Моей любимой Машеньке —
замечательному поэту и писателю
Марии Романушко
От автора
«Собрание свободных трёхстиший» состоит из семи книг. Иногда мне казалось, что это многовато для одного поэтического жанра. Тем более что и жанр не самый лёгкий для восприятия. Но неверно было бы оставить написанное одной бесформенной грудой. И вот, снова и снова собираясь с духом, в несколько заходов, разделённых годами, я всё-таки сделал эту архитектурную работу. И очень рад, что она подошла к концу. Постараюсь вкратце описать её смысл.
Само по себе трёхстишие говорит скорее о мгновении или о вечности, чем о каком-то жизненном периоде. Но собирая трёхстишия вместе и заново переживая каждое из них, я ощущал те нити, которые тянули их друг к другу. Не всегда это была хронологическая близость. Часто сближение шло по силовым линиям того понимания прожитой жизни, которое сложилось гораздо позже, чем было написано само стихотворение. Определённое значение имела и литературная сторона дела, но она нигде не преобладала над этим взаимодействием переживаний. Это была прежде всего напряжённая внутренняя работа. Мне важно было разглядеть основные потоки жизни по их каплям, застывшим в слове. Небольшие сопроводительные тексты к каждой книге и к каждому циклу говорят именно об этом позднем восприятии. Может быть, они помогут тому читателю, для которого важно поточнее настроиться на авторскую волну.
Свободное трёхстишие — это самое естественное наименование того стихотворного жанра, который здесь представлен. Трёхстрочная разновидность верлибра, то есть свободного стиха. Но мне нравится и тот дополнительный смысл, который вносит сюда слово «свободный». Мысль, образ, фантазия — они и должны быть прежде всего свободны. В этом основа свободного трёхстишия. Но и та открытость стихотворной формы, которая свойственна именно становящемуся жанру, тоже многого стоит. Здесь ещё нет давних и богатых традиций, как для хокку или, скажем, для сонета. Есть открытое, свободное будущее.
* * *
Что касается именно этой книги, открывающей это «Собрание», в ней отражена история любви. История эта началась в том же 1972 году, когда я начал писать трёхстишия. Поэтому естественно, что она задаёт тональность и всем остальным книгам, поддерживая их своим особым светом, который любовь вносит в человеческую жизнь. Без той сплетённости судеб, которой посвящена эта книга, не было бы никакого собрания трёхстиший. Да и всё в моей жизни было бы не так! — и я счастлив, что уже могу позволить себе не задумываться об этом. Счастлив, что мне досталась такая любовь и что в какой-то мере мне удалось найти слова о ней.
Виктор Кротов
Часть первая
Весенняя теплынь
Самый ранний цикл трёхстиший, написанных в марте-апреле 1972 года. В каком-то смысле доисторический цикл — так мне до сих пор странно, что был период, когда я трёхстишия уже писал, но с Машей Романушко (МР) знаком ещё не был. Может быть, уже донеслись до меня из ноосферы какие-то предчувствия?..
Большей частью эти стихи написаны во время командировки в новосибирский Академгородок и одиноких прогулок по тамошнему лесу. Меньше двух месяцев оставалось до нашей встречи.
* * *
Любуюсь тёплым обликом апреля
сквозь окно вагона,
не мытое с осени.
* * *
Видя волнующиеся вершины деревьев
начинаю понимать,
как композиторы пишут музыку.
* * *
Лес.
Белые лучи берез
насквозь просвечивают душу.
* * *
Пронзительно кричат вороны.
Белка насторожилась,
заслышав шорох моих шагов.
* * *
Сухими розгами ветвей
хлещут меня деревья:
давно здесь не был.
* * *
Теплынь весенняя…
А я совсем забыл,
что воздух может быть так ласков.
* * *
Порою хочешь быть счастливым лишь затем,
чтобы понять,
что значит быть счастливым.
* * *
Всё жарче и смелей дыхание весны.
Но почки замкнуты.
Ещё не верят ветви.
* * *
От зубов и когтей можно спастись —
не то что от железного лязга катастрофы,
от невидимых лучей, от ядовитого дыма…
* * *
Ходил по лесу, сучьями треща.
Потом застыл, весну вбирая телом.
Тогда лишь мне деревья улыбнулись.
* * *
Завидовать — иль просто любоваться:
вот белки взлёт среди ветвей упругих,
вот бег её волнистый по земле…
* * *
В лесу мелькают пары, здесь и там.
А может быть, и одиноких много,
но их среди деревьев не заметишь.
* * *
Весь слухом став,
той музыке учусь,
которой научиться невозможно.
* * *
Едва не погиб от восхищения:
весна! всё расцветает!..
Но не погиб. Ведь весна!..
* * *
Большая зеленеющая ветка,
не веря в увядание, лежит,
сверкая свежим срезом.
* * *
В снегу берёзы, снежные деревья.
Всё растаяло, а они в снегу,
верные памяти о метелях.
* * *
Тропинка — проводник мой. Белка — спутник.
Деревья — встречные.
А кто ж я сам?
* * *
Идти. Дышать. Смотреть и слушать.
И думать лишь о том, что видишь здесь.
А это значит — обо всём на свете.
Часть вторая
Праздник по названию «ты»
Первый раз мы встретились в литобъединении «Сокольники», которое вёл Симон Бернштейн, доброжелательный и философичный. Человек с большим умом, маленьким телом и открытой душой. И меня, и МР привела туда цепочка случайных обстоятельств (у каждого своя). Когда Романушка начала читать свои стихи, я вдруг понял, что такое влюбиться с первого взгляда. Впрочем, слово «влюбиться» мне пришло на ум уже некоторое время спустя. А тогда первым ощущением было именно что-то неожиданно праздничное. И это ощущение праздника уже не уходило.
* * *
Как путешественник,
я ухожу в твои глаза…
О, дай мне Бог однажды не вернуться!..
* * *
Мы приятели в мире, где свадьбы и роды,
мы друзья в мире мыслей и радужных слов,
мы влюблённые в мире надежд и мечтаний.
* * *
Славный наборщик набрал капителью
твоё имя
в лексиконе моей души.
* * *
Твоя фигурка для меня — душа толпы,
сердце города,
смысл уличного движения.
* * *
Ты очень щедрая —
уходя,
оставляешь мне полные горсти грусти.
* * *
Три дня не видел твоих серых глаз.
Живу спокойно — как человек,
три года не поднимавший взгляда к небу.
* * *
А вдруг на Земле кончится воздух,
а вдруг я завтра проснусь безногим,
а вдруг ты больше обо мне не вспомнишь…
* * *
Мы с тобой немножко цыгане:
ты — как цыганка, прозорлива,
я — как цыган, разговорчив.
* * *
Открыл дверь — и ты вошла.
Открыл сердце —
ты осталась стоять у порога.
* * *
Сижу возле твоего дома,
дожидаясь назначенного часа…
Звенят пересохшие листья клёнов.
* * *
Мелькание солнца в листьях камыша,
поцелуи, смешанные со смешными словами.
В любимых глазах — то радость, то печаль.
* * *
Идём, глядя в глаза друг другу,
и добрый город
прячет нас от знакомых.
* * *
Шапито прикрыл нас брезентовой ладошкой
и радостно смеётся,
как беззаботный ребенок.
* * *
Даже «да» и «нет»
гуляют в обнимку
на празднике по названию «ты».
* * *
Плывёт сумасшедший кораблик
по пересохшему руслу надежды.
«Бред!» — кричат умирающие рыбы.
* * *
Любовь —
это когда не думаешь о любви,
думаешь о любимом.
* * *
Мы не слабые духом нытики.
Не плачем при расставании.
Плачем при встрече.
* * *
Опало пламя нашего приюта…
Ах, целая свеча уже сгорела…
Как кратко наше долгое свиданье!..
* * *
Самый непонятный для меня день:
чем я жил
в канун нашей первой встречи?..
* * *
Ты шла слепая от счастья,
доверившись мне,
тоже почти незрячему проводнику.
* * *
Свободнее и громче, чем крик в степи,
моё «люблю» —
и столь же непривычно к эху.
* * *
Мне мало сердца своего
тебя любить.
Пусть все тебя полюбят.
* * *
Грустно, Золушка.
Мы отыщем твою фею,
да меня вот уволили из принцев.
* * *
Молитва первая:
научиться любить.
Вторая молитва: не разучиться.
* * *
Проводив тебя,
бросился писать стихи,
как на влажном песке после прибоя.
* * *
Каждый день влюбляюсь в тебя заново,
в новую тебя,
продолжая любить тебя прежнюю.
* * *
Как стихи, слушаю твой голос.
Читаю в глазах чудесные строфы.
Тайком учу тебя наизусть.
* * *
Молчим.
Услужливые ножницы стрелок
режут ломтиками сладкую тишину.
* * *
Вот обещанные тетради.
Вот книжка, которую стоит прочесть.
Что ещё?.. Ах, да — я тебя люблю!..
Конец свидания
Наше жизненное свидание кончалось долго и многократно. Мы понимали по житейскому раскладу, что оно неминуемо должно завершиться. И хотя теперь ясно, что по большому счёту оно не могло оборваться окончательно, но мы тогда этого ещё не знали. Мною владели одновременно эмоциональное недоумение и то, что мне казалось тогда «умудрённым пониманием» происходящего. Но всё равно порою вспыхивало радостное ощущение присутствия в моей жизни очень важного для меня человека, видимся мы или разлучены.
* * *
Как будто снова стал мальчишкой…
Так давно
не ждал я светлых писем.
* * *
Седой тысячелетний камень тихо шепчет:
то не разлука началась,
то кончилось свиданье.
* * *
Ты без меня скучаешь?..
А я… я с трудом могу выговорить:
я без тебя…
* * *
Тебя нет и нет,
словно в желтеющую Москву
перестали приходить поезда.
* * *
Плохо скрывая отчаяние,
весело смотрю на весёлую открытку,
хорошо скрывшую грусть.
* * *
Помню тебя, как помнят море —
помнят, что оно живое
и совершенно ни с чем не сравнимое.
* * *
Пустынный мост,
моё прибежище
от прошлого и будущего.
* * *
Ни письма, ни мечты, ни надежды…
Как на необитаемом острове,
живу в городе, не обитаемом тобой.
* * *
Хоть бы дом повернулся в другую сторону,
чтобы не так резала глаза дорога,
по которой ты ко мне приходила.
* * *
Приезжай неожиданно,
чтобы вдруг
я мог встретить тебя на улице.
* * *
Тяжело на душе…
И словно камни, в меня летят
безжалостные улыбки счастливых людей.
* * *
Утоляю голод
хлебом и яблоками,
воспоминаниями и стихами.
* * *
Твой образ, призываемый воображением,
уже падает от усталости,
в миллионный раз подходя к моему дому.
* * *
Встретить тебя,
взглянуть в глаза
и — всё равно, что будет после.
* * *
Одиноко в комнате.
Зимой даже нет мотыльков,
летящих на огонёк.
* * *
Постепенно постигаю науку грусти,
не зная которой, счастливы
только щенята.
* * *
Никогда ещё так не жаждал работать,
быть занятым — чем угодно…
Спасительные костыли дел!..
* * *
Дышу душной шелухой воздуха,
словно кто-то выбрал все ядрышки кислорода
и унёс туда, где любовь и радость.
Грамматика
Сижу, съежившись в одиночестве.
Спрягаю глагол «придти»
в отрицательной форме.
* * *
Холодный ветер поднимает пыль.
Я заблудился
в собственном пустынном сердце.
* * *
Рад холоду, ветру, дождю.
И даже колючему отчаянию — рад.
Рад.
* * *
Отпираю свою дверь,
вхожу в чужой и незнакомый дом,
чужд и незнаком сам себе.
* * *
Как пиджак обвисает на узенькой вешалке,
жизнерадостная дневная ухмылка
превращается вечером в унынье Пьеро.
* * *
Открываю книгу мудрости и любви,
но страницы вянут, как лепестки,
пыльца слов осыпается под взглядом.
* * *
На душе спокойно и пасмурно.
Любуюсь фотографиями,
как опавшими листьями.
* * *
Бесцельные раздумья.
Словно леплю мысль из серого влажного снега,
расползающегося от прикосновений.
* * *
И сам для себя я всего лишь
облезлая надоевшая игрушка.
Но что делать — если единственная.
* * *
Хмуро — распахнув ворот,
вытряхиваю сухие камушки из души,
как песок из ботинка.
* * *
Больше ни за что не позволю себе
перечитывать эти письма,
эти старые светлые слова.
* * *
Хорошо стать здоровым,
если ненароком не излечился
от самого себя.
* * *
Всем своим влажным снегом
падает небо на землю.
Стою оглушённый.
* * *
Не умея выдумывать стихи,
пишу их под диктовку пережитого,
стараясь не наделать ошибок.
* * *
Кошка. Ребёнок. Человек.
Почешут за ухом. Погладят по головке.
Поверят в твою судьбу.
* * *
Домовит и доволен,
варю крахмал —
обклеить стены мечтами.
* * *
Милая бабушка Невозможность,
как ласковы твои ладони,
как сладки твои лакомства…
* * *
Смотрел в любимые глаза,
как на замёрзший пруд,
чья живая глубина скрыта льдом и снегом.
По Галибу
Позови — и я вернусь,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.