Бесплатный фрагмент - Рассказы о полярниках

Дорогие друзья!

Книга, которую вы держите в руках, создана в год юбилея величайшего географического события мирового значения. 200 лет назад, 28 января 1820 года, русская экспедиция на шлюпах «Восток» и «Мирный» открыла материк Антарктида. Хочется, чтобы знакомясь с событиями современности и недалёкого прошлого, упомянутыми в этом издании, вы вспомнили о тех, кто были первыми. Им было гораздо трудней, чем сегодняшним полярникам. 200 русских моряков под командованием Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена (Фабиана Готтлиба Таддеуса фон Беллинсгаузена) и Михаила Петровича Лазарева в течение нескольких лет отважно штурмовали суровый Южный океан. Сквозь ревущие сороковые и неистовые пятидесятые широты они с честью пронесли российский флаг — открыли шестой континент и ещё около 30 островов. В настоящее время в Антарктиде работают полярные станции, названные именами первопроходцев.

Уважаемые читатели! Вам не надо искать в книге хронологической точности происшедшего и сходства персонажей с реальными людьми. Достоверны и полностью правдивы только описания природных явлений и поведение животных полярных стран.

В книгу включён рассказ Алексея Спирина, созвучный общему настрою издания.

В фотоприложении подобраны снимки полярных областей планеты, сделанные моими друзьями и коллегами.

Всем им я приношу свою безмерную благодарность — книга с картинками всегда интересней, чем без них. Ссылки на авторство приведены в конце издания.

Неоценимую помощь в подготовке текста к печати оказала моя жена — Людмила Спирина.

С уважением, автор Сергей Спирин

I. РАССКАЗЫ

АДЕЛЬКА ЛУП-ЛУП

НЕХОРОШО МАЛЕНЬКИХ ОБИЖАТЬ

Разгрузка шла полным ходом. Вертолёт безостановочно сновал между берегом и судном, перетаскивая на подвеске контейнеры и пакеты с досками для строительства полярной станции.

Вдруг сквозь шорохи эфира донёсся испуганный крик:

— Подвергся нападению пингвина! Срочно подскажите, что делать? — и связь оборвалась.

Лётчики переглянулись.

— Съел он его, что ли, — задумчиво произнес второй пилот, а командир только плечами пожал.

На мостике судна, стоящего под разгрузкой, тоже произошло замешательство. Услышав крик о помощи, капитан молча потянулся к биноклю, чтобы осмотреть погрузочную площадку на припае рядом с кораблём. Такого в его антарктической практике ещё не было — пингвин напал на человека…

Бред какой-то!

То, что увидел капитан, вызывало изумление. В сторону корабельного трапа действительно бежал человек, а за ним, щёлкая клювом, ловко перепрыгивая мелкие торосики и быстро перебирая ножками, несся пингвин адели.

Надо заметить, что из всех представителей пингвиньего царства, обитающих в Антарктиде, маленькие адельки имеют самый склочный и неуживчивый характер. Ссоры порой возникают на пустом месте. Без видимых причин один пингвин может напасть на другого, мирно стоящего рядом, и попытаться его ущипнуть. Тот в ответ старается ударить обидчика клювом. Тотчас же рядом возникает похожая склока и вот уже вся стайка галдит и волнуется. Пингвины хлопают крыльями и отчаянно толкаются, а из-за чего — понять невозможно. Прославились они и тем, что в период гнездования воруют друг у друга камушки для постройки гнезда. В общем, вздорные ребята — не сравнить их с чинными королевскими или благородными императорскими пингвинами.

…А между тем преследование продолжалось. Перед самым трапом бегущий человек невольно притормозил, а пингвин, воспользовавшись этой заминкой, вцепился в штанину убегающего гораздо выше колена. Ткань лопнула и в клюве преследователя остался её значительный кусок. С видом победителя аделька бросил его в сторону, гордо повернулся к человеку на трапе спиной и с достоинством засеменил к небольшой группе своих собратьев, стоящих в сторонке.

— М-да… — многозначительно сказал удивлённый увиденным капитан.

…Роман Карапетян работал в погрузочно-разгрузочной бригаде на льду не в первый раз. Коротая время между вертолётными ходками, решил он подразнить одиноко стоящего рядом с площадкой пингвина. Взял и одел ему на голову рабочую рукавицу и… и ничего не произошло. Несколько раз Роман одевал и снимал с головы безропотного адельки грязную рукавицу. Птица вела себя спокойно, но стоило человеку, потерявшему к непристойному развлечению интерес, повернуться к пингвину спиной, как сразу же последовало нападение.

Получив первый удар крепкого клюва, Роман решил отмахнуться от пингвина, но не тут-то было. Смелый боец нанёс серию чувствительных ударов по ногам противника жёсткими крыльями, превращёнными эволюцией в плавники. Растерянный Роман попытался уклониться от навязанного ему поединка, но поскользнулся и едва не упал на спину. А настырная птица продолжала атаковать человека. После очередного жесткого удара клювом Рома под хохот напарников по работе бросился наутёк, выкрикнув с испугу в эфир:

— Подвергся нападению пингвина! Срочно подскажите, что делать?

Заключительный аккорд атаки и наблюдал в бинокль капитан с правого крыла капитанского мостика. История мгновенно облетела пароход от самой нижней палубы до клотика.

А вечером в кают-компании суровый боцман, страшно топорща свои седые усы, погрозил Роману указательным пальцем и строго сказал:

— Нехорошо, Роман Эдуардович, маленьких обижать! Ох, нехорошо!

И у Романа от стыда заалели уши.

ЛИСИЧКА — СЕСТРИЧКА

…Лиса появилась неожиданно. Она вышла прямо из-за угла «механки», не обращая внимания на шум небольшого моторчика, обеспечивающего электричеством тундровую перевалочную базу. Хозяева территории — собаки Пират и Морячка — остолбенели от такой наглости. Средь бела дня, на виду у всех по «перевалке» гуляет лиса… Это было неожиданно и для людей, стоящих на порожках жилого помещения.

Известны случаи, когда больные или обессилившие дикие животные ищут защиту и помощь у людей. Но эта лисица не выглядела больной. Она была великолепна! Казалось, что лисичка-сестричка мгновенье назад сошла со страниц русских народных сказок. Хитренькие карие глазки, чёрный, блестящий носик, остренькие, настороженные ушки и ярко-рыжая огненная шубка. Особое восхищение вызывал хвост — огромный, пушистый с белоснежным кончиком.

Увидев прямо перед собой собак, а в отдалении и людей, хищница негромко тявкнула и бросилась наутёк. Пират с Морячкой рванулись за ней. Лиса летела по чукотской тундре как стрела, выпущенная из лука, но охотничьи псы тоже были неплохими бегунами. Расстояние между ними и лисонькой стремительно сокращалось. Спасение пришло неожиданно. На пути бегущих животных возникла гора пустых бочек из — под топлива. Лисица протиснулась между ними, но оказалась в западне. Дальше бочки стояли так плотно, что двигаться между ними оказалось невозможно, а назад дороги не было. Собаки попытались протиснуться вслед за лисой, но не сумели — слишком велики они оказались. Покрутившись вокруг бочек в поисках другого пути, Пират с Морячкой улеглись на землю поблизости от лисьего убежища.

— Пойдём красавицу спасать, — сказал начальник базы Володя. — Порвут ведь её собаки.

— Да, подвело рыжую лисье любопытство, — отозвалась его жена Ольга.

Пока люди, не спеша, шагали на помощь, лиса сделала отчаянную попытку уйти от преследователей. Она резко выскочила из убежища и со всех ног бросилась бежать. Вторая попытка оказалась безуспешной. Пират несколькими гигантскими прыжками настиг беглянку и схватил за шею. Лисичка обмякла и затихла. Так, с лисой в зубах, и встретил пёс своего хозяина, потом медленно разомкнул свои челюсти и положил добычу к ногам Володи. Морячка обнюхала трофей и, потеряв охотничий интерес к неподвижной лисе, потрусила на перевалочную базу. С гордым видом победителя Пират ждал Володиной похвалы, но тот только тихо вздохнул, развернулся и отправился вместе с Ольгой вслед за Морячкой. Пират задумался, недоуменно обнюхал добычу и, опустив уши, медленно поплёлся за ними.

— Я так старался. И что не понравилось хозяину? — мелькнула мысль в его собачьей голове.

Но не успела компания пройти и половину пути до дома, как шикарный, рыжий с белым кончиком хвост дёрнулся, а изящное туловище напряглось для решительного броска к свободе. Рывок — и тоненькие, чёрные лапки замелькали с молниеносной быстротой, в остреньких, прижатых к голове ушках, засвистел ветер, мордочка вытянулась вперёд, а великолепный пушистый хвост с белоснежным кончиком, как в сказке, ловко заметал за лисичкой следы.

Володя оглянулся назад — далеко в тундре было отчётливо видно быстро удаляющееся рыжее пятнышко.

— Ну и ладушки, — подумал и улыбнулся начальник.

Всех перехитрила лисичка — сестричка.

МАШЕНЬКА И МЕДВЕДИ

Маленькую Машу вместе с папой и мамой на Чукотку привёз огромный самолёт. Потом они летели на самолёте поменьше и на совсем маленьком вертолёте, который доставил семейство в небольшой посёлок у моря, где мама с папой должны были работать на метеостанции.

К новой жизни девочка привыкла быстро. Печалилась Маша только о том, что где-то далеко, как говорили взрослые, на «материке», остался огромный лохматый мишка, подаренный ей бабушкой на день рождения. Медведь был белого цвета — тёплый, пушистый и умел ласково и совсем незлобно рычать. Забавную игрушку Маша очень любила, но взять её с собой не могла. Папа объяснил, что лететь далеко, вещей много, а медведь слишком огромен и в самолёт с ним не пустят. Маша расстроилась, долго прощалась с Михаилом, но плакать не стала.

На новом месте Маше нравилось всё: неяркое северное солнце, море с бело-голубыми льдинами и даже снег, падающий на зелёную траву в тундре. А самое главное — не надо было ходить в детский сад и мама всегда рядом. Кроме того, можно самостоятельно разгуливать под окнами метеостанции. То, что мама поглядывала за дочкой из окна, не уменьшало её самостоятельности.

Интересная история произошла с Машей через неделю после прибытия на остров. В то утро мама, как обычно, разбудила дочку, расчесала, заплела косички, накормила манной кашей с клубничным вареньем и отправила гулять на улицу.

Медведь появился неожиданно. Он приблизился к Машеньке, стоящей к нему спиной, легонько ткнул её своим носом и шумно втянул воздух. Девочка обернулась и бесстрашно протянула к могучему зверю свои маленькие ручонки. Он не казался ей опасным, он был таким же белым, таким же тёплым и пушистым, как тот, оставленный на «материке», только немного больше.

Выглянув в окно и увидев возле дочери медведя, Варя обомлела от ужаса.

— Медведь! — выкрикнула она и бросилась на улицу.

Подбежав к дочери, Варя схватила её в охапку и медленно попятилась к двери метеостанции. Зверь последовал за ними. Неторопливо и осторожно медведь прихватил зубами поясок на Машиной шубе и потянул девочку к себе. Мама с дочерью продолжали отступление. Поясок лопнул — и Варя, не помня себя, хлестнула им медведя между глаз. Так и двигались они втроём к станционной двери, а медведь после каждого шага получал очередной, безобидный для него, удар пояском от шубы.

Станционные мужчины не остались в стороне от развернувшихся событий, но в отличие от Вари они бросились за оружием и выбежали на улицу чуть позже неё. Выстрелами из карабина и ракетниц зверя отогнали на безопасное расстояние. Мама обняла Машу и заплакала, а папа стоял рядом и растерянно теребил ремень карабина.

Первым же самолётом семейство улетело на «материк». В этом не было трусости, никто не осудил их за это. А маленькая Маша так и не поняла, почему взрослые прогнали медведя. Взять его к бабушке было, конечно же, нельзя.

— В самолёт — то с ним не пустят, — подумала Машенька. И снова не заплакала.

ПОДАРОК ДЛЯ ЛУИЗЫ

Огромный жёлто-голубой ара, купленный недавно в Уругвае, безраздельно царил в каюте Валентины, где она прислуживала ему, как восточная наложница. Попугай был красив: крылья и спина его отливали бирюзой, а ярко-жёлтое пузо, соперничая с солнцем, разбрасывало вокруг светлые зайчики. И всё это великолепие, дополненное большущим чёрным клювом, сидело на спинке стула, резко кричало и ругалось на пяти языках и семи диалектах, включая речь негритянского городского населения США.

— Сказки рассказывает, — пояснила Валя старпому, заглянувшему в дверь на крик птицы.

Нагловатый ара прищурился, склонил голову набок и продолжил «сказку» на португальском языке, заканчивал он её на языке негритянских кварталов города Нью-Йорка.

Михалыч поморщился и, уходя, буркнул:

— Ты бы его «мама» говорить научила. Внучке везёшь…

Интенсивное обучение птицы русскому языку длилось вторую неделю, но строптивая бестия продолжала рассказывать свои «сказки», временами издавая отвратительно — громкие звуки, похожие на скрип старой двери. После каждого провального занятия Валентина горестно и устало приговаривала:

— Ой, мамочки!

От неудач женщина была в отчаянии, но баловать ару не прекращала и даже выносила его на верхнюю палубу погулять. Прогулки попугай полюбил сразу, а вот возвращение в каюту вызывало у него приступ ярости, погасить который можно было только сладкими кукурузными палочками. Они птице очень нравились.

В то утро Вале не удалось унести попугая в каюту. Он шипел, злобно клёкотал и хлопал крыльями. А вместо благодарности за сладкое угощение птица пыталась ущипнуть свою кормилицу за руку. Через минуту рассерженный попугай внезапно взмахнул крыльями и, подхваченный свежим морским ветром, оказался за кормой. Скорость судна и ветерок сделали своё дело, вернуться на палубу грозный ара не смог. Валентина была безутешна и плакала навзрыд, как девочка. Вся команда жалела её.

…Маленький тунцелов, уверенно рассекая форштевнем волну, резво бежал по светло-синей равнине океана. На мостике у штурвала, попыхивая трубочкой, стоял его владелец и капитан — Хуан Антонио де Барбон. Опытный моряк и судоводитель был доволен собой и своей командой — трюмы его небольшого судна были забиты рыбой, готовой к продаже. Прямо по курсу среди волн появилась полупритопленная бочка с жёлтым, шевелящимся пятном сверху. Капитан поднёс к глазам бинокль и заорал громовым голосом: «О-о-о!!! Попугай за бортом!»

Обессилевшего ару бережно подняли на борт. Усталая, измученная жаждой птица, жалобно приговаривала на непонятном языке:

— Ой, мамочки! Ой, мамочки!

— Святая птица! Матерь божью поминает. Хороший подарок для Луизы будет, — подумал старый моряк и улыбнулся, вспомнив о маленькой внучке.

ЛЕНОЧКА

Плановый облёт вертолёта после регламентных работ подходил к завершению, когда на палубе, над вертолётной площадкой, появилась Леночка. На ледоколе её обожали все — и вертолётчики в том числе. Точёную фигурку Леночки не смог испортить даже полярный тулупчик, небрежно накинутый на её плечи. Ласковый арктический ветерок развевал светлые локоны. Леночка была великолепна. Потому — то в разгар полярного дня от её присутствия на палубе солнце засветило ещё ярче, сахарно-белые льдинки за бортом заискрились ещё сильней, море засияло синевой с нежно — голубым отливом, а усатому, строгому боцману с банкой из — под краски в руках, захотелось спеть какую — нибудь весёлую песенку. Мельком взглянув на Леночку, он замурлыкал себе в усы неведомую лирическую мелодию. И даже старый ледокол побежал резвее, разгоняя перед собой мелкие льдинки, а дымок из его высокой трубы стал едва заметен на фоне безоблачного неба.

Леночка увидела вертолёт, висящий за кормой ледокола, помахала командиру ручкой и твёрдый, как скала, полярный ас, превратился в беспечного Тома Сойера с соломинкой на носу. Только вместо соломинки в его руках был штурвал вертолёта. Машина за кормой ледокола завертелась в волшебном танце: она то кружилась волчком, то взмывала ввысь, то опускалась к самой воде. Воздушные пируэты следовали один за другим, бесконечным каскадом… Казалось, им не будет конца. Леночка стояла на палубе, широко раскрыв восхищённые глаза и слегка приоткрыв от изумления свой ротик. Спектакль закончился так же быстро, как и начался. Усталый Ми-2 сел на предназначенную для него площадку, техники занялись его обслуживанием. Разгорячённый феерическим полётом, пилот подошёл к Леночке.

— Ну как? — спросил он, улыбаясь.

— Да видела я, как ты выделывался и всё ждала, когда тебя … — И с алых губ Леночки слетело такое ругательство, которое редко услышишь и от пьяных мужиков в кабаке.

Санька опешил, командирская фуражка вывалилась из рук. Солнце потускнело и покрылось стыдливыми пятнами, небо поблёкло, сахарно-белые льдинки за бортом стали грязно-серыми, море помутнело и из нежно-голубого превратилось в иссиня-чёрное. Старый ледокол от неожиданности замедлил ход и растерянно крякнул, труба его сморщилась — и из неё повалили клубы чернущего дыма. Усатый боцман, владеющий ненормативной лексикой пяти континентов, вдруг умолк и после небольшой паузы произнёс:

— Эх, Леночка, день — то какой хороший был… И с досадой плюнул в банку из-под краски.

НА УДАЧУ

Гордый аделька стоял у пункта ледовых наблюдений на вершине небольшой сопки, задумчиво и с независимым видом оглядывая окрестности. Он был горд собой, ведь ему удалось уйти от морского леопарда — злейшего врага всех антарктических пингвинов.

Ужасная и голодная зверюга с огромной пастью и острыми зубами, в погоне за ним застряла в подводной расселине и долго не могла оттуда выбраться. А сюда, на сопку, пингвина привела необходимость смены оперенья, которая происходит ежегодно. На вершине сопки постоянно гуляет ветер, который своими порывами и помогает сменить ему старые перья на новые. Процесс — длительный, связанный с голоданием. Во время линьки старые перья перестают отталкивать воду, а короткие и новые плохо сохраняют тепло. Вот и стоят голодные пингвины на берегу в ожидании, когда последний клок старых перьев сорвёт с них полярный ветер и можно будет отправиться обедать в море. Из благородной задумчивости адельку вывел гидролог, с расположенной неподалёку полярной станции.

— Привет, дружище! — сказал он, подходя к ледовому пункту.

Аделька склонил голову и моргнул.

— Поработаем немного? — и гидролог открыл для записи ледовую книжку.

Аделька снова моргнул.

— Ну вот и все, коллега, — заканчивая работу, сказал человек. — Пока. Пока. Не скучай. А мне ещё на море надо.

Аделька в ответ захлопал глазами: луп-луп.

Ежедневно гидролог поднимался на сопку для работы и беседовал со своим новым приятелем. На каждую сказанную им фразу, умная птица отвечала покачиванием головы и с пониманием хлопала глазами: «луп-луп». К обоюдному удовольствию дружба человека и пингвина продолжалась полтора месяца. Пришло время и они расстались так же неожиданно, как и познакомились. Последние старые пушинки с аделькиной спины унёс ночной стоковый ветер.

Откликаясь на зов моря, повинуясь древнему инстинкту и чувству голода, Серёгин друг покинул ледовый пункт и отправился к морю. Не встретив пингвина на обычном месте, Серёга всё понял — он знал, как сильно привязывает к себе море даже людей.

На земле, придавленное камушком, лежало длинное хвостовое перо адельки.

— На удачу, — подумал Серёга и аккуратно положил пёрышко в рабочий журнал.

…В больничном парке на скамейке плакала женщина.

— Что с Вами? — спросил проходящий мимо мужчина и остановился.

— Сына оперируют, — сквозь слёзы произнесла женщина.

— Успокойтесь, пожалуйста. Вот возьмите на удачу. — Мужчина протянул ей пингвинье пёрышко и зашагал дальше.

Трудно сказать, помогло ли маленькое пингвинье пёрышко совершить чудо докторам, но жизнь ребёнка была спасена. Мальчик давно уже вырос, а перышко женщина продолжает бережно хранить.

На удачу.

НОВЫЙ ДРУГ ЛЁНИ «БУЛЬДОЗЕРА»

— И чего это они там вертятся? — спросил Лёня «Бульдозер», указывая на стайку качурок Вильсона за кормой парохода. Тракторист Лёня шёл на зимовку в Антарктиду впервые. А «Бульдозером» его прозвали весёлые полярники за рокочущий голос и огромные размеры. Тесно было Лёне в судовых коридорах и каютах, вот и вышел он на главную палубу — «людей посмотреть и себя показать». Судно лежало в дрейфе и рядом с ним вилась небольшая стайка маленьких чёрных птичек, внешний вид и полёт которых издалека очень напоминал стрижей или ласточек.

— Да комаров и мошек ловят, видишь, как низко летают, к дождю, наверное, — сказал кто-то из стоящих на корме людей.

И все заулыбались, а Лёня с сожалением подумал, что не взял с собой на зимовку средство для отпугивания комаров.

У полярников, давно работающих в Антарктиде, сложились беззлобные шутки для новичков. Про комаров и мошек была одна из них. На самом деле качурка Вильсона, издалека так похожая на стрижа, питается мелкими рачками, выхватывая их на лету из воды, а комаров и мошек, которые роятся над морем, в Антарктиде просто нет.

…Внезапно стайка исчезла, будто растворилась в воздухе, а вдоль борта судна, словно молния, пронеслась изящная, необыкновенно белая птица, преследуемая большим поморником. Перед глазами людей разыгрывалась драма. Антарктические поморники — грозные, хищные птицы, не знающие пощады и наводящие ужас на птичье население этих мест, ловят снежных буревестников прямо в полете. Единственная защита от такого нападения — манёвр и скорость. Буревестники это хорошо знают и используют для спасения.

…Погоня продолжалась. Стремительная белая птица несколько раз, переворачиваясь через крыло, уходила от преследователя. Люди на палубе с волнением ждали развязки события. Было хорошо видно, что снежный буревестник очень устал и вот — вот станет жертвой голодного поморника. После очередного крутого виража, прямо у борта судна, красивая птица рухнула на палубу к Лёнькиным ногам. Леонид погрозил кулаком хищнику и поднял с палубы ярко-белого буревестника. Своими огромными ручищами тракторист ласково погладил птицу и она доверчиво уткнулась клювом в его большие тёплые ладони. Вокруг Лёни столпились полярники и каждый хотел рассмотреть птицу поближе. Прошло немного времени, буревестник оправился от потрясения и, расправив острые, тонкие крылья, вспорхнул в воздух с Лёнькиных рук, как с небольшого аэродрома. Но спокойный полёт продолжался недолго. Серая тень скользнула над водой и откуда — то сверху на беззащитную птицу снова напал злобный поморник. Хитрый разбойник поджидал свою жертву, кружась над судном, и с кормы его не было видно.

— Назад, дружище! — взревел как настоящий бульдозер Лёня.

Красавец буревестник словно услышал и понял своего нового друга. Несколько крутых разворотов, переворот через крыло — и стремительный полёт прямо в огромные, добрые Лёнины ладони. Поморник опять остался «с носом», а мощный, продолжительный гудок, начавшего движение судна, надолго отпугнул его.

Не выпуская из рук птицу, в сопровождении восхищённых полярников, Лёня поднялся на верхнюю палубу, откуда был хорошо виден весь небосвод. Внимательно огляделся и, не обнаружив врагов, выпустил снежного буревестника.

— Лети и никого не бойся, ещё увидимся. Я на зимовку остаюсь, — пророкотал Лёнька на прощание необычайно красивой ярко-белой птице, выпорхнувшей в небо с его огромных ладоней.

ПОЛЯРНИКИ НЕ ПЛАЧУТ

Закончилась зимовка, оборудование и приборы переданы новой смене, личные вещи собраны и упакованы. Старый полярный гидрограф Олег Дмитриевич Журавлёв задумчиво стоял на ступеньках метеостанции.

Вывел его из задумчивости гидролог.

— Вертолёт часа через два будет. Пойдём на море сходим — я поработаю, а ты с Антарктидой попрощаешься. Удочку возьми, может, пару ледянок для Машки словишь.

Чета поморников — Маша и Яша — гнездилась на ближайшей сопке и часто посещала станцию. На фоне пугливого Яши Маша была просто ручной птицей.

Олег не возражал и они отправились на берег бухты.

Серо-жёлтые прибрежные скалы, ледовый пункт с железным сундуком для приборов, каменная площадка над водой, с которой начинались промерные работы в море — всё это живо напомнило о нелёгкой зимовке. Олег забросил удочку. Ждать пришлось недолго — из четырёх, клюнувших на крючок рыбок, Олегу удалось вытащить три.

— Смотри, прощаться с тобой идёт, — гидролог указал на показавшуюся неподалёку фигурку пингвина.

— Наверное, тот, которого рыбой кормили. Помнишь?

Среди полярников бытует мнение, что пингвины снулую ледянку не едят, а тот ел с превеликим удовольствием.

— Сейчас проверим, — отозвался Олег и потянулся за угощением.

Аделька подошёл к полярнику, склонил набок голову и пристально посмотрел на него, словно вопрошая:

— Узнаёшь?

На предложенную рыбку пингвин отреагировал моментально.

— Наш, рыбоед! — обрадовано резюмировал гидрограф.

Рыбоед крякнул, повернулся вокруг своей оси и независимой походкой пошёл вдоль берега дальше.

Не успел Олег снова забросить снасть, как с ближайшего айсберга скользнула серая тень.

— Маша, — растроганно произнёс старый полярник.

— Как же ты нас нашла?

Олег не забыл, как Машка сопровождала их с Серёгой во время весенних ледовых походов, как делились они с ней пойманной рыбой. Вот и сейчас умная птица не отказалась от угощения. Поблагодарив Олега гортанным криком, Маруся улетела.

— Ну вот и попрощались, — пробормотал гидрограф.

— Да, только Матильды не хватает, — поддержал его Серёга.

Словно услышав его слова, прямо под берегом с шумом появилась, довольная собой и жизнью, усатая тюленья морда. Олег помнил, как встретили они Матильду, измученную рождением детёныша. Беспомощный, он лежал на снегу, а стая поморников пыталась выклевать ему глаза.

Машка с Яшкой в этом гнусном нападении не участвовали. Мать старалась защитить тюленёнка, но была ещё слишком слаба. Люди тогда помогли разогнать злобных разбойников. Малыш вырос и превратился в красивого крупного тюленя. Громко фыркнув, Матильда открыла огромную пасть, в которой исчезла последняя пойманная Олегом рыбка, и ушла в кристальные антарктические глубины.

— Прощание и «отвальная» состоялись, — весело сказал Серёга. А у гидрографа увлажнились глаза. Вероятно, шалил свежий ветерок, сорвавшийся с расположенного неподалёку ледника Долк. Полярники ведь никогда не плачут.

ТАК ПРИХОДИТ ВЕСНА!

Весна на любой широте нашей планеты — явление исключительное и не сравнимое ни с чем по обострённой силе и яркости чувств. Сопровождается она значительными изменениями в растительном и животном мире. И на далёкой полярной станции, находящейся за краем света, весенний прилёт птиц — непростое событие, своего рода жизненная веха, означающая, что большая часть зимовки уже позади.

— Пролетели лето, осень и зима,

Пришла весна.

И мы на свете не одни,

И, вообще,

За нами скоро придёт пароход

И отвезёт нас домой.

Такие незамысловатые стихи поёт сердце каждого полярника при встрече с вестником грядущих жизненных перемен — снежным буревестником или поморником.

Утром в кают-компании начальник Российской научной антарктической станции объявил зимовочному составу, что первый, кто увидит прилетевшую с севера птицу, будет отмечен в приказе по станции и премирован из его личного фонда. Коллектив отреагировал на заявление лидера одобрительным гулом, обойдясь без троекратного «Ура!» Особенно заинтриговало и понравилось всем сообщение о премии из личного фонда. Сразу же после завтрака свободный от вахты станционный люд приступил к наблюдениям за воздушным пространством. Первое сообщение поступило уже через 15 минут. Электрик Валера Агутин докладывал, что возле тёплого склада, где он монтировал новый выключатель, стремительно пронесся капский голубь. Поскольку капские голуби в окрестностях станции никогда не водились, сообщение было отвергнуто.

— Они представители более северных широт, — авторитетно заявил станционный эколог.

Прошло трое суток и в кают-компании ежедневно велись разговоры о предстоящем прилёте птиц. Полярники вспоминали прошлое лето и забавные случаи из жизни пернатых, произошедшие на их глазах.

Доктор вспомнил своего почти ручного Горыныча — огромного седого поморника, обитавшего со своей Горыновной рядом с медпунктом. Прикормленная Славой птица, прилетала каждое утро и своим топотом по железной крыше балка будила доктора на завтрак.

— Если бы не живой будильник, ты бы всё время на завтрак опаздывал или вовсе без завтраков зимовал, — пошутил кто-то из полярников.

Вспомнили и Яшу с Машей — чету поморников, гнездящуюся на сопочке рядом с камбузом. Любимица станции Маша брала корм прямо из рук. Такое доверие птицы вспоминалось с теплотой и радостью, ведь вскоре должна была состояться очередная встреча с ней.

Не обошли вниманием и прошлогодний бой станционной четвёрки с залетными разбойниками, пытавшимися выгнать с территории станции Горыныча с Горыновной и Яшу с Машей. Знатная была битва. Особенно яростно сражался Горыныч. Используя свой огромный вес, он таранил врагов в воздухе и только чудо спасало их от падения на землю. Вся станция, затаив дыхание, следила за воздушной схваткой. Виражи и горки молниеносно сменялись крутыми пике и неожиданными наборами высоты. Всё это сопровождалось жутким гоготом, клёкотом со страшными хлопками и ударами крыльев. Наши-победили, чем привели в неописуемый восторг зрителей. Посрамлённые враги, жалко покрякивая и теряя перья, покинули место битвы. А герои с победным гоготом заняли свои привычные места. Станционная территория у них была давно поделена примерно пополам и границу они соблюдали свято, объединяясь вместе только для отражения нападений внешних врагов.

Прошло ещё четыре дня. Ажиотаж вокруг прилёта птиц нарастал. Полярники беззлобно подначивали Валеру — не видал ли он больше капских голубей.

И вот к вечеру седьмого дня на станцию опустился туман такой плотности, что в двадцати метрах ничего не было видно. Ужин в кают — компании был в разгаре, когда в неё ворвался запыхавшийся Валерка и выдохнул:

— Прилетели!

— Кто прилетели? Капские голуби? — улыбнулся начальник.

Но тут все явственно услышали характерный топот птичьих лап по плоской железной крыше кают-компании. Полярники гурьбой высыпали из помещения. По крыше расхаживала птица и с любопытством поглядывала на людей, а через мгновение к ней присоединилась другая. Чета поморников была в сборе.

— Вот тебе и капские голуби, — буркнул начальник. Он не спеша пошёл на тёплый склад за премией из личного фонда. Электрик увязался за ним.

А ещё через некоторое время, довольный собой Валера, вошёл в кают — компанию с огромной коробкой, наполненной банками ананасового компота и большой плиткой шоколада в руке. Всему личному составу досталось по баночке, а шоколадку Валера оставил себе.

Вот так и пришла весна на антарктическую полярную станцию.

ИЗВЕСТНЫЙ ПОЛЯРНЫЙ

— Известный полярный радист, восемь букв. Толя, а твоя фамилия подходит, — задумчиво произнёс Вовка, уютно устроившийся на гостевой лежанке в охотничьей избушке Трофима с кроссвордом в руках.

— Неужели такой известный, что в журнал попал? — с восторгом посмотрел на Толю старый чукотский охотник Трофим.

— Да сочиняет Вовка, — смутился радист.

— Связь скоро, готовьтесь лучше антенну держать.

За окном, отчаянно завывая, бушевал свирепый ветер со снегом. Мощь южного ветра в этих местах бывают столь высока, что способна остановить в воздухе самолёт Ан-2. Висит «Аннушка» над землёй, а вперед продвинуться не может. Разгул стихии, да и только. Держать походную шестиметровую складную антенну в таких условиях дело малоприятное и, как правило, бесполезное. Снежные кристаллы электризуют пространство вокруг, радиоволны вязнут в нём и не хотят лететь к адресату. Да и мачта нам досталась в наследство от Кренкеля — старая, пережившая не один десяток экспедиций. Но наш радист неумолим: срок связи — есть срок связи, и попытаться провести его надо даже в условиях полного не прохождения радиоволн. Мы в с Вовкой молча начали одеваться. Из домика вышли вместе с Толей, под его чутким руководством собрали мачту и возвели пирамиду из ящиков и бочек у её основания. В заключение, обняв сооружение и упёршись в мачту лбами, мы, как изваяния, застыли на месте. Толя был доволен, тоненький провод антенны находился на нужной высоте и мачта надёжно зафиксирована двумя гидрологами.

— Ну всё, я пошёл, а вам стоять, держать и не стонать, пока я не свяжусь, — и, подгоняемый ветром, как сказочный волшебник, исчез в снежном заряде.

Конечно, мачту мы не удержали, под напором ветра сооружение рухнуло — бочки и ящики, кувыркаясь исчезли в снежной круговерти. Мачта упала, антенный провод от неё оторвался и беспомощно болтался на земле. С трудом нам удалось добраться до тамбура избушки и втиснуться внутрь. Сквозь деревянную дверь до нас отчетливо доносился весёлый писк Толиной «морзянки».

— Ну вот, и чего упирались, «известный полярный из восьми букв» и без нас связь обеспечил, — устало вздохнул Вовка.

Дверь в избушку отворилась и на пороге появился наш славный радист. Похоже, от него самого в разные стороны разбегались радиоволны и никакая пурга не могла их остановить, так счастлив он был установленной связью с Певеком.

— Связь состоялась… А вы разве антенну не держали? — лицо его вытянулось от изумления.

— Да улетело всё, — неторопливо произнёс Володя.

— И мачта тоже???

— Нет. Мачту ещё можно спасти…

И мы втроём пошли спасать старушку.

УМНИК НАШЁЛСЯ

Полярная ночь на Чукотке в разгаре. Над долиной, обрамлённой заснеженными сопками, холодным светом полыхает желтовато-зелёное северное сияние. В маленькой, заснеженной охотничьей избушке, на берегу небольшой тундровой речки горит огонёк, от которого веет теплом в этом царстве льда и снега под названием Арктика.

— Да, старая эскимоска говорила, что, если хочешь увидеть сияние на небе, нужно посвистеть, а потушить его можно, сильно хлопнув в ладоши, — закончил свой рассказ, выходя из избушки Кириллыч. Экспедиционники переглянулись. Они «пурговали» у старого охотника три дня — под его тундровые байки время пролетело весело и быстро. Погода наладилась, ветер стих, небо разъяснилось и на нём заиграли огромные, яркие сполохи северного сияния. Охотник вышел проводить гостей, им нужно было продолжать прерванную непогодой поездку.

— Давай попробуем сияние выключить, эксперимент, так сказать, проведём, — предложил Андреич — невысокий, широкоплечий начальник экспедиции.

— И ещё она говорила, что духи сердятся на тех, кто это делает, — добавил старый тундровик.

Последнее замечание раззадорило Андреича. Он сильно ударил ладошку об ладошку и громко захохотал. Не успело эхо начальственного смеха замереть в ближайших скалах, как спокойно висевшее над тундрой сияние, пришло в движение. Полосы превратились в дуги, дуги в кольца, а кольца приобрели голубоватый оттенок и расползлись по всему небосводу спиралями.

— А говорил потухнет! Вот мы сейчас его из ракетницы притушим, как свечку в тире, — ещё громче захохотал начальник и первая ракета ушла в воздух.

Сияние вдруг приняло форму правильных мерцающих многоугольников, которые постепенно вытянулись в толстые полосы, и приобрело красноватые оттенки. Казалось, оно сердится на беспокоящих его людей. Андреича это только позабавило. В азарте он выпустил в небо четыре ракеты подряд. И произошло то, чего никто не ожидал: в небе начался зловещий танец света и тени, от горизонта до горизонта заметалось пурпурное свечение с красно-жёлтым отливом. Людям казалось, что оно опускается к земле и вот-вот пронзит их своими тонкими, острыми лучами, струящимися из зенита. Ещё мгновение — и сиянье потухло.

— Ну, хватит развлекаться. Поехали! — деловито скомандовал Андреич. Попрощался с хозяином избушки и прыгнул в кабину.

Вездеход резво рванул с места, но, не проехав и полкилометра, потерял гусеницу и встал.

— Елки-моталки. Трак лопнул, вот и разулись, — сердито бросил вездеходчик в ответ на вопросительный взгляд начальника экспедиции.

Полярная ночь продолжалась, а над Чукоткой набирала силу поразительная игра красок. Фантастические сполохи разливались и, плавно струясь, сменяли друг друга, напоминая необъятные, пульсирующие валы. На фоне ясного звёздного неба сиянье становилось ярче, объёмнее, оно искрилось всеми цветами радуги, привнося свет, спокойствие и красоту в холодный арктический мир.

— Умник нашёлся, кто ж такую прелесть потушит, — муркнул в усы Кириллыч, глядя на стоящий посреди тундры вездеход и тихо прикрыл за собой дверь в избушку.

ВОЛШЕБНАЯ БЛЕСНА

Восточная Чукотка. Крохотный посёлок Лаврентия на берегу Берингова моря приветливо встретил экипаж ледового разведчика яркими красками солнечного дня и весёлой капелью с крыш. Подсели мы сюда для дозаправки топливом.

— Видал ты, на Мысе Шмидта ещё зима, а тут уже лето, — ни к кому не обращаясь, сказал второй пилот.

Мне доводилось бывать в Лаврентия и раньше. Посещения были коротки и быстротечны — посадка, дозаправка и снова в полёт. Удивительно, но расставание с посёлком всегда вызывало у меня лёгкое чувство грусти. А каждое возвращение сюда представлялось, как мимолётная встреча со старым приятелем.

В хозяйственном магазине, куда забрели мы, чтобы убить время, было тихо и немноголюдно. Бесцельно разглядывал я витрины. Необходимости что-нибудь приобрести у меня не было. Внимание привлёк прилавок, за стеклом которого поблёскивали наборы рыболовных снастей и блёсен. Не ожидал я встретить в хозяйственном магазине принадлежности для рыбалки и, конечно, как всякий уважающий себя рыбак, не прошёл мимо. Склонившись над прилавком, я не спеша рассматривал товар. «И ничего — то мне не надо и всё — то у меня есть», — подумал я про себя, собираясь покидать магазин.

— Вы что — то хотели у нас купить? — раздался приятный бархатный голос над моей головой.

По другую сторону прилавка стояла очень красивая девушка и вопросительно смотрела на меня большими серыми глазами. Очарованный вежливым обращением и красотой, я что-то муркнул в ответ и, не глядя, ткнул пальцем в первую попавшуюся блесну на прилавке. Блесна была огромна и ослепительна, как в зеркале в ней отражались полмагазина и мы с красавицей впридачу, а солнечные зайчики, рождённые её блеском, скакали по стенам и потолку помещения.

— «Кого я буду на неё ловить?» — мелькнуло в голове, когда я вышел из магазина.

Прошло много времени, огромная блесна постоянно ездила со мной по экспедициям и рыбалкам, но ловить рыбу не хотела. Она по-прежнему отражала окружающий мир и по-прежнему разбрасывала вокруг весёлых солнечных зайчиков. Только воспоминания о Чукотке и миленькой продавщице не позволяли мне последовать совету друзей и выбросить её, как бесполезную вещь.

Однажды в коробочку с блесной попала вода и былое великолепие пропало. Забавные солнечные зайчики исчезли, а зеркальные отражения пропали, оставив после себя редкие серебристые блёстки на чёрном фоне.

— Ну, и что? — подумал я, стоя на берегу лесного озера и разглядывая происшедшие с блесной метаморфозы. — Попробуем на тебя чего-нибудь поймать.

Первый же заброс принёс приличную щуку, второй, третий — опять щучка. Улов до дачи я еле дотащил. Поразительно, но на гигантскую блесну бросались даже щурята. С тех пор с рыбалки без добычи я не возвращался. Блесна работала в любую погоду и приносила успех на зависть коллегам по увлечению.

И теперь после каждой удачной рыбалки я вспоминаю весёлую капель, далёкий чукотский посёлок Лаврентия и красивую сероглазую девушку, произнёсшую тихим, бархатным голосом:

— Вы что-то хотели у нас купить?

НУ И ГАД ЖЕ ТЫ, МИНЬКА!

На утренней линейке десятому отряду дружины «Лазурная» пионерского лагеря «Дружба» было объявлено:

— Отряд «Отважных» в полном составе отправляется в поход по окрестностям лагеря со специальным заданием. Обед в поле сухим пайком. Тихий час в лагере. Ужин, кино и отбой по распорядку.

Отряд запищал от счастья.

После недолгих сборов ребята во главе с воспитателем Олегом Степановичем и вожатой Настей отправились в путь. Рюкзачки с сухим пайком мальчишки несли по очереди, а девчонки шагали налегке. Консервы, печенье и немного конфет должны были облегчить тяготы и лишения походной жизни. Им предстояло дважды перейти вброд горную реку, подняться на вершину высоченной горы, поразить аэростаты противника и козьей тропой, через горное ущелье, вернуться в пионерский лагерь. Задание считалось невероятно трудным, но отряд был полон октябрятского задора и с воодушевлением преодолел первое препятствие, форсировав бурную горную реку… по висячему мосту. Подъём на вершину высоченной горы тоже оказался нелёгким делом. Весёлая тропка к вершине петляла по яблочному саду и, несмотря на строгий запрет воспитателей, каждый боец счёл необходимым пополнить сухой паёк фруктовой добавкой, от которой сразу распухли их карманы и карманчики. Вершина встретила отряд стаей вражеских аэростатов. Никто и не догадался, что ранним утром разноцветные воздушные шарики привязал к верхушкам невысоких деревьев предусмотрительный Олег Степанович. Он же позаботился о том, чтобы отряд успешно отразил нападение воображаемого противника и прихватил с собой в поход настоящую пневматическую винтовку, из которой каждый боец поразил, как минимум, одну цель. Девчонки стреляли не хуже ребят. Почётное право сбить последний аэростат отряд дружно предоставил вожатой Насте. Победу над неприятелем отметили печёной картошкой, консервами и яблоками. Олег Степанович и Настя даже сделали вид, что не заметили, как бойцы отряда уплетали печёную картошку вместе с садовыми дарами. К счастью, животы у ребят после такого обеда не разболелись.

Генка и Колька подружились в первый же день пребывания в лагере, вот и в походе они старались держаться вместе. Вместе, тайком от воспитателей, рвали яблоки в саду, стояли рядом, отражая налёт неприятельских аэростатов, по-братски делили конфеты, а перед возвращением обратно на переправе через ручей даже промокнуть умудрились одновременно.

…Друзья увидели в воде краба и бросились его ловить. Краба они поймали, но одежда и обувь оказались мокрыми. Вожатая ругала ребят за неосторожность, не подозревая об истинной причине происшедшего. Поимка краба для Насти осталась тайной, да и не все ребята поняли, что произошло.

Тихий час мальчишки десятого отряда начали не с традиционной битвы подушками, а с дискуссии:

— Что делал краб в ручье? И как вернуть его снова в Чёрное море?

В споре не принимал участия только Славка Минин, по прозвищу Минька. Он перешёл уже в третий класс и делал вид, что заботы первоклашек его не интересовали. Палата шумела и галдела. Несколько раз Настя входила и делала замечания, ребята притворялись спящими, а через несколько минут всё начиналось сначала. Наконец они угомонились — усталость взяла своё и бойцы заснули. Краб тоже успокоился в своей банке с водой под Генкиной кроватью.

Внезапное чувство тревоги разбудило Геннадия. Открыв глаза, он увидел Минина с крабом в руках.

— Фу! Забери свою дохлятину, — фыркнул Славка и швырнул краба с раздавленным панцирем на Генкино одеяло. Такой подлости Генка не ожидал, как пружина подпрыгнул он на кровати. Первый удар пришёлся Миньке прямо в глаз. Завязалась драка, палата ожила, на шум прибежали Олег Степанович и Настя. Дознание, проведённое ими по горячим следам, причины драки не выявило и наказаны были оба.

Так, в Настиной рабочей тетради появилось название её будущей дипломной работы «Немотивированная агрессия у детей младшего школьного возраста».

А Ирка Смирнова, самая красивая девочка десятого отряда, сказала при всех на ужине:

— Ну и гад же ты, Минька!

ЧАЙКИН ПОДАРОК

…Мы живём на краю небольшого приморского посёлка, там, где ярко-жёлтый песок, лазурное море и сероватая даль ближайшего лимана. Вторую неделю стоит великолепная солнечная погода: вода прогрелась и можно долго плавать или барахтаться у берега в бесконечно набегающих волнах ласкового прибоя. Вольная, полудикая, беззаботная жизнь отпускников. Дети счастливы и мы с женой тоже.

Страсть добытчика и рыболова вспыхнула во мне после находки в сарае старой удочки с леской и двумя, чудом сохранившимися крючками. Поплавок я сделал из пера чайки, а грузиком стала обычная гаечка, подобранная мной на пыльной тропинке. Снасть была готова и я стал ежедневно, до подъёма семейства, проводить время на рыбалке в протоке лимана. Результаты не были ошеломляющими, но я не терял надежды поймать пиленгаса или обыкновенную кефаль, которые, как торпеды, каждое утро проносились мимо моего поплавка. А пока приходилось довольствоваться бычками и ещё какими-то мелкими рыбёшками, название которых я не знал. Жена с пониманием относилась к моим неудачам.

— Просто твоя рыбка ещё вес не набрала, — утешала она меня.

По правде сказать, я и не сильно расстраивался. Красивейшие морские восходы и довольное урчание кота Феликса компенсировали мои рыбацкие неудачи. Феликс был благодарен мне всегда и, независимо от количества пойманной рыбы, смотрел на меня с неизменным обожанием.

В то утро всё было, как всегда. Кефаль проносилась мимо моей снасти, не обращая на неё никакого внимания, бычки и рыбки без названия клевали плохо и я уже начал подумывать, что обожание Феликса сегодня закончится и я получу от него фунт презрения. Как вдруг произошло совершенно необыкновенное событие, свидетелем и участником которого я стал.

Огромная серая чайка упала с высоты на розоватую гладь лимана. Фонтан брызг, скоротечная борьба и вот уже победительница, задевая кончиками крыльев об воду, пытается подняться с добычей в воздух. Рыбища огромна, тяжела и хлопает по воде хвостом, пытаясь обрести свободу. Чайка не может набрать высоту и, выбиваясь из сил, волоком тащит крупного пиленгаса на сушу.

И тут во мне проснулся первобытный добытчик. Бросив удочку, я метнулся к тому месту, где чайка выбралась на берег и заревел, как три белухи вместе. Вероятно, наши далёкие предки с таким же охотничьим рёвом отбирали добычу у леопардов и тигров. Испуганная чайка взмыла в воздух, торопливо заглатывая что-то на лету, а на песке осталась, готовая к употреблению, очищенная, хоть сейчас на сковородку, рыба. Я подобрал полуфабрикат и отправился с ним домой.

Завтрак удался и даже Феликсу достался хвост жареной рыбки. А вечером, вспоминая утреннее приключение и обиженную чайку, я загрустил. Вдруг стало как-то неловко за свой нецивилизованный поступок и я сказал об этом жене.

— Успокойся! Она ведь не голодная улетела. Голову с кишочками кто съел? Да и живёт чайка здесь, поймает ещё не одну большую рыбу. И вообще, разве ты не понял, что это был её подарок нам на завтрак? — сказала мудрая женщина.

В подтверждение её слов Феликс зажмурился и протяжно мяукнул.

ПУТЁВКА В МОРЕ

Лоцманский катер «Наум Пугачёв», который команда называла в шутку «корветом», стоял под парами у причала морского порта Певек.

— По местам стоять, со швартовых сниматься, — по-военному скомандовал капитан.

Команда зашевелилась, отдавая концы, и 50-тонное судно, имея на борту благоприятный прогноз погоды и необычного пассажира, медленно отошло в открытое море.

Необычным пассажиром был четырёхлетний мальчик Лёша. На борт «Наума Пугачёва» он попал потому, что папа у него — океанолог, а капитан катера с интересной фамилией Бобёр считал, что, чем раньше ребёнок попадёт на палубу морского или речного судна, тем лучше моряк из него получится. В том, что моряк из малыша получится обязательно, капитан совершенно не сомневался.

Кораблик лихо рассекал форштевнем морскую волну, на мачте гордо реял флаг России, а впереди его ждали просторы Чукотского моря, гидрологические работы, открытия и приключения. К полудню добрались до цели — за борт ушёл дночерпатель биологов. Гидрологи тоже отправили в глубину свои приборы.

Лёше интересно было решительно всё, но особый интерес мальчика вызвал улов биологов, тем более, что самый главный биолог дядя Серёжа оказался очень добрым и внимательным. Много незнакомого, интересного и непонятного узнал от него Алексей об обитателях морского дна. Маленькому любознательному экспедиционнику даже было позволено участвовать в разборе пойманных экземпляров животных. Конечно, опытный биолог не разрешал новоявленному помощнику прикасаться к редким видам полярной фауны — он сам аккуратно доставал их из промывки пинцетом, но Лёша был счастлив доверием, глаза его блестели, а руки перебирали перламутровые раковины, не пригодившиеся учёным. Каких только животных не приносил дночерпатель с 70-метровой глубины на палубу «Наума Пугачёва» — разноцветных морских звёзд, моллюсков в обросших травой раковинах, морских червей в их домиках-трубочках, крабов и даже несколько маленьких рыбок. Но особенно интересными показались Лёше морские тараканы. В уловах их было много и для дяди Серёжи они большого интереса не представляли, зато Алексею игра с ними очень понравилась. Эти, страшные на вид, ракообразные забавно передвигались по палубе, смешно шевелили маленькими усиками и были совершенно безобидны.

А потом был обед в кают-компании и сам капитан угощал Алексея ароматной ухой, вкус которой он запомнил на всю жизнь. Адмиральский час (так называется послеобеденный отдых на флоте) был сладок и приятен и не шёл ни в какое сравнение с тихим часом в детском саду. Лёша лежал на мягких рыбацких сетях, море, как детскую колыбель, плавно качало судно на ласковой волне, а по потолку салона прыгали весёлые солнечные зайчики, которые совершенно не мешали здоровому детскому сну.

Быстро пролетел экспедиционный день, отгорел закат, над морем взошла луна и зажглись звёзды. Лунная дорожка указала путь к родному причалу. Вот так и закончилось первое в Лёшиной жизни морское путешествие.

— До свидания, моряк! — сказал капитан на прощание, пожимая Алексею руку. — Если что — заходи в гости.

— Да некогда мне будет, завтра в садик идти надо, — по-взрослому сказал Алексей, отвечая на рукопожатие мастера.

Прошло много лет и прав оказался капитан с интересной фамилией Бобёр. Лёша стал неплохим моряком и работает на большом научно-экспедиционном судне, по сравнению с которым «Наум Пугачёв», давший ему путёвку в море, кажется совсем маленьким судёнышком.

А с дядей Серёжей Лёша встретился в зоологическом музее Санкт-Петербурга перед очередным рейсом в Антарктиду.

ТАКОЕ БЫВАЕТ

Работа не ладилась с самого начала. После взлёта из Черского обнаружилось, что передняя стойка шасси не захотела полностью убраться. Мало того, она и в положении «выпущено» не хотела фиксироваться в замке. Многократные попытки победить упрямую стойку успеха не принесли, не помогли и вскрытые полики, и удары кувалдой по непослушному замку.

— На Колыму, на пузо, садиться будем, — принял решение командир.

И упрямая «ласточка» послушалась, наверное, её не устраивала такая посадка.

— Кажись, встала, — выдохнул бортмеханик, закрывая съёмные створки полов.

Сбросили топливо и пошли на посадку с выпущенными шасси. Всё обошлось, нога не подломилась, просто разведку пришлось перенести на следующий день.

Вторая неприятность произошла, спустя сутки. При подходе к острову Врангеля отказал локатор. Работать без него на ледовой разведке, вблизи высоких берегов, при видимости под собой — нельзя. Пришлось возвращаться в Певек и чинить отказавший локатор.

Ещё через сутки при взлёте с Мыса Шмидта самолёт попал в сдвиг ветра и на правой плоскости из-под пробки потёк бензин. Опять возврат, теперь уже на Шмидт.

В следующем полёте приключения, как будто, закончились.

Правда, за Беринговым проливом встретились американские истребители F-15 и вели борт почти до Провидения. Экипаж отнёсся к этому спокойно, такие «свидания» не редкость в Чукотском и Беринговом морях. Радист передал земле сообщение о встрече с американцами и принял известие о закрытии из-за тумана аэропортов Провидения и Лаврентия… А это означало, что на запасной аэродром надо уходить в Анадырь, где нет топлива для Ил-14. Не завезли в навигацию. Такое бывает. Командир со штурманом и гидрологами быстро просчитал ситуацию — ночёвка в Анадыре, утром перелёт в Провидения, полная заправка и — продолжение работы.

— Едем в Анадырь, — сказал командир.

Ил-14 с дополнительным баком может летать до двенадцати часов, но после посадки машины топлива в баках осталось не слишком много. Утренний перелёт уже был на грани фола.

Раннее утро, бархатное урчание моторов, короткий разбег — и курс на Провидения. По оценке синоптиков, попутный ветер должен был подгонять корабль в полёте. Но погода сыграла с экипажем злую шутку. Когда основная часть маршрута была пройдена, ветер резко изменил направление и из умеренного, попутного, превратился в сильнейший, встречный. Это не страшно, когда у тебя полные баки, а когда топливо на донышке и об этом предупреждают сигнальные лампочки на приборной доске, внизу море и тонкий лёд…

— До Провидения не дотянем минут двенадцать, — сказал штурман.

— Понял, крутим влево к берегу, — ответил командир.

— Гидролог, крепкий лёд будет?

— Не будет — полынья там, — последовал ответ.

— И берег высокий, — добавил штурман.

В кабине наступила тишина, нарушаемая мягким рокотом моторов. Время работало против людей.

— Нунлигран — посёлок. Там три озера и лёд на них выдержит нашу «ласточку», — задумчиво проговорил гидролог.

— Паша, карту! — обратился командир корабля к штурману.

Руководитель полётов маленькой вертолётной площадки чуть не свалился с табурета, когда услышал, что к нему на посадку идёт ледовый борт. Стараясь не выдать своего волнения, отправил на самолёт всю информацию о площадке и фактической погоде. В ответ сквозь шорохи в эфире донеслось:

— Мы не на площадку, на озеро садиться будем.

— Может, через сопочку перевалите, там озеро подлиннее, — посоветовал руководитель полётов.

— Не перевалим, — и в эфире наступила тишина…

Мягко коснувшись озёрного льда, похожая на сказочного дельфинчика машина, закончила свой пробег и остановилась в расположенном на берегу озера складе горюче-смазочных материалов. Ближайшие к урезу воды бочки, оказались разрублены винтами и из них вытекала солярка.

— Сели — то мягче, чем на бетонку, — сказал гидролог Володя, а командир только вытер пот со лба.

Прилетевшая после Нового года ремонтная бригада заменила у винтов лопасти и после проверки двигателей запустила их без дозаправки.

Моторы проработали всего одну минуту.

Да, было от чего вспотеть командирскому лбу после посадки второй раз…

МАШЕНЬКА

Журавлёв — известный полярный гидролог, много лет проработавший в различных арктических и антарктических экспедициях, мягко говоря, недолюбливал поморников. Единственные на земле птицы, способные долететь до южного полюса планеты и вернуться обратно к океану, они у него вызывали неприязнь своим резким криком, вороватыми повадками и бандитскими выходками по отношению к другим обитателям Антарктиды. Не раз Олег Дмитриевич наблюдал, как поморники отбирали пищу у бакланов и пингвинов.

И вдруг — Маша, с которой старый полярник неожиданно для себя крепко подружился. Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Машами и Яшами российские полярники в Антарктиде называют всех поморников, независимо от мест их обитания. Бывают, конечно, исключения, например, были в истории континента и Горыныч с Горыновной, но это — совсем другая история. На станции, куда прибыл для очередной зимовки Олег Дмитриевич, Машу и Яшу очень любили.

Повар Витя, нарезая аккуратными кусочками мясо, заботливо приговаривал:

— Это для Машеньки и это для Машеньки. Машенька голодная прилетит, а мы её покормим. Покормим нашу Машеньку и Яшу не забудем.

— Кому? Поморникам готовишь? Что, в мусорных баках отходов не хватает? — спросил Виктора удивлённый гидролог.

— Наша Маша по мусорным бакам не лазит, — с гордостью ответил повар. — Наша Маша… в общем, сами увидите.

При встрече Маша на Журавлёва впечатления не произвела. Обычный поморник, каких тысячи. Крупная птица серо-бурого цвета с белыми пятнами на крыльях. Но первый выход на лёд заставил взглянуть на неё иначе. Олег Дмитриевич с напарником пришли на первую точку гидрологического разреза и стали готовить к работе инструменты. Нужно было пробурить лёд и провести его стандартные измерения. Приготовленный к работе мотобур, лежал на снегу, когда прилетела Маша и села с ним рядом. Недолго думая, она тюкнула своим крючковатым носом мотор бура и от него отвалилась какая-то гаечка. Гидрологи переглянулись.

— Машка, да ты у нас механик, — сказал напарник Олега Дмитриевича, возвращая открутившуюся гаечку на место.

Так с первого рабочего дня Маша стала полноправным членом маленького гидрологического коллектива. Ни один выход на припай не обходился без её участия. Маша и Яша жили на вершине сопки, под которой расположилась антарктическая станция, и им было хорошо видно, когда гидрологи уходили на работу. Маша прилетала с первыми шагами людей по льду и сопровождала их до вечера. Иногда она куда — то отлучалась по своим делам, но всегда возвращалась и находила между айсбергами людей, переместившихся в другой район полигона. Олега Дмитриевича восхищала такая преданность Маши и он попросил у повара для неё кусочки мяса.

— Для Маши — хоть сто порций, — и щедрый Витя не поскупился для своей любимицы.

Птица брала корм с руки осторожно, стараясь не ущипнуть человека своим мощным, крепким клювом, но если нечаянно прищипывала ладонь, то склоняла голову набок и виновато заглядывала ему в глаза. Такого Олег Дмитриевич и представить себе не мог. Пристально наблюдя за ней, Журавлёв выяснил, что Маша никогда не выпрашивает и не ворует рыбу у рыбаков, а ждёт, когда её угостят. Не принимает она участия и в разбойничьих нападениях на других птиц, во всяком случае этого ни разу не видел Олег Дмитриевич. Маша всё больше и больше завоёвывала расположение старого гидролога.

…А потом были многокилометровые пешие походы по припаю, в которых принимала участие и Маша. Она каким — то чутьем предугадывала направление движения людей, залетала вперёд и, дождавшись их приближения, перелетала на новое место. И так — весь день с кратковременным перерывом на обед, во время которого Маша получала гидрологический паёк, заботливо приготовленный для неё поваром Витей.

Закончилась весна, наступило короткое антарктическое лето, море очистилось ото льда, а у Маши с Яшей появился маленький птенчик. Шло время и птенец подрос, превратившись в молодую крепкую птицу. Вся станция с интересом наблюдала за его первыми полётами. А осенью Олег Дмитриевич покинул Антарктиду и отправился домой.

Судьба распорядилась так, что через полтора года Журавлёв снова попал на зимовку на ту же станцию. Баржа подошла к берегу и не успел он сделать несколько шагов по земле, как, откуда ни возьмись, появилась Маша. Она приземлилась возле Олега Дмитриевича, склонила голову набок и, глядя на гидролога, что — то проскрипела своим резким голосом. Удивительно, но полярник не испытал неприязни от Машиного скрипучего приветствия… Оно для него прозвучало, как дружеское: «Здравствуй!»

…Дружба Маши и Олега Дмитриевича продолжалась в течение трёх зимовок и, вероятно, длилась бы дольше… Но перестал гидролог ходить в Антарктиду.

Врачи не пускают — старенький стал.

А Маша, вероятно, и сейчас продолжает дружить с российскими полярниками.

ВОРОНА КАР-РА

Маленького и голого, с едва приоткрытыми глазками воронёнка, подобрали в лесополосе солдаты срочной службы и принесли на аэродромную метеостанцию. Птенец — жалкий и беспомощный — лежал на подушке из прошлогодней листвы под высоким деревом. Участь его была предрешена: гибель от хищников или голодная смерть. Бойцы не смогли пройти мимо такого печального зрелища.

— Солдат ребёнка не обидит, — авторитетно заявил Артём, аккуратно укладывая птенчика в пилотку.

Так и появился на военной метеостанции новый жилец. Обустроить быт птенца оказалось несложно. Временным гнездом для него стала обычная солдатская алюминиевая миска, дно которой Григорий, напарник Артёма, выстлал сухой травой и кусочками чистой ветоши.

Начальник метеослужбы к находке отнёсся благожелательно.

— Боевую готовность нашего подразделения своим присутствием птенец не подрывает, — сказал он. — Пусть живёт, только гнездо нужно убрать из помещения.

Гнездо вынесли на улицу и укрепили на должной высоте, чтобы кошка, со странным именем Качмарик, не могла добраться до воронёнка. Чёрная, как смоль, Качмарик жила на метеостанции много лет и даже офицеры не помнили, откуда она взялась, кто дал ей такое странное имя и почему у неё вместо длинного хвоста маленький обрубок. На ночь солдаты тайком от начальства всё-таки заносили малыша в помещение. Ночи стояли прохладные, а у птенца не было родителей, которые могли бы его согреть.

Проблема с питанием тоже разрешилась просто. Воронёнок оказался всеяден — он поглощал всё, что ему предлагали бойцы, и требовал ещё. В рационе птенца преобладали хлеб, размоченный водой, да солдатская каша. Рос он поразительно быстро и к середине лета превратился в настоящую молодую ворону, которую с лёгкой руки начальника стали называть Кар-рой. Удивительно, но Качмарик ни разу не проявила интереса к вороне и не предприняла ни одной попытки напасть на неё.

Зато молодой вороне очень нравилось гоняться за кошкой и хватать её за обрубок хвоста. Качмарик снисходительно относилась к этим проделкам, наверное, тоже, как и Артём, считала, что солдат ребёнка не обидит. Ведь она была гораздо старше и давно находилась на армейской службе.

Первый полёт Кар-ра совершила из рук Артема. Подброшенная в воздух птица, неловко расправила крылья и спланировала в траву. Артём взял её в руки и снова подбросил вверх. С четвертой попытки ворона взмахнула крыльями и полетела. Радость личного состава была беспредельна.

С каждым днём ворона всё уверенней чувствовала себя в воздухе. Она летала вслед за солдатами на метеорологическую площадку, садилась на будку с приборами и, забавно свесив голову, заглядывала внутрь, где загадочно поблёскивали термометры. Пришло время и Кар-ру перестали устраивать полёты около командного пункта, где располагалась метеостанция. Она стала надолго улетать в ближайший лесной массив. Что она там делала — осталось загадкой.

Не сложились отношения Кар-ры с семейством кобчиков, проживающих неподалёку, но постоянные стычки с мелкими соколами только оттачивали лётное мастерство вороны. Свидетелем такого боя однажды оказался проверяющий генерал из штаба округа. Боевой лётчик, участник Корейской войны, он с восторгом наблюдал, как Кар-ра вела схватку с парой воздушных противников. Ворона грозно щёлкала клювом, петляла, кувыркалась и, наконец, перевернувшись в воздухе на спину, царапнула когтями грудь налетевшего на неё кобчика и тут же ухватила за крыло другого. Неожиданный манёвр и атака остановили нападавших и они стремительно покинули поле боя.

— Твои-то похуже летают. Надо бы некоторым летчикам у вороны поучиться, — заявил проверяющий, глядя в упор на командира части, и тут же бросил замполиту:

— В «Боевой листок!» Срочно!

Замполит не понял, что нужно отобразить в «Боевом листке» — ошибки лётчиков или бой бесстрашной вороны с кобчиками, но переспрашивать не стал, чтобы не рассердить генерала окончательно. К полудню «Боевой листок» был готов и вывешен на всеобщее обозрение. Посередине его красовалась Кар-ра в лётном шлёме, а ниже крупными буквами было написано: «Не худо было б некоторым лётчикам научиться летать, как летает метеорологическая ворона Кар-ра!»

Так к Кар-ре пришли известность и слава непобедимого воздушного бойца. Не раз на метео захаживали свободные от службы офицеры поглядеть на знаменитость.

Кончилось лето, наступила осень, вороны стали сбиваться в большие стаи, на которые с любопытством поглядывала Кар-ра. Настал день и она покинула родное метео, присоединившись к своим сородичам. Грустно стало без вороны, даже Качмарик, глядя на свой обрубленный хвост, с тоской вспоминала лето и весёлую Кар-ру.

Пролетела зима, пришла весна с капелью и ясными деньками. И вот однажды на метео снова появилась ворона. Кар-ра села на столбик, где раньше находилось её гнездо, и громко каркнула:

— Кар-ра!!!

Артём с Гришей выбежали из помещения и бросились к ней, но в руки, как раньше, птица не далась. Целый день ворона провела на метео, перелетая с крыши на столбик, встречая и провожая солдат, занятых своими служебными обязанностями. А к вечеру Кар-ра исчезла, исчезла навсегда, оставив в памяти людей незабываемые впечатления и добрые воспоминания от общения с удивительной и умной птицей.

ЛЕДЯНОЙ СТРАННИК

Большущий пятикилометровый айсберг, шумно вздохнув, отделился от ледника и плавно закачался на собственных волнах. Подводное течение медленно развернуло его, увлекая в открытый океан. С кромки ледника сорвался лёгкий ветерок и осыпал на прощание ледяного гиганта снегом, словно конфетти. Искрясь и сверкая на солнце, айсберг гордо начал свой дрейф на просторах Южного океана. Огромный, бескрайний океан ласково подхватил малыша, увлекая всё дальше и дальше от родного барьера. Два месяца безмятежного плавания изредка омрачались штормами, но молодому и крепкому айсбергу шквальные, порывистые ветры были нипочём. В нём сохранялся тысячелетний антарктический холод, да и окружающие океанские воды имели минусовую температуру.

Неприятности начались осенью, когда под воздействием крепких юго-восточных ветров, господствующих над прибрежной акваторией Антарктиды, наш айсберг разогнался и встретил на своём пути естественное препятствие в виде островной дуги и подводной гряды между её островами. С разгона врезался он в подводные скалы. Со страшным грохотом развалилась и рухнула в море 70-метровая надводная стена айсберга. Содрогнулась и начала крошиться подводная часть, принявшая на себя удар на пятисотметровой глубине. Море вокруг гиганта вспенилось, рождая огромную волну, а из морской пучины на поверхность воды всплыли ледяные обломки и растеклись по поверхности океана на несколько километров. Огромная ледяная гора, весом в миллионы тонн, беспомощно остановилась, застряв на острых подводных скалах архипелага в гордом одиночестве.

А через две недели это одиночество было нарушено. Пришелец появился неожиданно из густого тумана и тихо остановился неподалёку. Его стены, покрытые выбоинами и трещинами, хранили память о столкновениях с другими гигантами.

…Пришла зима с суровыми сорокаградусными морозами. Море замёрзло и на многие километры вокруг установился припай. Полярная ночь приняла в свои объятья студёный Южный материк, окружив его аурой полярного сияния.

Холодную, мрачную и затяжную зиму наш скиталец перенёс прекрасно. Сильнейшие стоковые ветры и подводные течения отполировали его бока до блеска, а сосед по зимовке ни разу не нарушил покой. С первыми робкими лучами солнца, возвестившими о начале полярного дня, поверхность айсберга снова засветилась, заискрилась и, наконец, настал тот день, когда крепкий западный ветер навалился своим упругим плечом на отвесную стену гиганта и он, ломая весенний лёд, вместе с соседом начал медленно двигаться к кромке припая. Несколько дней они шли параллельными курсами, а потом, в полярном тумане, пути их разошлись и они потеряли друг друга навсегда.

Как и прошлым летом, порывистые, шквальные ветры айсбергу были нипочём. Вот только волнение, вызванное ими, медленно и верно подтачивало его бастионы. А солнечные лучи безжалостно испаряли и нагревали надводную часть, которая с шумом трескалась, выбрасывая из недр ледяной горы куски льда. В такие моменты айсберг походил на гигантский средневековый фрегат, ведущий морской бой с неприятелем. Летние снегопады ослабляли и залечивали солнечные ожоги, но разрушений становилось всё больше и больше, трещины разделили его поверхность на неправильные, многоугольные блоки и глубина их продолжала увеличиваться. Разгул солнечному беспределу положила осень. Уже мартовские туманы принесли долгожданное облегчение, а в апреле начались затяжные снегопады. К концу мая море снова замёрзло и айсберг остановился в припае у небольшой береговой научной станции.

Наступила полярная ночь, расцвеченная сполохами полярных сияний. Мириады звёзд млечного пути озарили своим таинственным мерцанием шестой континент и в самом центре этой завораживающей картины торжественно и величественно зажёгся холодным светом Южный крест. Установились крепкие морозы и по телу ледяной горы поползла сетка мелких термических трещин. Они медленно, но верно подтачивали здоровье нашего знакомого. Обломки, падающие со стен, образовали вокруг айсберга высокие, протяжённые осыпи.

В середине полярной ночи покой айсберга нарушили люди. От берега отделилась крохотная точка — это беспечные полярники весело катили на своём громыхающем вездеходике прямо к хрипло потрескивающему гиганту, совершенно не подозревая, что путь их ведёт к опасности. Не любят шума айсберги, ой, не любят. На приливной волне титан зашевелился и от него навстречу возмутителям спокойствия по льду побежали широкие чёрные трещины. Вездеходик на полном ходу едва не угодил в одну из них. Сообразив, что дальнейшее движение опасно, люди поспешили вернуться на берег и до начала полярного дня не беспокоили гиганта. Весной они снова приехали на своём вездеходе, но приближаться к айсбергу не стали. Разложили на льду приборы и занялись своей привычной работой.

Неожиданно произошло явление, которое даже бывалые полярники, стоя на берегу, наблюдают с восторгом, смешанным с первобытным ужасом перед буйством стихии. Те же, кто столкнулся с разгулом природных сил на припае и благополучно пережил его, ещё долго хранят в памяти колебания льда под ногами, рёв разрушающегося айсберга и выброс обломков льда на большую высоту. Предвидеть или прогнозировать такие явления невозможно.

Разрушение глетчера может начаться по разным причинам, совершенно не связанными между собой: волнение моря и трещины в припае, резкие понижения и повышения температуры воздуха, обильные снегопады и приливы, тектонические возмущения и подвижки ледников, в меньшей степени — подводные течения, ветер и солнечная радиация. Особенно активны айсберги во время полнолуний и новолуний, когда Солнце, Луна и Земля выстраиваются, как на параде, в одну линию, а приливная волна в океане достигает своего максимума. Вот и этой весной во время такого парада таинственные силы природы встряхнули спящего гиганта. Он вздрогнул, где-то глубоко в его недрах возник гул, перешедший в страшный рёв, напоминающий работу авиационной турбины. С ужасным грохотом, подобным близкому раскату грома, развалилась надводная часть титана, подняв в воздух массу больших и малых обломков льда.

Люди в ужасе бросились к своему вездеходу и когда последний из них с трудом втиснулся в кабину, машина резко рванула к спасительному берегу.

Потеряв значительную часть своей массы, айсберг всплыл, выбросив тонны воды вперемешку с обломками льда на стометровую высоту. Водяные потоки, с шумом стекающие с его стен, оставили на них глубокие и широкие борозды, а новая вершина округлилась и приобрела форму купола, на котором остались крупные обломки льда причудливых форм. Шестисотметровая зона взломанного припая едва не уничтожила приборы, брошенные людьми на льду при спешном бегстве. Ледяная пыль улеглась, и в холодный антарктический мир вновь вернулись прежняя тишина и покой.

…В скитаниях по океану прошло ещё несколько лет. Ледяной странник сильно уменьшился в размерах, превратившись в небольшую пресную льдину. Ничто в её облике не напоминало того сверкающего гиганта, рождённого на антарктическом побережье семь лет назад. Ветра и течения уносили льдину всё дальше и дальше на север, и вскоре тёплые северные воды окончательно растопили её.

А в это время далеко, далеко на юге, за тысячи морских миль от этого места, большущий семикилометровый айсберг, шумно вздохнув, отделился от ледника и плавно закачался на собственных волнах. Подводное течение медленно развернуло его, увлекая в открытый океан, а с кромки ледника сорвался лёгкий ветерок и осыпал на прощание ледяного гиганта снегом, словно конфетти. Искрясь и сверкая на солнце, айсберг гордо начал свой дрейф на просторах Южного океана. Огромный, бескрайний океан ласково подхватил малыша, увлекая всё дальше и дальше от родного барьера.

КЛАССИК

Еще граф Сабанеев авторитетно утверждал, что не бывает и быть не может таких рыбалок, когда не была бы поймана хотя б одна рыбка. С классиком не поспоришь.

…Вездеход нёсся по снежной целине к месту рыбалки в устье чукотской реки Ичувеем. Дорог был каждый час, ведь выходные дни коротки и быстротечны. Припай в этом году ровный — без торосов и трещин, гони-не хочу. Вот и придавил педаль газа до упора, довольный собой, своей машиной, окружающим миром, погодой и предвкушением рыбалки молодой вездеходчик Виталий Плотников.

Прикатили, разгрузились, поставили палатку и рассыпались по льду в поисках удачливых мест. Рыбалка — универсальное занятие для всех её поклонников. Непоседы и торопыги, не ведая усталости, в поисках удачи пробегают несколько километров и насверливают массу лунок в полутораметровом льду. Люди спокойные, неторопливые, а может быть, и просто ленивые не уходят с облюбованного места часами или пользуются лунками торопыг.

Рыбацкое счастье капризно и изменчиво, но и те, и другие бывают вознаграждены за свои труды скуповатенькой на удачу Фортуной. На этот раз Фортуна была не слишком щедра. Рекорд двухдневного пребывания на льду принадлежал напарнику Виталия — 12, не слишком крупных, корюшек. Смех, да и только. Конечно, свежий морозный воздух, великолепные рассветы и потрясающие своей красотой чукотские закаты в полнеба — всё это замечательно, но наловить вожделенный мешок корюшки, пахнущей огурцами, никто не смог. А Виталька и вовсе ни одной рыбки не вытащил из-подо льда. Не помог ему в этот раз богатейший набор блёсен, с любовью выточенных в гаражной мастерской и составляющих предмет особой гордости их владельца.

Близилось время отъезда. Рыбаки собирали нехитрый скарб, сворачивали палатку и вдруг кивок на Виталькиной удочке дрогнул и резко ушёл вниз, подсечка и…

— Ура! — поймана долгожданная рыба престижа.

Малявка была похожа на длинненькую серебряную блёсенку, которую чукотские рыбаки делают сами для подлёдного лова. Виталька разочарованно смотрел на маленькую рыбку, а перед глазами стоял большущий семикилограммовый налим, пойманный им два месяца назад в реке Паляваам на молоток с гвоздём вместо рыболовного крючка…

Но это — уже совсем другая история!

ПЕШКОМ «ПРИШЁЛ»

…Ледовый борт. Десять минут до взлёта. Лётчики пристёгнуты. На своём рабочем месте медленно, как чайник на плите, «закипает» первый гидролог Анатолий Иванович Кудрявцев. И есть от чего. На вылет опаздывает его напарник — молодой, но уже опытный второй гидролог Илья Ягубов.

— Анатолий Иванович, может задержечку дадим? — спрашивает командир.

— Поехали! Мальчишек учить будем. Пешком пойдет, — ответил Кудрявцев.

И — поехали. Самолёт вырулил на полосу, разбежался и улетел, помахав крылышками подъезжающему к аэропорту Илюхе.

Справедливости ради надо сказать, что полёт не имел большого навигационного значения, просто машина вылетала ресурс, её надо было заменить на другую и вернуться в Певек. Полёт предстояло выполнить по чистой воде вдоль берега моря до устья реки Колымы и далее, вверх по течению, в аэропорт Черский. Чистую воду несложно отметить на карте и без второго гидролога. Но сам факт опоздания к вылету вызвал у Кудрявцева бурю негодования.

Увидев исчезающий в голубом небе самолёт с красными крыльями, Илья растерялся. Но с принятием решения подняться к диспетчерам — растерянность прошла, а после встречи со знакомыми пилотами, выполняющими пассажирский рейс по маршруту Певек — Черский на ИЛе, стало ясно, что в пункт назначения он попадёт раньше, чем ледовый борт с Анатолием Ивановичем.

Посадка в Черском всегда приятное событие. Всё дело в том, что здесь есть лес. От Анадыря до Тикси леса нет, а тут — есть. Краснокрылая «ласточка» мягко коснулась полосы и покатила на стоянку под горкой. Распрощавшись с лётчиками, вдыхая лесной аромат, инструктор ледовой разведки Анатолий Иванович Кудрявцев отправился отдыхать в старенький деревянный профилакторий на краю посёлка.

Уютно устроившись в тишине профилактория и предвкушая встречу с Кудрявцевым, Илья Михайлович Ягубов наслаждался покоем и читал свежую газету. Мягкое кресло создавало ему дополнительный комфорт. Скрип деревянных ступеней возвестил о приближении мастера ледовой разведки. Дверь распахнулась и в полутьме гостиничного холла Анатолий Иванович разглядел Илью. Изумлению его не было предела. Нога, занесённая над гостиничным порогом, так и зависла в воздухе…

На приветливую фразу Ильи:

— Проходите, Анатолий Иванович, я вот и чаёк уже заварил, — мастер пробормотал что — то нечленораздельное. А когда к нему вернулся дар речи, только и смог произнести:

— Уважаю! Но как ты добрался?

— Пешком «пришёл», — простодушно ответил Илюха.

Дружба этих людей продолжалась долгие годы.

«ДЕВУШКА С ВЕСЛОМ»

Вездеход мчался по ухабистой тундре, траки клацали на кочках, как зубы молодого дракона. Машина возвращалась в Певек после обследования берегового варианта трассы зимника Певек — Бараниха.

Обычно трассу прокладывают по льду Чаунской губы, где лёд ровный, скорость движения транспорта, как на автобане, а вот по тундре ездить гораздо хуже, того и гляди, что-нибудь от машины отвалится. Но крепкие морозы приходить на Чукотку этой осенью не спешили, лёд в Чаунской губе нарастал медленно, а трасса была жизненно необходима. В посёлке Бараниха заканчивался уголь, а без тепла на Севере даже слабый мороз не пережить. Вот и пришлось проложить дорогу по берегу.

Особенность берегового варианта заключается в том, что зимник пересекает множество тундровых речек и речушек, лёд в которых не всегда может выдержать предполагаемую нагрузку. Вот и приглашают дорожники гидрологов для измерения толщины льда и расчёта его грузоподъёмности. В кабине вездехода вместе с водителем Валеркой ехал старый, опытный и всеми уважаемый дорожный мастер Васильевич. Гидролог Володя, как говаривал знаменитый герой из мультика, — «мужчина в расцвете сил и энергии» дремал в вездеходном салоне.

Вездеход иногда останавливался и Валерка с Васильевичем, каждый со своей стороны, осматривали ходовую часть. Вероятность «разуть» вездеход в мёрзлой тундре очень высока. Пальцы, скрепляющие вездеходные траки, имеют неприятное свойство вылезать в самое неподходящее время и тогда гусеница слетает с катков, обеспечивая мышечную радость беспечному вездеходчику и его пассажирам. И ещё одна важная деталь вездеходной жизни: связь между людьми в салоне и кабине осуществляется с помощью звукового сигнала, кнопка подачи которого находится в салоне. Длинный сигнал — «стоп», два коротких — «поехали».

Всё шло хорошо: вездеход летел, траки клацали, Вова мирно посапывал во сне. Но… несовершенен человек, венец природы, и малая нужда внезапно и настойчиво напомнила о себе. «Мужчина в расцвете сил и энергии» проснулся — и в этот момент вездеход, как по волшебству, остановился. Не теряя ни секунды, Вовка выпрыгнул из вездехода в надежде решить проблему и вернуться на своё место до того, как вездеход тронется. О сигнальной кнопке он даже не подумал. Чудесная остановка длилась недолго, траки снова заклацали и вездеход, помахивая Вове открытой дверью салона, начал удаляться. Порыв бросить шапку через транспортёр, чтобы привлечь внимание водителя падающим перед его носом предметом, Володя пресёк сразу. Мысль опередила действие на долю секунды.

— А вдруг на крышу упадёт? — заботливо подсказала она и бросок не состоялся. Плохо без шапки в сорокаградусный мороз в тишине полярной ночи.

Валерка лихо дёргал рычаги управления и давил на газ, предвкушая скорое возвращение к молодой жене. Домой не только лошади, но и вездеходы быстрей бегут. Довольный работой гидролога и собой, Васильевич попутно проводил контрольный осмотр намеченной трассы. Отмахали километров двадцать.

— Тормозни, ноги разомнём, да чайку по стопочке махнём, у гидролога немного осталось, — сказал он Валерию.

Остановились, вышли из вездехода. Васильевич даже несколько раз присел. То, что увидел мастер, обойдя вездеход, бросило в жар. Дверь салона открыта и сам салон забит снегом. Лоб покрылся испариной, а глаза старого дорожника вылезли из орбит.

— Человека потеряли, потеряли человека, — жалобно запричитал он.

Валеркины эмоции вылились в одно единственное слово. Одновременно, не сговариваясь, прыгнули в кабину. Вездеход развернулся на месте и рванул по старому следу.

Гидрологи много времени проводят в полевых условиях и испугать их морозом, тишиной полярной ночи, тундровым одиночеством или пешими переходами трудно. Вот и наш герой надел рукавички, надвинул на лоб меховую шапку и, вдохнув полной грудью морозный воздух Чукотки, отправился в путь по вездеходному следу.

Полярное сияние и огромные, как горошины, звёзды освещали дорогу незадачливому гидрологу. И все же одна тревожная мысль не давала Владимиру покоя. Волки — голодные, злобные волки — вот что лишало покоя нашего путника. Положение спасла доска, подобранная Володей в тундре. Это своеобразное оружие придало уверенности в своей непобедимости. И путник бодро зашагал дальше. Кроме того, простая логика подсказывала, что рано или поздно пропажа человека обнаружится и вездеход вернётся назад.

Фигуру гидролога с обмёрзшей бородой и длиннющей доской в руках Валерка с Васильевичем увидели одновременно. Подъехали. Остановились. Нервное напряжение спало и пришло время шутке.

— Ну что, «девушка с веслом», залазь, домой поедем, — и все трое дружно захохотали.

И МЫ ТАК УМЕЕМ…

Раннее арктическое утро, безоблачное небо и необъятный простор Северного Ледовитого океана с белыми льдинками на зеркальной поверхности.

На самолётной стоянке островного аэродрома идёт подготовка истребителей к полётам, и первые пары уже выкатываются на старт. Одну из рулёжных дорожек в ожидании своей очереди на взлёт занял Ил-14 — всепогодный корабль ледовой авиационной разведки. Самолёт — на предварительном старте, экипаж готов к выполнению задания и с интересом наблюдает, как поднимаются в воздух истребители-перехватчики.

А посмотреть было на что. Серебристые остроносые машины с ужасающим рёвом и мощной огненной струёй из сопел двигателей проносились по взлётной полосе. Добежав примерно до её середины, они, пара за парой, разрывая студёный воздух, свечой уходили в арктическое небо.

— Да-а… Красиво работают ребята, — задумчиво проговорил второй пилот.

— Ну и что? Подумаешь… И мы так умеем, — после небольшой паузы отозвался командир и вдруг неожиданно резко спросил:

— Гидрологи пристёгнуты?

— Так точно! Двери, люки закрыты, гидрологи пристёгнуты! — по-военному чётко ответил бортмеханик.

Последняя пара перехватчиков ушла в голубую высь и ледовый борт занял своё место на исполнительном старте. Короткий разбег — и ширококрылая машина легко оторвалась от полосы, резко задрала нос и, убрав шасси, стала набирать высоту.

Конечно, взлёт ИЛа только отдалённо напоминал свечу истребителей и всё же выглядел эффектно. Аэродром ахнул от восторга. Со стоянки военные махали взлетавшему самолёту руками.

Набрав стометровую рабочую высоту, борт перешёл в горизонтальный полёт, развернулся, пролетел над аэродромом, покачивая красными крыльями оставшимся на земле изумлённым людям, и растаял в синеве моря и небес.

Впереди был обычный десятичасовой полёт над одетым в ледяной панцирь Северным Ледовитым океаном.

Разведку ждали моряки.

БАБУЛИНЫ ПИРОЖКИ

— Бабуля, привет, буду завтра пролётом. Стоянка всего два часа, а дальше на Хатангу пойдём.

— Господи, Антошенька. Откуда ты, родной?

— Бабуль, я в Воронеже. Завтра в Краснодаре буду в 12:00 по Москве, — пророкотала телефонная трубка.

— Я завтра в аэропорт приеду. Не улетай, не повидавшись, — наивно попросила пожилая седовласая женщина.

— Конечно, конечно. Приезжай, мы тебя обязательно дождёмся. И с командиром я тебя познакомлю, — ответил Антон Константинович — штурман большого всепогодного корабля специального применения.

— Антош, я пирожков напеку. Твоих любимых.

— Спасибо. Бабуль, пока, пока. Не могу больше разговаривать. Целую.

— До встречи, Антошенька, — бабуля медленно положила телефонную трубку и тихо утёрла невольно набежавшую слезу.

До Краснодара путь не близкий — два часа на автобусе, есть время для раздумий. И вспомнилось бабушке, как в раннем детстве потерял Антоша родителей, тогда-то и появилась на голове у бабули первая седина. Как пошёл в первый класс, трудности переходного возраста, а сколько переживаний доставили школьные выпускные экзамены и поступление мальчика в лётное училище. И опять взгляд ясных тёмно-серых бабулиных глаз затуманили непрошеные слёзы.

Встреча с внуком была короткой. Объятия, поцелуи — и вот уже пора прощаться. Командир был представлен бабушке и приветливо (как это умеют делать только лётчики) раскланялся, прощаясь с нею. Бабуля была очарована командирским вниманием.

— Вы уж там приглядите за Антошей, непоседа он у меня, — на прощание сказала она ему.

Антон Константинович смущённо покраснел, а командир весело рассмеялся и торжественно пообещал выполнить наказ бабули.

Машина разбежалась по взлётно-посадочной полосе, плавно оторвалась от бетона и с рёвом ушла в голубую высь.

У ограды на лётное поле стояла и махала рукой вслед улетающему самолёту бабушка, сердце которой переполняла гордость за её замечательного внука.

Домой усталая старушка вернулась поздним вечером, а в это время где-то далеко от её дома, на высоте в 11 тысяч метров, лётчики экипажа всепогодного корабля специального применения с удовольствием ели пирожки и вспоминали её добрым словом.

«А МЫ ПОЙДЁМ ДРУГИМ ПУТЁМ!»

Андрей Алексеевич не стал выяснять причину, по которой почти весь коллектив китайской станции оказался в бедственном положении на морском льду вдали от родной базы. Он сразу приказал готовить к срочному выезду станционный вездеход и вызвал к себе гидролога с доктором для уточнения деталей предстоящей спасательной операции.

Стараниями Ивана Ивановича, старого полярного вездеходчика, транспортёр ГТТ уже через 15 минут был готов к выезду на лёд, а ещё через 10 минут, приняв на борт гидролога, доктора и лидера китайцев, вездеход фыркнул и покатил в ночь, навстречу неизвестности.

Первые 12 километров машина легко пробежала по следу китайцев, петляющему между айсбергов и их обломков. Морских торосов на льду было мало, колея прекрасно видна, единственное, что не нравилось гидрологу — уж больно близко она пролегала от ледяных гигантов.

— Держись подальше от айсбергов, вдоль них могут быть наледи, — прокричал он вездеходчику сквозь грохот мотора.

Иван Иванович согласно кивнул головой. Как никто другой, представлял он опасность этого природного явления, когда во время прилива морская вода сквозь трещины вокруг айсбергов выступает на поверхность льда и, пропитывая снег, образует непроходимую трясину. Пешеход в ней может запросто оставить сапоги, унты или валенки, а техника, не сумевшая быстро выбраться из ловушки, рискует вмёрзнуть в лёд и создать массу хлопот своему хозяину.

На двенадцатом километре машина внезапно осела и остановилась, беспомощно вращая гусеницами в снежно-водяной каше. Днище её плотно сидело на спрессованном снежном основании.

— Влипли!.. — констатировал вездеходчик, выбираясь из кабины.

Почти три часа маленький экипаж машины боролся за её живучесть. Под траки приходилось подкладывать брёвна, которые предусмотрительные вездеходчики всегда возят с собой. Тяжеленные куски дерева позволяли продвигаться вперёд на длину корпуса вездехода за один оборот его гусениц. Двигались очень медленно, наледь казалась бесконечной, люди выбивались из сил, перетаскивая брёвна из-под кормы вездехода к его носу, чтобы снова подложить их под гусеницы. И вот, когда сил почти не осталось, а брёвна были переломаны, словно спички, транспортёр, как живое существо, отжался ото льда и медленно-медленно выполз на сухой и плотный снег.

Первую группу китайцев из трёх человек российские полярники встретили примерно через полтора часа. Замёрзшие люди в демисезонных болоньевых куртках и пластиковых сапогах угрюмо брели по старому вездеходному следу навстречу спасателям. Приняв на борт людей, машина рванулась вперёд, как будто сама понимала, что медлить нельзя. Доктор прямо на ходу занялся оказанием первой помощи пострадавшим — не обошлось без лёгких обморожений. Следующая, самая большая группа из семи человек, была подобрана несколько минут спустя. А ещё через некоторое время в вездеход, поддерживая друг друга, забрались и остальные китайские полярники.

Мистер Лего пересчитал личный состав и облегчённо вздохнул.

До аварийного вездехода добрались без приключений. Он стоял холодный и одинокий среди белого безмолвия, а под ним, словно кровь на снегу, застыла лужа масла из повреждённого маслопровода. Забирать неисправный транспортёр китайцы не стали — решили вернуться к нему позже. Иван Иванович развернул машину на обратный курс и вопросительно посмотрел на гидролога.

— А мы пойдём другим путём, — ответил тот, прокладывая маршрут возвращения на своей карте подальше от зоны айсбергов.

— Не таким путём надо идти, дорогие товарищи, — поддержал его Иван Иванович и они улыбнулись друг другу.

Как орловский рысак, рванулся ГТТ с места и через три часа ко всеобщему ликованию благополучно прибыл на китайскую полярную станцию.

КОНСПИРАТОР

Эта история произошла в те далёкие времена, когда колбаса стоила два рубля двадцать копеек за килограмм, сметана была настоящей, а высшее образование в стране развитого социализма было бесплатным.

Эфир маленького южного городка в радиодиапазоне 200—300 метров буквально задыхался от неимоверного количества незарегистрированных радиостанций. Собрать передающую приставку было несложно при минимуме радиотехнических знаний. Лампа 6П3С, переменный конденсатор, катушка индуктивности плюс несколько сопротивлений — вот и вся «шарманка», подключённая к усилителю обычного радиоприёмника или магнитофона. Всё это позволяло вести на примитивной антенне радиообмен в пределах городской черты. Большинство любителей этим и довольствовались. Были, конечно, увлечённые люди, которые собирали мощные передающие устройства, позволявшие осуществлять связь с другими городами страны, но их было немного. Операторы крутили музыку, обменивались информацией и при этом нередко использовали ненормативную лексику, но это обстоятельство не мешало местной молодёжи с восхищением слушать музыку от своих эфирных кумиров на средних волнах отечественных переносных приёмников — «Альпинистах», «VEFах», «Океанах». Музыкальный репертуар любительских станций был весьма разнообразен — Высоцкий, Ободзинский, Битлз и Deep Purple — всё то, что нельзя было услышать на официальных радиоканалах, присутствовало здесь в изобилии. А позывные хулиганских станций просто искрились разнообразием. Кого и чего здесь только не было — «Кардинал» и «Радикал» соседствовали с «Каскадом» и «Кристаллом». Была даже «Орлеанская дева».

— Фсем. Фсем. Здесь «А-а-арлеанская дева.» Фсе, кто меня принимает, па-апрашу на связь, — вещала она с хрипотцой, свойственной юношеской ломке голоса.

Четырнадцатилетний радиолюбитель Вовка Кононцев вот уже три часа не отходил от приставки. Занятие было настолько увлекательным, что мальчишка забыл обо всём на свете, и милицейский ГАЗик, остановившийся под окнами своего дома, увидел в тот момент, когда из него выбрались представители закона и направились к дверям его подъезда.

Сомнений не было: передатчик запеленгован и милиция намеревалась его изъять вместе со всей домашней радиоаппаратурой. Злые языки утверждали, что в таких случаях конфисковывались не только радиоприёмники и магнитофоны, через усилители которых осуществлялся выход в эфир, но и электрические утюги со сковородками и чайниками. Могла пострадать в комнате и внешняя электропроводка — её просто срезали. Штраф, объяснение с родителями и массу других неприятностей нёс с собой визит милиционеров. Вовка понял: медлить нельзя, надо срочно что-то предпринимать. Мгновенно он вырвал «с мясом» свой маленький передатчик из приёмника и бросился на кухню. Зачем на кухню, он и сам впоследствии объяснить не смог. На плите стояла большая кастрюля с борщом, сваренным Вовкиной мамой накануне. Приставка тихо булькнула и медленно ушла в глубину. На поверхности остался только верх индукционной катушки, который находчивый радиолюбитель прикрыл овощной гущей, выловленной из борща рукой. А в дверь уже стучали…

Милиционеры дважды осмотрели квартиру и не обнаружили ничего подозрительного. Один из них, особенно дотошный, даже на кухню заглянул.

— Чего это у тебя кастрюля крышкой не накрыта? — неожиданно спросил он Вовку.

— Мне в школу во вторую смену идти, я обедать собирался, а тут вы пришли, — не моргнув глазом ответил юный конспиратор.

— Ну ладно, не будем тебе мешать, — и милиционеры ушли.

Вовка облегчённо вздохнул, закрывая за ними дверь. Взгляд его упал на часы в прихожей — до начала школьных занятий оставалось десять минут.

— Бегом успею, — подумал Вовка, хватая папку с учебниками…

Уже в школе он спохватился, что не вытащил приставку из борща. Извлекла её оттуда Вовина мама. Изумлению её не было предела, а вечером, когда сын вернулся из школы, она приняла самые решительные меры по пресечению радиохулиганства в собственной квартире.

Ох, и досталось Вовке «на орехи!» Тяжела была рука у его мамы…

ГРИБЫ ТУНДРЫ

Вова Фурман работал на Чукотке в гидрологической партии на реке Паляваам не первый год и, как ему казалось, неплохо разбирался в местных грибах. Во всяком случае, подберёзовик или надберёзовик от мухомора он отличал уверенно.

…Маленькая справка для тех, кому не довелось побывать в тундре. Настоящая берёза там не растёт, только карликовая. По Вовкиной терминологии, маленькие подберёзовики так назывались потому, что были меньше окружающих их берёзок, а большие, высокие и статные подберёзовики переходили в разряд надберёзовиков, потому что их шляпки гордо возвышались над карликовым берёзовым лесом. С мухоморами и вовсе проблем не было — их сложно перепутать со съедобными грибами.

И вот однажды, возвращаясь с рыбалки, прямо возле жилого балка Володя обнаружил симпатичные грибочки, которые он раньше здесь не встречал. Они были сказочно прекрасны — плотненькие, средних размеров, как солдатики, стояли они на изумрудном травяном покрове. Несколько минут гидролог любовался грибами, мучительно вспоминая, где он мог их видеть.

Услужливая память подсказала:

— В журнале.

— Точно, — промолвил вслух Володя, довольный своей памятью.

И решил:

— Сейчас соберу, сам поем и ребят накормлю.

Вездеход со сменой был где-то не очень далеко на подходе. Сказано — сделано. Вскоре на столе стояли две сковороды с жареными грибами, и ребята не заставили себя долго ждать — на горяченькое поспели.

— Вова, а где написано, что они съедобные? — спросил Лёха, разглядывая обложку журнала с изображением грибов. Картинка была великолепна — глянцевая, цветная. На ней, под зелёной тундровой кочкой, прятались грибочки, на шляпках которых поблёскивала роса, а под картинкой яркими крупными буквами было написано: «Грибы тундры». И больше — ничего.

Вовкины глаза округлились и под дружный хохот экспедиционников он опрометью бросился из балка. Авторитетный консилиум, из вновь прибывших после знакомства с ситуацией и осмотра сырых экземпляров, постановил:

— Грибы съедобные и называются они «валуи».

О том, что их лучше солить или мариновать Вовка узнал гораздо позже, а сейчас, после вердикта друзей, когда опасность отравления миновала, ему сразу стало легче и спокойней на душе.

Много лет проработал Володя на Палявааме, но валуи в окрестностях гидропартии больше не встречал.

— Спит грибница или вовсе пропала, — авторитетно заявляли знатоки тихой охоты.

И вот перед окончательным Вовкиным отъездом на «материк» они с напарником ранним утром обнаружили удивительные грибы. Росли грибики на том же месте, где Володя встретил их впервые. Солдатики стояли ровными рядами, как на параде, в изумрудно-зелёной траве, а на их шляпках всеми цветами радуги искрились росинки.

— О, грибочки! На жарёху наберём! — обрадовался напарник.

— Нет! Не будем трогать, они со мной попрощаться вышли, — тихо сказал Вовка коллеге.

Тот промолчал, а про себя подумал:

— Да. Зазимовался ты, дружок, на «материк», на «материк» лети- и чем быстрей, тем лучше.

Молодой гидролог ничего не знал о том, что произошло на этом месте с Володей много лет назад.

НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК

Занятия по радиоделу подходили к завершению. Вёл их полковник запаса Александр Васильевич Андрусенко, отдавший тридцать пять лет своей жизни службе в радиотехнических войсках.

— Тема сегодняшнего урока: «Генератор звуковых волн различной частоты», — сказал он.

Студенты слушали с интересом. Внимание аудитории Александр Васильевич завоёвывал без труда. Эмоциональный рассказ о скучнейших вещах, происходящих в радиомире, сдобренный случаями из жизни и приправленный меткими замечаниями, всегда имел успех даже у не слишком старательных учащихся. А его сравнение колебательного контура с качелями, на которых раскачиваются Танечка с Манечкой, стало краеугольным камнем всех лекций по радиоделу. Категорически не переносил старый радиоинженер, когда в его присутствии или, хуже того, на экзамене, головные телефоны называли наушниками. За это можно было и двойку схлопотать, в остальных своих проявлениях это был милейший человек и студенты его любили.

Занятие заканчивалось, теоретический материал изложен, генератор собран и наступал тот волнующий момент, когда сборщики задают себе вопрос:

— Запищит или нет?

Собранный генератор должен был выдавать звуковые сигналы различной частоты и каждый из участников сборки мог услышать их через головные телефоны.

Александр Васильевич в окружении студентов проводил контрольный осмотр прибора. Ближе всего к нему находились Борис и Людочка. Боря откровенно скучал, с радиоделом он познакомился ещё в армии и сегодняшнее занятие ему было неинтересно, а воображение девушки занимал стройный молодой парень, которого она встретила в общежитии сегодня утром.

«Как его найти? Как подойти? Как познакомиться? И что из этого выйдет дальше?» — вот круг вопросов, который занимал Людочку и непрерывно вертелся в её хорошенькой головке.

Между тем контрольный осмотр генератора подошел к концу. Александр Васильевич водрузил на свою голову наушники и торжественно произнёс:

— Это высокоомные головные телефоны, в сеть ни в коем случае не втыкать!

Немного помедлив, чтобы до студентов дошёл смысл его слов, полковник радиотехнической службы протянул рядом стоящей Людочке вилку от телефонов и по-армейски скомандовал:

— Врубай!

Команда неожиданно вернула девушку к реальности. От резкого голоса, заставшего её врасплох, Людочка вздрогнула и лёгким молниеносным движением руки всадила вилку наушников в розетку с напряжением двести двадцать вольт.

Остатки волос на лысой голове преподавателя встали дыбом, глаза сделались квадратными, а из высокоомных головных телефонов к потолку потянулись голубоватые струйки дыма. В воздухе запахло жжёной изоляцией. Студенты остолбенели и только скучающий Борька не растерялся и мгновенно выхватил вилку из электрической розетки.

К полковнику медленно возвращалось сознание, а в голове уже роился набор слов, от которых мог покраснеть и ротный старшина. Но бледные губы наставника только выдохнули:

— Чем же ты слушала, милочка моя???

Да, Александр Васильевич Андрусенко, отдавший тридцать пять лет своей жизни службе в радиотехнических войсках, был настоящим полковником.

ВСЁ ВОВРЕМЯ, ВСЁ В СРОК

Медведица подошла к майне для гидрологических приборов и бесцеремонно потянула на себя брезент и лист фанеры, которыми та была накрыта. Приборы и оборудование ее не заинтересовали, а вот едва уловимый запах тюленя, идущий от воды, сильно взволновал зверя. Ещё вчера здесь кувыркалась нерпа. Медвежата остановились неподалёку и внимательно следили за действиями матери.

— Вов, что делать будем, скоро срок наблюдений, а они, похоже, уходить и не собираются? — тихо спросил Паша Воронов Володю Симонова, глядя на медведей через окно передвижного балка, стоящего рядом с майной. Вторую неделю работали они на припае Восточно-Сибирского моря по программе изучения морского льда и подводных течений. Приход гостей гидрологов совсем не обрадовал: во-первых, он срывал график стандартных океанологических наблюдений, во-вторых, грозил поломкой готовых к работе приборов, если медведи решат с ними поиграть и, в-третьих, совсем неприятно иметь рядом таких грозных и непредсказуемых «помощников». Друзья переглянулись и задумались.

— Что можно сделать в сложившейся ситуации?

Вариантов было немного: сидеть и ждать, когда непрошеные гости уйдут сами, или не ждать милости от хозяев Арктики и прогнать их самим. Остановились на втором, тем более, что в их распоряжении были ракетница и карабин. Вооружившись «до зубов», маленький боевой отряд бесстрашных гидрологов предпринял отчаянную вылазку из своей «крепости» для спасения срока наблюдений. Оглашая окрестности страшными криками и размахивая оружием, ребята вывалились в открытую дверь балка. Медведи разом повернули головы в их сторону и медвежата удивлённо захлопали глазками. Медведица беззлобно рыкнула, но агрессии к людям не проявила, а посмотрела на них так, как будто хотела сказать:

— Ну заглянули мы в вашу майну. Ну нет там нерпы. Ну чего же шум поднимать? Мы сейчас дальше пойдём, а вы работайте себе на здоровье, изучайте океан. Труженики моря несчастные.

Она медленно отвернулась от людей и, не спеша, пошла прочь. Один из медвежат сразу отправился за ней, а другой остался и сел на задние лапы, продолжая разглядывать гидрологов. Ему показались очень забавными эти не в меру суетливые и шумные существа, резко выделяющиеся на фоне арктического безмолвия. Вот и решил медвежонок остаться, несмотря на тихое материнское ворчание, и ещё немного понаблюдать за гидрологами.

Спустя некоторое время, медведица оглянулась и, увидев малыша, сидящего неподалёку от майны в обществе людей, громко и сердито зарычала, призывая сына к порядку. «Малявка» не реагировал и тогда материнское терпение лопнуло: она несколькими огромными прыжками вернулась к непослушнику и, перегнув его через колено, совсем по-человечьи трижды шлёпнула пониже спины. Последний шлепок был настолько силён, что медвежонок шариком покатился вдогонку к своему брату, остановившемуся в замешательстве. Гидрологи снова переглянулись, а Пашка даже присвистнул от удивления.

— Да, дисциплинка у них, — сказал изумлённый Володя.

А между тем медвежье семейство медленно уходило в студёные арктические просторы. Впереди неторопливо шествовала строгая мамаша, за ней, также не спеша, шагал послушный медвежонок и на некотором удалении от них, часто оглядываясь, семенил любопытный малыш. Прошло немного времени и семейство скрылось в торосах.

— Ну, Вовка, майну нам медведи открыли, пора и приборы макать. Всё вовремя, всё в срок, — резюмировал происшедшее Паша. И гидрологи приступили к работе.

КАК Я ПОДРУЖИЛСЯ С ЧАЙКОЙ

Забавный случай произошел со мной в морском порту по дороге на судно. Я прошёл проходную и стал пробираться к кораблю, лавируя между контейнерами, железнодорожными вагонами и брусками какого-то серебристого металла, уложенными в аккуратные стопочки. Большая белая чайка, пролетая надо мной, пронзительно крикнула. Решив, что она так со мной поздоровалась, я громко повторил её приветствие. Чайка вдруг спикировала вниз, резко развернулась, а потом, сделав в воздухе горизонтальную петлю, пролетела прямо у меня над головой, издав тот же самый звук. И я снова повторил его. Умная птица решила, что я умею разговаривать на птичьем языке. Она стала кружить надо мной, показывая чудеса высшего пилотажа, но крик её изменился и стал другим. Я продолжал свой путь к кораблю, копируя на ходу речь моей спутницы. Особенно удавались мне два «слова» из чаячьего лексикона, казалось, что я их «произношу» так же, как и моя новая подруга.

Так я и шёл в сторону судна, а прямо над моей головой, расправив во всю длину свои огромные крылья, парила белоснежная красавица чайка. Замечательная птица сохраняла свой интерес ко мне всю дорогу до нашего парохода. А когда я стал подниматься на борт, забавно, как утка, крякнула и, сделав прощальный круг у меня над головой, с набором высоты полетела к выходу из порта. Я стоял, смотрел ей вслед и улыбался.

— Хорошее начало рабочего дня, — подумалось мне.

Всё происшедшее видел суровый усатый матрос, стоявший на вахте у трапа. Поймав мой взгляд, он спросил:

— Чего это она?

Я улыбнулся и сказал:

— А мы с ней подружились!

Он явно не понял, как можно подружиться с чайкой, встопорщил свои великолепные усищи и задумчиво протянул:

— А-а-а-а…

Немного помедлив, моряк улыбнулся, сделав вид, что общение с чайками для него тоже обычное дело. Отметившись в журнале, я медленно прошёлся вдоль борта судна, глядя на волны, разбивающиеся об его корпус, и отправился в кают-компанию на завтрак. Такое вот необычное начало дня…

И, надо сказать, что день — то удался.

Алексей Спирин

ОХОТА НА СОМА

— Дедуля, дедуля, иди скорее, там, в пруду, большая синяя рыба, — вбегая в дачный домик, крикнула его маленькая внучка Настенька и потащила деда за рукав рубашки на берег пруда.

— Тихо, тихо! Не надо кричать! Пойдем поглядим, кто это к нам в гости пожаловал, — отозвался дед.

Стараясь не шуметь, они медленно подошли к водоёму и с высокого берега увидели рыбу. Сом лежал на воде недалеко от берега и медленно закрывал и открывал свою большую пасть. При этом он плавно извивался всем телом и грациозно шевелил плавниками.

— Это перед грозой не сидится сомам в ямах, вот и поднимаются они на поверхность. И этот — не исключение, — объяснил дед внучке поведение рыбы.

И действительно, с запада, закрывая полнеба, к дачному посёлку приближалась, поблескивая молниями, чёрная грозовая туча.

Так состоялось первое знакомство Настеньки с крупной рыбой. Девочке понравилось наблюдать за озером и она каждый раз перед грозой с волнением ждала появления сома и сразу звала на берег Матвея. Вместе они смотрели на рыбу и дружно убегали в домик с выпадением первых капель дождя. А после грозы сом уходил в свою яму, иногда напоминая о себе ударами хвоста на утренних и вечерних зорях. Так продолжалось всё лето. А в сентябре девочка пошла в школу и переехала жить с дачи в город к маме и папе.