. Каганский В. Л. Эксклюзив о московском «Бублике» от теоретика-географа // «Семь искусств», №4 (97), апрель 2018. https://7i.7iskusstv.com/2018-nomer4-kagansky/.

6. Каганский В. Л. Забытые сердца России (азональные ареалы в историко-культурном ландшафте Европейской России) // Историческая география / Отв. ред. И. Г. Коновалова. Москва: Аквилон, 2021. Т. 5 (в печати).

7. Нефедова Т. Г. Сельская Россия на перепутье. М.: Новое издательство, 2003. — 403 С.

8. Родоман Б. Б. Экспрессный транспорт, расселение и охрана природы // Методы изучения расселения. — М.: ИГАН, 1987, с. 44 — 54.

А. Е. Левинтов.
Всю жизнь опережая жизнь (к 80-летию Бориса Родомана)

независимый исследователь, г. Москва

alevintov44@gmail.com

Отмечая несомненные заслуги Бориса Борисовича Родомана перед наукой, можно перечислить многочисленные публикации и регалии юбиляра, я бы предпочёл дать своё понимание научного вклада своего коллеги и учителя.

Большинство ученых географов озабочены злобой дня и сегодняшними проблемами. По-видимому, это имеет некоторый смысл в эпоху жажды быстрых и скорейших результатов, внедрения научных исследований в и без того опостылевшую практику; во всяком случае, это считается мейнстримом науки, если не задумываться об истоках мейнстрима: а, собственно, с чего, где и когда он начинается?

Есть, однако, небольшая группа ученых не от мира сего дня, не озабоченных и неозадаченных происходящим вокруг и окрест них, сосредоточенных на собственной имманентности и прислушивающихся к миру, только если наличествует в этом мире отзвук на их внутреннее состояние. Эти ничего не изучают во внешнем мире, но познают свой внутренний мир в нем. В этой малой группе совсем крошечную часть составляют те, кто, волей или неволей, сознательно или интуитивно, но определяют будущее науки и являются таким образом ключами, с которых и начинаются все мейнстримы и которыми открываются двери предстоящих перспектив. Величие этих малых величин заключается именно в том, что они и есть источники будущего.

Среди них уже более полувека маячит сутулая фигура Бориса Борисовича Родомана, проживающего жизнь, опережая жизнь.

Ландшафтное единство

Еще будучи студентом, он восстал против разделения географии на физическую и экономическую, а, следовательно, посягнул на святая святых марксистко-ленинской научно-философской методологии, утверждавшей тогда (позже пришлось это проглотить и не вспоминать), что законы природы протекают м-е-д-л-е-н-н-о-м-е-д-л-е-н-н-о, а общественные законы — быстро-быстро (вообще-то, как потом выяснилось, законы напрочь лишены текучести), а потому общество не зависит от природы и даже может «не ждать милостей от природы, а взять их — наша задача».

В те времена (середина 50-х) процветала идеология ПТК и ТПК [Колосовский 1947, Колосовский 1958, Колосовский 1969], критерием существования которых является «достижение максимального народнохозяйственного эффекта при минимальных затратах», то есть грабежа природных, интеллектуальных, культурных и трудовых ресурсов.

Студент Родоман ничего этого не понял, пафоса созидательного ограбления не принял, но, по счастью, отчислен не был, несмотря на многочисленные академические задолженности, и даже смог получить диплом. Смотрелись его воззрения и взгляды малопонятным, но безобидным чудачеством, хотя дальновидные Н. Н. Баранский и Ю. Г. Саушкин поняли: возможно, за ним будущее. Его защитники и покровители потом, в первой половине 60-х, встали в кипучем споре географических детерминистов и индетерминистов (знаменитая защита докторской диссертации В. А. Анучина, основные положения которой изложены в работах (Анучин 1969, Анучин 1972) на сторону первых. Победив и формально и по содержанию, детерминисты по сути открыли для географии новый мейнстрим, а именно — экологический. Настолько, что на Всемирном географическом конгрессе в Москве летом 1972 года официально было объявлено, что экология — столбовая дорога всей будущей географии.

Теоретическая/математическая география

В те же 50-е годы на Западе начала бурно развиваться теоретическая, конструктивная и математическая география (Бунге 1967, Hӓgerstrand 1953, позже Изард 1967, Хаггет, Чорли 1967, Хаггет, Чорли 1969, Хаггет 1972 и др.) (всё это считалось одним и тем же, по крайней мере, у нас). Сами мы долгое время никак не могли пройти дальше дробей и пропорций, а также таблицы умножения под названием «транспортная задача» — перемножение веса грузов на расстояния их перемещения, однако утешали себя тем, что на Западе, в условиях хаоса рыночной экономики, невозможно планировать, а у нас — всё закономерно, планомерно и пропорционально, к тому же западные ученые лишены такого отличного и надежного средства, как марксистко-ленинская научно-философская методология, а потому вынуждены изощряться в методах, а вот теоретические и фундаментальные исследования — наша грядка, на которой, кроме нас, — никого.

Б. Б. Родоману повезло дважды: во-первых, он проходил в школе логику (вскоре ее, вместе с психологией, как подозреваемых в буржуазности, в школе отменили), а, во-вторых, он ее понял и стал применять и употреблять в географии. И при этом настолько успешно, что, с одной стороны, не сел за протаскивание в советскую географическую школу чуждых ей веяний загнивающего капитализма, а, с другой, даже ведшего в 1967—68 годах летнюю школу «Математика в географии» (так в августе 1968 года в Сваляве автор и познакомился с Б. Б. Родоманом).

В кильватере западной конструктивной географии и работ Б. Б. Родомана по логизированию и абстрагированию в географии начались бурные и весьма изощрённые математические модели и расчеты, призванные оптимизировать, максимизировать, минимизировать и повышать экономическую эффективность — в условиях отсутствия экономики как таковой (советский способ управления к экономике относился в редких случаях и использовал ее либо в подручных целях, либо в декоративных; так, например, географам и экономистам так и не удалось обосновать экономическую целесообразность строительства БАМа и большинства других великих строек коммунизма просто в силу внеэкономичности этих проектов) и в ущерб другим, не менее важным эффективностям и эффектам: социальным, демографическим, культурным, экологическим и т. д.

Картоиды как абстрактная эстетизация ландшафта

А Родоман пошел дальше (Родоман 1999, Родоман 2007).

Это кажется маловероятным, особенно у нас, но «красота спасет мир» — и Родоман создает новый картографический жанр, картоиды, которые призваны не заполнять пространства и, следовательно, не заниматься членением территории по морфологическим признакам, а рассматривать пространство структурно, в абстрактных гармониях, стало быть, скорее зонируя, чем районируя.

Возник тот самый случай, который описан Г. Галилеем: «Если факты противоречат моей теории, то тем хуже для фактов». Картоиды Родомана — отражения не действительности, а эстетических установок автора картоидов. На сегодня их набралось уже несколько десятков, если не сотен.

Эстетизация ландшафта, предпринятая Родоманом, не имеет ничего общего с эстетикой и романтизацией географической профессии, процветавшими в еще незавершившийся послевоенный период: ни о каких песнях, кострах, трудностях и прочем ур-дур-патриотизме речи не идет. Более того, уверен, что эстетизация ландшафта (а не деятельности), выражаемая в картоидах, сознательно противопоставлялась Родоманом толпотворению. Картоиды Родомана — акмеистика в чистом виде.

Вполне возможно, они, картоиды, когда-нибудь лягут в подоснову ландшафтного проектирования, но пока можно лишь утверждать: эстетические и ценностные основания теософа Д. Л. Арманда (Арманд 1964, Арманд 1975) и особенно А. Д. Арманда, ориентированного на дзен-буддизм (Арманд 1983, Арманд 2008) с его эстетикой опрокидывания на нашу грешную небесных гармоний «ин-янь» возникли во-многом благодаря абстрактному эстетизму картоидов Родомана.

Туризм и рекреация — не подспорье, а смысл существования

Будучи географом, то есть профессиональным путешественником и туристом, Родоман значительно обогнал своё время, время развития туризма как сочетания спорта, патриотического воспитания, коллективизма, столь милого любому тоталитарному режиму, и краеведения (довольно быстро эти ценности сменились идеями любви и дружбы, а также выпивки и пьянки). Помимо и независимо от перечисленного выше, он придает рекреации и туризму новый смысл, обогащая тем самым понятие рекреации.

Если понимать под индустриальным обществом общество трудолюбивых, а так оно и было в период Реформации — Лютер оставил мирянам только одну аскезу, аскезу трудолюбия, называемую по латыни industria (Вебер 1990), то первым вошел в постиндустриальное общество, пожалуй, Б. Б. Родоман (Родоман 2004), своим поведением и образом жизни заявивший: туризм и рекреация — важнее стуло-часов, трудов и работ. Смысл жизни — вовсе не в трудоднях, карьерах и трудовом стаже. В конце концов, на Страшном Суде с нас спросится не только за это и не только за грехи — кто тут безгрешен? — а за то, насколько мы выполнили свое творческое предназначение, не зарыли ли мы свой талант в землю, не изменили ли Образу Божию, образу Творца.

А что такое рекреация как не восстановление креативного, творческого потенциала человека? Мы занимаемся туризмом и рекреацией, утверждает Б. Родоман, в поисках вдохновения и новых творческих сил. Мы созерцаем мир и природу, выявляя красоту мира и природы, их гармонию — и потому нас так коробит индустриальное, городское и бытовое свинство, нарушающее красоту и гармонию мира.

Его не интересовала география рекреации и туризма как ещё одной отрасли народного хозяйства, а это значит, его не интересовало размещение (а, следовательно, и районирование), потоки и связи, ресурсы, продукты, показатели и измерители рекреации: средняя продолжительность и протяженность туристических маршрутов, плотность тел на пляже (между прочим, согласно СНИПам по рекреации на одного отдыхающего полагается 20 погонных сантиметров пляжа). Творческая и рекреационная сила вина выражается вовсе не в градусах и гектолитрах, а в качестве вина, рекреационный и творческий потенциал прибоя — не в силе волнения, а в конкордансе созерцаемого и созерцающего, в резонансе и синхронии дыхания человека и океана, в совпадении мыслей, переживаний и звуков, издаваемых внутренним голосом и Солярисом.

Чем рекреационная деятельность отличается от креативной и вообще любой иной интеллектуальной? В интеллектуальной, например, научной деятельности мы напряженно, но отстраненно всматриваемся в объект своих интеллектуальных, когнитивных, эпистемологических усилий — в рекреационной деятельности мы погружаем себя в объект восприятия, мы начинаем проживать, сосуществовать с ним. Включение себя, слияние себя с внешним миром имеет очень важное следствие.

Внешний мир, согласно Г. Галилею (Галилей 1948), мы не можем воспринимать, не идеализируя его — таково имманентное свойство человеческого сознания. Себя же мы не можем воспринимать неэтически (Лефевр 2003a, Лефевр 2003b), не делая выбора между Добром и злом, порой мучительного выбора.

Это означает, что только в рекреационной деятельности непременным условием ее существования является жёсткий, на идеальном и принципиальном уровне этический самоанализ. И в этом смысле рекреация имеет мало общего с релаксацией, ремиссией, ресторацией и прочими ре-мирами.

В последние пятнадцать лет Б. Родоман много путешествует по миру, он — практикующий путешественник. Он делает это профессионально и совершенно по-своему, неповторимо и неподражаемо. Рекреация и туризм, по Б. Родоману, — противопоставление и протест против индустриальной оседлости. Перемещение человека в пространстве несет само в себе удовольствие, удовлетворение и оправдание. Потому что путешествие — это всегда саморазвитие человека: возвращаясь в конце путешествия в начальный пункт А, мы обнаруживаем, что мир стал немного неузнаваемым, он изменился — и лишь в рефлексии путешествия нам становится понятным: это не наш оседлый мир изменился — это мы изменились сами в ходе путешествия. И дело вовсе не в новых фактах или новой информации, полученной в ходе путешествия — в конце концов, благодаря путешествиям мы проживаем крупицу жизни, недожитой номадом Авелем.

Региональные исследования в нерегиональной среде

Чтобы заниматься экономической географией в СССР, стране с отсутствующей экономикой по понятию экономики (как нормирующей рефлексии отношений между хозяйствующими субъектами), необходимо было прищуриться на свою собственную научную честность и совесть, делать вид, что занят делом. Совсем иная ситуация с региональными исследованиями в нерегиональной среде.

Регион как современное географическое понятие начал формироваться лишь во второй половине 20-го века. В отечественной географии регион и район были полной синонимией (Алаев 1983, Некрасов 1975) почти до самого конца 80-х. Перестройка сильно придвинула СССР-Россию к мировому сообществу и мировой истории.

В стране началось эмбриональное формирование регионов — не продуктов членения территории (районы), а региональных субъектов, начавших ощущать собственную волю, собственную политическую энергию, собственные интересы, стремление к независимости и самодостаточности, в отличие от самообеспеченности (Ленин 1967), к поиску собственной миссии и своего места в мировом сообществе.

Фундаментальной особенностью отечественного процесса регионообразования являлось то, что в нем самым активным элементом, фактически — инициатором выступали исследователи регионов и регионообразования. Это был тот редкий в истории случай, когда наука и проектирование выступали не в качестве вспомогательных и обслуживающих средств, а как самостоятельная конструктивная сила. Одновременно и параллельно началась муниципализация российских городов, понимаемая в шести седьмых мира как самоуправление свободным от государственного гнета и государственной зависимости городом.

Второй фундаментальной особенностью регионализации страны и муниципализации ее городов стало то, что внедрение научных и проектных идей осуществлялось не капитальными вложениями и инвестициями, а благодаря образованию, то есть непосредственной передачей, трансляцией интеллектуальных результатов и продуктов от разработчиков местному населению: бизнес-сообществу, политическим лидерам и молодежи.

Без особого энтузиазма и слабо веря в успех и будущее, Б. Родоман включился в эти исследования и разработки, а также в образовательные демонстрации в рамках Лаборатории региональных исследований и муниципальных программ. Он участвовал, в частности, в разработке «Муниципальной программы и программы развития туризма в г. Шлиссельбурге» и «Программы регионального развития городов долины реки Вуоксы» в первой половине 90-х годов прошедшего века.

К сожалению, пессимизм Б. Родомана получил полное подтверждение. После государственного переворота и штурма здания российского парламента (сентябрь-октябрь 1993 года), а также с началом Чеченской войны (декабрь 1994 года) в стране было восстановлено самодержавие, но, в отличие от монархического, совершенно нелегитимное. Самовластие естественным образом оказалось сопряженным со свертыванием регионализации, муниципализации, любых проявлений самоуправления, а также нарушением основных гражданских свобод и прав человека. Все региональные и муниципальные разработки оказались в невостребованном депозитарии до лучших времен, которые, скорее всего, никогда уже не придут.

Одухотворенный ландшафт/поэтизация ландшафта

Публикация (Родоман 2004) открыла возможности работы Б. Родомана в Институте природного и культурного наследия РАН. Сегодня ведущей темой его экспедиций и исследований стала одухотворённость ландшафта. Эта тема всё ещё рассматривается многими как нечто вычурное или метафора. Собственно, сегодня происходит то, что происходило и всегда с Б. Родоманом — он вновь опережает время и жизнь. Это можно было бы назвать неоязычеством, если бы не одно обстоятельство. Ветхий человек и язычник, одухотворяя, одушевляя и поэтизируя окружающий его ландшафт, населяя его богами, нимфами, демонами, духами, эльфами, саламандрами, сильфидами и прочими существами, пытается мифологизировать, то есть найти сокрытый, потаённый, но истинный смысл внешнего мира (myth по-гречески означает «рассказ об истинном»), диктующего человеку его поведение, его жизнь и судьбу, но не вмешивающегося во внутренний мир человека.

Сегодняшняя ситуация заключается в том, что мы не только допускаем в себя поэзис мира и находим в ландшафте источники своего вдохновения, не только увлечены самопоэзисом, но и пытаемся искусственно-техническими средствами вдохновить сам ландшафт, раскрыть его поэтический потенциал и талант, подчеркнуть его вдохновенные смыслы.

Мы сами становимся демиургами красоты и поэзии ландшафта. Я думаю, в архитектурно-планировочной деятельности требования на поэтизацию ландшафта станут такими же обязательными и даже обыденными, как сегодняшние требования к инженерной инфраструктуре, функциональному зонированию и другим, весьма прозаическим вещам.

Список литературы

1. Алаев Э. Б. Социально-экономическая география. Понятийно-терминологический словарь. М.: Мысль, 1983.

2. Анучин В. А. Проблема синтеза в географической науке//Вопросы философии. 1964. №2. С. 35—45)

3. Анучин В. А. Теоретические основы географии. М.: Мысль, 1972.

4. Арманд А. Д. Два в одном: Закон дополнительности. М.: URSS, 2008.

5. Арманд А. Д. Ландшафт как конструкция//Известия ВГО. 1983. вып.2. С. 120 — 125.

6. Арманд Д. Л. Наука о ландшафте (Основы теории и логико-математические методы). М.: Мысль, 1975.

7. Арманд Д. Л. — Нам и внукам, М.: Мысль, 1964.

8. Бунге У. Теоретическая география. М.: Наука, 1967.

9. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М.: Прогресс, 1990.

10. Галилей Г. Диалог о двух главнейших системах мира — птоломеевой и коперниковой. М.-Л.: ГИТТЛ, 1948.

11. Изард У. Методы регионального анализа. М.: Прогресс. 1967.

12. Колосовский Н. Н. Производственно-территориальное сочетание (комплекс) //Вопросы географии №6 География хозяйства СССР. 1917—1947, М.: 1947.

13. Колосовский Н. Н. Основы экономического районирования. М.: 1958.

14. Колосовский Н. Н. Теория экономического районирования. М.: 1969.

15. Ленин В. И. — Набросок к плану научно-технических работ// ПСС. М.: Издательство политической литературы, 1967. 5 изд. Т. 36.

16. Лефевр В. А. Алгебра совести. М.: Инфо-Гнозис, 2003.

17. Лефевр В. А. Рефлексия. М.: Инфо-Гнозис, 2003.

18. Некрасов Н. Н. Региональная экономика. М.: Экономика, 1975.

19. Родоман Б. Б. География, районирование, картоиды: Сборник трудов. Смоленск: Ойкумена. 2007.

20. Родоман Б. Б. Под открытым небом. М.: Российское гуманистическое общество, 2004.

21. Родоман Б. Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. Смоленск: Ойкумена, 1999.

22. Хаггет П., Чорли Р. Модели в географии. М.: Прогресс, 1967

23. Хаггет П., Чорли Р. Сетевой анализ в географии. М.: Прогресс, 1969.

24. Хаггет П. География: современный синтез. М.: Прогресс, 1972

25. Hägerstrand. T, Innovations för loppet ur korologisk synpunkt. C.W.K Gleerup, Lund, Sweden, 1953.

2011 г.

С. В. Макар.
Поляризованная биосфера Родомана и акценты пространственного развития России первой четверти XXI века

Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, Институт региональной экономики и межбюджетных отношений, г. Москва

svetwn@mail.ru

Введение

Концепт поляризованного ландшафта (поляризованной биосферы), разработанный Б. Б. Родоманом в 1970 году, был весьма значим для Бориса Борисовича Родомана, и как ученого, и как человека. Также он стал знаковым и для экономико-географического научного сообщества. В 2021 году Б. Б. Родоман вновь обратился к своему «поляризованному ландшафту», чтобы отметить новые условия для данного концепта, а также обозначил изменения факторов и фундаментальных понятий за прошедшие полвека (Родоман, 2021). Этому событию предшествовал ряд научных работ 2016 — 2017 годов, подчеркивающих природный акцент поляризации, видение будущего России как мирового экологического донора (Родоман, 2017а, б; Родоман 2016).

В контексте концепта поляризованной биосферы Б. Б. Родомана отметим современные акценты пространственного развития с точки зрения как теории, так и хозяйственной практики.

Пространственное развитие и его атрибуты

Категория «пространственное развитие» стала объектом пристального научного внимания с начала XXI века, что объясняется следующими обстоятельствами. В мировой науке признание получила пространственная наука (spatial science) как особое междисциплинарное научное направление. Пространственное развитие стало реально иметь сопряжение с хозяйственной практикой.

В мировой политической лексикон понятие «пространственное развитие» вошло на пороге XXI века: в 2000 г. был опубликован документ Совета Европы, действие которого распространяется и на Российскую Федерацию — «Основополагающие принципы устойчивого пространственного развития Европейского континента».

В ряду атрибутов, непосредственно связанных с формированием теории и методологии пространственного развития: проекты пространственного развития, пространственное планирование, устойчивое пространственное развитие, пространственный потенциал, пространственный фактор, пространственные структуры, пространственные особенности, пространственные экстерналии, пространственная политика, пространственный анализ и другие.

Очевидно, что на практике пространственное развитие объединяет экономические, социальные, территориальные и экологические аспекты хозяйственного развития пространственных образований. С научной точки зрения содержательное понимание пространственного развития оказывается значительно сложнее. В современных отечественных исследованиях оно рассматривается как выявление пространственного каркаса развития, как подход к задаче управления территориальным развитием, как средство стратегического планирования, как процесс реструктурирования пространства, изменения условий продуцирования определенной деятельности, как выход на новое размещение материальных объектов, обеспечивающее рост эффективности деятельности (Макар, 2015).

Для отечественной науки, основывающейся на детальном анализе факторов и условий хозяйственной практики, а также их адекватной оценке очевидна сопряженность сложившихся итогов пространственного развития России с проблемами ее социально-экономического развития (прежде всего речь идет о значительной межрегиональной дифференциации).

Специфику фундаментальных проблем современного этапа хозяйственного развития нашей страны определяют сложившиеся особенности пространства (к ним относят чрезвычайно высокую роль внутренних и внешних границ, ренто-ресурсную ориентацию экономики, непрерывную смену статусов мест, конструирование регионов в ущерб саморазвитию, моноцентрическое развитие, высокий уровень централизации страны) и ряд действующих пространственных факторов (в литературе к ним обычно относят транспортный фактор, ограниченную мобильность факторов производства, агломерационные эффекты).

Очевидно, что современная и будущая конкурентоспособность России и эффективность настоящего социально-экономического развития нашей страны связаны с ее пространственной архитектурой. Однако уровень исследований проблем пространственного развития Российской Федерации как «пространственно зависимой» страны длительное время не соответствовал масштабу, общественной значимости и сложности пространственных проблем.

Отличительным моментом в развитии научной мысли в изучении области пространственных проблем в нашей стране стал 2008 г.: по поручению Президента Российской Федерации и Председателя Правительства Российской Федерации были поддержаны научные исследования по пространственной проблематике в рамках программы фундаментальных исследований РАН на 2008 — 2012 гг. по фундаментальным проблемам территориального планирования в России, определению границ макрорегионов с учетом особенностей и перспектив развития отдельных территорий. В настоящем также велика актуальность научно обоснованных представлений о текущем и будущем состоянии, факторах и тенденциях трансформаций пространства страны, возможностях и способах государственного воздействия на пространственно опосредованные процессы, учитывая современные социально-экономические, экологические, политические реалии.

Теоретической платформой современных процессов развития национального и субнациональных пространств выдвигается теория эндогенного экономического роста, содержащая новые представления об источниках современного экономического роста. Она обращена к локальным факторам, особенностям конкретной местности. Таким образом, локализованные факторы определяются в качестве драйверов регионального (субнационального) и национального развития и роста. Основным фактором современного экономического роста эндогенного характера становится человеческий капитал, ему отводится роль ядра развития. В этой связи акцентируются те формы пространственного размещения производительных сил, которые способствуют накоплению человеческого капитала. Продолжает играть значительную роль в организации российского пространства теория полюсов развития и центров роста. В условиях, сложившихся в начале третьего десятилетия ХХI века целесообразно упомянуть также о концепте ограниченной пространственной поляризации применительно к России (Макар, 2024).

Императивы трансформации национального пространства

В рамках исследования проблем пространственного развития Российской Федерации базовое место принадлежит изучению пространственных элементов в их взаимодействии. На данной основе происходит формирование и реформирование пространственных структур, последующее выявление особенностей их организации (реорганизации) в целях оптимизации пространственного размещения производительных сил с учетом модернизации задач пространственного развития.

Как с общенациональных позиций, так и с субнациональной точки зрения развития хозяйства отдельных регионов–субъектов РФ с учетом особенностей и перспектив развития отдельных территорий, а также концепций развития макрорегионов России следует подчеркнуть актуальность исследования пространственных структур агломерационного типа.

Как правило, пространственная политика России акцентирует особое внимание на одной из разновидностей агломераций. Однако принципиально важно, с нашей точки зрения, развитие всех типов агломераций, имеющих характерные особенности выявления их структурно-организационных акцентов в текущем периоде пространственного развитии России. Речь идет четырех типах агломераций: городские агломерации, отраслевые районы, экономические кластеры и креативные регионы.

Особенности первых двух типов агломераций (городские агломерации и отраслевые районы) обусловлены такими их преимуществами как эффективность и гибкость. В то же время два других типа агломераций — экономические кластеры и креативные регионы — рассматриваются как центры создания знаний и инноваций.

Характерные черты размещения каждого типа агломераций в России отмечены в ряде исследований (Макар, 2015). Наименее исследованный и разработанный в нашей стране тип агломераций — креативные регионы. Вместо специализации и пространственной кластеризации связанных отраслей акцент в данном случае делается на наличие регионального разнообразия квалификаций и компетенций.

В России креативные регионы связываются с формированием инновационных технологических комплексов. Стратегии развития страны предусматривали создание ряда крупных технополисов со специализацией на «прорывных» технологиях и инновационных продуктах. Была предпринята попытка обозначить их конкретно в следующих ареалах: Владивосток — Хабаровск, Новосибирск — Томск — Красноярск, Екатеринбург — Челябинск, Самара — Казань, Ростов-на-Дону — Краснодар, Москва — Московская область, Санкт-Петербург — Ленинградская область.

В 2021 году на государственном уровне был обозначен региональный вектор развертывания научно-технологической и инновационной политики России: регионы — субъекты Российской Федерации должны подготовить и утвердить государственные программы в области научно-технологического развития, сформировать предложения по повышению своей роли в научно-технологическом развитии страны (Бывшев, 2024).

Важно, с нашей точки зрения, подчеркнуть принципиальный акцент трансформации национального пространства, касающийся значения выбранной страной парадигмы развития, что определяет процесс формирования элементов и структур ее пространства. Наличием парадигмы в целом предопределяются актуальные направления и формы пространственного развития. Также они связаны с пониманием процессов ее реализации, что в совокупности определяет специфику реконструирования, реорганизации уже сложившихся пространственных структур, формирование новых элементов, акцентов изучения проблем пространства и возможностей управления ими.

Таким образом, парадигма постиндустриального развития, представляющая собой наднациональный тренд, базируется на приоритетах гуманизации экономики. В то же время с позиций национальных интересов очевидна необходимость и своевременность реализации программы новой индустриализации страны (Макар, 2015). Формируя опорный каркас развития национального пространства на основе пространственных структур агломерационного типа с элементами и связями, соответствующими особенностям каждого типа агломераций, необходимо и возможно спроектировать пространство под научно-обоснованные/заданные векторы деятельности. В данном контексте сохраняет актуальность обоснование содержания категории «устойчивое пространственное развитие».

Устойчивое пространственное развитие

Попытки обоснования устойчивого пространственного развития как долговременного интегрированного и синергетического процесса были представлены по отдельным аспектам в трудах последнего двадцатилетия. Для обоснования категории устойчивого пространственного развития выбран ряд сопряженных категорий, в том числе стратегическое развитие, устойчивое развитие, экономическое пространство, пространственное развитие и другие.

Устойчивое пространственное развитие возможно трактовать как направляемые изменения в её пространственной организации, исходя из актуализации форм реструктурирования национального пространства, адекватности сложившегося пространственного каркаса страны потребностям и возможностям связывания отдельных элементов в интегральное пространство в интересах настоящего и будущего поколений (Макар, 2020).

Выделяют стратегические и ситуационные императивы, понимаемые как требования трансформации пространства России. В данном контексте, опираясь на труды Б. Б. Родомана (Родоман, 2015), подчеркнем значимость поставленного им вопроса: где жить медведям? В качестве возможного ответа на данный вопрос отметим малонарушенные лесные территории (МЛТ), представляющие собой компонент природного субпространства нашей страны, который обеспечивает сохранение биоразнообразия, углеродопоглощение и адаптацию к климатическим изменениям. В территориальной проекции МЛТ представляют собой «естественную ландшафтную мозаику нетронутых экосистем» (Атлас…, 2003) в пределах лесной зоны России.

По сути, под малонарушенными лесными территориями специалистами понимаются целостные природные территории, расположенные в пределах лесной зоны. Данные природные территории характеризуются площадью более 50 тыс. га, не имеют внутри постоянных поселений, действующих транспортных коммуникаций и не затронуты современной интенсивной хозяйственной деятельностью.

Представленная трактовка исследуемого понятия (малонарушенные лесные территории) принадлежит российским специалистам, оно зафиксировано в Постановлении Правительства Республики Коми от 9 марта 2022 г. №114 «Об утверждении Схемы развития и размещения особо охраняемых природных территорий республиканского значения». Отмеченный размер и особенности внутренней структуры МЛТ обеспечивают их главную (принципиальную на сегодняшний день) функцию: «обеспечение устойчивого существования жизнеспособных популяций крупных животных» (в т. ч. хищных).

Площадь МЛТ в России по данным 1999 — 2001 гг., составляла около 290 млн га (26% территории к югу от северной границы лесной зоны). Малонарушенные лесные территории сконцентрированы в азиатской части страны — Ангаро-Енисейский макрорегион (Восточная Сибирь) отмечается наибольшим вкладом в значение российских МЛТ: около 40% его территории к югу от северной границы лесной зоны относится к малонарушенным лесным территориям. Дальневосточный макрорегион — на втором месте — более трети его территории к югу от северной границы лесной зоны относится к таковым, на третьем месте — Урало-Сибирский макрорегион.

Для большинства регионов-субъектов РФ такая категория как «малонарушенные лесные территории» не характерна. Таким образом, размещение данной компоненты пространственного развития отличается значительной поляризацией. Наибольшие площади малонарушенных лесных территорий сосредоточены в пяти регионах РФ, где площади МЛТ составляют в совокупности около половины всех малонарушенных лесных территорий страны. В Дальневосточном макрорегионе это Республика Саха (Якутия) и Эвенкийский автономный округ, в Ангаро-Енисейском макрорегионе — Красноярский край и Иркутская область, в Урало-Сибирском макрорегионе — Ханты-Мансийский автономный округ.

Большая часть малонарушенных лесных территорий России представлена «редкостойными и горными лесами, более 80% малонарушенных лесных территорий — это бореальные леса или тайга» (Природоопльзование…, 2006). В числе наиболее современных макрорегиональных исследований (2018 г.) в отношении малонарушенных лесных территорий отметим методические подходы к их зонированию в Сибирском федеральном округе (Методические подходы…, 2018).

В историческом процессе современного природопользования площадь МЛТ в России, которые рассматриваются специалистами как эталоны дикой природы, под влиянием хозяйственной деятельности, сокращается. Основными факторами трансформации и фрагментации лесов, расположенных в основной зоне расселения населения, к которым относятся Европейская часть России, а также южные регионы Сибири и Дальнего Востока, выступают лесозаготовительная промышленность — лесозаготовки в промышленных масштабах, которые, как правило, сопровождаются лесными пожарами.

К сведению лесов приводит расширение площадей сельхозугодий и строительство дорожной инфраструктуры. Во второй группе макрорегионов, а точнее на периферии основной зоны расселения населения, малонарушенные лесные территории тоже сокращаются, но по несколько иным причинам. На севере Урало-Сибирского, Ангаро-Енисейского и Дальневосточного макрорегионов фрагментация естественных лесных экосистем произошла в процессе ведения добычи полезных ископаемых и сопровождающих эту деятельность антропогенных лесных пожаров. Таким образом, Ангаро-Енисейский макрорегион в наименьшей степени испытал и испытывает влияние современного природопользования.

Полное исчезновение малонарушенных лесных территорий в результате хозяйственной деятельности эксперты констатируют во многих регионах-субъектах федерации.

Данная ситуация касается регионов, которые расположенны в основной полосе (зоне) расселения населения, где ведется интенсивная многопрофильная хозяйственная деятельность: Европейская часть России, Урало-Сибирский, Южно-Сибирский, южная часть Ангаро-Енисейского и Дальневосточного макрорегионов. Остатки малонарушенных лесов — это их небольшие массивы, которые уже не могут сохранить собственную устойчивость и тем более реализацию всех лесных функций (Макар, 2012).

Сохранение малонарушенных лесных территорий рассматривается специалистами как фундаментальное условие долгосрочного развития страны. Инструментом для этого является включение их в границы особо охраняемых природных территорий. Однако в настоящее время только одна двадцатая малонарушенных лесных территорий находится в пределах федеральных особо охраняемых природных территорий — государственных природных заповедников, заказников, национальных парков и памятников природы. В государственных природных заповедниках охраняется немногим более трех процентов малонарушенных лесных территорий.

Данное обстоятельство свидетельствует об отсутствии понимания и признания значимости малонарушенных лесных территорий и особо охраняемых природных территорий. Согласно российскому опыту природоохранной практики создание сети особо охраняемых территорий традиционно отстает от потребностей гражданского общества, что не соответствует современным потребностям хозяйственной практики и стратегии национального развития. Законодательное закрепление статуса МЛТ в качестве особо охраняемых территорий позволило бы более строго относиться к их использованию и сохранению как фундаментальной основы пространственного развития России (Макар, 2024).

Заключение

Таким образом, просматривается современная востребованность и нарастающая актуальность научных трудов Бориса Борисовича Родомана в контексте исследований организации национального пространства и значимости его отдельных пространственных структур.

Список литературы

1. Аксенов, Д.А., Добрынин, Д.В., Дубинин, М.Ю. 2003, Атлас малонарушенных лесных территорий России, Москва, Изд-во МСоЭС.

2. Бывшев, В. И. 2024, Формирование модели научно-технологической и инновационной политики в субъекте Российской Федерации, Журн. Сиб. федер. ун-та. Гуманитарные науки, 17 (1), с. 117–136. — EDN: LCIIDT

3. Макар, С. В. 2024, Актуальные компоненты устойчивого пространственного развития России: малонарушенные лесные территории, Евразийский юридический журнал, №2 (189), с. 488—490. — EDN SMXKTE.

4. Макар, С. В. 2024, К развитию методологии пространственного анализа: концепция ограниченной пространственной поляризации, Дискуссия, №3 (124), с. 6—12. https://doi.org/10.46320/2077-7639-2024-3-124-6-12. — EDN NYPREU.

5. Макар, С. В. 2012, Применение методологии пространственного анализа к исследованию лесного потенциала России, Москва, Экономика.– EDN QVEFZD.

6. Макар, С. В. Развитие национального пространства: организационно -структурные концепты / С. В. Макар // Экономическая политика России в условиях глобальной турбулентности: Международный финансово‐экономический форум, Москва, 24–26 ноября 2014 года. Том 2. — Москва: Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, 2015. — С. 114—120. — EDN VNTURJ.

7. Макар, С. В. 2020, Устойчивое пространственное развитие: критерии, индикаторы, объекты мониторинга, Социально-экономическое развитие в эпоху глобальных перемен. Том 2. Москва-Тверь, Тверской государственный университет, с. 369—377. — EDN CFZZKE.

8. Родоман, Б. Б. 2021,«Поляризованный ландшафт»: полвека спустя, Известия Российской академии наук. Серия географическая, Т. 85, №3, с. 467—480. https://doi.org 10.31857/S2587556621030122. — EDN SJVCUH.

9. Трофимова, Н. В., Сипкин, В. А., Брюханов, А. В. [и др.]; под редакцией К. Н. Кобякова, 2018, Методические подходы и рекомендации по зонированию малонарушенных лесных территорий в Сибирском федеральном округе, Красноярск, Всемирный фонд дикой природы. — EDN SDBLXU.

10. Глазовский, Н. Ф., Сдасюк, Г. В., Мандыч, А. Ф. [и др.], 2006, Природопользование и устойчивое развитие. Мировые экосистемы и проблемы России, Москва, ООО Товарищество научных изданий КМК. — EDN VWZQQJ.

11. Родоман, Б. Б., 2017. Экологическая специализация — желательное будущее России, География: развитие науки и образования, Санкт-Петербург, Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена, с. 75—87. — EDN ZRXNYR.

12. Rodoman, B. 2017, Ecological specialization as a desirable future for Russia, Russian Peasant Studies, Vol. 2, No. 3. р. 28—43. — EDN ZULKKX.

13. Родоман, Б. Б. 2016, Экологическая специализация — желательное будущее для большей части России, Известия Российской академии наук. Серия географическая, №4, с. 140—147. https://doi.org 10.15356/0373-2444-2016-4-140-147. — EDN WGYBWT.

14. Родоман, Б. 2017., Где жить медведям? URL: https://proza.ru/2017/03/11/2014 (дата обращения: 12.08.2024).

Н. А. Смирнов.
Родоман и современное искусство

Кассельский университет,

г. Кассель

geografsmirnoff@gmail.com

Введение

Я впервые столкнулся с Б. Б. Родоманом и его трудами заочно, в самом начале 2000х годов. Тогда я был студентом географического факультета МГУ и пришел в гости к моей научной руководительнице Н. Ю. Замятиной. Надежда Юрьевна встретила меня вместе со своим мужем Дмитрием Николаевичем Замятиным. Он держал на руках грудного ребенка, а тот яростно мусолил корешок какой-то книги, которую поддерживал отец. «Это Вася», представил сына Дмитрий, «Васе очень нравится книга Родомана. У Васи хороший вкус!» Замятины засмеялись, и я понял, что речь шла о книге, которую атаковал ребенок.

Это был всего лишь яркий эпизод. Но своей освежающей интеллектуальной парадоксальностью он полностью соответствовал тому сотрудничеству, которое позже состоялось у меня с Б. Б. Родоманом уже на поле современного искусства. Также рассказанная история характерна в том смысле, что именно Дмитрий Замятин позже выступил «крестным отцом» Б. Б. Родомана в современном искусстве. Без него все, о чем, я напишу ниже, произошло бы по-другому, и без Родомана.

В этом небольшом тексте я бы хотел вспомнить и зафиксировать тот опыт в виде своеобразной хроники событий. Однако, я также считаю существенным изложить свою версию того, почему Родоман и его работы были интересны специфическому миру современного искусства. Делая это, я не претендую на исчерпывающие характеристики — это всего лишь мой частный опыт и взгляд. Предполагаю, что в течение жизни у Б. Б. Родомана были другие эпизоды взаимодействия с искусством, как уверен и в том, что возможны другие трактовки и подходы к его работам.

Тот мир современного искусства, о котором я буду говорить — это прежде всего московское современное искусство второй половины 2010х годов, а также его пересечения с некоторыми региональными и интернациональными сообществами. Этот рассказ не обойдется без некоторых личных воспоминаний.

Картоиды на «МЕТАГЕОГРАФИИ». Событийная канва

После окончания географического факультета МГУ я увлекся искусством и получил второе художественное образование. В какой-то момент, зайдя в прежний ГЦСИ (Государственный Центр Современного Искусства) на Зоологической улице, я заинтересовался современным искусством. В то время, а речь о второй половине 2000-х и первой половине 2010-х годов, современное искусство в Москве было наполнено интеллектуальными и исследовательскими проектами. Более того, темы места и пространства были одними из центральных. Я увидел в этом возможность соединить мой географический и художественный бэкграунд.

В 2014 году мне предложили курировать выставку в Воронежском областном художественном музее имени Н. Н. Крамского в рамках фестиваля современного искусства «Чернозем». Профессиональным куратором я не был, речь шла скорее о том, чтобы привезти в Воронеж работы круга молодых художников, к которому я тогда принадлежал. Однако, я захотел сделать выставку более концептуальной. Многие работали с пейзажем или репрезентацией городских ландшафтов, и я подумал? что это хорошая возможность сделать что-то «географическое» и, тем самым, зайти более явно на территорию современного искусства и соответственно расширить круг участников. Я предложил Дмитрию Замятину курировать выставку вместе. Он откликнулся с интересом: предложил тему «Метагеография», а также пригласил несколько участников со своей стороны, в частности Б. Б. Родомана.

Его картоиды стали одними из центральных экспонатов той выставки. В целом интервенция географического знания на территорию искусства прошла успешно: выставку считали сделанную географами и художниками на стыке жанров и дисциплин (Успенская, 2014)

Воронежскую «Метагеографию» увидел Кирилл Светляков — тогда руководитель отдела новейших течений Государственной Третьяковской Галереи (ГТГ). Выставка ему понравилась, и он предложил мне расширить ее и подготовить к показу в ГТГ качестве параллельного проекта шестой московской биеннале современного искусства в 2015 — 2016 годах. Мы с Кириллом подружились и стали готовить расширенную «Метагеографию» к показу в ГТГ.

Вторая выставка стала гораздо более масштабным шоу: в нее были включены работы из музейных собраний, карты, а также гораздо большее число художников, работающих в разных медиа. Но картоиды Родомана оставались одними из центральных экспонатов: мы распределили их по всем разделам выставки, снабдили подробными экспликациями, чтобы контекстуализировать и объяснить для любителей современного искусства. С видеохудожником Петром Жуковым мы сняли видео-интервью с Б. Б. Родоманом, которое также экспонировалось на выставке (Смирнов, Жуков и Павлов, 2014).

Выставка получилась довольно зрелищной и неглупой, была номинирована на государственную премию в области современного искусства «Инновация». Б. Б. Родоман стал ее символом и открытием для зрителя современного искусства. Мимо его работ не проходил ни один рецензент. В частности, арт-критик Валентин Дьяконов в тексте для «Коммерсанта» назвал Родомана «выдающимся географом» и отметил, что его картоиды проходит «красной нитью» через всю выставку (Дьяконов, 2015).

Также к выставке при поддержке московской галереи «Триумф» был выпущен объемный двуязычный каталог (Смирнов и др., 2015).

В 2017 году выставка была показана в Pushkin House в Лондоне. Работы Родомана опять оказались в фокусе: «Центральное место на выставке занимают так называемые «географические картоиды» Бориса Родомана, одного из основателей метагеографии. По словам Родомана: «Они отражают специфический ландшафт, сформировавшийся в нашей стране в силу устойчивых особенностей ее политической системы и экономического уклада» (Metageography…, 2017). На следующий 2018 год выставка была пересобрана под именем «Метагеография: ориентализм и мечты робинзонов» для пространства Центра Современного Искусства «Заря» во Владивостоке. К выставке был выпущен онлайн-каталог с новыми текстами (Багдонайте и др., 2018). Также снова изменился состав участников, но картоиды Б. Б. Родомана оставались центральными для любой пересборки проекта: они как бы «прошивали» выставку, присутствуя в каждом из ее разделов.

В дальневосточной итерации проекта участвовал Антон Видокле — нью-йоркский художник и издатель. Антон, будучи одним из основателей и редакторов влиятельного издания e-flux, проявил большой интерес к выставке и картоидам Родомана. Мы стали думать о том, чтобы показать их в Нью-Йорке, возможно в сочетании с какими-то классическими работами американского концептуализма. Идея совместить картоиды с чем-то еще была вызвана пониманием того, что для американского зрителя из среды современного искусства, работы Родомана и метагеографию вообще, нужно контекстуализировать через какие-то аналогии или современников, которые будут ближе к искусству. На тот момент картоиды хранились у меня, и мы также вели переговоры о передаче их на хранение в фонды Государственной Третьяковской Галереи. Тогда это казалось реальным.

В самом деле, разве прогрессивное интеллектуальное современное искусства не должно заниматься проблематизацией дисциплинарных границ? Кроме того, исследовательские подходы и коллаборации с интеллектуалами и учеными тогда воспринимались как одно из ключевых направлений развития искусства.

Но по сумме обстоятельств ни проект в Нью-Йорке, ни передача картоидов Родомана в Третьяковскую галерею, не состоялись. Через пару лет они покинули мою мастерскую и отправились в Музей Российского Географического Общества в Санкт-Петербурге. Турне картоидов в рамках «Метагеографии» и пространстве современного искусства, охватившее музейные и выставочные площадки Воронежа, Москвы, Лондона и Владивостока, было завершено, а возможно — отложено на неопределенный срок.

Вопросы трактовки картоидов Родомана на поле современного искусства

Теперь, после хроники экспонирования Родомана на поле современного искусства, мы можем обратиться к вопросам рецепции его работ. Современным искусством может быть все что угодно, но далеко не все что угодно им является. Это отдельное, довольно насыщенное и хорошо разработанное дискурсивное поле, которое, как и любая другая дисциплина, требует образования и определенного опыта. Хотя часто, во-многом из-за программной любви современного искусства к парадоксам и проблематизации границ, это неочевидно. Если работы Родомана выставлялись на выставках современного искусства, значит что-то позволяло их считать таковыми. Что именно?

Я оставляю за скобками очевидные и, я бы сказал наивные, трактовки вроде того, что картоиды — произведения визуального искусства, они могут быть красиво нарисованы в формальном смысле, по своему цвету или композиции, и, поэтому, как любая карта или схема, являются искусством. Для современного искусства этого недостаточно или может быть недостаточно. Ряд исследователей считают, что с 1960-х — 1970-х годов искусство стало принципиально другим, начался «проект современного искусства», преемственный по отношению к тому, что было раньше, но в то же время разрывающий с ним. Для такого современного искусства важна трактовка, «точка входа» в произведение, его соответствие некоторым проблемам, контекстам и дискурсам, которыми занят мир современного искусства, его акторы и институции. И эти проблемы, и дискурсы постоянно меняются.

Это совсем не значит, что картоиды Родомана не могут быть с интересом восприняты на выставке с условным названием «Карты как искусство». Визуальный аспект искусства никуда не пропал, и, более того, на выставке в Третьяковской галерее, мы аппелировали и к такой рецепции тоже, разместив в начале раздел «Кабинет географа», состоящий из карт.

Однако, с развитием проекта, наши трактовки картоидов Родомана становились более сложными и отсылающими к более современным критическим дискурсам. Задача куратора и арт-критика, при показе материала, происходящего не из поля искусства, как в случае с картоидами Родомана, состоит в том, чтобы дать зрителю смысловую «дверь», через которую тот может подойти к работе как имеющей значение для современного искусства.

Иными словами, соотнести материал не с поля искусства с некоторыми практиками и дискурсами, центральными для искусства. Продемонстрировать, что автор тоже использовал подобные практики и решал схожие задачи, а значит его работа интересна на поле искусства. Ниже я привожу трактовку картоидов Родомана из англоязычного текста «Мета-география и навигация пространства».

Текст был написан для интернациональной публики, интересующейся теоретическими проблемами современного искусства, и впервые воспроизводится на русском языке (Smirnov, 2019).

«В картоидах Родомана мы сталкиваемся не только с особенностями картографируемых объектов (например, пейзаж, опыт автора или его интересы), но и с самой процедурой мэппинга как принципиально важной и базовой особенностью человеческого сознания. Общая связь между картоидом, изображающим модель ландшафта, и картоидом, схематизирующим интересы его автора, раскрывает саму процедуру мэппинга как прежде всего когнитивный процесс. Более того, нанося на карту себя и свои интересы, исследователь делает видимыми процессы конструирования субъекта. Иными словами, через свои геокартоиды Родоман раскрывает действие сил и потоков власти, которые конструируют субъекта как во-многом случайный ассамбляж.

Самый известный из нескольких десятков картоидов, созданных Родоманом, — «Поляризованная биосфера», также известная как «Сетевой поляризованный ландшафт». За свою жизнь Родоман создал множество различных вариантов этого картоида. В своем публичном выступлении 1971 года «Поляризованная биосфера и город будущего: Некоторые пути сохранения природного ландшафта при урбанизации» (прочитанной в Московском отделении Географического общества СССР) Родоман изобразил города как огромные корабли, плывущие в литосфере, самом внешнем слое земной коры. На этом рисунке городские элементы выглядят биологическими и органоподобными. В более поздней версии «Поляризованной биосферы» 1978 года города выглядят как гигантские деревья. В том же году в своем тексте «Ландшафтно-географическая бионика» Родоман писал, что урбанизация развивается как растительный покров.

Здесь мы замечаем два очень важных качества моделей поляризованной биосферы. Во-первых, «тело» понимается и как тело ландшафта, и как тело географа, которое является одним из основных инструментом исследования. С самого начала Родоман представлял антропогенные ландшафты как квазиорганические объекты. Он объединил урбанистические и органические модели с помощью бионики, придя к тому, что он назвал «геобионикой». Все картоиды Родомана созданы в соответствии с принципами геобионики: города как деревья, кварталы как листья, линии связи как дендриты, сети городской и природной ткани как симбиотические живые системы.

Второе важное качество моделей поляризованной биосферы Родомана заключается в том, что они изображают природу конструктивно и преобразующе. Эта модель/картоид выражает желаемый гармоничный симбиоз между городом, человеком и природой. Относительно веры в возможность рационального регулирования человечеством природы, Родоман был близок к философии русского космизма — в частности, к трудам Владимира Ивановича Вернадского, который утверждал необходимость регулирования жизни на Земле и в космосе. Интересно отметить, что в середине 1960-х годов Родоман предложил проект электронного управления биосферой Земли в режиме реального времени.

В другом картоиде, «Лыжные маршруты в Подмосковье», нарисованном по памяти в 1990 году, Родоман изображает лыжные маршруты, по которым он любил ходить в окрестностях Москвы в период с 1950-х по 1980-е годы. Это не только документ специфической советской субкультуры лыжников-любителей, но и портрет ландшафта, который сильно изменился с тех пор. Родоман наносит на карту не только пейзаж, но и свой собственный опыт.

Этот вид мэппинга усиливается в картоиде «Интересы Б. Б. Родомана», в котором нет границ между профессией и хобби.

Когда мэппинг обращается к самому исследователю, он становится неявной критической практикой через процесс диаграмматизации. Географические картоиды Родомана содержат неявную критику российского ландшафта и тех сил, которые его формируют: гиперцентрализация, влияние административного деления и так далее. Его парагеографические картоиды выполняют ту же работу, касающуюся конструирования субъектности в современном обществе. В центре «Интересов Б. Б. Родомана» находится серый круг без подписи. Он, по-видимому, представляет субъектность автора, но не как неизменную сущность, а скорее как функциональное место субъектности, которое выявляется в процессе картографирования/диаграмматизации. Иными словами, этот серый круг делает видимой механику конструирования субъектности: она не существует априори, а конституируется под влиянием внешних объектов, таких как «наука», «туризм», «сексография» и так далее. Наиболее наглядной особенностью в этом отношении является тот факт, что стрелки на картоиде направлены к субъекту, а не от него.

Важнейшей особенностью картоидов Родомана являются их диаграмматический потенциал. На конференции «Navigation Beyond Vision», прошедшей в апреле 2019 года в берлинском Haus der Kulturen der Welt (HKW) и организованной e-flux, HKW и Институтом Харуна Фароки, Кодво Эшун проницательно указал на эту особенность картоидов Родомана. Он также сравнил их с диаграммами, созданными У. Э. Б. Дю Буа для выставки 1900 года в Париже — диаграммами, отражающими социальное положение афроамериканцев. По сравнению с фотографией, которая показывает свой объект как «естественный факт», диаграмма изображает потоки власти, которые конструируют объект.