Бесплатный фрагмент - Приключения Зюса и его друзей

В конце всё обязательно должно быть хорошо. Если что-то плохо — значит, это ещё не конец.

Добрые руки (вместо предисловия)

Есть такая примета: если ваша кошка на отдельных листочках написала «Отдам в добрые руки» и добавила на каждом ваш номер телефона, значит, очень скоро у вас в доме появятся котята. Примерно пять или шесть. Но бывает и восемь. Это прекрасно, дорогой читатель, не правда ли? Немедленно возьми у своей питомицы все объявления и ступай расклеивать их на фонарных столбах и заборах соседних домов. Вдруг там найдутся добрые руки?

Могу с уверенностью утверждать, что уже на следующий день на тебя обрушится шквал звонков и сообщений.

— Когда можно посмотреть ваших котят? — такие вопросы будут раздаваться в трубке каждые пять минут, не реже.

— Еще рано! Приходите недели через три!

— А мы не опоздаем? А котят не разберут? — будут переживать люди с добрыми сердцами. — Отложите мне одного! Или лучше парочку.

— Хорошо, отложу. Вам черненького или беленького?

— Черненького. Но если будут трехцветные, то трехцветного!

Вот такие они, люди сердечные… Некоторые из них, те, у которых есть доброе сердце, но нет свободного времени, вместо того чтобы звонить, пишут такие сообщения: «Как дАбраЦЦа до вас? Нужен кАтенок». Не стоит на них обижаться — у тех, кто часто ошибается, сердце может быть в сто раз добрее, чем у тех, кто пишет без ошибок.

Так что, дорогой читатель, отдавай им своих котят, не жадничай. В следующем году в твоем доме обязательно появятся новые.

Но что делать, если появились совсем не котята и не щенки? Если где-то на земном шаре появилась маленькая змея? Или маленькая гиена? Ехидна? Паучок-птицеед? Что делать, если это самка богомола? Птенец грифа-падальщика?

Отвечаю: Ничего не делать. Появилась змея — ничего страшного. Главное, не переживать. Добрых рук хватит на всех. Некоторые мальчики, например, мечтают завести змею, паука или жабу. Так что в конце всё обязательно будет хорошо. Но начаться может с кошмара…

Ночной кошмар

Огромная ворона передвигалась короткими прыжками, слегка помогая себе крыльями. Острый клюв чеканно ударял по тротуару. Над головой вороны зияло сине-черное ночное небо. Вороний глаз блестел, как далекая черная звезда. Гигантская когтистая лапа занеслась выше, серые крылья хищно разошлись в стороны… Беги, беги, спасайся! Но движения скованы. Кажется, что бежишь по песку. Ноги, как в кошмарном сне, затягивает все глубже: по колено, по пояс… Остается только тянуться что есть сил, тянуться, тянуться из этой топи, извиваться, как уж…

Хотя почему же «как»? Разрешите представить: это и есть уж. Маленький, черный, с желтыми «ушками». Он изо всех сил скользит вперед по тротуару, пытаясь прижаться поближе к бордюру, надеясь, что вороний клюв застрянет между плитами. Тротуар обжигает холодом. Впереди две большие лужи, покрытые корочкой льда. Быстрее на лед! На гладкой поверхности уж выпрямился и полетел черной стрелкой вперед.

Ворона несколько раз споткнулась, недовольно каркнула. У второй лужи — остановилась, сделала вид, что нашла что-то более интересное и вкусное, потопталась немного, наклонила голову и пошла обратно, заложив крылья за спину.

Так часто заканчиваются кошмарные сны у людей — на полпути, загадкой. Опасность, кажется, миновала, но страх остался и перешел из сна в реальность, по пути растеряв, как перья, все интересные детали. Остался только блестящий вороний глаз, который наяву внимательно смотрит на вас, а вы не можете вспомнить, почему…

Но уж все помнил. Его кошмар продолжался. Черной стрелкой наш герой перелетел через вторую лужу. Краем левого глаза прочел название улицы: Са-мар-ска-я. Впереди замигал светофор. Уж остановился, перевел дыхание и слегка поднял голову. Была холодная, почти зимняя ночь. Машин не было — можно переползти на красный. (Здесь, дорогой читатель, хочу непременно тебя предупредить: никогда не переползай дорогу на красный свет за исключением только тех случаев, когда тебя преследует гигантская черная ворона, паук или огнедышащий дракон — тогда можно).

Оставалось проползти совсем немного: через дорогу виднелся тихий двор. В нем обязательно должен быть укромный уголок для ужа, который из домашнего питомца совсем недавно превратился в дикое животное.

Почему так получилось? Как сложились обстоятельства, что маленькое беззащитное существо не впало в спячку, не зимовало в теплом и сухом гнездышке в обнимку с друзьями и родственниками, не грелось в террариуме, а неслось вдоль по улицам спящего провинциального города навстречу своей судьбе?

Зюс

Змеиное имя Зюс семилетний Саша нашел в словаре. Открыл немецко-русский словарь на букву S (самую змеиную букву алфавита) и начал выбирать, стараясь найти самое короткое и красивое слово. Но попадались только длинные, похожие на дождевых червей слова — их в немецком очень много.

Нашел слово Salamander, но от него пришлось отказаться — это имя не для змеи, а для ящерицы. Саша оставил это слово про запас: «Пригодится, когда заведу».

Как это обычно бывает, самое нужное нашлось в самом конце: süß. «Зюс» означало «сладкий» и «милый». «Как раз то, что нужно, для ужа», — подумал Саша и посадил Зюса на ладонь.

«Имя Саша тоже очень змеиное», — подумал Зюс и нежно обвился вокруг указательного пальца. Он был еще очень маленький.

«Ссса-шшша», — выразительно произнес он и вытер правый глаз языком. Саша погладил его по голове и пошел завтракать.

С тех пор как в доме появился Зюс, завтраки, обеды и ужины стали проходить очень эмоционально. Если мама видела, что Зюс ловко лавирует между тарелок или свернулся колечком в сахарнице, ее руки сами собой совершали нервные и резкие движения. От этого сама собой билась посуда, с грохотом падали кастрюли, супы сами собой разливались по стенам, а иногда — даже по потолку.

После этого мама начинала ругать папу. Папа молча сидел, созерцая пустой стол и ощущая нарастающее чувство голода. При этом он прикрывал Зюса ладонью. Саша прикрывал ладонь папы. На всякий случай. Наконец, как настоящий дирижер, мама драматично взмахивала половником и пышной прической, тем самым как бы ставя точку в концерте. «Чтобы больше этого не было!» — восклицала она и уходила в другую комнату.

Кошка Дарья в такие моменты эвакуировалась на шкаф и внимательно следила с высоты за всем происходящим. Голубым глазом она замечала, куда улетел кусок рыбы, а зеленым следила за половником. Дарья была очень породистой, но, на взгляд Зюса, некрасивой: нос у нее был короткий, морда — приплюснутая, общее выражение физиономии — всегда недовольное.

Как у всех породистых кошек, у Дарьи был вздорный характер. При этом в ней была необъяснимая притягательная сила: когда она спала, мерно посапывая коротким носом, Зюса так и тянуло свернуться калачиком у нее под животом — это было очень удобно и приятно. Проснувшись, Дарья внезапно обнаруживала в своих объятиях ужа и от страха подпрыгивала с места вертикально вверх примерно на два метра.

Зюс моментально скрывался под диваном. В просвете он видел большую когтистую лапу, которая долго царапала все подряд, пытаясь ухватить его хотя бы кончиком когтя. Потом он видел в щелку зеленый глаз, потом — голубой, а потом — то голубой, то зеленый попеременно. Снова когтистая лапа, снова зеленый глаз, снова голубой. Наконец, Дарья успокаивалась. «Чтобы больше этого не было!» — как бы говорила она и, тряхнув дымчатой гривой, уходила в другую комнату.

«Ссса-шшша, Ссса-шшша», — тихо звал Зюс из-под дивана. Обычно Саша быстро его находил. Он ни минуты не мог прожить без своего друга. Зюс тоже любил Сашу. Ему казалось, что Саша самый теплый в семье, что у него самые горячие ладони и щеки, а в животе всегда приятно урчит. Зюс любил лежать у хозяина на груди и слушать, как бьется сердце. В такие моменты Зюс сладко улыбался. Саша тоже.

Вот так живем и все мы: в полусне с полуулыбкой, слушая песенку жизни и не замечая, как над нами сгущаются тучи… Зюс тоже долго ничего не замечал, а когда заметил, было уже поздно.

Дарья

Кошка Дарья была очень ревнива. Она долго и болезненно переживала появление в своей семье «мяулыша». Для нее это было жестоким ударом. Один вид детской кроватки заставлял ее скрежетать зубами и выпускать когти. Часто она садилась в изголовье и долго и внимательно наблюдала за младенцем, нависая над ним, как пушистая серая тучка ненависти, готовая в любой момент заискриться разрядами молний. Ей хотелось, чтобы малыш ушел из дома и потерялся, как глупый той-терьер.

Маму она считала своей. Ей было неприятно и обидно видеть, как ОНА, её МАМА, берет малыша на руки, целует, кладет спать рядом с собой, на её, Дарьи, законное место! Все лучшее в доме теперь принадлежало ему. Все подчинялось его настроению и, самое главное, аппетиту.

Дарью просто не замечали. Спустя какое-то время через нее начали буквально перешагивать! Папа, например, не только перешагивал, но и отодвигал Дарью с дороги ногой, когда она, картинно разложив хвост веером, грелась посреди комнаты в лучах обеденного солнца.

Сначала Дарья не понимала. Она считала такие происшествия случайностью и упорно продолжала путаться под ногами, пытаясь обратить на себя внимание. Ей наступали на хвост… В конце концов, подоконник стал единственным местом, где она чувствовала себя спокойно. Там она сидела за прозрачной шторкой среди ящиков с рассадой и взращивала в своем сердце зерна мести. Эти зерна выросли не так быстро, как перцы и баклажаны, но принесли удивительные плоды.

Сначала их побеги были маленькими и слабыми. Они могли погибнуть от любого дуновения ветерка, но Дарья ревностно их охраняла и подкармливала новыми обидами. В доме появился новый пушистый плед? Конечно, для Дашеньки? Отнюдь! Все лучшее отныне предназначалось для «мяулыша», который ничем (НИЧЕМ!) этого не заслужил. На столе появилось нежное пюре из индейки? Конечно, для Дарьи? Нет и нет! Все для него, для него и снова для него…

Однажды утром, когда все еще спали, в комнату залетел большой зеленый жук. Дарье он очень понравился. Она поймала жука, немного поиграла с ним, подержала во рту, положила перед собой, полюбовалась его блестящей спинкой и решила подарить маме. Она зашла в спальню, забралась спящей хозяйке на грудь, немного потопталась лапками и положила мокрого жука так, чтобы, проснувшись, мама сразу его увидела. Жук смирно лежал, старательно притворяясь камнем и осторожно подглядывая правым глазом.

Дарья ожидала восхищения, почета, славы и, конечно, награды в виде пюре из индейки. Она долго не будила хозяйку, глядя на нее влюбленными разноцветными глазами и предвкушая приятный момент. Но пробуждение оказалось не столь приятным. Вопреки ожиданиям Дарьи весь дом огласился истошным криком. Воздух наполнился летающими тапками. Жук внезапно ожил и попытался улететь на одном крыле. Мама и папа метались по комнате. Малыш смеялся. Дарья внезапно почувствовала солидарность с раненым жуком и приоткрыла для него форточку. Жук благодарно кивнул и улетел.

Со временем в голосе Дарьи появилась новая интонация: теперь ее «мяу» звучало капризно и недовольно. У нее появилась привычка жаловаться и ворчать себе под нос. Например, когда мама готовила, Дарья ходила кругами по кухне и ворчала: «Снова ем-м-м-уррр? Снова мяусо? Всё ем-м-м-уррр!» Но хозяйка слышала только «мяу-мур». Дарья возвращалась в спальню, садилась у изголовья кроватки и, сверкнув голубым глазом, раздраженно произносила: «Несчастный мяулыш-ш-ш!» Малыш улыбался.

Иногда у Дарьи появлялась аудитория. Бывало, за окном на ветку березы садилась старая ворона. Она наклоняла набок голову и внимательно слушала, а Дарья рассказывала ей о своих невзгодах.

А вы думаете, домашние кошки, которые часами сидят на подоконниках, мечтают поймать птицу? Ту самую, которая сидит на том же подоконнике, только с другой стороны? Нет, они, как и многие люди, мечтают хоть с кем-то поговорить. С птицей, значит с птицей. Между прочим, птицы прекрасные собеседники, особенно вороны.

Ленора

Ворона Ленора умела говорить на нескольких человечьих языках. Особой склонности к иностранным языкам у нее не было, но: «Ка-а-арк не научиться за двести лет!» — усмехалась она. Говорят, ее привезли в Россию из Германии, когда она была еще маленьким вороненком. Хозяин научил ее всему: во-первых, говорить по-русски (этому Ленора научилась даже лучше хозяина), принимать пациентов (хозяин был врачом), выслушивать их жалобы, расхаживать по кабинету, заложив крылья за спину, ставить диагноз (это у Леноры получалось особенно хорошо, ведь вороны вещие птицы), назначать лечение — и многому-многому другому…

Так они прожили несколько десятков лет, а потом доктор состарился, и в один печальный день его не стало. Ленора прекрасно запомнила похороны (у ворон особенная память на такие события). Ей понравились лошади в траурных попонах с черными султанами из страусиных перьев на головах (ей нравилось все черное) и богатый, немного старомодный лакированный экипаж, который медленно провез доктора через весь город. Было очень красиво. Ленора гордилась своим хозяином. Низенькие деревянные дома с резными наличниками, которые спустя двести лет еще стоят на этой улице, медленно проводили доктора до окраины.

Когда все разошлись, Ленора еще немного побыла с доктором, несколько раз отрывисто постучала клювом, послушала — не будет ли ответа? Нет… Она пожала плечами, прошлась туда-сюда, заложив крылья за спину, подумала, покачала головой, недоуменно развела крыльями и полетела домой, в их с доктором особняк. Но там ее не ждали. Кабинет был закрыт, пациенты больше не приходили. Несколько десятков лет Ленора прожила на чердаке. Потом чердак забили досками.

Здесь Леноре пришла в голову мысль, что долгий вороний век — очень неудобная штука. Неудобно жить, жить, жить и нисколько не стареть, когда все вокруг только и делают что стареют. И при этом мечтают не стареть, занимаются спортом, дышат свежим воздухом, правильно питаются, лечатся, ходят на приемы к врачам… и все равно стареют. А ты, ворона, сидишь и смотришь, и ставишь диагнозы, и знаешь, что все это бесполезно.

Чтобы как-то разнообразить свою долгую жизнь, Ленора начала собирать разные блестящие вещицы. Так в ее новом гнезде на крыше особняка появились часы, колечко с круглым черным камнем похожим на вороний глаз, канцелярские скрепки, монетки, пуговицы, фольга от конфет (сами конфеты Ленора выбрасывала), несколько больших гвоздей, ключи и зеркальце. Последнее было ее сокровищем. Прислонив зеркальце к трубе, Ленора могла часами рассматривать себя, расправлять перья и постукивать клювом о клюв своего «собеседника».

Прошло еще несколько лет, и крыша стала ржавой, а потом начала протекать. Жильцы позвали рабочих, чтобы покрыть крышу заново. Рабочие нашли гнездо и очень удивились. Они начали разбирать коллекцию Леноры. Кто-то надел на палец кольцо, кто-то прикладывал к уху часы, кто-то забрал зеркальце, кого-то порадовали гвозди. Но Леноре не было обидно. Она знала одно: вороний век очень долог, и она всех переживет.

Она сидела на трубе и ставила рабочим диагнозы:

«Инфа-а-аррркт!» — громко сказала она.

«Кыш! Кыш!» — ответил рабочий и махнул гаечным ключом в ее сторону. Ленора отлетела на соседнюю березу и добавила: «Миокар-р-рда!». Затем усмехнулась и улетела.

Несколько дней она бродила по крышам. Однажды она присела на чей-то подоконник и услышала что-то знакомое. За окном шел урок немецкого языка. Ленора начала внимательно слушать, прохаживаться вдоль окон и отвечать на вопросы учителя. Ученикам казалось, что она просто говорит «Кар!», а вороне казалось, что они отвечают неправильно. Наконец, она не выдержала и постучала клювом в стекло.

К ее удивлению ставни распахнулись, и учитель, поправив очки, произнес: «Kommen Sie bitte rein!» и сделал галантный жест рукой. «Danke!» — громко ответила Ленора и легкими прыжками вошла в класс. С тех пор она стала знаменитостью. Ее высказывания становились крылатыми. К ней прислушивались. Она была настоящей достопримечательностью.

Так прошло несколько десятилетий. Потом учитель ушел на пенсию и забрал Ленору с собой. У него теперь было много свободного времени, он начал изучать французский язык и научил Ленору. Французский ей очень нравился, а вот английский никак не давался. Он был совсем не громкий и не раскатистый, а, скорее, журчащий и переливчатый. А Леноре, наоборот, нравилось всё громкое, сверкающее и раскатистое, как Рейхенбахский водопад.

Так они и жили примерно пару десятков лет, можно сказать, счастливо. Только Ленора стала замечать, что учитель постепенно стареет. Сначала он старел медленно, потом начал стареть все быстрее и, наконец, совсем состарился. Из учителя он превратился в пациента и начал пропадать в больницах. Ленора давно знала диагноз, но молчала. Вскоре учителя не стало.

Ленора ожидала, что снова увидит лошадей под черными попонами, траурные черные султаны и роскошный, хотя и старомодный, лакированный экипаж, но вместо этого приехал старенький автобус. Он привез небольшой, но очень блестящий и громкий оркестр. Леноре он очень понравился. Когда все закончилось, она еще немного побыла с учителем, несколько раз отрывисто постучала клювом, послушала, наклонив голову, не будет ли ответа, произнесла «Ор-р-ревуа-а-ррр!» и, несколько раз подпрыгнув для разбега, медленно полетела домой. Но там ее не ждали.

Заговор

С тех пор Ленора много дней бродила по крышам, пока не заметила в одном из окон Дарью. Она подлетела поближе и внимательно посмотрела на кошку, пытаясь поставить ей диагноз. «Тоска-а-а!» — сказала она. Кошка подняла на нее грустные разноцветные глаза. «И не говорите,» — вздохнула она. Ворона перепрыгнула с ветки на подоконник.

«Ну, р-р-рассказывай,» — усмехнулась Ленора. Она наклонила голову набок и приготовилась слушать. Она любила истории да и сама могла многое рассказать.

Дарья подняла хвост и несколько раз прошла взад-вперед по подоконнику. «Даже не знаю, с чего начать, — сказала она, нервно подергивая хвостом. — Все началось примерно семь лет назад, когда в нашей семье появился этот несчастный… мяулыш-ш-ш,» — кошка сделала презрительную мордочку.

— Так-так, — ворона заложила крылья за спину и тоже прошлась по подоконнику. — Дети — цветы жизни, — усмехнулась Ленора. Она любила говорить афоризмами.

— Что-то не похоже, — вздохнула Дарья. — Время идет, а лучше мне не становится. Раньше хотя бы было пюрр-р-ре из индейки, а теперь и этого нет. Зато появился этот ужасный ВТОРОЙ ПИТОМЕЦ! — глаза Дарьи засверкали нехорошим разноцветным блеском.

— Ка-а-арк???

— И ладно, если бы собака. Но это уж!

— Уж что?

— УЖ! Это УЖ! Как бы змея… только не ядовитая… бестолковая, совершенно бессмысленная ЗМЕЯ!

Ворона на секунду остановилась. Она вспомнила маленьких ящериц, которые примерно пятьдесят лет назад так беспечно выходили погреться на крышу. От солнца они становились сонными. Тогда она их ловила. Один удар клювом — и всё!

— Уж, уж… Похож на ящерицу? — уточнила она.

— Да, да, очень похож, — ответила кошка. — И это питомец!

— Швах! — сказала ворона.

— Что, простите?

— Плохо, — перевела Ленора.

— Да, плохо, — согласилась Дарья. — я всегда говорю, надо отдавать детей в добрые руки, пока они маленькие! Две недели дома, глаза прорезались, и до свидания! А теперь уже поздно! — Дарья сжала лапку в кулачок и начала нервно грызть когти.

— Уж поздно! Уж… — усмехнулась ворона. Все животные знают, что в добрые руки берут только маленьких. Большие в руки просто не помещаются. Даже в добрые. Хотя, возможно, это как-то связано не с размером, а с глазами: пока не прорезались — хорошо, а когда прорезались — швах.

— Нет, нет… — твердила кошка, неврно перебегая по подоконнику. — Может быть, кто-нибудь все-таки согласится его взять? Может быть, возьмут вместе с папой? Папа очень полезный… А я тогда останусь с мамой. И все снова будет хорошо!

— Не все папы одинаково полезны, — произнесла ворона, у который был огромный жизненный опыт. — Вашего вряд ли возьмут.

— Это почему это? — немного обиделась Дарья.

— А что в нем хорошего? В особняке он, кажется, не живет, — усмехнулась Ленора.

— Да-да, вы правы, — согласилась кошка. — Но все-таки есть еще один шанс. Мальчик может потеряться.

— Ка-а-арк???

— Ну, например, пойдет в школу и потеряется. Может же такое случиться?

— Нет, — отрезала Ленора. — Его наверняка водят в школу родители.

— Да. И забирают тоже.

Возникла небольшая пауза. Сосуд мести давно наполнился, но кошка со всей ее изобретательностью не могла придумать, как им распорядиться. Здесь нужен был совет более мудрого существа. Подошла бы змея или хотя бы уж, но он был слишком привязан к Саше.

— Все ясно. Kla-a-ar! — воскликнула ворона. — Потеряться должен кто-нибудь другой! Мальчик узнает, расстроится, пойдет искать (без родителей, конечно) и потеряется сам!

— Гениально!

Ворона безразлично пожала плечами, но в душе ей было приятно это слышать.

— Например, потеряется кошка…

— Кстати, я Дарья, — представилась Дарья.

— Ленора.

— Очень пур-р-риятно.

— Взаимно. Так вот, потеряетесь, предположим, вы, и мальчик расстроится. Чтобы он не рассказал родителям, все должно выглядеть так, как будто вы потерялись по его вине. То есть он должен быть в этом уверен.

— Гениально! — повторила кошка и посмотрела на ворону восхищенным взглядом. Она заметила, что Леноре это нравится. Дарья мало читала (то есть почти ничего не читала, кроме раздела «Блюда из рыбы» в кулинарной книге) и не могла знать, что грубая лесть нравится всем воронам в мире со времен Эзопа (то есть с очень давних времен). Но Дарья поняла это каким-то шестым чувством. Кроме того, у всех кошек есть врожденный талант подстраиваться под окружающих, которым они просто не могут не пользоваться.

— Итак, — продолжала Ленора, расхаживая по подоконнику, — мальчик расстроится, начнет винить себя, не скажет родителям, пойдет вас искать, а дальше он должен потеряться.

— Великолепный план! — сказала кошка. — Только есть одно небольшое «но»… Мальчик не пойдет меня искать.

— Ка-а-арк???

— Мы с ним в плохих отношениях.

— Ка-а-арк???

— Ну, не то чтобы в плохих — ни в каких. Если кто и пойдет меня искать, то только мама…

— Швах!

— Я ему безразлична! Он не пойдет меня искать! Все пропало! — в отчаянии Дарья заметалась по подоконнику.

— Но ведь может потеряться кто-то другой…

— Кто?

Ворона загадочно молчала. Она наклонила голову и ждала, пока кошка сообразит. И вот сквозь стекло она увидела, как один глаз Дарьи вспыхнул зеленым огнем.

— Действительно, — согласилась Дарья. Она вытянула заднюю лапу и задумчиво провела по ней языком. — Кто-то другой может легко потеряться. Близкий друг, например?

Ворона молчала. Ее глаз блестел, как черный агат.

— Любимый питомец? Зюс?

— В этом не будет ничего удивительного, — согласилась Ленора. — Такие существа часто теряются. Заполз в какую-нибудь щель, а выползти не смог. Только помните, мальчик должен думать, что Зюс потерялся по его вине. Тогда он захочет все исправить и пойдет искать его сам, без помощи родителей.

— Да, да, конечно. Но как же мне выманить этого несчастного ужа? Ведь они почти не расстаются.

— Это вы сами придумайте, — усмехнулась ворона. — Главное выманите его из дома, а я постараюсь, чтобы он не вернулся, — сказала Ленора и снова вспомнила тех маленьких ящериц на крыше.

— Я придумаю, — пообещала Дарья. — А вы, вы его… вы Зюса… вы..?

Ворона молчала. Дарья тоже задумалась. Она очнулась, только когда наступили сумерки. Откуда-то издали послышалось раскатистое «Ор-р-ревуа-а-ррр!». На подоконнике никого не было.

Потенциал или карма

На самом деле Ленора не была злой вороной. Она могла быть самым преданным другом в мире. Только жаль, что иногда хранить верность становилось просто некому.

Ленора была сентиментальна. Не раз она выпускала жертву из своего крепкого, как металл, клюва, столкнувшись с отчаянной борьбой и сопротивлением. Ее это впечатляло. Она раскрывала клюв и давала мокрой добыче уйти, сказав ей в напутствие несколько оглушительно добрых слов.

Конечно, побывавшая в клюве добыча (мышонок, ящерица, а иногда даже рыбка) тоже были под впечатлением, но в силу незнания иностранных языков слышали только резкое «Круа!» и как можно быстрее убегали / уползали / уплывали прочь, ничего не сказав в ответ. Даже «спасибо», не говоря уже о «мерси».

Что же заставило Ленору принять участие в этой жестокой игре против ничего не подозревавшего Зюса и его семилетнего хозяина? Хотя Леноре было, как говорят, уже примерно двести лет, она, как все вороны, по-прежнему была любопытна, но в особенном, необычном смысле. Например, ей было совершенно не интересно (или почти не интересно), привезли ли сегодня в магазин сыр или сало, или еще что-нибудь аппетитное. Этим интересовались молодые вороны, которым было лет по пятьдесят-сто, да еще синицы, которые, как известно, больше десяти лет и не живут.

Ленору занимали другие вопросы. Дав кошке подсказку, она с любопытством ожидала, как развернутся события. Пойдет ли кошка на преступление? Пойдет ли мальчик спасать своего друга? Что из этого получится? Ворона чувствовала, будто в своих когтистых лапах она сжимала блестящую упругую пружину, которая была готова разжаться.