Бесплатный фрагмент - Пробуждение

Пепел, из которого восстал феникс

Холодный дождливый вечер. Слышались звуки ударов кулаков об тело. Всплеск крови сверкнул в темноте. Обессиленный голос звал на помощь.

Из-за угла показались две тени — высокий мужчина и маленький мальчик в белом плащике, который шел с ним за ручку. Мужчина с ребенком шли быстрым шагом, однако, увидев происходящую картину, остановились. В подворотне пять-шесть человек истязали тело, лежащее на земле. Мужчина и мальчик простояли несколько секунд в ужасе, затем первый прошептал второму: «Пойдем отсюда, сынок». Отец стремительно зашагал обратно в сторону улицы, ведя за собой сына, но тот до последнего не отводил глаза от происходящего. Мальчик понимал, что происходит что-то очень плохое и неправильное, и пытался предпринять какие-то действия по предотвращению данной ситуации: он сначала пятился назад, тянул за руку отца, затем просто прокричал: «Папа, там кого-то бьют! Пойдем поможем! Он же умрет!». Мужчина в течение всего крика мальчика повторял «тсс-тсс!» и оборачивался на тех бьющих людей. А те как раз оглянулись на мужчину с ребенком.

— Это не наше дело, понятно? — со стиснутыми зубами проговорил мужчина своему сыну. — НЕ НАШЕ дело. Пойдем отсюда быстрее.

И отец, ведя за собой сына, быстро убежал подальше оттуда. И так, они ушли.

У мальчика проступили слезы на глазах, он много думал об этом случае в тот день, и не только в тот день — всю жизнь. Он мог закрыть глаза, и в мельчайших деталях увидеть дикие, животные выражения лица бьющих мужчин и окровавленное лицо жертвы с невероятно беспомощными глазами, полные боли и ужаса.

Глава 1

Д: Мистер Линфорд, пожалуйста, расскажите нам, как все произошло. С самого начала.

Л: Я хорошо помню тот день. Все началось обычным февральским днем…

Темные глаза в очках с черной оправой пробегали по стеллажам маленького продуктового магазина и тщательно выбирали что купить на пятничный вечер в компании друзей. Худощавые бледные руки из-под рукавов черного пальто взяли несколько продуктов и понесли их к кассе.

— Шесть банок колы, чипсы, все? — спросил продавец небольшого магазина, совместно являющийся его владельцем. — С тебя пять долларов.

— Спасибо, мистер Грин. — протянул купюру юноша.

— Как дела у мистера и миссис Линфорд?

— Все как обычно, ничего нового. До свидания, сэр. — ответил юноша и вышел из магазина.

Я вдохнул прохладный весенний воздух. На улице было ближе к вечеру, люди уже возвращались с учебы и работы домой.

«Все как обычно». Так было всегда, и никак по-другому не могло быть. Словно два застывших камня мои отец и мать сидели, стояли или лежали в своем доме, без радости и страданий, уже на протяжении многих десятков лет. В принципе, «мертвой» была не только моя семья, но и жители всего городка.

Я положил только что купленные продукты себе в рюкзак и направился встречать друзей около нашего университета. Крис Янссен и Харви Дарвин — так звали друзей — были старшекурсниками в отличии от меня самого только учившегося на первом курсе, и у них, поэтому, было больше занятий, факультативов и практических занятий, они всегда заканчивали очень поздно. Я часто ждал их, чтобы провести время вместе.

Путь от магазинчика «Грин’с гросери стор» до университета был недлинным. Я каждый день преодолевал этот путь и хорошо знал дорогу. Ничего особенного не было, однако она пересекала территорию железнодорожного вокзала, где иногда бывали попрошайки и бездомные, которых обычно гнали полицейские. В этот раз, когда я шел около этой территории, заметил женщину с маленькой собакой, которые часто здесь продавали самодельные перчатки. Каждый раз женщина мне кричала «молодой человек, милый, купи перчатки!» и я всегда проходил мимо. Мне просто было неудобно к обращаться к этой женщине и видеть ее воспаленные жалостливые глаза и точно такие же глаза ее собаки, к тому же у меня не было интереса покупать перчатки.

Сегодня женщина с жалостливыми глазами даже не успела прокричать мне, как ее тут же схватили полицейские прямо перед моими глазами, запрещая ей вести торговлю в этом месте. Они понесли женщину в полицейскую машину, она кричала и билась. «Жорж! Жоорж!!!», так она звала свою собаку, которая неустанно лаяла, «отдайте мне мою собаку!» кричала женщина и посмотрела на меня. Я посмотрел на нее и на этом дверь машины захлопнулась. «Сэр, извините, что вам пришлось это увидеть» — сказал мне один из полицейских и машина уехала прочь. Собака побежала за хозяйкой, гавкая и скуля. А я пожал плечами, пошел дальше и решил попить одну банку колы.

Я уже стоял у ворот университета, Крис и Дарвин как раз направлялись в мою сторону.

— Здорова, Лин! — вскрикнули они. — Ну что, выплываем наружу?

— Выплываем наружу! — похлопали мы друг другу по спинам в предвкушении веселого вечера.

— Кстати, ребят, по дороге зайдем в школу моей сестры, хорошо? Я должен отдать ей шапку, она забыла утром в спешке. — сказал Крис.

— Без проблем.

Мы направились в большой торговый центр, где был боулинг. У выхода из университета нам встретились три девушки, одной из которых была девушка Криса Вивьен — слегка полноватая брюнетка с низким обвораживающим голосом, ее лучшая подруга и моя одногруппница Кэрон Ларкин и еще одна, с которой я не был знаком. Вивьен обняла Криса и, увидев нас с Дарвином, обняла и нас. Она была очень крутой и нам очень нравилась, Вивьен была всегда нам рада и часто с нами зависала.

Эти девушки смотрели по-особенному на Криса, как, собственно, все остальные. Находиться рядом с Крисом в толпе девушек — значит быть пустым местом. Мы с Дарвином знали это на своих шкурах. Одного взгляда на Криса вполне хватало, чтобы понять, почему он им так нравился. Высокий юноша с русыми длинными волосами и спокойными серыми глазами, одевающийся соответственно статусу своей первоклассной семьи. Его отец владел заводом по производству автомобилей, его семья была высокопочитаемой в городе. Крис, как будущий наследник бизнеса, пытался соответствовать всем условным требованиям преуспевающего сына успешного отца. В плане учебы Крис, как и во всех сферах деятельности, был в числе лучших, участвовал во многих конференциях, олимпиадах и мероприятиях. Также, Крис занимался теннисом и баскетболом, любил рисовать и танцевать. Его имя всегда было на слуху в университете и в городе в целом. Это все внушало авторитет с его стороны: у Криса было очень много знакомых и друзей, преподаватели безмерно уважали юношу, а девушки просто сходили с ума, когда видели его. При всей его популярности меня всегда интересовал тот факт, почему его лучшими друзьями были мы с Дарвином. Думаю, потому что нам было все равно, кем он был в обществе и кто его семья, нам было просто комфортно и весело вместе.

Мы немного поговорили с компанией девушек и затем пошли дальше.

За полмили до торгового центра вниз по улице показалась школа, где училась Реми — младшая сестра Криса. Реми я видел однажды и только издалека: мы были на пороге дома Криса, как вдруг сзади недалеко от нас послышался женский голос, и мы обернулись. Там увидели черную машину, заходивших туда женщину и девушку лет 14-ти в официальных костюмах. Это были мать и сестра Криса. Они куда-то уезжали. «Забери ключи, Крис!» — вскрикнула Реми и Крис побежал за ними, она отдала их и затем скрылась за черной дверцей машины. Единственное, что я отчетливо запомнил в ней, это удивительно белые волосы.

Мы стояли у ворот в школу и ждали Реми. Наконец, ворота открылись, и показалась она — Реми Янссен, девушка с удивительно белыми волосами. Сначала она, увидев нас с Дарвином, немного опешила, затем заметив своего брата, улыбнулась.

— Реми, возьми, и не забывай больше, иначе мозги себе отморозишь в февральский холод. — протянул шапку Крис.

— Спасибо, Крис. — поблагодарила Реми и схватила шапку из рук брата. Затем нависла тишина. Она смотрела на нас, мы смотрели на нее — мне кажется, мы простояли так секунд десять.

— Реми, — наконец нарушил тишину Крис. — Знакомься, это мои друзья Дарвин и Лин. Дарвин и Лин, это моя сестра Реми.

— Привет. — сказала она немного смутившись. Дарвин пожал ей руку, затем я. Она посмотрела на Дарвина, затем на меня. И ее взгляд остановился на мне. Теперь смутился я. — Дарвин — это твое имя? Или фамилия как у Чарльза Дарвина?

— Это моя фамилия, как у Чарльза Дарвина. — сказал рассмеявшись Дарвин.

— Ого, круто. — ответила она. — Ну ладно, мне пора идти, еще встретимся.

И так она ушла. За ней остался приятный аромат, который я запомнил раз и навсегда — аромат сладких лесных ягод. Мы втроем пошли дальше в наше место назначения, но я никак не мог перестать думать о ней. Мы с ней даже словами не обменялись, но я чувствовал, чего раньше за мной не наблюдалось, что она мне очень близка, будто я был знаком с нею много лет. Не знаю, что со мной, но рационального ответа не нашлось.

Крис выбил три страйка, я — тоже три, а Дарвин ни одного. Он отчаянно пытался выбить, но у него никак не получалось. Мы с Крисом смеялись и подшучивали над ним, но под конец Дарвин был серьезно настроен, чтобы выбить этот несчастный страйк. Мы с Крисом выпивали по дешевому пиву, которое он покупал для меня, сидели и наблюдали за игрой Дарвина. Как хорошо быть молодым и беззаботным, наслаждаться моментом, раскинувшись на стуле, и ни о чем не думать. Друзья, развлечения, шалости, проделки — это то, о чем я мечтал, поступив в университет в шестнадцать лет. Полгода прошли так быстро с тех пор, как я попал сюда, и я хотел бы, чтобы и дальше все продолжалось так же.

Дарвин наконец выбил заветный страйк, тогда он вскрикнул на весь боулинг, и все люди в помещении уставились на него. Просидев там еще несколько часов, мы вышли из торгового центра, где был этот боулинг. На улице уже стемнело. Крис и Дарвин остановились у выхода и начали курить, я просто стоял с ними и разговаривал. Вдруг к нам подошел мальчик лет тринадцати с листовками и шустро завязал разговор. Это был смешной малый, который был одет как самый стереотипный аниме фанат, с длинными черными волосами и большими любопытными черными глазами.

— Поделитесь, братья, — сказал мальчик, указывая на сигарету, — А взамен я не буду предлагать вам листовки.

— Сколько тебе лет, малой? — спросил Крис.

— Достаточно. Ну пожалуйста. — не унимался мальчик.

— Лучше не надо… Как тебя зовут?

— Акира Иягами. Ну дайте, это же не ваше дело. Если я сдохну от рака легких, то в этом буду виноват лишь я, не вы же. Ну дайте, пожалуйста, братья.

— А ты не отвяжешься, на, возьми. — Крис протянул ему открытую пачку Марльборо, из которой Акира взял одну сигарету.

Акира был очень многословен, и пока мы стояли там пятнадцать минут, он все не унимался рассказывать какие-то небывалые истории.

— Так тебе сколько? — спросил я его.

— Тринадцать. — ответил Акира, круто затягивая сигарету.

— Как так получилось, что в таком возрасте ты уже работаешь?

— Я не работаю здесь постоянно, иногда время от времени подрабатываю. Я слежу за новостями из мира видеоигр, и как только на горизонте появится стоящая новинка, я коплю на нее денег и покупаю. У меня дома огромная коллекция видеоигр, все купил сам. — ответил Акира с гордостью.

— А родители не дарят? — спросил Крис.

— Не, это чисто моя коллекция, которую я сам собрал. Это лишь мое дело, и никого это не касается. — сказал Акира с пугающе серьезным лицом.

Около торгового центра на уличном кафе началась какая-то потасовка, где один упитанный мужчина очень громко кричал. Мы все обернулись туда. Мужчина размером со шкаф, с наколками на руках и шрамом на лице кричал на худощавого испуганного юношу. Вокруг собралась небольшая толпа.

— Вы пытались украсть мою вещь! — кричал юноша.

— Как ТЫ смеешь говорить ТАКОЕ обо мне?! Кем ты себя возомнил, щенок! — с брызжущимися слюнями буквально орал ему в лицо мужчина.

Испуганный юноша крепко держал в руках коробку с пончиками. Как мы поняли, этот мужчина пытался взять эту коробку со столика, у которого сидел юноша, но юноша вовремя схватил коробку, а мужчина придрался к нему за то, что тот плохо к нему относится. Бред. Все люди, образовавшие толпу, прекрасно это понимали. И просто стояли. Стояли и смотрели. Юноша пытался взглядом попросить помощи у них, но никто и не собирался заступаться за него. Как в том случае из темного дня моего детства. Сумасшедший мир, не правда ли? Этот мужчина был великаном, но, если бы за парня заступилось два-три человека, этого бы вполне хватило. Всего лишь два-три человека, а толпа из трех десяток молча наблюдала за развитием событий.

Я неожиданно вскочил и направился прямо к этому двухметровому мужчине, чтобы остановить этот жалкий цирк. Я подошел к юноше и мужчине, забрался на один из столиков и удивительно для самого себя задекламировал: «Люди, вы должно быть сумасшедшие, как вы можете смотреть на это и ничего не делать? Ты, ублюдок, что тебе от него надо? Ты сам начал этот конфликт, попытался украсть у него вещь, а теперь что-то предъявляешь ему без абсолютной на то причины. Что с тобой?»

— Еще один щенок нарисовался, смотри. Иди сюда, придурок! — заорал мужчина. А люди вокруг как стояли, так и продолжали. Мне кажется, что я лишь сделал этот цирк интереснее.

— Это дает мне основание посудить, что ты бедный человек с нулевым уровнем самооценки и пытаешься хоть как-то поднять ее в своих же глазах путем унижения и оскорбления других людей. Люди, очнитесь! Это же абсурд, что мы все просто стоим и смотрим! Давайте все вместе остановим его, ну же.

В эту минуту показалась машина полицейских. Мужчина убежал. Толпа разошлась. Юноша сел на стул с каменным лицом и уставился на пол, слезы тихо скатывались по щекам. Затем он посмотрел на меня. Мы встретились взглядами. Я посмотрел ему в глаза и был в оцепенении: вместо хоть чуть-чуть благодарного за то, что я заступился за него, взгляда, я увидел взгляд, говорящий «зачем ты это сделал». Получается, я не помог ему, а наоборот, раздул эту драму. Я слез со столика и пошел к своим друзьям.

— Ничего себе, во ты даешь. — сказал Акира.

Мы с Крисом и Дарвином пошли домой. На улице давно стемнело.

— Вы не думаете, что это сумасбродство? — сказал я.

— Лин.. — начал Крис.

— Это же просто сумасшествие. Взрослые люди стояли, смотрели и ничего не делали.

— Лин, если бы даже кто-то заступился, никто бы не мог перебороть этого мужчину. Он придурок, друг, забудь. — сказал Крис.

— И плюс, если бы даже нашелся человек, который бы составлял ему конкуренцию, началась бы драка, и, возможно, последствия были бы хуже. — подметил Дарвин.

— Я говорю не о том идиоте. А о людях. Об обществе в целом. Где здравомыслие и сочувствие? Что не так с этими людьми? Если бы мы все стояли друг за другом горой, то такие уроды никуда б не лезли. Возможно, их вообще бы не было.

— Это естественный порядок вещей, Лин. Мы ничего не можем с этим поделать. — сказал Дарвин.

— А что, если все-таки можем? — ответил я.

— Что ты задумал, умник? — спросил Крис.

— Такое чувство, будто все ходят «мертвые», вы не думаете? Люди с утра просыпаются, идут на работу или учебу, возвращаются, делают домашние дела и идут спать. И то же самое на следующий и последующие дни. Затем дожидаются выходных, после шести дней сурка, и там они занимаются домашним хозяйством, ходят в супермаркеты, смотрят скучный фильм вечером всей семьей, одаривают друг друга лживыми словами вроде «я люблю тебя» и идут спать. И так круглый год на протяжении десятилетий. Разве это жизнь? Нет, это существование. При такой жизни люди перестают чувствовать, так как, по сути, это не нужно в их скучной однообразной жизни. Поэтому люди черствеют, ни за что не борются, перестают сочувствовать себе подобным и не замечают красоту жизни. Это же ужасно. Разум — это хорошо, но он тотально завладел нашим обществом в настоящем веке. Из-за соображений выгоды, денег, недвижимости всегда вырубались леса, убивались животные и люди. Нельзя это так оставить, нужно заставить людей, для начала, хотя бы, из нашего города, проявлять искренние чувства, замечать красоту жизни, заставить их ПРОСНУТЬСЯ. И тогда, возможно, люди начнут помогать друг другу и мир станет лучше.

— И как ты хочешь этого достичь? — спросил Дарвин.

— А что заставляет людей «проснуться»? Большой «бум». Взрыв, всплеск эмоций, шок, что-то, что глубоко впечатляет человека.

— Например?

— Если мы берем в охват всех жителей нашего города, то, думаю, какое-нибудь световое шоу с салютами в разных местах по городу, чтобы везде его было видно.

— Ничего себе ты замахнулся, это же очень дорого! — воскликнул Крис.

— Не обязательно же покупать все это, можно самому сделать. Это не так уж и сложно и у вас будет интересный опыт. — сказал я. — Ну как, что вы думаете?

— Я никогда не делал фейерверки, была бы неплохая практика… И тем более, если в благих целях, то почему бы и нет? — сказал Дарвин. — Если что, я с тобой. Можешь звать, если понадоблюсь.

— Крис? — спросил я.

— Друг, знаешь, твоя идея немного утопична. Если мы даже устроим это шоу, то не факт, что люди вообще отреагируют на него. Думаю, их проблема в другом и в более глобальном. Нельзя одним щелчком пальцев заставить их «проснуться». — сказал Крис.

— Крис, ты как все эти люди, просто стоишь и говоришь об этом, сам ничего не предпринимая. «Это может не сработать», «а что, если это напрасно». Да какая разница! Ты хотя бы попробовал, ты хотя бы что-то сделал. Это лучше, чем ничего. — ответил я ему.

— Иногда «ничего» лучше, чем «что-то».

— И в итоге останешься ни с чем. Если только что-то сделаешь, ты узнаешь многое. А сейчас, ты мыслишь, как серая масса. Да, Дарвин? — смеясь спросил я.

— Серее некуда. — с улыбкой ответил Дарвин. — Фу, Крис. А что тебе терять-то, чувак?

— Ну вы и байтеры… — с досадой сказал Крис. — Ладно, я с вами.

***

Я зашел домой. Повесил куртку и, так как я был ужасно голодный, взял на кухне вчерашние вафли и налил себе стакан яблочного сока. Я все думал о том случае в уличном кафе, который не мог выйти из моей головы.

Почему? Почему образуется такая толпа зевак? Почему несправедливость допускается обществом? Потому что никто не хочет, чтобы проблема распространялась на него, люди не хотят особо напрягаться ни о чем. Более того, из праздного любопытства зеваки засматриваются на подобные «представления» будто зрители с попкорном в кинотеатре с волнением смотрят захватывающий фильм. А ведь становясь свидетелем несправедливости и умалчивая ее, ты сам способствуешь ей и становишься лицом несправедливости.

Но, вспоминая эти глаза, говорящие «зачем ты это сделал», невольно задумываешься, может неравнодушие не всегда уместно? Может эта справедливость никому не нужна? Раньше ее не видели и впредь можно обойтись без этого?

Я, будучи занятым размышлениями, поднимался со стаканом и вафлями по лестнице вверх в свою комнату, как вдруг споткнулся и вылил все содержимое стакана. Я пришел в себя от громкого звука всплеска яблочного сока об лестницу. Наверху на втором этаже показалась моя мама. Я поначалу немного испугался ее, но потом, не обращая внимания на пролитую жидкость, начал эмоционально рассказывать про случившуюся потасовку в уличном кафе, как один мужчина напал на юношу, а рядом собралась целая толпа и никто не вздумал помогать второму. На что мама ответила: «мг-м… протри лестницу и смой водой, а то будет прилипать». И удалилась в спальню. Я сделал все, как она сказала и уже со стаканом воды и вафлями пошел в свою комнату.

Среди моих мыслей маячила еще одна особенная, я схватился за нее и понял, о чем она или точнее о ком. Реми… Закрыв глаза, я воссоздал ту встречу у ворот школы до мелочей. Вспомнил ее сказочные серебристые глаза, роскошные обрамляющие ресницы, светло-рыжие веснушки на щеках и носу, теплые румяна, чувственные губы… Я не глядя взял одну вафлю и положил в рот, и эта вафля оказалась самой вкусной среди вафель в этой тарелке и всех вафель, которые я когда-либо пробовал.

До глубокой ночи я писал и рисовал свои сегодняшние мысли, собрал вещи для занятий завтра в университете и крепко заснул.

Глава 2

Д: Получается, тогда и впервые пришла идея сотворить весь этот кошмар? Надо же, а вы предприимчивы. Что было дальше?

Утро следующего дня. Я с одногруппниками сидел в аудитории университета в ожидании преподавателя литературы. Рядом со мной сидела Кэрон Ларкин, лучшая подруга Вивьен, сильно худая девушка с черными крашеными волосами и пирсингом на нижней губе и в носу. Она была моей одногруппницей, но была старше меня на три года, так как в этом году после двух лет учебы в филологическом факультете перевелась к нам — в литературоведческий. Кэрон была неимоверно умной и саркастичной девушкой, любила смотреть готические фильмы и мультфильмы, увлекалась игрой на гитаре. Она была моей хорошей подругой, я очень любил болтать с ней о самых разных вещах, так как она была очень интересной собеседницей.

Мы ждали нашего запыхавшегося потного старого преподавателя, но вместо него в аудиторию вошел невысокий молодой преподаватель с волнистыми волосами цвета темного кофе и в аккуратном костюме. Мы все в изумлении замолкли.

— Доброе утро, меня зовут Алан Джейкобс, и я ваш новый преподаватель по литературе. — представился он. — Вы первокурсники, верно?

Мы кивнули. Вдруг послышался стук в дверь аудитории и вошел Джонни Пим — наш одногруппник, который вечно опаздывает. Пухлые розовые щеки Джонни напряглись при виде незнакомого преподавателя.

— Чем могу помочь, мистер? — спросил мистер Джейкобс. Джонни Пим оглядел аудиторию и, увидев нас, понял, что он не ошибся аудиторией и отогнал свое недоумение.

— Здравствуйте, сэр… Можно войти? Извините за опоздание. — проговорил юноша.

— Почему ты опоздал, эм…?

— Джонни, Джонни Пим. Утром я плохо себя чувствовал, поэтому планировал не идти в университет, но затем выпил таблетки и решил, что все-таки пойду. Когда я вышел на свою остановку, автобус уже отъезжал, в итоге пришлось ждать следующий полчаса. Еще раз извините за опоздание, мистер…

— Джейкобс, мистер Джейкобс. Ладно, Джонни Пим, присаживайся. — ответил преподаватель, и затем вид у него был задумчивый. — «Я плохо себя чувствовал, но выпил таблетки»… Хм-м, то есть Джонни осознанно решил заблокировать ощущения своего тела. Я не говорю, что таблетки — это плохо и ни в коем случае не осуждаю тебя, мистер Пим. Давайте все вместе просто подумаем, может тело Джонни Пим сигнализировало о каких-то проблемах, что в нем появилась боль. Предчувствовало что-то плохое? Или отреагировало на какой-то стрессовый случай? А может правильно, что боль была утихомирена, и в жизни Джонни Пим сегодня случится большое событие, он получит действительно важные знания, встретит свою судьбу? Это палка о двух концах, на кону которой либо внешний мир, либо внутренний. Однако мы чаще жертвуем последним, правда ведь? Мы в наши дни глушим свои чувства и ощущения, так как они нам попросту мешают. Боль — таблетка, стресс — заедание, напряжение — алкоголь, а ведь дыма без огня не бывает. Мы сейчас эти чувства в себе подавим, а завтра они обернутся нам опухолями, раком и другими болезнями. Это не хорошо.

Вся аудитория внимательно его слушала, следя за ходом мыслей молодого преподавателя. Мы переглянулись с Кэрон, так как никогда еще занятия по литературе не были так интересны. Тем временем, мистер Джейкобс продолжал:

«Вспомним всем известный «451 градус по Фаренгейту». В каком обществе жил Гай Монтаг? В обществе без каких-либо негативных эмоций — люди только и делали, что развлекались. Они сидели, весь день смотрели телевизор, это повторялось изо дня в день, и в кого они так превратились? В овощей. В абсолютно примитивных существ, роботов. Вы думаете общество Гая Монтага было счастливо? Нет, это были даже не люди. Каким позитивным чувствам взяться, если негативные полностью подавлены? Это же как две стороны медали, если нет одной стороны, медали вовсе не может быть. Мораль всей басни такова — нужно слышать себя, свои чувства и давать отчет каждому ощущению своего тела. Нам периодически поступают сигналы от глубины нашей души, но мы их игнорируем из-за погони за чем-то далеким.

Мы становимся шестеренками в огромном механизме общества, где любые чувства — это что-то лишнее. Вы, как студенты литературоведческого института, обязаны чувствовать и побуждать других это делать. Я понимаю, литературоведение — это наука, но вы работаете с произведениями искусства, одним из аспектов анализа которых является понимание красоты, эстетика…».

После подобной полуторачасовой лекции мы все были не прежними, в нас вселилось какое-то… вдохновение? «Видимо, я больше не буду пропускать занятия литературы: и молодой, и красивый, и умный!» — тихо воскликнула мне Кэрон Ларкин. Все вышли из аудитории, я остался последним. Мистер Джейкобс стоял у трибуны, записывая что-то.

— Мистер Джейкобс, вы правда считаете, что в настоящее время обществу не хватает чувств?

— Да, конечно.

— Тогда почему общество к этому пришло? Может правда они вовсе не нужны?

— Когда-то нам нужны были ходули, но почему мы их не носим сейчас? Мне эти вопросы слышатся одинаково. Общество много меняется. Мы живем в прогрессивном мире, в процессе создания которого нам нужно было усердно трудиться и чувства у людей отошли на второй план как что-то лишнее. Сейчас в эпоху, когда информация сочиться с каждого угла, нам особенно важно уделять внимание своему внутреннему миру. Внешнего стало слишком много, а внутреннего — слишком мало.

— Но, мне кажется, это осознание еще не пришло для общества. Вы не думаете, что идея господствующих чувств и эмоций утопична? Людей в мире уже больше десяти миллиардов, ни у кого не будет ресурсов обращать внимание на каждого человека и жалеть его.

— Но все идеи утопичны, разве нет? — спросил мистер Джейкобс, размахивая кистями руки. — И когда многие из этих идей приближались к утопичности и своему идеалу, они разрушались. Нам бы для начала осознать важность чувств, и, как вы правильно подметили, общество еще не пришло к этому. Как тебя зовут, друг мой?

— Дэн Линфорд.

— Сколько тебе лет, Дэн? — спросил преподаватель, вглядываясь в мое лицо. — Ты выглядишь моложе своих одногруппников.

— Так и есть, мне семнадцать, сэр. Спасибо, что уделили мне время. До свидания.

— До свидания. — задумчиво сказал мне вслед преподаватель.

Когда я вышел из учебного здания было около трех часов дня. На улице у университета я встретил Дарвина, Криса и Вивьен, которые сидели на скамейках и играли в крокодила. Я подошел к ним и начал делиться с ними об идее «пробуждения» людей, развитии собственной теории и мы решили найти укромное место для дальнейших обсуждений этих тем. Крис предложил пойти в его дом, где никого сейчас не было.

На пути от университета до дома Криса находился тот самый торговый центр, в уличном кафе которого случилось вчерашнее неприятное событие. Когда мы шли около этого центра, встретили вчерашнего разговорчивого парнишку Акиру, который так же раздавал листовки. Он, в свою очередь, увидел нас и подбежал к нам, крича что-то.

— Йоо! — горячо нас встретил мальчик. — Как дела, чудики? Вчера вы дали жару! Куда вы идете?

— Акира снова на работе? — спросил я.

— Даа, новый день — пора снова делать деньги. Так куда вы идете?

— Мы идем ко мне домой, будем отдыхать и веселиться, сегодня пятница все-таки. — ответил Крис.

— Можно, братцы, с вами? У меня работа — скукотище одно. Я на себя работаю, поэтому могу уйти в любой момент. О, привет, мы, кажется, не знакомы? — обратился Акира к Вивьен.

— Ну куда мы его возьмем, я даже не знаю, кто это. — возразила Вивьен.

— Ну пожалуйста, ребята, вы что, боитесь меня? Что я могу оказаться вором или вообще убийцей каким-то? Вас четыре взрослых человека, это я вас должен бояться, а не вы меня. Ладно, так уж и быть, прощайте, я ухожу, — драматично взмахнул ладонью мальчик, делая вид, что обиделся, — нынче никто никому не доверяет, н-ну вас!

— Вив, это Акира, мы сами только вчера с ним познакомились. Да пошли с нами, чертов актер. — посмеялись мы с ребятами и взяли его с собой.

Мы с Крисом, Вивьен, Дарвином и болтливым Акирой, пришли в дом Янссенов. Это был большой ухоженный коттедж мраморного цвета, окруженный высокими деревьями и пышными кустарниками со цветами. Внутри дома все выглядело неимоверно богато и роскошно, в большей части из-за того, что мама Криса очень любила коллекционировать различные статуи знаменитых скульпторов, винтажные и антикварные декоративные вещи из разных стран. Мы все раньше бывали здесь кроме Акиры, и моя первая реакция была точно такой же, какая у него была сейчас. У него округлились глаза и отвисла челюсть: «Ты живешь в таком доме? Ты каждый день это видишь? Я, кстати, живу в этом же районе, отсюда очень близко, но у меня в доме совсем не так, как здесь».

Мы сели в гостиной на первом этаже и обосновались на трех больших диванах у камина. Я сел напротив камина посередине, рядом сел Дарвин, на диване слева от нас — Крис и Вивьен, справа — Акира. Крис принес бутерброды с ветчиной, сыром и брокколи, чипсы, несколько банок колы и пива и поставил все на стол у камина.

В этот момент мне вдруг захотелось попить воду, и я пошел на кухню. На кухне оказался человек, я подпрыгнул от неожиданности. Это была Реми. «Я не знал, что ты здесь» — сказал я ей. Она посмеялась. На ней была школьная форма, видимо она только пришла со школы. Ее белые волнистые волосы сияли на лучах солнца, серебристые глаза переливались разными цветами и нежные руки наливали какао в кружку. Она выглядела настоящим небесным ангелом в свете ярких лучей солнца, которыми была залита вся комната. «Ты — Лин, верно? — спросила Реми. — Я запомнила тебя еще осенью, когда Крис забирал у меня ключи и вы стояли на крыльце нашего дома». Я был удивлен этому, неужели она меня запомнила еще тогда.

Я выпил стакан теплой воды и пригласил ее к нам в гостиную пообсуждать разные темы. Когда мы с Реми активно разговаривая выходили из кухни, я неожиданно споткнулся об ничто, упал и распластался на полу, как ковер. Реми тут же подошла ко мне и помогла встать. Она спросила, все ли со мной в порядке, я ответил, что да, но мне было жутко стыдно и неловко, но после мы с ней начали громко смеяться. Мы наконец вошли в гостиную. Она села рядом со мной.

Мы со всеми ребятами немного поговорили, однако потом нависла тишина в комнате, и все смотрели на меня с некоторым ожиданием. Я хлопнул в ладони и начал говорить. Я рассказал отсутствовавшим ребятам обо всех обстоятельствах произошедшего инцидента в уличном кафе во всех подробностях, после описал возникшие мысли и идеи. Они воодушевленно слушали мои слова, чему я был очень рад.

— Я считаю, что нельзя просто так оставлять подобные ситуации. Чувствую, что кто-то должен что-то сделать и этими кто-то должны быть мы.

— Например что? — спросила Вивьен.

— А как ВЫ думаете, что можно такого сделать, чтобы впечатлить людей? Выкрикивать на улице лозунги вроде «зомби, очнитесь», или разукрасить дом правительства, или попроще станцевать в многолюдном месте?

— Мб в центральном парке! — воскликнул Акира.

— Кстати, я сегодня в библиотеке университета читал стихотворение одного неизвестного чудаковатого автора, мне кажется, по смыслу оно полностью нам подходит. Называется «Друг-зомби». — сказал Дарвин. — Начинаешь читать будто очередной скучный стих, но на четвертой строке идет что-то странное, что рушит все ожидания; но при этом в нем определенно есть призыв в яркой форме, думаю, это может «пробудить» людей.

— То есть мы прочитаем стихотворение какого-то чудика в самом многолюдном месте города? — спросил Крис с недоумевающим и смеющимся голосом.

— Дарвин же сказал, что несмотря на такую форму в нем есть призыв! — сказала Реми. — Наверное даже лучше, если форма стихотворения будет вызывающая.

— Соглашусь с Реми, — сказал я, — давайте попробуем завтра вечером, когда будет много народу, прочитать стихотворение в центральном парке. Немного повеселимся и удивим горожан неомодернистской литературой. Дарвин, разошлешь нам всем подходящий отрывок из «Друга-зомби»?

— Без проблем. — согласился Дарвин.

— Надеюсь, никаких проблем у нас не будет? Все же центральный парк, на виду у сотни людей. — спросил Крис. — Если будет, то отец прибьет меня.

— А какие могут быть у нас проблемы? Мы ничего не нарушаем, к тому же читаем стихи — продукт искусства, мы же не будем там кричать какие-то пустые слова. И никто не имеет права нас выгонять, ибо в центральном парке всегда много людей и там обычно шумно. И главное — у нас есть благая цель. Чтение стихотворения это всего лишь инструмент для ее достижения. Вдруг людям это понравится, и некоторые, возможно, и вправду почувствуют отклик у себя внутри. Мы им помогаем и желаем для них всего лучшего, неужели мы лишим их этой прекрасной возможности пробудиться?

В итоге все согласились прийти завтра вечером в центральный парк. Конечно, были некоторые сомнения даже у меня, но первый шаг к большой цели был установлен. Я был доволен, что мы могли на это решиться. Ребята доверяли мне и это было дороже всего.

После некоторого обсуждения деталей предстоящего события ребята начали играть в настольную игру на втором этаже в холле дома. Я немного посмотрел на ход игры, но затем вышел в коридор, рассматривая висящие в доме картины. В основном эти картины были выполнены маслом, скорее всего это были произведения известных художников. Я остановился у черно-белой картины, на которой была изображена гладь моря. Рядом возникла Реми и задумчивым тоном голоса сказала:

— Это картина Айвазовского. Он любил море и часто воспроизводил его в своих полотнах. Что ты думаешь об этой картине?

— На первый взгляд здесь изображены обычный облачный день и море с волнами, но от этой картины внутри неспокойно, такое ощущение, будто скоро что-то будет и это что-то не совсем хорошее. Скоро грянет буря, поднимутся бешеные волны, будет ливень с молниями, потонут корабли… Но сейчас пока тихо и спокойно, но тревожно, сокрушительная мощь стихии притаилась, ожидая своего часа…

Я хорошо прочувствовал момент, запечатленный в картине, и это чувство мне очень нравилось. Оно было довольно реалистичным, будто я сейчас в своей жизни переживал эту «притаившуюся бурю». Совсем скоро что-то грянет, но не знаю что (или?).

— Ты совершенно точно описал суть картины… — сказала Реми с удивленными глазами, смотрящими на меня. — Картина называется «Черное море» и действительно, здесь изображено затишье перед бурей.

— Это твоя комната? — указал я на рядом стоящую открытую дверь.

— Да, проходи, если хочешь.

Это была довольно большая комната, залитая солнечным цветом. Вид из широченного панорамного окна выходил на задний двор дома, где был большой красочный сад и чуть дальше фонтанчик.

Стены комнаты персикового цвета нежно отражали свет закатного солнца. Уголок с цветами и растениями благоухал на всю комнату. На столике с круглым зеркалом блестели флакончики с разноцветными жидкостями, видимо духами, на которых были прикреплены надписи на французском «Pêche», «Aloès», «Lis» и «Fleur»…

— Fleur я создала сама. — сказала Реми. — В этой сиреневой жидкости чувствуется аромат пахучих весенних цветов, а именно лотоса, хризантемы и маттиолы, щепотки эстрагона и сладкий запах лесных ягод. Этот аромат я создала специально для себя, поэтому он получил мое второе имя, которое я очень люблю.

Реми Флер. Так ее называли ее близкие и хорошо знакомые люди. Этот запах я почувствовал тогда, в день нашего знакомства у ворот ее школы, и он буквально проник вглубь меня до мозга костей и сильно полюбился. Такое чувство, будто этот аромат начал каким-то чудесным образом влиять на все, что я думаю, и на все, что делаю. Реми Флер…

В дальней части комнаты над небольшой кроватью висели пленочные фотографии разных людей, видимо друзей и родных Реми.

— Больше, чем создавать ароматы духов, я люблю фотографировать. Я хотела бы быть профессиональным фотографом улочек разных городов и случайных людей, когда закончу школу. Мне кажется, нет ничего красивее особой атмосферы разных населенных пунктов и естественности обыкновенных людей. Я бы хотела путешествовать по всему миру в поисках идеальной фотографии неидеальности нашего мира. У всего на свете есть прекрасное и ужасное в одном флаконе.

— В тебе тоже есть помимо прекрасного еще и ужасное? — спросил я.

— Да, как и во всех людях. — ответила Реми.

— А что это, если не секрет?

— Как говорит мой отец, чем более святым и светлым кажется человек, тем больше у него разращивается «тень», то есть темная сторона. Некоторые люди даже ведут двойную жизнь, где их добро и зло воплощаются в двух разных личностях. Думаю, у меня, к счастью, такого нет, но у меня много недостатков, например, я не всегда слушаюсь родителей, пренебрегаю их чувствами, иногда мщу людям… Но я пытаюсь исправить в себе это и быть открытым человеком. А какое ужасное в тебе таится, Лин? — с большим интересом она спросила.

— Я думаю, чт…

В эту секунду в комнату вошли Крис, Дарвин, Вив и Акира и мы все вместе направились снова в гостиную. Тот разговор так и не был закончен никогда.

Перед зажженным камином я сидел и пил пиво; Реми лежала и ковыряла ковер, на котором мы все находились; рядом сидели Вивьен и Крис в обнимку и оба распивали колу и пиво; Дарвин и Акира ели чипсы. Вивьен достала гитару Криса, начала играть на ней, и мы стали дружно петь песни старых времен. У Вивьен был шикарный голос, мы любили ходить с ребятами в бар, в котором она пела. Регулярные выступления сделали ее стильное исполнение и томное пение еще лучше. Акира оказался не менее музыкальным человеком, его неимоверно громкий голос дал нам понять, почему он довольно успешно работал рекламщиком на улице. Я прислушивался и к пению Реми, у нее был очень уверенный и глубокий голос.

Далее мы принялись рассказывать о нашем детстве, об интересном опыте и о жизни в целом.

— У меня в детстве была любимая собака, — продолжил Дарвин. — Я очень любил ее, играл с ней, проводил время. Тогда у меня совсем не было друзей, так как я был застенчивым, а родители — строгими, они не разрешали никого приводить домой и идти к кому-либо в гости. Дейзи, так звали собаку, была моим единственным другом. Однажды, когда мы играли на заднем дворе с Дейзи, я услышал через открытое окно как отец на кухне говорил с матерью о том, что собака начала выть по ночам. Это действительно было так, иногда мы не могли заснуть из-за этого. Тогда вечером того дня родители за ужином сказали, что они хотят избавиться от Дейзи. Я со слезами на глазах говорил им, что, возможно, у нее проблемы со здоровьем и надо отвести к ветеринару. Родители ничего не ответили. На следующее утро я проснулся, и на удивление был крепко выспавшимся, и потом понял почему. После пробуждения я начал как обычно звать Дейзи к себе, но ее не было. Тогда я вскочил и отчаянно начал обхаживать весь дом в поиске моей собаки. Ее нигде не было. Мама, услышав меня, остановила и сказала, что отец рано утром увез собаку далеко в поле и застрелил. Они оба объяснили это тем, что нам нужно хорошо спать, а собака мешала. Я с каменным лицом пал на пол. Кажется, с тех пор, я ни разу не плакал.

Я правда ни разу не видел, чтобы Дарвин плакал или вообще проявлял какие бы то ни было эмоции. Эта история дала мне понять, что он тоже, как и остальные люди в нашем городе лишь существует, и в этом он не виноват. Виноваты такие же мертвые изнутри люди, которыми оказались его родители. Виновато общество, которое порождает таких людей.

Мы познакомились с Дарвином в туалете в кафе, которое находилось рядом с нашим университетом. Я зашел в заведение после обеда в два с половиной часа, чтобы попить чай. В это время обычно бывает мало посетителей, так как у большинства студентов — основных гостей кафе — с двух часов были занятия, поэтому я приходил именно после двух. Я сделал заказ, и пока он готовился, решил пойти в уборную. Когда я зашел туда, неожиданно заметил у дальней стенки двух мужчин, которые оглянулись на меня. Мы все втроем на секунду застыли. Одним из них был взрослый человек с красным лицом в странной одежде, а вторым был коротко постриженный, невысокий, дико испуганный студент, которого первый держал за горло и прислонил к стене. Вторая рука мужчины находилась под рубашкой парня.

«Что здесь происходит?» — спросил я серьезным голосом, как вдруг извращенец тронулся с места и убежал. «Спасибо, возможно, ты спас мне жизнь» — сказал студент, все так же стоя у стены. После этого мы вместе выпили чай и пошли к библиотеке.

— Еще давно, — начала свой рассказ Реми — когда мы с Крисом были детьми, наша мама пела. У нее был прекрасный сильный голос, как у тебя, Вив. Я хорошо помню, как просыпалась утром от ее пения, доносящиеся из кухни на нижнем этаже дома. Я очень любила это. Но одним летом, мама внезапно тяжело заболела и ее забрали в больницу. Мы с отцом и Крисом остались одни, отец работал каждый день, поэтому за нами, детьми, некому было присматривать. Криса отправили в летний лагерь, а меня отец стал брать на свою работу. Там, я весь день играла в офисе папы, играла в холле и бегала по коридорам, а вечером мы вдвоем каждый день навещали маму. С тех пор, мама больше никогда не пела, что очень печально, но зато я тогда по-настоящему познакомилась с отцом. Я узнала, что у меня папа невероятно умный, серьезный, к тому же очень добрый и светлый внутри человек.

Это был удивительно милый рассказ Реми, который немного разрядил обстановку после рассказа Дарвина. Мы все выдохнули и улыбнулись. Но сейчас была моя очередь рассказывать.