Никто из жителей Святозаводска толком не знал или попросту не помнил, почему канал называется «Лидер-канал», ведь это был единственный канал на телевидении. Были, конечно, ещё запрещённые каналы. Но на них, по словам президента, показывали одну бесовщину. И за просмотр их полагалась смертная казнь.

— А мы прерываем наш выпуск, — сказала ведущая новостей, — чтобы прослушать обращение президента к народу.

На экране начали перемещаться узоры, как в калейдоскопе, и на этом фоне заговорил голос президента:

— Возлюбленные мои! Как я рад, что наш Святозаводск процветает! В этом месяце мы вновь побили рекорд! Мы выпустили триста тысяч тонн металлических конструкций, которые расширят наш город ещё на пятьдесят километров. Это защитит нас от Дьявола, который не дремлет за пределами нашего города. И помните: снаружи Бога нет! Бог внутри! Продолжайте усердно трудиться, и Бог вознаградит вас! Не поддавайтесь дьявольским искушениям! Помните, что в нашем городе запрещено смотреть в глаза, запрещено на людях снимать корректирующие очки, запрещено иметь в доме зеркала, запрещено не думать. За все эти нарушения предусмотрены серьёзные штрафы и даже тюремные сроки, а особенно непослушные граждане караются смертной казнью. К сожалению, вынужден сказать, что в нашем городе участились случаи недумания. Когда к человеку подходит полицейский и спрашивает: «О чём вы думаете?» — люди говорят, что ни о чём. Это плохо! Богобоязненный человек должен всегда о чём-то думать. Если человек не думает, значит, он попал во власть Дьявола. Значит, его надо репрессировать. Помните об этом, возлюбленные мои! И да пребудет с вами сила Господня!

После этих слов Савватий перекрестился. Опять-таки — никто уже не помнил, почему нужно креститься. Это был как бы само собой разумеющийся, практически интуитивный жест, который использовался во время слов или мыслей о Боге.

Савватий выключил телевизор и принялся собираться на работу. Перед выходом ещё раз перекрестился, вслух на камеру в прихожей произнёс: «Господи, благослови!» — и вышел из дома.

— О чём думаешь, Савка? — спросил Филимон, коллега по работе, завидев, как Савватий сосредоточенно вытачивает деталь на станке.

— Я думаю, — поспешил ответить Савка, — как сделать так, чтобы деталь была богоподобной?

— Ну… а ты думай о Боге, и тогда деталь станет богоподобной.

— Спасибо, Филька, брат! Ты просто гений!

— Всегда пожалуйста!

Савка немного задумался. Потом спросил:

— Ну… а вот как ты думаешь о Боге? Ты его представляешь в каком-то определённом образе? Или?..

— Это каждый для себя решает сам. Я, например, часто представляю, как неоновые огни на центральных небоскрёбах освещают идеальной формы металлическое небо нашего города… И в этом блеске летают дроны… и спутники… А огромные фильтры втягивают дымы из исполинских заводских труб…

Савватий мечтательно задумался под впечатлением от этого описания и выдал:

— Да-а-а! Лепота! Умеешь же ты всё-таки, Филька, воодушевить!

— Ты когда в последний раз был на смотровых? — спросил Филимон.

— Месяц назад, наверно…

— Ну вот! Надо бы почаще. Давай сегодня после работы сходим?

— Давай! — согласился Савка и принялся дальше усердно вытачивать деталь, представляя, как она идеально займёт своё место в стене огромного небоскрёба.

После рабочей смены Савватий и Филимон стояли на смотровой площадке небоскрёба «Боголепный» и наслаждались видом на город.

— Скорректируй очки на 10%, — посоветовал Филя, — так будет чётче видно мелкие детали.

Савка последовал совету и расплылся в улыбке, когда начал замечать мельчайшие болтики и гаечки на остовах соседних небоскрёбов, как машины внизу идеально исполняют указания светофоров, как гениально составлены строчки рекламы на пролетающем мимо дирижабле: «Покупайте продукты марки „Президент“, будьте ещё ближе к Богу!»

— Вот — насколько же прекрасен наш Господь! — вдруг вырвалось у Савки. — Сколько уже раз сюда прихожу и каждый раз вижу что-то новое.

— Да-а-а! — согласился Филя. — Воистину! Вот тех небоскрёбов месяц назад ещё не было…

— Ага. Так всё быстро меняется! Даже жалко, что когда-то мы ослепнем и не сможем видеть этой красоты.

— Не малодушничай, Савватий, — строго сказал Филя. — Радуйся сейчас, что Господь даёт тебе возможность видеть.

— Да, конечно! Прости меня, брат Филимон!

— Прощаю, брат! Да пребудет с тобой мир и божья благодать!

— Аминь.

Марфуша, благоверная Савватия, как всегда, встречала мужа дома.

— Ты слышал последние новости? — спросила она его с порога.

— Нет.

— Очередной маловерный пытался сбежать за пределы города.

— Да? Как это случилось?

— Какой-то, толи сварщик, толи электрик, работал на самой границе и каким-то образом сумел открыть выход.

— А как можно открыть выход? Он же закодирован, насколько мне известно.

— Ну, я не знаю. Такие подробности не сообщаются. Значит… наверно… где-то раздобыл код доступа.

— Что-то я сомневаюсь, что код доступа способен раздобыть какой-то сварщик.

— Я не знаю, Савка.

— Ну, так и что было дальше?

— Ну, далеко у него убежать не получилось. Снайперы стреляли семь раз. И таки достали беднягу.

— Но уж лучше так, чем обречь его на скитания за пределами города, во Тьме.

— Да, наверно… — неуверенно сказала Марфуша.

Улёгшись в постель, они настроили свои очки на режим сна. Савватий отвернулся от жены к стенке. Но вдруг Марфуша неожиданно заговорила:

— Слушай, Савка…

— Что?

— А может… нам всё-таки подумать по поводу… бэбика?

— Мы же это уже обсуждали.

— Обсуждали. Но так это было когда? Полгода назад.

— И что?

— Ты тогда говорил, что это дорого. Но сейчас то тебе повысили зарплату. Да и у меня на работе всё стабильно.

— Напомни-ка, что для этого нужно?

— Надо всего лишь обратиться в службу непорочного зачатия. Сдать генетический материал. И через девять месяцев нам сделают бэбика.

Савватий думал, но ничего не отвечал.

— Ты только представь, — воодушевлённо продолжила Марфуша, — как бы я гуляла с коляской по нашему металлопластиковому парку. А как бы ты, приходя с работы, играл с ним в «Верю — не верю», в «Заводские легенды», и в другие богоугодные игры.

Савватий мечтательно задумался и, так же ничего не ответив, начал отходить ко сну.

Утром следующего дня Савватий и Марфуша сидели в церкви и, держась за руки, слушали проповедь отца Амвросия:

— Ибо сказано в писании: всё, что находится за пределами нашего понимания, за границами нашего Святого города, всё тайное, всё странное — всё это есть проявления дьявольской природы. Не поддавайтесь искушению, говорю я вам! Не пытайтесь покинуть чертоги божественного предела! Такого знакомого! Такого привычного, безопасного и прочного мира! Господь наш логичен! Он зрим! Он вокруг нас! Мы видим и ощущаем его ежедневно! Он понятен нам! И поэтому он свят! — отец Амвросий выдержал многозначительную паузу. — Но… Дьявол! Понятен ли он нам? Его суть — полная Тьма! Мрак беспросветный! Понятна ли нам эта Тьма? Логична ли она? Я вам скажу: нет! Нам эта Тьма не понятна! Не логична для нас эта Тьма! — священник вновь выдержал паузу, символично поправил свои корректирующие очки. — Наши глаза! Это ли не доказательство божьего откровения? Почему мы так слепы? Почему наше зрение не восприимчиво к темноте? И ведь не Дьявол!.. А именно Господь наш всемогущий позволил нам разработать эти очки, которые помогают нам созерцать всю божию благодать! А что сделал Дьявол? Ничего не сделал! Он только и может, что соблазнять нас своей темнотой!

Отец Амвросий закончил свою речь и благословлял паству.

— Разрешите вопрос, святой отец?! — раздался мужской голос из зала.

— Да, сын мой!

— Скажите, а как вы относитесь к возвращенцам? Вы считаете правильным репрессировать возвращенцев без лишних вопросов? Ведь, может быть, вернувшись из Тьмы, они могли бы нам что-то поведать о том, что видели, поведать нам о Дьяволе.

— О! Господи милосердный! — воскликнул отец Амвросий. — Ты только послушай этого глупца! Смотрите, люди! Это глупец! — и паства злорадно засмеялась. — Тёмные происки Дьявола проникли в его душу! Он начал думать, что о темноте, о пустоте можно что-то поведать! — вновь священник выдержал психологическую паузу. — Я вам скажу: темнота — она на то и темнота, что ничего о ней нельзя поведать! Ничего о ней нельзя узнать богопослушному человеку! Только лишь сам Бог открыт для познания! Только Господь наш светел и логичен! Вот тебе мой ответ, о глупейший человек! Иди с Богом! И сегодня же перед сном перечти «Свет познания божия»!

Вечером этого же дня, когда супруги Марфа и Савватий легли в постель, Марфуша, украдкой поглядывая на камеру над кроватью, тихо спросила мужа:

— А ты… когда-нибудь думал… о Тьме?

— Думал, — честно признался Сава.

— И… ты думаешь, что отец Амвросий прав? Что Тьму нельзя понять?

— Ну а как же нам её понять, Марфуша? Она ведь ничего не говорит. Ничего не показывает.

— Но… может… она потому ничего не говорит и не показывает, потому что мы не пускаем её в наш город?

— Окстись, Марфуша! — шёпотом произнёс Сава. — Твои мысли пугают меня! Тебе, видимо, тоже не помешает перечитывать «Свет познания» почаще. — Он немного задумался и добавил: — Да и я, пожалуй, перечту…

— Савватий! К телефону! — голос заводского глашатая прервал мысли Савки, усердно работающего за станком.

Савватий поднялся в переговорную, в которой стояло несколько телефонных кабинок, а над ними висел агитплакат со словами «От Бога правды не утаишь!», что, по сути, означало, что все телефоны прослушиваются.

Он зашёл в одну из кабинок, снял трубку и сказал:

— Аллё!

— Привет, Савка! — раздался голос его матери. — Как дела у вас с Марфушей?

— Всё хорошо, мам. Как ваши дела?

— Ну… так себе…

— Что-то случилось?! — обеспокоенно спросил Савватий.

— Папа… окончательно ослеп, сынок…

Савватий замер, не зная, что сказать. Мать, понимая его растерянность, продолжила:

— Сказали, что всё случится через две недели… Всё будет безболезненно. Он просто заснёт… и всё…

— Я смогу с ним повидаться? — спросил Савватий.

— Нет! — вклинился голос агента по прослушке. — Вы не имеете права встречаться с человеком, хоть даже и родственником, который ослеп к божественному Свету!

— Это ничего-ничего! — поспешила утешить Савку мать. — Он попросил передать тебе на словах, что он тебя… — и короткие гудки прервали разговор.

Савватий повесил трубку и грустно спустился в цех.

— Что случилось? — спросил его Филимон.

— Отец… ослеп.

— Соболезную, брат! Но… ты не впадай в уныние! Ведь он прожил долгую счастливую жизнь! Сколько ему было?

— Сорок пять… кажется…

— Ну вот! Видишь! Целых сорок пять лет он наслаждался Господним Светом!

— Да… — неуверенно сказал Савватий. — Ты прав… — и нажал кнопку «Пуск» на своём станке.

Савватий и Марфуша сидели перед телевизором и молчали, погружённые каждый в свои мысли. Молчание прервала Марфуша:

— И что? Мы что, даже не можем позвонить, чтобы попрощаться с ним?

— Нет… — спокойно отвечал Савватий. — Он же теперь… во власти Тьмы.

— Во власти Тьмы?! — громко сказала Марфуша и, сама испугавшись этого, посмотрела на камеры и продолжила уже шёпотом: — Но тогда получается, что, когда мы репрессируем человека, мы сами отдаём его во власть Тьмы.

— Ты что?! — испуганно ответил Савватий. — Человек же слепнет изначально не по нашей воле! Мы лишь избавляем его от страданий, от безрадостной жизни во Тьме!

— Да? И отправляем его в другую Тьму? Вечную?

— Марфуша! Послушай себя! Откуда у тебя вообще такие мысли?!

— Я и сама не знаю. Но вот, например, в «Свете познания» сказано: «И создал Господь человека…» А в другом месте сказано: «Не пытайтесь заглянуть во Тьму…» Так что же получается? Зачем Господь создал человек таким, что ему постоянно и тайно хочется заглянуть во Тьму? Если Господь желает, чтобы мы не заглядывали во Тьму, то почему он нас не создал так, чтобы у нас и мысли о Тьме не возникало?

— Глупая! Таким образом Господь испытывает нашу силу любви к нему.

— Так что же получается, Господь нам не доверяет? Сам же нас создал и сам же не доверяет своим детям?

Савватий задумался и сказал уже с меньшей уверенностью в голосе:

— Ну… по всей видимости… в определённый момент человек обретает какую-то свободу, и эта свобода сеет в человеке сомнение. И это всё происки Дьявола! — с этой мыслью в его голосе вновь появилась уверенность. — Это он сеет в человеке сомнение, даёт нам беспочвенную надежду на свободу. Но свобода — это и есть сомнение, сомнение в том, что Свет Господень — это всё, что нужно человеку!

Потом они вновь замолчали. Савватий искоса поглядывал на Марфушу. И потом заговорил:

— Вот и в тебе… зародилось сомнение…

— И что же мне делать?

— Ну… может, тебе исповедоваться?

— Не знаю… Может быть…

В этот момент на экране телевизора появилось сообщение: «Уважаемые Савватий и Марфа, только что были прекращены страдания вашего отца, раба божия — Алексия. Правительство Святозаводска от имени президента приносит свои соболезнования. Да пребудет с вами сила Господня!»

Савватий шёл по улице с работы в задумчивости. Проходя мимо церкви, он решил войти. Внутри было тихо, никого не было. Он сел в центре зала и обратил свой взгляд на икону, на которой был изображён Святой Савелий, который, согласно преданию, когда ослеп, сам сжёг себя в заводской печи.

— Не желаете ли исповедоваться? — раздался за спиной голос отца Амвросия.

— Наверное… стоит… — неуверенно произнёс Савватий.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.