Бесплатный фрагмент - Рассказ о девочке, у которой не было век

— Я не понимаю… что поделать, что я такая?..

— А я говорю, что красное, плакать…

— Она сказала, что не знает своей мамы… как же это плохо — не знать мамы!

— А я говорю, что белое, белое…

— Наверное, да. Ведь вчера не было! Откуда же это появилось?

— Откуда появилось… помоги мне собрать эту штуку, я ничего, как так случилось…

— А я говорю, что белое, красное…

— Но что же он такое сказал? Что он сказал?

— Он говорил, что мама, двадцать…

— Но что это значило?

— Что она ничего не знает, не понимает. Как же это могло так выйти? Они проиграют. Я же чувствую, что они проиграют.

— А я говорю, что красное, красное… Если красное — значит, любовь… ведь так? Это значит любовь. И если они выиграют, то все будет хорошо.

— Я говорю, что мама, двадцать…

— Не понимаю… что же сделать, что я такая?

— А я говорю, что белое, плакать…

Странные голоса в приемнике, мужской и женский, говорили так тревожно, растерянно и печально… Как волны, волны, распевно порывались в некую неведомую высь, со страхом, удивлением. Красное, белое… белое, красное…

И мне тоже стискивало душу ноющее напряжение.

Я поморщился и потянулся к приемнику, чтобы выключить.

— Не выключай, сейчас прогноз погоды будет… — сказала мать.

— Прогноз погоды?

— Да. Но он же после радиоспектакля.

— Это радиоспектакль? — я хмыкнул, слегка улыбнулся.

Мы с ней вместе завтракали на кухне.

— Ну, не знаю… — она махнула рукой, продолжая есть. — Ладно, можешь выключить.

— Что это-то такое?

— Откуда я знаю… ну выключи, выключи, все.

Я выключил приемник… а точнее, выдернул шнур из розетки.

Но мне казалось, распевные голоса все еще доносятся, некоторое время, доносятся, инертно… или у меня в голове? Невесомость, инертная, неприятная…

Потом все исчезло.

Этот приемник такой древний и странный, я никогда не умел выключать его иначе, кроме как выдернуть вилку. И не знаю, как сделать погромче-потише. Он огромный, еще ламповый, годов шестидесятых, может, и раньше; стоит на ножках на полу, как тумбочка; валика на приемнике два — с левого и правого боку, — но оба — регуляторы шкалы. На передней панели над шкалой два черных, круглых, слепых углубления. Для чего они? Динамики? Да вроде нет. Но динамиков вообще невидно…

Я зевнул.

Даже не знаю, как так получилось, что мы до сих пор используем его… Он дедов. Помню, и дед тоже всегда просто выдергивал его из розетки………………………………………………………………

Я продолжал завтракать.

Мать произнесла:

— В пятницу обещают похолодание сразу на двадцать градусов.

— На двадцать? Снег, что ли, выпадет?

— Вообще все занесет и промерзнет насквозь — уже передавали, я просто хотела еще раз послушать.

Сейчас было восемь утра. Через полчаса мне идти на подработку в школу, как и вчера.

Когда я собирался, стоя в прихожей, мать принялась настаивать, чтобы я оделся потеплее — заранее, — а то вдруг похолодает уже сейчас. А я отнекивался…

— Ну, конечно, конечно, раз я говорю, как надо сделать, ты никогда не согласишься… Слушай, кстати, чего хотела еще сказать… ты в курсе, что Сашка умер?

— Какой Сашка? Нет.

— Наш сосед на этаже.

— Вот этот, который напротив? — я повел рукой.

— Да, да… но он болел, ты же знаешь. А сейчас сердечный приступ, и его не откачали.

— Он вчера умер?

— Да. Но он больной был… — повторила мать. — Ну а потом: я ж тебе говорила вообще, как на него жена орала?

— Да, да, говорила… — я безразлично кивнул и повернулся, чтобы уходить.

Я чувствовал скуку, мерно разливавшуюся в душе. Но эта новость — о соседе, которого я едва знал, а только здоровался двадцать лет, сбила меня с толку. И пока я спускался, выходил на улицу, думал о нем, и какое у него было красное лицо, видимо, от гипертонии… и ходил он отставляя одну ногу, как маленький прыжок делал. Да…

Неделю назад мне позвонили из одного социального фонда и попросили поработать в экспертном жюри, в детском литературном конкурсе. Обычный «конкурс чтецов» среди шестиклассников, впрочем, многоуровневый, с целой сетью туров, проходящих по всей России. (В фонде у меня знакомые, и я терпеливо принимаю их подачки — теперь нужно огромное количество молодых литераторов, вроде меня, — чтобы ходить по московским школам и оценивать детей, читающих стихи). И проходит сейчас самый первый этап отбора — в общем, дело совершенно непыльное. Взялся я за это, потому что уже месяц сижу без работы.