Бесплатный фрагмент - Про всё

Страна Чародеев

Сенечка был очень впечатлительным мальчиком, к тому же он просто обожал сказки. Ему казалось, что мама — это на самом деле Русалочка. Потому что иногда ночью мама начинала стонать, и Сенечка был уверен — её ножки превращаются в хвост, и маме больно. В такие минуты Сенечке становилось очень страшно, но ещё больше он боялся увидеть огромный рыбий хвост вместо маминых ног. Поэтому Сенечка накрывал голову подушкой и пытался уснуть. А Сенечкин папа иногда превращался в Голого Короля. Потому что начинал ходить по квартире абсолютно голым и совершенно не стеснялся. Сенечка был уверен: папа думает, что одет. Говорить родителям про Голого Короля и Русалочку Сенечка не спешил. Вернее, не хотел. Потому что однажды был наказан за то, что поцеловал свою домашнюю лягушку и рассказал об этом маме.

«Ты что — с ума сошёл?!» — закричала тогда мама.

«Я думал, что она превратится в принцессу», — оправдывался мальчик.

«Да в какую принцессу?! Это же сказки, в которые дети в твоём возрасте не верят!» — продолжала ругаться мама.

Сенечке было пять лет. И он верил в сказки. А неудачу с лягушкой Мусей объяснил просто: надо целовать тех, которые обитают на болоте. Муся же слишком «одомашнена» и чарам не поддаётся.

Если не принимать во внимание Сенечкину «сказочную» душу, в остальном он был обыкновенным ребёнком. Ходил в детский сад, ел кашу и учил стихи вместе с ребятами из группы. Воспитатели на Сенечку не жаловались, наоборот, всегда упоминали о его довольно спокойном характере и повышенной чувствительности ко всему происходящему. Из садика Сенечку забирали либо мама, либо папа. Иногда мама покупала сыну жвачку в ближайшем магазине, и Сенечка с трепетом разворачивал обёртку — что за сюрпризы ждут внутри? Дома Сенечка уходил играть в свою комнату, потому что мама готовила ужин, а папа рассказывал ей о чём-то взрослом и непонятном. Сенечка не требовал внимания, как некоторые его сверстники. В своём уголке Сенечка уносился в сказочный мир, полный удивительных приключений. Иногда ему помогала большая и белая кошка Фрося. Фрося начинала тереться о мальчика и урчать. А Сенечка думал о том, что, когда вырастет, обязательно начнёт понимать кошачий язык, и тогда они с Фросей смогут нормально общаться.

Потом мама звала Сенечку ужинать. Папа спрашивал про детсадовские дела, а Сенечка вопросительно смотрел на маму. Нет! И сегодня не будет сказки. Потому что не только история с лягушкой оставила след в маминой душе. Однажды она вышла в магазин и забыла взять ключи. Сенечка остался один. Но, когда мама вернулась, он не спешил открывать ей дверь. Мама переминалась с ноги на ногу, выслушивая «задверные» предположения сына о том, что, возможно, медведь перековал ей горло, и мама — не мама, а злобный волк. В конце концов, когда мама была уже на грани истерики, Сенечка её впустил. Но с того момента мама перестала забывать ключи и читать сказки. Одно утешение осталось у Сенечки — бабушка. К ней Сенечка ездил каждые выходные, тратя по два часа на дорогу, зато получал порцию сказок в полном объёме. Ещё бабушке всегда казалось, что родители плохо кормят внука. Поэтому каждое утро Сенечку ждали блины или сырники, на обед всевозможные супы с котлетами-картошками и обязательным киселём. А на ужин бабушка тоже что-нибудь придумывала. И весь день говорила с Сенечкой на различные темы, он даже иногда уставал от такого внимания. Но всегда с нетерпением ждал вечера. Бабушка доставала какие-то потёртые книжки, и Сенечка окунался в волшебный мир сказок.

Возвращаться к родителям — Голому Королю и Русалочке — Сеня тоже любил. Потому что родители всегда встречали его весело и лишний раз напоминали о том, как соскучились. «Что вы делали с бабушкой?» — спрашивала мама. И Сенечка рассказывал обо всём, кроме одного — как бабуля читала сказки. Потому что тогда бы мама нахмурилась и пошла бы звонить бабушке. А эти разговоры были не очень весёлыми.

На Новый год Сенечку отвезли к бабушке. Целый день бабушка стояла у плиты и готовила разные вкусности. Но Сенечка нашёл в шкафу кулёк со сладостями и потихонечку таскал оттуда по конфетке. Бабушка периодически пыталась накормить внука салатом оливье или селёдкой под шубой. А Сенечка отказывался. К вечеру бабушка решила, что Сенечка заболел. Но обнаруженный полупустой пакет с конфетами развеял все тревожные мысли, и у бабушки отлегло от сердца.

Потом пришли соседки — такие же старенькие, как и бабушка. Они всё время ели и что-то пили, отчего щёки их стали красными, а баба Маруся даже попыталась спеть песенку. От её голоса у Сенечки поползли мурашки по коже, и бабушка, заметив испуганный вид внука, попросила соседку с песнями повременить.

Сенечка стоически дождался салюта — ради чего, собственно, и не ложился спать. Бабушка одела внука, и они вышли на балкон — смотреть на разноцветные огоньки, взрывающиеся в небе. После салюта Сенечка отправился в постель. Не успел он погоревать о несостоявшихся сказках, как тут же уснул.

Утром Сенечку ждал подарок под ёлкой. Бабушка сказала, что ночью приходил Дед Мороз. Сенечке стало ужасно обидно, что он уснул, так и не увидев дядьку в красном халате и с белой бородой. Но бабуля успокоила внука, и они устроили незапланированный сеанс сказок. Сенечка узнал про Санта–Клауса и красивых оленей.

Следующие несколько дней Сенечка с бабушкой ели оливье, жареную курицу, винегрет и по-прежнему читали сказки. Много сказок.

А потом мальчик вернулся домой. Здесь его тоже ждали подарки и любящие родители.

— Сенечка, сынок, нам с папой нужно быстро съездить по делам. Ты посидишь один? — спросила мама, красиво одевшаяся.

— Конечно. А когда вы придёте?

Мама показала на часах — где будет маленькая стрелка и большая — вот тогда они и вернутся.

— Давай мультик тебе включим! — предложил папа.

Сенечка пожал плечами, но папа уже выбирал кассеты.

На экране замелькали знакомые герои. Сенечка смотрел этот мультик раз сто. Мама с папой расцеловали сына, предупредили о том, чтобы он никому не открывал дверь, напомнили, что будут звонить по телефону и ушли.

Сенечка остался один. Плюс кошка Фрося. И лягушка Муся. Ему совершенно не было страшно, потому что он верил в чудеса и в то, что на злые силы всегда найдутся добрые. И добро победит!

Через некоторое время зазвонил телефон.

— Сенечка, солнышко, у тебя всё нормально? — спросила мама.

— Конечно, — успокоил маму сын, отстранённо глядя в телевизор.

— Скоро приедем, не скучай!

Сенечка положил трубку. И в этот же момент в дверь позвонили.

Мальчик осторожно подошёл к двери и громко спросил:

— Кто там?

— Открывай воротА! Ведь на улице мороз! Сейчас будет лепотА! Ведь пришёл Дед Мороз! — послышался густой бас.

Сенечка даже подпрыгнул. Ну, конечно, Дед Мороз! Он узнал о том, как Сенечка расстроился, и нашёл время навестить его!

Сенечка уверенно защёлкал замками и открыл дверь. Прямо на него смотрел настоящий Дед Мороз. У Сенечки даже дух захватило от восторга!

— А где родители? — прогремел дедушка.

— Они по делам уехали! — затараторил мальчик. — Дома я, Фрося и Муся!

— Кто такая Фрося? Кто такая Муся? — поинтересовался Дед Мороз.

— Фрося — это кошка! Белая! Я тебе покажу, дедушка! А Муся — лягушка, она в аквариуме живёт!

— Ясно… — сказал Дед Мороз и зашёл в квартиру. — И как тебя зовут, мальчик?

Сенечка растерялся:

— А разве ты не знаешь?

— Конечно, знаю! — перебил старец. — Но я должен проверить — тот ли ты мальчик, к которому я должен был прийти?

— Сенечка… Ой! Семён! — представился мальчик.

— Правду говоришь — точно Семён! Читать умеешь?

— Нет… Но я знаю буквы «А», «М»… —

— Ясно, — снова перебил дедушка и на несколько секунд задумался. Но, как будто что-то вспомнив, залез в карман необъятного халата и достал красивый яркий листочек. И протянул его Сенечке со словами:

— Ты знаешь, что это такое?

Сенечка повертел в руках глянцевую бумажку и расстроено пробормотал:

— Нет…

— Это, Семён, приглашение в Страну Чародеев. Так сказать, на постоянное место жительство. Ты готов переехать в страну, в которой по улицам ходят волшебники, собаки разговаривают человеческими голосами, а дыни превращаются в кареты?

— В Страну Чародеев? — Сенечка не мог поверить своему счастью. — А что я должен сделать?

— Только согласиться! — пробасил Дед Мороз.

— Согласен! Согласен! Согласен! — мальчик радостно запрыгал на одном месте.

— Тогда будем собираться! Тебе же захочется слушать музыку в Стране Чародеев? Смотреть телевизор? Всё, чем ты пользуешься сейчас, понадобится тебе и в Стране Чародеев. Я сейчас упрощу тебе задачу — всё соберу, а потом вернусь за тобой.

— А за мамой? — испугался Сенечка.

— И за мамой тоже! Не будешь же ты один жить в волшебной стране!

В мгновение ока в квартире появилась ещё парочка странных дядек — помощников, как объяснил Дедушка Мороз. Сенечка бегал по квартире и показывал, где и что лежит. Он понимал, что ничего не должен забыть. И мамины серёжки с колечками Деду Морозу тоже отдал. А как же мама обойдётся в Стране Чародеев без украшений? Дед Мороз и его молчаливые помощники управились быстро. Закрывая за ними дверь, Сенечка неожиданно кое-что вспомнил и с криком «Подождите!» побежал в комнату. Через минуту он уже тащил, вернее волок, половину Фроськиного тела по паркету.

— Фросю возьмите! А мы с мамой Мусю заберём, она лёгкая!

Дед Мороз нетерпеливо перебил:

— Семён, кошку и лягушку возьмём потом. Пока! — и Дед Мороз исчез — как будто растаял.

Сенечка закрыл дверь. Вот это чудеса! А мама не верила…

Через некоторое время Сенечка услышал звук поворачиваемого ключа в двери. Он радостно выбежал в прихожую и, не давая родителям опомниться, заверещал:

— Мы приглашены в Страну Чародеев! За нами приедет Дед Мороз!

— Сеня, ты здоров? — только и спросила мама, снимая сапоги.

Но Сенечка стал махать перед мамой глянцевой бумажкой — как неопровержимым доказательством. Мама взяла листочек в руки и нахмурилась:

— Агентство недвижимости предлагает элитные квартиры… Сеня, это что такое?!

— Это приглашение в Страну Чародеев! — очередной раз попытался объяснить сын непонятливой маме.

Папа разделся и прошёл в комнату. Следом послышался сдавленный звук и плохое слово. Мама бросилась следом.

— Сеня, что случилось?! Где телевизор?! Музыкальный центр?! Компьютер?! — закричала мама.

Папа в это время просто упал в кресло, обхватив голову руками.

— Мамочка, Дед Мороз забрал, чтобы нам легче было переезжать в Страну Чародеев!

Мама вдруг села на пол и расплакалась. Сеня растерялся.

— Мамочка, ты мне не веришь? Он дал мне шоколадку… Я не съел, если хочешь — забери… — Сенечка протянул маме немного растопленную в горячей от волнения ладошке шоколадку.

Мама машинально взяла подарок Деда Мороза и вдруг крепко-крепко обняла Сенечку.

— Господи, слава Богу — ты живой!!! — сын не совсем понял, почему она так сказала, но мама вдруг начала смеяться.

Она плакала и смеялась. А Сенечка, вырвавшись из объятий, бегал вокруг мамы и, размахивая приглашением в Страну Чародеев, весело кричал:

— Ну, вот видишь? А ты не верила! Волшебство существует!

— Существует… — повторяла мама и снова начинала смеяться.

Следом за ней начал смеяться Сенечка, а вот уже и папа издаёт странные звуки, похожие на смех. Сенечка очень любил, когда у мамы и папы хорошее настроение! Но больше всего он радовался Стране Чародеев — стране, где Муся сможет разговаривать человеческим голосом, а мама перестанет мучиться из-за своего рыбьего хвоста. Ведь там всё по-другому…

Синее море

«Здравствуй, любимое радио!..

Так получилось, что поделиться своим счастьем мне больше не с кем — только с тобой, обожаемая моя радиостанция… Ты — мой молчаливый собеседник. Молчаливый — потому что я не жду ответа. Но говорить буду много, уж не обижайтесь на меня…

Я хочу рассказать о своём любимом человеке. Знаете, что происходит, когда мечты сбываются? Человек становится очень сильным. Настолько сильным, что начинает с легкостью перепрыгивать через какие-то жизненные проблемы. Шёл человек, думал о своём счастье, и вдруг на пути преграда. Человек улыбнулся и подпрыгнул. Подпрыгнул намного выше, чем в той, прошлой жизни без мечты. Ведь он теперь сильный. А главные силы мы черпаем, конечно же, от любви…

Артём Сухорецкий оторвался от письма и взглянул на конверт. Всё верно — помимо адреса радиостанции необходимая приписка «Концерт по заявкам». Ну, загнула девчонка! Но это письмо настолько выделялось из обычных музыкальных просьб, и судьба в лице диджея Артёма Сухорецкого не отбросила конверт к собратьям.

«В книгах пишут о любви с первого взгляда. Лично мне это чувство незнакомо. Я не понимаю, как можно влюбиться в человека, всего лишь увидев его глаза. Это уже потом — и глаза, и губы и всё остальное приобретают особое значение. А сначала — человек, как человек. Может, просто с первых минут возникает симпатия. И хочется сказать что-то умное. Или смешное. И ножку поставить как-то по-особому. И мысленно поругать себя за дурацкую майку — ведь столько красивых вещей в шкафу, а именно сегодня ты надела именно эту майку!

А, возможно, всё дело в воздухе. Горячий воздух вдруг сменяет прохладный ветерок с моря. И возникает ощущение непередаваемой нежности. Будто кто-то заботливый, желая на несколько секунд укрыть от жары, осторожно подул в лицо. Ты вытираешь пот с лица и замираешь, обласканная этим морским порывом.

Как пахнет море? Оно пахнет всем на свете. Водорослями, рыбой, сладкой ватой, которой торгуют тут же, на пляже. Море пахнет любовью, потому что именно здесь люди забывают о своих заботах и отдаются во власть нахлынувших чувств. Море превращает мышиный цвет волос в яркие белые пряди, а серые глаза делает синими. Синее море — как в сказках…

Может быть, я бы и не обратила на этого человека внимание. Может быть… Но разве можно не обратить внимание на незнакомца, который неожиданно предлагает попробовать персики? Несколько секунд колебаний, и вот уже сладкая струйка бежит по подбородку. Боже, как неудобно! Вытираешь сок тыльной стороной ладони, наверное, я даже покраснела, но разве этого не скроет загар? Однако молча есть персики как-то неудобно. Хвалю это южное чудо и тут же рассказываю о себе. Рассказываю, потому что он просит. И в его глазах не праздное любопытство, а настоящий интерес…

Наверное, вы уже немножко устали от моего рассказа. Извините за излишнюю романтику. Я с удовольствием напишу продолжение, но мне очень не хотелось бы быть навязчивой. Более того, пишу я всё-таки в концерт по заявкам. Давайте договоримся так (извините, не обращаюсь по имени, т.к. не знаю — в чью смену попадёт письмо), мне бы очень хотелось услышать песенку Sting «Fragile» просто так — без приветов и имён. Если я вас не очень утомила, то пойму это, услышав песню. А если не услышу, то ни в коем случае не обижусь! Спасибо»

И подпись «Александра Королькова». Артём задумчиво повертел исписанные листочки. Не первый год работы на радио — и такие сюрпризы. Сухорецкий больше привык к коротким слезливым запискам с кучей грамматических ошибок. Он бросил взгляд на компьютер — до начала концерта по заявкам шесть минут. Что ж, можно подышать никотином с товарищами.

В курилке крутилось всего два человека: музыкальный редактор Сева Ухов и менеджер по рекламе Илья Маслов.

— Сигаретки не найдётся? — весело спросил Сева и выдохнул целое облако никотина в сторону рекламного отдела.

Артём полез за сигаретами, но тут же понял неуместность данного движения.

— А тебе зачем? Ты ведь уже куришь!

Сева радостно расхохотался:

— Да проверить хотел — носишь ты до сих пор сигареты или нет. Блин, первый раз такой прикол вижу: человек уже четыре месяца не курит, а полную пачку с собой таскает!

— Он уже сто раз объяснял — развивает в себе волю к победе, — буркнул Илья, пытаясь затушить сигарету и морщась от едкого дыма.

— Одно дело — не иметь возможности закурить, совсем другое — проверять себя, так сказать, на вшивость, — подхватил Сухорецкий.

— Молоток! — крякнул Сева. — Судя по всему — мы все должны тобой гордиться! —

— Вы должны мной гордиться в независимости от моих поступков. Потому что я — нечто! — парировал Артём.

— Нечто особенное — ага… — ехидно заметил редактор.

— Да, кстати, по поводу «особенного». Я только что такое письмо прочитал…

— Опять тебе в любви признаются? — перебил Сева.

— Не мне…

— Стареешь! — снова хохотнул Сева и, затушив сигарету, направился в сторону своего кабинета.

Артём рассеяно почесал затылок и посмотрел на часы — ух ты, концерт начнется через две минуты!

Расставив в плей-листе необходимые музыкальные перебивки (где их Алёна весело напевала «Радио „Мечта“ — самые нужные слова в концерте по заявкам»), Артем ещё раз проверил все песни, которые должны были прозвучать в этом часе.

При входе в эфирную студию загорелось табло «On Air»:

— И снова добрый вечер, замечательные наши, славные и самые музыкальные! Концерт по заявкам начинается прямо сейчас. Кто-то из вас устроился рядом с приемником, поглощая ужин, вам, кстати, отдельно «Приятного аппетита»! А кто-то в легком нервном возбуждении, потому как не знает, прозвучит сегодня его песенка с массой приветов или нет. Друзья мои, надеюсь, никто не будет обижен! Но, довольно слов, как говорится, и больше дела! Открыть сегодняшний концерт по заявкам мне хотелось бы большим приветом для очень интересной девушки — Саши Корольковой! Саша, я не буду рассказывать, о чём ваше письмо, но меня оно просто потрясло! Удачи вам, Сашенька, и до новых письменных встреч. Ну, вы меня понимаете! Восхитительный и просто потрясающий Sting с композицией «Fragile» — специально для Саши Корольковой!

Первые аккорды хита всех времён и народов уже звучали в эфире. Артём выключил микрофон и откинулся на спинку кресла.

«Огромнейшее Вам спасибо! Я переживала, что Вы покрутите пальцем у виска, прочитав моё первое письмо, а Вы сказали так много нужных слов для меня… Спасибо ещё раз, Артём…

Мы говорили о море. Вернее, я говорила, а вы терпеливо слушали. Мы говорили о персиках и настоящем интересе в глазах. А еще мы говорили о любви с первого взгляда. Кстати, вы верите в неё? Я — нет, но, по-моему, я уже писала об этом.

Персики, вопросы, запах синего моря, раскалённый песок под ногами и шёпот. Нет, я не сошла с ума! Но я точно знаю, что в эти минуты ветер с моря что-то нашёптывал мне на ушко. Что-то хорошее, потому что мне было немножко щекотно.

Можно, я не буду писать Его имени? Это всё неважно… имена и фамилии. Важно другое — мне всё время хотелось улыбаться. А тут еще этот шёпот…

Мы гуляли по пляжу. По-моему, кричали дети. Взрослые постоянно перебегали нам дорогу то с надувными кругами, то с пустыми руками. Они бегали и ругались. И смеялись тоже. И просто молча шлепали по горячему песку — задумчивые такие. Но во всём этом я не уверена — были и были. Или я просто это придумала. Потому что Он спрашивал меня обо всём на свете, а я перебивала и тоже задавала вопросы. Почему я так невоспитанно себя вела? Голос… У Него был такой голос… Нет, я не смогу описать. Просто было неважно: рассказывает Он о своей учёбе или о том, как маленьким воровал яблоки в соседском саду. Нужно было, чтобы Он говорил… А ему, по-моему, хотелось обратного — слушать меня. Вот такой конфликт интересов (я сейчас смеюсь, но вы этого не видите).

Мы не брались за руки, не позволяли себе ничего такого. Только шли и разговаривали.

Знаете, что происходит, когда мечты сбываются? Об осколок от бутылки я порезала ступню. Господи, такая мелочь! И мне совсем-совсем не было больно! Но Он бегал вокруг меня с глазами, похожими на море во время шторма. А потом носил в ладонях морскую воду, чтобы смыть кровь. Носил и носил, проливая почти всё по пути. Я сидела на раскалённом песке и тихонько ковыряла ранку. Нет, вы не подумайте, будто я садистка какая-нибудь! Но эти испуганные глаза, эти ладони с морской водой… Да, я мечтала, чтобы это не заканчивалось.

А потом Он понёс меня на руках. Я же не могла наступать пораненной ногой на грязный песок. Вот уж не знаю, какие чувства во мне преобладали… По-моему, я всю дорогу переживала, что Ему тяжело. Не наслаждалась моментом, не испытывала триумфа, а переживала. Хотя, девушка я достаточно хрупкая. Но на всякий случай…

Ну вот, не успеешь себя остановить, как целая поэма получается. Извините, если что не так. Наша прежняя договоренность сохраняется — просто не ставьте песенку. А если всё в порядке — я с удовольствием послушаю того же Sting, только песня другая — «Shape of my heart». Еще раз большое спасибо. С уважением, Королькова Саша»

Артём дочитал письмо и задумался. Затем взял чистый лист бумаги и фломастером написал «Письма от Корольковой Саши оставляйте, пожалуйста, мне, в эфире не используйте. Сухорецкий»

— Эта песня проникает в самое сердце и располагается там на долгие годы. Её невозможно слушать один раз, проходит время и сердце снова и снова требует тех же ощущений. Sting «Shape of my heart» для удивительной девушки — Александры Корольковой!

Табличка «On Air» перед входом в студию погасла. В эфирку тут же ворвалась Алёна:

— Артём, шеф меня убьёт!!! Остался всего месяц, а мы только половину придумали!

Сухорецкий тут же развернулся к коллеге:

— Ну что за паника? Месяц — срок довольно приличный. Можно не только день рождения радиостанции организовать, но и праздничную программу для президента России!

— Дурак ты! — разозлилась Алёна. — Всё шутишь, а мы тут в мыле все! Жалко, что ты не вошел в наш «веселый праздничный» состав. Мозги уже набекрень: этого не забудь пригласить, того вообще ни в коем случае. С одним коллективом договорились, чтобы они танцевали, а эти паразиты вдруг на гастроли решили свалить. Теперь думай — кем заткнуть!

Выдав гору информации, Алёна устало присела на краешек стола и тут заметила записку Артёма.

— Что это за Саша Королькова?

— Девочка одна. Письма обалденные пишет.

— Тебе что ли? — усмехнулась Алёна.

— Да не то чтобы мне. Но когда их читаю — аж душа разворачивается…

— Только душа? — не удержалась Алёна.

— Да ну вас на фиг! — разозлился Артём. — Я тебе о светлом и чистом, а у тебя одно на уме!

— А о чём мне еще думать? Ты же у нас парень видный! Ладно, не обижайся. Давай, ты мне конкурс для дня рождения придумаешь, а я буду вместе с тобой восхищаться этой Сашей — как её там?

— Хочешь почитать? — воодушевился Сухорецкий.

Алёна взяла в руки письмо, лениво пробежала глазами несколько строчек, тут же вспомнив о чём-то, забегала по эфирной студии. Когда она ушла, Артём заметил письмо на столе. Не читала. Сухорецкий вложил листочки в конверт и убрал письмо в свою сумку.

«Здравствуйте, Артём! Теперь я обращаюсь именно к Вам — сердце подсказывает, что моё письмо снова в Ваших руках.

Не знаю, какие эмоции у Вас вызывают мои «поэмы», но Ваши приветы в эфире поднимают настроение на какой-то сложно объяснимый уровень. Спасибо Вам…

У человека обязательно должна быть мечта. Мечта, в которую он должен верить. Верить в то, что у него будет собственный дом, даже если на данный момент нет никаких перспектив. Верить в работу, которая принесёт ему не только профессионализм, достойную зарплату, но и удовольствие. Верить в детей, которые обязательно родятся, даже если врачи говорят обратное. Верить в любимого человека, который где-то рядом или далеко, но вы непременно встретитесь. Мечта — это вера. У Вас, Артём, есть такая вера во что-то?

Я всегда знала, что будет именно так. Синее море и Он. Может быть, я очень сильно этого хотела? Это не важно. Ничто не важно — только чувства, которые я испытывала, глядя в его глаза. Ой, как-то по-книжному получается. В стиле Даниэлы Стил. Но как же еще словами, к тому же на бумаге, объяснить своё состояние?

Я летала, парила, я была отдельно от своего тела. И мысли — откуда их так много? — перебивали друг друга. Кругом люди, много людей. А я выше всей этой суеты. Выше надувных кругов и зверюшек. Выше родителей, которые пытаются выманить своих чад из теплого моря. Даже выше всех влюбленных, а их на пляже было немало. Нет, я не превратилась в чайку (опять смеюсь, но вы этого не видите, уж больно чайки пронзительно кричат, больше на детский плач похоже). Плакать мне не хотелось — даже от счастья. Но довольно лирики. Он принес меня в пансионат, в котором мы остановились. И разговоры на этом не закончились. Мы пили чай, пока уже не стали слишком часто посещать общественное место (а как вы хотели? глупо как-то только разговаривать, вот и чай, как палочка-выручалочка для всех влюбленных). Ой — я написала «влюбленных». С другой стороны, я ведь уже несколько часов смотрела на Него, а значит — это всё равно не любовь с первого взгляда? Вы согласны со мной?

Тот вечер, конечно же, закончился расставанием. Но я знала, что увижу Его завтра. И увидела… Но об этом — в следующем письме. Честно говоря, очень устала рука.

Если Вас, Артём, не затруднит, поставьте, пожалуйста, Sting «Rise and fall». Большое спасибо. С уважением, Ваша Саша Королькова»

— Артём, ты в курсе, что твоя речь в завершающем блоке? — пробегая мимо, поинтересовалась Алёна.

— Сказали уже. Знаю. Алён, а когда мы вызываем на сцену самых выдающихся радиослушателей? До или после выступления мэра?

Алёна выразительно посмотрела на записку, которую когда-то прикрепил Артём «Письма от Корольковой Саши оставляйте, пожалуйста, мне, в эфире не используйте. Сухорецкий» и сказала:

— Можешь уже снять писульку — все в курсе. И никто письма от твоей драгоценной Саши Корольковой читать в эфире не собирается. А что касается времени выхода радиослушателей, об этом я тебе, дорогой мой, сообщу персонально!

Артём показал Алёне язык.

— Во-во — до чего человека письма довели! Деградирует! Кстати, со всех ведущих требуют список этих выдающихся радиослушателей. У тебя, кроме Корольковой, имеется хоть кто-то? — в тоне Алёны не просто сквозил, а трубил во все колокола сарказм.

— Ты, конечно, удивишься, но я тебе отвечу «Да!», — парировал Сухорецкий.

— Тогда список мне на стол. И не затягивай!

Последнюю неделю радиостанция «Мечта» стояла в буквальном смысле на ушах. Пятилетие радио — событие, достойное не только поздравлений в газетах, на телевидении, но и настоящего праздника в центре города. К мероприятию подходили ответственно, даже парочку артистов из Первопрестольной пригласили. Естественно, конкурсы, подарки, громкие речи от высокопоставленных личностей и дискотека. Теперь уже и Сухорецкий со всеми остальными закрутился в маховике под названием «Нам 5 лет!»

«Здравствуйте, Артём! С первых строк хочу не только Вас поблагодарить, но и пожелать самых чудесных мыслей, открытий и свершений.

У Вас было когда-нибудь такое, когда Вы начинаете говорить, а человек тут же продолжает вашу мысль? И создаётся впечатление, будто вы не просто банально одинаково думаете, а, как бы это сказать… как будто вы на одной волне? Как будто ваши мысли — это мысли другого человека, а его — ваши? И всё у вас на двоих. Наверное, такие ощущения у близнецов.

Скорее всего, у Вас сложилось впечатление, будто мы только и делали, что разговаривали. Этого, конечно, хватало. Но мы же не останавливаемся? Каждый новый день несёт с собой не только имеющееся прошлое, но и настоящее, а вместе с ним — желания из будущего.

Если я напишу, что растворялась в нём — это будет жестокий и затёртый плагиат. Я была Им. Я была его клеточкой, его словами, его поступками. Я ныряла в него и мне всегда хватало воздуха, я готова была оставаться там вечно. Помните, что происходит, когда мечты сбываются? Человек становится очень сильным. Так происходило и со мной. Я спала всего несколько часов в сутки, но высыпалась. Я ела очень редко и мало, но я была сыта. Ничто кругом меня не обижало — ни люди, ни их действия. Мы всегда старались быть как бы отдельно от всех — я, Он и море. Мы разговаривали с морем, и, самое интересное, у нас всегда сходилось то, что говорила нам ласковая вода. Там же, у моря, Он первый раз меня поцеловал. Мы так долго сидели у воды, что Его поцелуй был солёным. В нём был вкус моря, сладкой ваты, растопленного сахара и… всего остального прекрасного…

Может быть, мы были птицами? Не людьми, у которых проблемы перемешиваются с радостью и снова оборачиваются проблемами. Ведь летала не только я, мы делали это оба. А под нами шепталось море, и плакали чайки…

Ну вот, опять «заболтала». Артём, я знаю, что заранее не поздравляют, но вдруг не успею это сделать во время праздника? Вашей радиостанции я желаю только процветания, а лично Вам — мечты, которая обязательно сбудется. Спасибо за всё. Вкусы мои Вы знаете — это по-прежнему Sting. Мне было бы очень приятно, если бы Вы поставили что-нибудь на свой вкус. С уважением, Саша Королькова»

Музыка из огромных колонок ревела на всю площадь. Тысячи человек — кто пританцовывая, а кто не двигаясь, кто с мороженным, а кто-то и с бутылкой пива — наблюдали за всем, что происходило на сцене.

— Нам 5 лет!!! — кричали ведущие, и толпа ревела в унисон.

— Мы любим вас!!! — продолжали разогревать диджеи, и кто-то из народа в хмельном запале начинал рвать майки на груди.

Один танцевальный коллектив сменял другой. Мэр города, поминутно вытирая пот со лба, долго и нудно рассказывал о том, какая же замечательная радиостанция — эта «Мечта». Юные музыкальные дарование голосили в микрофон, пытаясь прочувствовать весь кайф от большой сцены, а не маленького закутка в Доме культуры. Подарки от серьезных спонсоров раздавались с бешеной скоростью. Милицейский кордон едва сдерживал натиск желающих прорваться на сцену и расцеловать любимого диджея (как случилось с одним далеко не трезвым поклонником — бедная ведущая Маша чуть в обморок не упала — благо защитники в форме подоспели).

— Нам 5 лет! — в очередной раз, но всё также торжественно объявила Алёна. — Всякое было за эти годы — приятные сюрпризы от радиослушателей и обиды. Нам передавали приветы и нас же иной раз проклинали. Вы росли с нами, ходили в школу, на работу. Вы танцевали с нами и просто слушали. Плакали и смеялись. Вы были с нами. Сейчас я говорю обо всех, но некоторых наших радиослушателей хотелось бы выделить — уж не в обиду остальным.

Я приглашаю на эту сцену людей, которым хотели бы пожать руки или поцеловать в щечку (Алёна кокетливо улыбнулась) абсолютно все ведущие нашей радиостанции. И не только поцеловать, но и вручить дипломы «Самому заслуженному радиослушателю»!

Толпа возбужденно зааплодировала.

— Я приглашаю на эту сцену… — продолжила Алёна. — Прохорова Евгения! Митяеву Ольгу, Соловец Ксению, Андрейченко Владимира…

Этот список продолжался и продолжался. Отделяясь из толпы, люди (кто смущенно, а кто гордой походкой) поднимались по ступенькам к раскрасневшейся Алёне.

— Королькову Александру, Ким Виталия, Сотейникову Юлю…

Заслуженные радиослушатели уже составляли внушительный косяк. Бок о бок стояли Прохоров Евгений, Митяева Ольга, Соловец Ксения, Андрейченко Владимир, Ким Виталий, Сотейникова Юля и другие. Саша Королькова на сцену не вышла. Напрасно Артём Сухорецкий пытался найти девушку, которую никогда не видел. Саши Корольковой среди заслуженных радиослушателей не было. Пожаты руки, расцелованы щёки, вручены дипломы. Сцена пустеет, но праздник не закончен. Включается цветомузыка, колонки издают оглушительный «чих», и начинается дискотека.

Конечно же, Артём был расстроен. И Сева не забыл подколоть, и Алёна не прошла мимо с ехидным замечанием. С другой стороны — не хочет человек знакомства, пребывая в своём прекрасном мире. Ну и ладно!

Сухорецкий позволил себе немного расслабиться: хлебнул пива из Севиной бутылки, обсудил удавшиеся и неудавшиеся моменты. Народ лихо отплясывал, а сотрудники радиостанции разбрелись по углам — уж очень все устали за сегодняшний день.

— Артём… — услышал Сухорецкий за спиной и обернулся.

На него смотрела девочка с роскошными волосами. В инвалидной коляске. Подъехать ближе она не могла — мешали ступеньки. Артем подошел к поклоннице.

— Здравствуйте, — сказала девочка или девушка. На вид лет 14 или 18 — совершенно непонятно. Маленькая, худенькая и с роскошными волосами.

Сухорецкий улыбнулся:

— Здравствуйте, — и тут же потянулся в карман за ручкой. Этой девочке надо оставить какой-нибудь душевный автограф.

— Я Саша Королькова, — спокойно сказала девочка и посмотрела Артёму в глаза.

— Да… — пробормотал уставший Сухорецкий и тут же почувствовал, как в голове как будто прострелило.

— Саша?! — он понимал, что на выражение ужаса на собственном лице просто не имеет права, но сделать ничего не мог.

Саша совершенно спокойно улыбнулась:

— Да — это я. И приехала сюда для того, чтобы попросить прощения… — на последних словах улыбка исчезла.

— Прощения?.. — Сухорецкий чувствовал, что впадает в какое-то непонятное состояние — ни одной мысли в голове.

— Я хочу поблагодарить вас за всё и попросить прощения за письма. Всё, что там написано — неправда…

Артём молчал — воображение отказывало ему.

— У меня саркома. Рак кости. Это продолжается не один год. Через два дня мы улетаем в Москву на операцию. Думаю, мне ампутирую ногу. Родители, конечно же, об этом не говорят. Но я не такая маленькая, чтобы не догадываться… — Саша поправила непослушную прядь и единственная мысль достучалась до Сухорецкого «Это же парик. Вот почему он так странно смотрится».

— Я прошу у вас прощения за эту выдуманную историю. Просто мне она очень помогла выдержать этот… этот… — Саша запнулась. — Да, впрочем, и неважно. Когда я вам писала, я верила в это по-настоящему, — девочка снова улыбнулась, но столько тоски было в этой улыбке!

— Синее море… — вышел из ступора Сухорецкий.

— Я никогда не была на море… Но вы же помните про мечту, в которую нужно обязательно верить? — Саша говорила достаточно рассудительно, но Артём нашел в себе силы только кивнуть головой.

— Я верю. И всё будет…

— Но как же… столько подробностей… мысли… — выдавил из себя, наконец, Артём.

— Есть же книги. Есть телевизор. И фантазия имеется, — Саша снова улыбнулась.

Сухорецкий сглотнул. Невыносимо болела голова, хотелось присесть куда-нибудь — хоть на асфальт.

Девочка не стала больше мучить Артёма. Уверенно взялась за рычажок на коляске.

— Артём, ещё раз — огромное Вам спасибо. Вы очень меня поддержали. Вы вряд ли заметили, а я будто общалась с вами. Спрашивала и получала ответы. Удивительное чувство. Очень прошу — не обижайтесь за этот… обман. Честное слово — никакого умысла. Простите…

Саша Королькова аккуратно развернула коляску.

— Всего хорошего! — обернулась на секунду и… поехала.

Артём едва выговорил:

— Тебе… всего хорошего… — достал сигарету и прикурил.

Сквозь дым виднелись очертания уезжающей коляски. Легкий ветерок что-то шепнул. Артём вздрогнул и оглянулся. Никого. Только скрип стареньких колёс — он-то и выдал себя за шёпот ветра. Артём почувствовал, что сигарета обожгла пальцы. Недоуменно взглянул на неё, отшвырнул в сторону и полез за новой. Страшно хотелось подумать и даже проанализировать произошедшее, но мысли разбегались. Разбегались и прятались все мысли, кроме одной: у человека обязательно должна быть мечта. Мечта — это вера…

Листочек в клеточку

Михаил Петрович поздоровался с соседкой и нажал кнопку вызова лифта. В ответ — глухое молчание и неповиновение. Он попробовал ещё раз — бесполезно.

— Так не работает! — весело отозвалась соседка, уже закрывая дверь в подъезд.

Михаил Петрович смачно матюгнулся и отправился пешком на седьмой этаж. Дорога домой заняла минут пятнадцать. На каждом этаже Михаил Петрович останавливался и переводил дух, не забывая сыпать проклятия в адрес управляющей компании.

Уже третий день за неделю лифт перестаёт подавать признаки жизни, а ремонтную бригаду приходится ждать по нескольку часов.

— Сволочи проклятые! — ругался Михаил Петрович.

— Чё случилось, Петрович? — упитанный сосед Гриша решил вынести мусор.

— Да лифт опять не работает! За что деньги платим?! Я старый больной человек — в следующий раз могу просто не дойти до своей квартиры. И никому до этого нет дела!

Опрокидывая ведро в мусоропровод, Гриша печально заметил:

— Это же Россия, Петрович. Чем меньше старых и больных — тем веселее правительству. Может, неработающие лифты — это программа по истреблению пенсионеров? А?

— Да пошли все… — пробубнил Михаил Петрович.

В этом доме Михаил Петрович прожил всю жизнь. Сначала с родителями, затем привёл жену, но через пару лет выгнал. Умерли родители, поменялся мир. А квартира как была, так и осталась. В последнее время вид у неё был, мягко говоря, запущенный. Обои отваливались везде, где только можно. Текли краны, скрипел паркет. И не то, чтобы руки не доходили до ремонта, просто не попадался необходимый материал.

Несколько лет назад Михаил Петрович увидел небрежно сваленные смесители возле мусорного контейнера. Видимо, делали дорогой ремонт в квартире и старые смесители выбросили на помойку. Не пропадать же добру! С помощью этой находки Михаил Петрович поменял все краны в своей «двушке». А ещё некоторое время назад соседи хотели избавиться от купленных когда-то давно обоев (жуткий дефицит, который так и не пригодился). Таким образом Михаил Петрович привел в очень даже приличный вид большую комнату и прихожую. К сожалению, время не стоит на месте. Таких ухарей, как Михаил Петрович, хватало по всей стране. Не успевал он «к раздаче». И возраст не тот — почти 70 лет. Хотя многие старики в свои 60 были ещё «ого-го»! Кто-то, но не Михаил Петрович. Сердце болело, давление выделывало непонятные пируэты. Ни нагнуться толком — схватывала поясница. А в последнее время начались проблемы с ногой. Михаил Петрович исправно ходил в местную поликлинику. Но таких, как он, там не любили. В регистратуре, не спрашивая имени, брезгливо подавали медицинскую карту. Вместо нормального разговора врач стремительно выписывал рецепт, особо не вдаваясь в подробности. А разве он, Михаил Петрович, виноват в том, что поговорить ему не с кем? Разве он виноват в своих болячках, которые вылезают, словно грибы после дождя? Может быть, сложилась бы жизнь иначе — и нянчил бы сейчас внуков, даже не вспоминая о том, что где-то болит. Но, увы, не дал Бог детей.

Михаил Петрович направился на кухню. Из крана тоненькой струйкой вытекала вода, оставляя проложенный ржавый след. Попробовал закрутить — бесполезно. Махнул рукой и занялся хлебницей. Вернее тем, что в ней осталось. Полбатона белого хлеба — чёрствого и заплесневелого. Михаил Петрович любовно разложил хлеб на доске, и разрезал на маленькие кусочки. Аккуратно разложил на противне и поставил в духовку. Через несколько минут будут сухарики. Но сухарики — это не еда, а легкое дополнение к чаю. Михаил Петрович взял кастрюлю и направился к мешку с гречкой. По дороге споткнулся о мешок с сахаром. В общей сложности таких замечательных мешков в доме было немало. Любил Михаил Петрович делать оптовые закупки — в целях экономии. Потом можно было на протяжении года или двух не беспокоиться о наличии риса, гороха, макарон. С мясом было сложнее — его на несколько лет вперёд не закупишь. Но и здесь Михаил Петрович нашёл выход. Когда душа требовала мяса, он отправлялся на рынок и искал самые дешёвые собачьи наборы. Мяса, может, и не очень много, но бульон получался неплохой. А если раскошелиться и добавить бульонный кубик «Магги» — праздник живота обеспечен. Когда-то давно Михаил Петрович работал на заводе и зарабатывал неплохие деньги. Даже ездил в командировки. Но та жизнь давно осталась в другом мире. Мир, который вдруг повернулся к пожилым людям самым отвратительным своим местом. Не было больше пионеров, с искренним азартом собирающих металлолом и макулатуру, а также лихо уступающих места в транспорте бабушкам и дедушкам. Не было больше поздравительных открыток с завода. Пенсия, обеспечивающая старость, неожиданно трансформировалась в жалкую подачку. Всё изменилось так неожиданно и бесповоротно, что Михаил Петрович до сих пор не мог разобраться, во что верить. Раньше все верили в светлое будущее. А сегодня, просматривая выпуски новостей и политические программы, Михаил Петрович сомневался. Сомневался в словах, которые звучали с экрана и пытались достучаться до его сознания, слишком громкими они были при условии, что ничего не менялось. Сомневался в людях, которые их произносили, слишком ухоженный и лощёный вид у них был.

Звонок в дверь заставил Михаила Петровича оторваться от перебирания гречки.

— Петрович, поделись солью, — на пороге стояла Раиса Филипповна — соседка по лестничной площадке.

— Ты знаешь, что солью делиться к ссоре? — предупредил Михаил Петрович.

— Знаю, только нам с тобой делить нечего. А лифт не работает — я бы уже давно сама сходила, — не растерялась соседка.

Михаил Петрович взял стаканчик и ушёл на кухню. Соль у него хранилась в огромной банке. Насыпал немного в стакан. А вдруг мало? Досыпал ещё немножко. Показалось, что много. Отсыпал обратно в банку. Вернулся к соседке.

— Как напИсал! — не удержалась Раиса Филипповна.

— А тебе чего — огурцы солить? — огрызнулся Михаил Петрович, не любивший намёков на его жадность.

С самого утра Михаил Петрович затеял стирку. Перед этим два часа провозился со стиральной машинкой «Золушка». Да, умели придумывать названия в прежние времена! «Золушка» из миловидной девочки превратилась в ржавую старуху, век которой, судя по всему, был сочтён. И разбирал её Михаил Петрович, и стучал по ней, и даже пытался поговорить. Бессмысленно. «Золушка» умерла. Пришлось Михаилу Петровичу, кряхтя и постанывая, замачивать бельё в тазиках, перед этим натерев хозяйственное мыло на тёрке. Нет ничего лучше хозяйственного мыла, так считал Михаил Петрович. А вся эта реклама стиральных порошков — обычное выманивание денег у народа.

Уже днём, передохнув после мучительной стирки, Михаил Петрович отправился в магазин за хлебом. Лифт работал, Гриша снова выносил мусорное ведро (они там что — из-за стола не вылезают, что ли?!). По инерции проверил почтовый ящик. Вместо бесплатной газеты или квитанции об оплате очередных коммунальных услуг в ящике белел конверт. Михаил Петрович растерялся. Поздравление с завода? Но нет праздников. А может, рекламная акция каких-нибудь прохиндеев? Михаил Петрович осторожно достал письмо. На конверте — неуверенный почерк. Обратный адрес — город Ростов. Ростов! Масса приятных воспоминаний заполнила Михаила Петровича. В этот город он ездил в командировку. Какие там люди! Какие рестораны!

Затея с хлебом была отложена на неопределённый срок. Сжимая в руках письмо, Михаил Петрович вернулся домой. Нацепил очки, обмотанные изолентой и кое-как держащиеся на носу. Вскрыл конверт.

«Здравствуй, Миша!

Наверное, ты сейчас пытаешься понять, от кого это письмо. Помнишь Любу Дворцову? Это я. Уже не Дворцова — да это неважно. Мужа моего давно нет в живых…»

На этом моменте Михаил Петрович на несколько секунд отложил письмо в сторону. Конечно же, он помнил Любу Дворцову! Весёлая девушка — хохотушка и заводила. Из-за неё чуть не была сорвана командировка. Все ночи подряд они с Любой гуляли и даже признавались друг другу в любви. А днём Михаил Петрович (тогда ещё Миша) ничего не понимал из того, что ему говорили коллеги. Единственная мысль стучала в голове — спать. Уезжая из Ростова, он вроде бы оставлял Любе свой адрес. Или нет? По крайней мере, она никогда ему не писала. Да и женился он через год на другой. Михаил Петрович снова поднёс листочек к глазам.

«Очень надеюсь, что ты не переехал. Иначе нет смысла в этом письме. Миша, я очень больна. Врачи не говорят ничего хорошего. Они вообще ничего не говорят, но чувствую себя с каждым днём всё хуже и хуже…»

Михаил Петрович снова отвлёкся и попытался представить Любу Дворцову спустя 40 лет. Не получалось. Она написала, что мужа её нет в живых, а сама умирает. Может, любила его, Михаила Петровича, всю жизнь и теперь хочет попрощаться? Михаил Петрович тут же представил, сколько сейчас стоят билеты в Ростов. Наверное, не дёшево. А он больше не работает — так что завод поездку не оплатит.

«Когда ты уехал, я хотела написать тебе письмо. У тебя тоже был мой адрес и даже телефон. Но ты пропал. И я подумала, что мы тебе не нужны. Я и твой сын Миша…»

Михаил Петрович отбросил письмо, словно белый листок в клеточку обжег ему пальцы. Какой сын Миша?! Неужели после всех признаний в любви (сейчас ему было неловко вспоминать о том, что ещё происходило помимо признаний) — у Любы родился мальчик, о котором она ему не сообщила? Разве может такое быть? Ведь женщины существа хитрые и настырные. Их самое любимое слово — алименты.

Михаил Петрович достал из кармана рубашки пузырёк с нитроглицерином. Сунул под язык. Подождал, пока успокоится разбушевавшееся сердце.

«39 лет назад у тебя родился сын, которого я назвала в твою честь. Жили мы не очень хорошо, но я узнала, что ты женился. И побоялась просить о помощи. А вскоре и сама вышла замуж за хорошего человека. Николай стал Мише вторым отцом, но он умер. А скоро умру и я. Никого у Миши нет. Никого, кроме тебя. С самого его детства я не скрывала, при каких обстоятельствах он родился. Поэтому Миша знает, кто его настоящий отец. Мне бы очень хотелось, чтобы вы познакомились. Если у тебя семья, дети — Миша всё равно не помешает. Он взрослый мужчина, добрый и хороший. Но мне очень хотелось бы знать, что он не останется один. Если это письмо тебя нашло, и ты согласен познакомиться со своим сыном — позвони мне, пожалуйста…»

Ниже был написан телефон. Михаил Петрович снова полез за нитроглицерином. Узнать в 70 лет о том, что у тебя есть сын… Михаил Петрович пока не мог разобраться в чувствах, которые испытывал. Покосился на старенький телефон — как бы ни пришлось вызывать скорую помощь. Самое лучшее успокоительное средство — заняться домашними делами. Михаил Петрович отправился перебирать рис — на будущее. И думать… Думать о том, как изменилась его жизнь после этого листочка в клеточку. Но изменилась ли?

Уже поздно вечером Михаил Петрович вспомнил, что так и не купил хлеба. Зато риса перебрал почти весь мешок. Но всё никак не мог решиться: звонить Любе или нет. Весть о взрослом сыне заставляла сердце Михаила Петровича сбиваться с нормального ритма. И, казалось бы, нет ничего плохого в этой неожиданной новости. Но Михаил Петрович никому не верил. Столько лет жили без него, и вдруг он понадобился! Может, с жильём проблемы? Или рассчитывают на какое-нибудь богатство? При этой мысли Михаил Петрович нахмурил густые брови. На его сберкнижке лежало около восьмидесяти тысяч рублей. Сумма не маленькая, но каждая копейка была пропитана потом и отказом от более достойной жизни. Зачем ремонт в квартире, если в ней никто, кроме Михаила Петровича, не живёт? Зачем тратить деньги на колбасу, если это временное удовольствие потом смывается в известном месте?

Долго думал Михаил Петрович. Взвешивал все «за» и «против», тянулся к телефону и отдёргивал руку. Наконец, поняв, что терять ему, в принципе, нечего, Михаил Петрович набрал номер, указанный в письме. Через несколько гудков, в трубке послышался тихий голос:

— Алло…

Михаил Петрович откашлялся:

— Люба?

В трубке замолчали, но уже через секунду тот же голос воскликнул:

— Миша!

Ну, вот и поговорили. О чём спрашивать?

— Миша, ты получил письмо… — Люба говорила с некоторым трудом. — Я расстроила тебя? В твоей семье какие-нибудь проблемы?

— У меня нет семьи, — Михаил Петрович хотел ответить просто, но получилось с некоторой горделивой ноткой.

Люба замолчала.

— И детей тоже нет, — эту фразу Михаил Петрович выпалил неожиданно, как будто бы из принципа.

— У тебя есть Миша, — возразила Люба. — Можно он к тебе приедет?

— Надолго? — вырвалось у Михаила Петровича.

Люба вздохнула:

— Да нет, на пару-тройку дней. Познакомитесь, а потом он вернётся домой. Ты не волнуйся, у нас трёхкомнатная квартира.

Михаилу Петровичу стало очень неудобно. И вопросы он не те задаёт и, вообще, ведёт себя, как трусливый мальчишка. С другой стороны — этот мир жесток. Чего можно ожидать в следующую минуту, предположить не мог никто.

— Когда Миша возьмёт билеты, я перезвоню, — сказала Люба.

Разговор окончен. Михаил Петрович испытал странное чувство — он не один. Но тут же одёрнул себя. Никто не знает, что может из этого получиться. Достал пузырёк с нитроглицерином, перевёл дыхание и направился к тайнику.

В тайнике у Михаила Петровича хранилась шкатулка с драгоценностями. Когда он выгнал из дома эту стерву (жену), то драгоценности забрать с собой не разрешил. Несколько массивных перстней, три золотых цепочки, изумительной красоты брошь, которая досталась ему от мамы. Михаил Петрович долго разглядывал украшения, протёр их бархатной тряпочкой. Затем пересчитал деньги, которые тоже лежали в тайнике. Пять тысяч рублей. Надо завтра отнести их в сберкассу. Чем меньше соблазна — тем лучше. Наконец, закрыл дверцу импровизированного сейфа и прикрыл ковром, который висел на стене. Отошёл на пару метров и пригляделся. Успокоил себя мыслью о том, что догадаться о тайнике практически невозможно. А если сыночек не так прост, каким его описывает мать? Михаил Петрович запустил руку в седую шевелюру. Что ж, найти тайник можно, если сильно захотеть. Но вот открыть его вряд ли получится. Михаил Петрович взглянул на ключ. И его осенило!

Сын приехал через неделю. Так сильно Михаил Петрович не волновался уже много лет. Ходил из угла в угол, поглядывая на ароматно пахнущие кастрюльки на плите. Сын всё-таки! Михаил Петрович решил на этот раз отказаться от собачьего набора, а купил настоящий кусок мяса, из которого наделал котлет. Салат из огурцов и помидоров гордо красовался посередине стола.

Звонок в дверь. На пороге стоял Михаил Петрович. Только молодой. Такой же, каким он был 40 лет назад. Сомнения в родной крови тут же отпали, но неловкость не могла исчезнуть просто так.

— Здравствуй… отец, — сказал Миша, застыв в дверном проёме.

— Здравствуй … — Михаил Петрович замялся. Слово «сын» было для него новым и пока непривычным.

Церемонии позади. Миша прошёл на кухню с двумя огромными сумками. Когда он начал выкладывать содержимое на стол, Михаил Петрович растерялся. Тут тебе и колбаса трех видов, курица замороженная, копчённая, какие-то банки с черными бусинами, нарезки, мясо в упаковке. Под конец Миша достал бутылку водки. Смущённо улыбнулся: «Взрослые, вроде. Выпьем за встречу?»

Конечно, Михаил Петрович не отказался. Но про себя решил разузнать — не страдает ли сынок алкоголизмом.

Пир начался в достаточно напряжённой обстановке. Но уже через некоторое время алкоголь растопил суровые мужские сердца. Миша рассказывал о своём детстве, показывал привезённые из Ростова фотографии. Спать отправились уже далеко за полночь. Михаил Петрович не мог не признать — сын ему понравился. Но при всей к нему симпатии спал Михаил Петрович беспокойно. Любой лишний звук заставлял его напрягаться и вслушиваться. Бог его знает, что у парня на уме. Колбасой задобрил, а во сне горло перережет. Только под утро Михаил Петрович смог немного успокоиться и нормально заснуть.

— Ну что, отец, Москву покажешь? — несмотря на количество выпитого (Миша бегал ночью в павильон за дополнительной порцией алкоголя), сын выглядел весьма прилично.

— А чего её показывать? Как была Москва — так и осталась. На Красную площадь тебя, что ли, отвезти? — Михаил Петрович чувствовал в голове лёгкий туман.

— Хоть на Красную, хоть на Зелёную. Когда ещё в Москве буду? А так и с тобой пообщаемся, и матери будет что рассказать. Она ведь так и не была ни разу в столице, — при мысли, что, скорее всего, и не будет, Миша нахмурился.

Михаил Петрович понял, о чём думает сын. Жалко его стало. Поэтому, не обращая внимания на туман в голове, начал быстро собираться.

Весь день они ездили по Москве. И на Красной площади побывали, и в парке имени Горького. Даже в кафе заходили. Михаил Петрович почувствовал себя в этом заведении крайне неуютно. Но милая официантка общалась исключительно доброжелательно, а когда Миша расплачивался по счёту, что-то вроде гордости за себя шевельнулось в душе Михаила Петровича. Надо же — жил один, покупал косточки на рынке. А сейчас за него сын платит. Наверное, тысячу рублей отдал. Кошмар!

Домой возвращались уставшие, но довольные. По дороге снова купили бутылку водки, но договорились, что больше одной сегодня пить не будут.

— Миша, а ты вообще — любитель употребить? — поинтересовался Михаил Петрович.

Миша сначала отца не понял, но потом рассмеялся.

— То, что ты имеешь в виду, нет. Сейчас есть повод, а так я работаю с утра до вечера. Некогда мне пить. И неохота.

Отлегло у Михаила Петровича от сердца.

И снова разошлись далеко за полночь. На этот раз Михаил Петрович успел рассказать о своей жизни — Миша просил. Но за водкой больше не ходили, как и договорились.

В эту ночь Михаил Петрович спал спокойнее. Но шальная мысль о том, что всё гладко не бывает, не давала ему покоя. Узнав о существовании сына, Михаил Петрович не сразу бросился названивать его матери. Он думал. А о чём же тогда думает Миша, первый раз увидев отца в 40 лет и спокойно называя его «папа»? Может, не всё так просто?

Новый день Миша решил посвятить рабочим делам. Извинился перед отцом и уехал о чём-то с кем-то договариваться. Михаил Петрович смутно понимал принцип Мишиной работы — нечто, связанное с современными технологиями. Вот если бы Мишу интересовала самая дешёвая картошка в городе…

Михаил Петрович хотел сходить в магазин, но оказалось, что незачем. Холодильник забит всем необходимым. Такой роскошной еды он не пробовал никогда в жизни. В местный супермаркет не заходил ни разу — зачем душу травить? А иметь представление о деликатесах позволяли фильмы, которые Михаил Петрович смотрел в огромных количествах — делать-то больше нечего.

Завтра Миша уезжает. Никаких разговоров о том, кому достанется квартира после смерти отца. Никаких вопросов о накоплениях. Михаил Петрович зачем-то подошёл к тайнику и проверил — закрыт ли. Всё было на своих местах. Зазвонил телефон — явление редкое для Михаила Петровича.

— Алло, пап, это я. Можно я подъеду с другом? Это армейский товарищ, хочу вас познакомить.

Сердце Михаила Петровича упало. Ну вот — началось.

— Приезжайте, — дрогнувшим голосом ответил он сыну и положил трубку.

Какой-то друг, армейский якобы, теперь ещё будет что-то здесь вынюхивать. Михаил Петрович положил под язык очередную таблетку нитроглицерина.

— Это Иван. Знакомьтесь. А это мой отец — Михаил Петрович, — Миша был в хорошем настроении, совершенно не обращая внимания на не очень гостеприимное поведение отца.

А Михаил Петрович насупился, вяло пожал руку армейскому другу сына и ушел на кухню. Готовить он ничего не стал принципиально. Но Миша не обиделся, нырнул в холодильник и появился уже с колбасой, сыром и банкой паштета. Постепенно завязался разговор. Михаил Петрович начал высказываться, горячо одобряя или осуждая поступки правительства. Затем речь зашла о войне в Чечне. Михаил Петрович стучал кулаком по столу, все старались друг друга перекричать. Жуткое дело — разговоры о политике. Когда часы показывали одиннадцать вечера, Иван засобирался домой.

— Я тебя почему ещё пригласил? — начал Миша. — Это мой отец. Он, как ты видишь, живёт один.

Михаил Петрович насторожился.

— Пожалуйста, позванивай ему и спрашивай, что нужно. Я далеко. А не дай Бог что-нибудь случится, и помочь некому.

— Да я и так всё понял, — Иван, дурачась, отдал честь.

Уходя, записал номер своего телефона на обоях в прихожей, над стареньким телефонным аппаратом.

Долго размышлял Михаил Петрович над словами сына. Получается, что Миша переживает за отца? Странное дело. Увиделись первый раз пару дней назад. И вот уже парень волнуется. А разве такое может быть? Он, Михаил Петрович, ни о ком никогда не заботился. Может, это не забота, а продуманный план? Только приняв решение сменить замки после отъезда сына, Михаил Петрович смог уснуть.

С самого утра Миша снова куда-то исчез. Сказал «за покупками». Через четыре часа поезд, а он решил по магазинам пробежаться. Михаил Петрович злился. Но не мог понять, почему: из-за нерасторопности сына или терзала обида за утекающее время, которое можно было бы провести вместе? Наконец, в дверь позвонили. За Мишиной спиной маячили два парня с огромной коробкой в руках.

— Пап, я тебе машинку стиральную купил. Твоя ведь не работает.

Добры молодцы, матерясь, втащили коробку в прихожую. Миша обратил внимание на то, как часто задышал отец.

— Ты что?! — возмутился он. — Не смей так волноваться! Было бы из-за чего! Как я тебя в таком состоянии оставлю?

Михаил Петрович не мог ничего ответить. Кто-то очень сильный сжал сердце и не собирался отпускать.

— Где твои таблетки?! — в Мишином голосе послышался страх.

Михаил Петрович трясущимися руками достал пузырёк. Через несколько минут железная хватка исчезла.

— Пап, я тебе деньги оставлю, чтобы машинку подключили. Чёрт, не успеваю уже. Давай быстренько присядем на дорожку, — Миша сел на тумбочку в прихожей.

Но Михаил Петрович неожиданно сорвался с места и подбежал к мешку с рисом. Видя, как отец что-то судорожно ищет в рисе, Миша испугался.

— Пап, ты чего?

— Миша, помоги мне! Быстро!

Сын подбежал и стал неловко топтаться возле мешка.

— Высыпай его! — скомандовал отец.

— На пол?! — в Мишином голосе был ужас.

— Ну, высыпай же! Я не сошел с ума… — умоляюще закончил фразу Михаил Петрович.

Миша с трудом, но всё-таки опрокинул мешок с рисом. Михаил Петрович начал быстро и смешно перебирать крупу. Неожиданно в его руке оказался ключ от тайника. Не отвлекаясь ни на секунду, Михаил Петрович подбежал к стене, ловким движением отогнул ковёр и вставил ключ в сейф.

— Ну, ты, отец, даёшь… — Миша усмехнулся, сообразив — что к чему.

А Михаил Петрович тем временем достал из сейфа шкатулку. С тоской посмотрел на содержимое и резко захлопнул.

— Возьми, сынок.

Миша вздрогнул. Но не от вида шкатулки, а услышав первый раз обращение — «сынок».

— Пап, да чего ты выдумываешь? Ещё подумаешь, что я за этим ехал!

Михаил Петрович схватил Мишу за руку и насильно усадил на диван.

— На дорожку, — пояснил.

— Пап… — начал Миша.

— Помолчи, — оборвал Михаил Петрович.

Посидели. Встали.

— Пап… — снова попытался сказать Миша.

Но Михаил Петрович всучил сыну шкатулку и убрал руки. Он начал легонько подталкивать Мишу к двери.

— Пап… — в третий раз попробовал Миша.

— Ничего не говори. Пожалуйста. Езжай с Богом! И… спасибо, что приехал… сынок.

Михаил Петрович буквально вытолкал сына за порог. Закрыл дверь. Достал заветный пузырек. И заплакал глухо и неумело. Тут же о чем-то вспомнил. Подбежал к окну. Миша уже вышел из подъезда, но, пройдя несколько шагов, обернулся. Нашёл взглядом окно и помахал рукой.

— С Богом, сынок, — одними губами прошептал Михаил Петрович.

Под ногами хрустел рассыпанный рис, но он не обратил на него никакого внимания.

Очень-преочень

В комнате плакал ребёнок. Настя с отчаянием взглянула в сторону детской, но Андрей, словно прочитав её мысли, встал перед дверью.

— Убирайся… — тихо сказал он и сжал кулаки.

— Ты всегда был эгоистом! Но не доводи это до абсурда! — Настя с трудом сдерживала слёзы.

— Тебе никто не нужен, кроме твоего кобеля. И Тимофей, в том числе. Ты свихнулась на почве секса… Андрей говорил спокойно, но Настя видела, как тяжело ему даётся это спокойствие.

— Андрей, мы можем поговорить нормально? В том, что происходит, никто не виноват. Ни ты, ни я. Пожалуйста, дай мне успокоить Тимошу! Я уйду и вернусь за ним, как только улажу все проблемы! Пожалуйста!

— Убирайся прямо сейчас. Или я размажу твои мозги по стенке, — предупредил муж.

Настя попятилась. Она понимала, что Андрей не просто угрожает — он едва сдерживается.

— Я прошу тебя, пожалуйста, не доводи до абсурда! Тимоша и мой сын тоже!

— Пошла вон! — коротко ответил Андрей и сделал шаг навстречу жене.

— Какая же ты сволочь! — закричала Настя. — Ты всегда ей был! Тебе не нужен Тим! Ты просто хочешь сделать мне больно!!!

Андрей сделал резкий рывок в сторону жены, но она успела выскочить за дверь.

— Ты не человек, ты — чудовище! — донеслось с лестничной площадки, но Андрей захлопнул звуконепроницаемую дверь.

Плач Тимофея перешёл во всхлипывания. Андрей зашёл в детскую и мрачно взглянул на восьмимесячного сына. Ребёнок лежал в мокрых ползунках. Андрей посмотрел по сторонам — где эта шлюха хранит сухие штаны?

Когда-то они поженились по большой любви. По очереди чистили картошку и гуляли в парке. Эта идиллия продолжалась недолго. Андрей устал от «сюсюканья» жены, от постоянных требований уделять ей больше внимания и быть вечно ласковым. Он стал задерживаться на работе и поздно приходить домой. Настя пыталась устраивать скандалы, но быстро устала, потому что ничего не менялось. Возможно, этот брак развалился бы намного раньше, если бы не Настина беременность. У них родился сын. Тимофей. Андрей отмечал рождение первенца целых три дня. Друзья говорили, что «сын — это круто». Андрей не сомневался. Его пацан вырастет нормальным мужиком — уж он-то приложит для этого все усилия. Но пока было рано что-то прикладывать. Сын был похож на пупса, срыгивал на новые рубашки, умудрялся описывать всех, кто брал его на руки, и отказывался говорить. Пока. Андрей любовался Тимохой издалека. Все эти Настины «скажи: агу» и «сюси-пуси» вызывали неприязнь. Ему нравилось, когда Тимофей улыбался — забавный такой становился. А ещё у него на голове выросли волосы, хоть на человека стал похож.

Семья для Андрея — это святое. Настя увлечена Тимохой, сам Тимоха подрастает до состояния отцовского внимания. Когда жена успела увлечься другим мужчиной, Андрей не знал. И разбираться не хотел. Он просто вычеркнул её из жизни, оставив сына. Твёрдым решением, не подлежащим обсуждению. Возможно, Настя была права — он хотел сделать ей больно. Потому что кормил их с Тимохой, одевал-обувал, а она в это время снюхалась с каким-то придурком, который даже не смог прийти и помочь отвоевать ребёнка. Что ж, девушка сделала свой выбор и пускай помимо «внимательного» и «ласкового» кобеля получит наказание в виде лишения материнского права. Он, Андрей, лишает бывшую жену этого права. И плевать ему на суд!

Переодев сына (каким образом эта дура умудрялась поменять ползунки в два раза быстрее?), Андрей пошёл на кухню. Где-то здесь должно было находиться детское питание. Тимоха причмокивал, а это значит — проголодался. Надо кормить. Но чем? Знакомых баночек он не нашёл. Растерянно потёр виски. Выбора не оставалось. Андрей сварил сосиску и отправился кормить сына.

Тимофей ужин оценил. Хватал сосиску цепкими пальчиками и жадно запихивал её себе в рот. Андрей усмехнулся — вот настоящая пища для настоящих мужиков! А то всё кашки да молочко. Серьёзные ребята любят мясо!

В эту ночь они не спали. Тимофей орал, а Андрей смотрел на сына и не знал, что делать. Под утро, когда сын обделался по самое «не хочу», Андрей, стараясь реже дышать, кое-как помыл ребёнка, и они, наконец, уснули. Оба.

Наука под названием «воспитание ребёнка» началась с той самой ночи. Андрей отказался от «настоящей пищи для настоящих мужиков» и полчаса слушал советы продавщицы в супермаркете относительно детского питания. Когда он ушёл, девушка с восхищением подумала о том, как повезло маме и ребёнку иметь такого заботливого отца.

Бабушка из соседнего подъезда согласилась сидеть с Тимофеем, пока Андрей на работе. За умеренную плату, естественно.

Андрей научился разбираться в подгузниках, которые приходилось подбирать по весу ребёнка и по качеству. Некоторые, знаете ли, плохо держат влагу, быстро становятся тяжёлыми и протекают.

Андрей неприятно удивился тому факту, что дети вырастают из ползунков и рубашек. Причём очень быстро. Первый поход в «Детский мир» вызвал непривычную для него головную боль. Но в третий раз он делал покупки, как постоянный покупатель — стремительно и со знанием дела.

Тимофей попытался говорить «мама». Андрей объяснил, что сын не прав. Тимошка не понимал. Андрей задумался и решил купить толстенную книгу по воспитанию детей. Что происходит в мозгу у этих писающихся несмышлёнышей? Вечером, уложив ребёнка, Андрей раскрывал фолиант и пытался вникнуть в написанное.

Несмотря на постепенный прогресс, Андрей уставал. Уставал до такой степени, что готов был вернуть Тимоху Насте. Но она не оставила своих координат и сама не выходила на связь. Можно было попытаться разыскать её через подруг, но этот вариант Андрей решил оставить на самый крайний случай. Который никак не наступал. С каждым днём Тимоха вытворял что-то новое. Вот уже начинает кряхтеть, когда хочет в туалет, и Андрей бросался за горшком. Первые признаки человеческой речи, понятные только родителям, но всё равно достижение! Первая простуда, протекающая под неусыпным взором отца. Когда Андрей вёл Тимошку в поликлинику, он даже не представлял, насколько это утомительно! Везде очереди, сопливые дети, крик, шум, балаган. После этого похода Тимохе предстояло очередное испытание — закаливание. Так решил папа, которому проще было обтирать сына влажным полотенцем (в фолианте прочитал!), а не терять время в больницах и ночных подрывах, когда ребёнок закашлялся.

Когда Тимошке исполнилось два года, он пошёл в детский сад. И Андрей был поражён. Бабушке платить не надо, ребёнок целый день с воспитателем и сверстниками, накормлен, коленки зелёнкой уже помазали. Только вечером забирай, ужин предложи, сказку почитай и спать! Андрей был в шоке — как он жил до этого? Как он выжил?!

В детском саду Тимошка не болел, видимо, сказывалось когда-то начатое отцом закаливание. Его речь стал понимать не только отец, но и окружающие. Игры становились разнообразнее, а вечера интереснее. Те вечера, в которые Андрей не вышивал по два часа на новых Тимохиных колготках инициалы сына для детского сада.

— Пап, а где мама? — Тимофей поднял белобрысую голову и посмотрел на отца.

— Мамы нет, — растерялся Андрей, не ожидая этого вопроса.

— А где она? — не отставал мальчик.

— Ну… она ушла.

— Куда?

— На Кудыкину гору, — резко ответил отец, но Тимошку это не смутило.

— А почему?

— Потому что ты плохо себя вёл и не хотел спать! — брякнул Андрей первое, что пришло в голову.

Тимошка задумался на несколько секунд и нашёл выход:

— А если я буду спать — она придёт?

— Тимофей, всё — заканчиваем разговоры! Ты уже пятнадцать минут как должен видеть сны. Спокойной ночи! — Андрей поднялся с кровати.

— Спокойной ночи, папочка. Я тебя люблю!

— Спокойной ночи, — ещё раз сказал Андрей и вышел из комнаты.

Настя не появилась за эти два года ни разу. Андрей давно попрощался с мыслью отдать ей Тимошку. Через многое пришлось пройти, чтобы делать ей такой подарок. Тем более, Тимофей ЕГО сын. И уже в большей степени, нежели Настин. А она, видимо, со своим кобелём так и продолжает жить. Кто-то пытался рассказать Андрею о бывшей жене, но он пресёк эти разговоры. Ему нет до этого никакого дела. Возможно, Настя утешила себя ещё одним ребёнком, поэтому оставила их с Тимофеем в покое. В любом случае, с каждым днём Андрей чувствовал себя спокойнее и увереннее.

— Пап, а Ванька меня сегодня ударил! — жаловался сын, возвращаясь из детского сада.

— Ты ему сдачи дал?

— Дал. Он плакал, а я нет! — похвастался Тимофей.

— Правильно, мужчины не плачут, — поддержал сына Андрей.

— А мне всё равно больно… — грустно заметил мальчик.

— Боль надо терпеть. Всё пройдёт, и ты о ней забудешь.

— А Марина Владимировна говорит, что надо поцеловать место, которое болит, и оно быстрее заживает.

Андрей фыркнул:

— Это всё бабские выдумки! Ты видел, чтобы взрослым мужикам целовали царапины, а?

— А я взрослый?

— Конечно! — успокоил отец.

Они уже подходили к дому.

— Кто первый добежит до подъезда — тому мороженое! — крикнул Андрей.

Тимошка развеселился и помчался впереди отца. Почти добежав, мальчик споткнулся о камень и растянулся на асфальте. Андрей помог сыну подняться. На Тимошкиной коленке проступила кровь, а в глазах набухли слёзы, которые он отчаянно пытался сдержать.

— Ну что — поцеловать? — иронично спросил Андрей.

Мальчик отрицательно покачал головой. Андрей улыбнулся — настоящий мужик растёт!

— А теперь за мороженым!

Тимошка отвернулся и быстро вытер слезинку, пока папа не заметил.

— Жили-были дедушка да бабушка. И была у них внучка Машенька… —

— Пап, а у Машеньки были родители? — прервал Тимошка и Андрей недовольно поморщился.

— Наверное, были. Слушай дальше. Собрались раз подружки в лес по грибы да по ягоды и позвали Машеньку…

— А почему тогда Машенька жила с бабушкой и дедушкой, а не с родителями? — сын решил докопаться до правды.

— Тимофей, спроси у Машеньки — я откуда знаю?

— А как спросить?

Андрей захлопнул книжку.

— Пап, я больше не буду! Читай! — заныл Тимошка.

— Я уже тысячу раз читал тебе эту сказку. Не надоело? — «сказочный» запал у Андрея исчез, и теперь хотелось только одного — с бутылочкой пива сесть перед телевизором.

— Пап, а медведи умеют разговаривать человеческим языком?

— Нет.

— А когда они спрашивают «Кто съел мою кашу?» — они на медвежьем языке говорят?

— Наверное. Давай спать, а?

— А когда к нам Олеся придёт?

Эта невероятная способность детей — менять тему разговора, вызывала у Андрея противоречивые чувства. С одной стороны — удобно. С другой — не знаешь, что отчебучит отпрыск в следующее мгновенье.

— Ты хочешь, чтобы Олеся пришла в гости?

— Хочу, — коротко ответил Тимошка.

— Значит, придёт, — не менее лаконично согласился отец. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, пап. Но люблю я только тебя!

Андрей замер в дверях.

— Я тебя тоже, Тимофей. Спи.

Олеся появилась в жизни Андрея и Тимошки три месяца назад. Хотя, «появилась» — слишком громко сказано. Коллега по работе — милая, спокойная девушка. Она ненавязчиво показала свой интерес к Андрею. Один раз побывав в гостях, сразу подружилась с Тимошкой. Андрей был в лёгком замешательстве. Олеся ему нравилась, но он видел — эта девушка вряд ли согласится на несерьёзные отношения. Он же, в свою очередь, не мог согласиться на серьёзные. Брак виделся Андрею в виде ненужных и обременительных отношений, которые ничего, кроме разочарования, не дают. Более того, несмотря на спокойствие, Олеся может показать себя в будущем с какой-нибудь новой стороны. Андрей не хотел никаких потрясений. Всё это осталось в прошлом.

— Андрей, почему твоя жена оставила Тимошку? — спросила Олеся и сняла какую-то ворсинку со свитера Андрея.

— Во-первых, она мне не жена. Во-вторых, потому что она не мать, а так — название одно.

— Люди говорят, что ты не отдал ей сына. Это правда?

— Правда. И что? — Андрей не любил подобных разговоров. И если бы вопросы задавала не Олеся, а другой человек — уже бы поставил на место.

— Мне кажется, что Тимошке очень не хватает матери. Ты здорово его воспитал — мальчишка просто прелесть. Но ласка нужна и девочке, и мальчику…

— Мне пригласить его мать, чтобы она восполнила эти пробелы? — Андрей начал заводиться, и Олеся это почувствовала.

— Не злись. Ты ведь сыну добра желаешь…

— А ты можешь дать ему то, что я не в состоянии? — Андрей как-то странно посмотрел на девушку.

— В смысле? — растерялась Олеся.

— Приходи к нам почаще, общайся с ним, будь поласковее, но чтобы без перебора, — пояснил Андрей.

— Без перебора приходить или быть ласковой? — решила уточнить Олеся.

— Ну, нежности всякие, «муси-пуси».

— Ясно… Если ты не против, то я с удовольствием. Тимошка, на самом деле, очаровательный малыш.

— Пацан, — поправил Андрей.

Олеся фыркнула.

— Тётя Леся, ты не гладь меня, когда папа зайдёт. Он будет ругаться, — предупредил Тимошка Олесю.

Девушка чмокнула мальчика в нос и улыбнулась:

— Не будет!

— Тётя Лесь, а для чего у женщин тити?

— Не тити, а грудь. Для того, чтобы кормить маленьких мальчиков и девочек.

— Таких, как я?

— Нет, совсем малюсеньких.

— А меня кормили?

— Конечно.

— А мамы любят своих детей?

Олеся напряглась:

— Любят…

— А папы?

— Конечно, любят! — с большей уверенностью ответила Олеся.

Мальчик задумался.

— А если бы папы не любили, они бы не покупали мороженое, да?

— Они бы много чего не делали, — Олеся поняла, к чему клонит Тимофей.

— Тимка, твой папа очень тебя любит. Очень-преочень!

Мальчик на мгновенье отвернулся, затем повернулся и порывисто обнял Олесю. Тут же застеснялся, но нашёл выход из положения:

— А давай играть в бандитов?

— Давай! — с лёгкостью согласилась девушка.

Андрей забирал сына из садика, а Тимофей аж приплясывал от нетерпения.

— Говори! — коротко предложил отец, зная эту особенность сына — пританцовывать перед важным вопросом.

— Ваня едет с бабушкой на море, Данила с родителями тоже. А мы поедем?

Андрей усмехнулся:

— Не поедем. Мне надо работать. Деньги откуда берутся?

Тимошка опустил голову.

— А море — это много воды?

— Да. Много грязной воды. Не расстраивайся, как-нибудь в другое лето обязательно прокатимся!

— Честно? — воодушевился сын.

— Обещаю, — подтвердил отец.

Андрей буквально на минутку забежал домой, чтобы переодеться. Телефон разрывался от звонков.

— Алло!

— Здравствуй, Андрей.

Этот голос он не мог спутать ни с каким другим. Когда-то он хотел его услышать: когда у Тимошки резались зубки, и он орал целыми днями напролёт. Потом боялся услышать этот голос. А затем успокоился и выбросил дурацкие мысли из головы.

— Думал, что никогда не появлюсь? Не напомню тебе о том, что у Тимошки есть мать?

Андрей не сдержался:

— Да какая ты мать! Ребёнку пятый год — он тебя и не помнит, и не знает. И не узнает!

— Не торопись с выводами. Я же тебе обещала вернуться, когда решу все проблемы. Забыл?

— Что-то долго ты решала, — подцепил Андрей.

— Так получилось, — Настя вздохнула. — Готовь Тимошку, я за ним приеду. Говорят, ты хороший отец. Но я тоже неплохая мать, времени у меня впереди очень много.

— Слушай, ты! Лечиться не пробовала?!

— От чего? — не поняла Настя.

— От проблем с головой! — закричал Андрей. — Неужели ты думаешь, что я отдам тебе сына?! Объявилась, всё решила. А меня ты спросила?

— Да не собираюсь я тебя спрашивать, — совершенно спокойно ответила Настя, и у Андрея поползли мурашки по коже.

— Да любой суд на основании…

— Плевать я хотела на твой суд, — миролюбиво перебила Настя бывшего мужа. — Правда на стороне денег. Всегда. Можешь истоптать все ботинки, бегая по бабушкам за показаниями. Всё делается намного быстрее. Так что не утруждай себя. До встречи! — Настя положила трубку.

Андрей несколько секунд слушал короткие гудки. Она его поставила на место. Она была невозмутима и абсолютно уверена в своих действиях. Андрей действовал машинально: схватил спортивную сумку и стал кидать в неё Тимошкины вещи. Не было времени думать и анализировать. Всё слишком плохо, чтобы взывать к справедливости. Андрей это чувствовал каждой клеточкой своего организма. А чутьё его никогда не подводило.

Тимошка очень обрадовался, неожиданно увидев отца.

— Так, быстренько отпрашивайся у воспитательницы! — скомандовал Андрей.

— Марина Владимировна, за мной папа пришёл!!!

Через пять минут они уже шли по улице.

— Пап, а куда мы идём?

— Едем на море.

Тимошка даже остановился.

— На море?!

— Тимофей, у нас нет времени! Поторопись!

Сын запрыгал от восторга.

— Папочка! Мы всё-таки едем на море! Ура! Ура! Ура!

Андрей плохо соображал. Единственная мысль — уехать как можно дальше отсюда. А дальше что? Надо позвонить Юрке, пускай предупредит на работе и даст денег в долг. Если Настя решила опереться на материальную сторону — значит, он поступит так же. Найдёт денег и наймёт адвоката. Но сначала они уедут с Тимкой, потому что в данный момент нет ни серьёзных денег, ни нормального плана.

— А Леся с нами поедет? — спросил Тимошка.

Ах ты, чёрт, Олеся. Не предупредил её, да и времени нет. Сначала надо позвонить Юрке — это самое главное.

— Не знаю, Тимофей. Может быть потом.

— Когда? — не мог успокоиться сын.

— Не знаю. Не терзай меня.

Приехав на вокзал, Андрей купил билеты до первого попавшегося морского города — им оказался Адлер. Тимошка с восторгом разглядывал толпу и вслушивался в громкоговоритель. Впереди ждал первый в его жизни поезд. Андрей поставил сумку на пол и наклонился к сыну:

— Тимофей, я сбегаю позвонить. Быстро. Сиди на этом кресле и никуда не уходи. Понял? Я буду недалеко.

Тимофей радостно согласился. Андрей направился к телефонным будкам, но, сделав пару шагов, вернулся:

— Не вздумай никуда уходить! Это опасно!

— Я не уйду, пап, — пообещал Тимошка.

Сердце Андрея сжалось. Ему стало страшно оставлять сына одного, но поезд отправляется совсем скоро, а эти телефонные будки надо ещё найти. Не с ребёнком же бегать!

Разговор с другом был стремительным.

— Когда вернусь на работу — не знаю. Напиши заявление на отпуск от моего имени. Подпишут — никуда не денутся. И ещё. Мне нужны деньги. Чем больше — тем лучше. Ты поможешь?

— А сколько тебе надо? — удивился Юра.

— Сколько не жалко. Юр, это очень важно. И очень нужно.

— Ты во что-то вляпался?

— Нет времени объяснять. Но ты не беспокойся — никакого криминала.

Андрей вернулся через десять минут. Тимофея на кресле не было. Земля резко ушла из-под ног, и Андрей покачнулся. Неужели Настя их выследила?! Если есть деньги — есть возможности! Может, она «вела» их от самого дома, предполагая такое развитие событий? Андрей судорожно сглотнул и огляделся. Лица людей показались далёкими и нечёткими. Господи, где Тимошка?! А вдруг его увели цыгане, а не Настя?!

— Мужчина, вам плохо? — спросила проходившая мимо бабушка.

— Вы мальчика не видели? — Андрей не узнал своего голоса — хриплый и какой-то ненастоящий.

— Мальчика? Какого?

— Четыре года и пять месяцев! В жёлтой б…б… бейсболке! — Андрей неожиданно начал заикаться.

— Ой, ну что же вы такого маленького и одного оставили? — начала сокрушаться бабушка.

Андрей схватил за руку стоящего недалеко мужчину.

— Вы не видели мальчика?! В жёлтой бейсболке!

— Да что вы так хватаете?! — возмутился мужчина. — Не видел я никаких мальчиков!

Андрей машинально вытер пот со лба и бросился к другим потенциальным свидетелям:

— Кто видел м… мальчика в жёлтой бейсболке?!

— Папа, я здесь, — раздался за спиной родной голосок.

Андрей развернулся так, что едва не сбил с ног проходивших тёток с сумками. Те неодобрительно загалдели.

— Я просто собачку посмотрел. Я не уходил далеко… — Тимошка первый раз видел отца в таком состоянии, поэтому немножко испугался.

Андрей схватил сына за плечи:

— Я же просил тебя — никуда!

— Папочка, ты только не ругайся! Я чуть-чуть отошёл! На капельку! — Тимошкины глаза начали наполняться слезами.

— На капельку? — переспросил Андрей. — Я чуть с ума не сошёл!

— Папочка, прости меня. Я больше так не буду! Я очень тебя люблю! Я не хотел…

— Сынок, я тебя тоже очень люблю! — Андрей сжал сына ещё сильнее. — Я тебя очень люблю — очень-преочень! — Андрей не мог остановиться. — Никогда, слышишь, никогда не уходи от меня! Потому что я очень тебя люблю!

Из Тимошкиных глаз покатились слёзы. Андрей сжимал плечи сына и целовал мокрые щёчки.

— Я убью и порву за тебя всех! Я никому тебя не отдам!

— Всех врагов убьёшь? — всхлипнул Тимошка.

— Всех на свете!

— А я знаю почему, — сын немножко оправился от испуга, вызванного странным поведением отца.

— Почему?

— Потому что ты мой папа. А я убью тех врагов, которые захотят напасть на тебя!

— Договорились! — они ударили друг друга по рукам.

Их ждал поезд. У Андрея ещё немного дрожали руки. Но он не удержался и погладил Тимошку по голове.

— Ты чего, па? — удивился сын.

— Да так… — неопределённо ответил Андрей.

— Опять меня любишь? — с детской непосредственностью поинтересовался Тимка.

— Люблю… — повторил Андрей и отвернулся, разглядывая сплетение высоковольтных проводов. Поезд снова издал протяжный гудок.

Записки сумасшедшего

Это должно было случиться. Её время истекло. Пять лет благополучия и счастья из разряда «настоящее» перешли в «прошлое». Всё. Не надо заламывать руки и кусать губы. Не стоит плакать в подушку и искать в аптечке последнюю таблетку успокоительного. Надо достойно встретить перемены, покориться им и найти выход. Хотя, зачем искать то, что лежит на поверхности? Пора уходить. Спокойно, без истерик, с высоко поднятой головой. И не забыть поблагодарить судьбу за то, что было.

В последнее время Катя почти перестала спать. Ей всё время было холодно, и даже попытки согреть ледяные ноги о горячие ступни Артёма не давали результата. Ворочаясь с боку на бок, Катя вставала и выходила на кухню — выпить чая с молоком. Это немножко её согревало. Но, вернувшись в постель, всё начиналось снова. Когда же Кате всё-таки удавалось уснуть, через некоторое время её будил жуткий кошмар. Эта последняя неделя превратила Катю в бледное существо с синяками под глазами. К тому же она почти перестала есть — не было аппетита. Но самое главное, что нужно было сделать в этой ситуации, это поговорить с Артёмом. Катя не могла не понимать этого, даже пыталась отрепетировать предстоящий разговор. Но как только Артём возвращался с работы, в животе у Кати что-то неприятно сжималось, ладони становились влажными, и она не могла сказать ни слова по поводу волнующей её темы. Кате было очень страшно. Страшно от того, что она может услышать в ответ.

Это должно было случиться. Артёму тридцать, Кате тридцать девять. Они женаты маленькую жизнь — целых пять лет! В самом начале их отношений Катя отчаянно сопротивлялась желанию Артёма пожениться. Ей казалось, что всё это временно. Утихнет страсть, пройдут года, и Артём начнёт стесняться своей «взрослой» жены. Однако, несмотря на разницу в возрасте, до настоящего момента они поддерживали друг друга в любой ситуации, и им всегда было хорошо вместе. Катя почти поверила в то, что они созданы друг для друга. Одно омрачало эту идиллию: у них не было и, скорее всего, не будет детей. Проблема была в Кате — так говорили врачи. Но супруги на этом моменте старались не зацикливаться, отвлекались, как могли. До недавних событий. Катя посчитала невозможность иметь детей основной причиной для перехода отношений из разряда «настоящее» в «прошлое».

Артём — потрясающий мужчина, самый лучший на свете. И только одно это не давало Кате права цепляться за него и портить ему жизнь. Всё было хорошо. Наверное, и сейчас всё хорошо — для Артёма. Потому что у него …появилась женщина. Как только Катя это почувствовала, она умерла. И замёрзла. Ни солнце, ни вопросы мужа не могли её оживить. Катя понимала, что надо встряхнуться, что-то предпринять или, наоборот, сделать вид, что ей ничего не известно. Ни один из этих вариантов Катя не могла воплотить в жизнь. Заставить себя улыбаться? Но у неё перед глазами стоит одна и та же картина: Артём целует и любит другую женщину. Катя не могла избавиться от этих мазохистских представлений. Оставить всё, как есть? Это мудрое решение мудрой женщины. Но при подобной мысли начинали неметь кончики пальцев. Нет… Она не сможет… Она сойдёт с ума… Поговорить с мужем? Но что она хочет услышать в ответ? «Котёнок, тебе показалось!» или «Солнышко, это только секс и ничего больше, люблю-то я тебя!»

Катя умирала. От боли и страха. От сознания потери самого обожаемого человека на свете.

Женщина, которая вошла в их семью… Катя почувствовала её две недели назад. Артём вдруг стал с небывалой тщательностью следить за собой, задерживаться с работы. Да и вид у него стал другой: временами озадаченный, временами восторженный. Причём никаких изменений на работе не происходило. Артём работал специалистом по ценным бумагам в фирме своего друга. И ничего нового о происходящем в офисе не рассказывал. Но Катя стала ловить странные взгляды мужа: то задумается и ничего вокруг себя не замечает, то излишнюю суету наводит — будто не знает, куда деть энергию. Сначала Катя, не подумав ничего дурного, попыталась расспросить мужа об изменениях в поведении, с чем связано? Но Артём вдруг начал путаться в объяснениях, и Катю словно током ударило, она всё поняла. Только женщина способна заставить мужчину так преобразиться и измениться.

Когда мужчина хочет женщину, он способен переодеваться по десять раз на день, не забывать бриться и мечтательно уноситься в свои фантазии, не реагируя на окружающих.

С того дня начались проблемы со сном, едой, с немеющими кончиками пальцев и постоянным страхом. Катя должна была что-то сделать или, по крайней мере, привести себя в чувство. Но снова превратиться в легкую и светлую Катеньку не получалось. А разговор с Артёмом откладывался и откладывался.

Сегодня Катя услышала голос этой женщины. Всё было просто и незатейливо. Телефонный звонок.

«Алло. Здравствуйте. Могу я услышать Артёма?» — молодой сексуальный голос.

Катя почувствовала неприятное щекочущее чувство в груди. Но нашла в себе силы вежливо ответить: «Артём будет позже». Положила трубку и побежала ставить чайник — зубы клацали от холода.

Выход возник сам собой. Надо уезжать. Прямо сейчас. Артём ни в чём не виноват — это должно было случиться. Но она, Катя, на грани нервного срыва. Разговор с мужем может закончиться некрасивыми слезами и опухшим лицом после всего этого. Не надо никаких сцен. Она должна остаться в памяти Артёма легкой и светлой Катенькой. Катя схватила первый попавшийся листок и начала писать.

«Артём, я всё прекрасно понимаю и ни в коем случае не злюсь на тебя, не обижаюсь и уж, конечно, не осуждаю. Всё нормально, честное слово. Вижу, что тебе сейчас нелегко, поэтому уезжаю. Не пишу банальное „желаю счастья“ — ты ведь знаешь, что на самом деле для меня важно твоё благополучие. И я всегда буду рада, если у тебя всё будет хорошо». Катя хотела дописать «Целую», но почувствовала неуместность такого завершения. Поэтому в конце записки просто поставила своё имя. Затем быстро кинула в сумку кое-какие вещи и трясущимися руками закрыла дверь. Несколько минут размышляла, что делать с ключами? Догадалась — бросила связку в почтовый ящик.

— Катюш, куда ты собралась-то? — не дали пройти незамеченной бабушки возле подъезда.

— К маме съезжу, — заставила себя улыбнуться женщина.

— К маме — это хорошо! — словно попугайчики, бабульки одновременно закачали головами. — Родители — это святое! Нынешняя молодёжь сейчас никакого уважения…

Не дослушав, Катя стремительно пошла к автобусной остановке.

Вокзал. Люди. Громкие голоса. Детский плач.