Бесплатный фрагмент - Пять поломок космической станции

От Автора

Приветствую вас, дорогие мои читатели!

Сказать по правде, мне до сих пор не верится, что этот путь наконец-то подошёл к своему логическому и единственно верному завершению. Есть тысяча вещей, которые я бы хотела вам сказать, но предпочту быть краткой.

В первую очередь я хочу выразить благодарность Антону Тулякову, Анастасии Лаврухиной и Антонине Учаевой — трём людям, которые стали моими редакторами, корректорами и первыми читателями. Отдельного упоминания заслуживают Виктория Малышева, Екатерина Волченкова (ныне Бажинова), Анастасия Холодова, Наташа и все-все-все, кто верил в меня, поддерживал в моменты душевного упадка и терпеливо ждал, когда же мои «Поломочки» дорастут до настоящей публикации.

Я рада, что вы добрались до этой истории. Для меня она получилась научно-фантастической, немного космической и даже философской. Надеюсь, такой она станет и для вас — или, возможно, вы найдёте в ней новые, совершенно другие и ваши, именно ваши смыслы.

Да начнётся это космическое путешествие!

Пролог

Блок жизнедеятельности отвалился совершенно внезапно — комендант успел только сдать журнал дежурства и отметиться, что смена в восемь биочасов отработана. В его биокалендаре благополучно наступила ночь, и мужчина активно строил планы на койку, регулятор температуры и тёплое одеяло, когда его передатчик просто взорвался предупреждающими сигналами.

Нельзя сказать, что никто этого не ожидал — блок действительно дышал на ладан. Кажется, его не обновляли с тех пор, как станция «Макошь» была запущена в галактику Дракон, и оба его предшественника уже пытались бороться с перебоями. Цивилизация, конечно же, торжественно обещала всё исправить, но вместо этого просто перебрасывала ответственность между отделами. «Макошь» приписывали к разным скоплениям Млечного Пути, Пружины и Зари, пока человечество не колонизировало Тёмный Коридор. В какой-то момент «Макошь» и вовсе обрела независимость, что противоречило где-то половине законов об освоении космоса, и лишь после колонизации первой планеты Дракона, подвергшейся терраформированию, тогдашний смотритель смог вздохнуть с облегчением. Впрочем, проблемы оставались теми же, и за более чем пятисотлетнюю историю космическая станция «Макошь» не сильно изменилась — как и система перекладывания ответственности.

К месту поломки комендант летел как на мехакрыльях — если отказ системы припишут к его смене, дрейфовать ему в открытом космосе без скафандра. Он ласточкой ввинтился в шлюз, пропрыгал зону невесомости и приветливо кивнул сменщику, пытаясь заглянуть в огороженный аварийной дверью лифт.

— Ну что?

— Да неясно пока, — второй комендант пожал плечами и быстро заморгал, подключаясь прямо к бортовому компьютеру. Мужчина немного подождал, но кода доступа не пришло, а ручного управления у височного импланта не имелось, так что пришлось ждать сменщика.

— В общем, обшивка лопнула, — второй комендант прикрыл глаза, чтобы изображение, проецируемое прямо в мозг, не сбоило.

— И весь блок полетел?! — в голове не укладывалось, что маленькая трещинка могла причинить столько вреда.

— Не волнуйся, всё уже изолировано, — сменщик успокаивающе похлопал коллегу по плечу, — никто не знает даже, блок на аварийке. Там кабель с фазоном лопнул и пару схем покорёжило. Арктур-8 разбирается.

Комендант облегчённо выдохнул. Сменщик понимающе кивнул, давая понять, что сам разберётся. Теперь действительно можно было пойти к себе, налить чего-нибудь тёплого и со спокойной душой завалиться спать.

Ремонтная бригада Арктур-8, позавчера вернувшаяся на станцию, исправила повреждение в течение трёх общих часов.

Поломка 1.
Новейшая колония «Крюк»

Патриций дёргано кивал, еле сдерживаясь, чтобы не прикрикнуть на андроида-официанта, разливающего вино. Алвин, наша девочка-феечка, заинтересованно косился на бокал своим карим глазом, а убеждённый трезвенник Антуан с каменным лицом дёргал усами, выражая свой протест. Я сидел прямо, сохраняя максимально вежливое выражение лица, и рассматривал рема Гладиуса — человека, на которого нам предстояло работать в ближайшее время.

Патриций к делу переходить категорически не хотел — мотал головой, вскакивал и садился, и за полчаса, проведённых на Крюке, успел трижды многозначительно покивать, рассказывая о важности новой колонии в системе Вороний Глаз. Будь с нами Борис, он бы рявкнул что-то вроде «короче, меценат», но пилот, хоть и был приписан к нашей бригаде, к ремонтным работам отношения не имел и присутствовать на обсуждении проекта не мог. Мы же, в свою очередь, были слишком вежливы, чтобы прерывать чужой монолог — патрицию принадлежала целая планета, он высокопоставленное лицо и может позволить себе вилять, не переходя к теме.

Вино чуть кислило и приятно переливалось травяным цветом. Алвин сразу же выдул больше половины, нацелившись на бокал Антуана. Микросхемное светило Адитья задумчиво смотрел сквозь панорамное окно, задумавшись о вечном, а Андрюха, кажется, и вовсе перешёл в спящий режим, неторопливо мигая шейными светодиодами. Впрочем, он довольно быстро проснулся, а остальные повернули головы на внезапную тишину — потрясённый патриций взирал на мою третью руку. Я с интересом перевёл взгляд на бокал вина, зажатый между пальцами. Вроде всё нормально, краска не слезла, клешню не заело — ничего такого, что могло бы притянуть чужой взгляд.

— Значит, говорите, фильтры барахлят? — как и положено, я был вежлив, учтив и выражал активное участие в происходящем. — Давно?

Рем Гладиус немного подвис, а потом закашлялся и переспросил, продолжая коситься на мою руку. Такое внимание ко второй левой было привычным — так же как и ко второй правой — так что я дал патрицию время прийти в себя, делая глоток, и послушно повторил вопрос:

— Давно ли фильтры барахлят?

Рем Гладиус наконец оправился от потрясения, и ситуация прояснилась.

Колонии Крюка было около недели, не считая времени, затраченного на считывание информации с форматора, распаковку и установку оборудования, а также взятия проб. Ничто не предвещало беды — колонисты осваивались, следуя инструкциям, не менявшимся тысячу лет, форматоры работали как положено и преобразовывали атмосферу в пригодную для жилья. В общем, рем Гладиус со спокойной душой печатал хвастливые отчёты о том, насколько великолепно он руководит новейшей колонией Дракона, пока не рванул воздушный фильтр. К счастью, обошлось без жертв, и дело не требовало разбирательства, но вскоре за ним рванул второй, потом третий, четвёртый, пятый и шестой, а потом и запасной, поставленный на место первого. Колония оказалась под угрозой — если фильтры продолжат взрываться, есть реальный шанс, что люди просто задохнутся, а Крюк будет официально признан непригодным для жизни. Все техники, имеющиеся в поселении, оказались неспособными изменить ситуацию — многочисленные проверки показывали, что форматор исправен, контейнеры, содержащие дополнительные вещества, установлены верно, а режим изменения атмосферы соответствует плану террархитектора. Если верить рему Гладиусу, ситуация просто катастрофическая, и он вполне мог потерять все мириады, которые были вложены в создание новой колонии. Вполне логично, что патриций запаниковал и отправил заявку на «Макошь».

Никто из нас не удивился, услышав эту историю — даже новичок Алвин, приписанный к ремонтной бригаде Арктур-8 всего один общий год назад. В колониях всегда что-нибудь ломалось, а мы всё чинили, чинили и чинили, и в этом плане галактика Дракон ничуть не отличалась от остальных. Я, честно сказать, сильно сомневался, что в этот раз будет что-то необычное, и остальные явно разделяли мою точку зрения. Андрюха, например, сразу ушёл просчитывать варианты — его шейные светодиоды вспыхивали и гасли, выдавая алгоритм работы процессора в двоичном коде. Считывать машинные мысли было откровенно лень, так что я отпил ещё немного травяного вина и постарался улыбнуться.

— Спасибо, что обратились именно к нам, — по инструкции, работник космической станции из обслуживающего персонала должен быть милым, вежливым и полностью расположенным к клиенту. В нашей бригаде с этим как-то не срослось, поэтому обычно роль переговорщика доставалась мне, — мы сделаем всё необходимое. Если неисправность может быть исправлена, она будет исправлена. Мы можем посмотреть на взорвавшийся форматор?

Патриций тут же закивал, отмахнувшись от андроида-официанта, пытавшегося предложить нам закуски. Техмеха, кажется, всё устраивало, так что мы обменялись дружелюбными кивками, а Андрюха даже пару раз мигнул.

— Да. Да, конечно. Я попрошу кого-нибудь проводить вас, рем… — рем Гладиус многозначительно замолчал, даже не пытаясь вспомнить имена и фамилии, которые мы называли, когда заходили внутрь. Мне, разумеется, было нетрудно повторить.

— Катюшин. Антон Катюшин, специалист общего профиля, — патриций вежливо улыбнулся, и я буквально увидел, как в его голове установился счётчик на пять биосекунд, после которых мои данные снова будут стёрты с носителя. В какой-то степени его можно было понять — патриций управлял целой планетой, и едва ли он мог задумываться о каждом технике в галактиках.

— Ещё раз спасибо за понимание, рем Катюшин. Не буду задерживать, вам в зелёную дверь, — андроид-официант, успевший переодеться в комбинезон колониста, открыл требуемую панель, всем своим видом показывая, что он собирается нас проводить. Мы не возражали, так что раскланялись, ещё раз вежливо улыбнулись и выдвинулись к месту работы.

Как и следовало ожидать, нас вывели во внутренний двор, и техмех отправился к ближайшему форматору. Колония на Крюке пока что ограничивалась всего одним поселением, и, по закону подлости, из всех аппаратов полетел именно тот, который находился на уже обжитой территории. Вопреки распространённым заблуждениям, такие форматоры ломались реже всех — они изначально изготавливались из расчёта на дополнительные нагрузки, их собирали иначе, и в этом случае инженеры всегда работали на совесть. Никто не хочет терять колонии, знаете ли — ни Млечный Путь, ни Заря, ни Пружина, ни Тёмный Коридор. Галактика Дракон, разумеется, ничем не отличалась от остальных.

Я уже несколько лет не был на настолько сырой планете — мы шли по тёмно-красному, почти бордовому песку, а в воздухе висели видимые глазу свинцовые примеси. Как и всегда, дома стояли полукругом, и мы получили возможность вглядеться в матовые стёкла монолитных конусов. Крюк, несмотря на наличие двух морей и одного искусственного океана, относился к планетам-пустыням — тут явно регулярно гуляли бури, а пыль, заменявшая атмосферу до формирования, могла уничтожить любое живое существо за несколько секунд. Мы должны были починить форматор как можно скорее, а потом в ударном темпе проверить остальные — в таких условиях любая поломка приведёт к немедленной гибели этого маленького кусочка Цивилизации.

Неисправный форматор возвышался между двумя барханами, устремив верхний край прямо в создаваемые небеса. Огромная труба должна была добивать до границы атмосферы, а её нижний конец уходил глубоко в планету, чтобы при необходимости можно было подвергнуть формации даже ядро. Адитья, добравшийся до аппарата первым, цокнул и покачал головой.

— Уважаемому рему Гладиусу следовало подождать ещё пару общих недель. Тогда первый слой гарантированно развалился бы. Только посмотрите, тут же половина нанороботов сгорела, — Андрюха запиликал, пытаясь связаться с программой первого слоя, и форматор тихонько загудел в ответ.

— Действительно. Нужно новых заливать, этих на пару дней хватит, — наш техмех серии 1800, протокола «электрик» вытянул вперёд ладонь, сбрасывая голограмму кожи, и подключился к системе, собираясь организовать нам вход. Мы подобрались — если нанослой в таком плохом состоянии, а внутри взрываются фильтры, нас явно ждёт тяжёлая работёнка.

Самое простое всегда становится самым эффективным, и форматоры, разработанные ещё на заре Цивилизации, не стали исключением. Аппарат, изменяющий планеты, представлял собой набор из огромных трёхслойных труб, которые помещались в определённое место в почву или воду. Форматоры изменяли атмосферу и молекулярную структуру веществ, за несколько сотен местных лет превращая любую планету в место, пригодное для обитания.

Первый слой, разумеется, служил защитой и полностью состоял из нанороботов, способных приспособиться к любым условиям. Он же был процессором, регулярно тестирующим реальность и изменяющим работу фильтров в соответствии с происходящим на планете. И если можно было вычислить примерное количество перегоревших роботов, просто взглянув на трещины, заметные невооружённым глазом, то в аппарате явно что-то сбоило даже в базовых вещах.

Второй слой форматора состоял из фильтров. Огромные блоки непрерывно перерабатывали всё, имеющее атомарную структуру — расщепляли, перебирали, создавали то, что требовалось для жизни, убирали лишнее и возвращали в мир. Форматоры вмешивались в круговорот веществ, постепенно подменяя ненужные элементы необходимыми, и за несколько общих десятилетий работы могли изменить атомарный состав планеты настолько сильно, что в них больше не было нужды. Настоящее спасение для Цивилизации — возможность заселить любое безжизненное космическое тело, превратив его в одну из десятка базовых вариаций программы «Земля». И фильтры, разумеется, тоже делали на совесть — за ошибку в производстве рабочая группа отвечала сознанием, или, как говорили в остальных галактиках, «головой».

Третий слой форматора, он же «сердце» или «стержень», монолитным цилиндром возвышался в середине аппарата и представлял из себя склад. В нём хранились залежи элементов, не существующих на планете, но необходимых для человеческого выживания, и специальный механизм регулярно поставлял их в фильтры. На освободившееся место закачивали лишнее, и эти чистые, «ядовитые» элементы вывозились в другие места, на планеты, которым они требовались.

Обычно на одну планету ставилось около десяти тысяч форматоров, которые оставались полностью автономными, но обменивались информацией, поддерживая своего рода общение. Если один форматор выходил из строя, об этом сразу узнавали остальные, усиливая собственную работу и тем самым давая людям возможность исправить поломку, а также сообщая о повреждениях. Поскольку проблемы начались уже после начала колонизации, сигнал о поломке получал патриций Крюка, а не компания-разработчик — и, судя по всему, рем Гладиус тянул с ремонтниками до последнего.

Конструкция форматора не подразумевала, что люди будут входить и выходить, а также что-либо делать внутри аппарата, но инженеры всегда оставляли немного пространства для ремонтных бригад вроде нашей, так что Андрюха, немного поколдовав, смог открыть проход. Нанослой зашевелился, поверхность пошла волнами и медленно сморщилась, обнажая маленькую норку у самой земли. Попасть туда можно было только ползком, так что мы переглянулись и начали проверять одежду.

Костюм техника ремонтной бригады был самой стандартной и невзрачной вещью на свете. Комбинезон с двумя защитными слоями, куча карманов на наноробозамках и три ряда крепежей для более громоздкой техники. К непрерывному тасканию всякой всячины быстро привыкаешь, и это может привести к беде — например, если полезешь в узкий вход форматора с торчащей трубой от горелки. В нашей бригаде ни одного инцидента не было, во многом благодаря параноику Антуану, который заставлял окружающих соблюдать все формальности, в том числе и технику безопасности. Если хоть немного отступить от регламента, он будет бухтеть ближайшую вечность, попутно предсказывая жуткие последствия и гарантируя скорую гибель. В принципе, мы с Андреем и так следовали букве закона, Алвину было просто полезно, а вот Адитья зверел от этих нравоучений. Наше микросхемное светило терпеть не мог, когда кто-то вмешивался в его работу, даже с самыми благими намерениями. Впрочем, когда речь шла о необходимости залезть в узкую нору высококлассной техники, даже у него не возникало возражений. Мы перевесили все выступающие приборы, достали тросы и крепления, надели кошки с перчатками и двинулись в путь.

Небольшой промежуток между первым и вторым слоем форматора встретил нас полутьмой, нарастающим гулом, соединённым с эхом, и бесчисленным множеством проводов, которые свисали с отвесных стен и мерно светились синеватым, электрическим светом. Впрочем, этого освещения было недостаточно, так что верх и низ зияли огромными провалами, тянущимися на многие километры. Человеку понадобится около трёх общих месяцев, чтобы пройти от одного конца форматора до другого, при условии что аппарат расположен горизонтально. Сейчас, когда его установили, времени потребовалось бы в разы больше — случайный путник, скорее всего, просто умер бы в этом мёртвом мире отвесных стен, монолитных глыб и синих проводов.

Расстояние между наностеной и сектором с фильтрами позволяло двум людям спокойно разойтись, что создавало определённые проблемы с переходом на слой фильтрации. Мы планировали подумать об этом позже — для начала, очевидно, следовало попасть внутрь. Я полз третьим, после Андрюхи и Алвина, держа наготове крюки — в тот момент, когда узкое пространство нанослоя сменилось стерильной пустотой прослойки, мои вторые руки вцепились в край «норы», а тело повернулось так, чтобы я мог зафиксироваться на отвесной стене и вылезти, уступая место Антуану. Крюк, созданный на основе скалолазных приспособлений древности, сразу же вступил в контакт с наностеной, кошки на ботинках также отлично справились со своей задачей — я вылез из «норы», пристёгивая страховку к помеченному кабелю, и пополз вверх и влево, присоединяясь к Алвину.

Антуан с кряхтением появился из «норы», переползая вниз, и Адитья получил возможность вынырнуть и закрепиться на стене слева. Первый этап был успешно пройден, и наша ремонтная бригада оказалась внутри — пришла пора действовать.

Маленький лёгкий Алвин осторожно зацепил трос за один из кабелей, оттолкнулся и прыгнул, оказываясь на секторе с фильтрами. Парень нервничал — его руки дрожали, а по лбу стекла маленькая капля пота, прочертив причудливую линию по веснушкам. Наша девочка-феечка суетливо изучал провода, пытаясь понять степень повреждения и отыскать вшитую страховку — ту самую, которая поможет нашей ремонтной бригаде выжить и быстро переместиться в нужную точку многокилометровой трубы. Вопрос лишь в том, что внешний вид аварийных кабелей ничем не отличался от остальных, по которым бежало электричество и жидкий металл. Не хотелось бы мне умереть, будучи облитым фазоном, только потому что мой страховочный трос был прикреплён куда-то не туда! И Алвин, разумеется, осознавал все риски и от этого нервничал ещё сильнее. Пока что на счету парня не было ни одной ошибки, но это ничего не значило — он попал к нам сразу после обучения, и год в бригаде Арктур-8 был первым годом в его карьере. И за это время мы ни разу не имели дела с форматорами — тут есть отчего понервничать.

Алвин осторожно прикоснулся к одному из тысяч совершенно одинаковых проводов и медленно закрепился.

— Вот этот. Вроде, — парень глянул на Андрюху взглядом перепуганной косули, чем тут же вызвал ожидаемое недовольство.

— Что значит «вроде», рем Меригольд? — Адитья так глянул на Алвина, что последний чуть не сорвался вниз. — Вы специалист по жидким металлам и газам. От этого решения зависят наши жизни, так что вы не можете быть не уверены и говорить «вроде».

Когда Адитья злился, он всегда переходил на формальную речь. Обычно это дико злило Антуана, но сейчас наш астрофермер промолчал, выражая одобрение. Алвин, поняв, что друг не заступится, побледнел и затрясся ещё сильнее. Он что-то бормотал о том, что этот кабель единственный с обратной обмоткой и что гул, который от него исходит, на четыре доли секунды короче остальных. Наша девочка-феечка, как и в самом начале совместной работы, устроил себе имитацию экзамена, и теперь пытаясь доказать нам, что он действительно знает, что делает.

Конец всему этому положил Андрюха — андроид бросил свой страховочный трос ровно на выбранный кабель, мигнул светодиодами и перемахнул на ту сторону. Я последовал его примеру, приземляясь рядом с Алвином.

— Мы теряем время. Если сейчас рванёт ещё один фильтр… — моё молчание получилось достаточно многозначительным, чтобы Адитья и Антуан присоединились к нам на фильтре внизу. Тросы зацепились за вшитую страховку, Андрюха пиликнул, и нас расшвыряло в разные стороны.

Скорость, с которой вшитая страховка перемещает элемент, может превратить организм неподготовленного человека в фарш. К счастью, форма техника предусматривала работу в таких условиях, и мы были защищены от опасности превратиться в мясную лепёшку. Меня вынесло около одного из верхних фильтров, я отдышался, проверил вторую пару рук — к счастью, умельцы из Тартара сделали добротные мехаклешни, которые способны пережить перегрузки, но я всё равно волновался — и двинулся вперёд.

Гул рядом с фильтром был гораздо более сильным. Еле заметное колебание воздуха сменилось на давящий шум, я отчётливо слышал скрежет и потрескивание. При этом фильтр ещё работал — мне не оставалось ничего другого, кроме как залезть внутрь и попытаться выяснить, что к чему. Я подтянулся на первых руках, зацепился за выступ вторыми и проскользнул в узкую щель, открывающуюся где-то на две общие минуты.

Никто в здравом уме и твёрдой памяти не полезет в работающий фильтр, потому что безумца, решившего рискнуть, немедленно разнесёт на атомы. Однако же пробраться во второй слой форматора было вполне возможно. Инженеры, продумывающие конструкцию, предусмотрели возможность ручной починки и оставили небольшие зазоры для ремонтников вроде меня. Зазоры между фильтрами также вели к третьему слою аппарата, но мы не планировали забираться так глубоко. Если проблема в фильтрах, надо спасать фильтры, а не изучать «стержень» или восстанавливать нанослой. Я знал всё это и строго следовал инструкциям, забираясь поглубже и открывая панель, чтобы изучить отчёты по работе моего «больного».

Фильтр, который мне выпал, был самым верхним во всём форматоре, и в его задачи входило создание пузыря атмосферы. Видимо, именно поэтому он всё ещё работал, хотя износ, который выдала система, был на двадцать общих лет больше положенного. Я скачивал данные на ручную консоль из чипа, вшитого в мою руку, и попутно читал бегущую строку, вспоминая почти забытый язык двоичного кода. Судя по всему, фильтр работал нормально — ни одного сбоя, ни одной ошибки, ни одного сбитого элемента во внутренних кодах. Образцовый фильтр образцового форматора, который изнашивается гораздо быстрее, чем предусмотрено производителем, и не может спрогнозировать момент своего выхода из строя, потому что его состояние слишком сильно выбивается из алгоритмов программы.

Я едва ли мог что-то сделать, но инструкция не позволяла просто бросить потенциально опасный фильтр. Немного подумав, я запустил ручную очистку, которая просто должна была уничтожить абсолютно всё, что находилось внутри фильтра, и выкинуть повреждённые атомы в «мусорный» контейнер. Теоретически такая процедура должна была помочь, хотя закупка новых исходных элементов влетит рему Гладиусу в копеечку. Впрочем, это уже не наши проблемы — ремонтная бригада Арктур-8 всегда строго следовала инструкциям и собаку съела на судебных процессах с недовольными заказчиками.

Процедура очистки заняла всего сорок общих минут, и после неё ненормальный гул почти исчез, что окончательно убедило меня в правильности выбора. Я сообщил о результатах остальным, получил подтверждение, записал видеоотчёт и пристегнулся к вшитой страховке, чтобы отправиться к следующему «пациенту».

Мне предстояло проверить все верхние фильтры, так что я даже не пользовался скоростным перемещением, медленно сползая по отвесной стене. Мне всегда нравилась эта часть работы — есть только ты, провода и многокилометровая пропасть, которая уничтожит тебя за малейшую ошибку. Битва жизни против человека, природы и покорителя, стихии и ресурсов. Пассивная война, медленная, неотвратимая, как полураспад. Если хорошо подготовиться и просчитать каждый шаг, всё закончится успехом. Если не уделить должное внимание теории и инструкциям, положившись на вероятность случайности, работодателю придётся потратиться на транспортировку трупа. Раньше мне даже нравилось — специально действовать так, чтобы оставить себе маленький процент возможной случайности. Это завораживало — то, как маленькое событие меняет всё. Маленькая единичка, разрушающая идеально выстроенный алгоритм…

Увы, теперь я предпочитаю стабильность и предсказуемость. Старею, наверное. Возможно, пора озаботиться собственной утилизацией?

Всего я осмотрел около пяти фильтров, и все они демонстрировали одни и те же симптомы — гул, скрежет, износ и идеальная работа системы, словно форматор просто прыгнул на двадцать лет вперёд и теперь был всё ещё добротным, но уже устаревшим аппаратом с давно сгоревшей гарантией. Я снова запустил ручную очистку, убедился, что помогло, и связался с Андрюхой — здесь больше делать нечего.

Около «норы», куда меня вернула вшитая страховка, пока что наблюдался только техмех — он осматривал десять фильтров, пять выше и пять ниже уровня земли, попутно управляя перемещением остальных, но всё равно справился быстрее всей бригады вместе взятой. Андроид приветливо кивнул, махнув рукой в сторону участка наностены, на котором я мог зацепиться, и затих, переходя в ждущий режим. Я перепрыгнул, зацепляясь вторыми руками за стену, и устроился поудобнее, наслаждаясь тишиной. Мы с Андрюхой прекрасно ладили — как говорится, два тартарианца всегда найдут о чём помолчать.

Система Тартар была уникальным местом, и я невероятно горд тем, что именно она является моей родиной. Автономная система, триста лет воевавшая с остальной Цивилизацией и победившая, до сих пор была обособленным местом, о котором ходили тысячи предрассудков, хотя с момента Вопроса Человечности прошло много сотен лет, а человечество успело освоить Пружину и Тёмный Коридор, теперь вплотную подбираясь к Дракону. Скопление из девяти планет, три из которых требовали минимального вмешательства, было родиной искусственного интеллекта и сердцем науки, двигающей прогресс. Мы придумали межпространственные перемещения, мы придумали мехаорганы и мехаконечности, мы разработали форматоры и изменили шесть планет внутри Тартара, когда аппараты ещё назывались «терраформаторами». «Мир маленьких людей, любивших фантастические книжки» — именно моя родина была местом, что воплощала в жизнь чужие мечты.

И нет, мы не были знакомы с Андрюхой до того, как судьба свела нас на станции «Макошь». Он с Аида, я с Кощея — за всю жизнь на полностью обжитой планете невозможно познакомиться с каждым разумным существом, что уж говорить о разных небесных телах, даже в рамках одной системы. Но, несмотря на это, мы считали друг друга земляками, думали одинаковыми понятиями и сразу назвались хорошими друзьями.

Одним из главных преимуществ Андрюхи было умение правильно молчать, хотя зачастую андроиды, имитирующие людей, были довольно говорливы. Техмех выбрал себе хуманизированную оболочку, с двумя руками, ногами, стандартным лицом и волосами на голове, но при этом весь его облик кричал о том, что он не человек. Открытые пазы светодиодов, механические глаза с фотодиафрагмой вместо белка, дополнительные динамики, усиливающие машинные звуки — меня больше всего восхищала гортань, сделанная на заказ и специально искажающая голос, добавляя в него синтетику. Андрей, андроид серии 1800, протокола «электрик», неимоверно гордился тем, кем он являлся, и стремился заявить об этом на весь мир — при этом он был не настолько терпим к человеческой части Цивилизации, чтобы спокойно принимать стремление людей быть людьми. Более-менее Андрюха терпел только нашу бригаду — Алвин был слишком юн и неопытен, так что покорял техмеха стремлением спросить совета, Антуан вырос на планете Шу, где на одного человека приходилось три андроида, Адитья при всех его недостатках действительно был великолепным и амбициозным специалистом, судившим окружающих только по делам, а Борис… Ну, это Борис. То, что ты испытываешь к нему ненависть, совсем не значит, что ты не можешь его выносить.

Первым к нам присоединился Адитья, переполненный возмущением настолько, что он мог засунуть его в фильтр вместо исходников и обеспечить планету энергией на ближайшие десять местных лет.

— Отвратительно! Они все идиоты! Идиоты! — наше микросхемное светило закрепился на стороне фильтра, в отличие от нас, сгруппировавшихся рядом с «норой». — Антон, фильтр показывает сорокалетний износ. Глубинный фильтр, приближенный к ядру! Ты можешь себе это представить? Я в ужасе. Либо ваша тартарская колония в Драконе саботирует Цивилизацию, либо местный патриций решил сэкономить, купив не оригинальный аппарат, а дешёвую подделку. В этом случае хочу его поздравить — он разорится на выплате компенсаций семьям погибших. Форматор, берущий год за десятилетие, — на этой планете нельзя существовать!

Я кивнул, понимая негодование Адитьи и разделяя его позицию:

— Я был наверху, износ двадцатилетний. Запустил ручную очистку, конечно, но…

Адитья взмахнул руками, выражая своё недовольство:

— Очистка, ха! Временные меры! Их что, каждый год вручную очищать? Может, нам тут прописаться?

Адитья Мукерджи был межгалактическим специалистом, работавшим с микросхемами всю жизнь. Он активно строил карьеру, следил за развитием технологий и собирался получить ещё одну учёную степень, чтобы потом перевестись на «Столицу» — космическую станцию, где заседало правительство всей Цивилизации. Такой восхитительный специалист, увы, обладал отвратительным характером, который и стал причиной его появления в ремонтной бригаде Арктур-8. Впрочем, рем Мукерджи воспринял это как возможность закончить свой очередной монструозный труд, чтобы его конечная зарплата стала больше на пару-тройку нулей. Адитья работал с нами временно и собирался остаться в команде на ближайшие пару лет. И, разумеется, наши банальные задачки и рутина его не очень впечатляли. Хотя мы, кажется, поладили — по крайней мере, наш высококлассный научный деятель ещё ни разу не назвал меня «рем Катюшин».

Алвин и Антуан пришли почти подряд, полностью перебивая возмущение Адитьи. Мы быстро обменялись информацией — фильтры сильно изношены, форматор в норме — и полезли назад, на воздух. Гул стих, и внутри аппарата стало почти комфортно, но никому не хотелось оставаться здесь дольше, чем прописано в инструкции. Мы переместились на сторону нанослоя и поползли обратно.

Разумеется, лезть в рабочий форматор без изучения вопроса и изучения уже испорченных фильтров было верхом глупости, но иногда инструкции беспощадны. Аппарат слишком ценен, а его поломка будет стоить жизни всей колонии — именно поэтому ремонтные бригады должны были сначала лезть в трубу, чтобы немедленно устранить проблему, если это возможно, и лишь потом разбираться в причинах и следствиях. Мы сделали всё, что могли, и риск немедленного взрыва снизился, так что теперь можно было играть в детективов и копаться в полетевших фильтрах.

— Нет-нет-нет, сегодня я ни в какую банку не полезу, — Антуан передёрнулся, не прекращая стряхивать с формы пыль и распавшиеся элементы. — Фильтры перезагружены, угрозы нет, а за сверхурочные нам не платят.

На самом деле «Макошь» оплачивала дополнительную работу, если предоставить ей достаточно доказательств необходимости этого действия. В данном случае в этом не было нужды, а в Арктур-8 не брали убойных трудоголиков, мечтающих сделать всю работу за один день. Антуан ворчал, исключительно потому что имел право ворчать, и остальные давно привыкли к этой особенности его характера. Мы даже не останавливались, чтобы обсудить дальнейшие действия — наш путь лежал к шаттлу, который будет служить нам домом, пока мы не покинем планету Крюк.

В какой-то момент Алвин вдруг изумлённо замер, а потом ткнул Антуана в бок.

— Мне кажется или это лёвощенок? — мы посмотрели в указанную сторону. Там действительно лежало животное — что-то вроде собаки средних размеров, с огромной гривой и четырьмя ушами. Кажется, очередной гибрид из местной колонии Системы Солнца, но наш специалист по металлам был удивительно взволнован.

— Я не разбираюсь, — Антуан пожал плечами, пригладив усы. — А что, это что-то значит?

Выходец с Меркурия изумлённо посмотрел на нас, словно мы должны были как-то отреагировать на название. Мы снова посмотрели на животное, которое как раз решило почесаться, и не увидели ничего поразительного. Конечно же, лёвощенок был выведен искусственно — как и все виды живых существ, населяющих колонии.

В тот момент, когда человечество смогло выйти за пределы Системы Солнца и активно взялось за исследование галактики Млечный Путь, стало ясно, что мы действительно одни во Вселенной. Единственные живые существа в бесконечном мире мёртвых планет — в день оглашения было совершено рекордное количество самоубийств. Однако смерть ничего не решала, а люди — прагматичные и живучие существа, так что Цивилизация почти сразу придумала, что делать дальше. И первым же решением, которое было принято, стала полная изоляция Земли. Уникальная планета, единственный естественный источник возникновения жизни — Цивилизация видела в ней своё будущее. Забегая вперёд, сразу скажу — так и оказалось. Система Солнца моментально была объявлена нейтральной, заповедной территорией, её охраняли самые передовые войска, а остальные планеты были терраформированы и преобразованы в зоологические станции. Первая Планета была очищена от малейшего намёка на существование человечества, и дикая природа тут же заняла освободившееся пространство, что обеспечило возможность создания полноценных экосистем на колонизированных планетах. Земля долгие годы поставляла флору и фауну для терраформирования, пока учёным не удалось воссоздать её природу, подарив людям возможность брать живую природу из искусственных заповедников. После этого Первая Планета была окончательно закрыта, а колонизаторы вроде рема Гладиуса пользовались услугами Земли-1, Земли-2, Земли-3 или Земли-4, в зависимости от того, которая из них была ближе.

Профессия зоолога Системы Солнца была, наверное, самой престижной и самой романтизированной. Попасть туда извне было практически невозможно, учёные поколениями работали на одних и тех же должностях, денно и нощно следя за эволюцией Первой Планеты. Так что ничего удивительного, что Алвин Меригольд, родившийся и выросший в такой близости от колыбели Цивилизации, разбирался в фауне лучше зоологов Земли-4 и испытывал острую потребность поделиться с окружающими своими знаниями.

— Это новый вид, появившийся на Земле, ребят, — Алвин скрестил руки на груди, следя за лёвощенком, — он стоит, как звёздный крейсер. А за то, чтобы доставить его в Дракон из Млечного Пути, придётся заплатить ещё больше.

Адитья негодующе фыркнул и двинулся дальше, собираясь передохнуть.

— Ты преувеличиваешь. Каждый общий год выводится больше миллиона новых видов, с учётом эволюции и приспособления к колонизированным планетам. Полагаю, существует пара тысяч животных, похожих на твоего лёвощенка, так что хватит тормозить, — Адитья, как и всегда, был категоричен. Антуан пожал плечами, показывая, что он не собирается озвучивать своё мнение по вопросу, в котором не разбирается, я кивнул, а Андрюха одобрительно пиликнул. Мы тоже сомневались, что в колонии Крюк могло оказаться такое редчайшее животное. Всё же Алвин меркурианец — ничего удивительного, что в каждом животном он видит порождение Земли.

Лёвощенок, или что оно там на самом деле, широко зевнул, после чего перевернулся на другой бок. Снующие вокруг колонисты не обращали на него никакого внимания, с куда большим любопытством рассматривая нас. Андроид на службе рема Гладиуса просто переступил через животное, когда пришёл узнать новости. Если бы гибрид действительно стоил бешеных денег, никто не стал бы обращаться с ним настолько пренебрежительно. Мы даже не стали спрашивать, что это за зверь такой, полностью сосредоточившись на рассказе — повреждений не обнаружено, над ремонтом работаем, причины пока не выяснили. Андрюха пиликнул, передавая данные, и местный техмех подтверждающе прогудел, обещая передать информацию патрицию и сделать за нас самую неприятную часть работы. Мы, воодушевлённые и освобождённые от необходимости общаться с ремом Гладиусом, поспешили домой.

Наш шаттл был зафиксирован на космодроме, с трудом помещаясь на предназначенной для него площадке. Крюк был слишком мало обжит, чтобы позволить себе отстроить полноценный космопорт, но ремонтная бригада Арктур-8 не в первый раз приземлялась в свежих колониях, так что наш шаттл был приспособлен для прохода через атмосферу, а Андрюха специально загрузил себе программу пилотирования атмосферных кораблей и теперь мог пришвартоваться даже к летающей горе. Мы давно взяли за правило ночевать в своём транспорте, а не в предоставляемых помещениях — по неведомой причине во втором случае ремонтная бригада Арктур-8 всегда сталкивалась с горой проблем. Можно сказать, это было чем-то вроде нашей приметы, так что возражения техмеха, работающего на рема Гладиуса, даже не принимались в расчёт.

— Спать охота, — Антуан слегка потянулся, разглядывая своё кресло. Шаттл довольно маленький, так что мы ночевали прямо на креслах, почти друг на друге.

— Переизбыток кислорода, полагаю, — Адитья что-то набирал, должно быть, желая добавить хоть строчку к своему монструозному исследованию, — у этой планеты куча проблем с атмосферой.

Я был склонен с ним согласиться. По моим биочасам, всё ещё был день, время Крюка говорило о начале вечера, а мне уже хотелось улечься и погрузиться в сон. Это и ещё несколько признаков явно говорили о кислородном перенасыщении, так что мы решили загерметизироваться и восстановить оптимальный баланс.

— Эй, — Алвин, уже получивший еду и немного вина, по-турецки сел на разложенное кресло и задумчиво посмотрел в сторону шлюза, — мне кажется или до перезапуска фильтров такой концентрации не было?

Андрюха, как единственный обладатель собственных внутренних фильтров, на секунду завис, а потом одобрительно пиликнул. Я открыл отчёт, скачанный несколько часов назад.

— Протоколы в порядке, — я даже отменил расшифровку и вчитался в сырой набор нулей и единиц, — ни искажений, ни сбоев. Фильтрация идёт в строгом соответствии с программой.

Конечно, нельзя исключать, что переизбыток О2 был особенностью этой планеты и террархитектор решил оставить его на таком уровне, но Антуан, уже нашедший информацию о Крюке, демонстративно ткнул в строку с составом атмосферы. Судя по ощущениям, норма кислорода, выдаваемая очищенным форматором, превышала установленную в несколько раз. Адитья вопросительно посмотрел на Андрюху, но этого даже не требовалось. Наш техмех уже вовсю пиликал и мигал, сравнивая состав воздуха по остальным параметрам. Андроид напрямую подключился к бортовому компьютеру — над приборной панелью тут же развернулся подробный отчёт. Техмех сравнивал три состава: воздух, которым мы дышали до проникновения в форматор, нынешний воздух и идеал, представленный в официальных документах. То, что первый и третий составы отличались, было ожидаемо — нас вызвали ремонтировать сбоящий аппарат, в конце концов, — а вот вторые показатели вызывали интерес. Переизбыток кислорода, несколько лишних примесей и почти полное отсутствие каменной пыли, которое заявлялось и активно подчёркивалось. В первой пробе пыль присутствовала, но не в том количестве, а состав немного отличался от официального.

— Ну, всё понятно, — Адитья цыкнул, и его лицо скривилось от презрения, — Антон, рапортуй на «Макошь». Здесь нам больше делать нечего.

Антуан протяжно вздохнул, а Алвин несколько раз моргнул, становясь перепуганным и потерянным.

— Что понятно? — наша девочка-феечка переводил взгляд с одного лица на другое, силясь понять, что увидели старшие товарищи. Антуан крутил усы, и я почти видел его «я тебе потом расскажу», отчётливо звучащее в сознании. Адитья даже головы не повернул, сверля меня взглядом. По неведомой причине наша бригада всегда отдавала мне право принимать решения, хотя мы давно договорились, что моё звание «бригадира» исключительно формальное. Остальные тоже сосредоточились на мне, и в шаттле повисло молчание. Я чувствовал даже внимание Андрюхи, который аморфно сидел и смотрел в стену, показывая, что людские разборки ему не интересны. Что же, раз от меня этого ждут, я выскажусь.

— Давайте для начала посмотрим на нерабочие фильтры, — всегда терпеть не мог бросать дела на полпути. Мы уже прибыли на Крюк, и я хотел покинуть его с чистой совестью, — скажем, через восемь общих часов?

Уточнение про общие часы было очень важным. Мы прилетели из разных уголков Цивилизации — у того же Алвина один биочас равен трём моим. Восемь общих часов были идеальными, чтобы все успели привести себя в порядок, так что мы чаще всего использовали именно этот промежуток времени. И лично я собирался спать, так что откинул спинку своего кресла и расположился поудобнее.

Техники переглянулись, словно думая, что делать, а потом кивнули, принимая моё предложение. Возможно, наши выводы преждевременны, и своими суждениями мы просто угробим кучу людей. Происходящее явно требует более детального изучения, и нам требуется восстановить силы, чтобы тщательно изучить фильтры и принять правильное решение. А лучшим способом прийти в форму был и остаётся сон, да и переизбыток кислорода проще всего нивелировать естественным путём. Итог — надо просто хорошенько выспаться, и бригада Арктур-8 с энтузиазмом взялась за дело.

Мы идеально уложились в оговоренное время. Каждый проснулся в тот самый момент, чтобы успеть привести себя в порядок и не мешаться окружающим, так что к назначенному сроку бригада была выспавшейся, причёсанной и готовой к работе.

Повреждённые фильтры были сложены вдалеке от колонии, так что техмеху на службе у рема Гладиуса пришлось выкатывать небольшой вездеход типа «паук» — тот, который с восемью конечностями. Вместимость до десяти человек, мягкий ход, возможность перемещаться как по горизонтальным поверхностям, так и покорять отвесные скалы, цепляться за уступы, прыгать и амортизировать падение — перед нами была старая добрая классика, созданная в галактике Тёмный Коридор. Модель уже добрую сотню лет занимала лидирующие позиции на рынке, периодически перевыпускалась с дополнениями и считалась доказательством хорошего вкуса. Скорее всего, вездеход, на котором нас должны были отвезти, принадлежал лично рему Гладиусу, и нам следовало проникнуться моментом. Не прониклись — техников, каждый день чинящих огромное количество самой разной техники, вообще сложно чем-то удивить.

Наш путь лежал за атмосферный купол поселения, к искусственно выровненной площадке. Ровное пространство было обязательным атрибутом форматора — именно на него предписывалось выгружать «ядовитые» элементы, чтобы техмех-беспилотник мог со спокойным сознанием их забрать, и сюда же помещались дополнительные элементы, которые потом отправлялись в «сердце» форматора. И, разумеется, все неисправные детали также выбрасывали на небольшую площадку — на планетах просто нет оборудования для утилизации сложных механизмов. Опять же все договоры о терраформировании исключительно белые и легальные, так что оборудование полностью идёт под отчёт. Если потеряется хоть один из фильтров, даже неисправный, пострадают все.

— Вот. Этот взорвался первым, — техмех подвёл вездеход почти вплотную к огромному блоку, уже частично присыпанному песком, и начал парковаться. — Вам требуется сопровождение, код доступа или иное, что я могу предоставить?

Я вежливо отказался, спрыгивая на землю и поправляя маску на лице — воздух Крюка вне поселения был совершенно непригоден для дыхания. Какое счастье, что униформа техника оборудована собственной системой фильтрации и содержит несколько запасных коробочек со сжатым воздухом, чтобы можно было не опасаться смерти от удушья.

Взорванный фильтр лежал на боку, как поверженный танкер былых времён. Его передняя часть, отвечающая за сбор молекул и выброс нужных веществ, выглядел идеально целым, как с конвейера — остальное было полностью разворочено взрывом. Задняя панель, созданная для трамбовки веществ в контейнеры, отсутствовала, а стены покорёжились и разошлись, металлическими шпилями уходя в небо. Острые края изломанной полости казались хрупкими и изящными, они слегка загибались и словно колыхались на несуществующем ветру. Чёрные от гари, с застывшей слюдой фазона, каплями окропившего складки, блестящие обнажёнными, искорёженными гранями, они походили на лепестки давно распустившегося цветка, рухнувшего на землю. Уцелевшая часть фильтра походила на идеальную лиственную чашу, удерживающую свой металлический цветок. Огромный, размером с дом, на который можно любоваться только издалека, потому что человеческое тело слишком маленькое, чтобы охватить всё взглядом. А рядом — ещё несколько таких же. Металлические цветы, выброшенные из огромного букета. Им не суждено опасть, не суждено потерять свои лепестки. Навечно застывшее секундное великолепие.

Восхитительно.

— Антон, ты завис? — звонкий голос ворвался в марево вдохновения, а чужая рука осторожно прикоснулась к моему плечу.

Я моргнул, понимая, что меня окликнули, и повернулся к смущённому Алвину.

— Ты что-то хотел? — наша девочка-феечка смутился ещё сильнее, не зная, что ответить на мой вопрос. Антуан дружелюбно постучал его по плечу и по-доброму усмехнулся:

— Антон восхищается.

Я сделал несколько глубоких вдохов, окончательно теряя связь с картиной, открывшейся мне, и размял плечи. Вторая пара рук приподнялась, приятно щёлкая металлическими пластинами, и слегка приоткрыла клешни, показывая, что Антон Катюшин готов к работе. К делу.

Обычно никто не рискует подходить к фильтрам слишком близко, даже если они неисправны и отключены. Форматор автономен, и каждая из его частей может продолжать функционировать, даже если остальные вышли из строя — в фильтре может случайно запуститься процесс молекулярного распада, и в этом случае от смельчака останется рассортированная пыль. Мы осторожно заходили сбоку, понимая, что никто не полезет внутрь, даже несмотря на то, что половина рабочего пространства уничтожена. Но и наших телодвижений было достаточно — потому что причина поломки была совершенно очевидна.

На внутренних стенах фильтра толстым слоем осела каменная пыль.

Наверное, её толщина ничуть не уступала телу взрослого человека, и бугристая поверхность очень напоминала срез, остающийся в горах после оползней. Тёмно-красный, почти бордовый цвет разбавлялся пятнами оранжевого и серого, и я отчётливо видел целые глыбы кристаллизованных свинцовых примесей. Кажется, в некоторых местах налёт превышал толщину стен самого фильтра, и можно было бы подумать, что это ветер и планета-пустыня уже начали поглощать рукотворные цветы, но направление разноцветных полос и их спрессованность отчётливо говорили о том, что пыль появилась ещё в форматоре. Всё выглядело так, словно гору плавили, остужали и плавили снова, как бы приваривая к стенам. И прорвавшийся фазон, частично заливший взорвавшуюся часть фильтра, лишь расплавил этот налёт, но даже он не смог полностью его смыть. А если жидкий металл, нагретый настолько, что при его открытии пришлось полностью менять подход к техникостроению, всё очень серьёзно.

Адитья снял длинный прут для снятия проб со своей спины и осторожно поскрёб пыль. Она послушно осыпалась столь малыми частицами, что мои человеческие глаза не смогли их разглядеть. Мы поняли, что что-то отсоединилось, только потому что рукоять прута мигнула светодиодами, показывая, что образцы получены и готовы к работе.

— Мда. Итак, вопрос, — микросхемное светило повернулся к нам, как будто собираясь вести лекцию, и потряс прутом, как указкой. — У нас есть форматоры, созданные специально для планеты Крюк, и есть семь фильтров с налётом из примесей, один из которых запасной и не должен был выходить из строя в ближайшие двести лет. И в каком месте это наша работа?

Я вздохнул, прекрасно понимая, к чему клонит Адитья.

— Давайте просканируем фильтры, — бросить колонию и вернуться на «Макошь» сейчас значило обречь людей на смерть, а мне этого совершенно не хотелось. — Нам нужен серийный номер и записи, чтобы понять, как протекал взрыв. Будет здорово, если получится выудить и более ранние протоколы. Андрей?

Техмех пиликнул, как бы говоря, что он сделает всё возможное, и тут же подключился к фильтру. Остальные кивнули, показывая, что согласны, и мы разбрелись по площади.

Всего было уничтожено семь фильтров. Первый, воздушный, располагался вплотную к атмосфере, и он взорвался дважды, считая запасной. Второй и третий также имели отношение к атмосфере, а четвёртый, пятый и шестой располагались ниже уровня земли. Это было видно невооружённым глазом — подземные фильтры были гораздо темнее, а самый глубокий и вовсе был чёрным с багряными прожилками, и налёт был в четыре раза толще, чем на остальных. Что иронично, именно это и спасло стену и протоколы, так что я смог подключиться и скачать всю историю работы. Пока данные перекидывались на мою ручную консоль, я по привычке открыл сырой код из нулей и единиц и быстро прошёлся по бегущим строчкам. Совершенно ничего — фильтр работал исправно и строго по заводскому алгоритму. После того как был зафиксирован десятилетний износ, аппарат начал запускать двойную очистку внутреннего пространства, и результат был удовлетворителен. В последнюю неделю работы техника зафиксировала критический износ, форматор послал соответствующий сигнал и снизил нагрузку, но фильтр всё равно взорвался. Хм.

Судя по всему, налёт был неравномерным, и большая его часть приходилась на заднюю часть фильтра. В какой-то момент пыль и примеси просто закупорили выход к контейнерам, и очищенные атомы не смогли выйти за пределы второго слоя форматора. Однако аппарату не поступало данных о состоянии внутренней части фильтра, и он продолжал действовать по алгоритму, что и спровоцировало взрыв. Но почему налёт не фигурировал в протоколах? Почему он вообще образовывался в технике, созданной, чтобы молекулярно, а при необходимости и атомарно расщеплять всё существующее в галактиках?

Это требовало дополнительных раздумий и исследований, и я зафиксировал несколько важных вопросов и моментов, требующих внимания.

Мы закончили примерно в одно время и снова собрались вокруг первого фильтра, чтобы обменяться впечатлениями.

— Я не понимаю, почему в протоколах нет ничего про пыль и лишние элементы, — Алвин шмыгнул носом, и звук смешно исказился сквозь маску.

— Потому что это не наша работа, — Адитья фыркнул и скрестил руки на груди. — Все эти данные надо отправить внутренней безопасности, пусть они разбираются.

Я кивнул, понимая, что вероятность внутренней неисправности форматоров и массового сбоя крайне мала. Андрей загудел, пытаясь подключиться к общей сети, но потом моргнул и посмотрел на меня. Ясно, связи нет, нужна более мощная техника.

— Так мы что, сворачиваемся? — Антуан почесал маску, явно желая прикоснуться к усам. — Или думаем дальше?

Все снова замолчали, ожидая моего решения, хотя я был наравне с ними и ничего не решал. Странно, обычно они более самостоятельны. Или наша бригада просто редко попадает в нестандартные ситуации?

— Я бы хотел задержаться ещё ненадолго, чтобы исключить все варианты, — так или иначе решение за мной, а я не был готов бросать колонию на смерть. Если такое происходит с одним форматором, значит, страдают и остальные, и проверка может просто не успеть, а рему Гладиусу наверняка потребуются весомые доказательства, чтобы объявить всеобщую эвакуацию. — Думаю, имеет смысл посмотреть на внутренности исправного фильтра. Как насчёт того, чтобы добраться до другого форматора и вытащить один?

Андрюха одобрительно пиликнул, явно испытывая схожее желание докопаться до истины. Антуан пожал плечами, показывая, что ему всё равно, Адитья махнул рукой, всем своим видом выражая что-то вроде «не вижу смысла, но почему бы и нет, если тебе неймётся», а Алвин сжался и снова шмыгнул носом, боясь выражать согласие. В принципе, никто не видел проблемы в том, чтобы поработать ещё немного, так что мы вернулись к вездеходу и дали отмашку трогать.

Как и ожидалось от модели «паук», до следующего форматора мы добрались относительно быстро. В этот раз трещины в нанослое были не такими явными, но их всё ещё было видно без специального оборудования. Очевидно, все аппараты Крюка находились в зоне риска, но этот может проработать ещё пару общих лет.

Андрюха тут же подключился к нанослою, давая указание выкатить первый фильтр, а потом отошёл подальше, чтобы не мешать роботу.

Каждый форматор был оборудован неразумным роботом, специально упрощённым до максимума, чтобы избежать эволюции до искусственного интеллекта. Как показала практика, техмехи были крайне социальными гражданами, нуждающимися в постоянном обмене информацией, и вероятность зарождения сознания у машины, обречённой на долгую жизнь, монотонную работу и одиночество, была сразу признана жестокой и бесчеловечной. Фактически единственная задача робота при форматоре состояла в выгрузке и загрузке новых контейнеров с элементами, а также в замене фильтров в случае необходимости, что также нарушало ряд прав и свобод для андроидов, так что сейчас мы могли наблюдать уникальное явление — работу неразумной машины. Алвин даже привстал на мысочки, как человек, которому никогда не приходилось сталкиваться с таким чудом. Андрюха потух и перешёл в спящий режим — судя по всему, наш техмех не очень любил сталкиваться со своими младшими братьями. Мне было как-то всё равно — работа техника ремонтной бригады подразумевала контакт с любыми аппаратами, поддерживающими жизнеобеспечение планет, так что я уже пересекался с роботами, а некоторых даже чинил.

Неразумная машина выкатилась откуда-то сбоку, напоминая маленький диск, на котором возлежал огромный металлический блок. Робот никак не показал, что обнаружил наше присутствие — он, следуя программе, двинулся в сторону площадки. Быстро сгрузил фильтр, положив его на бок, резко выпрямился, превратившись из круглого диска в высокий цилиндр с четырьмя хватательными конечностями, и стремительно покатился назад, в форматор, так и не отреагировав ни на кого из нас.

— Он действительно не обладает сознанием, — изумлённый Алвин смотрел так, будто на его глазах только что разрушился целый мир. — Это робот, не способный реагировать на окружающую среду. Он ведь вообще ничего не видит, так? Слепая, глухая, неживая машина.

Андрюха пиликнул, показывая, что он снова с нами, и мы отправились к извлечённому фильтру.

Рабочий блок лежал монолитной глыбой, изредка посверкивая разрядом по бокам. Наш техмех подключился к панели, сдвигая её вверх, и через некоторое время фильтр загудел и раскрылся, раздвинув и передние, и задние панели. Передние стены задрожали, приходя в жидкое состояние, и затекли в специальные пазы — задняя часть фильтра заскрежетала и замерла на полпути, не способная встать в требуемое положение из-за тёмно-красного налёта на самой стене и вокруг щели. Шейные диоды Андрюхи стремительно замерцали, показывая, что он скачивает данные и записывает происходящее, чтобы при необходимости предъявить видео в качестве вещдока.

— Я думаю, мы не увидим ничего нового, даже если обойдём все форматоры планеты, — Антуан осторожно заглянул внутрь, изучая пыль. — Может, с водяными ситуация иная, но я бы не рассчитывал.

Я был полностью солидарен с нашим астрофермером. Налёт на работающем фильтре был пока ещё не очень большим, всего-то с человеческую руку, но одно его наличие уже говорило о том, что и этот аппарат долго не продержится. Андрей загудел, привлекая моё внимание, и кивнул в сторону панели с двоичным кодом.

— Десятилетний износ, — андроид потряс рукой, возвращая голографическую кожу, и отключился от прибора. — Протоколы скачал.

Я кивнул, показывая, что услышал, и уточнил:

— Можешь запустить полную очистку? Или это бессмысленно?

— Бессмысленно, конечно, — Адитья, бесцеремонно вклинившийся в наш разговор, покачал головой и цокнул языком. — Аппарат не сможет поддерживать режим очистки на постоянной основе, а один фильтр на общее состояние не повлияет. Мы теряем время, Антон, от нас требуется составить отчёт и передать Крюк в соответствующее ведомство.

— Да что происходит-то? — растерянный Алвин по очереди смотрел на нас, жалобно заглядывая в глаза. — Фильтры поддельные или что?

Я вздохнул, понимая, что вероятность заводского брака стремится к нулю и проблема, угрожающая жизни колонии, лежит вне нашей ответственности. Ремонтная бригада Арктур-8 ничего не могла сделать, чтобы предотвратить разрушение аппаратов, и даже ручная очистка каждого фильтра не спасёт жизни людей. Скорее всего, нам и в самом деле придётся просто бросить колонистов и надеяться, что проверка прибудет вовремя.

— Давайте вернёмся домой, — мы убили десять общих часов на осмотры фильтров и путешествие до форматора, а переизбыток кислорода в атмосфере чувствовался даже сквозь маску. — Обсудим то, что обнаружили, проверим данные с фильтром и решим, как действовать дальше. Алвин, я всё объясню, когда будем в более подходящем месте.

Мы вернулись к вездеходу, снова делегировав право рассказать рему Гладиусу о наших успехах местному техмеху, и попросили вернуть нас на шаттл.

Как и всегда, мы отказались от приглашения на приём пищи — запасов с «Макоши» было достаточно, к тому же у рема Гладиуса сейчас была бионочь, а есть без хозяина было бы в высшей степени неправильно. Бригада Арктур-8 в принципе редко ела на рабочем месте. Каждая планета, несмотря на терраформирование, обладала уникальной средой, а техники слишком быстро перемещались между системами и галактиками, чтобы приспособиться к конкретной органике, да и совместное питание ощутимо нарушает субординацию.

За процесс подготовки к трапезе каждый отвечал сам, но обычно эту часть обязанностей брал на себя Антуан. Астрофермер, всю жизнь проработавший на Шу, присматривая за агротехникой на планете-поле, считал себя экспертом в растительной пище и во всём, что в принципе можно есть. Именно поэтому он приходил в ярость, когда видел сухпаёк моего авторства или куски, таскаемые Алвином. Чтобы избежать сильных эмоциональных переживаний, Антуан предложил брать на себя обязанности повара, когда мы находились вне нашего корабля — там кухней безраздельно правил Борис, и горе тому, кто попытается оспорить его право на синтез и разогрев продуктов. Предложение взять на себя ответственность за кухню было встречено с позитивом, мы вынесли вопрос на голосование, уточнили, что еда не становится неприкосновенной для всех, кроме Антуана, и с тех пор наша бригада забыла о необходимости мучиться с приготовлением.

Именно поэтому в тот момент, когда мы вернулись в шаттл, наш астрофермер коротко уточнил, кто что будет есть, и тут же начал возиться с брикетами и температурами. Мы расселись на наши места, и Алвин тут же повернулся и нетерпеливо уставился на меня. Я в свою очередь посмотрел на Андрея, хотя техмеху не требовалось ничего напоминать — он уже подключился к бортовому компьютеру, пробивая информацию по серийным номерам фильтров. Адитья закатил глаза, всем своим видом показывая, что он считает происходящее пустой тратой времени, а моё желание получить вещественные доказательства связано с возрастом и неуместной педантичностью.

— Данные отправлены, жду ответа, — Андрей запиликал, а его шейные светодиоды волнами меняли цвет с синего на красный. — Ответ получен. Фильтры зарегистрированы в колонии Тартара галактики Дракон. Куплены официально для преобразования планеты-пустыни третьего типа в пригодную для жизни модель Земля-5. Примечание — форматоры не были закуплены комплексно, рем Гладиус не предоставил единого пакета и плана от террархитектора. Все элементы закупались по отдельности, вне программы Цивилизации. Добровольный отказ от внесения Крюка в регистр для грантов прилагается.

Слова, сказанные нашим андроидом, окончательно похоронили все причины поломки, кроме самой очевидной, о которой с самого начала твердил Адитья. Микросхемное светило самодовольно усмехнулся, прекрасно зная, что он был прав, и даже расщедрился на благодарности Антуану, протянувшему ему ёмкость с едой.

Каждая планета или космическая станция предпочитала кормить своих обитателей настоящей пищей, потому что разведение животных, растений и насекомых оказалось достаточно дешёвым, а также помогало обеспечивать баланс экосистемы и сохранять жизнь в том виде, как она создавалась изначально. Однако рабочие вроде нас, путешествующие от планеты к планете, не имели возможности питаться настоящей пищей — и именно поэтому наш корабль и наш шаттл были оборудованы органическими фильтрами, похожими на те, что мы чинили в форматорах. Загружаешь брикет с белками, жирами, углеводами, клетчаткой, витаминами и всем, что составляет рацион человека, включаешь режим пересборки и получаешь полноценную порцию пищи — суп, салат, жёсткий слиток, требующий пережёвывания, или тающую смесь, в зависимости от желания и вкусовых предпочтений. К каждому органическому фильтру прилагается инструкция, сколько чего следует загрузить для получения необходимых веществ, но Антуан обычно отмерял на глазок, и по неведомой причине у него получалось сытнее и вкуснее.

— Значит, это всё-таки не наш профиль? — Антуан вздохнул, протягивая мне пиалку с тёмно-фиолетовым шариком. Мороженое со вкусом окуджики, резкое, отдающее ацетоном, кислое, но со сладким послевкусием — самое то к слитку животных белков.

— Боюсь, что нет, — я покосился на Алвина, который был в шаге от подростковой истерики и даже не пил своё обожаемое вино, и перевёл взгляд на экран. — Форматоры в полном порядке. Проблема в том, что это не те форматоры.

Данные, выведенные Андрюхой, говорили сами за себя, но вряд ли наша девочка-феечка хоть раз в жизни сталкивался с коррупцией такого типа. И судя по тому, что остальные молчали, честь просветить Алвина выпала мне.

— Такое периодически происходит с колониями, которые не вносят в регистр на грант. Я думаю, для тебя не станет новостью то, что терраформирование разных планет обходится в разные суммы. Количество аппаратов, которые предстоит установить, элементы разной степени редкости, время, необходимое для изменения и формирования атмосферы, первоначальная пригодность к колонизации — все эти факторы представляют собой столбцы в смете, за которые придётся платить. Если оформлять всё вместе, да ещё и по гранту, Цивилизация вернёт часть денег, но сумма всё равно выйдет на несколько нулей больше, чем если брать каждую деталь по отдельности. Думаю, это официальная причина, по которой наш уважаемый патриций отказался вносить Крюк в регистр.

Адитья многозначительно хмыкнул, всё-таки присоединяясь к разговору.

— «Официальная», ага. На самом деле всё куда прозаичнее, — рем Мукерджи выглядел так, словно он читает очередную лекцию. — По такой схеме уважаемые меценаты могут сэкономить деньги.

Я кивнул. У Адитьи был прекрасный талант умещать длинные мысли в короткие предложения, и я всё время забывал о желании поучиться у него этому умению.

— Скорее всего, рем Гладиус закупил форматоры для планеты другого типа. Все пустыни более-менее похожи между собой, и в большей части подобных случаев никто не замечает подмены — форматор адаптируется к среде, и результат пригоден для жизни. Первые три поколения колонизаторов, скорее всего, будут страдать и болеть, но любая колонизация заканчивается эпидемией, так что разницы действительно никто не заметит. Но иногда случается такое, что патриций слишком жаден, или не нанимает компетентного террархитектора, или просто не замечает лишнюю строчку в описании к товару.

Адитья кивнул с таким довольным видом, будто ему только что пришло приглашение работать на «Столице».

— В этом случае мы получаем новейшую колонию Крюк.

Видя, что Алвин не до конца понял, что же произошло, я пояснил:

— Форматоры, установленные здесь, не рассчитаны на такое количество пыли и свинца. Скорее всего, здешняя пыль довольно редкая и входит в третью сотню в таблице Менделеева, так что аппарат, предназначенный для планеты-пустыни третьего типа, даже не способен её отследить. А если элемент не заявлен в списке, фильтр не будет его расщеплять. Его как бы нет, понимаешь? И его не только не будут преобразовывать — стандартная очистка не сможет уничтожить остаток. Отсюда и перебои с количеством кислорода, и этот огромный налёт, и износ за гранью разумного. И форматор в жилой зоне тоже начал взрываться именно поэтому — программа изменила процентное соотношение, учтя прибытие людей, и неподходящая техника моментально перестала справляться. Этот аппарат предназначен для изменения целой планеты, Алвин, и он требует очень точных настроек. Тут нельзя надеяться, что «пронесёт», даже если истории известны подобные случаи.

Антуан, как раз прикончивший свой неоново-оранжевый суп, махнул рукой.

— Да откуда ему знать? — астрофермер отставил тарелку и покрутил усы. — Это мы всю жизнь возимся с техникой, а для рема Гладиуса форматор — настоящая магическая труба, непонятно как работающая и что вообще делающая. Сильно сомневаюсь, что он в курсе, по какому принципу в фильтрах молекулы расщепляются. Так что, составляем рапорт о сознательной закупке неверного оборудования и принятии решения, поставившего новую колонию под угрозу? Или будем говорить про случайность? Если дело выплывет, не видать патрицию Крюка или другой колонии до конца дней своих. Цивилизация беспощадна, когда речь идёт об освоении космоса.

— С чего такие вопросы, рем Розье? — Адитья скептически фыркнул, начиная колдовать над дистиллятом, пытаясь заставить его создать что-то вроде перечного кофе. Безуспешно, конечно, ведь для напитка из галактики Тёмный коридор требуется натуральный кофейный перец. — Рем Гладиус решил сэкономить пару триллионов, и теперь ему придётся поплатиться за это либо судом и потерей колонии, либо жизнями колонистов, судом и потерей колонии. Почему мы должны рисковать нашей репутацией ради спасения его головы?

Никто не сомневался, что Адитья из всех возможных аргументов выберет именно репутацию. Я вздохнул, думая о том, что иногда ненавижу даже формальное звание «бригадир».

— Из-за его решения могут погибнуть люди, Антуан, — специалист по работе с жидкими и твёрдыми газами снова принялся мучить свои усы, никак не прокомментировав мои слова. — Я за то, чтобы сообщить правду. Антуан, Алвин, Андрей?

Удивительно, но в этот раз наша бригада была единодушна. Сообщить о нарушении внутренней службе безопасности Дракона, отвечающей за новые колонии, приложить все доказательства и составить протокол, который будет главным аргументом обвинения в предстоящем суде — донести, как говорили люди древности. Причём донести так, чтобы по уши закопать рема Гладиуса. Я переместился на место Андрюхи, собираясь приступить к печатной работе, и твёрдо решил сообщить патрицию о нашем решении до того, как отчёт будет отправлен.

По крайней мере, это будет справедливо.

На составление рапорта ушёл весь оставшийся биодень, и я начал испытывать потребность в том, чтобы лечь и отдохнуть. На быстром совещании было решено, что планету надо покинуть завтра, после того как мы всё расскажем рему Гладиусу, так что Андрюха отправил сообщение Борису, а бригада начала готовиться ко сну. Я немного задержался, чтобы прочистить сочленения моей второй пары рук, избавив металл от песка, но довольно скоро присоединился к остальным.

Первым, что я ощутил, когда проснулся, была волна. Звуковая, воздушная, порождённая столкновением тектонических плит — я не знал этого, понимая лишь, что панель управления переливается всеми оттенками красного, а наш шаттл только что наклонился, подлетел и рухнул.

— Что за хрень? — Антуан приподнялся, придерживая голову одной рукой. Кажется, его отбросило на запертый люк, и он рассёк затылок о выпирающие сочленения. — Это аномалия или что?

Андрей, чудом удержавшийся в своём кресле, стремительно что-то программировал.

— Толчок искусственный, — пальцы техмеха рассыпались, превращаясь в единый клубок микросхем и проводов, и подключились к бортовому компьютеру. — Шаттл не пострадал.

Я почувствовал, что начинаю задыхаться — судя по всему, снаружи происходят дикие перебои с атмосферой. Расширяется? Рвётся? Возможно, раскручивается и собирается вылететь на орбиту, забрав с собой все форматоры, как это было с Плутоном, первой планетой, подвергшейся глубокому терраформированию?

— Это форматор, — я поднялся на ноги и в один шаг оказался около люка, четырьмя руками вцепляясь в аварийный механизм. — Ещё один фильтр взорвался. Клянусь своим сознанием, это ещё один фильтр.

Крюк встретил меня горной пылью, оседающей в лёгких и гортани при попытке вздохнуть, а также недостатком кислорода, настолько явным, что мне даже не потребовалось смотреть на датчики. Упасть, закрыть лицо рукавом, перекатиться и сделать несколько шагов по направлению к поселению, надеясь, что по пути попадётся колонист. Словно в насмешку, впереди сразу появляется фигура. К ней!

— Форматор взорвался? — мужчина, возившийся с атмосферным куполом, поднял на меня расфокусированный взгляд, явно не понимая, о чём я говорю. Я повторил вопрос, и глаза напротив стали более осмысленными.

— Нет, наш цел! — воздух содрогнулся, и низкочастотная звуковая волна сбила нас с ног. Я рухнул на четвереньки, мой собеседник успел схватиться за один из лепестков, создающих купол, и сохранил более-менее вертикальное положение — Это за куполом! Дальше!

Я кивнул, понимая, что меня не увидят, вскочил, развернулся и бросился назад. Произошло самое худшее из того, что вообще могло произойти — один из внешних форматоров не выдержал. А если на планете взрывается хоть один форматор с первоначальными настройками, это значит, рано или поздно та же участь постигнет и остальные, и всё то, что создавалось три сотни местных лет, просто исчезнет. Аргх, дизель и бензин!

Я влетел в наш шаттл, в три прыжка оказываясь около Андрюхи и приборной панели.

— Это не здесь! — техмех никак не отреагировал на меня, но светодиод в ухе мигнул, показывая, что меня услышали. — Трогай!

Ещё в тот момент, когда я перешагнул порог, люк закрылся, а шаттл начал готовиться к взлёту. Андрюха пытался подключиться к общей сети, перехватить сигнал, чтобы понять, какой из форматоров рванул, и параллельно поднимал наш шаттл в воздух — мне казалось, что андроид издевается и специально делает всё максимально медленно. Ощущение усугублялось тем, что Андрюха ничего не делал — не суетился, не нажимал на кнопки, не переключал рычажки и даже не менял выражение лица, оставаясь спокойным и безразличным. Так было только хуже, ведь я прекрасно понимал, что техмех управляет шаттлом изнутри, и он выполнит всё необходимое быстрее и эффективнее, но иллюзии бурной деятельности очень не хватало. Суета неплохо успокаивает, хотя она обычно тормозит, а не ускоряет процесс, и было бы глупо отрицать, что наблюдать за ней удивительно приятно.

Вопрос лишь в том, что сейчас у нас не было времени создавать видимость активной деятельности. Разумеется, каждый форматор, как и любая автономная техника, содержал в себе протокол с алгоритмом при возгорании, но с нашей помощью всё прекратится гораздо быстрее, а вероятность цепной реакции упадёт до нуля. Более того — мы ремонтная бригада, вызванная по поводу взрывов в аппарате, и мы обязаны реагировать.

Двигатель зашумел, и нас прижало к полу — шаттл, медленно набирая высоту, поднимался в воздух.

Наконец-то.

— Сигнал получен, — голос Андрея стал ещё более искусственным, чем обычно, и его губы даже не двигались, имитируя речь, — это подводный форматор. Один из тех, что должен был создать океан.

Ну конечно! Дизель и бензин, именно с этого и стоило начинать. Крюк — планета-пустыня, и неважно, третьего типа или какого-то ещё. При терраформировании таких планет сильнее всего изнашиваются аппараты, создающие реки, озёра, моря и океаны, и единственная причина, по которой водный форматор взорвался не первым, а вторым, крылась в прилёте колонистов, которым потребовалась уже готовая атмосфера. И это увеличивало вероятность цепной реакции почти до семидесяти процентов — если мы не поспешим, Крюк потеряет свой океан.

А ещё мы бы уже были на «Макоши», если бы с самого начала поступили так, как хотел Адитья. Мда, иногда совсем неплохо носить формальное звание «бригадир».

Я переместился в своё кресло, фиксируя тело за счёт собственной массы и погружаясь в плотный гель — именно так выглядела подушка безопасности, в которую превращаются наши кресла, когда шаттл начинает лететь выше определённой скорости. Андрюха раздражённо пиликнул, врубая ручное управление, и мы на полной скорости рванули к сломанному аппарату.

Океан с рванувшим форматором находился довольно далеко от поселения, но мы преодолели расстояние в рекордные сроки. Андрюха сразу взял приличную высоту, чтобы не зацепило, и мы поняли, что приближаемся, только по гулу, перепадам давления и сильным толчкам, из-за которых наш шаттл трясся, как лист на ветру.

— Здесь, — Андрюха мигнул в унисон с приборной панелью, люк открылся, и мы увидели… это.

Тёмно-бордовая, почти коричневая вода, с остервенением бушующая и пытающаяся поглотить тонкий одинокий шпиль форматора, нанослой которого то расширялся, то сужался и постоянно менял цвет с чёрного на белый. Гул невыносимый, он бьёт по ушам и сносит нас куда-то в сторону. Но хуже всего — запах. Тяжёлый запах гари, соли, плавящегося металла, пыли и свинца — мне казалось, что эта смесь осядет в лёгких и останется в них навсегда, невзирая на маски, фильтры и сжатый воздух, которым я сейчас дышал.

Антуан, сидевший ближе всех к хранилищу, вытащил нанозонд для перехвата управления и швырнул его мне.

— Запускай! — в моих руках оказался небольшой, очень плотный и очень тяжёлый шарик, который содержал в себе всё необходимое для подключения нашего шаттла к нанослою, и так уж вышло, что из нашей бригады я лучше всех кидаюсь предметами.

Как и всегда, я метал нанозонд первой парой рук, ибо нет более совершенной катапульты, чем механизм из мышц, связок, суставов и костей. Конечно же, выпуск нанозонда не требовал особого участия кого бы то ни было, и с тем же успехом шарик можно было просто отпустить, и маленькие машины всё сделали бы сами, но более-менее подходящая траектория сильно ускоряет процесс.

Секунда, ещё одна, ещё. Шарик раскрывается, расползается тонкими нитями, превращается в спрута с мощными щупальцами. Он врывается, вгрызается в пульсирующий шпиль, и бушующая вода при всей своей мощи и ярости не в силах справиться с маленькой точкой и её тонкими нитями. И при всём кошмаре, который творится внизу, при всех жизнях колонистов, поставленных на кон, и несмотря на риск уничтожения чужого многолетнего труда, зрелище, открывшееся нам, всё равно восхитительно. Если бы я был художником, я бы это зарисовал.

Попадание.

— Есть контакт, — техмех озвучивал то, что происходит, только из уважения к нам, — горит семнадцатый фильтр, верхний водный слой. Работаю. Отключаю от системы, запускаю установку запасного фильтра и алгоритм тушения. Стабилизация через тридцать секунд.

Океан бушует, а волны от форматора сносят нас в сторону, но Андрей снова и снова возвращается на прежний курс.

— Команда прошла, до стабилизации двадцать секунд, — волны, поднимаемые форматором, высокие настолько, что способны поглотить небеса. До шаттла долетают брызги, хотя мы явно где-то в верхних слоях атмосферы.

— До стабилизации десять секунд, — гул никуда не делся, он долетает до нас через открытый люк и непрерывно бьёт по мозгам, но хуже всего — запах. Тяжёлый, слишком сильный для человеческого обоняния, абсолютно невыносимый.

— Система стабилизирована.

Гул, исходящий от форматора, исчез так резко, что наш шаттл потащило вперёд, и мы сделали несколько кругов вокруг аппарата, чтобы погасить инерцию. Труба перестала мерцать и перестраиваться — перед нами опять был монолитный столб, нормально функционирующий и готовый к действию.

Волны с рёвом столкнулись друг с другом, напоминая, что океан так просто не успокоить. Но это буйство стихии, порождённое форматором, уже было отдано на откуп природе, и нам там делать было нечего.

— Можешь скачать данные по всему аппарату? — Адитья подался вперёд, привлекая внимание Андрея, и наш техмех кивнул, специально для человека совершая лишние телодвижения.

— Будем спускаться и проникать внутрь? — Антуан всем своим видом показывал, что ему совершенно не хочется соваться в форматор, который только что взрывался изнутри. Алвин явно был солидарен с этим нежеланием.

— Думаю, в этом нет нужды, — Адитья бросил на меня взгляд, убедился, что мне не до того, и продолжил:

— Лезть туда сейчас форменное самоубийство. К тому же мы не увидим ничего нового. Взорванный фильтр всё равно сейчас вытащат, а на него вполне можно и отсюда посмотреть.

Наше микросхемное светило, конечно же, был прав. Неживой робот водного типа уже пришёл в движение, и мы могли смотреть, как сквозь толщу воды на секунду мелькает и тонет ещё один металлический цветок с красным налётом и свинцовыми прожилками.

Мы подождали ещё два местных часа, предписанных инструкцией, после чего закрыли люк и повернули в сторону колонии. За это время шторм на океане окончательно потерял источник, превратившись в нечто бессистемное и упивающееся своим всемогуществом, существующее просто ради того, чтобы существовать. И ремонтной бригаде Арктур-8 делать там было нечего.

Не знаю, как остальные, но я чувствовал себя так, словно мы действительно несколько часов провели внутри неисправного устройства, не давая цепной реакции уничтожить планету Крюк. Хотелось лечь пластом и проспать пару-тройку биолет, но сейчас у меня не было такой возможности — впереди маячил рем Гладиус, отчёт, возможный суд и долгое возвращение на «Макошь». Ну, хоть там удастся отоспаться, хотя Борис по дороге три шкуры с нас сдерёт.

Поскольку спешить надобности не было, Андрей выбрал умеренный темп, и кресла перестали работать на удержание тела в пространстве. Стоило этому произойти, как человеческая часть бригады тут же развалилась на своих местах, раскинув конечности самым невообразимым образом. Алвин вообще перевернулся, поместив ноги на место головы, и теперь его каштановые волосы подметали наш пол. Антуан, кажется, благополучно заснул, а Адитья что-то усердно набирал на своей ручной консоли.

— Как думаешь, колония будет в порядке? — я моргнул, понимая, что наша девочка-феечка обращается ко мне. Вопрос был тяжёлым и неоднозначным, а ответ мог стать ударом для самого юного техника бригады, но я принял решение сказать правду.

— Нет, — Адитья на секунду поднял голову, но потом вернулся к своим записям, и я продолжил: — В лучшем случае Крюк ожидает эвакуация и повторная колонизация, в худшем форматоры рванут до прибытия комиссии, и все обитатели погибнут.

— Мда, — Алвин выдохнул, явно расстроившись, — а то, что уже завезено, будет уничтожено, да?

— Скорее всего, — я пожал плечами, прикидывая последствия. Вроде на Крюк толком не успели высадить фауну, да и флоры на нём было не так уж много, как и положено недавно освоенной планете-пустыне. Теоретически всё должно было разрастись уже в процессе освоения, чтобы люди развивались вместе с экосистемой и стали её частью — теперь, когда ясно, что атмосфера не может поддерживаться без фильтрации, а аппараты не подходят по параметрам, рассуждать об этом бессмысленно. Если Крюк снова будут колонизировать, это почти наверняка произойдёт под руководством другого патриция, и старые проекты будут уничтожены во имя новых идей. Конечно, биологи постараются вывести отсюда уже высаженные образцы, но и они не смогут спасти всё — Крюк в том виде, который мы застали, уже обречён.

И Алвин Меригольд, меркурианец из семьи потомственных зоологов Системы Солнца, должен был понимать это лучше всех.

Мы приземлились на космодром аккурат в тот момент, когда по местному времени перевалило за половину дня. По моим биочасам, мы путешествовали не так уж долго, а экран с общим отсчётом говорил о предрассветном утре. Это значило, что совсем скоро мы уберёмся отсюда, и Андрей подсунул мне карманный проектор, на котором содержалась вся информация, которую мы успели собрать: наши рапорты, отчёты и копия заявления, которое в любую секунду готовилось отправиться в отдел внутренней безопасности галактики Дракон. Данные предназначались рему Гладиусу, и я собирался вычесть стоимость проектора из своей зарплаты. Мы ничего не могли сделать для планеты Крюк, а наша попытка влезть противоречила бы закону, но мне хотелось верить, что патриций поставил свою колонию в такое положение по незнанию и готов нести ответственность за свои поступки. При условии что вокруг нашего шаттла собралась целая делегация, я мог сразу же проверить свою гипотезу.

Судя по всему, патриций Крюка действительно был обеспокоен произошедшим — он встретил нас в первых рядах, стоящий рядом со своим андроидом и потрясая кулаками, как герой древнего кинематографа.

— И это — квалифицированная бригада, котирующаяся во всех галактиках?! — кажется, рем Гладиус брызгал слюной. Видимость из шаттла была отвратительной, так что я сел, свесив ноги в открытый люк, и наблюдал за ним из своего временного дома. Остальные, конечно же, даже носа не показали, как обычно сбрасывая на меня неприятные разговоры с вышестоящими чинами. — У нас погибла половина пищевых растений и все насекомые! Что вы на это скажете, вы…

— Катюшин. Антон Катюшин, — как и положено, я был вежлив, учтив и выражал активное участие в происходящем. Патриций даже не заметил, что я подал голос — он полностью находился во власти эмоционального переживания.

— …Вы, рем Катюшин? Я вызвал вас, чтобы вы чинили мои форматоры, а не взрывали новые! — колонисты, столпившиеся вокруг нас, с интересом следили за происходящим. Я спросил, не хочет ли уважаемый патриций поговорить наедине, но мой голос, кажется, просто не услышали. — Хорошо хоть, у вас хватило совести сразу исправить свою оплошность, но вас это не спасёт! Я немедленно доложу куда следует, рем Катюшин, и у вашей бригады будут очень, очень большие проблемы.

Я вздохнул, понимая, что сцены не избежать. Не люблю я это — публичного унижения, вынесения произошедшего на общественное обозрение. После такого событие непременно обрастает никому не нужными слухами, домыслами и подробностями. То ли дело давать показания в суде — коротко, быстро, по существу и в присутствии тех, кто компетентен в поднятых вопросах. Однако едва ли рем Гладиус будет меня слушать, а Андрюха уже недовольно жужжал, готовый в любой момент отправить наш рапорт в вышестоящую инстанцию.

Патриций продолжал говорить, но проектор, брошенный местному техмеху, заставил его замолчать. Воспользовавшись повисшей тишиной, я дружелюбно отметил:

— Я передал вам данные, которые содержат наш рапорт, рем Гладиус. К сожалению, мы ничем не можем вам помочь — наша бригада работает с поломками, а форматоры планеты Крюк не были повреждены и не нуждаются в ремонте. Также я вынужден сообщить, что, согласно инструкции, мы обязаны доложить о нарушении внутренней безопасности, чтобы они провели расследование касательно случившегося здесь. Рекомендую немедленно начать эвакуацию.

Вопреки всему, рем Гладиус разъярился ещё сильнее — его лицо покраснело, и он сделал несколько шагов вперёд, будто собираясь руками и ногами разрушить наш шаттл.

— Рапорт? Эвакуация? У вас что, мозги по обшивке разлетелись?! — Андрюха вопросительно пиликнул, но я махнул рукой, прося его ещё немного подождать. Мне требовалось получить подтверждение, что патриций понимает, что происходит, и осознаёт, что техмех-официант держит в руке. — У меня семь фильтров сгорело! Вы хоть знаете, сколько это денег?!

— Послушайте…

— Нет, это вы послушайте! — разбушевавшийся патриций не желал слышать, что ему говорят. — Я стрясу с вашей бригады компенсацию! Всю! А рапорт свой можешь…

Кажется, такая вопиющая невежливость окончательно доконала Адитью. Наше микросхемное светило встал со своего места, выглянул из люка и вмешался:

— Воровать меньше надо было, — патриций подавился словами, даря такую необходимую тишину, и Адитья безжалостно продолжил: — Знал, что форматоры не той серии? Знал, что они не подходят под проект террархитектора? Знал, что без гранта Цивилизация за аппаратами не следит и за последствия не отвечает? Вот и результат. Андрей, отправляй, здесь нам делать нечего.

— К сожалению, мой коллега прав, — я решил до конца сохранять вежливость, — сеть терраформирования, установленная на планете, не соответствует природным параметрам планеты. Я понимаю, вы хотели сэкономить и никому не желали зла, но ситуация такова, что в нынешних обстоятельствах все форматоры выйдут из строя в течение одного общего года. Чудо, что они вообще продержались так долго.

Из патриция словно вытащили скелет. Он точно понял, о чём мы говорим — не мог не понять, — и осознание последствий подкосило его. Рем Гладиус пошатнулся, и даже андроид, успевший поймать его за руку, не смог удержать его от падения. Все, кроме колонистов, точно знали, что последует после того, как вскроется преступление против Цивилизации — проверки, суд, конфискация планеты, тюремное заключение и потеря большей части финансовых накоплений, которые будут потрачены на компенсацию. Каждая колония закрепляла Цивилизацию в космосе, каждая новая планета приравнивалась к новому миру — наверное, нет более тяжёлого преступления, чем посягательство на будущее всего человечества.

— Мы не желаем вам зла, рем Гладиус, — я постарался сделать так, чтобы мой голос звучал более-менее успокаивающе, — на проекторе, который я отдал, содержится вся информация, что мы смогли найти, а также текст нашего рапорта и результаты анализов. Мы на стороне планеты, а не Цивилизации или колонии Крюк, и мы постарались быть беспристрастны.

Патриций посмотрел на меня взглядом маленького потерянного ребёнка, который потерял родителей в космопорте и теперь не знает, что делать дальше. Я мягко улыбнулся, а потом повернулся к техмеху, зная, что он никогда не теряет ясность сознания.

— Будет лучше, если вы начнёте эвакуацию и вывезете отсюда всех граждан, — глаза андроида чуть изменились, показывая, что всё записывается, — сотрудничество с Цивилизацией непременно будет зачтено в суде. Андрей, как ты?

Техмех повернулся ко мне, и его шейные светодиоды замерцали.

— Отправлено.

Мы задержались в новейшей колонии Крюк ещё на неделю, ожидая специалистов от внутренней безопасности Дракона. За это время ни один форматор не взорвался, и мы делали всё, что в наших силах, чтобы этого не допустить. Рем Гладиус медлил, но в конце концов взялся за ум, и колонисты были благополучно эвакуированы на Бристоль — ближайшую обжитую планету в системе Вороний Глаз. После того как поселение опустело, а команды отправились изучать аппараты, нас благополучно отпустили, потребовав всего один отчёт о неделе, проведённой здесь. После этого оставаться на Крюке было бессмысленно — мы бы занимали пространство и путались у всех под ногами. Да и Борис уже наверняка разгромил наш корабль, требуя наконец-то вернуться и отправиться домой.

Ремонтная бригада Арктур-8 задраила люк, запустила двигатель и прорвала атмосферу, пристыковавшись к кораблю и взяв курс на космическую станцию «Макошь». За нашим отбытием, сонно щурясь, наблюдал забытый всеми лёвощенок.

Поломка 2.
Пассажирский крейсер «Турандот»

— Харе издеваться, дизельные дети! — Борис Хлеб, почётный пилот Цивилизации на пенсии и наш извозчик, капитан, повар и уборщик в одном лице, с хеканьем швырнул на пол клубок из микросхем и проводов, который когда-то был частью нашего аппарата по созданию воды.

Дистиллятор умудрился умереть в самый неподходящий момент — именно тогда, когда Борис решил налить себе солёной газировочки. Поскольку мы всё ещё остаёмся техниками, котирующимися на межгалактическом рынке, на устранение поломки потребовалось бы пять общих минут, но нашего прекрасного пилота это не остановило. Аппарат был немедленно обруган, избит и распотрошён, а выдранная микросхема добавила к ремонту ещё полчаса. Хотя мы не злились — ни спрятавшийся под креслом Алвин, ни зависший Андрюха, ни скривившийся Адитья и даже ни облитый Антуан, которому досталось то, что Борис уже успел налить. Многоуважаемый пилот был частью нашей команды, и мы давно научились принимать его таким, какой он есть.

— Рем Хлеб… — Адитья заскрипел зубами и даже оторвался от своей ручной консоли, хотя из-под его рук явно выходило что-то монструозное и фундаментальное. Борис ответил потоком ругательств, а потом гордо удалился, на максимальной скорости перекрывая вход на мостик и потребовав от нас немедленно разобраться с этим непотребством, ибо «не дают старому человеку водички попить, чтоб вас оголёнными проводами до задницы коротнуло».

Ладно, я немного погорячился с принятием — но, по крайней мере, мы точно знали, что спорить с ним бесполезно.

Каким образом почтенного пенсионера Цивилизации вообще занесло на «Макошь», не было понятно никому. Я слышал множество версий: от того, что он преступник, которому предстояло расплачиваться с человечеством до самой смерти, до предположения, что он один из бывших демиургов «Столицы», который ударился в аскетизм и поклялся до конца жизни летать по галактикам с тайными проверками. Прямой вопрос подарил мне ещё одну версию: пенсионеру, с пелёнок подавшемуся в космические дальнобойщики, попросту было очень скучно. После выхода на пенсию он просидел на одном месте два местных месяца, что было приравнено к одной общей неделе, взвыл и штурмом взял ближайший центр распределения, потребовав снова активировать свой пилотный чип. Распределители порыв не оценили, трезво расценивая риски, одним из которых могла стать смерть на рабочем месте, и отослали энергичного старичка на «Макошь», прикинув, что он точно не захочет перемещаться в такую глухомань, как галактика Дракон. Что же, они явно не понимали, кто такой Борис Хлеб.

К нам его командировали только из-за Андрюхи, который на тот момент уже имел вторую специализацию с правом пилотирования космических судов, и это было буквально за общий год до того, как в бригаду попал я. С тех пор прошло уже очень много времени, и наш пенсионер всё никак не умирал — наоборот, из него ключом била энергия, пусть в основном и состоящая из желчи и ненависти, он крепчал телом, хвастался идеальной кожей, волосами и ногтями и регулярно ходил сводить пигментные пятна. И клянусь сознанием, он ещё нас всех переживёт.

Дистиллятор обречённо булькнул, требуя внимания. Обычно поломками такого рода занимался наше микросхемное светило, но в этот раз Адитья был занят и раздражён, так что к аппарату направился я на правах специалиста общего профиля. К счастью, мне было несложно — в мою вторую пару рук были встроены почти все необходимые инструменты, так что я был сам себе датчиками, сам себе измерителем, сам себе диагностом и сам себе горелкой. Проблема действительно была пустяковой, замена выдранной детали нашлась на раз-два, и я как раз запускал последнюю проверку, когда дверь на мостик открылась и к нам выглянула седая голова. Я тут же повернулся, собираясь отчитаться о проделанной работе, но Борис не дал мне и слова сказать:

— Эй, дизельные дети. У нас тут сигнал бедствия.

Дистиллятор завибрировал, показывая, что перезагрузка прошла успешно, но я заметил это только потому, что одна из рук всё ещё держалась за аппарат. Остальные тоже встрепенулись, а Андрюха вышел из спящего режима, ожидая более точной информации. Борис, крайне довольный тем, что ему не нужно собирать нас по громкой связи, слегка отклонился, показывая мерцающую панель управления. Я не обучался на пилота, поэтому не был знаком с кодировкой и не мог считать послание, но Андрюха пиликнул на три тона ниже обычного, что сигнализировало о его удивлении.

— Это код Тёмного Коридора, — Антуан, пытавшийся избавиться от жидкости, пропитавшей его домашнюю одежду, многозначительно хмыкнул и покосился на мгновенно вскинувшегося Адитью.

— Ага, — Борис сделал вид, что сплюнул — если бы он сделал это на самом деле, ему же и пришлось бы убирать. — Гравка рядом.

Мы переглянулись. «Гравка», как её легкомысленно окрестил Борис, заслуживала чуть больше уважения — во многом потому, что даже «прирученная» чёрная дыра оставалась смертельно опасным космическим телом, способным уничтожить неопытного пилота, если он хоть немного ошибётся с траекторией или перепутает полюса.

Открытие технологии, позволяющей быстро путешествовать по Вселенной между галактиками, стало одним из величайших скачков в развитии Цивилизации, сравнимым с первым выходом в космос или первой колонизацией. Колония Тартара галактики Тёмный Коридор в очередной раз попыталась воссоздать идею из бумажных книжек, бросив все силы на изучение «диких» чёрных дыр — и, надо сказать, это были самоубийственные исследования. Страшно представить, сколько людей погибло, пока учёные разобрались, как раздвинуть сингулярность, зафиксировать её гравимехом и стабилизировать коридор в другой уголок Вселенной — ещё больше народа исчезло, пока они научились настраивать проход в нужное место. Но эти жертвы не были напрасными — «прирученные» чёрные дыры превратились в гравиходы, а мы получили возможность перемещаться по всей Цивилизации, которая пришла на смену уже привычной автономии и «билету в один конец».

Аппарат, позволяющий превратить галактики в единое целое, полностью перевернул ход истории — кажется, мы потратили двадцать лет, чтобы разработать и изучить эсперанто, который позволил бы всем живым созданиям хотя бы общаться, а потом воевали ещё пятьдесят, пытаясь понять, кто кому кем приходится, куда мы идём и что вообще такое «Цивилизация». Сейчас, конечно же, правительство пришло к консенсусу, отстроило «Столицу» и создало чёткую иерархию власти, но в галактиках ещё остались места, где ничего не закончилось — Заря страдала сильнее всего.

Ну а Тартар, как и всегда, потратил время с пользой, хорошенько поработав над гравимехами, окончательно стабилизировав гравиходы и превратив их в максимально надёжные аппараты, доступные каждой системе. Так что в тот момент, когда внутренние распри были завершены и Цивилизация стала тем, в чём вы существуем, колонисты с гордостью вытащили свою разработку и продали её победителям. Технология ушла в народ, «прирученные» чёрные дыры пригнали куда надо, пилоты научились преодолевать горизонт событий и влетать в гравиход под правильным углом, и даже наш маленький Р-А8МД мог спокойно перемещаться по галактикам. Хотя, разумеется, ряд сложностей остался — «прирученные» чёрные дыры непрерывно перемещались в пространстве, так что кораблю следовало следить за новостями и подгадывать маршрут, да и сами гравиходы держали проход только из точки А в точку Б, руководствуясь базовыми законами гравианики и особенностями пространства и расстояния. Например, из Дракона проще всего попасть в Тёмный Коридор и можно попытаться пробиться в Млечный Путь, но почти невозможно махнуть в Пружину или Зарю.

Но даже несмотря на то, что Тёмный Коридор близко к галактике, в которой мы находились, поймать сигнал бедствия оттуда было очень странно.

— Они с нашей стороны или сигнал идёт из-за складки? — Адитья подобрался, буквально переполняясь нетерпением.

— Из-за складки, ясен-красен, — Борис с азартом копошился на мостике, стараясь выжать из техники максимум информации. — Так что, подбираем болезных или пошли они к дизелю?

— Подбираем, конечно, — я вмешался до того, как кто-то успел что-то сказать, — мы не можем бросить в беде этих людей.

— Сигнал исходит от беспилотника, — в интонации Андрюхи появилось что-то вроде недовольства, как и всегда, когда я называл граждан Цивилизации «людьми», — он пассажирский крейсер, конечно, но не факт, что сейчас кто-то находится у него на борту.

— Её зовут Турандот, машинка, — Борис заржал и похабно подмигнул, — закачивай серенады, вставляй в шею самые качественные диоды и глянцевые провода.

Искусственный интеллект с момента своего осознания стремился к уникальности каждого отдельного представителя, и находил биологическое деление на самцов и самок совершенно очаровательным. В какой-то момент все существующие виды ИИ начали естественным образом делиться на «женский ИИ» и «мужской ИИ», и каждый техмех так или иначе идентифицировал себя с одним из полов. Андрюха, например, был мужской версией ИИ, а беспилотный крейсер Турандот посылал сигнал бедствия, явно говорящий о её принадлежности к женщинам. Кстати, один только факт наличия имени уже говорил, что корабль живой — наш Р-А8МД, например, сознанием не обладал, поэтому и назывался через аббревиатуру, отражающую основные сведения: «Ремонтный, Арктур-8, Макошь, Дракон».

Наш техмех протокола «электрик» недовольно зажужжал, показывая своё отношение к шуточкам про роман с каждым встречным андроидом, и заглянул Борису через плечо.

— Она совсем близко, — мой земляк на секунду замер, соединяясь с бортовым компьютером и напрямую считывая сигнал, — судя по всему, поломка не критичная, основные системы в норме.

— Так что, сделаем крюк? — Адитья, Алвин и Антуан кивнули, подтверждая, что они не против. Борис хекнул, пробормотав что-то про «добродетелей, чтоб вам руки в форматоре расщепило», и тремя движениями прекратил безумное мерцание панели.

— Готово, ребятки, — пенсионер кивнул на стену, намекая на космос за пределами нашего корабля, — летим за сломанной принцессой.

Несколько секунд прошли в молчании, шейные светодиоды Андрюхи снова волной сменили цвет, а сам он звенькнул, используя запись музыкального инструмента древности.

— Сигнал прошёл, — техмех ещё немного постоял, сверля глазами стену, а потом пиликнул снова. — Ответ получен. Она нас подождёт.

Недовольный Борис тут же разразился длинной тирадой о том, что молодёжь совсем с ума сошла, перед почтенными пенсионерами влезать, да ещё и их обязанности тырить, но его мало кто слушал. Пожалуй, можно смело сказать, что я внимал Борису в одиночестве: Андрюха, стоявший рядом, явно подключился то ли к нашему кораблю, то ли к каналу связи с Турандот и присутствовал только телесно, без сознания, Алвин и Антуан вернулись в зал, собираясь скоротать время за бурным обсуждением последних достижений в плавлении, а Адитья благополучно сбежал в свою каюту, желая встретить условного земляка во всеоружии. Борис, закончив говорить, сделал вид, что сплюнул, и вернулся к управлению нашим кораблём — следовало сменить курс.

Надо сказать, мы летали на самом типичном рабочем корабле, созданном умельцами из Пружины специально для ремонта в условиях открытого космоса. В пассивно-рабочем состоянии Р-А8МД походил на идеально круглый бублик, но, если присмотреться, можно заметить сочленение, которое в любой момент может разомкнуться, явив миру прямую трубку — это и была настоящая форма нашего транспортного средства. Фактически у ремонтного корабля нет формы — хоть трубка, хоть дуга, хоть загогулина, лишь бы нормально состыковаться. Борис с его огромным опытом пилотирования добавлял к списку фигур ещё с десяток пунктов, включая неведомый бараний рог.

Но прямо сейчас мы не пытались ничего чинить, а от корабля требовалась обтекаемость и скорость, так что мы всё ещё были банальным бубликом. От него можно было смело отнимать условную половину — концы трубки были до упора забиты ремонтной техникой, запасными деталями, контейнерами с фазоном, гледодом, ещё парой-тройкой сотен элементов таблицы Менделеева и прочими деталями, жизненно необходимыми каждому технику. Далее шли два жилых крыла — пять кают, одна уборная в каждом. В предыдущей бригаде служило сорок граждан, которые жили по четыре человека в блоке, но нам повезло немного больше, так что при желании мы могли даже брать нелегальных пассажиров или фарцевать. В условном правом крыле, если считать, стоя напротив двери на мостик, жили Алвин, Антуан и Адитья — мы с Андрюхой оккупировали левый, соседствуя с нашим восхитительным Борисом. Если пройти насквозь жилые отсеки, попадёшь в центр корабля — просторный зал, заменявший нам столовую, гостиную, переговорную, кабинет, досуговую и что угодно. Большую часть времени мы проводили именно здесь, пока кто-то не испытывал мощной потребности в личном пространстве и не уходил в свой персональный закуток. И именно здесь, на территории зала, инородной коробкой располагался мостик, он же рубка, он же кабина управления — он, конечно, был ближе к «дырке» бублика, а не к внешней стороне, чтобы защитить центр управления в случае столкновения с космическим телом. Место не хуже и не лучше — при условии, что иллюминаторов на нашем корабле всё равно не было.

А зачем, собственно, в космосе иллюминаторы? Прозрачность обеспечивается за счёт утончения, что почти наверняка обернётся повреждением при переходе через гравиход, а в худшем случае всё закончится разгерметизацией и смертью. Так что мало кто позволял себе такую бессмысленную роскошь, как иллюминаторы — пассажирские и круизные лайнеры, конечно, обеспечивались целыми смотровыми площадками, но такие корабли и не перемещаются между галактиками. И уж точно никто никогда не создаст нечто подобное на рабочем кораблике вроде нашего.

Можно сделать голограмму, конечно. Создать кучу иллюминаторов с пролетающими мимо звёздами, медленно кружащимися планетами, туманностями и чёрными дырами. Можно даже пойти ещё дальше — чтобы вместо потолка бескрайнее небо, вместо стен горы и города, а пол превратить в лаву, озеро или мощёную мостовую. Абсолютная иллюзия со звуками, запахами и искажением пространства, когда кажется, что пересёк целый лес, а на самом деле ты всё это время оставался в маленькой каморке два на два. Многие так делали, на самом деле, — воссоздавали родные планеты, изгалялись космосом, кто-то даже проецировал ядро Земли…

Наш Р-А8МД был именно таким, каким его создали мастера. Голые стены, обивка, тихий гул, стук и треск от столкновения двух потоков фазона. Замкнутое пространство, маленькая капсула, куда-то спешащая в мёртвой бесконечности — мне кажется, реальность в тысячу раз восхитительнее самого искусного миража.

— Прекращай пускать слюни на моём пороге, — Борис ткнул меня в живот, в своей манере демонстрируя заботу и дружелюбие. Я моргнул, возвращаясь в реальный мир. Кажется, Андрюха успел куда-то уйти, и теперь я один стоял в дверном проёме. Борис, убедившись, что я слушаю, кивнул на мигающий диод. — У нас вызов. Тебя.

Мне понадобилось несколько биосекунд, чтобы понять, что к чему.

— Ясно, — если это то, о чём я думаю, время до стыковки с Турандот пройдёт крайне интенсивно и «весело», — тогда соединяй.

В принципе, каждая каюта на корабле была оборудована системой связи, но в зале она была самой совершенной, почти не сбоила и передавала нормальную картинку. Именно поэтому официальные вызовы мы предпочитали принимать на единственный нормальный проектор. Я поправил домашнюю одежду, плюнув на необходимость переодеться в рабочий комбинезон, отряхнул от пыли вторую пару рук и шагнул в зону проекции.

Как и следовало ожидать, по другую сторону космоса меня встретил инспектор в форме, с нашивками внутренней системы безопасности галактики Дракон.

— Благодарю за сотрудничество, рем Катюшин, — человек несколько раз моргнул, наверняка посылая подтверждение по импланту, и вежливо улыбнулся. — Вам удобно говорить?

Я улыбнулся в ответ, стараясь оставаться дружелюбным, вежливым и готовым к сотрудничеству. Неважно, удобно мне или нет — служба безопасности всегда стоит в приоритете. Ну, если хочешь быть на хорошем счету, разумеется.

Меня вызвали, чтобы в очередной раз допросить по делу рема Августа Гладиуса, бывшего патриция новейшей колонии Крюк. Проверка, посетившая планету после нашего рапорта, подтвердила аварийное состояние форматоров, и теперь расследование шло полным ходом. Как и положено, было создано семь независимых команд, которые тщательно изучали все обстоятельства и никак не пересекались друг с другом. С одной стороны, это обеспечивало независимость и придавало веса результатам, с другой — нас мучили в семь раз больше. Одни и те же приветствия, одни и те же данные, одни и те же тесты и вопросы, чтобы проверить нашу компетентность.

Сильнее всех, конечно же, выл Алвин, который впервые сталкивался с бюрократической машиной. Меньше всех, как ни странно, бесился Адитья, который жил в мире науки, так или иначе идущей рука об руку с формализмом, и был натренирован канцеляритом даже лучше самих дознавателей. Я, наверное, относился к непрерывным допросам разной степени вежливости как к стихийному бедствию. Эдакая всеобъемлющая неизбежность, причиной для которой стали мы сами, и теперь мы со смирением должны переждать бурю, которую поднял наш шаттл. Так что на вопросы уважаемого инспектора я отвечал чётко, сдержанно и по существу, стараясь дословно цитировать то, что указано в рапорте и что я говорил в предыдущих случаях. В этот раз, в отличие от предыдущих четырёх бесед, инспектор задал три новых вопроса, и я зафиксировал их в своём сознании — про лёвощенка, встреченного на дороге, про вездеход модели «паук» и про двух неразумных роботов разной конструкции, выполняющих одну и ту же работу. Возможно, две другие команды тоже будут акцентировать внимание на этих вещах. Как и всегда, верно? Потому что ремонтная бригада Арктур-8 не принимает чью-то сторону. Равные условия значат одинаковые исходные данные — все семь инспекторов заслуживают того, чтобы информация, пришедшая к ним, была очищенной и объективной.

Как я и предсказывал, наш разговор затянулся, и на него ушло всё время, пока корабль двигался к складке и гравимеху. Думаю, инспектор говорил бы гораздо дольше, если бы в зону проекции не влез Борис, сообщивший, что мы, вообще-то, собираемся уходить в чёрную дыру. Уважаемый рем извинился и начал закругляться, сократив конец нашего разговора до одного местного часа, что равнялось четырём моим, и вежливо попрощался, пообещав заглянуть в следующий раз. Я чувствовал, что глаза слезятся, а к горлу покатывает тошнота — моё тело всегда реагировало на чёрные дыры подобным образом. К счастью, Борис оказался настолько мил, что позволил мне удалиться в каюту и подготовиться — кажется, он ненадолго покинул мостик, чтобы налить себе воды.

Мы запустили двигатель, сообщили о своих планах на «Макошь» и отправились в Тёмный Коридор.

Наверное, у меня не найдётся слов, чтобы описать процесс перехода через чёрную дыру. Сначала корабль подлетает к линзе, находит нужный полюс, выбирает место и падает вниз — перпендикулярно, с выключенными двигателями, поддаваясь силе свободного падения. Гледодовая обшивка защищает его от деформации — этот газ оказался удивительно прочным в твёрдом состоянии, хотя его использование полностью исключает пересечение атмосферы. Если падать в «дикую» чёрную дыру, никакой гледод не спасёт, конечно, но гравимех, превращающий сингулярность в перекрученное кольцо, сильно упрощает жизнь путешественникам вроде нас. От пилота требовалось только одно — сохранять нужную траекторию, чтобы идеально вписаться в центр гравимеха, а потом так же идеально из него выйти и использовать остаточную силу гравитации и падения, чтобы пересечь горизонт событий с другой стороны. Я не учёный и не пилот, так что не знаю, как именно это работает, и я слишком плохо переношу процесс, чтобы поделиться удивительными впечатлениями. Лично мне он даётся тяжеловато — тошнит, трясёт, поднимается температура, а главенствующее место в сознании занимает головная боль. Если я правильно помню наставление своего врача, причина кроется в том, что в моём теле сочетается железо и простая плоть. Андроиды и люди ощущают переход через гравитацию совершенно противоположными способами, а моему человеческому телу с двумя механическими руками приходится отдуваться за двоих. Ну да ладно — я почти привык.

Галактика Тёмный Коридор стала настоящим открытием для Цивилизации — просто потому что в ней не было ни одной звезды, а притяжение, свет и существование планетарных систем обеспечивалось чёрными дырами. Огромным количеством чёрных дыр. Статичные, перемещающиеся, одиночки, коалиции — всё когда-либо известное о чёрных дырах и когда-либо предсказанное учёными обрело плоть и кровь. Цивилизация даже спорила, имеет ли смысл называть Тёмный Коридор галактикой — фактически он состоял из пространственных складок, плотно намотанных вокруг условного центра силами гравитации. Этот кусочек космоса состоял из парадоксов, который убьёт неподготовленного космонавта, и «Столица» бессчётное множество раз предлагала покинуть опасные территории, оставив лишь транспортные станции и научные лаборатории, посвящённые созданию гравиходов — Цивилизация снова и снова пыталась заполучить этот неприветливый уголок Вселенной, с детским упорством колонизируя планеты и заселяясь под тектонические плиты, в карманы, созданные самыми мощными форматорами.

Так что галактика, в которую нас занесло, была местом необычным и уникальным, и следовало быть готовым ко всему, даже если ничего не произойдёт. Я позволил себе ещё немного посидеть, ничего не делая и приходя в себя, после чего вышел из каюты и направился к остальным. Форменный комбинезон послушно лёг на мои плечи, детали и приборы на все случаи жизни прятались в карманах на наноробозамках, и я был готов к тому, что сулила нам поломка Турандот.

Остальные тоже использовали время перехода через складку, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Адитья даже как-то иначе зачесал свои смоляные волосы, видимо, сделав что-то из традиционных причёсок своей планеты. Всё же это его родная галактика, и даже наше микросхемное светило испытывал трепет, ненадолго возвращаясь домой.

Некоторое время наш общий зал был наполнен молчанием, белым светом в тёплом спектре и монотонными звуковыми сигналами, издаваемыми панелями на мостике. Борис сосредоточенно вёл корабль по приборам, приближаясь к Турандот, она что-то отвечала, и в этом диалоге не было места ремонтникам. Даже Андрей не стал подключаться к сети, чтобы получать информацию из первых рук — мы стояли напротив стены, которая позже превратится в дверь, и ждали, ждали, ждали.

Если обращаться к метафорам животного мира, то больше всего модель пассажирского крейсера, выбранного на роль тела Турандот, напоминала океаническую рыбу с раздутым животом. Немного заострённый нос с четырьмя малыми двигателями резко переходил в огромный металлический овал, расклёшенный книзу, четыре средних двигателя по центру напоминали плавники, а восемь больших, спаянных с аварийными штыковыми лапками, заменяли мощный рыбий хвост. Если бы Турандот была в порядке, она бы плыла в бескрайнем океане космоса, горделиво рассекая вакуумное пространство гладким носом и оставляя за собой огненный шлейф сгоревшего топлива. Её гледодовые бока, покрытые декоративной серебристой эмалью, отражали бы свет звёзд, подпитываясь их энергией через солнечные паруса, и она наслаждалась бы своей мощью и красотой. Но Турандот не могла лететь — и она замерла, поверженная, беспомощно дрейфующая в открытом космосе, способная лишь думать, но не действовать.

Но это, конечно же, было лишь картинкой в моём сознании — мы не могли видеть, что происходит снаружи, и молча считывали сигналы с панели, которой управлял Борис.

Сначала, как и всегда, появилась вибрация. Наш корабль распрямился, приблизился, обвился вокруг пассажирского крейсера и замер, обеспечивая нам возможность попасть внутрь. Гул, треск, скрежет, вибрация — Турандот немного повернулась, и мы повернулись вместе с ней. Потом второй этап — вибрация преобразилась в толчки, гул усилился, обрёл ритм, рассыпался на полноценные и самодостаточные элементы. Поршни, накачивающие воздух в вакуумное пространство, разгерметизация, металлические блоки, уходящие в пазы, стыковка, дезинфекция — уже привычная какофония, знаменующая открытие двери и начало нашей работы.

Стена пошла волнами, блочные сочленения вспучились и начали исчезать, словно на них капнули топливом или растворителем. Миг — и монолитной поверхности не существует. Вместо неё — огромная дверь, собственной тяжестью спрессованная в единую поверхность с четырьмя трещинами. Последняя сверка, от Турандот приходит подтверждение, Борис набирает небольшую комбинацию и отдаёт команду кораблю. Дверь раскрывается, как фотодиафрагма, и мы делаем шаг вперёд.

— Антон, — Антуан дождался, пока я повернусь к нему, и мотнул подбородком в сторону прохода. — Возвращайся в мир. Говорить будешь ты.

Только после замечания астрофермера я понял, что дверь почти открылась. Пока что между нами ещё оставался тонкий невидимый слой герметизации, так что мы не слышали друг друга и не могли перемещаться с корабля на корабль, но скоро он исчезнет, и мы будем вынуждены вступить в контакт. Нас уже ждали — я видел человека, нетерпеливо стригущего ушами с другой стороны. Если мне не изменяет память, это был представитель местной колонии системы Тартар — даже форма коменданта не скрывала белой шерсти. Как известно, тартарианцы Тёмного Коридора утратили способность к прямохождению, но мой будущий собеседник стоял, неведомо как балансируя на узких копытцах, и прижимал к груди передние конечности. Пожалуй, появление земляка можно было считать везением — а человек, имеющий отношение к Тартару, вне сомнения, был моим земляком.