Бесплатный фрагмент - Проблемы и горизонты трансплантационной медицины

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ В ФОРМЕ ФИЛОСОФСКИХ РЕПЛИК И ВОПРОСОВ

Вместо предисловия

Как известно, сейчас мир переживает эпоху развития трансплантационной медицины. В любой стране трансплантологическая служба (ТС) относится к разряду высокотехнологичных, а потому всегда требует концептуального подхода к ее запросам. Общеизвестно, что успешная деятельность ТС, главным образом, зависит: во-первых, от достаточного уровня государственной и финансовой поддержки, а также законодательных нормативно-правовых гарантий; во-вторых, от должной материально-технической оснащенности, научно-кадрового обеспечения, а также благоприятного социокультурного фона [Ашимов И. А. и соавт., 1995].

До сих пор, не только из-за отсутствия этих условий в республике, но и инертного отношения самого Министерства здравоохранения Кыргызской Республики (МЗ КР), в стране не удавалось наладить полноценную ТС. Следует отметить, что кризис в деле формирования республиканского ТС уже давно стал очевидным и лишь в 2023 году разрешением проблемы развития ТС озаботился сам Президент Кыргызской Республики Жапаров С. Н. Безусловно, инициатива и решительный поступок главы государства послужит толчком к развитию трансплантационной медицины в стране.

Однако, вопреки ожиданиям нашего общества, акцент был сделан на развитие лишь родственной трансплантации почек, тогда как уже давно назрела необходимость развития полноценной ТС, функционирующей и развивающейся на научной и программной основе. В этом аспекте, если комментировать поступок главы государства с позиции долга, должествования и ответственности, такие поступки все же должны были бы предполагать масштаб, фундаментальность, ответственность, морально-этическую обоснованность задаваемого вектора действий не только сектора отечественной медицины и здравоохранения, но и всего государственного аппарата и общества.

На наш взгляд, в государственных решениях, касающихся развития ТС не должно было бы быть: во-первых, неоправданной поспешности, утилитаризма, прагматизма; во-вторых, неоправданной субъективности, антинаучности, сциентизма. На наш взгляд, в современных правовых государствах все вопросы трансплантационной медицины должны решаться на уровне образцовой моральности. Хотя, до сих пор в мире не разработана «модель идеальной моральности» трансплантационной медицины. Однако, существует же общепризнанная и основополагающая модель нравственной медицины «Не навреди!». Так или иначе, в настоящей книге мы попытались привести наши суждения, во-первых, о перипетиях в становлении и развитии ТС в стране, а, во-вторых, о приоритетах того или иного вектора развития ТС в целом, именно в ракурсе моральной оправданности.

Когда-то греческий философ Демокрит предупреждал о том, что «актовая речь или испрошенный монолог — свойство свободного духа, однако, опасно выбрать для нее неподходящий момент». Тем не менее, несмотря на нынешнюю эйфорию верховной власти и здравоохранительного ведомства от того, что им в республике, наконец, удалось сдвинуть с мертвой точки проблему пересадки почек, а также исходя из сократовского принципа «друг мне дорог, но истина дороже», решились, во-первых, выразить свои мысли вслух в форме монолога о философско-познавательном измерении современных проблем трансплантологии, а, во-вторых, высказать несколько философских реплик и вопрошании по поводу нынешнего вектора развития отечественной ТС с упором на реализацию родственной пересадки почек.

Наша биофилософская концепция развития трансплантологии в стране, которую излагаем в данной книге, посвящена проблемам ценностей в трансплантологии, кстати, сверхактуальной для нынешнего времени — эпохи эрозии нравственности, дефицита ценностного фактора во всех сферах современной медицины и здравоохранении. На наш взгляд, прояснение такой «сверхситуации», в частности, возникшей в современных проблемах пересадки органов, невозможно без философского осмысления проблем.

Некогда Л. Витгенштейн писал: «Философия — это форма терапии, цель которой — освобождение от тревожности, возникающей в результате вовлечения в жизненные ситуации». Что за жизненные ситуации в деле развития отечественной и мировой трансплантологии и каким образом их решать с обязательным учетом ценностных аспектов — вот главные вопросы, на которых нужно искать ответы. В настоящей монографии нам хотелось бы привлечь внимание именно к позициям моральной философии (moral philosophy) в отношении проблем современной трансплантологии.

Итак, глава государства, озаботившийся проблемой развития трансплантации почек, лично переговорил с руководством Турции об оказании соответствующей помощи отечественной медицине и здравоохранению. Уже в скором времени из Турции приехал внушительный медицинский десант — свыше 140 (!) специалистов, включая медицинских менеджеров, трансплантологов, иммунологов, лаборантов и пр. Им была предоставлена хорошо оснащенная многопрофильная «Больница Кыргызско-турецкой дружбы», а также оказана внушительная финансовая поддержка из Президентского фонда. Надо полагать, что Президент руководствовался благородной идеей морального долга (обязанности) — быть морально обязанным действовать определенным образом в определенной обстановке.

Между тем, если рассуждать с позиции моральной философии, утверждение, что «я должен сделать что-то определенное» вовсе пока не означает, что это идея является правильной и существенной. Есть принцип, который может свести к двум утверждениям: во-первых, правильность или неправильность поступка, действия, поведения, всегда зависит от всех его последствий; во-вторых, если хотя бы раз правильно предпочесть определенную сумму всех последствий А другой сумме В, то всегда будет правильным предпочесть всякую сумму последствий точно такую же, как А, каждой сумме последствий точно такой же, как В.

Забегая вперед, хотим отметить, согласно разработанного нами философской подсистемы: «Цель — средство — результат — последствия», применительно к трансплантационной медицине, ценностный аспект («правильный» / «неправильный») поступка определяет именно категория «последствий». Между тем, как известно, объективность суждения о «правильности» или «неправильности» поступка и действий добродетели зависит от позиции этики долга, должествования и ответственности.

Еще Аристотель предупреждал о том, что когда говорят о «добре для человека» не должно быть смешение того, что является «добром для конкретного человека» (А), с тем, что является «наилучшим для человеческого общества» (Б). «Бывают заблуждения, имеющие видимость истины», — писал Сенека. В этой связи, всегда ли утверждение, что такое-то действие является долгом или имеет внутреннюю ценность, есть некий «диктат разума»? О том, что при родственной пересадке почки, когда жизнь обреченного больного была сохранена за счет здоровья его близкого родственника был нарушен аристотелевский принцип: «добро для одной категории людей не должно быть злом, по существу, для другой категории живых людей», никто даже не обсуждал.

А ведь своим поступком Президент страны задал нашему государству и обществу вектор развития отечественной трансплантологии, но с акцентом лишь на родственную пересадку почек. Как говорилось выше, «правильный» или «неправильный» мало кого волновало. Если вектор привносит в сумме хороший (В) результат — это одно, а если, наряду с хорошим результатом привносит в сумме негативное (Г) последствие — это уже другое. И если происходит перевес Г над В, то есть «последствия» начинает перевешивать «результаты», тогда нелепо говорить о «правильности» поступка, задаваемых вектор Г.

К сожалению, на смогла акцентировать на смысл аристотелевского принципа (А, Б, В, Г) и Министерство здравоохранения Кыргызской Республики. А ведь оно как государственное уполномоченное ведомство, ответственное за здравоохранительную политику нашего государства, должен был представить главе государству цельную программу развития ТС в стране, а не ограничиваться мандатом решения проблемы родственной пересадки почек.

За период 2012—2015 гг. первые 10 пересадок почки уже были выполнены в стенах Кыргызского научно-исследовательского института хирургии сердца и трансплантации органов (КНИИХТО). Есть утверждение И. Канта о том, что «должен» всегда подразумевает «может». Для справедливости нужно упомянуть о том, что еще в 2015 году КНИИХСТО (директор — профессор Ашимов Ж. И.), доказав МЗ КР, а также Жогорку Кенешу Кыргызской Республики (ЖК КР), что коллектив должен и может реализовать республиканскую концепцию развития трансплантологии в стране, так и не полчила поддержки и понимания в деле развития мультиорганного донорства (МОД), то есть трупное донорство, исчерпав свои средства был вынужден прекратить операции по пересадке почек, официально предупредив об этом МЗ КР.

Вот-так Государство, профильное Министерство, так и не оказали помощь и поддержку коллективу КНИИХСТО в деле развития ТС, а на голом энтузиазме развивать такую сложную и трудную службу, практически невозможно. Между тем, такой подход государства в моральном деле не способствует приближению к оптимуму, если игнорировать этику государственной ответственности. А ведь в этом учреждении впервые была разработана: во-первых, «Концепция развития трансплантологической службы в Кыргызской Республики»; во-вторых, разработаны и поданы на рассмотрение ЖК КР соответствующие дополнения и изменения в Закон КР «О пересадке органов и/или тканей»; в-третьих, создана лаборатория иммунотипирования; в-четвертых, сформирована первая отечественная трансплантационная бригада.

Важно отметить, что пересадка органа — это самый радикальный метод лечения обреченных на смерть больных. Главный девиз этой службы «Помоги обреченным!». На наш взгляд. в трансплантационном деле намного важнее понятие — последствия пересадки. В свое время нами была предложена философская подсистема «Цель — средство — результат — последствия», применительно к трансплантационной медицине, согласно которой категория «последствия» являются главными критериями правильности и неправильности.

В этом аспекте, примечателен и такой пример. Многие помнят, как в 2015 году ЖК КР с подачи депутата из сферы бизнеса подготовил и пробивал законопроект, разрешающий трансплантацию органов частным центрам. Лишь после неоднократных публичных обращений коллектива КНИИХСТО как Президенту страны, так и общественности страны, тогдашняя глава республики — А.Ш.Атамбаев наложил вето на этот скандальный законопроект, от которого попахивало не реформой системы здравоохранения, а откровенной коррупционной схемой для наживы частной клинике за счет больных с терминальной стадией заболеваний почек.

Даже в этом вопросе, к сожалению, четкой позиции МЗ КР не было. Более того, создавалось впечатление о том, что он сам пытался протолкнуть такой законопроект, выдавая это за очередную «реформу». А ведь нужно было осознать, что конкуренция бизнеса и социальная ситуация в нашей стране через этот законопроект могли подтолкнуть общество к «купле-продаже» органов. «Если закон будет принят, это откроет путь к преступной транспланталогии, связанной с продажей органов, будут созданы условия для похищения взрослых и детей для того, чтобы продать и получить определенные органы», — категорично заявил профессор Ж.И.Ашимов на парламентском слушании.

К сожалению, к этим аргументам не прислушались ни депутаты нынешнего созыва ЖК КР, ни нынешняя государственная власть. Ранее отклоненный законопроект в 2023 году был утвержден. Виной всему то, что до сих пор нет у нашего государства четкой соответствующей концепции.

Наши исследования полказали, что не только наше государство, но и все человечество пока больна моральной болезнью: забвение морали и этики, слабая ориентация в многообразии теорий морали и концепций. Однако, глава здравоохранения, как впрочем и глава государства, в таком важном деле, как трансплантология, не должны руководствоваться эрзац-теориями и суррогатными представлениями о морали, этике, праве, принципах справедливости, ответственности.

У нас в стране до сих пор мало тех, кто бы говорил о том, что кто-то в стране должен, наконец, начать и заняться проблемой постмортального донорства на программной основе. Между тем, давно пследует понять, наверное, хватит в этой сфере «войны протоколов», интриг, популизма, демонстрации амбиций, перетягивания каната, а также неочевидных самопрезентаций! В этих условиях, как правило, в значительной степени теряет свою системность и организованность, так как выходит за пределы оговоренного морально-этического дискурса, а также по прежнему будет процветать квазиценности и мировоззренческий суррогат типа «Даешь здоровья одному человеку за счет здоровья другого».

Итак, в стране дан старт конвейеру родственных пересадок. Однако, нам нужен не только сам факт пересадки. Все понимают, что после того, как донор отдал часть «себя» реципиенту вряд ли он может рассчитывать на качественную жизнь. Пациенты имеют право на жизнь, на квалифицированную медицинскую помощь, — так записано в Законе КР «О здоровье» и в Конституции страны. А если исключить у таких пациентов возможности родственного донорства? Вот в этих случаях, конечно же, нужно трупное донорство. Без этого нельзя говорить о полноценной трансплантационной службе. Государству такую службу нужно сформировать, а не умножать число больных с израсходованным естественным ресурсом жизнеобеспечения.

Нужно пересмотреть пункты кыргызского законодательства, касающихся трупного донорства. Логика такова, что настоящая трансплантология — это полноценный комплекс трансплантационной службы с использованием технологии пересадки трупных органов и тканей, а не от живого донора (!). В этом плане, до сих пор остается актуальным вопрос: дорастет ли в скором времени наша медицина и здравоохранение до этого уровня? Найдет ли такая стратегия понимания Главы здравоохранения и Главы государства, а также всего нашего общества?

Между тем, нужно понимание, причем на всех уровнях, что клиническая трансплантация — «это не отсобачил и присобачил». Надо, чтобы пересаженный орган работал, чтобы трансплантаты по большей части были бы трупными, а не заимствованными от родственников, в ущерб их здоровья. Конечно же, обидно, что управленцы, в том числе отвечающие за здравоохранительную политику государства, не принимают во внимание этот принцип, официально задавая вектор развития лишь родственной трансплантологии.

Сетуя на то, что Закон КР «О трансплантации органов и/ или тканей», принятый, в Кыргызстане в 2001 году, морально устарел и нуждается в доработке именно в ракурсе развития родственной пересадки органов, нынешняя власть через ЖК КР добились внесения соответствующих дополнений, разрешающих донорство до пяти поколении родственников (!), как это принято в Таджикистане, Турции. Они всерьез убеждены в том, что вектор развития родственного донорства — это выход из создавшейся ситуации. А если больным невозможно подобрать донора? Если нет у больных возможностей выехать заграницу? Остается молча наблюдать как погибают больные, нуждающейся в пересадке органов, как единственного метода активного лечения. А это не что иное, как пассивная эвтаназия, узаконенная государством (!).

Так или иначе, у нас в стране до сих пор нет серьезного государственного подхода к развитию трансплантологии на программной основе. А ведь нужно: во-первых, адекватное и целевое финансирование службы; во-вторых, ее современная структуризация; в-третьих, создание самостоятельной службы мультиорганного донорства (МОД); в-четвертых, системная диспансеризация больных; в-пятых, создание необходимых условий (диагностика, типирование, технологически оснащенные операционные и манипуляционные, стерильные послеоперационные палаты, криобиокомплексы, реестры национального пула потенциальных реципиентов и доноров, супрессоры, антибиотики, питание, искусство выхаживания и др.).

Нужно признать, что трансплантационная служба — это самая дорогостоящая и высокотехнологичная служба во всем мире, а самой главной проблемой трансплантационной медицины является дефицит трансплантатов. В этом аспекте, одним из приоритетов в развитии полноценной службы является развертывание программы МОД. В противном случае медики, которые будет вынуждены обходится ресурсами живых доноров всегда будут, к сожалению, нарушать главную медицинскую заповедь «Не навреди!». Ведь при родственной трансплантации «вместо одного больного мы всегда будем получать двух больных» (!!), что противоречит принципам медицинской оптимологии, праксиологии, культурологии.

Забегая вперед хотим подчеркнуть, что настоящяя монография посвящена мотивации и философской аргументации оптимума современной трансплантологии — приоритетная пересадка постмортальных органов. В этом аспекте, в первую очередь, надо создавать Республиканский центр органного донорства, специальная команда которого должна осуществлять забор и консервацию органов от доноров с бьющимся и небьющимся сердцем. Причем, такая служба должна функционировать самостоятельно, то есть во вне КНИИХСТО, но под жестким контролем МЗ КР.

Нужно создать так называемую «танатотерапевтическую» службу, чтобы проводить лечение потенциального донора с бьющимся сердцем. Закон КР «О трансплантации органов и/ или тканей» должен «говорить» о презумпции согласия. То есть специального согласия родственников не требуется. Значит, если констатирована смерть мозга, то родственников можно ни о чем не спрашивать. Потому многое зависит от степени подготовленности общества, от его менталитета. Готов ли наш народ к такому повороту событий? К сожалению, пока нет.

Направленный в свое время (И.А.Ашимов, Ж.И.Ашимов) в ЖК КР свод дополнений и изменений в Закон КР «О трансплантации органов и/ или тканей» с учетом необходимости развития МОД, остался без рассмотрения. Между тем, подготовленный НЦОМД с участием МЗ КР дополнений в этот Закон, сутью которых заключается в расширении круга потенциальных доноров для родственной пересадки почек и печени до 4-5-х поколений, рассмотрен в ЖК КР и принят к руководству.

Нужно всегда иметь в виду, что трансплантология — это дело чрезвычайно деликатное. Нужна четко обоснованная, морально-этическая санкция на пересадку органов. Нужна пропаганда этого дела на государственном уровне. К сожалению, всего этого у нас нет. А ведь нужно по всем телевизионным каналам во всеуслышание рассказывать и показывать, как идет пересадка органов, должны быть прямые репортажи из операционных, организовывать публичные слушания проблем пересадки органов.

Надо создавать своеобразный трансплантационный менталитет нашего народа. Естественно, могут возникнуть вопросы, а что делалось для того, чтобы трансплантология у нас развивалась? Имело ли место системный подход к развитию или же, опять-таки, ограничивались энтузиазмом отдельных лиц и коллективов в продвижении? Вот ответ скептикам. Одним из первых на проблему организации системной трансплантологической службы в Кыргызстане все же обратили внимание сотрудники Национального хирургического центра (НХЦ).

Еще в 1997 году на расширенном заседании Ассоциации хирургических обществ КР (АХО КР) был обсужден авторский медицинский проект «Трансплантация» (профессор Ашимов И. А.), в котором впервые было изложены ключевые положения, а затем и сама «Концепция развития комплексной трансплантологической службы в Кыргызской республике». В Проблемной лаборатории клинической и экспериментальной хирургии (ПЛКЭХ) НХЦ, которую учредил и возглавлял Ашимов И. А., был создан сектор трансплантологии.

Еще до 2003 года трансплантационная группа НХЦ на основе собственных исследований внесла протокольные предложения по развитию практически всех аспектов трансплантационной службы: во-первых, разработана стратегия диспансеризации населения с заболеваниями жизненно важных органов; во-вторых, составлены критерии реестра пересадки и национального пула потенциальных реципиентов и доноров; в-третьих, определена тактика иммунопрофилизации реципиентов и доноров; в-четвертых, разработана технология танатотерапии пострадавших со «смертью мозга»; в-пятых, проведены исследования по оценке жизнеспособности почечного трансплантата; в-шестых, меры оптимизации процессов перфузии трансплантата; в-седьмых, разработана тактика криоконсервации почек и пр. Речь идет о ключевых компонентов комплексной трансплантологической службы страны.

Об этом можно судить по тематикам (гриф «С позиции трансплантологии») десятки защищенных кандидатских диссертаций. На множестве экспериментов на собаках были обкатаны эффективные, в том числе собственные способы консервирования трупных почек, включая криоконсервацию в условиях моделирования ассистолических доноров. В 2004 году нами впервые была проведена успешная пересадка почки двум собакам, которых в последующем демонстрировали на заседании АХО КР.

Наши исследования носили выраженный практический характер. А ведь нами на основе наших многоаспектных исследований впервые были созданы реальные контуры соответствующих элементов комплексной трансплантологической службы, со всеми протокольными предложениями: во-первых, был выполнен прогноз национального пула вероятных реципиентов и возможных доноров жизненно-важных органов в стране; во-вторых, была предложена реальная версия финансового обеспечения службы; в-третьих, впервые была разработана патофизиологическая концепция оправдания технологий перфузио- и криопротекторной реабилитации трупного почечного аллографта. На десятках научных форумов эти достижения медицинским сообществом отмечались, однако, к сожалению, ничего из протокольных предложений МЗ КР не было взято во внимание и вооружение.

В деле разработки вопросов философии трансплантологии, как в аспекте глубины осмысления, так и широты мысленного охвата ее проблем, мы в той или иной мере добились серьезных успехов. Нашей целью была изучение морально-этических парадигм совремнной странсплантологии, выстроить морально-этические базовые ээлементы для создания реальных предпосылов, чтобы довести до совершенства полноценную трансплантационную службу страны с акцентом на решение дефицита трансплантатов за счет использования постмортальных органов. К сожалению, такую цель пока еще не удается воплотить в жизнь.

Скептики могут спросить: кто и что сделал в этом направлении? Что мы имеем сейчас? Хотя до практической реализации трансплантационного конвейера в Кыргызстане еще не дошло, тем не менее, очевидно то, что в течение многих лет создавались реальные предпосылки для развития трансплантологии в стране. Хотим отметить, что в течение многих лет выполняем исследования в ракурсе философско-познавательного изменения проблем современной трансплантологии. На сегодня, нами разработана специальная теория — «Теория трансплантационной этики» (Ашимов И. А., Ашимов Ж. И., Ашимов Ж. И.).

Находим целесообразным рассматривать трансплантологию как предмет именно моральной философии. Оправдана ли поспешность во внедрении только лишь родственной трансплантации органов в лечебный конвейер? Не пора ли взяться за развитие трансплантологии в стране на системном уровне? Как решить «проклятые» вопросы современной трансплантологии, каковыми являются морально-этические и нормативно-правовые императивы?

Без их разрешения говорить об ответственности в деле пересадки органов не приходится. Добившись оптимального соотношения «цели — средства», а также хорошего «результата», трансплантационной медицине с помощью моральной философии нужно будет решать целый каскад «проблем-последствий».

К примеру, Государство, его здравоохранительное ведомство, да и общество в условиях тотальной коррупции не готова обеспечить контроль над ситуацией по реализации программы МОД. Ведь коммерционализация трансплантологии, использование для пересадки ксенотрансплантатов, искусственных органов и тканей, при отсутствии должного общественно-государственного контроля может привести к ряду негативных «последствий», среди которых криминализация ситуации и появления «черной трансплатологии».

В нашей монографии акцент делается на понятие «мораль» как одну из форм общественного сознания, социальный институт, выполняющий функцию регулирования поведения людей. Важно понимать мораль не только как объект социального контроля, но и как сознательный субъект, то есть как нравственная личность. Мы всегда делаем различие между моральным характером человека, с одной стороны, и его способностями и интеллектуальными качествами, с другой стороны (Дж. Мур, 1999). Между тем, надо исходить из того, что представляется различие между идеей быть морально обязанным сделать что-то и идеей быть юридически обязанным сделать это.

Моральные отношения в обществе регулируются такими формами, как долг, ответственность, совесть, справедливость и пр. Все эти формы морального сознания объединены в логически упорядоченную систему «мораль», позволяющую не только предписывать, но и определенным образом мотивировать и оценивать моральные идеи, поступки, поведения и действия.

Данная работа выполнена в Виртуальном Институтье Человека (ВИЧ) при Национальной академии наук Кыргызской Республики (НАН КР). Предметом обсуждения в книге является обсуждение идеи морального долга и моральной ответственности, то есть вокруг понятий «морально правильный» / «морально неправильный», «правила долга» / «идеальное правило», «долг» / «обязанность» и пр. применительно к поиску оптимума трансплантологии, в частности, разрешении вопроса о применимости родственной пересадки органов и пересадки постморальных органов.

Монография рекомендована к публикации решением веб-редакционным советом ВИЧ. Рецензентом является Тогусаков О. А. — доктор философских наук, академик НАН КР. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Она может привлечь внимание философов, интересующихся как биоэтической проблемой, так и методологической проблематикой клинической медицины, научных работников, интересующихся вопросами теории познания и социализации врачебной деятельности, а также врачей всех специальностей и студентов.

МЕСТО И РОЛЬ МОРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ В ДЕЛЕ ОСМЫСЛЕННОГО РАЗВИТИЯ ТРАНСПЛАНТОЛОГИИ

(Вместо введения)

В Кыргызстане постепенно налаживается конвейерная трансплантация родственной почки. Операции по родственной пересадки почек выполняются уже в трех хирургических клиниках: Кыргызском НИИ хирургии сердца и трансплантации органов; Национальном центре охраны материнства и детства; Кыргызско-Турецкой больнице. Количество трансплантации почек уже перевалило за 70 случаев.

Не скроем, к данному событию у нас двойственное чувство. С одной стороны, во-первых, рады тому, что наконец в Кыргызстане освоена и внедрена технология трансплантации почек, а, во-вторых, рады тому, что государство начало решать отдельные проблемы организации трансплантационной медицины. Ну, а с другой стороны, мы понимаем и сожалеем о том, что эта пересадка не из того рода пересадки, о чем мечталось нам.

Мы убеждены в том, что настоящая трансплантология представляется нам в ракурсе использования трупных органов. Без развития мультиорганного донорства (МОД) и трансплантации постмортальных органов вряд ли можно говорить о полноценной трансплантологической службы. Однако есть горечь осознания того, что все же это не то, на что государству нужно было нацеливаться в деле создания полновесной трансплантологической службы в Кыргызской Республике, концепцию которой мы в свое время разработали.

Согласно ее мы нацеливались на налаживание конвейерной пересадки (ex mortio) трупных почек. Выполняемая же на сегодня трансплантация почки относится к так называемой родственной трансплантации, когда почки для пересадки берут у родных. В этом случае, как нами подчеркивалось, нарушается главная заповедь медицины «Не навреди!». Ведь речь идет о том, что при родственной пересадке почки «Вместо одного больного, получаем два больных», так как забор одной из двух почек у донора не может не отразиться на его здоровье.

Итак, нарушается соотношение «цели» и «средств» — главной проблемы клинической медицины и биоэтики, наршуается главный критерии результата, а именно «последствия». В очередной раз, мы — медики, «забирая» почку у здорового человека (прямого родственника) и пересаживая ее больному с терминальной стадией почечной недостаточности, грубо нарушаем мораль соблюдения равновесия «цели» и «средств».

Нужно признать, что критических ситуаций с позиции морали и этики в медицине чрезмерно много, а потому надо признать, что медицина, новые и сверхновые технологии и отрасли науки и практики, остаются этически необеспеченными, а такое понятие как этический риск, по-настоящему так и не приживается, везде продолжает царить этическое полузабытье. В этом плане, до сих пор этическое содержание всех без исключения отраслей биологических и медицинских наук остается в зачаточном состоянии.

Между тем, на дворе XXI век с его новыми и сверхновыми технологиями, когда требуется еще больше гуманизировать науки и технологии, а среди них в первую очередь медицину. Это связано с тем, что круто изменился не только мир, но и сама природа человека, когда что-то происходит с ним, с его жизневоззрением и мировоззрением. В этом аспекте, моральный релятивизм — это категория извечного противостояния двух фундаментально противоположных позиций: во-первых, идея условности понятий доброго и злого; во-вторых, понимание условности моральных норм, относительно безусловных добра и зла. Между тем, все это является предметов и объектом моральной философии.

На наш взгляд, философию современной трансплантологии следует отнести к философии кризиса, к философии ответственности, к моральной философии. По нашему мнению, ключевой категорией оценки и анализа любого нового процесса, нового научного направления, новой технологии, новых общественных отношений должен быть принцип нравственности и ответственности, на основе которого строится теоретическая система ценностей к адекватно изменившимся условиям и перспективам развития цивилизации. Это к тому, что пересадку органов можно выполнить на конвейерном уровне уже сегодня, однако этот безусловный медико-хирургический успех может быт «омрачен-посрамлен» в связи с непреднамеренно-непредвиденно нарушенными законами этики, морали, нравственности, человеческого права.

Хотелось бы отметить, что широко распространенное мнение об общечеловеческих философских ценностях — это нечто абстрактное. Философия имеет дело с метаценностями, в ее задачу входит объяснять и проблематизировать их. В этом аспекте, биофилософия, предметом и объектом которой является понятие «жизнь» во всех аспектах ее проявления, более сопряжена с теми ценностями, с которыми встречается и оперирует биология и медицина в том числе.

Именно отсюда вырисовывается проект дальнейшего научного исследования по опосредованному осмыслению проблем биоэтики, медицинской этики, экоэтики и пр., которые, кстати, являются предметом изучения моральной философии. Рождаемая на базе моральной философии, конкретно-научная этика более цельная, предметная, прагматичная. Следует согласиться с тем, что, несмотря на обилие философской концепции, есть еще классы поступков и поведение людей, которые остаются научно неосмысленными и не спроектированными. Между тем на горизонте появились новые нетрадиционные концепции, такие как трансгуманизм, карианство и пр., выступающие в разрез гуманизму. Все чаще оспариваются возможности новой научной рациональности — неонеклассической науки.

Полагаем, что проблема, обсуждаемая нами на страницах монографии представляет собой капитальную проблему. Отдаем себе отчет, что замахнулись на такую серьезную проблему, на совокупность соответствующих морально-этических и нормативно-правовых доктрин и теорий, и что будет очень трудно их поколебать. Успокаивает нас то, что анализ такого рода столкновений может многому нас научить. Как бы ни было мы попытались выразить свои взгляды на те или иные проблемы — «медицина займет свой истинно гуманистический статус не иначе, как на базе новой, истинно гуманистической, концепции».

Конечно же надеемся быть понятыми. Понять, осмыслить и взять на вооружение принципы моральной философии непросто, здесь нужна интеллектуально-познавательная готовность познающего человека. В отношении философов есть несколько ироничных определений: «если на твой вопрос отвечает философ, то сам не поймешь свой же заданный вопрос» (А. Жид); «если ты не понимаешь меня, а я не понимаю тебя — это философия» (Б. Нушич); «если человек слушающий не понимает говорящего и если говорящий не понимает о чем говорит — это философия» (Вальтер).

Естественно, существует опасность такого рода: желаемые для авторов читатели наверняка не прочтут его книгу, а если прочтут, то не поймут философские мысли, но если и поймут, то не так, как хотелось бы. Так или иначе попытка прояснить личные позиции прежде всего самим себе и через этот момент надеяться быть понятым всеми остальными — это, на наш взгляд, приемлемый вариант. Тем более если учесть следующие обстоятельства, во-первых, мягкое высказывание либо тонкий намек часто не достигают своих целей, а во-вторых, как правило, люди никогда не выражают своих мыслей в точности, кроме самых обыденных. Причем довольно часто слова человека вовсе не язык, а только голосовой жест, который может указать, но не выразить его мысли. В этом аспекте, конечно же, предпочтительно высказаться на уровне дискурсов и со-размышлений.

Нужно отметить, что в настоящее время познавательно-психологическая, социально-гуманистическая и морально-этическая проблематика различных отраслей наук, обусловленная научно-технико-технологическим прогрес­сом, стала особой областью философского исследования. В биомедицине и медицине, как, впрочем, во многих отраслях наук, на первый план выдвинулась проблема соотношения «целей» и «средств» в биоэтике. Возможно, данная монография по характеру и уровню осмысления социально-психологических и этико-гуманистических феноменов биомедицины и медицины не укладывается в традиционное русло философских обобщений. Это связано, прежде всего с тем, что в отношении указанных феноменов сохраняются повальные разногласия и разномыслия. Плюс ко всему с каждым годом все больше укрепляется позиция трансгуманизма и карианства, увеличивается количество их сторонников. Между тем это серьезный вызов к состоятельности существующих и господствующих этических теорий и мировоззрения людей в целом.

Данный труд представляет собой попытку сознательно или интуитивно наметить, во-первых, объективно необходимый этап выхода этических проблем биомедицины, как философского объекта на более широкий мировоззренческий уровень, а во-вторых, объективную необходимость становления нового интегрального подхода к процессу философского осмысления современных морально-этических концепций биомедицины и медицины. Нам показалось, что наиболее приемлемым является осмысление указанных проблем на базе, идеалах и принципах моральной философии.

На наш взгляд она в отношении указанных выше проблем биомедицины и медицины более предметна, более специфична, более ориентирована. В круге присущих для моральной философии проблем, на наш взгляд, находятся и морально-этические проблемы трансплантологии в качестве специфической ситуативный проблемы биоэтики, а соответственно, моральной философии. Нам показался перспективным процесс развития этой проблемы моральной философии, так как трудно переоценить их значение и влияние на последующую трансформацию общемировоззренческих представлений.

Итак, исходным постулатом послужило то, что в настоящее время, в связи с развертыванием научно-технологического прогресса, достижения естественных наук начали интенсивно внедряться в практику и для многих стали зримы катастрофические последствия использования новых и сверхновых технологий, причем не только на ценностное содержание мировоззрения людей, но и на бытие живого вещества в целом и человека в частности. Более того, как об этом говорят ученые и мыслители, под этим влиянием изменился сам человек. В этой связи возникла необходимость формирования новой мировоззренческой парадигмы, максимально учитывающей научные достижения.

Таким образом, развитие биологической, в особенности биомедицинской науки, необходимо четко связывать с неизбежностью перехода к новой системе мировоззрения, что оправданно, тем, что сейчас имеет место прежде всего четко выраженный нравственный упадок культуры как основы мировоззрения индустриального общества, попирающего элементарные этические нормы сохранения жизни. В этой ситуации базисом новой культуры, а следовательно, и мировоззрения, должно стать, по нашему мнению, святость человеческой жизни.

Как медики и философы, хотим отметить, что особое место в системе теоретических и методологических предпосылок становления биофилософии занимают не только организменная, эволюционная и коэволюционная концепции биологии, но и современная концепция развития медицины, выполняющая функцию своеобразных моделей культуры оздоровления людей в век новых и сверхновых технологий, в условиях нравственного кризиса общества. Прогресс медицины должен происходить не за счет ущемления человечности. По крайней мере, такова должна быть главная суть современной концепции оздоровления людей.

В настоящее время, когда имеет место значительное многообразие интерпретаций объекта и предмета биофилософии, поскольку в полной мере еще не выкристаллизовалась ее проблематика, не произошло окончательного ее конституирования в системе научного знания, считал бы оправданным включить все многообразие мировоззренческих парадигм не только современной биологии (фундаментальная наука) и биомедицины (фундаментально-прикладная наука), но и медицины (прикладная наука) в ее исследовательскую проблематику в качестве ситуативных проблем. На наш взгляд, концептуальная проработка каждой из ситуативных проблем, безусловно, укрепит позицию не только всего комплекса биомедицинских наук в целом, но и биофилософии, моральной философии, причем в качественном диапазоне.

Допускаем различное восприятие и оценку данного произведения. Считали бы цель выполненной, если высказанные суждения найдут отклик, стимулируя со-размышления и совместный поиск. Мы не призываем к единогласию и единомыслию. Мы призываем, во-первых, к со-размышлению по вопросу оптимизации соотношения целей и средств в биоэтике, во-вторых, к совместному поиску все же гуманистического метода их гармонизаций. На наш взгляд, дискуссия помогает отточить прежде всего собственное мнение, а затем уже способствует той или иной степени взаимопонимания. Конечно же, дискуссия не является самоцелью. Она оправдана в тех случаях, когда у спорящих, с одной стороны, есть определенные разногласия и неясности, а с другой — реальная возможность разобраться в них и устранить. В этом смысле, дискуссия — вынужденное средство достижения истины.

В завершении хотелось бы отметить следующее. Как бы то ни было, мы убеждены в том, что издание этой трилогии в том виде, в каком она есть, вероятно, все же необходимо, но это не спасает нас от горечи осознания того, что она полна недостатков и недоговоренностей. Согласны и с тем, что в дискурсах нет должной ясности и точности. Однако на то и дискурсы, чтобы способствовать со-размышлению с адресатами — с нашими коллегами, как по цеху медицины, так и по цеху философии.

Нас спасает убеждение в том, что при полном отсутствии «умеренности и аккуратности» эта книга все-таки «продвигает» моральную философию в умах, мыслях и действиях. Что значит «продвигает»? Это значит — всячески укрепляет и основывает гуманистическое решение проблемы соотношения целей и средств в биоэтике. Между тем это основная цель книги. Что касается способа и стиля изложения, то они выбраны из числа наиболее приемлемых как для философов, так и для биологов и медиков — равноправных участников дискуссии.

Итак, в настоящей книги мы попытались: во-первых, дать концептуальную характеристику морали и этики трансплантационной медицины; во-вторых, отметить диалектический характер этической природы трансплантологии; в-третьих, осветить категорию «жизнь» и «смерть» в ракурсе философского понятия «конечное» и «бесконечное». Мы также попытались осветить: во-первых, морально-этические парадигмы трансфера органов, тела, сознания; во-вторых, доминанты морально-этических и нормативно-правовых установок в дарении постмортальных органов; в-третьих, нравственно-гносиологическую природу таких феноменов, как сострадание, терпимость, ответственность.

ГЛАВА 1

МОРАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ: КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОРАЛИ И ЭТИКИ ТРАНСПЛАНТАЦИОННОЙ МЕДИЦИНЫ

Биомедицина как предмет моральной философии. Диалектический характер этической природы трансплантологии.

Исходным постулатом наших исследований и философских обобщений является то, что традиционно многие науки призывают к разрежению этического дискурса до уровня нормативной этики. На наш взгляд, не следует абсолютизировать нормативную этику с ее инструкциями, кодексами, уставами, положениями. Их в биомедицине и медицине достаточно много, и, к сожалению, они не всегда способствуют образцовой моральности, то есть с сохранением истинной доброты, милосердия и человечности. В этих условиях, на наш взгляд, нужно вписать этику в контекст союза философии и медицины.

Сейчас много дискутируется вопрос о возможностях той или иной науки в достижении истины. Следует отметить изменение характера объекта исследования, когда заметно усилились место и роли комплексных подходов в его изучении. Объектом современной науки становятся — и чем дальше, тем чаще — так называемые «человекоразмерные» системы, в числе которых, и в первую очередь, биомедицинские объекты. В настоящее время обсуждается вопрос о построении науки будущего. При этом выдвигается на первый план задача создания такого учреждения. Такими являются Институты человека, Институты природы, Институты жизни и пр. В свое время мы учредили Виртуальный Институт Человека (2020) объектом и предметом изучения которого является «феномен Человека».

В настоящее время человечество переживает эпоху интеграционных, междисциплинарных, транстеоретических, полисинтетических наук. Активно развиваются такие синтетичные науки, как экобиомедицина, физхимия, химфизика, медхимия, биогеохимия, биогеомеханика, биоматематика и пр. Объектами этих наук являются сложнейшие системы, не «подвластные» одной отрасли науки. Кроме того, надо заметить, что все чаще внимание ученых привлекают такие исторически развивающиеся системы, как мораль, нравственность, этика.

Активно развиваются биоэтика, экоэтика, биофилософия, философия науки и техники, киберфилософия, антропофилософия, «НФ-философия», моральная философия и пр. При этом идет тотальная оценка динамики этих категорий в зависимости от социально-природного фона. Внимание ученых все больше привлекают такие глобализационные проблемы, как экобиология, эко- и энергомедицина, биотехнология, трансплантология, системы «человек-компьютер», искусственный интеллект, генная инженерия и пр. Идет широкомасштабное изучение последствий технологизации человеческой жизни, когда облик науки определяют системы, требующие новой методологии их познания.

В настоящее время постулируется возможность таких манипуляций с человеком, как компьютеризация (нанороботизация), копирование сознания на синтетические носители (сеттлерика), «синтетические радости» (фантоматика и цереброматика) и, наконец, полная переделка конструкции человека и его окружения (пантокреатика). Перечисленные феномены являются новейшими в качестве объектов научных исследований. Насколько наши познания «догоняют» эти проблемы и отвечают ли стратегии новой научной рациональности? Готово ли наше общество к восприятию такой перспективы?

Уже на рубеже ХХ-ХХI веков началось лавинообразное развитие всей совокупности науки о жизни, науки о Человеке, науки о морали и этике, начался процесс переосмысления на основе новых данных, накопленных медициной, фактов предрасположенности человека к различным заболеваниям, механизмов его иммунной защиты, а также роли окружающей среды и стрессов в развитии болезней — всего, что определяет здоровье человека, его долголетие и качество жизни.

Нужно отметить, что среди всех биологических наук наибольшее развитие получила биомедицина — симбиоз медицины и биологии, в основе которого лежит использование для решения медицинских проблем идей и технологий, разработанных в ряде теоретических медико-биологических наук. К настоящему времени приводятся следующие определения биомедицины: во-первых, это комплексная, интегративная, медико-биологическая, междисциплинарная отрасль знания, в основе которой лежит использование для решения медицинских проблем идей и технологий, разработанных в клеточной биологии, биохимии, биофизики, патофизиологии, патоморфологии, иммунологии и других биологических науках; во-вторых, это отрасль науки, изучающая жизнь человека и качество этой жизни, основанная на переосмыслении новых научно-медицинских данных предрасположенности человека к различным заболеваниям, механизмов его функционально-физиологической, иммунной защиты, а также роли окружающей среды и стрессов в развитии болезней; в-третьих, это основа развития ранней диагностики заболеваний, основанной на прогнозировании предрасположенности человека к болезням; на определении индивидуальных, генетически обусловленных особенностей реакций организма; в-четвертых, это основа разработки эффективных методов лечения болезней, основанных на многократном ускорении разработки новых лекарственных средств за счет компьютерного моделирования, автоматизированного скрининга потенциальных препаратов, применения в преклинических испытаниях кандидатных веществ клеточных культур; в-пятых, это основа для создания принципиально новых лекарственных препаратов на основе антител, методов клеточной и тканевой инженерии, а также разработка методов выращивания органов для трансплантации.

Еще на рубеже ХХ-ХХI веков одним из основных и авангардных направлений биомедицины стала трансплантология — комплексная, интегративная, медико-биологическая, междисциплинарная (биологическая, медицинская, техническая) отрасль, областью исследований которой являются: во-первых, исследования по разработке способов преодоления тканевой несовместимости путем углубленного изучения вопросов трансплантационной иммунологии и трансплантационной патофизиологии, основной системы гемосовместимости человека и животных и внедрение полученных данных в клиническую практику; во-вторых, экспериментальная и клиническая разработка, а также внедрение в практику методов пересадки органов, тканей, изолированных клеток, а также оценка функции пересаженных органов и тканей; в-третьих, теоретическая и экспериментальная разработка и применение в клинической практике методов консервации органов, тканей, клеток; в-четвертых, теоретическая и экспериментальная разработка и создание аппаратов и систем, заменяющих жизненно важные органы и отдельные их функции, а также исследования в области создания материалов для искусственных органов; в-пятых, разработка методов диспансеризации и реабилитации больных с пересаженными органами, а также с различными искусственными органами.

Как подчеркивалось выше трансплантология является объектом биофилософии, моральной философии. На рубеже XX — XXI веков одной из важнейших причин того, что биология, как наука о жизни, безусловно, выдвинулась в первый ряд объектов познавательно-преобразовательной и оценочной деятельности философии, связано прежде всего с небывалым прогрессом биологических наук, прежде всего таких отраслей, как биомедицина и ее прорывная отрасль, как трансплантология. Адекватно им зародилась новая научная дисциплина — биофилософия. Приводятся следующие определения биофилософии: во-первых, это комплексная, интегративная, биологически ориентированная междисциплинарная отрасль знаний, вскрывающая мировоззренческо-методологические, гносеологические, онтологические и аксиологические проблемы через призму исследования феномена жизнедеятельности; во-вторых, это целостное единство философии биологии; философии жизни; аксиологии, как ценностное отношение к философии биологии и философии жизни, представляющее совокупность интересов философов, методологов, биологов, физиков, психологов, этологов, экологов и специалистов многих других наук, так или иначе исследующих феномен жизни; в-третьих, это раскрытие всего богатства мировоззренческо-методологического содержания философии жизни, выявление ее места и роли в развитии философии науки и духовной культуры в целом, это ответственное отношение исследователей к концептуальной проработке как каждой из проблем биологии, так и всего комплекса биологических дисциплин; в-четвертых, это философия, вносящая ценностный момент в понимание жизни, ее места и роли в мироздании и мировоззрении, это осмысление всевозрастающего методологического влияния философии на понимание процессов бытия живой материи, материальной и духовной деятельности людей; в-пятых, это использование философского инструментария познания бытия и насыщения ее философской проблематикой, когда конкретные биологические исследования будут осуществляться в свете новых философских идей, нового философского видения мира.

Если очертить пределы проблем биофилософии, то они простираются: во-первых, от общего видения предмета биофилософии до раскрытия всего богатства его мировоззренческо-методологического содержания; во-вторых, от определения предмета биофилософии до выявления его места и роли в развитии философии науки и духовной культуры в целом. Таким образом, биофилософия является: во-первых, разделом философии, который занимается эпистемологическими, метафизическими и этическими вопросами в области биологических и биомедицинских наук, а также анализом и объяснением закономерностей развития основных направлений комплекса наук о живом; во-вторых, органическим единством интеллектуального и эмоционально-чувственного освоения медико-биологической реальности, определения в ней места и роли научно-рационального и вненаучного методов познания жизни.

Хотелось бы отметить такую проектно-методологическую функцию биофилософии, моральной философии, как оценка социально-практических и морально-этических потребностей человека, то есть вопрос о том, как выйти из кризисной (морально-этической, нормативно-правовой) ситуации с помощью биофилософских целевых программ организации развития науки, практики, человеческой культуры и цивилизации. В целом сформировался достаточно обширный спектр новых проблем, синтезируемых ныне биофилософией — это анализ и синтез четырех относительно автономных, но вместе с тем внутренне взаимосвязанных оснований (онтологического, методологического, аксиологического, праксиологического) любой медико-биологической науки, ее отраслей, конкретной дисциплины или даже специальности.

В современном естествознании еще более активно «задействованы» все функции философии — онтологическая, гносеологическая, методологическая, мировоззренческая и др. Предметом активного обсуждения сегодня являются вопросы о самой философии как таковой; ее месте в современной культуре; о специфике философского знания, его функциях и источниках; о ее возможностях и перспективах; о механизме ее воздействия на развитие научного познания и иных форм деятельности людей.

Предметное поле современной моральной философии, безусловно, расширилось, предельно напряжены и деформированы, в результате создалась «проблемная сверхситуация» во многих отраслях науки. Практически все науки оказались методически перегруженными, а методологически недогруженными, что является основной специфической чертой современного научного познания, требующего смещения акцента в сторону повышения общетеоретического уровня и методологическую нагруженности их парадигм. Сейчас много говорится о философском основании каждой науки. Она востребована для многих форс-мажорных ситуаций в науке — это и кризис теорий, и проблемы концепций, и вопросы интеграции наук.

Темпы научно-технического прогресса таковы, что уже нынешнее поколение увидит, как по улицам будут ходить клонированные двойники, трансгенные люди, претендующие на правосубъектность, появятся киберорганизмы, кочующие по сети Интернет с одного сервера на другой, не говоря уже о создании биороботов. В настоящее время активно развивается так называемая «НФ-философия» –философия, предметом и объектом осмысления которой являются новые технологии, отраженные в многочисленных произведениях научно-фантастического жанра. Ученые предлагают пофантазировать в том числе на предмет того, что отличия «человек-робот» постепенно стираются из-за насыщения человеческого организма кибернетическими микро- и наноустройствами.

В такой ситуации, естественно, возникает вопрос: к кому тогда применять, а к кому не применять общечеловеческие представления и духовные ценности? Можно ли говорить о юридической оправданности применения тех или иных гражданских воздействий или решения вопросов их правопользования? Какова судьба этической максимы «относиться к человеку как к цели самой по себе» в случаях, когда врач использует, например, почку от живого донора? Указанные выше вопросы лишь подчеркивают внутренний драматизм и социально-психологическую остроту проблемы соотношения «целей» и «средств» в биоэтике, как одного из основных предметов биофилософии, моральной философии.

Хотелось бы отметить важность более широкого понимания биоэтики, включающего в себя ряд аксиологических проблем профессиональной деятельности, смежной с врачебной, ряд социальных проблем, связанных с системами здравоохранения и, наконец, проблем, относящихся к отношению человека к животным. В указанном плане биоэтика включает в себя этические регулятивы отношения к животным и тот круг проблем, который ранее относился к экологической этике. Иными словами, биоэтика ориентируется на достижения современной биологии при обосновании или решении моральных коллизий, возникающих в ходе научных исследований.

Находим нужным изложить методологический порядок и указать на метод нашего философствования. Философский анализ выполнен при соблюдении следующих правил: правила однородности проблемы (выявление сходства вещей, процессов, явлений и их соответствие друг другу); правила спецификации проблемы (выявления различий вещей, процессов и явлений, объединенные общими понятиями). На наш взгляд, такой методологический порядок и метод философствования приемлем для раскрытия темы исследования.

Следует подчеркнуть в нашем рассмотрении однородность проблемы — это различные нерешенные проблемы (морально-этические, нормативно-правовые и пр.) трансплантологии методологического характера, а также способы их рассмотрения и интерпретации, тогда как спецификация проблемы — это проблематизация определенных философско-этических концепций, как основы конкретно-научной этики — этики трансплантологии. В частности, выявление противоречий в ее теоретических конструктах; изучение природы негативных явлений вокруг трансплантационной практики; постановка и решение дискуссионных вопросов современных вызовов трансплантационной технологии и пр.

Следует также отметить, что предметом наших исследований являются феномены конкретно-научной этики — этики трансплантологии, но, однако, выходящие за рамки прикладной этики, так как затрагивают проблему осмысления многоаспектных отношений. Такие этические феномены, как феномен жизни и смерти, сострадания и терпимости, телесности и толерантности, ответственности, рассматриваются нами в приложениях к вызовам современной трансплантологии.

Объектом наших исследований являются возникающие, как «паратрансплантологические» проблемы, социальные, морально-этические и нормативно-правовые отношения, которые, бесспорно, следует осмыслить на уровне философской интуиции. В своих работах Э. Гуссерль подчеркивал, что человеку угрожают две главные опасности: забвение жизненного мира и мира сущностей. При огромных достижениях современных наук ученые все чаще игнорируют жизненный мир человека, в результате чего возник разрыв между миром человека и миром сущностей. По его мнению, сутью этических наук является изучение мира сущностей посредством феноменологических методов, которые более всего способствуют конструированию новых людей.

М. Шелер (1874—1928) подчеркивает важность иерархии ценностей: святое — духовные (справедливое, истина познания и пр.); витальные (здоровье, благополучие и пр.) — приятные [Шелер М.,1995]. В связи со сказанным выше представляется важным исследование прежде всего феномена философских этических систем, представленного в различных формах и способах морального теоретизирования и моральных практик в приложении к проблемам трансплантологии.

Главными предметами интереса этических метатеорий являются не сами этические ценности, а способы их проблематизации, и в этом аспекте философские неклассические системы морали можно рассматривать в качестве экспериментальной площадки развития и функционирования неклассического идеала рациональности, выражаемых в системе конкретно-научной этики [В.А.Канке,2003]. Проблема неклассических конкретно-научных этик и способов их аргументации актуальна также и для развития самого этического знания [Е. Барбур,2001], его приращения в области философии морали и этики, а также в приложении к той или иной активно, а вместе с тем противоречиво развивающейся сфере науки или профессиональной деятельности, то есть речь идет о проблематизации конкретно-научной этики.

Схема адекватного взаимоотношения философской этики и конкретно-научной этики выглядит таким образом: «философская этика — конкретно-научная этика — поступки», тогда как неадкватное их взаимоотношение выражается схемой: «философская этика → поступки», то есть из-за того, что пока еще не сформировалась конкретно-научная этика, то поступки интерпретируются философски [В.А.Канке,2000]. Именно такая ситуация возникла с этикой трансплантологии, которая еще на стадии лишь формирования и становления.

Собственно, этический статус в этой области теории и практики активно дискутируется на протяжении 20—30 лет, однако многие проблемы, прежде всего морально-этического и нормативно-правового методологического характера, либо неосмысленны, либо малоосмысленны [В.И.Покровский,1997], а между тем недостаток этической аргументации сдерживает процесс становления и развития этой авангардной науки и сферы профессиональной деятельности. В этой связи, разработка и исследование модели неклассической этической аргументации позволит внести ясность в теорию трансплантологии и совершенствовать практику прикладных этик в этой области познания и сферы профессиональной деятельности.

На наш взгляд проблема неклассических моделей этической аргументации актуальна также в методико-дидактических аспектах. Всегда актуален вопрос о характере и способах этической аргументации в изложении научно-методического материала, позволяющего ученым, врачам и специалистам быть максимально эффективным и в решении задач формирования гуманистических нравственных ценностей. Нужно учесть тот факт, что любая наука всегда развивается скачкообразно, то есть отдельными прорывами, а между тем это служит предпосылкой возникновения недостаточности философско-методологического ее основания.

В этой связи, для использования идей философии как концептуальной навигации для развития передовых наук важное значение приобретает этика аргументации. Этика аргументации, как известно, важна не только для формирования обоснованного философско-методологического основания той или иной науки или сферы профессиональной деятельности, но и для определения путей их развития [А.В.Пазарчук,2002]. В нашей работе этическая аргументация выступает и как основной методологический принцип этики трансплантологии, и как объект общефилософской рефлексии.

Находим нужным подчеркнуть еще одно обстоятельство, а именно то, что исследования выполнялись в несколько взаимосвязанных этапов: оценка ситуативно-исходного состояния проблемы в современной трансплантологии (сущностные противоречия и плоскости их разрешения) и целеполагание (в виде резюме по оценке состояния проблемы); осмысление поступков (как предметное действие) и их результатов (по результату рассмотрения философско-этических феноменов жизни и смерти, сострадания и терпимости, ответственности); выработка приемлемых рекомендаций по корректировке ценностей (конечное видение проблем в ракурсе, как возможной трансформации идей и взглядов, так и нового этапа этического действия).

В самом начале работы важно правильно расставить акценты: анализировать этические теории как таковые, то есть взятые в изоляции от всего того, что к ним ведет, то ли рассматривать их в контексте того целого, которому они принадлежат [П.А.Гаджикурбанова,2005]. Мы нашли целесообразным раскрыть по возможности, класс самых противоречивых морально-этических и правовых проблем современной трансплантологии, связанных с этикой: жизни и смерти; сострадания, телесности, терпимости и толерантности; права и ответственности.

Следует подчеркнуть и то, что выполненный нами анализ философско-этических систем в этих ракурсах выполнен в эскизном плане, носит краткий, конспективный характер. Видоизменения морального сознания сопровождаются появлением новых аргументационных установок, изменением стиля аргументации, появлением новой этики аргументации. Если говорить о степени изученности этой проблемы, то следует отметить, что разработка проблем этики аргументации имеет многовековую историю.

Общеизвестно, проблемам этики посвящены труды Платона, Аристотеля, Цицерона, Сенеки, Секста Эмпирика и др. В системе основных проблем моральной философии заняли свое достойное место труды по проблемам этической аргументации Э. Роттердамского, Фомы Аквинского, Р. Декарта, Г. Лейбница, Д. Юма, Ж.-Ж.Руссо, Б. Спинозы, И. Канта, Г. В. Ф. Гегеля, Л. Фейербаха, К. Маркса, У. Джеймса. Проблемы морали и теории познания во взаимосвязи и взаимодействии представлены в неокантианстве и связаны с именами Н. Гартмана, Э. Кассирера, Ф.А.Ланга, Г. Когена, А.И.Введенского, И.И.Лапшина и др. Огромный вклад в проблему этической аргументации внесли Г. Джонстон, Х. Перельман, Ж. Дюбуа, Ф. Эделин, Ж.-М. Клинкенберг, Ф. Мэнге, А. Тринон, Ф. Пир и др.

Проблемы этической аргументации, в том числе в ее неклассических модусах, представлены в работах русских философов А.Ф.Лосева, В.В.Розанова, С.Л.Франка, Л. Шестова, Н.А.Бердяева, П. Флоренского, А.А.Потебна, М.М.Бахтина и др. В них этическая аргументация выступает и как основной методологический принцип, и как объект философской рефлексии. Большой вклад в развитие неклассической этической аргументации принадлежит В.С.Соловьеву, А.Ф.Лосеву, В.В.Розанову, Н.А.Бердяеву, П. Флоренскому и др.

Антропологические аспекты проблемы этики отражены в трудах таких философов, как А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, С. Кьеркегор, О. Шпенглер, К. Ясперс, Х. Ортега-и-Гассет, П. Рикер, Э. Фромм, М. Бубер, П. Тейяр де Шарден и др. Этическая аргументация в аспекте человеческой ментальности представлена в трудах К. Леви-Стросса, К. Леви-Брюля, А. Валлона, М. Элиаде, И. Хейзинги и др.

Основания этики как науки, как самостоятельной философской дисциплины отражены в трудах таких представителей философии науки, как И. Лакатос, Т. Кун, А.Н.Уайтхед, К. Поппер, Б. Рассел и др. Этическим проблемам посвящены труды таких представителей философии познания, как М. Полани, М. Вартофский, Н. Бор, М. Планк, В. Гейзенберг, И. Пригожин и др. Эти работы раскрывают этическую аргументацию как специфическую исследовательскую активность, как особые исследовательские программы. Фундаментальный вклад в развитие методологии неклассической философии внесли С. Кьеркегор, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер, Ю. Хабермас и др.

Новые идеи и принципиально иные ракурсы видения аргументации как этико-аксиологической проблемы разрабатывали Р. Барт, Ж. Лакан, М. Фуко, Ф. Гваттари и др. В настоящее время этике аргументации посвящены труды Ж. Делез, У. Эко, Ж. Деррида Ж. Батай, Ж. Бодрийар и др. Проблемам этических моделей посвящены работы таких мыслителей, как Э. Фромм, Дж. Ролз, М. Вебер, Ф.А.фон Хайек, Л. фон Мизес, В.С.Библер, Э.Ю.Соловьев, Л.А.Громова, П.П.Гайденко, Ю.Н.Давыдов и др. Важные открытия в области неклассических подходов к данной проблеме принадлежат М.К.Мамардашвили, А.А.Гусейнову, О.Г.Дробницкому, Ю.В.Согомонову, Е.Л.Дубко и др.

Проблемам этики и психологии во взаимосвязи посвящены труды К.-Г. Юнга, З. Фрейда, А. Адлера, Л.С.Выготского, А.Н.Леонтьева, А.Р.Лурии и др. Проблемы этики представлены в трудах В.А.Лефевра, Э. Берна, Л.Н.Гумилева и др. Важное методологическое значение имеют работы А.А.Ивина, А.П.Алексеева, В.Б.Родоса, Д.П.Горского, В.О.Лобовикова, Ю.В.Ивлева, А.А.Гусейнова, О.Г.Дробницкого, Е.Л.Дубко, И.Л.Зеленковой, В.Г.Иванова, В.Н.Кузнецова, Ю. Лотмана, Л.В.Максимова, В.В.Налимова, И.С.Нарского, Т.И.Ойзермана, и др.

Вопросы нетрадиционной этики за пределами академической этики и традиционной науки отражены в работах Э. Мулдашева, Б.Н.Лазарева, Г.П.Малахова. Известны важные суждения в области философии морали Л.М.Архангельского, В.В.Бибихина, Г. Гачева, С. Аверинцева, Р.Г.Апресяна, А. Гулыги, А.В.Перцева, Д.В.Пивоварова, М. Рыклина, В.И.Свинцова, Э.Ю.Соловьева, Г.Л.Тульчинского, Ю.А.Шрейдера, А.И.Титаренко и др.

Нам представляется важным проанализировать контекстуальную аргументацию как специфическое функционирование неклассической этики в приложении к такой области, как трансплантология, причем в следующих неуниверсальных аргументах: к востребованности трансплантологии; к справедливости; к социальной терпимости; к медицинской аудитории; к осмысленной жизни; к вере и состраданию; к терпимости и толерантности; к модели смерти; к здравому смыслу и пр.

Глава 2

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КАК БИОЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Конечное и бесконечное в характеристике трансплантологии

Проблема отношения к жизни и смерти человека является основной проблемой этического сознания [А. Демичев,1997]. В настоящее время, в связи с развитием трансплантологии, безусловно, актуализировались такие феномены этой проблемы, как «смысл жизни — в самой жизни»; «смерть как экстраординарный порядок жизни»; «смерть служит продлению жизни».

Нам представляется важным осмыслить указанные феномены в конкретном приложении к вызовам трансплантологии, в ракурсе этики трансплантологии. Очевидно то, что в настоящее время есть необходимость выработки новых концептуальных установок философско-рационального значения, касающихся проблем «жизнь — смерть», в том числе для формирования научного ответа на вызовы современной трансплантологии.

Между тем это разработка новых и «обновление» старых идей, в том числе, заложенных в эрзац-теориях, квазитеориях, метатеориях биоэтики, деонтологии и других разделах философской дисциплины и имеющих не только теоретическое, но и прикладное значение. В то же время в этой объективно заданной дифференциации этики зачастую теряются ее «метафизические», то есть, собственно, философские признаки, что не может не вызывать сомнения. В таких случаях, на наш взгляд, правильно попытаться, как это было заявлено во введении, преодолеть, с одной стороны, чрезмерный эмпиризм и прагматизацию, а с другой — чрезмерное абстрагирование и абсолютизацию.

Для становления и развития трансплантологии безусловное значение приобретает феномен смысла жизни, традиционно выражаемый в формуле: «смысл жизни — в самой жизни», в первую очередь, научно эксплицировавшийся через этические и аксиологические построения [В.И.Покровский,1997]. Следует отметить, что коренной мировоззренческо-аксиологической проблемой медицины является отношение врача к жизни и смерти. В «Женевской декларации» (1948) провозглашается: «Я буду сохранять высочайшее уважение к человеческой жизни с самого момента зачатия».

В «Международном кодексе медицинской этики» (1949) сказано, что «врач должен всегда помнить об обязанности сохранять человеческую жизнь» [В.В.Власов,1997]. Данная медицинская максима, определяющая человеческую жизнь в качестве безусловной ценности, приобрела статус общечеловеческой моральной и правовой нормы. Однако в условиях технологического прогресса нравы детерминируются и инерцируются, когда жизнь теряет свою вечную и универсальную ценность. Сохраняет ли эта максима свой статус в таких условиях инерции нравов? В этом аспекте одним из объектов исследования в данной главе является — смысл жизни человека, обусловленный реалиями современности, и один из предметом исследования — специфика смысла жизни в условиях глобализации трансплантационной практики.

Следует сказать, что в КР углубляющееся социальное неравенство, расшатывание нравственных устоев, низкий уровень правовой и политической культуры, девальвация традиционных ценностей, отсутствие консолидирующей общественной идеи порождают состояние смятения, фрустрацию, что позволяет говорить о мировоззренческом кризисе личности [У. Бек,2000]. Безусловно, такой кризис отражается на общественном сознании и отношении. Тем не менее, актуальность заявленной темы данного раздела книги определяется не только динамикой условий жизни современного социума, все более приобретающей негативный характер или имеющей негативные морально-нравственные последствия, но и целым блоком этических задач, выдвигаемых развитием таких высокотехнологичных разделов науки и медицины, как трансплантология.

Не секрет, что и современная моральность в основном базируется на эрзац-теориях. В качестве примера можно привести этику благовения перед жизнью А. Швейцера: «Я — жизнь, которая хочет жить, я — жизнь среди жизни, которая хочет жить» [А. Швейцер,1973]. По его мнению, этика благовения перед жизнью является самой образцовой моральностью: «Все возникающие в обществе принципы, убеждения и идеалы мы должны крайне педантично измерять мерой абсолютной этики благовения перед жизнью».

Казалось бы, нравственность феноменов «стремление к жизни», «стремление к счастью», «желание добра и любви», «абсолютная недопустимость насилия» и пр. — это безгранично великое [Р.Г.Апресян и соавт.,2001]. Между тем научная этика не признает «безгранично великое» или квазиценности житейской этики вне исчисления максимальной ответственности. С этой позиции к эрзац-теориям относятся этика Аристотеля, Милля, Ницще и др. С этой позиции и этика А. Швейцера также является ничем иным, как эрзац-теорией по отношению к этике ответственности. З. Фрейд, в отличие от А. Швейцера — сторонника философии жизни, считает главным этическим принципом стремление не жизни, а к смерти. По его мнению, такие концепты, как «счастье», «горе», являются субъективными реакциями на результаты поступков, интерпретируемых в соответствии с этикой ответственности, а потому, считает он, не следует возводить житейскую этику в ранг научной этики [В.А.Канке,2003].

Можно сделать такое допущение, к сожалению, уже имеющее под собой реальные факты, когда в условиях дефицита донорских органов, больной, нуждающейся в пересадке органов, и его близкие и родственники ликуют по поводу смерти другого, то есть появлению «свежего и подходящего трупа», от которого можно будет «забрать» нужный орган. «Заинтересованное лицо» сразу же появится и в среде медиков, юристов и пр. Какая трансформация взглядов на жизнь, ее ценности произойдет в этих условиях? На наш взгляд, они представляют безусловную актуальность для этического и социально-философского анализа.

Если говорить о степени изученности данной темы, то следует отметить, что проблематика смысла жизни в той или иной степени отражена во всей классической и постклассической философии. Понятийная разработка активно осуществлялась западноевропейскими философами А. Шопенгауэром, Ф. Ницше, С. Кьеркегором и др. Проблема смысла жизни получила развитие в философии экзистенциализма, а это труды М. Хайдеггера, К. Ясперса, Ж.П.Сартра, А. Камю, Г. Марселя и др. Экзистенциалисты видели смысл жизни в преодолении абсурдности бытия. В творчестве и самосовершенствовании находили смысл жизни представители философской антропологии М. Шелер, А. Гелен, Э. Ротхамер, П. Тейяр де Шарден. Об утрате смысла жизни констатирует постмодернистская рефлексия Ж. Дерриды, Ж. Делеза, Ф. Гваттари и др.

Понятийным исканиям смысла жизни посвящены работы русских писателей и философов П.Я.Чаадаева, В.Г.Белинского, Н.Г.Чернышевского, А.С.Хомякова, Н.Я.Данилевского, B.C.Соловьева, Ф.М.Достоевского и др. О гармоничном развитии человека, как о смысле жизни, писали русские космисты Н.Ф.Федоров, А.В.Сухово-Кобылин, Н.А.Умов, К.Э.Циолковский, В.И.Вернадский, А.Л.Чижевский, А.К.Горский, А.А.Сетницкий, А.Г., Холодный и др. Есть ценные суждения о смысле жизни В. Франкла, Э. Фромма, А.Д.Лосева, А.Ф.Замалеева, И.Т.Фролова, Л.Н.Когана, Н.Н.Трубникова и др. Условие допустимости веры в смысл жизни рассматривали Л.Н.Толстой, А.И.Введенский, Е.Н.Трубецкой, С. Л. Франк, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Л. И. Шестов и др.

Смысл жизни человека в истории философской мысли исследуется современными учеными Н.К.Гаврюшиным, Е.В.Грунт, И.Л.Зеленковой, Б.И.Ковалем, А.В.Маслихиным и др. В работах Л.Э.Балашова, С.С.Воронкова, О.С.Пугачёва и др. рассматривается взаимосвязь жизни, смерти и бессмертия. Выяснению роли ценностей личности и ее ценностной ориентации в постижении смысла жизни посвящены труды О.Г.Дробницкого, Е.В.Золотухиной-Аболиной, А. Маслоу, В.И.Супрун, В.Я.Титаренко, В.П.Тугаринова, Н.З.Чавчавадзе и др.

Анализ смысла и цели жизни отражен в работах Ю.В.Александровой, В.П.Огородникова, Л.Б.Волынской, Г. Гачева, А. Гулыги, В.Ю.Инговатова, М.М.Карпова, В.Е.Кемерова, И. Кондрашина, В.И.Красикова, С.В.Кузнецова, В.Н.Куницына и др. В. Г. Асеев, Б.Н.Бессонов, А.А.Бодалев и другие рассматривают проблему смысла жизни с позиции акмеологии. Отдельные труды В.М.Бороздина, С. Борчикова, Б.С.Братуся, А.Е.Соколова посвящены проблемам решения смысла жизни в моральной, нравственной плоскости. Аналогичной постановкой проблемы посвящены работы Г.С.Малыгина, В.А.Рыжкова, А.Е.Соколова, П.А.Сухоплюева, Э.С.Трембача, B.C.Трипольского, В.Э.Чудновского, В.Н.Шердакова и др.

А.А.Озеров анализирует смысл жизни как проблему российского менталитета, А.В.Суворов рассматривает смысл жизни в аспекте воли к жизни. Г.А.Вайзер исследует возрастные особенности смысла жизни, а В.В.Варава, Л.Б.Волынская, З. Гаджинская, В.Т.Ганжин характеризуют смысл жизни как генеральный код человечности. Л.В.Пятилетова представляет любовь как смысл и оправдание человеческой жизни, а А.В.Первушин рассматривает смысл жизни как рефлексию цели жизни в условиях отчужденного состояния человеческого общества. Социологический подход к проблеме смысла жизни отражен в работах С.В.Кучеровского, А.В.Старикова, Т.Г.Цигулевой, Т. А. Бирюковой, Ю.М.Резника, Т.Е.Резника, И.И.Шурыгиной, З.К.Селивановой, Л.А.Гусейновой, А. В. Рубцовой и др.

Вопросы смысла жизни, смысла существования человека отражены в работах Дж. Форрестера, Д.Л.Медоуза, Д.Х.Медоуза, Н.Н.Моисеева, А. Печчеи, Э. Янча, Т. Тиммана, В.А.Энгельгардта, П.Л.Капицы, Д.М.Гвишиани, В.В.Загладина, Е.К.Федорова, Г.С.Хозина, И.В.Бестужева-Лады, Ю.М.Павлова, O.K.Дрейера, О.Д.Ульриха, А.Л.Громыко, Ю.Е.Федорова, Р.А.Перелета, Б.Ф.Ключникова, М.М.Максимовой, Н.Н.Иноземцева, С.М.Меньшикова, Ю.А.Школенко, А.Д.Урсул, Ю.М.Колосов, М.А.Стыриковича, Ю.В.Синяка, С.Я.Черняковского, М.И Будыко, В.М.Коблякова, А.Б.Аронова, Е.К.Федорова, Г.С.Голицына, И.П.Герасимова, В. А. Ковда, В.А.Анучина, Г.А.Аграната, В.Г.Розанова, В.М.Гохмана и др.

Необходимость переоценки ценностей, развития этики и планетарного сознания обосновывают Н.Н.Моисеев, А. Печчеи, Е.Н.Хохрина, Я. Линь, И. Кондрашин, В.В.Вальковская, М.А.Макеева, П.Н.Пестеров, Н.И.Мальцева, И.В.Вишев, Б.М.Ханжин, Т.Ф.Ханжина, В.Р.Бганба-Церера, В.Г.Раскин, Н.П.Медведев, Н.Я.Веретенников, А.Н Кочергин, Н.Г.Апухтина, С.Н.Чанов, Н.М.Годунов, A.M.Буровский, В.П.Беркут и др.

М. Шелер пишет: «…Человек есть существо возвышенное и возвысившееся в самом себе над всей жизнью и ее ценностями…». По его мнению, человек, преодолевая сопротивление, вырабатывает идеалы и стремится к их осуществлению [Шелер М.,1995]. Интерес вызывает благородные истины, отраженные в учениях буддистов: есть страдание — это реальная жизнь в ее многочисленных проявлениях; есть источник страдании — желание жизни; есть состояние отсутствия страданий — нирвана; к нирване ведет срединная дорога, путь морального совершенствования, связанный с преодолением желаний [А. Вернеке,1981].

Даосизм выделяет пять добродетелей: человечность и любовь к другим, мудрость и интеллект, справедливость и честность, послушание и учтивость, покорность родителям. О том, что важнейшим моральным стандартом человека является честность, милосердие и ненасилие, утверждает джайнизм. Наличие указанных выше направлений свидетельствует прежде всего о глобальном интересе человечества к проблемам этики, о продолжающемся расширении поля этических исследований, об изменениях их характера и областей влияния, а также о постоянной генерации новых подходов к классическим объектам морали и этики.

Абсолютное большинство авторов, перечисленных выше, рассматривали вопросы смысла жизни с понятийным аппаратом ее другой противоположности — смерти как сферы фундаментальной неопределенности и неопределимости. Трагедия человеческого существования в том, что человек не просто живет и умирает, но мучается вопросом о смысле жизни. Именно мучается, ибо смерть создает наиболее радикальный прецедент абсолютной бессмысленности жизни, который человек ни понять, ни принять, ни смириться с которым не может [К.Г.Исупов,1994].

Художественная и философская литература говорит о том, что правильное осмысление такой трагичности способствует выверке линии поведения человека в жизни, способствует верификации его поступков в этой жизни [Кожев А.,1998]. Между тем, именно проблема смысла жизни во взаимосвязи со своей противоположностью — смертью, напрямую касается запросов трансплантологии. В частности, в аспекте прижизненного или посмертного органного донорства.

М. Хайдеггер (1889—1976) призывает «Живи в гармонии мира» и рассуждает так: «Мир задан человеку и навязывание ему особых ценностей искажает истину его бытия» [Хайдеггер М.,1993]. Он придавал особую значимость решимости человека и его выбору перед лицом своей конечности, смертности. По его мнению, подлинное предназначение человека заключается в том, чтобы настолько органично вписаться в мир, чтобы стать незаметным. Интерес вызывает и допущения этики экзистенциализма С. Кьеркегора, Н.И.Бердяева, К. Ясперса, Камю и др. «Жизнь человека обладает для него смыслом лишь до, а не после смерти» [Ю.В.Хен,1993]. По их мнению, смертность человека превращает всю жизнь человека в абсурд, уничтожая все институты ценности.

По А. Камю, «так как я умру, то мне все дозволено». Ж.-П. Сартр утверждает обратное: «Будь до конца своей жизни, даже умирая, свободным и ответственным в изобретении и осуществлении ценностей» [С.С.Лыкин,2000]. Этот оптимистичный довод способствует становлению и развитию трансплантологии, ибо настраивает человека к достойной смерти и достойному своему «продолжению» после своей смерти [К.Г.Исупов,1994]. В этом плане интересная попытка сопоставить опыт реанимационной медицины с трудами христианских богословов и ученых-естественников предпринята в работе П. Калиновского.

Жить для того, «чтобы увеличился смысл существования людей», «жизнь может быть оправдана лишь как нравственный феномен» (Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, Платонов и др.) — такова нравственная максима человечества [А.Н.Орлов,1995]. Всем известно, что художественная литература, отражающая суть человека в разных ипостасях, учит нас размышлять о том, что умереть можно в любой момент, а потому нужно спешить жить, подчеркивая важность настоящего «живи сегодняшним днем», «живи так, как будто проживаешь последний день», «от жизни нужно брать все» и пр.

Исследователи проблемы «жизнь-смерть» подчеркивают два взаимосвязанных момента, а именно беспокойство о неисполненных обязательствах и страх смерти. Следует согласиться с тем, что одна из главных причин, порождающих страх смерти у людей, — это чувство неисполненного долга, осознание о неблаговидных делах, совершенных ими при жизни. Другая причина — это привязанность к телу, к вещам и чувственным удовольствиям [Н.В.Гайдабрус,2002]. К. Ясперс пишет о том, что «пока есть страх — у человека есть шанс выстоять, и реальность этого шанса зависит от того, как человек преодолеет свой страх». По его мнению, «страх — основа надежд».

По мнению ряда авторов, танатология претендует на то, чтобы стать религией XXI века, и тому есть основания. Есть такое выражение: «каждая эпоха бросает жизни свой вызов смерти». Как сегодняшняя философия и культура справляется с этим вызовом? Прежде всего повышенным интересом к проблеме смерти. Безусловно, актуальным для современной этической теории является создание морально внятного языка смерти. Сверхактуальность данной проблемы для целей трансплантологии не вызывает сомнений, так как когда речь идет о смерти как о юридическом или биологическом факте, то это находится в пределах нравственного сознания, но когда речь идет об использовании трупных органов для пересадки — вне нравственного сознания.

Характер осмысления смерти в каждой культуре и в каждой эпохе носит универсальные черты, определяющие уровень духовного самосознания нации, по которому можно судить о его нравственном достоинстве, интеллектуальной честности и метафизической укорененности. Либерализация гуманитарного знания, спровоцированного постмодернистским релятивизмом, дает различные, порой, безответственные, как правило, упрощенные интерпретации смерти [П. Зилгалвис,1999].

С одной стороны, это, безусловно, будет способствовать становлению и развитию трансплантологии, так как появляется возможность кардинально решить вопрос о дефиците трансплантатов, а с другой — разумеется приведет к окончательной дискредитации трансплантологии в глазах общества. Обилие интерпретаций смерти позволяет охарактеризовать сложившуюся ситуацию как «танатологический ренессанс» [С. Булгаков,1988]. Пристальный интерес к теме смерти со стороны современной культуры имеет прагматический характер, так как последняя стремится к созданию радикально гедонистического общества, в котором человеку будет обеспечен комфорт и в жизни, и в умирании, и «после» смерти.

Современный «грех сциентизированного сознания» (по Н.Д.Зотову-Матвееву) приводит к возникновению новой фазы технократического утопизма, так называемого «трансгенного утопизма», когда Человек научный (Homo sciential), утративший понимание онтологических и нравственных границ своей личности, делает вызов к сути смерти и пытается осуществить такие проекты, как иммортализация жизни, обессмертение человека, оживление умершего, создание копии человеческого сознания и пр. [Е.Н.Индейкин,1998].

Если говорить о уровне разработанности проблемы смерти, то нужно указать на то, что основательным образом рассматривали проблему смысла жизни человека как существа смертного такие религиозные деятели, как архиепископ Иоанн (Сан-Францисский), митрополит Евгений (Булгар), епископ Иоанн (Смоленский), митрополит Платон (Левшин).

Проблему смерти рассматривали писатели и философы Г. Сковорода, П.Я.Чаадаев, К.Н.Леонтьев, А.И.Герцен, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, Н.Н.Федоров, В.С.Соловьев, В.В.Розанов, Н.А.Бердяев, Л. Шестов, С.Л.Франк, С.Н.Трубецкой, Е.Н.Трубецкой, Л.П.Карсавин, В.И.Несмелое, М. Тареев, Ф. Шперк, А. Токарский, С.Н.Булгаков, Б.П.Вышеславцев, П. Флоренский, Д.С.Мережковский, Г. Флоровский, И.А.Ильин, В.Н.Ильин, Г.Э.Ланц, А. Горский, В.П.Свентицкий, П. Страхов, В.Н.Муравьев, И.И.Лапшин, М.М.Бахтин, Н.Н.Трубников и др.

Метафизика смерти расширяет богословско-философский контекст и вступает в сферу художественного творчества у Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Достоевского, Тютчева, Фета, Кольцова, Никитина, Толстого, Бальмонта, Блока, Пастернака, Цветаевой, Мандельштама и др. В частности, у Чаадаева смерть воспринимается как утрата нравственного сознания, а у В. Соловьева — как нравственное беззаконие. Социология и философия смерти отражены в работах Н. Федорова, В. Розанова, Н. Бердяева, С. Булгакова. Смерть как аритмологическая трагедийность мироздания воспринимается П. Флоренским, С. Франком, Е. Трубецким и др. Идея абсолютной неестественности и непостижимости смерти прослеживается у Л. Шестова, С.Н.Трубецкого и др.

В целом стремление выяснить природу смерти с целью ее преодоления взывает к жизни «метафизика всеединства», которая является не столько логической конструкцией, сколько нравственным заданием для личности по воссозданию распадающегося сущего. Несмотря на обилие работ, посвященных теме смерти, очень мало исследований нравственной стороны смерти. Современная гиперрефлексия на тему смерти характеризуется многочисленными нефилософскими «собирательно-энциклопедическими» стратегиями. Существующую на сегодняшний день литературу по танатологическим проблемам можно типологизировать как исследования общефилософских аспектов смерти и исследования в области философии, касающиеся нравственного осмысления смерти.

Историко-антропологические параметры смерти раскрыты в работах А. Я. Гуревича, Ю.М.Бородай, С.Б.Борисова, А.Я.Гуревича, П.С.Гуревича, Б. Гройса, А.Ф.Закомлистова, М.С.Киселевой, А.В.Малинова, О.Г.Постнова, В.Руднева, С.М.Толстой, М.С.Уварова, Е. Шифферса, Г. Чхартишвили, О. Ясакова, М. Ямпольского, Т.В.Чумакова, О.Г.Постнова и др. Значительное место в современной литературе уделяется практическим вопросам биоэтики, психологии смерти и умирания, социологии смертности населения. К наиболее заметным следует отнести работы А.И.Иванюшкина, М. Ермолаева, А. Налчаджяна, А.П.Огурцова, Т.А.Покуленко, В.Л.Попова, И.В.Силуяновой, П.Д.Тищенко, Л.Е.Этинген, Б.Г.Юдина и др.

Многие философы в той или иной мере разрабатывали и разрабатывают проблему смерти (Ю.Ю.Вейнгольд, И.И.Гарин, П.П.Гайденко, П.С.Гуревич, A.А.Гусейнов, Ю.Н.Давыдов, Д.И.Дубровский, С.А.Исаев, Л.А.Коган, B. Кувакин, М.К.Мамардашвили, И.Д.Панцхава, В.Л.Рабинович, Н.Н.Трубников, И.Т.Фролов, А.Н.Чанышев и др.). Данную тему успешно развивают В. Аргази, Л.Е.Балашов, М.В.Горелкин, В.Д.Губин, А.В.Демичев, В. Захаров, П.В.Калитин, Л.В.Карасев, М.Ю.Келигов, А.Я.Кравченко, В.В.Кузнецова, В.А.Кутырев, И.Н.Лаврикова, М.А.Малышев, Б.В.Марков, Т.В.Мордовцева, С.А.Мухамедьянов, С.С.Неретина, В. Подорога, С. Роганов, В.М.Розин, О.С.Суворова, П.Д.Тищенко, М.С.Уваров и др.

В.В.Кузнецова считает, что каждая культурная эпоха имеет свою «художественную модель смерти». Проблема «социализации смерти» как инструмент выработки способов психологической защиты от страха смерти исследуется в трудах И.Н.Лавриковой. П.Д.Тищенко рассматривает взаимоотношения самости и смерти, О.И.Николина — смерть в постиндустриальном обществе. В работе С.А.Мухамедьянова «Человеческая смерть: социально-философский анализ» затрагиваются онтологические, гносеологические, аксиологические аспекты исследуемого феномена. В последнее время интенсифицируются исследования иммортологического характера (И.В.Вишев, В.В.Минеев, В.П.Нефедов, Ю. Линник, Ю.М.Федоров и др.).

Анализ доступной нам литературы показывает, что, несмотря на обилие подходов и решений проблемы смерти, духовная и нравственная значимость смерти для жизни человека остается не раскрытой, о чем свидетельствуют такие выражения, как «настоящая философия смерти еще не создана, ее только предстоит создать», «важнейшая трудность сегодня — это отсутствие теоретически выдержанного понятия смерти человека [И.Н.Лаврикова,2001]. На наш взгляд, важнейшим недостатком современного состояния разработки проблемы смерти и бессмертия является отсутствие единой концепции с учетом современных вызовов цивилизации.

Следует особо отметить то обстоятельство, что границы традиционной медицины значительно расширились за счет включения в ее область танатологических проблем, что в особенности заметно в области реаниматологии и трансплантологии. Очевидно, смерть — это обычное понятие для биологии, социологии, истории или юриспруденции, и только для трансплантологии философия смерть открывает некую реальность смерти, не улавливаемую в опыте обыденного социального бытия. Философия трансплантологии в этом смысле выступает в качестве места, с которого видно значимость жизни и смерти в их необычной взаимосвязи — «смерть служит продлению жизни».

Допускаем, что медицинские работники, в особенности трансплантологи, по своему интерпретировали и всегда позитивно воспринимали слово «смерть служит продлению жизни», считая, что в современном обществе это служит призывом для реализации высокогуманной идеи сохранения жизни обреченному больному за счет погибшего либо умирающего, безнадежного больного. Между тем всегда надо иметь в виду то обстоятельство, что медики, в особенности трансплантологи, являются заинтересованной стороной в деле использования донорских органов и тканей.

Историческая антропология считает, что отношение к смерти — это «своего рода эталон, индикатор характера цивилизации», «один из коренных „параметров“ коллективного бессознательного». Известно, что философа считают единственным «профессионалом» в царстве Танатоса. Мыслителей, занимающихся этими вопросами, называют экзистенциалистами [С. Булгаков,1988]. Философия — есть приготовление к смерти и умиранию, учил Платон [Платон,1971].

Действительно, смерть для философии большая проблема и вопросы, входящие в проблемное поле смерти, получили название «проклятых». Именно под таким названием проблема жизни и смерти вошла в круг проблем трансплантологии, ибо остается открытым проблема философского осмысления жизни и смерти с позиции трансплантационной теории и практики. Постановка вопроса о «неестественной естественности» смерти с точки зрения трансплантологии выводит на серьезные раздумья.

Надо отметить, что такие слова, как «смерть служит продлению жизни», не простое выражение моральной позиции человечества. Есть разные философские течения в отношении сводимости разных нравственных позиций. С позиции эмотивизма значение нравственных высказываний имеет чисто эмотивный характер, то есть служит лишь для выражения эмоции говорящего и для того, чтобы склонить слушателя к таким же эмоциям и соответствующим действиям [А.А.Гусейнов и соавт.,1989]. Не идет ли речь в нашем случае об эмотивной аргументации целей трансплантологов, как заинтересованных специалистов за счет позиции «смерть служит продлению жизни»?

Следует учесть, что эмотивизм, пытаясь обосновать абсолютную свободу индивида в выборе нравственной позиции, в сущности, оправдывает произвол в поведении и нравственных убеждений и в то же время лишает индивида способности действительно самостоятельно и сознательно избирать моральную позицию. На наш взгляд, выражение «смерть служит продлению жизни» подпадает под понятие «двойственная истина» (учение о взаимной независимости истин философии и богословия).

Феномен «двойственной истины» в особенности развит в арабской философии (Ибн Рушд). Представители этого философского течения считали, что в философии имеются истины, неприемлемые для богословия, и наоборот [Л.Ф.Кузнецова,2004]. Утверждение об относительности моральных норм не ново. Имеется масса примеров, когда ученые того или иного времени высказывались за «новые стандарты» вне господствующих морально-этических традиций [И.А.Мадоян,1999].

Обстоятельства таковы, что со временем, в условиях кардинального изменения самого общества, обновления понятийных моментов действительности, научного прогресса, безусловно, меняются [Н.В.Эльштейн,2000] и моральные позиции, нравственные ориентиры. Каким же образом изменяются нравы, мораль в области новых направлений медицины? Изменяются ли основополагающие этико-деонтологические понятия? Согласны ли сами медики с наступающей трансформацией морали, этики, деонтологии?

Трансплантологи полагают, что для дальнейшего развития такого авангардного направления в медицине, как трансплантология, преследующая сверхгуманную цель, а именно продление жизни обреченного больного, обязательно должны измениться этические принципы и моральные правила, вплоть до возникновения «новых стандартов». Надо четко уяснить, что «трансформация» основных морально-этических понятий будет означать кризис медицины и может привести к существенным изменениям в обществе. Особняком стоят вопросы: каковы формы и варианты возможной «существенной трансформации» морали и этики в обществе? каковы будут ближайшие и отдаленные последствия кардинальных изменений морали и этики? Какова суть новых норм морали и этики?

Между тем следует это подчеркнуть, что этика является достаточно устойчивой в своих суждениях наукой, ибо в основе ее лежат общепринятые, общепризнанные, а потому почти незыблемые моральные законы, регулирующие взаимоотношения людей, и вечные моральные ценности. Мы знаем лишь два варианта или формы возможных изменений морали и этики: отрицание моральных норм или же соглашательство с новыми приоритетами. Если первое понятно, то второе нуждается в следующем пояснении: видоизменение морального сознания сопровождается с появлением новых аргументационных установок и изменением стиля аргументации.

«В философии смерти нет законченности, ясности, определенности, успокоенности», — пишет В. Янкелевич. Смерть как «экстраординарный порядок» жизни — вот, собственно, то философское поле рассмотрения проблемы, в котором возможно приобретение некоего позитивного опыта, считает он [В. Янкелевич,1999]. Если бы смерть была только естественным, закономерным событием, то не было бы отчаяния, страдания, печали, не было бы и стремления продлить жизнь, не было бы человека и его культуры. Тут открывается «поле невыразимого»: «смерть по эту сторону жизни» — «смерть в момент наступления смерти» — «смерть по ту сторону смерти». В отличие от других ученых и специалистов, медики в большинстве случаев далеки от натурализации посмертного существования.

Смерть способствует осознанию истинного смысла жизни, и в этом заключается парадокс: «жизнь определяется смертью, смерть для жизни оказывается почти что единственным и главным событием» [Р. Моуди,2000]. Что же дает смерть для понимания жизни? Смерть помогает понять людям, погрузившимся в спячку естественности и необходимости, смысл самой жизни. В. Янкелевич пишет: «Смерть помогает даже наиболее легкомысленным людям осознать чудодейственность и глубочайшую странность жизни, свойства, о которых, может быть, никогда не догадался бы так называемый здравый смысл… если бы не смерть».

Смерть, а также отношение к смерти влияет на нашу жизнь и на наше мировоззрение, от которого зависит и наше отношение к тем или иным проблемам, связанным со здоровьем, спасением жизни, предотвращением смерти и пр. [В. Янкелевич,1999]. Между тем формирование рационального мировоззрения означает, помимо прочего и формирование рациональной здравоохранительной политики — той политики, которая способствует трансплантационной практике. Ф. Арьес изучил проблему влияния мировоззрение человека на его отношение к смерти [Ф. Арьес,1992]. Он исследовал психологические установки европейцев в отношении к смерти в течение огромного исторического периода, начиная с раннего средневековья и до современности и при этом установил, что отношение к смерти постепенно меняется от одной исторической эпохи к другой.

На основании своих исследований он выделяет следующие этапы развития отношения человека к смерти: Первый. «Смерть прирученная» (древние времена и период раннего христианства) характеризуется тем, что люди относились к смерти, как к естественному и неизбежному явлению. Второй. «Смерть своя» (XII — XVII века) характеризуется распространением идеей наступления страшного суда и в связи с этим попыткой людей примирить любовь к земным богатствам с заботой о спасении души. Третий. «Смерть далекая и близкая» характеризуется укреплением убеждения людей о том, что они на протяжении всей жизни должны заботиться о своем посмертном существование, а потому осмысление грехов и покаяние в этом стало характерной чертой людей. Четвертый. «Своя смерть» характеризуется тем, что смерть близких и родных представляется более тягостной утратой, нежели собственная смерть, а потому смерти ждут как момента воссоединения с ними. Пятый. «Смерть перевернутая» (XX век) характеризуется тем, что смерть воспринимается людьми, как естественный итог жизни. Люди ведут себя так, как будто похороны — это скорее не их проблема, а проблема врачей и похоронных компаний.

Надо подчеркнуть, что в большинстве западных стран трансплантология «работает» именно на таком благоприятном этапе, как «смерть перевернутая», то есть на фоне либерального отношения людей к смерти, допускающего беспроблемную заготовку органов от них после смерти. По сути, этот социокультурный фон является практически идеальной почвой для развития органного донорства в трансплантологии.

Объясняя, почему менялось отношение к смерти, Ф. Арьес ссылается на четыре «параметра», определяющих, по его мнению, отношение к смерти: индивидуальное самосознание человека; защитные механизмы человеческого естества; вера в загробную жизнь; вера в тесную связь между злом и грехом, страданием и смертью, основанная на библейском сюжете грехопадения человека [Ф. Арьес,1992]. Между тем, все «параметры», определяющие отношение людей к смерти, способствуют разрешению запросов трансплантационной практики, в том числе и в форме посмертного дарения своих органов для пересадки обреченным больным.

Сложная взаимосвязь между жизнью и смертью, рассмотренная на протяжении исторического процесса, наводит нас на мысль, что выработка «правильного» отношения к смерти может позволить нам повлиять на наше мировоззрение, что важно в первую очередь с точки зрения трансплантологии. Проблема выбора «правильного» отношения к смерти решается каждым человеком индивидуально, то есть модель смерти всегда индивидуальна. Человек может сознательно не решать для себя вопрос, считая, что это дело не его компетенции, по принципу «на все воля Божья».

В. Янкелевич рассматривает модели отношения к смерти в зависимости и от знания даты ее прихода [В. Янкелевич,1999]. Момент наступления смерти — это нечто особенное, нам не известен ответ на вопрос: где, как, когда? Автор рассмотривает смерть с различных точек зрения, пытаясь понять, какая из моделей смерти и, следовательно, какое отношение к ней наиболее приемлемы для человека: «смерть точная, час точный, но неизвестный». Неизвестен, прежде всего, ответ на вопрос: «когда?», а потому каждый час жизни может стать последним. Такой подход к смерти характеризуется «непреодолимой тоской»; «смерть точная, час точный».

Человек приблизительно знает ответ на вопрос: «когда?». В таком состоянии человек обречен на «муки ожидания без малейшего проблеска надежды»; «смерть неточная, час неточный». Неопределенность вопросов: «где, когда, как? порождает самые безумные надежды. По мнению В. Янкелевича, модель «смерть точная, час не точный» является наиболее разумной, которую «следует признать девизом серьезной и активной воли, в равной степени далекой от отчаяния и от призрачной надежды». Такая модель призывает отбросить мысли о тоске или идеи отчаяния, связанные с предстоящей смертью; перестать пребывать в иллюзии и бессмысленной надежде относительно мнимого бессмертия; сосредоточить свое внимание на попытках изменить себя и окружающий мир.

Существуют исключения из указанных моделей. В частности, верующий человек, будучи убежденным в том, что после смерти его ждет жизнь в раю, может не только не бояться смерти, а относиться к ней спокойно как к часу избавления от страданий в этом мире, как к временному своему обиталищу [Ж. Бодрийяр,2000]. Возможна модель, когда все поступки, совершенные человеком, отражаются на некоторой его посмертной жизни, или еще более сложная ситуация, когда действия человека и некоторой группы, связанных с ним как-то людей, влияют на дальнейшее его посмертное существование [Н.В.Гайдабрус,2000].

Такие психологические фоны — это, как ни странно, реальная плоскость разрешения вопросов органного донорства в трансплантологии. В этой связи есть смысл проанализировать иные модели отношения людей к посмертному существованию: «Отсутствие жизни после смерти». К. Ламонт пишет: «Я убежден, что откровенное признание смертности человека не только не подорвет нравственность и не остановит прогресс, но при прочих равных условиях будет действовать как раз в противоположном направлении.

Люди поймут, как никогда раньше, реальность быстротечного времени и осознают свою серьезную обязанность использовать его наилучшим образом» [А.А.Воронин,2004]; «Существование жизни после смерти». Моуди и Кублер-Росса на основании «посмертных» опытов описывают многочисленные случаи весьма схожих видений во время клинической смерти [Р. Моуди,2000]. Хотя многие ученые-медики утверждают, что видения являются результатом специфической реакции мозга на гипоксию.

Православный иеромонах С. Роуз считает, что отношение к смерти должно быть совсем не как к некоему положительному «приятному путешествию», а как к некоторой борьбе и испытанию, при этом в течение человеческой жизни необходимо помнить это и задумываться над своим действиями и словами. После смерти нас могут ожидать еще более тяжкие испытания и наказания в соответствии с нашими поступками в земной жизни [Н.В.Гайдабрус,2002].

Православный философ С. Булгаков считает, что загробное состояние есть не только «награда» или «наказание», но и новый опыт жизни, который не остается бесследным, но обогащает и изменяет духовный образ человека. «Душа человека за гробом продолжает свою земную жизнь и несет свою судьбу». Христианство считает, что душа человека после смерти каким-то образом переселяется в другое физическое тело. Смерть является как бы итогом некоторого этапа развития, в зависимости от которого человеческая душа воплощается в новое тело в тех или иных условиях в зависимости от своих прошлых жизней [С. Булгаков,1988].

Рассмотренные модели отношения к смерти, конечно, не могут претендовать на какую-либо полноту охвата. Также не удается найти ясного и однозначного ответа на вопрос: какая из моделей отношения к смерти наилучшая для человека? В одном случае человек может перестать бояться смерти, но в то же время перестать задумываться о совершаемых им поступках. В другом же человек постоянно помнит о том, что любые действия в земной жизни влияют на дальнейшее посмертное существование. Между тем это серьезный аргумент для того, чтобы человек, например, решился на подписание акта дарения своих органов после его смерти.

Жизнь каждого — это его жизнь. Все, чем обладает человек, — это время и пространство собственного существования. Именно в этом кроется абсолютная ценность каждого мига бытия. Именно в его времени и пространстве он сосуществует с людьми, живет их жизнями, интересами, потребностями, а когда он умирает, то теряется весь смысл бытия. Отсюда осознание смертности — важнейший импульс человеческой активности, в том числе творческой и альтруистической [Е.А.Андрианова,2003].

Страх смерти, по мнению Т. Манна, Л.Н.Толстого, Д.М.Лихачева и др., — это и есть источник философии, науки, искусства, религии. Отсюда, если говорить о людях, оставивших тот или иной значимый след в истории человечества: Труд, Слово, Творчество, Учения, и есть тот самый плод подсознательного желания продлить свое бытие — после смерти?! Именно это подсознание рождает в людях альтруизм как нравственный принцип, заключающиеся в бескорыстном служении другим людям, в готовности жертвовать для их блага [М.М.Бахтин,1994]. В нашем случае речь идет о готовности жертвовать органами и тканями после смерти во благо спасения обреченных больных, для которых это единственный способ лечения.

Хотелось бы отметить, что, возможно, не так важно, какую из возможных моделей отношения к смерти выберет для себя тот или иной человек, важно, чтобы эти установки помогали во всяком случае не мешали человеку оставаться полноценной личностью, уважающей как себя, так и других окружающих его людей.

Таким образом, на протяжении веков сформировалась своеобразная мировоззренческая линия — линия оправдания и поиска смысла собственной кончины, вектор, сориентированный на себя, для собственного самоуспокоения, попытка придать рациональное объяснение той области неисследованного, где сама возможность «исследования», каким мы его представляем, теряет всякую основу.

Смерть кого-то другого — это мелкий, несчастный случай, незначительное происшествие в бесконечной цепи событий; но своя собственная смерть — это конец света и конец исторического развития, одним словом, конец всего [С.М.Малков и соавт.,1992]. Осознание человеком, что после его смерти его органы послужат сохранению и продлению жизни другому — это важнейший психологический подвиг. Дело в том, что смерть действительно есть последний и самый радикальный способ самоидентификации.

Обращённость к смерти, экзистирование за пределы наличного бытия дает возможность человеку спроектировать свою самость, исключив помехи повседневной размытости. Выдвижение в Ничто помогает сосредоточиться на самом себе, сгруппироваться в своём противостоянии жизненному потоку и одновременно в участии в нём, пусть даже после собственной смерти [А. Демичев,1997]. В трансплантационной практике сплошь и рядом люди, которым пересадили чьи-то органы или ткани, до конца жизни молятся и благодарят безымянного донора органов и тканей. Обобщения и рациональная мысль имеют тенденцию либо обесценивать, либо концептуализировать смерть.

Постепенно сознание людей во всем мире занимает осмысление смерти как состояние вытеснения смерти из коллективного сознания (5-й этап по Ф. Арьесу), когда постепенно смерть людьми вновь воспринимается как естественная неизбежность, не вызывая у людей чрезмерного трагизма [Ф. Арьес,1992]. Такой психологический фон, такая социокультурная ситуация, безусловно, будут способствовать решению вопроса об органном донорстве в трансплантологии. В указанном аспекте, уровень и темп развития трансплантологии в странах зависят от уровня и темпа благоприятной трансформации социокультурной ситуации.

Общеизвестно, для успешного проведения трансплантации трупного органа необходимо сохранить трансплантат с минимальной потерей его биологических свойств, то есть как можно быстрее. Это означает, что имеется необходимость разработки правового предписания о согласии донора, несмотря на то, что с точки зрения охраны личных прав необходимо признать за донором право на части его собственного тела. Между тем это новый правовой статус человека-умершего. По этому вопросу при трансплантациях трупных органов часто возникают большие противоречия между правом и медициной [В.В.Власов,1997].

Решение вопроса о согласии донора при изъятии трансплантата из трупа усложняется, кроме того, и тем, что после смерти индивидуума права на охрану его личности переходят к родственникам умершего. Между тем речь идет о новом статусе (правовом) родственников умершего. Право должно урегулировать вопрос о том, какие правомочия принадлежат родственникам умершего в принятии решения об изъятии донорского органа (ов) [И.И.Горелик,1968]. Необходимо учитывать так же и то, что в случае смерти мозга часто берут для последующих пересадок не один внутренний орган, а несколько, то есть труп следует уже воспринимать как своеобразный банк человеческих «запчастей». Между тем, это принципиально новый статус тела умершего человека.

Надо отметить, что этический кодекс трансплантологии только формируется, хотя семантические и предметные границы его определяются достаточно отчетливо. Дело заключается в том, что пока еще много вопросов, причем связанных с наукой, правом, религией, чем ответов, которые можно было бы сформулировать и представить в постулированном виде [Я. Дргонец, П. Холлендер,1991].

Несмотря на рост числа приверженцев мнения, что пересадка органов не только морально оправданна, но и желательна, делается и ряд серьезных оговорок об этичности некоторых связанных с ней факторов, таких как определение смерти, обстоятельства поиска органа для пересадки и пр. Даже при наличии четко сформулированных законодательных актов врачи в значительной степени руководствуются и будут руководствоваться в своей трансплантологической практике принципами целесообразности, что само по себе уже является этическим поступком.

В настоящее время очевидна трансформация взглядов и теорий, а между тем в результате этого возникает опасная тенденция, отдающая приоритет «частному интересу и пользе» перед «универсальным благом». В частности, в трансплантологии такая тенденция наполнена следующим конкретным содержанием: понятие «частный интерес» представляет заинтересованность реципиента и трансплантолога в получении донорского органа, а понятие «универсальное благо» — сохранение такого условия человеческих взаимоотношений как «смерть служит продлению жизни». Насколько нравствен этот аргументационный стиль?

Проблема смерти, осмысливаемая в образах, безусловно, вносит свой вклад в реабилитацию философии «пристрастности», чрезмерно важной для современной трансплантологии. Как известно, существует целый ряд «пристрастных» проблем, и для объективного разрешения этих «пристрастных» вопросов этой службы необходимо в определенной степени разграничить три лица смерти: во-первых, смерть в третьем лице; во-вторых, смерть во втором лице; в-третьих, смерть в первом лице [Л. Дурнов,1999].

«Смерть в третьем лице» — это смерть вообще, безличная и абстрактная, эта смерть другая, далёкая, безразличная для личности. Именно такая смерть в восприятиях людей лежит в основе категоричного суждения людей о том, что после смерти человека не следует чрезмерно раздумывать над вопросом: забирать или не забирать у него органы и ткани для пересадки?

«Смерть в первом лице» — это собственная смерть, близкая, трагичная. Смерть играет с сознанием в прятки: где есть я, нет смерти; а когда смерть присутствует, то меня уже нет. Смерть наступает в какой-то определённый момент, и с этого мгновения для усопшего начинается внеисторическая вечность, полностью лишённая событий. Именно это обстоятельство, возможно, настроит человека сделать завещание при жизни, помимо прочего, отдать после своей кончины органы и ткани для спасения, то есть сохранении жизни другого, пусть совершенно незнакомого, человека. Между тем это великий человеческий порыв — сохранить добрую память о себе, быть оправданным перед Богом за дарение жизни.

В трансплантационной практике если дарение другому человеку жизни, пусть даже пассивное, ненасильственно и бескорыстно, то оно, несомненно, принадлежит плоскости человеческой доброты и гуманизма. В этом аспекте с духовной точки зрения есть смысл и целесообразность информировать реципиента о человеке, чей орган пересажен в его тело — для поминовения и молитвенного благодарения. Ведь выражая свою мысль о дарении органов и тканей после своей кончины, этот человек надеется именно на такое благодарение. Это и есть, хотя и слабое, утешение умирающего.

«Смерть во втором лице». Между анонимностью третьего лица и трагической субъективностью первого находится промежуточный и некотором роде привилегированный случай второго лица — это близость смерти близкого. В этой ситуации, скорбя и оплакивая ушедшего, человек переживает смерть родного и близкого как свою собственную. Такая «родственная» психология позволяет осмыслить и смерть другого, как чужую смерть. Умерший человек исчезает не бесследно, остаются его органы и ткани и, пока они еще живы после пересадки их в другой организм, то жив человек — считают некоторые философы, тогда как по Л. Витгенштейну, смерть — это всегда предел существования, следовательно, она не может находиться в самом существовании [Л. Витгенштейн,1994].

В этике трансплантологии важен момент осмысления того, что смерть выступает как категория, разъединяющая две противоположности: во-первых, физическую очевидность тела, доступную ощущению, а во-вторых, факт пока еще «присутствия» жизни в его органах и тканях. В этом заключается новый статус донорских органов. В этом плане интересно суждение Эпикуру: «Смерть не в состоянии причинить нам вреда, ибо пока мы еще живы, смерти нет. Когда же мы умираем, не остается того, кому можно бы причинить вред. Отсюда он делает вывод о том, что смерть — это не так и плохо, во всяком случае для того, кто умирает [М. Роулендс, 2005].