Бесплатный фрагмент - Пятый день. Перезагрузка. Ангельский туннель

Пятый день

Смерть, приходящая по ночам

Проклятая планета.

Смерть, приходящая по ночам.

Кровавый желудок рассвета навис над головой, переваривая горячую алую плоть.

Каждый день планета уносит жертву.

Куда?

Никто не знает.

Для чего?

Это ее тайна.

Отчаяние стиснуло сердце Ганса, помутило разум. Он потянул гашетку. Орудие мелко задрожало, извергая в кровавое небо сотни смертельных лучей.

Ганс палил в ненасытную утробу и выл, громко, дико, как разъяренный зверь. Он помешался от горя, мозг разлетелся на куски.

Его крик слился с надсадным ревом миномета и с каждым залпом становился громче и страшнее.

Ганс приговорил к смерти кровавый рассвет.

Будь проклята, Миринда! Будь проклят каждый твой камень!

— Эй, потише! Побереги заряд, — на плечо механика легла тяжелая испачканная машинным маслом рука Юса.

— Да пошел ты! — проворчал Ганс, выбегая из рубки.

* * *

В эту ночь Туман забрал Герду.

Почему ее? Именно в эту ночь?

Утром Ганс протянул пальцы к волосам, разметанным на подушке, к теплу, по которому успело соскучиться тело, — рука наткнулась на ледяную пустоту.

— Герда?

На пальцах сконденсировались капли тумана.

А лицо!

Лица уже не было. Вместо него образовался мглистый смутный провал.

Герда была мертва.

ОНА ТОЖЕ БЫЛА МЕРТВА!

Дневальный Бодри всадил ему под лопатку шприц с какой-то дрянью:

— Полегчает. Проснешься с другими мозгами.

Ганс, рыча, вытащил из мышцы янтарную капсулу.

К черту!

Капсула, сверкнув в лучах прожектора, полетела в грязь под ногами.

Бодри вздохнул:

— Как хочешь. Хотел помочь.

— Поздно.

— Туман. Никогда не знаешь, кого он заберет. Соболезную, друг.

— Какой, к чертям, туман? Нет, не туман, не дождь, не слякоть!

— Но ты тоже ничего не видел.

— Не видел, но знаю. Герду убило что-то иное, разумное. С ней мы были одни, вместе, рядом! Туман словно вытащил ее из моих объятий. Он выбирает жертву, как хищник. Он убил ее, а со мной обошелся, как с пледом, не тронул, не задел.

— Возможно, ты ему не по зубам.

— Я бы убил его, я бы точно перебил ему хребет. Это была наша первая ночь.

— Переживи, друг.

— Почему не я?

— Слышишь? Тебя зовет док. Иди.

* * *

За дверью воняло едкой медицинской дрянью.

За спинами капитана и старпома виднелось обнаженное тело молодой женщины, его и каждую пылинку на нем придирчиво с помощью лупы осматривал корабельный док.

— Не могу понять. Ничего не понимаю, — бормотал он. — Почему это происходит каждый пятый день? При этом отсутствует какая-либо симптоматика, характерные черты заболевания или физических внутренних повреждений. Отчего смерть каждые пять дней выхватывает по человеку из рядов наших сталкеров?

Капитан кашлянул в кулак:

— Простите, док, но это ваша обязанность — выяснить причину смерти.

— Знаю, знаю. Но все так странно. Боюсь сказать, что мы столкнулись с неизвестным ранее заболеванием или намеренной атакой чужеродной среды…

— Док, мы не можем внести в отчет ваши вопросы и восклицания. Конкретно и четко: что происходит на станции?

Док протер стерильными салфетками руки, обнаженные по локоть. Мокрые жесткие волоски приклеились к пористой обесцвеченной коже.

— Соболезную, — сказал он. — Картина понятна. И в то же время непонятна. У погибших один и тот же эпикриз: вернее полное его отсутствие. Паралич. Резкое изменение крови. Мгновенное окисление внутриклеточных структур и всего организма.

— Что это значит, док?

— Феномен. Но не заболевание. В этот раз мы можем докопаться до решения загадочного явления.

— Вы уверены?

— Да, у меня появилась пара идей, — сказал док, — если получу разрешение на проведение эксперимента.

— Разрешение, док?

— Да. Нужно обойти некую конвенцию, запрещающую эксперименты с высокой степенью риска.

— Никакого разрешения — приказ! Вот моя резолюция. Немедленно приступить к исполнению! — гаркнул на всю прозекторскую кэп.

Доктор встретился взглядом с Гансом.

— А вот и он! Этот молодой человек поможет нам в расследовании.

Старпом с капитаном переглянулись.

— Ганс? Наш механик?

— Этот юноша находился в близком контакте с покойной Гердой, причем даже в момент ее трагического ухода.

— Хотите сказать, док, что Ганс, наш лучший механик, сам ухлопал подружку? — нахмурился капитан.

— Нет-нет. Ни в коем случае! Молодой человек не виноват. Но его иммунитет поможет ответить на ряд вопросов.

— Доктор, но вы же понимаете, что контингент нашей экспедиции не расположен отвечать на официальные вопросы?

— Понимаю, понимаю, — отмахнулся док. — Но мои вопросы касаются исключительно здоровья команды. Меня совершенно не интересует прошлое сталкеров, лишь их пульс, температура, ну и кое-какие анализы. Относительно Ганса нужно выяснить, почему из двух субъектов пострадал только один? В чем разница? Пол? Вес? Группа крови?

— Ладно, док. Убедил, — крякнул капитан. — Забирай парня. Но вопросы будем решать вместе.

* * *

Кеп со старпомом вытолкнули из прозекторской любопытную толпу, заперли дверь.

Док обратился к Гансу.

— Садись. Дай руку. Откачаю из вены пару кубиков. — Он затянул бицепсы парня манжетой. — Говоришь, вы с Гердой все время были вместе?

— Да.

— Ты заметил что-нибудь странное в ее поведении? Или вокруг вас? Может быть — запах? Посторонние звуки? Мерцание, тень? Что ты видел?

— Ничего.

— Может быть, ты куда-нибудь выходил, когда это случилось? В клозет, например? Или в душ?

— Нет, док. Когда это случилось, мы были вместе. Рядом. Даже более, чем рядом.

Кэп вмешался:

— Ганс, думай, что говоришь. Док — живой человек, будь осторожен, еще неизвестно, как дело обернется.

— Понятно, — ответил Ганс. — Лично я ничего против вопросов дока не имею. Пусть спрашивает, если надо.

— Спасибо, Ганс, — сказал доктор.

— Док, ты же умный. Объясни: почему туман побрезговал мною? Какая разница? Почему он забрал одну Герду? Из-за чего я выжил?

— Выжил? Это мы еще не проверили. Дай-ка руку!

Док мастерски всадил иглу в напряженную развилку вен. Шприц жадно всосал кровь.

— Вот и ладно. К вечеру скажу, какую заразу ты подхватил. Возможно, мужской организм крепче, поэтому ты жив. Приляг на кушетке, отдохни. Мало ли что.

— Ты предлагаешь мне отдохнуть? Ну, нет! Если вы, мозги, не можете разобраться, я сам разберусь с туманом.

— Тебе нужно остаться на карантине. Никуда не уходи. Посиди в лазарете. Отдохнешь. Нервишки никуда не годятся.

— Пока, док, не скучай, — Ганс направился к входному люку.

Но дверь оказалась заперта.

— Я под арестом? — удивился Ганс.

— Я переговорил с капитаном. Решили тебя изолировать. Надо за тобой понаблюдать.

Ганс долго смотрел сквозь пластиковую дверь на то, как Док устанавливал пробирки с кровью в анализатор, а потом скрылся в кабинете.

Герда стала пятым человеком отряда, чья кровь вдруг разом превратилась в гниль.

Лейкоз. Сто процентов. Ни одного эритроцита. Так сказал док. По всему было видно, что он тоже в шоке из-за чего-то непонятного и совершенно необъяснимого.

Хейц и Хелли

Первым загнулся машинист Хейц.

Был человек. И вдруг его не стало.

Команда, сгрудившись в дверях лазарета, наблюдала за вскрытием трупа.

Больше всех психовал кэп.

— Ребята, не входите, пошли, пошли вон! — выталкивал он любопытных.

Но никто не ушел.

Хейц лежал на операционном столе. Док нанес разрез поперек вздутой синеватой ляжки, из нее на стерильный кафель рванула гнилая консистенция, напоминающая перестоявший молочный суп с хлопьями сухого завтрака.

Гной хлестнул фонтаном по стене. Под столом растеклась перламутровая лужа.

Док брезгливо отступил.

Тело Хейца всегда было переполнено разной дрянью, в этом никто не сомневался, но чтобы в таком количестве?

— Радиация? Передоз? — спросил кэп.

— Ни то и ни другое, — ответил док. — Не могу понять — что? В голове не укладывается. Он весь вытек. Даже кости. Осталась одна оболочка, словно воздушный шарик, надутый пустотой.

Кэп брезгливо потыкал пальцем во вздутый живот покойного, нажал сильнее поверхность сохранила контуры мертвеца.

— Но почему он не сдувается, если внутри пусто? — спросил он раздраженно у доктора.

— Возможно, пустота на самом деле не пустота. Смотрите, — док нанес широкий разрез ланцетом вдоль вздутого живота. Края раны расступились.

— Ничего не видно, — сказал старпом.

— Дайте фонарик, — попросил док и посветил поданным фонарем внутрь брюшной полости.

— Ничего не видно.

— Там ничего и нет, — ответил док.

— Нереально! Почему не видно обратной стороны, хотя бы со стороны спины? — удивился кэп.

— Если нет отражения света, значит кванты поглощаются, и поглощаются весьма интенсивно.

Доктор сказал:

— Позвольте, ознакомлю вас еще с одним страннным явлением.

— Валяй, док, нас уже ничем не удивишь!

Док засунул фонарик в разрез на животе:

— Сморите, что происходит!

— Полфонаря исчезло? Растворилось?

Док вытащил остатки фонаря. С поврежденного края стекла обратно в брюшину прозрачная тягучая капля.

— Это ужасно! Там что-то есть. И оно очень опасно для нас.

— Сожги это, док, — потребовал кеп.

* * *

Хейц был веселым жизнерадостным толстяком, обременявшим команду проблемами своего ненасытного желудка.

Он постоянно хотел жрать.

И жрал все подряд, а потом полчаса рыгал в нужнике и промывался.

Ребята подшучивали над странными диетами, от которых толстяк то зеленел, как шпинат, то желтел, как горчица.

Хейца вскоре после прилета на Мирлинду странным образом расперло.

Док сказал: «Никаких диет!», и прописал слабительное.

Хейц положил глаз на буфетчицу Хельгу. Знойная пышка с первого взгляда отстрелила дураку уцелевшую половину мозга, и влюбленный решил стать плейбоем, сел на диету и, к нашему удовольствию, в течении недели отказывался даже от баварского.

Но почему-то все равно прибывал в весе.

— А вот и не почему, — сказал Бодри, кивая на Хельгу с подносом в руках.

Хельга симпатизировала толстяку и подавала ему на перекус лишь веганское дерьмо: то желе из ламинарии, то пюре из брокколи, а порой лишь полстакана слабительного. Она страшно двигала накрашенными бровями, когда парни зверели от хохота:

— Заткнитесь, сволочи! Пусть худеет! И никакого пива! У него повышенная потливость!

— Глянь, красотка: Хейца пучит не от пива, а от секса.

— Ему нужно срочно обратиться к врачу.

Толстяк так и не похудел. Жесткая диета его окончательно доконала.

Труп нашли в постели. Он был страшно раздут, над раскрытым ртом клубилась сизая дымка, в остекленевших глазах застыл ужас.

Ошеломленная бригада переговаривалась вполголоса:

— Наверно, что-то страшное увидел.

— Не обязательно страшное.

— Смерть свою увидел?

— Бросил пить — и сдох.

— Пить надо больше! Мы хлещем каждый день — и дерьмо в кишках не киснет.

Док выгреб из тумбочки Хейца груду пластиковых ампул.

— Что это, док?

— Неужели Хейц загнулся от порошков?

— Ерунда, это слабительное, легкое, — док поморщился.

— Я и говорю, что пить надо больше.

Никто не смеялся.

В тот день, когда Хейц преставился, выручка бара подскочила в десятки раз.

Человеческий фактор

Прошел час. Ганс, запертый в изоляторе, не находил себе места. Присел на кушетку, встал, подошел к иллюминатору.

Сквозь кварцевое стекло втекал густой рубиновый свет. Ганс поднес ладонь к лучу. Рука налилась кровью.

На этой планете всегда был только рассвет. Или закат. Всего два оттенка: рубин или тьма. Ни единой звезды на тусклом небе, ничего кроме ветра, катающего тучи пыли от горизонта до горизонта.

При всем желании Ганс ничего не смог бы разглядеть сквозь линзу иллюминатора. Днем там колыхалось сплошное марево. Ночью — густой туман.

Ни звезды, ни луча, ни тени под ногами.

Инженер Витольд Брик знал ответы на все каверзные вопросы.

— Почему скалы не отбрасывают тени? — переспросил он, вопрос Ганса, прикуривая в окружении обступившей его команды. — Это не странно. Географические эффекты нереальны, потому что их нет, они миражи. А вот почему люди не отбрасывают тени и наш корабль — это гораздо интереснее.

— Но что же все-таки происходит?

— У атмосферы странное светопреломление.

— А причина?

— Похоже, кто-то экономит на визуальных эффектах, — пытался отшутиться Витольд.

— Кто-то? Ты о боге, инженер?

— Скорее о Сатане. Водоочистка забита пылью. Синтезаторы заглохли. Если так дальше так пойдет — всем конец, придется пить мочу. За работу, ребята. Вопросы неконструктивны и не принесут нам особой пользы.

Когда бригада разошлась по делам, старпом сказал:

— Что я уважаю в тебе, Витольд, так это — твою невозмутимость. Тебе не кажется, что мы столкнулись с чем-то необычным? И даже опасным?

— А что ты хотел? Здесь тебе не Земля.

* * *

Кэп решил найти местечко прохладнее, чтобы не закипели водяные конденсаты. Он послал наряд на разведку.

Ребята выскочили из корабля, попрыгали на вездеходе по кочкам, постреляли в небо ракетницами.

Первое, что их удивило — под ногами не было теней.

— Глядите: что за фокус! Ни одной тени!

Первопроходцы напрасно светили друг на друга прожекторами и сверху, и снизу.

Инженер Витольд Брик объяснил, что атмосфера Миринды слишком ионизирована, поэтому свет равномерно рассеивается во всех направлениях.

Нет источника света — нет, стало быть, и лучей.

Но почему тени исчезали даже внутри станции, всезнающий Витольд так и не объяснил.

Но он все равно мозг. Куда без него? Легко справился с проблемой. Что-то повернул в установке, отключил систему от реактора, добавил солнечных батарей — и вода пошла.

Кэп запрыгал от радости.

Миринда сэкономила ему еще на один рейс.

Наша экспедиция должна была сделать заключение о наличии в недрах планеты плутония, таллия и платины.

Геороботы, конечно, подешевели, но не настолько, чтобы агенты отказались от людей. Сталкеры и бичи продавали себя за сухари. Бомжей в Орбиталии развелось столько, что глупо тратиться на дорогостоящую технику. Безработных практически не было.

Пацан с руками не робот с головой. Ему прикажешь — он задом встанет. А роботов агенты не любили. Они так и сгнивали с новенькими ценниками на затылках.

Техника запрограммирована шпионить. С этим бесполезно бороться. Возьмешь бота — а он всю инфу по обнаруженным ресурсам сольет своим создателям. Такова инструкция. Фирма следит, чтобы серьезная техника использовалась лишь во благо человечества (в лице изготовителей), а не наоборот.

Нет стука — нет проверки. Нет георобота в команде — планета твоя. Поэтому наша команда была укомплектована в основном крутыми парнями, а не всякого рода навороченной техникой.

Где эту банду нанял кэп — большая тайна.

Никто из ребят друг с другом раньше не встречался. Где их черт носил — неизвестно, все как один за гонорар готовы хоть в ад.

Свой парень, даже из-за ломки, никогда не настучит на команду.

По закону повторный полет в соседний сектор запрещен, но стражи перехватывают нарушителей только по жалобам.

А с доносчиками никто не церемонится. Так что должность всегда вакантна

Безработица на руку дельцам. На бирже ошиваются бичи, готовые подписать контракт на пожизненное ярмо. Порой они рискуют попасть на приговоренный к смерти корабль. Но все равно прут в экспедицию, даже не заглянув в выхлопную трубу.

Усталость металла только там и разглядишь.

Вольфрам силен против коррозии, но восстановить идеальную полировку поверх бэушной мелкой сетки не получится. Если вчера корабль казался новым и блестел, то на следующий день он ржавенький шарпец, от которого на ходу отваливается обшивка.

Опасный износ выявляется только в полете. Но дело сделано. Отменять круиз никто не станет. Разогнанный корабль не развернешь. Сколько их бесследно пропало в зоне Чистилища, где атмосфера — чистейшая царская водка! И каждый пропавший корабль был проверен, допущен и застрахован.

Мирлинда во всех каталогах считалась планетой с ласковым климатом.

До нас по ее поверхности ползали только зонды. Но этим дармоедам никто не верит. Система шифрует данные, чтобы обломить пиратам куш. Молибден называют калием, алюминий — кремнием. Настоящую инфу не купишь. Поэтому заказчик доверяет только сталкерам, живым людям.

Есть такое понятие: «человеческий фактор». Он вроде вируса для проверки техники. Если экспедиция не доберется до места назначения, заключение о человеческом факторе станет беспроигрышным основанием страховки.

Вербовщикам нужны не только хорошие отчеты. В последнее время вырос и спрос на дырявые обшивки.

Когда здоровяк Хенц загнулся, вся команда поняла, что дело не к добру.

Изолятор

— Ты совершенно здоров, — сказал док Гансу. — РОЭ идеальна. Тромбоциты как у младенца. Разница с покойницей лишь по группам крови. И, пусть команда успокоится: ты не заразен. Фон — в норме. Не микрофлора. Даже не прион.

— Но что случилось с Гердой?

— Она тоже стерильна, как тушенка в банке. Ни единого чужеродного обелка. В чем патогенез, не понятно.

— Док, объясни популярно.

— Последний анализ, как обычно, был взят накануне перед сном. Никаких аномалий. Предшественники отсутствуют. Очень странно, что за короткий промежуток времени все эритроциты мгновенно превратились в лейкоциты.

— Иными словами: кровь стала гноем?

— Да. Это все напоминает мгновенный взрывной лейкоз. О таком медицина еще не слышала. Заболевания крови долговременны и отличаются плавным характером. Лейкоциты — это, по сути, воины, направленные организмом к месту инфекции. Враг вторгся — и тут же следует команда атаковать. А здесь картина совершенно иная.

Он вытащил из холодильника две жестянки с пивом. Одну протянул Гансу:

— Не повредит.

Ледяной напиток напомнил о вездесущем тумане за окном.

— Складывается общая схема: неизвестная патология гноит кровь, но гноит слишком необычно. Действует по графику с одним и тем же интервалом в пять дней.

— Что это значит?

— Это значит, что сегодня и завтра — спи без приключений, а вот послезавтра…

— Что послезавтра?

— На всякий случай останешься до послезавтра в изоляторе. А я постараюсь убедить капитана, в том, что без усиленной охраны по ночам не обойтись.

Ганс не мог заснуть. Иллюминатор зондировал густую темноту. Мирлинда погрузилась в глухую ночь. Ни луча, ни звезды.

Снаружи доносился пронзительный вой ветра, швыряющего в корпус корабля песок. Старая обшивка потрескивала, но не сдавалась. К скрежету все давно привыкли. Не сдается, облезлая старушенция, хотя при посадке дрогнула по швам, надломилась, но не подвела.

Страшнее становилось, когда ветер вдруг стихал, и в каждой каюте, коридоре, и в нужниках появлялись признаки жизни: перебранка разнеженных пар, швыряние пустых баллонов в стены или безмятежный храп.

Если на корабле объявится враг, то сможет на слух определить кто чем занят.

Люди создают вокруг столько шума, что прятаться бесполезно.

Если ты остался один и мирно посапываешь во сне, значит всеми забыт и никому не нужен.

Герда! Почему ты?

Лучше бы за стенами станции постоянно выла буря.

Лишь бы не думать, не вспоминать, что Герда уже мертва.

Вилли

Когда док разрезал туловище Хенца, команда, столпившаяся в дверях, заблевала весь коридор.

Доктор сказал:

— Хлюпики. Дерьмо стерильно, эпидемии бояться не стоит, толстяк пережрал и захлебнулся рвотой. Бывает.

Но через пять дней загнулся Вилли.

Этот, не просыхая, заливал за троих. Его долговязая фигура примелькалась в баре.

— У меня женщину увели, — квасил он перекошенную рожу над грудой опустошенных бутылок. — Слышь, Ганс, ты мне больше не друг, Герда ушла. К тебе, сволочь.

Иногда он начинал буянить, и тогда брошенные бутылки осыпались осколками со стен.

Этим обычно его психоз и заканчивался. Тощую жилистую фигуру народ подхватывал за конечности и выдворял из бара. Протрезвев, Вилли снова лез к Герде, деликатничал, целовал ручки. Пытался ее вернуть. Но Герда сказала, как отрезала:

— Уймись, Вилли. И Ганса не трогай.

Драка началась внезапно.

Ганс врезал Долговязому по роже после слов:

— Герда — низкосортная сука, ей нужно много разных кобелей с большими яйцами. От тебя, засранец, затраханная самка сбежит через пару дней.

Ноги Вилли были длиннее, но Ганс держался уверенно, глубокие удары по болевым точкам восхитили болельщиков. Народ начал делать ставки.

— Наваляй Дылде! Врежь ему!

— Бей, длинная нога! Достань засранца ботинком!

Когда из носа Вилли хлынула кровь, ставки удвоились.

— Ты убийца! — закричала Герда, пытаясь вклиниться между соперниками. — Он же совсем ребенок!

— Ребенок? А ты в таком случае — педофилка? — и Вилли, подло прикрывшись ее фигурой, достал Ганса ногой под ребро.

Дыхание Ганса перехватило, сердце захлебнулось и едва не разорвалось от точного удара по клапану.

Еще раз!

Он снова пропустил удар.

Кто-то схватил Герду за волосы и утащил с ринга.

Этой паузы Гансу хватило на то, чтобы выровнять дыхание.

Он стиснул зубы, и слепо рванулся вперед.

Болельщики орали:

— Порви его, Долговяз! Добей! Такую женщину увел!

— Вставь ему, Вилли, как он твоей сучке!

Вилли рвался в бой. Но от выпитого его штормило.

Он качнулся, и Ганс ударил справа, потом сразу — слева, и в лоб.

Толпа ахнула и примолкла, кто-то вздохнул:

— Долговязу — конец!

— Драка, как женщина, пьяных не любит.

Вилли, как большой корабль, накренился и свалился под ноги толпы.

Кэп продул ставку на Долговяза и распорядился вынести груду мяса вон.

Под шелест долговых расписок задиру подхватили за конечности и бросили в постель.

Утром его не стало.

— Убийство? — сказал кэп. — Только не на моем корабле!

— Это в любом случае это не убийство, — констатировал док. — Также, как Вилли и Хейцем. Парень заживо сгнил. Вытек из эпителия вместе с костями.

Команда приуныла. Но в злой рок никто не верил.

— Дело не чистое. Ганса отмазали.

— Почему бы не отмазать? Драка проведена по всем правилам.

— Да, Вилли первый начал.

— Нарвался.

— Сам виноват.

— Из-за шлюхи.

— Бабы — на то и бабы, чтобы менять кобелей.

— Баба в команде — смерть.

Команда погудела по кубрикам и успокоилась.

Ровно через пять дней также странно створожилась Фукалка.

Фукалка

Смерть старой девы, нашего финансиста, никого не опечалила, но на станции началась паника.

Команда зашумела:

— Мы заражены!

— А док с кэпом что-то скрывают!

— Мы все передохнем!

— Нужно рвать когти!

— Может быть, док снова скажет, что это не заразно? Но мы знаем, что Фукалка, хоть и была старой девой, но спортивного здоровья, а пила один конденсат.

— Доктор врет.

— Да, точно!

— Врет, чтобы команда не разбежалась!

— У кэпа должна быть инструкция на случай эпидемии!

— Возвращаемся!

— Да!

— Пора домой!

Подошел старпом:

— Спокойно, команда!

— Пора домой!

— Серьезной причины драпать нет.

— А трупы?

— Ребята, без паники. Бурить осталось месяц, не больше, доебем суку Меринду, зато на счету у каждого появятся красивые цифры со многими нолями на конце.

— Кэп, это правда, что нолики после цифры поставишь? Не обидишь, не ошибешься?

— Проба грунта показала отличный результат. Инженер подтвердит: ниобий!

— Ниобий?

— Врешь, кэп!

— Да, ниобий и теллур. Точно, ребята, — подтвердил инженер.

— Братва, живем!

— Если ниобий, то да, всем хватит долететь до главной пивнушки Земли!

— Да это же крутые бабки, ребята!

— Рванем в Орбиталию, там такие бордели!

Команда не устояла.

— Поднажмем! Осталось всего семнадцать проб грунта.

— Семнадцать проб — это месяц работы.

— И каждые пять дней — кого-то из нас будет вскрывать доктор.

— Это еще шесть мертвяков в команде!

— Всего шесть! А нас здесь сколько осталось?

— Двадцать девять душ!

— Это значит, э-э-э, мишенью станет каждый пятый. Это почти, как в рулетке.

— А чё? Сыграем, ребята? В рулетку?

— Стало быть, кто-то долетит, а кто-то нет?

— Зато остальным кэп выпишет авансом за покойников!

— Да кэп?

— Идет!

— Даешь!

— Сыграем!

В этот день из-за ледяного тела Фукалки сломался крематорий. Топка не воспламенялась. Разжиженное тело исходило густым паром, раздувалось, шипело, трещало, корчилось внутри, заливая клапаны серозной дрянью.

Пришлось механику Дориану облачиться в потертый противогаз и залезть в топку, чтобы прочистить вытяжку. Он вполз туда, нехотя, ворча и оглядываясь, постоянно одергивая шланги на роже. Под стеклами противогаза моргали печальные глаза Дориана.

— Блюет, — посмеивались напарники.

— Досталось ему!

Из печки тянуло копотью.

Присутствующий при церемонии док все время поглядывал на часы:

— Лезь дальше, не тяни, давай покончим с этим.

Дориан застрял на уровне трупа, ни вперед, ни назад.

Бригада развеселилась:

— Упал в обморок, молокосос?

— Боишься трупаков, Дориан?

— Эй, пара, вы там надолго?

— Старую деву даже крематорием не разогреть.

Все знали, что бортовой бухгалтер Фаина Фонтефло (Фукалка) сотрудничала с надзором за исполнением устава, и кэп ее втайне побаивался. Поэтому от ее скоропостижной смерти всем была польза.

До старушки она еще не дотянула, но из-за недостатка гормонов превратилась в настоящего мужика, усохла в груди, раздалась в морде, мундир на ней болтался и спереди, и сзади. От женщины в ней мало что осталось.

Ее пронзительный голос оживлял бортовые углы. Она не гнушалась залезть с проверкой и в кассовый счетчик бара, и в душевую. Шелестела лентами накладных по всем углам, как усердная мышь. Ни одно удовольствие на корабле не проходило мимо ее подозрительного ума.

Хотя, пользу человечеству она своим существованием принесла немалую. Поговаривали, что счетчик на выхлопывателе дерьма из унитазов — ее изобретение.

Но гонорар за него бухгалтерша в свое время не получила из-за того, что пассажиры дальних круизов начали экономить на точных приседаниях.

Что занесло Фукалку на Мирлинду — один черт знает.

Кое-кто из команды заметил, что старая дева строит глазки капитану, чему тот несказанно обрадовался. Возможно, тайная страсть по кэпу останавливала Фуколку от доноса. Не знать о левом грузе на борту проницательная бухгалтерша не могла. Финансовый исполнитель даже помимо своего желания получал программную сводку о каждом лишнем грамме в реестре.

Когда Дориан вылез из сопла, команда попятилась.

— Ну и вонь!

— В штаны наложил?

Дориан на ходу сбросил одежду, оглядывая себя, принялся смахивать с тела невидимых насекомых.

— Спятил!

— Ты что, парень?

— Что случилось?

— Нннну и ррррожа у ннннее! — губы Дориана дрожали, сам он побелел как смерть. Бригада развеселилась:

— Наш пацан стал заикой!

— Рехнулся!

— От страха!

— Мертвецов не видел?

— Ннне в эттттом дело! Ффффукалка открыла глаза и зазазаморгала!

— Бывает, — сказал Док. — Это из-за разницы температур. Нельзя было тело из холодильника сразу в топку. Надо было выдержать. Вообще могла взорваться. Ты бледный, Дорри, зайди в лазарет. Проверю давление. Пару витаминчиков…

— Ссстраху натерпелся. Швы расползлись, ккккишки поперли, из живота ппппена выступила. Ррруки подняла и начала заталкивать кишки обратно в живот.

— Врешь!

— Фукалка сдохла, без сомнений. Сам видел: док ее на столе порезал.

— Кккклянусь!

— Чего орешь? Воскресла что ли?

Команда оживилась, послышался хохот:

— Воскресла!

— Да, и закричала напоследок: «Привлеку!»

— Она еще и кричала?

— Живая была?

— Живая — не живая, но здоровая.

— Ну, так и успокоил бы тетку напоследок, лишил бы девственности!

Команда дружно заржала. Старпом нахмурился:

— Ребят, не забывайте, на какой церемонии находитесь!

После вахты капитан разрешил всем нажраться.

Никто, конечно, Дориану не поверил.

Мало ли что могло померещиться сопляку в струях огня.

Сопло есть сопло. В одном месте разогреет — в другом напряжет.

А то, что старая дева пригрозила привлечь за принуждение, так эта ее любимая песня в ушах каждого вахтенного звенит до сих пор.

Док нахмурился:

— Так ты говоришь: ожила? Руками двигала? Кишки заталкивала внутрь?

— Дддда, ддддок, ддддвигала.

— Хм…

— Ччччесслово!

— Хм.

— Вот и вы, док, Фукалкой напуганы?

— Напуган, но не Фукалкой. А твоей психосимптоматикой.

Мы что-то заподозрили, когда к стойкам выкатили бочонок текилы. Она хранилась на самый ужасный случай (понятно какой).

Но праздник есть праздник.

В последнее время пили много.

Кстати, врачи рекомендуют крепкого не чересчур, но каждый день.

Космос есть космос.

Кто следующий?

На следующее утро пахали, как черти. Торопились.

К вечеру у Джо Обезьяны, известного симулянта, разболелся живот.

Док вцепился в него, как удав в кролика. Долго процеживал кишки крепкими уверенными пальцами, мял икры, высвечивал горло, кости высветил инфразвуком, вставил шунт в позвоночник и, выцедив спинномозговую жидкость, разложил на спектры.

Пока Ганс помогал разливать кровь в пробирки, док мудрил с мозгами.

Несчастный Джо дергался под клеммами и вопил:

— Док, что ж ты делаешь, зверь? Дай таблетку, черт, освободи от вахты. Перепил я вчера — вот и все дела.

— Нет, уж, потерпи, дружок, пострадай за команду, — док прищурился, разглядывая мочу на свет. — Не пойму: почему твоя урина свет не пропускает?

— Не знаю, док, не знаю, сука док, отпусти, говорю, по-доброму, пока не сдох. Братва же видела: пришел в твою пыточную здоровый, лишь живот прихватило. Это ерунда. День отгула — все, что требовалось от тебя.

Сердце капитана не выдержало:

— Хватит, док. Каждый чел на вес золота. Джо нужен на буровой. Очень нужен. Торопимся, сам понимаешь. Даже я на подсобке. Отпусти, говорю. Спалишь Джо — остановишь работу. Мне инвалиды не нужны. Няньку неоткуда ему будет предоставить.

Доктор выпустил Обезьяну из лазарета:

— Здоров! Беги!

Когда того след простыл, кивнул головой на кушетку:

— Глянь, даже трусы забыл.

Заметил вопросительный взгляд Ганса, вздохнул:

— Знаю, знаю. В тебе тоже никакой дряни не нашел, но, если хочешь, можешь поваляться на карантине.

— Благодарю, док, мне отмазка ни к чему. Ребята ждут. Добурим — и смотаемся поскорее.

— Завтра пятый день. Кто–то должен загнуться. Причина неизвестна. Планета объявила ультиматум. Правила таковы: не уберетесь через пять дней — отстрел по одному.

— Ну и что?

— Ты первый в списке, так как последняя жертва скончалась под тобой. Хочу понаблюдать за изменением спинномозговой жидкости.

Ганс сжал кулаки.

— Давай, док, делай, что надо, разбери на молекулы в центрифуге, хоть мозг, хоть селезенку. Не жалко. Был бы толк. Мне тоже хочется узнать. И поскорее. Найду гада. Мстить — так мстить.

— Не беспокойся, выявим врага и его мотивы, — сказал док.

Ближе к вечеру он уложил Ганса на операционный стол, тот самый, где недавно препарировал Герду.

— Это стол для мертвяков, док? Я настолько плох? Чтобы меньше возни с трупом? — помрачнел Ганс.

— Это чтобы подключить тебя к приборам.

Через минуту Ганс напоминал распятого осьминога: во все стороны из него торчали шланги и провода. Он не мог шевельнуться без того, чтоб из него не вылезла какая-нибудь интимная трубка. Но решил дойти до конца, вытерпеть любую пытку.

Он смотрел в потолок, и пока руки дока колдовали над его телом, вспоминал, как скальпель хирурга, разрезав тело Герды от шеи до паха, не нашел внутри ничего, кроме пустоты.

В коридоре столпилась почти вся бригада. Пронесся слух, что из Ганса сделают приманку, и вечер сегодня удался.

— Потерпи, друг, мы с тобой! — крикнул Юс из коридора, — Мы с тобой. Вся команда с ломиками за дверью. Ждем.

— Чуть что — прикроем!

— Ддда, не дадим в обиду!

— Все под контролем, старина!

Док поднял инъектор:

— Не напрягайся, парень, потерпи чуток, расслабься.

Капля снотворного ударила, зашипела и растворилась в предплечье.

Туман…

Свет…

Шум кондиционера…

Тишина…

Свет… Радуга… Стены и лица кружатся и сливаются друг с другом, наконец карусель останавливается.

Кэп пьет текилу.

Док пьет текилу.

Кровавый Туман…

Ветер…

Тишина…

Свет…

Чья-то ладонь машет перед лицом…

Свет…

— Вставай, — сказал док, выдирая из носа Ганса трубки.

— Я свободен?

— Да.

Док раздраженно бросил клеммы и пластырь в утилизатор.

— Я жив? — спросил Ганс. — Не получилось, док?

— Получилось, получилось… Только не с тобой! Освободи место!

— Кто умер, док?

— Инженер.

Док не освободил Ганса из лазарета.

Кэп бесновался:

— Мне нужны рабочие руки! Команда вымирает, а здоровый парень прохлаждается на кушетке!

— Спокойно, кэп! — отмахнулся от него док, не отрываясь от сканера микроскопа.

— Вот именно — спокойно! «Пятый день» — простое совпадение. Не нагнетай обстановку. Станция должна работать!

— Но ты же сам отдал Ганса. Давай подождем.

— Нет-нет! Выписывай механика! Без него дрель некому запустить.

— Я обещал найти причину «пятого дня». Поэтому, кэп, не мешай. К тому же мне нужен помощник.

— А мне нужен бурильщик!

— Ладно, кэп, скажу по-секрету: с парнем не все гладко.

— Да ты врешь, док!

— Хочешь всю команду положить на мой стол?

— Не заразно — сам сказал.

— Не заразно первые четыре дня, а на пятый…

— Док, мы же не в рулетке, так?

— Да, но наука требует…

— Я здесь главная наука. И если что не по мне… Хотя, мне и самому интересно знать, что происходит.

— На-ка выпей лучше холодного, — док открыл пиво.

Капитан отпил полбаллона, удовлетворительно крякнул и махнул рукой:

— Ладно, док, денек подождем. Посмотрим, что из этого получится.

Ганс с надеждой наблюдал за ссорой кэпа с доком. Но увидев примирение, понял, что свободы ему еще долго не видать. Он ударил кулаком по пластику изолятора. Кэп бросил в его сторону сочувствующий взгляд:

— Эх, парень, жаль тебя, но посиди еще во имя науки, денек.

— Не денек, а пять дней, запомни — пять! — повторил доктор.

— Пошел ты! — кэп в сердцах удалился.

Старпом

В последнее время старпом сблизился с доктором. Они по вечерам отдельно от команды пили чистый этил и высказывали догадки о происходящем.

— Давай начистоту, — сказал старпом доктору. — Ты говоришь: не заразно, не опасно, а люди мрут?

— Планету что-то не устраивает в нас. И она словно стирает с себя каждый пятый день вместе с пришельцем.

— Почему стирает? Убивает!

— Нет, именно стирает. Покажу тебе кое — что. Но только никому ни слова. Даже капитану. Никто об этом не должен знать.

— А я тут при чем?

— Ты нужен для консультации. И на тот случай, если меня или тебя изберут.

— «Изберут» все-таки, значит — не случайность?

Изолятор Ганса отделяла от кабинета доктора отделяла лишь пластиковая прозрачная стена. Он прислушался к разговору. Док и старпом спорили о трупах, точнее о причине Пятого Дня.

Старпом разбирался в математике, но был абсолютным профаном в биохимии. Док пытался ему кое-что растолковать:

— Непонятных явлений в мире нет. Главное — точка отсчета. Например, с позиции Миринды, непонятное и странное явление — мы, наша станция и сорок живых белковых тел, наполненных горячей живой субстанцией. Что такое экосистема? Она своего рода кристалл, в котором каждый элемент жестко связан с другими. Кристалл стабилен и прочен, потому что его структура отработана временем. Он такой, потому что все другие состояния не выдержали проверку временем. Стабилен, потому что не разрушен, жив, потому что не умер.

— Док, ты ничего не путаешь? Кристалл — жив?

— Да, он жив. Кристаллы не только растут, но и самовоспроизводятся. По сути, белок — тоже кристалл, только менее устойчивый к внешним изменениям. У нас с кристаллами иной отсчет времени, и оно базовое отличие любой системы воспроизведения.

— Убедил. Химия — твой аспект, — старпом снова плеснул неразбавленного.

— Так вот, миллиарды лет природа обтесывала жизнестойкость Миринды, и вдруг что-то инородное падает с неба, вгрызается в недра, дробит скалы, выбрасывает на поверхность разное дерьмо из клозетов на ее стерильную поверхность. Иными словами — ломает привычную структуру кристаллической решетки.

Ганс выглянул в иллюминатор. Горячая багровая субстанция за окном ритмично пульсировала, меняя оттенки от густо — малинового до темно — багрового.

— С точки зрения этой субстанции, наша органика противоестественна. И не вписывается ни в местный пейзаж, ни в категорию ценностей, — продолжал док. — Происходит необычное явление. Мы вторглись в девственное пространство Миринды, и, тем самым, кого-то грубо и нагло потеснили. Экосистема планеты пытается восстановить привычный баланс и каждый пятый день кого-то вынимает из своего кристалла, заменяя пустую ячейку чем-то для нас инородным и непознанным.

— Так, так, так, — задумался старпом. — Кажется, я что-то начал понимать. Если экологическое здоровье Миринды — пустота, то она, естественно, будет заменять белки на вакуум.

— Ну, не вакуум, конечно, а нечто, способное поглощать фотоны, — продолжил док, аккуратно поставив пустой бокал на стол. — Наша органика — производная земного океана. Мы вода. А местная природа — черт знает что такое. Она не имеет никакого отношения ни к биологии, ни к минералогии. Так или иначе, каждый пятый день кто-то из нас становится лишним в пространстве Миринды.

— Как прыщ, обнаруженный на лице! Нах он нужен, выдавить — и конец! — вставил кэп, который показался в двери, присоединился к разговору и заново наполнил мензурки, не забыв о себе и Гансе:

— Эй, парень, выпей с нами! День был трудный, — он протянул бокал к изолятору, откуда Ганс наблюдал за происходящим в кабинете доктора.

Док всполошился:

— Нет, нет, ему не стоит, ни грамма.

— Что не так? — нахмурился кэп.

— Этил может внести существенные поправки в эксперимент.

— Так, док, значит, все-таки скормишь механика твари? Отдашь на растерзание, вернее на высасывание? Убьешь?

— Эксперимент — не убийство, так как дает шанс на выживание, — сказал док.

— Думаю, что планета не убивает, а перестраивает, — сказал старпом. — Чуждой органике не хватает координат, и она медленно переходит в другое измерение.

— При этом нужно учесть, что пять дней — это наш, человеческий отсчет. В другой системе это, возможно, не пять дней… А…

— Пять метров!

— Да, или километров, если не парсеков.

— Смерть выпадает, как шанс?

— Плата кровью, как у аборигенов Сильтии.

— Вы слишком заумно объясняете, — капитан поморщился. — Вот что главное: Дориан уверен, что Фукалка сгорела в топке заживо.

— Ожила, значит, стукачка? — захохотал док.

— Стукачи — вечные, как все дерьмо этого мира, добавил старпом.

— Да, нет, не может быть! Салаге показалось, — возразил док. — Клянусь своим скальпелем!

— Гарантируешь?

— Мертвее мертвого! Ты обвиняешь меня? Хочешь сказать, что я кремирую живых? Старую зануду я вот этим скальпелем разрезал вдоль и поперек. Не дева. Но и не беременна. Я не поленился даже в мозги заглянуть, там была такая же лейкозная муть, а не мозги. Стекла ваша Фукалка, как гнойная жижа. Вот сюда, на мой кафель.

— Но Дориан видел, как двигались руки, — сказал кэп. — Тетка агонировала, если не воскресала.

— Ни единой мышцы, поверь, ни единой косточки, как у всех остальных я не обнаружил. Механику померещилось.

— Верю. Но все это странно, — добавил выпивки кэп.

Старпом сказал:

— А не может ли экосистема Миринды заменить стертое не на пустоту, а допустим, на что-то иное, свое? А так называемая нами обнаруженная пустота — всего лишь расчистка места для другого наполнителя?

— Хочешь сказать, что умершие не умерли, а перешли в другую форму существования. Но разве для этого имеются какие-то посылки? Лично я склонен констатировать галлюциногенный эффект, — ответил док.

— Миринда — довольно таки странная планета. Если атмосфера не отражает кванты, то она способна их только поглощать.

— Но это же что-то вроде черной дыры? Мы в опасности? — встревожился кеп.

— Господа, забудьте о черной дыре. Ни один радар не зафиксировал в этом регионе ничего подобного. Планета, как планета, гравитация и полярность в норме, — сказал старпом.

— Капитан, мы не о том. Кроме геофизического фактора в нашем деле может иметь значение предположение о более тонких инструментах существования, — сказал док.

— Я могу предположить вот что, — сказал кэп. — Нет теней. Значит, нет и источника света. Это главное.

— Я тоже с таким парадоксом не сталкивался. Но смею уверить, если тень не отбрасывается, значит существует некая невидимая нам субстанция, которая заполняет все пространство, вместо атмосферы. Вся атмосфера может быть живым и единым существом.

— Ну, доктор, даешь! Хочешь сказать, что мы дышим кем-то? И оно уже в нашей крови?

— Возможно. Более того, мы уже Оно. Но не совсем здоровое Оно, а которое постепенно отторгается, причем каждый пятый день.

— Док, ты ведешь к тому, что кто-то каждые пять дней делает нам что-то вроде прививки? От нас самих?

— Кто ее знает! — проворчал док, залпом выпивая остатки из мензурки.

— На чертовой Миринде все может быть, — зевнул старпом, промокнув губы салфеткой.

— Как все это объяснить команде? Народ что-то замышляет.

— Народ глуп. И, кстати, капитан, где ты эту публику набрал? Ни разу такое отребье не встречал.

— Где набрал — там уж нет, — сказал кэп. — Зато есть команда. И Меринда — наша.

— Как бы не бунт! — задумался доктор.

— Вот мои выводы, — ответил старпом. — Самое главное в этой истории — точка отсчета. Время. Дата. Срок. Пять дней.

— Почему именно пять дней?

— Парадокс в том, что у Миринды нет спутника. На Земле действует аналогичный лунный цикл. А здесь не поймешь, что вокруг чего крутится, если даже тень отсутствует. Но факт остается фактом — опасен лишь пятый день, а четыре из этого цикла — наши. И мы должны просто подстроиться под чертов график.

Ганс посмотрел на небо. Закат не пульсировал, но краски стали темнее, насыщеннее.

Он слышал разговор, но не мог склеить обрывки во что-то определенное и ясное.

Трое все еще сидели в кабинете доктора.

— Так… Ничего не ясно. Что я скажу команде? Какие выводы, док? — потребовал ответа кеп, тяжело стукнув менззуркой по столу.

— Ответы? Так и скажи ребятам: во всем виноваты лунные приливы-отливы.

— А где луна? Где ты ее видишь, док?

— «Цикличность. Нет спутника»… А само небо вокруг Мирлинды, разве не спутник? Размазанная по всему небу кровавая луна… Это что-то вроде Сферы Сатурна. Поэтому нет теней. Сплошная ионизация. Вся атмосфера Миринды — размазанная кровавая луна! Но здесь весь цикл вмещается в пять дней. Известны жуткие эксцессы на Земле в связи с лунными календарями. Убийства, самоубийства, психозы, маниакальные эксцессы.

— Разве психика человека связана с Луной? — спросил кэп.

— Все живое вышло из воды, поэтому и состоит из воды. Приливы и отливы — ерунда по сравнению с тем, что происходит внутри организма. На пике полнолуния кровь приливает к голове, железы работают под давлением, на разрыв — вот вам и гормональный всплеск. Вспомним о лунной зависимости маньяков и самоубийц. На Мирлинде — то же самое.

— Но в чем неизбежность? Почему отстрел по одному?

— На стадии изучения фактов мы должны найти способ обезопасить команду.

— Психотропные? — спросил кэп, — Запасов хватит?

— Возможно, — док лихорадочно расхаживал из угла в угол. — Как же я не догадался сразу! Это было так просто! Спирт! Вот что нужно влить по брови в каждого! Срочно всем — бренди, пиво, водку! Все, что есть на борту, нужно отдать команде. Выпивку, кэп, не жалей.

Кэп нахмурился:

— Тебе док, лишь бы даром.

— При расчете вычтешь. А сейчас — всем банкет!

— Драпать! Драпать! Драпать! И немедленно! — сказал капитан.

— Но работу на планете так просто не свернешь и не закончишь. Перечеркнуть экспедицию не могу, — сказал старпом.

— Я здесь главный, а не ты, — кэп снова стукнул стаканом об стол.

— Тихо, кэп, не шуми, — оборвал его старпом. — Ты главный, но я здесь тоже не случайный человек. Все разнарядки и договора с нанимателем на мне. Экспедиция — моя разработка. Без моего отчета команда получит по шишам.

— Ну так сделай что-нибудь. Ребята гибнут. Работа стоит. Корабль того и гляди развалится.

— Ничего страшного. Незапланированные смерти сталкеров включены в бюджет экспедиции и страховку.

— Как это понимать?

— Экспедиция не гарантия бессмертия.

Команда

Команда роптала. От недомолвок тошнило. После смены работяги собирались в баре, но ссоры не затевались. Общий враг, таинственный и страшный, примирил команду.

— Похоже, дело дрянь.

— Мозги вымирают… Мозги…

— Кто вместо инженера будет руководить работами?

— Кэп и старпом

— Эти знают свое дело.

— Что же все-таки творится с нашей кровью?

— Док взял у каждого по сто грамм плазмы.

— А ему не много? Утром брал, вечером и до обеда…

— «Никаких аномалий» — обычный приговор. Но, может эскулап врет?

В бар вошел док и направился к стойке. Народ уставился на него. Парни переглянулись, пара из них поднялась и направилась к стойке, где док уже мочил губу в виски.

Джек сел справа, Конни слева. Это были не просто сильные ребята, но самые умные из нижнего ранга.

— Док, давай начистоту! — начал Конни.

Доктор, закусывая пиво лобстером, отмахнулся:

— Не заразно.

— Нет, ты не прячь рожу за кружкой. Отвечай, как член команды: кому из нас через пять дней вскроешь череп?

— Долгой жизни я сам себе не гарантирую, — сказал док.

— Нам интересно: в чьи кишки запустишь пятерню? — повысил голос Джек.

— Это пока неизвестно. Анализы у всех отличные. Разве что, ваше дерьмо еще осталось непроверенным. Дело за вами. Слышь, команда! Завтра с утра — каждому принести кал.

— Док, мы тебя по макушку им завалим! Не задохнись!

— Братва, угощаю! — в баре появился кэп и распорядился выставить для команды еще один бочонок из личных запасов.

Команда зашумела:

— Щедро, капитан!

— Виват мостику!

— Пьем, братва! Завтра тяжелый день!

— С текилой, кэп, и смерть не страшна!

— Проверим твою щедрость через двадцать дней.

— Сыграем до конца рулетку на проклятой Мирлинде!

Этил не помог.

Следующей жертвой стал капитан.

Бунт

Команда собралась в баре.

Все кричали. Никто никого не слушал.

— Кэп сдох!

— Аминь!

— Хорош был чел, железного здоровья, пил, как дьявол!

Вкатили еще один бочонок.

— Пей. За здоровье покойника!

— Завтра драпанем!

— Прощай, Мирлинда!

Голос старпома перекрыл шум:

— Молчать! Всем слушать меня!

— А, Строгий Бил! — загудели голоса с разных сторон. — Выпей с нами в последний раз! И швартуй концы!

— Молчать! Всем молчать! — старпом обвел взглядом прокопченные лица бурильщиков. — Осталось всего двенадцать проб.

— Это будет стоить еще четырех наших жизней! — подхватила толпа.

— Всего четырех! Это очень мало, не так ли?

— Вымирают мозги. Если сдохнет старпом, корабль не взлетит.

— Молчать! — Строгий Билл ударил кулаком по стойке. — Мы должны выполнить заказ! Или вся экспедиция будет нам стоить не дороже сорока пробирок анализов кала!

— Что ж, такова цена наших жизней!

— Молчать, безмозглые, тупые идиоты!

— Братва, пусть выскажется до конца!

— Может, снова сыграем в рулетку? — кто-то загудел и затопал ногами.

— А давай!

— Пусть Пятый День изберет старпома!

— Согласен?

— Го-го-го!

Строгий Билл промокнул платком лоб.

— Слушайте, никто не закончит работы раньше времени. Корабль без пробы не взлетит! Это мое последнее слово! — он, вытащив бластер, направив дуло в сторону бочонка. — И пить с этого дня я вам не позволю!

От выстрела щепки и брызги разлетелись в разные стороны.

Кто-то с криком схватился за глаз.

— Оружие на корабле? Откуда?

— Старпом — стукач!

— Ну, ты, гад, даешь!

В баре воцарилась тишина.

Жареный Боб тяжело поднялся с места:

— Насчет бочонка — очень зря. Ведь ты же, Билли, меня знаешь?

Он присосался к горлышку, жадно дергая кадыком под небритой щетиной, и вдруг грохнул недопитой бутылкой об край стола. В руке сверкнула розочка.

Маэстро Жак тоже ударил бутылкой об стол, во все стороны брызнули осколки.

— Всех не перебьешь, Билл!

— Не успеешь, сука!

— Стреляй, особо меть в бурильщиков!

Справа и слева послышался звон разбиваемого стекла. Команда вооружалась.

Бластер, наведенный на лоб Жаренного Боба дрогнул. Старпом, со всех сторон окруженный захмелевшими работягами, промокнул белоснежной салфеткой лоб:

— Я только хотел сказать, что корабль неисправен и не сможет подняться в воздух. Управление заблокировано. Аварийка сработает ровно через две недели, когда сроки работ на буровой истекут.

— Врешь!

— Так устроена программа. Пункт договора, каждый ознакомлен.

— Кто мог влезть в программу кроме тебя?

— А ну, веди команду в штурманскую! Да и бластер отдай, не дергайся! — Жареный Боб, и парочка надежных ребят заломили руки самозванца.

— Хороша игрушка! — Жареный подбросил на ладони отобранный трофей и навел дуло в его лоб. — Веди!

Приборы в штурманской не реагировали ни на одну из команд. Пальцы старпома бесполезно вжимались в зрачок декодера.

«Пароль не верен. Допуск запрещен», — отвечала программа управления.

— Получается, мы заперты на этой чертовой планете?

— И на сколько?

— До окончания работ, — ответил старпом.

— Не верим!

— Старпому выгодно забрать весь грунт, а нас похерить к чертям.

— Крутит, самозванец!

— А может быть, эти пять дней тоже задумал он?

— Мошенник Билли здесь никто, ребята. Мы с ним контракт не заключали. Кэп — наш хозяин, он почил, стало быть, каждый свободен — лети куда хочешь. Мирлинда нам — чужая мама.

Старпом, косясь на дуло возле виска, сказал:

— Капитан ограничил автоматическое управление сроком окончания работ. После смерти инженера график загрузки проб он поручил автоматике. Процесс под контролем программы. Она сама считывает и обрабатывает результаты работ. Пробы грунта необходимо каждый вечер обновлять, иначе не запустится анализ и переход на следующий этап.

— Хочешь сказать, что можно целый год тут проторчать?

— Да, если не загружать данные.

— Для чего капитан это сделал?

— Не хотел шевелить мозгами. Был уверен, что этил в крови — защита от Пятого Дня.

— Так и будем здесь сидеть, пока не передохнем?

— Братва, по нам крематорий не соскучится!

— Итак, — сказал Жареный Боб. — Ты, Строгий Билл, с этого дня будешь спать на постели капитана. Своим телом заплатишь сатане за наши души. Если знаешь пароль — назовешь. Если нет — сдохни ты, а мы посмотрим. Ребята давно собирались рвануть с Мирлинды. Но капитан отговорил. Кто нам оплатит рейс и страховку — неизвестно. Твои обещания не указ. Никто нам больше не указ. Может быть, и ты через пять дней сдохнешь. На кой черт нам гробиться? Тебе мы не поверим. Свои жизни даром не отдадим. Работать не будем.

— Поймите, что без работы не будет старта!

— Посмотри на этого парня! — Жареный Боб подтолкнул к старпому Ганса, — Ты видишь? Десять дней назад он потерял свою девчонку. А всего погибло шесть душ. Ты в этой очереди будешь седьмой!

— Да! Да! Пусть сдохнет! — кричала команда.

Билли Строгий сказал с угрозой в голосе: