Бесплатный фрагмент - Ранняя Русь

СОДЕРЖАНИЕ

Глава 1. Когда это было?

Глава 2. Норманны: действительность и домыслы.

Глава 3. Бедняги варяги.

Глава 4. Нестор, Сильвестр и другие, или от какой печки не надо танцевать.

Глава 5. Рюриковичи: между легендой и ложью.

Глава 6. Как росла тень Рюрика.

Глава 7. Кто же был первым русским летописцем, и что же он написал?

Глава 8. Что осталось от рукописи Буегаста.

Глава 9. Основатель.

Глава 10. Деяния основателя.

Глава 11. Как звали князя Игоря.

Глава 12. Договоры и дипломаты.

Приложение. Ступени истории. От факта к мифу.

Библиография

В книге использованы репродукции картин художника Константина Васильева.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга об истории Ранней Руси.

Ранней Русью я называю Русь IX –X веков, от первых упоминаний о ней, как о государстве, и до крещения её при Владимире.

Надобность в такой книге вызвана тем, что, если начало нашей истории затемнено и запутано, это неизбежно отразится во всём последующем изложении оной. Неточности, ошибки, упущения, ложные представления, допущенные в начале исследования, неизбежно влекут за собой шлейф нежелательных последствий во всём его продолжении. А речь идёт не об абстрактном научном исследовании, а об истории нашего отечества, о национальном самосознании! Не отсюда ли берут начало некоторые мифы, о которых пишет в своём трёхтомнике В. Р. Мединский?

Наши корифеи XIX века — Карамзин, Соловьёв, Ключевский — обычно, в начале своих сочинений давали обстоятельное введение. Но, переходя к собственно истории Руси, они торопились проскочить её начальный период, скудный документами, чтобы скорее перейти к временам, предоставляющим достаточно материала для историка. Так же и некоторые летописцы фактически начинают с крещения Руси, пренебрегая предшествующей «языческой» историей.

Данная книга не является монографией или научным трактатом, последовательно и подробно освещающим историю Руси IX –X веков. Автор предполагал выяснить отдельные вопросы, относящиеся к событиям этого периода, распространённое изложение которых представляется неудовлетворительным или дискуссионным. В соответствии с такой установкой материал книги представлен отдельными статьями (главами), посвящёнными указанным вопросам. Книга рассчитана на широкого читателя, интересующегося историей Отечества. Я бы хотел, чтобы читатель не просто внимал вещаниям автора, но участвовал бы в самом процессе исследования. Допуская, что не все читатели вознамерятся прочесть книгу от корки до корки, что некоторые из них интересуются отдельными вопросами и определёнными периодами, статьи построены так, что каждая может читаться отдельно. В каждой статье я старался придерживаться заданной темы, не растекаясь мыслью по древу, и приглашаю к тому же читателя. Это ведёт к некоторым издержкам. При такой конструкции неизбежны повторы документов и фактов и привлечение материалов, не относящихся к данному периоду. Но я считаю эти издержки оправданными из соображений удобства для читателя. Строго последовательное изложение чревато тем, что читатель в средине книги уже забывает, сказанное в начале её, и ему приходится долго рыться в предыдущем тексте.

Для более полного освещения данной темы можно прибегнуть к справкам из других статей, указанным в тексте.

Основной хронологический принцип расположения материала выдержан.

Автор стремился приблизить язык изложения к литературному, избегая журнального стиля, чрезмерного цитирования и сложной терминологии. Я старался без нужды не засорять текст иностранными словами и терминами, которыми иные авторы пытаются создать впечатление наукообразности. Русский язык достаточно богат. Я не считаю похвальным использование некоторыми авторами в изложении истории современного вольного жаргона и полублатных выражений. Я считаю уместным использование редко употребляемых слов и архаизмов, имея в виду как тематику книги так и выход за пределы убогой лексики наших масс-медиа.

Материал книги основан на научных данных, исторических документах и трудах наших виднейших историков и археологов, включая критику источников. Книга, главным образом, обращена к широкому читателю, неравнодушному к истории своего отечества. Но я надеюсь, что специалисты-профессионалы также смогут извлечь из неё нечто полезное и найдут в ней поводы для обсуждения. Ряд авторских положений является дискуссионным, но без дискуссии нет и развития науки. Мне представляется бесплодной позиция некоторых историков, полагающих, что однажды написанное и опубликованное не подлежит сомнению и является абсолютной истиной. История — не математика и не физика. Здесь в сомнительных случаях нет неопровержимых доказательств и безупречных экспериментальных данных. История многократно писалась и переписывалась в разные эпохи, разными авторами, и это — признак её жизни и развития. Я не имею в виду готовность некоторых историков «подстраиваться» под власть и диктуемые установки, но готовность обсуждать и принимать новые факты, новые взгляды, иные логические построения. Автор взял на себя смелость высказать некоторые тезисы, которые иные профессионалы могут счесть граничащими с ересью. Но эти тезисы обоснованы как анализом исторических документов, так и данными смежных наук, а также соображениями логики, психологии и физиологии. Некоторые из соображений, изложенных в книге, разделяются профессионалами, к приоритету которых автор относится с уважением, хотя сослаться на всех невозможно.

При подготовке рукописи к печати автор нашёл в Интернете малоизвестную книгу А. Васильева «О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика, и откуда пришел Рюрик и его варяги», изданную в 1858 г. Автор (к вопросу о приоритете) обнаружил там ряд тезисов, с которыми вполне согласен, но переделывать текст было уже поздно, поэтому я ограничился включением этого источника в Библиографию. Должен, однако, сказать, что ни учёные историки XIX века, ни современные компиляторы, работу А. Васильева не упоминают. То ли вообще не читали её, то ли погнушались ссылаться на книгу, изданную в типографии Главного Штаба ЕИВ.

Дискуссия с другими авторами сведена к минимуму по соображениям объёма, хотя совсем отказаться от неё нельзя.

Автор счёл возможным свободно высказывать свои взгляды, поскольку не собирается защищать диссертацию или куда-то баллотироваться.

В книгу не включены отдельные главы, посвящённые Ольге, Святославу, Ярополку и правлению Владимира до крещения. Имеющиеся материалы дают основное представление об этой эпохе, хотя в них просочились неточности и заметны следы позднейшего редактирования. Но соответствующий разбор привёл бы к значительному увеличению объёма книги, не внося много принципиально нового. Нет и отдельной главы об Аскольде, но уже ввиду скудости сведений, предоставляющей слишком обширное поле для догадок и фантазий.

Автор не использовал нумерованные ссылки, они перебивают чтение и затрудняют восприятие изложения. Но основные источники и авторы указаны в тексте, профессионал, как правило, знаком с ними. Если кому-то надобно уточнить их, нынче это легко сделать через интернет. Для широкого читателя в конце приложен список основной использованной литературы, позволяющей расширить кругозор (41 наименование). Цитаты из летописей выделены шрифтом Arial и даны, по возможности, в виде, максимально приближенном к первоисточнику. При замене оригинального летописного текста переводом обычно используется известный перевод Д. Лихачёва и Б. Романова. Для уточнения отдельных моментов и написания имён используется 2-е (квазифаксимильное) издание Ипатьевского и Лаврентьевского списков (1908 и 1926 гг.).

В книге не рассматриваются новая хронология по Фоменко, этногенез по Гумилёву, «другая история», ноосфера, Гиперборея, а также вмешательство в историю «пришельцев».

ГЛАВА 1. КОГДА ЭТО БЫЛО?

Летописец рассказывает, как греческий «философ» проповедовал Владимиру (тогда ещё не святому) основы христианского вероучения. Рассказ этот явный вымысел. Во-первых, никакой «философ» не может упомнить столь огромное количество фактов, диалогов, чужеязычных имён, названий и терминов и одним махом всё это устно изложить. Во-вторых, никакой князь не вытерпит такой лекции. Он или уснёт, или удалит надоедливого лектора. Но летописный Владимир стоически выслушал краткое изложение сразу и Ветхого и Нового завета. И даже задал два вопроса. Один из них: «Когда это было?».

И это первый вопрос, который возникает при чтении книг, посвящённых истории, как научных, так и художественных. Возникает он и при чтении летописных рассказов. Простодушный читатель с недоумением ответит: «Так это же в самой летописи написано!». Увы, не всему написанному можно безоговорочно верить. И для начала надо бы поинтересоваться, откуда взяли наши летописцы свою хронологию для первых веков нашей истории, когда на Руси ещё не утвердилось христианство и хронология в православной традиции (от сотворения мира).

Как составлялась хронология Повести временных лет?

Сейчас все историки, кажется, согласны, что сплошная хронология Повести временных лет в виде ежегодных записей сложилась достаточно поздно, не ранее начала XII в. Но это понимание, как и понимание того, что ПВЛ есть свод писаний разных авторов, пришло уже в конце XIX столетия. Это сказано затем, чтобы неискушённый читатель понимал некоторую наивность Шлецера, Карамзина и их последователей, полагавших, что вся ПВЛ была написана разом, одним автором в начале XII в. Такая установка подразумевала, что до этого времени не было никакого русского летописания и, естественно, никакой хронологии. А это, в сущности, означало, что все сведения о событиях на Руси IX, X и XI веков летописец (которым объявили Нестора) получал, якобы, только из устных преданий, причём, без какой-либо датировки. Эта позиция позволяла писателям XIX века выбирать из текста ПВЛ те сведения, которые, якобы, подтверждали их тенденцию, и отбрасывать, как ошибочные, те, которые их не устраивали. Был в ходу оборот: «Летописец, по-видимому, ошибался…». К сожалению, и некоторые современные писатели-популяризаторы остаются на этой позиции, удивляясь разноречивости ПВЛ, и обвиняя Нестора в сочинительстве сообщений о давно прошедших событиях. Один такой популяризатор предложил вообще провести ПВЛ по разряду художественной литературы. Но именно разноречивость и явное стилистическое разнообразие летописи указывают на её сводный состав и участие в летописании ряда авторов и редакторов. Нестор был лишь предпоследним редактором дошедшего до нас свода начала XII в. Последним, вероятно, был игумен Сильвестр, внёсший в текст Нестора немалые изменения. Впрочем, и после него, правка исходного текста продолжалась. Нет сомнений, что первые записи, лёгшие в начало ПВЛ, были сделаны ещё в Х веке, а может быть, и в IX. В некоторых списках, например, в Никоновском, имеются сведения о временах Аскольда — и это не сочинения и не заимствования из византийских хронографов. И по ходу складывания ПВЛ летописцы внедряли в неё элементы необходимой хронологии.

Анализ текста ПВЛ показывает последовательность этапов «хронологизации» повествования.

Начало славянской истории в Повести — от расселения славян с Дуная до начала царствования императора Михаила III — представлено непрерывным недатированным рассказом. Рассказ этот, конечно, был написан и вставлен в летопись много позднее описываемых событий. Он освещает первый этап нашей истории, для которого летописец не нашёл отечественных документов и достоверных опорных дат («не нашёл» — это не значит, что таких документов вообще не было). Эта часть ПВЛ не является наиболее древней, но мы начинаем с неё, т. к. отсюда начинается и сама история.

При переходе от этого «Введения» к событиям собственно русской истории в текст ПВЛ вставлена своего рода «хронологическая аннотация», содержащая список первых киевских князей с указанием лет их княжения. Далее уже идёт описание становления державы — Киевской Руси, понимавшегося в эпоху феодализма как последовательность княжений и деяний князей. Этот список сложен наслоениями, принадлежащими череде авторов, что обнаруживается при внимательном изучении его и далее будет рассмотрено подробно. В самом списке дат Юлианского календаря нет. Вот эта Аннотация, которую мы приводим по списку Лаврентия (ПСРЛ, 2-е издание) в виде, максимально приближённом к оригиналу (шрифт Arial Unicode).

«В лето 6360 (852 от РХ), индикта 15, начавши Михаилу царствовать, и начала прозываться Русская земля. Ибо о сем уведали, яко при сем царе приходила Русь на Царьгород, яко же пишется в летописаньи Греческом. Тем же отселе почнем и числа положим… (опускаем ветхозаветную и древнегреческую хронологию) А от Христова рождества до Константина лет 318. От Константина же до Михаила сего лет 542; а от первого лета Михаилова до первого лета Олгова, Русского князя лет к҃ѳ; а от первого лета Олгова, понеже сел в Киеве, до первого лета Игорева лет ла҃; а от первого лета Игорева до первого лета Святославля лет г҃i; а от первого лета Святославля до первого лета Ярополча лет к҃и; а Ярополк княжи лет и҃; а Володимер лет л҃з; а Ярослав княжи лет м҃; тем же от смерти Святославля до смерти Ярославли лет п҃є҃; а от смерти Ярославли до смерти Святополчи лет ѯ҃.»

Мы привели фрагмент Аннотации, не делая попыток редактирования, улучшения стиля или «перевода», в каковом данный текст не нуждается — образованному русскому человеку он достаточно внятен. Промежутки лет, начиная с «первого лета Михаилова» даны с использованием славянского буквенного обозначения чисел («с титлом») и выделены жирным шрифтом. Заметим, что эта Аннотация присутствует не во всех изводах летописи, а некоторые изводы не содержат и само название ПВЛ. Упомянутый здесь Михаил — это византийский император Михаил III (с нелестным прозвищем «Пьяница»), вступивший на престол 3-летним ребёнком в 842 г. по данным энциклопедий. Год 6360 (от сотворения мира), видимо, указан ошибочно, но это — другой вопрос. Для последующих изысканий это несущественно.

Приведённый отрывок не принадлежит одному автору. Он написан не одномоментно, а образован суммой последовательных наслоений, что видно из его структуры и особенностей написания имён. Первые записи, относящиеся к русской истории, выделяются ритмическим повторением одного и того же оборота: «а от первого лета… до первого лета… лет…». Они охватывают время от начала царствования Михаила до начала княжения Ярополка.

Далее имеем другое построение фраз (числа даны привычными для нас цифрами): «а Ярополк княжи лет 8; а Володимер лет 37; а Ярослав княжи лет 40». Любопытно, что запись о Владимире сокращена (опущено княжи) и как бы примыкает к предыдущей. Похоже, что они добавлены в текст одновременно. Запись о Ярославе возвращает глагол княжи. Можно думать, учитывая большой временной интервал, что она добавлена уже другим редактором, после смерти Ярослава.

Последние две фразы имеют уже особую структуру, объединяя в большие промежутки несколько княжений. Не указываются отдельно княжения Ярославичей — Изяслава, Святослава, Всеволода. Для сих фраз характерны формы Ярославли, Святополчи в отличие от ранее принятых Святославля, Ярополча. Вместо ранее использованного оборота от первого лета… до первого лета здесь летописец считает годы княжений «от смерти… до смерти». Быть может и потому, что он исключил из списка князей Святополка I (Окаянного), которого не хотел поминать к ночи, и приписал годы его недолгого правления Ярославу (так не во всех списках). Сей последний летописец просуммировал записи двух своих предшественников. Следуя им, он разбил имевшийся у него материал на 2 части: «от смерти Святославля до смерти Ярославли» и «от смерти Ярославли до смерти Святополчи». Есть основания отнести эти фразы к третьему слою добавлений.

Эти слои повторяют структуру основного летописного текста X — XI веков. Первая часть его, охватывающая княжения Олега, Игоря, Ольги и Святослава образует первоначально недатированную семейную хронику киевских князей, написанную, вероятно, для Ярополка. Автору этой хроники, видимо, принадлежат и первые указания на длительность княжений Олега, Игоря, Святослава, включённые в «Аннотацию». Маловероятно, что длительность этих княжений сохранялась в устном предании до XII века. Указанный текст, если убрать явно позднейшие внедрения, объединён единством замысла, стиля и языка, а также и мировоззрением автора. Я, предположительно, приписываю его Буегасту (см. главу «Кто же был первым русским летописцем, и что же он написал?»). К нему тесно примыкает рассказ о борьбе Владимира с Ярополком, написанный явно современником и участником событий. По всем признакам он принадлежит тому же автору и завершает «Хронику Буегаста». Календарные годы здесь проставлены явно позднее, и, вероятно, взяты из различных источников (греческих и болгарских), а частью поставлены гадательно или по вычислениям летописца, отчего возникают некоторые несуразности хронологии.

Во времена Владимира летописание не велось. Все записи об этих временах включены в повествование после смерти Владимира, причём наибольший объём занимают явно более поздние вставки (притча об испытании вер, речь «философа» и др.). Даты большинства событий этого княжения после крещения Руси можно считать сравнительно достоверными. Продолжателей летописания было, видимо, несколько, судя по тому, что дважды подводится итог деятельности Владимира и дважды приводятся перечни его жён и сыновей, причём разные.

Описание борьбы Ярослава со Святополком и начала княжения Ярослава сделано, очевидно, современником и участником событий, а следующим летописцем было включено в свод, вместе с Хроникой Буегаста и записями упомянутых продолжателей. В этот же свод, вероятно, были включены Русско-византийские договоры, Сказание о крещении Руси (в первичной краткой редакции) и другие вставки, не искажавшие первичного текста. Есть основания связать этого летописца-сводчика с Илларионом, первым митрополитом-русином, и с Киево-печерским монахом (игуменом) Никоном, которого некоторые историки признают тем же Илларионом, устранённым от митрополичьих дел. Свод, кажется, приобрёл государственное значение (по крайней мере, при жизни Ярослава и пребывании Иллариона митрополитом). К этому слою летописания следует отнести текст Аннотации от Ярополка до Ярослава и хронологию некоторых событий того же периода, а так же даты, связанные с Русско-византийскими договорами.

С 1063 г. пропадают «пустые годы», разделявшие записи о событиях. Очередной продолжатель летописания стал делать записи ежегодно. Примерно в то же время летописание (по крайней мере, извод, лёгший в основу ПВЛ) явно перешло к другому лицу, безусловно, Киево-печерскому монаху. В Повести появляются обширные вставки о делах в обители, рассказы о некоторых её черноризцах в житийном стиле, сообщения о чудесах и знамениях, цитаты из славянских переводов грекоязычных источников, отступления и комментарии в назидательном стиле. Меняется язык и стиль, круг информаторов и круг интересов летописца. Первая вставка о возникновении монастыря помещена в 1051 г., но сделана явно позднее. Часть первоначального текста была переписана в виде «Повести о Борисе и Глебе». Летопись в это время была, по-видимому, частным делом монахов, т. к. содержит укоры князьям. Этим преемникам летописания неизвестны подробности жизни княжеского двора, иностранные дела Руси, события в других городах и областях, если они не связаны с деятельностью правящего Великого князя и не имеют религиозного значения. Современные летописцам даты в этой части, видимо, верны.

Далее сия монастырская летопись была окончательно объединена с предшествующим сводом, когда, быть может, и получила название «Повесть временных (т. е. датированных) лет». Эту редакцию принято приписывать Нестору. Из Аннотации видно, что эта работа была выполнена после смерти Святополка Изяславича, т. е., после 1113 г. Заголовок подчёркивал, что редактор ставил целью хронологически упорядочить текст. Этому автору и принадлежат последние вставки в Аннотацию. Нестор не знает Рюрика, Аскольда и Дира, или считает их не относящимися к своей повести. Историю Руси он начинает с Олега, которого определённо называет князем, в отличие от позднейших версификаторов, пытавшихся разжаловать Олега в воеводы. Можно предположить, что именно Нестор объединил перечень княжений и перенёс Аннотацию в начало рассказа.

Однако, «Повесть» Нестора, видимо, не удовлетворила князя Владимира Всеволодовича (Мономаха) и, по его заказу, была переписана игуменом любимого им Выдубицкого монастыря Сильвестром. Этот редактор вышел за пределы темы «откуда есть пошла Русская земля». В начало своего повествования он поместил библейскую историю о расхождении сыновей Ноя и обозрение Ойкумены по византийским данным того времени. Сей редактор пополнил список народов названиями, незнакомыми древним, но имевшими хождение на Руси. Возможно, ему мы обязаны официальным причислением Руси к славянской семье народов. Ему же, вероятно, принадлежит вся Преамбула ПВЛ до начала царствования Михаила, которое в дошедших до нас текстах обозначено «год 6360» (от СМ). В этой Преамбуле значительная часть текста просто заимствована у византийских (или у болгарских) авторов и пополнена сведениями по географии и этнографии Руси, соответствующими представлениям той эпохи. Единственное конкретно-историческое сообщение о Кие не содержит хронологических указаний и останется за пределами наших изысканий. Скорее всего, именно Сильвестр внедрил в текст ПВЛ вставку о Рюрике, которая возможно, заменила иной текст, заполнявший место до утверждения Олега в Киеве. Ему же, вероятно, принадлежит идея наложить на летопись сплошную «хронологическую канву», начиная «от первого лета Михаилова» и включив сюда все пустые годы. Впрочем, некоторые авторы считают, что эта канва появилась ещё позднее.

Позднейшие переписчики свода, работавшие во Владимиро-Суздальской Руси, а потом в Москве, уже не имели каких-либо собственных сведений о событиях IX — XI веков. Поэтому, они большей частью переписывали ПВЛ в редакции Сильвестра, иногда допуская ошибки и мелочное редактирование. Впрочем, в XVI — XVII веках в поле зрения некоторых летописцев попали источники, не повторявшие Сильвестра. Поэтому в их летописаниях появились дополнительные факты, но основная хронология сохранялась. Улучшить её они не могли, а вот прибавить ошибок могли.

Итак, хронология Повести временных лет прошла столь же сложную историю, как и сама Повесть. Далее, мы займёмся хронологией событий от 6360 г. до Крещения Руси. Именно эта эпоха является ключевой в становлении общерусского государства. И именно здесь необходимо устранить часто допускаемые ошибки и выяснить истину. При этом придётся иметь в виду, что последующие редакторы «вторгались» в описание более ранних событий, современниками которых они не были. Потому и датировку этих событий не следует принимать безоговорочно.

Хронология естественная и хронология календарная

При чтении ПВЛ мы обнаруживаем две хронологических системы. Первая из них выражается распределением событий в их естественной последовательности, указанием продолжительности княжений и длительностью других промежутков между указанными событиями. Такую систему можно назвать «естественной». В собранном виде она составляет упомянутую «аннотацию» к началу датированной истории Руси, помещённую в статье от 6360 (852) г. Такой естественной системе, видимо, следовал Буегаст в своей Хронике.

В эту систему входят указанные сведения о продолжительности княжения Олега (33 года) и Святослава (28 лет), дублированные в Аннотации. Примечательно, что число лет княжения Игоря в тексте статьи о нём не дано. Элементами той же системы следует признать разрозненные указания промежутков: 5 лет от 1-го похода Олега до его смерти; 14-й год царствования Михаила; 2 года от прихода Рюрика до смерти его братьев (в некоторых списках есть и другие указания).

Скажем сразу, что последнее из этих сообщений — сомнительно. Оно вставлено в текст ПВЛ много позже описываемых событий, уже в XII в., вместе со вставкой о Рюрике. Точная цитата из летописи «по двою же лету» есть характерный оборот, соответствующий нашему «через пару лет», и нельзя принимать его абсолютно точным. В других версиях летописания (более ранних и точных) здесь указывается 4 года. Что же касается «14-го года царствования Михаила», то это указание, относящееся к первому походу Руси на Царьград, конечно, основано на византийских источниках (достигших Руси в болгарских переводах). В энциклопедиях начало царствования Михаила III относят к 842 г. Тогда, учитывая указанный промежуток, поход Руси должен был состояться в 856 г., а не в 866, как считал летописец. Так что и здесь где-то ошибка, нашего ли летописца или какого-то византийского хронографа. Заметим, что в некоторых списках, например, в Густынской летописи, 842 год указан правильно, как и некоторые другие даты, взятые из греческих хронографов. Но далее следуют ошибки и сбои, лишь начиная со смерти Рюрика, повторяется хронология основной версии ПВЛ, из-за чего нарушается и исключена из текста основная привязка отечественного летописания к греческому: «от первого лета Михаилова до первого лета Олгова… лет 29». Итак, мы видим, что безоговорочно принимать эти хронологические указания нельзя, но каждое надо проверять, сколь возможно.

Вторая хронологическая система, связанная с православным календарём (так и назовём её — календарная), сложилась не сразу. В её развитии следует отметить 3 этапа.

На первом этапе промежуточные редакторы сводов ставили даты отдельных событий (от сотворения мира, по Юлианскому счёту), насколько могли их установить. Некоторые эти даты были взяты из греческих, болгарских и, возможно, моравских источников. Но надо помнить, что и в этих источниках могли быть ошибки, а дополнительно оные могли возникнуть при неоднократной переписке текстов. К русской истории большинство этих дат не имеет прямого отношения.

Другие даты были взяты из церковных записей. Большей частью это были записи о рождениях и смертях князей, о начале княжения, о закладке и освящении храмов, об основании монастырей. Этим записям можно доверять (допуская отдельные ошибки), но они появились только после крещения Руси и мало помогают при изучении истории IX — X в.в.

Даты третьей группы образованы соединением счёта годов по отечественным записям или преданиям с опорными датами византийских хронографов. Для эпохи до крещения Руси эти даты составляют основной материал русской хронологии. Но почти все они были вставлены в летописание уже позднее, не ранее XI в. И здесь, тем более, возможны ошибки — и из-за поздней вставки их, и из-за погрешностей счёта и переписки.

Этот этап охватывает эпоху Ярослава и княжение Изяслава Ярославича до 1063 г.

2-й этап начался ежегодными записями с 1063 г. и продолжался до начала XII в. Достоверность этих дат высокая, но они за пределами интересующей нас эпохи.

3-й этап состоял в наложении на летопись сплошной «хронологической канвы» от «от первого лета Михаилова» до 1115 г. Этот труд был велик по объёму и весьма тяжёл, принимая во внимание тогдашнее состояние исторических источников, а также техники письма и счёта. Автор этой хронологической канвы заслуживает уважения, какие бы ошибки он не допустил. Ясно, что при освещении событий IX — X в.в. этот «хронолог» (Сильвестр?) имел большие трудности, как из-за недостатка материала, так и из-за его ненадёжности. Это — одна из причин появления в тексте многочисленных «пустых годов» (о другой причине скажем ниже). Из текста видно, что «хронолог» использовал уже ранее вставленные в рукопись фрагменты «естественной» системы и пытался согласовать их с Юлианской хронологией византийских авторов. В свою канву, для упрочнения её, он вставлял даты событий из переводных хронографов, хотя бы и не имевшие отношения к Руси. И вот, именно к датировкам этого Хронолога приходится обращаться, исследуя самый ранний этап истории образования Киевской Руси.

Между пессимизмом и скептицизмом

Абстрактный перечень «пустых годов» не есть хронология. Действительная хронология появляется вместе с событиями. Так перед нами встают две задачи. Первая: действительно ли происходили упоминаемые события? Вторая: верно ли поставлены их даты?

Решению этих задач препятствует большая трудность. У нас крайне мало источников, по которым можно проверить ПВЛ на отрезке до 988 г. Все списки основной версии (Лаврентьев, Ипатьевский, Радзивилловский), и почти все более поздние, повторяют одну и ту же «высочайше утверждённую» хронологию. И в этом кругу она принципиально непроверяема. Принятие её становится уже символом веры.

Хорошо было бы обратиться к независимой летописи, например, Новгородской. Увы! В древнейшем новгородском списке, начатом, возможно, ещё в XI в., отсутствуют как раз первые 15 тетрадей — 120 листов! Это не может быть случайной порчей или пропажей. Это, безусловно, цензурное изъятие неугодного властям текста. О причине такого изъятия исследователи XIX века скромно умалчивали. Что касается младших изводов новгородского летописания, они для нашей цели вполне бесполезны. В одном списке повествование начинается с 988 г., а единственная более ранняя запись посвящена явлению кометы. Другой список касается сугубо местных церковных дел. Третий — ещё хуже. Его автор всё запутывает и совершенно нарушает последовательность событий, у него поход Игоря на Царьград предшествует походу Олега, а первое нападение руси на Византию приписывается Кию. В этой версии нет ни одной верной даты. Как и в других новгородских списках, здесь отсутствуют тексты Русско-византийских договоров, которые могли бы послужить нам опорными вехами.

Своеобразную хронологию предлагает нам «Сказание о Словене и Русе», включаемое в приложения к некоторым русским Хронографам. Увы, эта хронология никак не укладывается в мировую. Она явилась следствием грубой ошибки, либо происходит из неизвестной нам хронологической традиции.

Внушает доверие своим стилем, тоном и подробностями начальная часть «Якимовской (Иоакимовской) летописи», опубликованная Татищевым, по крайней мере до того момента, где продолжатели Якима (первого новгородского епископа в 989 — 1030 г.г.) начали редактировать её «под Рюриковичей». Но записи Якима не датированы, а о событиях в Киеве он плохо осведомлен.

Таково положение вещей, не внушающее большого оптимизма.

Впрочем, некоторые даты могут быть проверены, или приблизительно установлены по источникам византийским, восточным и европейским. Но их немного.

Если мы всё же хотим что-то прояснить, придётся прибегать к косвенным источникам, логическим соображениям и здравому смыслу.

События достоверные и не очень

Мы начнём с событий позднейших, даты которых более достоверны, и, опираясь на них, будем уходить вглубь истории. Но, как и археологи, будем следить, нет ли среди наших находок позднейших подделок и предметов, «провалившихся в глубину» вследствие деятельности прежних «копателей».

Для наших целей не имеют принципиального значения события княжений Владимира и Ярополка. Мы опустим их и перейдём сразу к эпохе Святослава.

Достаточно хорошо установлены события последних лет княжения Святослава (968 — 972). Летописные даты его походов на Балканы проверяются по византийским источникам (Лев Диакон и др.). Среди этих походов уместно помещено нападение печенегов на Киев и раздел княжений между сыновьями Святослава. Надо признать верной дату кончины Ольги, не только потому, что она естественно вписывается в повесть Буегаста, но и потому, что у Ольги был домашний священник, который непременно сделал соответствующую запись в церковной книге. Уточнения требует запись в ПВЛ о приходе Святослава в Болгарию в 967 г., т.к. по византийским источникам он прибыл на Дунай только годом позже. Сомнительно по существу и не проверяемо сообщение ПВЛ о походах Святослава на вятичей. Напротив, сообщение о походе на хазар в 965 г. по существу, верно. Византийцы об этом походе не знали или не сочли нужным писать в своих хрониках. Но сам факт крушения Хазарского каганата подтверждают арабские авторы, в частности, современник событий Ибн Хаукаль. Правда, он относит это событие к 969 г., когда по Льву Диакону Святослав уже был на Дунае, а по ПВЛ вернулся в Киев, где гонял печенегов, похоронил свою мать Ольгу и занимался распределением княжений. Поэтому, датировка событий, связанных с разгромом Хазарии требует особого исследования.

Годы с 956 по 963 Хронолог ПВЛ оставил «пустыми». Пустота эта неестественная. Перед этим пробелом Ольга уговаривает креститься уже взрослого сына-князя, имеющего свою дружину и своё мнение. Но в 964 г. мы находим текст в виде явного зачина былинного рассказа о возмужании и обычаях Святослава. Этот рассказ резко обрывается кратким сообщением о походе Святослава на вятичей, а затем следует сухой и короткий рассказ о разгроме хазар, резко отличающийся духом, стилем, языком и отсутствием подробностей от контекста, посвящённого правлению Ольги и деяниям самого Святослава. Поэтому, есть сильное подозрение, что здесь первичная хроника Буегаста была испорчена и переписана поздним редактором. Отсюда и возник указанный анахронизм.

Мы можем частью заполнить указанный пробел и восстановить хронологию, используя иностранные источники. Во-первых из «Продолжения хроники Регинона Прюмского» мы узнаём о посольстве Ольги (уже крещёной) к германскому королю в 959 г. по поводу присылки ей епископа. Назначение этого епископа (Адальберта), его поездка в Киев, безуспешное пребывание там и злополучное возвращение как раз занимают 960 — 962 г. г. Не комментируя этих событий, отметим, что в сохранившемся тексте ПВЛ о них не сказано. Во-вторых, наш летописец-хронолог относит поездку Ольги в Константинополь к 955 г. Но из сочинений императора Константина Багрянородного, который сам принимал Ольгу, следует, что эта поездка была в 957 г. Что касается греческих послов, прибывших от императора в Киев за дарами и получивших от ворот поворот, то о них Хронолог говорит в том же 955 г. Но расчёт времени подсказывает нам, что это следует отнести на 958 г. Так получим логически убедительную последовательность событий: поездка Ольги в Царьград, её недовольство пренебрежительно долгим ожиданием приёма, ответное посольство Константина и его бесславное возвращение восвояси, попытка Ольги (в пику византийцам) получить епископа из Германии, бесплодная миссия Адальберта. Видимо, где-то в эти годы и пыталась Ольга склонить сына к христианству.

Годы 948 — 954 снова пусты. Важное сообщение летописца о поездке Ольги по доставшейся ей державе поставлено под 947 г., но удостоверить эту дату невозможно. Возможно, хронолог поспешил привязать этот рассказ к предыдущему году. Исходя из обстановки, скорее эту поездку следует перенести несколько позднее, на упомянутый пустой промежуток. Быть может, это мероприятие заняло не один год, учитывая длительность маршрута Киев — Псков — Луга — Мста — Киев и состояние коммуникаций и транспортных средств в Х веке.

Прежде, чем удалиться от Ольги, отметим следующие важные факты. В 946 г. Ольга имеет «детского» сына, которого уже можно посадить на коня, но которому нельзя ещё доверить управление государством. В 947 г. у Ольги достаточно сил и здоровья, чтобы объехать своё княжество (это при тогдашних-то дорогах и средствах передвижения!). В 957 г. она смело совершает морское плавание в Царьград и, по сообщению летописца, производит большое впечатление на императора Константина, хотя его сватовство к ней, конечно, примышлено. В последующие годы Ольга успешно управляет Русью, и это единственный случай женского управления государством, вплоть до царевны Софьи в конце XVII в., причём управления весьма успешного и благополучного. Итак, летописец-современник рисует Ольгу молодой, красивой, разумной и деятельной женщиной. И это категорически не подходит к летописной дате её замужества в 903 г. Те, кто пытается всерьез принять эту дату, должны принять и то, что Ольга обзавелась первенцем в пенсионном возрасте после 40 лет замужества, а в возрасте около 70 лет пересекла на ладье Чёрное море и обаяла 50-летнего императора.

Мы уделили много внимания (вполне заслуженного) Ольге, ещё и потому, что она была женой Игоря. С Игорем же у нас будут проблемы.

Прежде всего, заметим, что, в отличие от повестей об Олеге и Святославе, повесть об Игоре не заканчивается указанием лет его княжения, и это — не случайно. Едва углубившись в эпоху Игоря, мы обнаружим, что в списках основной версии дважды повторяется один и тот же 945 г. (6453 от СМ). Этим годом обозначены две больших и разных статьи. В первой описывается заключение договора с греками и приводится его текст. Во второй же описывается убийство Игоря, посольство древлян к Ольге и её расправа с послами. Здесь, безусловно, ошибка. Послы приходят от императора Романа, и договор подписан им же (с соправителями — Константином и Стефаном). Но Роман (Лакапин) был свергнут в декабре 944 г., а уже в январе 945 г. власть принял Константин Багрянородный. Т. о., подписание договора происходило в 944 г., как правильно указано в Львовской летописи и некоторых других списках. Ошибка редактора основной версии произошла, видимо, от механического соединения двух источников — хроники Буегаста и устной легенды о мести Ольги.

Ипатьевский список (и следующие ему) отводят княжению Игоря 33 года (913 — 945). И сразу бросается в глаза, что из этих лет 22 — пустые. Более того, ещё 4 ежегодные записи посвящены византийским и балканским делам, не имеющим отношения к Руси. Втечении 26 лет на Руси как бы ничего не происходит, а Игорь вроде бы и княжит, но совершенного ничего не делает. Вся повесть об Игоре показывает крайнюю скудость фактов и действительных дат для столь длительного княжения. Странно, что некоторые историки называют Игоря «деятельным», а другие даже предлагают назвать династию киевских князей «Игоревичами». Но из летописного текста Игорь предстаёт слабым и нерешительным князем, ничего значительного не совершившим и бесславно погибшим от собственной жадности. Ну, никак не подходит он на роль основателя династии!

Что же мы находим в оставшихся записях? (Ниже цитируем стандартный перевод Ипатьевского списка, но две предпоследние даты надо сместить на год раньше, как сказано далее). (Курсивом выделены иностранные сообщения)

913 В год 6421. По смерти Олега стал княжить Игорь. В то же время стал царствовать Константин, сын Леона. И затворились от Игоря древляне по смерти Олега.

914 В год 6422. Пошел Игорь на древлян и, победив их, воз­ложил на них дань больше прежней. В тот же год пришел Си­меон Болгарский на Царьград и, заключив мир, вернулся домой.

915 В год 6423. Пришли впервые печенеги на Русскую землю и, заключив мир с Игорем, пошли к Дунаю. В те же времена пришел Симеон, попленяя Фракию; греки же послали за пече­негами.

920 В год 6428.У греков поставлен царь Роман. Игорь же вое­вал против печенегов.

941 В год 6449. Пошел Игорь походом на греков. И послали болгары весть царю, яко идут русь…

944 В год 6452. Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и славян, и кривичей…

945 В год 6453. Прислали Роман, и Константин, и Стефан послов к Игорю восстановить прежний мир.

945 В год 6453. В тот год сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой…»

Из приведённых дат русской истории, вполне достоверна и подтверждается византийскими источниками («Продолжатель Феофана» и др.) только одна — 941 г., год 1-го похода Игоря на греков. Сам факт этого похода подтверждают западноевропейские и арабские источники. Подписание русско-греческого договора, как сказано выше, следует отнести к 944 г. Вероятно, следует принять и убийство Игоря в 945 г., что мог записать домашний священник Ольги (о. Григорий).

Итак, все подтверждаемые факты и достоверные даты повести об Игоре относятся к последним годам его княжения. Все сообщения о событиях русской истории до 940 г. никак не подтверждаются, а даты их не проверяемы (включая начало княжения Игоря)!

Попытка Хронолога XII века «удостоверить» эти даты ссылками на одновременные (яко бы!) события византийской и болгарской истории неубедительна. Эти события вырваны из византийских хронографов и к ним по домыслу редактора привязаны скудные события первоначального недатированного рассказа. Хронолог работал после появления в рукописи ошибочных 33 лет.

На примере оставшихся четырёх сообщений, мы видим образ действий летописца-хронолога. Он отвёл Игорю (согласно Аннотации Ипатьевского списка) 33 года княжения, бесхитростно отсчитав их от принятого за достоверный года его смерти. Но у него не было, чем их заполнить — кроме последних 4 — 5 лет. Скупые записи о печенегах, восходящие к смутным слухам, не проверяемы и могут быть поставлены в любой из 30 годов. Сообщения о древлянах поставлены уместно. В те времена подчинённые племена платили дань не государству, а лично князю. Со смертью Олега древляне сочли себя свободными от обязанностей, и Игорю пришлось доказывать им свои права. Вот только сама дата смерти Олега ничем не подтверждается и является вычисленной. Все эти сообщения искусственно привязаны к датам византийских хронографов. Летописец, конечно, не имел в своём распоряжении точных дат походов Игоря на печенегов или древлян по православному летоисчислению. Он просто распределил имевшиеся у него устные сведения по своему усмотрению, подогнав их к синхронным (как он думал) византийско-болгарским сообщениям.

В повести об Игоре отсутствует ряд сообщений, которых следовало бы ожидать. Нет никаких сведений о Новгороде или из Новгорода. Полностью отсутствуют сведения об отношениях с хазарами, хотя хазарский каганат был сильнейшим в то время соседом Руси. Отсутствуют сведения о широкомасштабных походах руси на Каспий и в Закавказье в 913 и 942 г.г., о которых мы знаем из восточных источников. Более того, в списках основной версии нет сообщения о борьбе Игоря с уличами (угличами?), об осаде и взятии их города Пересечена, которые уцелели в других версиях. Заметим, что данное сообщение (как и брюзжание игоревой дружины в адрес Свенельда) в некоторых списках (напр. в Никоновском) помещается в начало Игорева княжения, а в других унесено в конец его. Это говорит о том, что оно взято из недатированного рассказа и помещено позднейшими переписчиками по их соображениям. В основной же версии оно совсем пропало.

Из проведённого рассмотрения следует, что первичная повесть об Игоре частью утрачена. От неё сохранился только конец — события после 940 г. Вся предыдущая часть её восстановлена или переписана заново, с потерей многих сведений и с искажением действительной хронологии.

Обратившись теперь к повести об Олеге, мы видим столь же плачевную картину. Аннотация отводит 31 год княжению Олега в Киеве (в тексте указана общая длительность княжения Олега — опять 33 года). Из этих лет 23 года — пустые! Две записи посвящены византийским и болгарским делам, одна запись — крещению Моравии и созданию славянской письменности и ещё одна запись — явлению кометы. На все деяния Олега отведено только 6 ежегодных записей. Это уже, как говорят, тенденция. Как и в повести об Игоре нет никаких сведений о хазарах (кроме упоминания вскользь при рассказе о дани радимичей), нет упоминаний о походах руси в Крым, на Каспий и в Закавказье. Автор ПВЛ не знает о том, что было известно Якиму, который писал «Олег обладал всею страною той… Повоевал же козар, болгар и волотов до Дуная». В год 6406 (898 от РХ) летописец поместил заметку о прохождении угров мимо Киева (Олег здесь не упомянут), но дата эта сомнительна, т. к. в то время в Киеве не было летописца, который мог бы обозначить этот год по византийскому летоисчислению. К тому же, эта запись неловко объединена с записью о деятельности Кирилла и Мефодия, происходившей 30 годами раньше, т. е., задолго до княжения Олега. В статью об Олеге искусственно вставлено сообщение о женитьбе Игоря на Ольге в 903 г. Позднейшие переписчики даже подсчитали, что супруги прожили совместно 43 года, не озадачиваясь подсчётом, сколько лет было папе и маме, когда у них после 40 лет супружества родился первенец — Святослав. Впрочем, один переписчик заподозрил неладное и на всякий случай приписал, что Ольгу выдали замуж в возрасте 10 лет. Его, однако, переплюнул вполне серьёзный историк XIX века, рассчитавшей, что Ольге-невесте было 2 (!) года (иначе у него не выходило произвести Святослава от Рюрика). Так что, 903 г. смело можно отнести в область смехотворной фантазии.

Дата смерти Олега достоверна столь же мало, сколь и начало княжения Игоря. 912 г. получен вычитанием 945 — 33. Вообще, вся запись, отнесённая к этому году непомерно длинна и неоднородна. Любопытно, что в некоторых летописных списках кончина Олега отнесена на 922, а в одном — на 927 г. Столь же недостоверна и дата начала Олегова княжения в Киеве, опять-таки полученная вычитанием 913 — 31. Рассказы о походах Олега на окрестные славянские племена поставлены уместно, после его утверждения в Киеве, и, вероятно, в правильной последовательности, но даты их поставлены Хронологом наугад и не могут быть проверены. В сущности, эти походы могли состояться в любые годы конца IX — начала Х в. Единственной вполне надёжной датой в этой повести является «год от сотворения мира 6420» — год заключения 2-го договора Олега с греками, указанный в самом тексте договора. Это год 912 от РХ (если историки правильно переводят старое византийское летоисчисление, которое имело разные варианты). Менее уверенно датируется 1-й договор Олега, приуроченный к известному походу. Хронолог поместил его в 907 г., но и эта дата — вычисленная. Она определена с помощью вставного рассказа о смерти Олега. Смерть Олега от змеи, невозможная по зоологическим, календарным и бытовым соображениям, сочинена в подражание некоему образцу и никакого доверия не вызывает. Поэтому, нельзя доверять и вставленному в рассказ указанию о пяти годах между походом Олега и его кончиной. Принимая, что и поход, и 1-й договор имели место, мы не можем удостоверить их год, ограничиваясь соображением, что это было несколькими годами ранее 2-го договора.

Повесть о варягах и о Рюрике, занимающая в дошедших до нас списках 20 лет (859 — 879) есть, безусловно, позднейшая вставка. Нестор и составитель Аннотации (если это разные лица) Рюрика знать не хотят. По их представлениям начало Русского государства идёт от утверждения Олега в Киеве (как и последующая династия). Вся легенда о Рюрике есть сбивчивый и неловкий пересказ устного предания, дошедшего до Сильвестра (?) через несколько поколений рассказчиков уже в сильно сокращённом и смутном виде. Пересказчик не знал ни летописи Якима, ни протографа «Сказания о Словене и Русе», ни новгородских Временников. Поэтому вся хронология вставки о Рюрике недостоверна, как и большая часть содержания этой вставки. Все даты в этом фрагменте поставлены наугад и, кажется, уже после её записи, как целого. Ни опираться на них, ни использовать их для каких-то выводов нельзя. В одной годовой записи содержатся сообщения, относящиеся явно к промежутку в несколько лет; в то же время 15 лет княжения Рюрика — пустые или заняты вестями из Византии (числом две). Некоторое значение может иметь лишь подсчёт числа лет, отведённых на княжение Рюрика — 17. Этого итога нет ни в Аннотации, ни в конце статьи, но он встречается в некоторых поздних списках, восходящих к новгородским источникам.

Единственная действительная дата, которую можно извлечь из вставки Сильвестра — это дата похода Руси на Царьград — «в год 6374», которая верна постольку, поскольку верен её греческий источник и его болгарский перевод. Но обсуждение этой даты и пересчёт её новейшими историками к 860 г. от РХ мы оставляем за пределами данного исследования.

Что было и что стало

Итак, мы видим, что наша хронология относительно удовлетворительна после 941 г. О предыдущей части ПВЛ этого сказать нельзя. Эта часть сильно пострадала от последующего редактирования, призванного объявить династию Рюриковичей и вывести из неё Владимира Мономаха и его потомков, как единственно законных князей Руси. Из этой части были удалены все фрагменты, противоречащие этой установке. Отсюда — зияющие пробелы в повестях об Олеге и Игоре. Это удаление производилось из уже сформированного свода путём изымания целых тетрадей. Поскольку же переписывать весь свод было тягостно и не нужно, то переписывались именно изъятые тетради. Опустевшие места были заняты вставками, которые вполне очевидны. Перечислим их.

1) Легенда о Рюрике с дополнительной вставкой об Аскольде-и-Дире.

2) Явно сочинённая басня об убийстве Аскольда-и-Дира.

3) Рассказ о переселении и войнах угров.

4) Рассказ о славянской грамоте и о деятельности Кирилла и Мефодия.

5) Вставка в рассказ о походе 7Олега на Царьград, заимствованная из греческих хронографов, живописующих жестокости язычников.

6) Сочинённая подражательная басня о предсказании кудесника и о смерти Олега от змеи.

7) Длинный, но плохо переведённый рассказ о древних волхвах из хронографа Амартола.

8) Вставка в рассказ о 1-м походе Игоря с заимствованием из греческих источников.

Помимо этих фрагментов в текст были вставлены заметки о византийских и балканских делах, шпильки писца-христианина в адрес «поганых» и навязчивые вставки об Игоре, дабы читатель не забыл, что это сын Рюрика.

Этих вставок, видимо, не хватало, чтобы вполне заменить объём изъятого текста. Поэтому, редактор вставил досконально отдельными строками все пустые годы, не пожалев пергамента.

Все даты в этих вставках либо не имеют отношения к Руси, либо не заслуживают доверия.

Что же осталось из первичного текста после его столь капитального «редактирования»?

1) Тексты русско-византийских договоров, как документов непреложных и имеющих международное значение.

2) Контексты этих договоров, без которых было невозможно их поместить.

3) Рассказ о движении Олега из Новгорода в Киев и об установленной им дани.

4) Сообщения о подчинении Олегом соседних племён (с намёком на вражду с хазарами).

5) Остаток первичного рассказа о походе Олега на Царьград, частью дублированный текстом 1-го договора.

6) Завершающие фразы в рассказе о кончине Олега.

7) Фрагмент о греческом огне из рассказа о 1-м походе Игоря на Царьград.

8) Рассказ о 2-м походе Игоря на Царьград.

9) Рассказ о сборе Игорем древлянской дани и о его убийстве.

Из этих фрагментов и берутся немногочисленные достоверные даты из эпохи Олега и Игоря.

О том, что было удалено и утеряно безвозвратно можно только догадываться.

Сомнение как повод к исследованию

Итак, мы вправе усомниться в хронологии дошедших до нас списков ПВЛ, по крайней мере, до 941 г. Теперь выясним, сколь велики здесь ошибки, и являются ли они случайными или систематическими. Редактор, не ожидававший нашей придирчивости, оставил нам такую возможность. Попробуем, исходя из имеющихся дат, составить биографии первых русских князей и прикинуть их возраст в важнейшие моменты.

В приводимых ниже таблицах мы указываем достоверность даты высокой, если она подтверждается иными письменными источниками или в тексте, независимо от сплошной хронологической канвы, и не является абсурдной. Мы считаем достоверность даты удовлетворительной, если она интерполируется между достоверными датами или убедительно увязывается с оными. Мы считаем достоверность даты низкой, если она не подтверждается и не проверяется другими источниками, а также, если её буквальное принятие приводит к явным несообразностям. Даты годов рождения, не указанные в тексте и предложенные по возрастным соображениям мы называем гадательными.

Начнём с Рюрика, хотя о нём известно менее всего. Будем исходить из того, что Рюрик был приглашён в Новгород уже зрелым мужем (но не стариком!), достаточно известным и хорошо себя проявившим, имевшим свою дружину и младших, но взрослых братьев. Следовательно, ему было лет 30, по меньшей мере. Представим данные летописи и наши прикидки в виде таблицы.

Таблица 1. Рюрик.

События            Дата        Достоверность    Возраст

                                                 даты             Рюрика

Рождение         Ок. 830        гадательно

Начало кня-       862             низкая               ~ 32

 жения

Смерть братьев 864 (866)    низкая             ~ 34 (36)

Рождение Иго-  875 (865)    низкая             ~ 45 (35)

ря Рюриковича

Умер                   879             низкая              ~ 49

Все летописные даты в этой таблице непроверяемы (даты низкой достоверности выделяем курсивом). Вызывает сомнение и сравнительно недолгое княжение Рюрика, и смерть его в не столь уж преклонном возрасте, и ранняя (подозрительно, одновременная) смерть его братьев. Если мы прибавим лет Рюрику, то сомнительным становится рождение сына у престарелого князя.

Следуя Якиму (и Татищеву), будем считать Олега братом последней жены Рюрика (Ефанды), которую он взял, надо думать, молодой девицей (значительно моложе себя). Олег, видимо, был старшим братом Ефанды, иначе он не был бы достаточно подходящим опекуном малолетнему Игорю Рюриковичу. Но, конечно, он принадлежал к тому же поколению, следовательно, был значительно моложе Рюрика. Исходя из этого, можно принять его рождение около 850 г. Тогда получаем следующую таблицу.

Таблица 2. Олег

События                Дата   Достоверность     Возраст

                                                даты                Олега

Рождение             Ок. 850   гадательно

Начало княже-         879        низкая                  ~ 30

ния

Переезд Олега         882        низкая                  ~ 32

в Киев

Подчинение со-    883—885   низкая            ~ 33—35

седних племён

Женитьба Игоря       903         низкая                  ~ 53

Рюриковича

Поход на Царьград  907    удовлетворительная   57

1-й договор              907    удовлетворительная   57

2-й договор              912         высокая           62 (72)

Умер                       912 (922)   низкая              62 (72)

И опять все даты вплоть до 907 г. непроверяемы. Здесь самое подозрительное — внезапный всплеск активности у почти 60-летнего князя, не убоявшегося плаванья в Царьград через днепровские пороги и бурное море.

Теперь, исходя из летописных дат, составим биографическую таблицу Игоря Рюриковича.

Таблица 3. Игорь

События                Дата   Достоверность    Возраст

                                             даты                 Игоря

Рождение Иго-   875 (865) низкая

ря Рюриковича

Смерть Рюрика      879       низкая              ~ 4 (14)

Переезд Игоря       882       низкая              ~ 7 (17)

в Киев  

Женитьба на           903    крайне низкая    ~ 28 (38)

Ольге

Начало княжения    913       низкая            ~ 38 (48)

1-й поход на            941      высокая          ~ 66 (76)

Царьград

Рождение Свято-  942 (930)  гадательно       67 (77)

слава 

2-й поход и под-      944       высокая         ~ 69 (79)

писание договора

Убит от древлян       945       высокая         ~ 70 (80)

Эта биография своими странностями превосходит предыдущие. Если принять даты основной версии, то Олег увозит подопечного Игорька в Киев в возрасте 6 — 7 лет. Но какая же мать отпустит от себя младенца в дальнюю страну с военным походом, исход которого непредсказуем и может оказаться роковым для её сыночка? Неправдоподобно, по обычаям того времени, что княжич ходит в холостяках до 28 лет и остаётся непристроенным «наследным принцем» до 38 лет. Анекдотично рождение у него наследника в почтенном 67-летнем возрасте. И совсем невероятно, что он возглавляет поход на Царьград в возрасте 70 лет. Не улучшает положение и версия рождения Игоря Рюриковича в 865 г. Правда, при этом он уже мог бы участвовать в походе на Киев, но во всех последующих событиях возраст его совсем выходит за пределы допустимого. Правда, в одном списке утверждается, что в 945 г. Святославу было уже 15 лет, но это оставляет те же несуразности в прочих датах (ниже мы вернёмся к рождению Святослава). Если ранее мы начинали с сомнений, то теперь у нас вполне определённая уверенность: все даты биографии Игоря до 940 г. не могут быть отнесены к Игорю, о котором писано в статьях 941 — 945 г.

Чтобы окончательно убедиться в этом, обратимся к Ольге. Учитывая обычаи того времени и возрастную физиологию, следует допустить, что к летописной дате её замужества ей было лет 18. Тогда получим следующую биографическую таблицу.

Таблица 4. Ольга

События                 Дата     Достоверность   Возраст

                                                  даты              Ольги

Рождение               885        гадательно

Замужество            903        крайне низкая        18

Начало княжения   913        крайне низкая        28

с Игорем

Рождение Свято-    942        крайне низкая       57

слава

Убийство Игоря      945           высокая              60

Объезд земли         947   удовлетворительно    62

Поездка в Царь-     957            высокая             72

град

Приём германс-    ~960            высокая             75

ких миссионеров

Осада Киева пе-    968    удовлетворительно    83

ченегами

Смерть Ольги          969            высокая             84

Мы видим, что все события, убедительно подтверждаемые дополнительными источниками и разумной логической интерполяцией, сопровождаются совершенно неприемлемой оценкой возраста княгини в эти годы. Это несоответствие происходит из неуместно вставленного редактором её замужества в 903 г., каковую дату категорически следует признать неверной. Все несоответствия оценок возраста Олега, Игоря и Ольги с их деяниями являются систематической ошибкой, причину которой надлежит выяснить.

Сколько лет было Игорю Киевскому, и когда он жил и княжил?

Ошибка эта происходит из повести об Игоре, приписывающей ему чрезмерно преклонный возраст в годы его достоверно установленных деяний. Попробуем оценить этот возраст, не поддаваясь гипнозу летописных дат.

Даты походов Игоря на Царьград, рождения Святослава, древлянского похода, входят в противоречие с датами его рождения (875) и женитьбы (903). Следует признать либо полную вымышленность всех этих дат, либо отнести их к двум разным Игорям.

Непредвзятое чтение повести рисует нам Игоря в эти годы молодым, неопытным, неуверенным в себе князем, легко поддающимся настроению и чужому влиянию, недостаточно авторитетным и допускающим непростительные промахи. Молодость его видна из того, что он не затрудняется дальними плаваньями в Царьград и личным участием в походах за данью. Во время 2-го похода, остановившись на полпути, он совещается с дружиной — принять ли предложенный византийцами выкуп, и поступает по предложению предводителей дружины. Он уступает значительную часть дани Свенельду, от которого, видимо, зависит. По настоянию дружины, он идёт собирать дань с древлян. А по собственной неопытности и алчности вызывает их гнев и гибнет. И уж, конечно, трудно представить 70-летнего князя отцом первенца-наследника после 40 лет брачной жизни.

Попробуем оценить возраст Игоря из данных контекста. Для этого обратимся к возрасту Святослава. Приводимая в Ипатьевской летописи дата рождения Святослава — 942 год — не может быть верной в хронологическом контексте. Уже потому, что вряд ли имя 2-летнего ребёнка было бы включено в договор, да ещё с указанием его личного посла. Как пишет летописец-современник, в 945 г. княжич был ещё «детеск». Однако он уже мог сидеть на коне и метать копьё, хотя и неловко. Ясно, что метание копья не под силу 3-летнему ребёнку, даже если его подсадят на коня. Да и не позволила бы Ольга, мать его, ставить дитя в боевой строй перед сражением. Т. о., объявленный 3-летний возраст Святослава невероятен. Следует отклонить и 15-летний возраст Святослава на этот момент, такой возраст слишком велик. Это уже не дитя, даже не отрок, а юноша. При хорошем физическом развитии он вполне боеспособен, и уже выпростался из-под маминого крыла. Такой юноша, при сильном характере, уже возьмёт управление княжеством на себя и не позволит матери регентствовать, как это показано в тексте летописи. К тому же, в этом варианте, он мог бы уже около 950 г. обзавестись детьми. Но никто из его сыновей в 980 г явно «не тянет» на тридцатилетний возраст. Наиболее вероятно, что в 945 г. Святославу было лет 10 — 12. Отсюда следует, что родился он приблизительно в 933 — 935 г., а Игорь женился на Ольге годом — двумя раньше. Приняв, что Игорю было в то время около 20 лет (обычный брачный возраст для юноши того времени), находим, что родился он в 912 — 914 г., что совершенно устраняет несуразности, связанные с его возрастом в последние годы княжения. Одновременно снимаются таковые же несуразности, связанные с возрастом Ольги, поскольку она, видимо, была несколько моложе мужа, так что в период её правления была вполне молодой и деятельной женщиной, а не престарелой мамой-бабушкой.

Оценку возраста Святослава можно проверить по возрасту его потомков. У Святослава было три исторически установленных сына, достаточно больших в 970 г. для самостоятельного княжения. Старшим из них следует признать Владимира, сына Малуши, ключницы Ольги. Это видно из того, что Владимир (в отличие от братьев) решается пойти в далёкий и незнакомый Новгород. Видно и из того, что Владимир в распре с Ярополком ведёт себя, как человек опытный, искушённый в интригах и не стесняющийся в средствах для достижения своих целей. Именно сознание своего старшинства давало ему внутреннее убеждение в праве на великое княжение в Киеве. Старший из сыновей Владимира, Вышеслав, родился до 980 г. На его матери, «чехине» Олове (она же «княжна варяжская») Владимир женился, видимо, в период своего бегства из Новгорода в 977 — 979 г.г., так что в это время он уже явно достиг брачного возраста. Олег Древлянский был младшим сыном Святослава и погиб в 977 г., не оставив жены и детей. Надо полагать, ему было не более 18 лет. Ярополк, сын Святослава от венгерской королевны (как и Олег), в распре с Владимиром ведёт себя, как неуверенный и нерешительный юноша, заметно уступающий своему противнику и в силе характера, и в знании людей. Незадолго до своей гибели он едва успел зачать своего единственного сына Святополка.

Наиболее вероятна следующая картина семейной жизни Святослава. Его связь с Малушей была, видимо, первым «юношеским романом». Ольга сочла эту связь с рабыней неравным браком и Малушу отправила в ссылку, а сына поспешно женила на подходящей невесте (дочери короля венгерского). От этого «официального» брака родились Ярополк и Олег. При этом отец не отказался от Владимира, признавая его своим сыном и княжичем. Да и Ольга пестовала Владимира вместе с другими внуками. Т. о., связь Святослава с Малушей надо отнести, примерно, на 953 — 954 г.г. (пара лет туда-сюда принципиального значения не имеет). При тех же предположениях о брачном возрасте мы опять приходим к рождению Святослава в 933 — 934 г.г.

Но правомерно допустить, что Ипатьевский летописец использовал дату, взятую из источника, пользовавшегося т. н. «Никифоровым» летоисчислением. По этому летоисчислению Христос родился на 8 лет раньше, чем по исчислению, официально принятому позднее в Византии и на Руси. Т. о., все даты, привязанные к «Никифорову» исчислению, оказываются на 8 лет больше, чем должны быть по сквозной хронологии нашего летописца. В этой хронологии Святослав родился в 934 г. и в год смерти Игоря ему было 11 лет. Это совпадает с предложенными выше оценками с точностью плюс-минус год. Такое совпадение показывает, что все три рассуждения согласованы. Они не противоречат друг другу, а главное не противоречат фактам и здравому смыслу.

Отсюда выводим, что Игорь женился на Ольге не позднее 934 г., но и не намного раньше. Учитывая допуски и возможные случайные факторы, можно считать, что они поженились между 930 и 934 годами. Тогда рождение Игоря Киевского следует отнести в промежуток 910 — 915 г. г. Напомним, что в конце повести об Игоре число лет его княжения не указано (в отличие от повестей об Олеге и Святославе). Умер он в возрасте около 30 лет, прожив примерно на 35 лет меньше, чем отводит ему ПВЛ. Княжить 33 года он не мог, разве что вступил на стол двухлетним младенцем. Летописные даты его рождения и начала княжения ошибочны. И не просто ошибочны, а весьма далеки от действительных.

Ошибка, с которой смирились

Летописец-хронолог явно растягивает княжение Игоря вставкой пустых годов и не относящихся к русской истории сообщений, потому что ему надо заполнить 33 года, отведённых на это княжение Аннотацией. Но эти 33 года в Аннотации вовсе не принадлежат первому автору ПВЛ. Нет их и в древнейшем дошедшем до нас списке Лаврентия (1377 г.). Этот срок появляется впервые только в Ипатьевском списке начала XV в., и единственно отсюда проистекают и его повторения во всех позднейших изводах, и натужное «раздувание» хронологических рамок самой повести об Игоре. Издатели ПСРЛ заметили, что часть Ипатьевской рукописи между 103-м и 196-м листами более древняя, чем начало её. Это начало, видимо, было переписано заново уже после формирования основного корпуса рукописи.

Множественное тиражирование числа 33 в более поздних изводах — не аргумент в пользу его достоверности. Это — лишь повторение ошибки, однажды допущенной в своде, принятом за канонический и официальный. Писцы, повторявшие её — это монахи Владимиро-Суздальской земли, далёкие и по месту, и по времени от киевских событий XI в., не имевшие никакой независимой от предыдущих списков достоверной информации об этих событиях и их хронологии.

В списке Лаврентия сведения за годы княжений Олега и Игоря (6406 — 6430 от СМ; 898 — 922 от РХ) отсутствуют (это известно специалистам и нарочито оговорено в научных изданиях ПСРЛ). Соответствующих листов, составлявших по прикидке как раз тетрадь (а то и две), в рукописи нет. Тетрадь эта изъята, как изъяты 15 тетрадей из старшей новгородской летописи, как изъяты (и заменены другими) начальные тетради Ипатьевского списка. А учитывая, что к этому отрезку примыкают во всех списках 10 пустых лет снизу и 7 сверху, да редкие записи, не относящиеся к русской истории, следует признать ошибочной почти всю хронологическую канву вплоть до 940 г.

Ясно, что не сам Лаврентий выдирал тетрадь из только что законченной рукописи. Это было сделано позднее. Видимо, цензор предполагал заменить эту тетрадь, но не успел в этом. Итак, тетрадь была изъята, но по недосмотру цензора в Аннотации у Лаврентия уцелело другое число лет княжения Игоря, а именно 13, что, конечно, резко меняет дело. Мы отсылаем читателя, желающего тщательно рассмотреть вопрос, к приведённой выше копии Аннотации.

Напомним, что в древних списках летописей привычные для нас арабские цифры не употреблялись, а числа обозначались буквами кириллицы «с титлом». Буквам ставились в соответствие цифры до 9, далее — десятки, сотни и тысячи, которые и сочетались в нужном порядке. Первые издатели ПСРЛ в XIX веке использовали стандартный шрифт и приняли обычное цифровое обозначение дат. При издании ПВЛ был использован Ипатьевский список, как более полный. Но в примечании было указано, что в рукописи Лаврентия вместо 33 лет стоит 13 (в одном списке стоит даже невозможное 83, что показывает нечёткость протографа). Это примечание было оставлено без должного внимания. Историки XIX века и их последователи, пользовавшиеся типографским изданием, приняли эти 33 года по Ипатьевской хронологии, со всеми вытекавшими отсюда нелепостями, а примечанию и расхождению не придали значения.

.Оригинал же Лаврентьева списка был (и остаётся) почти недоступным читателю. Но в 1926 г. было предпринято переиздание летописи Лаврентия; Ипатьевская рукопись была переиздана в 1908 г. Для этих изданий был подготовлен специальной шрифт, и текст изображался в виде, близком к факсимиле. Даты были изображены кириллицей с титлом, однако, стандартные строчные буквы даны обычным гражданским шрифтом. Ниже мы воспроизводим эти даты доступными нам средствами (использован шрифт Arial Unicode, содержащий больше знаков и позволяющий приблизить начертание букв к летописному полууставу).

Ипатьевский список (от первого лета Игорева до первого лета Святославля) ΛѢт~.Λ҃Г (лет 33);

Лаврентьев список (от первого лета Игорева до первого лета Святославля) ΛѢт. Г҃І (лет 13);

Как могла получиться такая ошибка? Можно усмотреть два источника её.

В первом случае можно допустить, что в протографе Ипатьевского списка число лет было написано нечётко, или повреждено. Буква Ѣ была опущена или стёрта, верхнее т принято переписчиком за титло, концевое І было опущено, как случайная помарка, а впереди приписано ΛѢт, посчитанное пропущенным в протографе. Так произошла замена: ΛтГ҃І  ΛѢт~Λ҃Г. В таком случае указанную замену следует считать поздней, не ранее XIV в.

Интереснее другой возможный источник ошибки, более ранний. Вполне вероятно, что в XI веке существовало, по меньшей мере, два списка летописи, исходивших из одного протографа. Есть данные о летописаниях Черниговском и Полоцком, «отпочковавшихся» от первоисточника ранее работы Нестора и Сильвестра. В одном из списков было верно воспроизведено 13 лет, вставленных в аннотацию во времена Ярослава или вскоре после. Последующие изводы сего списка сохранили это число, от этой линии и произошла рукопись Лаврентия. Писец второго списка затруднился чтением нечёткого места в протографе и обратился за уточнением к старым людям. Это было обычным методом работы летописцев. Один из киевских летописцев ссылается на рассказы 90-летнего старца Яна Вышатича, от которого получил много сведений. В средине XI в. ещё жили люди, которые могли помнить Ярополка Святославича, Буегаста, а то и Святослава и некогда получить от них соответствующую информацию. К кому-то из них и обратился летописец. Тут получилось, что либо информатор неверно понял вопрос, либо летописец неверно понял ответ. Это вполне возможно при беседе с 90-летним старцем, который церковно-славянского языка не знал, а говорил русской речью времён своей молодости. Так, вместо числа лет княжения в Аннотацию попало число лет жизни Игоря — 33. Это число и проникло в последующие изводы, от которых произошла Ипатьевская рукопись. Если суть ошибки такова, то Игорь родился в 912 г. Этот год — дата рождения Игоря, а не начала его княжения! И дата эта попадает как раз в средину того интервала, который мы определили из предыдущих рассуждений. Такое тройное совпадение не может быть случайным. Позвольте считать эту дату верной.

Итак, Игорь вступил на стол около 932 г. Приняв 13 лет правления Игоря вместо 33, мы не нуждаемся уже в изобилии пустых лет, заполняющих это правление. 20 из них смело можно исключить из Игорева княжения. Тогда оставшиеся годы достаточно компактно заполняются сохранившимися сведениями. Возможно, некоторые из этих сведений вставлены позднее, по догадке переписчиков, например, два кратких упоминания о печенегах. Возможно, что при переписке сводов какие-то сообщения были потеряны или преднамеренно изъяты. Но это уже предмет дальнейших исследований. Для нас же важно, что обнаруженную ошибку можно обоснованно и разумно исправить. Тем самым устраняются вопиющие несоответствия и нелепости в датировках Хронолога.

Кстати, вот что пишут первые издатели о рукописи Лаврентия:

«…до 40-го листа в сплошную строку, а далее в два столбца. До 40-го листа почерк уставный, а отсюда до конца рукописи полуустав, мельче первого и кажется другой руки… За 9 л. недостаёт неcкoльких листов».

Как раз после 9-го листа и изъята тетрадь из первоначальной рукописи. Но если, судя по почерку, первые листы написаны другим писцом, то Лаврентий, подписавшийся в конце рукописи, был только продолжателем её. За первые листы он не отвечал. Тогда именно он и мог изъять тетрадь.

Когда вышла замуж Ольга?

Теперь мы можем по-другому взглянуть и на летописную дату замужества Ольги. Трудно однозначно указать, как произошла путаница. Но она, безусловно связана с той же ошибкой в 20 лет, так что вместо 903 г. надо читать 923 г. Однако, женитьба 10-летнего княжича представляется маловероятной. Видимо, здесь вкралась ещё одна ошибка. Эта дата не принадлежала первому летописцу, а была вставлена позднее, видимо, по сообщению кого-то из приспешников Ольги. Кто-то из летописцев или их информаторов использовал шкалу времени, в которой шёл правильный отсчёт с начала правления Михаила в 842 г., вместо ошибочно принятого в летописи 852 года (см. выше о Густынском списке). Поэтому, при пересчёте в шкалу Хронолога следует добавить ещё 10 лет. Так получаем 933 г., что хорошо согласуется с рождением Святослава в 934 г. Учитывая, что в то время на Руси начало года считалось двояко — с 1-го марта или с 1-го сентября, возможно принять женитьбу Игоря и в 932 г., либо начало княжения его в 933 г. В таком случае, Игорь женился в год смерти Олега, который ещё успел привести ему невесту. Так что известные строки Пушкина «Ковши круговые, запенясь, шипят на тризне плачевной Олега. Князь Игорь и Ольга на холме сидят, Дружина пирует у брега» точно описывают события. Только было это не в 912, а в 932 г.

Тогда ясно, что в 945 г. Ольга осталась вполне молодой вдовой в возрасте около 30 лет. Кстати, есть вопрос, о котором историки почти не говорят: почему вдовая княгиня осталась у власти, вопреки устойчивому патриархальному обычаю восточных славян? Почему киевляне не надумала выбрать другого князя из числа претендентов на стол по родству, или из своей среды? Это — уникальный случай в истории Руси. Сделанное исправление дат и возрастов даёт ответ на этот вопрос. По-настоящему, вопрос, кому княжить в Киеве, решала дружина. Вспомним ещё, что девичье имя Ольги — Прекраса, и, видимо, дано было не зря. И дружинникам — мужчинам — просто нравилось служить молодой, красивой, гордой женщине. Это, конечно, помимо прочих причин. Будь Ольга в десять раз мудрее, но на 10 лет старше, её, скорее всего, отправили бы «на пенсию».

Реконструкция возраста первых киевских князей

Версию о более поздней дате рождения Ольги и её замужества предлагал Б. Рыбаков. Но он умалчивал о том, что, согласно ПВЛ, она была выдана за Игоря по выбору Олега. Предположения о более позднем и более коротком сроке княжения Игоря уже делались некоторыми авторами. Но они не были приведены к убедительной системе дат, и из них не были сделаны решительные выводы. Теперь мы имеем достаточное основание для таких выводов. Но прежде вернёмся к приведённым выше таблицам и исправим ошибки Хронолога и следующие из них оценки возраста князей. Мы сохраним принятую в летописях длительность княжения Олега и Рюрика, но гадательные даты их рождения сдвинем на 20 лет. И не будем смешивать никак не проявившего себя Игоря Рюриковича с реальным Игорем Киевским. Получим следующую картину.

Таблица 5. Рюрик

События                Дата      Достоверность     Возраст

                                                  даты               Рюрика

Рождение            Ок. 850      гадательно

Рождение Иго-   875 (865) недостоверно       25 (15)

ря Рюриковича

Начало княжения    882   удовлетворительно   32

Смерть братьев       886   удовлетворительно   36

Умер                        898    удовлетворительно  49

Таблица 6. Олег

События                 Дата    Достоверность  Возраст

                                                  даты             Олега

Рождение            Ок. 870         гадательно

Начало княжения    898   удовлетворительно    30

Переход Олега        901    удовлетворительно   32

в Киев

Подчинение со-  902—904  удовлетворительно 33

седних племён

Женитьба Игоря      903          недостоверно       34

Рюриковича

Поход на Царьград  907    удовлетворительно   37

1-й договор              907    удовлетворительно   37

2-й договор              912             высокая            42

Умер                          932   удовлетворительно    62

Таблица 7. Игорь Киевский

События                  Дата   Достоверность    Возраст

                                                  даты               Игоря

Рождение Игоря      912  удовлетворительно

Женитьба на Ольге  932  удовлетворительно     20

Начало княжения    933   удовлетворительно     21

Рождение Свято-     934   удовлетворительно     22

слава

1-й поход на Царь-  941       высокая                   29

град

2-й поход и подпи-  944       высокая                   32

писание договора

Убит от древлян      945        высокая                    33

Таблица 8. Ольга

События                  Дата   Достоверность  Возраст

                                                   даты           Ольги

Рождение                 915        гадательно

Замужество              932   удовлетворительно   17

Начало княжения     933   удовлетворительно   18

с Игорем

Рождение Свято-      934   удовлетворительно   19

слава

Убийство Игоря       945             высокая            30

Объезд земли          947    удовлетворительно   32

Поездка в Царьград 957            высокая            42

Приём германских ~960            высокая         ~ 45

миссионеров

Осада Киева пече-   968   удовлетворительно   53

негами

Смерть Ольги           969            высокая             54

Что же мы получили?

Прежде всего, отметим, что все достоверные даты хронологической канвы сохраняются, как и даты, которые удовлетворительно интерполируются.

Включённые в летопись иностранные события остаются, но неверная искусственная синхронизация их с событиями русской истории отбрасывается.

Уточнённые даты русской истории, полученные из разных источников и с помощью разных логических рассуждений, совпадают с точностью 1 — 2 года.

Отчётливо видно, что даты рождения и женитьбы Игоря Рюриковича никак не могут относиться к Игорю Киевскому.

Устраняются неправдоподобные оценки возраста князей и княгинь в годы точно установленных событий. Дряхлые старики и старухи не отправляются в заморские походы; 10-летних девочек не выдают замуж; женщины рожают в подходящем возрасте; трёхлетние младенцы не мечут копья.

Важно, что для получения такого результата не потребовалось отдельно манипулировать с каждой датой и каждым событием, подгоняя к ним правдоподобные биографические данные. Достаточно было исправить одну ошибку, которая портила всё. Это — известный принцип научного исследования: чем больше фактов объясняет одна гипотеза, тем она ближе к истине. Когда для объяснения мнимо противоречащих друг другу фактов приходится привлекать много гадательных дополнительных гипотез, то факты неверно поняты, и все эти гипотезы не убедительны.

Мы покусились на ревизию всей хронологической системы ПВЛ до 940 г., но это как раз тот случай, когда система не выдерживает критики и явно слабее опровергающих её аргументов.

Все построения, исходящие из неверных дат нельзя принимать всерьёз.

«Что же — воскликнет человек, со школьных лет заучивший призвание Рюрика в 862 году — переписывать хронологию за полвека?». Придётся переписать.

Неизбежные коррективы: княжение Олега

По летописному рассказу именно Олег привёл Игорю жену — псковитянку Прекрасу, которую переименовал в Ольгу. Следовательно, в год их свадьбы он был ещё жив. В таблице мы указали год его смерти 932 (конечно с допуском плюс-минус год-два). Это значит, что все события русской истории от 898 до 932 г. происходили при Олеге. (6406–6440 от СМ; 898–932 от РХ)

Примечательно, что именно описание этих лет, начиная как раз с 898 г., изъято из рукописи Лаврентия. Именно цензурное редактирование повести об Олеге потребовало переписки 100 листов Ипатьевского списка и привело к появлению непомерного числа пустых лет в повести об Игоре. Олега убирали из династии и из истории целенаправленно.

Для генеалогии наиболее важно, что именно в это время родился Игорь Киевский, отцом которого никак не мог быть давно уже скончавшийся Рюрик. Нам неизвестен никакой другой князь начала Х в., который мог бы претендовать на роль отца Игоря и основателя последующей династии — кроме Олега. Ни в летописях, ни в фольклоре, ни в зарубежных источниках нет даже намёков на такое лицо. Нет также намёков на смену династии, на какой-то династический переворот при вступлении Игоря на киевский стол. По прекрасному рецепту Шерлока Холмса исключим всё невозможное и получим истину. Игорь Киевский — это Игорь Олегович, и вся последующая династия Киевских, а затем Владимирских и Московских великих князей — это Олеговичи, по старому письму и произношению — Ольговичи.

11 пустых лет княжения Олега по ПВЛ (886 — 897) на самом деле не принадлежат этому княжению. Пустые же годы с 899 по 906 следует заполнить неуместно поставленными сообщениями о походах на соседние племена и утверждением Киевской державы. Заметки о печенегах от 915 и 920 г.г., если оставить их на месте, попадают в эпоху Олега. Напротив, пустые годы начала княжения Игоря следовало бы заполнить сообщениями о деяниях Олега. Но редактор удалил соответствующие записи. Не решившись приписать сии деяния Игорю, он заменил эти записи басней о змее и никому не нужной длинной цитатой о волхвах из хронографа Амартола. Заметим, что эта цитата была бы совсем ни к чему, если бы в предыдущей басне не фигурировали волхвы. Комментаторы ищут какие-то поводы и оправдания к вставке этой цитаты. На деле же для этого была только одна причина — заполнить листы тетради, оставшиеся пустыми после изъятия неугодных заказчику записей.

Возможно, вследствие редактирования статьи об Олеге из летописи выпал рассказ о походе Руси на Каспий в 913 г., известный по арабским источникам (Масуди). Этот поход (как и менее известные походы 909 и 910 г.) состоялся именно при Олеге. Выпали и сообщения о русско-хазарских отношениях, которые, безусловно, имели большое значение для Киевской Руси. Не исключена потеря сведений об отношениях Руси с Великой Моравией в 1-й половине Х в., о каковых упоминают чешские и польские источники. Наличие таковых отношений подтверждается археологически: как раз в это время на Киевщине появляются довольно многочисленные воинские захоронения по моравскому христианскому ритуалу, которые ранее поспешно объявлялись норманнскими.

Примечательно, что в Ипатьевском списке повесть о Кирилле и Мефодии и о славянской письменности помещена в 898 г., и попадает в эпоху Олега. Но на самом деле эти события произошли много раньше, в 860-е — 870-е годы, о чём летописец XI в. должен был знать. К несоответствию привело именно смещение княжения Олега на 20 лет раньше. В первоначальной версии ПВЛ недатированная повесть о Кирилле и Мефодии предшествовала рассказу о прибытии Олега в Киев. Хронолог отодвинул Олега вглубь времён, вследствие чего повесть оказалась не на месте и была помещена под датой, никак к ней не относящейся.

Подчинение Киеву окрестных племён и становление Киевской державы следует отнести к первым годам Х в. Эти события непосредственно предшествовали появлению Олега на Балканах и его походу на Царьград, что явилось естественным продолжением подчинения уличей и тиверцев, борьбы за выход Киевской Руси к морю.

Наличие договора 907 г. показывает, что уже в это время на Руси появилась письменность (возможно, не вполне идентичная церковно-славянской кириллице). Олегу принадлежит внедрение этой письменности в официальное государственное употребление. Для тех, кто отмахивается от существования русской письменности до Крещения Руси приведём цитату из оригинального текста Х века — русско-византийского договора 912 г. «В удостоверение и неизменность, которая должна быть между вами, христианами, и русскими, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях — царя вашего и своею рукою…» (перевод Лихачёва и Романова). Достоверность и адекватность этой цитаты никто не оспаривает. «Иваново написание» — это, конечно, русско-славянская письменность, которая не только была уже известна на Руси, но использовалась для международных документов. И, как видим, послы писали этот текст «своею рукою»!

Фальсификация летописи не только вызвала ошибочное наименование потомков Олега Рюриковичами, но переменила и саму картину начального становления Руси. Рюрик был князем только в Новгородской земле. Его потомки этого княжения не унаследовали. Киевская Русь возникла не как продолжение княжества Рюрика, а как результат действий Олега.

Дальнейшие коррективы: Рюрик, Аскольд, Дир

Перенеся смерть Рюрика на 898 г., и сохранив указанный в некоторых источниках 17-летний срок его княжения, находим, что он явился в Ладогу в 882 г. Тем сразу исключаем предлагаемое некоторыми авторами совершенно неубедительное отождествление Рюрика Новгородского с Херраудом Хрорекром Ютландским, известным из западноевропейских источников. Этот последний умер в 874 г., так что можно закрыть ещё одну версию, производящую Рюрика из норманнов.

Нет оснований отрицать известие Якима о том, что Рюрик был женат на Ефанде (Ванде), и что у них был сын Игорь. Можно допустить, что последний родился где-то около 895 г. и, следовательно, был несколько моложе, чем по основной версии ПВЛ. Но и в этом случае он не мог быть мужем Ольги и отцом Святослава. Это место уже занято Игорем Киевским — Игорем Олеговичем.

Переносится на 20 лет позже дата перемещения Рюрика из Ладоги в Новгород, а также даты первых упоминаний некоторых русских городов, приписанные в ПВЛ к эпохе Рюрика.

Татищев считает Аскольда сыном Рюрика, некоторые списки называют его сродником или боярином Рюрика, иные отказывают ему и в этом. Для наших целей достаточно установить, что, судя по летописному тексту, Аскольд был, вероятно, современником Рюрика. Тогда его правление в Киеве укладывается в эпоху Рюрика, растягиваясь до 901 г. Ему приписывают поход на Царьград, который, согласно ПВЛ, произошёл в 866 г. (эта дата не связана с расчётом русских княжений, и её не надо сдвигать на 20 лет). Византийские источники относят этот поход к 860 г. (если переводчики правильно дают дату). Но, в любом случае, с учётом сделанных исправлений хронологии, Аскольд не мог возглавить этот поход. Византийцы не знают ни вождя упомянутого похода, ни имени Аскольда. Так что Аскольд либо вовсе не ходил на Царьград, либо он возглавлял другой, более поздний поход, окончившийся неуспешно, что послужило ему поводом для крещения.

Поскольку поход 860 г. состоялся много раньше и Рюрика и Аскольда, то ни норманны, ни варяги (а это разные понятия) не имеют к нему отношения, даже если записать этих князей в таковые.

Крещение Аскольда (если оное случилось), видимо, следует отнести на время после 885 г. В Густинском списке оно отнесено к 886 г. (когда по Ипатьевской версии он уже был убит). А в некоторых других, поскольку этот год попадает в княжение Олега, то и проповедник-креститель Михаил приходит к Олегу. Пересмотр дат позволяет устранить это противоречие. Если дальнейшие исследования не опровергнут этой даты, она может быть принята как одна из опорных дат для нашей истории IX века.

Сообщение Никоновской летописи о борьбе Аскольда с печенегами весьма сомнительно в хронологической системе ПВЛ, т. к., в 860 — 870-е годы печенеги ещё не появлялись в пределах Киевской Руси. Известно, что они двинулись на запад позже угров, а угры, по сообщению ПВЛ, прошли мимо Киева в 898 г., хотя эта дата не удостоверена. Тогда, допустив, что угры миновали Киев раньше, а какая-то орда печенегов двигалась впереди других, в исправленной хронологии столкновение Аскольда с печенегами в 890-е годы становится вероятным.

Дир никогда не княжил вместе с Аскольдом уже потому, что на Руси никогда в одном городе не правили одновременно два князя. Когда князей развелось больше, чем было городов, иногда случалось, что доходы с одного города делились между двумя князьями, но правил всё равно только один из них. Византийцы Дира не знают, как и Аскольда. Яким пишет об Аскольде, но ничего не знает о Дире. Восточные авторы (Аль-Масуди) упоминают Дира, но не знают Аскольда. Единственный источник (кроме ПВЛ), упоминающий и того, и другого — Велесова книга (которую давно пора признать историческим документом). По ВК Дир предшествовал Аскольду, и, кажется, был убит последним. Автор ВК приписывает Диру прозвище «Эллинский». Вряд ли это признак национальности. Скорее, это прозвище дано в память успешного похода на греков, как, например, Сципион Африканский или Германик у римлян. Тогда есть основание приписать поход 860 г. именно Диру. Исправленная хронология допускает это.

Времена Буривоя и Гостомысла

Гостомысл был в Новгороде предшественником Рюрика, коего и пригласили по его завещанию. Не вдаваясь в дискуссию, прикидочно определяем время его правления примерно от 850 до 882 г.

Это исключает предлагаемое некоторыми его отождествление с одноимённым князем бодричей (ободритов), погибшим в 844 г. Если Рюрик родился у дочери Гостомысла (по Якиму и Татищеву) около 850 г., значит сама эта дочь (средняя) родилась до 835 г. Тогда Гостомысл родился где-то около 810 г. (не позднее). По летописным известиям он умер в глубокой старости. По Якиму, из рода Гостомысла происходила Прекраса, она же будущая княгиня Ольга. Судя по возрасту, она была не внучкой Гостомысла, а, по крайней мере, правнучкой или праправнучкой. В то время браков между близкими родственниками избегали, и это ещё один аргумент против того, что Игорь Киевский был потомком Гостомысла и Рюрика. Брак Игоря и Ольги объединил династические линии Гостомысловичей и Ольговичей.

Тогда деятельность отца Гостомысла, Буривоя, приходится на начало IX века. Примечательно, что в то же время родился его тёзка, первый чешский князь, принявший православие. Буривой, потомок в 9-м колене Владимира Древнего (не путать с Владимиром Святым) — древнейший русский князь, для которого возможна оценка времени княжения по данным летописания.

Заключение

Мы уже говорили, что привязка отечественной хронологии к византийской была произведена путём вычисления. Летописец-хронолог, используя данные о княжениях, уходил вглубь истории, отсчитывая от достоверной и близкой к нему даты. Такой датой в Аннотации является 1113 г. — год смерти Святополка II и начала княжения Владимира Мономаха. Вычитая сроки княжений, он дошёл до года прибытия Олега в Киев, который и определил как год 6390 от СМ (882 от РХ). С другой стороны, следуя переводным хронографам, он поднимался по лестнице годов и дошёл до императора Михаила III, от которого протянул мост к Олегу. Он взял дату 6360 г. (852) для «первого лета Михаила» из византийского хронографа (вероятно, в болгарском или церковно-славянском переводе) и получил промежуток между этими датами в 29 лет. Это число не может быть более достоверным, чем исходные даты. Теперь мы знаем, что этот подсчёт ошибочен. В арифметике хронолог не ошибся, но из-за неправильной длительности Игорева княжения он вычел лишние 20 лет. А из-за ошибки с датой воцарения Михаила потерял ещё 10 лет. Правильный интервал при этих данных составляет 59 лет.

Мы выяснили, что для столетия русской истории между 842-м и 941-м годами достоверными можно считать лишь считанное число проверяемых дат и, может быть, несколько надёжно привязываемых к оным. Все остальные даты сплошной хронологической канвы ПВЛ для этого отрезка времени, относимые к отечественным событиям, неверны. Мы предложили свои поправки к некоторым из этих дат. Желательно избегать тиражирования ошибочных дат в печатных изданиях, хотя бы и в популярных. Некорректно также использовать их для аргументации в дискуссии и каких-либо построений.

Существенно сдвигается дата т. н. «призвания варягов». Тем, кто (без особых к тому оснований) отсчитывает отсюда начало Руси, придётся перенести это начало на 882 г. Более важной является дата утверждения Олега в Киеве — 901 г. Это и есть дата возникновения Русского государства, вышедшего за пределы отдельных племён и городовых княжений.

Как там спрашивал любознательный Владимир Красное Солнышко?

«Когда это было? И сбылось ли всё это?».

Вот мы и ответили ему.

ГЛАВА 2. НОРМАННЫ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ И ДОМЫСЛЫ

Начало истории Руси затемнено и нарочито искажено. Искажение это началось уже в XII в., но особенно проявилось в трудах «норманистов» в XVIII — XIX в. Совершенный сумбур в этой проблеме происходит из того, что писатели-историки, начиная с Байера, сваливают в кучу совсем разные вопросы: 1) вопрос о роли норманнов в русской истории; 2) вопрос о том, кто такие были варяги и каково их значение в событиях; 3) вопрос о происхождении и роли Рюрика; 4) вопрос о возникновении русского государства. Создав эту кучу и слегка поворошив в ней палкой, норманисты одним махом решают все проблемы, сформулировав свой исходный тезис: «Русское государство было создано норманнским конунгом Рюриком и его варягами». И далее вся история подтягивалась к этому тезису, как бы ни расходилось это с фактами, логикой и здравым смыслом.

Эта концепция подвергалась обоснованной критике и в XX веке была отвергнута большинством отечественных историков. А ведь ещё Ломоносов, ссылаясь на иностранного автора Претория, писал о варяжских пришельцах: «Конечно, они не из Дании или Швеции были… затем, что языка, обычаев и обрядов различие, и места расстояние сему не дозволяет верить, но призваны из соседей». Но: «Неумолимое норманнское вето тяготеет над разъяснением какого бы то ни было остатка нашей родной старины» (Гедеонов, 1876 г.). И: «Насмешки и упрёки в вандализме устремлялись на головы лиц, которые позволяли себе протестовать против учения норманизма. Это был какой-то научный террор, с которым было очень трудно бороться» (Загоскин, 1899 г.). Иловайский («Начало Руси») пишет, что норманисты, полемизировавшие с ним, не читали его работ и приписывали ему совсем не то, что в них сказано. Н. Ильина: «Норманнская теория, в результате изучения ее основных положений, оказывается искусственной надстройкой над подлинной жизнью».

Ломоносов был не первым и не единственным историком, высказавшим мнение о невозможности прихода на Русь чужеязычных пришельцев из далёкой земли. Древнейший наш установленный летописец Иоаким (Яким), первый новгородский епископ, ничего не говорит ни о каких норманнах, викингах, шведах, датчанах и пр. Все его сообщения о варягах, Рюрике и событиях IX — X веков в северной Руси относятся к землям Новгорода, к землям северо-западных славян и соседней Прибалтике. Анонимное «Сказание о Словене и Русе», содержащее весьма древние фрагменты, тоже ничего не знает о норманнах. Отсутствуют норманны, викинги, конунги и в летописях основной версии (Лаврентьевской, Ипатьевской и др.). Для первых наших летописцев русское происхождение Рюрика было бесспорно и не требовало какого-то обсуждения. И это не от неведения, не от нарочитого замалчивания, не от национального чванства. Иностранные авторы согласны с такой трактовкой событий. Польские историки Длугош (XV в.) и Стрыйковский знают варягов, но никак их не связывают с норманнами. Герберштейн в 1549 г. писал: «На основании всего этого мне кажется, что руссы, скорее всего, призвали к себе князей из… варягов, чем передали власть чужестранцам, которые были чужды их религии, обычаям и языку» (отсюда видно, что варягов он считает славянами). Другой немец, Штраленберг (1736 г.), ссылаясь на книгу Клода Дюре (1613 г.), пишет: « (он) говорит, не без основания, что варяги, от которых происходил Рюрик, были вандалы, называемые другими вендами» (венеды — славяне юго-западной Прибалтики). Татищев не признаёт варягов норманнами и считает ошибкой это мнение Байера (впрочем, он сам тоже ошибался, принимая варягов финнами). Норманны появились в наших летописях не ранее ХVI в., причём одновременно с выведением Рюрика из Пруссии, где оных норманнов никогда не было.

В сущности, никакой научной «норманнской теории» нет, и она невозможна на базе объективных и достоверных данных. Возможна лишь «норманнская гипотеза», как умозрительное спекулятивное построение, которое могло держаться только при недостатке и подавлении критики.

Об основательной норманнской теории можно было бы говорить в двух случаях: 1) если бы мы имели отечественное историческое свидетельство, близкое ко времени событий, определённо указывающее на приход князей из Швеции или иной скандинавской страны, и если бы это свидетельство подтверждалось достаточным комплексом археологических, этнографических, филологических и других исторических данных; 2) если бы мы имели таковое скандинавское свидетельство о выселении князей на Русь, опять-таки поддержанное комплексом археологических, этнографических, филологических и исторических данных. На самом деле, ни одно из этих условий не выполнено. Историк может быть норманистом, существование норманистов даже полезно для дискуссии. Но если он выдвигает научную теорию, то первый вопрос — о её доказательной базе.

То, что было понятно Ломоносову, сделали непонятным, старательно запутали и полностью переиначили. Увы, в последние десятилетия концепция норманистов опять всплывает на поверхность, благодаря переизданиям, бездумным компиляциям подходящих «классиков», а особенно благодаря некоторым популярным книжкам на исторические темы, где немалая часть содержания, порою, относится уже к научной (или ненаучной) фантастике. Единственный способ создать из кучи нечто упорядоченное — разобрать её и разложить по составным частям. Это мы и хотим сделать. Здесь мы выделим и рассмотрим вопрос о норманнах и постараемся выяснить, какова их роль в истории Руси. После упомянутой деятельности норманистов — это, конечно, работа для Золушки. Ну, что ж, и такую работу приходится иногда делать исследователю.

Название

Сами норманны себя так не называли и долго не знали, что они норманны — пока не познакомились с иноязычными письменными источниками. В IX в. у скандинавов возник географический термин — Нор вейг (северный путь), но такого народа они не знали, т. к. западная сторона Скандинавии была заселена разными малочисленными племенами, не имевшими общего названия. Не называли норманнов норманнами и их ближайшие соседи — англичане. Последние вначале знали только датчан (Dane), которые ранее всех стали совершать рейды к берегам Англии и даже создавали там свои королевства-колонии. Норвежцев (Norway) англичане стали отличать с Х в., когда последние стали нападать на Англию независимо от датчан и вмешиваться в местные междоусобицы. Шведов же англичане, тем более другие народы Западной Европы долго знали лишь понаслышке, хотя название их есть уже у Тацита. Термин норманны (nortman) — «северные люди» — возник, скорее всего, во франко-германской языковой среде империи Каролингов, для которой скандинавы действительно жили на севере. Его употребление было стимулировано нападениями норвежцев на север Франции, перешедшими в колонизацию. Заселённые скандинавами земли получили название Нормандии, герцогом которой в 911 г. стал знаменитый Роллон. В английском языке и поныне норманны и нормандцы пишутся одинаково. У немцев была и другая форма этого названия — Nordman. Лиутпранд Кремонский пишет: «Ведь по-немецки nord означает север, а man — человек, поэтому северных людей можно назвать нордманами». Поэтому он относит к нордманам и русов, игнорируя данные языка и этнографии. Увы, и в солидных изданиях название «норманны» изводят от скандинавского слова, хотя сами для себя скандинавы не были северянами. Так же греки или египтяне не называли себя южанами. Вообще, любой народ «по умолчанию» помещает себя в центре вселенной, и другие народы называет по их размещению относительно себя.

Народы Средиземноморья восприняли это название от франков и немцев, а уже потом познакомились с норманнами непосредственно, когда последние стали проникать через Гибралтар. В средине XI в. норманны утвердились в Сицилии и Южной Италии, где создали свои королевства. С этого времени их западноевропейское прозвище стало известно византийцам. Примечательно, что восточные славяне не использовали это название, несмотря на связи с Германией и Восточной империей. Пожалуй, именно средиземноморские норманны более всего подошли под это прозвище, т. к. хотя большую часть их составляли выходцы из Нормандии, к ним легко присоединялись викинги-скандинавы, и племенные различия здесь стирались. Прочие европейцы продолжали накрывать скандинавов, нормандцев, исландцев и др. одним общим названием. Лишь в XII в., уже после образования государств Дании, Швеции и Норвегии, общее прозвище норманнов ушло и осталось лишь как исторический термин. Практическое значение оно имело около 300 лет.

Т. о., этнический термин «норманны» довольно расплывчат. Кроме скандинавов, которые сами делились на три народа, этот термин охватывал и исландцев, и нормандских французов, и фрисландцев, и северных славян. Так что значение сего термина скорее географическое и политическое. Для нас наиболее важна, пожалуй, неизвестность названия норманнов в Древней Руси.

Пространство: земли

По обычаю весьма древнему, историки часто начинают своё изложение с пересказа или цитирования наиболее ранних источников, и это естественно. Но нередко получается так, что историк увлекается «нанизыванием» источников и за этим теряет чувство реальности, начинает жить в «виртуальном» мире цитат, толкований, критики, борьбы школ. Географическая, историческая, этническая реальность при этом оттесняется на периферию. К ней обращаются лишь по случаю, как к вспомогательному средству аргументации, а нередко вовсе забывают о ней. Я, однако, полагаю, что лучше сначала составить на основе объективных фактов ясную картину эпохи, земель и народов, и все исторические гипотезы рассматривать в её контексте. Если же они не согласуются с объективными данными, то их доказательная ценность может иметь нулевое, и даже отрицательное значение. Такие гипотезы искажают и затемняют истину, которую мы стремимся установить.

Все события истории происходят в пространстве и времени. Пренебрегая общей пространственно-временной картиной и сразу бросаясь в пучину исторических сведений, исследователь уподобляется пловцу, который хорошо видит окрестные волны, а порою и умело преодолевает их, но плохо представляет, где находится берег и куда ему плыть.

Поэтому, начнём с обзора земель, о которых далее пойдёт речь. Ареал плаваний норманнов широк — от Северной Америки до Сицилии. Но значительная часть этого ареала стала им известна или была освоена после Х в. и к нашей теме не относится. Не относятся к делу далёкая Исландия и мелкие острова Атлантики, откуда заведомо никто на Русь не приходил. История Нормандии хорошо известна, и для нас не интересна. Нормандцы, с удовольствием переселялись в более тёплые и богатые земли — в Южную Францию, в Средиземноморье. Итак, для рассмотрения остаются только скандинавские страны — Дания, Швеция, Норвегия.

Дания — низменная страна, занимающая полуостров Ютландия и несколько островов (крупнейший — Зеландия). Общая площадь её — 43000 кв. км. Для сравнения: площадь Азовского моря — 39000 кв. км. Когда-то Дания была покрыта лесами, но скоро они были сильно вырублены. С материком Ютландия связана узким перешейком. Ввиду этого, и расположения прочей территории на островах, Дания обособлена от Европы, что и привело к обособлению её населения. С севера Дания отделена от Скандинавии проливами Скагеррак, Каттегат и Зунд, соединяющими Балтику с Северным морем. Сообщение через проливы и между частями Дании — морем, что требует определённого развития судоходства. В холодные периоды, возможно пересечение проливов по льду. Дания — единственная из скандинавских стран, имеющая выход и в Балтику, и в Северное море.

Швеция — страна обширная, по площади занимает 2-е место в Западной Европе. Большая часть её — равнина, изобилующая озёрами и болотами, и ныне ещё довольно лесистая. По границе с Норвегией здесь тянутся труднодоступные горы, загибающиеся на Кольский полуостров. Южная Швеция, примыкающая к балтийским проливам, довольно благоприятна для жизни. Вследствие далёкого простирания Швеции на север, северная часть страны (Лапландия, известная нам благодаря путешествию Нильса с дикими гусями) имеет более суровый климат. Там находилась неопределённая в средневековье граница с Финляндией. С востока Швецию омывает замерзающий зимой Ботнический залив, который люди и звери могли пересекать по льду. Швеция вместе с Данией контролирует проход из Северного моря в Балтику, но прямого выхода в Атлантику не имеет.

Норвегия простирается узкой полосой по западной кромке Скандинавии, заходя на севере за Полярный круг. Большая часть её занимают отроги тех же гор, о которых сказано выше, покрытые тундрами. Лишь на юге её территория несколько расширяется. Там находятся наиболее подходящие для жизни межгорные долины. Но вообще площадей, удобных для земледелия и скотоводства в Норвегии весьма мало. Восточная граница страны естественно обозначена горами, на севере она определилась возможностью связи дальних поселений с обжитыми местами. Берега Норвегии сильно изрезаны, изобилуют островами, мысами и фьордами. Норвегия совершенно обращена к Атлантике, прямого выхода в Балтику не имеет.

Итак, в Дании земли было вообще мало; в Норвегии было мало земель, годных для жизни и сельского хозяйства; в Швеции земли было довольно, но освоение обширных пространств требовало развития приспособленной к ним материальной культуры и трудоёмкого корчевания лесов.

Для населения этих стран была свойственна особая «береговая» материальная культура, в которой большое значение имело рыболовство и промысел морского зверя. Вспомогательную роль имело приусадебное земледелие и скотоводство. Пашенное земледелие, важное в более южных странах, не получило широкого развития, т. к. пригодных для него земель было мало. Значительное развитие приобрели необходимые ремёсла: судостроение, обработка металла, вязание сетей.

Пространство: моря

Моря для скандинавов значили больше, чем суша. Мореплавание было единственным способом выбраться из тесной Дании в новые, незанятые места. Для шведов и норвежцев мореплавание позволяло поддерживать связь с более развитыми странами Европы. Море открывало простор для плаваний викингов. У мореплавателя то преимущество перед сухопутным путешественником, что в море ему ставят препятствия только стихии. Там нет границ, застав, таможен. В открытом море мала вероятность встречи с врагами или соперниками. Иное дело — вблизи крупных портов, удобных гаваней, в устьях больших рек. Тут надо быть начеку.

Отметим важнейшее обстоятельство: все моря, бывшие поприщем деятельности норманнов — незамерзающие (спасибо Гольфстриму!). Даже Исландия лежит в незамерзающем море. Исключение составляет восточная Балтика, её заливы: Ботнический, Финский, Рижский. В этих водах втечении 5 — 6 месяцев в году судоходство невозможно. Здесь мореплаватель должен обернуться туда и обратно за полгода, или зимовать в чужой холодной стране.

Скорость плавания по морю больше, чем по рекам с их порогами, волоками, городскими таможнями и пр. По морю можно достаточно быстро и далеко ходить под парусом при устойчивом ветре. На реках же это удобно лишь изредка, ввиду их извилистости, отчего на разных участках реки направление ветра разное, и он может из попутного стать встречным. Плаванье на вёслах против течения, а то и бичевой — когда течение сильное — весьма медлительно. Если же берега неудобны для пешего передвижения, устроенной береговой тропы нет, подняться вверх по быстрой реке практически невозможно. На море можно выбирать курс и держаться его, руководствуясь солнцем и звёздами. На реке же выбора нет, и, чтобы попасть куда-то, тем более, в другой бассейн, надо хорошо знать местную географию и гидрографию. И заметим, кстати, ещё одно: все реки северной Европы, от Одера к востоку, замерзают на зиму. И чем восточнее, тем на более долгий срок, доходящий до полугода. Конечно, морские бури много опаснее речных, но им можно противостоять. Был бы крепкий, ладно построенный корабль, да смелые опытные моряки. При крушении на реке есть немало возможностей спастись. Крушение на море чаще бывает гибельным, и мореплаватели это знают. Поэтому, в море добровольно уходят те, кто заранее готов к этому.

Но вот что примечательно! Закоренелые моряки явно неохотно плавают по рекам. Исконными мореплавателями были древние греки. Они плавали по всем морям от берегов Кавказа до берегов Британии. Но не удосужились подняться по Днепру или Дону. Финикияне обогнули Африку, но не искали истоков Нила. То же поведение мы видим у норманнов. Викинги охотно грабили приморские города, но лишь изредка поднимались по судоходным рекам на 100 — 200 км. Все их колонии расположены на островах, полуостровах, морских побережьях. Никогда не пытались норманны обосноваться в глубине Пиренейского полуострова, в центральной Франции, в южной Польше.

Пространство: положение и расстояния

Теперь скажем о положении тех земель, из которых вышли норманны. Стойкая традиция рисует их обитателями суровых стран, этакими гипербореями. Такое представление вполне могло возникнуть у обитателей побережья Франции и Южной Англии, тем более у жителей Средиземноморья. Поверхностный взгляд на карту, которой мы привыкли пользоваться, может послужить укреплению подобных представлений — там Скандинавия расположена где-то вверху и слева, отчего может показаться вполне полярной страной. Но поглядев внимательно, мы увидим, что на наших картах, исполненных обычно в равноугольной конической проекции, параллели как раз слева загибаются вверх. И это совершенно меняет дело.

Оказывается, что Копенгаген находится на широте Москвы (около 56°), Гамбург — на широте Минска, Лондон, Брюссель — на широте Варшавы, Киева. Южная Швеция и Норвегия находятся южнее не только устья Невы (60°), но и Новгорода. Так что, с нашей точки зрения, считать норманнов какими-то особо крутыми северянами нет причин. Собственно, нет причин и называть их норманнами, т. к. по отношению, скажем, к Ладоге, они живут не на севере, а на юго-западе.

Далее, прикинем расстояния по карте в обе стороны от Копенгагена, который примем условно за центр расселения скандинавов. К западу от Копенгагена: Лондон — 1200 км., устье Гаронны — 2100 км., Гибралтар — 3400 км. К востоку (двигаясь сперва по Балтике, а затем по рекам «из варяг в греки»): Рига — 1000 км., устье Невы — 1250 км., Новгород — 2000 км., Киев — 3000 км., устье Днепра — 3800 км., Босфор — 4500 км. И обнаруживаем, что представления о близости Скандинавии к Руси — наивны. От Дании до Южной Франции не дальше, чем до Новгорода. Исландия ближе к Норвегии, чем Ладога. Даже говоря только о расстояниях, видим, что норманнам ближе было до Гибралтара, чем до устья Днепра. И вспомним, что было сказано выше о преимуществах морского пути, о замерзании восточной Балтики и впадающих в неё рек и о том, что викинги не любили удаляться от моря. Вдумчивый читатель уже может сделать предварительные умозаключения.

Пространство: климат и природа

Приходится продолжить разрушение наивных представлений о норманнах, как о суровых северянах, обитающих среди снегов и камней (не говоря о Лапландии и крайнем севере Норвегии).

На специальных картах Европы можно найти, кроме всем известных параллелей, ещё изотермы. Это линии, соединяющие точки с равной (например, среднегодовой) температурой. В Европе они идут с северо-запада на юго-восток (благодаря тому же Гольфстриму). Годовая изотерма 0° проходит примерно от устья Ботнического залива к Азовскому морю, отклоняясь местами, в зависимости от господствующих ветров и высоты местности. Более показательны изотермы января. Из их расположения видим следующее. Копенгаген находится между изотермами 0°, +5°; западная Англия, южная Франция, северо-запад Пиренейского полуострова — между изотермами +5°, +10°; Рига, Варшава, Дунайский бассейн — между изотермами 0, — 5°; устье Невы, Новгород, Киев — между изотермами — 5°, — 10°. Т. о., в коренной области обитания норманнов теплее, чем в Польше или Чехии, и несравнимо теплее, чем в Новгороде, да и на всей территории Древней Руси. Ещё один важный климатический показатель — длительность периода морозов. Приведём данные (месяцы за год): южная Англия, Франция, Испания, Италия — 0 (менее половины месяца); Дания, Норвегия, южная Швеция, Дунайский бассейн, Крым — 1 — 2; Рига, Киев — 4; Новгород, Москва — 5. По этому показателю отечество норманнов попадает в один разряд с Крымом. Не так уж плохо.

Противоположный показатель — продолжительность безморозного периода. Здесь картина следующая (безморозных дней за год): западная Франция –> 240; южная Англия — 210—240; Дания, южная Норвегия, южная Швеция, Одесса, Крым — 180—210; Рига, Варшава, Киев — 150—180; Новгород, Москва — 120—150. С этим показателем связана продолжительность вегетации растений, отсутствие заморозков, губящих урожай. И здесь, как видим, норманны стоят неплохо. Уж скорее они должны были бы называть «северными людьми» новгородцев.

Климат определяет и развитие растительности. Рассматриваемые области оказываются в зоне широколиственных и смешанных лесов (кроме таёжной Лапландии и горных тундр крайнего севера). Суровые норманны слышали шум дубрав, видели в садах цветущие яблони и большую часть года ходили босиком. В таком климате домашний скот можно круглый год держать на вольном выпасе, под открытым небом, тёплые хлева ему не обязательны.

А теперь сравните приведённые цифры и подумайте, приятно ли будет норманну в климате Руси, и легко ли он адаптируется к нему, учитывая необходимость перемены всего образа жизни.

Время: эпоха викингов

Время взлёта норманнов — с конца VIII в. по конец XI в. Но это — формально. Какая историческая реальность стоит за этим перечнем веков? В конце VIII в. в Европе заканчивалась эпоха «варварских королевств», наступившая вслед за распадом Западной империи и Великим переселением народов. Эти королевства легко возникали при стечении обстоятельств и легко же распадались.

В начале указанной эпохи Европа делилась на две обширные части линией, проходившей с северо-запада, от Северного моря, на юго-восток, к Чёрному морю. Кстати, линия эта повторяет начертание годовых изотерм. К юго-западу от этой линии простирались страны, некогда входившие в состав Римской империи. Некоторое расширение этого пространства и сдвиг упомянутой линии произошли вследствие образования империи Карла Великого, охватившей территории Австрии, южной Германии, и областей по Северному морю (Бельгия, Нидерланды, северо-западная Германия). Все эти земли объединялись (при отсутствии политического единства) следующими показателями: расположением в благоприятном теплом климате; культурным наследием эллинско-римской цивилизации (изрядно порушенным); развитием городов, товарного производства и торговли; настойчивым внедрением католического христианства (не останавливавшегося перед насильственным крещением и истреблением «язычников»); распространением латинской письменности и латыни, как общего языка. В этой, более богатой части Европы быстро складывался феодализм. Возле её границы находился своеобразный Аварский каганат, чуждый и пост-римскому миру, и своему окружению. Но он доживал последние годы. На крайнем юго-востоке Европы после вторжения тюрков события развивались скорее по азиатским сценариям.

Остальная Европа, избежавшая римского владычества и не попавшая в империю Каролингов, жила беднее, но не бедствовала. Здесь господствовало натуральное хозяйство и родовой строй, население придерживалось народных верований. Иногда, местами, здесь возникали «ранние» государства. Для устойчивых государств тут ещё не пришло время. Распри меж родами и племенами были обычным делом, но они никогда не достигали масштаба кровавых войн «цивилизованного мира». Не было народных восстаний, ибо не было против кого восставать, а значит, не было и жестокого подавления оных. Не было и беспощадного истребления «язычников» и «еретиков», которым прославилась «просвещённая» христианством Европа.

Здесь, на закате родового строя, происходило общественное явление, известное на всех материках. Складывался многочисленный и деятельный возрастной контингент мужской молодёжи, ещё не определившейся в общественном положении. Для молодёжных ватаг разбой, грабёж был обычным делом. Это был источник дохода, не столь нудный, как сельское хозяйство, но более прибыльный, хотя и рискованный. Впрочем, когда молодые парни боялись риска! Но грабить своих как-то было не принято, да и могло вызвать резкие ответные действия. Грабили чужих, иноплеменных, заморских. У скандинавов эта молодёжь получила название викингов. Непристроенные юноши, да и мужчины более зрелого возраста, по разным причинам уходили в отдельные посёлки (вики). Среди них выделялись более авторитетные вожди (конунги). И отправлялись эти викинги и конунги искать добычи и славы, коей в то время придавали большое значение. Теперь вспомним, что в отечестве норманнов удобных земель не хватало. Отсюда — следующий этап их деятельности, захват подходящих земель за морем, поселение там, создание своих королевств и колоний.

И ясно, что объектом экспансии викингов стали именно те более тёплые, плодородные и богатые земли, которые располагались к юго-западу от вышеупомянутой линии. Конечно, викинги поселялись в Исландии, посещали Гренландию, но они не были в восторге от этих земель. Ручеёк переселенцев туда (чаще — невольных) всегда был слабеньким, а потом и совсем иссяк.

Заметим, что парус проникает в Скандинавию в период, следующий за эпохой Великого переселения и в течение VI—VIII вв. медленно совершенствуется. Одновременно с этим происходило совершенствование самого судна, прежде всего — килевой части — и превращение гребной ладьи в корабль. Но если скандинавы не числятся среди древних пользователей паруса, то к таковым с полным правом следует отнести венетов/венедов, которые уже в I в. до н.э. были умелыми мореходами, что отмечал ещё Юлий Цезарь.

Люди: скандинавы, германцы и славяне

Кем же были населены страны, о которых идёт речь, и соседние области Европы? Большинство археологов считает, что между IV и II тысячелетием до н. э. в Центральную Европу вселились племена, принадлежавшие к семье индоевропейских языков. Эти языки постепенно распространились по большей части Европы. Древнейшее послеледниковое население Скандинавии появилось там примерено за 7000 лет до н. э., но о нём мало известно, и оно нас не интересует. Примерно за 2 — 3000 лет до н. э. индоевропейское население проникло в Скандинавию, но его нельзя отнести к определённой языковой группе. Позднее оно слилось с последующими поселенцами. По данным археологов в I — II тысячелетиях до н. э. в Скандинавию проникли прямые предки нынешних скандинавов. Вначале их было мало, они едва осваивали прибрежное мореплавание на небольших лодках, а чтобы попасть на Скандинавский полуостров, надо было пересечь морские проливы. Такие плавания вначале были не частыми и не массовыми. В холодные зимы, будущие скандинавы могли пересекать проливы по льду. Так началось обособление скандинавов от прочих европейцев. Это относилось и к датчанам, которые тоже жили на островах и в Ютландии.

Нынешних скандинавов относят к германской языковой группе. Но терминология современных лингвистов неприменима в эпоху до образования нынешних языковых групп. Первичное заселение Скандинавии индоевропейцами происходило как раз в эту эпоху, когда германская группа языков ещё не сложилась. Оформление её следует отнести к эпохе образования империи Карла Великого, распространению христианства и связанной с ним латинской письменности. Именно письменность фиксирует и обособляет язык. В дохристианскую эпоху германцы и скандинавы имели общие религиозные представления, включающие культ богов-асов во главе с Одином. Наиболее полное представление о них дают именно скандинавские источники. Боги норманнов (Один, Тор и др.) — это не повелители стихий, небожители, изредка снисходящие до земных дел. Они жили на земле и, если верить легендам, от их потомков пошли династии норманнских королей. В Германии эта религия была скоро вытеснена христианством. Но в эпоху викингов христианство ещё не проникло к скандинавам, а их отношение к германцам материка было минимально.

Как раз в это время скандинавы были отрезаны от Германии не только географически, но и этнографически. Их разделял славянский клин, достигавший устья Лабы (Эльбы). Первоначальное население Скандинавии состояло из прагерманских племён, которые по языку были ближе к праславянам, чем потомки тех и других друг к другу. Англосаксы, вышедшие из Германии, отнюдь не видели в норманнах родичей, и последние платили им тем же, что проявилось после покорения Англии Вильгельмом Завоевателем (эти отношения художественно описал В. Скотт). Да и материковые германцы той эпохи не признавали норманнов за «своих». Они постоянно препирались с датчанами из-за Шлезвига и Гольштейна. Шведы как-то попробовали в XIV в. пригласить короля из Германии, но скоро решили, что это «не наш человек», и позднее объединились в Кальмарской унии с датчанами и норвежцами. А материковых германцев эта уния сторонилась. Саксон Грамматик (XII в.) говорит о совместном нападении на Англию данов и славян в IX в. Ещё в X — XI веках полабские славяне пытались подружиться с датчанами в противовес наседавшим германцам.

О далёком распространении славян на запад свидетельствуют и археологические данные, и письменные источники IX — XII в. Эту ветвь славян европейские авторы называли венеды (венды). Знали они и отдельные племена славян: лютичей, бодричей, поморян. От поморян пошло немецкое название прибалтийских земель — Померания. К славянам следует отнести ругов, хотя фанатичные германофилы пытаются без оснований зачислить их в германцы. От сего племени назван остров Руген, где существовало славянское городище с храмом Святовита. Русская княгиня Ольга титуловалась по-латыни Regina Rugorum. Так что руги не только славяне, но и название одной из ветвей русов. Этот славянский клин, в меньшем размере, существовал и ранее. О венедах писал во II в. Тацит, а в VI в. — Иордан. Тацит знает и ругов, и другие племена славянского корня, хотя не может указать отчётливых отличий их от германцев, как и определённой границы между ними. Важное отличие славян от скандинавов было в религиозных представлениях. Славяне поклонялись иным богам. Но «языческие» религии были терпимее друг к другу, чем т. н. «мировые». Столкновения на религиозной почве были чужды «варварам», которые по своей дикости не понимали, что можно ненавидеть и убивать соседей только потому, что они молятся другим богам.

Но добрососедские, а порою и дружественные, отношения западных славян с датчанами нарушились, когда обращённые в христианство датчане стали наседать на язычников ругов. За религиозной враждой, видимо, крылась материальная причина, как обычно бывает. Руги, со своей крепостью на о. Руген, препятствовали торговле и пиратству датчан на Балтике (переход от одного к другому у них был обычным делом). В 1168 г. Руген был взят датским королём Вальдемаром.

Люди: датчане, шведы, норвежцы

Предки датчан были и предками всех скандинавов. В Ютландию можно было попасть по суше. Оттуда через неширокие проливы даны перебирались на острова. Спустя несколько веков, им там стало тесно. Имея уже некоторый опыт мореходства, они стали переселяться в Южную Швецию, которая в хорошую погоду видна с Зеландии. На той стороне Зунда они оказались в тех же условиях и легко приспособились, сохраняя привычный образ жизни. Но, видимо, эта эмиграция не вполне компенсировала прирост населения. И тогда датчане обратились к Англии, более далёкой, но и более тёплой. Начав с набегов на неё, они скоро перешли к колонизации, образуя на побережьях Британии свои «королевства». Т. о., шведы, как народ, явились позже датчан.

Почему из одного народа образовалось два? Ведь связи через проливы были легки, происхождение — общее, образ жизни — один и тот же. Но, оказывается, в первые века н. э. в Данию переселилось новое племя — юты, по имени которых и назвали Ютландию. Два племени, даны и юты, ужились и образовали один народ. Это говорит об их близком этническом родстве. Видимо, юты привнесли в датский язык своё произношение. Шведы подсмеиваются над датчанами, что те говорят так, словно у них во рту горячая картошка. Видимо, это смешение данов и ютов, более, чем география, послужило причиной разделения этноса.

Шведы поселились не в пустыне. Леса Скандинавии ещё с неолита населяли предки лапландцев, называемых в науке саамами. Они жили охотой, рыболовством и лесными промыслами, долго оставались в каменном веке и были малочисленны. Саамы являли собой низкорослый народ, принадлежащий к особо выделяемой антропологами лапоноидной расе. Этот тип мы можем видеть у вепсов (летописная «весь») и лопарей Кольского полуострова. От шведов саамы отступали в северную Финляндию. Видимо, шведы почти не смешивались с лапландцами. Обширность открывшейся для колонизации территории и отсутствие угроз (саамы не являлись угрозой) влекли за собой рассредоточение новопоселенцев, медленность их распространения, сохранение натурального хозяйства. Оттого численность шведов росла медленно, и общественные отношения у них изменялись неспешно. Тацит называл шведов свионами и считал, что они живут на острове. По его сведениям, оружие у них обычно хранилось взаперти под присмотром особого стража. В старину это были наиболее мирные из скандинавов. В атлантических плаваниях викингов они, видимо, участвовали редко, только в порядке личной инициативы. На Балтике шведы более занимались торговлей, чем разбоем, хотя граница между этими занятиями была размыта. Набеги шведов на соседнюю Финляндию начались лишь в IX в. А первый колонизационный поход туда они предприняли только в средине XII в. (конечно же, ради крещения язычников). Поляки, жившие прямо напротив шведов, не жалуются на них (по крайней мере, до XII в.). Шведы были наиболее «сухопутными» из скандинавов. Датчане, посмеиваясь, говорят, что шведский язык похож на детский лепет.

Норвегия заселялась в последнюю очередь случайными выходцами из Дании и Швеции, морским путём. Её население росло ещё медленнее, чем в Швеции. Росту его препятствовал неудобный ландшафт и недостаток плодородных земель. Заселялась, прежде всего, южная часть страны, более удобная для жизни. Но эта область составляла лишь малую часть площади нынешней Норвегии. Условия местности были таковы, что главное значение в хозяйстве норвежцев имело рыболовство и морской промысел. Поэтому норвежцы стали «самым морским» народом из скандинавов (и остаются доселе). Им принадлежит честь открытия неведомых земель Северной Атлантики и Америки. Название норвежцев было неизвестно ни римским авторам, ни писателям средневековья до начала их набегов на Англию. Происхождение их названия, как мы выяснили, совсем иное, чем название норманнов, и местное, скандинавское. Поскольку западные открытия норвежцев отнюдь не были заманчивыми, в дальнейшем их набеги направлялись на юг. На Балтике норвежцы себя не проявляли. Шведы, датчане и руги не хотели пускать норвежцев в свой балтийский огород. Датчане и шведы считают, что никакого норвежского языка вообще нет.

Примечательно: скандинавы не знали верховой езды и конного строя в битвах до XII в., когда научились этому от славян.

Необходимое примечание: финнов не относят к скандинавам. Они жили и живут вне Скандинавского полуострова, принадлежат совсем иной языковой семье и другому расовому типу, имеют иные обычаи и отдельную историю вплоть до XII в.

Загадочные готы

Скажем ещё об одном уже названном народе, о ютах. Датчане знали, что оные приплыли с востока. При образовании датских колоний в Англии, юты попали туда вместе с данами. С ними попали туда их предания. Одно из них кто-то грамотный записал на староанглийском языке. Эта рукопись, условно названная «Беовульф», сохранилась и является древнейшей германоязычной рукописью. Но вместо ютов там фигурируют гауты, к которым и принадлежит драконоборец Беовульф. Чтобы объяснить, как из гаутов получились юты, следует допустить, что в исходном названии начальной согласной было х. У переводчиков оно отвердело до г. Датчане же (помните, что говорят шведы про датский язык?) откинули эту слабо произносимую начальную согласную, а вместо двух гласных обошлись одной. Известно, что англичане народ со странностями. Они пишут корову caw, но произносят — «ковбой». Пишут out, а произносят «аут». Сделав поправку на чудачества англичан, заключаем, что они исходили из названия хоуты (с ударением на у), откуда уже недалеко до юты. Славяне не отстали от датчан и англичан и дали своё название тому же народу — гуты. В славянских рукописях сочетание оу использовалось для передачи долгого у, которого не было в греческом алфавите, послужившим основой кириллицы. В Белоруссии и Польше и поныне есть города под названием Гута, не говоря о мелких поселениях и топонимах с тем же корнем. Есть в русских диалектах слово гутарить (гуторить), обозначающее «разговаривать невнятно». До сих пор встречается у нас фамилия Гуторов. Старинное же название гутов удержалось у скандинавов для населения острова Готланд, где кроме них никого не было. Об этих гутах-готах, не смешанных с данами, была сложена отдельная «Сага о гутах».

Вопреки фантастам от истории, любящим выводить народы из Скандинавии, заселение Европы шло с востока на запад и с юга на север. Так прибалтийские гуты, двигаясь на запад, превратились у датчан в ютов, а у англов — в гаутов. Те же, которые переплыли Балтику на север, попали в Швецию. Помните, что говорят датчане про шведский язык? Так шведы стали называть этих пришельцев ёты, если можно записать кириллицей то, что говорят шведы. Это название вошло в некоторые топонимы и вызвало у иных историков забавные версии. В судьбе этого названия приняли участие и педантичные германцы. Овладев в средние века Померанией (Поморянией), услышав про гутов, они справились у Тацита, обнаружили у него гутонов (они же готоны), и записали гутов, как готов, широко известных в эпоху Великого переселения народов. Иордан, историк VI века, сочинил басню о переселении древних гетов с берегов нижнего Дуная в Скандинавию и об их обратном переселении к Чёрному морю, где римляне назвали их готами. Здесь мы не рассматриваем эту басню ввиду явной нереальности её. Всё окончательно запутали просвещённые учёные нового времени, которые отождествили многоимённых ютов Балтики с готами Причерноморья. О последних здесь говорить не будем. О гутах-гаутах-ютах и прочих ётах необходимое сказано.

Некоторые историки, рассматривая приводимый в летописи перечень народов, из которых вербовались варяги, не находят там датчан (в то время наиболее многочисленный и активный скандинавский народ). По странной логике они принимают, что датчане являются там под названием руси и, следовательно, варяги Рюрика пришли из Дании, которую легко смешивают со Швецией, хотя шведов летописец знает под их собственным именем. На самом деле, датчане в этом фрагменте являются под названием готов, потомков балтийских гутов-ютов.

Люди: сколько их было?

В эпоху раннего средневековья, население Европы было значительно меньше нынешнего. Плотность населения тем меньше, чем хуже природные условия и уровень развития производительных сил. По этим показателям Скандинавия уступала другим странам Западной Европы, пользовавшимся более тёплым и солнечным климатом, а также унаследовавшим римскую культуру. В Скандинавии той эпохи настоящих городов было очень мало. Поэтому, плотность населения там была невысокой, как и всегда плотность сельского населения.

По оценкам европейских историков в наиболее населённой Дании во времена викингов проживало около 500 000 человек (скорее, эта цифра несколько завышена). Что даёт нам среднюю плотность населения ок. 12,5 чел./кв. км. Эту цифру следует признать достаточно высокой для аграрной страны с простыми орудиями труда и примитивной агротехникой. При такой плотности свободных сельскохозяйственных земель почти не остаётся (болота, леса, дюны, каменистые и засоленные земли не пригодны для сельского хозяйства). Отсюда — демографические проблемы датчан и решение их путём эмиграции в Швецию, Норвегию и Англию. Примечательно, что массовой колонизации датчанами соседних побережий Северного и Балтийского морей не было. Видимо, население здесь было уже достаточно густое и достаточно сильное, чтобы воспретить вторжения. Распространение датчан по Балтике на восток не пошло далее островов Рюген и Борнхольм.

Вследствие более позднего заселения, Швеция была менее населена, чем Дания. Чем далее шведы продвигались к северу, тем в более суровые условия они попадали, тем менее был и прирост населения. Мы не ошибёмся сильно, если посчитаем, что в ту эпоху шведов было в 2 — 3 раза меньше, чем датчан. Вначале изрядно заселена была только южная Швеция, и средняя плотность населения не превышала 4 — 5 чел./кв. км. Это величина небольшая и не основание для массового выезда в другие страны. Поскольку же шведы постоянно распространялись на север, она, если и росла, то слабо. Демографической причины для эмиграции у шведов не было. Их переселение в Финляндию началось только во второй половине XII в., и происходило оно не от избытка населения. Причина его — в развитии феодальных отношений. Среди самих шведов рабов было мало. Кочевые лапландцы не годились на роль подневольных работников. Захватывая земли в Финляндии более «продвинутые» шведы приобретали данников и зависимых работников — финнов. Нельзя найти ни убедительных причин, ни убедительных доказательств массовой миграции шведов в далёкую, более холодную и бедную северо-западную Русь.

В наиболее поздно заселённой Норвегии к началу эпохи викингов было, вероятно, менее 100 000 населения. Но северные области ёё были тогда почти пустыней, а на юге, за вычетом горных областей, полезной площади оставалось немного. Возделывать эту землю было трудно, пастбищ для скота было мало, орудия труда были примитивны. Поэтому здесь, в отличие от Швеции, возникло относительное перенаселение. Явились стимулы к заселению новых земель. Эти соображения подтверждаются колонизацией Исландии, Гренландии, Фарерских островов, выселением норвежцев в Нормандию и далее, вплоть до Сицилии. Балтика норвежцев не интересовала, впрочем, их туда, видимо, и не пускали конкуренты.

В упомянутой «Саге о гутах» рассказывается, как на Готланде из-за перенаселения стало невозможно прокормиться, и каждый третий мужчина по жребию был выслан с острова. Но это — особый случай небольшого острова, население которого было избавлено от нашествий, эпидемий и стихийных бедствий. Такова была демографическая ситуация в Скандинавии в эпоху викингов.

Государства: очень краткая историческая справка

Образование государств Скандинавии происходило с запозданием, сравнительно с материковой Европой. Причина тому — климат и природные условия, препятствующие развитию производительных сил и производственных отношений, а следовательно, классовому расслоению, ведущему к появлению государства. Вторая причина — изолированное и периферийное положение Скандинавии, вследствие чего сюда медленнее проникала постримская культура, в т. ч. и политическая. В сущности, вплоть до Х века здесь господствовал родовой строй, пусть и на последней, высшей стадии. Хотя в VIII — IX веке среди скандинавов уже появились так называемые конунги, которых историки часто называют «королями», не следует придавать этому термину привычное для нас значение. Это были не более, чем предводители воинских дружин, иногда — выборные, иногда — самозваные и вначале редко ещё — наследственные. В Норвегии чуть ли не в каждом фьорде был свой конунг, а в некоторых — и несколько. Это — не утрирование. В одной из песен Старшей Эдды упоминается могучий и богатый ярл, владелец аж 18 дворов. Владелец даже одного драккара мог объявить себя конунгом, имея достаточно богатства, некоторую славу и в избытке — наглость. Но вся власть такого конунга распространялась только на его собственную усадьбу, корабли и дружину. Да и здесь она была довольно ограниченной. Так что отсюда ещё далеко до государства.

Становление государства происходит с формированием народа, осознавшего свою общность и принадлежность к рождающемуся государству. Ранее всего сформировались, как народ, тесно и компактно жившие датчане. У них первых и появился король, претендовавший на власть над всей страной. Это был Годфред (ум. 810 г.), которому удалось подчинить себе и Южную Швецию (Сконе). Позже датчане ещё несколько раз покушались на Южную Швецию, пока эта проблема не была решена в рамках Кальмарской унии. Деятельность преемников Годфреда, в основном, сводилась к набегам на соседние страны. Они поощряли походы викингов и создание в этих странах вассальных королевств и колоний. Для нашей темы важно, что вплоть до конца Х в. экспансия датчан была направлена на запад — на берега Англии и приморские области Франции. По Шекспиру, во времена Гамлета Англия была в подчинённой зависимости от Дании. Во второй половине Х века король Гаральд ввёл в стране христианство по католическому обряду. Это дало его преемникам «законный» повод для нападения на язычников — балтийских славян. Но руги держались до XII в., их флот и их крепость Аркона (с валами до 13 м. высотой) прикрывали восточную Балтику от набегов. Поэтому в IX в. датчане были малоизвестны на Руси и не участвовали в её делах.

Первое известное из преданий государственное образование в Швеции возникло, видимо, около VII века, Сами шведы называют его королевством Свеарике, но термин «королевство» вряд ли применим к этому полупатриархальному княжеству. Правильнее называют его Свейским княжеством или державой Инглингов. Позднее провинция Сконе иногда попадала под власть Дании, возникали другие местные княжества, например Упсальское «королевство». На роль экономического центра претендовал г. Бирка. Шведы той эпохи плавали по Балтике преимущественно с торговыми целями. Их военные предприятия были редки и незначительны. Только в XI в. образовалось общешведское (но занимавшее лишь юго-восток нынешней Швеции) раннефеодальное королевство Улофа Шётконунга, но королевская власть была ещё слабой. Христианизация Швеции происходила медленно. Лишь в XII в. шведские короли надумали креститься, а в 1164 г. была учреждено самостоятельное шведское архиепископство. Отчего и пострадали финны.

По результатам исследований шведских медиевистов, признаки раннего государства выявляются в шведской истории не ранее второй половины XIII в. При этом подчеркивается вторичный характер шведской государственности, сравнительно с европейским континентом.

Норвежцы стали втягиваться в процесс государствообразования в IX в. Во 2-й половине этого века конунг Гаральд Гаарфагр создал в восточной Норвегии местное княжество, но распространить свою власть на всю страну не смог. Первым настоящим королём сами норвежцы считают Олафа I, который в юности был вынужден бежать, и вырос в Новгороде, при дворе князя Владимира. Вернувшись на родину и крестившись, он стал королём в 995 г. Вскоре он столкнулся с сопротивлением сепаратистов и населения, отвергавшего крещение, а в 1000 г. погиб в сражение с датско-шведским флотом. Это указывает на существование в то время датско-шведского союза, препятствовавшего проникновению норвежцев в Балтику. Настоящее норвежское государство установилось при Олафе II (1015 — 1028 г.г.). Он окончательно окрестил норвежцев, но был разбит датчанами и спасался у Ярослава Мудрого, а по возвращении из Руси был убит.

Важно: и в Швеции, и в Норвегии государства возникли позже, чем на Руси. Викинги не могли устроить свои государства, а им приписывают создание Русского государства в далёкой от моря, неизвестной и непривлекательной стране, среди чуждого народа.

Почему норманны не нападали на Русь?

Ни по географическому положению, ни по климату, ни по условиям плавания Русь не могла привлечь скандинавов. Все норманнские государства Запада возникали на основе многочисленных переселенцев. Все переселения происходили в более благоприятные климатически и экономически области. Даже Исландия лежит в незамерзающем море. Никакого массового переселения норманнов на Русь не могло быть. Важный факт: вплоть до XII века в отечественных источниках нет ни одного сообщения о нападении норманнов на русские города и земли. Совершенно противоположная ситуация в Западной Европе, которая прямо стонет от норманнских набегов.

Первая причина тому — отсутствие у скандинавов сведений о Руси. Первые сведения о нападении норманнов на Англию относятся к самому концу VIII в. В это время шведы только осваивали побережье Финляндии, Финского и Рижского заливов. В первой половине IX в. они достигли Ладоги. Но о внутренних русских землях они ещё долго имели весьма смутные представления.

Вторая причина в том, что побережье Северной Руси не представляло интереса, как объект грабежа. Здесь не было крупных городов, легко достижимых для мореходов. В сущности, в IX в. норманны могли напасть только на Ладогу.«Рюриково» городище находилось много выше по Волхову, и было недоступно для викингов из-за порогов. Изборск и Полоцк находились в глубине материка, куда норманны не любили забираться. Ладога до средины IX в. была лишь большим селом, где нельзя было найти богатую добычу, оправдывающую долгий путь через Балтику, Неву, Ладожское озеро. Золота в Северной Руси практически не было — ни в земле, ни в монетах. Однако, в IX в. в Ладогу хлынуло по волжскому пути восточное серебро, и это резко изменило ситуацию.

Не было в Северной Руси ископаемых богатств или ценных ремесленных изделий для торговли. Товары из Византии в IX в. были здесь редкостью. Земля была скудной, даже своего хлеба не хватало. Единственным стоящим предметом для вывоза были меха. Но перевозка пушнины морем приводит к значительным отходам ввиду её намокания и порчи. На продажу скандинавы привозили железные изделия. Они представляли ценность для местного населения ввиду отсутствия здесь железных руд. Русь расплачивалась восточным серебром, поступавшим с Каспия через Волгу.

Третьей причиной, тормозившей как набеги, так и мирную торговлю, были путевые трудности. Долгий период ледостава в заливах Балтики и на Ладожском озере, весенний и осенний ледоход на Неве и Волхове, сильное течение во время паводка, оставляли для плаванья в оба конца около 4-х месяцев. За два месяца далеко не уплывёшь, а ведь надо ещё расторговаться, и не застрять на зимовку, за которую можно проесть всю прибыль. Надо учесть, что норманны на Балтике и на реках плыли только днём, а на ночь сходили на берег. О трудностях плаванья по рекам мы уже говорили. Татищев приводит данные о плаваньи из Ольденбурга до Ладоги, занимавшем 43 дня.

Свидетельства археологии

Археология даёт независимые сведения и более объективные, чем некоторые исторические источники. Рассмотрим их внимательно, учитывая новые данные, неизвестные ещё в XIX в.

Раскопки древних городищ обнаруживают значительное (но в умеренной пропорции) число предметов, относимых к скандинавской культуре. Естественно, эти находки встречаются чаще в северо-западных областях Руси: в Ладоге, в Новгороде, в Полоцкой земле. Они также прослеживаются вдоль основных торговых путей: по Волхову, Западной Двине, Днепру, Волге, что вполне естественно и подчёркивает роль торговли в их распространении. Но такие находки вовсе не означают ещё присутствия самих скандинавов на территории Руси. Они могли попасть на Русь путём торговли, и даже не прямой, в результате культурного обмена, а могли быть изготовлены и на Руси, как подражания. Известно, что на Урале находили предметы древнеегипетского происхождения, но это отнюдь не значит, что древние египтяне достигали Урала.

Все постройки в раскопанных городищах — славянского типа, за исключением древних финских и мерянских в северо-восточной Руси. Ладога основана где-то в средине VIII в., но заметное появление скандинавов здесь начинается на 100 лет позже (большой материал по археологии Ладоги собрал А.Н.Кирпичников). К середине IX в. археологи относят возникновение Рюрикова городища, где с самого начала заметно присутствие скандинавов и их культуры. Но до X века находки, указывающие на присутствие норманнов, не выходят из бассейна Волхова. Определение ладожских домов X в. славяно-русскими (работы Равдоникаса) ни у кого не вызвало сомнений. В Ладоге были открыты руины крепости конца IX в., каковая оказалась самым древним каменным сооружением русской истории. П. Н. Третьяков пишет: «Начало отечественного каменного дела получило, т. о., новую, можно сказать удивительную по давности, дату своего отсчета. Ведь ничего подобного не было в то время ни в славянской Восточной Европе, ни в странах Балтийского бассейна». Далее он пишет: « (в Ладоге) удалось установить функционирование уже в VIII — IX вв. ремесел, таких как деревообрабатывающее, бронзолитейное, стеклодельное, косторезное, судостроительное». Ладожане строили и крупные морские корабли. Всё это возникло на местной основе.

Практически нет в раскопах скандинавской керамики, которая у археологов является «маркером» культуры. Это хорошо определяется, т. к. керамика в русских городах изготовлялась на гончарном круге, когда в Скандинавии её ещё формовали вручную. В Приладожье и в самой Ладоге (с самого раннего периода) в VIII — IX веках распространяется лепная керамика так называемого «ладожского типа», имеющая южнобалтийское происхождение. В IX веке керамика «ладожского типа» распространяется в Приильменье. В Скандинавии такой тип керамики появляется позднее (в средний период «эпохи викингов») и встречается редко. Археологи пишут «о самых древних связях Северо-Западной Руси с Южной Балтикой (по сравнению с той же Скандинавией) и о самом широком присутствии в её пределах южнобалтийских славян».

Важным археологическим материалом являются мечи. На территории Руси обнаруживают значительное число таких мечей, скандинавское происхождение которых удостоверяют клейма мастеров и свойства металлов. Скандинавские же мечи обнаруживаются и в других славянских странах, в Центральной и Западной Европе. Многочисленность этих находок объясняется наличием в Швеции больших запасов богатой железной руды, использованием усовершенствованных технологий, принесённых с континента, большим спросом на этот «товар» не только викингов, но и военных сословий многих европейских стран. Новые исследования показали, что большая часть «скандинавских» мечей — континентального происхождения. Они выкованы в кузницах Рейнланда, а среди имен кузнецов много распространённых, как в Германии, так и в Скандинавии. Значительная доля «скандинавских» мечей среди находок оружия отнюдь не означает пропорциональной доли самих скандинавов в населении Руси. Так же, как большая доля компьютеров из Сингапура и с Тайваня отнюдь не означает столь же большой доли китайцев в населении Москвы.

Есть, однако, и мечи местного происхождения со славянскими клеймами, изготовленные из местного сырья — по спектрографическим исследованиям. Их знают восточные авторы. Ибн Хордадбе, по сведениям IX — X в., пишет: «Если говорить о купцах ар-Рус, то эти из славян. Они доставляют шкурки зайцев и чёрных лисиц, и мечи от самых отдалённых славян к Румийскому морю». Персидский географический трактат «Худуд ал-Алам» (982 г., на основе более ранних сочинений IX в.) сообщает, что русы «производят весьма ценные клинки и мечи, которые можно согнуть вдвое, но как только руку убирают, они возвращаются в прежнее положение». Ибн Мискавейх, описывая нападение русов на г. Бердаа, пишет: «После того как дело русов погибло, потревожили мусульмане могилы их и извлекли оттуда мечи их, которые имеют большой спрос и в наши дни, по причине своей остроты и своего превосходства». Примечательно, что характерные для скандинавов боевые секиры, резко отличающиеся от обыкновенных топоров, на Руси не обнаружены.

У скандинавов была древняя т. н. «руническая» письменность (древнейшие надписи относятся к III в.). Она неудобна в обращении и трудна для чтения по причине недостаточного числа букв для обозначения звуков скандинавских языков. Известно три рунических ал­фавита: старший (футарк) — 24 знака, младший (16 знаков), и самый поздний — пунктированный (26 знаков). Преимущественно, руны применялись для коротких надписей на предметах и могильных камнях. В Скандинавии найдено около 3000 рунических надписей. На территории Руси археологами найдено (на 1963 г.) всего 3 (!) рунических надписи на предметах (одна — в Ладоге, одна — возле г. Ковеля, и одна — на черноморском острове Березань). Конечно, вероятнее, что их оставили пришельцы. Но малочисленность их, в сравнении с множеством славянских надписей на предметах (древнейшая — от начала X в.), на стенах киевских храмов, на берестяных грамотах, показывает незначительность норманнского присутствия. К тому же, эти руны могли быть оставлены славянами, гостившими «за морем». Ковельская надпись достоверно не прочтена и могла быть сделана славянскими рунами (найдены в Чехии). Показательно, что на Руси не найдено ни одного могильного камня с рунической надписью. Германоязычных надписей латиницей в слоях IX — X в.в. тоже не найдено.

Большое значение археологи придают раскопкам древних могильников. Они интересны тем, что дают нам не только предметы материальной культуры, но и сведения о ритуалах и обычаях населения. Эти последние более «консервативны», чем материальная культура, теснее связаны с происхождением, верованиями и другими признаками народа. В последние десятилетия археологи значительно усовершенствовали свои методики, так что уже умеют различать даже погребения разных славянских племён, а уж отличать норманнские погребения от славянских и подавно.

Могильники не всегда позволяют сделать уверенные выводы. В то время в лесной зоне Европы широко применялась кремация, после которой труднее определить принадлежность захоронения какому-либо этносу. Больше материала дают обычные захоронения, которые шире были распространены в южных безлесных областях и распространялись на север с продвижением христианства, согласно известной формуле «Из земли ты взят и в землю отыдешь». Первые толкователи археологических данных, обнаружив среди прочих более богатые «воинские» захоронения (в т. ч., с кремацией), сразу отнесли их к варягам и «следовательно» к норманнам. Такое умозаключение было сделано под давлением норманнской гипотезы. Но подробное изучение показало, что это далеко не «следовательно». В большой группе Гнёздовских захоронений близ Смоленска к явно скандинавским теперь относят только два (не самых богатых) из 2500! А в Михайловском (Ярославская область, до 400 курганов IX — XI в.в.) и в Тимерёво (свыше 75 курганов) скандинавов вообще не найдено. Здешние захоронения, включая и «воинские», определённо принадлежат славянам-кривичам. Такую же картину (с примесью древних мерянских захоронений) даёт нам и Сарское городище вблизи Ростова (слои X — XI в.в.). Многочисленные курганы Полоцкой земли определённо принадлежат кривичам и дреговичам (на окраине — литовским племенам).

Обнаруживаемые здесь монеты, за редкими исключениями, восточного происхождения. Под Полоцком (д. Козьянки) найден клад — 7660 дирхемов Х в., предполагаемая княжеская казна. В Ладоге уже с VIII века является восточное серебро, в округе найдено 6 кладов арабских монет. И никаких денариев или шиллингов. Единичные находки западноевропейских монет все довольно поздние. Волжская торговля с Востоком развилась задолго до появления здесь норманнов и без их участия. Раскопки слоёв IX — X в. в. на Киевщине не обнаружили ни одного западноевропейского денария. Находимые на Руси гривны не связаны по мере и весу со скандинавской денежной системой. Это тем более примечательно, что на побережье Эстонии и Латвии, где норманны стали появляться раньше, чем на Руси и бывали чаще, европейские монеты находятся в заметном числе. Так что нумизматика также не замечает на Руси норманнов.

«Чёрная могила» — богатое захоронение черниговского князя Х в. — безусловно, принадлежит славянской культуре. Много воинских захоронений найдено в землях Киевщины. Наиболее важные для данной темы датируются довольно узким периодом конца IX — начала X в. Среди них немало могил, имеющих признаки христианской обрядности. Норманисты спешно заявили, что это и есть варяги-норманны, прибывшие то ли с Аскольдом, то ли с Олегом. Но в то время норманны ещё не были крещены, и часто выступали гонителями христиан. С особым усердием они грабили церкви и монастыри, убивали монахов и попов. Новые исследования показали, что ритуал сих захоронений весьма близок к смешанному христианско-языческому ритуалу, бытовавшему в то же время в Моравии и Чехии, где тогда действовали наши просветители — Кирилл и Мефодий. Были и веские причины массового переселения дунайских славян на Русь — гонения католиков, вторжение мадьяр. Такое переселение облегчалось языковым родством. Но норманисты, замкнувшись на Скандинавии, даже не взглянули в сторону сопредельных Руси славянских стран.

Итак, правильное истолкование археологических данных не показывает никаких следов норманнских вторжений или колонизации. Вопреки толкованию некоторыми авторами известного фрагмента легенды, о том, что Рюрик и его братья взяли с собой «всю русь» (голословно признаваемую норманнами), после Рюрика не последовало никакого бурного наплыва скандинавов на Русь, отразившегося в археологических материалах.

Не отмечено также важного присутствия норманнов в IX — X в.в. в Польше, Пруссии, Литве, хотя эти земли ближе к Скандинавии и теплее. Норманны не поднимались далеко по Одре, Висле, Неману, Двине и не устраивали там колоний и государств.

Что знали наши древние летописцы о норманнах?

Как уже было сказано, название «норманны» неизвестно летописцам Руси вплоть до XVI в. Причина тому простая и верно указанная исследователями: народы, которые в Западной Европе накрывали «одной шапкой» норманнов на Руси были известны под своими частными названиями. Сии народы впервые названы в начальной части ПВЛ, которая, однако, является не древнейшим текстом, а вставкой редактора XI — XII в. Из них достаточно однозначно определяются шведы (свеи, свее, свѣе) — ближайшие скандинавские соседи Руси. Они упоминаются дважды: 1) в перечне народов «Яфетова колена», восходящем к библейскому источнику и греческим хронографам, который был пополнен русским автором; 2) в перечне народов, из которых вербовались варяги (сейчас уже ясно, что варяги были не народом, а сословием воинов-профессионалов).

Исследователи удивлялись отсутствию в ПВЛ названия датчан — наиболее многочисленного тогда скандинавского народа, но удовлетворительно не объясняли это. Мы полагаем, что датчане упоминаются здесь под именем готов (см. «Загадочные готы»). Эти готы (готе, гте) названы в упомянутом перечне народов «Яфетова колена». Повторно упоминаются они в форме гъте среди народов, из которых вербовались варяги (наряду с русью, шведами и др.). Почему-то некоторые переводчики (например, Лихачёв и Романов) проявляют непоследовательность и заменяют здесь гъте на готландцы. Это не только противоречит первому их же переводу, но и нелогично уже потому, что название балтийского острова Готланд происходит от готов, а не наоборот. Да и неуместно возводить в ранг особого народа жителей небольшого острова. Готы-гауты первоначально обитали ближе к Руси, и их название славяне перенесли на всё население Дании, так же, как англичане всё это население называли данами. В дошедших до нас списках ПВЛ эти гауты и названы готами — либо вследствие естественной эволюции названия, либо из-за смешения их с черноморскими готами, о которых летописец мог узнать из византийских документов.

Урмане — не норманны!

Ещё одну загадку историкам задают «урмане». В списках основной версии (Лаврентьевском, Ипатьевском и др.) этот народ назван оурмане, оурмани, уръмяни. Позднейшие переписчики уже не знали этого народа и допускали искажения, вплоть до замены «урман» на «армян». Переводчики и тут проявляют непоследовательность: в одном случае оставляя «урман» без изменения, в другом же пишут «норманны». Последнее написание совершенно безосновательно и его следует отнести только за счёт гипнотического влияния норманизма. Ни в одной из достаточно древних рукописей начального н в этом названии нет. Русскому произношению и письму вовсе не свойственно «сглатывание» этого звука в начале слова. Начальное оу в древних кириллических рукописях читалось как долгое у, которого не было в греческом алфавите, чем оправдывается используемая переводчиками форма «урмане». Поэтому и замена у на о (для получения норманнов) совершенно не оправдана. В выписках Татищева из летописи Иоакима этого этнонима нет, но дважды упоминается «князь Урманский». В одном случае так назван отец жены Рюрика, в другом — брат её, знаменитый князь Олег. Так что и здесь мы находим ту же летописную форму. Отметим, что «норманны» отсутствуют не только в летописях, но и в Русской правде, в житиях и др.

Т. о., никаких норманнов в древнерусских письменных источниках нет. Они появляются в рукописях не ранее XVI в. в форме «нурмане», под влиянием западных источников. Их появление в учёных трудах — результат домыслов или неточного перевода. Ход мысли комментаторов, видимо, таков: шведы в летописи названы; датчане почему-то забыты; непонятные «урмане» — это норманны; и если они не шведы и не датчане, то, значит, норвежцы (хотя термин «норманны» охватывал всех скандинавов). Так появляется в русской истории «норвежский конунг» Олег. Но этот ход мысли исходит из искажения летописного текста и продолжается спекулятивными догадками.

Согласиться с толкованием урман, как норманнов нельзя и потому, что русским авторам не было надобности использовать это условное название, ибо они знали конкретные скандинавские народы. К тому же народы эти не были для Руси северными — как сказано выше, скандинавские государства располагались южнее устья Невы, Ладоги, Новгорода, Пскова и на одной широте с Полоцком или Смоленском. Кроме того, термин «норманны» мог быть воспринят нашими летописцами только из западноевропейских источников, но в эпоху ПВЛ православные монахи-летописцы не знали латиницы и не использовали книги католических авторов по религиозным соображениям, да и по недоступности. Мимоходное переименование комментаторами урман в норманнов совершенно не обосновано ни филологически, ни исторически. Ни о какой научности таких приёмов говорить нельзя, а использовать их для доказательства норманнской гипотезы — не серьёзно.

Толкование «урман» как норвежцев тем более невероятно, если учесть, что Норвегия была наиболее удалённой от Руси скандинавской страной, торговых и культурных связей с ней до конца Х в. практически не было, а деятельности норвежцев на Балтике препятствовали датчане, шведы и руги. Норвежцы называют свою страну «Норге». Древние скандинавы говорили «Нор-вейг» — дословно «Северный путь». Оба варианта весьма далеки от «Урмании». Наконец, норвежцы сами себя ни урманами, ни норманнами не называли, как не называли их и соседние скандинавские и балтийские народы. В летописи урмане помещены рядом со шведами, готами и русью, т. е. где-то на Балтике. Вывод: Урмания не Норвегия, а Норвегия не Урмания.

Норвежцы отсутствуют в обоих перечнях ещё и потому, что в XI в. норвежское государство только складывалось, самоназвание его народа ещё не утвердилось и не распространилось в окрестных странах. Видимо, редакторы ПВЛ либо вообще не знали норвежцев, либо не отличали их от шведов и готов-гаутов. Тем более, что, по мнению шведов, и норвежского языка-то нет.

Татищев полагает, что Урмания — область в Швеции, но, ссылаясь на Беера (Байера), приводит по этому поводу название Раумдалия. Вряд ли это так уже потому, что шведов наши летописцы определённо знали, и у них не было причин подменять их урманами или раумдальцами.

Как курьёз отметим, что некоторые авторы, справедливо усомнившись в связи урманов с Норвегией, предлагают читать «мурмане» и даже выводят их (а заодно и Олега) с Мурмана, который в эпоху Олега был плохо известен скандинавам, совсем неизвестен на Руси, и не имел ещё этого названия. Никакой «князь Урманский» не мог оттуда придти, т. к. тогда там жили только оленеводы-саамы (лопари), не знавшие никаких князей.

Географически мы должны искать Урманию среди стран сопредельных или близких с землёй новгородских словен. Филологически это название связывается с известными, хотя и редкими словами — «урман» и «урема» (оба слова есть у Даля и до сих пор употребляются на русском севере). Последнее из этих слов показательно сближается с упомянутой летописной формой уръмяни. Местность, прилегающая к Рижскому заливу, и поныне носит название Юрмала (Взморье). Все эти слова исходят из весьма древнего корня юр (вариант — яр), известного также в германской топонимике (горы Юра). Этот корень связан с понятиями берега, края, возвышенности, горы (вспомним народное выражение «на юру»). Есть русская фамилия Юрманов. Отложив подробное исследование этого вопроса до другой статьи, здесь лишь отметим, что информация об «урманах» к скандинавам не относится.

Чего не знали наши древние летописцы о норманнах?

Итак, в летописях основной версии упоминаются только названия прибалтийских скандинавских народов, причём они включены во вставки начала XII в. Во всём древнейшем тексте, начиная с Олега, не упоминаются ни эти народы, ни выходцы из них. Редакторы правильно указывают на расположение шведов, готов и урман у Балтийского моря. Они также сообщают, что среди этих народов, как и среди Руси, вербовались варяги. Но этот комментарий относится к XII в., когда варягов на Руси уже не осталось. Больше летописцы о скандинавах или не знают, или не говорят, считая это неважным для истории Руси. Выше мы преимущественно говорили о летописях основной версии. Но то же самое мы видим и в неканонических версиях: в Новгородских летописях, в летописи Якима, в Сказании о Словене и Русе. То же самое имеем в древних нелетописных источниках — в независимых от летописания текстах русско-византийских договоров, в Русской правде, в уставах Владимира и Ярослава, в Изборнике Святослава, в судных грамотах.

Если бы норманны в большом числе, тем более в правящей верхушке, присутствовали на Руси, следовало бы ожидать сохранения, хотя бы следов их династических преданий, проникновения их в летописи, распространения саг, хотя бы в кратких изложениях. Ничего такого в древнерусской письменности нет. Летописи наши не знают ни Инглингов, ни Вельсунгов, ни Шетконунга.

Норманны в каком-либо виде и под каким-либо названием полностью отсутствуют в былинах и другом фольклоре (хотя упоминаются современные им казары). Это тем более показательно, что былины сохранялись и были впоследствии записаны в Северной Руси. Ни в былинах, ни в письменных источниках нет указаний на борьбу норманнского и славянского начал в Руси.

И ещё важный факт: во всех источниках, относящихся к нашей истории (и отечественных, и зарубежных), полностью отсутствуют упоминания скандинавских богов (Одина, Тора и др.) и какого-либо связанного с ними культа. Нет никаких следов этого и в нашем фольклоре. В текстах русско-византийских договоров богами руси определённо названы Перун и Велес. Нет скандинавских богов и в пантеоне Владимира, нет их в старых церковных сочинениях против язычества.

Конечно, если какое-то название, имя, эпизод отсутствуют в одном документе, у одного автора — это не критерий. Причиной тому может быть забывчивость или тенденциозность автора, небрежность писца. Но когда название, имя, эпизод напрочь отсутствуют во всех документах эпохи — это уже показательно. В данном случае, это означает, что в период становления русского государства (от Рюрика и до Владимира) присутствие норманнов на Руси было незаметно и несущественно.

«А как же варяги?» — спросит читатель. Но мы в самом начале сказали, что это уже другой вопрос (см. «Бедняги варяги»). Здесь лишь отметим, что наши древние писатели нигде не ставят знака равенства, а тем более тождества, между варягами и норманнами.

Из грек во варяги

В нашем летописании есть вставной рассказ, обсуждавшийся, конечно, историками, но не в связи с данной темой. Это рассказ о странствии апостола Андрея, который выехал из Синопа, пересёк восточную Европу с юга на север, проплыл в длину Балтийское море, обогнул западную Европу, и через Рим и Царьград вернулся в Синоп. По времени, вряд ли это мог быть ап. Андрей, будем называть летописного героя просто Андреем. Чтобы оценить важность сего рассказа, отметим, что Геродот имел сведения о течении Днепра (Борисфена) на 40 дней пути, но не знал его истоки. Историк географических открытий Магидович пишет: «Борисфен римляне и греки во II в., как видно из „Географии“ Птолемея, знали не лучше, чем за полтысячи лет до этого». Иордан в VI в., перечисляет много восточноевропейских народов, но Днепровского водного пути не знает. Тогда мы должны признать Андрея его открывателем и первым «кругоевропейским» путешественником.

Летописец, видимо, «подгонял» странствие Андрея к времени жизни апостола. Поэтому в его рассказе нет ни Киева, ни Новгорода. Но для странствия реального Андрея (если он существовал) это время неприемлемо. В то время земли между Понтом и Балтикой были заняты ордами разнообразных неродственных племён: сарматов, праславян, прабалтов, угро-финнов, вепсов и пр., перемежающихся дикими лесами. Все они жили натуральным хозяйством, дальние торговые пути им были без надобности. Пройти через эту кашу без многих переводчиков, без проводников, без карты и даже без представления о цели, при крайне сложной речной сети и почти полном отсутствии дорог, было невозможно. Невозможно было такое путешествие и в эпоху Великого переселения, когда здесь постоянно шли войны между готами, роксоланами, гуннами и прочими «варварами». Реальным оное стало, когда по всему протяжению Понто-балтийского пути прочно уселись и возобладали племена одного языка — славяне. А это произошло уже после VII века, когда славяне поселились на Западной Двине, Волхове и Верхней Волге. Открытие Понто-Балтийского водного пути, вероятно, связано с деятельностью Аскольда, который ходил на Византию и воевал с полочанами на Двине. Так что, Андрей совершил своё замечательное путешествие не ранее IX в.

Примечательно в этом рассказе то, что открытие этого пути шло с юга на север! Именно в таком порядке описывается этот путь в ПВЛ: «был путь из Варяг в Греки, и из Грек по Днепру, а в верховьях Днепра — волок до Ловоти, а по Ловоти входят в Ильмень озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река». Впрочем летописец нечётко знал этот путь — прямого волока с Днепра на Ловать нет. Сначала надо преодолеть волок с Днепра на Двину.

Не умаляя заслуг Андрея, заметим, что он не был первопроходцем в восточноевропейской части этого пути. Летописец пишет: «Когда Андрей… прибыл в Корсунь, он узнал, что недалеко от Корсуни — устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье Днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру». Следовательно, Андрей не отправлялся в неизвестность. Может быть никто до него не преодолел весь путь «Из грек во варяги», но корсуняне знали — конечно, от славян, — что такой путь есть и приводит к Балтике, а оттуда можно морем достичь Рима. Кстати, западноевропейцы (и норманны тоже) в то время не имели понятия ни об истоках Днепра, ни об истоках Волги.

Отсюда — два вывода. 1) К тому времени на Руси уже знали о морской части кругоевропейского пути, знали, конечно, от скандинавов, вероятно, от датчан, которые лучше были знакомы с Западной Европой и могли узнать о пути в Рим от англичан или французов. 2) К открытию Понто-балтийского пути скандинавы не причастны; его речные отрезки и волоки были открыты и освоены славянами, а целиком этот путь был впервые пройден, видимо, греком или крещёным славянином из Корсуни, где он мог получить сведения с Балтики.

Как викинги не плавали по рекам Восточной Европы?

Обстоятельства открытия Понто-балтийского пути отрицают фантазии норманистов о том, что в IX веке скандинавы толпами бродили по Руси и большими флотилиями достигали Понта и Каспия. К сожалению, стереотип о вездесущих норманнах широко распространён, в т. ч., в художественной литературе. Его придерживается и М. Семёнова. Но об этом ничего не знают наши предки, как не знают византийские и арабские источники, да и сами норманны.

Что говорят по этому поводу документы?

Первый поход Руси на Царьград состоялся в 860 г., за два года до летописных дат прихода в Ладогу Рюрика, до Аскольда, и даже гипотетически его связать с норманнами невозможно.

Варяги, отпущенные Владимиром в Царьград в 980 г. дороги туда не знали. Если эти варяги были норманнами, значит, этот путь был им внове. Если они не были норманнами, то другое дело.

Адам Бременский уже в XI в., слышал о пути из Швеции в Грецию через Русь, но точного маршрута не знает, и называет его редко посещаемым по причине «варварских народов».

Западные авторы X–XI в.в. не знают ни истоков, ни течения Днепра и Волги, что показательно. Не знают они и никаких норманнских походов по Восточной Европе.

Византийские и восточные авторы согласно называют и устроителей военных походов, и торговцев на Волге и Днепре русью. Ни один не называет их норманнами, шведами или варягами.

Император Константин Багрянородный пишет о строительстве лодок для черноморских плаваний руси в верховьях Днепра и ничего не знает о переволакивании их с Волхова.

Кстати, разберёмся с волоками. Волоки упоминаются в летописи при описании «Пути из варяг в греки». Константин Б. передал живописный рассказ о преодолении русью порогов Днепра по пути из Киева к Понту (до сих пор неясно, как русы проходили пороги в обратном пути). Кто-то из греческих послов к Игорю рассказал императору, что один порог (из семи) русские обходят по суше, волоча лодки по земле или перенося их на руках за 6 миль (на прочих порогах лодки спускали по воде). При этом грузы переносились отдельно. Этот эпизод распространили на волоки, ведущие из одного речного бассейна в другой, а заодно и на Волховские пороги у Ладоги. О последних скажем, что иноземным гостям надо было преодолевать их против течения, что сильно затрудняет задачу, а иногда делает её невозможной. И есть большая разница между днепровскими лодками-однодеревками и норманнскими драккарами, морскими кораблями. Обнести посуху на несколько километров драккар в 25 — 30 тонн весом силами его команды (50 — 60 человек) практически невозможно. Перекатить на катках? Но надо ещё те катки изготовить, а главное — проложить годную дорогу! Причём, надо, сперва снять с судна мачту, паруса, вёсла, руль, балласт, разгрузить его, а после его перемещения, заново вооружить и загрузить. Процедура долгая и трудомкая. Современные исследователи (в т. ч., скандинавские) считают невозможным использование морских норманнских кораблей для навигации по рекам Восточной Европы.

Чтобы попасть из бассейна одной реки в бассейн другой, надо очень хорошо знать гидрографию местности. Главное же, что водораздельные волоки между судоходными участками простираются на десятки километров, причём путь лежит по лесам и верховым болотам. Смежные верховья рек несколько ближе, но это несудоходные реки, мелкие, узкие и заросшие кустарником. Самодеятельные туристы (в т. ч., студенты-географы и их преподаватели), изучавшие древние волоки в XX веке, сочли их непроходимыми для крупных судов и исключили транспортировку этих судов по суше. На самом деле суда оставались в той реке, по которой прибыли, а «переволакивали» только товары. На другой реке товары перегружались в лодки местных жителей. Представления о норманнских эскадрах на Днепре, Волге или на Каспии — фантастика. Более возможно участие отдельных викингов в походах руси, но никаких сведений об этом нет.

Надо исключить и возможность прямой торговли норманнов с Византией или Хазарией, хотя бы и на местных судах. Такую экспедицию нельзя было уложить в год, а зимовка в чужой стране привела бы к проеданию всей прибыли. Да и путевые издержки при этом столь велики, что не найдётся товара, окупающего их. Разве что менять золото на золото.

Князь-безотцовщина

Возникает ещё вопрос. Почему в известной легенде о призвании Рюрика ничего не говорится о его происхождении и предках? Если это основатель династии и государства, то должны же были летописцы снабдить его соответствующим «паспортом»! Славная и долгая генеалогия правителей в то время была уже непременным штампом во всех исторических сочинениях. Иордан сочинил для готских королей генеалогию от времён Троянской войны. Датские короли производили свою династию от Вальдмара и Ярицлейва через пять поколений. Да что мелочиться! Династия Инглингов производила свой род от бога Фрейра, а Вёльсунги — от самого Одина!

И вот является в Ладогу некий швед Рюрик, который и князем-то стал только после приезда. И смотрит местный завкадрами его анкету — а там, в графе родители — прочерк. С такой анкетой не в князья баллотироваться, а хотя бы в младшей дружине пристроиться. Ну, хоть для приличия, выдумал бы ему летописец с дюжину предков Олафов и Торстейнов! Так нет же, полное молчание. Так и видится судебное заседание и речь обвиняемого: «Я, обиженный судьбой, сын неизвестных родителей…». И сострадательные судьи приговаривают несчастного к 17 годам княжения…

Итак, о предках Рюрика летописцы основной версии умалчивают — то ли ничего не знают, то ли стыдно назвать. И никаких данных о них нет, как и о других скандинавских родичах его. Никакой зарубежный конунг по смерти Рюрика не претендовал на основании родства ни на княжение, ни, хотя бы, на отступное. И потомки «шведского конунга» Рюрика никакого интереса к Швеции и к возможному наследству там не предъявляли. Альтруизм, немыслимый для феодального общества! И, что важно, в нисходящих поколениях «Рюриковичей» мы не находим никаких Олафов и Торстейнов. Никакого уважения к предкам!

Единственную возможность поправить анкету Рюрика даёт Яким, называющий его внуком Гостомысла, сыном его дочери Умилы и безымянного соседнего князя. И ни слова о норманнах, викингах и прочих скандинавах.

Воспользуемся поводом и, кстати, отметим факты, связанные с легендой о Рюрике, и отделим их от домыслов. Необходимо сказать, что весь фрагмент о Рюрике есть позднейшая вставка в текст ПВЛ (не ранее XII века), прошедшая почти 300 лет устной передачи, исходящая из плохо информированного новгородского источника и разбухшая от не всегда ясных комментариев внедрившего её летописца. Достоверность её во многих местах сомнительна, а датировка — поздняя, и не внушает доверия (в сущности, ни одна дата в ней не верна). Полагать этот фрагмент главнейшим и бесспорным свидетельством нашей ранней истории ни в коем случае нельзя.

Но даже, если мы примем этот фрагмент к рассмотрению, мы можем вычитать только то, что Рюрик был приглашённым князем. Никаких указаний, что он пришёл из Швеции, Дании или Норвегии в тексте нет. Никаких сведений о его происхождении от какой-то династии, правившей в этих странах, нет. Его варяги не называются ни шведами, ни готами, ни даже урманами. Более того, они определённо названы русью, каковую никто из норманистов так и не нашёл на территории Скандинавии. А ведь этот фрагмент является единственным аргументом, найденным в исторических документах, который приводят в пользу скандинавского происхождения Рюрика!

Более того, после Рюрика отнюдь не последовало бурного наплыва скандинавов на Русь, отразившегося в эпосе или в письменных памятниках (как и в археологии — см. выше). Отсутствие такого явления и известий о нём необъяснимо, если считать оного норманном, тем более основателем династии и государства. Не возникло никаких городов или областей, наименованных от Рюрика, его братьев, потомков, или от каких-то ещё скандинавов. Скандинавские саги, с их пристальным вниманием к генеалогии, не знают родословной правителей Руси, что совершенно невозможно, если последние были норманнскими конунгами или их потомками.

Итак, никакого ясного и достоверного исторического свидетельства, производящего Рюрика от норманнов на самом деле нет! Такое происхождение его было лишь догадкой Байера! Вместо доказательства нам предложили домыслы. И все последующие, многолетние и многотрудные изыскания норманистов такого ясного и достоверного свидетельства не обнаружили. Исходящие из догадки построения Шлецера и его доверчивых последователей есть то, что называют научной спекуляцией. Их постройка не имеет фундамента.

Свидетельства топонимики

Топонимика (наука, изучающая названия объектов местности) отнюдь не приходит на помощь норманистам. На Украине есть города Черкассы и Печенеги, каковых здесь и следов уже не осталось. Близ Переславля Залесского есть село Берендеево, по имени давно забытой народности. Меж Окой и Клязьмой есть историческая область — Мещёра, сохранившая название древнего племени, а на Оке — город Муром, от другого древнего племени. Эти примеры показывают большую живучесть древней народной памяти. Но мы не находим никаких старинных названий местностей или городов, производимых от норманнов, шведов, датчан.

В старину города часто назывались по имени основателя. Название Киева объясняется летописным Кием. Чернигов, по преданию, основан князем Чёрным (Чернигой?). Мы знаем удостоверенное летописью происхождение названий Юрьева, Львова, Дмитрова, Изяславля и многих других, названных именами князей или бояр. Но ни на современных картах, ни в древних документах мы не находим никаких Годфридовых, Эймундовых, Олафовых и т. п. Что крайне удивительно, если на Русь приходили какие-то норманнские вожди и своевольно утверждались там.

Летописцы неоднократно упоминают названия дворов киевских бояр. Среди них мы находим и Чудина, но ни один двор не производится от скандинавского имени или этнонима. В Новгороде были Словенский конец и Прусская улица, но не было Норманнской улицы или Свейского конца. Не оставили норманны названий ни на важных волоках, ни на ведущих к ним реках.

Некоторые историки XIX в. обнаружили, что конспираторы-норманны, бесследно пересекшие всю Восточную Европу, отметились в именах днепровских порогов. Эти отметки, якобы, есть у Константина Багрянородного. Знатный писатель в трактате «Об управлении империей» (948 — 952 г.г.), рассказывает о плавании руси по Днепру и далее, до Понта. Он приводит названия преодолеваемых плавателями днепровских порогов, причём названия их он даёт «по-славянски» и «по-русски», кроме двух, имевших совпадающие названия (Эссупи и Геландри). И вот, авторы, желавшие доказать, что русь была многолюдным норманнским племенем, стали искать германские корни в русских названиях порогов, сразу отметая все прочие возможности.

Прежде, чем говорить о конкретных названиях, скажем следующее. Во-первых, на 100 лет позже Константина Адам Бременский свидетельствует, что путь «Из варяг в греки» был плохо известен в Европе и мало посещаем. Во-вторых, крайне странно появление германоязычных названий на далёкой периферии якобы освоенных норманнами земель, при полном отсутствии их в местах предполагаемой концентрации. В-третьих, отсутствует причина переименования природных объектов, уже имевших местные названия. Для пришельцев, заинтересованных в содействии местного славянского населения, естественно было использовать устоявшиеся названия, чтобы быть понятыми. Можно было бы ещё ожидать переименования городов или крепостей. Но Киев не был переименован в Хоскулдров (как норманисты именуют Аскольда), а ближайшая к порогам крепость сохранила славянское название Витичев. В-четвёртых, Константин ясно пишет о русских названиях порогах — не о норманнских, шведских или, хотя бы, варяжских. Но во времена Константина грекам был известен только один русский язык — тот, которым были написаны (как раз в то время!) русско-византийские договоры. О том заявлено в самих этих договорах. Другого русского языка не было! Приглашаю любознательных перечитать эти тексты и убедиться, что их язык никак не скандинавский. Но германофилы отмахнулись от этого важнейшего факта и продолжали свои поиски во всех известных им языках, кроме русского! Действительно научными могут считаться только те исследования, которые исходят из упомянутого непреложного факта — существования в Восточной Европе единственного документально зафиксированного русского языка славянской языковой семьи. Все измышления норманистов по этому поводу не стоят и сухой дохлой мухи, как говорил Буратино. С таким же основанием они могли бы искать германские корни в языке чукчей. И ведь нашли бы, если бы понадобилось подкрепить любимую теорию! Критики норманизма потратили слишком много сил на опровержение заведомо безосновательных домыслов. Мы не будем входить в подробное обсуждение вопроса, это тема отдельного исследования, результаты которого интересны, но не принципиальны. Но выскажем некоторые соображения.

Мы предполагаем, что сведения о порогах, скорее всего, доставил Константину кто-то из греческих послов, направленных к Игорю для подписания договора. Первоавтор записок воспринимал «варварские» названия на слух и записывал их греческим буквами. Его путевые записки, вероятно, были переписаны референтом и доложены императору. После прочтения и редактирования текст был вписан в книгу. Т. о., возможностей ошибок и путаницы было немало. Поэтому записанные греками, а потом воспроизведённые кириллицей названия могут быть не очень точными. Притом Константин отнюдь не утверждает полной эквивалентности двуязычных названий, а его пояснения относятся только к славянским вариантам.

Греческий алфавит не имел букв для передачи славянских шипящих, звуков ж, э, ю, ё, ы, й, долгого у. П могло передаваться греческим фи (лат. ph), а т — греческим тэта, в нынешних изданиях, часто в обоих случаях ставят ф. Б передавали бетой, смешивая с в. Конечное и (ы) в греческом тексте могло обозначать -ий или -ый. У греков ударения заменялись долготой гласных. В славянских словах с краткими ударными гласными греки добавляли к ним альфу или другую гласную букву. Кроме того, греки любили начинать слова с гласной и часто добавляли А в начало иностранных слов.

Показательно совпадение славянского и русского названий двух порогов, невероятное в двух неродственных языках. Два славянских названия содержат форму -праг. Это неполногласная, «акающая» форма слова «порог». В «русском» названии имеем –ф (п) орос, которое есть тот же порог в полногласной «окающей» форме. Окончание –ос — это оглушённое в конце слова –озь. Нам известны старые формы множественного числа: князи, стязи. В единственном числе сохранилось древнее князь, а стязь превратилось в стяг. Свенельд говорил Святославу: «Печенѣзи в порозѣх». Современные переводчики пишут: «Печенеги в порогах». Т. о., имеем «порог» на русском языке. «Акающий» и «окающий» диалекты сохраняются у нас и поныне.

Геландри. Ещё Костомаров услышал здесь корень «гул», согласно примечанию Константина, что слово это по-славянски обозначает шум порога. Добавим, что –дри вполне русское окончание множественного числа, как в словах кудри, ноздри. Вполне вероятно существование древней формы гуланье по типу плесканье, громыханье, гуденье. Отсюда и гуландри. У греков долгого у не было, информатор Константина записал на слух е, вспомнив греческое хеландии.

Эссупи. Здесь информатор Константина явно ошибся, утверждая, что это название обозначает «Не спи». В славянских языках, как и в германских и романских, отрицание всегда начинается с буквы н. Недослышавший грек перевёл и объяснил неверно. Вдобавок, по греческой привычке начинать слова с гласной, он добавил лишнее Э. Отбросив его и восстанавливая славянское окончание, находим исходную форму «Супый» (сейчас мы длинно говорим «насупленный»). Его описание у Константина вполне подходит к названию: «Этот порог узок… Посредине его выступают обрывистые и высокие скалы наподобие островков. Стремясь к ним и поднимаясь, а оттуда свергаясь вниз, вода производит сильный шум и страх».

Среди русских названий есть Леанти, единственный, который норманисты не вывели из германских корней. Но и критики их почему-то не заметили, что это очевидное русское «Ленты» — название, вполне подходящее для картины пенных струй, прорывающихся между скал. Здесь к краткому греческому эпсилон, заменившему ударное русское е добавлена «удлиняющая» альфа. Концевое и греков заменяем на русское ы.

Следующее русское название — Айфар, «по-славянски Неясыть, потому что в камнях гнездятся пеликаны» — пишет Константин. В современной зоологической номенклатуре неясыть — вид совы, но, видимо, у наших предков была другая номенклатура. Виноват ли Константин, его информатор или наши переводчики, но здесь зоологическая ошибка. В Восточной Европе водятся 2 вида пеликанов, и здесь речь может идти только о розовом пеликане, который водится на побережьях Чёрного и Азовского морей и в устьях впадающих рек. Нужные сведения можно найти в издании «Жизнь животных», много раз выходившим под именем известного зоолога А. Брема. Отсюда мы узнаём, что пеликаны предпочитают мелководные акватории без течения или со слабым течением. Больших рек они избегают. В Днепре, замерзающем на полгода, они не держатся. Точная цитата: «Гнёзда пеликаны устраивают на болотах и озёрах, в густых тростниках и в таких местах, куда можно пробраться лишь с большими трудностями». Так что, в приднепровских камнях пеликанов не могло быть. И напрасны поиски названий пеликанов в других языках. Но пеликан относится к отряду Аистообразных. И сразу ясно, что Айфар — это искажённое Аистар. Жили в приднепровских скалах именно аисты, которые ранее охотно селились на каменных строениях. Курьёзно, что кто-то из норманистов нашёл сходно звучащее слово oievar, обозначающее аиста, в голландском (не в шведском!) языке. Как писал Грибоедов: «Зачем ума искать и ездить так далёко?».

Струкун (по-славянски Напрези). У Даля есть «струк» (стручок), но вряд ли название порога исходит из этого корня. Я предлагаю читать Струюн (от глагола струить), как в словах вьюн, баюн. Это слово вполне уместно для названия порога. У греков не было буквы ю, сочетание –ую было им чуждо. Грек, слышавший его записал –уку. Иловайский, исходя из формы Струвун, предложил читать Островун, в параллель к славянскому Островунипраг. Я считаю это более натянутым.

Варуфорос. Составное название. Вторая часть его, как сказано выше, -порозь. Первую часть естественно произвести от корня вар. Полностью читаем Варопорозь или Варпорозь, как в словах Белгород, Белоозеро, Чернолесье. Есть украинская фамилия Варивода. Это название Иловайский ставит в соответствие со славянским Варучий (переводчики пишут Веруци), которое по Константину означает «бурление воды». М. б., точнее перевести «кипение». Ничего норманнского здесь нет.

Улворси. Заменив конечное -и на –ый и приняв произношение в-б, вторую часть читаем –борзый. Но, м. б., это искажённое –форос (-порозь), как в предыдущем случае. Начало Ул (Вул?) нельзя однозначно истолковать. Это лучше, чем делать из него Holm, как предлагают норманисты.

В Польше зафиксирован топоним Вольборж близкого произношения.

Итак, славянский и русский языки у Константина и его современников-греков есть две соседские ветви одного языка. Обе принадлежат славянской группе индоевропейской семьи. Разница — в некоторых особенностях произношения и записи. Общее название Русь возобладало над названиями славянских племён в ходе становления государства. Для языков же удержалось название славянские, т. к. не все они вошли в Русь. «Акающее» наречие удержалось на юге и по правому берегу Днепра, «окающее» сохранилось на севере и в Левобережье. Но в оные времена приднепровские жители понимали друг друга, как ныне костромич поймёт рязанца.

Слова и словопрения

Римляне, завоевав Испанию и Галлию, внедрили там латынь, и так основательно, что не будь басков и бретонцев, мы не догадались бы об их прежнем населении. Англосаксы, овладев Британией, оттеснили кельтские языки в Уэльс и Шотландию, а прочих британцев принудили говорить на английском. Есть и иные примеры внедрения языка новых вселенцев на освоенную территорию. На Руси этого явления нет. Население русских княжеств IX — XI в.в. продолжало говорить и писать на славянском русском языке, вполне сохраняя его лексику и синтаксис. Следовательно, и здесь нет оснований говорить ни о завоевании, ни о массовом переселении норманнов на Русь.

Первые норманисты (Байер и др.) плохо знали русский язык (а иные и вовсе не знали его). Встречаемые ими в летописях старинные слова они естественно рассматривали с позиций родного немецкого языка. И сразу стали говорить о множестве заимствований скандинавского происхождения в древнерусском языке. Их добросовестные эпигоны (и Карамзин, получивший немецкое образование в пансионе Штадена) охотно повторяли и усугубляли этот тезис. Однако, с развитием филологии и научной критики, уже во 2-й половине XIX в. выяснилось, что число этих заимствований несравнимо меньше первоначально заявленного. Сами норманисты трезво взглянули на факты и признали, что скандинавских заимствований всего 16 — число, не имеющее значения для поддержки норманнской гипотезы. В числе этих слов есть греческое «якорь», некоторые слова восходят к общим индоевропейским корням, а иные зафиксированы значительно позднее легендарного «призвания варягов». Достаточно внимательно почитать летописи и другие письменные памятники Древней Руси, чтобы убедиться, что лексикон, относящийся к государственному управлению, суду и законодательству, военному делу, торговым и денежным делам — вполне отечественного происхождения. В терминах, относящихся к мореходству, видно греческое влияние, но не норманнское. Увы, некоторые современные компиляторы и популяризаторы делают вид, что не было трудов Ломоносова и Венелина, не было критики Срезневского, Гедеонова, Эверса, Иловайского, Каченовского, Костомарова, Загоскина, не было работ Шахматова, Буслаева, Приселкова, Н. Ильиной и С. Лесного. Впрочем, они, возможно, и не знают о существовании этих работ.

Ни Олег, ни Рюрик, ни другие «кандидаты в скандинавы» из русской истории нигде не называются ни конунгами, ни ярлами, ни хевдингами, ни викингами. Этих званий наши летописцы не знают. Весьма странно, что пришлые правители не принесли с собой своих титулов и не настаивали на должном именовании их. Ведь это же средневековье, феодализм! Однако, нашлись энтузиасты, которые мимоходом объявили, не утруждаясь доказательствами, что «князь» и «витязь» происходят от «конунг» и «викинг». Но эти последние отнюдь не трудны для русского произношения, и не было необходимости их трансформации. Древние окончания –язь — те же, что в стязь и вязь. Вит — древний русский корень. Он восходит к глаголу витать (в смысле превозноситься, побеждать), существительному вития (поэт), встречается в форме овитязить (одержать верх). Мы находим его в названиях славянских богов: Яровит, Святовит, а также городов Витичев, Перевитск. Известно чешское имя Вите (з) слав. Ещё более древняя индоевропейская форма вошла в латынь в форме vict (откуда — виктория, победа).

Князь — сокращённая письменная форма, употреблявшаяся по недостатку пергамента и по лености писцов. В рукописях находим ещё более короткую запись кн҃зь (без единой гласной). Современники, конечно, знали, как это читать; мы же лишь догадываемся. Восточные источники указывают произношение «коназ». Арабский автор Хордадбе (средина IX в., т. е. до Рюрика) говорит княдз или конназ. У византийских авторов той же эпохи встречается канназ. Корнем этого слова является кон, о значении которого мы догадываемся по слову «закон». Было также слово «покон», а в дипломатической терминологии употреблялся термин «докончание». М. б., к тому же корню восходит слово книга (конига). Близость этого титула к германскому «кёниг», скандинавскому «конунг» и английскому «кинг» объясняется их происхождением от общего индоевропейского корня.

Я намеренно не касаюсь множества слов, которым норманисты приписывали скандинавское происхождение, убедительно опровергнутое ещё в трудах Срезневского, Гедеонова, Иловайского и др. Как пример ответной аргументации норманистов приведу цитату из Погодина: «В мужах княжих, отроках и детских, добрых людях, дружине, огнищанах, закупах слышится перевод» (курсив мой). Ну и слух у г. Погодина и иже с ним!

Филологические изыски норманистов можно бы свести в монографию: «О созвучии некоторых русских и скандинавских слов», удалив неубедительные комментарии, бездоказательные «выводы» и пустые догадки. Такая монография была бы любопытна филологам, занимающимся фонетикой индоевропейских языков. Но для историка, опирающегося на реалии и логику, для решения конкретной исторической проблемы этот материал не имеет значения.

Именословие

Филологические доводы норманисты называли косвенными доказательствами своей «теории», их критики применяли тот же термин. Термин, однако, неудачен, ибо прямых доказательств этой «теории» вовсе нет. Поэтому дискуссия по филологическому материалу имеет второстепенное значение. Однако, несколько продолжим её.

В самых древних наших документах находим указание национальности некоторых лиц, и нарочитое подчёркивание её. В договоре Игоря с греками назван Ятвяг (литовец). При Владимире был епископ Настас Корсунянин, а при Ярославе — митрополит русин Илларион. Летописцы, упоминая княжеских жён, называют их грекиня, чехиня, болгарыня. Бояре тех времён зовутся Ляшко, Чудин, среди меньших людей на княжьей службе упомянуты угрин, торчин. С Х в. на Руси являются княжеские имена Святополк и Ростислав — в честь князей-крестителей Великой Моравии, а не имена шведских конунгов. И никаких свеев, готов и т. п. Ни об одном воеводе или боярине не сказано, что он родом из Скандинавии. Первое определённое указание на Швецию связано с женой Ярослава — Ингигердой, но это уже XI в. Несмотря на это, Миллер и его добросовестные эпигоны нюхом почуяли норманнский дух в именах князей, бояр и дружинников. Некоторые фанатики норманизма не находили в именах послов, перечисленных в договорах, ни одного славянского.

При разъяснении личных имён эти историки исходили из позиции, будто призвание норманнов доказано, и тенденциозно обращались сразу к материалу скандинавских языков. Когда здесь они не находили искомого, то в ход шли немецкий, голландский, английский — только не русский! Потом эти авторы с гордостью говорили: вот, мол, теория подтверждается. Но, на самом деле, как сказано выше, теория-то не доказана. В лучшем случае — это догадка, не основанная на точных фактах и свидетельствах. Потому методически некорректна сама исходная установка, ограничивающая поиск «германским направлением». Логика подсказывает, что если мы имеем документы на славянском русском языке, прежде всего, следует обратиться к толкованиям имён на основе русского языка. Если такие толкования находятся, то все прочие толкования излишни и должны отрезаться по известному в науке принципу «бритвы Оккама». К материалам других языков следует обращаться только при отсутствии удовлетворительного русскоязычного толкования.

Ниже мы покажем примеры такого подхода. Сразу оговорюсь, что большой материал по именам послов в русско-византийских договорах рассмотрен нами отдельно (см. статью «Договоры и дипломаты»), как и имена Рюрика, Игоря и Олега в посвящённых им статьях. Мы игнорируем имена Синеус и Трувор, ибо они возникли в результате ошибки, как выяснил уже Шахматов. Усердные норманисты любят поговорить, что даже явно русские имена есть переиначенные скандинавские. Но это лишь их мнение, доказать которое они не могут.

Туров — один из древнейших русских городов, назван по имени князя Тура. Впрочем, в летописи называется род — Туры. Норманисты засчитали его в свою пользу, игнорируя, что сами скандинавы произносят Тор, как и пишут профессиональные переводчики (Тор — один из богов в «Старшей Эдде»). Но зачем «ездить так далёко?». Тур — весьма древнее славянское название дикого быка (ныне истреблённого). О древности его свидетельствует близость к греческому «тавр». В летописи упомянут Пётр с отчеством Турович. Туров, Турищев, Туробоев — известные русские фамилии, происходящие от тура-быка, а не от эддического бога. Отсюда — наши глаголы: турнуть, вытурить. Масуди в начале Х в. называет славянского царя Турка, у богемцев в III в. был вождь Турко. Вспомним и «буй-тур Всеволода» в «Слове о полку Игореве».

В другом древнейшем русском городе — Полоцке во времена Ярополка княжил Рогволод. Фрагмент Волод находим в славянских именах Х в. Володислав, Володарь, Володимер и др. Этот корень имеем в русской фамилии Нечволодовы. Имя Рогволод имеет ту же морфологическую структуру, что и Всеволод, Всеслав. Рог — тоже вполне славянский корень. Он входит уже в имя древнейшего верховного бога славян — Сварог. Один из витязей Владимира звался Рогдай — опять та же морфологическая структура и славянские корни. В Новгороде XI века жил Гюрята Рогович. Известны славянские фамилии: Рогов, Роговченко, Рогинский. В Московской области есть г. Рогачёв. В средневековой Чехии был предводитель гуситов — Ян Рогач. Заметим ещё, что имя это неоднократно повторяется в последующих поколениях полоцких князей и всегда в той же форме. Так что нельзя считать, что киевский летописец переиначил его из иноземного. Уж, конечно, полочане звали своего князя так, как он сам себя именовал. Так что, отдалённо схожее германское имя, найденное в языке далёкой страны, ничего не стоит, как «косвенное доказательство».

Дочь Рогволода — Рогнеда. Её имя, как и имя отца, впервые встречается в рассказе современника о событиях 980 г. Сей рассказ был записан более древним письмом, нежели введённое на Руси после 988 г. Это письмо не содержало буквы ж, что видно из перечней имён послов в русско-византийских договорах. В них эта буква не встречается, что по законам статистики русского языка крайне маловероятно. Имена эти сохранялись переписчиками в исходной форме, и лишь в некоторых поздних списках встречаем единичные появления ж вследствие ошибки. Поэтому, есть основания принять исходное чтение Рогнежда — как в словах надежда, одежда, невежда. Такие формы в просторечии, а иногда и в письме, упрощались до надежа, одежа, невежа. Известно обращение — царь-надежа. Это произношение имеем в названиях Радонеж, Любонеж, р. Трубеж (но Лыбедь — как в летописной форме Рогнедь). Данное имя связано со словами нега и нежность. Переход г-ж обычен в русском языке. Из древних документов известны имена Милонег и Милонега. Дочь Ярослава Мудрого — Добронега (в иныых списках — очевидно ошибочно Доброгнева) Итак, мы вправе читать и Рогнежа, где и морфология, и корни вполне русские. Лица, прилежно отыскавшие скандинавское имя Ранхильд, напрасно потратили своё время.

Л. Грот называет князя Рогволода с острова Руген, имя которого заимствовано в скандинавские именословы. Так от Рогнеды и Рогволода произошл Рагнхильд и Рагнвалд, а не наоборот.

Дир, в рукописях — Диръ (читалось Диро). У Масуди — царь Дира. В Велесовой книге — доваряжский предшественник Аскольда в Киеве. Корень имени тот же, что в словах драть, удирать, задира. Современным языком — тот же задира, драчун. В IX веке ничего предосудительного для мужчины и князя в таком прозвище не было. Видимо, князь был воинственный, любил подраться лично.

Асмуд, «кормилец» младого Святослава. Здесь ас то самое местоимение, которое позже писали в рукописях как аз и яз. Мы находим его в названиях народов: ясы (предки осетин, они же язы), языги и аспурги (сарматские племена). Отсюда, видимо, название города — Азов. Асы — собирательное имя германских богов, вероятно, происшедшее от древнего племенного названия. Это весьма древний корень индоевропейских языков. Естественно, его можно найти в германских именах. У Птолемея упомянут народ «асманы», причём очень далеко от Германии. Мы находим его в русских фамилиях Язов и Азов, в польском имени Ясь. Муд мы читаем как муж (буквы ж тогда не было). Итак, имеем: Аз-муж, самозваное имя. Точную кальку с него имеем в имени Асандр (царь Боспора, сарматской династии), с тем же началом Ас (греческое андрос — муж, мужчина).

Претич (воевода, выручивший Ольгу от печенегов) и Витич (имя восстановлено по городу Витичев) — типичные славянские имена-отчества.

Блуд — воевода Ярополка, предавший его. Вполне славянское имя-прозвище, соответствующее изменническому поведению оного. В XIX в. известна аристократическая фамилия Блудов.

Лют (Лютый) — смысл ясен любому славянину, такое прозвище носил ряд славянских князей. Краткую форму видим в летописной статье о Святославе, где византийские послы говорят: «Лют будет муж этот». В женском роде: «Была сеча зла и люта». «Лютый зверь» (видимо, волк) нападал на Владимира Мономаха. Упомянем племя венедов — лютичи, городок Лютеж (на Днепре). Ясно, что все эти слова и названия не заимствованы из германских языков. Более того, немецкая (прусская) фамилия Лютцов — это германизированное Лютичев.

Жену Святослава Малушу один популяризатор называет Мальфридой. Такое имя есть в ПВЛ, но относится оно к иноземной жене Владимира (а по Никоновскому списку, вообще, к богатырю Мальфреду Сильному). Имя Малуши — от её отца, названного в летописи Малок Любечанин (явно не скандинав). Близкое мужское имя-прозвище — Малюта. Есть множество славянских имён и фамилий, исходящих из корня «мал».

В ПВЛ находим славянские княжеские имена Х века: Святослав, Ярополк, Володислав, Предслава, Владимир, Володарь, имена воевод: Добрыня, Претич, Волчий Хвост. Дети Игоря, Святослава и все многочисленные дети Владимира носят славянские имена. Все эти имена, как и обсуждённые выше, ни «косвенно», ни прямо не поддерживают версию о присутствии норманнов в правящем классе Киевской Руси. Но они убедительно укрепляют доказательную базу версии о славянском происхождении русских княжеских династий. Выше мы убедились, что исторические, археологические и филологические данные отрицают массовое переселение норманнов на Русь. Теперь мы видим, что не было и какой-то внедрившейся норманнской династии.

Вообще же, историками давно и верно замечено, что имя не определяет национальность человека. Академик Жорес Алфёров отнюдь не француз. В Грузии можно найти Эдуардов, не являющихся ни англичанами, ни немцами. Огромное большинство наших «крестильных» имён — еврейские, греческие, латинские. Но никто не утверждает, что все наши Михаилы и Марии — евреи.

Нужно также помнить, что распространение имён при культурных контактах идёт в обе стороны. Однако, норманисты вмонтировали в свою схему «полупроводник» и не допускают мысли, что некоторые норманнские имена суть заимствованные и переиначенные славянские. Хотя, например, для Владимира-Вольдемара это точно доказано и признано самими датчанами.

Норманны и русь у зарубежных авторов

В Западной Европе о скандинавах до начала эпохи викингов знали не больше, чем Тацит 600 лет назад. Сведения об этом периоде скандинавской истории приходится изыскивать в континентальных и английских источниках. Причина тому — Великое переселение народов. Южных германцев отрезали от Балтики прокатывавшиеся Европе волны готов, вандалов, гуннов, бургундов, а также дошедшие до Лабы славяне. При таких обстоятельствах у немецких хронистов понятия о географии и этнографии далёких земель были смутны. Отрывочные упоминания о Руси находим в немецких рукописях IX века, но их мало. Некоторые авторы смешивают днепровских русов с балтийскими славянами-ругами. Ольгу Русскую именуют по-латыни Regina Rugorum. Другие сообщения, видимо, относятся к Руси Дунайской, на существование которой указывал ещё в XIX в. Васильев (недавно было подтверждено Назаренко и др.). «Баварский географ» IX в. знает народ Ruzzi, но неясно, Дунайская это Русь или Днепровская. В таможенном уставе (ок. 905 г.) упомянуты руги как вид славян, термин «русы», «русь» встречается в заурядных документах той эпохи.

Древнейшим германоязычным документом является эпос «Беовульф», созданный в VIII в. Отсюда мы узнаём кое-что о гаутах, данах и шведах, но ничего о Руси.

Адам Бременский (XI в.) оставил труд «История гамбургских епископов». Он пишет об отношениях между германцами, датчанами Ютландии и полабскими славянами, вклинившимися между ними. Земли восточнее Швеции плохо известны Адаму, от своих скандинавских информаторов он мало что о них узнал. Он знает о пути из Швеции в Грецию через Русь, но точного маршрута не знает, и называет его редко посещаемым по причине «варварских народов».

Более известен Гельмольд — немецкий хронист XII в., автор «Славянской хроники». Сам он за пределы северной Германии и южной Прибалтики не выезжал. Часть его хроники, посвящённая IX — XI в., — компиляция, в основном, из Адама Бременского. Он сообщает ряд сведений о племенах венедов, об их богах, о борьбе с германцами и между собой. Но восточная Прибалтика и северная Русь ему плохо известны. Гельмольд пишет: «Даны называют Русь также Острогардом по той причине, что, будучи расположена на востоке, она изобилует всеми благами. Её называют также Хунигардом, потому что на этих местах сначала жили гунны (?) … Главный город её Куэ».

Итак, эти авторы, жившие в интересующее нас время, или вскоре после того, ничего не знают ни о переселениях скандинавов в Восточную Европу, ни об утверждении там какой-то норманнской династии в IX — X в. в. Более того, они ничего не знают ни о Киевской Руси, ни даже о географии Восточной Европы. Их кругозор на востоке ограничен смутно видимым побережьем Финляндии.

Но есть два случайных сообщения западных авторов, вызвавших в своё время полемику.

Епископ Кремонский Лиутпранд в качестве посла побывал в Константинополе (в 949 и 968 г.). В своих сочинениях он дважды упоминает русов. Более длинный отрывок гласит: «Город Константинополь… расположен среди свирепых народов. Ведь с севера его ближайшими соседями являются венгры, печенеги, хазары, русь, которых иначе мы называем нордманнами, а также болгары…». По этому поводу ещё Эверс заметил, что Лиутпранд перечисляет 4 народа, которых называет нордманнами. Норманнами, кроме руси, оказались венгры, печенеги и хазары. Это следует из множественного числа местоимения quos (которых). Т. о., русь не более «нордманны», чем печенеги. Почти точно такой же оборот мы находим у Константина Б.: «Если потребуют когда-либо и попросят либо хазары, либо турки, либо также росы, или какой иной народ из северных и скифских…». Отсюда видно, что и Константин, и Лиутпранд классифицируют народы не этнографически, а географически. Оба имели самые скудные сведения о Руси (Константин всё же вёл переговоры с Игорем). Ни греки, ни Лиутпранд не отождествляют русь с этническими норманнами.

Второй, короткий отрывок: «В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют русиос, мы же по их месту жительства зовём „нордманнами“. Ведь на тевтонском языке „норд“ означает „север“, а „ман“ — „человек“»; отсюда — «нордманны», то есть «северные люди». Здесь уже говорится только о руси, но название «нордманны» опять чисто географическое (потому что они живут на север от греков!), автор сам изобрёл его для этого случая, и нет никаких признаков этнического отождествления руси и скандинавских норманнов.

К восточноевропейской Руси IX в. относится уникальное сообщение Бертинской хроники о послах народа русь, возвращавшихся в 839 г. из Константинополя, от императора Феофила, на родину через Германию, и оказавшихся в г. Ингельгейм, где находился тогда император франков Людовик Благочестивый. Один из составителей хроники, монах Пруденций пишет: «С ними [послами] он [Феофил] прислал ещё неких [людей], утверждавших, что они, то есть народ (gens) их, называются рос (Rhos) и что король (rex) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы. В упомянутом послании он [Феофил] просил, чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться, так как путь, которым они прибыли к нему в Константинополь, пролегал по землям варварских и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путём, дабы не подвергались при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав [цель] их прибытия, император [Людовик] узнал, что они из народа свеонов (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями или нет». Людовик писал Феофилу, что охотно отправит на родину тех людей и даст им пособие и охрану, если они не окажутся обманщиками; в противном случае их вернут Феофилу, для того, чтобы он сам решил, что с ними сделать

Последующая полемика была, в основном, сосредоточена на филологических аргументах и обстоятельствах пребывания послов. Норманисты, основываясь на «свеонах», считали, что послы прибыли из Швеции от некоего короля Гакона. Но такого короля в Швеции в то время не было. Гедеонов разъяснил, что латинское chacanus не могло через греческое χαχάνος произойти от шведского имени Гакон, что это нарицательное существительное, титул, и что точнее вместо именуемый перевести называемый (норманисты переводили «по имени»). Свою точку зрения он подкреплял тем, что этот титул применялся к русским князьям и византийцами и отечественными летописцами. Часть видных норманистов согласилась с этим.

Но полезно, вначале рассмотреть текст Пруденция с точки зрения реальности. 839 г. — это до Аскольда, до странствия Андрея, за 200 лет до Адама Бременского. «Путь из Варяг в греки» ещё не открыт. Шведы, судя по данным археологии, в то время едва достигли Ладоги (ок. 830 г.). В Южной Руси их не было. Никаких походов на Византию или в Германию они не предпринимали и не планировали. Ни границ, ни контактов с этими странами не имели. Посылать туда послов или разведчиков им было незачем. Ак. Васильевский писал: «Представители руси были признаны шведами, но, ни процедура дознания, ни основания для такого заключения нам не указаны». Шведы не были и послами русского князя, как предполагают некоторые авторы. Зря С. Лесной пишет о «норманнах-воеводах, которых руссы приглашали для совместных военных операций». Послы в средние века представляли особу монарха. Это были доверенные, достаточно развитые люди, зарекомендовавшие себя долгой безупречной службой. Послы в Византию должны были знать греческий язык, ибо в Константинополе переводчиков с русского не было. Чтобы освоить греческий, посол должен был неоднократно побывать в Царьграде (или хотя бы в Корсуни) и прожить там долгое время. Шведов, успевших достойно послужить русскому князю, освоивших два языка (русский и греческий), бывавших в греческих городах, в 839 г. в Руси найти невозможно. Послы от хакана не могли быть шведы, и не были ими. Титул хакан Руси знает византийский император Василий (867–886), но его западный коллега-император народ рос знать не хочет.

Гипотеза о послах-шведах возникла под влиянием стереотипного представления XIX в. о норманнах, запросто шаставших по всей Европе. При этом упускают из вида: 1) указанный стереотип сложился на материале X — XI веков и не применим к началу IX в.; 2) норманны действовали почти исключительно на морских побережьях и вглубь материка не заходили; 3) Русь была далека от Скандинавии и в ту пору была норманнам малоизвестна и не интересна; 4) плаванье норманнов через всю Восточную Европу по незнакомой, запутанной речной системе с неоднократными волоками, «по землям варварских и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов» совершенно нереально. Представления, применимые к норманнам Х в. и побережьям Западной и Южной Европы, в данном случае не годятся.

Теперь спросим, откуда Людовик мог узнать, что послы принадлежат к народу свеонов? В то время норманны-даны буйствовали на берегах Англии и Франции и стали достаточно известны на материке. Но у Пруденция речь идёт именно о шведах. Эти последние вели себя сравнительно мирно, они посещали южный берег Балтики, торгуя со славянами-венедами. Торговлю они вели на побережье, через посредников славян, которые, как и все посредники, препятствовали прямым контактам германских купцов со шведами. Если какие-то немецкие купцы и проникали через этот заслон, они не видели большой разницы в физическом облике венедов и шведов — оба народа принадлежали к одной североевропейской расе. И вряд ли эти купцы хорошо знали шведский язык, при переговорах со шведами они чаще пользовались славянским, знакомым тем и другим. По-шведски они знали разве что «купить-продать», «почём» и «сколько». Нахождение таких купцов в Ингельгейме одновременно с императором маловероятно, а их ценность, как экспертов, сомнительна. Швецию в IX в. посетили 2 миссии из Германии. Их участники могли знать шведский язык. Но вряд ли они были тогда в Ингельгейме и «подвернулись под руку» Людовику. Очень уж это похоже на «белый рояль в кустах». А главное, никакой эксперт по шведам не мог быть экспертом по никому неизвестному народу «рос». Да и необъяснимо, почему для опознания народа «рос», прибывшего из Византии, обратились к экспертам по Швеции.

Людовику было бы естественно за справками обратиться к византийцам, с которыми прибыли послы незнаемого народа. Византийцы по местоположению, внешнему виду и нравам догадывались, что народ «рос» — славянское племя. В этом духе они и могли информировать Людовика. Ещё Иловайский предположил у Пруденция (или у его информатора, или у издателя рукописи) ошибку (оговорку) — Sueones вместо Slavones. Славяне (Чехия, Моравия) граничили с Германией, они были большей угрозой, чем далёкие шведы. С их стороны была более вероятна засылка разведчиков, что и насторожило Людовика. О Руси за Карпатами немцы не знали, почему название «рос» показалось им подозрительным. Когда выяснилось, что земли народа «рос» лежат на Днепре, далеко за Карпатами, Людовик успокоился, и отпустил послов. Пруденций не знает конца этой истории, что означает — не было ни дипломатического скандала, ни возврата послов Феофилу. По мнению Гедеонова, на славянство послов Руси, указывает такая подробность текста Пруденция: в латинском переводе письма Феофила сохраняется греческая несклоняемая форма Rhos, которой соответствует только славянская форма Русь; в скандинавских языках народное имя не может иметь формы, одинаковой для единственного и множественного числа.

Титул хакан, известный также в вариантах «хаган» и «каган» был широко распространён в Восточной Европе, на Ближнем Востоке и в Средней Азии, чуть ли не до монгольских степей. Он не является специфически тюркским или семитским. В Центральную Европу его принесли в VI веке авары, которые не были ни тюрками, ни семитами. В титуловании правителя Руси хаканом известие Пруденция не одиноко. Арабский географ Ибн Русте писал про русов (в 930-х г.г.): «Они имеют царя, который зовётся хакан-Рус». В книге «Худуд ал-Алам» о Руси написано: «Это обширная страна, и жители её злонравны, непокорны, имеют надменный вид, задиристы и воинственны. Они воюют со всеми неверными, живущими вокруг них, и выходят победителями. Властитель их называется Рус-каган. Среди них проживает часть славян, которые прислуживают им… Куяба — город русов, расположенный ближе всего к землям ислама. Это приятное место и место пребывания властителя. Оно производит меха и ценные мечи»Куяба, видимо, обозначает Киев. Ряд современных историков помещает Русский каганат в бассейн Дона, но считает его независимым от Хазарии. Но у восточных авторов нет никаких сведений о связи Русского каганата с норманнами или о приходе руси из Скандинавии.

Византийцы, знавшие Восточную Европу лучше западных авторов, тоже ничего не знают о происхождении Руси от норманнов. Они называли русь народом скифским, тавроскифами. Нет никаких сведений о связях Руси с норманнами ни в польских, ни в чешско-моравских источниках.

Что знали древние скандинавы о Руси?

Теперь взглянем на проблему со стороны норманнов.

Руническое наследие скандинавов — это, преимущественно, краткие надписи на камнях, в т.ч., могильных, и ещё более краткие — на предметах, имевшие символическое или магическое значение, либо обозначавшие владельца. Специалисты полагают, что им удаётся читать короткие рунические надписи. Но расшифровка длинных надписей не удовлетворяет самих специалистов, и общего согласия среди них нет. Причина ясна: рунических знаков нехватает, чтобы адекватно передать звуковой состав скандинавских языков. Потому рунические надписи мало дают для наших изысканий. Рьяные норманисты находили в надписях на территории Швеции Рослаген (из которого производили Рюрика). А потом пришел проф. Янссон и не просто зачеркнул все фантазии на камне, но и особо подчеркнул, что «Roþrslanti» (Рослагена) там и близко нет.

В рунических надписях на камнях Швеции и Норвегии и в стихах скальдов 9 — 12 в. упоминается Годхейм, Великая восточная страна — родина богов, Никаких исторических сведений, относящихся к Руси, они не содержат. Это относится и к немногим рунам, найденным в Восточной Европе (часть их вообще не читается).

Латинская письменность (в германизированной версии) проникла к скандинавам с христианством. Но первые грамотеи — миссионеры, епископы были, прежде всего, озабочены переводом богослужебных книг. Запись «языческих» преданий не поощрялась, обнаруженные списки сжигались. Потому мы не имеем скандинавских рукописей X — XII в. в. Первый известный нам датский хронист — Саксон Грамматик. Ему принадлежит «История Дании» (1208 г.). В ней помещены древние саги и описываются исторические события до 1185 г. Автор знает полабских и поморских славян, упоминает их совместные с данами походы на Англию. Из его книг видно, что интересы датчан были направлены на запад и на побережье Швеции. Далеко на восток по Балтике они не плавали и эти земли их не привлекали. Историю Руси он изводит от богов. По Саксону Гандаван (1 в.) — великий Северный король Гардарики. Бой (славянское имя?) — сын Одина, король Гардарики во 2—3 веке. Король готов Фротон в 3 в. покоряет Гунигард-Гардарику и отдаёт Холмгардское княжество некоему Олимару. Саксон так же сообщает о царе Гардарики Флоке, правившем в 4 в. В одной саге упоминается Гудмунд, владения которого являются частью «той страны, которая носит название Руссия». «Земля, которая лежит рядом — Страна великанов (Йотунхейм). Король, который там правил — Гейррод. Мы платим ему дань. Но мы не рады служить йотунам». На роль сына или внука Одина претендунт ещё Сигрлами — мифический король Гардарики (Сага о Хервёр), предположительно живший в 3—4 в. В 7 веке (по Саксону) морским походом в Гардарику отправился конунг Упсалы — Ингвар IV, но погиб в пути. Королём Гардарики стал его сын — Скир, основавший династию тамошних королей. Ещё один легендарный правитель Гардарики — Роллауг, сын Сигрлами, был союзником легендарного правителя Готии Гейдрика, сына короля Йотунхейма. Весь этот пласт, где являются боги, великаны и т. п., проходит по ведомству мифологии.

Скандинавские рукописи, дошедшие до нас (в основном, исландские) были составлены не ранее XIII в. и содержат записи легенд и преданий, прошедших долгий путь устной передачи. Это требует критического анализа сообщаемых ими сведений. В большинстве текстов фигурирует не Русь, а Восточная Прибалтика. Встречающиеся в них термины Острогард, Холмогард, Гарды и Гардарика не поддаются однозначной локализации. Форма Гардарика введена исландцами (в XII в.). Ранее скандинавы для Руси использовали форму Гарды. Название Гардарика переводят как «страна городов» и предлагают считать Русью. Только непонятно почему скандинавы используют эту форму вместо естественного Гардаландия? Заметим, что слово гард употреблялось славянами наряду с град. Населённые пункты с таким окончанием можно найти в Польше и в Германии, на бывших землях полабских славян. Есть это слово и в летописи Якима. Теперь трезво взглянем на реальность. До средины XI в. норманны знали только Северную Русь. Здесь был в то время один значительный город — Новгород, преемник древнего Славенска. Был город поменьше — Полоцк. Была Ладога, которая до средины IX в. являлась лишь крупным селом и, кажется, только во времена Рюрика обзавелась оградой. Был предшественник Пскова — Изборск, но он стоял вдали от моря и не на судоходном пути, его норманны могли и не заметить. Эти три с половиной города разделялись сотнями километров труднопроходимых, слабозаселённых лесов! И это — страна городов? Саги, описывающие события XI в., знают только Хольмгард, иногда упоминаются Альдейгья и Палтескья (Полоцк). Т. н. «Описание Земли», составленное в последней четверти XII в., добавляет к ним Киев (Кэнугард?) и Смоленск (Смалескья). В другом географическом сочинении нет Смоленска, но находим Муром (Морамар), Ростов, Суздаль (Сурдалар) и неясные Сюрнес и Гадар. Судя по упоминанию Суздаля и Мурома, эти сведения не раньше XI в. Название Гарды для древней Руси впервые применил скальд Хальфред (ум. ок. 1007 г.). Русь в сагах — это Гарды с могущественным конунгом в Хольмгарде. Некоторые историки замечают, что гарды у норманнов — это не города, а крепости, укреплённые посёлки. Гардами они считают обнаруженную археологами цепь таких посёлков по Волхову. Тогда масштаб знакомства норманнов с Русью и их деяний там вплоть до XI в. ограничен бассейном Волхова и прилегающей Северо-Западной Русью. Уровень знаний скандинавов о Восточной Европе виден из того, что они полагали Финский залив проливом, ведущим то ли в Грецию, то ли куда-то к Кавказу. Даже Ильмень, Волхов и Нева не известны древнейшим сагам — одна только Двина. Один автор пишет, что уже в VII в. норманны начинают проникать вглубь Восточной Европы. Правильнее было бы сказать на окраину.

Отдельное свидетельство современника мы имеем в рассказе о плавании норвежца Отера (Утера), записанном с его слов английским королём Альфредом (871 — 901). Отер, видимо, первым из норманнов обогнул м. Нордкап, обошёл Кольский полуостров и проник в Белое море. Из его рассказа видно, что он всё время держался берегов, имея их по правую руку. Не найдя ничего стоящего внимания и учтя время года, он вернулся, теперь имея берег по левую руку. Белое море он не пересекал, устья Северной Двины не достиг. Его рассказ о бесплодных и опасных берегах Мурмана, населённых охотниками и рыболовами (саамами), не вдохновил последователей. Прошло 400 лет, прежде, чем норвежцы, расселяясь к северу, достигли Варангер-фиорда, где встретили встречно двигавшихся русских поморов. Отсюда видно, что никакой «урманский князь» не мог явиться отсюда на Русь в IX в., и никаких «мурман» -норвежцев здесь не было. Это позволяет считать безосновательными выдумки некоторых авторов о том, что норманны открыли Северную Двину и поднимались по ней. Это, если и случилось, то гораздо позже. Если какие-то места в древних скандинавских источниках можно истолковать, как упоминание о Двине, то это может быть только Западная Двина. Не следует также связывать название Варангер с варягами. Это название исходит из финского Варанга, где –нга — типичное окончание в угро-финских гидронимах. Рядом находим сходные названия: Печенга, Иоканга и проч. И ещё одно: плаванье Отера нельзя считать контактом скандинавов с Русью, т. к. в то время русских на берегу Белого моря не было. Никаких сведений о Руси скандинавы до XIV в. этим путём получить не могли.

На примере Отера мы видим, что норманны давно и далеко плавали по привычным для них незамерзающим морям и получали ясные сведения о приморских странах. Контрастом к этому является смутность их представлений о землях внутри континента, далёких от моря. Так, в некоторых скандинавских источниках, говорящих о событиях X — XI веков, Русь называется Грецией. Причиной тому были вначале поступавшие по пути «Из грек во варяги» товары византийского происхождения, а затем явившаяся на Руси «греческая» православная религия. «Настоящей» Греции норманны достигли только во 2-й половине XI века из захваченной ими Сицилии.

О возможности достичь Константинополя по русским рекам норманны могли узнать не ранее упомянутого странствия Андрея. Можно допустить распространение этих сведений после похода Руси на Царьград в 860 г. Аскольд не только ходил на Византию, но и, как сообщает Никоновская летопись, совершил поход в Полоцкую землю. Там, в Полоцке или в устье Двины эти сведения могли получить датские или шведские торговцы. Заметим, что название реки Дина (Вина) встречается в скандинавских сагах, из чего можно предположить, что Двинский торговый путь стал известен раньше Волховского. Гипотетически можно допустить участие викингов в походах Олега и Игоря, но скандинавские источники об этом молчат, и этих князей не знают. Современник Игоря, Константин Багрянородный также ничего об этом участии не знает, как не знает на Руси никаких норманнов. Похоже, что и путь «Из грек во варяги» ему был неизвестен. Столь же гипотетично присутствие норманнов среди варягов, отпущенных Владимиром в Византию после взятия Киева. Важно, что эти варяги (кем бы они ни были) просили показать им путь в Царьград, т. к. сами его не знали. Имеются сообщения о посещении Руси отдельными выходцами из Скандинавии — беглецами, ищущими убежища, а также беспокойными искателями приключений.

Мы уже говорили о посещении Руси беглецами из Норвегии — Олафом Трюгвассоном (при Владимире) и Олафом II (при Ярославе). Об этом известно из скандинавских саг. Русские летописцы их не заметили. Итак, присутствие норманнов на Руси отмечено с конца Х в., причём роль их в жизни общества была, видимо, незначительной. Сказители эту роль преувеличивали, желая польстить своим королям. Так, они рассказывали, что Олаф Трюгвассон склонил Владимира к христианству, хотя сам Олаф крестился на 6 лет позже Владимира. Втечении 130 лет, когда по Байеру и его эпигонам, норманнское присутствие на Руси должно быть важнейшим фактором, ни скандинавские, ни прочие европейские, ни византийские источники его не обнаруживают.

Саги и история

Более заметно присутствие норманнов на Руси во времена Ярослава. Некоторые из них прибыли на Русь с женой Ярослава Ингигердой Шведской, как родичи и свита. Другие, во главе с Эймундом вошли в его наёмную дружину и помогали ему в борьбе со Святополком. Впоследствии Эймунд разошёлся с Ярославом (не сошлись в деньгах) и ушёл в Полоцк. По саге Ярослав, будто бы, отдал Полоцк Эймунду во владение, но это уже лесть сказителя. В Полоцке княжил Брячислав, имевший напряжённые отношения с Ярославом, и использовавший для защиты от его притязаний дружину Эймунда. Гаральд Смелый, сын Сигурда, от неразделённой любви к княжне Елизавете Ярославне, ушёл в Царьград, нанялся к императору, воевал на Средиземном море и написал дошедшие до нас стихи, посвящённые прекрасной Ярославне. Этот Гаральд и его спутники, видимо, были первыми норманнами, прошедшими путём «Из варяг в греки». Об этих событиях мы также узнаём из скандинавских источников, но это всё уже после 1015 г. Отсюда видно, что когда у скандинавов в истории случалось нечто, достойное внимания, это запоминалось и записывалось. Допустить, что призвание на Русь их князя, основавшего новое государство и новую династию, прошло незамеченным и не вошло в предания, невозможно. Все скандинавы, приход которых на Русь подтверждён, застали здесь уже вполне организованное государство и не нашли в правителях его своих соплеменников. Отношения норманнов к русским князьям видны из обращения Эймунда к Ярославу: «Мы просимся быть защитниками этого владения, хотим сойтись с вами на условиях и получать от вас золото, и серебро». Отечественные летописцы не удостоили этих норманнов вниманием, что весьма показательно. Олав Трюгвассон, Олав II, Эймунд, Рагнар, Магнус и прочие деятели скандинавской истории для наших летописцев не существуют.

Сведения об Эймунде и Гаральде мы получили из саг. Эти источники не являются, строго говоря, историческими сочинениями. Их, конечно, можно и должно использовать, как мы используем сочинения греческих и римских поэтов, наши былины, жития святых. Но с оговорками.

Дошедшие до нас саги, большей частью, были записаны или переписаны в Исландии в XI — XIII в. в. Они чётко делятся на две группы. Поздние саги (с XI в.) складывались уже в письменную эпоху и вскоре записывались, что обеспечивало сохранность и устойчивость исходного текста. По содержанию эти саги обычно являются местной или родовой хроникой, причём основные герои и события были известны читателям, хотя бы понаслышке. Ввиду этого искажать или сочинять факты было почти невозможно, так что содержание этих саг, в основном, достоверно. Именно из этих саг мы узнаём о заселении Исландии, об открытии Гренландии, о плаваньях викингов в Америку.

Более ранние саги складывались в весьма древние времена среди бесписьменного населения и втечении многих столетий передавались устно, от одного поколения сказителей другому. Саги эти были записаны много позже описываемых в них событий. Первоначально, это были произведения, имевшие целью прославление неких героев. Причём у сказителей и переписчиков не было задачи точно передавать исходный текст. Они стремились возбудить любопытство слушателя, подействовать на чувства, произвести впечатление. При пересказах часть текста забывалась или намеренно опускалась, сочинялись новые фрагменты, повествование украшалось преувеличениями, фантазиями, «страшилками». В ходу было приписывать полюбившемуся герою всё новые подвиги, хотя бы и путём их отнятия у других персонажей, или слиянием их с главным героем. Ясно, что достоверность этих саг со временем неуклонно снижалась, они приобретали черты художественных произведений, выигрывая в занимательности, но теряя в достоверности. Сами скандинавы называли эти сочинения «лживыми сагами». Итак, первое, что надо помнить: хотя некоторые древние саги и касаются исторических событий, использовать их мы можем примерно так же, как былины про Илью Муромца и Алёшу Поповича при отсутствии других документов эпохи.

Из древних рукописей, содержащих саги, наиболее важны две Эдды. Старшая Эдда дошла до нас в исландской рукописи XIII в., являющейся списком с несколько более древней рукописи. Рукопись содержит 10 мифов и 19 героических песен (некоторые находятся в других рукописях не старше XIII в.). Мифологическая часть её рассказывает о деяниях богов, содержит пророчества и назидательные тексты. К нашей теме эти мифы не относятся. Героические песни уже говорят о мире людей, о некоторых персонажах, известных из истории. Иные из этих песен содержат эпизоды истории IV — V веков, частью подтверждаемые другими источниками. Изложение этих эпизодов свидетельствует, что их содержание было пронесено сквозь время не только устными сказителями, но и письменной традицией. Среди этих персонажей, трансформированных несколькими поколениями сказителей, мы находим Аттилу (Атли), Германариха, противников оного (известных под другими именами Иордану), бургундских королей из «Песни о Нибелунгах» и др. Но после переселения исландцы утратили интерес к родной Скандинавии. О важных событиях IX — X веков в Европе, о контактах скандинавов с Русью из Старшей Эдды мы узнаём очень мало.

Младшая Эдда (Снорри Стурлусона) написана, видимо, около 1225 г., тоже в Исландии. Она также содержит обзор мифологии, и, сверх того, учебник поэтики. Для историка интереснее другое сочинение Снорри — «Земной круг». Именно здесь приводится генеалогия скандинавских королевских династий от эддических богов (Сага о Вёльсунгах и др.). Саги повествуют о великой древности Гардарики, так же называя её Русией, и Годхеймом — страной Богов, которую посещал в своих странствиях Один. В «Земном круге» имеется 23 висы (IX—XI вв.) о путешествиях и походах на восток. Но лишь в одной говорится о нападении на Русь — захвате ярлом Эриком Альдейгюборга (Ладоги). Случилось это, видимо, в 997 г., и неизвестный скальд считает этот поход исключительным явлением. Снорри Стурлусон пишет: «хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель знают, что это явная ложь и небылицы. Это было бы насмешкой, а не хвалой…». Но в дошедших до нас рукописях это не всегда так.

Сверх этих источников есть ещё множество саг, сложенных в разное время, но записанных позднее. Увлекающиеся авторы, у которых желание внести свой вклад в нашу историю сильнее, чем критическое отношение к источникам, пытаются извлечь нечто из этих саг. При этом они не делают различия между поздними, сравнительно достоверными сагами, и сагами древними, «лживыми». Эти авторы обычно исходят из некоторого сходства имён и названий, из отдалённо сходных эпизодов, из отнесения к Руси событий, происходящих в неустановленных странах. Но такой подход не может дать убедительных выводов, если не сопровождается тщательным анализом источника и сопоставлением с реальностью.

Начнём наш анализ с имён. Почти все имена героев саг — скандинавские, изредка германские или английские. Скандинавский эпос не знает ни Рюрика, ни Олега, ни Игоря, ни Аскольда с Диром. Не упомянут ни один исторический правитель Гардарики вплоть до «конунга Вальдемара». Генеалогия шведских правителей в «Саге об Инглингах» излагается вне всякой связи с историей Руси. Имена определённо славянские встречаются считанное число раз и явно отличаются от прочих. К ним относятся упоминаемые несколько раз Вальдамар (Владимир) и Ярицлейв (Ярослав), женское Алога (Ольга — но в качестве жены или матери князя Владимира). Видим, что даже имена довольно длинные и сложные внесены в саги весьма близко к оригиналу. Поэтому маловероятно, чтобы более простые и короткие имена были исковерканы до неузнаваемости. То же следует сказать и о переносе скандинавских имён в русскую речь. Недостаточно сходства двух звуков, чтобы объявить о тождестве князя Олега (точное летописное произношение — Волего, былинный Вольга) с неким Хельги. Также неубедительно отождествлять имя Игорь со скандинавским Ингвар, если нет сильных дополнительных аргументов за это.

Мы уже говорили об «Эймундовой саге», записанной в средине XI в. Здесь имеется корреляция с именами князей и с историческими событиями, подтверждаемыми нашей летописью. Но нет оснований считать Русью, упоминаемый в некоторых сагах «Гуналанд», где совершал подвиги норвежский эпический герой Одд, которого тоже пытаются отождествить с Олегом. Гуналанд означает страну гуннов. Если речь идёт о державе Аттилы, то это — V век, когда русского государства не было, да и ядро этой державы находилось в бассейне Дуная. В X веке здесь же утвердились мадьяры, считавшие себя потомками гуннов. Их соседи согласились с этим и стали именовать мадьяр и их страну Hungary. Если это Гуналанд, то опять-таки это — не Русь. Ни северную, ни приднепровскую Русь никогда не называли Гуналандом. Тем более нет оснований считать Киевом упоминаемый в саге Гуннавар. Окончание –вар прибавляется к названиям ряда венгерских городов, но не русских. По времени существования Гуналанд, конечно, не Новгородско-Киевская Русь.

Хольмгард, по мнению некоторых — Новгород. Убедительных оснований к такому толкованию нет. Новгород, по данным археологии, возник в начале X в. У Якима упоминается в IX в. Колмогард, но, в пересказанном им древнем предании, Гостомысл «ходил в Колмогард вопросить богов о наследии и, взойдя на высокое место, принес жертвы многие и вещунов ублажил». Так что это не Новгород, и даже не Славенск. Упоминание о высоком месте позволяет предположить, что религиозно-культовый центр Колмогард и есть Хольмгард, но сведения скандинавов о нём туманны. Татищев пишет «видимо, что сей град был, где ныне село Бронницы, и холм оный за святость великую почитаем». Холм и у русских и у шведов означало одно. Шведы чаще использовали это слово в смысле остров, но и русские называли островом холм на болоте или отдельный лесок (под Москвой и ныне есть Лосиный остров). Новгород не расположен ни на острове, ни на холме, называть его Хольмгард по его положению нет причины. Несогласным с Татищевым скажем, что в тех краях стоят и поныне два городка — Холм и Остров. Раскопки показывают, что на нынешних местах они возникли позже XI в., но у них могли быть забытые предшественники где-то поблизости.

Ссылаются на предание, по которому в 850 г. датские викинги напали на некий Альдейгьюборг (Ладогу?), захватили богатую добычу и взяли с тамошнего князя большой выкуп. Но, как уже сказано, Ладога в то время была всего лишь крупным селом, жители коего прозябали рыболовством, промыслами, ремёслами и торговлей. В средине IX в. Волховско-Днепровский путь ещё не действовал по-настоящему, торговля с Балтики на Днепр и Волгу шла преимущественно по Двине. Никаких князей в Ладоге не было, и никакой богатой добычи викинги там взять не могли. Для датчан, запросто плававших в богатые страны Западной Европы и Средиземноморья, не было смысла пускаться в дальний и трудный путь (см. выше), чтобы ограбить какое-то село. Вообще, датчане редко являлись в Балтике, тем более на Неве. Нет и серьёзных филологических доводов отождествить Альдейгьюборг IX в. с Ладогой. Название Ладога произносится легко (уж проще, чем Альдейгьюборг, даже для шведов), коверкать его норманнам не было нужды. Нельзя считать его переводом славянского названия. Альдейгьюборг означает Старый город. Эпитет же «старая» стали прилагать к Ладоге после 1703 г., когда была основана в устье Волхова Новая Ладога. Да и «борг» слишком много для Ладоги 850 года. Нельзя, по тем же причинам, признать за Ладогу и «Альдейгью» (положение неизвестно), который, якобы, платил дань «королям» Упсалы. Заинтересованным лицам следует искать Альдейгьюборг IX в. и Альдейгью в другом месте. У основания Ютландии и ныне стоит город Ольденбург — немецкий вариант того же названия с тем же смыслом. На польском Поморье находятся Старград и Старгард, славянские версии Ольденбурга. Так что, когда иные авторы без запинки приравнивают Альдейгьюборг к Ладоге, а потом пишут, что, мол, в этом набеге мог участвовать норвежец Олег (даже не датчанин!), то это уже спекуляция.

Т. Н. Джаксон, найдя в «Саге об Олаве Трюггвасоне» Альдейгьюборг (взятый норвежцем Эриком), а у скальда Эйвинда (ок. 1010 г.) форму Альдейгья, считает, что это тот же Альдейгьюборг, взятый в 850 г. данами и считает, что речь идёт о Ладоге, откуда и пошло её название. Выходит, датчане дали название ограбленному городу и тут же удалились, а название осталось.

Более уверенно мы опознаём в сагах Полоцк под названием Полтескья. Старое русское название его — Полотеск (по р. Полоте). Этот пример показывает, что действительно знакомые им русские города скандинавы называли близко к оригиналу.

Итак, содержащиеся в древних сагах названия стран и населённых пунктов отнюдь не указывают на Русь, кроме Полоцка и, может быть, Хольмгарда-Колмогарда. Вплоть до XI в., авторы саг не знают Киева, Смоленска, Ростова, Чернигова, Переяславля. Ничего не знают о славянах, об их племенах (полянах, древлянах и пр.). Не знают они и соседей Руси: вепсов, мерю, булгар, печенегов, хазар. Не знают названий Волги, Оки, Днепра, Припяти, Десны. Не знают скандинавы ни одного византийского императора вплоть до Иоанна Цимисхия, современника Святослава. До плаванья Гаральда они не подозревали о возможности достичь Константинополя путём «Из варяг в греки». Об открытии Гренландии саги знают, а о плаваньях по Каспию и Понту — ничего!

Саги и реальность

Мы не имеем возможности рассматривать весь корпус саг по причине его огромного объёма. Тщательное «просеивание» его через сито русской истории — задача на много лет для многих исследователей. Возможно, это приведёт к каким-то находкам и сюрпризам. Т. Джаксон пишет: «Методика анализа саг и извлечения из них (по мере возможности) достоверной исторической информации так и не выработана». Здесь мы ограничимся лишь эпизодами нескольких саг, наиболее часто привлекаемых отечественными авторами (некоторых саг мы коснулись раньше).

В «Саге об Инглингах» назван первый шведский король Ньорд, то ли сын, то ли племянник бога Одина, пришедший из некоего Ноатуна, в коем иные комментаторы хотят усмотреть Новгород. Но это лишь пример их безудержной фантазии, в эпоху Одина Новгород ещё не существовал.

Сага о Хервёр и Хейдреке — древнеисландская сага, сложенная в XIII в. на основе более древних преданий, содержит сведения с IV в. Хейдрик, сын Хервёр, оказывается в Гардарике, где случайно убивает сына конунга. Тот, тем не менее, отдал ему в жены свою дочь Хервёр II. По смерти Хейдрека, его брат Ангантюр обосновывается в столице готов Археймаре, на берегу Днепра (?). Но тут с большой ордой гуннов прибывает Хлёд и требует половину наследства Хейдрека. Между готами и гуннами началась война в окрестностях пограничного леса Мирквид. Гунны собрали 33-тысячное войско и напали на готскую крепость, обороняемую Хервёр III, сестрой Ангантюра. Крепость пала, гонец прискакал в Археймар с этой вестью. Новая битва состоялась на Дунхейде (Дунае?). У готов войско было вдвое меньше, но они победили, а Хлёд пал. Историческим аналогом этой битвы считают битву при р. Недао (Недава, приток Савы). По историческим источникам гунны также потерпели поражение, но их противником были гепиды. Предводителям войск даны скандинавские имена, неизвестные в истории. В тексте действуют только готы и гунны.

Другой легендарный король Гардарики — Радбар, современник шведского легендарного, короля Ивара, который изгнал из Упсалы Инглингов и стал родоначальником последующих шведских и датских королей. Ивар имел дочь, которая после гибели мужа, датского конунга Рорика, бежала с малолетним сыном в Гардарику, где вышла замуж за Радбара и родила сына Рандвера. В Гардарике также правил внук Радбара Регнальд по прозвищу Русский (ок. 750—770 г.). По Саксону Грамматику он — конунг Кенугарда, который ок. 770 г. участвовал в легендарной битве при Бравалле. Здесь опять все имена — скандинавские, но Гардарика — не Скандинавия. События отнесены к VIII в., когда готы и гунны потеряли своё значение. Их имена используются по инерции. Любопытно прозвище Регнальда — Русский и упоминание славян среди участников битвы при Бравалле. Предлагаемое отождествление Кенугарда с Киевом не доказано. Рорика Датского начала VIII в. нельзя отождествить с Рюриком ПВЛ уже по хронологии. Нельзя приписать «нашему» Рюрику и рассказ о ютландском конунге нач. IX в. с полным именем Herraud Hrorekr Ludbrandson Signjotr Thruvar из-за больших расхождений во времени и месте действий и полного отсутствия указаний на связь оного с Русью. Вообще, Рюрик — это отдельный вопрос, как мы сказали вначале.

В саге о Хрольве Пешеходе говорится о ещё одном короле Хольмгарда Реггвиде, который подчинил «земли по реке Дюне, текущей в Гардарике», пиратствовал на море, покорил земли эстов. Ему, якобы, принадлежали Кенугард, Алаборг и страна Эрмионов, соседняя с Йотунхеймом. После его гибели престол унаследовал вначале Хрольв, затем Реггвид II. Их эпоху пытаются синхронизировать с временем князя Буривоя, упоминаемого Якимом (VII — VIII в.). Если Дюна — это Двина, то Гардарика — Северо-западная Русь. Кенугард, Алаборг, Йотунхейм и страна Эрмионов (названы у Тацита) — неясны. Все имена — скандинавские. Можно поискать в них славянские корни. Например, сопоставить Радбара с Радобором или Ратибором, а Реггвида — с Роговитом, но это будет на уровне игры в слова. Однако поиск скандинавских имён славянского происхождения на научном основании может быть интересной темой исследования.

Сага о Тидрике (Дитрихе) Бернском (он же герой эпоса о Нибелунгах, обычно, считается королём готов Теодорихом) сообщает о Гертните, князе Руси. «Перед смертью дал Гертнит титул конунга сыну своему Вальдемару и посадил его над всею Русью, Польшей и восточной половиной своего царства. Скончался Гертнит, а его сыновья долгое время правили царством». Вальдемар воевал с гуннами и пал в битве с Аттилой. Ирон, младший брат Вальдемара, был назначен Аттилой князем в Хольмгарде. Судя по некоторым подробностям, эта сага отражает реальные события, но не в Северной Руси, где гуннов не было. Здесь Хольмгард — явно не Новгород. Упоминание Польши в 5 в. — анахронизм. Названный Владимир (Вальдемар), который «пришел в землю гуннов и опустошил её с огромным войском», конечно, не «стольнокиевский», действует он во времена Аттилы. Его можно сопоставить с Владимиром Древним, о котором пишет Яким, как о предке Новгородских князей. Здесь сага и летопись Якима поддерживают друг друга. В этой саге иные авторы находят, якобы, упоминание об осаде Теодорихом Полоцка. Но деятельность Теодориха относится к V в. Славяне же появились в Полоцкой земле ок. VII в., а сам Полоцк возник не ранее IX в. Так что, либо анахронизмом является Полоцк, либо Теодорих. На этом примере видно, сколь можно использовать саги, как исторический источник.

«Сага о Торвальде» находит параллель в местном Полоцком предании об основании оным Торвальдом монастыря Иоанна Крестителя, отчего он признается, чуть ли не крестителем полочан. По этой саге Торвальда приписывают Х веку. Он, якобы, крестил Исландию (она, действительно, была крещена в то время), затем посетил Иерусалим и вернулся в Скандинавию через Византию и славянские земли. Но в Х в. Иерусалим был под властью мусульман. Свободно посетить его Торвальд мог не ранее XII в., после 1-го крестового похода. Основание названного монастыря, обычно, также датируют XII в. И опять, либо Торвальд другой, либо монастырь. Конечно, деятельность Торвальда не могла простираться на 2 столетия. Здесь пример того, как одному популярному герою саги приписываются деяния других с продлением срока его жизни сверх реального.

К древнему слою относятся саги, привлекаемые лицами, верующими в Олега–норвежца. Невозможно отнести к русской истории объемистый цикл сказаний о некоем Одде (он же Эрвар, Кофлмадрин, Стерк, Хельги и Хрольв), которого объявляют Вещим Олегом. В нём нет ни географических, ни этнографических, ни исторических данных, относящихся к Руси Х века. Герой этих саг (которому явно приписаны деяния нескольких лиц) действует на обширных пространствах Европы и Средиземноморья от Ирландии до Иерусалима. Этот цикл явно складывался не одну сотню лет. В первых сагах его упоминаются языческие колдуньи и каменные (!) стрелы, в последних герой — добросовестный христианин. По ходу приключений он неоднократно женится и наследует несколько королевств. В рассказах о нём фигурируют великаны и феи (см. статью «Основатель»).

Сага об Ингваре Путешественнике (XII в.), описывает легендарное плавание по великой реке из Гардарики. Считается, что сага посвящена походу викингов на Каспий в 1041 г. под предводительством Ингвара и его сына Свена. В Гардарике Ингвар узнал, что на востоке этой страны протекают три реки. Самой большой считается средняя. На 30 судах (конечно, местных) Ингвар сплавляется по реке. Описание плаванья изобилует чудовищами и прочей мистикой. Тут и великан с серебряным котлом, и стоящий на земле полумесяц, и дракон Якуль, миновав коего, путешественники достигли моря. Спустя много дней они приплыли к городу из белого мрамора, где правила языческая королева Силькисив. Перезимовав, Ингвар поплыл дальше по некоей реке, причём в конце её пришлось переволакивать суда посуху. Тут они узнали, что река, на которой они находятся, имеет источник, откуда вытекает и другая река, впадающая в Раудахав (Красное море?). Перезимовав, они продолжили путешествие, вновь видели великана, водопад, дракона, спящего на золоте, потеряли один корабль от греческого огня. Затем они достигли горы Сиггеум, где узнали, что викинги во главе с Харальдом ранее уже доходили сюда, но погибли в Раудахаве. После этого Ингвар повернул обратно. Опускаем преодоление порогов, участие викингов в местной междоусобице и постигшее их венерическое заболевание. На обратном пути, в земле Силькисив, Ингвар умер. Свен решил повторить поход. Опять рассказывается о великане с котлом, о стоящем на земле полумесяце и драконе Якуле. Упоминается о войске с боевыми слонами. Затем Свен достигает царства Силькисив, на которой женился, заодно крестив эту страну. М. Ларсон предложил маршрут сего фантастического плавания. Он отправляет Ингвара по Днепру, заставляет обогнуть Крым, плыть вдоль берегов Кавказа до устья р. Риони. Чтобы жизнь не казалась викингам слишком лёгкой, он понуждает их подниматься по горным (!) рекам и переволакивать 30 (!) судов среди гор Кавказа. Затем он направляет их по Куре в Каспийское море, в залив Кара-Богаз, где им совершенно нечего делать. Отсюда он позволяет им вернуться, с теми же трудностями.

Не говоря уж о чудесах и чудовищах, сага изобилует анахронизмами. География в ней — вполне фантастическая. В «средней» реке нельзя опознать ни Днепра, ни Волги. Равно нельзя определить ни Чёрное море, ни Каспий. Город из белого мрамора ни историкам, ни археологам неизвестен. Мраморные дворцы наводят на мысль о Константинополе, но в то время там не было языческих королев. Упомянуты слоны, но до Индии Ингвар явно не добрался. Всё плаванье — сказка с обычным набором атрибутов (великан, дракон, прекрасная королева). Описание его резко отличается от описания плаваний Утера или Лейфа Эриксона. В сущности, мы имеем художественное сочинение, типичную «лживую сагу». Никаких достоверных сведений из подобной литературы извлечь нельзя.

«Сага об Олаве Трюггвасоне» рассказывает, как этот белец из Норвегии искал убежище у Владимира, за что его враг ярл Эйрик в 997 г. напал на Ладогу. Эти известия не подтверждаются нашими летописями, но соответствуют исторической и археологической реальности. Подвиги ярла, возможно, несколько преувеличены «под социальный заказ», но важно, что это уже конец Х в.

Сходный характер имеют Эймундова сага,. «Сага об Олаве Святом» и немного других. В них, конечно, есть нестыковки хронологии, неточности изложения событий, ошибки в славянских именах, но они могут быть использованы, как исторические источники. Все эти саги описывают события не ранее конца Х в. Роль скандинавов на Руси сильно преувеличена. Интересно, что несколько саг касаются исторических событий IV — VI в., эпохи готско-гуннских войн, происходящих на территории Гардарики. Но в VII — VIII в. эта территория погружается в туман, и связать саги с историческими событиями невозможно. Случайно ли это — века могущества Аварского каганата?

Подводя итоги

Мы рассмотрели проблему отношений норманнов и Руси, привлекая данные географии, этнографии, климата, демографии, археологии, топонимики, филологии. Конечно, мы использовали и наиболее известные исторические источники, как отечественные, так и зарубежные. Сопоставление их с данными объективных наук, с реальностью, показывает, что не все они достоверны, иные не относятся к данной проблеме, иные должны быть переосмыслены, а иные принадлежат мифологии и фантастическому фольклору. Мы не нашли ни ясных свидетельств, ни аргументов за то, что какая-то организованная и сильная группа норманнов явилась на Русь, чтобы дать имя русскому народу, создать Русское государство и управлять им. Ни массовой миграции норманнов на Русь, ни утверждения норманнской династии не было. Не возникли феодалы-пришельцы, превознесённые в правах над коренным населением. Норманны на Руси были, но их деятельность не имела большого значения для государства.

Как говорили римляне, сказано для умного достаточно.

ГЛАВА 3. БЕДНЯГИ ВАРЯГИ

В предыдущей статье было отмечено, что писатели-историки, начиная со Шлецера, сваливают в кучу совсем разные вопросы: 1) вопрос о роли норманнов в русской истории; 2) вопрос о том, кто такие были варяги и каково их значение в событиях; 3) вопрос о происхождении и роли Рюрика; 4) вопрос о возникновении русского государства. Создав эту кучу и слегка поворошив в ней палкой, норманисты одним махом решают все проблемы, сформулировав свой исходный тезис: «Русское государство было создано норманнским конунгом Рюриком и его варягами». И далее вся история подтягивалась к этому тезису, как бы ни расходилось это с фактами, логикой и здравым смыслом. Эта концепция подвергалась обоснованной критике, начиная уже с Ломоносова, и в XX веке была уже отвергнута большинством отечественных историков. А ведь ещё Ломоносов, ссылаясь на иностранного автора Претория, писал о варяжских пришельцах: «Конечно, они не из Дании или Швеции были… затем, что языка, обычаев и обрядов различие, и места расстояние сему не дозволяет верить, но призваны из соседей». То, что было ясно Ломоносову, сделали непонятным, старательно запутали и переиначили. Увы, в последнее время «норманизм» опять всплывает на поверхность, благодаря переизданиям «классиков», а особенно, популярным книжкам на исторические темы, где немалая часть содержания, порою, относится уже к научной (или ненаучной) фантастике. Единственный способ создать из кучи нечто упорядоченное — разобрать её и разложить по составным частям. Это мы и хотим сделать. Здесь мы выделим и рассмотрим вопрос о варягах и постараемся выяснить, кто они и какова их роль в истории Руси.

До сих пор сохраняется у нас выражение «послать за варягами». Интонация его может быть неоднозначной. Ирония, признание собственной несостоятельности, желание переложить ответственность (и само дело) на других… С чего же оно пошло?

Варяги или норманны?

Сразу следует отделить варягов от норманнов уже потому, что первых наши летописи знают, а вторых — нет. Редактор ПВЛ считал варягов Рюрика русскими и славянами. Ломоносов допускал их происхождение из славянской Пруссии. А. Васильев в 1858 г. считал их происходящими из Приильменья. Норманны — термин западноевропейских писателей VIII — XI веков, которые вначале вообще не различали скандинавские народы, а потом, по инерции, продолжали накрывать их общим названием. Русские летописцы до XVI в. этого термина не знали. С самого начала они знали конкретные народы: шведов, готов, урман, агнян и др., но не отождествляли их с варягами! Набеги шведов на Русь (точнее, на земли при Финском заливе и Неве) летописцы отмечают с XII в., что было тогда новым явлением. Более ранних достоверных сведений о таких набегах нет ни в наших, ни в зарубежных источниках. Династические связи Руси со Швецией достоверно прослеживаются с начала XI в. Датчане, тем более норвежцы, на Русь не нападали и не проявляли к ней особого интереса. Скандинавские источники, которые можно считать достаточно достоверными и действительно касающимися Руси, сообщают о первых посещениях Руси одиночными скандинавами-беглецами не ранее конца Х в. Притом, большинство сих источников (в т. ч., саги) приняло письменный вид не ранее XII в. Все более ранние сообщения относятся к славяно-скандинавским контактам в Западной Балтике, либо к сказкам, которые позже подверглись редактированию и слишком вольно толковались. Ни германские, ни польские авторы до XI в. не знают никаких варягов на Балтике. Не сообщают германские авторы о хождении этого названия у соседних скандинавов. Это странно, если считать варягов норманнами, которых именно на западной Балтике должны бы хорошо знать. Вероятно, варяги в этих краях были, но имя это здесь было неизвестно.

Тождественность норманнов и варягов была заявлена некоторыми историками только в XVIII в., и основания к тому, как увидим далее, зыбкие. Слабость этих оснований проистекает из неверной трактовки летописных текстов, методических, логических и терминологических ошибок. В сущности, никакой научной «норманнской теории» нет, и она невозможна на базе имеющихся объективных и достоверных данных. Возможна лишь «норманнская гипотеза», как умозрительное спекулятивное построение, которое могло существовать лишь при недостатке и подавлении критики.

О каких варягах речь?

Это — первый вопрос, который должно задать в начале дискуссии, ибо варяги были разные.

Древнейшее упоминание варягов мы находим в Велесовой книге (IX в.). За ним следуют, по времени первичной записи, упоминания в статьях ПВЛ об Олеге и Игоре, затем свидетельство Якима, записанное позже, но относящееся к событиям IX в.

Письменные скандинавские источники, которыми мы располагаем, восходят, видимо, не далее XI в., когда после крещения скандинавов у них появилась латинская письменность, а до нас дошли в позднейших списках. При этом, термина «варяги» в интересующем нас смысле и в интересующем нас времени они не знают. Близкое по звучанию слово vaering появляется в скандинавских текстах довольно поздно, около средины XII в., использовалось не часто, и смысл его — не тот, что в более древних сообщениях наших летописей. Хотя в исландских сагах этот термин используется при описании событий третьего десятилетия XI в., надо помнить, что дошедшую до нас письменную форму эти сказания приобрели, как сказано выше, ещё сотней лет позже. Норманисты (Куник и др.) пытались произвести «варягов» от скандинавских слов wara (присяга), waring, но использованные ими формы нигде письменно не зафиксированы, а изобретены ими, и цена такому производству — нулевая. От этих вымышленных слов не могли произойти ни византийское baraggoi, ни русское варяги. Во всяком случае, никаких варягов в IX в. скандинавы не знали. Сами скандинавы отнюдь не отождествляют vaering’ов с викингами. Ни о каких самочинных походах vaering’ов на Русь, их переселениях туда, основании ими городов и государств скандинавские источники не знают. Слово это, видимо, пришло к скандинавам из западной Европы. Сюда же оно пришло из Византии, причём уже в эпоху Крестовых походов конца XI — начала XII в. Византийцы употребляют слово baraggoi только с XI в. (Кедрин, 1034), обозначая им наёмную личную гвардию императора. Гвардия эта имела большое значение, учитывая лёгкость, с которой тогда свергались и убивались византийские басилевсы. Само появление этой гвардии произошло, видимо, немного раньше. Заметим, что древнегреческая бета в Византии употреблялась и в значении в, в каком значении вошла в кириллицу. Европейские авторы, писавшие латиницей, об этом часто не знали.

Но флотилии викингов стали проникать в Средиземное море только около средины XI в., к концу века они достигли Сицилии и южной Италии, где образовалось норманнское королевство. Для византийцев норманны были врагами, а для норманнов Византия была объектом грабительских набегов. Трудно представить, что императоры вербовали свою гвардию из злейших врагов.

Византийские авторы XI в. указывают, что варяги, в частности, вербовались с некоего отдалённого острова в Атлантике, а также в Германии. О норманнах в этой гвардии они не говорят. Возможно, таковые и были, но в числе незначительном, и они не могли дать своё название всему корпусу. Европейские хронисты той эпохи упомянутым островом считают Англию. Это весьма вероятно, учитывая, что Англия как раз в то время подвергалась вторжениям датчан, отчего многие англичане бежали с родины. Ирландцы всегда были народом своеобразным и не склонным к наёмной военной службе, а Исландия была только что открыта и имела ничтожное население. «Английская» версия принималась и последующими европейскими историками, например, В. Скоттом. Но вначале византийцы определённо считали варягов выходцами из Руси. Некоторые византийские авторы (Анна Комнин и др.) упоминают, что варяги называли местом своего происхождения Тулу (!). У географов эллинизма Туле — полусказочный остров в Океане, предел обитаемых земель. Использовали это название и для крайних известных областей на континенте (наши переводчики пишут иногда «Фуле», поскольку ранее это слово писали через тэту). Невероятно, что пришлые варяги знали этот древнегреческий топоним. Но в древнерусском языке это слово известно в смысле укрытия, убежища, вместилища. По Далю «тула — скрытное, недоступное место… для защиты, приюта». Тулой, например, называли вместилище для стрел (позднее — колчан). Отсюда наши слова: туловище, втулка, притулиться и др. И вполне возможно, что так называли варяги одну из населённых ими областей. Видимо, от этого понятия (а не от татарской царицы Тайдулы) происходит название города Тула. Англичане же стали вербоваться в варяги уже позднее. Одной из причин тому была, безусловно, большая отдалённость Византии от Англии и скудость сведений о последней. Англию некоторые потомки эллинов и принимали за мифический Туле. Но это представление не было общепринятым. Более того, некая Тула числится среди епископий, подчинённых константинопольскому патриарху. И эта Тула (Фула) находится где-то рядом с Боспором Киммерийским, Херсонесом и Русью. Так что, из сего названия конкретный вывод сделать нельзя.

.Скандинавы на службе в Руси не называли себя варягами. Ни они, ни пруссаки не считали себя родственными русичам.

Норманны в значительном количестве могли появиться среди константинопольских варягов только уже после I Крестового похода (1096 — 1099), в котором участвовали выходцы из Нормандии, Сицилийского королевства и южной Италии. Крестоносцы считались союзниками византийцев. Но к тому времени институт константинопольских варягов уже сложился, утвердилось много раньше и название их. Так что, и по соображениям времени, название варягов пришло не от норманнов к грекам, а от греков в Европу. Никаких других варягов средневековые европейцы не знали. Но название это — не греческое!

Весьма важно, что варяги западноевропейских и византийских писателей — не название племени, а определение воинского корпуса, содержащее его назначение и систему вербовки. Никакого народа варягов где-либо, в т. ч., на Балтике, эти писатели не знают. Итак, европейские источники знают войско византийских варягов, но не могут дать ничего о варягах древнерусской истории.

Есть, однако, ещё восточные источники: арабские, армянские, персидские и др. Восточные авторы IX — X в.в. знают о славянах и Руси больше чем западные, но варяги им неизвестны. Определённо о варягах они пишут также с XI в. Однако, Масуди, писавший в первой половине Х века, перечисляя славянские племена, наряду с моравами и хорватами, называет «племя, по имени Баранджабин». Это название очевидно близко к греческому barragos, несмотря на большое различие между греческим и арабским языками, как в фонетике, так и в письменности, да ещё и с учётом передачи арабского слова кириллицей (Гаркави).

В то же время (922 г.) Ахмед ибн Фадлан, участник арабского посольства в Булгар, к «царю славян», согласно с Масуди, также упоминает неких купцов из рода «аль-Баранджар», приходивших туда из более далёкой области. Ибн Фадлан уверяет, что видел их в Булгаре в числе 5000, причём все они были мусульмане (!?) и имели деревянную мечеть. Эти купцы ездили в ещё более дальнюю страну Вису, откуда привозили соболей и чёрных лисиц. Страну Вису отождествляют с землями народа весь (нынешние вепсы). Наши летописцы помещают весь вокруг Белого озера (Вологодская область). Булгар же был расположен на Волге, близ устья Камы. Заметим впрок, что тогда «аль-Баранджар» мы должны поместить где-то на Верхней Волге.

Отсюда видим, что: 1) арабы Х в. знали варягов, их сведения старше записи Кедрина, независимы от греческого термина и могли поступить к ним только от славян; 2) они считали варягов славянами или их родичами; 3) никаких особенных отличий варягов от славян не было; 4) варяги жили на той же территории, где и прочие славянские племена; 5) варяги не были новопришельцами здесь. Этим объясняется и умолчание о варягах других восточных авторов. Но это явно не те варяги, что служили в охране восточных императоров. Отметим, что ни один византийский и ни один восточный автор не сообщает ничего ни о вторжении варягов на Русь, ни о приходе варяжских князей.

В связи с этим любопытна дискуссия XIX в. между Иловайским и Васильевским об участии варягов в событиях византийской истории XI в. Второй указывает аргументы в пользу русского (славянского) происхождения варягов. Первый приводит данные за их англо-скандинавское происхождение. Но оба автора рассматривали варягов, как этническое, а не профессиональное название, почему и не могли придти к согласию. Это напоминает спор людей, далёких от армии, в котором один говорит, что сержанты — это хохлы, другой утверждает, что сержанты — это татары. К тому же участники дискуссии расширяли рамки своей темы во времени, полагая неизменность племени варягов втечение нескольких столетий. Из вышесказанного, вероятно, что в начале XII в. большинство варягов (особенно, «византийских» baraggoi) происходило из северо-западной Европы, тогда как в начале предыдущего века это большинство составляли выходцы их Руси.

Связующее звено

Для выяснения происхождения варягов и самого их названия необходимо обратиться к русским источникам. Эти источники содержат наиболее древние сведения о варягах, от времён, когда они были неизвестны ни грекам, ни арабам, ни западным авторам. Тут оказывается, что разные участники нашего летописания имели разное представление о варягах, в зависимости от времени, в котором они жили. Кроме варягов византийских, они знают варягов северных, отчего возникает путаница, унаследованная и позднейшими комментаторами летописи.

В Повести временных лет (ПВЛ) есть важное сообщение, которое единственно позволяет установить связь варягов византийских и «наших». Это рассказ от 980 г. о том, как варяги, обманутые Владимиром после его утверждения в Киеве, рассорились с ним, и ушли от него в Царьград. В упреждение им Владимир послал императору совет: не держать их вместе, а рассредоточить. Неизвестно, насколько последовал этому совету император, но именно после этого и появилась в Византии варяжская гвардия. И это — самое раннее сообщение, которое можно связать с «византийскими» варягами. Отсюда следует: 1) варяги впервые пришли в Византию из Руси; 2) они уже имели статус наёмного войска, а не были неким племенем; 3) пути в Царьград они не знали, ибо просили Владимира показать им этот путь; 4) именно варяги Владимира положили начало корпусу императорской гвардии, а потом уже этот корпус стал пополняться выходцами из северо-западной Европы. Далее мы ещё вернёмся к этому сообщению и рассмотрим его подробнее.

Название

Отмеченные выше факты дают основание искать название варягов в русском языке. Происхождение этого слова из русского языка вполне разъяснено у Даля: «Варяга — провор, бойкий, расторопный человек. Варять — упреждать, опереживать, предварять, предостерегать, оберегать. Варяти — беречь, стеречь». Можно простить незнание этого Карамзину, жившему ранее Даля и далёкому от народного русского языка, но это незнание весьма странно для историков 2-й половины XIX в., которые поленились или не захотели полистать Толковый словарь русского языка. Но они были озабочены поиском варягов в Швеции!

Это толкование вполне соответствует известной нам из летописи социально-исторической роли варягов, в т. ч., и византийских. Варяги не обозначают народность, так же как янычары, рейтары и нынешние швейцары. Происхождение этого слова следует из русского корня «вар» — того же, что в словах свара, сварливый и т. д. Корень этот, впрочем, весьма древний и восходит ко временам образования индоевропейской семьи языков. В английском языке, сохранившем более древний пласт прагерманского языка, мы находим с родственными значениями: war — война, warrior — воин. У немцев эти слова в таком значении не сохранились.

Даль составлял «словарь живого великорусского языка», следовательно, в его время слово варяги ещё ходило в народе и сохраняло древний смысл. Даль указывает и другое значение слова варягъ — мелочной, бродячий торговец, что отражает более поздний исторический этап, деградацию варяжского сословия. Но и это значение имело смысл в древности, отражая торговую деятельность варягов. Важно, что во всех случаях это слово не есть этнический термин, а имеет социально-сословное значение. Заметим, что варяга — слово грамматически женского рода и стоит в ряду таких явно русских слов, как бедняга, бродяга, трудяга. В такой форме, особенно во множественном числе, встречаем это слово и в летописях. Только чтобы не отвлекать внимание читателя (и из уважения к памяти легендарного крейсера), далее мы пишем варягов в привычном мужском роде. Кстати, только в женском роде произносится отчётливое г; в мужском роде оно заменялось бы на к (сравни бедняк — бедняки). Так что и филологически варяги принадлежат Руси.

Греческий термин baraggoi есть не более, чем запись русского слова греческим алфавитом, с добавлением характерного окончания, соответствующего русскому множественному числу. Первую буква, как сказано выше, следует читать как в. Буквы я у греков не было, да и в кириллице она долго обозначалась «азом» с небольшой модификацией написания, что и отражает второе греческое a. Что касается дифтонга gg, то и он происходит из русской записи. Дело в том, что в докириллической славянской письменности, использованной древнейшими нашими писателями, не было буквы ж (как и в греческом алфавите). Например, писали Изяслав, зга, стязи вместо Ижеслав, жга (искра), стяжи. Другой способ обозначения ж состоял в замене его сочетанием –нг. Так, вместо Ижория писали Ингория, что немцы, не слышавшие произношения, превратили в Ингрию, а потом в Ингерманландию. Здесь как раз этот случай. Во множественном числе, за отсутствием ж, одни летописцы писали варязи, а произносили варяжи. Эта форма множественного числа сохранилась до сих пор в таких словах, как тяжи, поножи и др. Другие же писали –нг, и эта форма попала к грекам в Х в. с письмом Владимира (греки произносили gg как нг). Кстати, у Даля есть и северная форма «варяжа».

Такая форма этнонима-прозвища была известна на Руси издревле — ятвяги (встречается уже в русско-византийском договоре 944 г.), колбяги (возможно, они же — непонятные комментаторам летописные корлязи).

Заслуживает внимания упоминаемое Тацитом и другими римскими авторами название прибалтийского племени «варины». Племя это обитало там же, где отмечены прибалтийские славяне — венеды, а позднее — руги и другие племена поморских и полабских славян. Название это исходит от того же корня «вар» и морфологически вполне славянское, так же, как названия славянин, полянин, киевлянин. Так что, даже если мы будем производить имя варягов отсюда, оно остаётся славянским. Впоследствии упомянутые «варины» бесследно сгинули под германским натиском. Можно только гадать, явились ли их остаток зародышем варяжского сословия, или его название возникло независимо, но по тем же законам русского языка.

Скандинавское же vaering фиксируется письменно значительно позднее первого упоминания варягов в русских текстах (и в византийских тоже). Так что скорее скандинавы заимствовали русский термин. Бывшие среди варягов норманны принесли в Скандинавию русскую форму варяжи, записанную через –нг, а т. к. ж в германских языках нет, то произносили «варанги», заменив затем окончание на привычное -ing. Слово это звучало для них привычно, связывалось с бытовавшим у них упомянутым древним индоевропейским корнем var, и было понятно без перевода.

Е. Мельникова и В. Петрухин пишут: «…термин „варяг“ — „варанг“ — „вэринг“ возник не в самой Скандинавии и не в Византии, а на Руси…».

Как пишут о варягах летописцы

Здесь нас будет интересовать именно как, а не что. И по этому принципу разделим сведения о варягах, сообщаемые летописцами, по группам.

К 1-й группе отнесём сведения современников событий. Эти сведения характеризуются упоминанием конкретных имён, времени и места события, приведением подробностей, которые не мог знать или выдумать позднейший писец или сказитель, фрагментами прямой речи, которые явно не принадлежат редакторам исходного текста. Такие сведения, обычно, удовлетворительно датируются, и их можно считать достаточно достоверными. Конечно, не всегда все перечисленные признаки налицо, но обычно их бывает довольно, чтобы отнести данный фрагмент к этой группе.

Ко 2-й группе, по контрасту, отнесём записи, сделанные явно позже происшедших событий. Таковые, обычно, имеют характер комментариев, ссылок, примеров и противопоставлений, бывают тенденциозны, иногда сопровождаются нравоучениями, а иногда имеют явный оттенок легенды. Достоверность подобных сообщений сомнительна. Они могут быть и просто ошибочны.

3-ю группу составляют случайные сведения, распределённые по тексту, мимоходные упоминания, иногда косвенные. Часто их трудно отнести к автору или редактору определённой эпохи. Трудно определить и степень их достоверности. Брать их за основу рассуждений нельзя. Но в некотором комплексе они могу свидетельствовать за или против какого-то положения.

Применительно к нашей теме выделим отдельно сведения о варягах, которые можно почерпнуть из пресловутой басни о призвании князей в составе летописей основной версии. Эта вставка в летописный свод была произведена, вероятно, игуменом Сильвестром уже в начале XII в. Сильвестр был далёк от описываемых событий в пространстве и времени. Он писал по плохо сохранившемуся устному преданию и находился под влиянием окружения Гиды Английской, жены Владимира Мономаха, откуда узнал древнеанглийское предание о призвании саксонских вождей, и вставил в нашу летопись перевод его фрагмента, включая знаменитый абзац «Земля наша велика и обильна…». Всё обращение многоплеменных послов к собравшимся кучно варягам частью заимствовано у древнеанглийского историка Видукинда («terra lata et spatiosa et omnium rerum copia referta»), частью присочинено. Так что не стоит и обсуждать, можно ли переводить «наряд» как «порядок», и был ли тогда на Руси порядок. Нельзя забывать, что Сильвестр (и его монастырь) кормился от щедрот Мономаха и писал так, как было угодно князю. Во всём материале, который мы далее рассмотрим, это — наименее достоверный кусок.

Ретроспектива, как метод

Далее мы рассмотрим все упоминания о варягах в ПВЛ вплоть до редакторской подписи Сильвестра от 1116 г. При этом возникает вопрос о порядке этого рассмотрения.

Если формально следовать тексту ПВЛ, то вначале идут сведения о варягах в контексте географического и этнографического обзора, принадлежащего, видимо, Нестору. Эти записи включены в свод не ранее конца XI в. и соответствуют представлениям автора этого времени. Затем следует ещё более поздняя «вставка Сильвестра». Только с описания походов Олега начинаются более древние конкретные указания на участие варягов в событиях русской истории, но они ещё кратки и косвенны, так что принадлежат к сведениям 3-й группы. Сведения 1-й группы появляются при описании событий не ранее 944 г. Такой порядок рассмотрения нельзя признать удачным. Ещё менее удачно следовать формальной хронологии свода. При этом нам придётся начать с самого позднего и неясного текста вставки Сильвестра и обсуждать согласие с ней известий, хронологически более поздних, но на деле включённых в летопись ранее, в т. ч. современниками событий.

Поэтому мы предлагаем начать рассмотрение текста ПВЛ с конца, опираясь в первую очередь на сведения 1-й группы. Т. о., мы начнём с записей более поздних, но и более достоверных, менее подвергшихся порче и редактированию. Опираясь на них, мы сможем последовательно и более критично переходить к записям более древнего происхождения. Конечно, нельзя вести изложение в виде «кино наоборот». Поэтому, мы пойдём вспять по истории шагами, последовательно обсуждая статьи о каждом княжении, начиная с позднейших и доходя до первых. В каждой статье рассматриваемые фрагменты будем цитировать в обычном порядке. Мы ограничимся теми сообщениями, где определённо названы варяги. В других случаях их участие в событиях есть гипотезы, которые нельзя класть в основу выводов. Сведения из других источников будут привлекаться по мере нашего продвижения в прошлое.

Куда они делись? Многозначительное умолчание

Прежде всего, отметим, что в текстах после 1116 г. слово варяги почти не встречается. Единичные употребления его случайны и мимоходны. Скорее они относятся к бродячим торговцам и никакой существенной информации не несут. Ничего не говорят летописцы о какой-то деятельности варягов и во всю эпоху после смерти Ярослава I, в эпоху Ярославичей и их ближайших потомков, т. е. с 1054 по 1116 г. Умолчание это есть замечательный факт, тем более, что в эпоху Ярослава варяги действуют весьма активно и являются важным элементом общественной жизни.

От этой эпохи до нас дошёл нелетописный источник — Русская правда (РП), включающая т. н. «правду Ярославичей». Но о варягах в ней говорится очень мало. Это весьма странно, учитывая, что целый ряд статей этого памятника юридической литературы трактует о проступках и преступлениях лиц военно-феодального состояния, носивших оружие. Предварительно можно предположить, что основная масса варягов на Руси к этому времени уже «вписалась» в существующие общественные отношения и растворилась среди бояр, гридей, княжьих мужей и пр. Если и были какие-то особые юридические нормы для «разборок» между варягами, они определялись «внутренними» обычаями и не распространялись на другие случаи. Варяги упоминаются в РП по двум поводам: по случаю укрывательства беглого челядина и по случаю замены свидетельских показаний клятвой (или меньшим числом свидетелей). Первое, скорее всего, относится к тем варягам, которые жили в отдельных дворах или особых посёлках, не входящих в состав сельской общины — верви. Это немного говорит о порядке расселения варягов, ещё «не разошедшихся» по другим социальным группам, и о некотором своеобразии их отношения к беглецам. Второй случай, по мнению большинства исследователей РП, означает, что варяги были немногочисленны, часто бывали временными жителями или прохожими в данной местности, отчего им трудно было найти свидетелей в свою пользу. В остальном никакого особого статуса РП варягам не предоставляет. Они подчинялись тем же русским законам. Они не являлись каким-то, используя современный термин, национальным меньшинством. Не были они и обособленной общиной иноземцев, права которых определялись договорами, соглашениями или дипломатическими нормами.

Исчезновение варягов из общественной жизни, как деятельной силы, совпадает с концом княжения Ярослава. Одновременно, как следует из сравнения разных летописных списков, прекращается выплата новгородцами 300 гривен варягам, установленная ещё Олегом (об этих выплатах мы вспомним, когда дойдём до Олега). Отсюда обычно делают вывод, что укрепившейся княжеской власти варяги перестали быть нужными. Наверное, это так. Но можно сделать и ещё один вывод.

Если бы варяги составляли некое племя, их исчезновение могло бы произойти только вследствие массового истребления, либо гибельной эпидемии или стихийного катаклизма. Такие события не прошли бы незамеченными. Но, ни о чём подобном летописцы не пишут. Это значит, что народа варягов не было, а было сословие, пришедшее в упадок при усилении власти князей, была социально-профессиональная группа, прекратившая существование вследствие изменения исторических условий. Примеры тому нам известны. В средние века в Европе существовало многочисленное сословие наёмников — ландскнехты (преимущественно, германского происхождения). Но, после наполеоновских войн это сословие практически исчезло. Сходно тому, с крушением османской империи исчезли знаменитые янычары. В начале Великой Отечественной войны в Красной армии была многочисленная кавалерия, проводившая самостоятельные операции. Но к 1945 г. она практически утратила боевое значение, а вскоре и прекратила своё существование, как отдельный род войск. Этот вывод о смысле термина «варяг» вполне согласуется с тем, что говорилось выше о «византийских» варягах и о варягах Владимира.

В заключение этого раздела заметим, что летописание Нестора и Сильвестра приходится на самый конец данного периода, на начало XII века. Эти летописцы уже не застали деятельных варягов и, будучи вдобавок монастырскими затворниками, вряд ли вообще видели их. О варягах они писали по тому представлению, которое получили частью из дошедших устных преданий, а частью по сведениям из Византии, где значительную часть варяжской гвардии уже составляли выходцы из северо-западной Европы. Под этим углом и следует рассматривать сведения о варягах в «этнографическом обзоре» Нестора и во «вставке Сильвестра» о призвании князей. Они принадлежат к выше названной 2-й группе сведений, и относиться к ним надо с большой осторожностью. Особенно это проявляется во «вставке Сильвестра», перебиваемой комментариями, которая неизбежно вызывает путаницу, если поставить её в начало и основу рассмотрения вопроса. Поэтому мы и отложим эти сведения напоследок, а сейчас перейдём к свидетельствам современников, начиная с княжения Ярослава I (куда пристегнём и недолгое правление Святополка I).

Ретроспектива: княжение Ярослава

Вот эти свидетельства, сохранённые следующими редакторами летописных сводов. За основу взяты известные переводы, но я позволил себе слегка отредактировать их, убрав слишком современные обороты и приблизив к точным выражениям летописцев, устраняя догадки переводчиков (далее летописные цитаты выделены шрифтом Arial). Первые сообщения касаются раздоров Ярослава с Владимиром и новгородцами и последующей борьбы его со Святополком (годы от РХ).

(1014) «Ярославу же сущу в Новегороде и уроком дающему Киеву 2 тысячи гривен от года до года, а тысячу в Новегороде гридям раздавал; а тако давали (все) посадники Новгородские».

Далее летописец сообщает, что Ярослав отказался выплачивать дань отцу. Владимир разгневался на него и собрался идти походом на Новгород. Комментируя, заметим, что перечисляемые здесь тысячи гривен не следует смешивать с вышеупомянутой выплатой 300 гривен варягам по завету Олега. Удержав 2000 гривен, Ярослав мог часть из них потратить на варягов.

Следующая запись содержит повтор и комментарии, так что она, видимо, была отредактирована позднее другим автором и не принадлежит к группе достоверных сообщений (а также приводит к несуразностям — см. ниже). (1015) «Хотящу Владимиру идти на Ярослава. Ярослав же, послав за море, привёл варягов, боясь отца своего; но бог не дал дьяволу радости».

Заметим, что Ярослав посылает за варягами, убоявшись Владимира. Новгородцы, видимо, с Владимиром воевать не хотели (новгородский посадник Константин Добрынич был двоюродным братом Владимира!). Далее следует рассказ о недолгой болезни Владимира, его смерти (15 июля) и похоронах. Ввиду столь скорого развития событий, посылать за варягами в дальние края просто не было времени. Затем следует посмертный панегирик Владимиру и рассказ об убиении Бориса и Глеба, хотя и основанный на свидетельствах современников, но переработанный позднее в христианско-нравоучительном стиле. Однако, из сего рассказа можно извлечь достоверное, почти документальное свидетельство: «Убив же Бориса, …завернули в шатер, положили на колёса и повезли его, еще дышащего. Уведав же сие, что еще дышит, …Святополк… послал два варяга прикончить его. Когда же те пришли и увидели, что он еще жив, один из них извлек меч и пронзил его в сердце».

Отсюда видим, что варяги были и в Киеве, на постоянной службе, для выполнения «особых поручений», в т. ч., и убийств. Вообще, вся статья 1015 г. — поздняя переработка исходного текста. Фрагмент ниже — естественное продолжение статьи 1014 г., первично составлявший с ней единый слитный текст, не разбитый ежегодными датами.

«Ярослав же не ведал отней смерти. Варягов было много у Ярослава, и (они) насилье творили новгородцам и жёнам их. Восстали новгородцы и избили варягов во дворе Поромони. И разгневался Ярослав… и послал к Новгородцам, рекше: «Уже мне сих не воскресить». И позвал к себе нарочитых мужей, иже иссекли варягов, и, обольстив их, иссек. В ту же ночь пришла ему весть из Киева от сестры его Передславы: «Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве, убив Бориса, а на Глеба послал, а блюдись его повелику». Се слышав, (Ярослав) печален был об отце, о братьях и о дружине. Заутра же, собрав избыток новгородцев, Ярослав рек: «О, любая моя дружина, её же вчера избил, а ныне была бы надобна!»… И рече им на вече: «Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве, избивая братью свою». И рекли новгородцы: «Аще, княже, братия наша иссечена суть, можем за тебя бороть»». Запомним, что кроме князя, мстить за варягов, заступиться за них некому! Новая весть резко изменила политическую обстановку в Новгороде. Владимира не стало, Святополка новгородцы не знали и не хотели, а тут представилась возможность посадить в Киеве «своего» князя и получить контроль над Днепровским водным путём.

По логике событий, Ярослав послал за варягами, узнав о гневе отца и его намерении пойти войной на непокорного сына. Но между этим известием, которое он мог получить от своих сторонников в Киеве, и вестью от Передславы, прошло от силы недели три (вряд ли Святополк мешкал, желая убрать соперника). Но за это время посланцам Ярослава было невозможно добраться до Швеции, набрать войско и привести его в Новгород. Следовательно, либо избитые новгородцами варяги уже раньше служили у Ярослава, либо посылали за ними гораздо ближе. Поэтому, нельзя придавать значение словам редактора о том, что за варягами посылали «за море». Эти слова отражают представления летописца, жившего много позднее событий, когда на Руси «действующих» варягов уже не осталось, но знали о варягах «византийских» и их вербовке в заморских странах. Заметим, кстати, что старинное «за морем» не означало «по ту сторону моря». В хронографе XVII века Гостомысл советует новгородцам послать послов «за море, в землю Прусскую». Но Пруссия лежит на южном побережье Балтики, как и славянские земли. Так что, «за морем» означало только то, что туда надо было плыть морем, за отсутствием или дальностью сухопутной дороги. Морем же наши предки называли любое обширное водное пространство. Помните: «Сланное море, священный Байкал». Называли морем и Ладожское озеро, и даже Ильмень (Русское море).

Далее, в статье 1015 г. находим: «И собрал Ярослав варяг тысячу, а прочих воинов 40000 и пошёл на Святополка». Можно усомниться в столь большой численности новгородского ополчения, но, видимо, новгородцев в войске было всё же значительно больше, чем варягов. То, что и 1000 варягов в войске были большой силой, говорит о том, что это были профессиональные воины, хорошо вооружённые, имевшие боевой опыт, привыкшие действовать в строю, дружно и напористо. Один такой воин вполне мог стоить трёх — четырёх кое-как вооружённых и непривычных к бою ополченцев. Далее летописец, безусловно, включает в свод рассказ участника событий. Но об участии варягов в последующем сражении у Любеча со Святополком не сказано ничего особенного. Этот бой описан в статье за следующий 1016 г., что получилось у редактора-хронолога вследствие отсчёта начала года с 1 сентября. Сражению предшествовало 3 месяца противостояния войск на разных берегах Днепра. Из текста видно, что ко дню сражения Днепр ещё не замёрз, но на озёрах уже встал молодой лёд. Такая обстановка соответствует по нынешнему календарю примерно концу ноября. Отсюда вычисляем, что противостояние у Любеча началось около средины августа. Учитывая время, потребное для похода к Любечу из Новгорода, опять видим, что Ярославу некогда было дожидаться варягов из Скандинавии.

Одержав верх, Ярослав занял Киев, но война не окончилась. Вскоре Святополк возобновил борьбу в союзе с польским королём Болеславом Толстым (1018 г.). «Пришел Болеслав со Святополком и с поляками на Ярослава. Ярослав же, совокупив Русь, и варяги, и словене, пошел навстречу Болеславу и Святополку. И пришел к Волыню, и стали они по обе стороны Буга». Неизвестный участник событий, предшественник летописцев-монахов, описывает, как Ярослав «не утягнул исполчиться» и потерпел поражение от соединённых сил Святополка и Болеслава. Здесь, как и во всех прочих случаях, варяги действуют на стороне Ярослава и в союзе с новгородцами. Дело было летом (Болеслав въезжает на коне в реку). Ярослав бежал в Новгород (с четырьмя мужами) и уже хотел бежать за море. Но новгородцы, во главе с посадником Константином Добрыничем, воспрепятствовали этому, желая продолжать борьбу, «…и начали собирать богатство — от мужа по 4 куны, от старост по 10 гривен, от бояр по 18 гривен. И привели варягов, и дали им богатство, и совокупил Ярослав воинов многих… И пошёл Ярослав на Святополка».

Такая подробная роспись говорит о том, что её составлял современник, хорошо знавший то, о чём пишет. Это — текст 1-й группы. К сожалению, мы не можем установить всю сумму и прикинуть число нанятых варягов — оценки числа бояр, старост и мужей будут гадательными. Но ясно, что были собраны сотни гривен, а может, и более тысячи. Число варягов было, видимо, внушительное. Святополк, рассорившись с Болеславом, и потеряв его поддержку, не смог выставить достаточно сил и бежал из Киева. Из расчёта времени опять видно, что у Ярослава не было времени привести варягов из Швеции — год кончался 1 сентября. Нанимали варягов по соседству.

В следующем, 1019 году Святополк, в союзе с печенегами, попытался вернуть Киев. После новой кровопролитной битве на Льте Ярослав окончательно одолел Святополка. Участвовали ли в этом бою варяги, и какова была их роль, в летописи не говорится. Ничего не говорится о варягах и в сообщении о краткой войне Ярослава с Брячиславом Полоцким.

Варяги являются вновь в связи с распрей Ярослава с братом Мстиславом, который в 1024 г. пришёл на Киев, но не был принят киевлянами и сел в Чернигове. Ярослав, занятый в то время подавлением мятежа в Суздале, ушёл оттуда в Новгород. Летописец сообщает: « (Ярослав) возвратился в Новгород и послал за море по варяги. И пришёл Якун с варягами, и был Якун сей леп, луда была у него золотом исткана. И пришёл к Ярославу. И идут Ярослав с Якуном на Мстислава. Мстислав же, слыша, взошёл против их к Листвену. Мстислав же, с вечера исполчил дружину, и поставил север (северян) в чело противу варягов, а сам стал с дружиною своею по крылам… И соступилися чело север с варягами, и трудились варяги, секуще север. А по сем наступил Мстислав со дружиною своею и начал сечь варягов. И была сеча сильна… Видел же Ярослав, яко побеждаем есть, и побежал с Якуном, князем варяжским… Ярослав же пришёл в Новгород, а Якун ушёл за море. Мстислав же, заутра, видя лежащих сечеными от своих север и варягов Ярослава, рек: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се — варяг, а дружина своя цела»».

Это опять, по всем признакам, сообщение 1-й группы. Из него можно сделать несколько выводов, важных для нашей темы. Во-первых, варяги сражаются в пешем строю, образуя центр боевых порядков Ярослава. Во-вторых, здесь один из редких случаев, когда упоминается варяжский князь. Примечательно, что не назван ни город, ни земля, откуда он пришёл. Отсюда следует, что этот князь не был властителем определённого княжества (или города), а его титул — всего лишь обозначение военного предводителя. В-третьих, имя Якун — славянское. Оно восходит к глаголу ячать, имеющему (по Далю) смысл кричать, особенно по-птичьему. Якуня, якуша — прозвище крикливого ребёнка, прилипавшее иногда на всю жизнь. Отсюда — распространённые русские фамилии — Якушев, Якунин, Якушкин. В новгородских летописях встречатся и Якун, и Якунович в контексте, указывающем на иестное, славянское присхождение. Т. о., варяжский князь оказывается славянином. В-четвёртых, Якун приходит из-за моря и уходит за море. И это отнюдь не делает его шведом. Следовательно, варяги, приходившие из-за моря, вовсе не обязательно были скандинавами. Они происходили из прибалтийских славян, которым удобнее было добираться в Новгород водой, учитывая плохое состояние сухопутных дорог в то время.

В позднейших походах Ярослава и Мстислава варяги не упомянуты. Последнее упоминание о варягах связано с их участием в войне с печенегами, подступившими к Киеву. (1036 г.) «Ярослав, собрав воинов многих, варяги и словены, пришёл к Киеву (из Новгорода) …и исполчил дружину, и поставил варягов посредине, а на правой стороне — киевлян, а на левом крыле — новгородцев».

Конное войско печенегов прихлынуло внезапно. Надо было спешно спасать город. И тут некогда было посылать за варягами в дальние страны. Либо они были опять набраны по соседству, либо находились в готовности в Новгороде. И в этом бою варяги занимают ответственное место в центре позиции и сражаются пешими. После жестокой схватки печенеги были перебиты и окончательно отражены от Руси. И это была лебединая песнь варяжских дружин на Руси.

При описании морского похода Владимира Ярославича на греков в 1043 г. в основной версии ПВЛ варяги не упомянуты. Но в Никоновском списке находим: «И пошёл Володимер на Царьград в лодьях… и пришёл к Дунаю. Рекли же русь Володимеру: „Станем здесь, на поле“. А варяги рекли: „Пойдём под город“. И послушал Володимер варяг, и от Дуная пошёл с воями к Царюграду». Далее описывается чудо с погружением пелён и бурей, разбившей русские суда. Этот фрагмент (в ПВЛ он отсутствует) повторяет эпизод, приписанный к походу Аскольда и Дира. Сие уже снижает доверие к данному фрагменту. Далее читаем: «…и начало лодьи разбивать, и корабли, и побежали варяги вспять, и княжий корабль… разбил ветер, и едва Иван Творимирич князя… всадил в свой корабль». 1-й цитированный отрывок невнятен. О каком поле может идти речь в устье Дуная, и зачем там становится? А предложение пойти под город звучит так, будто город где-то поблизости. Здесь видим вариант эпизода из 2-го похода Игоря (о нём ещё скажем). Примечателен 2-й отрывок, где варяги пугаются бури. Неужто, это смелые мореходы — норманны? Неясно, как они бегут — сушей или водой, и как они относятся к упомянутым далее 6000, выброшенным на берег. По сказанным причинам большого доверия к этому тексту нет, сильно опираться на него нельзя. Но можно осторожно допустить участие варягов в этом походе. Тогда это и есть последнее существенное упоминание о них.

Никак не участвуют варяги в дальнейших войнах Руси и в распрях Ярославичей и их потомков. Окончание «варяжской эпохи» в истории Руси оказывается неожиданно и необъяснённо резким.

Ретроспектива: княжение Владимира

Делая следующий шаг вглубь истории, обнаруживаем, что при описании долгого и обильного войнами княжения Владимира об участии варягов в событиях летописи не говорят ничего — кроме как при самом приходе Владимира к власти. Причина сего может быть в том, что описание деяний Владимира было включено в летопись уже позднее, после его смерти, летописцем следующего поколения, который плохо знал подробности давних событий. Анализ статьи о Владимире показывает, что она писалась, по меньшей мере, дважды, оба раза кончаясь перечнем его сыновей-наследников. При этом упомянутые перечни не идентичны, и явно принадлежат разным авторам. Первый из них относится к Владимиру неодобрительно и далёк от княжеской семьи. Из жён Владимира он знает по имени одну Рогнеду, а сыновей Владимира насчитывает 10. Второй летописец явно принадлежит к духовному сословию, о Владимире пишет в духе панегирика, жён его по имени не называет, но перечисляет 12 княжичей и указывает распределение между ними уделов.

Старшим из сыновей Владимира второй автор называет Вышеслава, который получил в удел Новгород и умер молодым, видимо, не оставив потомства. Первый автор называет мать Вышеслава «чехиней». Тут нас ждёт сюрприз. Есть ещё третий список сыновей Владимира, принадлежащий первому новгородскому епископу Якиму (Иоакиму). Яким оказывается наиболее информированным из всех троих. Он знает имена всех (официальных) жён князя, и матерью Вышеслава называет Олову, «княжну варяжскую», которая и есть «чехиня». Вот и обещанный сюрприз: среди варяжских князей оказывается чех! Имя этой княжны — славянское. Наиболее вероятным представляется, что это полногласная «окающая» форма слова «лава» (не вулканическая, конечно). Не исключено также, что Яким (или кто-то из его переписчиков) потерял начальное С, так что исходная форма этого имени может быть «Солова» (древняя полногласная форма слова «слава»). К обоим этим вариантам в славянских языках есть и поныне много родственных и производных слов. Р. Солова течёт к ю.-з. от Москвы. Не исключено и производство этого имени от металла олово, по аналогии с западнославянским именем Злата. Имя Ѡловѧнець встречается в летописи. Итак, второй раз мы находим варяжское, да ещё и княжеское, имя, и второй раз это имя — славянское. И опять видим, что термин «варяг» отнюдь не определяет национальность.

В начале статьи о Владимире находим ряд сообщений по нашей теме в связи с борьбой между Владимиром и его братом Ярополком Киевским. Древний летописец, современник событий, рассказывает, что Владимир, опасаясь Ярополка (похоже, безосновательно) бежал из Новгорода. По тексту ПВЛ он бежал за море, по Якиму — в варяги (что не идентично). После этого сообщения стоят два «пустых года», но это не обязательно означает столь долгое отсутствие его — даты в этой части летописи были проставлены много позднее и нередко по гадательным соображениям редакторов. Итак: (980 г.) «Пришёл Владимир с варягами к Новгороду».

В том же году, обидевшись на отказавшую ему Рогнеду, а более желая лишить Ярополка союзников, Владимир нападает на Полоцк. «Владимир же собрал воинов многих, варяги и словены, чудь и кривичи, и пришёл на Рогволода… и убил Рогволода и сына его два».

Далее о варягах особо не говорится, пока Ярополк не пришёл сдаваться брату. «И пришёл Ярополк ко Владимиру. Яко входил во двери, и подняли его два варяга на мечи под пазуху…». Здесь опять варяги выступают в роли наёмных убийц. Может быть, киевляне или новгородцы не взялись бы за такое поручение, но для пришлых варягов Ярополк был чужой. Они без особой ненависти отработали свои гривны.

Тут мы находим в летописи приближённого Ярополка, которого так и зовут — Варяжко, так, что происхождение его вполне ясно. Он действует дважды. Непосредственно перед убийством он предостерегает своего юного и доверчивого князя: «Рече ему Варяжко: „Не ходи, княже, убьют тебя. Побеги в печенеги, и приведёшь воинов“». Итак, Варяжко говорит по-русски.

Ярополк, увы, не послушал совета… «Варяжко же, видев, яко убиен был Ярополк, бежал со двора в печенеги и много воевал Владимира с печенегами…». Судя по всему, Варяжко был не заурядный наёмник, а ближний дружинник и советник князя, возможно, боярин. Так что варяги, находящиеся у князя на постоянной службе, могли приобрести высокий статус.

Весьма важен следующий фрагмент летописи, касающийся варягов, добывших для Владимира Киев: «По сем рекли варяги Владимиру: „Се град наш. Мы взяли его, да хотим иметь выкуп с них, по 2 гривны от человека“. И рек им Владимир: „Подождите вы, пока куны соберут за месяц“. И ждали месяц. И не дал им. И рекли варяги: „Солгал ты нам, так покажи нам путь во греки“. Он же речет им: „Идите!“ И избрал из них мужей добрых, смышленых и храбрых, и раздал им грады. Прочие же пошли к Царьграду, во греки. И (Владимир) послал пред ними послов сказать царю: „Се идут к тебе варяги, не держи их во граде, а то сотворят тебе зло, яко и здесь, но расточи их розно, а к себе не пускай ни единого“.».

Об этом эпизоде мы уже упоминали. Это — безусловно, текст 1-й группы. Автор его, если не сам участвовал в событиях, узнал о них непосредственно от свидетеля-участника. Поздний летописец-монах написал бы об этом пространнее, присочинил бы персонажам более литературные речи, прокомментировал бы изложенное с позиций христианской морали. Так что есть основание доверять этому тексту и правомерно делать из него обоснованные выводы.

Первое, что надлежит отметить: варяги разговаривают с князем по-русски, без посредников или переводчиков. И это не сочинённый, литературный диалог, а живая русская речь людей, более привыкших трудиться мечом, чем языком или пером. Князь, конечно, разговаривал не со всей толпой варягов, а с их предводителями. И эти предводители — русские люди.

Второе. Варяги не знают «путь во греки». Этим решительно опровергаются неверные, но распространённые представления, якобы варяги-норманны толпами запросто бродили в Византию и на Каспий через Русь, как через проходной двор на соседнюю улицу.

Третье — финансовая база варяжничества. Видимо, варяги уже получили «аванс» при найме на службу, как это вытекает из ранее рассмотренных фрагментов. Но этот аванс был, вероятно, невелик. Предполагалось, что наёмники получат ещё военную добычу. Однако, больших победоносных сражений, приносящих богатые трофеи, не случилось. Киев был занят мирно, так что и здесь пограбить не вышло. Отсюда — и дополнительные претензии варягов. Варягов было, конечно, гораздо меньше, чем горожан в Киеве, даже если считать только платёжеспособных горожан-хозяев. Так что на каждого варяга пришлось бы по несколько десятков гривен. Этого было бы достаточно, чтобы бродячий воин мог обзавестись приличным состоянием и покончить со службой.

И последнее. Владимир нагло обманул варягов. И они не возмутились, не свергли его, не переметнулись к его противникам. Их вожди ограничились кратким укором (точное летописное выражение: «Сольстил еси нам») и объявили о своём уходе. За варягами не стояла никакая сила, готовая отстаивать их права — ни сильный правитель, ни государство, ни мощное единое племя. Жаловаться им было некому. Бедняги варяги!

Всё это разительно отличает «наших» варягов от викингов-норманнов.

Выше мы сказали, что отсутствие сведений о варягах на протяжении всего Владимирова княжения могло проистечь из недостаточной осведомлённости позднего летописца этой эпохи. Но возможно и другое объяснение тому: Владимир вышел из доверия у варягов. Поэтому они больше к нему не нанимались (но охотно пошли к Ярославу, когда тот вступил в противоборство с отцом).