Бесплатный фрагмент - Преступление тысячелетней давности

Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам…

Ф.М.Достоевский

1. Родион

Самолёт стремительно приближался к земле. За бортом уже можно было различить привычные очертания дорог и домов.

В салоне царила напряженная тишина, слышался лишь гул моторов. Все пассажиры с нетерпением ждали благополучной посадки и завершения перелёта.

Ольга неподвижно сидела в служебном кресле, пристёгнутая ремнями безопасности. В какой-то момент она подняла телефонную трубку и произнесла несколько слов. Родион знал, что жена доложила экипажу о том, что пассажирский салон готов к посадке.

«Ещё немного — и мы будем дома», — пронеслось у него в голове. Улыбаясь своим мыслям, Родион вспомнил, как они с Ольгой договорились, что в рейсе она для него стюардесса, а не жена! И ему эта игра очень нравилась. «Сейчас самолёт приземлится, все встанут со своих мест, заберут сумки и выйдут. Ольга будет стоять у дверей, благодарить пассажиров за выбор авиакомпании „Аэрофлот“ и желать всем удачного дня. А вечером они встретятся в своём уютном гнёздышке», — Родион смотрел на жену и любовался ею.

Ольге недавно исполнилось двадцать восемь лет. Её рост — метр шестьдесят — был не самым типичным для стюардессы, но правильные черты лица, подтянутая фигура, высокая эффектная грудь, красивые серо-зелёные миндалевидные глаза и длинные русые волосы с выгоревшими кончиками выгодно отличали её от коллег.

Он познакомился с очаровательной стюардессой, когда возвращался с конференции в Минске. Родион был сражён её красотой. Их взгляды встретились, и, прочитав на бейдже имя «Ольга», он вдруг подумал: «Это судьба».

Ещё с университетских времён Родион часто представлял себе, как должна была выглядеть великая княгиня Ольга. В его фантазиях она представала воплощением изящества и безграничного очарования, а её взгляд, казалось, пронизывал пространство, озаряя всё, на что она обращала внимание, мудростью и твёрдостью духа.

Родион записал свой номер мобильного телефона на талоне от багажа, а вечером стюардесса Ольга со взглядом великой княгини ему позвонила.

Прошло почти четыре года, но его любовь к жене не угасла. Он продолжал восхищаться ею, как и в первые месяцы знакомства. Во время двухмесячной экспедиции регулярно общался с ней по телефону, а по ночам тайком пересматривал совместные видео. Одна лишь мысль о том, что после долгой разлуки он наконец-то увидит Ольгу, наполняла его сердце радостью. Каждый день, проведённый вдали от дома, был для него маленьким испытанием, а ночи были наполнены голосом жены. Родион пытался сосредоточиться на работе, но мысли постоянно блуждали, возвращаясь к любимой. На полях своих заметок он рисовал портрет жены, стараясь запечатлеть каждую деталь её очаровательной улыбки и чувственных губ. Вдали от городской суеты, в окружении бескрайних лесов, Родион чувствовал, как его душа тянется к этой дорогой ему женщине. По ночам ему снились дом, собака и маленький мальчик на руках Ольги, который протягивал к нему свои крохотные ручки и кричал: «Папа!»

Ночные телефонные звонки и сообщения в мессенджерах не могли заменить ему радость от личного общения с женой, но и бросить всё он тоже не мог. Последняя неделя экспедиции далась Родиону нелегко. Не желая терять целый день в поезде, он решил увидеться с женой раньше. Для этого купил билет на рейс её авиакомпании, который вылетал из Минска. Однако чтобы попасть в Беларусь, Родиону пришлось преодолеть путь из Смоленска до столицы страны на арендованном автомобиле. Это путешествие подарило Родиону возможность встретиться с белорусскими коллегами и навестить своего старого друга, который жил в Борисове. В результате он сэкономил целые сутки, которые мог посвятить Ольге уже в Москве. Но его ждала новая экспедиция в Великий Новгород.

Шасси мягко коснулись взлётно-посадочной полосы. Лёгкая дрожь охватила корпус самолёта, но быстро прекратилась, когда скорость снизилась.

«Разве можно вот так уйти из салона и не поцеловать её украдкой? — думал Родион. — Она сегодня очень старалась, чтобы я, как пассажир, остался доволен ею и сервисом авиакомпании. Я должен её отблагодарить, но как сделать это незаметно?»

После того как самолёт припарковался и двери открылись, пассажиры начали покидать салон. Образовалась толчея. Родион дождался, пока большая часть людей выйдет. Поднялся со своего места, взял сумку с полки над креслами и пристроился в конце очереди. Ольга стояла в проёме двери, прощаясь с пассажирами, даря им нежные улыбки, и делала вид, что не замечает его.

«Как мне её поцеловать? Она может рассердиться, — размышлял Родион, пока люди выходили из самолёта. — Сказать „вы очаровательны“ или „вы прекрасны этим утром“, а может быть, „ты великолепна, чертовка“? Или, куда смелее, „несомненно, вечером вы подарите огромное удовольствие“. Хотя нет, она сегодня уже наслушалась про удовольствия. Просто пошлю воздушный поцелуй», — решил Родион.

Расстояние между ним и женой стремительно сокращалось. Последний пассажир, стоявший перед ним, вышел из самолета.

«Ещё чуть-чуть, ещё вот-вот — и взор её падет на меня… Вот долгожданная секунда! Как же я люблю играть в эти игры… один на один, смотреть в её глаза… такие родные серо-зеленые глаза маленькой ведьмы, которая летает не на метле, а на самолете…»

«Всего вам доброго», — с дежурной улыбкой произнесла Ольга, смотря на Родиона.

«Вот теперь пора, не медли, через секунду будет уже поздно!» — промелькнуло у него в голове.

«Ты очаровательна сегодня», — и, прижав к перегородке, он поцеловал ее в губы.

Ольга легонько оттолкнула мужа и никак не отреагировала — всё та же дежурная улыбка, ни тени ярких эмоций.

Родион усмехнулся и, резко повернувшись на каблуках, направился к трапу. Он вышел из самолёта в прекрасном настроении. Его встретил лёгкий ветерок московского утра. Возле трапа стоял автобус, заполненный ожидающими только его людьми. Спустя полчаса Родион вышел из здания аэропорта и взял такси.

И снова всё вернулось на круги своя: улицы, пешеходы, машины, дома. На Ленинградском вокзале он купил билет на вечер 23 июля, чтобы уже завтра отправиться в Великий Новгород. Родион понимал, что должен быть в университете, но отказался от этой идеи. Ровно через час он встретится со своей женой, и этот день станет для них днём счастья, а возможно, уже через девять месяцев у них появится долгожданный наследник.

«Словно и не было двух месяцев командировки», — подумал Родион. Вернувшись домой, принял душ и заглянул в телефон, который бесконечно подавал голос. Там он обнаружил сообщение от Ольги: «Дорогой, прости, но сегодня мы не встретимся. Меня попросили заменить заболевшую стюардессу. Я улетаю в Мюнхен. Обещаю, приеду к тебе через неделю — я выпросила отпуск!»

Родион посмотрел на часы, висевшие на стене, прикидывая, чем заняться. Времени до поезда — вагон и маленькая тележка. Немного расстроенный и уставший, он решил поесть и лечь спать. Впрочем, можно было бы почитать отзывы на свою недавно опубликованную книгу. Но он точно знал, что научное сообщество не разделяет его взгляды на становление Руси X века. Оттого решил не тратить свои силы и нервы.

Очень часто Родион ощущал, что живёт не в своей эпохе. Порой ему хотелось жить во времена Вещего Олега или князя Игоря, а в такие моменты, как сегодня, казалось, что его жизнь — это просто череда заранее предопределённых событий, которые нужно просто принять и пережить, не пытаясь ничего изменить.

Сон не шел. Он взял в руки фотографию Ольги и вдруг решил, что нужно написать книгу о ней. Вернув фото на тумбочку, закрыл глаза, пытаясь представить, с каких слов начать. В голове крутилось: «Главное же — начать…»

В последний год он часто просыпался в разных местах. Не по-настоящему, а метафизически. Сегодня, например, проснулся в скором поезде «Москва — Великий Новгород» и чувствовал себя археологом, который едет к месту раскопок. Очень долго соображал, как его занесло на верхнюю полку вагона, если вчера засыпал на старом скрипучем диване у своей бабки в древнем деревенском доме. Затем он снова практически сразу провалился в сон. Спал беспокойно, со всей силы ударяясь коленями о стенку купе, размахивая руками и громко подвывая, сминая подушку. Проснулся от звонка телефона и не мог поверить, что лежит на огромной кровати в номере бутик-отеля Новгорода. Ему еще чудились стук колес, зеленые деревья, проплывающие за окном, и звенящие, будто колокольчики, при покачивании поезда на неровной дороге стаканы на столе чуть ниже его полки.

Несколько дней подряд он просыпался в палатке среди студентов-археологов. А порой ему казалось, что он вновь у себя дома. Думая, что Ольга рядом, не переворачиваясь, пытался нащупать её в большой кровати с красивой железной ковкой, которую они купили по случаю, через «Авито». Сон-явь улетучился, а он так ничего и не понял. Снова пробудился в отеле с наглухо зашторенными окнами от звука колоколов.

Было воскресенье, утренняя служба. К Собору Святой Софии тянулись верующие и страждущие. Калеки сидели на крыльце и просили мелочь. Но он не мог всего этого видеть. Он был в старой избе, смотрел на миловидную девушку, которая сидела на кровати и плела кожаный пояс. Очнулся в ином веке, в другом измерении и даже тысячелетии, среди свиты Одина.

Хотел было протянуть руку к концу сплетённого девушкой пояса, как вновь сон-явь ударил его обжигающим солнечным лучом в лицо, и он провалился в чёрную дыру, чтобы потом проснуться совсем в ином месте.

Из его памяти будто замесили дрожжевое тесто и поставили подходить в темное тёплое место. А пока это тесто подходило, он был награжден образами, которые, будто подсказки в квесте, помогали ему выиграть в игре под названием «жизнь». В реальность КТО-ТО подмешивал сон, как муку в воду на опару, а в сон НЕКТО подмешивал ЯВЬ, словно дрожжи и соль.

В одно мгновение он преобразился в былинного богатыря: в плечах косая сажень, борода цвета спелой ржи, а в руках тяжелый меч. Но внутри осознавал себя испуганным маленьким зверьком. Да, он был хил и слаб! Снаружи — богатырь, а внутри — немощное первобытное существо. И страх! Дикий неуёмный страх. И как с этим бороться?

Посреди ночи он почти проснулся от горячей струи крови, ударившей ему в лицо. Он вытер пахнущую ржавым железом кровь тыльной стороной ладони и посмотрел в лицо нападавшему всаднику, который в бою перерубил артерию его лошади. Правильные черты лица врага удивили Родиона своим выражением лукавой надменности.

Великий Новгород встретил Родиона христианским праздником — днем памяти святой равноапостольной княгини Ольги. «Словно не было вчера Минска и самолета. Дни проносятся, как картинки из детской книжки. Нет, нужно написать книгу! И пусть главной героиней станет княгиня Ольга! Порой кажется, что она сама этого хочет», — думал Родион.

Он арендовал машину и отправился в лагерь археологов. К месту назначения добрался уже в темноте. И снова сон накрыл его, словно в далёком детстве в пионерском лагере озорники накинули на него тяжёлое душное одеяло.

Проснулся Родион в палатке на неизвестно откуда взявшейся панцирной кровати. Ему не хватило матраса, и он спал на военном бушлате, расстелив его словно медвежью шкуру. Рядом на ватном матрасе прямо на земле спал беспокойный студент-первокурсник из его университета. Парень всю ночь скрипел зубами и вскрикивал, прерывая и без того неспокойный сон Родиона. В голове вдруг пронеслась странная мысль: «Как же меня зовут?»

«Ах да, Родион, как главного героя Достоевского», — на душе сразу стало легче. Немного успокоившись, хотел было вскочить с кровати, поскорее влезть в потрепанные кеды и бежать на зарядку, а чуть позже на раскоп в Лесную группу, но вспомнил, что сегодня воскресенье, и план немного поменялся. Сегодня ждали профессора.

Археологический сезон под Новгородом стартовал в начале июля, прошло совсем немного времени, а Курган Л-314 подарил археологам уже несколько сюрпризов. Первый — останки разрубленной собаки внизу погребения. Эта находка подтвердила существование древнего ритуала, связанного с захоронениями русов, описанного в сочинении путешественника Ибн-Фадлана.

Вторым сюрпризом стало наличие в кургане не только погребения по типу трупосожжения, но и впускного: в верхней части насыпи была закопана урна с кальцинированными после сожжения костями человека.

Семен Калинин, известный среди студентов под прозвищем Каин из-за необычного родимого пятна на правом виске, которое напоминало шумерскую букву «Z», был руководителем отряда. Он обещал сенсацию, но чтобы она произошла, все с нетерпением ждали прибытия профессора из университета и экспертного мнения Родиона. Все сошлись во мнении, что это были члены одной семьи: захоронили сначала одного, а потом в курган впустили погребение второго. Но профессор антропологии Дьячков, которого все ждали с таким нетерпением, с данной гипотезой был категорически не согласен, поэтому и решил осмотреть раскоп своими глазами. Родион тоже колебался в заключении.

«Предки и потомки составляли единую сакральную общину», — думал Родион, разглядывая останки в урне под тентом. Он вспомнил слова Владислава Владимировича Артемова из книги «Славянская энциклопедия». Учёный писал, что с древних времён русские воспринимали смерть как метаморфозу, которую переживает душа. Согласно народным поверьям после перехода в иной мир обязательно следовало возрождение либо в образе тотемного животного, либо качестве кого-то из своих потомков, либо в любом другом обличье.

«Миры по ту и по эту сторону мало чем отличаются один от другого для древних русов, — размышлял Родион. — Они, образы, могли полностью совпадать или быть отождествлены, но что-то с этой могилой не так».

Иными словами, земная жизнь человека для русичей была лишь одним из звеньев цепи перерождений души в разных мирах. «Если наш мир назывался Явью, то мир потусторонний, загробный — Навью. Смерть для них означала лишь переход души из одного мира в другой», — Родион вновь вспомнил о своих кошмарах. — Интересно: его сны — это Явь или Навь?»

Профессор так и не приехал, и студенты решили провести вечер у костра на поляне. Огонь освещал их лица, а его отблески создавали на деревьях жуткие тени. Один из студентов начал рассказывать о чёрных копателях и о том, как он видел на раскопе человека, который искал артефакты.

«Если они найдут что-то интересное, могут даже убить!» — сказал кто-то, и все рассмеялись.

Атмосфера накалялась, и почти каждый студент, присоединяясь к кругу, добавлял свою версию ужаса. Как будто сама темнота подсказывала им новые сюжеты, а каждый следующий рассказ становился всё более пугающим.

Под звуки шелеста ветра и потрескивания дров в костре голос рассказчика, звучал особенно зловеще, повествуя о леденящей душу истории. Сердца слушателей учащенно бились от волнения. Родион сидел под старым дубом и улыбался, вспоминая свою молодость.

Одна из студенток с рыжим забавным хвостиком вдруг сказала: «А я знаю историю о девушке, которая лично встретилась с богом скандинавов Одином». В этот момент огонь костра вспыхнул ярче, а тени стали длиннее. «Расскажи», — молодые люди зашумели, защебетали, словно стайка воробьев.

Родион, который хотел было уже уйти, решил послушать. «Возможно, пригодится для моей книги», — подумалось ему.

Девушка взяла в руки веточку берёзы, взглянула на неё и начала свой рассказ…

Давным-давно на острове Рюген, в хуторе, жила одна богатая семья. Поговаривали, что мать этой семьи была из рода скандинавских конунгов. Было у них две дочери. Старшая дочка была у родителей любимицей, а младшую они недолюбливали, а звали ее Хельгой.

У этого хутора была дурная слава: кто оставался стеречь дом в праздничную ночь Йоль (зимний праздник викингов), тот обязательно умирал, и оттого в эту ночь никто не хотел оставаться дома.

Когда наступала самая тёмная ночь в году, все члены семьи отправлялись в соседнее поселение.

«В те далёкие времена ночь Йоль считалась волшебной, — перебил девочку один из студентов, но остальные шикнули на него, — поэтому с ней связано множество традиций, ритуалов и поверий», — понизив голос, не унимался умный студент.

Девчушка мотнула рыжим хвостиком, улыбнулась и продолжила.

Они решили выехать пораньше, чтобы избежать встречи с Дикой Охотой.

«Да, скандинавы верили, что именно в Йоль проходит Дикая Охота, — всплеснул руками парнишка. — Та самая Дикая Охота, которую описал Сапковский в „Ведьмаке“. Скандинавы считали, что в эту ночь Один выезжает со своей свитой призраков-всадников, чтобы собирать души. И если он встретит кого-то на своём пути, то этот человек сразу отправится в мир иной».

«Умник, — с улыбкой сказал парнишка постарше, хлопнув по плечу своего младшего друга. — Да угомонись ты уже со своими справками, дай послушать!»

Девочка вновь мотнула рыжим хвостиком и заговорила…

Они собирались вернуться домой на следующий день. А мать, наряжая свою любимую дочь в красивое платье и повязывая ей кожаный пояс (признак того, что девушка на выданье), велела Хельге, младшей дочери, остаться дома, чтобы подоить коров, накормить скотину и сварить мясо к праздничному утру.

За нее она не боялась: «Ну сгинет — не большая потеря».

Наконец все уехали, а Хельга осталась одна. Первым делом она подоила коров, тщательно прибрала в доме и поставила варить мясо. Когда мясо сварилось, в дверь кухни вежливо постучали. Вошел маленький мальчик с деревянной миской в руке. Он поздоровался с девушкой, протянул ей миску и попросил дать ему немножко мяса и сала.

Хельга очень любила детей и исполнила его просьбу, хотя мать строго-настрого распорядилась ей до наступления праздника и самой мяса не есть, и даже кости собакам не отдавать. Ребенок взял миску с мясом, попрощался и ушел. А Хельга закончила все дела, зажгла в большой комнате светильник и легла на постель родителей плести из обрезков кожи себе свадебный пояс.

Вскоре во дворе послышались громкие голоса: кто-то направлялся к дому. Через минуту в хутор ввалилось множество незнакомых людей. Их было так много, что Хельга не могла даже пересчитать всех. Она видела, что пришельцев полно не только в доме, но и во всех других постройках. Кое-как разместившись, незваные гости начали развлекаться всякими играми да забавами. Хельгу они не трогали, будто ее тут и не было. Она тоже не обращала на них внимания и продолжала заниматься своим делом.

Подошло время снова доить коров. На хуторе в праздничную ночь обычно доили только после сжигания в главном очаге дубового полена. Однако из-за толчеи Хельга не могла даже ноги с кровати спустить. Среди пришельцев выделялся немолодой человек с длинной бородой. Он громко крикнул на всю комнату, чтобы гости посторонились и дали Хельге возможность надеть башмаки, бросить полено в очаг и выйти из дому. Гости повиновались. И Хельга, выполнив ритуал, вышла в кромешный мрак, потому что светильник она оставила гостям.

Только девушка начала доить, как услышала, что в хлев кто-то вошел. Статный мужчина с красивым лицом поздоровался с ней, она вежливо ответила. Потом он предложил ей отдохнуть с ним на сене, но Хельга отказалась. Несколько раз он повторял свое предложение, а она всякий раз вежливо отвергала его. Тогда незнакомец исчез, а Хельга продолжила спокойно доить коров.

Спустя четверть часа в хлев опять кто-то вошел и поздоровался с ней. Это была женщина, и вновь Хельга вежливо ответила на ее приветствие. Женщина сердечно поблагодарила девушку за своего ребенка и за то, что она отвергла домогательства ее мужа. Потом она протянула Хельге узел и попросила принять его в благодарность за двойную услугу.

«Здесь, в узле, платье, достойное тебя, — сказала она. — Надень его на свою свадьбу. Тут есть и пояс, и он нисколько не хуже того, который ты плела сегодняшней ночью. Пока ты будешь носить его, тебе во всем и всегда будет удача. Очень скоро ты выйдешь замуж, но помни, ни за какие посулы ты не должна снимать пояс с себя, а платье нельзя продавать, как бы тебе ни было трудно».

Девушка взяла узел и поблагодарила гостью за подарок. Женщина исчезла, а Хельга закончила работу в хлеве и вернулась в дом. Никто даже не взглянул на нее, но все расступились, давая дорогу. Девушка нашла уголок в доме, свернулась калачиком, положила подаренный узелок под голову и уснула.

Под утро гости начали расходиться, на рассвете ушли последние, и Хельге показалось, будто тут никого и не было. Оставшись одна, она развернула узел и увидела, что аульва подарила ей прекраснейшее платье, а пояс к нему, украшенный драгоценностями, был восхитителен. Хельга снова сложила платье и спрятала узел.

Она выполнила всю утреннюю работу, прибрала дом после гостей и села у окна ждать возвращения родных.

«Я так и знала, что с нею ничего не станется», — сказала мать, когда увидела Хельгу живой и невредимой.

Все принялись ее допытывать, что было ночью на хуторе. Девушка отвечала уклончиво, однако показала платье, которое ей подарила аульва. Родители и все домочадцы долго восхищались им, но больше всего семье понравился драгоценный пояс. Мать с сестрой хотели отобрать у Хельги и платье, и пояс, говоря, что она недостойна такого роскошного наряда, но девушка платья не отдала, а спрятала его в дупле старого дуба на окраине хутора. И как ни требовала мать отдать пояс — Хельга не соглашалась.

Прошел год, старшая сестра так и не вышла замуж, а вот к Хельге посватался богатый жених. Но свадьбу назначили на весну.

Время шло, и до праздничной ночи Йоль оставался один день.

Теперь уже остаться дома захотела старшая сестра, она надеялась тоже получить подарок от аульвы.

Матери было страшно за свою любимую дочь, но, в конце концов, она приняла решение и уехала вместе со всеми. Все домашние дела были выполнены, оставалось лишь доварить мясо в огромном чане. Когда девушка готовила мясо, к ней подошёл мальчик, который, казалось, возник ниоткуда. Он протянул ей маленькую деревянную миску и попросил положить немного мяса и сала. Однако девушка в гневе отмахнулась от него и указала малышу на дверь. Ребенок заплакал и вновь стал просить хоть маленький кусочек хлеба и сала.

«Ничего я тебе не дам! — вскричала она. — Кто знает, может, твоя семья богаче нас будет!»

Мальчик повторил свою просьбу, моля девушку только о хлебе. Тогда она разозлилась ещё сильнее и с такой силой толкнула мальчонку, что сломала ему руку. Миска ребенка покатилась по полу и разбилась. Он поднял осколки здоровой рукой и, плача, ушёл. В тот же миг всё закружилось, словно в белом тайфуне.

Хельга проснулась среди ночи от пронзительного крика своей сестры и увидела, как на горизонте рождалось кровавое солнце. Постройки ее хутора горели, точно лучины, отбрасывая ярко-красные отблески в еще черное холодное зимнее небо. А по лицу ее сестры стекали слезы. В вихре образов Хельга увидела Одина и его свиту.

Кто-то грубо толкнул сестру сзади, она упала. С девушки содрали одежду по пояс. Старая ведьма наклонилась, сделала надрез на её животе и вытащила кишку. Одноглазый солдат вбил конец её нутра в столб посреди двора и толкнул в спину, чтобы приговоренная начала движение по кругу.

По телу Хельги пробежала горячая волна, и она почувствовала, как на её лице и спине выступил холодный пот. Страшный сон не давал ей покоя. Бросившись в ноги отцу, девушка стала умолять поскорее вернуться домой.

Когда обитатели хутора возвратились, они нашли сестру Хельги лежащей у вбитого посреди двора столба всю в крови, ссадинах и кровоподтеках. Она успела рассказать лишь о странном ребёнке и о том, как отказалась дать ему кусочек мяса. Через час девушка скончалась в страшных мучениях. Всё в доме было перевёрнуто вверх дном, переломано и побито, а кусок праздничного мяса валялся у ног растерзанной.

Мать от такого зрелища сошла с ума и через несколько дней скончалась. Отец, не выдержав позора, покончил с собой.

С тех пор уже никто не осмеливался оставаться в этом хуторе в ночь на Йоль.

Хельга весной вышла замуж и уехала в поселение Штральт.

Но на этом история не закончилась.

На свою свадьбу Хельга надела платье, подаренное аульвой. Все им восторгались, но больше всего впечатлял пояс, потому что такого драгоценного пояса никто никогда не видывал.

Люди от природы завистливы. Многие из купцов в городе обращались к мужу Хельги с просьбой продать пояс жены. Но он отказывал им, говоря: «Не продаст Хельга свой пояс, это единственное, что у нее осталось от семьи». Когда Хельга уже была на сносях, к ней пришла женщина и сообщила, что ее муж отправляется по морскому пути в Русь. Хельга не поверила и ответила: «Он не посмеет!»

Но утром пришел человек от мужа и сообщил, что тот отплыл с дружиной по Варяжскому морю в земли русичей. Хельга была в отчаянии. После смерти родных выяснилось, что мать с отцом задолжали огромные суммы, и этот груз лег на ее плечи. С долгами она расплатилась не без помощи мужа, но рождение малыша и содержание челяди в городе требовало больших затрат, чем на хуторе. Денег катастрофически не хватало.

Очень удивило женщину поведение мужа, который даже не попрощался с ней.

Накануне праздника Мидсаммера женщина родила мальчика, назвав его в честь отца Гарольдом.

Время шло, вестей от мужа не поступало, от безденежья Хельге пришлось всё же продать своё подвенечное платье, подарок аульвы, но за него она выручила совсем немного — несколько крон. Женщина распустила прислугу, переехала в старенький домик, но смотреть на то, как голодает ее малыш, она не могла.

Каждый раз она доставала свой драгоценный пояс, смотрела на него и вновь убирала. Но однажды наступил день, когда еды совсем не осталось, а маленький Гарольд заболел. Бедная женщина завернула дитя в теплую шаль и отправилась к знакомому мужа, который в свое время предлагал купить у нее пояс.

Как это часто бывает, купец, видя, что женщина находится в затруднительном положении, предложил за пояс уже вдвое меньше. Хельга согласилась, но, когда вернулась домой, поняла, что маленький Гарольд умер.

А, как известно, горе не ходит одно. Хельга сама заболела тифом и была на грани жизни и смерти. От безысходности она вернулась в родной хутор. Из последних сил дошла до своего практически разрушенного дома, сбросила мокрые боты и легла на кровать. Ночь та была предпраздничная — Йоль.

Очнулась женщина от запаха мяса. Открыв глаза, увидела лицо аульвы, которая пыталась напоить ее горячим бульоном.

Проговорили они всю ночь. Аульва не упрекнула Хельгу за проданные платье и пояс, но дала совет — купить на оставшиеся деньги всё необходимое и отправиться вслед за мужем.

Утром Хельга не обнаружила никого, но в доме было натоплено, в очаге догорало дубовое полено, а в чане лежал большой кусок мяса.

Хельга последовала совету аульвы: купила меч, кольчугу и с первым кораблем ушла в Славию.

— И это всё? — зашумели студенты.

— Да, это вся история, — девочка с рыжим хвостиком развела руками.

Девчушка с большими чёрными глазами чуть не плакала: «Ей же аульва обещала, что с ней всё будет хорошо».

— Так это же скандинавы, им веры нет, — заметил «умник».

Девочка с рыжим хвостиком согласно кивнула.

— Тогда нужно всем идти спать. Завтра прибудет профессор, вот он нам всё расскажет и покажет, — «умник» махнул рукой в сторону дороги.

Кто-то из студентов рассмеялся, но большинство уже направились к своим палаткам.

Родиону не спалось, и он решил прогуляться на раскоп, захватив с собой фонарь. Впереди его ожидал непроглядный мрак. Пройдя несколько десятков метров, он остановился на краю шурфа и направил вниз жёлтый луч света.

Утром его поразило что-то, но из-за суеты он позабыл об этом. Теперь он пытался вспомнить, что же такого удивительного для него было в этом раскопе. Яркий свет фонаря озарил шурф и старую берёзу, которая росла в метре от него. Взгляд Родиона скользнул по чёрной стене леса, и он услышал шорох древних деревьев. Где-то вдалеке заухал филин.

Направленный вниз, на истоптанный край шурфа, луч выхватил в земле что-то блестящее. Подойдя ближе, Родион понял, что это женский браслет. Он был сделан из жёлтого металла и украшен древними рунами.

В этот момент за спиной археолога раздался какой-то шорох. Он обернулся и, почувствовав сильный удар по голове, потерял сознание.

2. Хельга

Темнота сменилась ярким режущим светом и запахом полыни. Горячая струя ударила Родиона в лицо. Он вытер пахнущую железом кровь тыльной стороной ладони и посмотрел на атакующего наездника, который в бою перерубил артерию его лошади. Правильные черты лица врага и лукавый изгиб капризных алых губ завораживали своей дерзкой красотой. У воина был тонкий, чуть заостренный нос, длинные русые, вьющиеся, с медным оттенком волосы на солнце отливали блеском старинной флорентийской бронзы. Светло-зелёные глаза соперника сверкали воинственностью и решимостью, но в то же время были наивны и нежны. А ярость делала незнакомца особенно привлекательным.

Бронзовые латы всадника сверкали огнём, а хорошо сшитая, изысканная одежда из мягкой кожи была украшена узорами из золотых и серебряных нитей. Ноги были обуты в боты с блестящими шпорами. Шею незнакомца обнимало ожерелье из кусочков кораллов вперемежку с громадными жемчужинами, а на руках из-под рукавов куртки были видны браслеты из меди и серебра. Украшения и способ, которым были заплетены волосы, уложенные вокруг головы, доказывали, что, несмотря на мужской костюм, всадник был женского пола.

За спиной девушки висел лук, а на бедре — охотничий нож с золотой рукояткой. Она так грациозно держала поводья в левой руке, в полной мере демонстрируя свою природную грацию и стройность, что у него от одного её вида перехватило дыхание.

«Что происходит?» — пронеслось в голове. В этот момент раненая лошадь пошатнулась, бросилась в сторону, затем резко повернула к воде и рухнула на мокрый песок у самого прибоя.

В миг, когда конь был готов расстаться с жизнью и упасть на песок, в голове у седока промелькнула мысль: «Где я?» И тут же, словно по волшебству, тело его сгруппировалось, почувствовало прилив сил и ловкости, и он, одним прыжком перевернувшись в воздухе, словно акробат в цирке, уверенно приземлился на ноги перед лошадью девушки.

— Ты кто? — удивился он своему собственному голосу. Тот звучал грубо и в нём слышались нотки гнева.

— Я — Хельга из рода Онуэров.

В два счёта он очутился у ног всадницы, схватил её за пояс и стащил на землю, другая рука оказалась на ее изящной шее.

В этот момент Хельга взяла его за руку — ладонь была столь тёплой и мягкой, что он потерялся и вновь посмотрел ей в глаза.

Девушка улыбнулась и почти на ухо прошептала:

— А ты — сильный воин. Скажи, как тебя зовут?

При этом прикосновении, при звуке ее нежного голоса он опомнился.

— Радосвет, именем нарекли при рождении.

Мужчина убрал руку с шеи девушки, но продолжал крепко держать за талию.

Хельга звонко засмеялась, обняла Радосвета и прошептала:

— Не спеши. Это может быть опасно.

— Что опасно? — Он был готов поцеловать воительницу.

В этот момент девушка левой рукой выхватила из колчана стрелу и с силой вонзила её в шею противника. Мир закружился в безумном вихре, окрасившись в алые и чёрные тона…

Он очнулся в белой палате. Медленно открыв глаза, понял, что к нему возвращается сознание. Белые стены давили, а тишину нарушал лишь равномерный писк медицинского оборудования. Его мозг пытался восстановить воспоминания, разум цеплялся за последние мгновения, старался собрать разрозненные кусочки пазла в единое целое, но реальность ускользала от Родиона, как тень в полумраке.

На мгновение ему показалось, что он один в палате. Но вскоре в дальнем углу возник силуэт медсестры. Она подошла к нему и посветила маленьким фонариком в глаз, затем взглянула на показания мониторов. В её взгляде было что-то успокаивающее, словно она знала, что с ним всё будет хорошо.

Прошло несколько секунд, и он почувствовал лёгкий дискомфорт от маски на лице. Родион не смог сдержать порыв и попытался поднять руку, чтобы освободиться, но тут же понял, что его движения сковывает какая-то невидимая сила. В голове пронеслось: «Где я? Почему я здесь?» Но ответ так и не пришёл. Лишь гулкое эхо мысли о том, что ему нужно бороться за жизнь… Или это кто-то сказал?

Мелькнул противоестественный вопрос: «Как же меня зовут?» — и вновь темнота.

Хельга проводила взглядом всадников, которые умчались по песчаному берегу реки вглубь леса. Ещё раз взглянула на тело убитого ею русича и, резко развернув своего коня, поскакала в лагерь к своим.

Воительница мчалась по узкой тропе, её мысли бурлили, как река под весенним льдом. Образ русича с голубыми, словно июльское небо глазами и кровью на руках не покидал её. Она защищалась, но на мгновение почувствовала, что этот странный мужчина с варварскими повадками ей симпатичен.

Впереди уже виднелись огни лагеря, но она не могла избавиться от непонятного чувства вины и тревоги.

Когда Хельга прискакала к своим, все обсуждали русов и недавнюю схватку. Девушка быстро прошла к своему шалашу и попыталась уединиться, но к ней подошёл Ирвин — конунг их драккара. Он с тревогой посмотрел на неё и спросил: «Что случилось?» В его взгляде читалось беспокойство. Она опустила глаза, не зная, как объяснить, что смерть русича оставила в её душе тяжёлый след. «Мы потеряли воинов», — наконец произнесла она, чувствуя, как каждое слово отнимает у неё силы. В этот момент Хельга вдруг поняла, что больше не хочет быть воительницей. Но как сказать об этом конунгу?

Той весной холодное море было неспокойным. Когда их драккар вошёл в Днепр, все были истощены и страдали от цинги. Но весна уже брала своё, и однажды, во время одной из остановок, Хельга решила сойти на берег вместе с другими воинами, чтобы собрать для команды молодую крапиву.

Мужчины с топорами отправились в лес за дровами, часть команды осталась смолить драккар, а небольшой отряд, к которому примкнула и Хельга, углубился в земли русичей в поисках пищи.

Когда они пришли в деревню, одна из женщин согласилась обменять съестные припасы на их товар (кольчуги и мечи), но сказала, что нужно сходить к местному кузнецу, а тот якобы живет в лесу.

Отряд двинулся за ней. Сначала они шли по тропинке. Но потом она куда-то пропала. Дальше начинался непролазный бурелом, однако женщина каким-то чудом находила путь. И вдруг, совершенно неожиданно, лес закончился. Перед воинами раскинулась обширная поляна, на которой возвышались три могучих дерева. Рядом с ними сверкало на солнце квадратное озеро. Женщина, которая вызвалась их проводить, исчезла. А из-за деревьев посыпался град стрел. Несколько человек из отряда Хельги упали замертво у ее ног, другие успели спрятаться в чаще. Хельга же просто села на камень, лежавший у дерева, и устало опустила руки.

Ни одна стрела не задела её. Вскоре всё было кончено. От их отряда почти никого не осталось. Из леса вышли люди, одетые в шкуры и мохнатые шапки. В руках у них были короткие, слегка изогнутые мечи, отливавшие на солнце серебром.

Хельга понимала, что жить ей осталось немного. Она подняла лицо к солнцу, прошептала молитву и потеряла сознание.

Женщина наконец-то простила себя за сына и за то, что не предупредила сестру о том, как правильно встретить мальчика аульвы.

Она, словно подхваченная легким ветерком, взмыла к небесам… Хельга парила над озером, лесом. Проплывая над рекой, заметила ладью, на которой прибыла в эту дикую страну.

Когда из виду исчезла водная гладь, она постепенно стала снижаться и оказалась на окраине леса. Воздух здесь был чист и свеж, пахло мятой и полевыми цветами. Природа мирно дремала. Казалось, ничто не может нарушить ее покой. Душевная боль притупилась, Хельга прислонилась к одинокой сосне и увидела аульву, которая в руках держала одежды валькирии, а сверху лежал ее свадебный пояс.

«Вот он, мой час!» — пронеслось в голове у Хельги. И в этот момент она вспомнила о своем муже и погибшем сыне. Смахнув невидимую слезу, женщина подошла к аульве, взяла в руки пояс, посмотрела в небесно-голубые глаза эльфийки, но, поддавшись внутреннему порыву, бросила пояс к её ногам, резко развернулась и побежала в сторону реки. Ветки деревьев наотмашь били по лицу, плечам и груди женщины, острые коряги до крови царапали ноги, но боли она не чувствовала. Она чувствовала иное: за ней наблюдают. И взгляд, устремленный на нее, был полон не праздного любопытства, а злорадства.

Один! Бог, который заприметил ее в ту роковую ночь и велел своим подданным сделать всё, чтобы она стала валькирией! И, в отличие от Хельги, он знал, как именно женщина должна поступить. Все было предрешено в ту страшную ночь — Йоль. Нить судьбы, сплетенная волшебницами-норнами, не должна быть прервана волей простой земной женщины, но Хельга решила иначе. Она догадалась о намерениях Одина.

Молодая, но уже столь несчастная женщина не желала становиться подданной своенравного и жестокого бога войны и смерти. Однако решение Хельги не только меняло канву ее собственной судьбы, но и запускало колесо событий, которые мудрый Один не планировал. А он этого ой как не любил!

Бог войны осознавал, что если Хельга примет другую веру, она станет грозным оружием, направленным против него самого. Сила, которую он вложил в её сущность, уже начала изменять реальность, влияя не только на её судьбу, но и превращая её в источник разрушительных конфликтов. Хельга начала видеть странные сны, в которых ей открывались тайны древних ритуалов. Каждое утро она просыпалась с новыми способностями и знаниями, которые давали ей преимущество в битвах и позволяли одерживать верх над своими врагами. Этот дар, полученный от самого Бога войны, стал источником её мятежного духа.

Другие божества не могли не заметить эту силу и, вероятно, стремились использовать её в своих целях. Если Хельга обретёт новую веру, сила, дарованная ей в ночь Йоль, уже не сможет быть отнята. Однако это может привести к столкновению более могущественных сил, чем те, с которыми он сталкивался ранее.

Великий Бог Один, облачённый в сверкающие доспехи, стоял, созерцая бескрайние просторы, укрытые мрачными облаками и понимал, что для достижения своей цели ему необходимо собрать могучую армию, а силы, в которых он нуждался, скрывались не только в мире живых, но и в тайных уголках потустороннего мира, где серые сущности уже плели свои тёмные замыслы.

Наступали новые времена: сущности из иных миров становились все сильнее, а Великий Бог Один стремился установить свою власть над обширными землями, наполненными великим духом, простирающимися от правого берега Днепра до Большого снежного поля. Он желал создать на этой земле такой порядок, который был бы подобен ЕГО порядку управления господства людьми на Земле.

Предстоящая долгая ночь давала возможность Одину одержать великую победу.

Но Одину не нужна была война между его богами и низшими (как он считал) богами Древней Руси. Понимал он, что ближе к теплому морю есть анклав более мощных сил, которые, как и он, желают владычества над великим народом, чьи вера и богатства недр земли бесконечны.

Оттого не стал мудрый Один вмешиваться в судьбоносный спор, решил выждать. В конце концов, боги Руси не так умны и агрессивны, как он! Тем не менее, они тоже боги и должны сами уладить свои разногласия. По крайней мере так считал Один. В итоге он может получить союз, но править все одно будет именно ОН — ВЕЛИКИЙ ОДИН!

Однако хитрый бог войны не учел, что люди не всегда поступают так, как желает он — Великий! Ах, как часто такое происходит с людьми иной веры! Русские своенравны, горды, не боятся смерти и любят своего главного бога Перуна. А главная беда в том, что на земле русских живет много мужчин и женщин — плоть от плоти главной богини Макоши. И ведают они многое, что должны знать только боги. Оттого и называют их в этой стране волхвами и ведуньями, чародеями и кудесниками.

И решил Один рискнуть Хельгой. Не получилось сделать из женщины валькирию, так, возможно послужит она для иных его хитрых планов. Понимал он, что люди всегда будут ссориться, а примирить их могут только Боги. Или деньги. Или… война. Вера и деньги — два столпа, на которые опирается сущность человеческая. Верой можно затуманить разум людской, а за деньги всегда можно купить любовь, дружбу, верность, даже божественность. Великий бог принял решение! Пока Хельга возвращалась из сумеречного мира к реальности, Один, усмехаясь, решил поиграть с судьбой.

Три сестры — волшебницы-норны — оборвали нить жизни девушки, но великий бог Один своей властной рукой подтолкнул колесо судьбы и…

«Ты не знаешь, что делать», — шептал лес. «Ты не можешь не знать, что несешь смерть. Ты обрекаешь себя на муки и страдания», — журчала вода в реке. «Один не простит тебя. Тебе не уйти от расплаты. Прими пояс! Останься и стань валькирией. Оставь свой мир и иди к нам!» — кричали птицы в голубом небе.

Хельга очнулась от прикосновения холода к ее лицу. Старая женщина с красивыми серыми и совсем молодыми глазами омывала ей лицо родниковой водой.

— Ну и хорошо, ладно жива, — прошептала бабушка, но Хельга скорее слышала ее сердце, чем слова. Речь старухи была чудной: слова звучали, будто вода журчит в ключе.

Старуха опёрлась на клюку, встала и пошла вглубь леса, изредка нагибаясь, подбирая стрелы. Хельга пошла за пожилой женщиной, непонятно зачем тоже подбирая стрелы. Шли они долго, но на закате старуха привела ее к деревянному дому и указала жестом на дверь.

Хельга языка ведуньи не понимала, но почувствовала, что должна войти в дом. Женщина открыла дверь и увидела старого худого мужчину, который сидел за столом и что-то писал остро заточенной палочкой на белой коре. Он поднял голову и улыбнулся Хельге.

— Здравствуй, девица, а мы уже заждались. Видел я тебя в знамениях. Знаю, что ты ищешь ответы. Токмо ответов нет и не будет. Нить жизни твоей прервана, а новая ниточка только плестись начала. И от тебя зависит, что и как будет в твоем грядущем, да и в нашем…

Старик крякнул, будто гусь, потер палочкой переносицу и вновь что-то начал говорить Хельге, но она уже не понимала его, будто кто-то решительно обрубил связь между стариком и ней.

— Я не понимаю вас! — Женщина схватилась за голову и начала кричать.

— Тише, тише, девонька. — Старик встал и положил на ее лоб свою сухую и прохладную ладонь.

— Кто вы? — закричала Хельга.

— Спи, все вопросы после. — Его тихий голос проникал в ее разум, но она вновь стала проваливаться в сумеречный мир. Однако теперь ей было так хорошо, уютно, будто парит она в облаках, а они нежно касаются ее рук, лица, тела.

— Я знаю многое о судьбе и чародействе, — шептал старик. — Я могу помочь тебе, девонька, найти путь. Ты должна принять свою судьбу, а пока спи!

Хельга шла вперед по разбитой, заросшей подорожником и чистотелом дороге. Дождь почти закончился, а туман окутывал ее, словно шаль, но не согревал, а просачивался сквозь поры, проникал внутрь, оттого вызывал не только холод, но и тревогу. Она не знала, куда идет и зачем. Не узнавала местность. Небо висело свинцовой завесой, наполняя душу темнотой и страхом. Дорога поднималась в гору — идти по мокрой, слизкой тропе становилось сложнее.

Чуть левее от нее хрустнула ветка. Хельга вздрогнула. Преодолевая усталость, прошла еще шагов пять, над ее головой пролетела птица, громко хлопая крыльями. Лишь сейчас она поняла, что вокруг стоит абсолютная тишина. Молодая женщина посмотрела вперед. В шагах пятидесяти прямо посреди дороги лежал огромный камень, а чуть правее от него на старой, почти сухой ели сидел ворон и внимательно наблюдал за путницей.

«Всё, сил дальше идти нет, — пронеслось в голове Хельги. — Доползу до камня и всё! Больше ничего не хочу!»

Когда женщина подошла ближе, она поняла, что валун служит своеобразным указателем. Дорога разветвлялась, а от камня будто исходило сине-голубое свечение. Рядом росла высокая сосна с прямым, но бесстыдно голым стволом. Было так тихо, как бывает только в лесу после сильного дождя в безветренный вечер, за час до сумерек. Огромные капли, будто из хрусталя, свисали с тонких игл дерева. Временами они срывались, падали на траву и подорожник — слышалась мелодия утихающего дождя. За камнем показался свет. Неяркий — словно от фонаря или свечи.

Хельгой овладело тихое очарование этого неземного, холодного безмолвия, и вдруг показалось, что она ощущает, как время медленно и бесшумно проходит сквозь неё.

Волшебство момента разрушил ворон, который перелетел со старой ели на мироточащую серебряными дождинками сосну, каркая и громко хлопая крыльями.

В этот миг силы оставили Хельгу, ноги подкосились, и она ощутила, как сгущается вокруг нее тьма. Женщина осознала, что Один принял решение, а ее земной путь окончен. Ворон, медленно переступая с лапы на лапу, повернулся к обреченной, и она увидела черноту его зрачка. Водоворот хрустальных капель окружил ее, захватил в неведомый вихрь и увлёк вверх к кроне сосны. Птица следила за её полетом, но стала такой маленькой и забавной, что уже не внушала Хельге страх.

Яркий свет и тепло. Воздух наполнился невероятной мягкостью, дышать стало легче. С неба сползла свинцовая пелена, и она окрасилась в чуть розоватый цвет, оттеняя белые пушистые облака.

Среди облаков парила женщина. Белое свечение озаряло ее, а Хельга, будто увлекаемая чьей-то рукой, устремилась к хозяйке небосвода. Она было хотела протянуть руки к спасительнице, но что-то ее остановило.

Это был взгляд: он был добрым, но в то же время и решительным. Женщина была столь величава и красива, что сердце замирало в груди, а исходящий от нее свет наполнял душу, будто плоть вновь готова была возродиться к жизни.

— Кто, ты? — спросила Хельга.

Женщина улыбнулась и стала еще краше. С минуту она молча смотрела на чужестранку, а потом весело засмеялась.

— Я — Макошь. В моих руках нити судеб людей и богов. Сейчас я покажу тебе три дороги. Ты подумаешь и дашь мне ответ. От него будет зависеть дальнейшая судьба — и не только твоя. Пожалуйста, отнесись к этому серьезно и перед выбором подумай хорошенько.

Богиня взмахнула правой рукой, в которой Хельга различила веретено. Белая нить превратилась в дорогу, на которой в размытых образах она распознала аульву, умершую мать и сестру. И за их спинами стоял грозный мужчина с мечем.

— Нет! — вскричала Хельга. — Нет! Я не хочу туда!

Макошь перебросила веретено в левую руку, и вновь Хельга увидела дорогу. По ней шёл её муж с друзьями, а дорога вела в белый город с красивыми палатами, в которых пировали люди, но за всем этим показался черный ворон и погост.

— Нет, — уже более спокойно прошептала Хельга.

Богиня вновь переложила веретено в правую руку, и появился еще один путь. На нем Хельга различила себя в лесу, яркий свет и много белых цветов с желтой сердцевиной. Нежное солнце золотило траву, вдали паслись кони. Ее муж лежал в зелени с широко раскрытыми глазами, а на старом зипуне плакала новорожденная девочка с русыми, почти золотыми кудряшками. Прекрасная, будто ангел. Но в конце пути Хельга различила ладью, наполненную черной землей.

— Да, — она кивнула головой и прошептала: «Пусть будет так!»

— Хорошо, — чуть слышно сказала богиня Макошь. — И быть тебе родоначальницей великого рода. А нарекаю я тебя Хельгой Священной!»

Вновь женщина очнулась от прикосновения холода к лицу. Старуха с красивыми серыми глазами пыталась омыть ей лицо, пришептывая странный заговор.

За спиной ведуньи стоял старец и с хитрым прищуром улыбался.

— Ну, здравствуй, дорогая доченька.

— Здравствуйте, батюшка, — прошептала Хельга, удивляясь, что говорит на его языке.

— Не пужайся, Ольга. Мы тайну твою сохраним, а для чужих людей дочкой нашей будешь. Не боись, дролечка: Господь не выдаст, свинья не съест!

В разговор вмешалась ведунья.

— Иди, старый, пусть отдохнет Олюшка. Трудный путь у нее. Ей силы надобно копить. Дел много, ученья много. Пусть окрепнет, смотри, как исхудала, лебёдушка. Да ничего, с воли великой матки все хорошо станет, благостно!

Ведунья поднесла к губам Хельги крынку с терпким взваром. Каждый глоток возвращал Хельгу к жизни, а тело и лицо к молодости.

На правой руке женщина заметила у себя красную нить — подарок от богини Макошь.

3. Радосвет

Пролетело лето, а на смену пришла рыжая осень. Хельга постепенно начала забывать о своей прошлой жизни. Встреча с аульвой, волшебный пояс валькирии, одиночество, холодное море и смерть близких — всё это осталось в прошлом. Очень скоро начались дожди, а ночи стали долгими и холодными.

Той ночью по крыше избы стучал дождь, а утром, когда старик слез с печи и широко распахнул дверь в горницу, где ночью бабка постелила Хельге, то оцепенел от ужаса. Над молодой женщиной склонился худой высокий старец. Его белая, словно паутина тонкая борода касалась земляного пола. Пришелец взглянул на старика живыми чёрными глазами, в которых читалась злость и досада, и в один момент лицо незваного гостя превратилось в морду медведя, который недружелюбно зарычал на хозяина дома. Оскалив зубы, чужак взмахнул левой рукой, а правая рука с длинными сухими пальцами легла на белую грудь молодой женщины — она громко застонала.

Старик на мгновение остановился в нерешительности в дверях. Он не знал, как поступить, силился понять, кто перед ним. В это время молодая женщина, которую держало это страшное существо, застонала сильнее, словно готовясь испустить последний вздох. Её глаза вспыхнули огнём боли и страха.

«Чур меня!» — прошептал сухими губами старик, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Свернул кукиш в левой руке, а правой схватился за серп, что висел на стене. Его сердце колотилось в груди, словно пыталось вырваться на свободу. Но беспокойство смешивалось с любопытством: «Не великий ли Велес, посетил их избу? Но какова его истинная цель?»

Медвежья морда усмехнулась, словно прочитав мысли старика, но в следующий миг исчезла, растворившись в полумраке комнаты.

«Чур, меня!» — повторил старик и позвал старуху.

Молодая женщина прикрыла руками голую грудь с кровоточащими следами на белой коже и испуганно посмотрела на хозяина дома. В воздухе витал легкий аромат мяты и малины.

— Велес заходил, — бабка стояла с лучиной в правой руке. А второй рукой с огромным трудом удерживала старую медвежью шкуру. — Знакомился старый! Видимо, очень люба наша Хельга ему».

— Не говори ерунды, — старик повесил серп на стену. — Бог Велес просто так не ходит к девам.

— Коли дева ему надобна для утех, то ходит, он же Велес, — бабка бросила на пол шкуру медведя и подняла палец к деревянному потолку.

— Так и я это говорю, — дед крякнул и, почесав седую, но еще густую с рыжими волосками бороду, кивнул головой, но вдруг сменил тему и, отвернувшись от Хельги, продолжил:

— Вы всё спите, а на поляне бой был, вновь чужестранцы с дружиной князя столкнулись. Идти надобно.

Старушка-ведунья подтащила медвежью шкуру к выходу. Затем полезла на печь за своей сумой. Дед, внимательно посмотрев на сгорбленную спину старухи, огладил бороду и неожиданно произнёс:

— Вставай, Олюшка, пойдем: стрелы соберем, да оружие.

— Да, батюшка, только оденусь, — прикрывая дверь, отозвалась она.

Хельга, плотно закрыв дверь в свою комнатку без окон, пристроила взятую у бабки лучину и посмотрела на левую грудь с кровавой отметиной, оставленной медведем. Начала одеваться.

Над ветхой избой сеял снег — тихо и старательно. Земля белела, исчезали шрамы от огня и недавнего сражения. Старый дед, кряхтя и что-то нашептывая себе под нос, ходил между мёртвых, прикасаясь к каждому, словно уговаривая богиню Мару провести именно эту душу в логово Вия. Хельга стояла, опершись на свой меч, задумчиво глядя на запад, где в белых хлопьях всё усиливающегося снегопада терялась река.

Бабка-ведунья сидела, втянув голову в плечи, прикрыв свое дряхлое тело шкурой медведя. Она робко протягивала к огню дрожащие руки, изрезанные морщинами и покрытые тёмными старческими пятнами. Любой воин мог бы сказать, что это сломленное существо само на грани жизни и смерти. Но Хельга знала, что старушка способна даже самого тяжелобольного человека вернуть к жизни и убедить богиню смерти Мару не окутывать его своим хладным дыханием.

Ветер усилился, а снегопад, словно помощник богини смерти, начал заметать следы битвы. Казалось, что сама Мара сопереживает происходящему и хочет облегчить последний путь тем, кто навечно уснул в Яви.

Следы жестокой схватки между бывшими соплеменниками Ольги и русичами теперь исчезали под пушистым снегом и погружались в холод, будто признаки страданий и смерти растворялись в невинности снежной пелены хозяйки Мары. Старый дед продолжал свою молитву, касаясь каждого погибшего воина.

Старушка-ведунья вечерами часто рассказывала Хельге, что для многих представителей её народа Мара — триединая богиня. Еще ее бабка сказывала, что Мара — не только богиня смерти, но и богиня рождения и перерождения.

«Мара — это та, кто проводит усопших через границу между миром живых и миром мёртвых», — шептала ведунья, согреваясь вечером у лучины чёрным взваром из диковинных трав. Она также добавила, что сказания и легенды русов не дают чёткого описания этой богине. Несмотря на то что она может менять свой облик, Мара не является ни злой, ни доброй. Она не служит ни тёмной, ни светлой стороне. Она просто богиня Мара, возникшая из небытия в тот момент, когда на земле умер первый человек. Древние люди называли её Мареной.

Старик собирал стрелы и оружие, оставленные на поле боя. В его глазах читалась глубокая печаль и усталость. Но Хельга знала, что он искренне уповает на лучшее. Он верит, что Марена ответит на его зов и покроет павших белым пушистым покрывалом. А души их богиня смерти проведёт по мосту через реку Смородину, чтобы они обрели мир и покой.

Хельга внимательно наблюдала за ведуньей, и внезапно воспоминания унесли её в тот день, когда в этом лесу она отказалась от пояса валькирии. Она подумала, что, возможно, это ее судьба. Ведь у каждого человека есть своё предназначение, которое он должен исполнять в течение жизни, и боги подталкивают простого смертного на нужный путь. Видимо боги предопределили ей быть валькирией или служить богине Маре, как эта старая ведунья и старик. Но в целом ничего не изменилось. Она по-прежнему видит смерть и провожает воинов в последний путь, только теперь в чужой земле.

Женщина была наполнена смешанными чувствами горечи и надежды. Хельга понимала, что люди зря проливают кровь. Пройдет много времени, возможно, тысячелетия, но наступит тот день, когда ее соплеменники просто растворятся в этом красивом белом народе. Любая победа имеет свою цену. Но мир наступает после любой войны.

Она ненавидела смерть и разрушение, хотя и служила богине Маре. Душа Хельги маялась, страдала и бунтовала против того, что люди так легко расстаются со своими земными жизнями. «Проку от их смертей мало, а хлопот много», — пронеслось в голове молодой женщины.

Бабка-ведунья, сидящая рядом, продолжала сжимать свои дрожащие руки у огня. Ее мудрые серые глаза смотрели на Хельгу с пониманием, словно она читала ее мысли и соглашалась с ней. Но сил у старой колдуньи уже не было. Мара заждалась ее у реки Смородины, да и холод, проникающий сквозь поры, подсказывал, что скоро она встретится с богиней смерти.

Колдунья знала, что Хельга не только могучая воительница — она обладает особой духовной силой, потому старалась обучить женщину всему, что было известно ей еще от прабабки.

В семье старушки-ведуньи из поколения в поколение бережно передавалось предсказание о том, что именно их род приютит иноземку, которая подарит миру удивительного ребёнка. Этот ребёнок сможет изменить ход истории, возродит надежду в сердцах людей и поможет победить тёмные силы, которые угрожают миру белых русов.

Согласно легенде чужестранка-воительница родит девочку, которую великий народ полюбит всем сердцем и назовёт Мудрой. Её потомки будут веками править огромным государством, основанным ею.

Бог Род не дал старой знахарке детей, и это было ее горем. Однажды в лесу она встретила медведя. В ту же ночь ей привиделся дивный сон, что ждёт её награда за труды от Велеса. Старушке предстояло дождаться чужачку и передать ей все знания, что накапливались в их роду веками.

Тишину леса внезапно нарушил нежный шепот ветра. Кроны деревьев зашумели, а ледяной шепоток проник в душу Хельги и ведуньи, будто принёс послание от Марены. Женщины одновременно обернулись, их взгляды пересеклись, и у обеих в глазах зажглось пламя решимости.

Хельга подняла меч высоко над головой, его лезвие засияло в лучах восходящего солнца, которое пробилось сквозь облака. Ворон, следивший за всем с макушки старой ели, каркая и громко хлопая крыльями, сделал двойной круг над головами жриц. В этот миг старик упал на колени и, подняв голову к свинцовому небу, произнес мощное заклинание, призывая духов предков и силу природы. Его голос звучал чисто и ясно, проникая в каждую клеточку еще способную сопротивляться холоду Марены.

Старая ведунья, неторопливо раскачиваясь, начала напевать древнюю песнь, которая, казалось, проникала в самое сердце. Ее голос был хриплым, но полным силы и мудрости. И тогда произошло чудо. Ветер перестал шептать, снегопад замедлился, а затем полностью прекратился. Всё вокруг было залито молочным светом, который, проник в каждую щель, дупло и нору, разгоняя тьму и холод. Земля словно пробудилась, медленно стряхивая с себя снег, словно дворовый пёс. Хельга и бабка знали, что они добились своего. Марена услышала их молитвы и послала им силу и поддержку.

Но в тот самый миг один из воинов пошевелился, открыл глаза и протянул руку к Хельге. Женщина отбросила меч и приблизилась к раненому. Она узнала в нём того, с кем однажды сражалась на берегах Днепра. Это был тот самый русич, которого в солнечный день она ранила в шею наконечником стрелы.

Хельга осторожно отодвинула ворот кольчуги и с удивлением обнаружила, что рана, которую нанесла её рука, уже затянулась. В то утро она была убеждена, что нанесла смертельный удар, а воин уже давно пересек Калинов мост.

Молодая женщина положила свою руку на лоб воина. Нет сомнений — та же энергия, то же тепло. Она еще раз посмотрела в голубые, чуть раскосые глаза мужчины, а ее душа вдруг потянулась к его душе и осознала, что он и есть суженый. Но глаза воина вновь закрылись, а дух ускользнул от Хельги. Она начала бить его по щекам, однако лицо мужчины стало бледным, губы — синими.

Молодая женщина крикнула бабку — та уже была за ее спиной и шептала:

— Пошли, отнесём его в избу. Может, исцелим окаянного.

— Да, матушка, отнесём. Люб он мне.

Снег начал медленно таять, оставляя на земле следы, похожие на руны. Они напоминали Хельге о том, что волю богов нужно исполнять всегда, иначе грядет великое наказание. Старый волхв улыбнулся в бороду своим мыслям и, прищурившись, продолжил собирать стрелы и оружие, которые больше не были нужны павшим. Теперь он был уверен, что предсказание сбудется.

Родион лежал в белой палате, слушая раздражающий писк медицинских приборов и щурясь от яркого света. Он то засыпал, то просыпался, то снова терял сознание. Его тело оставалось неподвижным, но разум, казалось, уже готов был вырваться из оков плоти. Мужчина пытался собрать в памяти последние моменты своей жизни, но они словно распадались на мелкие кусочки, не позволяя ему ощутить целостность. Каждый раз, когда он пытался вспомнить, вихрь эмоций охватывал его, а тревога нарастала. Образы мелькали: девушка в мужской одежде, лес, дружина князя Олега, знакомые лица, неясные разговоры. Почему же они так далеки? Он чувствовал, как его сознание борется, стремясь вырваться из этой белой клетки.

Вдруг дверь скрипнула, и в комнату вошла Ольга. Она посмотрела на него с нежностью, поцеловала его заросшее щетиной лицо, стала объяснять что-то, чего он не в силах был понять.

Родион не слышал её слов — он был в ином мире с иной женщиной. Всё, что он мог сделать, — это наблюдать за ней, как за живым существом, олицетворяющим связь с внешним миром, который он чувствовал утраченным.

Постепенно нежный голос стал убаюкивающим, и Родион вновь погрузился в полусознательное состояние. Темнота окутала его, но в ней мелькали искры сознания. Возможно, вскоре все изменится, возможно… А старая зеленая бабка-кикимора, словно сказку на ночь, шептала:

«Давно это было, очень давно… Так давно, что забыли даже те, кто читал славные книги, которых уж и нет сейчас. А писали эти книги те, кто слушал рассказы того, кто не забыл, что им пращуры ведали. И сказания эти хранятся, как игла в яйце на высоком дубе. В душах носителей языка. Язык есть тайна и энергия народа. Оттого ведуньи заговаривали хвори да раны, оттого слово лечит, а иной раз и калечит».

Резкая боль в плече заставила очнуться Родиона. Белая пелена, которая заволокла его, сползла и наступило необыкновенное прояснение. Женщина с белокурыми с медью волосами, наклонившись, поила его густым, пахнувшим травами и малиной снадобьем. Плечо жгло огнем, а пот струился по лицу.

С трудом соображая, Родион перевел взгляд с красивого лица женщины на старуху, которая сидела по другую сторону скамьи и что-то причитала. «Будто песню поет», — пронеслось в его голове.

— Кто ты? — хриплый голос больного пошевелил пламя лучины, слепившее Родиона.

— Я Хельга, а это баушка. — Женщина смочила лоскут льняной тряпицы в прохладной воде и положила на его горячий лоб. Стало легче.

— Где я?

— Не гласи, молодец, — вмешалась в разговор старая, молчи, неча тебе сейчас глаголить.

Сон снова окутал Родиона, в его мозг пробралось нечто и начало шептать:

«Давно это было, очень давно… В те времена, когда слово имело особую силу и значение. Когда люди еще понимали, что язык — это не просто средство общения, но и ключ к пониманию себя и окружающего мира. Именно поэтому знание слов и умение использовать их ценились высоко, а кто ведал колдовским словом да знанием предков, те назывались чародеями да ворожеями. Были слова заветные — в современном русском языке стали они нецензурными (употреблять их в быту — погань на себя навлечь). Впрочем, предки слова ценили и берегли: умело зашифровывали в них послание для грядущих поколений.

На земле разразилась борьба между богами, каждый из которых стремился установить свою власть над людьми.

Давно, более двух тысяч лет назад мир вступил в новую эпоху, а, как известно, гегемон всегда стремится подавить волю тех, кто оказался в подчинении. Неведомые силы начали оказывать влияние на разум людей, пробуждая в них самые низменные желания. От исхода этой битвы зависело само существование человечества на планете, и только любовь могла спасти мир от разрушения…

Род не стал воевать с иноверцами, уступил, ибо знал, что для человека жизнь в Яви — для него секунда в Прави. К тому же, богам неведомо, что такое время. Лишь покой и вера в свои корни. Знал Род, что придет его время.

Многое забыли люди, живущие на щедрых землях Руси. Да не просто забыли, а выкорчевано было иноземцами всё то, что передавалось от рода к роду. Память затуманили новой верой, а славные книги сожгли огнем да увезли к морю, попрятали в своих каменных домах с золотыми куполами. Многих писаных книг нет сейчас, но сохранена любовь Рода к отрокам своим. Через сказания, притчи да язык передается знание. Язык есть тайна и энергия народа. Кровь его.

Любовь Рода возрождает дух человеческий. Кривда, царствующая в последние века, вновь будет спрятана под камень. А Правда восторжествует. Мудрость Рода по сей день видится сквозь сказания, песни народные и легенды. Да остались малые обрывки на бересте. Хранит мудрость земля-матушка.

Образован был народ русичей. Грамоту сызмальства знал. А ворогам это мешало волю свою насаждать. Ведь ежели человек предков своих забывает, Род свой не чтит — называли таковых пращуры Иванами, родства не помнящими.

История многое сожгла, утопила в болотах скверны да возвеличила похабных людей до власти великой.

Историю переписывали, правили, а народ порабощали, угнетали и выхолащивали под новую действительность. Ведь история — это взаимодействие различных культур, государств, цивилизаций, которые непрерывно боролись за господство над землями, служившими основным путём перевозки, торговли и культурного обмена между различными народами и, наконец, источником обогащения.

А земля русская щедра своими недрами. Широки луга и поля её, полноводны реки, да красив и умен народ русский. Русы являются одним из древнейших славянских народов, история их тесно переплетается с историей Восточной Европы. Многие княжества Руси имели торговые и культурные связей с Востоком и Западом, что благоприятствовало обмену знаниями и искусством. Великие империи, такие как Персидская, Ассирийская и Римская, оказали своё влияние на становление ценностей и традиций огромной страны. Русы, взаимодействуя с этими империями, впитывали и адаптировали новые идеи, обогащая свою культуру и обретая новые навыки. Наконец, будто притоки полноводной реки, пополняли они свой язык заимствованиями. Как ни стремились вороги властвовать над русами — не выходило у них.

Новгородский князь Александр Невский говорил: «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!» Свободолюбив народ русов. Испокон веков ставил во главе своей людей мудрых, сильных да доблестью наделённых. Умеющих словом да примером народ на ворога поднять. Оттого вече выбирало князя, а если князь не справлялся, то народ мог его изгнать. Именно народное собрание обладало властью в славянских землях. Но не любо было это многим. Оружием, которым получилось завоевать народ русов, стала вера. Не раз так обманывали честный и открытый народ русичей. Но многие предрекали, что придет время и вспомнит народ русский свои корни.

«– Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Не даром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только „машут дубиной и бьют по своим“. Эх кабы время! Одна беда — времени нет. Мы провозгласим разрушение… почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Тут каждая шелудивая „кучка“ пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам…»

Родион пришёл в себя от голоса жены, которая с выражением читала отрывок из «Бесов» Достоевского.

Он почувствовал резкий запах чистоты и лекарств.

— Тише, милая, зачем так громко? — ощупывая свое плечо, прошептал он.

— Ты очнулся, Родион, ты очнулся, — Ольга подскочила и побежала в коридор.

— Понятно, что очнулся, а вот от чего я именно тут — не понятно, — уже громче сказал Родион и пошевелил рукой. — Где я?

Ольга ворвалась в палату с медсестрой и врачом. Встала на колени у кровати мужа, целуя ему руку, и, чуть не плача, зашептала:

— Ты в больнице, тебя нашли возле шурфа с проломленной головой, мы боялись, что ты, что ты…

— Так, девушка, — вмешался в разговор врач, — уйдите, дайте нам работать.

Но в этот момент Родион закрыл глаза, и черный водоворот утянул его обратно в лес, в старую избушку.

Он с трудом разомкнул веки, но кругом был полумрак. В углу тускло горела лучина. Запах древесины и плесени тут же окутал его. Дом был очень похож на тот, в котором он жил в детстве у бабушки. Родион считал это воспоминание частью той утраченной жизни, что осталась далеко в прошлом. Оно вызывало в нём странное чувство тоски и тревоги.

Лучина коптила, отбрасывая тени на стены, где танцевали силуэты распадающихся обрывков памяти. Родион моргнул, пытаясь вернуть ясность зрению, и поднёс руки к лицу, внимательно вглядываясь в них. Руки были не его, руки были чужие.

За стенами загудел ветер, и Родион вдруг понял, что за древними деревянными стенами избушки ожил лес. Деревья загадочно шептали на только им ведомом языке странное имя, их голос звучал таинственно и достаточно громко, словно призывал: «Радосвет, очнись, Радосвет…»

Он вдруг подумал, что это его имя и они, деревья, зовут именно его, но мысли переключились на иное: «Я не просто вернулся в физическое свое тело, я вернулся в ту точку своей души, где началась борьба».

Пришло время разобраться с тёмными призраками души, которые в последние годы так часто тревожили его. Родион-Радосвет глубоко вдохнул, и тут же лес прошептал ему: «Ты вернулся, а время расплаты пришло».

4. Любовь

Хельга задыхалась в горнице. Маленькие окошки, затянутые бычьим пузырем, не пропускали весеннего света, а на поляне капельник во всю топил снег. Ворон все чаще прилетал к их избе и, кося левым глазом, внимательно наблюдал за жизнью в доме.

Запасы почти кончились, оставалось немного муки и сухих ягод. Дедушка ранним утром ушел в хутор к людям, чтобы обменять снятое с покойников оружие на муку и льняное масло.

В последние недели он все чаще стал ходить к людям, иногда приносил вяленую рыбу и яйца, а порой возвращался хмурый и злой. Сказывал, что съестные запасы давно закончились у многих, а на западе от деревни бушует черная хворь. Весна выдалась холодной. Казалось, сама богиня Мара разгневалась на людей.

Куры в последнее время не неслись, а дедушка не разрешал их рубить. Раненого русича, которого они с бабушкой лечили почти до самой тёмной и долгой ночи, пока великая богиня Мара правила зимним солнцем, дед отвёл к людям. Уже наступила весна, но вестей от него так и не было. Хельга подошла к прялке и посмотрела на резное солнце — оно служило ей календарем. Больше двух сороков минуло со дня, как Радосвет исчез из её жизни. Но сердце ныло, а чрево ждало семени.

Лада-мать снилась женщине — обещала, что свет в её окошке порадует Хельгу и понесёт она от света с радостью. Но молодая женщина давно перестала верить снам. Лишь ворон, будто насмехаясь над ней, все чаще прилетал, садился на сухой сук старой ели и громко каркал. В его карканье слышала она слова Одина: «Не быть тебе матерью, проклята, пуста твоя жизнь!»

Хельга, накинув на голову платок, обув чуни, вышла в весну и побежала на опушку леса, очень уж ей хотелось попросить богиню Ладу о помощи, как учила бабушка. Ворон, что сидел на суке и внимательно следил за женщиной, вдруг вспорхнул и улетел в чащу леса. Обняв старый дуб, где дедушка еще осенью втыкал стрелы, закрыв глаза, начала шептать:

«Как ручей рождается в земле, так пусть новая жизнь родится во мне! Как травинка растет из земли, так и чадо пусть растет во мне! Ляда добренька, дай мне силы. Помоги плоду созреть в моем чреве! Великая Мать, помоги дщери своей уподобиться образу твоему».

Хельга хотела было продолжить заговор, но шум хлопающих крыльев ее остановил. Она повернулась лицом к реке, пытаясь взглядом найти надоевшего ворона. Но на ветке над ее головой сидел сокол. Птица будто сияла в лучах яркого весеннего солнца.

В этот момент девушку, словно лучом света, озарило счастье, и она улыбнулась. Но, как это часто случается, солнце может в любой момент скрыться за тучей. Так и у Хельги, несмотря на радость, промелькнуло чувство тревоги.

Она ощутила на себе чужой взгляд. Энергия, исходящая от смотрящего, не была энергией птицы или животного — это был человек!

Закрыв глаза, она постаралась понять: враг смотрит или друг. Чутьё подсказывало, что бояться не нужно. Она вновь внимательно посмотрела в гущу леса и увидела из-за молодой листвы знакомое лицо Радосвета.

Сокол взмыл в небо, а Хельга бросилась в объятия баженого. Мужчина притянул к себе любимую и горячо прошептал:

— Бажутка ты моя, любава. — Он целовал глаза женщины, будто пил росу с листка ландыша.

— Пошли в избу, — Хельга показала на дом.

— Не могу. — Радосвет подхватил молодую женщину на руки.

— Там дед и бабка твои. У нас стоянка недалеко. Воевода Олег людей ратных собирает, мы с отрядом на охране стоим.

— Тут за поймой реки на холме землянка есть. Дедушка, когда сопровождает почивших, сжигает тела рядом.

— Понесу тебя, Олюшка. Богиня Лада вон — все залила водицей, ножки испачкаешь. В сильных руках Радосвета Хельга чувствовала себя будто ребенок малый, но отстранилась, крепко схватила милого за руку и увлекла в чащу.

— Я быстрый путь знаю. Пошли.

— Веди, ведунья. — Мужчина засмеялся и поцеловал женщину в изгиб шеи.

Хельга и Радосвет направились к землянке на холме. Путь был несложным, так как Хельга уже знала эти места как свои пять пальцев. Они преодолели небольшой подъем и скрылись в еще молодой зелени леса. Приближаясь к землянке, Хельга почувствовала, что сердце ее бьется сильнее. Сквозь ветви деревьев пробивался лучик солнца, освещая их путь. Вскоре они достигли тайного места, и Хельга, открыв хлипкую дверь, впустила Радосвета внутрь.

В землянке было тихо и холодно. На сухом месте лежали подготовленные дедом для ритуала захоронения поленья. Хельга разожгла небольшой костер в очаге, чтобы согреться.

Радосвет усадил её на мягкую медвежью шкуру, которая лежала рядом с очагом, и обнял, передавая тепло своего тела. Они провели много времени в объятиях друг друга. Луна Хельги устала, а матица вдоволь наполнилась плотом, кострище тлело лишь яркими углями. Утомившись плотским, но крепко обнявшись, начали они сказывать друг другу о том, что произошло за время их разлуки…

Хельга поведала Радосвету о настырном вороне, который преследует ее, будто черное прошлое. Не дает жить новой жизнью.

— Так в чем же беда, Олюшка? Я подарю тебе своего сокола Василия. Он быстро прогонит эту дрянную птицу.

Радосвет смотрел на женщину нежным взглядом, а она понимала, что защитник готов бросить к её ногам весь мир, так она была ему люба. Счастье переполняло обоих.

— Подари мне чадо, сокол ясный! Женщина повернула ладонь Радосвета и поцеловала тыльную ее часть.

— Все будет, только верь, любушка моя. Я вернусь с похода да заживем с тобой крепко. Воевода Олег, отец мой, обещал много злата и почестей, коли я женюсь.

— Не нужно мне злата да славы. Богатство счастья не приносит. Лишь одно горе и зависть. Марене хочу служить, продолжать дело бабушки да деда. Обещала я им это.

— Чародейка ты моя, чаровница милая, — Радосвет перевернул женщину на живот и шлепнул поцелованной рукой по гузнышку женщины.

— Чада от тебя хочу и понесу. Будет твой род знатен. Дедушка мне сказывал, что в ночь, когда звезда яркая стояла над старой елью, он творил дружбу с Ярилой. Обещал Бог, что труд его не пропадет. А то, что детей у них с бабушкой нет, так я продолжу. Оттого и почитаю я их, как родных. Мечтала я о твоем возвращении, ждала я тебя сокол ясный! Люб ты мне, как никто иной.

— Верю я, Олюшка, что так и будет, только службу бросить не могу нынче. Слово воеводе дал. Если понесешь, знай — вернусь и заживем мы одной семьей.

— Дай Род! — Женщина закрыла глаза и уткнулась носиком в изгиб руки воина, слезинка скатилась с ее щеки.

— Не плачь, любушка, сражаться буду, аки медведь, но думать буду только о тебе, хорошая моя.

Угли в кострище почти потухли. В землянке стало холоднее. Они решили приготовить ужин. Хельга достала из запасов деда сухари, вяленую рыбу, которую старик принес от людей, в крынке в холодном углу стоял квас. Тут же она нашла и мед. Женщина быстро собрала на стол.

Мужчина помогал ей — расщеплял лучины для костра. Время пролетело незаметно, и они приступили к трапезе, наслаждаясь теплом и простотой момента.

Радосвет и Хельга делили скромный ужин, но их взгляды были полны нежности, а слова — любви. Радосвет не мог налюбоваться на свою возлюбленную. Её красота пробуждала в нём простые человеческие желания, а нагота взывали к мужской охоте, за которой следовал взрыв мироздания и удовлетворение. Волнение и счастье накатывали на него много раз, словно сама богиня Лада создала для них этот шалаш, где они могли почувствовать себя единым целым.

Поев, устроившись на медвежьей шкуре и прижавшись друг к другу, они ощущали огонь своих тел, шептали слова любви. Хельга смотрела в глаза любимого, а Радосвет на огонь. Порой они слушали шум леса за старым бревенчатым потолком землянки, который охранял их покой.

Сокол Радосвета сидел на верхней балке, словно не желал расставаться с хозяином, и краем глаза наблюдал за парой. Вдали слышались пение птиц и шум ручья. Хельга вспомнила свои молитвы к богине Ладе и решила продолжить их. Она взяла руку суженого в свои и начала шептать: «Как ручей рождается в земле, так пусть новая жизнь родится во мне!» Радосвет поцеловал женщину, и они вновь растворились друг в друге.

Заговор и нежность наполнили землянку теплом, чарами и любовью. В этот момент молодая женщина почувствовала, что их любовь и желание помогут сбыться ее заветной мечте. Их ребёнок уже был с ними, жил в её чреве. Они обнялись, и между ними установилась великая невидимая связь, которую не смог бы разорвать ни один скандинавский бог.

Хельга понесла русича, а оттого стала частью рода Радосвета. Полюбовники заснули, обнявшись, и во сне видели своё светлое будущее, где их семья процветала и радовалась жизни. Белая береза у землянки за ночь покрыла свою крону молодыми листочками, словно богиня Лада благословила их союз.

Они знали, что их ждет разлука и много трудностей, но верили, что с любовью и поддержкой друг друга они точно смогут преодолеть все преграды и создать счастливую семью, в которой родится новая жизнь.

Когда солнце только начало золотить облака, Хельга почувствовала, что дедушка наблюдает за ними. Предстоял сложный разговор. Она наклонилась к уху Радосвета и прошептала: «Дед рядом».

В этот момент он вдруг подумал: «Что руководит человеком? Желания, мысли, семейные устои, стремление к хорошей жизни или энергия Мироздания и Богов? Неизвестное всегда влечет мыслящего человека к цели, о которой он и сам не подозревает. Нить Макоши, или, как говорили предки, линия жизни, рисует узор человеческой судьбы. Однако иногда то, что недоступно пониманию человека, может подтолкнуть его к действиям, способным существенно переменить не только его личную жизнь, но и жизнь окружающих людей. А если человек является предводителем целого государства, то его поведение, личные желания и стремления могут изменить судьбу всего народа». Испугавшись собственных мыслей, Радосвет прижал любимую к себе и сказал: «Пусть узнает!»

Хельга и Радосвет встретили утро под ласковыми лучами весеннего солнца. За ночь богиня Лада озеленила лес и поляну. А в сердце мужчины разожгла пламя страсти к женщине. Молодые были готовы к серьёзному разговору с дедушкой, который, как старейшина семьи, должен был принять решение о том, смогут ли они, по законам Рода, быть вместе. Собравшись с духом, Хельга и её избранник направились к древней избе. Оба понимали, что для того, чтобы получить поддержку и понимание бабушки, им необходимо быть предельно искренними и откровенными.

Радосвет и Хельга стояли перед стариком и старухой, опустив головы, словно провинившиеся дети, а весенний воздух был наполнен ароматом молодых трав и свежестью новой жизни. Все вошли в избу. Старуха подошла к Хельге, которая, опустив голову, рассматривала сучок в половице, пряча глаза. Пожилая женщина обняла её за плечи, заглянула в глаза, спросила:

— Люб он тебе?

— Люб, баушка, очень люб. — Глаза Хельги засветились в полумраке избы, будто Лада зажгла лампадку в душе настрадавшейся женщины изнутри.

Воздух в избе стал густым и тяжелым, а в трубе дымохода завыл ветер.

— Пойми, чадо ты глупое, — продолжала старуха, — мы с дедом, аки лодьи, плывём по реке жизни, ведаем малость, но точно знать может только великий Род. Неспроста, девонька, ты прибыла к нам, да и не ведаешь ты, что отбили мы с дедом тебя от темных богов. Думали, что продолжишь дело наше, а теперь вон оно как…

Радосвет, встав между бабкой и Ольгой, нарушил молчание:

— Почему ты, старая, не веришь, что добра я желаю всем вам?

— Молчи, глупый, — шикнул на мужчину старик. Вопрос о том, что важнее — увидеть один раз или услышать сто раз! Даже с нашими сорока глазами и восьмью руками мы все равно не можем полностью раскрыть все тайны этого мира. Нам остается лишь прятаться за печкой до темноты и осознавать, что все в мире аки колесо крутится, токмо и жизнь рода человечьего не просто повторяется.

— Не надобно это им, старый, не поймут они, — властно перебила старуха, — не успела я обучить Олюшку всему.

— Не ведомо им, что ждет, да и слава Роду! Одно могу сказать, пусть воин идет в поход с князем, а когда вернется, тогда и решим. Но Хельга с нами останется. Не пущу я ее в белый город. Не пущу — смерть ей там!

— Если вернется, — дед крякнул и почесал бороду.

— Что значит «если»? — У Хельги покатились слезы из глаз, крупные словно жемчужины. — Что, батюшка, ведаешь ты про милого?

— Я сказал, что Велес мне сказывал.

— Добро, — Радосвет взял Ольгу за руку, — пусть остается жить с Вами. Но обряд соединения проведите, очень прошу. Важно мне там, на битве великой, знать, что боги соединили нас.

— А отца своего с матушкой спросил позволения? — Старая ведунья сверкнула взглядом.

— Нет, баушка, но и идти в город Лады времени нет, — отвратил взгляд Радосвет.

— Молодые нынче не почитают веру Рода, — старик сел за стол, и его кулаки сжались.

— Да почитаю я, но отец не позволит мне, — опустил голову Радосвет.

— Знамо дело — не позволит, — прокряхтел дед. — Ты же воеводы сын, ведаю я про тебя всё. Еще этой зимой Велес открыл мне тайны о тебе и окружения твоего. Ведомо мне всё! И про то, как князь великий род свой пресек, и про то, что к дчере средней обратился за ветвью новой для продления рода. Ведаю, что отец твой — дух рода той ветви великой. Оттого и отвел я тебя к людям. Мы люди сирые, волхвы малые, не чета отцу твоему.

— Люблю я Хельгу, жить без нее не могу и с отцом говорил, но для него важно, чтоб князь Рюрик соединил русичей в один кулак.

— Знаю я отца твоего Олега, и великого волхва Умила знавал, кто обучал его, да ведаю, что великим Олег станет, но ты зелен пока с Олюшкой под одну ветвь становиться.

— Отчего зелен, — зарделся Радосвет. — Мне уже осемнадцадь годков!

— Зелен духовно, — вступила в разговор ведунья. — Пойдем, старый, покалякаем в сенях. Вона Олюшка вся в слезах, милая!

Старик с ведуньей ушли в сени, а Хельга бросилась в объятия Радосвета. Он, утирая слезы желанной, шептал:

— Так не отпустят — я тебя силой увезу, не плачь, голубка.

Недолго шептались старые: вернулась бабушка, села за стол, поставила перед собой чашу, налила воды, в нее шептать что-то стала. Следом вошел дед и сказал:

— Вот что решили мы: соединим вас алой лентою богини Лады. Ребенок, что народится, будет законным. Если отец твой воспротивится, я сам пойду к нему и расскажу, что ведаю. Думаю, не пойдет он супротив меня.

Старая ведунья посмотрела на молодых и громко сказала:

— Так тому и быть! Чей бы бычок не тыкался — теляток нашим будет!

— Выйди из избы! — властно приказал старик Радосвету. — Таинство совершать будем!

Мужчина вышел на крыльцо, прикрыв за собой дверь. Весна в лесу убрала поляну цветами и зеленью.

Старуха, кряхтя, поднялась из-за стола, размяла больную спину, открыла старый сундук и опустилась перед ним на колени. Бережно достала две ленты: алую и белую. Подозвала Ольгу. В руки женщине легла выбеленная чистая рубаха изо льна, украшение на голову и фартук с красивым поясом-кушаком.

— Иди, Олюшка, в баню, помойся да облачись в чистое.

Женщина проскользнула черным ходом к бане.

Дед сидел по другую сторону стола и тихо напевал, что-то непонятное мерно раскачиваясь.

Бабка достала из сундука и для себя рубаху, пояс, сплетенный из кусочков кожи, мелких монет, с кисточками из трав, достала чистую рубаху и деду.

— Облачись, — велела ведунья старику, — скоро пойдем на капище.

Старик послушно взял рубаху и, сняв темно-синюю, повседневную, натянул на себя красную.

Старуха, кряхтя, тоже облачилась в одежды для таинства соединения. Оправила льняные одежды, повязала пояс, а голову покрыла платком. Еще один платок положила на стол. Но в этот момент схватилась за спину и застонала:

— Ох, не думала я, что так дочку буду соединять!

Эта зима, влажная и почти сиротская, не прошла даром, приближая старую ведунью к царству растений и животных. Она всё больше и больше напоминала ель, которая росла у избы.

Старуха проковыляла к котлу, осмотрела его содержимое, затем, словно бы решившись, принялась бросать туда травы, листья и пучки корений. Изба наполнилась запахом отвара: терпкого и сладкого.

— Иди, старый, на капище с Радосветом, а мы чуть позже подойдем с Олюшкой, я пока взвар доварю, да жаль не успею каравай испечь, придется черным хлебом соединять сердца. Старуха достала круглый черный каравай, испеченный из последней муки.

Взяв хлеб, она надломила на его на четыре части, с каждым надломом произнося таинственные слова. Затем окунула во взвар. Жидкость пропитала его, придавая особую силу. Опустив хлеб в круглое керамическое блюдо, ведунья прикрыла его льняным, вышитым знаками Лады полотенцем да перевязала лентами.

Дед собрался с силами, взял медвежью шкуру и вышел к Радосвету.

— Пошли, красный молодец, — волхв махнул рукой вглубь леса, — надобно нам костер развести — поможешь мне.

Они отправились к старому, заросшему кустарником капищу возле древней пещеры Рода. На плато неподалеку от вековой огромной ели Радосвет заметил 4 больших и 4 малых камня — по направлениям сторон света: на севере камни Макоши, на юге — Рода, на востоке — Велеса, а на западе камни — Сварога. Все они были уложены в виде спирали, начиная от огромного валуна в центре и заканчивая меньшим камнем ближе к пещере. И тут в небе появился сокол. Пролетел над ними. Качнул крылом. Вначале Радосвет подумал, что это его птица, но она была гораздо больше и с огромными когтями жителя леса. Сокол сел на ель и внимательно посмотрел на гостей.

— А вот и привет от богов. И того с нас достаточно. Заулыбался дед.

Спустя час Хельга, облачившись в свадебные одежды, с ведуньей отправились на капище, где их ждали уже старик и Радосвет. Они стояли возле костра, смотрели на священное пламя и ожидали начала таинства.

Ведунья с кряхтением присела на шкуру медведя рядом с огнем и начала читать древние заклинания. Её голос звучал мягко и завораживающе, словно призывал силы природы и духов предков. Постепенно вокруг костра стало тихо и таинственно. Крики птиц и шум леса, будто приклоняясь перед заговором, утихли. Дед отдал по части хлеба Радосвету и Ольге, а вторую половину оставил себе и ведунье. Подтолкнул молодых к баушке. Они подошли к огню, держа в руках свои кусочки. Ведунья взяла каждый, сложила их вместе и связала льняной ниткой, символизирующей объединение сердец. Затем она связала свою краюшку с краюшкой деда и тоже перетянула нитью. Связанный хлеб макнула в оставшийся отвар и поднесла его к пламени костра.

Старик подхватил ритуальное пение, а старая ведунья возложила хлеб на ручник и поднесла молодым. Старик взял ленты, повязал руки Радосвета и Ольги крест-накрест.

Ведунья приблизилась к старику, взяла его руки в свои, нежно взглянула и положила в его ладони венчальный браслет. Затем, произнесла заговорные слова, желая молодым счастья и благополучия. Дед, смотря в глаза старухи, почувствовал, как сила проникает в сердце, соединяется с его, закрыл глаза и запел: «Как сокол соединяет два крыла и благодаря ним может взмыть в небо, так Род великий соедини нашу силу, силу чад наших в одно целое и позволь лететь им в мире твоем». Немного помедлив, он приложил браслет к губам, а затем передал его старухе. Ведунья подхватила старинную песню и, низко поклонившись огню, протянула молодым свой браслет и браслет деда.

— Обменяйтесь венчальными браслетами — кольцами Лады, дети мои!

Старый чародей, почувствовав, что боги видят таинство, громче стал петь песнь радости и вечной весны. Огонь вспыхнул ярче, ветер пронесся по кронам деревьев, сокол вспорхнул и улетел на восток, а они, взявшись за руки, стали кружить хоровод и вместе петь старинную песнь воссоединения, наполняясь силой и надеждой на лучшее. Таинство завершилось. Старая чародейка не могла сдержать слёз радости, понимая, что всё задуманное ею осуществилось. «Великое сегодня, возможно, потускнеет завтра, а выступят священные знаки лишь тогда, когда богам станет надобно!» — подняв руки, вскричала она в небо.

5. Рождение

Небольшой конный отряд выехал из-за белой горы, нарушив лесную тишину топотом и фырканьем лошадей. Осень хрустела под копытами.

Всадники двигались в лёгкой золотистой дымке, похожей на морскую пену, которая заливала лощину. Сквозь почти голые ветви деревьев просвечивало бледно-голубое небо. Последние жёлто-красные листья медленно падали на землю.

Хельга сняла с рукава оранжевую звёздочку-листок и с восхищением посмотрела на это хрупкое чудо природы с изящными прожилками. Лето минуло. Малыш в её чреве пошевелился, и она ощутила приятное тепло. Любовь переполняла её, и, нежно поглаживая свой живот, она прошептала: «Потерпи, через сороковину увидимся».

Теплота погожего дня не обманывала ее: скоро задуют холодные ветры, поблекнут золото и шафран лесного убранства, им на смену придут черные и серые цвета. Царство великой Мары.

В эти дни душу Хельги стало тревожить нехорошее предчувствие. Когда она смотрела на себя в гладь реки, в ней зарождался неясный страх, в котором она сама себе боялась признаться.

Все лето они с бабушкой с утра до вечера бродили по лесам и собирали разные травы, бережно срезая серпом каждую травинку. Старая женщина относилась к растениям, как к живым существам. По ее мнению, исцеляющие травы могли переходить с места на место, менять форму, внезапно исчезать, разговаривать друг с другом, кричать и плакать. Баушка учила Хельгу, что каждая травинка неповторима и имеет свой собственный характер.

Сбор осуществлялся, как того требовал ритуал. Женщины обращались к кормилице и просили Мать-Землю о милости, чтобы боги позволили этим скромным травинкам стать лекарством от любых болезней.

Перед тем как сорвать нужную ей былинку, знахарка шептала: «Рано вставала, траву собирала, ручки белые марала. Земля-Матушка, кормилица, поилица, заступница! Сделай так, чтобы мучения мои не напрасны были — отдай свои соки траве, что я рвала, сушила да зелье варила!»

Как учила бабушка, не все растения были доступны простым людям, а заколдованные травы доставались только знахарям да ведуньям. Самыми ценными считались те, что собраны ранним утром до восхода солнца в праздник Ивана Купалы, ибо только в ночь на Купалу распускаются неведомые простому люду, волшебные цветы. Бабушка ведала, что в этот день можно запастись травами на весь год, а смелые ведуньи в ночь на Ивана Купалу отправлялись в лес на поиски мифического цветка папоротника. Кто найдет цветок, станет невидимым или поймет язык животных. В тот год они с бабушкой собирали много трав: адамову голову, полынь, чертополох.

В избе была древняя книга, которую ведунья берегла и почитала. На тонких ее листочках из кожи было много интересного для Хельги. Дед очень быстро научил молодую женщину, как разуметь странные буковки, а уже к празднику Ивана Купалы она с легкостью могла понять, что в ней начертано. Вечерами Хельга с огромным удовольствием читала:

«Трава Бел Таленц, настаивать ее и пить с прочими такими же травами или же и одну — узнаешь всякие травы и на что надобны; если куда пойдешь, то травы и всякие вещи с тобой говорить будут и скажутся, на что надобны; при том же и прочих животных, гадов и зверей голоса познаешь, что они говорят между собой, и все премудрое знать будешь».

В середине лета бабушка взяла Хельгу с собой собирать травы, которые используют в ритуалах черные ведьмы. По словам наставницы, найти главную траву могли только настоящие ведуньи. Из описания в книге молодая женщина поняла, что это растение — атрибут колдунов и знахарей. И когда трава появилась перед ней, она возрадовалась, словно ребенок. Вместе с бабушкой Хельга аккуратно выкопала корень, засушила, а дед, пропитав его в уксусе, вырезал для неё амулет.

По словам старухи, корень помогал видеть затаившееся зло, а те, кто пил отвар, «видели», на кого ложится порча. Считалось, что эта трава облегчает тяжелый труд, придает мужество воинам и способствует заживлению ран.

Дед водил Хельгу к древнему капищу, рассказывал о тайнах и разъяснял знаки, которые оставляла ведающему человеку Мара.

Ближе к осени молодая женщина начала собирать травы одна. Однажды она увидела волка. Хищник ступал осторожно в нескольких шагах от нее и внимательно следил. Его язык свешивался из пасти и подрагивал от частого дыхания. Хищнику было жарко. Хельга не испугалась серого, сорвала лист лопуха и налила из своей кубышки воды. Отошла на несколько шагов, и, прислонившись к ели, внимательно наблюдала за волком. Страшное животное вылакало воду и посмотрело прямо в глаза молодой женщине.

Когда Хельга двинулась в сторону дома, волк пошел за ней. У древнего капища серый остановился, внимательным взглядом проводил женщину до густой чащи, недалеко от избы.

С тех пор она часто встречала серого знакомца в лесу, приносила ему кусочки хлеба и сухой рыбы. Когда она отдыхала на камнях капища, хищник растягивался на траве и задумчиво смотрел перед собой. Сегодня волк не пришел, что тоже немного удивило Хельгу.

С самого утра женщину не покидало чувство тревоги. Смятение и беспокойство росли, усиливались и превращались в уверенность — что-то скверное ждет ее за поворотом. Хельга бродила по знакомым тропинкам, как заблудившийся путник в поисках дороги домой, но напряжение не покидало её, только нарастало с каждой минутой.

Взобравшись на возвышенность, женщина увидела реку, изгиб которой почти полностью скрывался за холмом, поросшим кустарником. Лишь часть её синей глади виднелась из-за одиноко растущей сосны. Но ее чуткое ухо уловило хрип усталых лошадей. Внимательно присмотревшись, она насчитала трех всадников в иноземных одеждах, впрочем, одежды ей были знакомы — так одевались знатные люди ее города. Сердце защемило, но Хельга решила подойти ближе.

Она шла, не приминая травы и не поднимая пыли. Словно лесная фея, тенью скользя меж кустарников и деревьев. Приблизившись, женщина отметила, что путники остановились возле отвесной скалы и толкуют промеж собой на знакомом ей языке. Она прислушалась. Речь велась о добыче, которую необходимо было спрятать, но мужчины не знали куда идти. Один из них показался женщине очень знакомым. Присмотревшись, она поняла, что высокий статный белокурый мужчина похож на ее сбежавшего супруга, которого она не ожидала встретить в дремучих лесах.

Женщина решила подойти еще ближе. Подкравшись к всадникам, Хельга услышала властный голос, и уже точно убедилась, что вожак маленького отряда — это её муж. Слезы покатились по щекам. Она бросилась к путникам.

Всадники, которые находились на пригорке, спешились, но не стали спускаться с возвышенности. Они заметили женщину, бегущую к ним. Один из них повел лошадей к ручью, протекавшему поблизости, другой — в дорогой скандинавской одежде пристально смотрел на молодую женщину, и было очевидно, что он её узнал.

— Что с тобой? — спросил его друг, почувствовав, что рука, на которую тот опирался, пытаясь застегнуть ремешок, содрогнулась.

— Посмотри, — мужчина ткнул пальцем в сторону женщины, — это она!

— Кто?

— Я ее знаю. Это моя жена. Но я не понимаю, как она тут оказалась и почему так странно одета?

Мужчина внимательно посмотрел в сторону бегущей к ним Ольги.

— У тебя есть жена?

— Скорее, была жена. Грехи молодости, — мужчина решительно направился в сторону раскрасневшейся, бегущей к нему женщины, наматывая хлыст на кулак.

Хельга с интересом всматривалась в лицо мужа, пытаясь понять, как этот мужчина мог несколько лет назад бросить ее одну с младенцем без средств к существованию и отправиться в чужую страну?

Но внезапно она заметила розовое облачко, появившееся над его головой. Присмотревшись к нему, женщина вскрикнула:

— Ты убийца! Над тобой знак Перуна!

— И это вместо приветствия, — мужчина покачал раздраженно головой. — Что с тобой, несчастная? Что ты говоришь? Ты сошла с ума?

Он отшатнулся от Хельги. Но она бросилась на него с кулаками. Мужчина оттолкнул бывшую жену и закричал:

— У тебя померк рассудок, да я и не знаю тебя, ведьма!

— Нет! — отвечала она, рыдая. — Ты узнал меня, сразу, как увидел. Я чувствую всё, что ты не можешь сказать словами!

— Бред! Как ты могла оказаться тут? Я не понимаю, — мужчина с горечью ударил хлыстом по траве.

— Бред? После твоего побега мне пришлось стать воительницей. Я отправилась по твоим следам, надеясь отыскать тебя.

Внезапно Хельга замолкла и спустя минуту, приложив палец к губам, вскричала, указывая левой рукой на запад:

— Ты слышишь?

— Что я должен слышать? — Он повернулся к холодному морю и прислушался.

Со стороны Варяжского моря, казалось, доносился неясный гул человеческих голосов, как бы взывавших к расплате; но этот шум был заглушен свистом сильного холодного ветра в лесу.

— Ты слышишь? Это Мара — она пришла за тобой.

— Да, слышу и вижу, что ты — оборванка и сумасшедшая, но даже не надейся, что я возьму тебя с собой. Нам лишний рот не нужен. Мы сами не знаем дороги.

— Нет, я — не оборванка, — возразила Хельга. — Это скорее ты — убийца и предатель.

— Да, я — убийца и предатель, а ты — потaскуха, — мужчина ткнул рукояткой хлыста женщине в живот.

— Ты смеешь меня упрекать? — она вскинула гордо голову. — Для меня сейчас нет ничего невозможного; я знаю слова, прогоняющие всякую печаль, хворь и любую немощь. За эти годы я научилась повелевать смертью!

— Так заставь! — Его глаза блеснули презрением.

В этот момент мужчина выхватил из рукоятки хлыста нож с серебряным лезвием и полоснул Хельгу по горлу. Кровь брызнула ему в лицо, он отшатнулся и упал на левое колено. В этот момент из чащи леса выпрыгнул огромный серый волк и вцепился убийце в горло, повалив на траву. Животное с рычанием стало рвать жертву.

Хельга, прикрывая ладонью рану на шее, тихо шептала:

— Мне снилось, будто я держала тебя в объятиях; ты истекал кровью, она лилась на мое сердце, и я задыхалась. Я не могла понять этот сон, а теперь…

Волк с окровавленной пастью повернулся к Ольге, посмотрел в ее глаза, будто прощаясь, вильнул хвостом и скрылся в чаще леса.

Сопутники ее мужа уже бежали к ним, но она лишь, придерживая живот, аккуратно села на примятую траву и посмотрела в небо — оно было багряным.

Старая ведунья вышла из избы и посмотрела на алый закат. Сердце билось в худую грудь, словно молот о наковальню. Она знала, что там, у старых скал, случилась беда. Вернувшись в избу, схватила суму и позвала деда.

С запада доносился заунывный вой волка — этот звук принес чародейке видение. Заходящее солнце. Её Олюшка на траве с глубокой раной на шее. И ручеек крови. А рядом истерзанный зубами дикого животного убивец-чужестранец.

Женщина, утирая слёзы, поспешила к старым скалам. Она знала, что произошедшее там, на поляне, имеет глубокий высший смысл и связано с чужими богами, но человеческое сердце не хотело принимать данность. Древние боги не отступились от её девочки, не защитили и ритуалы ведуньи. Великий Велес смог лишь рассчитаться с человеком, который нанес смертельный удар.

Бабка вместе с дедом как могли торопились, чтобы попытаться помочь. Но спасти молодую женщину было уже невозможно. В огненно-красных лучах заходящего солнца кровь, которая пропитала землю, казалась медью на изумрудной траве.

Ведунья осознавала, что здесь столкнулись два могущественных существа: волк и тот, кто напал на Хельгу. Их связывала сила древних преданий.

Не сговариваясь, старики начали проводить ритуал, обратившись за помощью к великой Маре. Однако в тени деревьев старая ведунья заметила образ валькирии, которая держала меч и читала свои молитвы Одину.

Схватив окровавленный нож, который лежал рядом с телом чужестранца, она бросилась на валькирию и с силой вонзила остриё ей в грудь.

Дед успел заметить движение ведуньи. Собрав все свои силы, ударил посохом в место, где черная земля пропиталась кровью Хельги. Земля, трава и кровь превратились в гранит, и открылся каменный короткий коридор. Он кончался небольшой площадкой с разветвлениями. Семь разных ходов уходили в семь разных сторон. На площадке стояла валькирия, пытаясь вытащить нож, вонзенный чародейкой ей в сердце.

Валькирия оглянулась и увидела, как за первым туннелем закрывается проход. Следом за первым, будто мыльные пузыри стали захлопываться и другие выходы из ловушки, созданной дедом.

Выбрав наугад один из еще открытых проходов, она прыжком бросила свое тело в яркий свет, но старая ведьма поджидала её у последнего выхода. Обрушив гранитный камень, с которого капала алая кровь Хельги на голову валькирии, ведунья прокричала заклятие. Служанка Одина упала. Тишина сомкнулась вокруг неё. Бабка обернулась огромной серой кошкой и бросилась на прислужницу чужого бога, словно тигр на добычу.

Яркий свет погас. Кошка открыла третий глаз и воспользовалась своим даром ночного видения. Зрачки её вытянулись и засветились. Валькирия, прочитав какое-то заклинание, подняла голову, но ведунья уже прокусила ее шею и с наслаждением впитывала чужую энергию, урча, с жадностью заглатывая силу врага, словно голодная кошка молоко. Где-то там, за пределами темного, сырого, пропахшего плесенью и неизвестными запахами лабиринта валькирия увидела грозный взгляд своего повелителя Одина. Но тонкая нить её жизни была уже прервана.

Кошка встряхнула пушистой лапкой, чтобы избавиться от капельки крови, лизнула свою спинку и замерла в настороженной позе. Её уши двигались, пытаясь уловить каждый звук, а нос принюхивался к окружающему воздуху. Она услышала заклинание и осознала, что дед пытается вернуть её в реальный мир. В ответ кошка с гордостью подняла хвост и распушила шерсть на спине, словно заявляя всем своим видом, что выполнила важное дело и готова воротиться в Явь. Кровь старой чародейки бурлила.

— Гой! Черна Мати! Гой-ма Марена! — припомнила заклинание колдунья, эхо разметало её слова по мрачному проходу.

Тело валькирии стало прозрачным и растворилось в черноте неба.

Старая ведунья выдохнула. За спиной у неё хмыкнули. Она обернулась.

В расслабленной позе, прислонившись плечом к старой сосне нахмурив мохнатые брови и скрестив руки на груди, стоял ее дед.

— Ну ты, бабка, и даешь!

Ударившись оземь, бабка вернула себе человеческий образ.

— Ну и ты не промах, старый, — фыркнув, прошамкала в ответ ведунья.

Подойдя к уже остывшему телу Хельги, ведунья осторожно коснулась руки умершей. Рука была неподвижна. В полумраке лицо Ольги было бело, словно саван. Нежные облик её девочки исказился, и баушка почти не узнавала свою дочку. За привычными чертами выступили какие-то иные — уродливые и резкие. А прежней Олюшки уже как и не было. Она ушла, но в ней еще жила жизнь. Дитя!

Нож лежал теперь рядом с бездыханным телом Хельги. Его ручка сияла сиреневым огнем, а лезвие блестело в лунном свете. Старая ведунья разрезала одежду покойной этим ножом, прикоснулась к её животу и прошептала:

— Ребенок жив, я чувствую.

Дед разжег костер. Слабый его свет падал на лицо ведуньи. Она, не мигая, смотрела на Хельгу.

— Мы не успеем спасти ребенка, если ждать утра. Нужно сейчас, сию минуту помочь ей родиться.

— Почему ей? — удивился старик.

— Это девочка, я чувствую. Иди к ручью, тут рядом, принеси воды, — властно приказала старуха.

Дед кинулся было к ручью, но понял, что у него нет сосуда для воды. Тогда он стянул кожаные штаны с мертвеца, завязал их узлом и побежал.

Старуха затянула песню и медленно стала доставать из своей сумы кубышку с уксусом, черный коробок, пучки растений и кусочки тугой смолы. Заговоренную смолу она бросила в огонь, туда же высыпала и содержимое черного коробка. Ее голос становился громче, а костер разгорался ярче, потрескивая и искрясь. Запахло серой и полынью.

С силой разведя ноги покойницы, колдунья услышала хруст костей. Сбрызнув уксусом живот Ольги, она аккуратно сделала надрез и скорее нащупала, чем увидела, как в чреве мертвой женщины показалась головка младенца. Голова была огромной, или она просто давно не принимала роды? Со всей силы она ухватилась другой рукой за спинку ребенка и вытащила его из живота. Её бросило в жар. Жар был нестерпимым, руки горели огнем, но старая колдунья громче запела песню рождения.

Дитя было в руках ведуньи. Появившись на свет, ребенок закричал. В этот момент вернулся старик и, омыв нож родниковой водой, перерезал пуповину.

Уставшая женщина в изнеможении упала в траву, а дед, подхватив ребенка, шлепнул его по попке.

— Девочка, как ты, старая, и предсказывала, — с радостью вскричал старик.

— Я знала, — шепотом отзывалась ведунья.

Младенец плакал, словно знал, что молока матери ему не суждено попробовать, но дед улыбался и с благодарственной песнью омывал только что народившееся дитя родниковой водой.

Потом он осторожно положил малышку на свою рубаху и склонился над ведуньей.

— Прекрасой наречем — смотри, как красива, словно полевой цветок.

— Да, старый, только надобно земле предать тела.

— Утром, все утром, пока забросаю валежником, — заливая остатками воды костер, бормотал дед.

— Ну, утром — так утром, — устало согласилась старуха.

— Я пока ходил к роднику, видел, что он не один был, — дед показал на мертвого мужчину пальцем.

— Видимо, испугались его сотоварищи волка и убежали, — отозвалась ведунья.

— Они на лошадях были, и тропа ведет к нашей избе. Не нужны нам гости незваные.

— Ой, не надобно нам сейчас гостей, точно говоришь, твоя правда, дед.

— Лады, старая, пошли.

Ведунья взяла на руки новорожденное дитя, а дед прихватил вещи мертвеца, и они быстрым шагом направились через лес к избе.

6. Старик

Окно в избенке заткнуто зипуном; скамья у крыльца покосилась и почернела. Древняя ель у избы, словно старушка, согнулась под тяжестью прожитых лет. В избе стоит звенящая тишина. Лишь тихое жужжание зелёной мухи нарушает безмолвие. За дубовым столом сидит старик и смотрит в пустоту немигающим взором. Он словно стремится собраться с мыслями. Глубокие морщины на его челе собрались в заметную складку, похожую на коромысло, а уши двигаются, будто пытаются уловить звуки, которые уже давно смолкли. Всё вокруг притихло после смерти его бабки Марфы. И нет боле его внучки Прекрасы… забрал князь внучку…

«Тьма сгущается перед рассветом», — он даже не может вспомнить, слышал ли он эту фразу раньше, но теперь она словно застряла в его голове. Кто сказал ему, что перед рассветом сгущается тьма? Он не знает. Он знает только, что эти слова вызывают у него теплое, успокаивающее чувство, как будто его укутывают в одеяло. У деда есть еще шкура медведя для холодных ночей и дней, но даже под ней он дрожит по утрам. Вечерами иногда становится теплее, а в маленьком оконце появляется слабый лучик света, подаренный Ладой.

Ему осталось лишь вспоминать былое. В редкие моменты, когда солнечный луч пробивается сквозь облака и падает старику на руку, он снова ощущает тепло. Жаркая волна воспоминаний накатывает, и он слышит звук голоса его любимой ладушки, красавицы-жены. И вот уже дом наполняется уютом, запахом хлеба, а жизнь, кажется, течет своим чередом. Эти грёзы согревают его сердце даже тогда, когда тело дрожит от холода.

Снаружи осень и слякоть, а он припоминает, как снежные вихри закручивают седые сугробы. Он, совсем мальчонка, смотрит в окно, где, словно малые дети, играют в снежки его родители и старшие братья. Он выскакивает на улицу, ловит снежок, бросает в брата, а после все строят снежную крепость. Такая простая радость — строить снежную крепость. Как ему теперь этого не хватает!

Старик нежно поглаживает медвежью шкуру, воскрешая в памяти жену и тот день, когда совсем еще юношей, охотясь на медведя, он встретил ее, собирающую травы.

Когда солнце заходит, и вечер одаривает небо звездами, он вспоминает свою ладу, её улыбку и взгляд, который всегда согревал. Она умела разжигать огонь в его душе даже в самые холодные дни. Дед знает: пока живут воспоминания, его сердце не останется в одиночестве, а богиня Лада будет рядом.

«Ой, ладо, ладо, лель-люли»… Давным-давно, когда на земле царили мир и покой, на Руси-матушке жила богиня-мать Лада, покровительница народа русичей. Она заботилась о детях своих, аки мать о ребенке своем любимом. Чадам своим дарила радость и веселье.

Шумит темный лес, а посреди него — поляна. Стоит на ней кудрява березка, убранная разноцветными лентами. Кругом нее в хороводе кружатся девы, а рядом костер горит, будто солнце яркое. Выскакивают добрые молодцы, подбегают к березе и пытаются сорвать ленты. Девы смеются, не пускают их. Ждут, когда богиня Лада подскажет сердцу каждой, кто из красных молодцев складен, да ладен, дабы род свой продолжить, — ищут жениха себе статного.

Лада-матушка — богиня любви, красоты, процветания, счастья и плодородия, покровительница домашнего очага, хранительница мира и согласия в доме. Животворящая сила, дарующая жизнь и поддерживающая бытие мира. С незапамятных времен стерегла она покой всего сущего. Всё находилось под ее защитой. Она — причина всего и движущая сила, текущая из Нави в Явь. Одна из главных богинь Прави.

Лада оберегала мир древних славян от бед и зла своей безмерной любовью, унаследованной от отца ее Рода. Ее забота связывала ладони двух влюбленных, как две половинки одного целого. Встречались мужчина и женщина да сливались в единое, запускалось колесо новой жизни.

Именно Лада защищала будущую продолжательницу славянского рода от сглаза и зависти. В тепле рук и огне души вершилось вечное таинство — рождался новый человек. А для русича появление на свет божий нового ребенка — самое дорогое, оттого старания Лады ценились высоко. В те незапамятные времена жили русичи в любви и покое. Но зеленые поля, полноводные реки и щедрые леса соблазняли соседей воинствующих. Не любили, да и не умели они трудиться, лишь умели огнем, да мечем брать желаемое.

Сказывают люди, именно в те темные времена встретила Лада парубка прекрасного в лесу темном: нежного и чистого. Запал в душу Лады пригожий юноша, и решила она обернуться девицей красною, да и кто мог помешать ей? Никто не был выше ее в вопросах любви.

Одна беда — в ночь на Ивана Купалу сорвал с березы повязанную простой девой ленту алую прекрасный молодец. В ладонях своих держал ладьи рук белых той девицы, увидала сие Лада да две слезинки скатились по щекам румяным у богини.

Лада злилась, но деваться ей было некуда — не могла богиня причинить боль своему любимому. Однако огонь пылал в душе её, и пришла она к нему ночью в образе красной девицы: в прекрасном платье из тонкой листвы золотых и багряных оттенков.

Ночь была длинной, но к утру исчезла Лада, а позже узнала, что девица, которая повязывала ленту алую на березу белую, видела их в лесу той ночью темною. Опечалилась богиня — изведала, что натворила. Поняла, что разрушила завещанное ей отцом Родом. Предназначение жизни её — союз двух любящих сердец.

И решила она все исправить да больше не вмешиваться в дела человеческие. Соединила два сердца в одно целое. Потому на Руси, если человек женился не по любви, говорят «Разбивал себе сердце».

В ту пору мимо летел аист белый. Сжалился аист над Ладой и принес ей ребенка, которого она лелеяла и оберегала, а маленький Лель — пламенный бог любви, весны и оплодотворения всего живого — радовал её и всегда находился рядом, рассыпая искры страсти, влечения да желания.

А бог Род послал Ладе подарок — амулет, ставший оберегом славян, заключившим в себе понимание мира и видение крепкой, счастливой семьи.

Рассудок старика помутился, стал похож на чугунок, наполненный самыми разными яствами: детством, богами, любимой Марфой, молодостью… Тут и старость, как крышка, на поверхности лежит — пылится. Но самой яркой звездой в затуманенном разуме деда это его любимая внучка Прекраса.

А в голове вода кипит, бунтует: «Убирай, убирай, огонь залью, бежать некуда». Кошка спрыгнула со стола. Бесшумно ступает мягкими лапками по неметеному грязному полу. Крыса забилась в угол избы и ждет, когда кошка пройдет мимо. Мыши в ворохе тряпья тоже ждут.

Забрал Великий Олег у деда внучку Прекрасу, сказал, что теперь она — его внучка. Чугунок шумит, бурлит.

Никого не осталось у старика. Пауки, кошка да мыши. Да домовой за печкой живёт — не бросает.

Дед с ними всё делит поровну. А они ему тем же отвечают. Наплетут пауки паутины, муху какую или другую жужжащую тварь поймают в сети, а крылышки старику отдают. С чаем попьёшь, старый. А он и тем доволен. Хоть какая забота.

Вскипятит воду дед, разольет травяной чай по глиняным чашкам и сидит, ждет. Вот они и пьют со стариком чай. Ему и то хорошо. По крайней мере они не равнодушны. Хоть какое-то участие, хоть какая-то связь с живыми. Старик немигающим взглядом смотрит в окно и видит, как тьма постепенно рассеивается перед рассветом. Он знает, что перемены не за горами, но он готов принять их, какими бы они ни были.

Старый сидит на скамейке, сжав руки в кулаки, и вспоминает былые времена. Раскачивается в такт кукушке. За стеной скулит кикимора. Или сыч? За печкой шуршит домовой. А время словно остановилось. Он задерживает дыхание, открывает глаза и шепчет: «Что ты медлишь, Мара? Пора умирать!» Кукушка, старая дрянь, за дверью: «Ку-ку, ку-ку. Ку-ку, дурак старый. Пень сушёный, ку-ку».

А помирать не хочется. Потому что не понимает уже старик, где он. В этом мире или уже в другом? Что за окошком: Явь или Навь? Надо бы кошку покормить да остальных. И снова задышало всё вокруг. Редким дыханием, шажочками шаркающими — ширк-ширк, топ-топ. Глаза закрыл старик — и картинки из жизни: лето, береза, глаза Марфы, словно у кошки, хитрые и задорные…

Кошка обвила ноги старика, как хмель ограду. Того и гляди дыру протрет в штанах. Другие ждут. Они более терпеливы. Хорошо, что время принадлежит богам. Хуже, когда боги отворачиваются от людей, и еще хуже, когда боги уходят. «Это время не за горами», — проносится в голове у старика. «Две тысячи лет молчать будут боги. Когда огонь прогорит, да пепел в душах людских останется. Забудут простые люди свои корни, выжгут даже пни от вековых деревьев веры чужестранцы в черных одеждах. Расскажут о новых богах, вернее о новом Боге».

Но старик этого уже не увидит. Для него вообще больше времени не существует. Он ждет, пока сотлеет, пока весь выкипит, да дно пригорит на углях. А пока он так и будет болтаться между реальностью и действительностью, между Явью и Навью. А кто иначе паучкам муху подложит, мышатам крошек насыплет, кошке кашку… ку-ку… не приедет твоя внучка, нет твоей Прекрасы…

Старик откинул голову назад, почувствовав, как тяжесть кошки, словно пуховый платок, укутывает его ноги. Зажмурился, пытаясь уловить далекий звон колокольчика, который сообщит о приближении Прекрасы. И кажется ему, что её любовь, как яркое летнее солнце, проникает сквозь леса и поля, через стены избы, согревая его кости, замученные временем и тоской. Он ощущает, как душа его откликается на этот свет, как старые, спящие корни, пробуждаются от зимней спячки, тянутся навстречу весеннему теплу… И резкий треск за окном… Но это лишь старый ворон сел на вековую ель и заглядывает в окно, кося черным глазом.

Вдруг кошка, словно почувствовав угрозу, отскочила от ног деда, выгнув спину, издала недовольное урчание. На мгновение старик открыл глаза и увидел, как по столу пробежала тень. Он понимает: это дух, что живёт в теле кошки. Дух, который, как и он, помнит времена, когда боги были рядом, а люди ещё не познали горький вкус забвения.

И дед, и дух кошки верят, что Прекраса не бросит их между Явью и Навью, нужно только подождать. Она уже близко. Её шаги легки, едва различимы, но старик чувствует стук пяточек, как глухой чувствует дрожание земли. Он слышит, как она осторожно открывает скрипучую дверь, как её пальцы, тонкие и хрупкие, касаются его рук и поправляют медвежью шкуру, на которой он лежит.

«Дедушка?» — шепчет она, и её голос, словно капля утренней росы, проникает в самое сердце старика и оно оживает.

Он не может ответить, не может даже пошевелить губами. Но он ощущает её присутствие, как тепло костра, как тихий шепот ветра. Прекраса принесла ему свежей воды в глиняном кувшине, а затем, словно читая его мысли, протянула ломоть хлеба, намазанный медом. Вкус меда, сладкий и густой, напомнил старику о том времени, когда он был молод, когда мир был полон жизни и надежд.

«Дедушка, ты смотришь на меня?» — спрашивает Прекраса, а в её глазах читаются любовь и искреннее участие.

Старик кивает. Он смотрит на неё, пытаясь запомнить её личико, её светлые волосы, её юный и беззаботный взгляд. Он знает или знал, что это последний раз, когда он видит свою любимую внучку. Ку-ку… верь, старый, ку-ку… приедет твоя внучка, придет твоя Прекраса…

И старик начинает рассказывать о том, как прекрасны глаза его внучки пауку и мухе. Он им вчера рассказывал о богах, которые когда-то ходили по земле, о великих сражениях, о любви и дружбе, о вере и надежде. Он рассказывал о том, как мир изменится, о том, как люди позабудут свои корни.

Сегодня он рассказывает о Прекрасе, но его голос становится хриплым, а паук и муха слушают, не перебивают, не шевелятся. Прекраса не бросит… ку-ку… не забудет…

Но за окном уже стоит богиня Мара. Великая Мара. Она — воплощение истинных знаний и непогрешимой мудрости Рода. Лик богини озаряет яркий свет. Образ чист и безупречен, а сияние её — это истинный свет Высшей Самости. Она всегда предстает обнаженной перед духовным взором Вещего — того, чьи очи не ослеплены маятой мира сего, и кто действительность видит такой, какова она есть.

Богиня смерти смотрит на старика и не решается позвать его к реке Смородине. Он слишком много о ней знает, а она ему благоволит.

У Мары много имён, которыми её называли на Руси с давних времён: Мара, Морена, Моржана. Все эти имена произошли от общего праславянского корня-«Mǒr». Та, что зарождает свет. У Мары множество обличий, и старик понимает, что «ночь темна перед рассветом» — это её шепот в его голове.

Мара — богиня загадочная. Её рождение окутано тайной. Не ведают люди, чья она дочь, но часто говорят, что отец её — Вий, повелитель тёмного царства.

Сказы о Маре наполнены глубоким смыслом, мудрёны да сложны, но одно остается неизменным — богиня смерти прекрасна. Ее красота холодна и чиста, но волхв не боится своей госпожи… ку-ку… Мара тут… Она словно дар посылает ему сон, тихий, как вечерний бриз. Этот сон окутывает его, унося прочь от горестей и мрачных мыслей.

А старик знает, что Сон — младший сын Мары. Именно благодаря снам Мара помогает встретиться с умершими, но старик хочет встречи с живой… Прекрасой… ку-ку… спи, старик… ку-ку.

7. Прекраса

«Лечу, лечу, лечу! Лечу навстречу радуге-дуге!»

Лёгкая долблёнка скользила по изумрудным волнам реки, словно сокол в небе. Она легко перелетала с волны на волну. Солнце золотило туман. Песня радости и любви, сопровождаемая птичьими трелями, разносилась над рекой.

«Лечу, лечу! Как птица, лечу, спешу, спешу навстречу счастью своему, и будет так, как я хочу!»

В утреннем тумане фигура лодочника, изящная и грациозная, казалась мифическим существом. Лодочка покачивалась на волнах, как пёрышко диковинной птицы, а едва проснувшееся солнце, умытое росой, тянуло свои лучики-руки к воде, словно желая освежить их в блестящих волнах. Первыми встречали рассвет река и лодочка.

Через густые деревья, покачивающиеся от лёгкого ветерка, доносились звуки пробуждающейся деревеньки. Вдали, на самом краю небосвода можно было увидеть, как лёгкие облака начали рассеиваться, позволяя первым солнечным лучам пробиться сквозь утренний туман.

Лодочник грациозно перебрасывал своё весло из руки в руку, словно играя с ним. Под веслом вода пенилась, точно сама река помогала юному перевозчику в его работе. И хотя утро только начиналось, всё говорило о том, что сегодняшний день принесёт только хорошее: «Лечу, лечу, лечу… Будет так, как я хочу…»

Молодой князь залюбовался грациозными движениями юноши и решил перебраться на другой берег, чтобы поохотиться вволю. Но лодочка не торопилась приставать к берегу. Над водой неслась песня, словно волшебное заклинание. Почти детский голос показался князю Игорю девичьим.

После смерти бабушки Радосвет, отец Прекрасы забрал её к себе. Но недолго жил он с дочерью в Выбутах, часто был молчалив и грустен. Вскоре Вещий Олег отправился в поход на Константинополь и призвал сына на помощь. Девочку отдали на попечение греческих монахинь, волею судеб заброшенных вглубь Руси.

Прекраса очень скучала по бабушке, которая была для неё самым близким человеком и заменила ей мать. Смерть её стала горчайшей утратой. Дедушка же отказался покидать свой дом и ехать в чужие края. Он знал, что Вещий Олег считал служение Маре недостойным занятием, занятием для слабых и тех, кто не способен держать меч в руках. Он считал унизительным собирать оружие у погибших и заниматься погребением. Князь верил, что истинная сила заключается в защите своего народа, а не в исполнении обрядов. Во главу угла он всегда ставил воинскую доблесть и честь.

Тем не менее внучка Олега, юная и любопытная, была пленена таинственным миром богини смерти. Жажда знаний и дух приключений внушали ей, что превращение в жрицу Мары — это не только честь, но и призвание, однако спорить с отцом и дедом не было возможности — слишком она мала.

Олег хотел видеть Прекрасу образованной и доброй девочкой, хорошей хозяйкой, надеясь, что чуть позже сможет выдать ее замуж за лучшего воеводу своей дружины. Он понимал, что необходимо уважить выбор внучки, однако ему было тяжело смириться с тем, что родовая сила может быть направлена в другое русло. Он чувствовал, что, возможно, именно Прекраса станет тем мостом между миром воинов и миром духов, который так необходим его народу в бурные времена перемен.

Прекраса была еще совсем юна и могла только плакать, но жутко боялась страшного и грозного князя, а потому покорилась, а чуть позже привыкла. Матушка Мария была похожа на бабушку, а монашки часто угощали Прекрасу сладостями. Дед Олег, как называла его девочка, появлялся в Выбутах редко, оттого казался почти сказочным персонажем. Но душа девочки ныла от тоски по любимому деду, который остался один у холодного моря, а её маленькое сердечко, порой разрывалось от боли за любимого деда, который, казалось, был всеми покинут. Она часто шептала птицам в лесу, чтобы они передали ему весточку и её тепло. Прекраса знала, что старик в своей избушке думает о ней, порой слушала в шелесте леса его голос. Уединение, лес, река помогали юной девчушке смириться с волей отца и грозного деда.

Сбегая от монахинь и облачившись в одежду пастушка, искала Прекраса утешения в походах по лесам и полям. Слушала пение птиц, следила за полетом стрекоз, но более всего её тянуло к реке и любимому камню, омываемому изумрудными волнами.

Отец запрещал девушке пользоваться лодкой. Даже спрятал долблёнку от Прекрасы в укромном месте, но девочка выведала у монашек, где он её укрыл, выпросила у старого лодочника весло и теперь каждое утро встречала рассвет на реке, часто переправляя с одного берега на другой усталых путников. Обыкновенно она ходила к реке одна, что очень не нравилось матушке Марии, которая осталась за главную в их женском мирке, когда ее отец ушел в поход.

За свою недолгую жизнь Прекраса свыклась с одиночеством. В сочетании с природой оно дарило ей покой. В лесах и на лугах, а особенно на реке девочка чувствовала себя словно птица. Ей очень хотелось иметь крылья, как у сокола, который почти всегда сопровождал ее, пока был рядом отец.

Но теперь она снова была одна. Это совершенно не мешало ей общаться с великим Творцом. Очень давно, когда была жива ее бабушка, она слушала рассказы о Роде — теперь, монахини рассказывали об Иисусе. В ее детской головке два образа слились в один — доброго Творца, который оберегает и любит именно её. Ах, как же ей не хватало любви, в которой она купалась, когда жила с бабушкой и дедушкой там, далеко — у холодного моря.

Прекраса знала, а скорее чувствовала, что монахини ее любят, но считают дикаркой. Отец далеко в походе, даже любимый сокол летает где-то рядом с ним у берегов теплого моря. Она осталась совсем одна. А может быть с ней БОГ?

Бабушка часто рассказывала, что человеческое тело — это всего лишь сосуд, данный душе, дабы пройти испытания на земле перед тем, как она перейдет в мир Мары, чтобы сформироваться для следующей жизни. Но этим утром Прекраса не думала ни о чем — просто пела свою песнь и, отдавшись на волю волн, плыла по течению…

Утро было действительно прекрасным. Стайка птиц взлетела, потревоженная всплеском воды, и, покружив над головой девочки, села на молодую берёзку. Юная девушка вдыхала аромат полевых цветов и старого леса, наслаждалась уединением. Солнце едва поднялось над рекой, а иссиня-голубое небо сливалось с излученной реки. Тень Прекрасы была огромной, а в зеленой воде превращалась в неведомое чудище из сказок бабушки. Стайка белоснежных облаков слева от нее зацепилась за древнюю ель — точно лебеди в пруду у причала, ветерок целовал румяные её щеки.

Вдруг невесть откуда взявшаяся серая тучка налетела на солнце, а порыв ветра донес чужой запах. Спустя минуту все вернулось: солнце, голубое небо, хорошее настроение; а единственный режущий слух шум производили лишь утки да каркающие где-то вдали вороны. Лодочка продолжала плыть, а девочка с каждым взмахом весла все больше наслаждалась утренней тишиной и красотой реки.

Впереди простирался древний лес, окрашенный в малахитовые оттенки и похожий на картинку из старой бабушкиной книжки. Прекраса знала, что он таил в себе тайны. Своими загадками, преданиями и странно закрученными стволами деревьев он привлекал её к себе. Местные называли этот лес безумным. Мать Мария и отец, пока был в Выбутах, запрещали девочке ходить туда, утверждая, что на болоте живет страшный леший.

Лешего Прекраса не боялась, её бабушка сказывала, что Леший это дух леса и друг Мары или ее сын — она точно уже не помнила. Лешак представлялся девочке огромным, пахнувшим малиной и мхом медведем. Но встречаться с ним сильного желания у нее не возникало. Мало ли что…

Приблизившись к другому берегу, Прекраса заметила статного парня в княжеских одеждах, который наблюдал за нею из-за зарослей камышей. Парень махал рукой и что-то кричал.

Она поспешила пристать к берегу, чтобы переправить юношу на другую сторону реки. У парня в руках был лук, а за спиной колчан со стрелами. Он широко улыбался и, достав из кошеля золотую монетку, протянул Прекрасе со словами:

— Переправь, любезный, на тот берег к старому лесу, местные говорят — охота у вас тут добрая.

Девушка, немного поколебавшись, едва заметно кивнула ему и развернула лодку, чтобы парню было легче вскочить в долбленку. Со стороны реки подул легкий ветерок, и только в этот момент она поняла, что это тот самый князь Игорь, о котором в последние дни так много говорят жители селения и монашки.

— Мне не нужны деньги, — с гордостью ответила Прекраса, специально понизив голос, чтобы тот не догадался, что она не девочка, и натянула свою шапку почти на глаза.

— Тоже путешествуешь? — голос незнакомца взорвал тишину утра, сердце Прекрасы практически выскочило из груди.

Он говорил негромко, но ей показалось, что она уже слышала его голос раньше и видела его образ, словно во снах. «Может быть, это был вещий сон? Жарко!» — Прекраса нагнулась, зачерпнула ладошкой воды и умыла лицо. — «Не стоит отвечать ему, надо просто переправить на другой берег и забыть об этой встрече. Переправить и забыть — самое разумное!» — мысли, будто птички на берёзе, скакали в ее голове. Но несмотря на все сомнения, она кивнула в ответ, а руки уверенно стали грести против течения.

Преодолев реку и пристав к пологому берегу возле старого леса, девушка, указывая пальцем на темнеющую зеленую стену, сказала:

— Туда иди, там много зверья.

— А давай вместе? — Князь широко улыбнулся.

— Недосуг мне.

— Ты можешь плыть, я тебя не держу, — с его губ не исчезала улыбка. А Прекрасе стало даже совестно и зло. «Да что же такое, он ещё и смеется над ней?» — тут она разозлилась по-настоящему:

— Как же не держите, ежели в лодке сидите?

Незнакомец едва заметно вздохнул. Все его движения были неуловимы, да и солнце слепило. Ей приходилось очень сильно напрягать своё зрение, чтобы следить за ним. Вот он ловко перепрыгнул через борт лодочки и, повернувшись в её сторону, заговорил снова:

— Я не хотел тебя обидеть, лодочник, а всего лишь решил позвать на охоту. Вдвоем всегда веселее, чем одному, а этот мир — княжич повел рукой вокруг себя, — он не твой лично, да и не мой тоже. Он наш общий, поэтому каждый волен быть там, где хочет быть. То, что мы оказались с тобой в одно время и в одном месте, — не более чем случай.

В этот момент он схватил лодочку за край и вытянул на песок отмели.

— Пошли, не трусь, малой, не веди себя будто девчонка. Охота — настоящее мужское занятие! — Князь потянул Прекрасу за рукав.

— Словоблудие… — не желала она провоцировать юношу, но и уступать в споре тоже отчего-то не хотелось вопреки здравому смыслу.

— Да ты не мальчишка, да? — молодец быстрым движением сорвал шапку с ее головы, и по плечам рассыпались волосы цвета спелой ржи.

Но в этот момент княжич заметил движение в густом кустарнике. Он приставил руку ко лбу и пристально посмотрел. Заприметил стадо оленей, пасущихся на поляне. Не мог он устоять перед соблазном охоты и, переключив внимание на зверей, понизив голос, сказал:

— Жди меня тут, вернусь с добычей скоро, вместе воротимся в деревню. А о том, что дева ты, не скажу никому — верь мне.

Быстро проскользнув к разбитому молнией в прошлом году дубу, Игорь поднял свой лук. Осторожно приближаясь к оленям, князь прицелился и выпустил стрелу. Она пронзила воздух и попала животному чуть выше голени. Раненный зверь побежал прочь, но князь не собирался отступать.

Вскоре охотник оказался в глубине леса, а олень скрылся из виду. Юноша понял, что сбился с пути, и остановился. Лес был дремучим, поросший густым запутанным кустарником, вдали виднелось болото, от которого поднимался туман. Негустой, хотя и чертовски влажный. Спустя четверть часа Игорь понял, что совсем заплутал, и уже не знал, как вернуться к ожидающей его милой девушке у реки. Молодой князь попытался найти дорогу по солнцу, но и оно скрылось в тумане.

С каждой минутой Игорь все явственнее понимал, что попал в беду. Он бродил по лесу в поисках выхода, но все его усилия были тщетными. Время шло, юноше становилось страшно. В какую бы сторону он ни отправлялся — непременно возвращался к болоту. Наконец молодой охотник осознал, что без помощи никак не сможет выбраться из этой ловушки.

Прекраса, дожидаясь путника на берегу, собирала цветы и плела венок, но вдруг почувствовала что-то неладное. «Солнце почти скрылось за лес, а княжича всё нет», — подумалось ей. Она начала беспокоиться. Поняла, что заплутал он в незнакомом лесу. Вот и солнце уже позолотило стволы сосен. «Слишком долго его нет, кабы чего не случилось», — думалось ей.

Обождав еще немного, девушка решила отправиться на поиски. Она прошлась вдоль берега, но князя не обнаружила. Вспоминая, как учил ее дедушка, она внимательно смотрела на следы и еле уловимые знаки леса. Углубляясь в старый лес, девчушка скользила, как настоящий следопыт, по следу князя.

Игорь, уже отчаявшись, да и устав, присел под вековой дуб, положив лук и колчан подле себя. Маленькая желтая птичка с длинным черным хвостом внимательно наблюдала за ним, сидя на ветке, затем вспорхнула и примостилась на его колчане. Юноша улыбнулся ей и сказал:

— Птица, а птица, приведи ко мне человека, кто выведет меня из твоего царства.

Птичка забавно повернула голову, ответила странной трелью и, вспорхнув, улетела. В этот момент князь услышал шум в кустах, вскочил и приготовился к борьбе. Из-за кустов вышла его перевозчица. Она улыбалась и в тон желтой птичке почти прощебетала:

— Я нашла вас! И не нужно просить иволгу о помощи, она лишь птаха. А я беспокоилась — вы так долго не возвращались. Я вижу, что добыча от вас убежала, верно?

— Верно, — молодец встал, — только не нужно об этом рассказывать всем подряд, ладно?

— Хорошо, — Прекраса рассмеялась, глаза ее блестели, словно у ведьмы, зеленью, а волосы рассыпались по плечам. Она была столь хороша в этот момент, что юноше показалось, будто это не девушка, а сама Лада пришла к нему на выручку.

— Пора возвращаться к лодке, — красавица протянула ему руку.

Игорь испытал огромное облегчение, благодарно обнял Прекрасу и сорвал с алых губ поцелуй, что очень не понравилось девушке.

— Князь, не стоит распускать руки, я только переправлю вас через реку, а дальше у нас с вами дорожки разбегутся.

— С чего же ты так уверена? Вот женюсь на тебе, да будешь меня всю жизнь в своей лодочке катать.

— Эка вы выдумщик!

Девушка улыбнулась и, раздвинув кустарник жимолости, словно бархатную штору, скользнула на только ей ведомую тропинку.

— Не отставайте, князь, второй раз я за вами не вернусь.

Только сейчас Игорь понял, что он не говорил, что он князь, а перевозчица именно так его и назвала. «Ведьма. Точно ведьма», — пронеслось у него в голове.

Они вернулись к лодке, но теперь Игорь сам взялся управлять маленьким судёнышком, не позволив девушке помогать ему. Вечерело. Когда они добрались до противоположного берега, Прекраса забрала у княжича весло и исчезла, словно растворившись в фиолетовых сумерках.

Он даже не успел поблагодарить прекрасную незнакомку.

Минуло сорок дней с того дня, как Прекраса встретилась с молодым князем. Её сон нарушил тонкий золотой лучик, аккуратно пробравшийся в щелку окошка, затянутого слюдой. Он спрыгнул с подоконника на пол и медленно приближался к изголовью кровати. Прекраса уже проснулась, но вставать не хотелось. Потягиваясь и нежась в тёплой, прогревшейся за ночь постели, девушка вдруг почувствовала беспокойство. Ее уши начали гореть, лицо тронуло жаром, а румянец на щеках вспыхнул, как зимнее небо на рассвете.

Старый дом стоял среди древних дубов и елей, ветви которых закрывали узкие продольные окна, пропускавшие свет сквозь пыльную слюду. Темно-зеленые хвойные лапы, будто страшные великаны, того и гляди были готовы проникнуть в светёлку. Кое-где слюда обсыпалась, и яркие лучи солнца разрезали комнату пополам.

Селение Выбуты — это пара-тройка старых домов и густой лес. Монахини вели уединенный образ жизни, а Прекраса не могла подчиниться их суровому укладу. Бесконечное чтение их книг, да еще и на греческом языке, утомляло её. Как же хорошо было у бабушки с дедушкой: ее никто и ничего не заставлял делать, не читал нравоучений. Каждый день ее прошлой жизни был приключением, новой сказкой.

А уж преданий и тайн от бабушки и дедушки она узнала много. Был ли это вымысел? Дед сказывал, что Род, Лада, Велес, Перун и другие боги — они реальные, они всегда рядом. Просто их нужно замечать в знаках леса, солнца, избы, ворона или сокола. Даже в простой пичуге, которая сидит на ветке. Знаки можно увидеть в ёжике, который суетливо нюхает землю, или в паутине за печкой, в роднике и в листочке — везде знаки. Прекраса вновь закрыла глаза и вдруг вспомнила лукавый взгляд Игоря. Его терпкий мужской аромат, а под льняной рубашкой — крепкое, мускулистое тело. В его движениях, плавных и точных, чувствовалась настоящая мужская сила. Может, это тоже знак, что они встретились?

Девушка продолжала лежать на кровати, погруженная в свои мысли. Тот день, когда она встретила княжича, был полон загадок и неожиданностей. Встреча с Игорем была случайной, но что-то внутри говорило ей, что это необычное знакомство имело особое значение. Она вспомнила, как он притянул ее к себе и попытался поцеловать. «Нет! Зачем я себя обманываю? Он меня поцеловал, словно взрослый! — пронеслось у неё в голове, а щеки тронул жар. — Стыдно, ах, как стыдно!» Но ей это понравилось! Как бы она была рада снова испытать это яркое ощущение!

Прекраса вновь и вновь вспоминала о том, как они провели время вместе, гуляя по берегу реки, и делясь друг с другом историями из своей жизни. Игорь поведал ей о своей страсти к охоте, приключениям и путешествиям. Он упоминал о своём дядьке-наставнике — Вещем Олеге, который был строг, но справедлив с ним. Князь учил его ратному делу, однако больше всего Игорю нравилось не воевать, а охотиться и ухаживать за лошадьми. В тот вечер девушка промолчала, о том, что она внучка Великого Олега. Но ей было приятно слышать лестные отзывы о её деде, пусть даже она его так редко видела.

В свою очередь, Прекраса поделилась своими детскими воспоминаниями о бабушке и дедушке, о тайнах и сказках, которые они ей рассказывали. В тот день она замечала разные знаки в окружающей их природе. Ветви деревьев образовывали загадочные символы, а птицы и животные казались посланниками из другого мира. А в какой-то момент ей даже показалось, что река как-то связана с богами, о которых она слышала от ведуньи и волхва. Напоследок князь удержал ее руку и спросил имя. Она назвалась Прекрасой — так назвал ее любимый дедушка, когда она только увидела этот белый свет. Воспоминания о былой жизни, встреча с Игорем — тот день был для нее чудесным, и хотелось, закрыв глаза, вспоминать его бесконечно…

Внезапно Прекраса услышала стук в дверь. Она вздрогнула и встала с постели, ощущая легкую тревогу. Открыв дверь, она увидела монахиню Марию, стоящую на пороге с грустной улыбкой на лице.

— Доброе утро, дочь моя, — женщина протянула к Прекрасе руку, перекрестила и поцеловала в лоб. — К тебе гости, — сказала она, вновь перекрестив девушку. — Время ныне такое: много горя и черноты кругом. Крепись, деточка. И все оттого, что в Иисуса люди не верят!

— О чем вы, Мария? Что случилось?

— Из Киева вести тягостные, дочь моя. Сокол твоего отца прилетел, да письмо принес.

— Где письмо, покажи? — Вновь Прекрасу обдало огнем, словно кипятком окатило. Страх за отца закрался в душу. Только бы с ни ничего не случилось.

— Письмо внизу, да и гость уже заждался тебя. Одевайся и спускайся в трапезную. Да вот, — монашка протянула Прекрасе черную накидку и платок. — Надень это.

В этот момент подул холодный ветер, а старая ель со всей силы ударила мохнатой лапой по стене избы. «Знаки», — пронеслось в голове у девушки. «Кругом знаки богов, просто нужно уметь их читать», — услышала она голос деда.

Матушка Мария ушла, а девушка стала облачаться в одежды, которые оставила её наставница. Через четверть часа монахиня вновь постучала и негромко спросила:

— Ты готова, деточка?

— Да, матушка!

Мария и Прекраса спустились в трапезную. В ней пахло смесью мяты, душицы и уксуса.

В красном углу комнаты стоял большой киот со множеством образов и горели три лампады. Матушка размашисто перекрестилась на иконы и села на лавку.

В противоположной стороне стоял высокого роста мужчина. Его лицо было трудно разглядеть в темноте. Но он внимательно наблюдал за девушкой.

— Садись! — Мария указала девушке на скамью.

Прекраса, как учили монахини, несколько раз осенила себя крестным знамением и, поклонившись в пояс иконам, присела на самый край.

— Вот — дорогой гость пришел к тебе, — показывая рукой в неосвещенный угол, сказала матушка Мария.

— Кто же это, матушка?

— Так он сейчас сам тебе все и расскажет.

— Вы же обещали письмо от отца показать, — Прекраса понимала, что это очень неучтиво — пренебрегать гостем, но вести от отца её волновали больше.

— Дикарка! Как есть дикарка, — возмутилась матушка, посмотрев на незнакомца.

Резко встав и повернувшись к гостю, она, повысив голос, продолжила:

— Я же говорила Вам, князь, что девчонка — просто бесёнок! Ей нужно было родиться мальчиком!

Мужчина двумя шагами пересек комнату, сел напротив Прекрасы, положил руки на стол, пристально посмотрел на девушку и почти шепотом сказал:

— Что же, она сирота, без отца и матери… За эти годы она подросла. Когда Радосвет привез ее сюда, она была совсем крошка. Кому же руководить ею, пример показывать. И, наконец, что же тут такого? Не все же девицы должны только вышивать да на коленях перед чужими образами стоять, как ваши девы в Греческом царстве. Представлять собой нежный цветок… Должны быть в природе цветы и полевые, растущие на воле.

— Почему образа чужие? Бог — он един!

— Не спорь, Мария, не для того я прибыл сюда.

— Дяденька, — дрожащим голосом спросила Прекраса, — а почему без отца? Что с тятею?

— Погиб твой отец, деточка, погиб мой сынок Радосвет. Теперь мы с тобой остались одни на этом свете, ты и я — самые близкие люди.

В этот момент матушка Мария отошла от образов, перекрестилась и протянула кусочек тонкой кожи Прекрасе. Там было начертано несколько строк. Девушка прочитала, и крупная слезинка скатилась по её нежной щеке.

— Не плачь, дитя, — голос матушки казался чужеродным в этой комнате, высоким и жестким, — на все воля божья.

— Да, замолчите вы уже, матушка, — прервал её властно мужчина. — Пойдите вон, дайте нам поговорить!

На лице Марии выступили капельки пота, оно стало красным, как вареный рак, но женщина, сжав кулаки, резко повернулась и вышла, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Как тебе тут живется? — Гость ласково посмотрел на Прекрасу.

— С божьей помощью, — уклончиво ответила она.

— Знаешь, кто я?

— Знаю, помню. Ты — дед Олег. — Девушка подняла глаза, полные слез, и внимательно посмотрела на собеседника.

— Верно, я дед твой, Олег, — подтвердил гость. — Нравится тебе матушка?

— Нравится, — Прекраса пальчиком начала тереть сучок на столе.

— А обманывать — не хорошо, — улыбнулся дед, — вижу, что не люба она тебе.

— Люба, люба! Она хорошая, только строгая очень и ругает меня часто, когда я с реки возвращаюсь затемно.

— Понятно. А поедешь со мной в Киев?

— Зачем?

— Замуж тебя отдам, — Олег погладил девочку по голове.

— Так не хочу я замуж!

— Откуда же это ты знаешь, что не хочешь?

— Молода я еще, мне всего десять годков, осенью одиннадцать только будет.

Князь Олег встал и пытливо посмотрел своими красивыми миндалевидными синими, как июльское небо, глазами на Прекрасу. Она тоже не отвела взгляда и недоверчиво смотрела на него уже без слёз.

— Так вот, милая девица, — Олег строго взглянул на бесёнка, — я вечером отправляюсь в Киев, а вы с матушкой через неделю за мной.

Мужчина встал и некоторое время стоял в раздумье. Лицо его постепенно принимало все более торжественное выражение. Встала и девушка, но склонила голову долу.

— Иди, милая, иди, собирайся.

— Расскажи, как тятя мой погиб, дед Олег, — ее глаза словно обвиняли князя в смерти сына.

— Как храбрый воин, твой отец погиб, деточка, как храбрый воин, — тяжело вздохнул гость.

— А могила где? — не унималась Прекраса.

— Утоп твой тятька в море огня недалеко от великого града, — чуть подумав, продолжил, — Царьграда.

Князь подошел к иконам и, почти не замечая их, стал наблюдать за пламенем лампадки. На него смотрели чужие суровые лики с образов, но что-то в них было знакомое и близкое сердцу деда.

— Да, лучше жены для Игоря не найти! — вполголоса проговорил Олег, — лучше не найти.

Девочка быстро развернулась и, с трудом открыв дубовую дверь, выскользнула из комнаты.

А мужчина не заметил, как вскоре после ухода Прекрасы в комнату вошла матушка Мария. Он продолжал шагать из угла в угол по комнате, все повторяя: «Хороша, глаза как у бабки моей, лучше невесты не найти!»

— Батюшка, что с тобой? — окликнула его Мария.

— Ась? — остановился Олег.

— Я спрашиваю, что с тобой. Что надумал-то?

— Да, матушка Мария, хороша девчонка, красива, поистине дивное дитя.

— Господи, Господи, от рода ведьм она, своенравная и непокорная. Слава Ей, — матушка Мария ткнула пальцем в икону, — Царице Небесной, умолила Создателя изменить деву непокорную, но глух он к молитвам моим, потому как дитя не крещено.

— Угомонись, женщина, хватит причитать. Хочу женить я Игоря на Прекрасе. И не спорь, — как решил, так и будет.

— Как скажешь, батюшка, как скажешь, — Мария, крестясь, склонила голову.

— Я сегодня вечером уезжаю в Киев.

— Куда же на ночь глядя, батюшка, переночуй…

— Да не перебивай ты, женщина, слушай, что накажу.

— Слушаю, слушаю, батюшка.

— Вы собирайте скарб свой и отправляйтесь за мной в Киев. Будешь заниматься воспитанием Прекрасы. Сказывала она, что ты ей люба. Но хочу, чтобы звали ее Ольга! Растолкуешь девчонке, что спорить со мной не нужно, да головой за нее отвечаешь! Поняла?

— Поняла, батюшка, отчего не понять. С сего дня звать буду Ольгой да обучать усердно, как царицу! Честь-то какая!

Матушка Мария крестилась и кланялась.

— Ты больно не усердствуй со своим богом. Учтивости учи, приличиям, как вести себя, а это, — Олег показал на образа, — это не важно!

— Как же не важно, батюшка! Гневаться матушка Пресвятая Богородица будет, если об сыне ея не рассказывать.

— Чертова дура, говорю, а ты слушай и делай! У нас свои боги, и мы их чтим!

— Это само собой. Но Бог — он един! Без Бога ни до порога. Волос с головы не спадет без воли Божьей — в Писании сказано. Царица Небесная нынче мне ночью сказывала, что быть молодым вместе, только женское начало выше станет мужского.

— А более ничего не сказывала тебе Царица Небесная? — спросил Олег заинтересованно после некоторой паузы уже совершенно серьезным, убежденным голосом.

— Сказывала Царица Небесная, — Мария перекрестилась на образ, — сын ея Иисус Христос хотел в лоно свое мужа принять, но решил деву…

— Путано ты говоришь, матушка, но и я видение видел, что береза выше дуба выросла. А что значит сие — для меня загадка пока…

— Вот оно что, — развела руками матушка. — Это, батюшка Олег, тебе доподлинно откровение было.

— А может, и впрямь истина, — заметил мужчина.

— Вот то-то и оно-то.

— Так тому и быть, — стукнул кулаком по столу князь Олег. — Неделя вам на сборы, а там видно будет.

8. Знаки Велеса

Великий князь Олег Вещий — первый князь киевский — сидел, ссутулившись, у окна и смотрел пустым взглядом на желтеющую рощу.

Он, который совсем юным стал править Новгородом. Он, который обучался у лучших жрецов. Он, который умом и хитростью покорил великий Царьград. Он, который не уберег своего единственного сына…

Его славное правление не только улучшило внутренние дела княжества, но и значительно расширило границы Руси. Он ходил в походы и покорял народы. Он заставил племенных князей подчиняться общим законам и уплачивать ему дань, пополняя казну. Он строил новые города, устанавливал подати, занимался устройством земли. Всё это привело к процветанию державы. Но лично ему счастья не принесло. Он был одинок.

Его успешный поход на Царьград обеспечил Олегу богатую добычу и власть над торговым путём из варяг в греки. Благодаря чему Новгород превратился в важный торговый город, соединяющий Восток и Запад. Молва о свершениях князя разнеслась повсюду. Народ назвал его, победившего хитрых ромеев, Вещим.

Однако Олег больше не получал удовольствия от побед над соседями и удовлетворения от военных походов. Он, словно одержимый навязчивой идеей укрепить власть нападая на врагов, растрачивал свои физические силы бездумно и безудержно. В последние годы чувствовал, что полностью исчерпал их. Смерть Радосвета, его любимого и единственного сына, подкосила его.

Это было похоже на безумную попытку лета растратить свои последние силы. «Яркая осенняя листва, украшающая деревья, готовая упасть на мокрую землю и превратиться в прах», — думалось Вещему Олегу. Влажный терпкий туман, источающий запах перегноя, поднимался к небу, творя успокаивающую мглу забвения. «Краски очень яркие, но им не хватает глубины — агония жизни, — сидя у окна, думал он. — В чём смысл моей жизни?»

Не существует человека на свете, кто в глубине своей души не раздираем желаниями темными, а иной раз и помыслами злыми. Стремление к ладу, любви и сообразности гасится отравляющими страстями, которые проступают в душе человека смрадом и алчностью.

Люди рождаются с чистыми помыслами, но от природы слабы, ленивы и склонны к пагубным страстям. «Возможно, поэтому наши предки иногда объединяли людей с животными, а порой наделяли богов образом дикого зверя, а временами даже равняли животных с богами», — продолжал размышлять князь.

«Не оттого ли с появлением разума природа одарила человека защитой — тотемом в виде совести. Где все лучшие черты животных представлялись идеальными, а природа подсказывала, как надобно жить по-совести. Для любого человека совесть — это закон сохранения внутренней чистоты и целомудрия. Но чем выше человек становится над иными людьми, чем больше власти и самостийности получает, тем больше звериного в нем проявляется. Бегут лета, меняются времена, смертные и даже боги, а темный грех в душе остается прежним — звериным».

Великий Олег часто думал над тем, что же такое вера. Видел он, что простой люд поклоняется разным богам. В ратных походах встречал всякое: и чудеса, и грех, и предательство. За долгие годы после смерти друга его Рюрика совершил князь немало славных дел. Но за делами ратными и обыденными все меньше думал о том, что труд его не только идет во благо Руси, но и изменяет канву жизни люда простого.

Не жалел Олег своей жизни во благо народа, во благо князя молодого Игоря, ради памяти друга Рюрика. Одного желал — оставить после себя народ счастливый, дружину сильную да Русь великую. Однако его взоры все реже обращались к богам, все меньше он слушал сердце свое, все чаще думал о державе. Все реже сны вещие посещали Олега, все больше тревожные. В последние месяцы помыслы Олега были направлены на то, чтобы Игорю подобрать достойную невесту.

Холодный ветер закружил и бросил опавшую листву в лицо князю. «Сына не уберег — внучку спасу», — решил он.

Ох, хорошо Вещий Олег знал, что от жены князя многое зависит. «Пока князь один — орел об одной голове, как женится — орел с двумя головами буде, но тело-то — символ могущества, непобедимости и силы — все одно. Надобно, чтобы головы в одном направлении думали, пусть и смотрят в разные», — размышлял стареющий Олег. А вот какая вторая голова будет — это зависело сейчас именно от него.

Не было, конечно, никакого сомнения, что среди невест, коих предлагали князю Игорю его друзья и родственники во главе с Вещим Олегом, были вполне достойные, как по наружности, так и нравственно девушки. Почему же на самом деле были не по душе они молодому князю Игорю? Почему, наконец, он, говоря, что его сердце не лежит к ним, не мог объяснить причины этого равнодушия к красоте девиц, которые грезили о нём? И он был совершенно искренен, отвечая на этот вопрос — «не знаю».

В соседнем тереме, лежа на перине, молодой князь Игорь думал о своем. Влюбленный в босоногую девочку, назвавшуюся Прекрасой, он мысленно возвеличил её телесную и духовную красоту. Под первой грезящий юный Игорь понимал не только женственность, но и силу. Он имел в виду изящество и умение постоять за себя, тонкость и мягкость форм, сочетающиеся с уверенностью в себе, живым умом и силой духа.

Все эти черты, которые сливались в пленительный образ Прекрасы, очаровывали Игоря и не позволяли ему думать о других девушках.

Ни одна из красавиц не могла сравниться с Прекрасой, ни одна из девушек не могла надолго привлечь его внимание — только она одна обладала всеми достоинствами, которые княжич ценил более всего.

Игорь страдал, томился, часто был не в духе. Дни отчаяния сменялись днями грусти и, наконец, днями постепенного безразличия. Образ девушки продолжал стоять перед ним с еще большей выразительностью, окруженный сиянием очарования, и любые попытки его наставника Олега переключить внимание на иную девицу вызывали у молодого князя бурное негодование. Он, словно балованный маленький ребенок, требовал только Прекрасу — ни одна дева не могла заставить забиться сильнее его сердце.

Великому Олегу было недосуг заниматься любовными томлениями своего воспитанника, оттого он заставлял молодого князя уделять больше времени ратному делу, разрешал охотиться и следил, чтобы Игорь больше читал.

Последним занятием княжич пренебрегал, а все больше загорался охотой.

Узнав о смерти своего сына Радосвета, Вещий Олег решил, что его осиротевшая внучка Прекраса будет хорошей женой для молодого князя. Жаль, мала еще — всего девочке 10 лет, но не по годам развита, мила, а глаза — словно озера. Олег понимал, что через год-другой девчушка подрастёт, станет красавицей, а пока… Пока надобно её приблизить. Глядишь, у Игоря дурь из головы выветрится, а красавица Ольга — рядом.

Вот сам и поехал за милой внучкой. Хотя дитя оказалось не совсем милым, скорее колючим, как ёжик, но делать нечего — решил князь привести девочку в Киев, а там видно будет: Может статься, что девчушка под влиянием греческих монашек превратиться из гадкого дикого утенка в прекрасную царицу-лебедь. На все воля Рода!

В Киеве Прекраса показала себя действительно необычайной девой. Это был тот редкий случай, когда девушку украшали не только горделивая осанка, высокий чистый лоб, волосы спелой ржи, но и ум, первобытная смекалка и житейская мудрость, перенятая ею от бабки с дедом, с которыми она жила в диком лесу и училась почитать богиню смерти Мару.

Игорь не сразу узнал в величавой юной деве того «молодца», который катал его на лодочке-долблёнке. Он был поражен умом и мудростью Прекрасы-Ольги.

Встреча Игоря и Ольги была подобна порыву ветра, который раздувает в огромный пожар уже почти потухшую искру. Эта встреча разожгла в сердце княжича страсть и с неудержимой силой привлекла его к преобразившейся Прекрасе, нареченной Ольгой.

Княжичу нравилась новая Ольга, более утончённая и обаятельная. Но сердце Игоря особо помнило некоторые моменты их встречи на реке: мужской наряд, закатанные рукава, обнажившие сильные и красивые руки девушки… Это казалось Игорю таким очаровательным, захватывающим и волнующим.

То первое объятие в темном лесу, где он, заблудился и кружил у болота, до сих пор будоражило князя. Каждый раз, когда Игорь случайно встречал Ольгу, сердце его сильно билось, а рука тянулась уже не к задорному мальчику-лодочнику, а к прекрасной девушке. Все его тело трепетало от страсти к Прекрасе. Она единственная вызвала у него чувства. Игорь проводил с ней много времени, изучал ее мысли, ему было интересно, что она говорит, как она относится к новым для нее людям, что, наконец, думает о его друзьях и Великом Олеге.

Окна его покоев выходили в сад. Под окнами росли дивные розы, привезенные из Царьграда. Вот таким колючим же и в тоже время роскошным, с приподнятой гордо головкою цветком представлялась ему Ольга. Сила мужчины, заключенная в прекрасный облик девушки, не встречаемая им доселе, волновала и пленила.

«Такая девушка, если полюбит, значит, будет любить до последних дней Яви, если обнимет, значит, кольцо ее рук будешь помнить и чувствовать на смертном одре, если обожжет поцелуем, значит, сгоришь в пламени страсти и полно ощутишь её уста даже в холоде Нави», — мысленно говорил он сам себе.

Огонь юношеской любви сжигал его изнутри. Он мечтал о встрече с красавицей Ольгой, засыпая на своей роскошной кровати с красным атласным балдахином. В последние месяцы он провёл на этой кровати множество бессонных ночей, предаваясь мечтам о ней.

Великий Олег же был приятно удивлен, что его внучка оказалась именно той девушкой, о которой грезил князь Игорь. Его мечты о великих делах и сильных отпрысках, которые продолжат род Рюрика, радовали старого князя, принося в его жизнь смысл. Он с горечью сейчас вспоминал свой гнев на Радосвета, когда тот сообщил, что желает взять в жены чужестранку, тем более та поклонялась богине смерти Маре. Иные планы были на сына у Олега. Радосвет, рожденный от девы простой, был дорог Олегу. Но все случилось, как случилось. С богами не поспоришь. Боги и их знаки всегда были рядом, они просто нуждались в тех, кто готов услышать и понять их, раскрыть их тайный смысл. А Олег был именно таким.

Игорь же просыпался затемно, зажигал стоявшие на столе восковые свечи и ходил по своим покоям, представляя новую встречу с Ольгой.

Свет алого осеннего утра врывался в окно яркими сполохами, словно небесный огонь богов, когда он, полный надеж, выходил из спальни. Наскоро выпив горячего меда или сбитня, он приказывал запрячь коня и выезжал из дома один, без дружины или друзей, чтобы охладить свой затуманенный разум на свежем воздухе в открытых полях и лесах, окружавших Киев.

В то утро княжич по обыкновению встал рано, выехал на небольшую полянку, поросшую мягкой, но уже желтеющей травой, испестренной всевозможными цветами. Деревья расступились, чтобы дать место этому укромному уголку природы, подлинно манящему к неге и покою. Игорь решительно остановил коня.

Лошадь громко заржала, круто развернулась на месте, и в тот же самый момент князь услышал в чарующей тишине леса громкий звук ломающихся веток; затем послышались вопли, страшные и неистовые. Пришпорив коня, Игорь бросился на эти крики, но только домчал до первых хлипких деревцев в чаще, как его глазам предстало зрелище, от которого кровь застыла в жилах. Конь встал, как вкопанный. Огромный медведь мял под собою мужика, который перестал уже кричать, а только громко стонал.

С секунду простоял княжич перед этой картиной в полном разумении своего бессилия и невозможности помочь. Немного помедлив, он достал стрелу и пустил ее в могучую шею медведя — тот лишь лапой махнул и посмотрел в сторону Игоря налитыми кровью глазами. Лошадь отступила, развернулась и понесла галопом так, что всадник едва усидел в седле.

Спустя пару минут он решил ехать в деревню и просить помощи у мужиков. Он несся в сторону прозрачного леска с березами на опушке, в нескольких шагах от которой темнели крыши старых, черных от времени изб. Мужики издали заметили князя, а потом мигом собрались, услышав о том, что огромный медведь задрал в старом лесу мужика и, скорее всего, идет к деревне.

Кто-то из горластых баб завыл, что, дескать, ее отец пошел в старый лес по грибы и именно его, вернее всего, задрал медведь. Вооружившись дрекольями и вилами, мужики пошли в лес следом за князем, который скакал впереди. Имея за собой человек с двадцать рослых и дюжих людей, Игорь не боялся и бодро вел своё войско на врага. Но враг не стал дожидаться отмстителей — медведя и след простыл, а на земле лежал лишь обезображенное тело мужика.

Вся одежда на нем была превращена в лохмотья, голова разворочена, лицо потеряло всякий человеческий облик и представляло собой кровавый ком.

— Ишь как управился хозяин, чтоб ему… — заметил один из мужиков, растерянно смотря на изуродованного покойника.

Кто-то из мужиков заохал:

— Как жаль, сердечного, ох, как жаль! Старик был добрый мастер — кузнец. Да, может, жив еще?

Кто-то наклонился к лежавшему человеку и тронул его за ногу. Однако не было слышно ни звука.

— Кончился сердешный, — заметил крестьянин.

— Вестимо, кончился. Где же тут живу быть? Вишь, всего разворотил, — спрыгнул с лошади Игорь.

— Велес Родович, вестимо, серчает, здешний люд все боле в чужого бога стал верить, а его перестал почитать, — промычал огромный детина.

Тут только Игорь заметил, что у мертвеца распорот живот и нутро из него вышло наружу да обглодано. Поохав, поахав да почесав затылки, мужики сделали тут же из ветвей деревьев носилки и понесли истерзанное тело в деревню. Игорь вскочил в седло и, окрикнув одного из мужика, спросил:

— А где тут требу Велесу приносили?

— Так на этой поляне, вона под той сосной и приносили, токмо у простых людей в этом годе харчей нет, да и лес пустой, оттого и подношения скудные. Так хозяин сам себе взял требу.

С тяжелым сердцем Игорь посмотрел на сосну и направил коня к ней.

Действительно старый ствол был изодран острыми когтями животного. «Вот знак от богов, надобно требу принести… Задобрить Велеса да помощи попросить, — подумал княжич. — Гневится явно бог, и встреча не случайна, что-то хотел сказать мне этим Велес Родович, явно хотел».

Рядом с сосной росли две березы, которые, словно рукой великана, были завязаны крест-накрест. «Знак, точно знак. Стали забывать мы богов, меньше почитать, а худо это. Да и Ольга в чужого бога верить стала под влиянием греческих монашек», — перенеслись его мысли на милую его сердцу девушку.

Игорь галопом помчался в Киев, быстро скрылся на княжеском подворье. Там его уже ждал с вестями Олег.

Ольге всю ночь снились тревожные, беспокойные сны. Она металась по постели и несколько раз поднималась, чтобы попить воды. Но стоило княжне закрыть глаза, она вновь слышала голос своего дедушки: «Убегай, убегай, дочка!!!»

Девушка металась по кровати, но и когда запели первые петухи, леденящий страх не прошел. С каждым предрассветным часом он, словно огромная волна, накрывал княжну, и она вновь пыталась выплыть на берег из бушующего в её душе моря.

Ей казалось, что за окнами палат и в самой горнице кто-то ходит. В мерцающем свете нагоревшей свечи, оставлявшей углы светелки в полном мраке, ей мерещились какие-то уродливые люди. Они протягивали к девушке свои костлявые, крючковатые руки и требовали указать дорогу.

Мелькали чужие лица, а между ними Ольга узнавала то лицо князя Олега, то Игоря. Непогода и шум дождя, разбушевавшегося к ночи, проникали в узкое длинное окошко. Шум ветра, по-хозяйски носившегося по узким улочкам города, еще больше усиливал беспокойство юной княжны.

Когда за окнами стало светать, княжна вновь проснулась, задула свечу, выпила воды с мятой и снова легла, но сон не шел. Ближе к первому часу утра она смогла провалиться в тревожную дрёму, от которой очнулась вся разбитая, с болью в голове и ломотой в костях.

Любимый ее сокол, уцелевший в страшной битве с хитрыми ромеями и доставшийся ей от отца, сидел на жердочке и внимательно наблюдал за хозяйкой. Любимая птица стала ее посланником и единственной ниточкой, которая связывала княжну с прошлым: она передавала весточки от деда. Но последнее сообщение очень огорчило девушку. Дедушка писал, что сил нет и ему надобно отдать тело хладу, а душу богине смерти. «Часто гости от Мары принялись захаживать», — писал дед.

Ольга стала ломать голову, откуда у нее такие сны и отчего она чувствует дыхание Мары — богини смерти. Не верила она, что дедушка — сильный, волевой, ведающий волхв — может покончить с собой. Эта мысль страшила девушку, и она старалась отогнать мрачные думы разного рода доводами.

«Дедушка слишком долго служил Маре, чтобы так закончить свою жизнь, да и встреча с Вием после такого бесславного конца будет безмерно сложной. Князь тьмы не помилует, навсегда оставит рядом с собой служить бесом. Не станет дедушка руки на себя накладывать!» — рассуждала она. Но душа ныла, Прекрасе так хотелось повидать старика.

Она припомнила разговор с дедушкой, который однажды рассказал Ольге, как она появилась на свет. В тот вечер он упомянул, что отравил людей, которые могли причинить вред его семье. Для нее это была одна из сказок, которые любил рассказывать дед, но княжна помнила и о том, что перед отъездом в Киев он дал зарок ей не заниматься боле приготовлением снадобий.

Теперь, став взрослой, она осознавала, что её дедушка совершил этот ужасный поступок только ради её безопасности. В ту роковую ночь, в день смерти её матери и её рождения, незваные гости пришли утром в их старую избу и потребовали еды и питья. Дедушка добавил в пищу и напитки скандинавских купцов ядовитое зелье, а деньги, которые они пытались спрятать на капище, оставил себе. Позже Прекраса отдала сундучок с казной купцов монахиням, чтобы они использовали лихие деньги на благие дела. Так научила её наставница Мария!

Старая монахиня часто любила повторять: «Главное — понять и покаяться». Ольга искренне надеялась, что ее дедушка, проживший непростую жизнь, не совершит задуманного и не сотворит самого тяжкого греха. «Беспременно, он не станет себя убивать, он сильный», — думала Ольга, и эта мысль вскоре выросла в полное, непоколебимое убеждение.

«Нужно упросить князя Олега съездить к холодному морю», — решила она и, привязав послание к лапке сокола, отправила его в далекий путь к деду. Спустя час она позвала Марию, чтобы та помогла ей одеться. Она понимала, что путь долгий, что, скорее всего князь Олег будет серчать, но сердце ей подсказывало — это сделать необходимо. «Непременно нужно ехать», — с этими мыслями она и отправилась к князю за благословением.

Предчувствие не подвело ее. Князь Олег был безоговорочно против. Глядя на Ольгу, как на неразумное дитя, он сказал:

— Ты понимаешь, что туда пути два месяца? И это при хорошей погоде.

— Понимаю, я все понимаю, но мне очень нужно ехать, тем более я отправлюсь без обоза, а возьму лишь моего любимого Орлика, верхом на моем коне мы быстро обернемся.

— И скорее всего в мужской одеже, да? — строго спросил Олег.

— Да, батюшка, так будет сподручнее. Оденусь в одёжу крестьянина и быстро обернусь, не успеете соскучиться, — девушка нежно обняла Олега и умоляющим взглядом посмотрела снизу вверх.

— Дед так и живет у себя в лесу на берегу холодного моря?

— Да, в своей избе, рядом с капищем Мары. Надобно нам с ним увидаться, глядишь, смогу уговорить его к нам перебраться, — маленькая слезинка скатилась по щеке девушки.

— Иди, дитя, я подумаю, но не вовремя ты это затеяла, ох, не вовремя, — Олег отстранился от внучки и легонько подтолкнул к двери.

— Хорошо, батюшка, — княжна опустила голову и вышла из покоев.

Сама судьба благоприятствовала помыслам Ольги. Выйдя из палат князя, она увидела любимого коня Игоря, стоящего у крыльца. В ту же минуту из парадной двери вышел и сам хозяин. Княжич был удивлен расстроенным видом любимой. А то, что Ольга была расстроена, скрыть было невозможно, да и тревожная ночь наложила тени под красивыми глазами девушки.

Он отвесил ей поясной поклон.

— Любезная Ольга, отчего вы так опечалены? Али что случилось?

— Я милости князя Олега нижайше просила.

— А я вот только иду к нему, великий князь требует предстать пред могучие очи.

— Меня князь уже принял, просьбу мою услышал, но ответа не дал.

— А что за просьба?

— Хотела я дедушку проведать, сны мне снятся, тревожусь я.

— Где? На северном море?

— Да, но мне очень нужно, чует мое сердце: худое может случиться.

— Так за чем же дело стало? Давай я снаряжу поход и сам привезу старика в Киев.

— Нет! — вспыхнула Ольга. — Мне самой надобно, дело у меня к нему и могилку матери и бабушки я хочу навестить, — умолчала она, что больше всего хотела повидать родные края и побыть в любимом лесу, а если будет угодно богам, то и встретиться с другом — волком.

— Постараюсь я подсобить твоим желаниям, но отправимся вместе, хорошо?

— Да разве ж князь отпустит?

— Спрошу, а пока иди, серчать будет Олег, что по первому зову не иду.

— Конечно, это я кулема, заболталась вовсе, — девушка опустила взгляд.

Вернувшись в терем, Ольга услышала крики и плач. Оказалось, что в её отсутствие приезжал чужестранец и оставил для княжны ларец. Одна из послушниц не смогла сдержать любопытство и, вскрыв печать, открыла дубовый ларчик. Ольга, ступив на крыльцо, столкнулась с матушкой Марией.

— Ты зачем уходила? Своенравная дикая девчонка, нет порядка в этом доме, — грозно сказала монахиня.

Ольга, поражённая строгим голосом наставницы, без лишних слов поспешила в свои покои. Убедившись, что послушница, приставленная к ней в услужение, не умерла, а лишь потеряла сознание, перекрестилась и с облегчением вздохнула. Был четвертый час осеннего холодного утра. Солнца не было видно за седыми тяжелыми тучами. Бледные лучи осеннего солнышка делали чуть ярче багряно-желтую листву деревьев, с которых, словно дорогой убор, свисали капельки ночного дождя.

Двор терема, покрытый облетающими осенними листьями, был совершенно пуст. Кругом стояла тишина. Время после утренней трапезы сестры монахини отдавали молитве. Молодые послушницы, ведомые твердой рукой матери Марии по пути к спасению, тоже не смели нарушать эти часы духовного и плотского покоя.

Поднявшись по крутой лестнице, Ольга услышала легкий шум шагов женщин. Тут, внутри, было несколько оживленнее: княжна услыхала возгласы и даже плач.

Из двери перехода, ведущего в покои Марии, высунулось молодое личико одной из послушниц и быстро скрылось. Матушка и княжна поспешили в светелку. Еще одна тень промелькнула и скрылась в глубине прохода. Это была, видимо, одна из последних любопытных.

Когда Ольга и Мария вошли в комнату, глазам их предстала тяжелая картина. На полу, на спине лежала молодая девушка. Она явно была красавицей. Черные одежды монахини как-то по-особому оттеняли ее нежное, почти ангельское белое лицо.

Она была восхитительна, на вид ей было не больше шестнадцати лет, но в ее милом, юном лице можно было прочесть историю нравственных мук. Ее почти оформившееся тело было худым — результат то ли болезни, то ли тяжелой жизни. Казалось, что этому прекрасному цветку, увядшему от жизненных невзгод, не хватает только теплого солнечного света.

Ее глаза были закрыты, длинные ресницы отбрасывали тени на впалые щеки. Ольга подошла ближе. Дыхания не было заметно, девушка казалась мертвой. Лишь синяя жилка на ее худенькой тонкой шее подсказывала, что послушница жива.

В комнате возле кровати стоял стол. На нем княжна заметила ларец тонкой работы. Он напомнил княжне гроб, который она видела недавно у ворот соседнего дома, где жил греческий купец. Ларец был закрыт.

Матушка Мария твердым голосом потребовала в комнату огня. Через минуту одна из послушниц принесла толстую восковую свечу и поставила возле ларца.

Ольга обвела всех присутствующих взглядом и решительно двумя руками взялась за крышку — открыла.

Внутри ларец был набит стружками, а в нем лежала отрезанная голова неизвестного ей мужчины. Лоб был измазан черной краской или дегтем. Рядом с головой в опилках лежал кусочек бересты.

Ольга развернула кусочек хрупкой коры. На нем было выведено лишь одно слово — МАРА.

Матушка Мария сделала несколько шагов по направлению к столу. Молодая послушница, которая принесла свечу, пугливо остановилась у порога.

— Сбегай-ка мне за уксусом, да принеси воды, — ровным голосом, в котором не слышалось ни смущения, ни тревоги, обратилась Мария к стоящей в дверях девушке.

Та бросилась исполнять приказание.

Матушка и Ольга обменялись недоуменными взглядами. Не обращая никакого внимания на лежащую посреди комнаты послушницу, Мария подошла к ларцу. Несколько минут пристально всматривалась в лежавшую в нем голову, словно силилась припомнить кого-то из прошлой жизни.

Голова принадлежала молодому человеку, явно не из смердов. На это указывала форма носа и высокий чистый лоб. Правильные черты лица, хотя и искаженные смертью, свидетельствовали, что при жизни молодой человек был хорош собой.

— Ужели это его нам дар? — чуть слышно прошептали губы старой монахини. — Беда, ой беда, прости наши прегрешения Дева, родившая божественное дитя!

При последних словах она вдруг вся встрепенулась, а ее пальцы схватили крест, весящий у нее на груди.

— Господи, прости наши согрешения… Не скорбеть о несчастной Деве Марии, а радоваться за нее надобно мне… Неисповедимы пути Твои, Господи, Ты, допустивший раба божьего принять злую смерть от руки преступников, уготовил, быть может, этому рабу жизнь вечную. Если в сердце раба Твоего гнездилась земная плотская любовь, очистил его для полноты любви к Тебе, Предвечный, который Сам весь любовь… Если Ты уже призвал его, значит, такова воля Твоя… Да исполнится она на небесах и на земле…

Это восклицание старой монахини, на мгновенье допустившей себя до мысли с земным оттенком, целиком объясняло безразличие к девушке, лежавшей без чувств у её ног. Ольга же решила помочь бедняжке прийти в себя.

Властным жестом, указав вернувшейся послушнице, чтобы она поставила всё принесенное на стол возле ларца, смочив свои кончики пальцев в уксусе, начала интенсивно растирать виски и уши лежавшей без памяти, которая стала постепенно приходить в себя. Затем совместными усилиями девушку переложили в кровать Ольги. Княжна, смочив тряпицу в холодной воде, положила холодный лоскут на ее лоб.

Мария продолжала читать молитву. Спустя минут десять она умолкла, но, видимо, мысленно продолжала диалог с Богородицей. Глаза ее были устремлены на страдальца, и это лицезрение, конечно, еще более укрепляло в сердце суровой монахини идею духовного блаженства человека при направляемых ему небом земных страданиях.

— Слава Тебе, Господи, слава Тебе! — по временам шептали ее губы.

Эту молитву нарушила Ольга.

— Не позвать ли кого на помощь, матушка? — робко спросила она после того, как убедилась, что послушница полностью очнулась.

— Никого не надо, управимся одни; опусти крышку ларца, ему уже нечем помочь, — сурово обратилась Мария к послушнице, лежавшей на кровати Ольги.

Наставница указала перстом на лежащую, но уже порозовевшую девушку, и жестким голосом приказала:

— Вставай, голубушка. Вставай и отнеси этот ларец ко мне в комнату. Негоже простой девке лежать на княжеской кровати.

Юная послушница на мгновенье окаменела и вновь чуть не лишилась чувств. Резко сев на кровати, она подняла молящий взгляд на матушку. На лице последней она прочитала ее обычную строгость.

— Чуешь… — уже более резким тоном произнесла матушка Мария, как бы угадав трусливое колебание подопечной.

Дрожащими руками послушница захлопнула крышку ларца и, приподняв его, понесла страшный дар в комнату Марии.

— Теперь пора и обедать. Трудный сегодня день, — сказала наставница.

— Поди-ка позови Ивана, Олюшка! — уже потеплевшим голосом обратилась она к княжне.

Иван в их тереме был за дворника, сторожа и кузнеца. Под его присмотром сестры послушницы мели двор, помогали в огороде и ухаживали за живностью на заднем дворе.

Огромный, крепкий детина средних лет с длинными волосами и бородой немного смахивал на лешего и был слегка не от мира сего. Он прибился к женскому обществу еще в период странствий в Болгарии и по-настоящему погрузился в веру и теплоту, исходящую от Марии. Ко всем в доме Иван относился с большой заботой. Особенно почитал матушку и княжну Ольгу.

Раза два в год мужика навещал красивый молодой парень, являвшийся то в истрепанном зипуне, то в новом щегольском платье стражника. Юношу почитали за племянника Ивана. Почитал ли сам Иван его за такового — неизвестно, но прием ему оказывал не только прохладный, но даже немного пренебрежительный, словно тот напоминал сторожу о делах минувших лет. Несмотря на это каждый раз мужик при посещении «племянника» отворял свою укладку и из дальнего её угла вынимал узелок, в котором у него хранились деньги, совал несколько монет в руку парня, который быстро уходил, не сказав даже «спасибо».

Ольга знала, что многие за пределами их двора недолюбливали Ивана за то, что тот почитал нового Бога.

Вот за этим-то лешим и послала матушка Мария. Через несколько минут он вместе с Ольгой стоял перед наставницей, одетый в нагольный тулуп, служивший ему уже десятки лет, и держал в руках рваный треух.

— Слышал, Иван? — обернулась к нему Мария.

— Слыхал, матушка, — дерзкое злодейство и надругательство, — прошамкал детина.

— Сдается мне, что голова эта знакома тебе, не желаешь взглянуть?

— Нет, матушка, стар я для такого.

— Так ты, Иван, не из робкого десятка ведь, а мне точно знать надобно, кто это и с какой целью принесли нам в терем этот подарок!

Матушка Мария взяла за руку мужика, подвела к столу, на котором стоял ларец, и легонько подтолкнула.

— Да, матушка, — приоткрыв крышку и сразу захлопнув, сказал Иван. — Он и есть, окаянный.

— Так ты заколоти гвоздями сей ларец, да схорони за оградой, да чтобы никто не знал — никому об этом ни гу-гу…

— Зачем зря плести… матушка… Не ровен час… Самому расхлебывать ведь придется… — заметил Иван и, бережно обняв страшный подарок, поплелся из комнаты.

Мария дождалась, когда дверь ее комнаты затворилась, повернулась к княжне Ольге и спросила:

— Я слышала, что ты собралась в гости к своему деду?

— Ничего, матушка, от вас не скроешь!

— Верно говоришь. Только еще вчера я бы была против, а сегодня, думаю, что нужно тебе ехать. Но утро вечера мудренее. Скажи сестрам, чтобы собирали стол, отобедаем, да я пойду к князю. Буду просить за тебя, да и за себя попрошу. Нужно нам охрану усилить, темные времена грядут. Ольга спустилась в трапезную, стол был уже накрыт, а сестры шептались: «Убили, убили…».

9. Волк

Ольга крепко удерживала Орлика, успокаивая его нежным поглаживанием по холке. Благодаря её неусыпному вниманию и твёрдой воле, конь продолжал идти вперёд. Она хорошо изучила его характер и знала, что если внимательно следить за каждым его движением и постоянно направлять, то животное не ослушается. И верный друг действительно выполнял все, что от него требовала хозяйка. Однако к вечеру всадница чувствовала себя совершенно обессиленной.

До домика ее деда оставалось пару дней пути, а тропинка поднималась все выше. Небольшой отряд ее молча, не нарушая лесной тиши, ехал вперед.

И вот наконец они достигли вершины холма, на которому гулял пахнувший смолой ледяной ветер. Добрались они гораздо быстрее, чем она ожидала: Князь Олег разрешил взять ладью, и большую часть пути ее маленький отряд преодолел по Днепру. Под Новгородом ее ожидали лошади.

Ольга вздохнула полной грудью.

Внизу стеной стоял лес: сосны, голубые ели, осины и березы в ярких осенних красках. Отсюда хмурый лес выглядел так, будто рука ученика живописца мешала краски: под свинцовым небом раскинулся ковер из букетов, венков и причудливых завитков, изумрудно нежных, темных оттенков серо-голубой зелени, перемежающихся с алыми и желтыми вкраплениями. Тропинка вновь стала каменистой, и по ней звонко зацокали копыта. Ольга ослабила поводья и чуть раздвинула колени, сжимавшие бока коня.

Но навязчивая мысль снова закружилась, подхваченная на этот раз дуновением ветерка, знакомого с детства: «Наконец-то я увижу дедушку. Мы вместе примем решение, он подскажет, нужно ли мне выходить замуж за Игоря».

Она на минуту оцепенела, не решаясь до конца поверить в то, что ее отряд почти у цели. А сны сбываются. Приподнявшись в седле, княжна окинула взором стену леса. Она узнала тайную тропинку, ведущую к дому ее деда. Но что-то живое промелькнуло между стволами деревьев. Присмотревшись, а скорее ощутив взгляд смотревших на нее глаз, Ольга поняла, что там, за деревьями, стоит волк и наблюдает за всадниками.

Один за другим всадники спускались по еле заметной дорожке. Они пробирались через открывшуюся в лесных зарослях лазейку, похожую на звериную нору. Лошади устали, но покорно осиливали трудный путь. Шли дальше, еще засветло оказались на другом берегу реки, где встали на ночлег.

Стояли последние теплые дни перед наступлением царства Мары, на заре над сверкающей гладью озер поднимались туманы, а в подлеске слышался треск сухого валежника.

Ранним утром уже веяло холодом Марены, а вечерами порывы резкого ветра напоминали, что морозы не за горами, хотя многие деревья стояли еще совсем зеленые.

После того, как путники устроились на ночевку в месте, защищенном от мошкары, Ольга тайно решила оставить своих людей и углубилась в лес.

Княжна уже узнавала места, где она в детстве бродила с бабушкой и дедом. Даже в темноте она могла найти короткий путь к дому. Пройдя несколько шагов, девушка заметила в темноте леса два святящихся огонька. Прошептав заветные слова, доставшиеся ей от бабки, она сделала еще несколько шагов, но на Ольгу смотрели знакомые с детских лет зелено-желтые горящие глаза волка. Княжна смело шагнула вперед и заговорила:

«Уж Ты гой еси, Велес,

Вещий Бог,

Мудрости исток,

Божских Врат порог!

Ты дозволи днесь Тебя слиавити,

Правью Вышнею себя правити,

Полной мерою вели меряти,

Древней Ведою дажди ведати,

Добрым семенем в поле сеяти,

На Родной Земле благо деяти!

Слава Велесу, Богу Вещему! Гой!»

В момент, когда она произнесла последнее слово, девушка споткнулась о корень дерева и полетела на землю, приземлилась неудачно. Перевернувшись на спину, ощутила дыхание волка, неуклонно приближающегося все ближе и ближе. Тем не менее, пытаясь отдышаться, она села и заметила, что зверь теперь был в нескольких шагах от нее.

В один прыжок он приблизился к ней, а она снова легла, закрыв глаза. Ольга ощутила, как волк встал над ней сверху, расставив лапы по обе стороны, и замерла в ожидании боли. Девушка даже не защищалась: он был громадный — так какой смысл? Через пару секунд она поняла, что он не нападал вообще. Зверь облизывал щеки княжны, утирая ее слезы.

Когда Ольга открыла глаза, она увидела светящиеся желтые глаза серого. Волк продолжал лизать ее лицо, но через минуту отошел и сел рядом.

Приподнявшись на локтях, она обернулась к волку и прошептала:

— Ты напугал меня! Подумала, что ты собираешься напасть.

Глаза волка, кажется, вспыхнули от гнева, и он снова бросился к ней и прижал ее к земле. Ольга зажмурилась и удивилась, услышав мужской голос, шипящий ей в ухо, всего пару секунд спустя:

— Я твой друг, мы очень долго ждем тебя.

Страх отступил, юная княжна вновь распахнула глаза, но волка не было видно. Она сейчас была придавлена сильным и очень знакомым на вид мужчиной. Его длинная борода щекотала ей нос.

— Что… что случилось? — спросила она. — Я думала, что… тут был волк.

— Был. Это был я. — Прорычал мужчина.

Он наклонился над ней, лизнул шею и вновь обернулся волком, прорычав:

— А теперь ты поспешишь за мной.

— Но у меня там, — девушка показала в сторону поляны пальцем, — мои люди.

— Не нужны нам люди, надобно спешить, иначе твой дед умрет, а мир станет иным.

— Что? — его слова пробежали холодком по позвоночнику девушки. — Почему дедушка должен умереть?

— Он уже почти мертв. Если мы помедлим, то ты не сможешь выполнить свое предназначение.

Ольга удивилась, но не стала спорить. Привстав, она ощутила резкую боль в ноге, вновь упала и почти лишилась чувств от боли. Спустя мгновение она ощутила, как неизвестный взял её на руки, а потом опрокинул на плечо. Через минуту она поняла, что сидит на спине огромного серого волка, а он быстро несет ее в гущу ночного леса.

Огромная луна освещала древнее капище, пещеру, в которой ее бабушка учила заговорам. Они с волком промчались мимо землянки и двух старых берез, где были захоронены ее мама и бабушка, а вскоре узнала поляну и старый дом.

Когда они добрались до избы деда, волк опустил ее на землю и растворился во тьме.

Превозмогая боль, она встала и подошла к дому. Трава была по грудь, идти было трудно. Лесной плющ затянул дверь. Казалось, что в избе все мертво. С трудом открыв старую дверь, Ольга вошла внутрь и бросилась к лавке, на которой под грудой тряпья и медвежьей шкурой лежал ее дедушка.

Могильная стужа окутала все вокруг. Паутина да пыль превратили когда-то чистую избу в царство Мары.

Девушка дотронулась до старика и поняла, что он холодный.

Забыв о своей больной ноге, она разожгла печь, несколько лучин осветили почти серое лицо старца.

Понимая, что время уходит, Ольга бросилась к суме своей бабушки и достала черную книгу. Перелистывая древние страницы, стала искать нужные строки, зашептала:

Сохрани сына Даждьбожьего,

Соблюди его на Стезе Прави

От притчи и от всякой болести!

Как стрела стреляет,

Как камень разбивает,

Как болесть убивает,

Так и я, внучка Даждьбожия,

Отговариваю сына Даждьбожьего

От болести и скорби!

Пойди, болесть, на землю,

А с земли на воду,

А с воды под бел-горюч камень,

А с-под камня на буйные ветры —

В тёмные леса,

На сухое древо,

На гнилую колоду!

Отговариваю сына Даждьбожьего

Этим словом крепким, нерушимым —

Век повеку! Гой!»

«Хорошо, — подумала Ольга, — все будет хорошо. С нами боги!»

Затем дедушка загадочным образом ожил. Он пришел в себя и начал шевелиться, а спустя минуту сел и попросил воды.

Ольга бросилась в сени за водой, но кадка была пустой. Выскочив из дома, она заметила на пороге крынку с водой. Вернулась в избу, напоила дедушку. Когда он совсем пришел в себя, а огонь в печи запылал ярче, девушка обняла старика и разрыдалась. Всхлипывая, она говорила:

— Я думала, что не смогу тебя вернуть. Если бы не волк, я не успела бы, но он словно великий Велес домчал меня к тебе.

— Не плачь, дочка, это и был Велес. Видимо, я еще не нужен Нави, раз ты поспела.

Дед нежно гладил по волосам Ольгу и сам плакал. Таким беззащитным и старым она его еще не видела. Её сердце сжималось от того, что она бросила его одного и не смогла противостоять князю Олегу, когда уезжала два года назад.

Утром она прибрала избу, законопатила мхом все дыры. Чудесным образом у ее порога появились тушки зайца и куропатки. Княжна поняла, что это волк принес их, и громко поблагодарила Велеса за подарки.

Но она тревожилась об отряде, который остался на поляне. Накормив старика да расспросив его о короткой дороге, поспешила назад.

Выйдя к капищу, княжна заметила волка. Тот стоял на возвышенности и наблюдал за ней. Развязав узелок, она протянула кусочек куропатки. Зверь в два прыжка оказался рядом и на лету проглотил предложенное угощение. Присел рядом, явно показывая девушке, что разрешает ей взобраться ему на спину. Через час он домчал девушку почти до места, где стояла ее дружина. Люди беспокоились, но, увидав княжну, выходящую из леса, склонились в почтительном поклоне. Она велела ждать её на поляне в лагере, вскочила на своего любимого коня и скрылась в лесу.

Приближалась Велесова ночь. В ноябре рассвет с сумраком среди дня встречаются — пора волшебства. Ночи в этот период — колдовские, полные особой таинственности. Царство Мары уже не за горами. Но для княжны Ольги наступление этого праздника имело особое значение. Чудесная ночь на стыке осени и зимы — самое лучшее время для проведения славянских обрядов да почитания традиций, которые спустя годы будут разрушены и забыты.

Княжна еще не знала, что в этом будет и её вина. Пока ее душа искренне верила, что больной дед возродится и станет великим волхвом. Ночь Велеса — именно та ночь, в которую ведающий может очутиться на Острове Знаний, испить целебный отвар, приготовленный великим Родом, и почувствовать поддержку Больших Предков. Многим волхвам позволяла она пополнить свои силы и продлить годы жизни. Но для этого необходимо совершить обряд и принести великую жертву. Ради своего деда Ольга была готова пожертвовать всем, даже собственной жизнью.

Ее немногочисленная дружина была отправлена в ближайшую деревню до весны. Почти все запасы еды она отдала ратникам, оставив себе лишь необходимое. Погрузив на Орлика дары князя Олега и то немногое, что ей было необходимо, отправилась к старой избе. Но пока дедушка поправлялся и готовился к Великой Ночи, каждое утро она ходила в лес — охотиться да собирать дары Велеса.

Часто она возвращалась домой не только с дичью, но и с полной корзиной грибов и туеском ягод шиповника, брусники и морошки, которые хоть и редко, но ещё встречались в лесу.

Дедушка возвращался к жизни, но все больше молчал или тихонько плакал. Ольга не узнавала его. Он словно находился в полузабытьи. Иногда старик резко открывал глаза, словно кого-то увидел, вскрикивал или начинал что-то шептать. Девушка искренне верила, что обряд и жертвоприношения богам воскресят ее любимого деда, и продолжала каждое утро ходить то к холодному морю, проверяя сети с рыбой, то в лес за дарами Велеса.

Ольга знала, что у самого северного моря, за гранью всего видимого, находится священный остров, остров света, остров чистоты. На этом острове живут все хранители мудрости, познания и тайн на земле, божественные волхвы, чародеи и колдуны.

Предания гласили, что все ведающие и знающие на земле обучались на этом острове и именно оттуда принесли свое таинственное искусство. Там витает дух прозрения, который утоляет любую жажду и дарует бессмертие. Сказывали, что Великий Бог создал чашу знаний. Из той чаши пьют все Ведающие. А простые, непосвященные люди пытаются найти её.

Именно эта легенда о великом хранителе мудрости — Боге Знаний — стала основой для другой легенды о чаше Велеса. Чаша эта — источник света, который защищает землю от тьмы. Найти чашу означает не только обрести мудрость и познание, но и возродиться, а возможно и жить вечно. Многие мудрецы мечтали прикоснуться к тайне тайн, которая лежит в основе человеческого существования. Легенда о священном острове и чаше знаний передавалась из уст в уста на протяжении многих веков. Эта легенда вдохновляла мудрецов на новые открытия и стремление к знаниям.

Храбрецы, отправляясь в опасное путешествие к самому северному морю, надеялись найти путь к Острову Знаний. Но не понимали они, что нужно не только преодолеть все преграды, пожертвовать самым дорогим, но и быть при рождении поцелованным богами. Если же боги не захотят делиться мудростью, то отправят к Маре. Оттого много смельчаков находили весной замершими возле капищ.

Княжна знала, что попасть на священный остров — задача не из легких — необходимо осилить трудный путь. Дабы понять суть этого пути, необходимо знать, что в потустороннем мире нет времени, или, говоря иначе, люди там совершенно по-другому ощущают его: кажется им, что они провели там несколько дней, а по возвращении видят, что пролетели годы.

Когда еще была жива бабушка, она рассказывала, что на острове живут хранители. Ведь силы тьмы и разрушения никогда не спят и всегда готовы поглотить хрупкий мир. Некоторые из тех, кто попадает на остров, остаются там, чтобы защищать Правь, другие возвращаются с тем, чтобы встать на защиту Яви. Старая ведунья сказывала, что волхвы и избранные великие люди — это те, кто вернулся с острова, а бог Род наделял таких людей огромными силами. Были они людьми не просто знающими, а умеющими управлять стихиями, понимать язык зверей и птиц да привлекать удачу в любых делах.

Предания гласят, что попасть на остров может только тот, кто услышит зов Рода. А зов слышен только нужным Роду смертным. Услышать сей зов можно в определенные особые моменты. Но сможет ли простой смертный ответить на него?

Несколько недель пролетели, словно один час. Близилась Велесова ночь. Утром, подготовив всё для обряда в пещере возле капища, оставив в холодном углу рыбу, мясо молодого ягненка, грибов да ягод, девушка пошла к волшебному озеру.

За деревьями она быстро сняла с себя одежду, с нетерпением поглядывая на зеркальную гладь. Затем осторожно сошла по отлогому берегу. Вода была такая ледяная, что у княжны перехватило дыхание. Но уже через миг она ощутила, как блаженная прохлада разливается по ее горящему телу. Чем ближе был час ритуала, тем больше она тревожилась. Нет, она не боялась за себя. Ей очень хотелось, чтобы ее дедушка стал вновь здоровым и сильным, как в былые годы.

Она вошла в воду по самую шею и прошептала заклинание:

«Быстра вода-водица! Как бежишь ты по жёлтым пескам,

По колодам, по кустам, сгоняешь да смываешь

Круты берега — сгони, смой с ума,

С белого лица, с ретивого сердца

Тоску-кручину! По крупицам разнеси,

В глухо место унеси! Да будет, как сказано! Гой!»

Течение подхватило Ольгу и понесло, словно маленького ребенка на руках. Застонав от наслаждения, девушка откинулась на спину. Вода обнимала ее горящий, словно железом налитый, затылок. Княжна закрыла глаза. Холод проник до самого сердца. Она почувствовала, как в ней возрождаются силы. Чуть заметно двигая ладонями, ощутила, что словно парит на поверхности озера.

Ольга умела и любила плавать. После двух лет жизни у реки, которые она провела, переправляясь с одного берега на другой, княжна научилась любить воду и отдавать свое тело живительной влаге. А бабушка, как только она научилась ходить, обучила ее различным заговорам, чтобы сделать целебную воду другом, а не врагом.

Девушка открыла глаза. Целый мир свежести, ярчайших красок и света был перед нею. И этот мир принадлежал только ей. Княжна мягко оттолкнулась в воде и поплыла. Отплыв уже далеко от берега, Ольга обогнула мыс и с другой его стороны обнаружила еще одну заводь, более широкую. Над ней возвышались гигантские сосны. Словно огромные исполины, они протянули свои могучие корни по песку к самой воде.

У берега из озера, переливающегося на скупом солнце всеми оттенками синевы, выступали огромные иссиня-черные валуны. Ольга подплыла к одному из них и взобралась. Камень был теплым. Вода струйками стекала с ее тела. Она огляделась вокруг, потом медленно, словно всё еще была во власти чудесного сна, поднялась на камне, подставила свое белое, отливающее серебром тело лучам осеннего солнца.

Стряхнув с себя росинки воды и отжав волосы, княжна, закинув голову, посмотрела в свинцовое небо, через которое пробивались лучи алого солнца, и вдруг, охваченная восторженным порывом, неожиданно для себя прокричала: «Благодарю тебя, Род великий, за это мгновение! Благодарю за багрянец лип и золото тополей! И за серого волка, за запах лесных ягод и вкусные грибы. Благодарю за эту тишь и за покой, за эту прохладную воду. Благодарю за то, что я нужна Яви!» Она подняла руки, широко открытые глаза ее пылали. Резким гибким движением русалки бросилась Ольга в воду.

Что-то неизвестное мгновенно вырвало ее из восторга. Девушка вынырнула из воды, хватая воздух ртом и судорожно задыхаясь. Ее зрачки расширились, а сердце колотилось сильнее обычного. Что-то странное произошло. Она ощутила, как ее тело мгновенно преобразилось, став более легким и гибким. Ольга поняла, что приобрела силу.

Княжна огляделась вокруг и посмотрела в свое отражение в озере. Заметила, что ее волосы превратились в густые длинные, блестящие водоросли, которые прикрывали ее уже почти налившуюся грудь. Не веря своим глазам, она протянула руку и коснулась своей пряди — так и есть. Девушка почувствовала силу, исходящую от волос. Они стали ее оружием и защитой. Вода наделила ее своим даром.

Полная волнения и любопытства, она решила испытать себя. Ольга оттолкнулась от валуна и мощным прыжком взмыла в воздух. Девушка легко парила над озером, ощущая ветер на лице. Затем она превратила свою прядь волос в острые стрелы и лук. Навела лук на деревья и с легкостью пронзила стволы исполинов.

Княжна улыбнулась, чувствуя себя могущественной и свободной. Однако внезапно девушка почувствовала, что кто-то наблюдает за ней. Оглянулась и увидела сверкающие глаза в кустах. Это был величественный серый волк, который с интересом смотрел на нее. Махнув ему рукой, словно старому знакомому, Ольга почувствовала сильную связь со зверем, словно они — одно целое. Девушка вновь нырнула в воду, коснулась руками камня на дне и с легкостью выпрыгнула на берег.

Волк медленно приблизился к Ольге и едва заметным движением головы прикоснулся к ее руке, будто поклонился. Она почувствовала тепло и спокойствие, поняла, что и силы животных на ее стороне. А волк стал ее верным спутником и защитником. Они обменялись взглядом. Нежно обняв серого, княжна запрыгнула на него, и они понеслись вдоль берега.

Ощущая прилив сил, резким движением девушка остановила волка, чуть привстала, оттолкнулась от его спины и, сделав переворот, встала рядом, смотря зверю в умные глаза, которые словно говорили: «Я обещаю тебе быть верным другом». Поцеловав животное в нос, Ольга со смехом прошептала ему на ухо:

— А я обещаю поддерживать тебя и защищать от злых людей.

С чувством благодарности и умиротворения княжна вернулась на берег озера. Она поняла, что эта встреча и новые силы открывают перед ней другой путь. Вновь вскинув руки, она нырнула, проплыла метров пять и вынырнула уже в своем прежнем обличии. Но повзрослевшая, обладающая силой и уверенная в себе. Ее волосы спелой ржи стали чуть гуще, а глаза отливали зеленью.

Сегодня ночью она вернет здоровье дедушке, а свои силы направит для защиты природы и помощи тем, кто нуждается. С твердым решением в сердце Ольга нашла свою одежду у старой ели, оделась и, словно прощаясь, взглянула на багряный клен и золотые липы, на озеро и лес вокруг. Она почувствовала, что они стали ее домом, семьей. Но путь ее иной. Сегодня ночью все изменится!

С этими мыслями отправилась к старой избе.

Княжна понимала, что ее путешествие только начинается, и её ждали не только новые испытания, но и возможности. Она была готова к ним, ведь знаки указали, что не нужно бояться, нужно идти своим путем. А великий Род примет и направит!

Вернувшись в избу, она подмела пол, достала из сундука привезенные дары от князя Олега, укрыла деда шелковым одеялом. Окна украсила рябиновыми ветками, сложив их крестом, как учила бабушка. У двери посыпала черной соли. Для духов-хранителей Рода оставила подношение на пороге. Зажгла три свечи, одну поставила у окна — она должна была указать путь душам предков, вторую на стол — указывая на теплоту встречи, а третью, маленькую, у иконки, которую подарила ей мать Мария.

Княжна понимала, что это противоречит тому, что говорила ей бабушка, но интуиция подсказывала, что в эту ночь хорошо бы заручиться всеми силами, которые были у нее.

В этот момент то ли птица-сыч закричала, то ли кикимора завыла за стеной. Ольга вспомнила, что в Великую ночь надобно уважить и домового. Словно видение, всплыл образ старой женщины, она шептала: «Домовой — это образ главного предка, чья душа, пожертвовав собой, вернулась в Явь охранять свой род».

Для домового Ольга поставила на столе чашу сладкого красного вина, которое привезли из Царьграда купцы Олегу, а он отдал ей перед поездкой. Подумав, девушка обмакнула кусочки хлеба в вино, положила рядом с чашей. «Подношение дедушке-соседушке должно было стоять всю ночь, утром вино надобно вылить на землю, а хлеб раскрошить птицам», — вспомнилось наставление бабушки.

«Вернусь ли я в избу утром», — пронеслось в голове у княжны, и, словно подслушав ее мысли, кто-то прошептал: «Вернешься».

Оглядев избу, Ольга посмотрела на спящего дедушку. Его седая борода шевелилась, а веки чудь вздрагивали. Она понимала, что нужно его будить и идти в пещеру к капищу. Вновь сердце застучало, а руки стали влажными.

Собравшись с силами, подошла к старику и нежно погладила его по голове, негромко сказала:

— Вставай дедушка, пора…

10. Знание

Старик очнулся от прикосновения к его голове. Рука была теплая и нежная. Он испытал несказанную радость: снова ему суждено увидеть дневной свет. На окне горела свеча, гроздья рябины в окне алели, словно капельки крови.

Его Прекраса стояла на коленях перед ним и что-то шептала. Старик смотрел на свечу, не мигая, не ощущая своего тела, — словно растворялся в полумраке избы. Голос внучки, будто ручеек, увлекал его в неведомое течение, возвращая к жизни.

Наконец он вынырнул из потока, а к нему вернулось чувство Яви. Он осознал, что наступил тот час, когда ему необходимо либо окончить своё существование, либо идти иной дорогой.