О себе
Я люблю природу, но я люблю её как-то так масштабно что ли… То есть меня не манит лес как таковой, особенно вблизи города, дорог и прочей сомнительной радости, я не люблю ходить в походы, это вообще для меня катастрофа — лес, комары, рюкзаки, палатки, ни помыться, ни отдохнуть толком, жуть… но при этом, я обожаю попасть в какой-нибудь сосновый бор, прислониться к сосне, закрыть глаза, и остаться одной во всей Вселенной. Вот это непередаваемые чувства, это нечто вообще иное, не из этой жизни.
Я не люблю тёплые моря. Не люблю юг. Мне там не климат. Жарко, влажно, пальмы — не моё. Но я обожаю холодные моря. Балтийское море пленило меня однажды в школе и навсегда. Холодное, серое, с пенными барашками, жесткое и невыносимо красивое особенной красотой. Мужской красотой. Холодный ветер, ощущение мужественности и спокойствия — это странно, наверное, но Балтика ассоциируется у меня с мужчиной. Наверное, таким, каким бы я хотела видеть мужчину рядом с собой. Теплые моря здесь не катят.
Я люблю небо и звезды. Я обожаю звезды. Они дарят ощущение того, что одиночество не может быть полным, пока на небе горит хотя бы одна звезда. Звезда — это всегда романтика, это всегда любовь, всегда глаза напротив. Звезды не просто есть. Они дарят веру в то, что есть немного больше. Чуть-чуть, но больше.
Я люблю дождь. Обожаю летние ливни, но и осенние моросящие дожди для меня не в тягость, потому что дождь — это время подумать. Дождь это всегда мысли о том, что все будет хорошо, потому что дождь не может идти вечно, даже если пузыри на лужах не думают исчезать.
Я обожаю грозу. Такую, чтобы небо темное, чтобы ветер гнул деревья к земле, чтобы молнии сверкали на все небо, и гром гремел на всю Вселенную. Я никогда не боялась грозы, я всегда выходила на улицу или вставала к окну и ждала каждой молнии, каждого удара грома. А когда начинался дождь, я испытывала странное ощущение покоя и чего-то светлого. Гроза — это всегда очищение.
Я люблю зиму. Зимой идет снег. Тихо-тихо, медленно-медленно, снежинки падают на землю, на деревья, на все вокруг, и, кажется, что ты попал в сказку, у которой нет ни начала, ни конца, а есть только понятие «здесь и сейчас». Снег не бывает холодным. Снег такой, каким мы хотим его видеть и ощущать. Для меня всегда снег горячий, особенно когда он тает на губах во время поцелуя.
Я люблю осень. Раннюю осень, когда деревья стоят в золотых листьях, и когда эти листья начинают падать на землю. Обожаю ходить и шуршать листьями в парках. Такое чувство, что с этим шуршанием уходят от тебя напряжение, усталость, непонимание… Листья забирают с собой все самое плохое, оставляя надежду на счастье. Я люблю шуршать листьями, когда моя рука находится в теплой мужской ладони, потому что я понимаю, что человеку рядом со мной в эти моменты также хорошо, как и мне, иначе, зачем бы ему быть рядом со мной?
Я люблю облака. Потому что точно знаю, что на одном из самых больших и пушистых облаков сидит мой ангел. Сидит и смотрит на меня, и облако мягко плывет по небу вслед за мной. Я знаю, что мой ангел не оставит меня, потому что рядом с ним на этом облаке всегда есть место и для меня.
Из всех цветов я больше всего люблю большие садовые ромашки. Они всегда напоминают мне детство. Они похожи на солнце, маленькое личное солнышко в ладошках. Абсолютно чистые и всегда радостные цветы. А еще у них нет шипов…
Я люблю южный ветер. Южный ветер в лицо — это практически вечное блаженство. Я писала уже какие чувства вызывает у меня этот ветер. Наверное, это странно, может быть, глупо, но иногда мне кажется, что южный ветер — это и есть я… Взлететь, взъерошить, разметать, слегка толкнуть, немного притормозить, разогнаться снова, бежать, лететь, стремиться, остановиться, и снова лететь, лететь, лететь….
Я до сих пор летаю во сне. Это удивительно реальные сны, я всегда знаю, что стоит мне оттолкнуться от земли, и я смогу взлететь. И я летаю…
Иногда мне кажется, что я никогда не стану по-настоящему взрослой, по-настоящему серьезной. По-крайней мере, до тех пор, пока я чувствую себя ветром, пока мой ангел разворачивает крылья, пока гроза распахивает окна, пока моя рука лежит в мужской ладони, пока Балтийское море зовет меня к себе, я всегда буду такой — непонятной, но раскрытой, иррациональной, немного сумасшедшей, и безумно счастливой, потому что у меня есть человек, которому я могу все это сказать. И этот человек — ты…
О небе
Небо было тревожным.
Мятущимся, нервным, бесконечным.
Облака, окрашенные в багровый оттенок, мчались, не задерживаясь, стремясь куда-то за горизонт.
Небо нависало так низко, что казалось, оно вот-вот рухнет на землю.
Давно не видела я такого неба.
В детстве я слышала, что древние считали, что такое небо всегда предвещало что-то плохое.
Не знаю.
Может быть.
Но я не чувствовала ничего плохого в этом зловещем небе.
У всех бывает плохое настроение, почему же небо должно было быть исключением?
Я стояла под деревьями, и слушала, как затихает лес.
Лес готовился к ночи.
Сосны, шумевшие под странным небом, уже успокоились и их кроны величаво венчали могучие стволы.
Птицы затихали, устраиваясь в своих гнездах.
Цветы все, до одного, закрыли свои лепестки, ожидая нового утра.
Даже веселый родник, казалось, стал журчать чуть тише.
И только небо переливалось над лесом цветом налившейся вишни.
Я улыбнулась и пожала плечами.
Если лес спокоен — чего же переживать мне?
Лес мудрее, древнее, спокойнее.
Ему ведомо то, чего мне не понять никогда.
А небо…
Небо станет прежним, как только первые лучи рассвета встанут на его просторах.
Когда утро сменит ночь.
Когда ветер поменяет направление и умчится далеко-далеко, оставив мне только воспоминания.
Мы все возвращаемся к своей жизни рано или поздно.
И небо вернется тоже.
К той самой жизни, которая походит на все другие и ни на одну из них не похожа никогда.
Послесловие
Он не заслужил света, он заслужил покой.
М. А. Булгаков
Много раз прочитанные слова, вчера вдруг прочно засели в голове.
Только покой.
Ни ад, ни рай.
Покой — все, что мы ищем, казалось бы, всю жизнь.
Покой.
Но вдруг отчетливо, ясно, откровенно я поняла, что на самом деле мы ищем не покой.
Мы ищем Свет.
Наши представления о том, чего мы хотим, могут подменять понятия, могут путать, петлять, обманывать, но однажды приходит момент, когда все встает на свои места.
И мы видим Свет.
Чувствуем его.
Пытаемся потянуться к нему, чтобы хотя бы слегка прикоснуться душой.
Впустить в себя.
Остаться с ним.
И только это становится по-настоящему важным.
И словно молнией пронзает мысль о том, что покой — это всего лишь мишура, фантик, пустая коробочка.
Ты открываешь ее и понимаешь, что тебя обманули.
И наступает разочарование, слезы, обиды, непонимание.
Ведь ты так стремился к покою, а получил пустышку.
И нет сил прислушаться, понять, ощутить, подумать.
Пока не наступит самый главный день в жизни.
Или самый обычный.
Но именно в этот день ты поймешь, что такое Свет.
И все встанет на свои места.
И давно привычные истины станут чужими.
И ты примешь то, что отвергал всю жизнь.
И сам попытаешься дойти туда, куда упорно не хотел идти.
Потому что только Свет может сделать тебя лучше.
Потому что только Свет останется с тобой.
А покой…
Покой — это всего лишь иллюзия счастья.
Вечные обещания, вечные слова и никаких изменений.
Ты останавливаешься в покое.
Ты теряешь свою душу.
Ты растворяешь в серой пелене, даже если тебе кажется, что ты получил желаемое.
Нет.
Не получил.
А только потерял возможность.
Все возможности.
Всю свою жизнь.
Не так ли, пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат?
Кусочек пуха
Кусочек пуха, зацепившийся на ветке, привлек мой взгляд.
Какая ерунда.
Мало ли, что подхватит и принесет ветер?
Но взгляд зацепился и уже невозможно было оторваться.
Дерево, приготовившееся к весне, ветки с набухшими почками, серость от апрельского, совсем не весеннего неба, накрапывающий дождь, перемешивающийся со снегом и пух.
Зацепившийся на ветке.
Что в нем такого?
Легкое облачко, которое запуталось среди паутины и не может выскочить на свободу.
Я протянула руку, и освободила невесомый пух.
Он уютно повозился и устроился у меня в ладони.
Куда я с ним?
И зачем он мне?
Я смотрела на ладонь, ощущала тепло и улыбалась.
Надо же.
Такая мелочь, и так улучшила настроение.
Вдруг откуда то снизу послышалось настойчивое чириканье.
Я опустила взгляд.
Воробей прыгал напротив меня и что-то чирикал.
Но у меня нет с собой ни семечек, ни хлеба.
Что я могу дать тебе, малыш?
И вдруг я поняла.
Я присела перед воробьем, и протянула ему руку, не дыша, чтобы не спугнуть ни его, ни пух, который моментально взлетит с первым порывом ветра.
Воробей подпрыгнул, ухватил клювом пух, взглянул на меня и взлетел.
Ну вот и хорошо.
Вот и пригодится пух для устройства гнезда.
А хорошо все-таки весной.
Радостно.
Даже если небо серое и погода так себе.
А греет душу радость возрождения.
И надежда на спасение.
Свет внутри тебя
Когда ты много лет живешь с глубоко спрятанной болью, или даже не болью, нет, а скорее, с отголосками боли, которую ты все-таки сумел пережить, то ты к этому привыкаешь.
Привыкаешь не думать, не вспоминать, не болеть этим.
Привыкаешь к этому ощущению, словно бы ты был рожден уже вот так, целиком и без остатка, и без этих отголосков не мыслишь себя совсем.
И даже никогда не приходит мысли, что от всего этого можно избавиться.
Но тебе слишком комфортно, слишком привычно, всего слишком.
Кроме одного.
Тебе не хватает свободы.
Но ты никак не можешь связать то, что стало тобой с тем, кем ты хочешь стать на самом деле.
Ты мечешься в поисках решения, бросаешься то в одну, то в другую сторону, пробуешь изменить свою жизнь, и все-равно возвращаешься в одну и ту же точку.
Точку внутренней боли.
И даже не понимая, что с тобой, ты чувствуешь, что выхода нет.
Вообще нет.
И вроде бы кругом любимые и близкие люди, вроде бы жизнь совсем не так плоха, вроде бы все идет своим чередом.
Но свободы нет.
И ты живешь с этим как можешь, загоняя мысли в самый тесный и дальний уголок своей головы.
Чтобы не думать, не переживать, не искать, не бороться.
Да и с кем бороться?
Битву себе ты точно проиграешь сразу.
Но однажды тебя словно озаряет свет, которого ты никогда в жизни не видел.
Чистый белый свет с золотыми отблесками.
Он появляется у тебя внутри, полыхает в груди, окружая тебя покоем, какой-то безудержной жаждой деятельности, а самое главное, ты вдруг, благодаря этому огню, понимаешь, что все эти годы мешало тебе быть свободным.
И встаешь недвижимый, удивляясь, как такая простая мысль не пришла тебе в голову раньше.
Улыбаешься.
Встряхиваешь головой.
И пишешь письмо.
То самое, которое не мог написать столько лет.
Оно получается легким, коротким и очень честным.
Ты признался в любви и попросил прощения.
То, что сделать очень трудно, особенно там, где казалось, осталась лишь выжженная земля.
И тебе даже не важен ответ, потому что ты сделал самое главное в своей жизни.
Но ответ пришел.
И тебе тоже сказали, что тебя любили и просят прощения и прощают.
И слезы, словно очищают душу, открывают все двери, вырываются наружу и ты понимаешь, что вот только теперь ты стал свободным.
От боли, от отношений, от прошлого.
Всю жизнь мы живем так, словно разрушаем себя.
Всю жизнь мы мечемся в поисках решения.
А оно всегда рядом.
Нужно только увидеть свет и поверить ему.
И попросить прощения.
Остальное Бог сделает за нас.
Главное-доверять.
И любить.
И вы не пожалеете.
Рассвет после тумана
Когда меня сюда привезло такси, была глубокая ночь.
Да и все эти перелеты утомили настолько, что сил хватило только чтобы войти в снятый домик, раздеться и утонуть в постели без сновидений.
Сквозь сон я всю ночь слышала чье-то тяжелое ворчание, и улыбалась, понимая, что это океан, который был совсем рядом со мной.
Утро наступало не спеша.
Оно как-будто расталкивало густой туман, который спустился за ночь на побережье.
В окна домика не было видно ничего, и, натянув джинсы с рубашкой, я выскочила за дверь.
Туман был густой, плотный, слоистый.
Казалось, что его можно резать ножом, словно торт.
Я порылась в закромах памяти и даже представила, каким бы мог быть этот торт.
Пожалуй, «Наполеон».
Туман пах океаном.
Первым океаном в моей жизни, который я увижу, когда туман решит уйти.
А пока я раздумывала отойти мне от домика, рискуя потеряться, или все-таки подождать.
Ждать не хотелось.
В конце концов, я же приехала сюда через половину мира совсем не для того, чтобы прятаться в домике, даже столь уютном, как у меня.
И я сделала шаг вперед.
Босые ноги почувствовали гальку под ногами, круглую, омытую волнами за миллион лет до меня.
Сердце застучало сильнее.
Я шла вперед, и туман расступался передо мной и вновь смыкал свои объятия у меня за спиной.
Страха не было.
Страх потеряться отступил с первым моим шагом.
Я точно знала, что со мной ничего не случится, и шла вперед.
Туда, где вздыхал, ворочался, о чем-то шептал океан.
Шептал всю ночь, весь день, всего лишь вечность.
Я чувствовала, что он совсем рядом, потому что рекламный проспект, обещал мне домик на берегу, в шаговой доступности, у воды.
Шагов оказалось около тридцати, когда мои ноги вдруг почувствовали тепло воды.
Я машинально сделала еще шаг вперед, и утренний прилив окатил меня до колена.
Я рассмеялась.
Первое впечатление самое верное.
Океан был добрым.
Веселым и мудрым.
Я села на берегу и стала ждать, когда туман уйдет.
Я видела лениво накатывающие волны, я слышала какие-то звуки, предположив, что это могли быть чайки, я представляла себе тот вид, который увижу, и незаметно для себя снова задремала.
А открыла глаза от того, что шаловливый луч солнца слегка коснулся моего носа.
Тумана не было.
Передо мной лежал океан.
Яркий, переливающийся, играющий волнами до самого горизонта, и даже еще дальше.
И я задохнулась от восторга.
Восторга первобытного, рожденного где-то в глубине моей души, и о котором я даже не могла мечтать.
Берег был пуст.
Реклама не подвела.
Мой домик действительно был один на берегу, хотя в приличном отдалении можно было заметить такие же домики.
Но сейчас для меня не существовало ничего, кроме океана, его мощи, его совершенства и его всепоглощающей доброты.
Я встала и вошла в воду.
Волна подбежала ко мне, и рассыпалась на капли у моих ног.
Я погладила ее рукой, и она вильнув, словно собака хвостом, пообещала вернуться.
Она вернется.
Много-много раз, как это было до меня и будет после меня.
Я смотрела на все это великолепие, и понимала только одно.
Ничего в жизни не стОит больше того, что может дать тебе утренний туман на берегу океана.
Ни одна картина мира не сравнится с тем великолепием, которое открывается тебе на берегу, когда туман уходит.
И никакая сила в мире не заставит меня забыть о том, что ощутила я, когда первый раз в жизни оказалась на берегу океана.
Жизнь после пепла
Рассыпается, уходит сквозь руки, утекает между мгновениями.
Сгоревшая память, убитые чувства, потерянная любовь.
Вот только что все сияло красками, чувствовало и жило.
И казалось, что жизнь будет вечной.
Но стоило вспыхнуть одной искре — и остался лишь пепел.
Ветер было попробовал развеять этот погребальный костер, взъерошив пепел, но, набежав, тут же осекся, отступил, и сгинул, словно его и не было.
И боль тут же, в полной тишине и пустоте, не упустив возможности, начала давить воспоминаниями.
Скручивать в тугой комок и отпускать на мгновение, чтобы вернуться снова и снова, с еще большей силой.
Пепел всегда оставляет после себя причудливые очертания минувшего.
Из них нельзя составить ничего, даже пресловутое слово «Вечность».
Если есть пепел — Вечности здесь делать уже нечего.
Опоздала Вечность.
И она, пожав плечами, ускользает, шурша в пространстве шелками времени.
Что ей делать здесь, где от нее оставляют лишь пепел?
Протягивая руку ей в след, мы уже понимаем, что сможем ухватить только холод.
Да и можем ли?
Но и до пепла нам не дотронуться.
Нет, в нем уже нет жара, нет боли.
В нем вообще ничего нет.
Но каждый раз, смотря на него, запуская пальцы в то, что осталось после пламени, просеивая каждое мгновение жизни, мы сжигаем себя снова и снова.
И только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Потому что нет возврата из пепла.
Пеплом можно только стать.
Но жить уже не получится.
Больно.
Город, которого нет
У каждого из нас есть свой Город, которого нет.
В нем каждый имеет свои мечты, свои надежды, свою любовь.
Город, который у каждого из нас в сердце.
Город, в который мы стремимся всегда, но редко, когда туда попадаем.
Мы все время промахиваемся.
Чего-то всегда не хватает.
Не верим в любовь.
Оставляем надежду.
Забываем мечты.
И Город, уже показавшийся на горизонте, вдруг начинает меркнуть, таять, исчезать.
И легкая дымка грусти вдруг накидывает на него свою вуаль.
Оставляя нам только возможность вздохнуть.
И снова искать путь.
Город, которого нет — он всегда с нами.
Его ворота всегда открыты.
Его площади и проспекты всегда ждут наших шагов.
Его дома застыли в бесконечном ожидании своих жильцов.
Часы на старой площади все отстукивают время без нас.
А мы спешим.
Все знаем, все помним, но не получается.
И постепенно Город превращается в рассеянный туман.
И все реже о нем вспоминаем.
И все реже о нем думаем.
Предаем его.
Предаем себя.
Но я верю, что однажды мы остановимся.
Прислушаемся.
Вглядимся.
Сделаем усилие.
И войдем в Город, которого нет.
Чтобы остаться там навсегда.
Счастливыми.
Солнца хватит на всех
Сосед был затворником.
Его не часто видели на улице, он не был слишком приветлив, хотя если с ним здоровались, он всегда отвечал.
К нему привыкли, как привыкают ко всем чудакам — просто оставили его в покое.
У него были свои привычки.
Ранним утром он брал с собой старый мешок и уходил куда-то.
Возвращался ближе к полудню.
И так каждый день.
К этому тоже привыкли.
Но вот маленький Митька был крайне любопытным.
Он жил в соседнем доме, родители его работали, оставляя ребенка на старую, почти глухую бабку.
Бабка готовила поесть, а больше толку от нее не было.
Митька был вполне самостоятельным в свои 6 лет, серьезным и рассудительным.
А еще он был наблюдательным.
И часто замечал, что когда угрюмый сосед возвращается домой, сквозь прореху в его мешке что-то светится.
Митька был нормальным ребенком.
Он решил узнать тайну.
И как-то рано-рано утром уловил момент, когда сосед с мешком вышел на крыльцо.
Держась позади, Митька бежал за быстро идущим взрослым человеком, ни мало не думая о том, куда они идут и как добираться обратно.
Они шли долго.
Митька порядком утомился.
Солнце еще не взошло, но его лучи начали золотить небо.
Митька спрятался за деревом, и во все глаза смотрел, как сосед достает из мешка моток ниток, протягивает руку к первому лучу солнца, и начинает мотать этот луч на клубок.
Митька аж забыл, как дышать!
Солнце послушно крутилось под руками соседа, отдавая лучик за лучиком.
Потом сосед оторвал солнечную нить, и поклонился солнцу.
Митьке показалось, что солнце важно кивнуло мужчине и побежало все выше и выше.
Занималось солнечное утро летнего дня.
Сосед меж тем, смотал клубочек, закрепил нитку, положил в мешок, и оглянулся.
Спрятать лохматую головенку Митька не успел.
Конечно же, сосед его увидел.
Редкая улыбка тронула его губы.
Он подошел к мальчишке и взял его на руки.
Митька слова не мог сказать.
А сосед легко, словно пушинку, нес его домой, и вскоре Митька уснул на его удобных, теплых руках.