Бесплатный фрагмент - Преданый Димитрий

Моему отцу Козлову Борису Алексеевичу и моей матери Козловой (Снаровой) Ефросинье Парфёновне.

«Вы считаете себя самым праведным народом в мире, а вы развратны, злобны, мало любите ближнего и не расположены делать добро!»

Царь Димитрий I.

«Когда я с Божиею помощью стану царем, то заведу школы, чтоб у меня по всему государству выучились читать и писать! В Москве университет заложу, как в Кракове! Буду посылать своих в чужие земли, а к себе стану принимать умных и знающих иностранцев, чтоб их примером побудить моих Русских учить своих детей всяким наукам и искусствам.»

Димитрий.

Предисловие

Эта книга написана в память великого человека, который был на заре великих дел и на взлёте был коварно убит высокопоставленными заговорщиками. В течение веков он был оболган купленными лжецами-историками и при этом при жизни был надеждой Русских Людей! Никого из властителей России народ не любил и не уважал так, как его. И никого так не боялись и так ненавидели воры и проходимцы, как его. В мире нет справедливости! И многие честные люди, лучшие люди часто бывают оболганы и стёрты из памяти поколений нечестивыми предателями!

Об этом царе не снимают фильмов, и режиссёры бегут от этого сюжета, как чёрт от ладана, а книги, посвящённые ему по большей части лживы и полны необъяснимой, подлой ругани, оскорблений и лжи. Все они катятся по проторенной династией Романовых каменной стезе, из книги в книгу повторяя заезженные, как старая пластинка, ходы и оценки.

Соискателям литературных хитов вряд ли придёт в голову трогать столь живую, кровоточащую до сих пор тему и касаться не случившейся в России династии Народных Царей — Защитников, в противовес Романовым-Кровопийцам. А дело обстояло именно так — у России была возможность заиметь совсем другую династию, и тогда это было бы высокоразвитое, образованное государство с огромными перспективами развития. И этот путь был пресечен.

Так называемые «историки» затвердили, как прописи, трёхсотлетнюю ядовитую пропаганду Романовых и до сих пор величают царя Димитрия «Самозванцем», «Авантюристом», «Гришкой», «Юшкой», «Польским агентом», и т. д., хотя даже по форме это был совершенно легитимный, законный царь Руси, и как бы там ни было, приведённый к должности с соблюдением всех малейших деталей этой официальной процоцедуры. Это царь, вышедший из самой гущи народа, царь, пришедший к власти вместе с Русским Народом, царь, который затеял войну с кровопийцами и коррупционерами от власти, с хищными плутократами, и был при этом рядом с народом, отдававшим за него тысячи жизней. Хотя он почти ничего не обещал своему народу, кроме крови и борьбы.

Его планы были столь обширны, что непонятно, как они могли возникнуть в 17 веке в голове 20-летнего молодого человека, ведь по своему здравому смыслу и благородству они далеко выходили за мировоззрение людей того времени — едва придя к власти, он тут же стал готовить базис для отмены крепостного рабства и торговли людьми и подготовил все документы для открытия первого университета. Первым делом он собирался открыть Народные Школы для всех. Благодаря Чудесам Провидения, противопоставив себя официальной государственности, и с оружием рукам встав перед ней в самых, казалось бы, безнадёжных ситуациях, он стал царём и начал проводить законы, впервые нужные не аристократам — плутократам, а потребные простому народу. Он ошибался, проявляя доброту и всепрощение (что в тех условиях было равно преступному легкомыслию) и забывая о вопросах безопасности, был коварно убит во время боярского заговора, а потом оболган, замолчан и предан народом и историками.

Его жестокое убийство было внезапно осознано народом, как удар по народным интересам и вызвало чудовищное народное восстание, на время положившее конец государственности.

Ничто не говорит о том, что инерция лжи скоро будет преодолена, и слова правды наконец будут сказаны об этом человеке, слова, которые давно уже зреют над нами, но веками не находили выхода в испуганном, прибитом и веками потерянном населении. Здесь пока не находится обюдей, способных подняться до высот правды, увы! Слова правды нужны не ради него самого и ради восстановлениря его истинного лика, а ради судьбы всего русского сообщества, которое не должно позволять веками лгать себе в глаза, не имея права сказать правду

Это — законный и убитый в начале великих дел русский народный царь Димитрий I!

Тот, кого недалёки е люди вот уже триста лет пренебрежительно называют «Самозванцем». Так в компаниях бездарей очевидно во все века называют талантливых выскочек, попавших на места помимо криминальных разделов и сговоров.

А на самом деле этот человек был самым поразительным явлением в истории Русского государства.

В принципе, на этом можно было бы закончить эту книгу, но само время, тот узел, который завязался в обществе в начале семнадцатого века, будучи до сих пор неразвязан, толкают меня продолжить повестование, в попытке понять мотивы и истоки произошедшего, до сих пор в столь сильной степени влияющего на день сегодняшний.

Взгляд с птичьего полёта на мировую Историю

Чтобы подойти к этой частной истории 16 века, и заняться Смутой, придётся довольно долго петлять и бродить по тёмным коридорам Истории. Все предшествующие обстоятельства, накапливавшиеся веками, слишком сильно колыхнули тогда Русское Государство, чтобы не обращать на них внимание.

Над всем человеческим существованием, как это ни пытаются скрыть, стоит Солнце, источник нашей жизни, жизни каждого из нас, и жизни сообществ и часто — их гибели. И только Солнце являлось тысячелетиями источником утверждения изобретательной мощи Человека, его богатства и его Гибели, и только Солнце опрокидывало Государства и Сообщества, оставляя от векового величия груды костей и развалин.

Это касалось Месопотамии, Древнего Египта, Рима. Это касается и Древней Руси.

Примерно с конца 8 века Новой Эры Солнце заканчивает эпоху микрооледенений и поворачивает свое благое лицо к Человеку. Снова повышается температура, расцветают долины Европы, развивается трудовая активность, способствуя быстрому размножению уцелевших. Германские переселенцы, бежавшие из Европы, смешиваются с жителями приречных деревень и дают основание возрождения Русского народа. Исторические сведения о жизни славян до 9 века мы знаем слабо не только в силу плохой сохранности памятников, но и благодаря осознанному уничтожению исторических сведений в эпоху первой глобалистской революции — христианскому нашествию и жестокой перелицовки славянских людских сообществ. Сначала наша машина времени отнесёт нас на тройку веков назад, в гущу малопонятных событий, которые одни называют «Татаро-Монгольским нашествием, другие Великой Русской гражданской войной, а третьи полагют, что это было и то, и другое. На самом деле разложение общества, приведшее к полному обрушению государственности наступило много раньше, во время геноцида Русов, который сейчас отмечается фейерверками, как «Крещение Руси». Праздник был, надо сказать, трешеватый. Во время празднований, которые продолжались дюжину лет, божьи слуги пожгли все крупные Русские города и уничтожили более половины населения, не жалея ни женщин, ни стариков, ни детей. Одни поляне оказались лояльны к новоявленному заморскому божеству, все остальные проклинали его, погибая под копьями наёмных крестителей-норвежцев. Совсем недавно появилось первое архивное сообщение, свидетельствующее о приглашении норвежской военной дружины «для крещения Русского народа», с именем прибывшего конунга. Крещение руками иноземцев на иноземные деньги! Это всё равно, как если бы Сталин пригласил дивизию ……. приобщать белорусский город к марксизму! Смешно, не правда ли? Но на деле совсем не смешно! Для Русского населения это был акт прямого геноцида и уничтожения не только всего привычного стиля жизни, но и таких потерь лучших людей, каких уже никогда не было в самые чудовищные времена русской истории.

Меж тем Византийские Летописи сохранили всего лишь одно, но такое кресноречивое свидетельство произошедшей Коррупции: «Сего года князьям даны богатые подарки, и они крестили свои народы».

Точно так же, как христиане уничтожали в Западной Европе все свидетельства античной культуры, били арматурой десятки тысяч скульптур, жгли миллионы книг, так же они действовали в Восточной Европе, уничтожая тысячелетнюю славянскую культуру. И она была уничтожена гораздо более свирепо даже по сравнению с уничтожением культуры западной. Можно уверенно сказать, что тысячелетние Языческие культы Славян не могли не иметь своего отражения в письменных источниках — книг, и эти книги были уничтожены. По-настоящему христианство было первой совершенно нетерпимой к инакомыслию религией, религией торговой глобалистской мафии, чуждой малейшего сочувствия к святыням поколений, и в свои огненные годы это было практически молодое террористическое поветрие «философской мысли». И основой его была подспудная борьба за унификацию широкого спектра воззрений на мир и сведения его к крошечному, крайне узкому и убогому набору постулатов, благодаря которым можно было быстро и эффективно захватывать распавшиеся по территориям ресурсы Мира. При этом нам надо отрешится от лживых мифов. Одним из них является миф о том, что Византия, направо и налево навязывавшая соседним народам христианскую веру, сама была христинским государством. Увы, это совершенно не так. Византия в своё время отделилась от Западной части Рима только потому, что там власть захватили христиане, представлявшие угрозу существованию Восточной части Рима. В восточной Роме, Византии как раз были сохранены языческие законы и верования, но по существующей традиции она использовала навязывание христианских нравов только для ослабления и приведение к повиновенимю своих соседей. Фактически христианство ещё со времен иудейского восстания было эффективным политическим инструментом Рима, предназначенным только для экспорта, для разложения конкурентов, когда своё население тщательно оберегалось от его токсичного влияния. Именно поэтому наследникам Западной части Рима, уже окончательно подпавшим под влияние христианства потребовалось устраивать Крестовые походы — было логично, что христиане идут войной на язычников Визинтии.

Мы можем обсудить её один вариант развития событий — с оживлением Солнца и Природы труп Римской Империи не лучших времён стал вылезать из гроба, даруя надежду растущему капиталу на возвращения огромных рынков Европы. Но в одну и ту же воду никогда нельзя войти без последствий. Огромный кусок Рима сумел удержаться даже в годы природного лихолетья — Рим Восточный, Греческая Византия, уже трансформированная искажёнными рынками и иным характером населения, едва ли понимавшая на подъёме, что главной, Западной её части не существует совсем. Этому восточному куску Рима удалось сохранить многие римские технологии и культуру, и эта часть прежде величественного существа, лишённая ног, начала возрождаться и простирать руки туда, куда они могли дотянуться — на территории нынешней Руси. На Западе был уже другой мир, христианский и Восточному Риму нужно было спешить, чтобы можно быстрее распространять своё влиние на Восток.

Коррупция — основа Византийского метода реальной политики, в конце концов объяла элиты Руси и заставила их следовать отвратительным народным массам канонам христианства. Однако появилась проблема — народ Русский категорически отверг новое религиозное поветрие. Даже там, где (как в Киеве поляне) народ согласился формально креститься, никакой лояльности новой религии не наблюдалось, люди продолжали поклоняться старым Богам, жить по Ведическому календарю и Пятидневной неделе и праздновать святые, привычные празднества. Мы не знаем, когда властям удалось отменить Русский календарь и перейти от убеждения граждан в преимуществах новой религии к открытому государственному терроризму. У князя — крестителя не было сил самому привести к покорности такую огромную территорию и склонить населявшие её миллионы Русских. Нация была вооружена и ей нужны были более веские мотивы для подчинения такому нововведению, чем падец высокого начальства. Дюди были не такие, как сейчас, и многие были готовы бороться и отдавать жизни за свои убеждения. Вот тогда были и испрошены в Языческой визинтии деньги на крещение непокорных, вот тогда князь стал нанимать норвежских карателей и они примерно 20 лет огнём и мечом корчевали Русские города и убивали непокорных. Хаос и кровавые расправы охватили Русь. Но власть уже не могла остановить маховик насилия. Теперь надо было просто уничтожать ненавистные города, отказывавшиеся повиноваться. Все большие города Руси — болье 50 — были сожжены, было убито более половины населения (не менее 6 миллионов человек). Такой жестокой травмы Русь не выдержала. Власть стала враждебной. Государство было ослаблено невероятно, именно поэтому люди практически не сопротивлялись монголам — у них не было никакого уважения к господствовавшему над ними государству. Старая вера была убита, новой брезговали все. Индефферентизм объял долы и веси.

Я напоминаю всё это только потому, что все эти события, как ни странно имеют прямое и конкретное отношение к огненной лаве Смутного времени, ибо именно они зарядили почти тысячелетний механизм постоянного распада и неуверенности, господствующий на территории Руси с тех пор. Само существование людей вышло из привычной среды естесственных заканов природы и оказалось в душной клети психиатрических фантомов ближневосточной религии.

Конец Золотого Века Русичей

Русские не всегда были бедны, как церковные мыши. Были времена, когда их уровню жизни могли позавидовать все окружающие страны. Золотой век Русских остался в прошлом, в 9—12 веке, но был слишком близок к веку 14-му, чтобы окончательно вытравиться из народной памяти. Времена благоденствия все прекрасно помнили. Русские люди видели, как быстро падал у них уровень жизни. В девятом веке примерно шесть с половиной миллионов населения слыхом не слыхали о таком безнадёжном занятии, как пахота с сошкой. Возиться в грязи в таким климате, пытаясь вырастить репу — не лучшее из существующих занятий. Все они работали на обслуживании знаменитого волжкого торгового пути — «Варяги-Греки», перемежая содержание постоялых дворов, харчевен бесконечной торговлей, охотой, собирательством и рыбной ловлей — занятиями, от которых доныне возвеселяется всякое Русское Сердце. Непонятно, была ли христианизация неизбежным последствием прекращения действия этого торгового пути и быстрого падения доходов населения с попыткой через христианизацию добиться покорности низших слоёв, или она сама вызвала гражданскую войну, катастрофически ослабив государство, после чего русское сообщество уже не смогло защитить свой главный торговый путь, какое влияние на ослабление государства оказали бесконечные разделы, понятно только, что общие условия существования населения непрерывно ухудшались. Государство не придало значения появлению в низовьях Волги половцев, и это было одной из крупнейших ошибок тогдашней элиты. Теперь Волга была заблокирована, торговый путь закрыт, попытка крестить всех, кроме полян, окончилась восстаниями, гражданской войной и постоянным приглашением норвежских наёмников для усмирения Русского населения. Результат этого был чудовищный. Законная власть стёрла с лица земли подавляющее число крупных городов и уничтожила больше половины населения (самые большие потери населения за всю историю Русского народа).

Монголы

Монгольское нашествие добавило перцу в перегретый котёл и было попутно интересным социальным экспериментом. Государство-коллаборционист, образовавшееся на территории бывшей Руси, получило возможность веками не просто безбожно запугивать и обирать население — оно могло теперь живьём сдирать с него шкуру, превратив всех в источник наживы — податных рабов. И после ухода монголов, оно оставило эту шкуросдиральную политику в своём излюбленном арсенале. В конце концов лишние 10% налогов, вырванные с мясом из тела крестьянства, в казне не помешают!

Отступление

Время похоже на сообщающиеся сосуды и бросает свой отсвет как на людей, действующих в нём, так и на особый характер событий. Когда будущий русский царь Димитрий I только начинал свой поход из Литвы на Москву, в Англии Шекспир уже завершил «Гамлета» и приступал к «Королю Лиру», работала фондовая биржа и в лавке можно было прикупить жестяную банку с мясными консервами. «Гамлет» был первой вещью зачинающегося кровавого цикла Шекспира. Она просто поразительно намекает на то, что скоро случится на Руси. Время было непростое, время было грозное. В нём ощущался какой-то разлом. Такого разлома ещё не чувствовалось в повсеместно весёлые восьмидесятые-девяностые годы 16 века. И мы никогда до конца не узнаем причин этого поворота от Европейской комедии к Европейской трагедии, и можем лишь предположить, что так же как во все времена, начиная с Древнего Египта — Чёрной Земли. единственным, что могло в мановение ока опрокинуть привычное существование сообществ, что могло уничтожить счастье любого существования были жестокие катаклизмы Природы, так и тогда Природа планеты Земля выдала свой очередной фортель, последствием которого были великие несчастья Европы и гибель России, как государства. Что мы сейчас знаем обо всём этом?

Это всё ритмически повторяется в истории плапнеты Земли.

Но на секунду отвлекшись к судьбе одного единственного человека, ставшего всего на год правителем России русского царя Димитрия I, наше внимание сразу приковывается не только к его странной и страшной гибели, но и его последующему стиранию из Истории. Если в самом деле мы имеем дело с частным фантастическим успехом некоего самозванца, волею Фортуны на мгновение захватившего власть, из-за чего тогда сразу же после его смерти начинается такое дотошное уничтожение малейших свидетельств, документов и фактов его биографии? Из-за чего тогда триста лет продолжается сыр-бор с этим бескоенчным обзываетльством, оскорбительными речами и одновременно неустанным уничтожением всех архивных документов и свидетелей его правления? Не по Сеньке тогда это шапка. Можно было просто убить «самозванца», псомеяться над его авантюрой и забыть. Самозванец и есть самозванец, и никому он не интересен. Но мы видим другое, Захватившие власть династии, и самая главная — Романовы все последующие триста лет осознанно и с непонятной дотошностью и мстительностью стирают малейшие свидетельство об этой эпохе, накручивая мифы, выдумывая лживые версии, с отменным упорством поносят этого человека и изымают память о нём. Эта муравьиная деятельность явно выходит за рамки нормальности и говорит скорее о наследственной тайне, которая с самого начала представляла смертельную опасность для существования властьимущей династии. Нет, тут явно есть тайна, раскрытию которой препятствовали всей силой госудаорственного аппарата, тайна без срока давности, а может быть, и великое преступление без срока давности.

Мы знаем, что на пике своего непредставимого могущества, Древний Египет столкнулся с последствиями взрыва далёкого вулкана, и захлёстнутых ордами голодных беженцев из Палестины, и дефицитом пищи, пал, на 150 лет превратившись в арену смертоубийства и людоедства. Что делать, жизнь в нём была стояла на хрупкой грани зависимости от состояния речной системы, и мгновенный срыв привычных температурных режимов, в считанные месяцы смёл тамошнее общество.

В Древнем Риме несколько иной сценарий катаклизма произвёл медленное понижение температур, сопровождавшееся эпидемиями и заиливанием основных портов, пока не привёл к тому, что в 4 веке стало невозможным поддерживать государство и производства. К шестому веку наступило такое падение температур, что население Рима было практически уничтожено, и никто не вспоминал о былом могуществе величайшей из Империй.

Солнце, всевластное и всевидящее Солнце стояло за всеми этими мрачными сюрпризами, насмешливо убеждая людей, сколь сильно люди зависят от его благорасположения, и сколь сильно оно готово наказывать Человека за его чрезмерную самоуверенность. Вам, мои читатели, вам не кажется смешным и кощунственным, что люди, любители книжности, научного знания, печатают свои книги и пишут слово «солнце» с маленькой буквы, предпочитая в силу глупости и привычки эту оскорбительную для Природы и Вселенной формулу? Мы ведь при всём совершенстве своих средств наблюдения, почти ничего не знаем о том, что такое Солнце, не является ли оно, по виду представая безжизненным раскалённым шаром диаметром полтора миллиона километров, на самом деле одушевлённым и наделённым неизвестным разумом существом, злопамятным и невероятно жестоким,

о чём подозревали более разумные наши предки, даже не осмелившиеся бросить на Солнце косой взгляд.

Нам должна быть интересна эта обычная в мире всеобщая зависимость энергий и вещей, которая, по всей видимости, и порождает Время, и его особый ход в разные эпохи существования человека.

Симметрия жизни Природы и Вселенной порождает постоянное чередование мирных и благих периодов с периодами бед и несчастий, и мы и сегодня сталкиваемся с этим, с тревогой всматриваясь в «озоновые дыры» и «углеродные выбросы», начиная метаться в прогнозах, не ожидая от будущего ничего хорошего.

Наши удачи, счастье и смерть прямыми невидимыми нитыми связаны с колебанием каждой молекулы Вселенной, о кторой мы не знаем практически ничего.

Изменения

…Тогда крестили за паволоки, сегодня их готовы крестить за смартфоны. Почти во все времена декорация «национального государства» прикрывала грабительский проходной двор, где страдал нищающий и всё более закабаляемый чуждым государством Народ.

С этого времени для уцелевших слово «патриотизм» утратило всякий смысл и привело к практическому отсутствию сопротивления перед иноземным нашествием — нашествием монголов. В самом деле, к чему сопротивляться чужакам, когда свои грабители много хуже любых захватчиков?

Разумеется, там, где появляется государство, при любой его форме происходит неминуемый отбор, ротация и истребление части населения. Одной из целей государства является отвлекать население от понимания этого.

Реформы здесь были всегда особо неожиданными и зверскими. В некотором смысле транформацию населения здесь можно было сравнить с селекцией населения Англии (эти две страны по степени зверского отношения к своему населению очень похожи), но на Руси прохрустово ложе уцелевания было гораздо более жёстким.

К тому времени от былого благоденствия времён торгового пути «Варяги-Греки» ничего не осталось, христианская революция уничтожила весь интеллектуальный потенциал языческой Руси, пожгла все святые языческие тексты, превратила целые города и области ремесленников в своры бесправных и безграмотных закупов-крестьян (что и тогда было немалым падением) население было морально и физически подавлено, становилась всё более диким, необразованным, забитым и к тому же постоянно подвергалось окуриванию странными для многих христианскими лекциями. Христианская глобализация, нивелируя и переваривая население, тем самым подготавливала прекрасную почву для завоевания страны иноземцами. Защищать такую страну для многих не имело никакого смысла.

Примерно такой же процент ошарашенности присутствует в массах как во времена монгольского нашествия, так и во времена глобалистской христианизации более ранних времён.

Монгольское нашествие окончательно сломило Русский Народ. В очередной раз русские люди увидели ничтожество и наивность своей хищной и глупой элиты, при этом не уступавшей во лжи, жестокости и жадности роскосым пришельцам. Срузу же сплотившись с чужими ворами, местные воры-новоторы быстро приспособилась к новым условим грабежа собственного населения и присоединились к монголам в грабеже масс. До христианизации, разоружившей вооружённый народ, книзьки побаивались трогать его слишком сильно, оставляя ему известную свободу. Монголы довершили унижение и разоружение Русского народа, развязав руки и местным высокопоставленным грабителям. Монголы были более структурированы, и именно они внести в российскую государственность черты абсолютного презрения к обычным людям. С того времени осталось импортированное государство-чужак, государство-захватчик, государство-людоед, только в пропагандистских целях спекулирующее на общечеловеческих ценностях — патриотизме, любви к детями т. п. На деле самые свирепые людоедские государства Африки — были ничем по сравнению с этим монстром. Православные церкви и до того бывшие в глазах русов не то колаборционисткими бандами, не то искусственно внедрёнными коррупционными агентами влияния, открыто обслуживая и подчиняясь монголам, теперь утратили вообще всякую легитимность и в своих проповедях воспевали благость монгольского правления. Тем же самым попы занимались в Белоруссии в 1941 году, костеря большевиков и призывая к послушанию немцам. Все знали о тех преференцих и бонусах, которые были подарены монголами христианской церкви. Монголы не просто освободили церковь от всяких налогов (криминальная традиция, благополучно доковылявшая до нынешних времён), но и одаряли её иной раз немалыми премиальными бонусами за лучшее закабаление русских рабов. Местная княжеско-боярская элита ловко влилась в стройные, сплочённые невиданным интересом ряды грабителей населения и к налоговой десятине монголов присовокупила ещё примерно двадцать процентов налогов и разбойничьих поборов на своё безбедное существование. Таким образом, монголы потихоньку из безжалостных захватчиков превратились в глазах местных князьков во вполне законных крышевателей этого акульего пира и тали частью людоедского сообщества, поедавшего Русский народ. Можно было бы считать анекдотом, что после исчезновения не только последнего монгола с территории Руси, но и самого улуса, русские князья ещё более ста лет пугали население чучелом монгольского нашествия, призывая поданных побыстрее раскошеливаться перед этой угрозой и под эту сурдинку нагло грабя остатки населения. Прежде, во времена волжского торгового пути прекрасно жившее население, занятое в основном торговлей или обслуживанием торговых путей, было превращено в свору нищих крестьян, копающихся в земле. Как в этих услових уцелели наши несчастные предки, трудно даже представить! Можно себе только представить вполне логичные формы пропагандистких виршей книжеской власти. «Платите, платите, добрые русские люди, сколько бы ни было, главное — платите! А то придут монголы — снова всё пожгут, уведут ваших жён!» — таков постоянный рефрен тогдашней княжеской пропаганды. При том, что с момента разоружения населения стала резко возрастать практика продажи русских людей на Константинопльском рынке — книзья не скупились, поставляя этот товар во всё возраставших количествах. Экономическая политика их работала в этом же русле, пропагандируя долговое рабство (не подобные ли явления мы ныне видим в ипотечном водовороте?).

С исчезновение монгольского пресса на экономику, государство, сохранив практически все монгольские институты власти и подходы, стало снова потихоньку опериваться и приходить в себя. Прежде всего пред ним встал вопрос, как вернуть те русские территории, до которых монголы не смогли дотянуться и которые за столетия ига успели оформиться во вполне успешные государства. Эти государства, ввиду совсем иной общественно-политической формации, естесственно, совершенно не спешили объединяться с Московией. Речь, разумеется, идёт о Литве. То, что тогда называлось Литвой — совершенно иное территориально и этнически государство, чем Литва нынешняя. Литва, стопроцентно населённая тогда русскими, оставалась этнически чистым русским государством, сложившимя в совсем других условиях, чем покорённая и равзвращённая иноземцами Московия, и никаких здравых мотивов объединяться с растленной Московией у неё не было. В этом суть неимоверно сложных, антагонистических отношений Московии с Литвой, всех этих бесконечных походов туда-сюда, постоянного и живого перетекания населения то из Литвы в Московию, то бегства населения из из Московии в Литву, включая множество беглых представителей элиты (примером чего являлся князь Курбский). Московии сравнительно легко удалось покорить родственные своим политическим устройством территории, контролировавшиеся монголами, остальные русские территории поддавались ей с трудом.

Монголы за время своего господства сформировали на Руси типично оккупационную систему правления, с господством спецслужб и таможенно-налоговых органов, но и они при их силе воспринимались населением, как орда всесильных врагов и грабителей. Удивительным свойством этой невероятно сильной и нечеловечески хрупкой системы была остававшаяся незыблемой народная мифологема — кругом разбойники, но на самом верху находится красно Солнышко — народный царь, он же — единственный заступник и защитник. Эта мифологема в чуть изменившимся виде присутствует и в нынешнем народном восприятии.

Ввиду отсутствия всяких бонусов для населения для поддержания порядка использовался только дин инструмент — запугивание и крайне жестокие законы. Чем ниже оказывался статус человека, тем более неукоснительными и жестокими были законы.

Укрепление Русского государства и его церкви, как основного земельного олигарха, совпало с одним немаловажным и неожиданным обстоятельством — источник подражания и пиетета, уцелевший осколок Римской Империи — так называемая «Византия» — всесильное и могущественное по виду государство, вдруг пало и превратилось во вражеский мусульманский Стамбул. Прекратился ручеёк коррупционных денег и поставка модных и качественных товаров для элиты. Беда страшная! Но старых друзей не предают. Да и инерция государственного строительства была велика. На поверхности лежало желание элиты продекларировать наследственную преемственность от Римского трупа, и заявить о своих амбициях подхватить павшее знамя святой Византии с её святой верой и продолжить её имперские традиции. Что было и сделано, несмотря на то, что никаких ресурсов для поддержания такого статуса не было. Так на монгольские оккупационные государственные институты был напялен уже изрядно сгнивший Римский хитон, и в таком виде явилось набирающее силы Русское государство. Династия Рюриковичей стояла у истоков этого новоявленного государства, обеспечивая известную стабильность и преемственность, хотя о полной преемственности говорить не приходилось. Каждый новый руководитель правил со своими уникальными представленяими о добре и зле, и характер каждого нового руководителя, контролировавшего все ресурсы и денежные потоки, зеркально отпечатывался на выражении лица Русского государства. Разумеется, процесс энтропии и вырождения уже давно довлел и над этими древними династиями. Если у первых Рюриков хватало ума и здравого смысла устраивать торговые пути «Варяги -Греки», настраивавшие население на торговлю и обслуживание торговых путей, не слишком напрягая население неприятной и малоприбыльной пахотой, то лишённые торговых путей нынешние микрорюрики не имели никаких возможностей эксплуатировать новые технологические возможности и обходится тем, что им досталось — землю. С этих пор довольно тяжёлые Российские земли становятся основой богатства, а государство становится громоздким и малоэффективным, и вспоминать о богатстве и зажиточности старых торговых времён становится небезопасным. Этот отяжелевший, малоэффективный монстр зацикливается на самой простейшей схеме поддержания порядка — чураться всяких технологий и выкачивать все средства из непосильного труда крестьян — самого низшего, самого беззащитного и уже приученного к абсолютной животной покорности слоя населения. В таких услових поведение властителей превращается из внятной политики в бесконечную череду комических гэгов и труднообъянимого произвола, топили ли властители музыкальные инструменты в реке или брило бороды. Политику сменило массированное издевательство над населеним. В конце 15 века в Европе, когда капитализм уже разрывает своими свежими росками заскорузлый панцирь феодального господства, а на Руси всё катится по накатанной — государство продолжает всё более закабалять растущее крестьянское население — эту дойную корову московского олигархата. Собственно говоря, эта моно-модель доковыляла и до сих пор. Нынешние нефть и газ — это земля 15 века. Впрочем с той разницей, что тяжесть возделывания земли всегда требует живого раба, её возделывающего, а обладателю газа и нефти это избыточное население совершенно ни к чему, и от него можно потихоньку избавляться.

Изменение было только одно — содранная с русских шкура шла теперь не в карман монголов, а в карман невероятно растлившейся местной «элиты», которая ни на йоту не собиралась улучшать условия сущестования Русского Народа, а только рассказывало ему страшные сказки о приближающихся ордах монголов. Наоборот. Как ни странно, монгольское сообщество было вовсе не чужно прогрессивным вещам — они покоряли мир и жгли деревянные города китайскими пороховыми ракетами, устраивали периодические переписи, вводили прочие усовершенствования, чтобы планировать и знать ожидаемые дани, они завели отменно действовавшую почту и службу перевозок, они ввели бонусы для православных попов, которых не тронули даже пальцем, понимая, сколь сильно попы помогают делу закабаления человеческого разума. Так продолжалось два века, а потом стало ясно, что никаких монголов ждать ниоткуда не приходится, и огромный монгольский тигр, один рык которого из-за горизонта прежде вызывал оторопь у любого окольничего, превратился в болонку с бантиком на шее. Теперь надо было самим под свою ответственность приниматься обирать население.

После монголов

Период становления новой государственности после монголов был особенно тёмным и страшным.

К концу 16 века интеллектуальная жизнь Европы питалась жалкими ошмётками Древнеримского интеллекта и науки, множество раз пропустив всё это величественной наследие через микроскопическое сито христианской цензуры, и людям этой эпохи даже в голову бы не пришло, какой страшный путь вниз совершили их сообщества, ринувшись от материалистической философии и Богов, связанных с Силами природы, к анекдотической истории необразованного иудейского пророка, убитого за слишком длинный язык. К тому времени сообщества повсеместно погружались в морок этой своеобразной религии, и все человеческие проявления были окуклены оболочкой схоластики и ханжества. В это время самое главное в сообществах — борьба страт и классов происходит только в рамках этих по видимости схоластических споров, никогда не выходя за их орамки, и вызывая только появление бесконечного числа так называемых «ересей» или аапендиксов старых форм христианской религии.

Совсем недавно Германию потрясли доски Лютера, прибитые к двери аббатства, совсем недавно король Англии своей волей уволил и истребил на корню католицизм и ввёл свою собственную, частную форму христианства.

Совсем недавно на территории Руси и Литвы начались разделы религиозных воззрений, и чем западнее, тем их было больше, и тем интереснее они были.

Часть Руси, не оккупированная монголами, за два столетия нахождения под пятой захватчиков настолько духовно и политически отделилась от Руси оккупированной, что между ними пролегла целая пропасть, и с той поры они навсегда останутся на разных берегах, то и дело пытаясь объединиться, то и дело нападая друг на друга, и всё время

пребывая в хрупком состоянии полусотрудничества — полувойны. Потом эту западную часть Руси — Литву поглотит Польша, и ситуация станет ещё более запутанной и тёмной. Благодаря обилию ресурсов Московская Русь, избавленая от грабительства монголов, тяжело и медленно поднималась с колен, установив систему правления, напрямую повторявшую монгольскую государственную деспотию, даже намёком не собираясь отходить от этой чрезвычайно эффективной системы повального грабежа населения. Самым лакомым наследием монголов была чудовищная налоговая система, позволявшая оставить далеко позади тысячелетнюю десятину, взымаемую с населения — теперь легко можно было драть с него и 15 и 20 и даже 25 процентов.

Русскому менталитету была свойственна эта милая особенность — в своих бедах большинство пристёгнутого к земле населения всегда обвиняло только «лихих» чиновников или вороватых бояр, но никогда осознание этих людей не поднималось до осознания явной вины царской власти и лично царя. Эта особенность проковыляла сквозь века и благополучно докатилась до нашего времени. Как и тогда обыватель чертыхается на «лихих» или «кормящихся наместниках губерний» и хлопает глазами при упоминании высшей власти, выплёвывая «Да кто ж кроме него!». Высшая власть у него всегда чиста, умела, благородна, вот только «лихие люди» ей мешают и постоянно вставляют ей палки в колёса и гадят, мешая веками навести даже элементарный порядок. Так же, как тогда жалкий обыватель, хмуря брови и стоя посреди грязной лужи, нудит: «А кто ж кроме него?», хотя видит перед собой какую-нибудь жалкую, омерзительную, невзрачную немочь! Этот психологический ньюанс очень значим при разговоре о любой из бесчисленного набора имевшихся форм российской «государственности».

При всём зверстве правления Ивана Грозного, это был вполне уважаемый народом правитель. Его чудовищное обращение с простолюдинами в глазах народа с лихвой компенсировалось точечными зачистками отдельных бояр, дворян или их семейств, чьё часто публичное растерзание и казни были серьёзной моральной компенсацией беднякам за их неимоверные страдания и нищету. Театрализированные шоу уничтожения врагов, все эти казни отличались отменным разнообразием и волнующей творческой выдумкой. Тут и вешали, и рубили, и подвешивали на дыбу, и надевали глухой намордник на физиономию, и травили медведями, волками и собаками и зарывали живьём, рвали языки и органы, сажали на кол и иные острые предметы, разрывали механизмами и лошадьми, морили голодом и холодом, и сжигали, ну и разумеется, топили в проруби. Ни возраст, ни пол не могли спасти преступника от этого волнующего разнообразия форм его грядущего конца. Единственно — в этом не было никакой скуки. Нет никаких сомнений, что царь проявлял личную заинтересованность в готовящемуся шоу, и скорее всего был режиссёром и сценаристом намечавшегося представления, планируя малейшие детали его. Единственным же мирным развлечением тогда была церковная служба, пение и жжение свечей. Театров не было, варьете отсутствовало, скоморохов и бродячих музыкантов давно запретили и перебили, к тому времени ещё отец богобозненного монарха извёл, сжёг или утопил в реке и музыкальные инструменты и маски.

Теперь только казни были единственным адреналиновым развлечением публики, и на них всегда стекались немыслимые толпы зрителей. Достойно сожаления, что царь не додумался построить Колизей на Красной Площади. Это была форма истинной справедливости — царь бил всех, и бедных, и богатых, кто вываливался из жёстких рамок феодального застенка. Бедных он бил по праву, богатых — по справедливости. Народу, привыкшему, что веками бьют только его, такое разнообразие пришлось по вкусу. Думая, окажись на лобном месте в толпе зрителей, я бы испытал подобные же очаровательные чувства. У царя были отменные успехи — он разгромил Казань, громил Крымское ханство, и хорошо начинал в Ливонии, и даже то, что в Ливонской войне его вконце концоы отстегали, как малыша, не могло перебить очаровательное великолепие его ранних свершений и побед. Да и сама инерция власти даже самого скверного правителя всегда очень сильна, и до того времени, пока большинство народа полностью разочаруется в нём, проходят иной раз десятилетия, если не столетия.

По мере становления и укрепления Мсоковского государства и появления всё новых свор боярских и служивых аристократических дармоедов, высасывание сил Русского народа только нарастало, прикрытое несколькими несложными государственными, «патриотическими»

мантрами. Наконец настал момент, когда решили прикрыть последнюю замочную скважину, через которую зависимый труженик (крепостной раб) мог ускользнуть раз в год из абсолютной власти хозяев — Юрьев День. С самого начала Юрьев День был неизбежной уступкой власти на ранних стадиях послемонгольской жизни, (кота ведь нельзя загонять в угол). Но с тех пор карательный аппарат государства так усилился, а крестьяне были настолько обезоружены, что с ними уже можно было обращаться поистине бандитскими методами — просто делать рабами, потому что хочется.

Сделано это впервые было с вполне понятными экивоками власти на слишком трудное положение государства, с призывом потерпеть и обещание скоро, по улучшению обстановки, разумеется, отменить это временное ухудшение положения крестьян. И тут власти нельзя было полностью лишать народ надежды! Потом отмена эта каждый год пролонгировалась, пока до населения не стало доходить — всех ограбили в очередной раз!

Отмена Юрьева Дня была кошмарным ударом по психике Русских людей. Русских окончательно закабаляли, делали в массе своей рабами, без малейшей надежды обрести лучшую жизнь в рамках следующих поколений. Страну потихоньку обнимали народные выступления и неизбежный бандитизм на дорогах.

В высокой степени все эти тенденции стали намечаться уже при жизни отца Ивана Грозного, и они говорили о глубинном нестройстве государства.

Неисправимая Пропаганда

Романовская пропагада, прошу прощения, пропаганда лживая, веками твердила вам в своих книжонках, в ухмылках провластных писак, что Григорий Отрепьев — «Самозванец», и что «Романовы» — «законные властители России». Мы верили этому допущению, верили, как люди напрочь отвыкшие верить, что честному человеку, да и вам вместе с ним может так потворствовать фортуна и дух времени, может так повезти, что он попадёт в высшие сферы власти и будет править вашей страной к её благу сегодня и в будущем.

Как уберечь наследника?

Отнять чужое состояние можно было с помощью оружия, но и обычным в истории методом — пресечь престолонаследие. И изучая отца Ивана, да и более ранние времена, мы постоянно нарываемся как на попытки уничтожить конкурента-наследника, так и тайные мероприятия по сохранению наследника. Вспомним, что первой женой отца Ивана Грозного была женщина, позднее попавшая в опалу и отправленная в монастырь. Уже в монастыре она родила мальчика (законного наследника), который скоро якобы умер.

А теперь внимательно прочитайте следующую фразу: в 1930 годах была вскрыта могила этого младенца и в ней найдена… кукла ребенка в погребальных нарядах…

Логика понятна — новая жена отца Ивана Грозного, разумеется, побеспокоилась о убиении попавшего в опалу потенциального наследника и конкурента, и мать загодя спрятала его в надежное место, представив публике комедию его похорон. То есть уже тогда была отработана система спасения наследников в приёмных семьях.

Есть в народной молве того времени смутные намёки, что он был вывезен к Крымскому Хану и воспитан там под именем Кудеяра. Поскитавшись потом по свету, став предводителем банды разбойников, сбил себе банду, занялся крупным грабежом и так и не сумев вернуть себе Российскую корону, неудачливый наследник был убит, когда центральные власти обеспокоились своей безопасностью. Возможно, имеющиеся свидетельства интереса Ивана Грозного «к Кудеяру Тишенкову», как его величали в официальных документах, и отражает его интерес к судьбе двоюродного брата.

В любом случае, этот пример напоминает нам о том, как трудно было тогда в борьбе за власть сохранить жизнь не то, что простому человеку, но даже и наследнику трона.

История и Вектор Сил Природы.

Что мы вообще можем сказать о 1600-х годах. Мы можем констатировать влияние или приближение какого-то сильного природного катаклизма. Сейчас ясно, что историю никогда не делали люди, но всегда Природа. Медленное падение температуры на три градуса не оставило от Римской империи ничего, кроме развалин и трёх веков смутного времени, о которых вообще нет ни одного свидетельства. И нет ни одного государства, обрушенного людьми, но есть только величественные силы Природы и её верного слуги — Солнца, порождающие и уничтожающие людей и государства. И в такие эпохи действия людей только являются последствием действия сил Природы. Сообщения о разного рода неурядицах дошли в 1600 году из разных стран и имеют разную окраску. К примеру, можно обратить внимание на изменение такого чуткого барометра общественных настроений, как Шекспир. Этот год разделяет подобно глубокому разлому его творчество. До 1600 года его пьесы — собрания шуток, веселья, оптимизма и молодости, после 1600 года — в них одни кошмары, убийства, смерти и муки. Известно, что один за другим в это время вдруг неожиданно умирают его самые близкие люди — единственный сын и отец, умирает младший брат, совсем молодой человек, что скорее всего говорит о какой-то скрываемой властями эпидемии. Умирает единственный сын Шекспира.

В это время странной смертью умирает и королева Елизавета I, незадолго до смерти охваченная невиданной депрессией и припадками отчаянья. С 1603 года начинается сплошная эпоха эпидемий и смертей.

Приближение катастрофы чувствуется и в России. В конце концов над всем нашим существованием, несмотря на то, что многие пытаются закрыть на это глаза, стоит Солнце. Именно оно и является явным актором всякой истории, и его тайная, величественная, непредсказуемая жизнь, сопровождающаяся то взрывами активности и выбросов энергии, то спячкой с заморозками и неустроенностью, является главным источником человеческой истории. Во времена оптимального излучения Земля благоденствует и род людской купается в благах и счастье, во времена болезни Солнца род людской подвержен мучительным бедам, болезням и смерти.

В 1600-м году присутствует нечто таинственное. Возможно, это эффект конца века и начала «новых времён».

Что же касается истории Димитрия I, то следует обратить внимание на то, что источники этого правления в России были с фанатичным тщанием уничтожены всеми последующими правителями этой страны, не исключая и советских, а то, что сохранилось, едва ли можно рассматривать, как информацию — это сплошь пропагандистские байки, направленные на дискредитацию этого выдающегося правителя. Даже советская историография, по своей логике обязанная хотя бы начать разбираться, что есть истина, а что — ложь, полностью легла под фантастические россказни Романовых и поддалась сплетням о «польском засланце», «самозванце», «Гришке», «Юшке»и т. д., и не стала исследовать глубинные мотивы великой и отчаянной борьбы, которую в это время вёл Русский Народ за своё освобождение, отчаянной борьбе со всей этой вороватой гоп-кампанией, которая за века расселась на его хребте. Ложная пропаганда убирала все ньюансы из ужасной и неизбежной дилеммы — признавать ли правление «родного» людоеда, пользующегося всеми ресурсами страны для закабаления и эксплуатации плебеев — «более приемлемым и патриотичным, чем борьбу народа ничтожными ресурсами, готового иной раз воспользоваться в своих целях любыми средствами, в том числе силами извне. Само собой разумеется, чудовищные ресурсы государства в подавляющем числе случаев пресекли любые попытки населения избавиться от гнёта плутократов, но достойно восхищения, с каким упорством и героизмом лучшие Русские Люди, погибая, поднимались на несправедлиость век за веком, истощая себя и наконец достигнув освобождения в 1917 году. В этом смысле, несмотря на поражения, у Русского Народа больше шансов на установление баланса и справедливости в будущем, чем у кого бы то ни было в мире. И правление Димитрия, вызванное этой борьбой — важный эпизод на этом пути.

Преддверие

Итак, после смерти Ивана Грозного царём становится его сын Фёдор. Человек по всем свидетельствам это был слабый и очень болезненный. На время такое разжиженное, слабо-выраженное правление устраивало всех, и при этом было просто рождественским подарком его шурину, родному брату супруги Фёдора Иоанновича Ирины Годуновой Борису Годунову.

Предполагая жестокую политическую борьбу вокруг такого слабого властителя, Грозный созвал опекунский совет, в который, как полагают осознанно, принял членов двух конкурирующих партий. Когда в государстве правит умственно-неполноценныйчеловек. Опекунскийсовет оправдывает своёимя только если его члены всё время ругаются и поносят друг друга.

Облик Фёдора сохранён как в нескольких аутентичных изображениях, являя нам сгорбленного, маленького ростом человека, с длинным носом и донельзя печальным взором.

Итак, был назначен опекунский совет, но он просуществовал недолго и, составленный из членов раждебных кланов, быстро распался. Годунов попал в сферу Ивана Грозного, будучи тихим помощником старшего сына Ивана, но во время Опричнины женился на дочери Малюты Скуратова и начал делать блестящую карьеру при дворе Грозного, не слишком засвечиваясь в кровавых делишках своего тестя. Он был почти совершенно не замазан убийствами Опричного времени и казался весьма уважаемым боярином среди самых высокопоставленных. Попав в опекунский совет, он быстро вытеснил всех остальных соискателей в виде неизбежных Романовых и теперь в одиночестве опекал Фёдора, который едва ли осознавал, что творится вокруг, и нудно гукал и лепетал на троне, иногда заливаясь радостным смехом перед ошарашенными послами, лукаво показывая пальцем на державу и посох. На тучном его, рыхлом теле сидела мелкая, как шишка, голова с длинным крючковатым носом. Однако ему не были свойственны злобные припадки отца, и он был по слухам очень добр, суеверен и набожен до самоотречения.

Разумеется, в этой истории все родственные связи имеют первостатейное значение, поэтому к семейным связям наших персонажей следует присмотреться особо.

Мы знаем, что с самого начала правление Фёдора было крайне несамостоятелен. Не только в силу его слабоумия или болезненности, что, разумеется, было основной причиной, но просто по причине сложившейся тогда конфигурации двора. Годунов с его связями и опытом «старого опричника» обладал силой и реальными связями и влиянием, какого при всём желании никогда не могло быть у больного человека с его ограниченными физическими возможностями и неуверенностью в себе. И решение сразу же после вступления в царский сан отправить Марию Нагую с сыном в Углич, было, конечно, не его самостоятельным решением, но давно выношенным решением Бориса Годунова.

В любом случае, как только попытка создать опекунский совет разрушилась, судьба его проигравшей части была решена.

По свидетельству очевидцев, при прощании Фёдор якобы плакал и гладил «любимого братика» по головке, но надо думать, что даже не великого ума Фёдора, происходившего из семейки прожжённых московских плутократов, хватило ума на то, чтобы на виду проявить примитивную дипломатичность. Скорее всего он умел хорошо скрывать свои истинные чувства и намеренья. Скорее всего это было попыткой создать у окружающих лживое впечатления о семейном единстве и приязни Фёдора к двоюродному брату и отсутствия намеренья вредить младенцу-конкуренту.

Мария Нагая, конечно, понимала скрытые причины её удаления из Москвы. Годунову был не нужен ни Фёдор с его ущербностью, ни малолетний Димитрий, и конечно, она чувствовала, что Борис хотел избавиться от них всех, как от назойливой и почти не опасной докуки на его пути к абсолютной власти и установления новой династии. Но Борис стоял за спиной слабого и безвольного, больного и набожного Фёдора, когда высылал Нагую с сыном от имени Фёдора. Но возможно и допустить, что Фёдор, чувствуя свою политическую слабость, и сам был не рад видеть родного братцы вблизи, и не имея возможности избавится от всесильного Годунова, сам решил избавится от потерявшей силу Нагой с сыном. В Галиче избавиться со временем от Димитрия было много легче, чем в Москве. Галич — город маленький, здесь было легче потихоньку присмотреться к распорядку жизни Димитрия и его окружения и принять решение. При всей своей внешней «нелигитимности» Димитрий представлял серьёзную проблему. Если Фёдор мог только слабеть, Димитрий мог только набирать силу. И Нагая понимала, что как бы долго ни продолжалась ссылка, этому в любой момент может быть поставлен предел и её сын может быть убит.

Очень возможно, что уже не дожидаясь отъезда, она тайно пристроила сына в семью, связанную с Романовыми, взращивая чужого ребёнка, которым ей не жалко было пожертвовать. И так же возможно, что человек, которому приписывают роль «Самозванца» — Григорий Отрепьев, был на самом деле незаконным сыном самого Ивана Грозного. Никто не знает ведь, в каких любовных шашнях участвовал неутомимый в любовных утехах царь и сколько бастардов тянулось за ним следом. Шансы незаконного сына или дочери воспользоваться своим происхождением были равны нулю, но сам факт такого родства мог пробудить в неудачливом, но умном и амбициозном «наследнике» известные тщеславие и амбиции, а сама близость к эпицентру дворцовых интриг и знание о происходящем могло подсказать извилистые пути дальнейшей интриги.

Интересно что год рождения Юрия Отрепьева почти полностью совпадает с годом рождения Димитрия. Имение Отрепьевых было под Галичем, в непосредственной близости от дворца Марии и учитывая малочисленность уезда — 2—3 тысячи человек, ясно, что Нагая знала их и общалась с ними.

Перемещение Нагой с сыном в Углич было запланировано уже давно. Через несколько лет к семье Нагой и Димитрию, «для наблюдения» за царевичем и его матерью были официально приставлены: дьяк Михаил Битяговский, его сын, его племянник Никита Качалов, в официальную обязанность которых было вменено постоянно и подробно докладывать Годунову о жизни царевича и его матери. Каким образом осуществлялась связь с Годуновым, была ли особая почта, нам не известно. Этакая семья сыщиков и соглядатаев, приставленная якобы с благой целью к претенденту на престол огромного государства, естесственно, не могла не пугать вдову.

Из довольно многих источников мы кое-что узнаём об удивительной личности царевича Димитрия.

Димитрий, сын Нагой.

Личность это была преоригинальнейшая.

Все свидетельства наперебой гласят, что он был мальчик, психически ненормальный, и с рождения страдал «падучей болезнью». Так издавна называлась эпилепсия, болезнь королей и гениев. Такая болезнь возникает по наследственным признакам, естественно, но и отчасти от невыносимых переживаний, страшного удара, как правило — тяжёлых впечатлений раннего детства. Уже Иван Грозный в детстве проявлял невиданную жестокость, и сам был жертвой внутриродственных браков. Своей крайней жестокостью и Димитрий, он явно пошёл в отца. С раннего детства, как и самого маленького Ивана Грозного, Димитрия волновали муки казнимых. Когда ему было восемь лет, он любил во дворе гоняться за курами и, загнав в угол, забивал их палкой обязательно до смерти. А когда резали скот, он был тут как тут, как завороженный, с открытым от любопытства ртом, со счастливой улыбкой, с выпученными глазёнками, с первого мгновения до последнего наблюдал всю процедуру убиения животных, и было видно, какое любопытство терзало его, какое трепетное наслаждение досталяло ему страдание этих невинных и беззащитных тварей. Чуть позднее, в раннем отрочестве с приходом жестоких припадков, он кусался и начинал глодать руки тех, кто его пытался успокоить.

Что это, как не инфернальный эстетизм?

Мальчик был неотёсан, груб не только по отношению к животным, но и людям.

Интересны свидетельства иностранцев о детстве Димитрия. Пребывавший в то время в России ландскнехт Конрад Буссов рассказывал в своей «Московской Хронике», как на его глазах Димитрий зимой вылепил из снега несколько снежных баб, потом представил их присутствовавшим, обозвав именами самых знатных бояр, а потом с яростью стал рубить им снежные головы, рубить их руки и ноги, тыкать в них с великой злобой пикой, и пришёптывал при этом: «Вот стану царём, этого так, того так! Получай! Буде вам!» Снежная баба Бориса Годунова в этом ряду стояла первой.

Несомненно бояре и сам Борис Годунов, уже насмотревшиеся на чудачества и проделки самого юного сынишки IV, знали об этом феномене и не считали такое поведение возможного наследника просто милыми шуточками невинного младенца. По их головы взрастал очередной монстр — серийный убийца. А они ещё помнили чудеса Опричнины и взвивы убийственной фантазии Грозного.

Сохранились сведения, что Димитрия в Угличе несколько раз пытались отравить. Было ли это на самом деле, или это последствия подозрительности окружения, всё время жившего в атмосфере ожидания нападения и беды, мы не знаем. На самом деле убить мальчика мог желать не только Годунов, но и другие кланы, в частности, те же Романовы, чтобы, бросив подозрение в убийстве наследника на Годунова, попытаться отстранить того от власти или ослабить его влияние, а потом, будучи самыми близкими после Годунова к власти, самим её захватить. Романовы уже дано облизывались на престол, боком приближаясь к нему и иной раз уже почти обладая им.

Но…

Но может быть и так, что всё, что мы знаем о Димитрии — сыне Марии Нагой — выдумка. Его болезнь могла быть выдумкой в силу попытки отведения от покушения, ибо какой смысл по логике покушаться и убивать маленького, безнадёжного в смысле интеллекта мальчика? Миф о его болезни мог быть вызван и выдуман самой Марией Нагой. А все эти сыскные дела потом могли быть идеально подделаны от первой до последней буквы не хуже, чем это делается сейчас. Многие почему-то полагают, что в 16 веке жили такие примитивные и нерасчётливые люди, и орудовали более глупые, чем сейчас, спецслужбы. Наивное предположение тех, кто изучает «историю», презрев всё сопутствующие «Истории», называемые Жизнью.

Гибель в Угличе

Итак, в середине дня 15 мая 1591 года в Угличе при довольно-таки странных обстоятельствах Димитрий погиб. Известно только, что, якобы он играл в ножички, и был найден с проткнутым ножом горлом.

Даже разысное дело не даёт никакого представления о том, что же на самом деле произошло в Угличе в тот день. Где он играл, в каком месте всё произошло, с кем, оставался ли один или был в компании ребятишек? Это было рядом с домом или где? Кто увидел первым мёртвого Димитрия?

Но реальность была такова, что воющая от горя и гнева Мария стояла над телом сына вместе с братьями.

Два угличских гражданина — священник Константино-Еленинской церкви Фёдор Огурец и сторож Максим Кузнецов стали изо всех сил бить в колокол, скликая народ на правёжь.

Скоро в Угличский Кремль сбежались практически все жители. В смерти Димитрия на месте были обвинены Данила Битяговский, Никита Качалов, Осип Волохов и ещё несколько посадских людей. По приказу Михаила Нагого они были мгновенно казнены. О том, как и когда был похоронен Димитрий, и как проходили похороны, ничего не известно.

Как известно, дыма без огня не бывает! Когда Димитрий жил в Угличе и рубил снежных Годуновых, его мать тряслась от страха за свой бесценное сокровище. Конечно после попыток отравления Димитрия (о которых нам известно) она со своим верным окружением думала о том, как уберечь сына. Идея тайной тоже подмены лежала на поверхности. Но если настоящий Димитрий и был отправлен подальше от опасности, это могло произойти, как мы уже говорили, и в момент отъезда в Углич, или сразу же после приезда в Углич в 1591 году. Версия о том, что мать Димитрия, предчувствуя, что ему не дадут жить, решила вывести его из-под удара, устроив фиктивное покушение и убив ребёнка подмену, не слишком фантастична. В истории множестов случаев, когда власть-имущие, сохраняя наследника, спасали его таким образом. Эти истории начинаются с Египта. Если так, то нет ничего удивительного, что были сразу убраны Битяговские, каждый день видевшие Димитрия и способные его легко опознать. Несомненно, что смерть Димитрия (или его подмены), обстоятельства дела породили вал слухов, домыслов, специальных вбросов, правды и вранья во всех слоях общества. Помимо горестных слухов о смерти царевича носились слухи о его «чудесном спасении». Слух о том, что Димитрий уцелел, тоже говорил о реальности подмены и невозможности её полностью скрыть и отрицать.

Надо сказать, что нрав этого болезненного мальчика, кем бы он ни был, был таков, что его точно не любили сверстники, и вариант ссоры уже довольно подросших подростков с поражением артерии на горле отрицать невозможно. Итак, было известно, что мальчик глодал руки слуг и тыкал тычком во всех окружающих. Вряд ли приятели, с которыми он проводил время, были о нём высокого мнения, даже учитывая их возраст. Нож и в руках ребёнка — всё равно нож. По правилам игры нож всё время переходил из рук в руки. Они могли поссориться, и в ходе столкновения горло мальчика могли проткнуть ножиком приятели, а потом, испугавшись, сказать, что это падучая.

Иной раз по неосторожности происходят и более кровавые убийствас участием невинных детей.

Ясно, что эта в высшей мере странная смерть не могла не обрасти слухами, как слухами о заговоре и смерти царевича, так и слухами о его подмене и таинственном спасении. Но дыма без огня не бывает, основным был слух об убийстве царевича.

В любом случае, появление такого слуха было весьма в духе времени и не только в России. Это есть в творчествен Шекспира, в «Ромео и Джульетте» — самый загодочный и неразрешённый мотив — мотив смерти и подмены наследника. Возрождение слухов о живом Димитрии было на руку Романовым и иже с ними. Этот слух намекал Годунову: «Убил ли ты его, или не убил, всё равно! Над тобой теперь вечно висит карающий меч возмездия! Скоро он обрушится на твою шею!»

Сообщения о реакции семьи Нагих на это несчастье как будто говорит об их истинном горе и отчаяньи. Но надо признаться, что лицедейство и способность достоверно лгать в то время были не только прерогативой плебеев, но и фишкой высших слоёв.

Вся эта история с «самоубийством» Димитрия могла быть от начала до конца задумана, как декорация акта спасения сына. Мальчик и в самом деле при опасениях за его жизнь мог быть отдан в чужую семью. В Галиче жила и мать Отрепьева, и у неё был сын практически такого же возраста, как и Димитрий. В любом случае мы со странной периодичностью наблюдаем странные приближения Григория Отрепьева и членов его семьи к роду Романовых, Нагих, к московской элите любого уровня, натыкаемся на постоянное лоббирование его интересов (Хотя с формальной точки зрения в табели о рангах тогда это был мистер Никто), бесконечные протекции ему самых высоких и даже правительственных чинов, потворство в сокрытии его и в организации многочисленных побегов.

С момента смерти Димитрия, по сообщениям, его больше никто не видел, а судя по всему, похороны были тайные.

Сама видимая дотошность расследования убийства Димитрия говорит, сколь важным делом было для Годунова и в целом власти это «убийство». Годунов сам хотел выяснить, в самом ли деле погиб Димитрий, или Нагая устроила шоу. Власти надо было публично продемонстрировать свою полную заинтересованность в раскрытии произошедшего и тем самым дистанцироваться от него. Поэтому главой комиссии был избран Шуйский, которого, как давнего врага Романовых, никак нельзя было бы подозревать в подлоге. Были допрошены более ста сорока свидетелей, дети, гулявшие вместе с Димитрием во дворе дети, а также члены семьи и слуги. При этом многие показания носят следы многокраной переписи и замен, а кое-какие протоколы вовсе исчезли..

В любом случае, правилно проинструктированные дети могли озвучить то, что им было сказано.

После расправы, учинённой Нагой и её братьями над людьми Годунова, последовали быстрые и жестокие репрессии над горожанами, носившие характер тотального уничтожения.

«Не замедлила последовать жестокая кара: многим жителям Углича отрубили голову, многих утопили, третьим отрезали языки (наверно, чтоб молчали, о том, что знали), а всё остальное население Углича сослали в сибирскую тундру в новопростроенном ими городе Пелым».

Таким образом Годунов одним махом избавился от всех свидетелей, хотя, как оказалось, создал себе ещё большую проблему.

Годунов не отказал себе в удовольствии произвести даже и прроцедуру проклятия и наказания вечевого колокола, который поднимал Углич на правёжь.

«Колоколу отсекли ухо и язык, его секли плетьми».

А потом сосланные на руках сами пешим ходом поволокли его в Тобольск — трогательная воспитательная процедура, демонстрировашая окружающим неукоснительность царского правосудия.

Царицу Нагую по приказу Годунова постригли в монахини и сослали в Белозёрский монастырь, что на Выксе, всех её родственников Годунов распределил по самым людоедским темницам разных городов. Там их довольно быстро уморили голодом, сгноили в ямах или передушили, как котят.

Надо отметить, что вести следствие был назначен князь Василий Иванович Шуйский, человек, в абсолютном цинизме и бесчестье которого грешно сомневаться. По видимости, руководителем следствия был назначен ярый «Противник» Годунова — для придания расследованию «объективного» характера.. Приняв на себя эту смертельно опасную обузу, он должен был пройти по самому острию ножа, что бы сохранить видимость объективного расследования и свою жизнь. Как мы видим, он блестяще справился со своей казуистической миссией. Допросив сто сорок человек, он пришёл к скоропалительному выводу, что Димитрий якобы сам напоролся на нож в ходе припадка падучей. Эти выводы вызвали большие сомнения в публике, как сейчас вызывают естесственные сомнения вердикты полиции такого рода: «Самоубийца устроил харакири, потом, не удовлетворившись результатом, выпил яду и после шести неудачных выстрелов в сердце, совершил контрольный роковой выстрел в голову». Никто, разумеется, не верил, ни Годунову, ни Шуйскому, ни сколоченной ими комисссии.

Скоро, сразу же после убийства «Лжедмитрия» Шуйский снова извернётся, как угорь, и выступит в Кремле с краткой речью, в которой заявит, что настоящий Димитрий, оказывается, не был самоубийцей — а «невинный младенец был зарезан». То есть поздняя версия Шуйского намекала, что Годунов всё же приложил к ножику Димитрия некоторое дополнительное усилие. Было ли это политическим ходом или правдой, сказать невозможно. Шуйский был точной копией нынешних политических деятелей, и для своего уцелевания мог говорить, что угодно, когда угодно и где угодно, говорить на потребу дня и с одинаковой убеждённостью, умело замешивая в одном котле правду и ложь.

Между тем отправка Димитрия в Галич была очень продуманным актом. Хотя решение отослать Димитрия якобы исходило ещё от Грозного, о чём трубили на всех углах записные пропагандисты, оно было более всего на руку самому Годунову. Прежде чем избавиться от Димитрия навсегда, нужно было сначала убрать его с глаз долой. Годунову, чтобы при своей худородности конкурировать со старыми олигархическими бандами, нужно было как можно сильнее ослабить их и удалить как можно дальше от Москвы представителей старых родов.

Именно с этого момента начинается такая закрученная интригами и борьбой за власть история, что никакой Шекспир в подмётки не годится умникам, которые в ней участвовали со своей криминально-творческой фантазией.

И на самом деле дальнейшим несчастьем России было не прерывание какой-то династии, не природные цари, или самозванцы (ибо все эти персонажи, все эти «цари» и «аристократы» по сути были самозванцами), а абсолютная распущенность всей московской элиты, не способной иметь иное мировоззрение, кроме мировоззрения мелких, злобных воров, грабителей и мучителей огромных масс народа. Самым скверным был этот инерционный дух задавливания здравого смысла и обычных человеческих проявлений, которые были заменены коорупционной системой искусственного поддержания своей власти за счёт миллионов нищих налогоплательщиков. Эти криминальные небожители уже давным-давно привыкли думать, что они — не часть народа, ничего народу не должны, и их роль в государстве — используя консолидированную мощь власти и покорность рабов, грабить самые экономически слабые и беззащитные слои населения. Применительно к такой государственности вообще не применимы слова «Здравый смысл», «Рачительность», «Эффективность», «Честность» и «Благородство». Это было по сути нечто иное!

Следующий

Итак, тишайшая смерть Фёдора поставила окончательный жирный крест на династии Рюриковичей и дала отмашку всей той криминально-приключенческой истории, которая сразу же после этого стала твориться под ковром Кремлёвских покоев, изредка выплёскиваясь на улицы и площади городов России. По своей свирепости и козням эта борьба может сравниться только с гладиаторскими боями Древнего Рима. Последовало короткое междуцарствие.

Уже в первые дни после смерти последнего Рюриковича появляются первые робкие, почти анекдотические слушки о том, что якобы уцелевший от смерти царевич Димитрий разослал свои грамоты по городам и весям, и эти подмётные письма были подобраны жителями.

В числе таких городов оказался и Смоленск, где слухи приобрели довольно широкое распространение, не отличаясь единообразием. Одни говорили, что эти письма посланы Димитрием из тайного укрытия, другие утверждали, что это Годунов сам изобрёл проходимца, выдав его за Димитрия, чтобы, если не удасться влезть на трон самому, можно было временно посадить подставного «наследника» на трон под видом истинного Димитрия вместо выбывшего Фёдора. Такие трюки были широко известны о времён правления Ивана Грозного, который некогда посадил какого-то проходимца на трон в виде потешного эрзац-императора и тешился этой куклой не менее года.

Такого рода слухи, без всякого сомнения, были подхвачены или принесены в Литву литовскими шпионами. В этих письмая «Димитрий» заявлял, что он не только уцелел, но и уже стал великим князем в Москве. Впрочем слухи были такими размытыми и неявными, что едва ли заинтересованные лица в Литве что-либо поняли из этого бреда, кроме того, что в России начинаются брожения и жуткая крысиная свора под ковром, в результате чего исход такой своры не дано предсказать даже Сивиллам…

Меж тем история мёртвого сына Марии Нагой продолжилась, что является косвенным свидетельством ухудшения политической ситуации в государстве. Романовы прятали глаза и что-то замышляли. Годунов глаз не сводил с этой семейки. Брат Марии был доставлен в Москву и в ходе «собеседований», о характере которых мы можем строить только догадки, признался, что слуга Битяговского обмолвился кому-то о деталях смерти Димитрия. Слугу схватили, пытали в застенке, где он под пыткой якобы признался, что лично убил Димитрия, после чего слуга были незамедлительно четвертован. Как мы видим, то ли по причине своей причастности, то ли стремясь убрать тему из общественного дискурса, Годунов убирал вообще всё и вся, имевшее отношение к этой грязной истории. Спецслужбам был дан строгий наказ внимательно внимать городским языкам и при наличии крамолы сразу выдирать их. Наказывали даже за малейшее упоминание обстоятельств того времени и имён участников. Чего так боялся Годунов, если в самом деле не имел к этой истории никакого отношения? Именно такое его поведение зародило излишнее недоверие к вывода комиссии и породило новую волну сплетен. К дате Годуновского восшествия на престол, не существовало ни одного свободного человека, имевшего прямого отношение к семье Нагих и Димитрию. Кроме, возможно, семьи Отрепьевых, связи с которыми скрывались и не были известны Годунову. Все были разогнаны, сидели или были зверски убиты.

В то время слухи занимали в общественном сознании примерно то же положение, что сейчас — первый канал телевидения. Большинство народа ведь могло видеть власть только в своих страшных снах и только жители столицы иной раз издалека видели царя или его руку, высовывающуюся из окна повозки. Первый случай, когда царь стал осознанно общаться с людьми и даже устраивать каждую неделю приёмные дни, связан как раз с царём Димитрием I, а до него до такого никто бы просто не додумался. Слухи были самым главным средством информации, пропаганды и одурманивания простолюдинов, через слухи транслировались политические амбиции и проверялись возможности продвижения акций власти. Мы видим, что искусство вброса в ту пору было обязательным и осознанным делом верхов, а не проявлением наивной народной фантазии.

К тому времени Годунов давно уже имел авторитет хромой утки, и любые вести, дискредитировавшие его в глазах народа, встречались на ура и распространялись быстрее молнии. Народ, измученный бедами, неурожаями и бандитизмом, возлагал ответственность за своё мрачное положение на него, и был готов поверить в любую компрометирующую правителя байку. Имели ли к этому отношение Романовы, или лица из их окружения? Конечно, запускать разные утки, и потом анализировать реакцию толпы — интересное занятие, разумеется, Романовы не отказались бы таким образом лишний раз проверить свои шансы на престол. Но, во-первых распространение слухов о спасении Димитрия было им совершенно невыгодно, ибо усложняло им самим путь к власти. Распространяемый на первых порах слух, в общем, был иного рода — в нём просто констатировался некто под именем Димитрий, без всяких оговорок о его праве на престол, с воспеванием его прекрасных личных качеств, славословий и т. п. Большинство сплетен трактовало появление «Димитрия», как политический ход Годунова, и таким образом могло иметь источником семейство конкурента Годунова — Романовых. Частично подтверждением этого послужил тот факт, что сразу после коронации Годунова слухи о самозваном Димитрии на время полностью прекратились. В то же время всё крепли слухи о спасении настоящего Димитрия, будущего народного заступника и «доброго» царя.

Отзвуки событий 1600 года мы находим в кратких сообщениях французского наёмника Якова Маржерета:

«Прослышав в 1600 году молву, что некоторые считают Дмитрия Иоанновича живым, Борис с тех пор целыми днями только и делал, что пытал и мучил всех по этому поводу».

Итак, реинкарнация слухов о живом Димитрии едва ли имела источником происки Романовых. Скорее она имела под собой скрытое недовольство Годуновым в самых разных кругах и неуверенность в его власти в рамках мифологического построения, которое господствовало в головах русских людей той поры. В ту пору, как и сейчас, примитивная формула уже была вбита в мозги и гласила: «Есть хороший, добрый царь» (крыша) и есть как бы отдельно от него чиновники, воры, попы и другие лихоимцы и тунеядцы, которые грабят и обманывают народ. Они во всём виноваты. На них и только на них негде ставить пробы! Царь ни в чём не виноват и ничем не связан с ними. Он стоит отдельно. Когда дело плохо в государстве — это означает только то, что святой царь не может справится с ордой воров, а порой и не знает о страданиях народа. В глубине души царь — великий страдалец за народ! Он только и думает, как сделать лучше своему народу и как прорваться сквазьсилки проклятых воров и лихоимцев. Само собой разумеется, он никак не связан с этой воровской кодлой, и всегда отделён от неё. Эти злодеи обманывают доброго царя, отсюда лихоимства и то, что царь ничего не видит. Но он рано или поздно увидит, узрит и накажет «лихоимцев». То, что во все времена это была одна банда, русскому народу в голову не приходило. Эта система криминального мышления о неподответности высшего руководителя пред народом благополучно проковыляла через века и политические системы России и, надо прямо сказать, благополучно доковыляла до недавних времён. Но архетип господствующей пропагады в 16 веке был именно таков, и рабский народ вынужден был веками поддакивать такой пропаганде, как статист в скверном балагане. (Или он был так запуган, что не осмеливался признаться в этом) Хотя ожидания Русских людей растягивались на века, не сопровождаясь ни одним свидетельством пробуждения совести очередного безумного царя, не говоря уж о всей растленной пирамиде власти, никаких изменений в народном мифотворчестве не происходило и не произошло до сих пор. Эта кукольная, извращённая «философия» до сих пор представляет собой одну из самых парадоксальных сторон Русского мифологического сознания, делая почти неосуществимой надежду на свободное будущее всего народа.

И тут Фёдор, как и ожидалось, умер. Наследников у него не было, единственная беременность его жены закончилась выкидышем.

Провернув обычную аферу, был коронован и приведён к власти опытный царедворец Борис Годунов. Романовы были временно оттеснены от власти и находились под надзором и подозрением.

Годы Годунова

Годуновский трон только производил впечатление незыблемости, на самом деле он был очень хрупок. Хотя животная хитрость Годунова часто опережала намеренья множества людей, ненавидевших по разным причинам его режим, ощущение конца его правления всё равно постоянно витало в воздухе. Народ имел полное право ненавидеть этого плутократа уже за то, что он впервые окончательно осмелился отменить Юрьев День, сделав львиную долю населения прямыми рабами. Веками русский крестьянин жил мечтой, уплатив «пожилой» рубль — пошлину за выход из рабства, поздней осенью каждого года послать своего очередного владельца куда подальше, и с первым снегом и лёгкой душой отправиться на поиски лучшего хозяина и прекрасной новой жизни. Юрьев День был светом в конце тоннеля для каждого трудолюбивого пахаря. Подобно тому, как на компенсации Советских Сбережений при известном правителе было наложено табу, так в конце XV века отменой Юрьева Дня было наложено табу на выход из крепостнического рабства. Пока существовала замочная скважина свободы в виде Юрьева Дня, всё можно было вытерпеть. Но когда замочную скважину замуровали, а в чайнике заварили носик, и надежда умерла, давление в обществе стало быстро накапливаться. Для минимизации народного гнева «заповедь», «заповедные годы» рекламировались, как «временные». Вроде, подождите чуток, мерзкие рабы, скоро станете нашими счастливыми поданными, сейчас время трудное, надо вам потерпеть, война, то да сё, а потом мы, де, отменим эти ограничения… Свежо предание, да не верилось без труда, и не сбылось!

Так же поначалу думали и помещики, и на это возлагали надежды сами крестьяне. С течением лет, когда никто ничего не отменял, даже самым тёмным крестьянам становилось понятно, что проходимцы от власти жестоко надули сельских и загоняют крестьян в абсолютное рабство. Широко распространился горький народный анекдот: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев День!»

Все были недовольны. Структура общества скрипела, цепляла всех своими крючьями и мешала всем. Ни о каком развитии речи не было. Никаких инвестиций и разумного вклада не было. Ссудный процент достигал 50% и ссуда давалась только исходя из тайной цели отъёма собственности или личной свободы будущего раба. С одной стороны, как сыр в масле, каталась куча бездельников: бояр, дворян, чиновников, попов высших санов, вояк, они требовали все большего кошта, гнёт на самых незащищённых не был уже ограничен никакими законами, и только возрастал, статусы «крепостных», «тягловых посадских», «холопов» и множества других зависимых «клиентов» был запутан до невероятности и, собственно говоря, целиком находился в зоне откровененного беспредела. Как ни странно, высшие слои, катавшиеся как сыр в масле, ненавидели Годунова ещё больше. Мало того, что в них жила память о родственниках, которых прикончили во времена Опричнины, их возмущало и оскорбляло присутствие наверху худородного. Ненависть всех ко всем возрастала, пока не стала открыто выплёскиваться кровавыми взрывами бунтов и Смуты.

У Смуты были первые зримые проявления — бесконечные запоры, ворота, заборы, пудовые замки, кучи охранников, парубков, сторожей, полицейских — примерно то же самое, что мы видим и ныне. Невероятное количество охранников никак не спасало ог грабителей и воров и в отношении охраны прав простого населения полиция не работала вовсе. Никакой поживы от защиты бедняка полицейскому не было. Именно в это время грабёж и воровство достигли своего апогея, так же, как и коррупция.

Лоббистским органом московской плутократии была «Боярская Дума», призванная отстаивать интересы кучки земельных олигархов. Попытки Ивана Грозного при помощи репрессивной «Опричнины» запугать этих разнузданных богатеев только обрушили народное хозяйство, не ограничив по существу власть этого тёмного плутократического олигархата. Боярство и дворянство взрастало столь быстро количественно, что им было бы мало земли и нескольких Россий. Всей этой стремительно возраставшей численно, стремительно размножавшейся своре наследственных тунеядцев требовались блага, земля, деньги, слуги. Служивым чиновникам и военным тоже нужно было выделять мзду — это была другая категория тунеядцев — помещики. Их владения были поменьше, но за то они были даже более бессовестны и более хищны. Если к этому добавить всеобщую неэффективности денежных трат, то уже тогда положение можно было назвать катастрофическим.

Между тем это дробление привело к тому, что внизу эксплуататорской пирамиды уже масса помещиков и дворян обходилась всего несколькими крепостными, и они практически становились нищими. Случались и вовсе комическиеситуации, когда дворянин оказывался вовсе без крепостных и вынужден был сам впрягаться в пахоту. Социальная деградация обнимала огромные массы бывших хозяйчиков. Земли теперь раздавали в основном на окраинах государства, в каком-нибудь Воронеже, подвергавшемся постоянным набегам с юга, где владеть землей было крайне рискованно и стрёмно.

Дети быстро делившихся помещичьих владений уже не имели права на государеву службу и носили название «пищальников».

Огромное количество бывших хозяев разорилось настолько, что сами становились за плуг, фактически выбывая из дворянского сословия и даже не пытаясь поддерживать видимость принадлежности к благородному сословию.

В конце правления Годунова многие деревни и даже области обезлюдели совершенно, как от бегства крепостных, как и от постоянного убытия населения ввиду эпидемий, голода и невзгод. Если к этому прибавить области, обезлюдевшие в прошлом из-за Ливонской войны, то ситуация была воистину аховой.

Оставалось водрузить вишенку на торте, чтобы обрушить всю эту сгнившую кулинарную конструкцию — дождаться какого-нибудь серьёзного природного бедствия. Ждать, как оказалось, оставалось недолго.

Летний лёд

И тут в рамках малого оледенения грянуло подряд три года адских невзгод. Природа в это время как будто сбесилась и одаривала то жестокими заморозками летом, то засухой весной, то ливнями во всё лето. Настал голод, начавший доходить до людоедства. Эхто бедствие, разумеется, коснулось всей Европы, если не всего мира. Как полагают, причиной в очередной раз послужило мощное извержение, теперь уже произошедшее в Южной Америке.

Царевич Воскресший

Скоро Годунову доложили о появлении в Польше воскресшего царевича. Это было очень серьёзная весть. Годунов сразу в ярости указал на Романовых, как источник провокации — это было вполне в казуистическом стиле этой ушлой

семейки.

Сыскной указ стал истошно проводить расследование, и вот что выяснил. Выяснил, что в центре проблемы был беглый чернец Юрий Отрепьев, которого Годунов лично знал и с которым общался в Думе. Естесственно, при описании произошедшего создатели донесения не могли отделаться от обличительных и сатирических описаний персонажа.

«Жизнь свою от юности Гришка проводил в бездельничестве, играл в карты и кости, постригся в цернецы…» — и далее всё в таком же духе. Удивительно, но эта государственная, наивная до омерзения пропагандонская блевотина на века станет потом становым хребтом канонической «Историографии Смутного времени»!

Сцецслужбы сразу вышли на семью Отрепьевых и собрали о них все сведения, какие возможны.

Отрепьевы были семьей малоземельных служивых дворян. Дед Гриши Богдановича Отрепьева, как опытный военный был выписан из Литвы и занимал крупные полицейские должности в Замоскворечье. Отец тоже служил к Кремлевском стрелецком полку до полковничьей должности и был убит, зарезан при загадочных обстоятельствах в Немецкой слободе каким-то литвином. Разумеется, при расследовании, чтобы закрыть дело, был найден самый расхожий повод убийства — пьяная драка. Логика была простой — раз в Немецкой слободе вольно торговали вином, и случалась масса драк, то и здесь всё случилось в результате пьяной драки. Полиция всех времён одинакова! Это случилось, когда Григорию Отрепьеву было не более 4—5 лет и он остался один «после отца своего юн зело».

Сын был любимцем матери и деда, которые в нём души не чаяли и с раннего детства постарались окружить его заботой и хорошим окружением. По смерти отца воспитанием сына занималась сначала исключительно мать, научившая его чтению библий, часословов и сборников псалмов. Неизвестно, когда его привезли из деревни близ Галича к деду в Москву. Здесь была крепкая основа семьи и крепкие старые связи. Здесь доживал свою жизнь дед, служил довольно высокопоставленный дядя Смирной и обретался родовой свояк дьяк Семейка Ефимьев. Дед, пользуясь старыми связями, отдал его в подмастерья к кремлёвским писцам, где его быстро научили грамоте. Естесственно предметом обучения и главным достижением писца в то время был выверенный, каллиграфический почерк. Судя по тому, что у Григория на самом деле до конца жизни был очень изящный, каллиграфический почерк, ему удалось поучиться в какой-то очень хорошей школе или с ним частным образом занимался кто-то из приказных чиновников. Отмечалось, что мальчик проявлял невиданную цепкость ума, смышлёность к наукам и учению, и сразу был выделен из окружения своими способностями. Похоже, хороший почерк и продвинул его в ранг переписчиков церковных книг и позволили войти в более высокий круг Московской элиты. Очень вероятно, что приезд Юшки из деревни осуществлялся уже с протекцией Романовых, соседей Отрепьевых и подмеченные у юного Отрепьева таланты позволили ему с юных лет осесть в ближайшем окружении этих аристократов, где он занимал должности то ли секретаря, то ли советника, то ли ещё какого высокого администратора.

Если самые ранние посольские документы поносят молодого Отрепьева, как беспрутного мерзавца, гуляку, игрока и кутаилу, то потом, уже во времена Шуйского интонация этих наветов меняется. Теперь его описываютсо скрытым восхищением его успехами и талантами, которыми едва ли можно не восхищаться. Однако при этом выссказывалось постоянное опасение, не вошёл ли этот чрезмерно молодой и амбициозный человек в сговор с нечистой силой, благодя потворству которой он блещет такими яркими талантами. Выражалось соображение, что дьявлдлу втемяшелось в голову вступитьв связь с «Юшкой» ещё тогда, когда тот был младенцем. Эти благочестивые подозрения основывались на том, что «Гришка» слишком свободно всему учиться, слишком блестящий оратор и организатор, чтобы можно было поверить в то, что из забитой среды простолюдинов выскочил такой интеллектуальный бриллиант. Слишком стремительно «Юшка» стал «невиданно горазд в грамоте».

Впрочем, кастовая, непробиваемая, наследственнаясистема едва ли оставляла надежду на то, что такой отпрыск пойдёт слишком высоко по иерархической лестнице. Людям такого сорта грозила бедность, сиротство и нищета, а гордость могла только умножить количество проблем на жизненном пути. На Руси гордых бедяков высшие слои не любили и всегда старались щёлкнуть таких по носу. Ясно было, что чин воеводы ему не видать, как собственных ушей. Такие должности доставались высокородным соискателям ещё при их рождении, и при их занятии такие таланты, как «Юшка» были не нужны. А огромные богатства, достигнутые грабежом, наглостью и монопольным обладанием то и дело проходили перед глазами юного отрепьева, всё чаще ставя вопросы о смысле жизни и о том, как пробиться сквозь этот тернистый, колючий лес. Молодое, огненное честолюбие искало выходы, и эти поиски привели Григория в приёмные покои Романовых. Он поступил на службу к Михаилу Никитичу. Эта ветвь Романовых в то время числилась сренди первых претендентов на российский престол, что делало службу на такое сообщество дделом весьма перспективным в смысле карьеры и такая служба явно сулилав дальнейшем массу бонусов. Вряд ли этот шаг был неосмысленным или случайым. Во-первых, Отрепьев вынужден был считатьсяс ограниченностью своих возможностей и принуждён выбирать из того, что было доступно. А Романовы были знакомцами и соседями ещё по материнскому имению, и семья Отрепьевых была им хорошо известна. Целые гнёзда Отрепьевых сидели по берегам реки Момзы, притоке реки Костромы. Именно по соседству с этими гнёздами рамсполагалось имение московского боярина Фёдора Никитича — деревня Домнино. Мать Отрепьева жила рядом с монастырём, близ Железного Бора, в всего в каких-то десяти верстах от них располагался Романовский починок Кисели. Здесь все по надобности знали друг друга.

Юному Отрепьеву понадобилось всего несколько лет, чтобыдоказать свою крайнюю необходимость для Романовых и занял в их среде очень высокое положение. Это продвижение имело, впрочем, неожиданные последствия. Близость к престолу и начавшаяся там подковёрная грязня едва не сгубила Отрепьева, и точно на время разрушила его карьеру. На Романовых обрушилась царская опала. Обычная практика подкупа и содержания шпионов в среде конкурентов привели к тому, что интересы Отрепьева, который верно честно отрабатывал Романовым, были сметены. На службе у Александра Никитича прозябал некий помещик Бартенёв, который занимался казначейскими делами у боярина и в нужный момент донёс царю, что его хозяин тщательно скрывает какие-то тайные зелья в ящике для ценностей, и даже как-то обмолвился, что зелья должны извести всю семью ненавистных Годуновых. Были ли это отравы, наркотические средства с востока, или какие-то магические артефакты, мы не знаем, однако Борис Годунов, находившийся в состоянии постоянных подозрений относительно намерений своего окружения, взволновался и приказал провести расследование. Это привело к громкому колдовскому процессу, в который были вовлечены практически все элиты, включая Думу. Романовы были арестованы, ящик со злонамеренными предметами изъят, и в нём был обнаружен мешок с какими-то кореньями. Этот мешок был предъявлен Московской БоярскойДуме в качестве неопровержимой улики тайных Романовских умышлений и козней. Царское давление на приговор Думы было столь сильно, что все ничуть не сомневались в грядущей казни провинившихся, однако, как ни странно, Годунов ограничился всего лишь приговором и высылкой приговорённых. Это сопровождалось шумным, рекламным шоу, когда орда приставов, пиная приговорённых и толкая их в спины, кричала им в лица: «Злодеи! Изменники! Хотели достать наше Царство и отравить царскую семью колдовством к кореньями! Не выйдет у вас! Пшли!»

Годунов, надо сказать, давно искал повод для расправы над Романовыми — слишком большую силу и власть те обрели, и поневоле конкурировали с ненаследным царём, статус которого был изначально подмочен низким происхождением. Он искал, и, возможно, сам инспирировал эту ситуацию, а потом воспользовался ей для ослабления Романовых.

Иностранные разведки, включая ушлую Польскую, обили каблуки, бегая по Москве в попытке узнать причины разгрома романовского гнездовища. Им удалось получить информацию лишь от членов семьи царя Фёдора.

Вот этот доклад из «Польского Дневника».

«Нам удалось выведать, что нынешний Великий князь Борис силой вторгся в Царство и отобрал его у Никитичей-Романовичей, кровных сродственников почившего Великого Князя. Вышеуказанные Никитичи в последнее время сильно усилились в своих позициях и, как полагают, снова вознамерились отнять бразды правления и взять власть в свои руки, что было бы справедливым исходом, и при них было много верных людей, но царь Борис ночью опередил и напал на них».

Для Отрепьева это была полная катастрофа. Не для того он шёл в услужение, чтобы страдать или погибнуть, он шёл работать на силу, набиравшую обороты и возможности. Он хотел быть действующим советником и воеводой царя! И всё говорило о том, что осуществлённые мечты идут прямо к нему в руки. 1600 год ознаменовался тем, что царь Борис серьёзно занемог. Этот факт скрыть не удалось, и он просочился на улицы Москвы, вызвав целый вал сплетен и толков.

Власть вынуждена была созвать Боярскую Думу для обсуждения ситуации. Попутно для демонстрации живого правителя, его медленно пронесли на носилках по Москве по пути из терема в Церковь. Это вызвало лишь минимальное успокоение народа, и тревога о состоянии верхушки власти продолжилась.

Польские шпионы, отметившие колебания власти, предвидели нарастание борьбы за обладание престолом. В их докладах особо подчёркивалось, что в народе, не говоря уж об окружении царя Бориса, наблюдается масса сомневающихся в его праве руководить и такие сомнения уже высказываются повсюду открыто. Посему Годунов проявляет активность и повсюду хватает крамольников, которых мучают, пытают и убивают массами без разбора.

«Нет сомнений, что каждую минуту там может вспыхнуть мятеж» — резюмирует Польша.

Кто это был?

Конрада Буссов «По его глазам, ушам, рукам и ногам было видно, а по словам и поступкам чувствовалось, что был он multo alius Hector (совсем иной Гектор), чем прежние, и что он получил хорошее воспитание, много видел и много знал».

«Дмитрий обладал большою силою в руках… был отважен и неустрашим, не любил кровопролития, хотя не давал это приметить».

Польский гетман Станислав Жолкевский, относившийся к авантюре Самозванца враждебно и считавший его обманщиком, признает: «У Гришки было довольно ума, красноречия и смелости».

Поднявшись на вершину власти, Лжедмитрий оставался прост и некичлив, был нежесток и склонен к милосердию, а в гневе отходчив. К этому нужно прибавить редкостную сообразительность и феноменальные способности к обучению. Ему легко давались языки, он поражал советников знаниями и остротой суждений, а более всего широтой и масштабностью планов.

«Когда я с Божиею помощью стану царем, то заведу школы, чтоб у меня по всему государству выучились читать и писать; в Москве университет заложу, как в Кракове; буду посылать своих в чужие земли, а к себе стану принимать умных и знающих иностранцев, чтоб их примером побудить моих русских учить своих детей всяким наукам и искусствам».

Интрига

Развитие интриги показало, что главную угрозу власти Годунова по-прежнему представляют думские бояре-Романовы. Всем было ясно, что у Романовых гораздо больше наследственных прав на престол, как у потомков князя Калиты, чем у сомнительного и худородного Годунова. И скоро без сомнения настанет развязка нарастающего конфликта.

Нетерпение Романовых, жадно ожидавших своего прихода к власти, их открытые агрессивные высказывания и действия испугали Годунова ещё больше, и толкнула Бориса к открытому нападению. На подворье к ночи они стали собирать многочисленную вооружённую челядь. Неясно, собирались ли Романовы напасть на царя, и Годунов, прознав об этом, опередил их, или наоборот, Годунов первым стал готовиться к нападению, а узнавшие об этом Романовы срочно стали готовиться в ответ.

Поляки сразу доложили о грядущем мятеже, сообщая, что в случае смерти Бориса его совсем зелёный, юный отпрыск едва ли сможет удержать власть перед такой сплочённой и грозной силой, как банда Романовых. Новая династия практически не имела никаких корней в обществе, и её мало кто поддерживал. Единственным шансом Бориса было мобилизовать верную ему гвардию, купив её деньгами и обещаниями и самому броситься на врага и разгромить разрастающий мятеж, подавить его в зародыше, обезвредив и удалив навсегда из Москвы или лишить жизни главных романовских претендентов на его место.

Это была непростая задача. Романовы собрали на подворье целую армию до зубов вооружённых приспешников и, видимо, только и ждали нападения. Ночью близ романовских теремов разгорелось настоящее побоище.

Это мы можем понять по записи «Польского Дневника» от 26 октября1600 года. «Этой ночью самому Его Сиятельству Канцлеру довелось слышать, а нам своими глазами видеть со двора, как несколько сотен стрельцов вышли за ворота замка с факелами и пищалями и скоро скрылись, а потом открыли стрельбу, да такую громкую, что все мы очень испугались».

«Дом, в котором жили Романовы, загорелся, некоторые из опальных Романовых были убиты, других Борис взял в полон, и стрельцы увели их».

Чаша весов колебалось довольно долго, и многочисленная романовская челядь дала стрелецким войскам серьёзный отпор. Наверняка Григорий Отрепьев был среди тех, кто сражался с посланцами Бориса с оружием в руках. Ему было прекрасно известно, что в случае поражения, первым делом будут казнены не сами Романовы, а самые верные их слуги и советники. Так победители в Москве поступали всегда. Первым делом истребляли самых приближённых слуг и советников. И Григорию Отрепьеву теперь грозила верная гибель.

Как ему удалось выбраться из этой кровавой каши, трудно понять, известно лишь, что он уцелел едва ли не единственным среди главных слуг Романовых.

Уже через сутки он тайно появляется в подмосковном монастыре у своих знакомых монахов, где срочно просит у вятского игумена пострижения в монахи. Такой шаг был единственным внятным шагом, отодвигавшим от юного дворянина неминуемую виселицу. Некоторые историки всерьёз потом обвиняли его в «лжи» и «расстрижничестве», но попади они сами в подобную ситуацию, они бы и мать родную заложили, чтобы спастись. У Юрия Отрепьева в тот момент не было никаких иных способов спастись, кроме того, чтобы заявить: «Я ухожу из этого мира, я больше не советник и политикой не занимаюсь, не трогайте меня!» В случаях, когда человеческой жизни угрожает опасность, все средства хороши. Срочно, той же ночью проходит процедура пострижения, и Отрепьев тут же покидает монастрь, чтобы в новом прикиде продолжать бегство от Москвы.

Обстановка изменилась настолько круто, что теперь каждое утро юный Отрепьев просыпался в новом месте, не имея ни йоты уверенности, что он тут же не будет схвачен и казнён. Его наверняка уже определили в розыск, и это теперь гнало его всё дальше от уютной Москвы. Такое быстрое определение в монахи и постоянное покровительство и приют, который сопровождал его на этом очень рискованном участке пути, конечно не могло пройти без протекций весьма высоких сил, и это поневоле ставит вопрос, а был ли он на самом деле одиноким соискателем карьеры из низов или на самом деле имел наследственное отношение к высшим семьям Русского Государства. Например, был незаконным сыном царя Иоанна Грозного. Простолюдина никогда бы не сопровождали такие спасительные силы, каждый раз в минуту опасности ограждавшие его от смерти.

Юному Отрепьеву было всего 20 лет, и в таком возрасте никакому юноше не хочется кончать свою жизнь на виселице. В монастыре он оставил своё мирское имя и получил имя церковное — Григорий, смиренный чернец. Дальше его бегство в провинциальные долы и веси с каждый днём только убыстрялось. Вероятно, здоровая, юношеская интуиция подсказывала ему, что на него объявлена охота и ведётся серьёзное расследование и розыск. Такой розыск как правило шёл в течение двух месяцев, а потом иссякал в случае непоимки преступника в силу исчерпания ресурсов, выделенные на подобные вещи. Фотографии тогда не было, ни у кого не было никаких документов, и такой розыск мог осуществляться только благодаря системе внедрённых агентов,

дежуривших на рынках, трактирах и площадях.

Ему надо было продержаться и не быть арестованным в течение двух месяцев, затаиться и выждать, в конце концов ситуация была такой сложной, что за два месяца всё могло перевернуться с ног на голову. Скорее всего поначалу он не знал, что стало с главными Романовыми, а они все были арестованы и готовились к суду, который частично также определил одного в монахи, а двух других загнал в Сибирские остроги, где их мирно замучили и заморили в мокрых ямах. Всё это лишний раз говорит нам, как в иные времена жизнь любого человека висит на волоске, когда от смерти его отделяет только один шаг.

Составленная в дальнейшем посольская справка гласила, что после Свято-

Ефимьевского монастыря, что в Суздале, он обретался в монастыре Иоанна Предтечи города Галича. Оба эти монастыря лежат на одной прямой, ведущей к родовому гнезду Отрепьевых, и едва ли можно сомневаться, что после посещения этих монастырей он скрывался в своём имении и в округе его, возможно, у друзей семьи или в лесных засеках. Важно лишь то, что монастыри широко раскрыли перед ним двери своих владений и предоставили ему временное, надёжное укрытие.

До нас донеслись глухие отзвуки того, что при гостевании в Спасо-Ефимьевском монастыре Суздаля, настоятель, обративший внимание на трогательную беззащитность и юность чернеца, решил отдать его под начало опытного игумена, отчего новоявленный монах стал тут же отнекиваться и потом быстро покинул гостеприимные чертоги монастыря. Все остальные обители послужили ему гостиничным приютом на одну ночь, и никаких сведений о его пребывании в них не сохранилось. Ясно одно, что новая кочевая жизнь, полная опасностей, как холодный душ прошлась по душе молодого, толкового человека, уже привыкшего к боярской роскоши и московскому благоденствию.

Вообще в те времена уход в монастырь высокопоставленных мужчин и женщин был отчасти лазейкой для уцелевания для попавших в опалу аристократов, поскольку было общее согласие, что боярин или боярыня, принявшие монашество, автоматически отрекаютсят от своих притязаний на мирские блага и в политической деятельности участия больше принимать не будут, а потому их можно не убивать. Также это был канал слива вышедших в тираж царских жён.

Естесственно, все понимали и статус монашеской деятельности, как на Руси, так и в западной Европе был крайне низок, почти позорен, и часто освещался в нелицеприятных сатирических сочинениях.

Государству нужны были клоуны и юродивые, которые по большим государственным праздникам напяливают шутовской колпак и начинают говорить чистую правду под видом откровенного шутовства. В те времена это была довольно распространённая забава.

«…В наши времена в монастырь идут из женщин только кривоглазые, хромые, горбатые, уродливые, нескладные, помешанные, слабоумные, порченые, повреждённые, а из мужчин — сопливые, худородные, придурковатые, лишние рты…»

Франсуа Рабле.

С Рабле трудно не согласиться и едва ли то, что творилось во французских монастырях сильно отличалось от творившегося в Москве.

Это уж не говоря о тюрьмах, которые содержались при каждом таком благочестивом месте и юных мальчиках, которых взращивали там невесть для чего.

К примеру Чудов монастырь, в который через несколько месяцев по какой-то серьёзной протекции попадёт наш герой, специализировался по лишним дворянским ртам, не отвергая, впрочем ни сопливых, ни худородных, ни придурковатых, потому что родня таких ради устроства своих чад не уставала жертвовать фантастические средства. Вместе с тем, этих людей точил червь неудовлетворённости, и именно из Чудова монастыря всегда растекался гной сомнения во власти и разносились волны ядовитого раздражения и крамолы. В конце концов переодетые попами дворяне — это то же самое, что попы, переодетые дворянами, и все они ненавидят окружающих, уверенные, что жизнь слишком многогог им недодала. Но попасть в Чудов монастырь, который буквально соседствоваал с вожделенным Кремлём, было дано очень немногим, и взнос за принятие на кошт в это заведение был огромен, и едва ли был по зубам многим дворянам, оставшимся без наследства. К тому же туда принимали с обязательными рекомендациями от кучи высокопоставленных лиц.

«Монахи пожирают людские отбросы, то есть грехи, и как дерьмоедам, им отводят места уединённые, а именно монастыри и аббатства, так же обособленные от внешнего мира, как отхожие места от жилых помещений!»

Это тоже Рабле.

Имей они возможность столкнуться в мире, Отрепьев и Рабле великолепно поняли бы друг друга, и возможно, даже вместе посмеялись бы над своими жестокими поношениями, бедствиями и кознями врагов.

Конечно, юный парень очень боялся смерти. Но ещё больше он боялся пыток, которым неминуемо перед смертью подвергали осуждённых. Но уцелев в течение этих двух месяцев, он подумал, что если не пойман за срок обычного розыска, то может быть, всё не так страшно и решил возвращаться в Москву. Возвращаться ему было куда — к своему родному деду, доживавшему года в Чудовом монастыре. То, что его деду было позволено проживать и столоваться на пенсии в Чудовом монастыре, говорит о высоком социальном статусе его «деда. Сведений, как чернец Григорий совершал обратный путь в столицу, у нас нет, есть позднее сообщение из дознания, что Григорий «оказался» в Чудовом монастыре, куда был принят по протекции.

«Бил челом о нём в Чюдове монастыре архимандриту Пафнутию, что ныне Крутицкий митрополит, богородицкой протопоп Евфимий, чтобы его велел взяти и жити в келье у своего деда у Замятни».

Надо ещё раз подчеркнуть, что даже войти в Чудов монастырь человеку с улицы было совершенно невозможно, не говоря уже о каком-то осуждённом, опальном и беглом человеке. Здесь обреталась только белая кость власти.

О деде Григория Отрепьева известно, что имя он носил Елизар, и в самом начале правления Бориса Годунова ему было поручено быть «объезжим головой» «меньшой» части Белого Города, где он должен был наводить порядок. Фактически он был крупным полицейским чином. Такого уровня изредка достигали хорошо зарекомендовавшие себя на службе дворяне, состоявшие на личном учёте государя. Для таких важных лиц Чудов монастырь порой служил на старости домом престарелых. Но, повторяю, попасть туда можно было только либо благодаря великим покровителям, либо внеся чудовищные деньги.

В посольской справке 1606 года записано также, что архимандрит Пафнутий «из бедности и сиротства» взял его, Григория в Чудов монастырь.

В келье отца юноша жил недолго. Он сразу был выделен архимандритом из числа прочих монахов и переведён к себе в келью. Ему было чем заняться, и архимандрит занял его литературным творчеством.

Спустя время Григорий рассказывал друзьям, что «живучи, де, в Чудове монастыре в келье архимандрита Пафнотия, я сложил «Похвалу московским чудотворцам Петру, Алексеню да Ионе».

Видно, что сочинение всем понравилось, раз Пафнутий так выделил инока, что дал ему чин дьякона.