Бесплатный фрагмент - Ритмы точки ноль

Из века двадцать первого

послание Евгению Баратынскому на стихи «Последний поэт»

Век шествует путём войны и смерти,

В сердцах разлад, а общая мечта

за годом год — зарплатою «в конверте» —

запрятана, от времени желта.

Но верю я, что светом просвещенья

Поэзия — наперсница Сольвейг,

Спасёт свою любовь из заточенья,

И Русский стих споёт, как соловей!

Ни богатства, ни свободы,

И Эллада чуть жива:

Еврозонные народы —

Утомленные чела.

Век науки, век торговли —

Не восторг — краплёный туз,

В мире нет надёжной кровли

Иль пристанища для Муз.

Далёкий друг, познавший тайны мира,

Нас разделяет больше сотни лет;

И, верно, зелены сады Омира,

Целебна и вода лазурных рек,

Там, где Парнас возвысился на годы,

Там и Кастальский ключ, как прежде, льёт,

И жив пока нежданный сын природы —

Поэт, певец — о чем же он поёт?

В век угрюмый, в век закланья

Простодушье не в чести,

Пел и наш поэт признанья —

Лишь бы ноги унести.

Пел, виденьями страдая,

Души скорбные целя,

Иногда и про лобзанья,

По этапам кровь лея…

Трепал поэта век, как волк, голодный

Безумием Эоловых страстей,

Смутился взор Урании бесплодной,

Ожесточились и сердца людей;

На пажитях, где прежде Афродита

Играла складками своих одежд,

Не раз бывала втоптана, разбита

поэта Лира — тщанием невежд!

Дух поэта возносился,

Справедливости алкал,

Безутешный возвратившись,

Тела он не узнавал!

И угрюмостью дичая,

Не спасённый на крови,

Слушал молча и печально,

Как тоскуют глухари.

И вновь дитя — нежданный сын природы,

На Лире струны нежные найдя,

Так страстно пел для Бога и народа,

Что реки поворачивали вспять!

Серебряные струны находили

Души безмолвной глушь и уголки,

И снеги падали, когда бродил он

Вдоль праздников по будням, налегке.

Взят! И властью опозорен,

Над страницею распят,

И — ату его, виновен!

Электрический разряд!

Нет, не вздрогнуло светило,

Не разверзлись небеса,

Юзом шли, не тормозили

Колесницы-колеса.

Страданиям певца нет окорота,

Они поэта явят во плоти,

Мятежная судьба, оскал решёток —

Вершины, что избранник муз достиг.

Но будто невзначай, над колыбелью,

Где спит дитя без имени, на свет

Сафо явится ворожить, и сенью

Возложит на чело поэтовый обет!

И быть может, озареньем,

Наш последний, но Поэт,

У истоков вдохновенья

Перешлёт к тебе привет.

Музу добрую восславит

За её бесценный дар,

И векам лихим на зависть

Запоёт сквозь гром литавр!

Странствия души

Когда душа перешагнёт за край

прекрасно мнимых очертаний мира,

поэзия, терпи, не умирай;

не лги навзрыд, покинутая лира.

Душа вернётся исповедью сна,

улыбкой тайною иных созвездий,

по-прежнему загадочно честна,

по-новому слагая «буки-веди»…

О, странствия незримые в ночи…

Мелькнет сомненьем тень у изголовья,

легки крыла и празднично горчит

иных времён привку'сье и присловье…

Там, где заканчивается зима

Пусть уныло и снежно

межсезонья лицо,

расцветает подснежник

вдоль дорог, у лесов.

Расхититель пространства,

убежденный клошар,

но скорей из вагантов —

разудалый школяр!

Он случайно свободен

и глядит удальцом,

вопреки непогоде

нараспах пальтецо.

Откровенно лилеен

сын земных тайников,

жил он в мире келейном,

а теперь — был таков!

В снежно-белом причастьи

к солнцу рвётся росток,

будто вызов ненастью,

зимней стуже — зарок.

И молочным покровом

сквозь ветра, сквозь метель

ледяные оковы

сокрушает ноэль!

*ноэль — сказка

Ритмы точки ноль

На краю мира не идёт время,

не звенит лира, не растёт семя,

там ветра рыщут, да метель стелет,

синева скрыто в темноте спеет…

Заметалась Тень — зародился День!

Он еще слабый, он ещё серый,

вопреки ночи, подрастёт верой,

он лучи солнца теребит жадно,

поднабрав силы, восхитит ладный.

Оробела Тень: на приволье День!

На дыбы встанет, как нанук грозен,

сотворит айсберг шатуном, грёзой,

глыбу он в море, словно щепь, кинет,

с ней играть будет в ледяной стыни.

Веселее День, да чернее Тень.

Пролетит вихрем белый день, стает,

позовёт вечность пуночкой, граем,

и беду чуя, бер бурчит тихо:

— Брат уйдёт с ветром, без него — лихо.

Заманила Тень во тенёта День!

Занялась вьюга, «баю-бай» спела,

Млечный путь краем подоткнул тело,

Спит ошкуй, слышит в забытьи ночи:

— Я вернусь скоро, ты смотри зорче.

Одолею Тень, я — могучий День!

Возгорю светом, лучше нет доли,

Золотым цветом заберу боли,

на крыле птицы принесу радость,

я приду чудом, подожди малость —

И увидишь свой северный день!

Новогодней ночью…

Новогодней ночью

На уснувший лес

Сыпал ангелочек

Серебро с небес,

Рисовал снежинки,

Лучики — стежки,

Призрачные льдинки,

Колкие снежки.

Прятал он секреты

под святым кустом

По замерзшим веткам

Бегал босиком…

Лишь угомонился

Ангел-зимогор,

Новый год явился!

Пробудился бор:

В праздничном наряде

Под морозный треск

Первый на параде

Армии Чудес!

Утро

На рассвете мне не спится,

Тушью черной на ресницах

День рисую невпопад,

Напеваю — «Снегопад…»

Тайный крест оконных рам

Шторы прячут — сонный храм.

Запах кофе, как набат,

Хлеба жаркий аромат…

И пощёчиной по лицам —

Ветер северной столицы!

В толкотне и суете

Утро, помни обо мне…

Его зову Ветер

— Не смотри восхищенным взглядом,

Не дари жемчуга и лалы,

Говорят, нам недолго рядом,

Нашептали: готовишь алый

Жар-костёр под босые ножки,

Под рогожу супружьей схимы;

Занесёшь надо мною вожжи,

Изгоняя из мест родимых…

Так Марена вела беседу с дорогим ненаглядным Ветром,

А сама, отдаляя беды, увивала снегами кедры.

— Разлюбезная ты, Морока, —

Отвечал ей родимый нежно, —

Наболтала про то сорока

Небылицы! — и обнял спешно,

Улыбнулся, и снежны шали

На небесные кинул окна,

Чтоб не видела, как дышали

За окошками знаки, сроки…

Ну, зачем открывать невесте, что четырежды в год женат он,

Знал, что сбудутся злые вести — отбивают сезоны такты.

Сотни Вёсен и Лет он бросил.

Срок придет — подожжёт Марену!

Из-за той, что зовётся Осень,

Остановится лишь на время…

Свет и тени в палитре хроник,

И рисует он в круге вечном,

Как любимых своих хоронит

И встречает их в подвенечном.

Сон Маргариты

«И вот она сперва долго плакала, а потом стала злая, стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших её».

М. Булгаков.

Ночь раскинет тучи низко,

Скалы скорбной чередой

К озеру подступят близко,

Возвышаясь над водой.

Там, безмолвием объятый, сонный мир вокруг лежит,

На пустынном побережье дева тайно ворожит,

Платье светится росой

Под распущенной косой…

К ней на зов при свете бледном

Птицы быстрые летят,

Облака за ними следом

Приведеньями скользят.

Крылья длинные раскинув, птицы кружат хоровод,

Их неясны очертанья в темноте глубоких вод.

От волны исходит холод,

Месяц волшебством размолот.

Блики лунные обмана!

Миражом — клубы тумана,

Кружит стая, бьется луч

Золотой из плотных туч,

И торопит, погоняет, — лебедь к берегу спешит.

С нетерпеньем чаровница луч волшебный сторожит,

Ветер вьется в волосах,

Сумрак прячется в глазах:

— Что ты, птица, мне пророчишь,

Время в клюве остром точишь,

Развлекаешься, дразня,

В бездну темную маня?

Не ответит чудо-птица, зачерпнет волну крылом,

В полумраке рассыпая брызги блеклым серебром.

Крылья серые парят,

Перья жемчугом горят.

Вот на берег протянулся

Луч, пред девой обернулся

Старым зеркалом, а в нём —

Образ милый, в окоём.

Вмиг узнала и с мольбою, головою преклонясь,

Что-то жарко зашептала, от виденья отстранясь.

Не утешит нежный друг!

Тьма сгущается вокруг…