Бесплатный фрагмент - Преломление

Предисловие

Я давно хотела написать эту книгу. Много раз собиралась с мыслями и готова была уже начать делиться с вами своими невыдуманными историями, но вдруг откладывала «перо» в сторону.

«А будет ли это кому-то интересно?» — спрашивала я себя.

Меня одолевали сомнения. Достойны ли мои рассказы чьего-то внимания? Смогу ли я выразить в них то, чем хочу поделиться со всем миром? Ответ не был однозначным и не лежал на поверхности.

И всё же я убедила себя в необходимости такого шага, я решила рискнуть. Рискнуть в который уже раз в своей жизни.

Потому что поняла — моя книга сможет многим помочь. Прежде всего, в обретении самой себя. У всех разные биографии, но нас сближает одно — мы женщины. В первую очередь моя книга для вас, девочки (но это не значит, что её будет неинтересно читать мужчинам!).

Я расскажу про нелёгкие испытания, которые выпали на мою женскую долю. Уверена, большинство из вас проходили через что-то подобное. Я поделюсь тем, как меняла себя, переламывала обстоятельства, преображалась, преломляла линии своей судьбы.

Как плыла против течения, не оправдывала чужих ожиданий, боролась с пережитками навязанного воспитания, меняла программу, заложенную в меня «по шаблону».

Не сомневаюсь, что мои переживания и чувства в разные периоды жизни в унисон отзовутся и с вашими струнами души. Потому что, несмотря на то что мы такие разные, мы ещё и очень похожи. Мы всегда сами изначально выбираем свой путь, и куда он нас приведёт, решать тоже только нам!

Моя история — это не призыв делать так же. Это попытка раскрыть в вас новые возможности на примере моих жизненных событий. Это предложение задуматься о своей личной жизни, спросить себя: свободны ли вы настолько, насколько мечтали об этом?

Я хочу заставить вас поверить, что другой мир красивых автомобилей и изысканных бриллиантов, который вы наверняка не раз представляли в своих сокровенных мечтах, не так далёк, как кажется. И вам вполне по силам стать не зрителем на этом представлении роскоши, а участником. Каждой из вас! Невзирая на «исходный код». И я могу обосновать такое утверждение — предоставление доказательств начнётся, стоит вам перевернуть следующую страницу.

Нет, там не будет готовых рецептов. Формулу успеха невозможно расписать, как алгоритм. Я не стану пудрить вам мозги, я предполагаю предельно честное общение. За всё придётся платить. Чем-то жертвовать. И цена ваших будущих достижений может оказаться очень велика. Это надо понимать «на берегу». Если вы всерьёз решите поменять свою жизнь для приближения к своей мечте, приготовьтесь. Над вами будут смеяться, вас не будут воспринимать всерьёз, вам будут мешать, вас будут ломать, вам будут угрожать, от вас, в конце концов, могут отвернуться самые близкие люди. Готовы ли вы к такому психологическому прессингу? Оставляю ответ на этот вопрос за каждой из вас.

Но что самое пугающее, никто не гарантирует вам результат, даже если вы стойко перенесёте все тяготы и лишения. Я имею в виду то самое небо в алмазах. Но что вы точно получите — так это другую «я». Вы непременно изменитесь и поймёте, чего вы хотите на самом деле, в чём заключается удовольствие именно вашей жизни.

Эта книга — не памятка, как стать успешной, но мотиватор для тех, кто хочет прийти к осознанию своих истинных желаний, а значит, превратиться в настоящую Женщину — с большой буквы. А остальное, как принято говорить, приложится.

Подумайте ещё вот о чём — любой путь конечен, никто из нас не бессмертен на этой земле. Кто знает, сколько нам отмерено? И что больнее — жалеть о допущенной когда-то ошибке или жалеть о том, что даже не решилась попробовать, не использовала предоставленный тебе шанс?

Моя книга про то, как я создала свой уникальный мир, о котором мечтала. Вопреки правилам, через боль, непонимание и слёзы. На моём пути случалось всякое — иногда я терялась, не представляя, куда двигаться дальше, но чётко понимая, что до этого момента я шла не туда!

Возможно, как всякая девушка, я буду немного непоследовательна в изложении фактов своей биографии, но зато с моими историями вам точно не станет скучно!

И ещё я надеюсь, что своими откровениями помогу не одной, не двум, а многим и многим похожим на меня девочкам, которые очутились один на один с этим жёстким, прагматичным и равнодушным миром. Но смогли бросить ему вызов.

Всё!

Воспоминания. В нашей безумной, всё ускоряющейся жизни они похожи на пёстрый размытый калейдоскоп.

Воспоминания как фотографии. Будто я смотрю в экран айфона, просматривая ленту событий.

Свайп вправо. Ещё один. Ещё.

Некоторые фото нечёткие, будто снятые дрожащей рукой, некоторые — чёрно-белые, некоторые — с заваленной перспективой. Что-то я не успеваю рассмотреть, мои касания разгоняют жизненную ленту, подстраивая её под нынешний сумасшедший ритм.

Свайп.

Ещё один.

Ещё. Ну где же оно?

Вот. Некоторые воспоминания врезаются в память, словно прожигая в ней шрам. Их не пролистнуть просто так. Каждый раз я буду задерживаться на этих фото. И каждый раз моя душа будет отзываться на произошедшее. Или распускаясь сладостным цветком, или сжимаясь в тугой комок боли.

Да, я помню многое и расскажу вам почти обо всём. Но есть моменты, которые я не забуду никогда. Это самые главные воспоминания. Те события, быть может, по своей сути не столь значительные со стороны, но для меня — поворотные и даже судьбоносные, как бы высокопарно это ни звучало.

Мой палец замирает.

Я смотрю на «экран» и вижу внутреннее убранство нашей небольшой квартиры. И руку, держащую бутылку водки Absolut.

Именно в тот день, в тот час, в одну из минут я осознала, что моя жизнь должна измениться. Простое слово «ВСЁ!» словно повисло тогда в воздухе, принеся мне и опустошение, но и робкую надежду на счастливое будущее. Я поняла в тот момент очень многое, я будто перешла черту или перерезала нить, своеобразную пуповину, соединяющую меня с незавидным настоящим.

Я, как загипнотизированная, смотрела на эту дрожащую руку моего мужа. Тоненький ручеёк из горлышка направлялся в рюмки, расставленные на столе между закусок, но не всегда попадал в них. Водка проливалась мимо, создавая прозрачные лужицы, которые вытягивались озёрцами и капали слезами со стола на пол. Я на мгновенье поймала мутный взгляд супруга, но в нём отражалась пустота. Сергей уже отчаянно шатался, он дошёл до «той самой» стадии.

Зрелище пролитой на скатерть водки словно переключило во мне тумблер. Я на секунду замерла, не в силах пошевелиться, но тут же внутренне вздрогнула.

«Неужели всё зря? — подумала я, ещё пытаясь робкими пальцами ухватиться за прожитые годы. — Столько усилий впустую? Столько истерик, столько жертв? Столько потраченного времени?»

Но безжалостно и грубо прервала себя.

«Да, — сказала я мысленно, — пора ставить точку. Хватит».

Я «ожила» и вернулась к происходящему. В голову мне ворвался окружающий шум и гам; мы отмечали с друзьями очередной праздник. Отсюда и стол. Отсюда и стопки. Пожалуй, всем остальным было даже весело. Кроме нас двоих. Меня и моего мужа.

Сергей стоит, шатаясь, почти напротив меня, но я не испытываю к нему никаких родственных чувств. Он пытается поставить бутылку на стол, но она скользит вбок, падает, проливается водопадиком. Кто-то из девчонок испуганно вскрикивает, но мне уже наплевать.

Получается какая-то немая сцена, ребята галдят, обступая стол и «спасая» салаты, я понимаю, что надо бежать за тряпкой, но не могу сдвинуться с места. Муж пьяно ухмыляется, подступает ко мне, пытается обнять.

— Валюшка-а-а-а, — его губы масляно и криво шевелятся, — я ж… люблю-ю-ю… те-бя…

«А я тебя — ненавижу», — хочется ответить мне, но я понимаю, что это бесполезно. Он уже дошёл до той стадии, когда от человека остаётся только тень. Я никогда не выступала против застолий, но так, как он, пить нельзя! Деградация длится уже долго, не первый год, и не видно никакого просвета.

Ещё мне хочется сказать мужу, что я перестала нуждаться в его «любви». Она не откликается во мне. Ни в едином месте. Не трогает ни одной струны моей души.

Да, мы вместе уже девять лет. Да, я до сих пор ещё помню себя юную, но уже замужнюю, с коляской и с дежурной улыбкой на устах.

«Ты смог дать мне это мнимое благополучие „обычной“ жизни, — продолжаю я свой внутренний монолог, — такой как „у всех“. И мне казалось тогда это важным и нужным. А потом начал пить. Сколько раз я поднимала эту тему, сколько раз отговаривала тебя, отвлекала, увещевала. Зря. Бесполезно. Дозы только увеличивались. Ты начал пить так, что не помнил наутро происходящее. Мне становилось всё страшнее и страшнее. Каждая выпитая тобой стопка заливала и моё сердце».

«Ещё чуть-чуть — и в твоей голове оторвётся тромб, — говорила я в прошлом, глядя на Сергея тогда ещё с жалостью. — Если даже ты выживешь, то станешь инвалидом. Но я не для того выходила замуж, чтобы всю оставшуюся жизнь катать тебя на коляске и подтирать слюни! Я — женщина, а не сиделка!»

Зря. Бесполезно.

В ответ — стеклянные пьяные глаза.

Я долго не опускала руки, я боролась. Когда бегала по улицам и искала его во время очередных загулов, с ужасом представляя, что увижу мужа, лежащего на мостовой рядом с машиной, у которой мигает «аварийка». Когда отпаивала его по утрам почти бездыханного из-за гигантской дозы, принятой накануне. Когда прощала все его выходки в отношении себя, которые и человеческими-то назвать невозможно.

Вместо того чтобы бежать за тряпкой, я выхожу на балкон. Делайте что хотите! А мне надо побыть в одиночестве. Хотя бы пять минут. Я вдыхаю прохладный, пьянящий воздух, который немного проясняет сознание. Слово «ВСЁ!» теперь переместилось на улицу. Оно висит прямо напротив меня, мерцая и переливаясь.

«Всё, — думаю я. — Как всё просто! Перешагнуть сейчас через перила, короткий полёт и действительно „всё“. Но — нет! Это не выход, это — поражение. Полный и окончательный проигрыш. Я не такая. Я — женщина. Молодая, сильная, с этой секунды — амбициозная! Разве я заслужила такой бесславный конец?! Конечно, нет. Никто не заставит меня плюнуть на себя и смириться. Как та лягушка, взбивающая сливки, я стану работать лапками, чтобы вылезти из крынки. Кто сможет помешать мне? Кто, кроме самой себя?!»

Я вернулась в зал, сходила за тряпкой, молча, как на автомате, убрала беспорядок.

Вскоре праздник как-то сам собой завершился. Гости разошлись, я проводила бормочущего что-то себе под нос мужа до кровати.

Села на стул в центре большой комнаты.

Слово «ВСЁ!» пропало. Исчезло. Растворилось.

Оно мне стало больше не нужно. Я без него решила для себя уже бесповоротно. Я достойна лучшего. Теперь мою жизнь станут освещать совсем другие слова. Более ёмкие, интересные и перспективные.

И в этот самый момент, краем уха слыша пьяное похрапывание мужа и обозревая остатки несостоявшегося праздника, я окончательно поняла, что рано или поздно обязательно стану в этой жизни счастливой.

Свайп вправо.

Ещё один.

Ещё.

Нарисованное сердце

Дзынннннннь. Дзынннннннь.

Звонок. Который, как известно, звучит для учителя. Но куда там. Весь девятый «Б» срывается из-за парт, будто это не обычный школьный звонок с урока, а сирена пожарной тревоги. Хлопают крышки, начинается гам и гвалт, мелькают портфели.

Перемена!

Мне тоже не сидится на месте. Я хоть и девчонка, но никогда не была тихоней. В средних классах я вообще не отставала от пацанов. На крышу так на крышу, вплавь через котлован? Да легко! Братья Соболи из соседнего дома, Женька и Вовка, да я — вот наша малая боевая компания. Существовала ещё и банда большая, но в целом вы поняли, да?

Тётя Наташа, родная сестра моей мамы, зашла в гости и жалуется ей на племянницу. Её, тёти Наташи, дочь Надюха учится со мной в одном классе и, видимо, кое-чем делится дома.

— Валюха твоя, — говорит моей мамке тётя Наташа, — в школе в каждой бочке затычка, ты бы провела с ней беседу!

Подразумевается, что я не слышу разговора, хотя дверь в мою комнату приоткрыта и всё слышно. Во мне начинает закипать праведный гнев. Во-первых, Надюха — ябеда, получит от меня! А во-вторых, мама очень строгая, вначале накажет, а потом будет разбираться.

— Они за углом школы курят все, — не унимается тётя Наташа. — От моей дымом несло как от паровоза. Я ей уши надёргала, но без Валюхи там точно не обходится!

Я возмущена до глубины души! Какое курево?! Ну попробовала, но мне не понравилось. Потому что не получилось толком затянуться. А если не получилось, значит, и не буду, чё я, дура совсем?!

Я хватаю куртку и выскальзываю на улицу, пока не поднялся шухер. Ближе к вечеру, может, мамка отойдёт и остынет. А попадись ей под горячую руку — и вовсе буду неделю взаперти сидеть!

На улице промозглый весенний ветер, в небе низкие свинцовые облака. Неуютно и холодно.

— Митькова! — слышу знакомый голос. Навстречу одноклассница, Галя Строева. — Ты к контрольной подготовилась по биологии?

«Ёлки-палки, — думаю. — Вылетело из головы же с этими переживаниями. Контрольная годовая. Жуть».

— А ты? — хмуро спрашиваю.

— Сейчас в магаз схожу и буду учить, — отвечает Галка.

Я понимаю, что тоже надо идти домой, но ещё какое-то время бесполезно слоняюсь по грязным варваровским улицам. Так никого и не встретив из друзей, понуро следую домой на расправу. Но мне везёт — мама куда-то ушла по делам.

Сажусь за учебник по биологии, но никак не могу сосредоточиться: строчки расплываются перед глазами, а мысли скачут, и я никак не могу их собрать. Вскоре понимаю, что быстрее небо упадёт на землю, чем я выучу материал. Вздыхаю и достаю разлинованный в клетку листочек — именно на таких мы будем завтра писать контрольную. «Строение сердца» — вывожу я заглавие и начинаю скрупулёзно, высунув язык от усердия, перерисовывать схему из учебника.

Вечером, перед сном, дочитываю очередную сказку. Надо сказать, что я обожаю читать. Особенно сказки и всякие романтические истории. Потому что в моём воображении строки оживают и я как будто вижу всё происходящее. Переношусь в придуманный мир, и мне так хорошо — там благородные и сильные герои, красивые принцессы и такой волшебный, завораживающий мир.

Эта сказка про Рыцаря, которому волшебные огоньки в лесу предложили сделку: они забирают его живое сердце, поменяв на каменное, а взамен даруют власть и богатство — много подданных и гору монет и золота. «Опять сердце», — мелькает у меня. Вспоминаю, не забыла ли я положить «шпору» в портфель. Рыцарь соглашается. И из весёлого и доброго человека превращается во властного и злого тирана. Что вы хотите — сердце-то теперь каменное. Спохватившись, рыцарь просит у огоньков обратного обмена. Но те ставят условие: «Мы вернём тебе сердце, но надо его забрать у другого живого человека». На такую жертву соглашается скромная девушка Мария, которая полюбила Рыцаря уже давно, ещё когда он был добрым человеком. Рыцарь так раскаивается, что в тот момент, когда огоньки хотят забрать у Марии сердце, от переживаний его собственное мёртвое, каменное вдруг начинает биться и оживает. Девушка спасена, влюблённые женятся и живут долго и счастливо.

Я перелистываю последнюю страницу и целую минуту лежу недвижимо, переживая перипетии, произошедшие с героями. Потом тяжело вздыхаю. В сказках всё кончается хорошо, вот если б и в жизни так! А у меня завтра контрольная, как конец света! И никакой принц не поможет и не прискачет на белом коне!

В целом я учусь хорошо. Хорошистка. Даже можно сказать, что одна из лучших в классе. Я да Галя Строева. С одной стороны, повезло — вон у «ашек» целых три отличника и куча «хорошисток». А у нас класс бандитский какой-то, поведение ужасное. Учителя нас недолюбливают и сторонятся по стенкам, когда мы бежим на обед в столовую.

Нельзя сказать, что у меня какие-то там большие и глубокие знания. Я просто хитрая. Где-то списать, где-то попросить помочь, где-то возглавить процесс. А что? Я ответственная, недаром староста. Кто-то, возможно, скажет: списывать нехорошо, обманывать нечестно. Это, видимо, такие, кто никогда «шпор» не писал? А такие есть? Давайте не будем себя обманывать. Добиться результата доступными тебе средствами — тоже ведь умение. В нашем мире, и тогда, и сейчас, невозможно существовать безупречно. Нами правят компромиссы. Когда же, как не в школе, закладывать азы выгодных коммуникаций? Мне до сих пор нисколечко не стыдно, что школьница Валя Митькова прибегала к таким фокусам, чтобы получить хорошую оценку. Зато Валя Митькова нигде и никогда не пропадёт.

Теперь надо выгадать момент, когда Людмила Григорьевна, наша биологиня, повернётся ко мне спиной. До этих пор она, как суровый страж, ходит по рядам, заглядывая в листочки, словно предчувствуя подвох.

У меня начинают потеть ладошки, а листочек с нарисованным сердцем жжёт через карман, словно он раскалён добела.

Ну же! Небеса меня слышат, и Людмила Григорьевна действительно поворачивается ко мне спиной на долгие пятнадцать секунд. Мои руки жестом престидижитатора подменивают листочки, и я напускаю на себя очень умный вид, делая пишущей ручкой имитирующие движения. Когда биологичка оборачивается, она видит Валю Митькову, на которую нашло учебное вдохновение — она самозабвенно строчит контрольную работу.

Но не может видеть другого — как бешено колотится сердце Вали Митьковой. Мне кажется, что оно — сердце, — без преувеличения, выпрыгнет сейчас из груди. Мало того, я гляжу на листочек туманным от выплеска адреналина взглядом и вижу, что и моё нарисованное сердце начинает колотиться — точно, точно! — границы его размываются, и оно словно увеличивается-уменьшается в размерах. «Как в сказке, — думаю я на грани потери сознания, — моё нарисованное сердце тоже ожило!»

Когда на следующий день нам зачитывают оценки, я почти спокойна.

— Митькова — пять, — сообщает биологиня и недоверчиво зыркает на меня из-под бровей. Но придраться-то не к чему. Моя сданная работа идеальна.

Я не чувствую никаких угрызений совести. До сих пор. Спустя двадцать лет. Потому что и сегодня считаю эту оценку заслуженной.

— Митькова, — шепчет мне на ухо Женька Соболь. — Там пацаны казеиновые линейки нашли, айда дымовухи делать.

— Айда, — также шёпотом отзываюсь я, думаю про себя: как бы сделать так, чтобы школьный фартук не пропитался дымом. Мать унюхает — убьёт!

Лебедь белая

«Нет, — решила я для себя. — Так продолжаться не может! Кто я? Подрастающая рабочая лошадка? Которая скоро превратится в лошадь? Каких только обязанностей на меня не навешивает мама! За коровой следи. Навоз убирай. Картошку окучивай. Младшим помогай, дома прибирайся, пыль вытирай, дрова носи, кашу вари, булочки пеки! Да сколько можно-то?! И самое ведь обидное — если уж я вся такая взрослая (судя по обязанностям), почему мне до 22:30 только можно на улице гулять?!»

Я в который раз прислушиваюсь. В доме тихо. Родители, после того как я в 22:29 вернулась домой, быстро успокоились и, судя по всему, уснули. Для перестраховки решаю выждать ещё минут десять. Тупо пялюсь в тёмный потолок и злюсь на несправедливость мира.

«Женщина рождена для красоты, — вспоминается мне вычитанная в журнале фраза. — Ну-ну! Судя по маминым понятиям, Валя рождена для таскания воды из колодца и дойки Мурёнки. А на Валю, между прочим, уже пацаны по-особенному заглядываются. Да и сама Валя нечто этакое чувствует в себе. Начинает понимать, что нравится мальчикам. Только вот что толку, если пол-одиннадцатого домой?! Вся жизнь в деревне после полуночи начинается! Обидно жуть!»

Мать сказала, что, если я все дела по дому буду хорошо выполнять и учиться без троек, они с отцом разрешат мне на лавочке у нашей калитки до 23:00 сидеть. Ну спасибо, удружили! На одну песню под гитару смогу больше услышать. Настоящее девичье счастье.

И ведь не подчиниться нельзя. Такие уж в нашей семье правила. Папа — главный, мама — его заместитель по административно-хозяйственной части. За неповиновение — расстрел. Читай: запрут в четырёх стенах и заставят ещё и учебники наизусть зубрить. А на меня Паша Романенко так позавчера смотрел!..

Пора!

Я решительно выдыхаю и выскальзываю из койки. В комнате темно, только луна слегка освещает убранство призрачным светом. Я двигаюсь почти на автомате. На одном стуле у меня замаскированный ворох одежды, на другом — «парадный» комплект на выход. Я быстро, стараясь не шуметь, варганю из старых курток и другого тряпья «куклу». Кладу её на своё место в кровать и накрываю одеялом. Добавляю к композиции смотанный из шарфов шар, который призван имитировать голову. Укладываю его на подушку и подтягиваю край одеяла чуть выше. Отхожу на пару шагов и любуюсь произведённым эффектом: теперь если смотреть от двери в мою комнату и сильно не присматриваться, то можно увидеть, как я сплю, укрывшись с головой. Вроде бы похоже.

Я суетливо облачаюсь в выходную одежду, приоткрываю дверь, прислушиваюсь — в доме плавает тишина — и проскальзываю в сени. Теперь уже дело техники — преодолеть их, чтобы не скрипнули половицы, и открыть-закрыть бесшумно входную дверь (петли предусмотрительно смазаны солидолом из отцовских запасов).

Ещё пара мгновений — и я на свободе!

Пригнувшись, пробегаю по двору и оказываюсь за калиткой! Вот оно — настоящее счастье!

Несусь по улице, и ветер радостно свистит в моих ушах; я улыбаюсь на бегу от предвкушения новых ощущений. Все «наши» уже на месте, звонко трямкает гитара, слышен приглушённый бубнёж; в лунное высокое небо лениво поднимается сигаретный дым, некоторые парни курят. Где-то кричит ночная птица. Хорошо-то как! Я врываюсь в круг друзей, заново здороваясь (мы расстались всего полчаса назад) и перемигиваясь с девчонками.

— Ты чего так долго-то, Митькова? — пеняет Романенко, сразу же переключая на меня своё внимание.

— Тебя не спросила! — дерзко отзываюсь я, на самом деле гордая оттого, что пользуюсь успехом.

И начинается привычная желанная круговерть — с песнями, болтологией, взаимными взглядами, романтическими надеждами и душевными переживаниями. Ведь «женщина рождена для красоты».

Через пару часов, вся в мыслях от произошедшего — ведь не зря Паша на меня так посмотрел в конце вечера! — я проделываю обратный путь. Захожу в дом, крадусь к своей комнате, вот она, дверь. И тут — о ужас! — слышу чьи-то тяжёлые шаги! Тум-тум-тум — идёт кто-то по дому.

Я опрометью бросаюсь к себе, пихаю дверь и допускаю непростительную ошибку: слишком резко открываю створку, и петля издаёт хоть и негромкий, но явственный скрип.

Хррх!

Я, обомлев, на ощупь пробираюсь внутрь, но не успеваю добраться до кровати с лежащей под одеялом «куклой». Шаги раздаются совсем рядом, буквально за дверью.

Я шарахаюсь вбок, в чёрную тень за створку шкафа, стоящего сбоку от кровати; одновременно с этим распахивается дверь моей комнаты. На пороге сонный отец, он, прищурившись — на его лицо падает лунный блик, — мутным взглядом смотрит на «куклу».

— Ты чего ворочаешься, гремишь? — хрипло спрашивает он полушёпотом. — Не спишь, что ли?

Ослабевшим от ужаса сознанием я понимаю, что мне пришёл каюк. Отец вставал, видимо, чтобы сходить в туалет, и по пути услышал шум от моего неосторожного возвращения. Совсем потеряла бдительность от любовных переживаний! Кулёма безрогая! Теперь, если мой обман раскроется, меня просто-напросто четвертуют. По спине у меня течёт отчётливая струйка пота.

— А? — всё так же хрипло переспрашивает отец.

— Сплю, — неожиданно говорю я из своего укрытия.

Папа некоторое время недоумённо пялится в тёмную комнату, потом покачивает головой, словно отгоняя наваждение.

Я стою ни жива ни мертва.

— Ну ладно тогда, — наконец, говорит отец и прикрывает дверь снаружи.

Теперь я слышу его удаляющиеся шаги. Тум-тум-тум.

Я неслышно выдыхаю, так, как будто во мне целая цистерна воздуха.

Через минуту «кукла» разукомплектована, все детали припрятаны до следующего раза. Пока не знаю, состоится ли следующий «побег» после сегодняшнего «Штирлиц был на грани провала», но посмотрим. Желание нравиться мальчикам наверняка пересилит.

Я ещё минут пятнадцать не могу уснуть после пережитых треволнений.

Во вспыхивающих в голове мыслях то глаза Романенко, то кофточка Коробковой (хочу такую же), то удивлённое выражение лица отца в дверном проёме.

«Почему всё так? — размышляю я. — Ведь это моя жизнь. Собственная. И я не хочу её тратить на какую-то ерунду. Что же, мне вот так всю жизнь и убирать за коровами? Вот бы убежать, уехать куда-нибудь с Пашкой. Или ещё с кем. Мама не понимает ничего. Долдонит с утра до вечера: работай, учись, не балуйся. А я гулять хочу! Неужели так трудно понять? Я же не указываю им, что делать! Почему меня никто не понимает? Вам всё равно, а я хочу хорошо жить. И гулять с пацанами!»

И знаете, несмотря на всю наивность тех мыслей, в главном-то я ведь права: это наша собственная жизнь, и как её выстроить, мы тоже решаем сами. Когда придёт время. Глупо винить в чём-то родных, близких, обстоятельства. Спрашивать в первую очередь надо с себя. А родителям, кроме выговаривания «умных» речей и наставлений для ребёнка, неплохо бы понимать, что подросток — уже какая-никакая, а личность. И гораздо проще «достучаться» до него пониманием, чем приказами.

Усталость берёт своё, и я потихоньку проваливаюсь в сон. Мне снится лебединая пара. Белые грациозные птицы плавают кругами по пруду. Я сижу на берегу и бросаю им хлебные крошки.

— Ути-ути-ути, — подзываю я их, словно это утки, а не лебеди. Но гордые птицы не реагируют.

Сзади вдруг надвигается тёмная тень. Я хочу обернуться, но мне страшно. Лебеди же, почуяв опасность, хлопают крыльями, разбегаются по воде и стремительно взмывают вверх двумя белыми стрелами, поднимаясь всё выше и выше…

Через две весны

«Здравствуй, Валя. Доехали и устроились мы хорошо. Кормят и выдали обмундирование. Бегаем каждый день. Я вспоминаю тебя. Ротный строгий. Служба идёт по распорядку. Время пролетит быстро. Буду тебе писать. Скучаю за тебя. Как дела? Целую. Обнимаю. Максим».

Я читала эти строки, и на глаза наворачивались слёзы. А ещё минутой ранее я дрожащими руками вскрывала конверт. А ещё раньше — с захолонувшей душой вынимала послание из почтового ящика.

Дождалась!

Письмо от солдата из армии!

По-взаправдашному! От моего солдата.

Но давайте про всё по порядку.

Вы помните свой первый поцелуй? Более-менее настоящий, осознанный, не детсадовский? Скорее всего, да. Девочки такое помнят.

А помните свои ощущения и переживания после него? Вот и я помню.

Такой поцелуй случился у меня не рано и не поздно. Хотя была я ещё щеглиха шестнадцати лет от роду. Обычно для такого мероприятия нужен какой-то повод. Свидание там или ещё что. У меня глобальным поводом выступили проводы в армию одного из моих соседей — Максима.

Женька, младший брат Макса и мой одноклассник, зазвал меня на расставание.

— А кто там будет? — беспечно поинтересовалась я.

— Понятно кто, — хмыкнул Жека. — Все наши.

Наши — это ближайшие знакомые, друзья, родственники и тому подобное. Ну, как в деревне в армию провожают, известно.

Мне стало любопытно. В принципе Максим мне давно нравился, да только он же старше на два года, в подростковом возрасте такой срок — пропасть. Ему зачем внимание на всяких пигалиц обращать?

Но собралась. Всё же там и одноклассники мои будут, интересно. Я такие события редко когда пропускала. С самых юных лет шустрая была девчонка, бойкая и нос свой по ветру всегда держала. А тут целые проводы!

Торжество — а в те годы отправка на службу считалась делом почётным — организовали на веранде. Мама Максима суетилась на кухне, тут же и мы с девчонками на подхвате — помочь, унести, расставить.

После «официальной» части и положенных тостов старшее поколение решило оставить молодёжь одну. Всё-таки взрослые, раз в армию идти пора настала. Да и доверяли уже. А нам только этого и надо. Тут и начались настоящие проводы.

Парни, конечно, наливали и пили. А вот я — нет. Табу. Боюсь. Родительский гнев, если унюхают, даже представить страшно. Поэтому попиваю сок да морс и поглядываю, как хмелеют потихоньку пацаны. Но хмелеют по-хорошему, не до соплей, а исключительно для раскрепощённого общения.

После неуклюжих объятий парней промеж собой с заверениями в вечной дружбе гулянка как-то стала разбиваться на группки. Я болтала то с одними, то с другими, чувствуя себя, в общем-то, вполне комфортно. А что мне: я среди своих и сама своя в доску. Изредка, ещё за столом, поглядывала на виновника «сходки» Максима, но быстро опускала глаза. «Куда уж тебе? — ругала себя. — Он взрослый совсем. Да и не до любовей ему сейчас». Но в тот короткий миг, что наши взгляды встречались, проскакивал у меня внутри электрический разряд. Что называется, ёкало.

Кто-то сделал музыку погромче. По веранде плавает сигаретный дым; песня перекрывает звонкий галдёж, слышен чей-то заливистый смех.

Поёт Алсу. «Зимний сон». Ох, как мне нравится песня!

Кто-то притрагивается к моей руке. Я почему-то вздрагиваю.

— Пойдём потанцуем, а?

Рядом Максим. От растерянности я позволяю увести себя в центр веранды. И только тут понимаю, что я даже танцевать толком не умею. Ну не было у меня такой практики. Да ещё со взрослым парнем.

Мы начинаем кружиться, и он слегка прижимает меня к себе. По моей коже пробегает дрожь, я полна совершенно новых ощущений. Чувствую необычный аромат, запах мужчины, и от этого туман в голове. Я растеряна и не знаю, как себя вести. Впрочем, я в надёжных руках: партнёр придерживает меня за талию и потихоньку покачивает в такт песне. Боюсь, что гости услышат удары моего сердца, оно стучит намного громче музыки.

Для меня этот танец — настоящее откровение.

«Так вот как это происходит», — думаю я про себя, стараясь попадать в такт.

Некоторое время после я хожу оглушённая и растерянная, будто меня не на танец пригласили, а позвали замуж. Мысли разбегаются.

— Пошли уже, пошли, — гудит кто-то в общем балагане фраз. — Опоздаем…

Нам действительно пора к автобусу, который забирает новобранцев на площади. Призывников вначале повезут в распределительный центр от военкомата, а потом и дальше, к месту службы.

Мы идём по улице растянувшейся цепочкой. Все галдят, перекрикивают друг друга, давая будущему солдату последние «бесценные» напутствия.

Вот и автобус. Кургузый пазик с двумя синими полосами по борту.

Максим внезапно расталкивает окруживших его друзей, выходит из круга и направляется ко мне. Я стою чуть в сторонке не в силах сдвинуться с места. Сейчас во вселенной нет никого, кроме нас двоих.

— Ты такая классная, — говорит Максим, а я не могу поверить, что его слова обращены ко мне. Очень хочется обернуться, может, там стоит другая девушка? — Я тебе обязательно напишу, — продолжает Макс, обнимает и целует меня в губы.

Я на грани потери сознания понимаю, что это — любовь на всю мою оставшуюся жизнь.

Данный факт подтверждает сердечко, выведенное мне Максимом на запотевшем окне, когда автобус трогается.

Я иду домой, не чувствуя ног, а вокруг кружится мир. Вернее, мир кружит меня в танце, словно в продолжение того, под Алсу.

Теперь каждое утро у меня начинается одинаково — я мчусь к почтовому ящику в надежде получить весточку от любимого. Я отчаянно влюблена и не представляю своей жизни без Максима. Я жду солдата из армии! И дождусь! Подумаешь, какие-то два года. Зато через две весны…

Но письма нет несколько дней, неделю — и вдруг…

«Здравствуй, Валя…»

Я перечитываю письмо, состоящее из неровных, корявых строчек, семь раз подряд. Потом от избытка чувств прижимаю конверт к груди.

Через минуту бегу к письменному столу, хватаю шариковую ручку, листочек и принимаюсь писать ответ.

«…У нас всё хорошо. Дорожка к колодцу заледенела, я вчера упала с полным ведром. Наша корова Мурёнка стала почему-то плохо доиться. По матеше у меня выходит тройбан…»

Я перечитываю написанное и прихожу в ужас: «Какое ведро? Какая Мурёнка?!»

Комкаю листок и бросаю его в угол.

Вырываю из тетрадки по математике новый лист и, время от времени грызя кончик ручки, начинаю писать заново.

Новый физрук

В Варваровке новости расходятся быстро. А уж в варваровской школе…

Только вчера под вечер прошёл слушок, что к нам приходит новый физрук, а сегодня с утра об этом знала уже вся школа, включая первоклашек. Особенно, конечно, взволновались девочки-старшеклассницы. По агентурным данным, физрук являлся племянником директрисы Майи Семёновны, а кроме этого, был удивительно хорош собой. Эти два обстоятельства (особенно второе) заставляли биться девичьи сердца учащённо.

Я восприняла новость хоть и с любопытством, но немного сдержанно. Несмотря на мои шестнадцать лет от роду, иногда я уже могла смотреть на некоторые вещи реалистично.

«Ну придёт, — размышляла я. — Посмотрит на мои толстенькие ножки (я была уверена, что они толстенькие, хотя на самом деле — вполне обычные), и на этом всё закончится. Он же ФИЗрук! А значит, привык, что его окружают стройные и высокие спортсменки. Или не спортсменки, но всё равно стройные. Как Завьялова, например. Или как Люся Коробкова».

Однако посмотреть на нового учителя очень-очень хотелось.

Масла в огонь подлили «ашки», то есть девятый «А», у них физкультура прошла как раз перед нами.

— А-ах-х-х, — закатывала глаза Галя Малиновская, когда мы пересеклись с ней в раздевалке. — Такой хорошенький… Такой высоконький… Такой сильный!

Почти все мои одноклассницы вырядились в коротенькие обтягивающие шортики, даже Булавина, славящаяся своей корпулентностью (она превосходила габаритами всех без исключения учителей обоего пола), и та напялила что-то вроде капри. Я же надела обычную физкультурную форму и почему-то ужасно из-за этого комплексовала.

Когда мы выстроились на линейку в начале урока и Виктор Васильевич вышел пред наши очи, по девичьей шеренге пронёсся непроизвольный вздох. Малиновская, чёрт её возьми, оказалась права. Но пока остальные одноклассницы гладили взглядами мускулистую фигуру нового физрука, я почему-то обратила внимание на его глаза. Они были не совсем понятного цвета, этакая смесь серого и голубого. Но, что самое привлекательное, в них горел какой-то огонёк, в них читалась глубина и необычность.

— На первый-второй рассчи-тайсь, — меж тем скомандовал Виктор Васильевич бархатным баритоном.

Выглядел он лет на двадцать. Подтянутый, высокий, с коротко остриженным бобриком русых волос.

— В две шеренги строй-ся!

Класс задвигался, сталкиваясь и запинаясь, как стадо баранов.

Первое впечатление новый учитель, конечно, произвёл неизгладимое. Во время урока самые бойкие девчонки, вроде Коробковой, старались то и дело пройти мимо преподавателя. Или грациозно наклонялись, чтобы поднять с разбросанных матов какой-нибудь дурацкий спортивный инвентарь. Виктор Васильевич, может, и замечал эти нелепые поползновения, но вида, как и настоящий педагог, не подавал. Булавина в своих идиотских капри, выполняя одно упражнение, настолько засмотрелась на учителя, что не заметила лавочку, запнулась и едва не грохнулась, вызвав истерический хохот пацанов.

Короче говоря, появление Виктора Васильевича в нашей школе можно было сравнить с эффектом разорвавшейся бомбы.

Однако самые невероятные события с его участием (с моей точки зрения) начали разворачиваться чуть позже, после уроков.

Когда я привычным маршрутом в одиночестве возвращалась домой, вдруг услышала за спиной шаги. Кто-то меня нагонял бодрым и быстрым темпом. Я незамедлительно обернулась, рассчитывая увидеть какого-нибудь местного шалопая, но едва не открыла от удивления рот. Ко мне приближался Виктор Васильевич.

Я смешалась от неожиданности, совершенно не представляя, что говорить, но учитель быстро сгладил неловкость. Оказалось, мы с ним практически соседи, он остановился через дом от меня. Ну и соответственно, путь домой у нас совпадал.

В неформальной обстановке новый физрук оказался и интересным, и дружелюбным, и вполне себе «свойским». Он без труда очаровал моё девчоночье сознание и прочно поселился в мыслях. Может быть, ещё и потому, что, когда мы расстались у моей калитки, попросил называть его наедине Виктором и на «ты». При проведении официальных мероприятий, на людях и в школе я, разумеется, должна была обращаться к нему как положено — по имени-отчеству.

Я всё ещё не питала особых иллюзий, но то, что Виктор каким-то образом выделил меня (пусть и из-за стечения обстоятельств), разжигало в моей груди жаркий костёр. Я и надеялась, и останавливала себя, понимая, что есть в нашей школе девочки гораздо круче.

Но вы знаете что?

Оказывается, круче не значит лучше!

Уже на следующей физкультуре мне показалось, что мы с Виктором то и дело зацепляемся взглядами. Девочки выпрыгивали перед ним из шортиков, а он смотрел исключительно на меня. Или мне это только кажется?

Развязка наступила как-то вечером, когда Витя (да-да, уже Витя) провожал меня после очередного тематического вечера в школе.

Он взял меня за руку, отчего моё сердце забилось, как птичка в клетке.

— Валь, — сказал он почти шёпотом, но я расслышала интонацию каждой буковки. — Ты мне очень нравишься…

И вот тут моё сердце остановилось. Виктор же мягко привлёк меня к себе и поцеловал в губы.

Быть может, прозвучит смешно и наивно, но я до сих пор помню то своё состояние всепоглощающей эйфории. Его сложно передать словами. Я словно летела в небо, не чувствуя своего тела. Я парила над облаками.

Мои ноги подкосились, и если бы меня не поддерживал Виктор, я бы точно грохнулась в обморок.

Мы стали встречаться. Тайно. Потому что в России за такое могли и посадить. Мало того что учитель (племянник директрисы, между прочим!) и ученица, так ещё и малолетка. Ужас. Но. Любви ведь все возрасты покорны. Мы не замечали трудностей. Мы были вместе (хоть и не всегда, конечно). А как Витя играл на гитаре и пел мне такие жалостливые песни! У меня от восторга сводило пальцы на ногах!

Наш роман продлился хоть и недолго (мне пришлось уехать в Германию, боже, как я не хотела этого!), но остался в моей памяти очень ярким и значимым событием. Мало того, я ни секунды не жалею о содеянном — несмотря на мой юный тогда возраст, вот ни секундочки! «Валя, — сказала бы я сейчас себе той, шестнадцатилетней, — ты сделала всё абсолютно правильно, ты молодец, и я тобой горжусь!»

Ведь я уже тогда поняла одну важную вещь — побеждают не только внешние данные. Да, никто не спорит, мужчины любят и ценят красоту. Им нравится смотреть на женские прелести. Но ведь это «обложка». Есть и более глубинные вещи, которые в конце концов и определяют окончательный выбор. Внутренний огонь, харизма. Да-да, у женщин тоже она присутствует. И те мужчины, что смогут рассмотреть в тебе это, сделают свой шаг навстречу вне зависимости от наличия конкуренток. Ведь я, простая деревенская девчонка со «средними» данными, там, в Варваровке, смогла «заполучить» себе самого «блатного» и видного жениха, не прибегая ни к каким «специальным» методам.

Вы понимаете, девчонки, да?

Стоило лишь «отпустить» себя, стать чуть-чуть дерзкой и сломать привычную систему. В итоге — победить и завоевать. Как же это наглядно проецируется на нашу жизнь! Причём в любом возрасте.

Приехали

Сидит Валентина и печалится.

Позади переезд, позади долгая дорога. Позади путь из маленькой российской деревеньки в невообразимые, далёкие края. Не в какой-нибудь Новосибирск и даже не в Москву. Дальше. На иноземщину, в Германию. Хотя и нельзя сказать, что совсем в чужую сторону. Отсюда наш род, тут наши семейные корни. А значит, мы не уехали. Мы вернулись.

Мне семнадцать с хвостиком, в Германии мы уже три месяца. Мама, папа, я и четыре мои сестры — Вика, Катя, Наташа и Ирина. Я — старшая.

Казалось бы, о чём горевать, но я печалюсь.

Вокруг всё другое. Тотально. Люди разговаривают на другом языке. Улицы и дома совершенно не похожи на то, что я раньше видела. Даже воздух другой. Какой-то прозрачный, что ли. Хоть и с привкусом свободы.

Закусываю губу от досады. Как я буду учить немецкий? У меня к этому весьма посредственные способности. И как я буду понимать окружающих? Чужая страна, чужие, непонятные слова.

Сердце разламывается напополам и ноет. Не то чтобы я жалею, что уехала. Нет, что меня могло ждать в Варваровке? Грамота лучшей доярки? Медаль матери-героини? Нет-нет-нет. Не хочу. Душа болит только из-за него. Из-за моего Витюши. Хотя какой он теперь мой? Глупая! Витя без внимания точно не останется: красивый, высокий, такой… Такой… На гитаре играет.

«…Для других, — шепчет мне противный внутренний голос, — забыл тебя уже, идёт сейчас по пыльной варваровской дороге с Коробковой Люськой, та своего не упустит! А ты здесь. Одна, как… как дура!»

Я обхватываю голову от отчаяния и стараюсь не поддаваться панике.

Таня, моя двоюродная старшая сестра, сказала, что сегодня в шесть часов пойдём в тот самый домик, что стоит посреди нашего лагеря. Она в Германию переехала ещё раньше и считается для нас этаким гидом и аксакалом в одном лице. Домик во дворе — своеобразное место тусы, там собирается молодёжь, чтобы послушать музыку, выпить пива, а заодно и оценить «новеньких».

Мне немного страшно. Я смотрю на свои потёртые старенькие джинсы и вздыхаю. Чувствую себя нищебродкой. Ну кто на меня обратит внимание?

Всё наперекосяк. До восемнадцати мне ещё как до луны. Я знаю, что после совершеннолетия совсем другая жизнь. Мне надо получить права, и я смогу легально пить пиво, как взрослая!

Забегает Танька. Волосы растрёпанные.

Нам временно предоставили квартирку, чтобы перекантоваться первое время, вот в ней я и сижу-грущу.

— Ты что прохлаждаешься? — кричит Таня. — Готова?

Я глажу себя по джинсовым коленям. Конечно, готова. Мне наряжаться больше не во что.

В домике для тусовок, кроме нас с Татьяной, двое парней. Ну, такие… Посматривают с лукавым любопытством. Я зацепляюсь взглядом за одного из них: парень выглядит постарше, голубоглазый, кучерявый.

Поначалу разговор не очень клеится, идёт пустая трепотня, но после выпитого пива ребята немного «оживают». Пьют, кстати, все, кроме меня: я цежу сок и проклинаю свои младые годы. Как трудно быть подростком!

К большому моему удивлению, Сергей (так зовут моего нового собеседника) то и дело на меня посматривает и первым начинает личный разговор.

— Валентина, — вежливо представляюсь я.

Парень как парень. Обыкновенный.

— Будем знакомиться-то поближе? — подмигивает он.

Я пожимаю плечами. «Ну будем, — думаю. — И чё?»

— Из России? — прищуривается Серёжа.

— Да, — киваю я и смотрю уже почему-то с некоторым интересом.

Он салютует мне бутылочкой пива, делает глоток из горлышка.

У меня начинают румяниться щёчки. Не пойму из-за чего. Я ведь не могу знать, что этот молодой человек — мой будущий муж? Конечно, не могу.

— Если хочешь, давай завтра покатаемся, — предлагает Сергей чуть позже. — Покажу тебе окрестности.

— А парни там будут? — задаю я каверзный, как мне кажется, вопрос.

Серёжа смеётся:

— Конечно. И девочки тоже! Тогда встретимся на детской площадке.

«На детской?! — мылено фыркаю я. — Нам что, по 10 лет?»

Но оказывается, это местные достопримечательности — домик, где мы сидим, называется на сленге «халабуда», а «детская площадка» — всего лишь место в Фёрингене (деревня, где расположен лагерь) для свиданий.

Я ещё не знаю, что совсем скоро мы переедем и остановимся по соседству с домом, где живёт этот самый Сергей.

Со всеми, что называется, вытекающими из данного факта последствиями.

Я пока ещё думаю совсем о другом.

Со всей своей юношеской наивностью я мечтаю о златых горах. Мне хочется быть свободной, но желанной, богатой, но не «пустышкой», востребованной, но не «рабочей лошадкой». По молодости лет мне кажется, что всё перечисленное можно легко совместить, не прилагая каких-то сверхусилий. Вон там, за горизонтом, встаёт моё будущее, где меня ждут интересные открытия и значимые завоевания. Я уверена, что добьюсь многого. Уже в семнадцать лет я знаю, как тяжело зарабатываются деньги, знаю, что такое экономия, знаю, как несправедлив окружающий мир.

Я иду в будущее без особого страха, если не считать трудностей адаптации к жизни в другой стране.

И знаете, я не так уж и неправа. Желания и ожидания от жизни закладываются в нас ещё в молодом возрасте, особенно у девочек, когда мы становимся самостоятельными личностями. Пускай они трансформируются со временем, но главная их суть остаётся — быть успешной. А значит, быть счастливой.

Я интуитивно понимаю всё уже тогда, но делаю самую распространённую женскую ошибку. Я поддаюсь общему течению и зачем-то пытаюсь стать «как все». Я поддаюсь убеждениям родных и не могу переступить границы зоны мнимого комфорта, что больше похожа на болото, нежели на семейный храм. Я пойму это спустя много лет. Но всё же пойму. Очень важно признать, что была не права, перебороть себя и сделать шаг совсем в другом направлении. Чего бы тебе это ни стоило!

Но пока ещё я эмоциональный подросток. Я только что познакомилась с Серёгой и его друзьями. И я в тревожном и одновременно сладостном ожидании — ведь завтра мы поедем с ребятами кататься. А значит, новые приключения не заставят себя ждать.

В царстве страха

Скажите, девочки, чего вы боитесь в своей жизни? Мышей, змей, пауков? Прыгнуть с парашютом? Сломать каблук?

Сейчас расскажу, как я вступила в схватку с одним из моих страшных страхов и как вышла из этой битвы победительницей. Тут ведь какая штука. Если ничего не предпринимать, то ваши страхи так и будут грызть вас потихоньку всю вашу жизнь. Иногда это не очень обременительно, ну в самом деле, так ли уж часто нам приходится сталкиваться с пауками? Но мой страх был другого рода. Это был тот самый страх, который можно победить, только вступив с ним в прямое противостояние. Кстати, другого рецепта не существует. Только взглянув прямо в глаза страху, от него можно избавиться навсегда.

Так вот. Начну с эпизода, когда мой демон покуражился вовсю и ощутил себя на самом пике своего могущества. Представьте: я, маленькая испуганная девочка, сижу в тесной железной коробке. Ладони мокрые от пота и ужаса. Широко раскрытыми глазами я смотрю вперёд, где на огромной скорости проносятся другие железные монстры. Их движение непрерывно, и вклиниться в их поток — почти невозможное предприятие. Рядом со мной хмурый, седой и злой мужчина пятидесяти лет. Он только и делает, что непрерывно ругается, иногда даже орёт, возмущённо всплёскивает руками. Я хочу спрятаться, стать ещё меньше, забиться в угол, только чтобы всё закончилось.

— Wie oft müssen Sie wiederholen, — в очередной раз повышает голос мужчина, — dass Sie nicht auf das Gaspedal bis zum Anschlag drücken, bis Sie die Geschwindigkeit eingeschaltet haben! Drück die Kupplung aus! Kupplung, kein Gaspedal! Wie soll ich es dir sonst erklären?! Hörst du mich überhaupt?!

— А? — жалко пищу я, вцепившись изо всех сил в руль.

Я полностью деморализована. Немецкие слова путаются у меня в голове с русскими, и я ничего не понимаю. Всё, что мне хочется ответить: «Спасите, помогите!»

— Schalten Sie die Geschwindigkeit auf dem Getriebe! — с интонацией инквизитора продолжает инструктор.

Я дёргаю за рычаг, жму на педали в произвольном порядке, двигатель взвывает, как будто мы собираемся взлетать, и с пятой попытки машина под моим управлением дёргается вперёд.

Поначалу этот самый дядечка произвёл на меня хорошее впечатление. Когда меня представили ему как новую ученицу, я даже что-то там пыталась кокетничать. Но стоило нам сесть в машину, все мысли о флирте пропали у меня навсегда. Я думаю, что у инструкторов по вождению какой-то совершенно особый тип характера. Пережить то, что вытворяют твои подопечные за рулём учебного автомобиля, нормальный человек, мне кажется, не в состоянии.

После часа практических занятий я прихожу домой выжатая как лимон и ничком падаю на диван. Лежу так десять минут недвижимо, нисколько не сомневаясь в том, что я никогда не научусь водить. Это выше моих сил. Потом какое-то время рассматриваю свои волосы в зеркале. Мне кажется, что у меня тоже появились седые пряди, такие же, как у инструктора.

А ведь мне ещё учить билеты для теоретического экзамена. Какой кошмар!

«…Опережение одного или нескольких транспортных средств, связанное с выездом на полосу (сторону проезжей части), предназначенную для встречного движения, и последующим возвращением на ранее занимаемую полосу (сторону проезжей части)…»

Учу я их на русском, а сдавать буду на немецком! Я обхватываю свою бедную голову руками. Как мне не перепутать, какие лампочки будут загораться при повороте, обгоне, стоянке. И какого они цвета?

После недели практических занятий с инструктором я научилась разгоняться на первой скорости до 30 км/ч, обгонять трактора (если больше на дороге нет транспортных средств) и включать дворники, когда нет дождя. Иногда дядечка с такой силой давит на совмещённую педаль тормоза, что покрышки визжат колодками, а ремни безопасности по инерции заходят мне под кожу.

Теоретическая база вызубрена процентов на семьдесят.

Но самое удивительное, что мой страх, который поначалу откровенно надо мной потешался, вдруг начинает примолкать. Приступы паники у меня всё реже и реже. Ладошки хоть ещё и мокрые, но крутят руль в правильном направлении. А непостижимая ранее дорожная обстановка начинает принимать упорядоченные черты.

Я ещё глохну, трогаясь на светофорах, никак не могу заехать на горку, но уже не шарахаюсь от велосипедистов и включаю, где надо, поворотники. Колючий страх всё чаще затихает, скукожившись где-то на заднем сиденье. Но до окончательной победы ещё далеко.

Впереди экзамены.

И если теоретический я сдаю, как ни странно, без проблем, то на практическом (экзаменатор у меня другой мужчина, но не менее суровый) получается казус. Я «промахиваюсь» рычагом переключения и при разгоне со второй передачи вместо третьей втыкаюсь снова в первую. Бедный учебный автомобиль подпрыгивает, исполняя «козла». Я немедленно покрываюсь мурашками вперемешку с каплями пота. Украдкой бросаю испуганный взгляд на инструктора, но лицо экзаменатора непроницаемо. Это моя единственная ошибка за всю поездку, и я, мучаясь, гадаю, пока жду результата: стала ли она фатальной?

Наконец, судьба в виде мужчины-экзаменатора подходит ко мне и задаёт риторический вопрос.

— Вы уверены, — спрашивает инструктор, — что в дальнейшем сможете управлять автомобилем без нашей помощи?

— Конечно, уверена, — без тени сомнения отвечаю я.

Экзаменатор поджимает губы, смотрит внимательно на меня и держит паузу.

— Что ж, — говорит он, наконец. — Тогда получите зачёт.

Это один из самых счастливых дней в моей жизни. Я подпрыгиваю от восторга, исполняя того самого «козла», и торжествующе оглядываюсь по сторонам. Где ты, мой страх? Но его нет. Противник позорно бежал с поля боя, полностью разбитый. Я вприпрыжку несусь домой обрадовать своего мужа. Я получила права!

Но я немного поторопилась, записав страх в лигу окончательно поверженных. Через полгода он пытается взять у меня реванш. Через полгода, потому что я получила водительское удостоверение в семнадцать с половиной лет, а водить можно только с восемнадцати. Полгода — вынужденный простой. И он играет со мной злую шутку. Без практики я многое забываю, и навыки теряются.

Но неужели обескровленный предыдущими битвами страх сумеет меня победить? Ни за что. Тем более у нашего подъезда стоит новенький Wolkswagen Passat. Мы с мужем купили его «в ипотеку», аж на восемь лет. Он стоит просто космических для нас денег.

Презрев все разумные доводы рассудка, я рано утром выхожу из дома. Сергей ещё спит, сегодня — выходной. Муж строго-настрого запретил мне одной садиться в наш автомобиль. Запретил даже садиться, не то что ездить! У нас принято, что мужа надо слушать, да и мама моя говорит так же. Но я же только попробовать. До магазинчика и обратно. Права же у меня теперь есть.

Я сажусь на мягкое сиденье, поглаживаю руль. Непередаваемые ощущения. Но стоит мне завести двигатель и попытаться стронуться с места, полчища притаившегося застарелого страха атакуют меня по всему фронту. Я разучилась ездить!

Всё повторяется. Троганье с третьей попытки, затыки на светофорах, клаксоны возмущённых коллег-водителей. Каждый бетонный столб по пути — потенциальная опасность, я даже не хочу представлять, что будет, если я что-то сотворю с машиной. Это будет даже не катастрофа, это будет крах! После магазина я не могу выехать с парковки. Соседские машины так близко, что вырулить между ними невозможно. Хорошо, что, видя мои безрезультатные попытки, надо мной сжаливается неравнодушный прохожий и помогает вывести машину из «клещей» на стоянке.

Я доезжаю до дома и вместе с пережитым стрессом чувствую огромное вдохновение. Мне нравится водить! Пусть я ещё не всё вспомнила, но второй раз я научусь гораздо быстрее! То, что ещё недавно казалось для меня абсолютно недосягаемым, теперь — возможно!

Мне удалось посмотреть в самые зрачки страха. И не сбежать с позором, а принять бой, уложив врага на обе лопатки.

Может, так и стоит поступать с нашими навязчивыми страхами? Как вы считаете, девчонки?

Профориентация

Стоит сказать, что о выборе профессии я задумалась вовсе не после рождения второго ребёнка. Если бы! Жизнь — штука серьёзная, а уж жизнь тех, кто только переехал в Германию, — тем более.

Естественно, бить баклуши и радоваться новой жизни мне бы никто не позволил. По приезде мне требовалось как-то окончить школу, немецкий учебный год завершался в конце июня, а на дворе стоял ещё май. Но устраивать меня на эти два месяца никто не собирался. Всё решил компромисс — я каким-то чудесным образом отдельно сдала экзамен по немецкому на тройбан (удовлетворительно), и мне школьный курс зачли. А значит, наступал следующий этап моего жизненного плавания — трудоустройство.

На семейном совете моя тётя заявила безапелляционно:

— C таким багажом знаний и «опытом» Вальке светит или продавец, или парикмахер. А что, будет сидеть на кассе или стричь волосы в салоне.

Я сидела и только хлопала глазами.

— Ну что ж, — вздохнула мама после некоторого раздумья и посмотрела на меня. — Значит, продавец или парикмахер.

Рядом с нашим домом стоял супермаркет «Евроспар». Когда я пришла туда устраиваться, самый главный дяденька (хоть и в возрасте, но приятной наружности) даже обрадовался. Я пока ещё не очень понимала причин такого воодушевления директора магазина, принимая это на счёт собственной неотразимой обаятельности.

— Будешь работать на полочном пространстве и в холодильнике, — сказал дядечка. — Униформу получишь на складе.

Я послушно отправилась в указанных направлениях. Но ещё не подозревала, что фактические мои действия на работе будут мало соответствовать задекларированным дядечкой определениям.

Потому что работа на полочном пространстве представляла собой перетаскивание с места на место тяжеленных коробок с алкоголем или другими нелёгкими по весу товарами. А само полочное пространство находилось преимущественно в том самом холодильнике, где температура поддерживалась сами понимаете какая. Я превратилась в замороженную, согбенную под тяжестью коробок девочку. Взять, перенести, поставить, поставить галочку. Взять, перенести, поставить, поставить «галочку». Найти тряпку, ведро, помыть за дальним стеллажом. Взять, перенести, поставить «галочку». Честно говоря, я немного по-другому представляла работу стажёра продавца.

Справедливости ради было два светлых момента в этой мрачной, холодной и грустной истории.

Первый — это главный дядечка, который на меня, что называется, «запал». Ничего такого, конечно, просто ему нравилось на меня смотреть и общаться, всё-таки молодая красивая девчонка. Догадаться о его неравнодушии не составило мне труда. Началось с того, что дядечка разрешил мне взять домой некондиционные тапочки. Дальше — больше. Почти каждый день я приносила из магазина хоть маленькую, но авоську с товарами или продуктами. Жалование-то на обучении оставалось просто мизерным!

Вторым положительным фактором стало разрешение от того же главного дядечки кушать, если замёрзну, несколько конфет из старых магазинных запасов. Тут уж я развернулась вовсю и грызла сладости по любому поводу. И когда замерзала, и когда нет.

Но эти два плюсика являлись настолько маленькими по сравнению с огроменным, жирнющим минусом остальной бездумной, тяжёлой физической работы, что никак не могли его перевесить. С каждым днём я становилась всё мрачнее и мрачнее, спина болела всё сильнее и сильнее, а нос шмыгал всё чаще и чаще. Когда я представила, что меня ждут годы «работы продавцом», мне стало дурно.

— Мама, — сказала я при случае, — продавцом я попробовала. Можно я попробую парикмахером?

Мама вздохнула, посмотрела на меня и сказала:

— Можно.

Я немедленно представила себе чистенький — тёплый! — салон красоты. Ухоженных людей, ароматный парфюм, и поняла, что, скорее всего, вот оно — моё призвание!

Тётенька, владелица салона, встретила меня точно так же, как и директор магазина. Очень радушно. Заверила, что я стану в будущем отличным парикмахером. Я радостно кивала.

— Но пока, — сказала тётенька, — чтобы научиться, мы начнём со вспомогательных заданий…

Как выяснилось, заключались они в подметании чужих волос, мытьё пола и протирании витрин.

— Эй, — говорили мне. — Не видишь, что ли, Марта закончила стрижку, убери волосы из-под кресла!

Или:

— Эй, не видишь, что ли, витрина запылилась и заляпана грязью? Протри!

Короче, вместо того чтобы постигать азы парикмахерского искусства, я работала обычной поломойкой и уборщицей.

На мои робкие попытки уточнить, когда же меня начнут обучать собственно стрижкам, я получала ответ:

— Скоро… А пока приведи-ка в надлежащий вид коврик для посетителей, не видишь, что ли, его забрызгали грязью!

Узнала я и ещё кое-что об этой профессии. А именно что реальная картинка очень отличается от стереотипной. Например, в жару волосы ко всему невозможно липнут, во всё остальное время залазят едва ли не под кожу. Ты постоянно вдыхаешь химию от краски, моешь грязные, потные головы клиентов. И ещё много-много мелких, но не очень привлекательных нюансов. Но это понимание придёт ко мне чуть позже.

А пока я унизительным образом ползала с тряпкой под креслами с 9 часов утра и до 19 часов вечера.

Впрочем, вскоре мне дали «повышение». Вдобавок к уборщицкой я получила ещё и «кукольную» должность. Так как я была в салоне самая молоденькая и, чего уж скромничать, самая симпатичная, меня стали «приставлять» к посетителям. Выглядело это так.

Когда «перспективный» клиент садился в кресло к мастеру, меня подводили якобы на стажировку (чтобы я смотрела, как надо стричь), но в большей степени для маркетингового продвижения салона. Меня всегда ставили так, чтобы клиент мог хорошо рассмотреть новую стажёрку. Обычно солидные дядечки лупасили меня взглядами, причмокивали и говорили длинные фразы на немецком, которые я, естественно, не понимала. Поэтому я кротко улыбалась, делая задумчивое выражение лица. Выгода хозяйки была очевидна — дядечки давали щедрые чаевые и приходили потом чаще обычного.

Понятно, что всё это находилось очень-очень далеко от моей бывшей парикмахерской «мечты».

Но даже в таком режиме со временем я научилась делать несложные стрижки и овладела базовыми навыками ухода и окрашивания волос. Что и позволило мне позже, после рождения детей, «подхалтуривать» частным образом.