Бесплатный фрагмент - Родинка

I. ВИТЬКИН ГОСТЬ

Витька босыми ногами шлёпал по росному лугу.

— Зябко. И что эту Маруську попозже привязать нельзя? — Он поёжился, вздохнул и стал привычным движением вколачивать колышек в землю. Коза — кормилица всей Витькиной семьи, стояла смирно, не мешала. В квадратных зрачках её отражался туман и тяжелые капли на стеблях пырея и плевела. Светлело с востока небо.

«А что, жаркий нынче день-то будет! — Подумалось эдак и будто развеселила мысль мальчонку. Вмиг слетела неуютная ленивая дрёма. — Купаться, можа, пустят!»

А дома уж запахи на всю избу — бабушка успела из кисшего всю ночь теста налепить пирогов и теперь жарила их в шкворчащем масле на большой чугунной сковороде.

— Внучек, ты обернулся уж? Погоди, молока из погреба, ну-ка, достань, да всем разлей. Клаву с Колей, да деда покличь. Нешто мне старой бегать за ними?

Погреб у бабушки был знатный. Не погреб — целое подземелье. В нём всегда, даже в самую жару стояла прохлада и полумрак. Лесенка за низенькой дверцей вела под землю, а там в ящиках и мешках лежало много добра: картошка, морковь, лук. На полках поблёскивали стеклянными боками банки с вареньем и соленьем. Летом ставили сюда и Маруськино густое и сладкое молоко. Был у молока секрет — если стоит долго, то самые сливки к верху собираются, их ешь, точно сметану. Но бабушка ругалась, говорила трясти банку, чтоб всем поровну доставалось витаминов. Витя вылез из погреба с молоком, так захотелось ему немного сливок, что вместо того, чтоб повернуть к крыльцу, юркнул помощник в кусты калины. Расположившись поудобнее, он снял крышку и прямо через край, вкусно чавкая, отпил густые сливки. Над верхней губой его тут же появились белые усы. Вдруг за спиной кто-то зашуршал.

«Эх, Клавка наверно, наябедничает теперь,» — с досадой подумал Витька. Он медленно повернулся всем телом, вжав виноватую голову в плечи. Сестры видно не было. Да и никого другого тоже.

«Кто там, ну? — Тишина. — Не балуй, а то камень кину!»

Шорох повторился теперь ближе, легонько всколыхнулась трава. Под куст к изумлённому Вите вышел ёж! Вышел и застыл, настороженно водя влажным черным носом. Зверёк будто оценивал — можно ли доверять этому неизвестному жителю калинового куста, от которого так вкусно пахнет.

— Иди, иди ко мне, во — молоко будешь? — Мальчишка плеснул из банки в крышку, но всплеск напугал нового знакомца, и тот скрылся в траве. А Витя со вздохом поднялся и пошёл звать всех к завтраку.

Садясь за стол, семья помолилась на красный угол. Вкусно было жевать горячие пироги и запивать холодным молоком. Но вид у Виктора показался всем отстранённым.

— Что это ты с утра, как туча дождевая? — Первым заговорил дед.

— Наверно устал, пока Маруську выводил, молоко доставал, да вас созывал. — Про слизанные сливки бабушка предпочла не упоминать, что с ребёнка возьмёшь? Она сама лично стёрла ему фартуком с лица выдающие секрет белые усики.

— Не устал.

— А чего ж тогда? Уж не заболел ли?

— Нет. Я… Ба, я ведь отпил густоту-то. Вот… спрятался в куст и отпил, а тут он!

Бабушка перекрестилась и с тревогой переспросила:

— Кто, милок, кто он-то?

— Ёж! Да такооой — круглый, большой, как шапка! И глазки-бусины и нос чернюшщий!

Тут наперегонки затрещали младшие: «Где видел? Что не поймал? Я б не упустил!»

— Я ему молока хотел дать, а он струсил и убежал. Такой ёж! Эх.

Бабушка погладила расстроенных внучат по головам:

— Это хорошо, что убежал. Ежам молоко-то вредно! А горю твоему мы поможем. И вы, озорники, с гостем лесным познакомитесь. Но, уговор: ведите себя прилично! Громко не кричите да руки к иголкам не тяните! Ладно?

— Ладно! — закричали счастливые ребятишки.

Начались приготовления: из катуха принесли яйцо, бабушка сварила каши без соли, выловила из супа куриного мяса. В отдельное блюдечко Клава налила воды:

— В такой тёплый день на солнышке печёт. Пусть угостится и напитками!

Все угощения разложили на нижней ступеньке крыльца, а дети сели ждать колючего гурмана. Ёж никак не появлялся, но зрители не расходились.

— Ну, чего сидеть? Давайте, на речку бегом, а как накупаетесь так и ждите хоть до вечера.

С огромной неохотой, после уговоров и даже угроз со стороны старших ребята побрели купаться.

Пока плавали всё ждали — не крикнет ли бабушка, что пришёл ёж.

Вернулись домой к обеду, похлебали окрошки и снова на крыльцо. Тихо сидят — прислушиваются. Не идёт ёж!

Вот уже бабушка пошла на вечернюю дойку к Марусе, солнце к западу повернуло. Дед затеял чинить косу — громко стукал, выправляя полотно, да и после — вжик-вжик камешком — точил. Не выдержал Витя: «Не шуми, дед, ежа спугнёшь!» Старик только в бороду крякнул, пряча улыбку.

Когда вовсе присело за луг солнце, а с реки потянулся туман Коля со вздохом махнул рукой:

— Всё, братка, не вернётся твоя колючка. Видно здорово ты его под кустом-то пугнул.

Клава звонко зевнула и ушла в избу. Один остался Витя на крылечке. И тут тихий шорох донесся до его слуха. Или показалось? Нет, точно, вышел из-за погреба ёж. Пошелохнуться боялся Витька — ну, как снова убежит. Но лесной гостишка не собирался драпать, он обнюхал воздух и быстренько посеменил через двор к угощенью. «Ест! Во какой! Ест и не боится меня!» — счастлив был Витюшка. И ёж доволен.

Поел да и скрылся в наплывающую от забора ночь. Долго и радостно хвастал сестрёнке с братом Витя, что не зря ждал, а они — торопёхи не увидели, как ежище сладко чавкал яичком. Уже в полусне подумалось мальчишке: «Утром, как в поле идти, надо ещё угощение оставить. Теперь точно придёт». И всю ночь во сне он бегал по лесу с ежом, разговаривал с ним и даже глядел нору, в которой тот живёт».

На рассвете закричали петухи, бабушка подошла и на ушко шепнула подыматься. Прямо с постели побежал Витя к курам, ловко вытащил тёплое ещё яичко из сена, тюкнул его о блюдце и оставил на крылечке. Потом уж пошёл одеваться и собирать Маруську.

Возился недолго. Привязал козочку, и повёл к калитке. Уже выходя, оглянулся на крыльцо. А там-то! Как в сказке: знакомец колючий сидит, а рядом какие-то комочки поменьше. «Да ну!» — не поверил своим глазам Витюшка: привела ежиха своих малышей на угощение. Три крохи по примеру своей кормилицы лакали из блюдца. «Чудеса! Погоди, Маруська, надо бабушке сказать,» — хотел Витя проскочить мимо гостей по ступенькам, но не тут-то было, прыснули колючие в разные стороны. Не вышло зрителей позвать. Но бабушка успокоила:

— Теперь наладились, всё лето ходить будут. Ты только не забывай им гостинцев оставлять. А теперь давай-ка, — веди козу! Застоялась уже родимая, тебя ожидаючи.

Всё-то бабушки знают. Мудрость их копится годами. И впрямь каждое утро, на рассвете приходила ежиная семейка. Все на них полюбоваться успели, даже попривыкли. Хорошее было лето.

II. Птенец

Жаркое лето выдалось. Даже в самом глухом углу леса вся земля посохла. Раньше и пройти нельзя было в угрюмом сосновом бору — хлипко, тряско — лужи вечные, бабушка это место так трясиной и звала. А теперь — гуляй не хочу! Вот Коля с Витюшей и отправились на разведку: что ж там, в тени густых смолистых веток прячется. Мерещилось мальчишкам, что старые пни будто глядят на них, изучают. Мхом по сторонам от высохших впадин покрыта земля, ковёр с рыжими подпалинами — зелёный, усыпанный старыми иголками, веточками. Ступать по нему приятно. Местами над мхом какие-то цветочки лёгкие беленькие, будто мотыльки. Даже комары попрятались. Тишь. Ни ветерка.

Лазили братья на поваленные старые могучие сосны, глядели в дупла, нашли упавшее гнездо, подивились на голубые скорлупки, прилипшие ко дну птичьего домика.

— Видал, не похожи на куриные-то. Мелки да лазоревы.

— Чудно!

— Чьи такие?

Набродились, устали да и решили устроить привал. Маманя дала с собой квасу и пару ломтей хлеба с солью, да еще огурчиков свеженьких. Развязали узелок — уселись, как большие, откушать угощеньице.

— Ни зверя, ни птицы. Покойно тут.

— Да, благодать! — Норовито подражая отцу, осанились мальчишки, уплетая сладкие огурцы с хлебом.

— Хорошо в бору, да пора в обратный путь.

— Точно, дома-то беспокоятся, небось.

Собрались, отряхнулись. А как пошли, налетело облачко, подул ветер. А за ним и тучи нагнало.

— Не на дождь ли повернулось?

— Скорей, шевелись!

Бегом припустили. А ветер всё сильнее. Загудели вековые сосны, полетели на землю веточки, в далеке упало дерево. Трещит — волнуется лес. И мальчишкам не до шуток — во все лопатки летят прочь. Вдруг прямо перед ними на песчаную тропку упало что-то. Шишка? Нет, не шишка. Живое оно!

— Леший что ль? — Спрятался с испугу за брата Коля, перекрестился быстро, зажмурился и снова посмотрел на комок в пыли.

— Погоди, я поближе…

— Не ходи! Чур меня, чур!

Но Витя уже подошел вплотную к серому комку. Наклонился, взял его в руки.

— Братка, это птенчик! Неказистый какой! Откуда ж он сверзился?

Оба мальчика посмотрели вверх. Гнезда не видно, наверно высоковато.

— Нельзя его так оставлять. Пропадет!

Из платка, в который мать положила снедь, соорудили кулёк для найдёныша, бережно понесли, уже не обращая внимания на хруст ломающихся деревьев.

— Ветер — это ничего, может и тучу мимо пронесет. — Успокаивал сам себя Витя.

Вышли на горку — отсюда дом видать, да вот идти-то далеко ещё.

— Не задохся? — Заглядывал в куль младший братишка. — Дышит.

Пока спускались к пруду, полил дождь. Как ждали влаги огороды, посевы, как радовались ливню птицы и звери. А вот мальчишкам было не до веселья.

— Прячь его под рубаху. Замокнет ведь!

Пока добрались до родного крылечка, вымокли насквозь. Места сухого не отыщешь. Зато птенчика уберегли. Сидит слёток в кулёчке, пригрелся и даже задремал.

— Маманя, гляди, кого из лесу принесли!

Мать руками всплеснула, находку на окошко отложила, давай сынков в порядок приводить. Вытерла, переодела, напоила горячим молоком.

— Ох, спасатели! Что теперь? Кормить надо птенца, да к рукам не приучать, а то назад уж не сможет вернуться.

— Чем кормить-то?

— Сейчас отварю яичко, творожку чуть дадим.

Когда Витя на кончике палочки поднес размятое мамой яичко к птенцу, тот сразу привстал на лапках, пискнул и открыл большущий желтый рот.

— Вот это хлебало! Больше, чем сама птичка! — Смеялись мальчишки над чудным подопечным и радовались, что тот ест и пьёт. Живой, спасённый, их собственный найдёныш.

И птенчик воодушивился. Он рос изо дня в день. Пух постепенно менялся на пёрышки. Дед как-то внимательно рассмотрел находку и вынес вердикт:

— Хороший дрозд будет! Красавец.

Смотреть дрозда прибегали соседние мальчишки. К уходу подключилась младшая сестрёнка. Всем было весело и интересно наблюдать за лесным приятелем.

Через неделю кроха стал есть сам, палочка больше не понадобилась. Стали предлагать ему сверчков и червячков. Сперва, привыкший к мягкой, с любовью приготовленной пище, баловень ни в какую не соглашался есть насекомых. Но через несколько дней и тут ребят ждал успех.

Мама велела нести слётка в лес и приучать летать. Спустя две недели со дня находки, дрозд с приятелями снова оказались на лесной тропинке.

— Давай на ветку посадим. Может полетит.

— Да как он полетит у него хвоста вон нету.

Решили пока обойтись пеньком, водрузили птичку, точно на трон. Вокруг насыпали любимых лакомств.

— Ну, пищалка, прыгай!

Дрозд посидел-посидел, оценил обстановку и, расправив крылья, спрыгнул вниз.

— Во, во, молодец! — Подбадривали няньки.

Целый день провозились ребята в лесу, дрессируя питомца. Но к вечеру вернулись домой и птичку опять посадили в привычный его уголок на окошке.

— Не летит? — Спросила мама.

— Прыгает только. Не летит.

— Ничего, терпения наберитесь. Завтра еще сходите.

Пошли и завтра, и еще на следующий день, а в субботу, на четвертый раз, дрозд взял да и вспорхнул на ветку. И ни в какую не согласился возвращаться в избу.

Колюня расстроился:

— Но это же наша птичка! Я хочу, чтоб он жил с нами!

А Витя был постарше и возразил:

— Тут дом его. Будем в гости приходить и гостинцы приносить. Ай-да, братка, купнёмся в пруду! А то занянькались совсем, так и лето пролетит — не заметишь!

А дрозд полетел по своим делам. Ловить мошек, петь песни, вить новые гнёзда. Славно потрудились братишки!