Бесплатный фрагмент - Пристань звёздного скитальца

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

Этот сборник по-своему уникальный. Мы решили отойти от привычной публикации тематических историй и предложили авторам нашего Сообщества своеобразную игру. Нам захотелось построить целый мир, объединённый общей идеей и антуражем, создать проект, в который каждый автор привнесёт частичку своей фантазии. Вот так на пересечении времён и миров появился необычный отель, в которой случайным образом попадают герои различных литературных жанров. Встречает гостей обаятельный и харизматичный хозяин Сан Саныч Мезенцев, оказывает радушный приём и просит рассказать свою историю. А истории эти поистине фантастические. Весёлые, грустные, а подчас и страшные, но всегда одинаково увлекательные и неожиданные…

Читайте рассказы постояльцев отеля «Пристань звёздного скитальца». Уверены, не разочаруетесь.

Редакция Литературного Сообщества «Леди, Заяц & К»:

Сергей Кулагин

Григорий Родственников

Дмитрий Зайцев

Денис Моргунов

Татьяна Осипова

Дмитрий Королевский

ПРОЛОГ

Когда-то Сан Саныч не верил в сказки. Всегда считал себя человеком разумным и практичным. Даже ребёнком поднял на смех родителей, когда те предложили написать письмо Деду Морозу. Как же ошибался. Вон он, самый настоящий Мороз, в шубе и валенках развалился в кресле, и грызёт лёд крепкими зубами. Хруст такой стоит, что у самого зубы ломит.

— Мороз Иванович, — укоризненно покачал головой Сан Саныч, — у вас в номере свой холодильник имеется. Зачем вы постоянно опустошаете морозильник на ресепшен?

Красноносый дед отложил в сторону пустую тарелку, поднялся и буркнул:

— Жадный ты, Саша. Фигу ты у меня получишь подарок на Новый Год.

Усмехнувшись вслед недовольному сказочному персонажу, Сан Саныч неторопливо помешивал ложечкой чай и поглядывал на монитор, на котором пульсировали зелёные точки. Это были будущие постояльцы отеля «Пристань звёздного скитальца».

Название Сан Санычу не нравилось. Он считал его излишне длинным и бестолковым. «При чём здесь скитальцы? — ворчал хозяин отеля. — Не успели появиться — их уже обратно отсылают. И почему „Звёздного“? Как будто тут сплошь инопланетяне. Что-то там, наверху, не продумали».

— Первый меньше, чем через час пожалует, — вслух сказал управляющий. — Хорошо бы человек, а не монстр…

Во вселенной множество точек, где пересекается время и пространство. Открываются порталы, и существа из разных миров переносятся в чуждые для них условия. Как это происходит и почему — не волновало Сан Саныча, он был лишь чиновником, в обязанности которого входило принять «гостя», проиндексировать, временно разместить и сообщить в координационный центр. Приедут специально обученные люди и отправят бедолагу обратно в его родной мир. Вот такая служба спасения «потеряшек». Работа Сан Санычу Мезенцеву нравилась, тем более, что за неё неплохо платили. Единственно, что немного расстраивало, так это отсутствие дельных помощников, с которыми можно было запросто поболтать, обсудить новости, да и чего греха таить, пропустить рюмочку — другую втайне от начальства. Нет, в отеле Сан Саныч был не один. В заведении находились ещё двое. Мэри — высокая улыбчивая блондинка с роскошной фигурой, выполняющая обязанности официантки и уборщицы, и бармен по прозвищу Флинт — мужичок с ухоженной рыжей бородкой и хитрыми глазками, постоянно разгуливающий в костюме моряка начала 18 века. При случае, конечно, можно было «почесать язык» и с ними, но Сан Саныч старался избегать этого. И дело вовсе не в заносчивости или чувстве превосходства над подчиненными. Мэри и Флинт были киборгами. Внешне совершенно не отличимые от живых людей. Но Сан Саныч знал правду и это его изрядно расстраивало.

«Неужели начальство не могло раскошелиться всего на две вакансии? Как было бы замечательно и уютно работать с живыми людьми» Впрочем, Сан Саныч гнал от себя минутные слабости и крепко держался за свою работу. Тем более что уже давно придумал для себя дополнительный источник дохода. Каждому пришельцу Мезенцев предлагал рассказать интересную историю, от которой будет зависеть комфортность проживания в Отеле. И историй этих была масса. «Потеряшки» не разочаровывали. Сан Саныч все их записывал, а потом издавал отдельным томом. Спрос был бешеный. На настоящий момент предприимчивый чиновник готовил к выпуску тридцатый том.

Зеленая точка на мониторе быстро увеличивалась в размерах.

Кого же на этот раз засосало в нашу чёрную дыру?..

Григорий Родственников
КОЛЬТ ПОД СУТАНОЙ

Сан Саныч отлично помнил судьбу своего предшественника, Василия Треухова. Тот, будучи администратором отеля, напрочь забыл инструкции, разработанные Центром, о противодействии опасным формам жизни.

Когда на ресепшне материализовалась пятёрка отморозков в жутких сюрреалистичных масках и красных плетёных доспехах, обвешанных с ног до головы футуристическим оружием, он впал в ступор.

Пришельцы сопровождали своё появление бесовским визгом и отрывистыми выкриками, из которых Вася разобрал только:

«Вперёд, Воины Ветра!» и «Бей людишек!»

Глядя, как пущенный одним из бандитов сюрикен срезает голову гостиничному киборгу-уборщику, Треухов упал за стойку и заорал так, что заглушил вопли нападающих. Система отеля расценила поведение администратора как опасность, превышающую допустимые нормы и… уничтожила попаданцев.

За халатность, нарушение инструкций, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью живых существ Василия уволили и отдали под суд.

Позже Сан Саныч узнал, что на отель совершили налёт некие эльдары — существа из жуткого мира под названием «Вархаммер40к». Мезенцев давно уяснил, что мысль материальна, и если кто-то придумал некую бяку, то эта бяка непременно где-то да вырастет. Вот и писаки с туманного Альбиона ещё в конце XX века, сами не ведая, создали чудовищный кровожадный мир.

«А отдуваться теперь мне», — мысленно прошептал Сан Саныч, наблюдая, как перед стойкой словно из тумана выныривает человек с револьвером в руке…

На вид пришельцу было за шестьдесят, на загорелом, как печёное яблоко, лице изумрудными льдинками светились глаза, чёрная шляпа глубоко надвинута на лоб, неровно подстриженная борода с проседью топорщится на манер старой швабры, которую надо было выкинуть ещё лет десять назад. А вот револьвер выглядит новеньким, блестит, будто натёртый жиром. И ствол направлен точно между глаз Сан Саныча.

Мезенцев пробежал пальцами по клавиатуре управления, готовый в любой момент набрать нужную комбинацию. ИИ системы отеля хорош, но и самому надо быть готовым к неожиданностям.

— Эй! — хриплым голосом приказал незнакомец. — Подними лапы, чтобы я видел!

Сан Саныч изобразил самую обаятельную из своих улыбок и медленно поднял руки:

— Успокойтесь. Я не вооружён. Вам ничего не угрожает в отеле…

— Смотри, без шуток! Я попадаю в глаз грифу со ста футов!

Незнакомец напряжённо озирался вокруг, явно не понимая, где оказался. Но увидев выпорхнувшую из-за портьеры Мэри, крякнул от неожиданности и отступил на шаг.

— Добро пожаловать в отель «Пристань звёздного скитальца», — прощебетала девушка и сделала книксен.

Незнакомец разинул рот от изумления, двумя пальцами приподнял шляпу:

— Моё почтение, мисс…

Потом обернулся к Мезенцеву:

— Я ни черта не понимаю! Я в раю? Проклятые чероки всё же достали меня?

— Не имею понятия, о ком вы говорите? — развёл руками Сан Саныч, вышел из-за стойки, демонстрируя, что не имеет оружия. — Спрячьте свой кольт…

— Это «Смит», — недовольно буркнул пришелец. — В револьверах не разбираешься? Я говорю о проклятых краснокожих. Трое выродков угнали скот, и я пустился в погоню. Но оказалось, что индейцев много больше. Хитрые бестии заманили старого Энди в ловушку… Кстати, Энди! — протянул он мозолистую руку.

— Александр, — ответил на рукопожатие Мезенцев. — Значит, вы с Дикого Запада?

— Какого ещё дикого? Сам ты дикий! Я с востока, штат Кентукки. А где индейцы?

— Успокойтесь. С индейцами вы не встретитесь. Вас занесло за миллионы световых лет.

— Чудные вещи говоришь, приятель.

— Если вы хотите отдохнуть — Мэри проводит вас в номер. Если голодны — добро пожаловать в наш бар.

— В бар — хорошо. Больше суток не жрал. Фляга опустела. Язык весь высох.

— Тогда следуйте за мной, мистер…

— Энди Волвестон!

Система давно просканировала «потеряшку», выяснила точку входа, временные отрезки и всё отправила в Координационный Центр. И теперь Сан Саныч с чистой совестью мог «раскрутить» ковбоя на интересные истории. А то, что Энди знает их немало, Мезенцев не сомневался.

Увидев Флинта, пришелец расхохотался:

— Что за клоун?! Треуголку нацепил! Пират, что ли?

— Пират Флинт, — поклонился бармен. — Что желаете?

— Ну, вы даёте, парни! — Волвестон жадно рассматривал ряды бутылок за спиной киборга. — Я бы не отказался от стаканчика брэнди… Вот только, — он замялся. — Денег не много. А цен ваших не знаю…

— Успокойтесь, уважаемый, — расплылся в улыбке бармен. — Всё за счёт заведения.

— Умереть-не встать! — восхитился старик. — И жареная говядина есть?

— Конечно.

— А мексиканский соус? Сальса есть?

— Любая приправа по вашему желанию.

Пока гость насыщался, Сан Саныч скромно сидел рядом и терпеливо ждал. Энди ел быстро и жадно, почти не разжёвывая пищу. «Глотает, словно удав, — подумал Мезенцев. — Ничего, скоро попросишь ещё выпить»

И не ошибся.

— Эй, пират! А чего наливаешь так мало? На твою мензурку смотреть стыдно. Налей в нормальный стакан!

— Извини, Энди, — вздохнул Мезенцев. — У нас в «Скитальце» свои традиции. Первая порция бесплатно, а вторая за историю…

— Не понял? Какую историю?

— Порадуй нас с Флинтом интересным рассказом или байкой — получишь ещё брэнди…

— Выпивка за байку? — поразился ковбой. — Чего, правда?

— Истинная правда.

— Да я столько баек знаю, что вылакаю весь ваш бар!

— Ну и отлично.

Волвестон вытер пятернёй жирные губы и прищурился:

— Чего бы рассказать?

— Вы такой отважный человек. Не побоялись в одиночку отправиться в погоню за тремя кровожадными индейцами…

— Да потому что это чероки! — перебил Сан Саныча рассказчик. — Вот против троих апачей я бы не сдюжил. Те, заразы, сильны. А эти… только толпой лезть могут. Не, про дикарей неинтересно. Я другую историю знаю.

Энди прищурившись взглянул на бармена, погрозил пальцем, как бы предупреждая «смотри не обмани», и, вздохнув, начал:

— История была с моим другом, Люком Бесси, и то, что он рассказал — истинная правда, ибо приятель мой человек верующий, считающий враньё смертным грехом. Сам он из Индианы — место благословенное. Проклятых туземцев после драки на реке Типпекано оттеснили далеко на север, они и нос боялись высунуть, не то что томагавками махать и честным людям кровь портить. Подрядился Люк в соседний штат скот перегнать за очень неплохие деньги. Пришёл к нему один пижон с рыбьими глазами и так и сказал: «Плачу тридцатку, если за пару дней управишься». Немыслимое дело, за два дня работы — тридцать баксов! Да и стадо — название одно, всего двадцать голов. Люк парень не жадный, решил двоюродного брата с собой взять, ну, чтобы малец тоже подзаработал. Парню двадцать лет исполнилось. А тот своего пса прихватил, по кличке Красавчик. И то верно, таких красавцев ещё поискать: сам весь белый, как снег, а ото лба по спине ровная рыжая полоса стелется, будто кто кистью по линейке намарал. А хвост пушистый, черно-белый, в точности как у скунса. Люк говорил, в целом свете ни у одной собаки такого окраса не сыщешь. Вот Люк с Джонни, так брата звали, в путь и отправились. В Мичиган, значит. Люк, кроме винтовки, на два пояса кольты повесил, у него привычка такая, после восьми лет в кавалерийском отряде. А Джонни винчестер прихватил. Свой штат нормально миновали, без приключений. А вот в Мичигане всё и началось. Что и говорить, места там на красоту богатые, леса пушные, реки рыбные. А озёра такие, что на пять метров глубины каждый камушек на дне виден. Да только и сброда всякого немало. Леса-то дремучие, спрятаться легко. Вот нечистые на руку там до сих пор и хоронятся. А в то время, когда эта история случилась — и подавно. Потому Люк брата и позвал. В случае чего, вдвоём отбиваться сподручнее.

Расположились на привал. Смотрят, Красавчик фыркает и башкой мотает.

— А ведь точно, — говорит Люк. — Дымом пахнет. Вон из того леска.

— Пошли, глянем? — предложил Джонни. — Если это бандиты костры жгут, лучше потихоньку убраться, пока нас не обнаружили.

Так и порешили. Красавчика оставили стадо стеречь, а сами шмыг-шмыг за кусты. Подползли к какой-то ферме, глядь, и впрямь бандиты. Не много, четверо. Хозяев убили и дом подожгли.

— Уходим, брат, — говорит Джонни. — Не наше это дело. Пусть рейнджеры разбираются.

— А я кто?

— Ты в отставке, — упорствует брат. — Тем более, людям уже не помочь. Видишь, все мертвы.

— Смотри, что делают изверги! — сжал кулаки Люк. — Они мертвецам головы рубят. У краснокожих научились над мёртвыми глумиться.

И точно. Бородатый громила взмахнул мачете и перерубил шею мальчишке лет двенадцати, да ещё голову сапогом отпихнул.

— Делаем так, — говорит Люк. — Я обойду их с тыла. А как знак подам — стреляй.

Джонни делать нечего, засопел, а согласился.

Люк бандосов обошёл и знак подал: сойкой крикнул. Тут Джонни встал во весь рост и из винчестера в бородача саданул. Аккурат в лоб угодил. А Бесси кольт выхватил и по курку ладонью раз-раз-раз — его излюбленный приём. Все выстрелы в один слились. Бандиты как спелые яблоки на землю посыпались. Подошли к дому, а тот полыхает вовсю.

— Я сейчас! — кричит Люк и бегом к озеру. Нырнул, вынырнул и обратно к дому весь мокрый. — Посмотрю! Может, живой кто остался!

— Сдурел?! Сгоришь ведь!

Да только Люка разве остановишь. Он в своём полку из первых был. За смелость да удаль сам президент награждал.

И прав оказался. Выносит из огня девчонку малую, годиков восемь. Испуганная, личико в копоти. А сам аж светится от радости. Живая, говорит.

Убитых трое оказалось. Мужчина, женщина и подросток. У всех злодеи головы отрубили.

— Надо похоронить, — сказал Люк.

— А бандитов?

— Эти пусть валяются. Зверьё лесное порадуется.

Нашлись и лопаты, четыре штуки. Словно кто-то их приготовил могилы рыть. Земля хорошая, плодородная, быстро братья управились, а как хотели возвращаться, один из бандитов голос подал. Раненый оказался. Смотрел на Люка затуманенным взором, кровью харкал и хрипел:

«Колья. Надо колья…»

Ну, Бесси его пристрелил без сожаления и кивнул брату: уходим.

А Джонни хоть и сопляк ещё, а парень ушлый. Говорит:

— Неплохо разбойники вооружены. Винтовки и револьверы мы забрали, а почему в карманах не пошарили? По всему видать — денежки у них водятся.

Люк мародёров не любил, отвернулся:

— Делай как знаешь.

Ну, парень и полез по карманам. А там у каждого по нескольку серебряных долларов. Целое богатство!

— Я такой пир закачу, когда вернусь! — радуется Джонни. Но Люк у него денежки отобрал и сказал, что его отцу отдаст, а то прогуляет молодой нежданные трофеи.

Девчонку на руки взял и понёс. Красавчик их встретил радостным лаем, но только ребёнка увидел, зарычал, стал на неё кидаться. Джонни его за ошейник насилу оттащил.

— Что это с ним? — спросил Бесси.

— Чужих не любит. — ответил Джонни. — А девка эта на дьявола похожа, вся чёрная от копоти.

— Тебя как звать, горемыка? — пытал её Люк, обтирая личико водой из фляги.

Девочка вырывалась, зубами скрипела, будто больно ей, но молчала.

Молчала всю дорогу, впереди Люка на коне едучи.

— Что нам с ней делать теперь? — вздыхал Джонни.

— Приедем на место, там и отдадим добрым людям.

— А если никто не возьмёт? Зачем лишний рот?

— Не возьмёт, так я возьму. Девочка вон какая ладная. Белобрысенькая. И кожица такая нежная, прозрачная. Сразу видно — породистая. Красавицей вырастет. Давно хотел семью завести. Да всю молодость на войну извёл. Не получилось ожениться.

— Какие твои годы? Ещё оженишься.

Вечер опустился внезапно, будто кто факел задул.

— Через лес скот сейчас не погоним. Дорога узкая. Если кто из бычков в дебри сиганёт — не сыщем. — сказал Люк. — Вон на том плато заночуем. Времени у нас много — не опоздаем. Ни к чему гнать.

На том и порешили. Сняли с коней сёдла, расстелили одеяла. Люк девочку рядом с собой положил:

— Поговорить не надумала?

Но та молчала и улыбалась.

— Джонни, ты в первую половину дежуришь. Гляди в оба. Тут всяких лихих людей много шастает. Если чего подозрительное — стреляй без предупреждения.

— Ладно, — нехотя ответил двоюродный брат. — Не впервой.

Однако, как только раздалось похрапывание компаньона, Джонни недолго думая сам завалился на одеяло и приказал псу:

— Смотри, Красавчик, не подведи! Держи уши нараспашку! Как чего –знаешь, что делать!

Пробудился Люк на рассвете, непонимающе захлопал глазами, потом резко вскочил, огляделся «Вот ведь стервец! Меня не разбудил и сам дрыхнет!» Стояла тишина. Слышно было, как в десяти футах звенит одинокий комар. Он бросил взгляд на своё лежбище и замер. Ребёнка не было. Куда она пропала?

Бесси подскочил к Джонни и ударил сапогом по рёбрам.

— Вставай, поскудник! Почему не разбудил?!

Брат испуганно дёрнулся, выпучил глаза.

— Чего лягаешься? Красавчик сторожит. А где Красавчик?

Удивительно. Но пса тоже не было.

Джонни недоверчиво тёр глаза:

— Красавчик не мог уйти. Он не так воспитан….

Вдвоём они обследовали плато — пусто. Девочка и пёс пропали.

Но это было ещё не самое неприятное. Бесси посчитал скот, и выяснилось, что не хватает годовалого телёнка.

— Где подтёлок? — накинулся он на брата. — Рыжий с пятнами!

— Я не знаю, — развёл руками Джонни. — Может, он побёг, а Красавчик за ним, чтобы вернуть? А девчонка… да шут с ней! Нужно телка искать!

— Пристрелил бы тебя, дубина! — взревел Люк. — Не было ещё такого, чтобы я не выполнил заказ! А теперь что? Если не найдём подтёлка?! Когда он ушёл? Сколько часов назад?! Может, его волки уже загрызли!

Джонни виновато опустил голову:

— Прости, брат.

— Ладно, — внезапно успокоился Люк. — Стереги стадо. Я пойду по следам. А ты молись…

Пока Бесси в рейнджерах служил, наловчился следы не хуже индейцев читать, а тут и напрягаться не надо. Показалось ему, что кто-то нарочно путь указывал. Здесь трава примята, тут в бизоньей лепёшке отчётливый след детской пятки, а то и ветка на самом видном месте обломана. Одним словом, недолго блуждал, вышел на лесную поляну. Глянул и обомлел. Сидит на пеньке седой дед в меховой шапке, на манер, что трапперы носят. Только мех у шапки больно приметный: белый с коричневой полосой, а сбоку хвост свешивается, черно-белый, как у скунса. Вон оно, какая судьба у Красавчика сложилась — шапкой мерзкому старикану стать. Но не это напугало Люка.

Дед худой, кожа да кости, руки все в плетёных багровых жилах, да только он этими руками пропавшего телёнка на весу держит, легко, словно это не туша в шест сот фунтов, а маленький кролик. Держит и здоровенными зубищами от него куски отхватывает. Уже пол-спины выел. По кожаным штанам кровь сочится прямо на мокасины. И рот, и борода перепачканы алой жижей.

Понял Люк, что не человек перед ним. Попятился. А дед заметил его, от трапезы оторвался, сытно рыгнул и проскрипел:

— Хороший нынче завтрак, да только человеческое мясцо вкуснее и слаще.

— Да ты людоед, значит? — говорит Бесси, а сам кольт из кобуры тащит. — Вот только зря ты моего подтёлка украл и на шапку доброго пса пустил…

— У дедушки голова мёрзнет, — раздался рядом детский голосок.

От неожиданности вздрогнул Люк, отскочил. Стоит перед ним давешняя девочка, улыбается.

Заговорила, стало быть.

Бесси переводит ствол с неё на старика, а рука дрожит. Слыхано ли дело — с лесной нечистью судьба свела.

— Не бойся нас, — говорит ребёнок. — Не нужна нам твоя жизнь. Наградить хотим. За то, что покарал злодеев, уничтоживших наш ковен. Хотим даровать тебе силу могучую и жизнь долгую. Богатство и власть над людишками. Мы славный народ вендиго, и ты будешь одним из нас.

— Вендиго, — вспомнил Люк. — Слышал я про вас. Индейские людоеды-кровососы, думал, сказки. Только не похожи вы на индейцев. По виду бледнолицые.

— Наши предки когда-то дали силу народу Маниту, но те оказались слабы. Мы возродим нашу расу. Ты поможешь. Я — королева народа вендиго, возьму твоё семя и рожу тысячу воинов, которые будут властвовать вечно.

— Ты? — расхохотался Люк. — Я бы рад обжениться, да боюсь, у тебя ничего между ног пока не выросло. Лет через десять зови.

— Это лишь оболочка, — усмехнулась соплячка. — Смотри.

И вдруг стала расти и меняться. С треском порвалась на ней рубаха, а вместо тщедушного ребёнка предстала взору Бесси шикарная большегрудая красавица. Стоит перед Люком, соски пальчиками теребит и лукаво глазами стреляет.

В другой раз не устоял бы ковбой перед соблазном, да только понимает, что ведьмовская сила с ним играется. Не до красот бабских. Вспоминает, что про этих вендиго слышал. А только в голову ничего не приходит, кроме того, что не мертвяки они, как вампиры — смертные. Стало быть, и на них управа найдётся. Если в башку стрельнуть, как они без мозгов обойдутся?

— Ты должен переродиться, — вещает голожопая девка. — Но для этого добровольно отдай малую толику своей крови. Без твоего желания нельзя стать вендиго.

— Жил я без ваших вендиго, — отвечает Люк. — И дальше поживу.

— Я говорил, что все люди глупы, — прохрипел старик. — Убей его, Аяша!

— Нет, — отвечает та, и снова девочкой обратилась. — Он будет жить.

— Согласен, — хихикнул дед. — Долго будет жить, и кормить нас своей кровью. А мясо пока коровье есть будем, что твой отец прислал. Если правильно человека содержать — лун на восемь можно растянуть. Потом всё равно сдохнет. — Разинул зубастую пасть и зашёлся в визгливом смехе.

В эту поганую пасть Люк и послал пулю. А следующую в голову девчонке направил.

Перевёл дух, перекрестился и шепчет:

— Прости меня, Господи, что забрал жизни у старого и малого. Но не мог иначе, ибо людоеды и душегубы они.

Только не всё так просто оказалось. Зашевелился старый вампир, снова сел на пенёк, пулю свинцовую из кровавого рта выплюнул, а тушу телёнка, что из рук не выпустил, в Люка швырнул. Та со свистом полетела. Бесси еле успел на землю упасть. За спиной тонкую берёзку пополам сломало.

Следом и соплячка голос подала.

Развернулся ковбой и стрекача дал. Бежит и кричит что есть мочи:

— Джонни! На коня!

Прибежал и обмер сердцем. Стоит брат на коленях бледный, как снег, а на шее у него, ноги свесив, сидит Аяша. И когда только обогнать успела?

Гладит Джонни по волосам и говорит:

— А давай жизнь за жизнь? Отпущу твоего родича, а ты мужем мне станешь?

— Vade retro, Satana, — шепчет Люк.

Видать, не понравилась молитва проклятой. Одним движением сломала шею парню и притворно вздохнула:

— Видишь, как бывает? Не зли меня впредь.

Крик застыл в горле у Люка. Оба кольта выхватил и в упор барабаны разрядил. А потом побежал прочь. Даже про коня забыл.

Долго бежал, запыхался. Слышит за спиной хихиканье.

— Бегать любишь? Я тоже люблю. Давай побегаем.

От ужаса ещё пуще ковбой припустил. А девчонка рядом бежит.

Так до края обрыва и пробежали. Далеко внизу речка горная журчит, острые скалы из воды серые зубы кажут. Только Люку уже всё равно. Сиганул вниз. Вынырнул, смотрит, упыриха стоит наверху и орёт:

— Знаю — вернёшься! А если нет — сама за тобой приду!

Выбрался Бесси на берег и прочь потопал. И повезло ему, на местного священника набрёл. Говорит ему:

— Исповедайте меня, падре. Запутался в грехах и разумом помутился. С вампирами встретился.

А тот говорит:

— Чист разум твой. Знаю про эту напасть. Уже год как поселилась в наших краях тёмная сила. Вендигами себя называют. Третьего дня благословил четырёх смелых охотников на святую борьбу с ними.

Потемнело у Люка в глазах от этих слов. Упал на колени и зарыдал:

— Прокляни меня, святой отец! Ибо на мне кровь этих невинных! За бандитов их принял.

Долго молчал патер, а потом сказал:

— Свершивший грех должен сам его исправить.

— Готов я. Только ничто эту нечисть не берёт.

— Читал я в книгах, что головы их нужно лишить. В тело кол загнать. А сами головы либо порубить на части, либо сжечь. Тогда не смогут восстать. Воды они боятся, но она лишь жжёт их. А вот серебро усыпляет надолго. Пока валяются — нужно всё сделать быстро.

Пошёл Люк к местному оружейнику, высыпал серебро и велел пуль из него наплавить.

Энди замолчал, усмехнулся и показал на пустой стакан.

— А что дальше было? — спросил Сан Саныч. — Убил Люк вампиров?

— Он бы не был Люком Бесси, если бы этого не сделал, — подмигнул ему Волвестон. — Успел вовремя. Первые три вендиго уже почти свои бошки отыскали. Они к тушкам сами в могилах ползли, дюйм за дюймом. Чуток осталось к шеям присосаться. Вовремя успел. Головы порубил, в грудины колья загнал. А потом и Аяшу со стариком порешил. Не обманул патер. От серебра они заснули. Люк их и оприходовал. Но это ещё не всё. Пришёл к нему заказчик, тот самый с рыбьими глазами. Бесси ему говорит, извините, мол, не смог ваш заказ выполнить. Но не волнуйтесь — заплачу. А тот отвечает: Заплатишь, конечно, собственной жизнью» Оказалось, папашка этой королевы. Люк и его к сатане отправил. С тех пор всегда под сутаной кольт держит, а в барабане шесть серебряных пуль. Да, священником он стал. Мне, говорит, теперь до смерти нужно молиться за четыре загубленные христианские души.

— Малы у вас мензурки, — посетовал Энди. — Чтобы разгуляться, нужно ещё пяток баек вам кинуть.

Но рассказал лишь две, а потом заявил, что малость подустал и хочет «бросить на какой-нибудь тюфяк свои старые кости».

Сан Саныч позвал Мэри, чтобы та проводила гостя в его комнату.

Мезенцев увидел, как, поднимаясь по лестнице, ковбой обнял девушку за талию, а потом его рука, как бы невзначай, опустилась ниже и сжала упругую ягодицу. Мэри лишь хихикнула.

Сан Саныч вздохнул и неодобрительно покачал головой.

«Даже дверь не закрыли, бесстыдники».

Отчётливо слышался хриплый хохот Волвестона и заливистый смех горничной. Мезенцеву очень хотелось включить изображение и посмотреть, чем они занимаются. Но он счёл такое поведение недостойным интеллигентного человека.

Впрочем, вдоволь порезвиться старому ловеласу не пришлось. Прибыли служащие из Центра. Двое молодых людей в одинаковых тёмных костюмах.

«Оперативно, — удивился Сан Саныч. — Хотя это ведь не далёкий мир, а всего лишь недавнее прошлое»

Увидев парней, Энди нахмурился:

— Часом не из похоронной команды? Больно мрачно разодеты.

— Это наши работники, они доставят вас обратно домой, — успокоил его Мезенцев. — И не волнуйтесь, Энди, я договорился. Окажетесь на месте за день до нападения на ваше ранчо, сможете подготовиться и не попадёте в ловушку к чероки.

— Вот за это спасибо, Александр! Теперь вижу, что есть на свете волшебники!

Ковбой обернулся к Мэри:

— Мне пора, девочка. Знаю, у такой красавицы полно женихов. Но если чего не заладится, всегда можешь рассчитывать на меня. Я живу в штате Кентукки. Городишко небольшой, новый, Мезан-сити. Спросишь, где ферма дядюшки Энди — любой покажет.

— Обязательно, — лучезарно улыбнулась официантка. — Обязательно приеду.

Когда за ковбоем закрылись двери отеля, Мезенцев накинулся на подчинённую:

— Модель номер 457/16 — А, вы нарушили должностные инструкции! Вы не имели права давать попаданцу надежду! Почему пообещали приехать?!

Личико Мэри раскраснелось, брови нахмурились. В этот момент она выглядела, как обыкновенная обиженная живая девчонка. Даже ножкой топнула:

— Я ничего не нарушила! Только люди всё забывают! Перечитайте параграф номер 96!

Сан Саныч махнул рукой и отвернулся. «Шут их разберёт, эти параграфы. Если разобраться, там столько бреда написано».

Он достал карманный самописец, пробежался глазами по экрану и удовлетворённо улыбнулся. Начало тридцать первого тома положено. Уже и название для рубрики есть — «Байки старого ковбоя». А как же назвать первую историю? Нужно как-то эффектно и выразительно.

«Может быть, „Кольт под сутаной“? А что? По-моему неплохо звучит…»

Марина Боброва
ЭКСТЕРН

Сан Саныч был очень занят очередными подсчётами непредвиденных расходов отеля. Каждый месяц находились посетители, являющиеся мелкими воришками. То еды с собой на обратный путь наберут как на свадьбу с тысячей гостей, то кусок обшивки стены номера в качестве сувенира утащат, а недавно из парка часть моста над озером украли. Да так хитро, что никто и не видел виновника. Вечером был целый мост, утром лишь узенькая полоска осталась. Вот и мучился хозяин «Скитальца», как это всё начальству объяснять.

Только он хотел записать промежуточный результат подсчётов, как в парке раздался оглушительный шум, грохот, рёв и заверещали сирены оповещения ЧП.

Мезенцев взглянул на монитор. Зелёная точка неистово мигала сумасшедшим костром аккурат в районе новенькой летающей тарелки для местного передвижения. (Плюс ещё одна строка расхода).

— Мэри, Флинт! Быстро выяснить, что с гостем, — распорядился он. — Лишь бы не помер, а то и меня и вас уволят за преступную халатность. Будем тогда в какой-нибудь дыре тридесятого порядка туалеты мыть.

Через минуту киборги вытаскивали из-под обломков тарелки странного путника. Человек высокого роста, покрытый змеиными чешуйчатыми узорами, находился в бессознательном состоянии. Одет он был в тёмно-серый полупрозрачный балахон чуть ниже колен, без рукавов, с вышитыми по всей длине золотыми ромбовидными фигурами.

Мэри принялась профессионально делать искусственное дыхание. Через пару минут она вынула из декольте платья левую грудь и сунула розовый сосок в нос пришельцу. Остро запахло нашатырём. «Потеряшка» застонал и открыл глаза. Они были змеиными с вертикальными узкими зрачками и золотисто-зелёной радужкой. Мэри успела убрать грудь в лиф за мгновение до взгляда пришельца.

— Вам лучше? — попробовала она наладить контакт.

Человек молчал и лишь пристально смотрел на присутствующих.

Флинт движениями фокусника достал из бездонного кармана парусиновых штанов гранёный стакан с водой и показал жестами, что надо пить. Гость понял и с жадностью опустошил ёмкость до дна. Потом моргнул глазной чешуёй в знак благодарности.

В это время Сан Саныч читал с экрана компьютера информацию о новеньком клиенте. Он прибыл из невообразимо далёкого прошлого планеты Земля, принадлежал к народу змееядов, который жил в пещерах Афонских гор. Христианские монахи там поселились гораздо позднее, просто минуту назад по Вселенскому времени.

Вдруг в мысли хозяина отеля вторгся низкий шепчущий голос: «Где он? Что с ним? Почему я не ощущаю его присутствия?»

«Ого! Этот разрушитель смеет мне внушать, значит, пронесло на этот раз и он, вероятно, почти невредим. Ну, ничего, и не таких гипнотизёров видали, справимся», — подумал Сан Саныч с облегчением, взял рацию и приказал киборгам перенести гостя на диван ресепшена.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался чиновник, когда приказ был выполнен и гость удобно устроился на диванных подушках.

— Это не имеет значения. Где мой пациент и кто вы? — услышал Сан Саныч такой же низкий шёпот, какой недавно звучал в его голове, но теперь это было вербально.

— Не волнуйтесь. Вы в безопасности. Мы вам поможем, позаботимся о вас. Вы в отеле «Пристань звёздного скитальца» на перекрёстке времён и миров. Мы вас подлечим и отправим домой, — как можно успокаивающе ответил чиновник, но подумал, если сюда прибудет ещё один такой же разрушитель, это будет катастрофа, и запросил подробную информацию о точке отправления. Хорошо хоть аппаратура пока не показывала прибытия второго клиента.

Лента перемещения выдала странное. Действительно, в точке отправления чешуйчатый был вместе с обычным человеком, и они оба начали движение к отелю, вот только нормального не пропустило земное биополе, и тот плюхнулся обратно с большой высоты, но чудом остался жив. Ничего похожего Сан Саныч в своей практике не видал. Это было непонятно. И тем сильнее стало желание узнать историю этих двоих гуманоидов.

— Флинт! Принеси угощение нашему посетителю. Да смотри, на этот раз что-нибудь покрепче воды, — решил развязать язык чешуйчатого алкоголем автор популярных тридцати томов.

— Хозяин, через пять минут. У меня как раз жаркое из лягушек и змей с травами, грибами и ягодами подходит. И новый экспериментальный сорокаградусный коктейль с мятой, шалфеем и стеблями колокольчиков смешивается в шейкере.

— А где этот ваш перекрёсток с отелем и сколько дней пути до дома? — отреагировал «потеряшка».

— Дорогой гость, скажите, наконец, как вас зовут и что случилось? Чем подробнее я узнаю вашу историю, тем скорее мы сможем вас доставить обратно.

— Вы ведь меня обманываете, человек в странной одежде. Я вижу ваши мысли. И понял, что в этом необычном месте один вы живой человек, а оба помощника — ходячие железные куклы. Вы очень расстроены тем, что я невольно испортил ваш транспорт, и просто лопаетесь от любопытства узнать мою жизнь. Вот только я никак не пойму координаты этого дворца, который вы называете «отель», и не знаю, где больной и что с ним стало. А моё здоровье вас интересует лишь потому, что от этого зависит дальнейшая карьера. Ещё я понял, что домой меня отправят в любом случае, расскажу я что-либо или нет, — недовольно прошипел клиент.

Сан Саныч аж на минуту забыл от такой прямоты как дышать. Всё в этом змеином человеке было невероятно. Начиная от его способа попадания в отель до внешнего вида, способности внушения, манеры общения и голоса.

— Кушайте на здоровье, — подал приготовленные блюда Флинт и с поклоном удалился.

Гость попробовал напиток и пятернёй положил кусок жаркого себе в рот.

— Неплохо. Даже очень вкусно, — расплылся он в довольной улыбке. А съев и выпив примерно две трети угощения, стал разговорчив.

Речь его была бы совершенно непонятна современным людям, ибо изобиловала огромным количеством анахронизмов, давно вышедших из обихода. Но умная система отеля с лёгкостью адаптировала её для понимания человеку из будущего, каким являлся Александр Александрович Мезенцев. Хотя некоторые новейшие термины из уст такого древнего пришельца и казались порой неуместными.

— Зовут меня Йогель.

Имя было другим. Режущее слух и похожее на шипение змеи, но переводчик почему-то посчитал, что для слуха хозяина отеля правильнее будет Йогель.

— Я из древнего рода жрецов бога Асклепия, — продолжал гость. — По традиции, мне полагается стать служителем этого культа. Я потратил лишь тридцать пять лет на обучение всем премудростям врачевания и магии. Сейчас сдаю экзамены экстерном. Дело в том, что отец начал обучать меня с самого раннего детства, поэтому я закончил обучение на пять лет быстрее других. И благодаря помощи отца смог параллельно учёбе заниматься собственными изысканиями в области темпорального поля, которое окружает все материальные объекты и определяет их положение во времени. Выведенная мною формула гласит, что частота, с которой вибрируют объекты, обратно пропорциональна времени. Если научиться управлять этим полем, можно омолодить любого на сколь угодно лет.

— Йогель, — восхищённо перебил Сан Саныч, — у вас острый ум. Формула и умозаключения абсолютно верны. Мы давно об этом знаем. Вот только применяем для антигравитации и путешествий во времени. А омоложение таким способом запретили строгим вселенским приказом. Ведь жизнь должна течь по естественным законам.

— Спасибо, приятно узнать подтверждение! Мной были успешно омоложены только парочка кошек и три собаки. Пожалел их хозяев, сильно переживавших о скором неизбежном расставании с питомцами. И одному древнему старику сумел вырастить молочные зубы. Но раз они стали расти — значит, процесс омоложения пошёл!

— В нашем времени точно так же плачут о смерти домашних животных. А молочные зубы — это вообще восхитительно! Но продолжайте свою историю. Может быть, хотите десерт с чаем? Флинт готовит прекрасные торты и пирожные.

— От вина, настоянного на гадюке, не отказался бы. А сладостей не надо, они расхолаживают волю.

— Синтезировать гадюку — это так неэстетично, — заворчал Флинт. — Могу подать клюквенно-брусничный сок с мякотью голубики.

— Такие напитки у нас пьют только грудные дети, — стал привередничать гость, но всё же принял стакан из рук Флинта.

— Моя экзаменационная сессия подошла к последнему и самому главному испытанию, — продолжил Йогель, посасывая тёмно-малиновую жидкость через трубочку. — До этого дня я всё сдал на отлично. Две недели назад экзамены начались с проверки на самые элементарные знания первого курса. Мне поручили исцелить двух дровосеков, покусанных змеями. У них было тяжёлое состояние, еле могли передвигаться. Их принесли ко мне на руках воины племени. Сварив похлёбку из зёрен амаранта на кокосовом молоке и плюнув в каждую тарелку по три раза, я велел воинам накормить этим соплеменников.

— Как вы сказали? Плюнули по три раза в тарелки и заставили съесть? — еле сдерживая смех, переспросил Сан Саныч.

— Да! Ничего смешного. Это быстродействующее лекарство. Мы, жрецы Асклепия, питаемся с детства змеями и поглощаем маленькими порциями их яд. Таким образом, наши тела содержат противоядие. Наши дети с двухлетнего возраста, как только начинают крепко держаться на ногах, учатся гипнотизировать взглядом и ловить любых змей. Это прекрасная весёлая детская игра, которая развивает моторику и ментальные способности. Обычные люди так не могут, поэтому их тела беззащитны без чешуи и жизнь коротка, около ста лет. Жрецы же Асклепия живут примерно семьсот лет, оставаясь молоды душой и телом. Вот я и хотел найти способ продлевать жизнь простолюдинов, которые толпами приходят к нам в горы, ища исцеления от разных хворей.

— Продолжайте про экзамены. Это весьма любопытно.

— Те дровосеки встали на ноги через час, поблагодарили меня, обещав принести подарки Асклепию, и бодро побежали домой. Далее мне поручили вылечить ещё несколько человек, которые страдали такими болезнями, как слепота, глухота, озноб, кашель и неукротимый понос. Со всем этим я справился великолепно, ведь у меня есть запасы разнообразных минералов, трав, кореньев, порошков, отваров и мазей из мяса и яда гадюки и гюрзы на такие случаи.

Следующей проверкой моих навыков была операция по восстановлению переломанных костей пастуха, угодившего в глубокую яму, куда провалилась его коза. Пастух уже был без сознания от болей и ран. Его родственники боялись, что он умрет. Вот тут мне пришлось провозиться почти весь день. Для начала я влил ему в рот через трубочку змеиный яд, растворённый настоем рогоза, для обезболивания и обездвижения во время операции. Потом я смазал все раны отваром из кобры, затем стал нащупывать один за другим его переломы и аккуратно соединять кости, не разрезая при этом тела. Начал с мелких косточек на пальцах рук и ног, потом на крупных костях предплечий и бёдер. Наконец, ощупав позвоночник, я понял, что он невредим. А это означало, что пациент сможет вести активную жизнь после срастания костей. Разумеется, я зафиксировал его конечности прутьями ивы, пальмовыми и дубовыми листьями. Родственникам же дал с собой травяные настойки на различных змеях и минеральные растворы для скорейшего заживления костей. Вся деревня этого бедолаги пришла на следующий день с богатыми подношениями Асклепию.

И тут бы конец моим экзаменам и начало подготовки к жреческой инициации, но высшие иерархи знали о моих опытах с омоложением. Они велели показать мои достижения на вожде по имени Кат, правителе соседнего с нами племени фракийцев. Я не хотел этого делать, но не посмел ослушаться Верховного жреца. А Верховный не смел отказать вождю фракийцев, ибо этот народ намного сильнее и многочисленнее сыновей Асклепия.

На рассвете Ката привели в выбранную мной пещеру, находящуюся над залежами магнитных руд, что давало необходимую энергию ритуалу. Он действительно был стар и дряхл, но подтянут и ещё довольно бодро передвигался с помощью деревянной палки, украшенной большой чёрной жемчужиной. Всё лицо избороздили морщины, а маленькие глаза злобно сверкали, выражая нетерпение и одновременно недоверие ко мне. Я посадил его на валун из гематита и стал изучать болезни правителя, считывая дрожь его биополя. У него оказалось больным почти всё нутро. Особенно разрушенными были сердце и печень. Чтоб понять причины, я настроился на его мысли. И они меня ужаснули до такой степени, что стал бить озноб. Кат думал о том, как казнит жителей трёх своих деревень лишь за то, что они принесли ему дань ровно столько, сколько он приказывал, а не вполовину больше, как того требовала его алчность.

Ощутив тяжёлые низкие вибрации Ката, я послал мысленный отказ в омоложении Верховному, но тот его не принял. Мне ничего не оставалось, как начать рассчитывать необходимую частоту ритуала для этого жадного убийцы. Куском алмаза я стал чертить на полу пещеры таблицу-диаграмму для наглядных и точных вычислений, мысленно поясняя экзаменатору свои действия. Таблица располагалась вокруг тела пациента и выглядела как концентрические кольца, разбитые на сегменты, соответствующие каждому органу больного. Я писал формулы, числовые действия и конечный результат. Так протекло примерно два часа. Кат весь изъёрзался на камне от нетерпения. Скоро вождь стал ругать меня самыми скверными словами, употребляемыми лишь грязными чистильщиками отходов. Это выбивало из колеи и не давало настроиться на необходимые звуковые волны молодости правителя. В следующие полчаса я использовал ритуальный танец, что, к сожалению, не принесло нужного воздействия на пациента. А Кат уже исходил слюной от ярости.

Тогда я решил бросить омоложение и начать ритуал изгнания духов злобы и жадности, а потом продолжить начатое. Верховный умолял меня не усложнять процесс экзаменов, не накликать беды, но я не послушался. Было чрезвычайно тяжело установить контакт с той сущностью, что сжирала душу вождя, но мне это удалось. «Чего ты хочешь взамен на оставление больного?» — поинтересовался я. Но чернота смеялась надо мной, отвечая, что ни за что не покинет такое удобное прибежище. «Кат навечно мой и только мой, — бушевал ответ в голове, — никакими ухищрениями ты не добьёшься результата, только сам погибнешь». Я поджигал смеси трав и эфирных масел, шептал различные древнейшие заклинания, но время шло, мне не удавалось победить тёмную энергию, текущую в жилах свирепого существа. Я был опустошён и настолько ослабел, что упал без сил под ноги своего пациента.

— Вставай, пёс! — взревел фракийский вожак и пнул меня ногой. — Я не чувствую перемен в своём теле!

— Нужен ещё один ритуал, — прошептал я. — По изгнанию отрицательной энергии из тока крови…

— Врёшь, знахарь! Моя кровь чиста и красна! Смотри! — Он выхватил обсидиановый нож и полоснул себе по предплечью. Брызнула алая и яркая жидкость.

— Убедился, гадоед!

У меня не было сил спорить с ним. Прежде чем провалиться в беспамятство, я увидел огонь бездонной ненависти в глазах Ката и прочёл в них смертный приговор.

Нет, открыто он не стал убивать меня. Это означало бы войну между нашими народами. Я понял, что меня уничтожат исподтишка…

— И что было дальше? — спросил Сан Саныч, теребя в кармане пиджака самописец. «Любопытная история. Очень любопытная».

— Так и произошло. Уже на следующую ночь в моё жилище кто-то подкинул двух слепых летучих змей.

— Летучих?! — заинтересовался Мезенцев.

— Конечно, у них нет крыльев. Своё название они получили за способность к стремительным длинным прыжкам. Я думал, что эти рептилии вымерли ещё несколько сотен лет назад. Никто их не видел, и казалось, что это лишь легенда. Но они были реальностью.

— Ничего себе…

— Укус их смертелен даже для жреца Асклепия, ведь у нас нет именно такого противоядия в организме. Две белёсые змеи бесшумно скользили по полу. Но я ведь потомственный змееяд. Я сразу почувствовал их присутствие. Вот только воздействовать на них не получилось, потому что они были слепы.

— Какой ужас, — прошептал Мезенцев. — Как же вы спаслись?

— Вы удивитесь, но в тот момент я совершенно не испугался. Я боялся другого, — ненароком повредить этих уникальных рептилий. Ведь судя по легендам, их яд был в сотню раз сильнее яда болотной гадюки. Представляете, какие это таит возможности для врачевания? Я просто обязан был поймать их. Я скакал как заяц, прыгал словно мангуст, и взбирался по стенам ящерицей. И мне удалось накинуть на них циновку, а потом сунуть в глиняные сосуды и закрыть плетёной крышкой.

— Вы просто Рики-Тики-Тави, — пробормотал Сан Саныч.

— Я отдал летучих змей Верховному жрецу, который пришёл от них в восхищение. Но мы оба понимали, кто стоит за этим происшествием. Поэтому Верховный отдал в моё распоряжение одного из своих телохранителей.

Отныне в жилище вместе со мной неотступно находился низкорослый, покрытый шерстью словно обезьяна, но весьма сильный и ловкий фракиец.

Он улёгся на моё ложе, а мне показал знаком, чтобы я лёг за шторой.

Две ночи прошли спокойно, а на третью пожаловали незваные гости.

Они крались с ножами к моей лежанке и наверняка сильно удивились, когда им навстречу, откинув одеяло, рванулся этот силач.

Я спал плохо и потому сразу же проснулся. Откинув штору в сторону, увидел двух распластавшихся на полу людей. Один был явно мёртв, ибо его голова была неестественно повёрнута. Другой ещё хрипел.

— Не убивай его! — крикнул я телохранителю. — Пусть расскажет, кто его послал.

Но мой защитник отрицательно покачал головой, приложил левую руку к груди, а правой указал вверх, давая понять, что исполняет приказ.

Потом ударил пяткой в лоб лежащего убийцу. Раздался неприятный хруст.

Я понимал, что моя смерть лишь отсрочена на время. Если Кат возжелал получить мою голову — непременно получит.

Пять дней я не выходил из дома и каждую ночь ждал нападения. И, наконец, мне надоело ждать. Ко мне постоянно приходили больные, а мне уже не из чего было делать отвары. «Будь что будет» — решил я.

Вдвоем с верным фракийцем мы отправились в горы.

Там нас и подкараулил Кат. Двадцать вооружённых до зубов головорезов встали у нас на пути.

Мой защитник не умел говорить, но по его мимике я понял, что он просит меня бежать, пока он будет биться с врагами.

Но я не стал. Какой смысл?

Он стойко сражался, этот безымянный герой, уклонялся от стрел и копий, сбивал противников мощными ударами ног, грыз их зубами, сворачивал шеи, но силы были слишком неравны. Потом наступил тот миг, когда мой защитник, которого я успел полюбить всей душой за прошедшие дни, упал и больше не смог подняться.

Я опустился перед ним на колени и провел рукой по окровавленным волосам. Он был ещё жив, я чувствовал его ауру, светлую и радужную, как у ребёнка. Он служил и тем был счастлив. Наверное, его спокойствие передалось мне. Я встал и взглянул в лицо Кату:

— Я не смог вернуть тебе молодость. Это оказалось не в моей власти. Но рад, что тебе недолго осталось жить, старик. Твоя ненависть способна уничтожить всё живое на нашей земле. Уйди же скорее за грань и не мешай светлой энергии созидать и питать любовью всё сущее в этом мире.

Пафосно и глупо сказал, наверное. Но Кат впал в такую ярость, что я почувствовал, как порывы холодного ветра рвут на мне одежду.

Он бросился на меня, метя в глаз посохом с чёрной жемчужиной на конце.

И в этот момент что-то вспыхнуло. Не так, как искра или пламя. Нет, чёрные как смоль лучи лишили меня зрения, а неведомая сила подхватила как пушинку и швырнула в бездну. Мне кажется, запредельная злоба этого человека нарушила какой-то баланс в течении времени, выплеснула нас прочь, словно горячую лаву из жерла вулкана, выплюнула, как застрявшую кость из горла, избавилась от нас… как от чего-то чужеродного…

И вот я здесь наслаждаюсь вашим гостеприимством, а Ката почему-то нет. Это для меня непонятно и странно.

— Он жив и находится дома в окружении слуг, жён и детей. Как говорят, дерьмо не тонет. Йогель, сколько ещё таких пожирателей людских жизней будет в истории человечества. Увы, их не перечесть, — со вздохом произнёс Мезенцев. — Но если вы вернётесь на Афон, Кат продолжит преследование?

— Обязательно. Даже не сомневаюсь в этом. Кроме того, Верховный жрец с позором выгонит меня из племени за проявленное неуважение, выраженное в непослушании на экзаменах. Сан Саныч, может быть, есть возможность упросить ваших провожатых, людей в чёрном, доставить меня не в мои родные места, а на другой континент? Ведь везде найдутся люди, которым понадобится моё лекарское искусство. А я за это возьмусь внушить вашему начальству пригнать в отель новенькую летающую тарелку, самой последней модификации.

— Ха! Умеете вы, Йогель, уговаривать, — рассмеялся чиновник. — Так и поступим. Тем более что начальство само на связь выходит, ждёт отчёта о вашем состоянии. Пока я докладываю, внушайте, Йогель, внушайте!

Николай Лебедев
ЗОЛОТАРЬ

Вселенная огромна и ходят слухи, что она ко всему прочему расширяется. Но это неточно. Если учесть тот факт, что количество звёзд во вселенной соизмеримо с её размерами, то и разумных существ должно быть никак не меньше. Ну, хорошо, чуть меньше. Ладно, не все они разумны, хотя и считают себя таковыми. Тем не менее, как только кто-нибудь из условно разумных изобретает очередной способ перемещения в пространстве-времени, он бросает все свои домашние дела и спешит покорять чужие миры. Вот на кой чёрт спрашивается, дома, что ли заняться нечем?! Бог с ними, это их трудности, но всё дело в том, что они постоянно попадают в передряги. Кто в прорехи ткани пространства-времени, кто прямиком в чёрную дыру, кто вообще в иную реальность, где его не ждут.

Если с попаданцами в чёрные дыры всё более-менее понятно, их родственники рыдают, делят наследство и заказывают памятники, то для остальных ничего в этой жизни ещё не потерянно. «Добрые люди» предусмотрели для них возможность исправить ситуацию: вернуться в исходную точку и как следует подумать о своей опасной затее, прежде чем отправляться в путь. Второй вариант — доставить «потеряшку» в намеченный им пункт назначения. Не думаю, что это происходит безвозмездно, так как за все свои ошибки всегда приходится платить, но никто этого доподлинно не знает, ибо секретно, а за разглашение карается. Истину знают лишь владельцы отеля «Пристань звёздного скитальца», но к ним с неудобными вопросами лучше не соваться. Очевиден лишь один факт — именно они являлись теми заботливыми людьми, которые спасали заблудших. Как? Извините, но у нас здесь не лекция по телепортации, скачкам во времени и пространстве, или иным способам перемещения, объяснение принципа работы которых требует массу времени и нервов, вы же спорить будите, доказывая свою правоту. Нет, не скажу.

Итак! Отель находится… Предположим на распутье миров. Легче стало? Состав работников отеля невелик — главный администратор Мезенцев, просивший называть себя Сан Санычем и два киборга, абсолютно не отличимые от людей: бармен Флинт и горничная Мэри. Именно благодаря их нежной заботе о ежедневно прибывающих постояльцах, это заведение ещё не разнесли в клочья. В данный момент каждый из них занимался своим делом. Флинт в баре звенел бокалами, в очередной раз натирая их до блеска, Мэри скромно сидела на стуле в углу ресепшена и вышивала крестиком. Сан Саныч же наблюдал на мониторе за пульсирующими зелёными огоньками — потенциальными постояльцами его отеля. Если вам скажут, что наблюдать за ними — пустяшное занятие, не требующее большого ума, плюньте тому в лицо. Сложное, необычайно сложное и утомительное. Процесс этот буквально гипнотизирует и оттого безумно тянет в сон. Даже крепкий чай не помогает.

Мезенцев закрыл глаза и расслабился, применив технику визуализации… Горный пейзаж завораживал, запахи альпийских трав заставляли делать глубокие вдохи, умиротворяющий шум воды… Короче говоря, он задремал прямо на своём рабочем месте, поскольку психика — дело тонкое.

— Выпейте это, Сан Саныч, легче станет, — перед Мезенцевым невесть откуда появился высокий бокал с загадочным напитком. Пузырьки в нём как будто соревновались в целеустремлённости, каждый из них старался первым оказаться на поверхности жидкости ядовито-зелёного цвета.

Хозяин потер глаза, после чего сконцентрировал свой взор сначала на бокале и лишь затем на аппетитной фигуристой девице, поставившей его перед ним.

— Спасибо, Мэри, ты сама любезность, — добродушно поблагодарил он горничную.

— Это не я, это Флинт. Он говорит, что напиток этот кого хочешь взбодрит. Пару бутылочек два месяца назад нам оставил гость в качестве рекламной акции и в знак благодарности за приют. Помните того чудаковатого коммивояжёра синего цвета из созвездия Плеяд?

— Отлично помню. Его звездолёт тогда заколбасило в гиперпространстве и он угодил в пространственно-временной разлом, — ответил Сан Саныч. И ещё он вспомнил байку этого проныры, как тот втюхивал разумным осьминогам зубной порошок.

Мезенцев с подозрением рассматривал содержимое принесённого Мэри бокала. Не нравились ему эти шустрые пузырьки внутри. Осторожность взяла верх, он отодвинул бокал в сторону и попросил принести ему простой воды.

«Вот если бы сам Флинт попробовал напиток или Мэри, тогда бы я решился на это, — мелькнула у него в голове шальная мысль, заставившая взбунтоваться подсознание: — Сбрендил, они же киборги, Саныч! Им что не дай, всё выпьют, лишь бы только это была не кислота».

Мезенцев посмотрел вслед удаляющейся Мэри и невольно залюбовался её походкой. Или это было нечто иное? Он явно ещё не пришёл в себя после мимолётного сна.

И тут случилось нечто, напрочь изгнавшее из него сонливость. Сан Саныч даже подскочил от неожиданности на стуле.

В сумеречном помещении от пола до потолка возникло белое сияние, чем-то напоминающее солнечное гало. Следом за ним в его центре вспыхнул ослепительный шар. Явление сопровождалось сильным гудением, как от перегруженного силового трансформатора. Внезапно гул пропал, а сам шар с тихим шелестом взорвался, рассыпавшись тысячами разноцветных искр. В воздухе запахло, как после сильной грозы. И ещё возникло чувство необъяснимой тревоги.

Когда глаза Сан Саныча восстановили свою способность различать предметы, он разглядел на месте светомузыкального шоу фигуру худощавого гуманоида, внешне очень похожего на человека средних лет, высокого и абсолютно голого. Ко всему прочему без каких-либо явных признаков гендерной принадлежности.

— Фига се! — машинально вырвалось у Мезенцева, на секунду забывшего об этикете и своём зароке ничему в этой жизни больше не удивляться, поскольку эмоции часто вредят работе.

Между тем, пришелец огляделся по сторонам и сделал выводы. Заметив, что очутился в приличном обществе разношерстно одетых существ, он снизошёл до них. Правда, фантазии у него хватило ровно настолько, чтобы сымитировать себя одежду из одежды окружающих, до которых дотянулся его взгляд. Синее длинное платье, поверх которого был небрежно накинут старомодный пиджак, дополняли белый чепчик и роговые очки.

— Что это за богадельня? Куда меня занесло? — в голосе пришельца прозвучало лёгкое раздражение.

— Сам бы хотел это знать, — еле слышно пробурчал администратор отеля. В его контракте по найму было чётко прописано: местоположение отеля строго засекречено, поэтому работникам его знать не положено. Сан Саныча такое положение вещей вполне устраивало, вот только уж больно часто приходилось юлить, отвечая любопытным гостям на этот неудобный вопрос. На первый же вопрос пришельца он с удовольствием ответил:

— Отель «Пристань звёздного скитальца». Добро пожаловать!

Незнакомец поморщился как от зубной боли, хотя Мезенцев готов был поклясться, что зубов у того нет и никогда в жизни не было. Пустышка, видимость одна, обычный плазмоид, теперь-то он в этом разобрался.

— Разве я похож на скитальца? — вновь прибывший весь прямо засветился изнутри от возмущения. Несильно и вполне безвредно с точки зрения техники пожарной безопасности.

«Безусловно, это тебе не огнедышащий дракон, дорвавшийся до знаний и возомнивший о себе бог весть что, но, тем не менее», — Сан Саныч вспомнил одного такого, чуть было не спалившего отель за то, что его встретили не подобающим образом. Исправил тогда ситуацию странствующий рыцарь — доблестный сэр Ланселот из созвездия Волопаса. А не окажись у него тогда светового меча, припрятанного под позолоченной робой? В тот раз всё обошлось без битвы, слава Великому Аттрактору, только дыму в помещения отеля напустили ужас сколько! Пришлось Мезенцеву тогда извиняться перед остальными постояльцами и врать, чего он делать страшно не любил.

— Перекусить с дороги не желаете? — дружелюбно спросил он потеряшку.

— Нет! — раздражённо выпалил гость.

Тем не менее, через несколько мгновений он сбавил темп. Похоже, что решил для начала во всём разобраться. Не просто же так он угодил в эту передрягу, а точнее в это странное место.

— Извините, нервы не к чёрту, — неуклюже попытался он оправдаться, хотя любое разумное существо в тысячах известных вселенных знает, что нервов, как впрочем, и иных внутренних органов у плазмоидов отродясь не было, одни лишь хитросплетения электромагнитных и иных полей, немного плазмы и радиации. Впрочем, всё это неподтверждённые догадки и слухи, так как никто и никогда их толком не изучал. Опасались.

Незнакомец немного помолчал, а затем добавил, видимо передумав:

— Знаете, а я бы не прочь подзарядиться чем-нибудь лёгким. Принесите мне свежий салатик из изотопов стронция.

— И стакан тяжёлой воды? — постарался угодить клиенту Мезенцев, немного разобравшись в его вкусовых предпочтениях.

— Нет, сегодня я, пожалуй, воздержусь.

Пояснение для тех, кто ещё ни разу не попадал в это таинственное место. Отель «Приют звёздного странника» создавался кем-то где-то, как место встречи для любых живых, а также давно уже почивших в Бозе существ, потерявшихся в бесконечных звездных лабиринтах бесчисленного количества вселенных и параллельных реальностях, созданных шаловливым мирозданием. Странное место, где кто бы чего не говорил на своём родном языке, тут же воспринималось окружающими как их родная речь. Похоже, что это волшебство вряд ли обошлось без участия искусственного интеллекта или высокотехнологичной магии, что, собственно, практически равносильно.

Желание клиента — закон. Не прошло и трёх минут, как старина Флинт выкатил из бара в гостиную тяжёлую с виду тележку со свинцовым массивным ящиком на ней, закрытым крышкой из аналогичного материала.

— Присаживайтесь за любой столик и приступайте, — предложил Мезенцев.

Немногочисленных гостей в помещении как ветром сдуло. Сан Саныч же надел на себя свинцовый фартук для защиты репродуктивных органов и специальный шлем для изоляции мозга и глаз от вредного воздействия ионизирующего излучения.

— Порядок! — через некоторое время произнёс посетитель и накрыл опасное блюдо крышкой. — Меня, кстати, Наху́сиром зовут. Сколько я вам должен?

— Платить не надо, мы здесь денег не берём, — облегчённо произнёс Мезенцев, скинув с себя тяжёлую защиту и сделав глубокий глоток свежего воздуха, насыщенного озоном, — Куда я вашу валюту дену? Расскажите мне лучше какую-нибудь забавную историю из своей жизни, и мы будем квиты.

Наху́сир задумался, и было о чём! Историй у него скопилось уйма, но вот назвать их забавными у него язык, или что там ещё, не поворачивался. Чтобы долго не копаться в памяти и не пугать собеседников жуткими подробностями, он выбрал текущую, которая вряд ли чем будет отличаться от сотен других.

Он рассказывал, а небольшой обслуживающий персонал отеля его внимательно слушал, стараясь не упустить ни малейшей подробности, поскольку рассказ его напрямую касался именно их.

Наху́сир по роду своей деятельности являлся ассенизатором. Вернее ведущим ассенизатором Вселенского сантехнического департамента. Высокая и престижная должность, которой он заслуженно гордился, накладывала на него строгие обязательства, но и полномочия предоставляла неограниченные.

— Наверняка вам знакома малюсенькая планета в рукаве Персея галактики Млечный путь. О ней сейчас много говорят. Местный народец называет её Землёй, — издалека начал он.

При упоминании Земли Мезенцев напрягся. Кому, как не ему знать планету, на которой он родился! Но при чём здесь всеми уважаемая Сантехническая служба, без которой Вселенная давно бы погрузилась в хаос? И причём здесь его любимая планета?

— А что с ней не так? — задал он вопрос, вполне уместный при любом варианте развитии сюжета. Своё родство с планетой он решил пока не афишировать.

— Всё не так, — сказал, как обрезал Наху́сир и продолжил едва начатый рассказ, очень недовольный тем, что его перебили. — Человечество использует сейчас на тридцать процентов больше ресурсов, чем планета в состоянии воспроизвести. Это жизнь не по средствам!

— Что вам до этого? — не удержался от вопроса Сан Саныч.

Наху́сир прямо аж засветился малиновым цветом. Возбудился, наверное.

— Земляне что, одни живут в своей галактике?! За ними же постоянно наблюдают и втайне завидуют. Если землянам всё дозволено, то чем мы хуже их, думают другие. Дурной же пример заразителен. Земля оказалась для многих молодых цивилизаций, как пример для подражания. Так дальше дело не пойдет. Поначалу Министерство внутренних дел нашей вселенной смотрело на их безобразия сквозь пальцы, но когда земляне начали строить космические корабли, многие из нашего руководства призадумались.

— Что же это получается, — рассуждали они, — сегодня они засрали свою родную планету, а завтра засрут всех нас! Ко всему прочему, земляне в своих фантастических опусах проявляют негативное отношение к тем звёздным расам, что на них не похожи. У них напрочь отсутствует чувство толерантности, они готовы даже не познав душевные порывы братьев по разуму, сразу их уничтожить, причём самыми изощрёнными способами. Короче вопрос руководством был поставлен ребром и меня направили его решать.

— Можно полюбопытствовать каким образом вы собирались это сделать? — Сан Саныч начал о чём-то догадываться.

— Ликвидировать первопричину, — буднично ответил ведущей ассенизатор.

— Первопричина — это люди? — робко спросил Мезенцев.

— А кто ещё?! Не муравьи же.

— Жестоко.

— Обычно. Не они первые, не они последние.

Собеседники помолчали. Первым прервал молчание гость:

— Только вы не думайте, что наше решение было простым. Мы долго спорили, прежде чем решиться на этот шаг. Понимаете, целью существования любого общества является удовлетворение потребности отдельных его личностей — разумных существ, а не денег, не корпораций и не правительств. А что мы долгое время наблюдаем? Деньги для землян есть нечто, на что они обменивают свою жизненную энергию, часы и годы драгоценной жизни, которые им отпущены на Земле. Они преследуют одну только цель — потреблять, они рождены для того, чтобы безостановочно покупать. Дурной пример, разрушающий вселенские моральные устои и экономику.

Свечение гостя усилилось.

— Так изолируйте их от остального, как вы говорите, разумного мира и все дела. Пусть они варятся в своём котле, — пытался защитить Мезенцев свою расу от придирок.

— Давно это делаем, но с переменным успехом, — похоже, что Наху́сир вздохнул. — Вы себе представляете масштабы работы — создать защитную сферу диаметром в двести световых лет?! Максимально надежную, чтобы сквозь неё с Земли не проникло ни одно радио или видео сообщение? Ко всему прочему имеют место незаконные проникновения сквозь защиту. Некоторые наши умники научились обходить защитные системы и с помощью своих зондов транслируют по квантовой связи всё, чем земляне между собой обмениваются: кровавые войны, убийства… Рекламу! Вы же знаете, что запретный плод всегда сладок.

На этот раз удручённый Наху́сир вздохнул так, что в гостиной одновременно замигали все лампы дневного освещения, стилизованные под старинные канделябры. Мезенцев тревожно поёжился и взглянул на показание счётчика ионизирующего излучения. Стрелка датчика приближалась к красной отметке.

— С физической изоляцией дела обстоят много проще и этот щит не пробиваем, — продолжил гость. — Да и наши агенты на местах работают, тормозя амбиции землян дотянуться до звёзд. Нет, только ликвидация!

Нервы у Сан Саныча не выдержали, и он нажал на контрольной панели не зелёную кнопку для вызова команды эвакуаторов из Центра, как это делал без малого три сотни раз, а красную, предназначенную для экстренного вызова их самого главного начальника. Её он ни разу за время службы не нажимал, этот случай был у него первый. Эвакуировать в своё время или место обычного попаданца — рядовое дело, здесь же речь шла о дальнейшем существовании целой расы живых существ, причём соотечественников Мезенцева! С существами такого высокого ранга и с организацией, что они представляют, шутки плохо заканчиваются, и наверняка будет повтор. Может статься, что в следующий раз на Землю пошлют не такого покладистого индивидуума, как этот Наху́сир, а какого-нибудь отморозка.

Беспрерывно нажимать на красную кнопку, в общем-то, не особо требовалось. Автоматическая система безопасности отеля сама сделала заключение и передала собранную информацию в Центр. Несколько мгновений спустя перед собравшимися предстала бригада из трёх человек в тёмных костюмах. Начальника службы эвакуации среди них Сан Саныч признал сразу, хотя ни разу в жизни не видел. В отличие от своих подчинённых, лакированные туфли руководителя ослепительно сияли и испускали солнечные зайчики. Они сейчас отражали яркий свет, исходящий от голый ступней продолжающего светиться пришельца, поскольку имитировать себе обувь тот так и не удосужился.

— Мы рады видеть у себя столь влиятельную персону, — начал начальник Мезенцева, вежливо кивнув гостю в знак приветствия, поскольку рукопожатие людей и плазмоидов всегда заканчивается плачевно. — Я ознакомлен с целью вашей командировки на Землю и в связи с этим должен выразить искреннюю свою озабоченность.

В ответ на приветствие, Наху́сир сдержанно кивнул, и стал ждать продолжения.

— Позвольте узнать, чем вызвана ваша незапланированная остановка в нашем скромном отеле?

— Сам не прочь в этом разобраться, — свечение туфель начальника немного поблекло. Похоже, что гость начал успокаиваться, ведь доброе слово даже кошке приятно. — Подозреваю, что это дело рук нашей оппозиции, ведь они так рьяно выступали против ликвидации человечества, что готовы были на всё! Сдаётся мне, что они повредили систему навигации на моём звездолёте.

— Вот видите. Значит, по их мнению, существует альтернатива, — начальник службы эвакуации говорил сейчас спокойно и проникновенно, стараясь вызвать у собеседника доверие и симпатию. — Можете нам сказать, какие у вас существуют претензии к землянам? Я не думаю, что их нельзя разрешить мирным путём.

Претензий у Наху́сира набралось предостаточно, и он начал о них подробно рассказывать. Слушатели и сами обо всём этом прекрасно знали, но вежливо помалкивали. Закончил он свои поучения словами:

— Земляне даже не попытались предотвратить экологическую катастрофу на планете. Всего то и надо было умерить аппетиты небольшой группы алчных людей, старающихся выжить максимум прибыли и немедленно ликвидировать мусорные области экономики. Какие? Извольте, — это производство предметов роскоши, алкоголя, табака, наркотиков, одноразовых товаров, резко снизить индивидуальное потребление до физиологически необходимого уровня. Да многое ещё чего.

Он на секунду замолчал, а затем решительно добавил:

— Давно надо было землянам сознание менять! Но уже поздно, поезд ушёл!

— Может всё же не ушёл? — робко спросил начальник службы доставки.

— Не знаю, не знаю. Вы посудите сами:

Наху́сир рассказывал, а сотрудники Центра по возврату попаданцев в их естественную среду обитания слушали. Слушали его Мэри с Флинтом, слушал Сан Саныч. Сначала даже с интересом, но быстро утомился. Экологические проблемы его, безусловно, волновали, ведь родной дом как-никак. Но когда пришелец начал сыпать цифрами о перенаселении, урбанизации, загрязнению окружающей среды, парниковом эффекте, истощению «озонового слоя», смоге, кислотных дождях, деградации почв, обезлесение, опустынивание, о проблемах с отходами, сокращении генофонда биосферы и многие другие, мозг у него не справился с такой колоссальной нагрузкой.

«Короче говоря, всё-то у нас хреново!» — Мезенцев расстроился и булькнул себе в стакан виски сверх меры. Не пробрало. Налил себе ещё и вот только тогда напиток на него подействовал так, что он слёту перешёл в разговоре с пришельцем на «ты».

— Послушай, золотарь, не сгущаешь ли ты краски, пугая нас здесь своей экологической катастрофой?! Пустяшное же дело, исправим! Начать и кончить. Фильмы начнём правильные снимать, по магазинам реже ходить, а рекламу с экранов вообще уберём к чёртовой матери. Не убивать же нас за это?!

— Так вы все с Земли?! — догадался незваный гость.

— С неё, родимой и в обиду мы её не дадим!

Наху́сир ошалел от такой агрессивности и фамильярности, но Сан Саныча уже нельзя было остановить. От двух выпитых стаканов виски у Мезенцева слегка заплетался язык, а может причина всему — вредное ионизирующее излучение, пыхающее сейчас от пришельца? Кто знает, но, так или иначе, завершил он своё эмоциональное выступление словами:

— Наху́сир, а слабо тебе нам помочь? Как разумное существо разумному, как брат брату! Исправим вместе всё, что мы натворили, и душа твоя будет спокойна, что не взял на неё грех.

По поводу разумности землян у Наху́сира существовали большие сомнения, но он задумался, проникшись эмоциональной речью Сан Саныча. Его и самого не грело решать этот вопрос летально. К тому же время для выполнения поручения начальства его пока не поджимало, ведь пятьдесят земных лет — не малый срок. При этом он никак не отреагировал на слово «золотарь». Знал его, наверное. Ведущего ассенизатора душили сомнения.

«А что, — подумал он, — чем я рискую? Если мои навыки ментального внушения не сработают, то предоставленного мне времени вполне достаточно, чтобы земляне сами себя угробили. Способов для этого у них навалом: боевой атом, отходы, вирусы, голод. Недавно захотелось им создать реактор на антиматерии. А что? Аннигиляция планеты — очень даже гуманно, мгновенно и безболезненно, а тогда и я буду чист и начальство довольно».

— Боюсь, что исправить всё это сейчас достаточно проблематично, вы же упустили точку невозврата. При существующем мироустройстве я просто не успею вам помочь. Для этого лет сто нужно, а мне выделено руководством для выполнения поручения всего пятьдесят. Я же не ваш Дед Мороз!

Внезапно Наху́сир прямо весь затрясся от возбуждения:

— Вот только если вы мне немного поможете, — и ведущий ассенизатор выложил им свой план, неожиданно озаривший его сейчас.

— Гениально! — воскликнули собравшиеся и тут же приступили к его исполнению. Отель опустел, осталась только администрация и немногочисленные постояльцы, разбежавшиеся по номерам из-за опасения получить смертельную дозу радиации.

— Флинтик, дорогой, а почему Сан Саныч назвал нашего гостя золотарём? — тихо спросила у бармена Мэри, присев к нему на колени.

Старина Флинт обнял её за талию, посмотрел на ухмыляющегося Мезенцева и пояснил:

— Это старинное русское название ассенизаторов, дорогуша. Тех, кто вручную чистил от дерьма выгребные ямы. Прозвали их так за уважения к этой профессии.

— «В темноте тащится ночной благоухающий обоз… Между бочкой и лошадью на телеге устроено верёвочное сиденье, на котором дремлет золотарь», — процитировал Сан Саныч отрывок из книги Владимира Гиляровского «Москва и москвичи». Он сейчас проглотил лошадиную дозу таблеток от радиации, и у него слегка ехала крыша.

— Я не поняла, а почему все же их так назвали — «золотари»?

— Потому, дорогая, что с чем они работали, называлось в народе «ночное золото». Поняла? Платили им за это, кстати, совсем неплохо, — бармен не сдержался и поцеловал в шею свою подругу.

«Хорошая бы парочка из них получилась, — в очередной раз подумал Мезенцев о своем желании, неосуществимом с точки зрения физиологии киборгов. — Мэри всегда готова и у неё никогда не болит голова, а у Флинта напрочь отсутствует чувство ревности. Дети бы пошли, младшенького я бы взял с собой на рыбалку».

Весёленький день ему выдался, давно такой встряски не было. Сан Саныч, наконец, прекратил крутить верхнюю пуговицу на своём пиджаке по банальной причине: она у него оторвалась.

«Нет, не буду я включать рассказ Наху́сира в свой сборник. Не будет его никто читать, цифры одни. К тому же лучше людям и иным в меру разумным существам в нашей Вселенной вообще всего этого не знать во избежание массовой паранойи. Ко всему прочему мои работодатели вряд ли допустят эту информацию к огласке, им скандалы не нужны».

А в это же самое время, а может быть много раньше, где-то поблизости, а может за сотни парсек отсюда, на трассе Москва — Нижний Ломов прямо над шоссе на несколько мгновений возникло белоснежное сияние. Ехавший в этот момент по дороге почти новенький ЗИС-5 несильно врезался в столб. От удара машина накренилась и две металлические бочки из невысокого деревянного кузова свалились в кювет. Упав на зелёную траву крышки у бочек открылись, и наружу вылилось нечто синего цвета и по виду жутко ядовитое.

По словам Василия Петрова, водителя:

— Появилось оно незадолго до полуночи. Я как раз возвращался со свадьбы сестры. Засветилось и негромко бухнуло. Затем вспышки разноцветные, а потом сплошная темень, сколько фарами не свети. Меня от переживаний сморило, и я уснул прямо за рулём. Столба не помню.

Со слов местного начальника автотранспорта Иванова:

— Петров вообще-то у нас работник сознательный и исполнительный, неоднократно почётными грамотами награждался, но выпить любит. Позвольте я его сам накажу. Не надо составлять протокол, товарищ лейтенант, пострадавших же нет.

Сотрудник Государственной автомобильной инспекции медленно разрывал протокол, пристально следя за руками начальника автотранспорта.

— А покрупнее купюр не найдётся? — начал, было, он, но неожиданно нервно дёрнулся, как от сильного удара током. После чего поправил на голове фуражку, съехавшую набок, строго посмотрел на собеседника и добавил: — А химию вашу из канавы придётся всё же убрать. Порядок есть порядок.

«Большое всегда начинается с малого», — наверное, подумал Сан Саныч и улыбнулся в своей далёкой дали́. Он заварил себе свежий чай и продолжил наблюдать за приближающимися огоньками на мониторе. Его секретное ведомство было не подвластно ни влиянию «Эффекта бабочки», ни физической теории пространства-времени, ни другим хитроумным теориям и законам, пока ещё землянам не известным.

Вячеслав Слесарев
АТАКА ЦИКЛОТОНОВ

Сан Саныч с удивлением рассматривал нового посетителя своего отеля: рост под два метра, богатырского телосложения, в белой рубашке, ворот расшит красными петушками. Компьютер выдал вполне чёткую классификацию: Российская империя, 1854й год. Лицо гостя излучало добродушие, но в то же время, что-то в нём Сан Санычу с первого взгляда показалось подозрительно знакомым. Но что?!

— Вы будете ром или виски? — по обычаю спросил он гостя. — Тот с загадочным лицом молчал. — Джин, мартини?

— Я по-аглицки не обучен, — пробасил гость. — Токмо по-русски.

— Водочки не желаете? — наконец сообразил Сан Саныч.

— Отчего не желаю-с? Определенно изъявляю желание-с! — оживился вдруг богатырь. — Правда, с деньгами у меня… — понуро опустив голову, замялся он.

— Да полно, полно вам, батенька! — быстро вжился в российские реалии 19го века Сан Саныч. Первая рюмка у нас полагается за счёт заведения. Он достал из буфета обычную пятидесятиграммовую хрустальную чекушку.

— Это что такое, кабатчик? — вдруг грозно взревел богатырь.

— Как что-с? Рюмка-с! — как-то испуганно и совсем по–холопски отвечал Сан Саныч. В ответ он услышал, как хрустнули от напряжения побелевшие кулаки гостя. Огромные кулаки, каждый размером приблизительно с его, Сан Санычеву, голову.

— Да погодь ты! — мужчина махнул рукой и полез к себе за пазуху. Вскоре он вынул оттуда безобразных размеров керамическую лохань и принялся её любовно оттирать полами своей рубахи. Наконец, он грохнул ею по столу и безапеляционно заявил:

— Вот рюмка!

— Боже, да тут будет под поллитра! — в ужасе подумал Сан Саныч. Вскоре он уже наполнял её из наспех откупоренной бутылки Столичной. Гость наблюдал за этим процессом, грозно сдвинув брови, и когда Сан Саныч подумал остановиться на половине бутылки, решительно приказал:

— До краёв лей!

— Да не извольте так беспокоиться-с! — возразил ему Сан Саныч, — каждую последующую рюмку… — он на секунду запнулся, — вы сможете получить так же на безвозмездной основе, просто рассказав мне какую-нибудь историю из своей жизни. Я их собираю в качестве фольклорного материала…

— Историю? Из жизни? — оживившись, уточнил гость.

— Ну да, простую историю.

Внезапно лицо богатыря просияло. Он вскочил со своего стула, подбежал к Сан Санычу, поцеловал его в щёку и изо всех сил обнял. Кости несчастного отельера затрещали. Проделав эту процедуру трижды, гость вернулся на своё место, чокнулся кружкой с воздухом и провозгласив: «За историю», в две секунды осушил её. Занюхав рукавом, он начал:

Вот, значица, первая моя история. Зовут меня Герасим. Герасим Анатольевич Лудищенко. Я — являюсь дворовым человеком у старой московской помещицы — Аглаи Филимоновны Лопухиной. День её был тёмен, а вечер её… — Герасим задумчиво посмотрел в пустую «рюмку». — А вечер её был ещё хуже, чем день. От этой старой чопорной клячи я претерпел многие страдания — в основном за длинный свой язык и за неуёмное своё красноречие. Ну и за правду страдал. Ибо один я из всей дворовой челяди не боялся обличать крепостное право — это позорное родимое пятно Самодержавия. За таковые вот и подобные свободолюбивые слова был я неоднократно порот на конюшне, приговаривался к сверхурочным работам. «Хорош ты мужик, Герасим! Складно сложен, да и силищи немеряной. Любая бы девка охотно пошла за тебя. Да вот одна беда — диссидент ты и вольнодумец поганый!» — так говаривали про меня люди. А посему так и оставался я жить бобылём.

А надо сказать, жило в ту пору при барыне большое количество всякого обслуживающего персонала: ну там башмачники, доктора, баристы, прачки и прочие приживалки. Так вот в один прекрасный день привезли нам такую цыпочку из дальней деревни, ммммм, — в этом месте рассказа Герасим сладострастно замычал. — Грудка маленькая, буквально с кулачок, — воодушевлённо жестикулируя, рассказывал Герасим, но зато зад…

— Избавьте меня ради Господа от этих скабрезных подробностей! — внезапно взмолился Сан Саныч. Со стороны могло бы показаться, что он выступает поборником нравственной чистоты — да где там! На самом деле уже второй год хитрый трактирщик пробивал себе лицензию на эротические и порнографические рассказы, да всё никак не мог пройти согласования в надзорном органе. А от попыток править ночами чужие истории, вставляя вместо смачных постельных сцен целомудренную постную белиберду, у него уже буквально сводило зубы. Вот и оставалось надеяться, что рассказчик сам заполнит смысловые лакуны, если вовремя его одёрнуть.

— Так вот на чём это я…? — смущённо продолжил Герасим. — Ах да, Танюшка. Отменная была работница, и девка складная. Одна беда — очень любила она крепкое словцо. Бывало, едет мимо нашего особняка гимназист какой на лисапеде, так наша Татьянка его так для острастки обложит трёхэтажным, что у того аж ноги от неожиданности в узел заплетаются, и он прям с этого лисапеда на землю и сверзается! Грешно вспомнить, да! — Герасим покрякал и удовлетворённо погладил свою пышную бороду. — Так вот помню, наплёл я ей всякого, и случилось у нас с ней ночью это самое, прямо на клумбе перед барским домом среди цветов.

— Любезный, я же, кажется, уже донёс до вас, что здесь интимные подробности вашей половой жизни никого не интересуют! — брезгливо и как-то сморщенно проскрипел Сан Саныч.

— Э, нет! — подняв указательный палец вверх, возразил крестьянин-богатырь, — отмести данную подробность, не повредив самую ткань моего повествования, увы, не удастся, ибо на неё крепко завязаны все последующие события, которые как плитки домино…

— Да что уж там, валяй! — обречённо произнёс Сан Саныч и плеснул сам себе водки. Похоже, этой ночью ему опять предстояла титаническая работа по смысловому обходу запрещёнки.

— Как на зло, Танюшка, горлица моя сизокрылая, во время этого самого дела орала — не могла она сдерживаться, страстная была девка! Ну, и конечно, разбудила барыню, которая тут же рядом, за открытой форточкой и почивала. — «Ну-ка, пойди, посмотри, кто это там у меня на клумбе так голосит», — говорит она одной из своих приживалок. «А это», — говорит ей приживалка, — «Татьянка, прачка твоя орёт, её этот ваш болтливый Гераська-дворник, прямо в цветочной клумбе приходует!»

«Что за безобразие! Да как это они так смеют?» — кричит тут барыня, — «Приведите-ка мне их сюда!» — ну привели нас, — я посмотрел на барыню и понял, что на этот раз она дела просто так не замнёт, и настроена она очень решительно. Пока из хозпостроек стекалась во двор охочая до новостей челядь, состоялся у нас с Аглаей Филимоновной эдакий безмолвный разговор. Она сначала молча показала на меня, потом провела пятернёй по горлу, изображая как бы перерезание горла ножом, и снова, сдвинув брови, уставилась на меня. Мой мозг бешено заработал в поисках выхода. Безумная старуха и правда могла бы приказать отрезать мне голову — ей это как два пальца. Тогда я незаметно так показал ей пальцем на Танюшку, а после повторил тот самый жест с перерезанием горла, и вопросительно уставился на барыню. Увидев это, она смягчилась и утвердительно кивнула мне головой. Потом она снова как бы незаметно указала на меня своим пальцем и сразу после этого большим пальцем на свои покои, мол, желает меня видеть прямо сейчас. Проклятое крепостное рабство, где ты не принадлежишь сам себе! — воскликнул Герасим и, как бы на секунду забывшись, с надеждой посмотрел на дно пустой «рюмки».

— И что же вы после этого? — участливо спросил Сан Саныч.

— Ну, я до самого утра… — Герасим ударил могучим кулаком о ладонь, но потом как-то опасливо огляделся и продолжил: — до самого рассвета, пока небо не подёрнулось нежной розовой дымкой облаков, а скотный двор не огласился задорным приветственным криком петуха, я, значица, пытался раздуть искры в давно погасшем и истлевшем костре, вдувая в него новые силы, пытаясь расшевелить и пробудить давно уснувшие чувства. И внезапно, превосходя мои самые смелые ожидания, усилия мои увенчались успехом. Уже первые лучи восходящего солнца игриво пробивались через тюль на окнах спальни, а расслабленно раскинувшаяся подле меня барыня смотрела одобрительно и даже ласково.

Сан Саныч поднял левую бровь, удивляясь, насколько ловко и художественно рассказчику удалось обойти довольно неоднозначную, по сути, безобразную сцену.

— А как же Танюшка, сохранились ли после всей этой истории её чувства к вам? — интервьюировал почти на автомате Сан Саныч.

— А что Танюшка? — затравленно сверкнул глазами богатырь. — На следующий день я вдруг ей предложил: «А пойдём, Татьянка, на Москву-реку на яликах покатаемся!» — там по три копейки был такой аттракцион. Она аж взвизгнула от радости, тут же нарядилась как на прогулку, а я взял, значица, в сумку большой камень гранитный обвязанный верёвкой. Она ещё по дороге меня спрашивала: «Герасик, а что это у тебя в сумке такое?», а я ей: «погодь, это будет сюрприз». Ну и как выплыли на середину, я посмотрел за борт и говорю: «Смотри-ка Таня, золотая рыбка!», а она «Где?» — ну я ей верёвку на шею накинул и тудысь, значица, камень, за борт. Круги на воде успокоились, а я поплыл обратно, и по пути очень я много думал и про самодержавие проклятое, и про необходимость революционного восстания рабочих масс, потому что видел, что нельзя уже дальше жить вот так вот…

Глядя на Сан Саныча, замершего с выпученными глазами, Герасим удовлетворённо продолжил:

— Не успел я причалить к берегу, как смотрю, в воде что-то беспомощно копошится, не может выбраться из водорослей. Вытащил — смотрю, собачка, ещё совсем щеночек. Ну, вынул я её, обтёр, сунул этот живой комочек за пазуху и побрёл домой.

— Му-Му? — вдруг спросил Сан Саныч.

— Что? — удивлённо спросил Герасим.

— Собачку назвали Му-Му?

— Да ну, нет! Я назвал эту собачку «Маман». И это тоже очень интересная и трогательная, но совсем другая история, — с этими словами Герасим требовательно стукнул по столу своей рюмкой прямо перед носом трактирщика. Делать нечего — снова пришлось наливать.

Когда последовала довольно предсказуемая история про то, какая собачка была умница, как её любила дворовая челядь, как она исправно защищала территорию и помогала нести службу дворника, Сан Саныча начало охватывать тревожное чувство дежавю. Не оттого, что он всё это читал уже у Тургенева, нет, тут было что-то другое, пока до конца ему не понятное.

— Всем была хороша псина, — продолжал Герасим, — но брехлива до одури! Вот так однажды ночью она ускакала на клумбы перед барскими покоями и давай там лаять. Я ей: «Маман, заткни свою поганую глотку!» — но эта сука была непреклонна и не думала униматься.

Мезенцев отметил про себя повторяющуюся структуру повествования. Не укрылась от его взора и неожиданная художественная вариация в том месте, где Герасим метафорически описывал очередную сцену отношений с пожилой женщиной:

— Вдохнуть в неё страсть в этот раз было столь же тяжко, сколь непросто вдохнуть энергию и краски бурного цветущего лета в потухший и бледнеющий ноябрьский пейзаж. Редко найдётся гениальный художник, способный на такое. Но я, как показал этот случай, вхожу в их число!

Далее следовала неизбежная сцена утопления питомца в Москва-реке, непонимающие глаза доверчивого существа уходящего под воду. Герасим даже довольно убедительно вытер слёзы рукавом:

— Проклиная, на чём свет стоит, существующий в России госстрой, причалил я свой ялик к берегу. И вот, привязывая верёвку к колышку, заметил я, как что-то крошечное, беспомощное трепещет в прибрежной грязи. Выловил я его, отёр о сюртук, пригляделся — хомячок!

— Хомячок?! — как-то уже безвольно удивился Сан Саныч. Его нижняя челюсть отвисла и никак не хотела возвращаться на место. Ещё он заметил, что дверной проём в стене напротив как бы начал двоиться, а то и троиться. Мезенцев потряс головой — проём поспешно из трёх снова стал одним.

— Да, хомячок, джунгарик, девочка — с гордостью продолжал Герасим. — Я назвал её «Мамзель», но это уж совсем другая история! — с этими словами он снова грохнул по столу своей рюмкой, но рука Сан Саныча уже почти тому не подчинялась, так что Герасиму пришлось ему очень сильно помогать, работая, по сути, в режиме самообслуживания.

Крякнув, он энергично продолжил: «Ну и забавнейший это, доложу я вам, был зверь! Бывало…»

Только сейчас Сан Саныч отчётливо почувствовал, что уже почти потерял контроль над своим телом. Более того, и с памятью творились непонятные вещи. Воспоминания словно ускользали от него. Но одно из них, казалось, всё же удалось ухватить в последний момент. И он чувствовал, что именно в нём кроется разгадка всего того, что сейчас происходит. На какой-то миг он увидел надпись: «Отель Бергамот»… хотя нет: это был отель Гангамот. Да, точно. Тот самый отель, который он столь бездарно профукал. Потерял. Теперь, вспомнив точное название отеля, он получил некоторый контроль над всей этой историей. А история это была лютая.

Всё начиналось довольно безобидно: он выкупил земельный участок на пространственно-временном разломе и устроил на нём небольшой отельчик о трёх этажах. Размещал в нём типов из разных миров и эпох, на чём зарабатывал десять тысяч глобальных гульденов в месяц. Ещё тысяч пять он имел за публикации историй, которые выведывал у посетителей. А после получения лицензии на эротические нарративы, он поднимал на историях сомнительного толка уже и до десяти тысяч гульденов в месяц. Казалось, бизнес его забил ключом…

Но тут зашёл в его отель один тип. Странник, в серой тоге и древнеримских сандалиях. Персонаж из Средиземноморья ветхозаветной эпохи — так его идентифицировала электроника. Быстро прознав, что за каждую историю в отеле ему полагается бокал красного вина, Странник страстно захотел излить историю своей жизни, что, впрочем, было довольно предсказуемо.

Оказывается, его отец был кем-то вроде феодала, или, точнее, олигарха в той местности. И кроме рассказчика у него был ещё один, младший сын — распутник и конченая пьянь, по словам Странника. Говорил Странник, обаятельно улыбаясь, сладеньким таким голоском:

— И вот однажды приходит этот младший сын к Отцу и говорит: желаю, мол, самостоятельности и знаю, что мне полагается по праву половина твоего имения в наследство, а ждать твоей кончины уже у меня нет никаких сил. Отдай мою половину, и я навсегда отчалю, и не буду вас больше тревожить. Отец сказал: «будь по твоему», и выделил ему половину нашего имения, коюю тот моментально продал и скрылся в неизвестном направлении. Жить с тех пор мы стали в два раза беднее, но меня утешала та мысль, что хотя бы теперь мне не надо будет делить наследство с моим братцем — дегенератом. Так вот представьте, каково было моё удивление, когда это убожество, мой братец, всего через три года явился полуголый, вшивый, и умирающий от голода и взмолился отцу: «да, я промотал всё своё имение на блуд и вино, стал нищим, и уже в полной безнадёге от безденежья хотел наложить на себя руки, но тут вдруг вспомнил, какой замечательный у меня есть отец — может он наймёт меня к себе на работу, хотя бы за средний прайс, чтобы я не страдал от голода?!» — В этом месте Отец очень обрадовался, говорит: «я уж думал, ты там коней двинул на чужбине, а ты, смотри-ка жив! Возвращайся-ка в нашу дружную семью и будь сыном моим, как раньше. Я, было, пытался уточнить у него, что это значит «как раньше», особенно в плане предстоящего раздела наследства, но Отец сказал только, чтобы я не поднимал кипеш, и быстро свернул этот разговор. Так вот стали мы снова жить вместе с моим братцем, только теперь уже на половине нашего имения…

Надо сказать, вся эта история Сан Санычу тогда что-то очень сильно напомнила, но в тот момент он уже не мог вспомнить, что именно. Но Странник и не думал останавливаться. Ухлопав стакан, он приветливо улыбнулся и продолжил: «наверняка тебе, благородный господин, будет интересно услышать историю, которая произошла в моей жизни после этого?» — Сан Саныч тогда машинально, почти как робот, согласился. Вторая же история Странника-Сына выглядела примерно так:

Паскудный младший братик, некоторое время пожил спокойно, но, в конце концов, сколько волка не корми… Он пришёл к Отцу и потребовал половину от половины оставшегося его имения. Так и сказал: «Дай мне причитающуюся по законному праву четверть, и я больше никогда не потревожу тебя, а жить буду так, как мне хочется». Получив свою четверть, он удалился и за полтора года промотал её, делая ставки на гладиаторских боях и оплачивая услуги гетер. Вскоре он совсем обнищал, и в голодном обмороке ему снова пришла в голову идея вернуться к Отцу. Отец снова радушно принял этого конченого недоумка в свою семью. Некоторое время жили как раньше, но наконец, сопляк снова явился с неожиданным козырным предложением: имею, мол, собственный взгляд на жизнь, и желаю прожить её правильно иль неправильно, но так, чтобы это была моя собственная жизнь! А посему выдели мне половину из оставшейся у тебя четверти, и я уйду, и наши пути больше никогда не пересекутся. «Будь по твоему!» — сказал Отец и выделил младшему сыну половину всего, что у него было — уже восьмую часть от изначального имения.

Только на этапе, когда Блудный сын проматывал уже одну шестнадцатую часть отцовского имения, тратя её на куртизанок и опиум, Сан Саныча как-то вдруг насторожила бесконечная циклическая структура повествования Странника. Более того, он попробовал в знак протеста хотя бы потрясти головой, но мышцы шеи его не слушались, равно как и мышцы рук и ног, и всё это мышечное одеревенение с каждым кругом только нарастало. Небывалый ужас охватил тогда Сан Саныча — он почувствовал, что, похоже, на этот раз серьёзно влип. Надо было звать кого-то на помощь, хотя бы гостиничных андроидов. А кстати: где они?… Вынырнув из гипнотического забытья, он окинул взором комнату. В дальнем конце гостиной стояли оба его андроида: консьерж Мики и бармен Рурк, у обоих были неестественно выпучены глаза, а из обугленных верхушек голов сочился чёрный дым. Между тем Странник, как ни в чём не бывало, продолжал рассказывать свою деструктивную циклическую историю:

— Тем временем братец, этот импозантный хлыщ расточил на этот раз одну две тысячи двадцать четвёртую часть отцовского имения всего за четыре часа двадцать минут, шортя на фондовой бирже фючерсы вместе с другими подобными ему блудниками и лиходеями, и почти сразу впал в нищету. С повинной головой он вернулся к Отцу и бросился ему в ноги.

Но гораздо больше истории поражали Мезенцева изменения во внешней обстановке: сам зал гостиницы как-то округлился и стал раз в пять больше, отражения в зеркалах бесконечно повторялись, как бывает, когда камера снимает зеркало, а любой проём или арка обратились в бесконечные анфилады из повторяющихся проёмов или арок. С геометрией его мира явно творилось что-то недоброе! И тогда Сан Саныч принял единственное верное на тот момент решение — валить оттуда любым способом. Напрягая все оставшиеся подконтрольные ему мышцы, он рухнул плашмя на пол, а потом, теряя сознание и проваливаясь в небытие, полз, полз по направлению к выходу, цепляясь за паркет пальцами, иногда подбородком, извиваясь, и временами помогая себе локтями. В тот раз ему повезло — он чудом выполз. Как потом ему разъяснили грамотные люди — его гостиница подверглась атаке опаснейших существ — циклотонов. «Пространственные пираты» — уголовные выходцы из созвездия Гончих псов. Они находили сооружения на границах пространственно-временных разломов, и воздействуя на его жителей особыми акустическими мантрами под видом странных зацикленных историй (отсюда и пошло их название), наводили свой морок, под воздействием которого строение за час-другой переходило в особое закрытое подпространство, обогащая собой Вселенную Циклотонов, мирок, который они таким образом расширяли. Такая вот участь постигла отель Гангамот! Сан Саныч не раз потом приходил на его место и видел там только безобразные серые валуны, возникшие на месте отеля у подножия горы. Место оказалось совершенно непригодным для любой хозяйственной деятельности, к тому же там почему-то воняло и всё было завалено бытовым мусором.

С огромным трудом Сан Саныч вынырнул из своих неприятных воспоминаний в ещё более неприятную реальность. Он снова был в Пристани Скитальца, и созерцал перед собой мохнатое добродушное лицо Герасима. Кружка тому больше была не нужна — «Столичную» он пил прямо из горла, очевидно, распатронив все запасы буфета. Оглядев стол, Мезенцев насчитал одиннадцать пустых бутылок. Из его горла раздался еле слышный стон. Конечно, руки-ноги уже его не слушались. Упасть как тогда — тоже не получалось, было слишком поздно. Одними пальцами он открыл под столом аварийную панель и с нечеловеческим усилием набрал в окошке общего чата гостиницы сообщение: «Помогите1 в гостиной атака циклотонов».

Между тем, подлый циклотон в обличии Герасима всё продолжал свою «историю жизни». Теперь Сан Санычу были заметны его характерные слишком аморфные формы, слишком сахарные интонации:

— «Пойдите посмотрите, что там так жужжит у меня в палисаднике» — отправила, значица, барыня приживалку Евфросинью. Та прибегает и докладывает: — «Электрон-с, матушка!». — «Что за электрон-с!?» — недоумевает старуха. — «Так Гераська-дворник, чёрт болтливый, третьего дня завёл себе электрон, да такой милый, занятный! Он с ним теперь и двор метёт и в лавку ходит.»

— «Выходит, история с атомом водорода его ничему не научила!» — злобно заметила помещица. — «А ну-ка ведите их обоих сюда ко мне!»

На этом месте рассказа циклотон сделал вынужденную паузу, так как параллельно с последними предложениями произошло нечто. А именно вот что: синтетический человек, переодетый в стиле пирата, буфетчик Флинт, получив от шефа экстренное сообщение, вооружился бейсбольной битой и решительно вбежал в гостиную. Но буквально за два шага до Герасима его всё же сразила сила вирусного повествования, и он так и замер, с занесённой за левым плечом битой, а из его почерневшего левого уха начинал сочиться сизый дымок. Мезенцев снова еле слышно застонал. Он-то должен был помнить, что роботов циклотоны кладут первыми. Последняя, пусть даже призрачная надежда на спасение угасала. Гостиная теперь разрослась до размеров огромного спортзала, а стены выгибались наружу, как будто они сидели внутри гигантской цистерны или шара. Между тем, мерзостный слащавый голосок где-то вдалеке не унимался:

— …такова незавидная судьба русского крепостного раба, человека, лишённого бесчеловечной системой всякой собственной воли и чести. Да и как я мог пойти против самой барыни? Признаюсь, на этот раз было совсем трудно, просто немыслимо трудно. В качестве иллюстрации представьте себе атомный реактор, в котором уже завершились процессы торможения и уже даже из него вынули и унесли куда-то все урановые стержни. И вот вам надо вдруг снова срочно запустить такой реактор, вдохнуть, образно говоря, в него жизнь. «Немыслимо!» — скажете вы. Но я всё же каким-то образом раскачал и запустил даже этот, столь давно охладевший реактор! А на следующее утро я, значица, оделся во всё парадное и говорю электорну: «Ну что, Мю-Мю, поехали по Москве-реке на лодке кататься, значица…

После этих слов рассказчик замер, поскольку услышал шаги у себя за спиной. Он развернулся и с удивлением увидел перед собой прелестную блондинку лет восемнадцати, одетую в костюм горничной. В руках она держала гладкоствольное ружьё «Сайга».

— Не слишком ли ты много треплешься? — приподняв левую бровь, спросила красавица.

— Что-с сударыня? — суетливо заёрзал циклотон. Видно было, что он не понимает происходящего и теряет самообладание. — Разъясните суть вашей претензии!

— А суть в том, — разоблачающим тоном начала горничная Мэри, — что настоящий Герасим не любил много трепаться. Он вообще был глухонемым! И он не был такой мразью! — раздался выстрел. Одновременно несколько дробин легко пробили тело рассказчика, отверстия расплылись по телу красными пятнами. Правда вскоре облик крестьянина-богатыря исчез, и Сан Саныч увидел, что перед ним на полу лежит довольно небольшое ящерицеобразное существо с серой кожей, испещрённой треугольными узорами. Оно умирало, конвульсируя. Из нескольких пробоин в шкуре сочилась чёрная кровь.

Сан Саныч первым делом огляделся вокруг, помахал руками — морок циклического повествования исчез, всё стало как раньше.

— Умница ты моя! — расплываясь в улыбке, обратился он к горничной. — Вот только одного я в толк взять не могу: как ты смогла одолеть циклотона? Ведь роботов они, как известно, валят первыми, захватывая контроль над процессором.

— Так было до момента выхода прошивки 14.0.7, — гордо ответила красавица. Там в ядро встроили защиту от циклического вируса. Я уже два дня как обновилась, а вот Флинт, бедняга, не успел — она горестно кивнула на пирата с уже почти полностью выгоревшей головой, — всё ворчал: «работы по кухне много, всегда успею перепрошиться» — расчувствовавшись, Мэри даже шмыгнула носиком.

— Надо будет заказать новую голову от ЕТ-323-го — деловито сказал Сан Саныч. А вот это тебе, держи! — он вынул из шкафчика и кинул Мэри большой зелёный тюбик со странной машинной маркировкой, — хотел до Рождества придержать, да что уж там, заслужила!

— Это то, что я думаю?! — Мэри счастливо прижала упаковку к груди. — Смазка для синтетических суставов! Лучшая во Вселенной. От саморазвивающейся цивилизации разумных роботов мэшри! Где вы её достали?

— Да вот, выторговал на одном межпространственном аукционе по случаю, — скромно ответил Мезенцев.

— Ах, Александр! — Мэри сказала это многообещающим низким грудным голосом и посмотрела на него долгим пристальным взглядом бывалой женщины. Впрочем, Мезенцев как никто другой знал истинный возраст этой «девочки-подростка». При постройке отеля он, как это обычно и бывает, не уложился в смету: пристройки, перестройки. В результате на роботе-горничной было решено сэкономить. Брал не новую, а б/у-шную. До него она в каком-то межзвёздном мотеле оттрубила с полвека, от звонка до звонка: сначала эскортницей для вип-клиентов, потом горничной, а под конец — уже и разнорабочим подсобного хозяйства. А как мотель снесли — ушла за одну десятую от первоначальной цены. Конечно, что и говорить, сильно потрёпанная жизнью. И если волосы и кожу удалось ещё как-то подшаманить, то с изношенными синтетическими суставами — просто беда, не сменные они. Вот Сан Санычу и приходилось всегда держать это в уме и заботиться о суставах Мэри, за что, впрочем, роботесса неизменно отплачивала ему своей преданностью и благодарностью.

— Что «Александр! Александр!»? — ворчливо передразнил он горничную, кидая хитрый косой взгляд, — Я, между прочим, уже пятьдесят два года, как Александр!

Виктор Малютин
РАНЫ СТАРОГО ПИРАТА

— Три тысячи чертей! — перед Сан Санычем появился моряк из прошлого на деревянной ноге и с абордажной саблей в руке. — Подходи по одному, бушприт вам в глотку, и я увижу, какого цвета ваши потроха!

— Ну хоть человек, — облегчённо вздохнул Сан Саныч, поправляя очки. — Уважаемый сэр, прекратите размахивать саблей, здесь никто ни на кого не нападает.

— Чтоб меня черти в аду жрали! — снова начал моряк.

— Давайте перейдём на простой язык, — предложил Сан Саныч, — хотите пропустить стаканчик?

— Пожалуй… — согласился гость, — после такой переделки, стаканчик рома будет весьма кстати.

Он уже вложил саблю в ножны и принял миролюбивый вид, впрочем, крюк вместо левой руки и сам представлял опасность. Надо сказать, что новенький посетитель представлял собой весьма колоритного мужчину. Широкоплечий, одетый в старый морской камзол и с повязкой на глазу, явно на море побывал не в одном сражении. Новых постояльцев пока не предвиделось и Сан Саныч записал вновь прибывшего в журнал и повёл в подвальчик к Флинту.

— Плесни нам, брат Флинт, по стаканчику виски, — обратился он к бармену.

— Врёшь, сухопутная крыса! — резко активизировался моряк. — С Флинтом я плавал три года, пока не потерял ногу!

— Не стоит горячиться, — миролюбиво заметил Сан Саныч, — это наш бармен, просто его зовут так же, как и вашего капитана. Мало ли в мире Смитов, Генри и Питеров? Вот и нашего бармена зовут Флинт, только имя и не более того.

Он перебрал слова, которые могли быть понятны гостю, и моряк успокоился.

— Виски? — он махнул залпом свою порцию. — Сдаётся мне, что таверна у вас не из простых. Повтори-ка брат, для меня это не порция.

— Хорошо, сэр, — Флинт налил ещё стаканчик, быстро он подключается к теме, продвинутая программа.

— Так каким ветром вас занесло к нам, сэр? — Сан Саныч решил завязать разговор.

Во-первых, должность обязывала собирать информацию, чтобы отправить посетителя домой, да и любил он разные истории, чего уж греха таить. Но только после третьего стаканчика моряк разговорился.

— И что ты хочешь узнать про старого Пью? — вытаращился он единственным глазом на управляющего.

— Чем больше, тем лучше, — улыбнулся Сан Саныч, — это необходимо, чтобы потом отправить вас домой, сэр.

— Домой, три тысячи чертей, нет у меня дома! Для пирата дом — море и его корабль, а корабль наш взорвался вместе с галеоном испанцев, чтоб их всех акулы сожрали!

— Вот и расскажите мне всё, да хоть с самого рождения, времени и выпивки у нас хватает, — заметил Сан Саныч.

— С рождения, говоришь? Ну, родились мы все одинаково, большой уже, должен знать. Папаша мой был священником, вечная ему память, только меня всегда тянуло в море, так и удрал на одном бриге с лихими ребятами. Ох, сколько мы чудес с ними натворили, словами не рассказать. Сколько галеонов с золотом и серебром взяли.

Моряк опрокинул ещё стаканчик, крякнул и продолжил.

— Ты понимаешь, невозможно вечно держать удачу за хвост, вот и нас однажды плотно прижали два королевских трёхпалубника. Пушек там столько, что нам и полчаса наплаву не продержаться. И тут наш капитан повёл нашу калошу на таран, а это верная смерть. Мало того, мы едва не взяли на абордаж один из кораблей, только там столько красных мундиров, что нам не светило ничего. Вот тут наш капитан и взорвал крюйт-камеру, чтобы сразу на небо. Там мне щепкой и выбило глаз, только отлетел я в сторону от места взрыва, потому и живой остался.

Пират набил трубку и закурил, а Флинт только вытяжку включил, чтобы дым не мешал другим.

— Всё заволокло пороховым дымом, но я подплыл к уцелевшему паруснику и ухватился за руль. Это помогало держаться наплаву, а меня никто не видел. С этого корабля спустили шлюпки и стали вылавливать всех, кто уцелел. Очень уж им хотелось повесить ребят, к тому же второй корабль затонул через полчаса. Собрав, кого успели, они поставили паруса и убрались к чёртовой бабушке, а я остался, на таком ходу за руль не удержаться.

Выбив пепел из трубки, он кивнул на стаканчик, и бармен наполни его снова. Казалось, алкоголь не брал пирата, видно старый и опытный пьяница.

— На месте много чего осталось, вот я и соорудил плотик из всякого плавучего мусора, даже парус поднял на рее, сняв его с плававшей мачты. О чём ещё можно мечтать, но ни еды, ни воды у меня не было. Едва не сдох, только на второй день пошёл дождь, и я вволю напился, да и полбочонка набрал. Теперь сразу не сдохну, но жрать хотелось изрядно. Опять, едва не сдох, но тут меня Флинт и подобрал.

Мимо продефилировала Мэри, горничная, красавица и аппетитная, но тоже киборг.

— Красотка! — пират сгрёб её в охапку, — посиди со мной.

Мери не особо и сопротивлялась, уж больно персонаж импозантный, а киборги любопытны.

— Ты не смотри, что я на одной ноге, всё при мне и ещё вполне работает, — засопел он на ушко горничной. — Да и кое-что имеется в кармане, — он извлёк мешочек с монетами и встряхнул перед лицом у нашей красавицы. — Эй ты, налей-ка нам, я хочу угостить даму!

Мэри, очень продвинутый киборг, Сан Саныч никогда не подумал бы тащить её в постель, но что там у неё есть, неизвестно. Во всяком случае, от угощения она не отказывалась никогда, хотя и смысла в этом особого не было. Выпив на пару с горничной, пират пригласил её в номер, и та не отказалась, тем более, что одноногий стянул с мизинца перстень и надел на пальчик Мери.

Сан Саныч не стал им мешать, хотя рассказ оказался интересным, но язык у пирата стал заплетаться, и продолжение лучше пока отложить. Сегодня ещё могут быть поступления, и он поспешил к стойке. Так и есть, зелёные точки указывали на наличие клиентов в зоне временно- пространственного разлома, и Сан Саныч стал ждать.

В этот раз принесло снова синего гурвиса, опять будет искать работу. Вот кого он взял бы с радостью, гурвисы прекрасно готовят не воруют и никогда полностью не спят, но штат определён и контора ни за что не согласится на ещё одну рабочую единицу. А жаль, гурвисы знают чёртову кучу всяких галактических рецептов и вообще, душевные ребята. Дело осложняется тем, что у гурвисов нет своей планеты, они разлетелись по галактике и везде работают поварами и барменами.

— Что, приятель, закинуло тебя неизвестно куда? — поприветствовал Сан Саныч гостя.

Гурвис запел соловьём, а коробочка на его животе выдала приветствие. Забавные они существа, синие и вместо рук у гурвисов четыре щупальца, которыми они ловко управляются. Большая голова не портит внешности и выглядит довольно дружелюбно.

— У вас не найдётся работы? — ожидаемо начал гость. — Могу помочь на кухне, я знаю полтора миллиона рецептов и могу приготовить любое блюдо.

— Увы, приятель, нам не положено ещё одного бармена, — вздохнул Сан Саныч. — Не горюй, ребята попробуют подыскать тебе местечко.

Вручив гостю ключи от номера, он проводил его в бар и оставил там. Заняться пока нечем, а пират с Мэри зависли основательно. Он так и не закончил своей истории, так что продолжение впереди. Интересная жизнь была у этого моряка, лишь бы контора не переместила его на какой-нибудь британский королевский парусник, где его повесят.

— Легки на помине, — он взглянул на сообщение из конторы и включил коммуникатор. — Ничего пока интересного, разве что очередной гурвис просится в повара, если есть для него место, можете хоть сейчас забирать, он недавно у нас появился. Пират? — вот чёрт, быстро они узнали? — С ним пока не ясно, сейчас спит, как проснётся, попробую всё разузнать. Рыцаря с Каримара будете забирать? Нет, он не доставляет хлопот, но пытается приударить за Мери и везде гремит платиновыми доспехами.

Контора что-то промямлила, что планета далеко, но они ищут способ доставки, а потом отключились.

— Вот и хорошо, можно пока заняться изданием воспоминаний, — Сан Саныч уселся за компьютер и застучал по клавишам.

Любил он это дело, да и некоторый доход приносили ему истории постояльцев, а пока не предвидится новых гостей. Иногда кидая взгляды на индикатор, он записывал историю за историей. Зелёные точки перемещались по краю экрана, но к центру не приближались, поэтому Сан Саныч успел закончить очередную историю, да и отправился спать.

Утром он проверил состояние разлома, но новых гостей не намечалось. Мэри появилась слегка помятая, поправляя на ходу чепчик, а следом по ступеням застучала деревянная нога.

— Трап у вас слишком хорош, но я едва не шлёпнулся, дюжину чертей мне в печень! — возвестил пират, плюхнувшись в резное кресло. — Не вздумай забирать у красавицы цацки, узнаю, пущу кровь.

— У нас так не принято, всё, что она заработала, останется у неё, — успокоил Сан Саныч пирата. — Не желаете ли с утра перекусить?

— Чёрт меня побери, но в животе пусто, как у голодной акулы, — кивнул моряк.

Они спустились в подвальчик, и Флинт подал стандартный завтрак. Пью скривился, но принялся жевать, похожее на мясо, жаркое, старательно отодвигая листья салата.

— На сухую плохо лезет в горло кусок, — намекнул он, и Флинт плеснул янтарной жидкости в стаканчик.

Пират опрокинул его в рот и одним глотком отправил в чрево.

— Другое дело, особенно, после вчерашнего, — повеселел он. — Так что ты хотел узнать, трактирщик?

— Мы остановились на том, что вас подобрал Флинт, сэр, — напомнил Сан Саныч.

— Да, золотое было время, я дослужился до квартемейстера, и старина Флинт хвалил меня за усердие. Ребята попались, настоящие черти, с ними мы столько раз ходили на абордаж, что я со счёту сбился. Всё-таки, в нашем деле нельзя без удачи, а Флинт умел её приманить. Испанцы, португальцы, англичане, да какая разница, с этими парнями можно было чертей из ада выкрасть. И вот, однажды мы взяли на абордаж жирный фрегат с сундуками сокровищ. Изрядно выбив команду, мы загнали их на ют, и тут их помощник решил основательно проредить парней, он выкатил кормовую пушку и направил на нас.

— К борту! — успел крикнуть я, и выстрел пришёлся аккурат в нашу компанию.

— Мне оторвало ногу, но оставшиеся парни быстро перерезали ему глотку. Старик Шидлер спас мне жизнь, но ногу назад не пришить. Пришлось сходить на берег, а там я сидел без дела, пока не кончились денежки. Мой обрубок зажил и на последний золотой я заказал себе деревяшку. Нет, не эту, эта уже третья, но я устроился коком на одну посудину и снова вышел в море.

— Досталось вам в жизни, сэр, — заметил Сан Саныч и кивнул Флинту, чтобы налил ещё.

Опрокинув в себя стаканчик, Пью повеселел и продолжил рассказ.

— Тоска зелёная, готовить жратву и торчать у печки, но ничего не поделаешь, не по вантам же мне лазить. Так и ползли по морю, пока не нарвались на пиратскую посудину, а там команда сдуру едва не начала сражаться. Тут бы все и сдохли, но я поднялся на палубу с тесаком и рявкнул во всю глотку.

— А ну, кто смелый, выходи, и я увижу, какого цвета у него потроха! — Прямо злость взяла, чтобы меня грабили, такого я ни разу не позволял.

— Короче, их капитан решил, что он самый крутой на всех морях, вечная ему память. Только он не представлял, с кем связался, а я и стал капитаном на той посудине. Пришлось погонять парней, чтобы хорошо научились воевать, мне хлюпики не нужны. Судно сменили, уж больно дохлое, раздобыли хороший корвет, быстрый и с хорошими пушками, захватили его в порту на стоянке, а потом ушли на Ямайку. Так и стали работать в этом регионе, отклоняясь только, чтобы взять очередной галеон.

Моряк закурил трубку и замолчал, видимо, собирался с мыслями, или воспоминания угнетали его.

— А потом подцепили червя, редкая карибская гадость, проедает дыры в обшивке и судну конец, начинает фильтровать воду, как корзина. Делать нечего, пришлось таранить испанский галеон, чтобы захватить его. А там кто-то из команды решил не сдаваться и взорвал крюйт-камеру, вот я тут и оказался.

— А как же рука? — Сан Саныч решил уточнить этот вопрос.

— Да, руку мне акула откусила, — расхохотался Пью. — Вытащили мы акулу на палубу, а я решил её жабры проверить, она и цапнула. Ерунда, так ничуть не хуже, даже ливер можно выпустить не хуже ножа. А на рее болтаться можно и без ноги, и без руки, тут как удача повернётся.

Вроде всё рассказал, больше из него не вытянуть, кивнув Флинту, чтобы налил ещё, Сан Саныч удалился за стойку. Вовремя, парни из конторы требовал отчёта по пирату, и он рассказал всё, что удалось выяснить.

— Отправьте его что ли на Тортугу, или что там было в их время, если вас не затруднит.

Он всегда добавлял эту фразу «если не затруднит», привык уже, да и воспитание не позволяло иначе. Парни прибыли к ужину и забрали Пью, который едва успел покончить с мясом. Пришлось усыпить его, иначе, он не дался бы так просто.

— Ну вот, этого тоже отправили, — улыбнулся Сан Саныч, поправляя очки. — А что там у нас с индикатором.

Зелёное пятно приближалось к центру, значит, новый постоялец скоро появится в «Пристани звёздного скитальца».

Владимир Смирнов
КЛОШАР

Вообще–то, дверь в подвал была заколочена. Ничего ценного там не водилось — Сан Саныч, прежде чем взяться за молоток лично проверил: старая, негодная барная мебель, сломанный музыкальный автомат на двадцать пластинок, кровать, трельяж, в общем, как говорится — картина, корзина, картонка.

Сан Саныч, человек спокойный, улыбчивый, даже в чём–то ироничный, краем глаза посмотрел на рукоять помпового ружья под барной стойкой, когда эта самая дверь открылась, и в проёме показался бомж недельной небритости. В лохмотьях, с рюкзаком, арбалетом, автоматом Калашникова, и, почему-то — с алебардой в левой руке. Зелёные глаза осмотрели зал, прищурились от люстры, подмигнули балкам перекрытия и только после этого уставились на хозяина. Голова совершила движение вверх–вниз, как умеют всякого рода рептилии — не отрывая взгляда от цели; сухие, заветренные губы разошлись в вежливой улыбке.

— Сте.

Гость, неловко повернувшись, поставил алебарду в угол с вешалкой по правую руку, постучал пальцами по горлу, Сан Саныч протянул заготовленный стакан воды. Незнакомец начал пить крупными глотками, голова запрокинулась, обнажив давно немытую шею и энергично ходящий кадык. Вернув стакан, мужчина жестом попросил ещё. По бару потёк спокойный, хриплый, неожиданно басовитый и глубокий голос.

— Спасибо. За дверь извините, я не знал, что она заколочена. Я починю, я умею.

— Не стоит беспокоиться, — ответил Сан Саныч, доставая шуруповёрт и усиленные саморезы, — никому неизвестно, какой путь приведёт его сюда. Вы к нам издалека? Впрочем, о чём это я — сюда можно только издалека.

Гость хохотнул, приняв шутку, облегчённо свалил хабар к алебарде, и, не найдя достаточно для себя пыльного кресла, сел на сундук у окна напротив двери.

— Вы правы, очень правы. Впрочем, что это я! Гром! Моё имя — Гром! Матушка, кажется, нарекла меня как-то иначе, но последнее время все меня зовут Громом.

— Сан Саныч. Будем знакомы. Вы же знаете первое правило случайных знакомств?

— Со времён Тысячи и Одной!

— Именно! — Хозяин, довольный осведомлённостью гостя, сложил пухленькие руки на груди и, прислонившись спиной к стеллажу с напитками, отчего они начали опасно покачиваться и звякать, с удовольствием поднял бровь. — Расскажите мне свою историю.

— Она скучна. — Гром замахал рукой, прерывая возражение, — поверьте, я не рисуюсь и это не ложная скромность. Моя история действительно скучна. Я — архитектор хрустальных замков. Не только хрустальных. Дворцов на песке, пряничных домиков, ледяных крепостей. Всего того, что долго не проживёт. Порадует глаз и смоется морской волной или растает с приходом весны.

— Что же случится с хрустальным замком?

— Всегда что-то может произойти. Мышка пробежала, хвостиком махнула. Вы понимаете, да?

— Вполне. И тем не менее. Вы здесь, а не в своём архитектурном бюро, так?

Гром покусал щеку, цикнул. Было видно, что он не очень хочет говорить о том, как оказался в этом отеле. Но правило есть правило, не вежливо принимать стакан воды от человека, который ничем тебе не обязан и отказываться от ответной любезности.

— Скажем, меня пригласили рассмотреть несколько проектов. Не сюда. Сюда я уже сам пришёл, со своим, скажем, эскизом. А вот предыдущие места заставили, скажем, попотеть. Знаете, я люблю песочные дворцы. Люблю смотреть в окна и разглядывать убранство, наблюдать за жизнью людей, следить за их судьбой, перипетиями и проблемами. Но иногда архитектор допускает досадную ошибку и житель замка, скажем, вынужден телепортироваться в соседнее помещение, потому что кто–то, не будем показывать пальцем, поленился прорезать дверь. Или наоборот — смотришь на комнату, как там всё подробно и красиво, а ничего не происходит.

— Ничего? Совсем? Это как? — Сан Саныч догадывался, но по правилам отеля непроизнесённого не существует.

— Ну, как? Архитектор потратил уйму усилий, красиво и вычурно отделал, скажем, Тайную Комнату, но за всё время наблюдений в неё так никто и не зашёл. Спрашивается — зачем было городить тень на плетень?

— Полагаете, нельзя что-то сделать для красоты?

— Чьей?

— В смысле?

— Ну вот, так — чьей красоты? Вы же понимаете, что Тайная Комната нужна для тайны? Даже — Тайны? Ну, так дай же мне эту Тайну, строитель! Нет, не обязательно прямо в лоб. Пусть она, эта Тайна, хотя бы как-то намекнёт, что ли. К примеру, вот зачем мне эта алебарда?

— Понятия не имею.

— Нет, так дело не пойдёт. У вас есть всё необходимое, чтобы это понять!

Сан Саныч задумался, вспомнил, как неудобно было гостю прислонять алебарду в угол по правую руку. Неужели?

— Вы левша?

— Вот видите! Разве это так трудно?

— То есть вы тащили сюда эту хреновину только для того, чтобы я понял, что вы — левша?

— Сказать по правде, мне это тоже показалось глупостью. Но в данном случае эта глупость оправдана, поскольку дана для примера. А пример, как понимаем, должен быть наглядным. Так?

Хозяин ещё раз посмотрел, как оружие пикой едва не царапает лаковый потолок, хмыкнул.

— Да уж, довольно наглядно.

— Но главное не в том, что я левша. Главное, имеет ли это значение в моём замке. Может быть, об этом и упоминать не стоило.

— А имеет?

— Пока не знаю. Впрочем, возможно теперь там придётся делать всё под левшу: письменный стол у окна, лестничные перила, ручки на дверях. И однажды это спасёт мне жизнь — когда кто–то замешкается в погоне.

— Ну ладно, а арбалет?

— Арбалет, как и автомат — довольно точно описывают мой характер. Болтов и патронов к этому оружию нет, а у калаша ещё и поршень затворной рамы погнут. Вывод?

— Вы разбираетесь в устройстве, понимаете поломку, но всё равно тащите эти вещи с собой, так?

— Так. Дальше?

— Дальше всё просто. Вы — старьёвщик. Ваша история в том, что вы — архитектор, ставший старьёвщиком.

— Вот видите? Всё очень просто. Покопайтесь в моём хабаре, и вы найдёте там целую кучу никому не нужных вещей. Многие из них вышли из обращения из-за ветхости, какие-то безнадёжно устарели. Иные игрушки оказались мёртворождёнными, вроде пейджера. Но у всех их есть одно важное свойство. Это маркеры эпохи. Или уровня жизни. Я покажу.

Гром подошёл к рюкзаку и вынул два совершенно одинаковых предмета, поднёс их к барной стойке и передал в руки Сан Саныча.

— Что скажете?

— Два пресс-папье. Деревянные, судя по всему — дуб, с зелёным сукном и золотистыми рукоятями. На вес — похожи. На вид — идентичны. Зачем вам две одинаковые вещи?

— Приглядитесь. Одна — аукционная редкость, другая — китайская подделка. Такие стоят на столах мелких служащих, пытающихся выглядеть внушительнее. Или копирующих замашки шефа. В общем, такие же подделки. Отличите?

Сан Саныч ещё раз повертел предметы, прочитал надписи на ручках, взгляд зацепился за буквы, Гром удовлетворённо выдохнул. Хозяин протянул одно пресс-папье:

— Подделка. Гравировка лазерная. У второго буквы нанесены резцом. Ручная работа.

— Браво! Вот эти детали и украшают мои проекты, придают им глубину. Но главное — они говорят о хозяевах. В конце концов, хозяин предмета — главное действующее лицо в моих замках. Всё ради него — действующего лица.

Старинные часы пробили семь, гость подорвался, начал спешно собираться в дорогу.

— Уже уходите?

— Пора. Велено уложиться в семь тысяч песчинок.

— Это нижний предел. Разрешено до двадцати ноль-ноль.

— Правда? Надо же, теряю внимательность. Это профессиональное: последнее время для меня важнее общая картина, силовые конструкции, арки, стилизации. К примеру, вы знаете, что некоторые архитекторы используют пластификаторы? Чессловеры.

— Чессловеры?

— Ну да. Конструкция не падает только потому, что зрителя об этом очень попросили. Скажем, мне довелось увидеть небоскрёб, подобно тросу шпилем зацепившийся за низкие облака и поддерживающий на плаву Манхэттен. Автор очень гордился этой конструкцией.

Из глубины коридора раздался треск, звуки короткого замыкания и мелодичный голос, отдающий металлическим лязгом:

— Системная ошибка восприятия! Программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта.

— Ой! — спохватился Гром, — непоправимая оплошность! Прошу прощения, я не знал, что у вас тут андроид! Андроидам и заклёпочникам редкую птицу до середины Днепра нельзя категорически!

Из боковой комнаты вышел пират в треуголке, подхватил подмышку миловидную даму, куклой валявшуюся под ногами и подмигнул Грому.

— Ничего, она быстро отходит. Обо мне не беспокойтесь, я перепрошит. По-моему, интересная конструкция. Довольно рискованный чессловер, но согласитесь — оно того стоит.

— Ну, частично соглашусь. Скажем, для абсурда вполне годится. Не хуже ракет, превратившихся в кита и петунию.

— С ракетами всё понятно — они попали в невероятностное поле.

— Верно. Обратите внимание — в невероятностное! То есть, гибель героев для автора является более невероятным, чем термоядерная ракета, ставшая горшком с петунией! Сильно?

— Не то слово. А насчёт телепортации — это вы зря. Если в момент перехода из комнаты в комнату ничего не произошло, то и нечего об этом говорить.

Гром так разгорячился, что перестал следить за речью.

— Верно. Но мне как раз и интересно — какого чёрта в пути ничего не произошло, если все вводные данные говорят об обратном? Сопромат не обманешь, даже у честного слова есть свои пределы. В конце концов, песок с пластификатором — это одно, а пластификатор с вкраплениями песка — это совсем другое. Это, извините, уже не песочный замок, а эпоксидная заливка! Для кулончика на шею — годится, но строить из этого целое строение? Не знаю, не знаю. Каждый конечно волен распоряжаться талантом по своему усмотрению, но, на мой взгляд, это всё-таки попахивает расточительством. Я вас не утомил?

— Нисколько!

— Эта бодрость выдаёт вас сильнее, чем прямой открытый честный ответ.

— Правда?

— Ещё то, как вы поглядываете на шуруповёрт. Закругляюсь. И прошу прощения, иногда прорывает, хотя терпеть не могу давать не прошеные советы. В общем, как видите, моя история совершенно банальна и скучна. В конце концов, вряд ли что-то помешает мне и дальше разглядывать чужие строения, даже если в них есть какие-то дефекты. Некоторые даже довольно интересны — обладают признаками авторского стиля. Знаете, я вовсе не требую, чтобы все архитекторы строили свои конструкции по единому проекту. Терпеть не могу дачные посёлки, где все дома на одно лицо. Глядя на них, начинаешь ощущать себя в компьютерной игрушке. Особенно веселит, когда эти посёлки обнесены высоким забором, а на воротах написано «Элитное». Так и хочется приписать «Типовой элитный концлагерь номер, скажем, восемнадцать».

Хозяин понимающе кивнул. Гость отвернулся к вешалке и будто потерялся. Взгляд стал блуждающим, рассеянным, до слуха Сан Саныча донеслось сосредоточенное бурчание. Слов не разобрать, но Гром по пути к вешалке продолжал полушёпотом что-то повторять — ни то мантру, ни то молитву. Как сомнамбула не спеша взвалил на себя рюкзак, крест-накрест повесил оружие и взял в левую руку алебарду наподобие посоха. И только когда открыл дверь в подвал, Сан Саныч решился:

— Скажите. Много вы замков построили?

Гость повернулся, пожал плечами.

­– Не очень. Три. Но если точнее — два. Один не считается, скажем, пробный.

— Чего же так? Вроде бы разбираетесь.

— Ха. Раз уж я такой умный, так?

— Нет-нет, я не об этом. — Хозяин замахал руками, понимая, что не особенно-то он убедителен, что не укрылось от цепкого взгляда гостя. Гром понимающе закивал, ещё раз рассеянно, будто виновато, осмотрел комнату, улыбнулся.

— Всё нормально, в конечном итоге все говорят именно об этом. Так что же случилось, и как же ты смог так быстро сменить свой успех на упадок, да? Не стоит извинений, я привык.

— И всё-таки.

— И всё-таки… не знаю, как сформулировать точнее. Понимаете, судя по всему, я наступил на собственный хвост и поселился в построенном мной замке. — Гром умоляюще посмотрел на Сан Саныча, — понимаете? Нет? Ну ладно. В общем, не дай бог вам поселиться в собственном замке.

И уже закрывая дверь с той стороны, закончил:

— И потом. Знаете, я больше не верю в свою правоту.

В комнате стало как будто легче дышать. Флинт вздохнул, взял шуруповёрт, саморезы и начал возиться с дверью. Мэри по внутренней сети вызвала бот-пылесос — гость заметно натоптал. Сан Саныч взял стакан Грома, отнёс в раковину. Зажурчала вода, хозяин так задумчиво смывал со стакана следы гостя, так усердно натирал салфеткой, что совершенно потерял счёт времени. В голове стучали слова, сказанные Громом перед самым уходом.

— Так что же случилось и как же ты смог, так быстро сменить свой успех на упадок… Мэри, Флинт…

— Это стихи, — подхватился Флинт, — по размеру понятно. Но я их не слышал.

— Я тоже не слышала, — подхватила Мэри, — но этой фразы оказалось достаточно. Они есть в Сети. Сейчас выведу на экран.

Через мгновение по экрану, где обычно транслировались матчи по спейсболу и хореографии в невесомости, побежали строчки.

Мне так надо…

На улице тишь, на улице ночь,

Фары машин врезаются в темень,

Бьёт по подоконнику дождь,

На стену свеча отбросила тень.

Дымит сигарета, угаром в глаза,

Пером по бумаге выводятся строчки,

Твоё полотно — бумага: дерзай!

Твой бисер — слова, запятые и точки.

Ты бог этих душ, их рок и судьба:

Захочешь — возвысишь, захочешь — опустишь,

И праздничный туш сыграет труба

И реквием: ей всё равно — как научишь.

Ты будешь печататься, петь и успех

Тебе гарантирован с этой мозаики,

Лучшее ты исполнишь при всех —

Вывернешь душу свою наизнанку.

А модные критики, все как один,

Воскликнут о слоге, стихах и таланте,

Но вдруг ты решаешься спрятаться в тину,

Вдруг ты решишь изменить этот танец.

Ты пропил свой дар, всё промотал,

Но на душе почему-то спокойно:

Забыта в углу, пылится гитара,

Теперь ты никто — живой и покойник.

Счастливец, юродивый, молча в метро,

С улыбкой больного, почти идиота,

Ты молча сидишь и тысячи ног

Проносятся мимо тупого урода.

Так что же случилось, как же ты смог

Так быстро сменить свой успех на упадок?

Всё просто:

Тебя так придумал твой бог.

Его зовут «Я».

Поверь.

Мне так надо.

Eau Vive
ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА

Сан Саныч не поверил своим глазам, когда на пороге «Пристани звёздного скитальца» увидел настоящую звезду. Мало кто из разумных существ галактики не знал о Тан-Ни, великой спортсменке, лёгкому взмаху руки которой покорялись проливы и даже моря на самых экзотических планетах.

А самое примечательное в ней было то, что к спортивному телу прилагалось ещё и смазливая мордашка — удивительная игра генов марсианских предков и землян дала чудесный гибрид. Золотистые глаза и удивительно тёплая улыбка делала её обезоруживающе очаровательной. Многие знаменитые и богатые мужчины добивались внимания писаной красавицы, которой, по слухам, было не меньше сотни лет.

Сан Саныч сам подбежал к гостье. Хозяин гостиницы многое бы отдал, чтобы узнать хотя бы одну её любовную историю…

И гостья не разочаровала его.

— Мне, знаете ли, хотелось бы отдохнуть от папарацци перед соревнованиями. Вот меня и занесло в вашу глушь. Я могу рассчитывать на конфиденциальность?

— Так вы не пожалеете, что прибыли к нам! Это самое уединенное место во Вселенной! — Сан Саныч услужливо проводил её к барной стойке.

— Я так устала от внимания. Хочется уюта и чего-то домашнего.

— Флинт, организуй даме глинтвейна! — наудачу выпалил Сан Саныч.

Хозяин гостиницы рассказал Тан-Ни о заведении и слугах-киборгах — надо было усиленно делать вид, что подробности её насыщенной биографии его не волнуют! Вскоре щёчки дивы порозовели, и язык вскоре развязался.

— А я, как вы знаете, славлюсь не только своими спортивными победами, но и любовными.

— Да, вам приписывают романы с правителями целых планет, величайшими музыкантами и владельцами богатейших корпораций, и я их понимаю, вы сногсшибательны, — Сан Саныч перешёл к лести.

Тан-Ни улыбнулась, чуть склонив кукольное личико, и захрустела кусочком яблока из глинтвейна.

— Да, я могла бы похвастаться списком моих любовников. Хотите, чтобы я рассказала, как соблазнила какого-нибудь наследного принца из созвездия Кассиопеи?

Сан Саныч ликовал. Но вдруг ему пришла в голову шальная мысль:

— А кто из ваших избранников вам действительно запал в душу? — хозяин гостиницы решил играть по-крупному.

Уголки пухлых губ Тан-Ни дрогнули, а лицо побледнело. Опаньки! Сан Саныч хотел получить настоящий эксклюзив и попал в точку.

— Было. Давно. Я ещё никому не рассказывала о нём. Так что я даже не боюсь, что вы разболтаете журналистам. Вам всё равно не поверят.

***

Я тогда только начинала свою спортивную карьеру — побила первый рекорд по заплыву в кислотном море на одной из планет в созвездии Лебедя. Представляете — защитный костюм едва выдержал! И меня по рекламному контракту направили в академию Лунно-Земного Олимпийского резерва вести раз в неделю тренировку у студентов, чтобы привлечь внимание к спорту. Ну, вы понимаете.

Помню, как вошла в спортивный зал, передо мной стоял десяток юношей и девушек, которые были чуть младше меня. Среди них был и он. Имени его не скажу, пусть будет только буква — N., хочу сохранить интригу.

Сначала он меня подбешивал, скажу честно. Почему-то N. было важно прокомментировать каждое своё и моё действие. Мне казалось, что одним своим присутствием он подрывает мой авторитет, как наставника. Ведь N. постоянно перетягивал внимание группы на себя. После тренировок я выбегала прочь из академии и мысленно повторяла, что мне так жаль его будущую жену. Он же задолбает своей болтовнёй!

А потом одна из девушек получила травму. Поскользнулась на мокром бортике у бассейна и расшибла коленку в кровь. Я на мгновение растерялась и именно этого мгновения было достаточно N., чтобы среагировать — он первым бросился в медблок. Ссадина была пустяковая. Но заковыка оказалась в том, что я одновременно чувствовала гордость за то, как себя повёл он, и стыд за свою собственную заторможенность. Я, как наставник, должна была разрулить эту ситуацию сама.

После мысли о N. стали преследовать всё чаще. Настолько чаще, что я даже зашла в базу личных дел студентов и нашла его папку. Оказалось, что у него скоро должен был быть день рождения. Поразительно, но он совпал с днём рождения основателя Лунно-Земной академии.

Обнаружив это, я почему-то была счастлива. В день икс я надела новый купальный костюм и особенно тщательно уложила волосы. Я так не волновалась перед тем заплывом, который прославил меня на всю галактику, ведь тогда всё зависело лишь от меня, а тут…

***

Челюсть Тан-Ни дрогнула. Казалось, что в её золотистых глазах, которыми славятся потомки марсиан, блеснули слёзы.

Сан Саныч жадно запоминал, ища в этой банальной истории крупицы сенсации. Он плеснул диве ещё теплого глинтвейна. Звезда спорта собралась с мыслями и продолжила.

***

Я вошла в зал и начала проводить разминку. Гоняла студентов с азартом, мне было весело. Спустя два часа я обратилась к ним:

— А вы знаете, у кого сегодня день рождения?

— Да, у N.! — нестройным хором ответили они.

— Да? — очень натурально удивилась я. — А я вообще-то имела в виду нашего великого и прекрасного основателя академии. Но в любом случае поздравляю вас, N., с праздником. В честь чего тренировку на сегодня заканчиваем.

— Ура! — закричали студенты.

— А у вас, Тан-Ни, после нашей тренировки есть ещё занятия? — вдруг при всех спросил N..

У меня даже перехватило дыхание.

— Да, у меня ещё одна группа студентов, — как можно равнодушнее ответила я.

— Понятно, — ответил он.

А я осталась в пустом спортивном зале, где прорыдала до начала следующей тренировки, то есть где-то минут пять.

Семестр, который по контракту, я должна была отработать в академии подходил к концу, подходили к концу и мои силы. Казалось, что я не могу думать ни о чём другом, кроме N. и предстоящих с его группой тренировок. Я, словно безумная, искала самые сложные и хитрые схемы подготовки, чтобы ни одно занятие не было похоже на предыдущее. Мне почти каждую ночь снилась их группа — но это в случае, если мне удавалось хоть на час задремать.

Я сильно похудела. Вообще аппетит пропал. Казалось, что внутри в меня насыпали тлеющий уголь, который безжалостно жёг меня, не давая покоя. И стоило N. бросить на меня взгляд, как пламя вспыхивало, заставляя меня мучиться от неуместных чувств.

И уже мой тогдашний тренер Ори начал что-то подозревать:

— Ты теряешь форму — завязывай с тем контрактом в академии. Надо думать и о своей карьере. Давай я свяжусь с руководством академией, и нормативы у твоих студентиков принимать у будет-то другой?

Наверное, я так изменилась в лице, что тренер никому не звонил и больше эту тему не поднимал. А ведь Ори был для меня как отец! Пусть брюхо той морской твари будет ему пухом!

Хотя, возможно, он был прав — мне следовало прекратить вести у них тренировки, но я не находила в себе сил, чтобы отказаться. Так пришёл день сдачи нормативов.

***

Тан-Ни закрыла глаза, вспоминая прошлое. Фарфоровая кожа на скулах зарумянилась не то от воспоминаний, не то от глинтвейна. Ресницы трепетали. Сан Саныч не решался прервать паузу. Тан-Ни открыла влажные глаза и хрипло произнесла:

— Прежде чем я закончу свой рассказ, налейте мне обычной воды. В горле пересохло — совсем как тогда.

Флинт плеснул в стакан отличной минералки — идеально прозрачной. Её доставляют с одной далёкой планеты, сплошь покрытой горами.

Тан-Ни залпом осушила стакан.

***

Я совершенно прекрасно подготовила группу — нормативы сдали все. Объявив положительные результаты, я попросила N. остаться. А он привычно начал спорить:

— Но я же всё сдал?

— Да.

— Тогда зачем?

— Я бы хотела с вами поговорить.

N. встал чуть поодаль и настороженно глядел на меня. Я начала речь, которую гоняла в голове, наверное, уже месяц по земному времени.

— N., я ужасно нервничаю, поэтому прошу — не перебивай меня и дослушай до конца… Ты мне очень сильно нравишься. Я ничего не могу с этим поделать. Если я тебе тоже интересна, может, сходим куда-нибудь? Говорят, у вас на Луне делают отличные молочные коктейли. А если нет, то… ничего страшного мы всё равно больше никогда не увидимся.

N. молчал и глядел на меня так испуганно, будто я собиралась подать бумагу с требованием немедленного его отчислить из академии. Я уже догадывалась, что он ответит, но мне было нужно это услышать здесь и сейчас.

— Вы очень хорошая, Тан-Ни, но я уже давно в отношениях. Извините.

Я зажмурилась на мгновение.

— Всё нормально. Идите и ни о чём не думайте. Удачи вам…

***

Тан-Ни вздохнула. Сан Санычу на долю секунды показалось, что вечно юная спортсменка и покорительница мужских сердец постарела на десятки лет — такой уставшей и несчастной она выглядела в течение этих мгновений.

— Мы действительно больше не виделись. Я слышала, что он занял одно из призовых мест в чемпионате, а потом я улетела на другой край галактики. А дальше вы все знаете — роскошь, романы и рекорды.

Дива вздохнула и ушла в номер, подготовленный Мэри, а наутро, перед тем, как Тан-Ни отправилась на очередные соревнования, Сан Саныч попросил автограф на постере, который невероятными усилиями удалось раздобыть за ночь. Пришлось немеренно заплатить курьерской доставке за срочность.

Красавица лёгким росчерком поставила подпись поверх своей смазливой мордашки.

— Можно задать вопрос? — хозяин гостиницы не удержался.

— Да, пожалуйста. Только ведь я могу и не ответить, — белозубая улыбка Тан-Ни лукаво вспыхнула на лице.

— Почему он вам отказал?

— Он просто меня не любил.

Светлана Лёвкина
ВТОРАЯ ПОЛОВИНКА

Весь отель гудел. Сан Саныч за стойкой поморщился и подумал с досадой: «А ведь такой приличный был парень».

Постоялец петлял коридорами. Пара ребят из службы «Возвращения», отдуваясь, следовала за ним. Расстояние между беглецом и погоней постепенно сокращалось, но не достаточно быстро.

— Эдвин, да стойте же! Мы хотим вам помочь!

— Не нужна мне такая помощь! — бросал себе за спину молодой человек.

— Вы обязаны вернуться к себе! — не сдавались преследователи.

— Не пойду! Не заставите!

На последнем повороте, истошно вопя, Эдвин рывком заскочил к себе в номер. Хлопнула дверь и послышался скрежещущий звук сдвигаемой мебели. К тому времени, как ребята из службы добрались до места, постоялец уже успел забаррикадироваться тяжёлым шкафом.

«Возвращенцы» столпились у порога.

— Может, пальнем пару раз по двери, да и дело с концом? — спросил первый.

— Ни в коем случае, он может пострадать, — ответил второй, видимо более гуманный.

— Кхм-кхм, — раздалось около них.

Возвращенцы оглянулись. Рядом вежливо стояла горничная Мэри. Она очаровательно улыбнулась, затем прошла, оттеснив ребят, к номеру и постучала.

— Уходите! — глухо огрызнулся Эдвин с той стороны.

— Уборка номера, — сообщила Мэри.

И тут же, с нечеловеческой силой нажала на дверь так, что шкаф отлетел в сторону. Тот отшвырнуло к кровати, чуть не прибив съежившегося Эдвина. А Мэри, тем временем, вошла, достала из кармана фартука пипидастр и принялась смахивать пыль с поверженного шкафа.

Парни из службы «Возвращения», пользуясь случаем, ввалились следом и, подхватив обмякшего Эдвина под руки, вывели наружу.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — причитал молодой человек. — Вы должны меня понять! Мне туда нельзя…

— Ничего, всё у тебя там наладится, — успокаивали возвращенцы.

В холле их уже ждал подготовленный портал. Сан Саныч, на правах управляющего, следил за процессом отправки. В душе ему было жаль парнишку. Он вспомнил день, когда Эдвин явился в холл «Пристани Звездного Скитальца». Перепуганный человек с сиреневой, как дыхание весны, кожей, выбросился из портала на лету. Он пронёсся по гладкому полу, недавно вычищенному заботливой Мэри, и со всего размаху врезался в стойку регистрации. Сан Саныч приподнялся со стула и поглядел вниз.

— Живой?

— Где я? — слабо проговорил пришелец.

— В нашем отеле, — и Сан Саныч принялся за инструктаж очередного скитальца.

После того, как Эдвину разъяснили, что он здесь в безопасности и предложили поведать свою историю, парень немного приободрился, но рассказать решился с большой неохотой.

***

Мать, после ссоры с отцом, всегда говорила Эдвину:

— Вот встретишь свою вторую половинку, поймёшь.

Маленький Эдвин не слишком разбирался для чего её встречать. «Чтобы постоянно спорить?» — думал он.

Пубертатный Эдвин постепенно начал догадываться о тайных смыслах любви. А взрослый, через несколько лет, совсем преисполнился решительности её отыскать.

Поселение Майны ютилось пятачком утоптанных улиц и соломенных крыш у подножия горы Кармаблад. Каждый год мужчины, достигшие Клорма, месяца зрелости, отправлялись в большой поход в кармабладские пещеры. Сильнейшие возвращались с добычей. Они выходили из каменных чертогов бледные, непохожие на себя, отощавшие, но ведущие за руки очаровательных спутниц. Те впоследствии становились их жёнами, как и мать Эдвина когда-то. А сами добытчики делались зажиточными людьми, распоряжаясь неожиданно появившимися у них драгоценными камнями. Слабейших же ввергала в пучину забвения сама Кармаблад и никто и никогда их больше не видел.

— Мама, что женщины делают в пещере? Почему они сами не выходят к нам?

Мать лишь загадочно улыбалась и отвечала:

— Повзрослеешь — узнаешь.

Отец тоже отмалчивался, подобные вопросы вызывали у него неприязнь и дурное настроение. Никто из старших в Майне не давал ответа на этот вопрос, а младшие сочиняли, будто горный король подвергает мужчин испытаниям, а самым смелым отдаёт по своей дочери с приданным.

Годы шли. Очередной Клорм окрасил листья жёлтым, запустил за шиворот щупальца приближающихся ветров и известил Эдвина о том, что тот готов к испытанию.

Вечером вся Майна собралась у подножия Кармаблада. Они пели, играли на швельдах, задорно щипая струны музыкальных инструментах всю ночь. Женщины угощали всех пирогами, а малые дети носились в толпе с визгами и улюлюканьем. Эдвин стоял, гордо выпятив подбородок. Одной рукой он сжимал кинжал своего отца, второй держал незажженную лампаду.

С первыми лучами рассвета, он и ещё трое таких же искателей, вошли под каменные своды Кармаблад. Молодые мужчины достали огниво и, освещая себе путь, двинулись на зов сердца. Волнение и страх неизвестности досаждали им, но майнцы снаружи кричали «Вперёд, храбрецы!», а значит отступить парни никак не могли.

Кармабладские тоннели довольно быстро разделили Эдвина с товарищами. Он понимал — каждый должен идти навстречу судьбе своей дорогой, но всё же испытал некий приступ паники, когда впервые перестал слышать шаги спутников.

По серым угловатым стенам сновали блики лампадного огня. Где-то поблизости раздавался ритмичный стук капель. Поворот за поворотом молодой человек брёл внутри Кармаблад, ощущая себя не то блуждающим кротом, не то одиноким камнем, брошенным в колодец, чтобы остаться в нём навеки. Крепкая воля и смелые убеждения с каждым часом поддавалась натиску давящей тишины.

В какой-то момент Эдвин подумал, что совсем заплутал, и присел отдохнуть прямо там, где остановился. Он достал из заплечного мешка вяленое мясо и краюху хлеба, отщипнул сладкий ароматный кусок, запил водой из фляги.

Эдвин чувствовал, что прошло много времени, хотелось спать. Хотя он и считал сон небезопасной идеей, но всё же не мог себя побороть. Затушил лампаду, чтобы сэкономить масло и устроился на пыльном каменном полу, подложив взятую в дорогу циновку.

Разбудил Эдвина странный и непривычный звук. Он раздавался из-за поворота пещерного тоннеля. Это было похоже на чавканье или шлепки мокрого белья о камни. Звуки невидимых стирающих прачек продолжались какое-то время, а затем стихли.

Молодой человек приподнялся на локтях, вслушиваясь в пустоту. Темно и тихо. Он нащупал за пазухой огниво, почиркал о камень, высекая искры, и заново поджёг лампаду.

Собрав свой нехитрый скарб, Эдвин двинулся туда, откуда, по его мнению, слышались минутами ранее необычные звуки.

Зайдя за поворот, он сначала не увидел ничего интересного. Всё те же каменные своды, тот же серый с жёлтыми отблесками лампы пол. Но вот, что-то мелькнуло и пропало вдалеке. Эдвин стал приближаться, пока не вышел из тоннеля в неожиданно большую пещеру.

Парень так и ахнул от удивления. Стены украшали бесчисленные сверкающие блики, драгоценные камни играли сотнями чистых граней, перехватывая дух у смотрящего. Эдвин шел вдоль чудесных стен, зачарованно, подсчитывая свою удачу, и не сразу понял, что в каменном зале он уже не один.

Отсвет лампады выхватил фигуру в дальнем углу пещеры. Эдвин пригляделся. Ничем непримечательный человек стоял к нему боком, его глаза смотрели куда-то в сторону. Издалека было непонятно мужчина то или женщина. Но молодой человек ощутил прилив дополнительной радости. Если то фигура мужчины, то его одиночеству конец. А если же это женщина, то и вовсе конец похода.

Воодушевлённый Эдвин уверенно пошёл к цели. Но, с каждым сделанным движением, его шаг понемногу замедлялся. Он остановился на некотором расстоянии и с недоумением стал наблюдать за открывшейся картиной.

Человек, стоящий левым боком к Эдвину имел длинные женские волосы. Они каштановой волной сползали вдоль абсолютно голого тела и заканчивались там, где должны были располагаться половые признаки. Тех не имелось. Существо молчало, прижимаясь вплотную к каменной стене, и смотрело куда-то вдаль.

— Прости… те, вы не видели здесь женщин? — вымолвил Эдвин, подрагивающими губами.

Фигура, всё так же, не двигаясь, развернула глазное яблоко в его сторону и, разомкнув слепленные уста, произнесла скрипучим голосом:

— Здесь только Мы.

— Кто мы? — опешил Эдвин, оглядываясь, но никого не усмотрел.

Фигура, словно только и ждавшая подобный вопрос, начала поворачиваться к молодому человеку. Послышался тот самый шлёпающий, чавкающий звук. Нечто склизкое отлепилось от гранёной поверхности пещеры. Оно развернулось и Эдвин с ужасом узрел, что с той, левой стороны, у существа ничего нет. Лишь блестящие слизистые внутренностей, точно распополамленных чьим-то могучим оружием.

Половинчатый человек открыл кусочек своего рта и скрипнул:

— Я и ты — моя вторая половинка.

Молодой человек страшно закричал и, не отдавая себе отчет в действиях, пустился бежать. Сердце колотилось, как у загнанной лошади. Вслед неслось:

— Иди ко мне! Мне нужна твоя сила! Соединимся…

Но Эдвин уже не слушал. Лампада выпала из трясущихся рук, темнота заслонила собою путь. Он нёсся вперёд, не разбирая дороги, натыкаясь на острые стены, ударяясь плечами и падая до тех пор, пока яркая вспышка света не поглотила всё его существо и не унесла из проклятых кармабладских пещер.

***

Сан Саныча вырвали из воспоминаний истошные крики и стук. Эдвина с усилием заталкивали в портал. Молодой человек, расставив руки и ноги, держался за стены и не давался.

— Постойте, — вдруг сказал Сан Саныч.

Возвращенцы отвлеклись от Эдвина и посмотрели на управляющего.

— Давайте-ка оставим его здесь еще на пару деньков, пусть парень придет в себя. Мэри и Флинт его приободрят.

Киборги, неспешно вошедшие в холл, как по команде согласно кивнули. Горничная улыбнулась и помахала возращенцам пипидастром.

Эдвин следил за разговором с надеждой. Парни из службы «Возвращения» стали тихонько совещаться. После непродолжительных споров один из них заключил:

— Даем неделю. Если за это время не оклемается, будете отвечать.

— Значит оклемается, — развёл руками Сан Саныч, будто считал вопрос уже решённым.

Мэри приблизилась и ласкового взяв Эдвина за локоть, повела того к лифту. Таинственно понизив голос, она что-то неслышно рассказывала постояльцу, но присутствующим удалось разобрать:

— Возьмешь это с собой, и как дашь ей промеж рогов… нет рогов? Ну, что-нибудь придумаем, мой хороший.

Арсений Баранов
ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА

Солнце клонилось к закату, когда на экране «вновьприбывших» появился новый огонёк. Зелёная точка была почти сразу за оградой отеля и ярко мигала. Сан Саныч потёр ладони в предвкушении и крикнул Флинту поставить самовар. Будет новый постоялец чаёвничать или нет — дело десятое, главное, что управляющий был в настроении послушать новую историю за чашкой-другой цейлонского с лимончиком и рафинадом вприкуску.

Меднобокий туляк уже остыл, ополовиненная поллитровая кружка с золотой по чёрному надписью BOSS одиноко стояла на ресепшене. Сан Саныч заложив руки за спину мерил шагами холл. Возвращаясь к стойке администрации, он косился сперва на более нежеланный чай, потом на монитор — точка продолжала мигать на том же самом месте.

— Ему, что, там, приспичило?! — взорвался, наконец, управляющий ни к кому конкретно не обращаясь. — Видами любуется? Что за диковинный репейник, скажите на милость, вырос у нас вдоль ограды, что им можно засматриваться почти два часа? Неужто ль в Пристани не найдётся ничего более достойного внимания иномирного гостя? Дождётся у меня… там же под забором и оставлю ночевать.

Пилик! Будто услышав Сан Саныча, гость прислал текстовое сообщение, высветившееся на экране регистратора: «Любезный управляющий, прошу меня извинить за задержку заселения. Не могли бы вы мне помочь выйти из затруднительного положения, в котором я оказался? Приходите ко мне и захватите, пожалуйста, лопату… и лом».

Лесть подкупила Сан Саныча и остудила закипающий нрав, а любопытство толкнуло пойти лично вызволять оконфузившегося посетителя. Управляющий посчитал, что лопата нужна именно для того, чтобы закопать какой-то грязный секрет. А вот цель для применения лома пока была непонятна. Не прояснилась она и когда Мезенцев пришёл в нужное место. Экран смартфона показывал, что Александр стоит чётко на зелёной точке вновьприбывшего.

— Ну и где ты есть? Думаешь, это смешно?! Как сквозь землю провалился…

Брошенная под нос фраза угодила в цель. В приложении регистратора всплыло сообщение: «Я вас слышу. Копайте там, где стоите». Почти час работы открыл почерневшему в звёздную точку небу вид на деревянный гроб, обитый малиновой материей. Ещё когда лопата ударилась о крышку, будущий постоялец заговорил. Его было плохо слышно, как будто он держал что-то во рту, но эта попытка побеседовать убедила Саныча раскопать находку целиком. История заживопогребённого должна была стоить приложенных усилий. Скрип-скрииип. Фомка споро вытаскивала гвозди из свежего дерева, как опытный рыбак достаёт улов на прикормленном месте.

— О-ну экундо-ку. Кажите, онце ашло?

— К сожалению. Пришлось даже сходить за LED-фонарём, а то ночь пасмурная. Давно пора обустроить наружное освещение не только у ворот, но и по всему периметру.

Крышка без предупреждения отлетела в сторону, приземлившись в добрых пяти метрах. В гробу лежал бледный гладковыбритый мужчина лет тридцати в чёрном костюме и белой рубашке. Из расплывшегося алого цветка на груди торчал кол. Незнакомец ухватился обеими руками за край деревяшки и с силой дёрнул, высвободив окровавленный заточенный конец. Отправив инструмент убийства в далёкий полёт, мужчина сел, вынул большой белый платок из кармана брюк и левой рукой прижал его к ране.

— Большое спасибо, глубокоуважаемый управляющий, — после того, как гость выплюнул изо рта дюжину головок чеснока, его речь стала понятной, — Видите ли, произошла пренеприятная история.

— Ни слова больше! По крайней мере, не здесь. Прошу проследовать за мной в отель, там и поговорим.

Пока Мэри провожала нового постояльца в номер и бегала за чистой сорочкой в прачечную, расположенную в подвале, Сан Саныч сам раскочегарил любимого пузана, выбрав себе сбор с мелиссой. Экран не регистрировал новых появлений, поэтому управляющий расположился прямо в холле в одном из глубоких плетёных кресел, проложенных на спинке и сидении мягкими подушками. Фарфоровый заварочник, пиала с рафинадом, щипчики и пара чашек на блюдцах с ложечками расположились на журнальном столике рядом. Вновьприбывший спустился по широкой лестнице. Его волосы блестели влагой, на щеке был едва заметен свежий порез. И всё равно даже после горячего душа он оставался бледным. Сан Саныч жестом пригласил присесть в аналогичное кресло по другую сторону от столика.

— Милости прошу к небольшому ночному чаепитию.

— Премного благодарю, но вынужден отказаться. С некоторых пор потребляю только специфические напитки.

С этими словами мужчина извлёк из внутреннего кармана наспех отпаренного пиджака пластиковый пакет донорской крови, о чём говорила наклейка на его прозрачном боку.

— В столь поздний час в вашем отеле найдётся глубокий бокал, бутылка водки, соль и, желательно, соломинка?

Александр только хмыкнул, подразумевая, что в Пристани найдётся всё в любое время дня и ночи. Тем более озвученный список необходимого не выходил за рамки экстраординарных вещей. Позвонив в предусмотрительно приготовленный колокольчик, Сан Саныч вызвал Флинта и распорядился устроить гостю все запрошенные ингредиенты. Вскоре чашка и бокал были наполнены, мужчины чокнулись.

— За знакомство. Сан Саныч.

— Всеволод Галактионович Мирский. Можно просто Всеволод.

— Что же привело вас, уважаемый, в то щекотливое положение, в котором вы были телепортированы к стенам отеля «Пристань звёздного скитальца»?

— Такая неприятная нелепица. Какие-то ребятки не иначе пересмотрели сериал про Баффи и давай выискивать среди знакомых жертву. Надо им отдать должное, с целью нападения они не обманулись. Ну и я тоже хорош — расслабился, поверил в обычную жизнь, купился на свидание с красоткой. Место встречи у старого городского кладбища меня даже не насторожило, настолько я отвык от охоты на самого себя. Погуляли часок, а потом она повела целоваться за ограду. Тут на меня и набросились: повязали по рукам и ногам серебряными цепочками, прижгли святой водой, перекрестив ею — аж зашипел, и потащили к вырытой яме. Само кладбище давно закрыто, свободных участков нет, вот и решили истребители «подселить» меня в чью-то могилу. Потому и закопан неглубоко оказался. А дальше, значит, всё по протоколу: напихали в рот чеснока и вогнали кол в самое сердце, только рёбра и скрипнули. И вот тут я понял, что они ещё совсем юные новички. Кол-то не осиновый!

Всеволод попытался было задорно усмехнуться, но вышло нервно. Молодой человек сконфузился, отпил коктейль и продолжил:

— Больно, конечно, но не смертельно. Сжал зубы, закрыл глаза и изобразил потерю сознания. А иначе как? Иначе они догадаться могли где оплошали. Заколотили крышку, закидали землёй и побежали кладбищенского священника будить. Церквушка на погосте небольшая стояла, старая, при царе ещё строили. Всё, думаю, настало моё время. Сейчас заупокойную прочтут и амба. Стал жизнь свою вспоминать…

Родился Всеволод в год демонстрации Александром Степановичем грозоотметчика, через пару лет ставшего прибором для беспроволочной передачи данных. Мать скончалась при родах, а отец Галактион работал путейцем на Московско-Казанской железной дороге и грезил изобретательством. Мечты при этом имели весьма практические цели. Старший Мирский собирался усовершенствовать прибор Попова и при помощи радиоволн управлять стрелками и семафорами, сидя в тёплом здании вокзала. Подрастающего сына Галактион с одержимостью учил точным наукам и подолгу пропадал с ним в телеграфном узле связи, втолковывая азбуку Морзе наравне с Кириллицей. Всеволоду прочилось светлое будущее учёного или хотя бы инженера. При этом самого мальчика никто не спрашивал о его желаниях. Напрасно.

В год, когда над Российской империей был совершён полёт первого самолёта отечественной постройки, Всеволод сбежал из дома. Его отец стал грезить воздухоплаванием и вскоре очень может быть попытался бы опробовать на сыне какое-нибудь летательное приспособление. Сева осознавал, что добром бы это не кончилось, к тому же он понял, чем собирается заниматься в жизни. Его страсть как тянуло к изобразительному искусству. Когда Галактион усаживал сына за зубрёжку формул, мальчик для разнообразия вычерчивал их разными шрифтами, затем стал делать тематические рисунки на полях конспектов. Белёные бока печурки вскоре покрылись завитками из сажи, потом заборы превратились в холст во время помощи малярам в паровозном депо. Так и дошло до того, что парню стало невмоготу с родителем. Уговорившись подработать истопником, юноша отправился в Санкт-Петербург, да так там и остался покорять столицу.

Надо признать, что определённых успехов молодой Мирский достиг. Он стал стипендиатом средней художественной школы под патронажем Высшего художественного училища. Грандиозность планов, заложенная отцом, проявилась в собственных стремлениях. Всеволод грезил проявить талант, поступить на обучение в саму Императорскую академию художеств и стать там преподавателем, подвинув кого-нибудь из передвижников. К сожалению, а может к счастью, планы юного дарования пошли под откос в год вступления Российской империи в Великую войну.

Всеволод возвращался в доходный дом, в котором снимал комнату на мансардном этаже, и был занят думами о том, где ему найти в городе достойный образ «русского мужика». «Почему обязательно русского? И с какой стати мужика? Загорелые дочерна крестьянки тоже бывают не менее фактурными», — бубнил себе под нос студент. Погружённый в мысли, молодой художник не смотрел по сторонам и уже занёс ногу, чтобы ступить на проезжую часть, как откуда-то сверху раздался звонкий девичий голос.

— Осторожно, лошадь!

Мирский встрепенулся. Перед самым его носом пронеслась лакированная тёмно-коричневая двуколка. Сердце бешено колотилось, колени дрожали, в голове была лишь мысль о чудесном спасении. Всеволод обернулся. Позади него стоял выкрашенный блекло-зелёным дом со скромной отделкой о трёх этажах. На уровне верхнего вдоль пяти окон по центру фасада тянулся балкон с коваными перилами, из-за которых выглядывала прелестная златокудрая девушка.

— Доброго вечера! — Всеволод снял шляпу и слегка поклонился. — Вы не иначе ангел, посланный самыми небесами, чтобы сохранить мою жизнь. Могу я узнать имя своей спасительницы?

Вместо ответа девушка кокетливо белозубо улыбнулась и ушла с балкона. С этого самого момента Всеволод потерял покой. Он жил только ей, грезил свиданиями, мечтал о том, как однажды возьмёт её утончённые пальчики в свою перепачканную красками ладонь. Молодой человек изводил себя долгими стояниями под тем самым балконом в надежде снова увидеть незнакомку. Тщетно. Девушка не появлялась. Тогда Мирский решил пойти на приступ и обойти хоть все комнаты в доме, но найти свою спасительницу. Тут перед Всеволодом встала серьёзная проблема: здание оказалось пансионом закрытого типа, в котором жили и обучались девицы. Родители направляли их сюда ещё девочками. Они росли, учились наукам, уходу за домом, благочестию. По достижении восемнадцати лет родители забирали девушек, чтобы вновь избавиться от них, удачно выдав замуж.

— Трагедия, финиш, крах! — удручался Мирский, заламывая руки в бессилии.

— Э, брат, да ты не иначе влюбился, — не спрашивал, а констатировал опиравшийся на метлу дворник Митрич в неизменном мятом грязно-белом фартуке. Старик свыкся с присутствием Всеволода на вверенной мостовой и считал его если не дальним родственником, то уж точно добрым приятелем, — Ну, давай я по своей, значит, по дворовой братии поспрашиваю. Авось кто чего знает.

В следующем месяце, когда девушка вновь вышла в сумерках на балкон, Сева знал про неё уже достаточно много. Паночка Мэри была из рода обедневших польских дворян, пару поколений назад чем-то не угодивших при дворе его императорского величества. После этого их состояние уменьшалось, былые достижения позабылись, усадьба обветшала, и последним шансом не раствориться в провинциальной жизни являлось удачное замужество дочери, для чего она была отправлена в пансионат. Безрадостно-серые будни в скудно-освещённых холодных комнатах тянулись невыносимо долго. Тем не менее Мэри справлялась со всеми трудностями. Сейчас девице было пятнадцать. Ближайшие три года она должна была оставаться в стенах учебного заведения, жить по строгим правилам и даже выходить на балкон разрешалось лишь раз в месяц.