Бесплатный фрагмент - Проект «Амброзия»

Предисловие

Откуда появилась жизнь на Земле? Теорий на эту тему сотни, если не тысячи, но ответа все равно нет. Присутствуют две основные теории. Первая: панспермия, или космическая, которая гласит, что жизнь присутствовала во Вселенной и попала на Землю при помощи метеоритов (небесных тел, пыли, астероидов и т.д.). Вторая гипотеза, это биопоэз. На Земле есть живое и неживое. Это естественное преобразование из неорганической материи. Большинство аминокислот (их еще называют строительными блоками всех живых организмов) могут образовываться при помощи природных химических реакций, не имеющих отношения к жизни.

Рассказ «Сеятели» старается показать один из возможных вариантов появления жизни на планете Земля.

Что такое разум? По сути, это система, с помощью которой человек общается со своим окружением и осуществляет контроль над ним. Разум состоит из умственных образов-картинок, которые представляют собой записи прошлого опыта, на основании которых он делает выводы и применяет для абстрактного мышления. А источником разума является мозг. Этот орган был создан природой для регулирования функций в организме. Он помогает ориентироваться в окружающей среде, хранить и использовать врожденные инстинкты. Это библиотека, которая хранит множество книг с информацией. Но где эта информация хранится и главное, что заставляет человека думать? Если мозг — это биологический компьютер, то можно ли его воссоздать? А если да, то можно ли запустить процесс, чтобы искусственный мозг мог мыслить как человек?

Не на все можно ответить однозначно. Мозг — самый сложный орган в теле человека, именно там хранится память, именно там рождаются мысли. Сборник рассказов «Проект Амброзия» показывает, как с учетом новых технологий поэтапно изменяется человек. Многое уже применяется сейчас, над многим ведутся эксперименты. Мозг, память, мысль, сознание: вот что ведет ученых к созданию искусственных кластеров Айн и активации разума Гуру. Серия рассказов «Проект Амброзия» показывает возможный сценарий развития человечества. Клонирование памяти, ее активация и осознание как личности дает возможность начать космические путешествия, ведь теперь человек становится бессмертным.

Приятного прочтения.

Сеятели

1

Ее тело в ночи светилось. Днем было не заметно — человек как человек, но с наступлением сумерек все менялось.

Она помнила, как упала в холодные, обжигающие воды Северного океана. Как долго летала в поисках отметин на скалах, как смотрела на разбивающиеся льдины и берег. Отчетливо помнила, как плыла по подводному гроту и как задыхалась, а после ходила по той самой пещере.

Туда привел ее зов, она просто шла за своими мыслями. Одна из пещер морского бога Чизизи. Она так и не узнала, кто он такой и приходил ли он к ней. После того как сняла жидкую броню и прикоснулась с светящимся шарам, ощутила слабое покалывание, как зуд в ладонях. А после… А после ничего, все растворилось, все ушло в никуда.

Ангел сидел на выступе большого камня и рассматривал, как на горизонте появилась еле уловимая полоса. Планета вот уже более пяти миллиардов лет крутится вокруг своей оси, провожая ночи и встречая день. Уже запели птицы, подул ветерок и принес запахи хвои. Ее тело слабо светилось. Она посмотрела на руки, улыбнулась, встала и тут же растворилась, покрыв камень бледно-зеленым туманом.

2

Примерно за четыре миллиарда лет.

Сперва в черной пустоте появилось яркая синяя точка, будто вспыхнула новая звезда. Она секунду спокойно горела, а после стала резко увеличиваться в размерах и гаснуть. Теперь на месте звезды сиял темно-синий круг. Еще мгновение — и из него выскользнул огромный, будто стрела, космический корабль. Туннель захлопнулся, оставив корабль в неизвестном месте.

— Выход завершен, — тут же сообщил дежурный офицер, — жду докладов от операторов.

Потянулось время. Все, кто находился в штурмовой рубке, сверяли свои показатели с расчетными данными.

— Отклонения в точке выхода нет.

— Двигатели в норме.

— Жизненные показатели корабля без отклонений.

— Туннель закрыт и хионовые ускорители убраны.

Операторы один за одним давали короткий отчет.

— Вроде все в норме? — спокойно сказал дежурный офицер командиру корабля.

— Хорошо, приступаем к миссии, разрешаю задействовать разведчики.

Корабль плавно дрейфовал в пустоте. Сейчас шла обработка данных, вычислялась обстановка, звезда, ее жизненный срок, излучение, температура, масса, орбиты вероятных планет.

Они летели только к звездам второго поколения, те, которые уже переродились. Точно такая же Тимаида светила и у них дома, она согревала их планету Кассид, на которой и зародилась жизнь.

Их цивилизация существует уже сотни тысяч лет, но ученые так и не смогли найти ответ на вопрос, как появилась жизнь. Они прошли долгий и трудный путь. Были подъемы и падения, в один момент их цивилизация чуть не погибла, тому были виной они сами. А после потянулись тысячелетия запустения. Они уже давно летали в космос, изучили все свои планеты, начали строить на них города и рудники.

Их мир плавно рос, но у него не было главного — цели. Многие хотели знать, одни ли они в галактике. Им не хотелось верить в то, что они уникальны, что кроме них нет другой жизни. Верили в братьев по разуму и прислушивались к шумам, что посылал им космос. Но кроме треска звезды и остаточного излучения от первичного взрыва, ничего не услышали.

Им хотелось достичь ближайшей звезды, но это было нереально. Не было такой технологии. И все же они не останавливались и продолжали свои эксперименты.

Прорыв пришел оттуда, откуда и не ждали. Шли разработки по бурению скважин на астероидах. Там невесомость, все намного сложней, поэтому и было решено применить экспериментальную модель хионовым ускорителям. По всем правилам ускорители должны были просто расщеплять руду, но в реальности они сделали гораздо больше. Ускоритель сделал дыру в астероиде.

К этому моменту уже были теоретические разработки по двигателям, которые могли бы разгонять корабль до невообразимых скоростей. Но оставалась одна маленькая проблема, это защита. Малейшая пылинка в вакууме превращалась в пулю, а камушек в снаряд, что мог бы пробить корабль от самого его носа до двигателя и улететь дальше в космос.

Хионовые ускорители создавали как бы трубу, внутри которой был чистейший вакуум без примесей, там ничего не было, просто пустота. Первые эксперименты показали, что в такой трубе объект мог развить колоссальное ускорение, а с учетом гравитационного выхлопа его скорость в сотни раз превышала скорость света. А после был построен первый звездолет, который мог создавать перед собой туннель и уже по нему скользить.

Экспериментальный корабль улетел, он просто испарился, настолько была велика его скорость. Все думали, что он взорвался и все члены команды погибли, но спустя пять лет корабль вернулся. Ему потребовался всего один час полета в туннели и более пяти лет на то, чтобы вернуться обратно.

Это был прорыв. Появилась цель, вот она. Они торжествовали. Теперь смогут полететь к другим звездам и не тратить на это сотни лет, для этого им потребуется не больше месяца.

В хионовом туннеле все работает не так, там привычные законы физики ломались, пришлось придумывать новую науку. А после они научились управлять направлением туннеля прямо в полете. Так достигли первой звезды. Им было все равно куда лететь, они просто должны были это сделать.

Мертвые планеты. Раскаленный каменный шар, где свинец кипел и испарялся, где снег шел из металла и горы сверкали от его порошка. Они нашли газовый гигант, нашли холодные, замершие планеты. Радовались как дети, что смогли сделать это. А после наступила эра исследования. Появилась задача.

Тысячелетиями они отправляли разведчики в глубь космоса. Те улетали так далеко, как могли, а после, спустя десятки лет, возвращались с богатым набором данных. Посетили тысячи звезд, изучили миллионы планет, но не было главного. Они не смогли обнаружить других разумных существ, не смогли ни в каком виде обнаружить жизнь. Не было городов, не было лесов, не было лишайников и даже плесени. Ничего не было. Космос стерилен.

И наступила эра отчаяния. Все, к чему они так стремились, оказалось бессмысленным. Да, они продолжали жить, развиваться, строить свои города в космосе. Но они чувствовали себя одинокими, потерянными. Неужели в этой огромной, буквально необъятной галактике, жизнь присутствует только на их планете?

Они искали ответы, долго искали, изучали и проверяли свои гипотезы, а после их осенило. Давно уже работали над колонизацией ближайших спутников. Они были непригодны для жизни, уж слишком холодны, агрессивная среда. Но они научились это делать, строить города в толщах пород. Там росло новое поколение хулас, для которых их родной дом Кассид стал чем-то из области романтики. Но именно там ученые, устроив однажды эксперимент в открытом вакууме, добились того, что живая клетка смогла выжить в чудовищных условиях. А после продолжили эксперименты на астероидах, где температура достигала точки кипения. Они экспериментировали и стали понимать, что могут создать жизнь даже там, где это казалось нереальным.

Первичные клетки получали энергию только от звезды. Им требовался углекислый газ, чтобы строить свое тело, а еще вода. Да, именно вода, она стояла на первом месте и не важно, где была вода: в атмосфере, на земле или в толщах пород. Она должна была быть не замершей, пусть это будет раскаленный пар или кипяток, пусть кислота, но главное — вода.

Эксперименты длились веками, они и сами не знали зачем это делают. Практической пользы от этих наработок не было, но они сделали свое, а после предложили засеять. Вот именно засеять ближайшую планету, где есть необходимые условия. Предложение безумцев, но его поддержали, построили научный корабль. И вот он с первыми энтузиастами отправился к планете, где все присутствовало: гравитация, магнетизм, первичная атмосфера, звезда, температура, спутники. Все невозможно предугадать. Прибыв к планете, они в чанах вырастили сотни тонн первичных бактерий и назвали их зерном. А после капсулы стали распылять зерна над районами, где была вода. Где-то она кипела, где-то была густой, где-то шипела, обжигая камни своей кислотой. Распылили все, что у них было. Никто не мог сказать наверняка, что из этого получится.

Шли месяцы. Они наблюдали, брали пробы и искали остатки своего посева, но ничего не нашли. Они не сдались и прямо на корабле стали разрабатывать первые прототипы ячеек жизни. Биоконструкторы создавали ячейки, из которых в дальнейшем можно было бы собрать клетку. Так разработали зерно — где нет света и огромное давление, зерно — где наоборот был свет и ужасно горячо. Они создавали одно зерно за другим и у каждого была своя жизненная ниша. Их было несколько сотен, но биоконструкторы не останавливались.

На основе полученных данных по планете они посеяли новые зерна жизни. Трудно сказать, насколько они обрадовались, когда через неделю смогли обнаружить их живыми.

Они вернулись обратно на Кассид. Новые знания дали повод пересмотреть взгляды на свое будущее. И теперь уже не чувствовали себя одинокими, они ощущали себя причастными к зарождению жизни в галактике.

Была разработана большая компания. Почти 10% всей промышленности работало над созданием целого флота сеятелей. Да, именно так их и стали называть, сеятели.

Длинные, словно стрелы, корабли. Их строили большими, они были предназначены для длительных экспедиций. Две трети корабля — это двигатели и хионовый ускоритель для туннеля, дальше шли лаборатории, и только малая часть отводилась под жилые модули.

На полет от звезды к звезде уходило от одного месяца до трех, быстрее никак не получалось. В их базе данных скопился большой архив информации от предыдущих разведчиков. Они знали точно куда лететь и что искать. Поэтому, пока шел полет, в чанах выращивали зерна для посева. Как только прибывали на планету, начинался посев.

Первое время ждали подтверждения результатов, но найти одну бактерию в океане воды нереально. Поэтому в дальнейшем после посева они летели к следующей звезде, а после к следующей и так до бесконечности.

Сеятели стали чем-то вроде элиты на Кассид. Ими гордились, каждый хотел стать сеятелем и улететь в глубь космоса. Не все корабли возвращались, были случаи, когда они бесследно пропадали. Посылали спасательную экспедицию, но сколько бы их ни улетало, не один спасатель так и не смог найти пропавший корабль. Поэтому со временем спасательные миссии были свернуты.

Сеятели продолжали летать. Планету за планетой они пролетали, распыляя зерна жизни и улетали дальше. Прошли десятки веков, и вот появились первые сомнения, а надо ли тратить так много ресурсов на строительство и обслуживание кораблей. Ради чего? Ради гордыни? Ради будущего, которого они никогда не увидят? Ведь для того, чтобы увидеть результат своей работы, должны пройти миллиарды лет. От их цивилизации к этому моменту вряд ли что-то останется. И было принято решение прекратить строить корабли и свернуть бессмысленную миссию.

Корабль Оточ стал легендой для всех будущих сеятелей. Он вернулся после длинной экспедиции, члены команды устали и хотели обнять родных, посмотреть на настоящий свет своей звезды Тимаида. Но они были разочарованы, узнав о решении прекратить все полеты. Тогда все члены команды отказались покинуть борт корабля, потребовали немедленно его дозаправить, доукомплектовать всем необходимым для полета. Они выставили ультиматум, что, если этого не будет сделано, то направят корабль на свой родной дом Кассид. Им предоставили все, что те просили, и они улетели. Им не удалось обнять своих родных. Корабль Оточ пропал. Никто не знает почему, была ли это диверсия, или решили больше не возвращаться и улететь как можно дальше. Никто не знает, но имя корабля Оточ стало легендой. И власти сдались. Пусть немного кораблей осталось, но миссия сеятелей продолжилась.

3

От корабля отделились три капсулы разведчика, все пошли в одном и том же направлении, но уже через некоторое время, набрав скорость, их пути разошлись. Каждый разведчик летел к своей планете, теперь время будет тянуться, придётся ждать.

Это была пятая миссия Цаваласа. Много, очень много времени он провел на этом корабле, он стал его домом. Еще в детстве встречал своего деда из полетов, а после — отца. И вот теперь он летает так же, как и его предки. Он — сеятель девятого поколения и не представлял себе жизни без полетов.

Кто-то страшится пустоты, замкнутого пространства, однообразия в работе и лицах, что тебя окружают, но он свято верил в свою миссию сеятеля.

Не каждый мог летать, существовал серьезный отбор, считалось честью стать частью команды корабля. Обычно полет длился лет десять или чуть больше, после возвращения шел ремонт и обработка данных. Команда отдыхала почти три года, а после опять в полет. Обычно летали по два-три рейса, а дальше — безбедная отставка, но не для Цаваласа.

Он был женат, дети ждали его возвращения. Но после того как закончилась вторая экспедиция, его никто не встретил. В Марлаке, городе, где жила его семья, произошла трагедия. Сломался холовый стержень, что отвечал за энергетику, произошел выброс галиевых газов, и облако накрыло город. Почти никто не выжил, а кто выжил, стал завидовать мертвым.

Цавалас потерял веру в себя, у него не было будущего, все рухнуло, стало пустым и холодным как тот космос, что окружает его. И он вернулся на корабль. Это его последняя миссия. Его уже хотели списать, но он самый опытный биоконструктор и сейчас обучал новых офицеров.

— Ты почему не спишь? — сухо спросил его командир корабля.

Далис — молодой капитан, летит с ним первый раз и мало что о нем знает. Говорят, что раньше он работал на внутренних линиях, а теперь удостоился чести вести Езам, корабль сеятелей.

— Уже пора приступать, — сказал Цавалас.

— Разведчики еще не прислали данных, — пояснил капитал и присел.

— Они мне не нужны, у меня все есть.

Их корабль вышел у звезды второго поколения класса GG20579. Здесь уже раньше был разведчик и тот собрал полную информацию по планетам, осталось только найти сами планеты.

В прошлой экспедиции они почти полгода проработали у звезды Хай, что означало «лик». Ее диаметр в триста раз больше их родной звезды Тимаиды. Хотя в галактике встречаются и звезды-гиганты, у которых радиус в полторы тысячи раз больше, но они туда не летают.

Прилететь к звезде — это полдела, надо найти сами планеты, а после шаг за шагом приступить к посеву.

— Нам потребуется ровно две недели, чтобы подготовиться к первому сбросу. Я все подготовил, осталось сверить некоторые параметры и приступим к созреванию, — сказал Цавалас капитану.

— Это хорошо. И все же вам, как и всем, надо быть во сне, прошу не нарушать правила.

— Хорошо, — спокойно ответил он.

Сон, это состояние, когда члены команды, что не были заняты вахтами, погружались в состояние провала. Эта разработка существовала с самого начала, как стали летать. Ты ложишься в капсулу, надеваешь браслеты на руки и ноги, они считывают показатели с тела. В капсуле нет воды или чего-то иного, но в ней твое тело висит, будто в невесомости. Твое сознание медленно погружается, нет снов, ничего нет, ты просто плавно проваливаешься.

Сон важен для перехода между звездами, ведь несмотря на огромную скорость звездолета, лететь порой приходилось не один месяц. Но Цавалас не мог спать, у него не так много времени осталось. Что ему делать дома на Кассид? Только состариться и умереть.

Он вернулся в лабораторию, его члены команды уже были на местах. Сел за экран и стал просматривать показатели от прошлой экспедиции.

Излучение АСD024, гравитация 97 GG, есть магнитное поле (небольшое, всего 369 билоров), токсичная атмосфера. Но много воды, ее температура колеблется от температуры кипения до температуры замерзания.

— Можно обратиться? — к нему подошел молодой офицер. Кажется, его зовут Хати, и он биоинженер.

— Да, слушаю.

— Я проанализировал данные и вот тут, — он запустил экран и показал точку на планете, — район со спокойной амплитудой, здесь самые низкие хировые выбросы, сверил с расчетом и наложил шаблон. — На экране цифры сменились на химические формулы, — предлагаю внести коррекцию в образец Хи25—76 и добавить стабилизатор RF8_3.

— И что это даст? — Цавалас заинтересовался этим предложением, ведь действительно, если снижены хировые выбросы, это дает нестабильность в работе по поглощению углекислоты.

— По моим расчетам, эта добавка стабилизирует обмен между циклами 18 и 25.

Создать жизнь — это сложно, очень сложно, а еще сложнее заставить ее делиться, размножаться. Без деления все бессмысленно и жизнь как таковая погибает.

У них были элементы клеток, и они как конструкторы собирали из них новую клетку. Ту, что смогла бы выжить в этих порой ужасающих условиях. Каждый элемент отвечал за определенные параметры. Объединяя один элемент с другим, они получали одни данные, но стоило добавить новую ячейку, и все резко менялось. Это была сложная кодировка, один неверный шаг — и все насмарку.

Цаваласу нравилось производить расчеты, это как шифр-ребус, к которому надо найти код. И вот теперь они сидели и пробовали новые параметры.

Всего на планету готовилось от трех до пяти видов зерен для посева. После того как они будут утверждены советом биоконструкторов, биоинженеров и биоаналитиков. Запускался процесс созревания. Сперва изготавливалась одна первичная клетка, ее проверяли, все ли правильно работает. Если все хорошо, то начинался второй процесс деления, за ним следовал процесс созревания, что происходил в тех самых чанах.

Готовую продукцию грузили на капсулы, и уже те улетали с драгоценным грузом на планету. Посев происходил не только в атмосфере, но также специальные капсулы опускались как можно глубже на дно океана и там, двигаясь вдоль дна, начинали выпускать споры жизни. Семена разлетались. Большинство гибло сразу же, но один на миллион выживал и продолжал свой путь дальше.

Это его 375-й посевов. Биоресурсы заканчивались, он знал, что им хватит максимум на восемь заходов, а после надо возвращаться на Кассид. Цавалас дал добро на первое испытание.

4

Капсулы разлетелись по адской планете. Их бункеры были заполнены до максимума. Теперь дело за малым, сделать все правильно. Пламя обжигало ядовитую атмосферу. Кажется, в этом аду невозможно выжить, но Цавалас знал, что его зерна жизни без проблем приживутся. Жизнь может присутствовать не только в комфортных условиях, где он сам родился. Его зерна могут выдерживать чудовищное давление, плавать в кипятке, облучаться смертельной радиации и более того, его клетки могут еще делиться, а это и есть жизнь.

Если они приживутся на этой планете, сколько потребуется времени, чтобы из одноклеточного семя зародился разум? Два миллиарда, три или, как на их планете, все четыре миллиарда лет.

Порой ему казалось, что он выполняет бессмысленную работу. Ни он, ни его поколение, никто не увидит плодов своей работы. Ради чего все это надо делать? Он устал. Не физически, а морально, устал жить, хотелось уйти на покой.

Капсулы опустились к поверхности планеты, и каждая полетела к заданной точке. Одна ушла в расщелины, там не так жарко и течет вода. Только вода, красиво сказано, в этом бульоне металл рассыпался, только камни еще держались. Капсула опустилась, полетела над самой поверхностью зеркальной глади, открылись клапаны, включились форсунки, и тонкий спрей из одноклеточных зерен жизни стал разлетаться во все стороны. Выживет не более 0,002%, но и это много.

Цавалас совместно с другими операторами следил за каждым коконом. Вот один ушел глубоко в воды океана. Приливные воды поднимались на сотни метров ввысь, обрушивались на острые камни и с грохотом стекали обратно. Кокон опустился на несколько километров, открылись клапаны и за ними тонкой линией заструилась фиолетовая жидкость. Посев шел по плану.

Третья капсула ушла в горный массив и стала распылять клетки в глубоких трещинах. Четвертая ушла в сторону вулканов, там кипела вода, она была ярко-желтой, флюоресцировала. Но капсула и там произвела посев.

Всего на планету первой волной ушло двадцать капсул, завтра еще двадцать, а после — еще двадцать. Всего три захода. Все. На этом работа будет закончена. Остальное — дело случая, выживет ли хоть одна клетка из тех триллионов-триллионов, что они посеют, никто не мог дать гарантии. Но хотелось верить, что их труд не пропадет даром.

— Мы потеряли контроль над 8 объектом, — волнующе сообщил Мукаис, он был оператором.

На предыдущей планете они сразу потеряли шесть станций, произошло извержение. Спутник, что чуть меньше самой планеты, вращался по эллипсу, от этого планету буквально сплющивало. Но на ней было много воды, очень много, и прекрасное магнитное поле. Именно поэтому ее и выбрали для посева.

— Сколько у нас осталось капсул? — спросил Дамати, начальник станции, хотя он и так прекрасно знал, что их всего 48 штук, скоро работать будет не с чем.

Когда они отчалили от верфи на Кассид, их было ровно 300. Они потеряли почти все, и это немудрено, если знать, куда те летят.

— Отлично, — Цавалас был доволен показателями на листе отчетов, были погрешности, но они незначительные, — что там у нас с базой хранения, все готово для транспортировки?

Он имел в виду, можно ли уже транспортировать споры для переброски их на соседнюю планету. Там холодно, и в то же время есть районы с ужасной жарой. Поэтому планировалось использовать одновременно два вида семян — холодоустойчивых и жароустойчивых.

У этой звезды они задержались почти на два месяца, капитан ждал отчетов от биоинженеров, которые командовали процессом. Он хоть и был капитаном корабля, но подчинялся корпусу БИО. Именно они отдавали распоряжение куда лететь и когда. И теперь он ждал. Ему больше ничего не оставалась делать, как ждать.

Длинный как игла корабль плавно разворачивался, уходя от огромного, величиной с гору метеорита. Космос в большей части пуст, но встречаются места, где идут метеоритные потоки. Малые, большие и совсем крошечные в виде песка, метеориты мчатся по кругу, стараясь обогнать друг друга. Сами по себе они безобидны и то, только по одной причине, что все летят с одинаковой скоростью. Но раз в пятнадцать тысяч лет их путь пересекается со спутником небольшой ледяной планеты, что почти на самом краю созвездия. И тогда начинается космический фейерверк. Спутник вспыхивает от миллиона метеоритов, что врезаются в него. Он как магнит притягивает к себе все, что летит из черноты. Сама же планета остается чистой, почти девственной. Ее поверхность ровная, отполированная за миллионы лет, нет ни царапин, ни кратеров.

— Красиво. Какой баланс, какие краски, смотри как сыпет, — восхищался офицер, что управлял кораблем.

На самом корабле все однообразно. Они хоть и живут на нем по долгу, но все приедается, не выйти, не сбежать, и порой кажется, что яркие цвета становятся серыми и уже ничего не радует. А тут такое шоу. У открытого экрана собралась почти вся свободная команда. Затаив дыхание, они смотрели, как вспыхивали бока спутника, оставляя на его поверхности пусть и не большие, но глубокие ямки.

Завершающий этап. Ушли последние капсулы. Завтра они вернутся, начнется процесс дезинфекции, а после консервация, и корабль начнет маневр к разгону, а после сон.

Цавалас не любил спать, но приходилось подчиняться общим правилам, иначе он бы уже давно превратился в старика и его списали в отставку.

Миссия завершена. Они сделали свою работу и теперь их путь лежал к следующей звезде. До нее более пятнадцати световых лет. Все что ближе, их не интересовало, им нужна планета GG25_K3. Именно она была самой спокойной в этом районе. На полет уйдет более трех месяцев, но планета того стоит.

Он сложил в папку последние отчеты.

— Я готов, — сухо и как-то безжизненно сказал он и лег в свою ячейку, — как обычно на три дня раньше поставь таймер, — попросил он дежурного, что уже готов был активировать его сон.

— Да, конечно же, не переживайте. А теперь прошу, опустите голову, руки, ну вот и хорошо, — девушка положила ладонь ему на лоб, тот сразу прикрыл глаза и уже через несколько секунд погрузился в глубокий сон.

5

Уже минуло пять тики (это бортовое время, которое приравнивалось к планетарным суткам), как корабль Езам завершил переход через туннель к звезде. Закипела рутинная работа. Техники проверяли работоспособность последних капсул, биоконструкторы взялись за свои расчеты и графики и уже составляли первые прототипы клетки семени жизни. Биоинженеры готовили чаны для выращивания посевов, а биоаналитики скрупулезно анализировали последствия влияния быстрого вращения планеты.

Корабль висел на дальней орбите, далеко за пределами планеты GG25_K3. Гравитационное поле единственного спутника раскручивало ее, и та как волчок вращалась с головокружительной скоростью вокруг своей оси.

Пока капитан корабля Далис смотрел на нее, она уже успела сдвинуться на 1/10 своей окружности. «Каковы у нее сутки?», подумал он и посмотрел на дисплей вызова из двигательного отсека.

Вдруг по всему кораблю раздалось монотонное завывание и загорелись красные лампы предупреждения.

— Тревога! Тревога! Тревога! … — Одновременно со всех сторон раздалось сообщение экстренных служб.

Все, кто отдыхал или находился на своих рабочих местах, напряглись, вскочили и по команде бросились каждый в свою сторону.

Паники не было, это могли быть учения, на корабле они проходят регулярно. Надо как можно быстрее добежать до ближайшего эвакуационного отсека, надеть спасательный скафандр выживания и следовать дальнейшему протоколу.

Обычно учения проходили каждый толик, это примерно через сорок бортовых суток. Они необходимы, чтобы не расслабляться, понимать, что от слаженности действий зависит не только твое выживание, но и выполнение самой миссии.

— Тревога! Тревога! Тревога! … — Твердил монотонный голос.

У каждого был свой напарник, в каждом отсеке свой старший, быстро перераспределялись задачи. Если в отсек прибыло больше сотрудников, то шла расконсервация запасных блоков, где хранились скафандры. Все делалось быстро и четко, нет лишних слов, надо успеть сделать по времени норматива, иначе могут повторить учения и самое худшее — если ее сделают ночью, когда почти вся команда отдыхает.

— Срочная эвакуация! Срочная эвакуация! Срочная эвакуация! — безжизненный голос сменил свою интонацию.

Все, кто находился в эвакуационном отсеке, переглянулись.

Цавалас помнил только одну эвакуацию, и то, это было на орбите планеты Кассид, когда ставился вопрос об отправке нового судна. Но сейчас, в глубоком космосе. Куда эвакуироваться? На корабле было более двадцати спасательных капсул. Каждая капсула рассчитана на шесть членов экипажа с возможностью поддерживать жизнь команды до пятнадцати бортовых суток.

— Это что? — растерянно взвизгнула Маоко, и у нее из рук выпал шлем с ранцем гидроускорителя.

— Это эвакуация, — почти крикнул ей стоящий рядом инженер из блока гидравлики.

— Как? — растерянно спросила она и непонимающим взглядом посмотрела по сторонам, ее колени подкосились, и она осела на пол.

— Срочная эвакуация! Срочная эвакуация! Срочная эвакуация! — неустанно повторял голос.

Это было впервые. Может командование решило повторить маневр, а может и правда что-то случилось. Думать некогда, время пошло на секунды.

— Маоко, — подбежал к сидящей на полу женщине старший офицер Итац, — ну же, все хорошо, это учение, быстрей, прошу, быстрей, не сидите, нам надо бежать.

Он буквально силой поставил ее на ноги, развернул к себе спиной и быстро пристегнул ранец, а в руку всучил шлем.

— Маоко! — почти крикнул он ей.

— Я! — сразу отрапортовала она.

— Номер вашей спасательной капсулы? — спросил он.

— 17! — резко ответила она, одевая шлем.

— Бегом! — приказал он, и та уже не оглядываясь мчалась по коридору.

Время, время. Не было суеты, все, все бросили. Одно нажатие на кнопку, и чаны, что уже варили бульон первичной жизни, остановились. Цавалас выругался, биоматериала и так мало, а теперь еще меньше, придется начинать все с начала. Он бежал, как и все, уже не молод и быстро запыхался. Надо спуститься на семь уровней ниже, потом метров сто двадцать влево по коридору и через ангар перейти в спасательный челнок. Если он опоздает, его никто ждать не будет, правила очень жесткие. На эвакуацию отводится всего пятнадцать тилез, а после сработает автоматика, закроются отсеки и челнок сам будет отстрелен.

Еще чуть-чуть. Он задыхался, в груди нет воздуха, да еще этот шлем, он в нем как рыба в банке. В ушах гудел раздражающий звук тревоги, да еще этот чертов голос про эвакуацию.

«Так, вот эта палуба», — он посмотрел на ее номер.

— Ты что мечешься? — увидев, как какой-то юнец дергался: то убегал по коридору, то возвращался обратно. Он явно запутался куда бежать.

Цавалас взглянул на циферблат, они были на каждом этаже, в каждом коридоре, у каждого поворота. Они активировались, как только объявили время на эвакуацию, осталось всего три тилез. «Как мало», промелькнуло у него в голове.

— Сюда, за мной, это приказ! — крикнул он юнцу.

Цавалас был старшим офицером и мог приказывать, а сейчас некогда было думать, да и не успеет этот пацан добежать до своего челнока, самый ближний — это его.

— Сюда! — еще раз крикнул он, — следуй за мной.

— Так точно, — быстро ответил мальчишка и побежал за ковыляющим стариком.

Вот поворот, вот отсек, вот его челнок, шлюз открыт и над ним мигает красная лампочка, сигнализирующая, что уже скоро начнется активация зажимов и люк будет закрыт.

— Быстрей внутрь! — задыхаясь, сказал он.

Мальчишка, что бежал рядом, увидев, что офицер тяжело дышит, подбежал к нему и почти втянул его внутрь челнока. Завыла сирена, сигнализирующая, что включился процесс активации зажимов. Его быстро подхватил Нечул и помог пристегнуть.

— Что это было?

— А ты кто такой? — спросил Сорб, смотря на юнца, что старался устроиться на выдвижное сиденье для дополнительных членов челнока.

— Я, я… я из 12 блока.

— Как тебя сюда занесло? — почти выругался он и сам пристегнулся.

— Отстань от него, — спокойно сказал Текл, — ты готов? — обратился он к юнцу.

— Так точно! — немного испуганно ответил он.

— Держитесь, сейчас тряханет.

Вдруг прекратила выть серена, челнок чуть вздрогнул. Сидевшие переглянулись и почти все сразу улыбнулись, как будто говоря друг другу, что все уже позади. Но в этот момент челнок так тряхануло, что их тела вжались в кресла. Спасательная капсула пулей вылетела в открытый космос.

6

— Что это было? — с трудом оторвав голову от подголовника кресла, прохрипел Нечул.

— Нас выбросило, — кто-то ему ответил.

— И как далеко, куда мы сейчас летим?

— Понятия не имею, — опять ответил чей-то голос.

Старт спасательной капсулы был быстрым, практически молниеносным. Она была устроена именно как капсула выживания, тут не было комфорта, все самое необходимое, всего несколько метров на шесть (уже семь) пассажиров. У капсулы не было иллюминаторов, но интерфейс экрана позволял следить через датчики, что происходит снаружи. А там совсем ничего не происходило, полная тишина. Приборы засекли, как куда-то в даль удалялись еще несколько капсул.

— Что теперь делать? — спросил Текл.

Он конкретно ни к кому не обращался, поскольку вряд ли кто-то знал, что делать, и все же он должен был спросить.

— Ждем, — почти сухо, сдерживая тошноту, сказал Цавалас.

Он был старшим в этой команде и должен всех успокоить. Хотя был ужасно зол за такие учения. Все насмарку, потребуется неделя, чтобы восстановить данные и запустить чаны в работу. Но что теперь делать, он и сам не знал, все выполняла автоматика, они всего лишь пассажиры в этой консервной банке.

— Будем ждать, — опять сказал он, — скоро поступит сигнал на отбой, и мы вернемся, — хотя он в этом немного сомневался, стало приходить осознание, что что-то не так, что-то заставило срочно всех эвакуировать, что?

Корабль опустел, все погрузилось в звенящую тишину, лишь изредка где-то там в глубине корабля что-то начинало урчать.

Капитан был на мостике, он хоть и был спокоен, но все же вспотел, и пальцы чуть постукивали по консоли. Он ничего не успел сделать, даже не успел принять решение, как автоматика сработала и выдала свое заключение на эвакуацию. Теперь он и еще двое дежурных офицеров всматривались в показатели цифр, что ползли по экрану.

Еще там, в полете, хионовый ускоритель стал чудить, он выдал последовательность сбоев в системе и отклонился на 1 миллионную. Это не критично, но техники не смогли определить причину. И теперь, после выхода из туннеля, они старались разобраться в причинах сбоя. Двигатель корабля так устроен, что, если его раз запускали, глушить уже нельзя, перезапуск невозможен. Поэтому, как только выходили из туннеля, двигатель переходил на холостой режим. И так весь период миссии.

Но сейчас проблема была не в двигателе, а в туннеле, что давал возможность кораблю лететь быстрее скорости света. Туннель делал хаотические отклонения от точки выхода. Предсказать, в какую сторону тот уйдет, пока не представлялось возможным. Это то же самое как: вы стрелок, видите цель, стреляете, но каждый раз пуля уходит в сторону, будто ее что-то уводит. Так лететь невозможно, ты не знаешь, где выйдешь из полета. И тогда можно вечно летать вокруг да около, но так и не достигнуть свей цели.

— Прошу, доложите. — Взяв окончательно себя в руки, сказал капитан.

— Балюстратор сдвига прошел проверку, отклонений не замечено, сейчас тестируем шаговый сдвиг, но я думаю, причина не в нем, — отчет вел инженер.

— Не спешите, у нас время есть, — успокоил его Далис. Он слышал по голосу, как инженер волнуется. Похоже, он сам впервые столкнулся с подобной ситуацией.

Спасательные челноки активировались, включили гравитационные двигатели, и их полет быстро прекратился. Теперь они, как щепки в стоячей воде, неподвижно болтались.

— Что-то случилось? — нерешительно спросил Сорб у Цавалас.

— Не знаю.

— Наверняка. Иначе зачем такая экстренная эвакуация, — сказал Текл.

— Что-то, что-то не так. Я чувствую, что не так, — тихо запричитал Хурики.

Он давно уже летал, это его четвертая экспедиция, но и он не сталкивался с подобной ситуацией. Цавалас понимал, что их неспроста отправили подальше от корабля, а что он мог сделать. Если что-то пойдет не так, они обречены. За ними никто не прилетит, спасательных экспедиций нет. Никто не знает, что они тут, а если бы и знали. Найти корабль, не говоря уже про махонькие капсулы в этом бездонном космосе, просто нереально. От этих мыслей ему стало холодно и даже страшно.

Данные на экране поменялись, но ничто не говорило о причине эвакуации.

— И что нам делать? — спросил паническим голосом Хурики.

— Можно отстегнуться, — он должен был успокоить, а самое лучшее — это отвлечься от тревожных мыслей, заняться делом, — наш состав полный, плюс еще один, поэтому каждый знает свои обязанности. А теперь встали и проверили свои ячейки.

Теперь Цавалас говорил спокойно, какое ему дело до того, что там происходит, он сейчас здесь и с ним его команда.

— Как тебя зовут? — обратился он к юнцу, что крутил головой из стороны в сторону, не зная, что ему делать.

— Хати, — коротко сказал он.

— Я тебя знаю, ты инженер?

— Так точно, — он не должен был находиться на уровне БИО, просто шел в хранилище.

— Хати, в общем так, открой вон ту крышку, там внизу есть блоки с кассетами воды, достань и раздай каждому по одной.

— Так точно, — сказал он и стал быстро выполнять поручение.

Минут на десять им есть чем заняться. Все суетились, кто-то проверял свои контейнеры, кто-то отслеживал показатели приборов, сверяясь с данными по жизнеобеспечению капсулы. Кто-то двигал закрепленные ящики, стараясь залезть куда-то под самое днище. Он не спрашивал, что там они забыли, пусть работают, лишь бы голова была немного занята.

В десятках миллионов километров болталась сумасшедшая планета, из-за нее выглянул спутник.

— Капитан, — послышался голос инженера.

— Слушаю.

— Мы прогнали тесты, сбоев не обнаружено, но я бы посоветовал перегрузить ствол шахты хионового ускорителя.

— Это обязательно? — спросил он.

— Да, нам надо вернуться к исходным данным, что-то закралось в параметры, хоть тесты и не выявили ничего критичного, но я сомневаюсь.

— Сомневаетесь?

— Да, — твердо сказал инженер, — сомневаюсь в показателях.

— Хорошо, тогда приступайте к перезагрузке.

— Есть приступить к перезагрузке, — сказал он, и консоль отключилась.

7

Прошел не один час, а с корабля так и не поступило сигнала на возвращение спасательных челноков. Оборудование работало в штатном режиме, воздух был чистым, кто-то попивал воду, кто-то взялся за чтение инструкций, а кто-то, просто прикрыв глаза, старался вздремнуть.

Иногда поступали сообщения с других челноков, они переговаривались. Но никто не знал, что случилось, поэтому продолжали ждать.

Бездействие — самое худшее состояние.

— Что ты делаешь на корабле? — спросил Цавалас у юного инженера.

— Я, — он покрутился на месте, — я прошел отборочный тур, а после учился, в группе у меня были самые лучшие показатели

— Это понятно, но что тебя заставило бросить свой дом на Кассид и спрятаться в железе?

Цавалас помнил свой первый полет, как он гордился собой, что улетает к звездам. Это была его заветная мечта, и он, как и его предки, умчался не изучать вселенную, а сеять жизнь. Это было его призвание, смысл жизни.

— Ты ведь инженер, верно?

— Так точно.

— Мог бы служить во внутреннем флоте, зачем тебе это?

Он имел в виду, что ладно сотрудники отдела БИО, они все помешаны на своей работе и призвании, но зачем железячнику лезть в такую даль.

— Тут, такое, — он аж затаил дыхание, — тут двигатели, которых больше нигде нет.

Это точно, двигатели на их кораблях применялись только для кораблей сеятелей, для внутреннего флота они слишком мощные и ужасно дороги в обслуживании.

— Значит тебе нравятся двигатели? — Цавалас говорил просто так, чтобы протянуть время.

— Да. А вы знали, что они используют сжатие каризового расщепления, а когда оно достигает уровня разворота, происходит искривление пространства: что было впереди оказывается сбоку.

Цавалас ничего не понимал в этих двигателях и уж тем более, как там они работают, для него это тайна, покрытая пылью.

Парнишка все болтал и болтал, стараясь рассказать, как происходит расщепление, и что за этим следует, и почему вообще корабль двигается вперед.

— А вы? Вы сеятели? — его глаза были округлены.

На корабле была жесткая дисциплина и своего рода иерархия, где сотрудники БИО практически никогда не сталкивались с аналитиками, инженерами или пилотами. Каждый жил своей жизнью.

— Да, мы сеятели.

— Значит, вы создаете новую жизнь на планетах?

— Вроде того, — спокойно ответил Цавалас, он посмотрел на бортовой циферблат, уже прошло более шести часов — и тишина.

— Круто, значит там, — парнишка махнул рукой куда-то в сторону. Наверное, он имел в виду планету, к которой они прилетели, — вы посеете, а после будут бегать букашки.

— До букашек еще далеко, — вставил свое слово Сорб.

— Далеко? — удивился Хати.

— Ага, как минимум пара миллиардов лет.

— Что? — он был явно удивлен этой цифре.

— Ты что, не проходил эволюцию и не изучал работу сеятелей? — спросил Собр.

— Проходил, — немного сконфужено ответил парень.

— Мы первый шаг в эволюции, в этом богом забытом месте. До момента, когда появятся первые зверюшки, пройдет пара миллиардов лет.

— Так много? — он хоть и знал, но все же был очень удивлен услышать это от самих сеятелей.

— Да, процесс сложный, что-то погибает, что-то выживает, но не ты, ни я, ни твои дети или внуки, никто не увидит плодов нашего труда.

— Тогда зачем все это делать? — он просто хотел знать, зачем.

— Зачем? … — Цавалас порой сам себе задавал подобный вопрос, зачем. Он потерял близких, лишился прошлого. — Зачем? Ради будущего. Не нашего, а их, — и ткнул рукой в сторону экрана, на котором крутилась планета.

Хати прекрасно понимал принцип эволюции, знал, что за чем идет, и все же такой огромный срок во времени. К этому моменту их звезда начнет раздуваться, их планета сгорит, все живое погибнет, а здесь жизнь может так и не появится. Он знал цели миссии экспедиции, верил в нее, но в то же время и нет.

Корабль плавно летел за планетой, она уже сделала два оборота вокруг своей оси, за ней мчался бледный спутник, и они как два танцора все кружились и кружились.

По кораблю прошла волна, пол и стены вздрогнули, и все разом вспыхнуло. Не было шума, треска, звуков взрыва, просто безмолвная вспышка, и корабль Езам в одно мгновение разлетелся на триллионы кусочков.

Что-то пошло не так. И теперь во все стороны летела шрапнель. Сгорели первые капсулы, что находились ближе всех к кораблю, другие закувыркались в пустоте, уносясь еще дальше в космос.

— Что!!! Что это было? … — Почти все, кто был в спасательном челноке, разом взревели от ужаса.

— Что случилось?

— Откуда это?

— Что с кораблем?

Лишь молчал Цавалас, он и так уже все понял, их миссия завершилась. Челнок получил множество повреждений. Отдать должное никто не запаниковал, все занялись своим делом. Команда суетилась, отключались одни системы, подключались другие. Все быстро надели шлемы, воздух вытекал из пробоин в корпусе.

— Кажется, Хурики погиб, — сказал Текл, и все сразу повернулись к нему.

Тело Хурики отлетело к стене, ударилось о нее. В спине сияла маленькая красная точка, она была не больше зерна, осколок пробил его сердце. Все замерли и не знали, что теперь делать. Реальность вернулась. Теперь они разом осознали, что нет корабля, что их челнок поврежден и им осталось жить не больше двух суток.

Цавалас прошел мимо них, они сгрудились вокруг тела товарища и как-то странно смотрели на него. Он открыл крышку пульта и стал быстро активировать ручное управление капсулой. Цавалас знал, что к ним никто не придет, что они сеятели, и они не закончили свою миссию на этой планете. Если не сегодня, то завтра все равно погибнут. Воздух уходил, а того, что оставалось в баллонах, надолго не хватит. Да и какой прок торчать тут. Им надо на планету. Им надо закончить миссию.

Включилось ручное управление, и челнок нехотя развернулся. Кругом летели осколки, они ударялись о капсулу, закручивали ее, бросали из стороны в сторону. Нужно срочно уходить, иначе они погибнут раньше, чем приземлятся.

8

Гравитационные двигатели завыли, корпус челнока задрожал, наконец он сдвинулся с места и, стараясь обогнать большие осколки корабля, устремился в сторону планеты. Корпус содрогался, но летел вперед. Мигали сигнальные огни, сообщающие о поломках и повреждениях челнока, но Цавалас не обращал на них внимания, сейчас все мигало и выло. Ему надо настроить автопилот и посадить челнок ближе к воде. Никто не загружал в память челнока карту планеты, да и за чем. Поэтому он буквально наугад ткнул пальцем на край материка. Где-то там была вода, если что-то не так, то попробует скорректировать полет. Воды много, не промахнется.

Челнок затрясся, его подхватила гравитация планеты, и все сразу это ощутили на себе. Тело вжалось в кресло, в ушах зазвенело, а двигатель аж завизжал. Спасательная капсула не предназначена для полетов в атмосфере, ее задача — уйти подальше от корабля. Однако она могла совершить одноразовую посадку, а больше ему ничего и не требовалось.

На экранах замелькали искры, пошла статика по корпусу. В какой-то момент двигатель затих, сердце замерло и пролетела мысль «ну все». Но спустя пару секунд он опять завизжал и челнок дернулся, а после провалился как в яму и тут же резко взлетел.

Сорб, что сидел сбоку, не удержался, и содержимое его желудка заполнило шлем. Резкое ускорение прижимало тело к креслу, оно так вжималось в него, что казалось, будто кости заскрипели. Хурики от перегрузки потерял сознание, и теперь его руки безвольно болтались из стороны в сторону.

Цавалас старался не отключиться, только не сейчас. Они летели по прямой, и он смотрел на данные, что появлялись на экране. Вдруг траектория челнока резко стала меняться и его повело вверх. «Что случилось?» Челнок будто магнитом притягивали куда-то в небо.

— Спу… спут… спутник … — кто-то с трудом сказал.

«Точно спутник», понял Цавалас, тот вышел из-за горизонта и теперь челнок, проходя под ним, тянулся к нему, как бы разрываясь между ним и планетой. Планета была молодой и ее спутник вращался так близко, что влиял не только на приливы и отливы, он вытягивал саму планету, заставляя поверхность земли постоянно трескаться и извергаться.

Он резко дернул штурвал вниз и челнок, кувыркаясь, ушел под густые облака. Резкий удар и снова полет. Теперь он видел, куда надо лететь. Вон там точно блестит вода, она вздымается на сотни метров, и эта огромная волна следовала за своим спутником.

Челнок дернулся и резко пошел вниз.

Цавалас не почувствовал удар, он ничего не ощутил. Теперь сильно болела голова, будто ее зажали в тиски и не давали повернуть. Он заморгал, но так ничего и не смог увидеть. С трудом нащупал на руке консоль, постарался вспомнить, где располагается кнопка активации медпомощи, что-то нажал и опять провалился в никуда.

— Вы живы, вы живы?

Кто-то тряс его за плечи.

— Вы живы, вы живы?

Еще несколько раз спросили его. Он смог пошевелить рукой, а после и открыть глаза. Было темно, но он увидел силуэт человека. Цавалас постарался сконцентрировать свое внимание. Он жив. «Но почему так болит голова?» Мысли путались и, вываливаясь из кресла, его рука уцепилась за силуэт в комбинезоне.

— Как я рад, что вы живы, я уже думал, что остался один.

— Ты кто? — Цавалас не мог вспомнить его, пытался, но не мог.

— Я? — удивился человек в комбинезоне, — Хати, вы меня спасли, взяли с собой на челнок, помните?

Цавалас ничего не помнил, он вообще ничего не помнил, как тут оказался и что он тут делает. «Надо проверить расчеты по загрузке чанов, идет разогрев плазмы и скоро заливка консервантов». Его мысли не хотели ему подчиняться, они говорили о другом, о боли в голове.

— Ты кто? — опять спросил парня, что сидел напротив него и почему-то в шлеме, — мы где?

— Вы ничего не помните?

— Нет, — раздраженно сказал он и постарался встать.

Ноги с трудом держали его тело. Посмотрел по сторонам. «Что тут такое произошло?» Он был на планете, кругом разруха, челнок буквально разорван пополам, второй его части не видно и кругом множество мелких осколков, и еще эта бурая пыль. Она висела в воздухе и не хотела оседать на землю.

— Мы разбились, — взволновано сказал юноша, — что нам теперь делать?

Если бы кто знал, что делать. Цавалас тяжело дышал и медленно приходил в себя. И все же, он никак не мог вспомнить, как тут оказался.

— Разбились, когда, почему? — спросил он.

— Вы не помните?

— Нет, введи в курс дела, — попросил он.

— Была эвакуация на корабле, вы меня забрали на свой челнок, а после нас выбросило в космос, мы болтались, а после корабль взорвался…

— Взорвался? — Цавалас был этому явно удивлен, — почему?

— Не знаю, никто не знает, он просто взорвался, а вы послали челнок на планету, но мы разбились, — юноша подошел поближе. — Как вы себя чувствуете? Что нам теперь делать? За нами прилетят, когда? Нам надо куда-то идти или ждать будем здесь?

Цавалас не до конца все понял, но что-то в голове стало проясняться. Он вспомнил, как управлял челноком, но не помнил ничего до этого. Помнил, что он сеятель и его задача –дойти до воды.

— Где остальные? — стараясь говорить спокойнее, спросил он у юноши.

— Не знаю, — честно признался он.

— Вон след, видишь? — Цавалас указал рукой в сторону каменистой гряды, от которой тянулась россыпь осколков.

— Да.

— Сходи туда, посмотри. Их часть челнока, наверное, там.

— Хорошо, а вы?

— Иди и по пути собери все полные баллоны с воздухом, он пнул один из них, что валялся на земле.

— Хорошо, вы только никуда не уходите, присядьте, я сейчас, я быстро, я…

Его голос удалялся. Цавалас смотрел, как скрылась фигура юноши за выступом огромных камней. Он устал, сел. «Что теперь делать?» Он соглашался с тем, что корабль мог взорваться, иначе он бы тут не оказался. Согласен с тем, что спасательный челнок разбился и соглашался с тем, что могли выжить только они вдвоем. Но что теперь делать? Идти к морю? И как далеко оно?

Голова болела, но это уже не важно. Вернулся юноша, сел рядом с ним и молча уставился на него.

— Ну? — не выдержав молчания, спросил у него.

— Они погибли, — обреченно ответил юноша.

9

— Я хотел бы тебя обнадежить, но не могу. Извини, но за нами никто не прилетит. Некому. У нас осталось мало времени и нам пора.

— Куда? — растеряно спросил Хати.

— К морю, к воде. Собирай баллоны, ты крепкий, сильный, возьмешь четыре, я три. Нам пора идти.

— Куда? — опять спросил юноша, поднимаясь и засовывая в ранец баллон.

— Мы сеятели, и наша миссия на этой планете не завершена.

— Я никуда не пойду.

— Пойдешь, или я тебя поволоку. А ну, быстро встал, потом нюни будешь распускать, а теперь взял еще три баллона и быстро за мной.

— Какой смысл куда-то идти, нам все равно крышка, — проныл он.

— Нет, не крышка, наше спасение там, у воды, — он с трудом поднял баллон с жатым воздухом, голова продолжала трещать, — нам туда, он указал в сторону восходящего солнца, скоро будет жарко, некогда.

Парень лениво что-то пытался делать, наконец его рюкзак был укомплектован.

— А поесть, что взять поесть? — странно спросил он.

— И как ты будешь есть? — не смотря на него, спросил Цавалас, — тут атмосфера ядовита, ты и минуты не протянешь.

— Что нам еще взять?

— Ничего, пошли, — он с трудом надел ранец и, повернувшись к парню, прикрикнул на него, — не стой же, время поджимает.

— Но вы же сказали, что миссия не завершена, какое оборудование надо взять?

Цавалас посмотрел на наивного юношу: он и правда не понимал, что от него требовалось или же притворялся.

— Вон видишь? — указал на лежащий под грудой обломков ящик, юноша подошел и с трудом нагнулся, — да-да, именно его и возьми. Ну все, а теперь пошли.

Пыхтя под весом груза, они тронулись в путь. Идти было тяжело, гравитация тянула вниз, на звездолете присутствовало постоянно притяжение, но оно было ниже того, что было на этой планете. Они быстро уставали, не садились, поскольку вставать трудно. Стояли несколько минут и шли дальше.

Надо было идти равномерно, не спеша, так меньше расходуется воздуха. Уже минут через тридцать поднялось солнце и стало припекать. Душно, хотелось открыть скафандр и вдохнуть свежего воздуха, но Цавалас знал обманчивое состояние своего организма, надо еще немного постоять.

«Как же оно палит, ужасно, ужасно». Твердил он и шел дальше. По лицу стекал пот, трудно смотреть, да еще эта голова, она все еще ныла.

— Как ты? — спросил он у юнца, что плелся за ним.

Тот подошел, лицо все красное. Во время падения челнока он ударился и из носа потекла кровь. Сейчас он облизывал губу и старался понять, что это у него.

— Кровь. Она засохла, все нормально, — пояснил Цавалас, — отдохни, а сам посмотрел на прибор, что показывал остаток воздуха в баллоне.

Осталось мало, а они прошли не более километра. Минут через десять они поменяли баллоны, пустые бросили, стало легче идти.

— Нам далеко еще идти? — спросил парень.

— Да, далеко, — сухо ответил он и, не останавливаясь, продолжил путь.

— А как далеко?

— Береги воздух, поменьше говори, — попросил он его.

И правда, как далеко им еще идти, он и сам не знал, километр, десять, сто? На сколько хватит воздуха. «Мало, очень мало воздуха», причитал он и шел дальше.

Первым на каменный холм поднялся Хати и сразу остановился.

— Что там такое? — спросил он и подошел поближе.

Вся долина, что лежала внизу, дымилась. Лава медленно текла, застывала, переваливалась через наросты и дальше ползла. Он замер от увиденного.

— Что нам теперь делать? Повернем обратно? Там еще есть баллоны, их много.

— Нет, пойдем дальше.

— Куда?

Цавалас присмотрелся к горизонту. С правой стороны, почти до самого горизонта, дымилась земля. Там было извержение, магма все заполняла, однако с левой стороны было вроде тихо. Все равно, что бы он сейчас ни делал, он должен попробовать добраться до воды, вот только где она, он не знал.

— Идем туда, — и он указал рукой влево.

— Точно?

— Да.

Один раз он упал и ужасно ударил ногу, теперь шел и хромал, но не останавливался.

— Я не могу, — минут через сорок сообщил Хати, — я устал, не могу, — он сбросил ранец и сполз на землю.

— Хорошо, давай отдохнем и пойдем.

— Зачем мы идем? Там ведь никого нет.

— Верно, — он не мог ему врать, — там никого нет.

— А этот зачем, — он толкнул ящик, что все это время тащил на себе.

— Ах да, спасибо, — и сел на него, — это вместо кресла.

— Что? — тяжело дыша, спросил юноша, — что?

— Он нам не нужен, извини, без него бы ты не пошел.

— Что? — Хати не верил своим ушам, — я его тащил ради того, чтобы вы на нем посидели?

У него появились силы, он соскочил и со всего маха толкнул старика, тот шлепнулся на камень.

— Да будь вы… — он не договорил, схватил ящик, швырнул как можно дальше, — я возвращаюсь.

— Никуда ты не пойдешь, — поднимаясь, сказал Цавалас.

— Вы мне не начальник, там баллоны с воздухом, — он показал рукой назад, откуда они пришли.

— И что? Много ты на них проживешь? День, два, а что дальше?

— Я ухожу, — обреченно сказал юнец.

— У тебя остался один запасной баллон, три уже израсходовано, ты даже не дойдёшь.

— Не дойду… Я не хочу умирать… — И он заплакал.

— Не думай об этом как о чем-то плохом, что это конец…

— Старик, ты прожил свою жизнь в полете, но я мечтал о другом, о своей жизни, — он плакал.

Цавалас взглянул на прибор, его баллон кончался, оставался последний.

— Идем, все будет хорошо, нам пора, — он отвернулся от него и пошел. Тащить на себе юнца он не мог, может сам сможет добраться, хотя уже и не верил в это.

Через минуту, видя, что старик ушел, Хати двинулся в путь. Он шел, опустив голову, ненавидел себя, старика, своего отца, что поддержал его в этом полете. Его жизнь оборвется через два часа, ровно на столько хватит воздуха.

В этот раз они ушли далеко, начался спуск, а там в полукилометре начинался опять пологий подъем.

Цавалас думал, что ему не дойти, он только зря расходует воздух.

— Тебе надо вон туда, — указал уставшей рукой старик.

— У меня заканчивается баллон, — обреченно сказал мальчишка.

— Знаю, тебе придется взять мой, в нем еще больше половины.

— А как же вы? — тяжело выдохнул он.

— Я свое отходил, тебе надо идти, не теряй время, скоро появится спутник, будет светло, — он встал и повернулся спиной к юноше, — сделай милость, отсоедини его.

— Я не могу, — тихо ответил тот.

— Можешь. Ты должен, ты сильный. И спасибо тебе, что помог старику дойти сюда, я бы один точно не добрался.

— А что мне делать? — спросил он.

— Вспомни параграф 8 в инструкции посева, сделай все правильно. Ну же, давай, я сам не могу дотянуться.

— Нет, — тихо сказал Хати, — мы дойдем вместе.

— Как знаешь, — ответил старик и быстро нажал на рычаг, и его шлем отстегнулся.

Его тело вздрогнуло, он глубоко вдохнул ядовитый воздух, колени подкосились, и тело рухнуло на голый камень.

— Что ты наделал старик, что? — обреченно сказал Хати и присел, чтобы быстро отстегнуть последний баллон.

Он шел не оглядываясь, твердил наизусть пункт 8 из инструкции посева. Буквально минут через пять он поднялся на каменный холм и резко остановился. Внизу был океан. Он замер, не веря глазам, цель была так близка. Повернулся и посмотрел на тело старика, что лежало чуть ниже склона.

Не мешкая, он вернулся обратно, судорожно стянул с умершего тела комбинезон, воздух уже кончался и стало тяжело дышать. Взвалил его на себя и, стараясь идти более ровно, стал подниматься на вершину холма.

«Еще чуток, еще немного», твердил он себе, «я все сделаю, сделаю правильно, я сеятель, сеятель», твердил он, уже не видя, куда идет. «Я сеятель» последний раз сказал юноша и рухнул на землю.

Его баллон уже давно был пуст. Тело Хати покатилось и застряло между камней. Он не успел выполнить пункт 8 инструкции посева. Его тело герметично, сегодня или завтра его поглотит лава и на этом будет все кончено.

Погода изменилась, подул ветерок. На планете Кассид это был бы морской бриз, но тут ветер нагнал тучи, и с неба упали тяжелые капли. Легкий комбинезон, куртка, что была на Цавалас, задымился. Упала еще одна капля, и вот над погибшим телом старика поднялось облако испарений. С неба пошел кислотный дождь. Он разъедал одежду, кожу, плоть. Дождь усилился, и уже через несколько минут пошел настоящий ливень.

Вода смывала со скалы останки одежды, а вместе с ней и частички плоти еще живого организма. В каждом теле находится более трех килограмм бактерий, активных и спящих. Некоторые участвуют в симбиозе жизни, а некоторые просто ждут своего часа, чтобы активироваться.

И все же Хати выполнил пункт 8, он произвел посев планеты. Тело старика таяло. Через час от него ничего не останется, первичный бульон планеты активирован, осталось лишь ждать.

10

Ангел сидел на своем золотом льве Изир, а тот не спеша, ступая по острым камням, двигался вдоль каменистого утеса. Тут недавно прошел сель, он снес все на своем пути, оставив после себя первозданный хаос.

Лев перепрыгнул через бетонное ограждение и ступил на потрескавшийся асфальт. Дома были пусты, тут царила тишина. Люди давно покинули эти земли, шахты были истощены, реки высохли. Тут некому жить.

«Сколько еще времени осталось до момента, пока человечество вымрет», думал ангел, рассматривая проржавевшие машины.

Эволюция длится миллиарды лет, человек существует лишь мгновение. Его жизнь подобна цветку, что цветет только один день в году и только в момент восхода солнца. А после, выбросив свои споры, он увядает.

Ангел сидел на своем золотом льве и слушал, как поют цикады.

Проект Амброзия
Боль

Когда одна дверь закрывается, открывается другая. А мы часто с таким жадным вниманием смотрим на закрывающуюся дверь, что совсем не замечаем открывающуюся…

Александр Белл

Кажется, Светлана запомнила на всю жизнь этот странный писк рвущегося металла. Не было скрежета, только глухой удар, который сразу затих, а после все изменилось. Вчера выпал снег, и он сразу начал таять, а вечером ударили морозы. Она шла осторожно, ступала неуверенно, боялась поскользнуться, да еще эта сумка с отчетами вечно норовила утянуть ее в сторону. Светлана уже подошла к перекрестку, когда… нет, не услышала, а только краем глаза заметила в витрине, как что-то огромное мчится, перепрыгнуло через бордюр и врезалось в столб ограждения. Ее инстинкт выживания не подвел. Тело как на пружине резко выпрямилось и отскочило в сторону. Чего испугалась, ведь авария произошла на другой стороне улицы, и вот теперь она лежала на грязном льду и думала о своей потерянной сумке.

Падение было неудачным: сдвиг позвонков, боль в спине и это странное состояние, когда твои ноги тебя не слушаются. А после — месяцы на больничной койке, нельзя встать, сесть. Ты лежишь и пялишься в этот разноцветный потолок. Его специально разрисовали для таких больных как Светлана. Десятки операций. Хирурги буквально по крупинкам собирали рассыпавшийся позвонок, и эта изнуряющая боль. С ней она засыпала, с ней и просыпалась. Говорят, боль — это источник жизни, он защищает тебя, сообщает о повреждениях в теле, но сейчас Светлана уже не могла ни на что смотреть, она ждала, когда придет медсестра и поставит очередной обезболивающий укол.

— Ну, вот и отлично, прекрасно, прекрасно, — с широкой улыбкой говорила Галина Николаевна, ее лечащий врач. — Еще немного и начнем ходить.

Она уже сама мечтала, только боялась об этом думать, а вдруг уже не получится. Сейчас Светлана чувствовала ноги, сгибала их в коленях и шевелила пальцами. И все же было страшно. Месяцы бездействия сказались, теперь ей надо начинать все с самого начала, опять учиться ходить. Каково это — сделать первый шаг? Сидела на кровати, поясница ныла. То вдруг все пропадало, боль растворялась, и тогда Светлана, блаженно улыбаясь, смотрела в пол.

— Не спешим, держимся, я подстрахую, вот так, так… — Медбрат потянул за лямку, что уходила к роликам в потолке и уже оттуда спускались к специальному корсету Светланы. — Все будет хорошо, держимся за поручни и тело чуточку вперед.

Она смотрела на свои болтающиеся ноги, которые не знали, что им делать. Медсестра помогла поставить ступни на теплый пол. Светлана верила, что будет бегать и даже танцевать, вот только надо опять научиться ходить. Шаг за шагом, неделя за неделей, она повторяла одно и то же.

Через месяц ее выписали. Как Светлана радовалась, что может уже не лежать как калека, у нее опять вся жизнь впереди. Уже глубокая осень, изредка идет снег, снова зима, а там и Новый год, праздник детства. От этих мыслей ей становилось приятно, даже радостно.

Максим подсаживался поближе и начинал массировать ее худые ноги. Она вышла замуж всего пару лет назад, даже не успела родить. Чуть попозже, обязательно. Он заглядывал ей в глаза и старался поцеловать в губы, Светлана отвечала, но как-то холодно. Не то воспоминания о боли не давали покоя, не то странное чувство, а зачем все это?

Галина Николаевна захлопала в ладоши, когда Светлана самостоятельно зашла к ней в кабинет.

— Милочка, вот это да! — ее глаза по-детски горели. Если бы все доктора были такими, то одной улыбкой можно лечить.

Несмотря на то, что операции прошли успешно, боль не отпускала. Она могла появиться внезапно, и тогда ее тело мгновенно замирало как парализованное, она только и могла моргать глазами. Светлана часами плакала, успокаивала себя, что это временно, а Макс все пытался ее поцеловать.

Шли месяцы, но боль не отпускала, она преследовала, шла по пятам, то отходила чуть в сторону, но стоит расслабиться, как она тут как тут. И опять Светлана плакала, глотала обезболивающее, старалась найти часик, чтобы вздремнуть, а после опять…

— Я могу предложить один метод, он не новый, но достаточно эффективный. После повреждения позвоночника много нервов пострадало, сейчас все восстановлено, но фантом боли остался.

Да, Светлана знала, что такое фантомные боли, когда нет источника, но мозг помнит состояние боли и постоянно его прокручивает. И с каждым разом эта стимуляция становиться все тяжелее и тяжелее. Мозг запутался и не может выйти из зацикленного состояния.

— Операция несложная, мы установим чип, который будет посылать сигналы в твой мозг, что у тебя болит спина.

— Что? — удивилась Светлана.

— Наши нервы уникальны, — продолжила Галина Николаевна, — они похожи на трубы, по которым сигнал может двигаться только в одном направлении: вверх или вниз, но одновременно в оба направления не может. Поэтому сигнал, что будет посылаться чипом, будет блокировать сигнал, который говорит тебе о боли. И ты начнешь петь, — на этих словах она развела ладони в стороны, как будто уже сделала операцию.

Светлана не могла не согласиться, она должна попробовать. Жить так, как она сейчас живет, уже не могла, невыносимо, это просто пытка. Через пару месяцев ей в позвонок вживили тот самый чип и вдруг все сразу изменилось. Сперва было покалывание, не то от швов от операции, не то к ней и правда иголочками прикасались. Ноги несколько раз вздрогнули, и наступила тишина. Она сидела, а после прошлась по палате, взглянула на улицу: уже начало лета и птицы так громко поют… И вдруг осознала, что чувствует тепло, хочет прогуляться и скушать как в детстве мороженое. Боль… Ее не было.

— Я ее не чувствую, — боясь, сама себе тихо произнесла Светлана.

Теперь она поняла тот радостный взгляд своего врача. Она наклонилась, повернулась, коснулась колен, а после осторожно присела, боли не было, только слабое гудение в позвонке, будто приложили трансформатор.

— Я ее не чувствую, — опять повторила она и сама себе заулыбалась.

— Поздравляю, ты заново родилась, — сказала Галина Николаевна и притронулась к проводкам, что скрывались под лейкопластырем. — Потом все снимем и уберем.

Но это было уже не важно, она опять чувствовала жизнь и опять как в юности захотелось целоваться и обниматься. Что это? Удивилась она сама себе, когда вышла на улицу. Она и правда заново родилась. На все смотрела иными глазами. Вот лужи, вчера был дождь, а запахи, какие запахи, липа, цветущая липа. Ах, говорила сама себе Светлана и, осторожно ступая, шла домой.

Маленький микрочип все изменил, вернул ее к жизни. Боль никуда не делась, но этот маленький кусочек пластика ее блокировал, не давая возможности боли опять проникнуть вглубь мозга. Светлана радовалась и в то же время боялась. Ее тело дало сбой, мозг запутался. Если бы не чип, она опять бы глотала свои таблетки, а что потом…

Первый раз за последние полтора года она сама поцеловала своего мужа, Максим удивился и осторожно ответил ей. Это были сладкие поцелуи, как в первый раз, как тогда, на берегу реки, где они остались одни. Губы, так все просто, прикасаешься, но столько оттенков, сладких, жгучих и удивительно нежных.

— Ты что? — увидев, как Светлана заплакала, спросил Максим.

Он не понимал, что к ней вернулась жизнь, как прежде она опять хотела петь и рисовать, а еще, да, еще она хотела к нему прижаться и…

Все изменилось. Все… Она не знала о чем думать. Вроде все как прежде, но все уже не так. Светлана хотела его, хотела как женщина и с нетерпением ждала вечера, когда муж придет с работы, и они опять уединятся. Она хотела его и радовалась, когда руки Максима начинали гладить ее тело. Светлана вздрагивала, жалась к нему и тянула губы для поцелуев.

Все изменилось. Просыпалась и просто улыбалась, заваривала чай, возвращалась в кровать. Максим спит, пусть, ему еще работать. Она нюхала аромат свежезаваренной травы и думала о себе. Что не так? Мысли не давали покоя. Все изменилось. Раньше было не так, все как-то серо, как обычно, а этот секс… Она пыталась понять, что случилось, но не могла найти на них ответов, вспоминала вчерашнюю ночь, улыбалась, клала руку мужу на спину, и вот опять… в животе все заурчало.

— Ну, милая, рассказывай, — Галина Николаевна присела не за свой рабочий стол, а рядом со Светланой, открыла коробку конфет и протянула ее ей. — Ты просто сияешь от счастья.

Да, действительно, Светлана в последнее время сияла. Она забыла, как еще пару месяцев назад корчилась в постели от боли и проклинала водителя, что не вписался в поворот, проклинала коммунальные службы, что не посыпали дорогу песком, проклинала себя, что вышла из дома поздно и оказалась на том месте. Светлана забыла о боли, что унижала ее, что превращал в зверя, который выл и злобно смотрел на всех.

— Я даже не знаю… — Как-то растерянно сказала она, хотелось поделиться, но боялась.

— Ну же, рассказывай, ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, — тут же ответила она.

— Прежних ощущений нет… — Она имела в виду боль.

— Нет.

— Не мешает, спишь хорошо, нет зуда в швах?…

— Нет, нет… — На все отвечала Светлана, ее ничего не беспокоило. Ну подумаешь, шов, это не то…

— Тогда расскажи что чувствуешь? Покалывание?

— Нет, — она даже не знала, что и сказать, вдруг лицо покраснело, мысли выдали ее.

— Я слушаю, — Галина Николаевна взяла конфетку и откусила ее.

— Нет, не болит, все отлично, но… — Она даже не знала как начать, вроде это ее личное дело, но раньше со Светланой такого не было. — Оно… — Она замялась и опять лицо предательски покраснело.

— Говори как есть.

— Я хочу секса… — Выдавив из себя, сказала Светлана.

— Э…

— Все время думаю о нем, мне даже стало страшно за себя, может я больная, так не должно быть…

— А боль в спине? — зачем-то спросила Галина Николаевна.

— Ее нет, будто никогда не было, только слабый зуд, а вот здесь горячо, — и Светлана прикоснулась к пояснице.

— Давай посмотрим.

Светлана сняла платье, и руки врача, пальпируя швы, стали изучать место, где скрыт чип. Если не знать, что искать, то это просто незагорелый длинный шов.

— Я говорила тебе о побочных эффектах.

Светлана смутно помнила о них, тогда она готова была на все, лишь бы избавиться или хотя бы понизить боль.

— Через позвонок проходят все нервы, что управляют твоим телом ниже пояснице, включая и таз. — Светлана это понимала, но хотела убедиться, что все нормально. — По всей вероятности, чип задействовал дополнительные функции. Скажи, а как оргазм.

— Сильный, — как будто ожидая этого вопроса, ответила Светлана.