Бесплатный фрагмент - Происходящее

* * *

Всё то, о чём теперь не вспоминают —

мужчины, или женщины не помнят —

безделица — без точного названья,

что прежде называлася — любовью.

Действительно пустяк. Так — безделушка.

В глазах слеза. Цветочки полевые…

Испачканная нежностью подушка…

И бесполезное с утра — в итоге — имя,

как два билета в сумке, чтоб доехать —

куда-нибудь и… больше не встречаться.

Так первая кончается потеха…

Чужие люди топчутся на станции.

октябрь 8. 2016 год

* * *

В перечислении — просто — книги, тетрадки, брюки…

Всё, что осталось после твоей кончины.

Всё, что не сгрызли мыши, не поделили между собой старухи —

говорят так положено — раздавать на память вещи мужчины —

одиноким женщинам. Странный, смешной обычай —

старые вещи на память — чужим соседям…

Это, как письма — кому-то — на память — до неприличия,

или, как подглядывать через неплотно закрытые двери.

Список — не длинный — всё больше бумаги, бумаги, бумаги… опять же письма.

Не ко всем сохранились конверты и… разный почерк —

настроение… или — так — варианты жизни.

Иногда без марки, но с красной пометкой — Срочно! —

лично в руки. Исписанные блокноты.

Перечёркнутые страницы — видимо был не в духе…

или опять, как всегда, потерял кого-то,

или снова были «божественные» старухи

и отвлекали… Осень в цветном развитье —

выбрал же время — чтобы ещё до снега

и до какого-нибудь торжественного события,

то есть, пока звезда не свалилась с неба

и не стала каплей, высушенной в ладонях —

сберегаешь её, как обычный кусочек соли,

то есть, как слезу, упавшую, вдруг, сегодня —

не потому что так надо, а просто — больно…

И никакого равенства, мира, братства —

в это время года. Мёртвые ждут отправки…

Старухи ждут, соответственно, вывоза тела, чтобы убраться,

то есть, помыть полы и… получить все справки

о выбывании с данных квадратных метров —

данного жителя, что и не житель больше

и что он отъезжает до сто первого километра —

подальше отсюда — поближе к Польше,

что ему так нравилась. Краков, Пшемысль, Радом.

Города, откуда Европа, как на ладони…

и кажется, что ещё чуть-чуть и свобода рядом —

может быть завтра… а для него — сегодня,

потому что уже не скажешь — Давай созвонимся

и назначим встречу в следующий понедельник…

Потому, что вынос тела сейчас состоится.

Потому что — тетрадки, книги, брюки, письма… еженедельно!

И тоска бессрочна. Убытки за счёт семейства,

что тебя забыло — ещё до твоей кончины…

Совпадение, может быть, но — если в крови злодейство —

то пусть достаются бабкам — вещи умершего мужчины.

октябрь 9. 2016 год

* * *

Я хотел бы жить на Чёрной речке —

не на той, где Пушкин с дыркой в пузе

отправлялся, как сказали в вечность —

на другой, где самосвалы грузят

свежим щебнем. Где вода о камень

точит время — медленно, упрямо…

Где костра неугасимый пламень

согревает путника с вокзала,

где теперь восторженные лица —

провожающих… и пирожки с картошкой

у буфетчицы, что тоже веселится,

продавая водку — на дорожку —

к пирожкам и к проездным билетам…

Не состаришься, покуда не доедешь,

став свидетелем движения при этом…

и в присутствии болтающих соседей —

ни о чём. О пирожках с картошкой —

сколько едешь — столько покупаешь,

созерцая провода в окошке,

станции, которые не знаешь,

но любуешься простой кирпичной кладкой —

кто строитель?.. — проводник не знает…

Водка, пирожки, коньяк украдкой…

только покурить не разрешают,

чтобы переезд не слишком сладким

был, наверное… Но кто об этом знает.

Речка. Пушкин. Пирожки с картошкой.

Самосвал со щебнем — чтобы было

на отсыпку кладбища в Россошках,

где войну водою смыло. Смыло.

октябрь 9. 2016 год

Классическое

Вдали от суетного дня,

после шести, после заката —

нет никого возле меня —

ни дочки, ни жены, ни брата,

ни, даже, друга, что один

поддерживал в часы печали

среди ахтубинских равнин —

не обозначенных в начале —

творения — средь прочих дел.

Господь не разглядел пейзажа…

или не очень-то хотел —

зачем ещё одна поклажа —

в перемещении туда,

откуда — только горсткой пыли,

что тоже, впрочем, ерунда,

которую потом забыли…

Развеяли, как стыд и срам,

по улицам и подворотням.

По плешинам и головам…

Один — навеки — как сегодня.

октябрь 9. 2016 год

Этюд

Гюстав Флобер… Тугие паруса…

Я список тел прочёл наполовину.

Закончить бы уже в мои года,

а я всё тискаю, с устатку, середину…

и пробую ещё поговорить —

немного — о любви, о смысле жизни,

о том, что некого и не в чем обвинить…

А женщины глупее и капризней,

чем, выложивший яйца, утконос,

которому всегда не та погода —

для выведения своих птенцов… Вопрос —

в Австралии какое время года

сегодня? Осенью считают поросят…

Гюстав Флобер — каких-нибудь пеструшек,

что по утрам так сильно голосят,

распугивая взбалмошных старушек

кудахтаньем. Такие времена…

Тугие паруса — за ними ветер —

гоняется… Туда-сюда — устал.

Никто теперь за это не в ответе.

октябрь 9. 2016 год

* * *

Во мне осталась только капля счастья —

воспоминание о том, как это было —

когда-то, где-то. Медленное — Здра-сьте… —

как будто камушки волною смыло. Мило…

или мело уже во все пределы —

Свеча сгорала на столе… Свеча сгорела…

Оставила лишь выгоревший хвостик…

и никого, к кому заехать в гости.

октябрь 10. 2016 год

В альбом Т. З.

Всё сказано! Всё выпито — прощай!

Всего пол жизни — большего не надо!

Не открывай мне дверь, не жди на чай!

Я там — ты тут… И осень где-то рядом.

октябрь 10. 2016 год

* * *

…как маятник в часах — Фуко,

покрывшийся немного пылью —

гляжу в окно — почти ничто —

стул, о котором все забыли —

так деревяшка… Так — пустяк!.. —

оставленный для украшенья

в пустой квартире. И никак

не победить в таком сраженье.

Качается… скрипит, скрипит —

и стул, и я — в пустой квартире.

Луна из-за ветвей глядит,

как лампочка в глухом сортире.

октябрь 15. 2016 год

* * *

…и будут в чужих городах надрываться трамваи.

И зеркало будет грешить, напрягая сетчатку —

коверкая линии… Где-то с фабричных окраин

будут стучать каблуки, разбивая брусчатку —

из недобитого века. Количество линий —

соизмеримо с количеством складок на платье…

Только хватило бы и каблуков и извилин —

не соскользнуть и добраться до тёплой кровати,

где непременно дождутся — и папа, и мама…

только не тот, кто был первым сегодня, под утро…

так как луна — полным светом — в оконную раму

сеет всё доброе, вечное — ежеминутно.

октябрь 15. 2016 год

* * *

В газете — только пара-тройка строчек

о том как жил состарившийся мальчик…

Для украшенья — аленький цветочек —

стеклянный — из Венеции, что дальше —

теперь уже, чем кладбище от дома,

где близкие, друзья… Вон там — священник,

что говорил — Он с Господом знакомый!.. —

почти, как друг и брат, и… современник —

об этом ни пол слова в заголовке —

какой-то вымысел, что сдох от перепоя…

Уж написали бы, что от «палёной» водки

во время ежедневного застолья —

была бы полуправда ежедневья,

что кто-то, где-то, снова — в одночасье —

без суеты и лишнего волненья

и без Божественного, Мать Его, участья…

Без Сына и т. д… Святого Духа.

Сгорел, как свечка, будто на работе…

А так — всё суета, томленье духа —

корреспондент в тревоге и заботе

о хлебушке… да всё о поцелуе —

кто был последним, кто там рядом ляжет?..

Кто первым о покойнике забудет?..

а кто ни слова правды не расскажет…

Мели Емеля — будь с тобой, что будет —

на печке мягко место — спать не жёстко?

Бумага быстро о тебе забудет —

сотлеет самокруткой у подростка.

октябрь 15. 2016 год

* * *

Кипа. Уши. Нос. Маца.

Слишком строгий взгляд отца —

никакого вдохновенья —

только чахлое волненье.

Я спросил — Который день?.. —

он сказал — Иди ты… в пень!.. —

я пошёл, а там дрова —

на траве и — ни хрена —

ни души, то есть, в округе…

И ни слова о подруге,

что была так хороша!..

Кипа, уши, нос, маца…

и в ушах слова отца —

Помни пень!

Там будет день!.. —

вот весь сказ для молодца.

октябрь 15. 2016 год

Переезд

1

Густой водой наполнила мне чашку —

уже под утро — чтобы уходил…

«Теперь всё, что моё — уже не наше!..» —

сказала, будто кто-то отрубил…

и дверь закрыла, не сказав — До завтра —

теперь другое времяисчисленье…

как будто кто-то выстрелил внезапно,

предотвратив тем-самым преступленье…

Война закончилась!.. — кто победил не знаю.

Ни раненных, ни боевых трофеев…

Лишь над дорогой выцветшее знамя

напоминает о конце недели.

октябрь 20. 2016 год

2

Всё возвращается домой —

почти на круги бытия…

Мой стол с дырявой головой…

Там — где-то — ты, здесь где-то — я…

и жизнь уже не повернуть —

в другую сторону — назад —

единожды проложен путь —

сквозь ветер, дождь и старый сад,

что снова под моим окном.

Аптека, провода, фонарь —

не Блоковский — я о другом…

Аптека, площадь, сны, букварь —

уже зачитанный до дыр…

Какая-то неразбериха —

кто моет раму?.. кто ест сыр?..

Подруга? Мама? Повориха?.. —

с лицом, как этот самый сыр,

но старше, судя по морщинам —

плюс через лоб сплошной пунктир,

доставшийся ей от мужчины,

что был не дружен с головой

и сгинул где-то под Полтавой —

все возвращаются домой —

не все с почётом или славой.

октябрь 21. 2016 год

3

Смотрю теперь на вражеское небо —

с той стороны, откуда не дозваться,

не дозвониться… Свет из самолёта,

как будто говорит — пора расстаться —

не называя мне ориентира,

то есть — в какую сторону лететь.

Смотритель маяка маячит глазом,

но неопределённо — слишком низко,

как будто говорит — Постой, постой…

и предлагает вместо неба — море,

но с той же глубиной. Смотрю вокруг —

фонарь скользит по самой, самой кромке,

как будто бы — и он мне говорит,

что дальше делать — список не велик,

на самом деле. Всё, как в старой сказке!.. —

идёшь направо… или в преисподнюю —

в одном исподнем — никаких поблажек.

Управишься с делами — будь свободен —

на все четыре. Гул от самолёта

раскраивает пасмурное небо.

Фонарь напротив, будто ждёт кого-то —

застыл на месте, освещая камни.

октябрь 21. 2016 год

4

Ты уже не сравниваешь новый вид за окном с тем, что видел —

просто вглядываешься в жёлто-сине-зелёную раму неба,

в пустое блёклое облако, сложенное в виде крыльев,

что распадается, едва появившись — ещё до обеда.

Грибники целый день бесполезно ищут свою добычу —

в это время осени плодовит лишь — отстрел пернатых,

что вполне естественно, как не сказать — привычно,

чтоб не искать потом — ни правых, ни виноватых…

И куда ни глянь — повсюду сплошная осень

в подтёках ржавчины — всё из того же — жёлто-сине-зелёного неба…

и собачий лай — безо всякого эха разносится —

даже не лай, а какая-то новая форма бреда —

о грядущих буднях и тяжёлой собачьей доле,

но никто не хочет вслушиваться в чьей-то брехливый ропот —

лучше в песок, как страус или, как партизан — в подполье —

всё равно всё кончается всеобщим пожизненным сроком.

октябрь 21. 2016 год

5

Остаёшься один на один с подушкой —

разрываешься надвое между стеной и стулом

в изголовье — с водой и таблетками от удушья —

ещё не с ядом, чтоб навсегда уснула —

и боль, и память… Каждую ночь — сначала!

Пробуешь выспаться, а в результате — утро,

что бьётся в стену, как лодка в ступень причала —

толи в истерике, толи, уже, как будто —

в смертной агонии. Вокруг непривычный север

с бесконечно-свинцовым, вечно-свинцовым небом.

Там же, в небе, режет ухо бесконечным нытьём пропеллер —

в погоне за счастьем — от завтрака и до обеда…

В это время — обычно Ангелы с крыш слетают —

продлевают пространство рядом с той самой крышей —

до невозможного, до времени затихания,

когда только стон полуночный можно слышать

и… ни звука более, когда торжество прогресса —

лишний повод не ездить друг к другу в гости…

Подушка смята — ей больше не интересно

от чего ты трясёшься… От боли? Тоски? От злости?..

октябрь 22. 2016 год

* * *

Рождество — прибежище мандаринов и слёз!

За иголку потянешь — сошьётся платье —

праздничное с блёстками из искусственных звёзд.

Плюс — селёдка под шубой и радостные объятья

после первой выпитой, то есть, когда звезда —

где-то на треть — из облака или тучи —

уже замаячила, но не сказала — куда,

чтобы не портить праздник — на всякий случай —

дальним походом. Выглянула и молчит…

лишь волхвы распознают — куда — и запомнят место…

и кому-то достанется радости — быть в ночи —

и Отцом, и Сыном, и Духом Святым — повсеместно.

октябрь 22. 2016 год

* * *

Мёртвые рыбы сушатся на ветру —

давно не встречал печальней — уже — пейзажа.

Вниз головой, как будто в одну дыру —

в рыбью вечность, где обнаружат пропажу —

слишком поздно — и то, если повезёт —

никто не пишет истории мёртвой рыбы,

а она не скажет — точно — куда плывёт,

даже, если могла бы — рыбы, увы, молчаливы…

и у них не спросишь — откуда? В какую даль?..

Человек болтлив перед смертью — и то не скажет —

где со временем заканчивается печаль…

Остаётся мёртвая рыба в живом пейзаже.

октябрь 22. 2016 год

* * *

Однажды ночью, выходя из дома,

на посторонний звук не отвлекайся —

иди к своей определённой цели.

Не прикасайся к людям незнакомым,

к собакам тоже ты не прикасайся —

они не добрые к тебе — на самом деле.

Не трогай самой разнесчастной кошки —

твоя забота ей, как рыбе зонтик —

она не для того здесь греет лапы,

чтобы любой, идущий по дорожке,

нашедший цель себе на горизонте,

мог запросто, вот так — её облапать.

Потрогай лучше дом на повороте —

он помнит как тебя перевозили —

уже давно… когда все были живы —

ещё — не в датах, что на обороте,

за кованной оградой, что закрыли…

Проход — по праздникам — на радость старожилам.

Попробуй, выходя — стать пейзажем,

каким-нибудь случайным украшеньем

всего того, что ночью — не заметно,

где фонари — лишь так — для антуража

где, даже, тень застыла без движенья,

решив не суетиться до рассвета,

когда росой вспотеют утром травы

и петухи обрадуются трижды…

Ты будешь далеко уже от дома —

в той части света, где не надо славы,

а всё вокруг — мгновения той жизни,

что долго так была тебе знакома.

октябрь 23. 2016 год

* * *

Боже, Боженька!

Расскажи мне сказку

про белого бычка

и про вечное лето,

чтобы я уснул,

как положено пасынку —

без отца и матери,

хотя есть она где-то…

За горами и долами,

за рекой татарскою,

где меня не запомнили…

Расскажи, пожалуйста.

октябрь 23. 2016 год

* * *

Настрой зрачок

на вид вокруг,

о, дурачок,

мальчишка, друг.

О, тихий отголосок дня,

услышь меня!

Ещё не стон.

Уже не крик…

Пустой вагон —

седой старик.

О, бесконечный шорох дня,

услышь меня!

Подай мне знак —

где ты, где я —

совсем пустяк

к исходу дня.

О, шум октябрьского дня,

услышь меня!

Купи билет

в один конец —

на склоне лет —

дурак! Беглец!

О, смолкшее биенье дня,

услышь меня!

октябрь 23. 2016 год

Возвращение

Соседи разделили со мной хлеб

и жареную рыбу разделили.

Вина налили — тоже — на обед —

не как чужие — до краёв налили

и… завели печальный разговор

о том, что жизнь прожив за половину —

у них бандиты отобрали двор,

чтоб ставить свою чёрную машину

и жарить мясо — прямо во дворе…

— Как в этой, тьфу, американской фильме!..

Дымится чай на кухонном столе,

баранки в вазочке, как в детстве мы любили.

Увы, теперь другие времена…

Соседи — как-то быстро постарели.

Иных уж нет… А посланные «на»

вернутся, говорят, в конце недели,

отбыв свой срок. Гляжу с той стороны,

откуда взгляд раскраивает стену —

на сношенные некогда штаны

и на грядущую погоды перемену…

На выцветший рисунок на стене —

обои клеил кто-то из соседей —

уже давно, тогда ещё — при мне…

Теперь уже совсем не те соседи.

Давид уехал, Марка больше нет…

Сижу, как у разбитого корыта,

гляжу на эту трещину в стене —

за ней вся жизнь, как будто, на открытке.

октябрь 23. 2016 год

* * *

Длиннее ночи биография души,

когда не спишь и думаешь о смерти —

о том её фрагменте, что спешит

всех обогнать — хотя бы на рассвете,

не дожидаясь времени уже —

какой-то его малой части — даже,

не думая о бьющейся душе,

заботясь только о её пропаже,

то есть — о выгоде. Во внеурочный час,

когда и петухи не донимают —

она твоих не открывает глаз —

уже — а лишь сильнее зажимает

и морщит лоб, и затыкает рот

какой-то тряпкой, чтобы ни пол звука,

ни вздоха, даже… лишь холодный пот,

как кровь течёт на выпавшую руку

из-под подушки, из-за головы,

когда уже не пробуешь проснуться,

чтобы последний раз сказать — Увы…

или попробовать ещё раз улыбнуться.

октябрь 23. 2016 год

* * *

Грызу сухарики, подаренные мне

соседкой Шурой.

Листаю Фасмера в осенней тишине

и пью микстуру.

Сухарики из Пензы привезла

соседка Шура —

там младшая сестра её жила

пила микстуры.

А в сентябре — недавно — умерла.

Соседка Шура

её похоронила, как могла

и пьёт микстуры.

Грызу сухарики сижу

соседки Шуры

и вспоминаю всех, кто жил

и… пил микстуры.

октябрь 24. 2016 год

Диагноз

Крепкий утренний кофе и первая сигарета —

ежедневное самоубийство!

Запах ночного лекарства при этом —

продолжает клубиться

где-то рядом. В воздухе пахнет сыростью и любовью.

В партитуре знак бекара смешивается с бемолью.

С морковью, кровью, томатным соком и водкой —

жизнь постепенно двигается к завершенью.

Утренняя процедура, как та любовная лодка —

необходимость не требующая разрешенья,

так как — без неё никуда,

ибо — вокруг вода…

Липкий воздух от крепкого кофе и дыма.

Продолжительность действия — не вызывает жалость,

поскольку — печаль в финале — не истребима. Не восполнима…

и вопрос соседей — а сколько ему осталось?.. —

только лишний повод поговорить о своём здоровье —

никто и не думал кидаться к тебе с любовью

или с чем-то ещё — похожим на хлебный мякиш —

голод не тётка — сами мы тут голодаем,

впрочем, так было и в прошлом, и в настоящем,

а что там, в будущем — сами того не знаем…

Знали бы прикуп — жили бы, точно — в Сочи,

но никто не сведущ, чтобы о том пророчить.

Ведь кукушка — тоже — правду не накукует —

точно соврёт, чтобы другим не повадно

было спрашивать… А какую-нибудь другую —

скажет доктор, ну, как её — правду —

и сразу понятно в какой ты теперь пустыне…

Сигарета выгорела… Утренний кофе стынет.

октябрь 24. 2016 год

* * *

Слова, как будто — не из словаря.

Из воздуха… Как с дерева листочки,

что медленно, к исходу октября,

в холодных лужах расставляют точки.

Рисуют не знакомый мне портрет,

по крайней мере — я его не видел.

Похож на деда, но, увы, не дед —

его не перепутаешь с другими.

…и подписи, чтоб не обозначать

текущий день — его конкретной датой —

вот человек, вот полка, вот кровать,

вот шарф, что человек носил когда-то…

и длинные слова, что говорил

означенный портрет — узнать бы имя —

ведь было же оно, когда он был

и… не могло быть занято другими,

по крайней мере, думаю, что так.

Казалось бы пустяк — всего лишь имя,

но на воде не выведешь никак —

листва молчит. Словарь грешит с другими.

октябрь 24. 2016 год

* * *

Остановка троллейбуса на площади перед вокзалом.

Август месяц, а ливень, как будто осень…

и длинные тени снуют, точно в тех подвалах,

откуда потом вперед ногами выносят…

Жду приятеля. Сжимаю в кармане сотню —

всё, что осталось после недолгих странствий,

но нужно ехать дальше ещё, в Капотню —

там у приятеля женщина, как оказалось

и какое-то время можно постоловаться…

Но приятель не едет, а дождь подливает масло

в затухающий пламень, а паровоз на станции

сообщает, что времени очень мало

до отправления… Сжимаю в кармане сотню —

сейчас бы выпить, но это последний стольник…

Приезжает приятель. Поезд везёт в Капотню.

Засыпаю, уткнувшись в стекло, как раньше бы в столик.

октябрь 24. 2016 год

* * *

У облака нет имени, увы!

О, облако, над старой русской речкой,

где волны, из-за всякой ерунды,

беснуются, совсем, как человечки

в своём дворе, в песочнице, когда

их загоняют бабушки к обеду,

что, в сущности, всё та же ерунда…

Не то что — облако — плыви себе по небу,

не чувствуя преграды на пути.

Плыви себе, плыви — без раздраженья —

куда тебе положено — плыви,

определяя только направленье

движения. Брось невод свой, рыбак —

поймаешь облако — на счастие, как рыбку.

И, если будешь в жизни не дурак,

то, даже, бабка не сотрёт с лица улыбку…

О, облако! Как часто ты меня

своим присутствием спасало от потери,

от вымысла не радостного дня,

когда я часто повторял — не верю!.. —

но выживал. И встречи ждал с тобой,

даже, когда ты странствовало долго

и только неба свод над головой —

ни облачка — и только речка Волга

напоминала часто о тебе —

барашками — бесформенными с виду,

что медленно на тающей волне

ждут нового прилива и… отлива.

И снова ты, когда уже не ждёшь,

как камушек в огромном чистом поле,

когда другого рядом не найдёшь —

и надо ли?.. Век не видать мне воли!

О, облако, в каких теперь краях?

Где путешествуешь? Кому теперь смеёшься?

Я жду тебя на этих берегах —

шар обогнув, я знаю, ты вернёшься.

октябрь 25. 2016 год

* * *

Кораблик прибыл точно в срок,

в назначенное место. Прибыл

и, к берегу приткнув свой бок,

стал набираться новой силы,

чтобы куда-нибудь отплыть,

куда-нибудь, чтоб не у кромки —

где только — Быть или не быть…

звучит из радио колонки.

октябрь 25. 2016 год

Происходящее

Ты где-то там на берегу —

уже другой реки — не этой,

где я теперь в свою дуду

кромсаю серые рассветы

и порчу внешнюю среду.

Стучусь, как рыба об косяк,

когда кончается терпенье,

когда какой-нибудь дурак

нарушит мирное теченье

происходящего. Вот так!

Живу, как баловень судьбы —

один — на вольном поселенье —

хочу — туды, хочу — сюды…

и никакого сожаленья,

что не видны мои следы.

Кромсаю чёрным белый лист,

то есть, пишу в своей тетрадке —

почти, как старый фаталист —

не длинно и не слишком кратко.

Герой трагедии… Артист.

Читаю по ночам словарь

великого живого Даля,

как первоклассник свой букварь,

плюс — справочник микстур Видаля,

чтобы продлить свой календарь.

Живу, как будто бы всегда

так жил — не замечая скверны,

но то, что горе — не беда —

не выучу уже, наверно,

поскольку — слёзы — не вода.

Пишу в тетрадь стихи, стихи,

как заповедь и, как молитву —

отчитываюсь за грехи,

в заборе отомкнув калитку,

чтобы вошли все, кто могли.

Сплю, вжавшись в деревянный пол —

в отсутствии, увы, кровати,

пью крепкий кофе перед сном,

чтобы не страшно было спать мне,

уткнувшись в деревянный пол.

Курю, обрывками газет

закрученные, сигареты,

поскольку — денег вовсе нет,

но нужен никотин при этом,

чтоб не сойти совсем на «нет».

Смотрю в огромное окно

на домики из прошлой жизни —

лет сто уже идёт кино,

а то и больше. Только мысли

об этом — дольше всё равно.

Прислушиваюсь к тишине —

она вокруг, она повсюду,

как дерево в моём окне —

сухое, старое, как чудо —

оно — всегда, оно — везде.

Разглядываю облака,

что медленно, но мимо, мимо,

как будто тихая река —

лениво, как бы… и пугливо,

оглядывая берега.

Считаю птиц на проводах —

не воробьи и не синицы —

не те, что прячутся в кустах,

но ночью — точно — будут сниться,

поскольку тоже в небесах —

не где-нибудь, а на земле —

поближе к дому и знакомым,

к кормушке ближе и к воде,

к, оставшимся в ней, насекомым,

как никогда, или — нигде.

Сосед бормочет ерунду

по поводу — а не пойти бы…

А я в ответ — ду-ду, ду-ду…

Рассветы серы и игривы

с происходящим. Жду беду.

…и кажется — от фонаря —

спасает форточка и штора,

иль буква — та — из словаря,

не справившись — уже — с которой,

терзаешь утром звонаря —

за неумеренность и прыть,

что, кажется, была не кстати…

но чтобы что-то изменить

опять не достаёт кровати,

чтобы уснуть, заспать, забыть…

Проснуться, вспомнить что вчера

ещё страдал недосыпаньем —

по поводу любви — игра

с последующим вычитаньем —

сегодня, завтра — во вчера.

Смотрю, как в извиненьях ночь

готова с фонарём расстаться —

в пять тридцать… Чья-то плачет дочь…

В пять сорок пять иду на станцию,

чтоб выпить первый жгучий Scotch.

октябрь 25—26. 2016

* * *

Не спешна муть расправленной воды —

перед зимой. Не вскрикнет зимородок

от вдохновения над заводью, увы.

Лишь дворник рад количеству находок —

от отдыхающих, которые всегда

уверены, что с ними не случится —

наткнуться на орудие труда —

какого-нибудь очевидца —

из прошлого… И ветер меж ветвей

безумно рад безлиственным деревья,

где можно гнать теперь — скорей, скорей

остатки осени. Вода — до посиненья —

ждёт льда. Холодный, колкий, ломкий лёд —

надежда спрятаться за чешуёй погоды —

с возможностью, что-нибудь найдёт —

когда-нибудь — в другое время года.

октябрь 26. 2016 год

* * *

Ни Марии, ни Иосифа,

ни ребёночка в яслях…

Дело было как-то осенью

и… совсем в других краях.

Ангел, будто бы, помешанный —

вместе с облаком — к земле —

кинулся и… канул в вечности…

облако лишь на воде