Бесплатный фрагмент - Правда о советском китобойном промысле

От автора

Я всегда осуждал (а сделать что-либо большее было не в наших силах и возможностях) незаконный, а порой и хищнический промысел китов, который вел Союз. Десятки документов (рапорты, докладные, протоколы выступлений на ученых советах и совещаниях разного уровня) тому свидетели. Но ни один из этих документов не увидел света, на всех ставился зловещий гриф «секретно». Мое отношение к промыслу будет отражено в книге с цитированием материалов тех лет. Я не был и не хотел быть членом коммунистической партии. Но всегда был достаточно законопослушным, и у меня никогда не было мысли сделать достоянием гласности то, что я обещал держать в тайне. Более того, я совершенно искренне препятствовал утечке любой закрытой информации, осуществляя роль эксперта по китобойному промыслу Приморского крайлита. Того требовали интересы государства тех лет.

Не знаю, насколько это прозвучало в книге, но я и раньше, во время китобойного промысла, и сейчас, в этой книге, практически не обвиняю непосредственно самих китобоев в том, что творилось на промысле китов, особенно в последние годы. Это было бы то же, что обвинять солдат в прегрешениях войны. А кто же виноват? Об этом я попытался рассказать в своей книге.

Надеюсь, что прежние неблаговидные времена ушли в прошлое, а обновленная власть разрешила реанимировать правду об истории страны, даже самую жестокую. Расставлены верные акценты и даны правильные оценки многим событиям в стране в разные периоды строительства коммунизма и социализма. Рассекретили все, что можно было рассекретить. Рассекретили и значительную часть документов по китобойному промыслу.

Но ничего из этих материалов, кроме отдельных цифр в таблицах в узкоспециализированных изданиях, пока не было предано огласке. Не было сделано никакого анализа и осмысливания происходившего.

Далее с этим соглашаться совершенно недопустимо ни с гражданской позиции, ни с позиции ученого, продолжать игру в прятки и не попытаться восстановить тщательно скрываемую правду о советском китобойном промысле.

г. Владивосток. Июнь 1994 года

Глава 1 
Начало

С провозглашением на русском Дальнем Востоке советской власти в повестку дня встал вопрос об использовании морских богатств, в том числе и китов. Однако в разоренной стране некогда было думать о немедленном создании отечественного китобойного промысла. Было решено передать китобойное дело в руки иностранцев. В 1923 году советское правительство предоставило концессию норвежскому акционерному обществу «Вега» сроком на пятнадцать лет с правом охоты на китов в Беринговом и Чукотском морях. Общество располагало пятью китобойцами и китобойной базой «Командорен-1». За два сезона флотилия добыла около шестисот китов, но потом, как описывается в советской литературе, за нарушение правил ведения промысла договор был расторгнут.

Советское правительство принимает решение начать отечественный китобойный промысел. В 1929 году Акционерное камчатское общество (АКО) покупает в Америке большой, в одиннадцать тысяч тонн, грузовой пароход «Глен-Ридж» постройки 1919 г. и перегоняет его в Европу, в город Осло, где по первому варианту планировалось его переоборудование. Возглавил перегон, а позднее и руководил переоборудованием известный капитан дальнего плавания А. Дудник. В Осло в беседе с советским полпредом в Норвегии Александрой Михайловной Коллонтай Александр Дудник предлагает переименовать «Глен-Ридж» в «Алеут» в честь маленькой, но мужественной народности, проживающей на суровых Командорских островах.

Однако переоборудование «Алеута» в Норвегии сорвалось из-за давления со стороны могущественных китобойных компаний, не желавших появления в Тихом океане еще одной флотилии. Капитан Дудник получает указание перегнать «Алеут» в Ленинград, где он становится для переоборудования на военный судостроительный завод.

Сухогрузный пароход должен был стать современной по тем временам китобойной базой-фабрикой со слипом, жирзаводом с котлами для варки сырья и оборудованием для разделки китовых туш. Между тем на заводе не было специалистов, имевших дело с китобазами, да и технические возможности завода были весьма скромными. В связи с этим возникли определенные трудности, но эти трудности были естественные и понятные. Но появились трудности надуманные и искусственные, а потому для нормального человека непонятные. Типичный вариант: высокое руководство отдает распоряжение, а «низы» либо вообще его не получают, либо под любым предлогом его не выполнят. Или, наоборот, руководство никак не реагирует на запросы с мест. Этот новый тип советских отвратительных хозяйственных взаимоотношений руководителей разных рангов в гиперболизированном виде отразил в сатирической сцене артист Аркадий Райкин. Смыл сцены в том, что руководители отрасли, получив запрос с какого-нибудь, к примеру, металлозавода, не желая ни думать, ни тем более что-то делать, решают: «Давайте запустим дурочку!» И отправляют телеграмму: «Грузите апельсины бочками!» Так в нашу жизнь уже без авторства вошло крылатое выражение «запустить дурочку».

А тут на заводе, как сговорившись (а может, это так и было), специалисты-кораблестроители заявили, что из сухогрузного парохода сделать китобойную базу невозможно.

Словом, большое перспективное дело увязло в бюрократической трясине. Александр Дудник везде натыкался на глухую стену равнодушия и чванства. Это поднимала голову и уже начинала давать ростки административно-командная система, которая позднее расцвела пышным цветом и плодами которой мы сыты по горло.

Союзник у капитана Дудника появился неожиданно и с неожиданной стороны. Им оказался выдающийся ученый и кораблестроитель академик Алексей Николаевич Крылов. Глубоко ознакомившись с состоянием дел и со всеми документами, а также аргументами оппозиции, он заверил Дудника в том, что из «Алеута» получится великолепная китобаза.

Решительная поддержка известного ученого сыграла свою роль: переоборудование парохода получило статус правительственного задания и велось широким фронтом. В те годы такого статуса было еще достаточно по молодости системы. Но тем не менее все было непросто: на всех этапах работы приходилось решать задачи большой технической трудности: и при корпусных работах, и в трюмах, и на палубах. Из-за проволочек завода выйти на промысел в 1931 году «Алеут» уже не смог.

Творческая инициатива, настойчивость и целеустремленность Александра Дудника была не по душе местному начальству, и началась борьба за выживание. А. Дудник не смог превзойти самого себя и после очередной бессмысленной тяжбы попросил освободить его от обязанностей капитана «Алеута». Но этого только и ждали вышестоящие начальники и, не боясь, что могут сорвать начатое государственное дело, одним росчерком пера ему предложили незамедлительно передать дела капитану Бургхарду. Сорвется государственное дело? Наплевать! Наверное, это начиналось то время, когда никто ни за что уже не отвечал и когда родилось крылатое, но труднообъяснимое, чисто советское выражение «всем все до лампочки».

Но вот после стольких мытарств переоборудование было закончено, и 27 июля 1932 года «Алеут» тремя гудками простился с родным портом и отправился в многомесячное плавание по маршруту Ленинград — Киль — Ямайка — Панамский канал — острова Ревилья-Хихедо — Сан-Франциско — Берингово море. Отсюда по окончании промысла предполагалось следовать в порт приписки Владивосток.

В порт города Киль из Норвегии прибыли вновь построенные для флотилии «Алеут» три паровых китобойных судна. Им были присвоены названия, созвучные эпохе: «Трудфрон», «Авангард» и «Энтузиаст».

Не имея никакого опыта в промысле китов, советское руководство пригласило для работы на флотилии иностранцев разных специальностей и разных национальностей. Это были и норвежцы, и немцы, и шведы, и американцы, которые также прибыли на «Алеут».

16 августа флотилия, теперь уже в полном составе выйдя из Киля, проходит Атлантический океан, Саргассово и Карибское моря, а затем и Панамский канал. 12 октября флотилия встречается в Тихом океане. У островов Ревилья-Хихедо было решено провести пробный отстрел китов. И вот 25 октября были убиты первые киты и открыта новая страница в старинном промысле народов России. Так зародился советский китобойный промысел, который продолжался без малого пять десятилетий.

Тут в планах руководства «Алеута» происходят изменения. Всем очевидно, что идти на промысел, по существу, зимой не имеет смысла, и принимается, как оказалось, правильное решение: продолжить опытный промысел китов у островов Ревилья-Хихедо, после чего, зайдя в Гонолулу, следовать во Владивосток. За две недели охоты был добыт двадцать один кит и в трюмы базы были опущены первые десятки тонн ценнейшей продукции собственного производства.

Флотилия взяла курс на северо-запад в направлении родных берегов.

Далее произошли события, совершенно неожиданные для экипажа флотилии. Не упоминалось о них до последних лет и в советской литературе. Спасаясь от сильнейшего тайфуна, разразившегося в канун Нового года, суда оказываются на совершенно секретной, не указанной на штурманских картах, никому не известной японской военно-морской базе с дальнобойными морскими орудиями и подводными лодками, расположенной на одном из островов Бонинского архипелага. И только благодаря своевременному выходу в эфир и связи с советскими портами (а значит, и со всем миром) флотилия не была уничтожена. Историк В. Иваницкий, подробно описавший эти события в своей книге, считает, что это была «грозная, но пока неразгаданная прелюдия к Перл-Харбор».

Китобойная флотилия «Алеут» пришвартовалась в бухте Золотой рог вблизи Владивостока 21 февраля 1933 года. За инцидент с японской военно-морской базой капитан Бургхард решением «сверху» был снят с должности, а капитан-директором был вновь назначен А. Дудник.

Приняв флотилию, он сразу же в срочном порядке начал готовиться к первому промысловому рейсу. Самую большую трудность капитан видел в подборе команды. В рейс шли все прибывшие с «Алеутом» иностранные специалисты — три гарпунера, два наблюдателя за китами, специалисты по разделке туш китов, механик жирзавода и даже один матрос первого класса. А. Дудник делал большую ставку на иностранцев, так как в экипаже, насчитывавшем более ста человек, только трое в какой-то мере знали китобойное дело. Необученность большинства членов экипажа представляла самую большую трудность.

28 мая 1933 года «Алеут» начал свой первый промысловый рейс. Первого кита, пятнадцатиметрового кашалота, добыли у берегов Камчатки. Все свободные от вахты члены экипажа вышли встречать этого кита. Уже на китобазе родилась традиция посвящения в китобои: для того чтобы стать настоящим китобоем, оказывается, надо было похлопать кита «по животику». Не знаю, чей это приоритет, но о существовании символического клуба «Похлопай кита» писали давно. В него вступали те, кто имел возможность в Антарктике похлопать или погладить по голове показавшегося из полыньи, чтобы подышать воздухом, кита — малого полосатика. Когда кашалота поднимали по слипу на разделочную палубу, то над пустынным морем раздавалась музыка. Это судовой духовой оркестр играл советский гимн «Интернационал».

Следующим добытым китом был знаменитый синий кит, или блювал, — самое большое животное планеты. Поднимали гиганта двумя 30-тонными лебедками. Его длина была 26.5 метров, и он не умещался на кормовой разделочной площадке. И разделывали его трое суток! Трое суток тяжелой и достаточно опасной работы по щиколотку в крови и жире.

Китов было много, тем не менее руководство посчитало необходимым обследовать все прибрежные районы Берингова моря и даже выйти в Чукотское море. Во всех районах добыча китов шла успешно.

Первый рейс флотилии был завершен 6 ноября. План добычи китов был выполнен и даже перевыполнен, но руководство флотилии было недовольно ассортиментом выпущенной продукции. Консервов было выпущено мало, всего 415 ящиков, а 1114 тонн жира оказались низкого качества из-за повышенной кислотности. Но уже во втором рейсе было добыто 339 китов и выработано 4574 ящика консервов. Не вызывает никаких сомнений, что это заслуга вала, а точнее, его отсутствие. Через некоторое время добыча китов возрастает в пять раз и будет соответствующий план по сырцу, валу и никаких консервов, консервная линия будет снята вообще. Жир плохой? Наплевать! Лишь бы было добыто побольше сырца. Вот и тухли уже добытые киты. Моряки шутили: «Хорошо еще, что вода холодная, тухли киты меньше».

Надо сказать, что в советской литературе практически нет или, во всяком случае, очень мало описаний первых лет работы советской китобойной флотилии.

Один из первых советских исследователей китов Борис Зенкович в книге «Вокруг света за китами» достаточно правдиво описывает первый рейс флотилии, добычу первых китов и работу иностранных специалистов. Этого нельзя сказать про последующие описания. Так, Анатолий Вахов в книге «Фонтаны на горизонте» нагородил такое, что читать ее сейчас и стыдно, и даже противно. Книга пытается создать впечатление, что реакционные силы всего мира ополчились на советских китобоев. Книга наполнена шпиономанией и ненавистью ко всему иноземному. Иностранные специалисты все либо горькие пьяницы, либо шпионы и диверсанты. Создается такое впечатление, что и киты тоже все вражеские агенты: то они выпрыгивают из воды, чтобы упасть на китобоец, то бьют его по корме и ломают винт. Марсовый наблюдатель по злому умыслу иностранного гарпунера падает с большой высоты вместе с ломающейся мачтой на палубу судна. Японцы ловят судно в специально расставленные сети. Китобазу пытаются сжечь или захватить в плен с помощью военных судов. Внедрившиеся в нашу советскую действительность вражеские агенты топят ни больше ни меньше, как транспорт, снабжающий флотилию углем.

А иностранные фирмы шлют плохой уголь и китовые канаты.

Очевидно, в целях конспирации Вахов переименовывает единственную и известную на весь мир советскую китобойную флотилию «Алеут» в «Приморье», а китобойные суда в «Труд» и «Фронт». Вот попробуй догадайся!

Вот только несколько цитат из этой постыдной книги: «Вокруг поднимались фонтаны воды от рвущихся снарядов. Американцы вели беглый огонь. Наводчики у них были, как видно, не особенно опытные: снаряды летели мимо китов. Но вот один кит рванулся и ушел на глубину… Морякам давно известно, что американские китобои бьют всех встречающихся на пути китов, не щадя ни малых, ни сосунков… Вся охота иностранцев — это сплошное истребление китов…»

Вот еще характерная цитата из этой книги: «Степанов (политический помощник капитана) сказал: «Борьба так не закончится. Еще раз придется встретиться с врагом! Врагу не поздоровится!»

Кончается все «благополучно»: враги, почти все троцкисты, сурово наказаны, а советская действительность, естественно, торжествует.

То, что я посчитал нужным привести из книги Анатолия Бахова, является неправдой о советском китобойном промысле. Так, в частности, мне удалось пообщаться на промысле с китобоями, которые еще работали с иностранными специалистами. Мнение у всех было однозначным: хорошие они ребята! И, конечно же, не было никаких американских хищников-китобоев и тем более каких-то шпионов и диверсионных актов. Это была писательская и, по существу, грязная ложь, показательная для того периода, периода так называемой холодной войны, и имевшая четкую ориентацию: оболванивание читателя, нагнетание шпиономании и всеобщей подозрительности, и позднее получившая даже полуофициальное название «контрпропаганда».

А правда была такая: суровые будни первых лет нового для страны промысла. Россия голодала, власть громила так называемых кулаков и загоняла людей в колхозы. Нарастали масштабы репрессий.

Флотилия работала на угле. Угольная пыль была повсюду. Из труб валил черный дым. В каютах китобойцев, кишащих тараканами, негде было повернуться: даже в каюте капитана, если он сидел, присесть вошедшему уже было некуда.

Неопытность людей давала о себе знать на каждом шагу. Оказалось, что добыть кита проще, чем потом его обработать. Не умели элементарного: переворачивать тяжелую тушу с одного бока на другой при разделке, находить суставы, чтобы отделить голову от туши, разделить на части позвоночник. Норвежский мастер, конечно, по-своему объяснял и показывал, но его трудно было понять. Наивно было рассчитывать, что три иностранных специалиста, даже хорошо знавших свое дело, обучат полторы сотни людей новым профессиям.

Не хватало кожаной обуви для раздельщиков. Палубные приспособления нередко не выдерживали колоссальных нагрузок: системы, рассчитанные на десять тонн, подвергались нагрузкам в 40—50 тонн. Однажды чуть не случилась большая беда. На кормовой площадке шла разделка 40-тонного финвала. При переворачивании кита оборвалось одно из приспособлений и тяжеленная туша стала скользить по палубе к борту. База дала крен, и кит пошел еще стремительнее. Под бортом как раз стоял китобоец. Кто-то закричал: «Раздавит, китобоец!» К счастью, кит задержался у кнехта (металлическая тумба для крепления швартовых канатов). Уже потом во Владивостоке вместо леерного ограждения из тросов был поставлен надежный цельнометаллический фальшборт.

В другом рейсе в аналогичной ситуации матрос не успел убежать от шедшего на него кита и он правильно предпочел выпрыгнуть за борт. В противном случае он был бы неминуемо раздавлен. База лежала в дрейфе, и вытащить моряка было делом техники.

Но все трудности жизни скрашивались роскошной природой Камчатки. Дело в том, что первые годы промысла база «Алеут» почти весь сезон стояла на якоре в красивейшей бухте Моржовая. И китобойцы, не уходя далеко в море, добывали много китов и приводили их на китобазу. На берегу бухты были построены небольшие складские помещения для хранения различного промыслового снаряжения, необходимого для промысла в текущем году и оставляемого на зиму для работы в следующем году. Жил там и сторож. Но однажды снежная лавина, сорвавшаяся с крутых склонов, разделалась с антропогенным воздействием на берегах великолепной бухты. Восстанавливать уже больше никто и ничего не стал.

Не миновала страшная волна репрессий и «Алеут». В 1936 году капитан-директор «Алеута» А. Дудник был награжден высшей правительственной наградой — орденом Ленина. А в 1937 году флотилия впервые провалила план добычи китов. Сразу же нашлись «враги народа». Начались аресты. Набирал ход маховик репрессий, как свидетельствует В. Иваницкий, и во Владивостоке. Арестовали управляющего Крабоморзверотреста и многих руководителей города. А в 1938 году был арестован и А. Дудник. Почерк арестов «от Москвы до самых до окраин» (слова из патриотической песни тех лет) был во многом схож. Люди в форме НКВД появились на «Алеуте» в последнюю ночь перед выходом в море. Китобаза вместе с китобойцами была уже выведена в рейд. Катера доставляли последних загулявших в городе моряков и отвозили обратно провожающих. Оставалось совершить формальность со службой капитана порта. Однако вместо представителей этой службы на борт прибыла группа представителей другой службы. Дальше обыск и следственная камера. Обвинения превзошли самое больное воображение. Следователь: «Мы располагаем надежными свидетельствами о ваших давних преступных связях с японской разведкой… Давно известны ваши преступные намерения продать китобойную флотилию японскому рыбопромышленному концерну…» (из книги В. Иваницкого). Дальше тюрьма, побои, попытки заставить А. Дудника пойти на лжесвидетельство и так далее.

Я начал проводить исследования китов на базе «Алеут» в 1957 году, то есть через двадцать пять лет после начала советского китобойного промысла. Флотилия в прошедшем году была переоборудована и в первый раз работала на жидком топливе. Это, конечно же, был крутой перелом во всем — в работе и жизни китобоев. Но тем не менее бытовые условия оставались практически почти невыносимыми.

В большей части жилых помещений команды стояла жара. Иллюминаторы открывать было нельзя, так как с разделочных палуб по ним текли кровь с жиром, а в шторм, когда китов не добывали, в иллюминаторы хлестала вода. Цементная палуба была почти раскаленной, и ходить по ней без обуви было нельзя. Китобои мастерили себе из дерева колодки, в которых также было удобно ходить в душ после работы. По ночам все задыхались от духоты, обливаясь потом. Поэтому многие раздельщики, смертельно уставшие, не снимая прожиренной и вонючей робы и сапог с шипами, спали в коридорах. Когда китов не было и коридоры почти блистали чистотой, все наполнялось густым запахом одеколона и даже дорогих духов. Только самые наивные или новички на промысле могли предположить, что китобои так интенсивно соблюдают личную гигиену.

Спиртного на советских флотилиях в свободной продаже никогда не было, хотя и «сухого закона» не было тоже. И моряки с поклоном шли к промтоварным ларькам.

Питание на всех советских флотилиях было соответствующим бытовым условиям: однообразные каши, сушеные картофель, лук, морковь и извечная полусгнившая капуста. Зато, в отличие от других советских судов, вдоволь можно было есть мясо, китовое, конечно. Оно было вкусным в разных видах — и в котлетах, и в отбивных. Из плавников усатых китов делали холодец. Для себя мы в «охотку» приготовляли китовые мозги, жарили семенники и варили почки от молодых китов. Можно было пожарить китовую печень, не уступающую по вкусовым качествам скотской. Но ее обязательно надо было предварительно очень хорошо отмочить в соленой морской воде, чтобы удалить витамин А, который содержится в печени китов в таких больших количествах, которые уже вредны для организма человека. Иногда я любил побаловаться строганиной (тонкие пластинки замороженного мяса) из сердца кита. А некоторые работники базы выпивали по кружке китового жира.

Китобаза «Алеут», будучи в своей основе грузовым пароходом, не была приспособлена для работы людей на палубах. Она «не отыгрывалась», как говорят моряки, на волне, а как утюг (очень меткое выражение моряков) врезалась в набегающие волны и всей массой принимала на себя многотонные массы воды, которые все сметали на своем пути.

Я был свидетелем, когда большая волна, перевалив через нос базы, понесла по палубе пласты мяса по тонне и больше, завернув в них одного из раздельщиков. Когда его товарищи, улучив момент, подбежали к этой горе мяса, прижатой к тому же к носовой надстройке, то увидели очень неприятную картину: из этой мясной горы торчала рука человека. К счастью, все окончилось благополучно: пласты мяса аккуратно растащили лебедками, а матроса бережно извлекли на белый свет. Он не пострадал.

Здесь можно вспомнить, что все раздельщики обладают не только прекрасным здоровьем, но и недюжинной силой, причем сами внешне ничем особенным не выделяясь. Как-то мы как зачарованные наблюдали за почти артистической работой двух раздельщиков, которые взмахом фленшерных ножей легко и даже изящно рассекали как бумагу толстые, до 20 сантиметров и более, пласты сала, делая в них почти метровые надрезы и загружая их в жироваренный котел. Однажды один из тяжеловесов из состава научной группы базы решил попробовать свои силы и попросил нож у раздельщика. Размахнувшись, он изо всей силы ударил по пласту сала, но нож, к его и нашему удивлению, вошел в пласт сала всего на 2—3 сантиметра.

Переоборудование флотилии «Алеут» для работы на жидком топливе позволило флотилии оторваться от берегов, и в 1957 году начался пелагический период ее промысла и продвижение на восток к Командорским и Алеутским островам. Китов разных видов было много, и часто часам к десяти уже передавалась команда: «Прекратить охоту!» Это означало, что китов уже добыто столько, сколько может обработать база. А может, и больше.

В те годы, как правило, с китов снималось только сало, а у кашалотов отделялась еще и голова. Мясо усатых китов использовалось лишь в очень небольшом количестве. Своих морозильных установок на «Алеуте» не было, а транспортные рефрижераторы, называемые китобоями для простоты и за сходство набора букв жирафами, не успевали морозить мясо и транспортировать его во Владивосток. Частично использовались кости китов для производства муки. Гигантские туши китов через слип выбрасывали в море. Эти огромные плавающие останки морских исполинов, называемые китобоями почему-то шашлыками, отмечали путь базы. Суда, следующие к флотилии, натыкались на эти останки и понимали, что вышли в район работы флотилии.

Хорошим ориентиром являлся также тяжелый, без преувеличения тошнотворный запах от переработки китов, который буквально повисал в воздухе и в безветренную погоду давал о себе знать задолго до появления китобойной базы на горизонте. Когда переходишь с судна на базу, то к горлу подступает тошнота и кажется, что к этому запаху никогда невозможно привыкнуть. Но проходит очень короткое время, буквально минуты (для разных людей это время может быть различным), и запах перестает ощущаться. Однако я знал научных сотрудников, которые так и не могли привыкнуть к этому зловонию, ежедневному, ежеминутному, от которого, как поется в песне, «не спрятаться, не скрыться». (Правда, в песне говорится про любовь.) Как влияет, вернее, влиял этот запах на организм человека (хорошо априори вряд ли), установить уже никому не удастся.

Анализируя материалы промысла, можно говорить, что даже тогда, когда китов было много, нарушения правил ведения промысла пусть относительно небольшие, но были. Хотя инспектор на базе при этом присутствовал и уже тогда нарушения не передавались в IWC. Вообще, советская национальная инспекция по китобойному промыслу заслуживает того, чтобы на ней и ее работе остановиться отдельно.

Глава 2 
Национальная инспекция по китобойному промыслу

Советский Союз в лице президиума Верховного Совета 15 июля 1948 года ратифицировал Международную конвенцию по регулированию китобойного промысла, основополагающего документа, оговаривающего все правила ведения китобойного промысла. Между тем можно утверждать, что все годы ведения промысла до 1972 года, когда была введена Международная инспекция по китобойному делу, советские китобои с благословения руководящих органов никогда и ни по одному пункту не выполняли правил ведения промысла, предусмотренных конвенцией.

Так, китобои «Алеута» даже при обилии китов не упускали случая добыть гладкого кита. Мне довелось присутствовать при разделке одного из этих гигантов. Это была, конечно, махина. Ему надо было обрубить грудные плавники, чтобы он прошел через слип. Все киты — чудо природы, но это было чудо из чудес.

В более высоких широтах Берингова моря китобои в первые годы ведения промысла не задумываясь добывали серых китов, которые так же, как и гладкие, еще с 1946 года были запрещены для промысла. И все это при наличии на борту китобазы инспектора по китобойному промыслу.

Контингент национальных инспекторов был самым разношерстным, но в основном это были кадры далеко не из лучших. Это могли быть или проштрафившиеся капитаны китобойных и зверобойных судов, или несостоявшиеся научные работники, ну и, естественно, сотрудники рыбоохранных организаций. А, например, на «Алеуте», когда я проводил исследования, инспектором работал, вернее, числился бывший милиционер, который вряд ли даже подозревал о существовании международных правил, а может, и вообще каких-либо правил ведения китобойного промысла.

В первый рейс флотилии «Советская Россия» на должность национального инспектора по китобойному промыслу был назначен Геннадий Соляник, сын знаменитого (теперь уже можно сказать, что печально знаменитого) Алексея Соляника. Это выглядело как издевательство над здравым смыслом, а может быть, это только сейчас так выглядит, потому что уж этот человек знал очень многое. И, в частности, то, что творил с ресурсами китов в Антарктике его папаша, от которого Геннадий унаследовал только самонадеянность, надменность и чванливость.

Кого он стал бы инспектировать и тем более наказывать? На разделочные палубы китобазы он, естественно, не выходил. А скорее всего, все было продумано и все знали, кого назначали. А то попадется какой-нибудь строптивый товарищ и начнет вдруг исполнять свои обязанности инспектора и болтаться под ногами, вот и возись с ним. А в этом варианте все было ясно.

По идее, это должна была быть ответственная должность и от работы человека, занявшего эту должность, в значительной мере должна была зависеть вся деятельность флотилии. На самом деле это была какая-то пародия на серьезную должность.

Сам статус советского национального инспектора по китобойному промыслу был порочным порождением порочной системы. Судите сами: как можно себе представить, чтобы сотрудник, призванный контролировать соблюдение правил ведения промысла флотилией и наказывать за нарушение этих правил, получал деньги от этой же флотилии? Более того, размер его зарплаты зависел от результатов промысла, от количества добытого сырца. Таким образом, инспектор полностью зависел от руководства флотилии. Вы даже теоретически можете себе представить, что вы, рядовой работник учреждения, контролируете работу своего директора, пишете на него обвинительные докладные в вышестоящие инстанции, налагаете штрафы за недочеты в работе! Как можно бить по руке, тебя кормящей? Это же грех!

Выходов мало: или уходить самому, если тебя не устраивает твое полнейшее бесправие и такая же зависимость от руководства флотилии, или тебя «уйдут», если пойдешь наперекор начальству, а другими словами, попытаешься честно выполнять свои обязательства. Но есть еще один выход, которым пользовались почти все без исключения инспекторы: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»… Слова этой народной индийской мудрости и известной в свое время советской песни про любовь мы предложили считать гимном советской национальной инспекции по китобойному промыслу.

Известно, что было придумано много способов борьбы со всеми видами инспекции. Были, конечно, такие и для китобойной инспекции. Излюбленным и достаточно проверенным, но примитивным был способ напоить инспектора. Правда, я знал одного инспектора на китокомбинате, который до последнего времени занимал очень высокий пост в этой системе — начальника Охотрыбвода, который с удовольствием принимал угощение и даже обильное. Однако когда китобои, будучи уверенными в «успехе» и своей полной безнаказанности за браконьерство, возвращались на китокомбинат, их на берегу поджидал инспектор.

Использовались и более «интеллектуальные» способы. Инспектору предлагалось для ознакомления с промысловой работой и обстановкой в его районе сходить на китобойце на денек в море. К концу дня китобоец получал задание от руководства флотилии идти в дальнюю разведку китов на неделю и больше. Естественно, это полностью развязывало руки руководителям промысла и использовался этот метод, когда в районе появлялись запрещенные для промысла киты.

В Положении об инспекторе по китобойному промыслу расписывались его права и обязанности, но заканчивалось оно почти сакраментальным и беспрецедентным пунктом, который предписывал инспектору всеми силами способствовать выполнению плана добычи китов. А почему ему и не способствовать, если от этого зависела зарплата и взаимоотношения с руководством флотилии? Ну разве это все не театр абсурда?

По тому же Положению инспекторов должно быть по двое на каждой флотилии для круглосуточного контроля за добытыми китами, определения точного их вида, пола, размера и физиологического состояния, половозрелое животное или нет, яловая самка или беременная и прочего. Но, как правило, инспекторы предпочитали вообще не выходить на разделочные палубы, а биологические сведения о добытых китах, которые их устраивали, они брали у научных сотрудников. Я помню, как они для еще большего облегчения своей работы попросили у меня график роста эмбрионов кашалотов, по которому они и записывали размеры эмбрионов в свои отчеты.

Часть сведений составлялась в соответствии с указанием руководства флотилии и министерства. Что касается сведений о нарушении правил ведения промысла, которые надо было показать, то тут все обстояло предельно просто: указать столько-то маломерных животных, столько-то кормящих (обычно не более 5%) и так далее. Дескать, нарушения, конечно, есть, их не может не быть, так как всякие определения в море всегда трудны, но все на уровне случайности и ошибки, не более. Естественно, что отчетность о добытых китах, направляемая в BIWS, ничего общего не имела с реальной добычей китов, о чем мы уже говорили и не раз еще будем говорить.

Передо мной «Временное указание на применение санкций за нарушение действующих Правил ведения китобойного промысла в соответствии с рекомендациями МКК», утвержденное заместителем министра рыбного хозяйства СССР Жигаловым от 6 декабря 1977 года. Смеху подобно: за добычу китов, запрещенных к убою, налагается (точнее, мог налагаться) штраф на капитан-директора флотилии, на капитан-дублера флотилии и гарпунера китобойного судна в размере от 25 до 50 рублей. За добычу кормящих самок (!) от 15 до 50 рублей, что по курсу тех лет равнялось примерно 9—30 долларам США. Такие штрафы налагались при зарплатах руководителей промысла в тысячу и более рублей.

Участвуя в работе Второго всесоюзного совещания по морским млекопитающим в 1959 году в Ленинграде, я сказал главному специалисту по китобойному промыслу Министерства рыбного хозяйства СССР В. Тверьяновичу о том, что флотилия «Алеут» при удобном случае в нарушение правил добывает серых китов. Я наивно предполагал тогда, что на головы китобоев обрушатся громы и молнии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Каково же было мое удивление, что громы и молнии действительно обрушились, но только на мою голову. Более того, я был обвинен в клевете на наших «доблестных китобоев» и «членов партии». Последнее, по замыслу, должно было быть наиболее криминальным.

Положение национального инспектора после введения международной инспекции сделалось еще более двусмысленным. К примеру, если вдруг необъявленные нарушения по какой-то причине получали огласку, то крайними, как у нас говорят, становились национальные инспекторы и несли примерное наказание. Так, например, было с бывшим научным сотрудником нашего института, инспектором по китобойному промыслу на китобойной флотилии «Дальний Восток» М. Лобацевичем. При нем в нарушение правил были добыты 22 синих кита. А когда об этом факте стало достаточно широко известно, он был освобожден от занимаемой должности, как будто он сам добыл этих китов или хотя бы давал указание на их добычу.

Советская национальная инспекция по китобойному промыслу была очередной профанацией, «фиговым листом» и видимостью добропорядочности, свойственным системе тех лет.

Глава 3 
Вторая курильская

Курильская китобойная флотилия вступила в строй в 1948 году. Добычу китов вели в разные годы 12—15 судов. Это были американские военные тральщики, переданные нам во время Второй мировой войны без права использования в любых целях после ее окончания. Но мы, как всегда, спокойно игнорировали эту договоренность. Но писать, фотографировать и тем более публиковать фотографии этих так называемых амиков было запрещено.

Это были цельнометаллические, мощные и быстроходные суда с двумя винтами и достаточно маневренные для успешной охоты на китов. В особом переоборудовании они не нуждались, кроме установки на носу гарпунной пушки.

Китобойцы этой флотилии имели названия «Пурга», «Буран», «Муссон», «Вьюга», «Тайфун», «Ураган» и так далее в таком же духе, за что вся флотилия получила шутливое название «флотилия штормовой погоды».

Китобойцы базировались на пяти китокомбинатах, расположенных на Курильских островах и построенных еще японцами.

Из-за частых и густых (плотных) туманов и необычайно высоких скоростей приливно-отливных течений в Курильских проливах, где часто держались киты, воды Курильских островов считаются одними из самых трудных для плавания в Мировом океане. Из-за таких условий для промысла и несовершенности навигационного оборудования китобойцы флотилии иногда терпели аварии.

Через три года после начала работы флотилии, в 1951 году, уже упоминавшийся исследователь китов Б. Зенкевич в своем письме, адресованном тогдашнему министру рыбной промышленности СССР А. Ишкову, писал следующее: «Ознакомившись с составом добываемых кашалотов (имеется в виду Курильская флотилия), я убедился, что в подавляющем большинстве добываются молодые неполовозрелые кашалоты, которые через 3—5 лет давали бы вдвое больше жира. В настоящее время развитие китобойного промысла на Дальнем Востоке идет по неправильному, государственно нецелесообразному пути».

Еще через три года начальник экспедиции по изучению дальневосточных китообразных С. Клумов в своем отчете писал о «напряженности плана выбоя китов в прикурильских водах на 1955 год» и том, что положение усугублялось «общим уменьшением количества наблюдаемых китов», а поэтому потерей гораздо большего времени, чем раньше, на их поиски. Обстоятельства заставляли китобоев брать буквально все, что появлялось вблизи судна в пределах выстрела гарпунной пушки. Именно всеми этими обстоятельствами можно было объяснить и то большое количество маломерных кашалотов, которые были доставлены на комбинаты… Невольно встает вопрос о целесообразности ведения такого промысла. Во-первых, такой промысел ведет к дальнейшему истощению запасов, а во-вторых, является нецелесообразным и нерентабельным с точки зрения его экономического эффекта.

В следующем своем отчете в 1956 году этот же ученый пишет: «…план добычи китов является завышенным, он не соответствует состоянию сырьевой базы китовых стад в прикурильских водах… Необходимо, чтобы вся китовая продукция использовалась полностью и использовалась более рационально. До каких пор мы будем выбрасывать в море громадные богатства? Когда будет, наконец, наведен порядок на китокомбинатах, которые работают из рук вон скверно, несмотря на кажущееся чисто внешнее благополучие? Все эти вопросы неоднократно ставились перед Министерством рыбной промышленности СССР и другими организациями, однако никто не считает нужным ни исправлять недостатки и ненормальности, имеющиеся в промысловой работе, ни обсудить эту работу, вникая внимательно и серьезно в ее существо, а не скользя по поверхности, учитывая только выполнение плана по добыче сырца и оставляя без внимания те безобразия, которые творятся как и в деле полного использования китов, так и в отношении имеющихся на комбинатах колоссальных потерь продукции промысла. По-видимому, мы чересчур богаты природными ресурсами, если позволяем так расточительно и так не по-хозяйски к ним относиться».

Можно с полным основанием утверждать, что и в те годы, и все последующие эти предупреждения и взывания к разуму, к рачительному отношению к природе оставались «гласом вопиющего в пустыне».

Планы на добычу китов в два раза превышали возможности сырьевой базы, и с каждым годом ситуация с китами в прикурильских водах ухудшалась. Все годы флотилия «Алеут», следуя в основной район промысла и на обратном пути, проходила вдоль Курильских островов не для того, чтобы полюбоваться их красотами, а вела поиск и охоту развернутым строем всех своих китобойцев.

Китокомбинаты сначала начинают простаивать, особенно расположенные на южных Курильских островах, а затем закрываются один за другим.

Между тем промысел китов с базированием на береговые комбинаты имеет много преимуществ по сравнению с китобазами, так как открывает большие возможности в рациональном использовании китового сырца за счет больших, практически неограниченных производственных площадей, то есть того, чего хронически не хватало на китобазах пелагических флотилий.

Со временем производственникам стало не до расширения ассортимента продукции: вал задавил все разумное и целесообразное в использовании ценнейшего сырья.

Первым прекратил работу самый южный комбинат на о. Шикотан (Хабомаи) «Островной». На фотографии мной снят в 1955 году один из последних кашалотов, доставленных на этот комбинат накануне закрытия. Кит «голосует» поднятым кверху ластом от распирающих его газов от разложения туши из-за излишне длительной буксировки от места добычи до китокомбината. Вскоре закрываются китокомбинаты «Косатка» и «Ясный» на о. Итуруп.

Но китобои знали: план должен был взят! А поэтому в поисках китов они уходили все дальше и дальше от островов и проводили на китокомбинат уже тухлых усатых китов, не пригодных для пищевых целей. Но это особенно никого не волновало. План любой ценой! И китобои били все подряд. Особенно много добывалось маломерных кашалотов, но на комбинатах в этих случаях приходили на выручку: почти невероятной стала практика, когда двух, а то и трех маленьких кашалотов, как правило, это были самки, «складывали» и записывали одним большим самцом, но уже разрешенным к добыче, в журналы разделки и дальше по инстанциям, вплоть до IWC.

Много в те годы в районе Курильских островов было добыто запрещенных еще в 1946 году гладких южных китов. У многих из них из-за несовершенства приспособлений для подъема китов на разделочную площадку и очень большого веса кита обрывались хвостовые лопасти. Поймать такого кита было невозможно, и он пропадал для человека, возвращаясь обратно в родную стихию, и становился кормом для других морских организмов.

Установить количество добытых гладких китов в водах Курильских островов сейчас совершенно невозможно и можно лишь считать, что эти киты выбиты почти до уровня уничтожения. Ни об одном из них, конечно же, не было сообщено в BIWS, даже если на китокомбинате присутствовал инспектор по китобойному промыслу. В настоящее время считанные единицы гладких китов встречаются в проливах самых северных Курильских островов.

По информации С. Клумова безобразие творилось не только на флотилиях и китокомбинатах. Одичавшие, а может, и озверевшие пограничники проигрывали штыковые бои с тюленями на их лежбищах, а воздушные стражи порядка отрабатывали свое мастерство в прицельном бомбометании по китам. С. Клумов говорил, что он написал об этих безобразиях министру обороны. О реакции военного министерства я не знаю. Впрочем, какая реакция могла быть в 50-х годах коммунистического режима. Слава богу, ученого не упрятали куда-нибудь.

В 1964 году закрывается последний самый северный из комбинатов — «Подгорный», расположенный на о. Парамушир. Закрывшиеся китокомбинаты, где на каждом из них были десятки жилых домов, библиотеки, клубы, медпункты и магазины, не говоря уже о производственных сооружениях, были фактически брошены в одиночестве и представляли гнетущее зрелище. В жиротопенных котлах можно было долгое время найти сотни килограммов пищевого и технического жира. Ветер хлопал слепыми оконными рамами пустых домов, гонял по улицам обрывки бумаги, газет и книг. Так поступают только временщики: разграбили все, что можно было, все бросили и пошли дальше.

У китобоев дальше были новые (пока были и очень недолго) районы центральной и восточной части северной Пацифики.