Бесплатный фрагмент - Путь на Путорана

Путь на Путорана

Истинно верующие христиане особо ревностно почитают седьмой день недели, именно в воскресенье богобоязненные открещиваются от повседневных мирских дел и ходят в церковь для прославления Воскресения Христова. Набожные иудеи седьмой день своей недели называют шаббатом, и, согласно их верованиям, в этот день всякий физический труд для верующего приравнивается к греху. Поэтому в субботу богомольный иудей освобождён от любой рукотворческой работы. Что касается богобоязненных мусульман, то, согласно Писанию, они считают священным днём пятницу. Этот день во многих мусульманских странах официально объявлен выходным. Верующие посещают родственников и друзей и проводят время за празднеством.

Но так уж сложились обстоятельства, что сотрудники производственной компании с несколько чарующим названием «Гармония», не имея ничего общего с религией, особо чтили и пятницу, и субботу, и воскресенье. Исток почитания ими упомянутых трёх священных дней недели имел совсем иной оттенок. Ни один из этих сотрудников не был верующим, и никто ни разу не пересекал ворот божьего храма.

Как и большинство современных наёмных работников, в выходные они расслаблялись, и страстная любовь к субботе и воскресенью объяснялась именно этим. А пятница у них была днём великих откровений перед бурными выходными. Может быть, они ждали конца трудовой недели больше, чем верующие мусульмане. В пятницу рабочее время было короче на час, и между собой они называли её священным коротким днём. Именно после обеда начиналось время торжества. Они напоминали неких древних язычников, которые отмечали канун своего священного праздника, еженедельно приносящего им успокоение и расслабление. Если бы дни недели имели свои запахи и цвета, то скорее всего пятница пахла бы пережаренным шашлыком, а по цвету однозначно была бы алой, символизируя страсть, волю и пробуждение после долгой, нудной и тяжёлой пятидневки.

Производственная компания занималась изготовлением металлических лестниц по индивидуальному заказу. В цеху работали всего 16 сотрудников. «Гармония» как-то смогла найти на рынке нишу для своей продукции, но при этом никакого последовательного расширения долгое время не происходило. Перспективного развития не было, руководство почему-то не увеличивало выпускаемый ассортимент, видимо, собственники компании оставались довольны текущими делами. Частая смена кадров была обыденным явлением, специалисты то нанимались на работу, то через несколько месяцев увольнялись. Но три сотрудника считались старожилами: каждый проработал здесь более трёх лет. Это были слесарь Александр Семёнович Кожевников, сварщик четвёртого разряда Сергей Пантелеевич Иванов и сварщик пятого разряда Николай Васильевич Чубаров. За годы совместной работы они сблизились во всех отношениях, и из обычных коллег превратились в друзей, которые понимали друг друга с полуслова. Никаких конфликтов между ними не возникало. Александр был самым молодым тружеником в троице, ему исполнилось 48 лет. Что касается Сергея Пантелеевича, то он в прошлом году справил шестидесятилетие, а Николаю Васильевичу ровно через три месяца должно было стукнуть 58.

Размер их заработной платы был ниже средней отметки по отрасли, но получали её всегда вовремя, без задержек. Видимо, руководство компании, принимая во внимание их возраст, всячески отказывалось индексировать им жалованье. Ведь на рынке рабочей силы востребованы молодые специалисты, а тех сотрудников, которым уже стукнул полтинник, вряд ли возьмут с распростёртыми объятиями где-то ещё. Начальство закрывало глаза на некоторые их шалости и этим давало понять, что проявленная снисходительность и есть некий бонус, только не выраженный в денежном эквиваленте. Это великодушие руководства компании считалось индексацией заработной платы.

Каждую пятницу троица устраивала себе день расслабления от мирских забот прямо на рабочем месте. После обеда они распивали водку тут же, в цеху, при полной конспирации, а после работы процесс продолжали уже с более бурным пристрастием. Иногда могли продолжить и в субботу, в итоге, мягко выражаясь, в понедельник выходили на работу в относительно расслабленном состоянии. Но начальство по пятницам применило к ним японскую методологию сандзару: их словно не видели, не слышали, и о них не говорили. А вот когда в понедельник кто-нибудь выходил на смену в ужасно замученном состоянии, с растерзанными душой и телом после бурных выходных, начальник производства был тут как тут. Он крутился в понедельник около рабочих, словно голодный морской леопард вокруг пингвинов, и старался поймать провинившегося с поличным. У него была особая стратегия: увидев пьяного сотрудника, он не ругал его и не читал нотацию, а подходил и говорил всегда одно и то же:

— Видимо, ты вчера выпил больше нормы. Ну, с кем не бывает. Вот как поступим: ты сейчас отправишься домой, а когда протрезвеешь, выйдешь на работу.

Он всегда произносил эти слова, словно молитву, которую помнил наизусть с раннего детства. Сотрудник уходил домой и на самом деле, когда появлялся, был трезв. Правда, бывало, что многие выходили не завтра, а только через день, но в любом случае их состояние было уже удовлетворительным. Когда же провинившийся оказывался на работе, начальник производства с утра вызывал его на ковер для профилактической беседы. Сначала читал ему лекцию о том, как он всех подставляет своими выходками, как растоптал доверие к себе, а после переходил на угрозы, что компании пора избавляться от безответственных и недисциплинированных людей. Напоследок, меняя тон на отцовский, начинал подбадривать сотрудника, что тот, в общем-то, на хорошем счету и его работа всех устраивает. И как начальник, он готов перешагнуть через себя и чисто из человеческих побуждений дать ему ещё один шанс. Провинившегося не увольняли и даже не наказывали штрафом.

Так, показывая свою добросердечность, гуманность и милосердие, он приобретал власть над душами подчинённых. В итоге тот, кому сделали одолжение подобным образом, не просил премии и не мог отказать начальнику в любой просьбе. А принимая во внимание свои грехи, сотрудник довольствовался той зарплатой, которую имел, и все его просьбы и претензии испарялись сами собой.

У этой троицы — Александра, Сергея Пантелеевича и Николая Васильевича — будни ничем не отличаются от рабочих дней других сотрудников. Смена начинается в 8:00 и заканчивается в 17:00. Они приходят без опоздания, трудятся и вечером уходят домой.

В пятницу во время обеда самый молодой из них, Александр, отправляется в магазин и покупает бутылку водки, чаще всего пол-литра. У них была удивительная стратегия: во-первых, во время обеденного перерыва в пятницу они не пили, во-вторых, в свою компанию ни в коем случае не пускали чужих. Эти пункты они строго чтили. После обеда на рабочем месте Сергей Пантелеевич, как самый старший и опытный, пользуясь удобным случаем, наливал в стеклянную стопочку 50 граммов водочки и определённым сигналом головы давал понять коллегам, что у него все готово. Процесс начинался. И каждый, пользуясь удобным случаем, по одному подходил к столу Николая и, нагнувшись, делая вид, будто что-то там ищет, сразу брал стакан и выпивал все содержимое. И без единого звука уходил к себе на рабочее место. Закуска — дело вкуса, и это уже считалось заботой каждого в отдельности, Пантелеевич под столом её не держал. Все носили в карманах мятные леденцы на этот случай. Процесс был доведён до ранга некоего искусства, поскольку происходило всё на уровне мимики и движения головы, без единого слова. Количество выпитого спиртного никак не могло отразиться на их производительности, они по-прежнему работали без перебоев. В течение полутора часов маленькими порциями пузырь осушался.

Все трое мужчин чем-то были похожи друг на друга, или может быть, стали похожи. Даже их гастрономические предпочтения совпадали: они любили солёное. Кстати, и обувь все носили 42-го размера.

После выпитого они становились более разговорчивыми и оживлёнными. У них словно развязывались языки, они были весёлыми и могли беседовать уже на любую тему. Складывалось ощущение, что этиловый спирт, словно колдовское зелье, разрушал некую порчу, которую наложила на них неведомая злая волшебница. После завершения рабочего времени они ещё минут пять стояли вместе в цеху, улыбаясь о чём-то говорили, что-то трепетно обсуждали и только потом направлялись в раздевалку.

Там в это время было всегда шумно: сотрудники, торопясь, переодевались перед уходом домой. Может, внутренняя радость от того, что рабочая неделя закончилась, давала им почву для радости: они шутили и прикалывались друг над другом. Атмосфера в раздевалке была специфической — и в прямом, и переносном смысле. В воздухе стоял особый дух, словно на восточных базарах, но вместо шафрана и пряностей тут пахло потным телом рабочего человека. Будни закончились, ещё одна неделя позади, уставших манила прелесть выходных дней. Они шутили и обсуждали свои героические рабочие поступки, комментировали ошибки тупоголовых конструкторов, заводили политические дебаты и обязательно подтрунивали над неблагодарными руководителями. Одним словом, тем для бесед было ничуть не меньше, чем в парламенте, при этом обсуждение каждой продолжалось не более минуты, и все сразу переключались на следующую.

Но удивительным образом трое друзей во всём этом многоголосье слышали и слушали только своих, они смогли для себя приглушить все остальные звуки и с определённой точностью сосредоточиваться именно друг на друге. Как будто в данный момент их мозг принимал информацию определённого диапазона, и доступ к этому диапазону был только у них.

Николай Васильевич, худощавый мужик ростом под 180 сантиметров, с прямым взглядом, казался серьёзным и молчаливым, но как только первые капли этилового спирта попадали изо рта в глотку, начинал меняться на глазах. Примерно минут через пять он был уже абсолютно иным. Словно актёр, переменял он своё амплуа: превращался в весельчака и говоруна, который теперь мог бесконечно рассказывать, обсуждать и даже спорить на любую тему. Он мог себе позволить негативно высказываться о любых действиях начальства, также жестко критиковать руководство страны относительно вопросов, касающихся внутренней политики. Мог переключиться на внешнюю политику, но тут всё зависело от количества выпитого. Традиционно он был из несогласных и всегда твердил при обсуждении любого новшества:

— Вот увидите, к чему приведёт эта безалаберность, вот увидите!

Практически все действия руководства в цеху он критиковал. А когда позже выяснялось, что решение, внедряемое начальством, имело массу просчётов, то он каждую пятницу после первого стакана сразу начинал с упоминания именно этой истории. Он твердил, что с самого начала всё знал и всех предупреждал, и в итоге вот результат. Затем минут десять говорил о своей дальновидности, а Александру и Сергею лишь оставалось его поддерживать.

В отличие от Николая, Сергей Пантелеевич даже после выпитого был относительно спокойным и всегда старался во всём соглашаться со всеми, в том числе с возбуждённым Николаем. Сергей — мужиком крепкого телосложения, среднего роста. Его кривые ноги имели скобообразную форму, и с возрастом это сказалось на его походке. Он двигался медленно, и его ноги словно пружинили то в одну сторону, то в другую. На любую обсуждаемую тему он старался подобрать случай или историю из своей жизни, но было понятно, что все эти рассказы он выдумал, хотя окружающие слушали с большим восторгом. От алкоголя он вовсе не менялся, даже его физиономия оставалась такой же задумчивой, как и до этого. На критику и высказывания Николая в отношении насущных вопросов кивал утвердительно и всегда отвечал:

— Ну, а как же, ясное дело… конечно, так и будет.

Что касается Александра, он был скромным и весьма спокойным. Выпив, ещё больше становился молчуном, безмолвником. Если даже он не отвечал своим оппонентам, было видно по его физиономии, что он иногда протестовал, но всё это проворачивал глубоко внутри себя. На собеседников смотрел как-то принуждённо, и всегда чувствовалось, что этот человек не там, где ему нужно находиться. На реплики друзей в основном кивал.

Троица по пятницам уходила из раздевалки последней. Они не торопились и медленно переодевались под гул ораторства Николая. В этот раз, выйдя за территорию завода, друзья сразу отправились в ближайший супермаркет. Он находился в десяти минутах ходьбы от ворот промышленной зоны, где они работали, между домами хрущёвской постройки. Купив бутылку водки с закуской, мужчины уселись на лавочке, расположенной за магазином. Опыт показывал, что после работы важно остановиться именно на одной бутылке, поскольку нужно ещё добраться до дома. А уж если у кого-либо оставалось желание, можно было продолжить «терапию» в домашней обстановке. И это было их золотое правило: до дома каждый должен дойти сам, на своих двоих. Конечно, правило они не сразу придумали, возникло оно методом проб и ошибок. Были даже моменты, когда они и вовсе на ночь домой не попадали. Но то, что не убивает, делает нас сильнее, и вот так у них возникли неписанные правила, словно английские статуты. Они стали строго придерживаться нормы.

Через полчаса бутылка была опустошена. Теперь всем нужно было добраться до станции Мытищи и сесть на электричку. По дороге, пока они шли эти 20 минут, страстно обсуждали рабочие моменты и курьёзы. У каждого за плечами было достаточно бурное прошлое, их истории жизни сплетались из пыльно-белых и чёрных полос.

Николай — потомственный москвич и после развода в 2002 году оставил квартиру жене с дочерью, а сам перебрался к матери в подмосковный дачный поселок Валентиновку. У женщины имелся дом в бывшем дачном строительном кооперативе Малого театра. Всё его детство прошло здесь, и покинув московскую квартиру, он смог там обосноваться. Мать еще при жизни оформила на него дарственную. Огромный бревенчатый двухэтажный дом 1981 года постройки, с 20 сотками земли стал его собственностью. Дачу построил его покойный отец, который в советское время работал в торговле столицы. Благодаря своим связям и возможностям он смог построить превосходный деревянный дом. Отец умер от инфаркта еще в 1991 году, а мать ушла в мир иной в 2010-м. Николай после развода сильно выпивал, но смог вовремя остановиться. На некоторое время он вообще стал трезвенником, но после кончины матери снова начал прикладываться. Правда, теперь пил в разумных количествах, как сам утверждал, в меру. Постепенно он сошёлся с соседкой по даче и вроде был доволен обстоятельствами. Женщина переехала к нему, а свою дачу стала сдавать внаём за приличные деньги. Они терпели друг друга и продолжали жить. По сути, Николай был тихим человеком, но как только закладывал за воротник, у него сразу развязывался язык, и мужчину начинало нести, словно катамаран в потоке бурной горной реки. Видимо, его оскорблённая гордость и потухшая страсть выходили из глубин души, и он выдавал всё, что думал о жизни, обществе, людях и современности. В эти моменты особенно часто в его памяти мелькали обрывки новостей, которые он читал за неделю в газетах и которые его зацепили, и Николай пьяно комментировал прошедшие события. Он всё видел в серых тонах, всегда был недоволен, поэтому всех критиковал. Особенно недолюбливал москвичек, поскольку у него, коренного жителя столицы, дочь и жена отсудили квартиру, и в итоге пришлось обосноваться на даче. В состоянии, близком к аффекту, он часто поднимал на обсуждение тему нравственно-морального аспекта жителей столицы.

Со слов Николая, жена и дочь-подросток убедили его продать трёхкомнатную квартиру и на эти деньги приобрести однушку дочери и двухкомнатную себе. Квартира находилась в хорошем районе, и вырученных денег хватило бы на эту затею. В итоге жильё продали и купили двухкомнатную, а остальные деньги жена положила на счет, якобы пока ищут подходящую для дочери. Но оказалось, что супруга запланировала совсем другой сценарий. После продажи она затеяла скандал и подала на развод. Суд отобрал у него квартиру в пользу женской части семейства, и он остался не у дел: ни денег, ни жены, ни квартиры, ни любящей дочери. Ему лишь вернули мизерную часть оставшихся денег. Получалось, что его ударили ножом в спину, а точнее, ножами. Его опорой и поддержкой в эти трудные минуты стали мать и Анна — соседка по даче, с которой он позже стал сожительствовать. В начале совместной жизни пара часто ссорилась и ругалась, но его мать как-то могла их каждый раз мирить. Она всегда твердила Анне, что Николай хороший человек, но невзгоды сделали его кусачим, и благодаря этой мудрой женщине они остались вместе. Со временем и вовсе привыкли друг к другу.

Он устроился на работу недалеко от дома сварщиком, 15 минут на электричке — и он уже на станции Мытищи. Николай попал в очень хороший коллектив, в котором даже нашлись единомышленники, ставшие друзьями: что ещё нужно такому тихому человеку от жизни?

Сергей Пантелеевич Иванов жил в городе Королёве, в микрорайоне Юбилейном. Вёл тихую и умеренную жизнь со своей женой вот уже 33 года. По натуре был скользким и хитрым, способным с лёгкостью продать любого. Каждый будний день приходил на работу раньше времени, и когда появлялся бригадир или начальник производства, подходил к нему и после приветствия начинал: «Итак, докладываю, обстановка такова…» Далее сообщал, как ведётся работа, на каких участках бардак и упущение, при этом имён не называл, а косвенно давал понять, кто чем занимался. И всё время, особенно разговаривая с начальником производства, строил важную физиономию, а однажды даже изменил голос. Казалось, именно в этот миг он взял у неизвестного солиста баритон напрокат. Руководство, конечно же, поощряло такие действия.

Александр Кожевников раньше занимался бизнесом, и вроде всё у него получалось. Дела шли в гору, он смог даже открыть несколько торговых точек. Бизнес шёл очень удачно, и тут откуда ни возьмись появилась страсть к азартным играм. Вначале это было просто баловство, но со временем игра всё сильнее и сильнее манила его. Сначала мужчина искал удачу в казино, и, пока имелись средства и бизнес приносил доход, проигрыши не очень его беспокоили. Но со временем он начал терять деньги по-крупному. К тому моменту, как в Москве закрыли казино, он из шести своих торговых точек свернул четыре. А потом увлёкся игровыми автоматами и в итоге потерял весь бизнес. Жена не смогла больше выносить эти мучения и подала на развод. Как бывает в такие моменты, пришлось разделить недвижимое имущество. Но они всё уладили без лишних судебных тяжб. Александр продал свою трёхкомнатную квартиру у метро «Октябрьское поле», на вырученные деньги жене купил двухкомнатную в столице и на остаток — себе однушку в хрущёвских домах в Мытищах, недалеко от родителей. По характеру Александр был очень добрым, после банкротства друзей у него не осталось, но родные и даже бывшая жена его очень жалели. Жена знала, что он был хорошим человеком, просто оставаться с ним было невыносимо. Теперь он жил один, и, по сути, единственными людьми на белом свете, которые старались вернуть его в реальность, были родители. Ему очень повезло, что мать с отцом ещё живы: если бы не они, наверное, он совсем бы пропал.

К лечению Александра родители подключили психолога. Усилия специалиста и безграничная материнская любовь начали понемногу возвращать мужчину к жизни. У него вдруг появились старание и желание, и он смог избавиться от игромании. Полтора года лечения — и он отошёл от пристрастия к азартным играм. К реальной жизни начал возвращаться постепенно. Психолог подталкивала его к возрождению и хотела, чтобы он начал работать; она утверждала, что это ему очень поможет, в противном случае, если останется дома, старая трясина опять может засосать его. Он согласился и начал работать наёмным. Кем только ему ни приходилась быть: разнорабочим на стройке, охранником в супермаркете, рабочим в столярном цеху, слесарем на заводе. Жизнь его здорово потрепала, но, несмотря на это, он не падал духом. Он начал ценить жизнь и был благодарен родителям. Саша покончил с азартными играми, но для успокоения души понемногу выпивал по пятницам с коллегами. Но хотел со временем вовсе бросить и спиртное. По крайней мере, это ему внушала врач-психолог, и у самого тоже появились ростки желания в глубине души.

После пятничных посиделок в воскресенье ему часто бывало стыдно, и порой, смотря на себя в зеркало, он произносил: «До чего ты себя довёл?»

Зеркальное отражение также смотрело на него испуганным взглядом растерянного человека. Фальшиво улыбаясь, он и его копия долго рассматривали друг друга с особой нежностью и одновременно стыдом, и им обоим было тошно и плохо от той реальности, в которой они находились. Ему от жизни хотелось чего-то нового, более возвышенного и душевного.

Во время пятничных посиделок после работы регламент их беседы был обычно одинаковым. Николай сначала комментировал отрывки последних новостей, которые как-то помнил, и высказывал возмущение и недовольство. Сергей то и дело подпитывал его эмоции одиночными возгласами типа: «Правильно, всё правильно, ну само собой, а как же иначе…» Александр в основном слушал. Но на последней их встрече произошло нечто необычное: Николай из умеренного антисоветчика вдруг превратился в ярого сталиниста, и теперь процветание страны видел именно в сильной руке:

— Я долго думал и сделал вывод, что нам нужен Сталин. В стране не хватает сильной руки!

Сергей и Александр посмотрели на него с удивлением, сначала замерли, а после, глянув друг на друга, решили, что он выпил больше нормы. На пару минут замолкли все трое.

— Но ты же его на дух не переносил… — вдруг произнёс Александр.

— Вот почитай новости, или газету, или тот же интернет, и что в первую очередь тебе попадёт на глаза? …Воровство, коррупция… То и дело пишут: этот украл миллион, тот своровал десятки миллионов, тот, другой, сотни миллионов, и так конца и края нет. И украли не гангстеры в масках, а чиновники, которых все знают. И самое страшное — дают этим сволочам по 3–4 года условно, а некоторых сажают просто под домашний арест. Вот тебе и вся справедливость. Конечно, я раньше Иосифа Виссарионовича на дух не переносил. Да, признаю. Было такое. Но вот жизнь поставила всё на свои места. Оказывается, без него мы не можем. Порядок в стране требует жёсткой руки. Пора покончить со вседозволенностью, — ответил Николай.

Раньше он в большинстве случаев вместо имени Сталина произносил словосочетание «усатый чёрт», но нынче собеседники Николая первый раз услышали, что тот назвал его Иосифом Виссарионовичем. Александр и Сергей ещё раз посмотрели друг на друга.

— А как же, конечно, пора, — произнёс Сергей, — я давно об этом говорю. Чем я хуже других. Почему чиновнику можно украсть, и за это его поместят под домашний арест, а меня, поймав на воровстве хлеба, упекут в тюрьму? Может, я украл хлеб, чтобы с голоду не помереть.

Этими словами Сергей будто угля добавил в топку парового двигателя. Николай Васильевич нёс всё без разбора, и почти в каждом шестом предложении в обязательном порядке вставлял имя Иосифа Виссарионовича. Наконец, после пятиминутной беспрерывной декламации, во рту у оратора не осталось ни капли влаги, и он умолк.

Но Александр не согласился с тем, что предлагал Николай, и тот, возмущённый, с пеной у рта продолжил свой монолог, яростно доказывая необходимость появления товарища Сталина. Александр, словно прилежный ученик, начинал логично объяснять свою точку зрения, но Николай, как беспощадный учитель истории, перебивал его. И никак не давал закончить мысль.

Александр перестал спорить и сменил тему. Он попросил разлить остатки и предложил тост. Николаю и Сергею его поступок казался весьма странным, ведь сколько бы времени друзья ни сидели, тостов никто не произносил, поэтому они с удивлением начали слушать его:

— Понимаете, в юности была у меня мечта — съездить в какую-нибудь глушь и пожить там некоторое время, чтобы вокруг не было ни души. Пожить, любуясь природой, постараться понять её суть и восхититься прелестью жизни. Но почему-то я не нашёл в себе мужества и не решился на это. Наоборот, даже стал заниматься бизнесом и свою мечту, можно сказать, припрятал в глубине души. И не давал ей оттуда высунуться. Долгое время я даже не вспоминал о ней, но жизнь — сложная штука, и обстоятельства вели меня совсем в другом направлении. И вот в прошлом году опять на горизонте моих мечтаний появилась эта идея. Она возникла из недр моей души. Видимо, человек меняется, и это прекрасно, мне многое из той, прошлой, жизни просто неинтересно. Я теперь начинаю видеть всё совсем под другим углом. Оказывается, существуют простые вещи, на которые мы не обращаем внимания, а гоняемся за трендами, которые нам подсовывают, хотя на самом деле это не наше.

Несмотря на то что и Сергей, и Николай были пьяны, слова Александра на них подействовали. Они слушали его с изумлением. Николай выпрямился во весь рост и изучал взглядом фасад соседнего дома, а Сергей смотрел на Александра и лишь изредка моргал. Саша продолжил:

— Есть одно загадочное место, куда бы я хотел отправиться: это плато под названием Путорана, и оно находится у нас в Сибири. Понимаете, у каждого человека должна быть мечта. Я не говорю о её масштабе или характере, в целом — о мечте, и она должна быть. Вот моя мечта — попасть на плато Путорана. Я недавно осознал, как мне важно там оказаться. Но почему-то всё никак не получалось, и я прошёл через многое, чтобы понять важность этого события. Мне просто надо там помедитировать, хотя бы неделю, и кажется, что я выйду оттуда совсем иным человеком. Одним словом, хочу достичь недостижимое и познать непознанное, хочу дёрнуть бога за бороду.

— В общем, надеешься найти седьмой уровень чакры, или как там у монахов-буддистов, — вдруг произнес Сергей Пантелеевич и ехидно улыбнулся.

Николай в этот миг как-то глубоко вздохнул, по-прежнему глядя на фасад соседнего дома, и произнёс:

— Да, всё-таки стоит попробовать, а там уже видно будет…

Николай хотел ещё что-то добавить, но Сергей Пантелеевич прервал его:

— Ну, Саша, ты меня удивляешь. Вроде взрослый мужик, а говоришь, как ребёнок, как подросток или юнец. Пора браться за ум, ты уже в возрасте. Ты встал на ноги, квартира есть, работа, друзья рядом. Жизнь течёт абсолютно без преград, ровно и спокойно. Зачем тебе такие мысли? В молодости другое дело. А сейчас — зачем тебе это надо… Он ещё тебя поддерживает, — и кивнул в сторону Николая Васильевича.

— Это комсомольцы, которым было по 20–25 лет, во времена нашей молодости стремились покорять тайгу, поднимать целину и всё такое. Время было другое, общество другое, и люди были совершенно другими. А теперь, братцы, вам далеко за 40, засуньте свои детские мечты обратно, туда, откуда они вылезли. Что мы там потеряли, в этой чёртовой Сибири? Туда дорогу проложили каторжные и заключённые во времена ГУЛАГа, а нынче там нечего делать. Это место для выселенных, и точка. И вообще, мы своё уже прожили, у нас осталось дом–работа–дом. Да ещё можем себе позволить посидеть с друзьями. Какие там мечты и грёзы, это всё одно ребячество, — продолжил Сергей Пантелеевич.

Всё это время Николай Васильевич, тяжело дыша, смотрел в то в одну, то в другую сторону, не мог сконцентрироваться ни на чём, и, видимо, не получалось собраться с мыслями. Складывалось ощущение, что речь Александра возродила в его памяти какую-то безмятежность, от которой ему стало очень плохо. Видимо, он тоже имел какую-то мечту, и от слов Сергея ему стало больно. Он не мог согласиться с Пантелеевичем, но и не мог опровергнуть его. Выражение лица Николая было как у распятого мученика. Вся эта внутренняя боль словно выплеснулась наружу, и сам он будто бы замер в печали.

Александр понял, что этим людям объяснить значение своих слов очень и очень трудно. Он вылил в стакан остатки газированного напитка, выпил одним глотком и произнёс:

— Ладно, считайте, это мысли вслух. Забудем об этом.

— Нам пора домой, пойдёмте, у меня кое-какие дела, — произнёс тихим голосом Николай Васильевич Чубаров. Его дрожащий голос еле вырывался из гортани.

На этом они завершили свои посиделки и медленно направились в сторону станции Мытищи. Всё время, пока они шли, Николай, молча опустив голову, смотрел под ноги, не проронив ни слова. Всю дорогу без остановки Сергей Пантелеевич рассказывал, как он на прошлой неделе выпрямлял ограждение для лестницы, которое согнули монтажники на объекте. Он рассказывал всё подробно, в мелких деталях, подчёркивая своё мастерство.

В понедельник все вышли на работу. Но состояние Николая Васильевича оказалось исключительно отвратительным. Было понятно, что после расставания с друзьями он продолжил дома вино-водочную «терапию». И видимо, так сложилось, что и в субботу не смог остановиться. Но странным образом начальник производства даже близко к нему не подходил, он ни разу не появился в производственном цеху. Чтобы хоть как-то облегчить его мучения, Александр отправился в обед в магазин и купил чекушку.

На следующий день, во вторник, с утра, всех сотрудников созвали на собрание. Перед ними выступил совладелец компании с заявлением, что руководство решило усовершенствовать производство, и первую очередь будут внедрять новую систему организации и рационализации рабочих мест. Одним словом, намечается оптимизация производственных процессов, чтобы в конечном счёте устранить скрытые потери. Руководитель познакомил сотрудников с новым начальником производства и просил всех помочь ему и поддержать в дальнейших начинаниях, поскольку задачи предполагалось выполнить в сжатые сроки, а от него требовались конкретные шаги по оптимизации. Видимо, прежний начальник был уже уволен.

Всю эту неделю новый шеф с утра до вечера крутился в цеху. Всё записывал, делал какие-то пометки, ходил и наблюдал. В четверг он сделал объявление, что завтра, в пятницу, снова намечается собрание, и просил всех присутствовать в обязательном порядке.

В пятницу после обеда всех вызвали на собрание с участием нового начальника и собственника компании. Руководство объявило, что, изучая количество заказов и производственные ресурсы, они пришли к выводу — первым делом необходимо сократить штат. Чтобы снизить затраты и эффективно организовать распределение задач, придётся уводить несколько человек. Со слов начальника производства, эта мера якобы вынужденная, и другого выхода у них нет. Шеф обнадёжил, что у тех, кто останется, зарплата существенно вырастет, и не за счёт уволенных, а благодаря увеличению производственных мощностей. После десятиминутной речи руководство попросило сотрудников по одному заходить в кабинет для более подробного ознакомления с новым производственным планом и дальнейшими действиями.

Сначала вызывали по одному сварщиков и объясняли, что на первых порах они будут заниматься и слесаркой, и сваркой. Затем пришла очередь слесарей, которых в цеху было пятеро. В результате новый начальник производства одного слесаря направил в зону погрузки на склад, а второго — Александра Семёновича Кожевникова — решил уволить. Ему так прямо и сказали — уволен. Александр был весьма удивлён и спросил:

— По каким критериям выбрали на увольнение именно меня?

И начальник признался:

— Мы поступили абсолютно честно по отношению к вам, поскольку предложили сварщикам голосовать, кого бы они хотели оставить на производстве. В итоге за вас не было отдано ни одного голоса. Видимо, сварщики вашу работу считают менее квалифицированной. Вас не поддержали, за вас никто не вступился.

— Вот оно как. Ну понятно, тогда ладно, у меня возражений нет. Поскольку я не оформлен и хотел бы получить расчёт прямо сегодня, вы сможете это устроить? — спросил Александр.

— Да, никаких сложностей, сегодня перед уходом зайдите в мой кабинет, я всё подготовлю, — ответил собственник, который сидел рядом с начальником производства.

Выйдя от шефа, Александр подошёл к Сергею и поделился с ним новостью о том, что его уволили.

— Да ты что?.. Это почему же? Мы этого так не оставим, мы в понедельник поговорим с начальником и собственником на эту тему! — воскликнул Пантелеевич.

— А ты не знал? — спросил Саша.

— Нет, конечно, откуда я мог знать… да ты не волнуйся, может, опять тебя позовут… И к тому же мы в понедельник поговорим насчёт тебя с ними, — ответил Сергей.

— Да я не волнуюсь, тут, если честно, и волноваться незачем, — произнёс Саша, как всегда, уверенно и спокойно.

…Человек, который вот уже три года ходит рядом, выпивает с ним и называет себя его другом, на ровном месте так нагло врёт. А для чего? Какая ему выгода от этого вранья?.. Вроде никакая, видимо, просто такая позиция у этого человека. Может, побоялся за себя и не стал поддерживать его, а может, смелости не хватило…

…Ещё говорят, что после шестидесяти мужчина достигает апогея своей мудрости. А может, этот апогей у каждого свой, у кого-то он высокий, типа Эвереста, а у иного и нет вершины, его линия мудрости остаётся такой же прямой, как и в юности. Других можно было бы понять, но от Сергея Пантелеевича он такого предательства не ожидал.

В этот момент к ним двигался Николай Васильевич Чубаров, и как только их взгляды встретились, он сразу опустил голову, достал из кармана мобильный телефон и начал звонить кому-то. Прижав телефон левой рукой к уху, стал громко разговаривать с кем-то и при этом пытался не смотреть в сторону Саши. Он старался левой рукой всячески перекрыть свой взгляд от Александра и с опущенной головою прошёл мимо них.

Александр пошёл умываться, возвратившись, заметил, что у сверлильного станка стояли Сергей с Николаем и о чём-то шептались. Но он сразу отправился в раздевалку, оделся, собрал свои вещи и пошёл в кабинет директора за расчётом. Там он получил свои деньги и сразу вышел. После вернулся в цех и попрощался со всеми сотрудниками, поскольку знал, что больше уже там не появится.

— Ты не кисни, мы будем искать работу и, если что-то найдётся, дадим тебе знать, мы всегда будем на контакте, нам же нужно поддерживать друг друга, — произнёс Сергей, как только Александр подошёл к ним.

— Ну, конечно, мы будем поддерживать связь. Ты не волнуйся, это они поторопились, скорее всего, через неделю позовут обратно, вот увидишь, — добавил Николай тихим голосом.

— Да что мне волноваться, это всего-навсего работа, не более того, — произнёс Александр и протянул руку.

Сергей Пантелеевич тоже протянул руку и сказал:

— Ну, тогда мы сейчас оденемся и пойдём пропустим по стаканчику. Подожди нас на улице.

— Мужики, давайте не сегодня, давайте как-нибудь в другой раз, — ответил Александр.

— Ну как же так, куда это ты собрался, сегодня пятница, дела не убегут. Подожди минут десять, и мы выйдем, — сказал Николай.

— Понимаете, новый начальник у вас мужик относительно серьёзный, и теперь вам нужно придержать удила. Когда всё образуется, как найдёте с ним общий язык, вот тогда и можно возобновить пятничные посиделки. А сегодня идите домой и постарайтесь на следующей неделе выйти на работу рано утром, бодро и живо, — ответил Александр.

— Ну, ладно тогда, может, ты и прав. Но мы будем созваниваться, — добавил Сергей.

Александр молча кивнул, повернулся и двинулся к выходу. Сергей вслед ещё говорил какие-то слова сочувствия и поддержки. Но Саша уже не хотел слышать этого и даже не повернулся в его сторону, а просто поднял вверх правую руку и вышел из цеха.

Нельзя сказать, что он был разочарован, поскольку вкус предательства испробовал не раз. То, что он остался без работы, тоже его не очень-то волновало, работу такого уровня он однозначно найдёт. Но ему почему-то стало не по себе именно от поступка его товарищей, это пробудило в его душе какое-то новое чувство непонятного характера. Столько мерзости в жизни, гадости приходят одна за другой, и так бесконечно — может, так и должно быть?..

Зачем притворяться, что они об этом не знали, зачем прятать лицо, если нет совести? Так низок человек по сравнению с другими животными.

Александр нынче полностью излечился от игромании и даже начал строить планы, поднакопил денег и собирался в следующем году открыть какой-нибудь мелкий бизнес. После череды поражений он смог в итоге взять верх над недугом, который тянул его вниз, в бездну и высасывал его жизненную энергию. Он планировал поработать в «Гармонии» до осени, а потом заняться своими делами, поэтому не был подавлен.

Пока он шёл, в голову лезли разные мысли. Видимо, сама судьба торопила, чтобы он что-то поменял в своей жизни. Судьба ему шептала в ухо: хватит попросту тратить свою энергию, ты устал от обыденности, тебе нужно что-то менять. Пора, больше тянуть некуда, сама жизнь подтолкнула его к переменам. Он больше не думал о подлости коллег и старался их не вспоминать.

Он медленно брёл по Олимпийскому проспекту, и вдруг его взгляд упал на огромный рекламный щит, закреплённый на стене здания. На нём красовался слоган некой фирмы: «Живи на яркой стороне». Каждый день он шёл по этой дороге, но почему-то даже не обращал внимания на билборд. Только сегодня он так заинтересованно смотрел по сторонам и был удивлен, что многих красот раньше просто не замечал. На другой стороне улицы тоже висел роллерный дисплей, на нём крутили рекламные видеоролики. После завершения одного сюжета появился слоган большими чёрными буквами: «Стремись к лучшему». Почему-то именно сегодня он обратил внимание на эту рекламу: казалось, судьба хочет ему дать некую подсказку.

Придя домой, Александр ощутил усталость. Он выпил йогурт и, даже не раздевшись, лёг на диван и заснул. Часа через три проснулся, встал и решил принять душ. Выйдя из него, надел халат и пошёл на кухню, приготовил бутерброд с чаем и сел за кухонный стол. Выпил чай, а от бутерброда откусил всего два кусочка, почему-то есть расхотелось. Он встал, налил себе в кружку ещё горячего, подошёл к холодильнику и вдруг уставился на него. На двери его огромного, высотой 220 см, холодильника, подаренного родителями, магнитиками были прикреплены разные бумажки. В самом центре красовалась цветная фотография, вырезанная из какого-то журнала. На ней был запечатлён довольно привлекательный пейзаж: между скалами тёк белоснежный водопад, а по сторонам над речкой на возвышенности густо росли пышные деревья, и их осенняя разноцветная листва создавала весьма умиротворённую обстановку. Внизу, в правом углу, была надпись: «Плато Путорана».

Александр улыбался. Он мелкими глотками пил свой чай, стоял у холодильника и всё смотрел на фото, словно только что его увидел. Уйдя из кухни, лёг в постель. Попытался уснуть, но ещё добрый час не получалось: теперь все его грёзы и ночные мечтания были связаны с фотографией, прикреплённой к дверце холодильника.

Проснулся он очень рано, выпил воды и вышел на утреннюю прогулку. Саша уже не помнил, когда в последний раз любовался красотою раннего утра. Последние годы он, как обычно, в будни спешил на работу, а по выходным крепко спал. Оказывается, сама по себе ранняя утренняя прогулка и есть терапия. Минут через двадцать он пересёк железнодорожные пути и попал в парк «Леонидовка». Он ходил, и в нём возрождалось что-то утерянное, забытое. Александр вдруг вспомнил своё детство, как играл с отцом в снежки. Вспомнил поездку на море с родителями, даже день последнего звонка пролетел перед глазами. Он бродил почти полтора часа, затем вернулся домой.

Позавтракал, решил отдохнуть и в районе девяти утра позвонил родителям и предупредил, что сегодня навестит их. После набрал телефон психолога, которая помогла ему с лечением, и попросил, чтобы сегодня она приняла его на пару минут. Маргарите Павловне, старой подруге его матери, давно перевалило за шестьдесят, но цифры для неё не имели абсолютно никакого значения. Как психолог, она практиковала до сих пор, в любой день недели с утра была уже на ногах. Она ответила Саше, что находится рядом, в дачном посёлке, и, если у него есть желание, он может хоть сейчас заскочить к ней.

Через час Александр уже был у Маргариты Павловны. Наверное, она знала о нём больше, чем он сам знал о себе, и была в курсе его мечтаний и грёз. Когда Саша признался ей, что хочет съездить на плато Путорана, она долго его расспрашивала, почему именно сейчас, какие у него планы и всякое такое. Напоследок поинтересовалась:

— И чего же ты хочешь от меня?.. Благословения?

— В том числе и благословения, но также прошу, чтобы вы сначала позвонили маме и аккуратно объяснили, что это путешествие для меня сейчас очень важно и необходимо. Просто я очень волнуюсь за неё, сами знаете, какая она ранимая, — ответил Александр.

Маргарита Павловна кивнула и произнесла:

— Молодой человек, считай, что я тебя благословила, и насчёт матери не волнуйся, я с ней поговорю. Поверь, она тоже тебя поддержит. Но также хочу тебе сказать: найдёшь там хорошее бунгало — сразу позвони своей Маргарите Павловне. Я соколом прилечу туда. На самом деле, дружище, мне тоже сейчас такая поездка очень кстати… Повидать мир загадок и волшебства и заодно дернуть бога за бороду…

…После обеда Александр направился к родителям. Павловна уже поговорила с его матерью и объяснила ей необходимость поездки сына. Главное, она подчеркнула, что это не какой-нибудь порыв, а абсолютно осознанное и всесторонне взвешенное решение. Сашин папа никогда не противился его желаниям, по отношению к нему не было никаких запретов. Поэтому Александр знал, что отец поддержит его. Родители в трудную минуту ему очень помогли, и ему было важно поступать так, чтобы не волновать их.

Когда он появился в отчем доме, на кухне его уже ждал мамин вкусный яблочный пирог. Во время трапезы с родителями он подробно рассказал свой план относительно поездки на Путорана. Родителям очень понравились его живость, невесть откуда взявшаяся детская выразительность и убедительность речи. У него сегодня была совсем другая координация, движения казались более быстрыми, он вёл себя более собранно и описал собственные шаги относительно подробно. Родители обычно замечают любые изменения в характере и поведении своих детей. Одним словом, Александра сегодня было не узнать, складывалось ощущение, что он накануне стряхнул с себя какие-то заклинания, которые доселе его притормаживали и сковывали.

— Ты очень переменился, Саша, и всё в положительную сторону, — заговорил отец.