Глава I
Крепость выше других и старей,
Хранит истоки Рльехских кровей.
Издали виден шпиль золотой,
Высится он над Стигийской стеной…
Моррус бормотал стих, который знал ещё в детстве. Шёл едва заметный дождь, капли были размером с остриё иглы, казалось, они не падали сверху, а окутывали всё вокруг. Он стоял на краю леса. Из-под нависших на лицо длинных мокрых волос Моррус вглядывался в сумеречную предрассветную даль. Перед его взором возвышалось Стигийское нагорье. Некогда черная рубаха, которая от времени стала серой, потемнела в плечах от капель дождя. Его правая рука, жилистая, с выступающими венами и покрытая множеством шрамов, подняла меч. Держа в руке смертоносную сталь, Моррус вспомнил Бриньёльфа, кузнеца, который изобрёл форму мечей Рльеха. Лезвие клинка было толщиной в три пальца, на конце было заострено, в его основании была небольшая гарда, рукоять была перемотана тонкой кожаной полосой, на хвостовике был небольшой металлический круг, который служил балансиром. Иногда Моррус подмечал, что меч словно сам рубил врагов. Моррус поднёс к мечу левую руку, на ней было значительно меньше шрамов, так как её в бою защищал щит. Он осторожно провёл несколько раз большим пальцем левой руки поперёк лезвия меча, оно было острым, но, несмотря на это, он решил его подточить, он всегда подтачивал меч перед битвой. Моррус вошел в лес и вернулся к отряду. Отряд Морруса был немногочисленным, около трёхсот человек. Он подошел к своим вещам и взял в руки кожаную кирасу. На ней были множественные порезы, не хватало нескольких металлических пластин на груди, левый нижний хлястик был оторван, вместо него была верёвка. Наплечники и поножи также находились в плачевном состоянии. Поход Морруса длился третий год, воины сами латали свои доспехи как могли, находясь далеко от Рльеха, они не могли заменить свою броню.
Нагорье называлось Стигийским благодаря крепости, возведённой тысячу лет назад, сейчас от неё остались лишь руины. Благодаря возвышенности открывался хороший обзор, и Эхберы, заклятые враги Рльехского народа, выбрали эти руины для расположения своих войск. Сотню лет идёт война за освобождение Рльехских земель от узурпаторов. Эхберы — кочевники дальнего востока, которые объединились в огромную орду для завоевания запада. Сотню лет они сеют разгром и грабят родину Морруса, но сейчас союз Рльеха и Мьёлна отбросил врагов так далеко, как не удавалось никогда прежде. Моррус верил, что они смогут додавить этих мерзких ускоглазых тварей. В открытой местности Эхберы — непревзойдённые воины, они ведут бой на лошадях и без промаха стреляют из лука, заняв руины Стигия, они загнали себя в ловушку. Эхберы не учли того, что у крепости были подземные ходы, по которым, в сумерках рассвета, Моррус с воинами смогли пройти в тыл врага незамеченными. С первыми лучами солнца, пока основные войска Эхберов спали самым крепким предрассветным сном, воины Морруса молча заняли позиции, никто не говорил ни слова, каждый боец понимал свою задачу. Дождавшись всех, Моррус оглядел бойцов, убедившись, что все готовы, он кивнул горнисту. Тяжёлый протяжный рокот Рльехского горна раскатился над высотой.
— В атаку! — громким и протяжным басом скомандовал Моррус.
Солдаты не могли держать в себе порывы, их переполняла отвага, жажда убивать, резать, мстить, они с криком ринулись на врага, начался кровавый бой. Рука Морруса крепко сжала меч, он бросился вперёд. Он наметил впереди цели и мысленно приговорил их к смерти. Подбежав к ближайшему врагу, Моррус увидел смятение в его глазах, сделав вперед шаг левой ногой, он увидел, как Эхбер взял замах клинком. Моррус стремительно отвел левую руку с щитом под правую и, сделав выпад, парировал атаку, вместе с тем нанес колющий удар мечом в тело врага, половина лезвия вонзилась в тело Эхбера. Резким движением выдернув меч, он мгновенно развернулся против часовой стрелки, одновременно с этим взяв замах мечом, довернув голову к врагу, он прицелился в сторону шеи и нанёс точный удар, кровь брызнула во все стороны, враг пал на колени. Моррус не стал ждать, пока тот умрет, на это не было времени, он знал, что тот обречён. Раздались крики Эхберов, они подняли тревогу. Моррус устремился к следующей цели. Моррусу нравился азарт битвы, только в бою чувствуешь себя по-настоящему живым, ведь тут ты ставишь по-крупному, тут ты ставишь свою жизнь. Много боёв ему пришлось пережить, прежде чем обуздать эту ослепляющую ярость. Моррус осознал, что главное — это хладнокровность и точный расчёт, это позволяет не упускать ошибок врага, находить бреши в броне, резать шеи, колоть глаза.
Эхберы не ожидали нападения, караульные были убиты в первые секунды, некоторые, приходя в себя, шли в атаку с голыми руками, не успев схватить своё оружие. Подготовленные заранее факелы прицельно летели на шатры, моментально поджигая их и врагов внутри. Бесконечно долгие пять минут понадобились Эхберам, чтобы прийти в полную боевую готовность. Запах дыма, крови и пота окутал высоту, шёл ожесточённый бой. Войска союза Рльеха и Мьёлна во главе с Моррусом выбивали Эхберов с высоты, это было началом конца столетнего нашествия ига Эхберской Орды. Вокруг слышались крики, удары мечей, кровью была залита вся возвышенность, казалось со стороны, что холм из зелёного стал красным.
Моррус, чья рука уже не знала усталости, был потрясён выносливостью Крокса, огромного варвара с берегов Мьёльна, он орудовал большим топором, стараясь подгадать так, чтобы перерубить врага на две части от головы до паха. Он кричал от восторга на весь холм, когда удавалось это проделать, насылая ужас на остальных врагов.
Идея сплотиться с варварами принадлежала Моррусу, они ещё негласно оставались верны союзу Иовиса и понимали, что избавиться от Эхберской Орды у них получится лишь сообща.
Спустя пару часов ожесточенной битвы, Эхберы были разбиты, несмотря на тройное превосходство, их войска были уничтожены, бежали лишь единицы, войска Морруса потеряли около дюжины бойцов, из сотни варваров пали только двое.
Вторым командиром, своим заместителем, Моррус назначил старого боевого друга Олафа, они познакомились в первом бою, ещё под командованием Гринада. Десятилетие войны отточило их навыки и сделало из них превосходных убийц. Олаф был непревзойдённым воином, он владел техникой двоемечия, в бою он порхал между противниками, пронзая их своими мечами. Моррус долго не одобрял его выбор в пользу второго меча, так как щит может спасти жизнь, но Олаф со временем доказал своё мастерство делом. Однажды в бою Моррус получил тяжёлое ранение, Эхберский всадник сбил его на полном скаку, попав под лошадь, Моррусу переломало три кости в ногах и четыре ребра. Олаф видел, как всё произошло, отбив атаку Эхберов, он нашёл Морруса и нёс его на себе до лекаря через четыре поля. Через полтора года Моррус отплатил Олафу тем, что спас ему жизнь, подставив свой щит под удар топора, который предназначался для спины Олафа. Удар был настолько сильным, что расколол щит и сломал руку Моррусу. В каждой битве они всегда приглядывали друг за другом.
Пару лет назад, в походном марше отряд вышел на сгоревшую деревушку, за два поля до Кронийского леса. Пожары, пепел и руины были следами отступающих Эхберов. Остатки домов ещё дымились, огонь стих недавно. Моррус отдал команду обыскать дома, на тот случай, если есть уцелевшие, но живых в деревне не осталось, лишь трупы с выколотыми глазами. Череда поражений озлобила Эхберов, они не лишали зрения просто так, судя по всему, жители не хотели отдавать спрятанные запасы. По Эхберским поверьям слепой мертвец не найдёт дорогу в рай. Обыскивая дом, Олаф услышал странный звук, похожий на всхлип ребёнка, прислушавшись, он понял, что это под ногами, оглядев комнату, он не нашёл на полу ничего странного, из всей мебели уцелел только стул, еле тронутый огнём, и полусгоревший сундук. Угадывая очертания комнаты, Олаф нашёл странным расположение сундука, он стоял не у стены. Отодвинув сундук, он увидел металлическое кольцо, которое крепилось к небольшой дверце в полу. Всхлипывающий звук повторился ещё два раза, это был не ребёнок. Открыв дверь и впустив в подвал солнечный свет, Олаф спустился вниз. Сквозь щели в полу освещения в подвале было достаточно, чтобы различить предметы. Звук повторился вновь. Олаф увидел в углу маленького мальчика, он поспешил к нему. В сердце вспыхнула искра надежды на его спасение, но тело мальчика было бездыханным. В его руках лежал маленький свёрток, который, как оказалось, и издавал те самые звуки. Осторожно разворачивая ткань, Олаф увидел маленького щенка, которому не было и недели от роду. Завернув его в тряпье, мальчик, видимо сам того не понимая, спас щенку жизнь, а сам задохнулся от дыма. Олаф осторожно взял щенка на руки, достал флягу с водой и поднёс к мордочке, щенок начал жадно хлебать воду. Поднявшись на поверхность, Олаф подошёл к Моррусу и сказал:
— Есть выживший.
Назвав щенка Никсом, сокращённо от Феникса, Олаф впредь не расставался с ним. Новобранец пришёлся по душе всему отряду. Впоследствии, когда Никс подрос и окреп, он безошибочно вёл воинов по следу врага, лаям спасал отряд от Эхберских лазутчиков. Перед битвой Олаф привязывал его в стороне, и когда возвращался, пёс лизал ему лицо, вилял хвостом, скулил от радости, что его друг вернулся. Однажды Никс оборвал привязь, ворвавшись в бой, нашёл Олафа и прокусил шеи двум Эхберам, которые были рядом с ним, Олафу пришлось покинуть битву и увести Никса, он не мог позволить ему умереть. Олаф считал его самым умным псом, и бесконечно любил, и любовь эта была взаимной.
Остальные бойцы отряда также имели большой опыт в боях, самым молодым воином был Стерх, ему было девятнадцать лет, три из которых он провёл в боях. Стерх был отличным воином, но ветераны всё равно относились к нему надменно, несмотря на то, что он превосходил некоторых из них. Моррус находил его смышлёным парнем, но в силу молодого возраста он был ещё впечатлителен и слегка наивен, по-мальчишески был одержим историями о колдунах монастырей Софийских хребтов, которые могли подчинять себе стихии, создавать пожары из искры и сковывать льдом целые крепости. Его заветной мечтой была встреча с ними.
Моррус, Олаф и Крокс осматривали поле битвы, как вдруг один Эхбер подскочил и сломя голову кинулся прочь.
— Какой прыткий, — невозмутимо сказал Крокс.
Стоящий рядом варвар, не говоря ни слова, метнул топор в сторону убегавшего Эхбера, топор вошёл в спину, и тот упал.
Подсчитав потери и перевязав раны выжившим, войска союза приготовились выдвигаться к южной границе Рльеха, к городу Виллиам, который являлся пограничным. Моррус не мог поверить, что вот-вот закончит столетнюю войну. Он отправил гонца в Рльех с донесением, в котором попросил поддержки, провизии и средств на освоение пограничного города.
К вечеру дня, похоронив убитых соратников, отдохнув и набравшись сил, войска двинулись на юг. После двух дней пути, к обеду третьего дня, они подошли к городу на расстояние видимости. Моррус организовал разведку, остальные войска разбили лагерь.
— Атакуем сходу! — предложил Крокс.
— Пусть наберутся сил, — ответил Моррус, указывая на своих бойцов, затем он добавил:
— И к тому же мы не знаем о расположении и количестве войск врага.
Моррус знал Крокса ещё со времён первого сопротивления, они сражались плечом к плечу, но, как и последующие попытки отбить свои земли, они закончились неудачей. Стигийское нагорье подарило Моррусу шанс, и тот его не упустил.
К вечеру вернулась разведка. В городе было около половины тысячи воинов, силы были равны. Моррус помнил, как нужно захватывать крепость, атакующая сторона должна превосходить втрое обороняющуюся, но, несмотря на это, он принял решение на ночную атаку. Воины в отряде были опытные, и боевой дух после недавней победы был на высоте, они сами рвались в бой. К тому же Эхберы не ожидали нападения, по мнению Морруса никто не покинул Стигий.
В вечерних сумерках был обговорён план захвата. Моррус приказал не зажигать факелы, чтобы не выдать себя. Поделившись на три группы, они обступили стены города. Из Виллиама выходило двое ворот, и один вход был у подножья сторожевой башни крепостной стены. Главной задачей было вырезать как можно больше Эхберов, не обнаружив себя. Моррус и три дюжины бойцов вошли в сторожевую башню, к его удивлению, в помещении никого не было. Факелы не горели, была плохая видимость, бойцы шли на ощупь. Моррус боялся, что они могли кого-то пропустить и тот поднимет тревогу, но никого не встретилось на пути, пройдя через коридоры, бойцы подошли к двери, ведущей на площадь города. Три отряда должны были встретиться там и совместно зачистить башню. Моррус подошёл к двери, за ней не было слышно битвы, его охватило недоумение. Открыв дверь, отряд торопливо двинулся в сторону площади, в это же время на площадь прибежали остальные два отряда.
— Тут никого нет! — прокричал Крокс.
— Видимо, оставили город и ушли в свои земли, — предположил Моррус, затем добавил:
— Тем лучше для нас, нужно осмотреть главную башню.
Отряды ворвались в центральное здание, внизу горели факелы, но никого не было. Из главной башни выходило две двери на боевые стены города.
— Давай сюда! — крикнул Моррус Кроксу и указал на правую дверь, сам же вошёл в левую.
Войдя на стены, они заметили какое-то движение в середине стены, отряды устремились туда. Подбежав поближе, они увидели Эхбера, который в одной руке держал факел, во второй кинжал, рядом с ним была выложена огромная куча дров.
— Не дайте поджечь! — закричал Моррус, но было поздно, в ту же секунду Эхбер кинул факел в пропитанные смолой поленья и вонзил кинжал себе в живот.
Огонь вспыхнул мгновенно. Моррус понимал, что ничего хорошего в этом нет, что Эхберы не просто так оставили город. Нужно было как можно скорее понять масштаб бедствия, и ответ не заставил себя долго ждать. Один из варваров поднял руку, указывая на поле перед городом. Как капли на реке во время дождя, на нём начали вспыхивать факелы то там, то тут.
— Это будет наш Стигий, — с иронией подметил Крокс.
На этот раз Моррус оказался в западне, по вспыхивающим факелам он понял, что вокруг города стояло около трёх тысяч Эхберов, что в десять раз превосходило войско Морруса.
— Интересно, есть ли в Эхберском языке слово «переговоры»? — сказал Олаф.
— Думаю, после Стигия разговаривать они не станут, — ответил Моррус.
— Варвары не ведут переговоров, — сурово подметил Крокс.
— Как же их много… — сказал Брант, старший брат Крокса, в моменте все обернулись на него с недоумением, после чего он добавил:
— Где же мы их всех хоронить-то будем?
Варвары все как один захохотали. Моррус заулыбался, радуясь боевому настрою товарищей, затем он взглянул на наступающее полчище и тяжело вздохнул.
— Приготовиться к обороне! — громко скомандовал Моррус.
Предстояла тяжелейшая битва Морруса. Отряд снова поделился на три группы. Крокс с варварами заняли позицию у левых ворот, Моррус с большей частью воинов занял правые ворота, Олаф с десятком бойцов направился баррикадировать сторожевой пост, предварительно заперев Никса в одной из комнат центральной башни. Пёс чуял беду, скулил и лаял пуще прежнего. Основной задачей Моррус поставил не допустить прорыва Эхберов во двор, нужно было сдержать их в узком проёме ворот, в таком случае они утрачивали своё преимущество в численном превосходстве. Моррус обратился к бойцам:
— Братья мои, сегодня смерть придёт по наши души! Сегодня мы шагнём в историю лет как освободители Виллиама и Рльехских земель! Я запрещаю умирать, пока не будут убиты более десятка Эхберов на брата! Стоять нужно не насмерть, а намертво! — приказал Моррус.
Началась битва. Звенели мечи, вопили Эхберы, крики варваров раскатывались по крепостным стенам. Моррус боялся выронить меч, рукоять сильно скользила от вылившейся на неё Эхберской крови. Каменная брусчатка под ногами была залита кровью, что при некоторой сноровке помогало ронять врага на пол, главное было не упасть самому, ведь за падением мгновенно следовала смерть. В среднем воины разменивали на одного шесть Эхберов, это был превосходный результат, но недостаточный, ситуацию спасали варвары, они бились как боги. Моррус в ходе битвы анализировал потери, при пятидесяти убитых своих войнах, варвары все оставались на ногах, он не знал, как кончится бой, но надежда на победу оставалась. В порыве ярости два варвара вышли за ворота и там не смогли уцелеть от воткнутых в них копий, но несмотря на копья они всё равно продолжали рубить тела врагов, каждый из них разрубил не менее сорока Эхберов. Крокс, глядя на то, что остальные могут кинуться на помощь, приказал не выходить за стены крепости.
Бой шёл всю ночь, казалось, вся жизнь была короче этой ночи. Бойцы меняли друг друга, сил не оставалось, вместе с усталостью появлялись промахи и ошибки, ценой которым была жизнь. Начало рассветать, и Моррус смог увидеть границу Эхберских войск, увидев её так далеко, единственной положительной мыслью было то, что её хотя бы видно. Половина воинов отряда Морруса пали в бою, остальные были ранены. Бойцы перевязывали за углом раны и снова шли в бой. Морруса ранили в ногу, глубокий порез выше колена сильно кровоточил. Отойдя за угол он резким движение оторвал рукав рубахи и туго перевязал рану, Моррус сделал это настолько быстро что даже не успел отдышаться, бросив взгляд на воинов и подсчитав уцелевших, он вернулся в битву. От сотни варваров в начале похода осталось порядка шестидесяти. Эхберы потеряли половину, но несмотря на это, войска оставались значительными.
Моррус подозвал Олафа.
— Нам нужно на стену! Если тот Эхбер на стене облил поленья, вероятно, там осталась смола.
Они вбежали в дверь центральной башни. Из раны в ноге Морруса сочилась кровь, каждый шаг сопровождался резкой болью, но он запретил себе обращать на это внимание. Подбегая к лестнице чердака башни, они услышали, как уже охрипшим лаем разрывается Никс, запертый в комнате. Поднявшись, они начали обыскивать всё вокруг, на глаза попался ящик со стеклянными кувшинами.
— Масло! — воскликнул Олаф.
Взяв ящики, они побежали на стену, по пути схватили факел. Встав на стену над воротами, где было сильнейшее сосредоточение врага, Олаф, взяв бутылку, сказал:
— Поджигай!
Аккуратно поднеся факел к кувшину, на горлышке вспыхнуло небольшое синее пятно огня.
— Кидай как можно дальше, — сказал Моррус.
Размахнувшись что было силы, Олаф отправил склянку в ряды врага, она разбилась о шлем Эхбера, пламя охватило всех стоявших рядом, загорелось около десяти тел.
— Отлично, давай следующую! — крикнул Моррус.
Пламя сильно деморализовало Эхберов, заживо горело уже около пятидесяти человек. Моррус и Олаф, взяв две склянки, побежали на другую сторону стены, через минуту у правых ворот тоже загорелись живые факелы. Моррус поджёг кувшин, Олаф поднялся для броска, Моррус встал рядом, любуясь вспыхивающим врагом, через секунду боковым зрением он увидел странное движение, мозг мгновенно сообразил — копья!
— Ложись! — закричал Моррус
Он дернулся в сторону Олафа, чтобы сбить его с ног, но копья оказались быстрее. Два копья вонзились в правый бок, и ещё четыре просвистели рядом, одно из которых вскользь ударило Морруса по голове. От вонзившихся в тело копий, Олаф отшатнулся назад к парапету стены, рука с кувшином замерла в воздухе, не опуская её вниз, что казалось титанически тяжёлым действием, Олаф оттолкнулся телом от парапета и из последних сил кинул кувшин в толпу Эхберов, а сам свалился со стены от потери чувств. Моррус сел на пол стены, спрятавшись за парапетом, крепко зажмурив глаза, зубы стиснулись до боли, он простился с другом за несколько секунд, сконцентрировав всю боль в это мгновение, он понимал, что сейчас у него нет времени на шок и сожаление, там осталось ещё восемь кувшинов, которые он должен сбросить на врага.
Моррус кидал кувшины очень осторожно, показываясь лишь в момент броска и всегда из новых мест. Эхберы кричали, сгорая заживо, картина была ужасающей, огонь повлиял не столько истребительно, сколько пугающе, остатки Эхберов дрогнули и убежали прочь. Моррус оставил два последних кувшина на случай, если они вернутся, чтобы снова дать им огня.
Спустившись во двор, Моррус ужаснулся: у обоих ворот стояли лишь варвары, из его отряда в строю не осталось никого, за углом были раненые, но их ранения были настолько ужасны, что были несопоставимы с жизнью. Моррус подумал про Олафа, может он смог уцелеть, и следующей мыслью он подумал про Никса, спускаясь, он не услышал лая.
Моррус вышел за ворота. Стены крепости опоясали трупы Эхберов. У ворот сидел боец, весь в крови, лицо его было изрублено до неузнаваемости, слегка приподняв руку, будто указывая на что-то, он с большим трудом произнёс:
— Он тоже выполнил твой приказ…
Моррус взглянул в ту сторону, куда указал воин, и в тот же миг он почувствовал, как ком подходит к горлу. Он увидел еле плетущегося, хромающего на две лапы Никса, он медленно вертел головой, будто что-то потерял, и Моррус знал что. Он пошёл в его сторону, пока Моррус приближался, пёс остановился и лёг. Он нашёл Олафа и начал лизать ему лицо, едва слышно скуля, как в тот день, когда Олаф нашёл его, но вот только тот его уже не погладит по голове и не почешет за ухом, Олаф был мёртв. Моррус сел рядом, посмотрел на пса, тот был весь изранен, он почувствовал гибель Олафа, выбил дверь и бросился в бойню. Взгляд Морруса расплылся от слёз. Никс положил голову на грудь Олафа и через некоторое время перестал дышать.
Моррус вернулся к воротам, его встретил уже мёртвый изувеченный боец. Войдя внутрь, к нему подошёл Крокс.
— Брант… — с досадой сказал Крокс.
Как и оставшиеся десять варваров, он был полностью в крови, от чего не было понятно, ранен он или нет.
— Жизнь даёт господь бог, а отбирает всякая сволочь. Теперь я буду твоим братом, — сказал Моррус и положил руку на плечо варвара.
К концу дня варвары, похоронив своих соплеменников и воинов Рльеха, попрощались с Моррусом и отправились домой почитать погибших героев и праздновать победу. Моррус же остался ждать подкрепления из Рльеха.
Моррус вглядывался вслед варварам, он понимал, что без них он лежал бы сейчас вместе с остальными воинами в братской могиле. Его охватило сожаление, которое рвало душу, но затем он осознал, что это было не напрасно, земли Рльеха очищены, больше не будет гнёта и кровавой дани постылым Эхберам. Глядя на каменный курган, чувство того, что его воины вошли в вечность как герои-освободители, превышало горечь утраты, он гордился каждым из них и был уверен, что народ отныне сложит о них легенды, и о самом Моррусе тоже. Он взглянул на юг, туда, куда бежали Эхберы, горизонт был чист. Вглядываться в горизонты Моррус будет до конца своих дней, в его жизни не было и дня без войны, война отняла у него всё, ему вспомнились слова командующего Септима, он сказал: «Не бывает лучше того воина, который вернувшись домой, увидел вместо своего дома сгоревшие руины, руины, в которых навсегда исчезли его мать, отец, жена и дети. Такой воин будет мстить всю жизнь, а жить он будет долго, пока не перебьёт всех врагов».
Тогда Моррус не мог понять его слов, он был способен только представить, насколько это ужасно, до тех пор, пока однажды, вернувшись домой, он не нашёл свою деревню выжженной дотла, этот миг разделил его жизнь на до и после, месть — единственное, что двигало им с тех пор, месть, которую не в силах утолить никакое сражение. Взглянув на гору вражеских трупов, которые горели у стен Виллиама, он не познал удовлетворения, дух его не был спокоен, он знал, что зла в этом мире слишком много для того, чтобы обрести покой.
Когда начало темнеть, он увидел на горизонте лошадей.
Возглавлял поход командующий Гринад. Когда Моррус вступил в ряды ополчения и получил первое звание, Гринад уже командовал тремя отрядами по тысяче человек. Моррус участвовал с ним в своём первом сражении, чудом остался жив и после госпиталя попал в отряд командующего Септима.
— Моррус, где отряд? — спросил командующий.
— Все мертвы, — ответил Моррус.
— Арестовать его! — приказал командующий.
На Морруса надели оковы и бросили на пол повозки, упав, он подумал: «уже плевать» и в тот же момент обрушился в сон.
Глава II
«Вечность существует», — думал Моррус, когда ступени и стены тюремной темницы встретили его сыростью и холодом. Казалось, что шестнадцать лет, ровно половина его жизни, прошли лишь за стенами этой темницы, здесь же не прошло и мгновения, всё осталось неизменным. Казалось, что даже факелы здесь не гаснут и горят вечным огнём. Он знал, что за следующим поворотом его будет ждать стражник, молодой, наивный и глупый, но уже способный выразить ненависть во взгляде к очередному заключённому. Он знал, что его встретят восемь камер, расположенных друг напротив друга, он помнил и о девятой камере, камере, в которой отбывала свой пожизненный срок кромешная тьма, свет единственного факела темницы никогда не освещал её стен. На мгновение сердце Морруса тронуло холодом, шестнадцать лет, сотни боёв, диверсий, спасений и убийств остались за стенами темницы, в этот миг он вновь молодой, наивный и глупый солдат имперской стражи, которому после караула в кошмаре будет сниться ужас камеры номер девять.
Стражник закрыл решётку. «Ну камера как камера», — подумал Моррус, — «ничего ужасного тут нет, даже не сыро в углах», что несказанно его обрадовало. Несмотря на то, что темница находилась под землёй, пол не был холодным. На ощупь он нашёл небольшой пучок соломы у стены, за последние пару лет это была лучшая кровать, на которой ему приходилось спать. Моррус пришёл к выводу, что некогда ужасная камера оказалась самым приятным и безопасным местом на земле.
Ближе к ночи сменился стражник, вместе со сменой караула в решётку Морруса принесли тарелку с варёной капустой и небольшой кувшин воды. Еда была не из приятных, но вполне съедобной. Подкрепившись, Моррус размышлял над будущим, он знал, что его вскоре будут судить, он гадал, каким будет приговор. Он решил, что готов понести любое наказание, будь то ссылка в гниющий Гитбинг или морозный Стронгхолд. В памяти всплыли бои недавних дней, он знал в лицо каждого солдата, никто не дрогнул в бою, никто и не думал отступить и бросить оружие. Морруса накрыла волна сожаления, он подумал, что погубил лучший отряд на земле. Он решил, когда дадут слово в свою защиту, он опишет каждого. Он расскажет, как самый молодой воин Стерх убил трёх Эхберов на Стигии до того, как варвары успели замахнуться топором, как братья Колис и Мэйд выкрикивали число убитых ими врагов в Вилламе, убегая на стену, Моррус слышал цифру пятьдесят. Он расскажет, как его воины доблестно сражались и как геройски пали в бою. С этими мыслями он уснул.
Он проснулся при смене караула, через полчаса за ним пришёл стражник. Моррус встал и повернулся к стене, на него надели оковы и повели на трибунал.
В главном зале собралось много людей, все чиновники. Моррус искал глазами знакомые лица, но не мог никого найти. Единственные люди, которых он знал, это были командующий Гринад и бывший глава восточного района Вилен. Вскоре после начала последнего похода Морруса Вилен стал наместником Рльеха, о чём Моррус узнал по возвращении и был неприятно удивлён.
Моррус испытывал неприязнь к Вилену, и это было взаимно. За год до похода Моррус с Олафом перебили банду Хэнка Лютого, они занимались грабежом восточнее Рльеха. Моррус находил странным, что банда безошибочно грабила казённые повозки, он считал, что в Рльехе есть доносчик, и, возможно, даже организатор этих нападений. Главным подозреваемым был Вилен.
Лицо Вилена было омерзительно надменным и с трудом скрывало радость. Морруса это не удивляло, если он отправится в ссылку, у Вилена не останется помех для своих действий, видимо, командующий Гринад сменил командующего Септима тоже в силу угодности.
Морруса привели в центр зала и привязали кандалы к крюку, который находился в полу. Все ждали судью. Моррус ни раз был на судах и знал судью Вильяма, тот был строг, но справедлив, даже самых отъявленных преступников он отправлял в шахты, но никогда не приговаривал к смертной казни. Он говорил: «Война и так забрала у нас слишком много жизней, не будем уподобляться ей». Смертную казнь Моррус видел лишь однажды, ещё когда был ребёнком, казнили человека, который совершил покушение на сына императора, его сожгли на костре. В силу юности и наивности Моррусу было его жаль, он помнил, как спросил отца:
— Можно ли как-то спасти человека от казни?
— Закон гласит: «Милости достоин лишь тот, кого помилует бог», но такого люди никогда не видели, — ответил отец.
Открылась дверь, в зал вошёл человек в одеянии судьи, это был не судья Вильям. Он стремительно подошёл к трибуне, все присутствующие встали. Судья произнёс:
— Моррус Гейн, за потерю отряда вы приговариваетесь к смертной казни!
Молоток судьи ударил по сердцу Морруса, он не мог поверить, что это происходит наяву. В голову ударила мысль: «Всё подстроено!». Он посмотрел в сторону Вилена, тот мерзко улыбался, и Моррус понял, что его приговор с арестом были спланированы гнусным наместником.
Моррус хотел возразить и чуть не выпалил: «Вы не имеете права!», но осёкся, «имеют», — подумал он, никто и ничто не сможет защитить его. Мозг отказывался верить, что такое может быть, ему казалось, что он ещё спит в тюремной камере и ему снится кошмар, и он вот-вот проснётся, но стражник, который отвязал оковы от крюка в полу и толкнул Морруса на выход, заставил поверить, что это не сон.
Ненависть — это всё, из чего состоял Моррус на тот момент, он был настолько зол, что ему казалось, он сломает пальцы от того, как сильно сжаты кулаки. Как же ему хотелось уничтожить всех, кто имел отношение к этому гнусному плану. Мозг стал перебирать варианты, что делать дальше, как поступить, но рассудок был залит яростью и ненавистью, он с трудом сохранял спокойствие. Моррус понимал, что с оковами на руках он сможет убить двух-трёх стражников, но что дальше, за стенами их десятки. Единственное, чего он хотел добиться, это держать себя в руках. Но тут раздался возглас наместника:
— Казнь провести завтра на рассвете! — Вилен с едва скрываемой радостью отдал распоряжение командующему Гринаду.
Морруса будто ударили по лицу, больше сдерживать себя он не мог, оттолкнув одного стражника в сторону, он ударил второго головой в нос, оставшись без конвоя, он рванул к Вилену. Моррус решил, что вцепится в горло этой сволочи и не отпустит, пока из него не уйдёт жизнь.
Взгляд Вилена наполнился ужасом.
— Стража! — нервно крикнул Вилен.
Моррус не видел стражников на пути и ловко взбегал по рядам, направляясь к Вилену. После стольких убийств могучих ловких воинов на полях сражений, этот гнусный наместник был для него лёгкой добычей. Мгновение отделяло Морруса от шеи Вилена, как вдруг он ощутил удар в бок, один из стражников свалил его на пол. Моррус попытался быстро подняться на ноги, но его ловкости сильно мешали оковы на руках. Он почувствовал удар дубиной в плечо, затем ещё один чуть ниже, стражники сбегались к нему, не давая встать. Моррус подумал: «Сейчас прилетит в голову», так и случилось, тупая резкая боль ужалила затылок, он закрыл руками лицо, искры брызнули в глаза, он почувствовал тёплый ручеёк крови по шее, удары сыпались градом, и с каждой секундой их становилось всё больше. В голову ударили ещё три раза, всё плыло, он понимал, что скоро потеряет сознание. Последнее, что он разборчиво услышал, это были слова наместника:
— Оставьте его для казни!…
Крики, шум и стоны медленно вытащили Морруса из сна, звон решётки окончательно оборвал его. Медленно открыв глаза, Моррус нашёл себя на полу темницы, всё тело болело от побоев. Он был рад, что ему удалось спасти лицо, Моррус ненавидел синяки под глазами, для него это было унизительно и сильно мешало зрению. Он немного пошевелился, чтобы проверить тело на переломы, боль ударила в бок словно копьё, он понял, что у него сломаны рёбра с правой стороны. Он ощупал голову, на затылке под копной волос ощущалась запёкшаяся кровь. Моррус осторожно поднялся и сел на пол. Голова болела и кружилась, осмотревшись, он увидел около своей решётки кувшин с водой и кусок чёрствого хлеба, который принесли ещё вечером, пока он был без сознания. Есть Моррус не хотел, его тошнило, но жажду испытывал. Он попытался подняться, с трудом встал и подошёл к кувшину, сделал три глотка, затем огляделся вокруг. Он сразу же нашёл причину шума, в соседнюю камеру прибыло пополнение. Трое мужиков сильно покалеченных, один из них, очень худой, лежал без сознания, двое других сидели на полу, один пожаловался другому на сломанную руку. Определить наверняка их возраст было невозможно, так как их лица были в крови, лишь по голосу можно было понять, что они не молоды. Моррус решил, что тот, которому сломали руку, был в возрасте двадцати пяти лет и был самым младшим, тот, что молча сидел с подавленными и обречёнными глазами, был явно старше и, возможно, годился в отцы первому, про того, что лежал без сознания, Моррус ничего не мог сказать. Тот, который сидел, повернул голову в сторону лежащего и сказал:
— Глянь как он, дышит?
Тот, что младше, на коленях подполз к телу, согнул голову и сказал:
— Живой.
Он помедлил, затем взялся за свой левый локоть, боль отразилась на его лице, он сделал резкий вздох сквозь зубы.
— Рука опухла, — сказал он на выдохе и перевёл взгляд на стражника.
— Может, они позовут врача?
Он посмотрел на того, что постарше, тот сидел в середине клетки, смотрел перед собой, но смотрел словно сквозь тюремные решётки, в воображаемую даль. Спустя полминуты тишины, не переводя взгляд, тот сухо ответил:
— Да кому ты нужен со своей рукой, нас завтра всё равно повесят, и так доживёшь.
Моррус наблюдал за ними, сделав глоток из кувшина и поставив его на землю. Он медленно подошёл к решётке, глядя на того, что помладше, он сказал:
— Подойди.
Тот взглянул на Морруса, затем посмотрел на сидящего. Тот, что сидел, медленно повернул голову на Морруса.
— Смелее, я тебя не сожру, — продолжил Моррус.
Поднявшись на ноги, он подошёл к Моррусу.
— Покажи руку, — сказал Моррус.
Тот закатал рукав рубахи, рука была в неестественной позе, будто сустав в локте вывернулся, рука слегка опухла.
— Это вывих, не перелом, — сказал Моррус.
Он немного помедлил, осмотрел прутья решётки, которые были между ними, и добавил:
— Протяни руку ко мне через решётку.
Немного помедлив, бедолага повернулся на того, что сидел. Тот смотрел на них взглядом, в котором боролись безразличие и любопытство, казалось, что его интерес вот-вот угаснет и он вернётся обратно сверлить взглядом стену, но он посмотрел на сокамерника и одобрительно кивнул головой. Бедолага осторожно начал просовывать руку между прутьев решётки.
— Не сюда, просунь на уровне плеча, — сказал Моррус.
Тот сделал, как он велел. Моррус аккуратно взял руку и встал к нему спиной, со стороны казалось, что тот душит Морруса, но это было не так. Моррус упёр своё плечо во внутреннюю сторону локтя.
— Держись за решётку, будет немного больно, — сказал Моррус.
Он начал постепенно тянуть на себя кисть, упираясь плечом в локоть, несчастный еле слышно захрипел от боли. Через некоторое время Моррус почувствовал, как сустав начинает вставать на место, он придал ещё больше усилий и, когда услышал глубокий короткий хруст в локте, за спиной послышался слабый выдох облегчения. Моррус отпустил руку и повернулся к несчастному, тот уже не был так несчастен, улыбаясь, он проверял работоспособность своей руки, было видно, что она уже не болит.
— Хеджи, — представился исцелённый.
— А это мой дядя Клейт.
Хеджи качнул головой в сторону мужика, который сидел на полу. Тот всё это время смотрел на Морруса и слегка кивнул.
— Мой брат Кельген, ему больше нас досталось, — сказал Хеджи.
— Я Моррус, — сказал Моррус.
Клейт округлил глаза и поднялся на ноги. Он сделал два шага в сторону Морруса и сказал:
— Моррус Гейн? Командующий?
— Он самый, — немного озадачено ответил Моррус.
Взгляд Клейта наполнился тоской, местами переходя на эмоции, он начал рассказ:
— Мы ждали вашего возвращения. Жизнь в Рльехе стала хуже, чем при Эхберах, вокруг так много банд, они грабят мирных людей, на них нет управы, власти будто слепы, они будто не видят ничего, только повышают налоги, аргументируя это тем, что деньги нужны для войны, для того чтобы обеспечить скорую победу. Люди голодают, у нас отбирают последнее. Я слышал, в некоторых районах бунтовали, то там то тут вспыхивали восстания, которые подавлялись жесточайшим образом. Год назад начали забирать людей на рудники, в каждой семье половину оставляли пахать на своей земле, а половину увозили. Кельген — мой сын, полгода был на рудниках, мы с Хеджи хотели освободить его, но нас поймали, и теперь нас публично повесят, чтобы остальным было неповадно. В последнее время на рудники начали забирать детей, они менее работоспособны, но не так опасны. Мы ждали, что вы победите, придёте и остановите всё это, встанете на защиту, и вот вы вернулись, и вы в клетке…
— Война окончена, мы разбили Эхберов, — сказал Моррус.
Клейт взглянул на Морруса с недоумением, подошёл к нему вплотную, ещё сильнее выпучив глаза, и дрожащим шёпотом сказал:
— Но вчера объявили, что война продлится как минимум два года, что нужно затянуть пояса, и потом мы станем свободными…
Моррус не мог поверить в то, что он слышит, он считал это невозможным, но в то же время у него не было и тени сомнений в том, что человек перед ним говорит правду. Моррус вспомнил Хэнка Лютого и его банду, видимо, это было только начало, и если сейчас у власти Вилен, то это многое объясняло. Ненависть закипела в нём с новой силой.
— Стража! — крикнул Моррус.
Из-за угла показалась фигура караульного.
— Доложи начальнику караула, что я требую поговорить с командующим Гринадом! — приказал Моррус.
Караульный удалился, спустя около получаса он вернулся вместе с начальником караула и пятью стражниками, они открыли решётку Морруса, тот сложил руки для того чтобы на него надели наручники, но вместо этого его ударили рукоятью меча в голову, Моррус не был готов к этому и рухнул на пол, мгновенно потеряв сознание.
Глава III
Звон решетки оборвал сон, перед Моррусом стоял капитан стражи и двое караульных:
— Заключённый, встать! Лицом к стене!
Моррус неторопливо поднялся, повернулся к стене. Разум постепенно начал понимать суть происходящего, так крепко он давно не спал, сон смог вбить огромный клин между реальностью и сознанием. Поняв суть происходящего, Моррус отказывался верить, разум бунтовал, в голове крутился вопрос: «Почему я проснулся именно в этом дне, именно в этой чёртовой решётке, ведь есть огромное множество иных, в сравнении с этим чудесных, вариантов начала дня». Он понимал, что его ждёт, он понимал, что уже ничто его не спасёт, что казнь неизбежна, конечно, есть место для надежды на чудо, но Моррус не верил в чудеса, несмотря на то, что много раз его судьбу решал удачный случай.
Холодная сталь оков коснулась рук, словно Смерть взяла его за руку для последней прогулки. «А сейчас ли она взяла меня?» — подумал он. Может, она взяла меня ещё на подходе к Валлиаму, в тот день погибли все, в тот день погиб Олаф, в голову ударил образ товарища с воткнутыми в грудь пиками, что было бы, если враг не промахнулся копьём по самому Моррусу. Может, Смерть взяла меня за руку в Кронийском лесу? Если бы не шаман и его духи, мне бы никогда не выйти из него. Может, Смерть взяла меня за руку уже когда я сделал свой первый кинжал? Может, Смерть взяла меня за руку, когда я перешагнул за границу своей родной деревни? Как бы то ни было, Смерть давно шла рядом, но сейчас Моррус чувствовал, что ему не удастся сбежать с этой прогулки.
Часовой сменился новым, единообразие солдат делало их практически неразличимыми, этот также злобно смотрел Моррусу в глаза, что заставило его слегка ухмыльнуться: «Ненависть и отвага» — девиз имперского дозора, не на секунду не утратил своей силы.
Не хотелось умирать, тем более так, Моррус видел сотни живых костров на полях сражений, эти агонии даже самый крепкий разум заставляли ужаснуться. Можно было бы убить стражников и умереть при попытке побега, но он не мог позволить себе такую низкую смерть, побегом он признает свою вину, а виновным он не был. Единственное, что решил он для себя: как бы не было больно, он не закричит.
Поднявшись из темницы во двор, Моррус увидел свой эшафот и толпу зрителей. Пройдя в сторону эшафота, он увидел виселицу, на которой висели три трупа с табличкой «НАРУШИТЕЛЬ ЗАКОНА», Моррус узнал в них своих соседей по темнице. Разум до последнего отказывался верить в то, что происходит, Моррус считал, что не может отступить, даже путем смерти! Ненависть — единственное, что бушевало в нём, ненависть к заговорщикам, ненависть к судьбе за её предательство, он не мог поверить, что всё закончится так, что всё закончится даже не на середине пути, он не мог поверить, что оставил стольких мерзких людей и тварей, заслуживающих смерти, ходить по этой земле, совершать убийства, подлость и обман, наслаждаясь этим.
Стражники вели его по настилу из брёвен к столбу. Толпа стояла молча, Моррус хотел вглядеться каждому в глаза, он хотел призвать их, пробудить от безмолвия, но в глубине души он переживал, что это невозможно, массы глупы, «хлеба и зрелищ» — вот девиз толпы.
— Моррус, герой! — раздался крик из толпы.
Этот крик вспыхнул искрой в сердце Морруса, он не ожидал этого от толпы, и он понял, что перед ним не простой сброд.
— Да! Герой! — послышался крик с другого конца.
— Герой! — раздалось снова.
Признание для него было приятным откровением. Моррус всегда понимал, что его дело правое, всю свою жизнь он боролся со злом, с бесчинством, он видел в людях отцов и матерей, братьев и сестёр, он хотел защитить каждого, защита была его движущей силой, он не мог допустить зло, он видел, каким оно может быть, видел, как травится разум, видел предательство, как убивают невинных, как толкают людей на гибель. Смыслом жизни он видел борьбу со злом, и сейчас его война привела на этот помост. Моррус понимал, что зло проникло во власть, корона была отравлена, и он стал опасен, за что теперь понесёт наказание.
Толпа начала подхватывать возгласы, были и те, кто не знал Морруса лично, но их было меньшинство и, как эффект толпы, спустя короткое время, они также скандировали его имя. Волнения толпы продолжали накаляться, Моррус чувствовал это, и его без того горящая в душе ненависть разгорелась с немыслимой силой. «Только не сейчас! Только не так!» Он стоял молча и смотрел в толпу, тут не было нужды в словах, и так всё было ясно, все понимали несправедливость происходящего, все знали, что представляет собой этот человек, все помнили Хэнка Лютого и его кровожадных убийц, Стигийскую высоту, Валлиамское вторжение, все эти бесчинства прервал Моррус, человек, которого сейчас сожгут, человек, чья смерть может означать только одно — начало тёмных времён.
Стражник толкнул Морруса в сторону столба, толпа пришла в движение. Крики оглушили улицу. Вилен, который наблюдал за происходящим с балкона, ещё сильнее сжал от злости кулаки, он ненавидел Морруса, он считал его глупым идеалистическим бараном, который за своё идиотское добро пойдёт на что угодно. По распоряжению наместника Хэнка Лютого оставили в живых и помогли бежать. Моррус не сомневался в том, что наместник в доле от грабежей его банды, и тем самым был как кость в горле. Наместник приказал арестовать Морруса, осудить за гибель собственного отряда в бою за Валлиам и приговорить к смерти.
Трое мужчин из скандировавшей толпы двинулись к эшафоту Морруса, в тот же момент просвистели стрелы, все трое упали, один скончался мгновенно от попадания стрелы в голову, двоим стрелы попали в шею, они, корчась от боли и истекая кровью, пытались кричать, но были слышны лишь булькающие звуки. Толпа отошла и на мгновение замерла, воспользовавшись тишиной, наместник заявил:
— Ещё один крик — и смертей будет больше!
Толпу окутал страх, Моррус понял — это конец.
Палач с факелом подошёл к костру и поднёс его к веткам у ног, загорелся огонь. Вместе с огнём горела и злоба в душе Морруса, он видел страх в глазах людей, и его переполняла ненависть, он знал, что их ждёт, и что он бессилен этому помешать.
Пламя начало разгораться, и ноги уже чувствовали тепло, быстро переходящее в жар. Моррус вспомнил пытки в плену Эхберов, он был ещё молодым солдатом, тогда он провисел на дыбе всю ночь, и под утро верёвка оборвалась. Ему повезло, что это случилось при смене караула и удалось бежать, он не мог поверить в эту удачу. Его тревожили руки, которые, как он полагал, пришлось бы отнять из-за того, что он провисел так долго и не мог ими пошевелить, но добежав до леса он смог почувствовать их. Моррус подумал, раз уж смог вытерпеть такое, то и тут сдюжит, не гореть же ему весь день.
Загорелись сапоги. Огонь начал обжигать лицо, по ногам стрекотали языки пламени, огонь взялся за ступни, загорелась рубаха. «Я не стану орать», — сказал себе Моррус, — «Пусть моя смерть будет пугать этих тварей ещё не один год, мой дух не сломить». Пламя объяло всё тело, сгорели сапоги и загорелись ноги, боль была невыносима, дыхание сильно участилось, в ноздри влетал запах дыма и жареной плоти. В агонии Моррус переставал различать реальность и даже мысли в своей голове, он видел ужас в глазах людей, все понимали, что он в сознании, но не понимали, почему он молчит. Моррус понимал, что осталось ему недолго, ноги ужасно жгло, ещё немного, и он потеряет сознание от болевого шока, и всё закончится. В мгновение отчаяния вспышкой промелькнула надежда на то, что ему не показалась упавшая на голову капля. Он думал, что никакого дождя не хватит на то, чтобы потушить бушующее пламя вокруг него, и что дождь только растянет его мучения, но в ту же секунду хлынул ливень, и вместе с тем смыл сомнения. Пламя отступало.
— Это божья милость! — послышался крик из толпы.
Моррус оглядел ноги, они были в ужасных ожогах, кожа вздулась кровавыми волдырями, но они не сгорели дотла и были восстановимы. Толпа вокруг была шокирована увиденным, на лицах сиял восторг, женщины плакали, мужчины ликовали, сильный шум ливня не мог заглушить эти выкрики. Он почувствовал касание бога, он неспроста ощущал себя миссией, и понял, что рано грешил на судьбу, он был неуязвим. Он смотрел на Вилена, злость переполнила Морруса, он представил, как отомстит, и его ничто не сможет остановить. Наместник смотрел на Морруса, и было видно, что он взбешён, он резко подошёл к стражнику, ударил кулаком в плечо, затем что-то ему прокричал, крик утонул в шуме ливня, стражник озадаченно посмотрел на Морруса, потом снова на наместника. Вилен закричал вновь, стражник поднял лук и произвёл выстрел, точно в голову Морруса. Темнота заполнила его глаза, он умер.
Глава IV
Боль от стрелы показалась Моррусу мимолётной, она стала резко отступать, едва коснувшись пика. В кромешной темноте он ощутил своё тело смазанным изнутри маслом, он чувствовал, что начинает выскальзывать из него, сопротивляться этому он не мог. Тело становилось всё более скользким, а сам он будто становился тяжелее, что-то тянуло его вниз, он будто тонул с привязанным к ногам камнем. Моррус выскользнул из тела, к своему ужасу, он понял, что вместе с этим он выскользнул из этого мира. Он видел свои руки и ноги, но они были бесплотны как дыхание морозным днём. Падение начало ускоряться, вокруг была кромешная темнота. Он не заметил никаких изменений в ощущениях, он мог чувствовать, ему было страшно так, как не было страшно никогда, он не предполагал, что когда-либо будет способен испытать это чувство, он уже давно считал себя бесстрашным и готовым на всё, он знал, что не дрогнет перед любой опасностью, но это бесстрашие осталось по ту сторону границы привычного ему мира, сейчас он падал в бездну, и его бесплотное сердце готово было выпрыгнуть из бесплотной груди.
Взгляд тревожно шарил по сторонам, Моррус одновременно хотел найти связь с пространством и в то же время его пугал результат поиска, вдруг всё окажется ужаснее самых ужасных предположений. Вдалеке показалась еле заметная вспышка, будто спрятанная за толстым слоем тумана или дыма, через некоторое время вспышка повторилась, она была гораздо ближе. Моррус отчётливо понял, что эта вспышка, бело-мятного цвета, скрывается в облаках, и что он стремительно приближается к ним. Что за ними? Что его ждёт? Страх овладел им с новой силой. Ещё одна вспышка, через мгновение он влетел в облака, это были молнии, но не привычные ему с синим оттенком, те были мятного цвета.
Пролетая сквозь облака, страх достиг апогея, неизвестность — это самое ужасное, что может случиться с человеком, страх неизвестности — это то, от чего приёмов нет. Он почувствовал, как его начинает тянуть в сторону. Вылетев из облаков, глаза Морруса раскрылись в изумлении. Перед ним, далеко внизу, была чёрная земля, покрытая скалами, на границе с чёрной землёй начиналось ровное поле, уходящее в горизонт. Вдали, на чёрной земле, он увидел скопление огней того же мятного цвета, ему показалось, что это некий город. С неба в сторону этого города тянулись сотни лучей мятно-зелёного цвета, в один из таких лучей тянуло Морруса. Приближаясь к лучу, он смог разглядеть движение внутри него, то были бледно-зелёные тела людей, луч представлял собой некий коридор, по которому проносились тела на огромной скорости. Влетев в луч, Морруса встретило вплотную кричащее от боли и ужаса лицо. Оглядевшись, он увидел вокруг сотни тел, кто-то кричал, что не хочет умирать, кто-то звал о помощи, кто-то рыдал, это был оглушающий шум. Моррус попытался оттолкнуться, но руки проскальзывали сквозь другие тела, превращая их в однородный поток, несущийся к тем огням, которые виднелись в дали. Чувство неизбежности и неизвестности на мгновение поглотило Морруса. В голове промелькнула отрезвляющая мысль о том, кому он этим всем обязан, за что он должен переживать такое? Что вообще его ждёт? Чувство ненависти потеснило страх. Моррус почувствовал, как с возвращением ненависти он обретает плотность тела, как огонь злобы даёт силы, он попробовал зацепиться за летевшего рядом старика, тот был напуган так, что казалось лишился рассудка, получилось, он начал пробираться к границе луча по летевшим рядом телам, ненависть движила им. Добравшись до края луча, он посмотрел вниз, высота была огромной, его поразила гладкость темно-зелёного поля под ним, оно выглядело ровным, без малейшего бугра или холма, на нём не было деревьев и кустов, оно выглядело нереальным, но Моррус уже был готов принять что угодно за реальность. Нужно прыгать. «То, что мертво, умереть не может», — подумал Моррус. Набравшись решимости и отринув страх, он вытолкнул себя из потока тел. Моррус устремился вниз, подлетая он понял, что это не поле, не было травы, лишь ровная гладь, он закрыл глаза. Через мгновение он врезался в воду, обрадовавшись тому, что не разбился вдребезги, начал всплывать наружу.
Поверхность его встретила едким зловонием, водой было сложно назвать то, во что он свалился, это было похоже на чёрную жижу, поверхность которой была покрыта плёнкой болотного цвета. Было похоже на то, что это сгнивший океан, с неестественным мёртвым штилем. Бескрайний зелёный горизонт болотной субстанции пугал, Моррус огляделся по сторонам, ему повезло свалиться недалеко от берега, собравшись силами, он двинулся в его сторону.
Плыть по густой жиже было тяжело, Моррус ждал, когда он сможет свыкнуться с омерзительным запахом, и зловоние перестанет вызывать у него рвоту, но привыкнуть к этому запаху было невозможно, разрывая руками пелену перед собой, наружу вырывалась очередная едкая порция смрада, создавалось чувство, что это болото гнило тысячи лет. Моррус уже мог различить очертание берега, реальность вырисовывала ужасную картину, вся береговая линия представляла собой отвесные скалы. Оценив расстояние, Моррус сделал вывод, что до скал ему осталось около полу мили, даже если он не рухнет без сил, он не представлял, как сможет взобраться на отвесные скалы. Выбор был невелик, он продолжал плыть. Спустя некоторое время нога чего-то коснулась, его ударил испуг. Моррус понял, что коснулся дна этого огромного болота, он понял, что это береговая мель и оставшееся расстояние сможет пройти, что ускорит и облегчит его продвижение. Поначалу идти не получалось, он не мог протолкнуть своё тело сквозь толщу плотной жижи, но спустя некоторое время глубина была чуть ниже груди, и он мог идти пешком. Дно представляло собой кашу из песка и ила, ноги вязли, и вскоре это начало занимать также много сил, как передвижение вплавь. До берега оставалось четверти мили, глубина была по пояс и уже порядка сотни шагов не уменьшалась, Моррус подумал, что меньше она уже не станет. Он поймал себя на мысли, что прорывается к берегу уже около трёх часов, если время вообще существует в этом мире, и что изрядно устал. Он решил, что надо остановиться и восстановить силы. Долго задерживаться он не хотел, вонь была невыносима. Он взглянул наверх, всё небо было окутано свинцовыми облаками, подсвечиваемыми то тут, то там вспышками молний бело-мятного цвета, он видел лучи-коридоры, по которым летели души в свой последний путь. «Куда они летят? Что с ними будет? Что вообще это за место?» Сознание готово было взорваться от неизвестности, с которой ему пришлось столкнуться. Моррус подумал: «Может, это моя предсмертная агония? Может, это мой последний кошмар? Как долго я буду выбираться отсюда? Может, вечность?» Моррус стоял около минуты, вглядываясь в небо, смотрел, как по небу расползаются лучи. Не было ни звука вокруг, не было дуновения ветра, этот мир кричал всем своим естеством о том, что он мёртв.
Тишину нарушил лёгкий хлюпающий звук, Моррус обратился в слух, звук послышался снова, сердце сжалось. Он взглянул на ноги, жижа, которая была на нём, стекала по ногам плавно, не падала шмотками вниз. «Этот звук не от меня», — с ужасом подумал Моррус. Он обернулся, его сковал страх. По его следу шёл разложившийся мертвец. Он не мог поверить своим глазам, и без того колотящееся сердце забилось ещё быстрее. Мертвец шёл молча, медленно, но неутомимо. «Эта тварь не устанет», — подумал Моррус. Как только он закончил мысль, справа от него начала подниматься гладь зловонного океана, и затем она порвалась. Показался череп, затем рядом ещё один и ещё. Моррус резко повернулся в сторону скал и продолжил идти настолько быстро, насколько мог. Время от времени он оборачивался, его преследовали около сотни мертвецов. До берега оставалось совсем немного, скала была отвесной, Моррус уже мог видеть её очертания, выступы и пытался выстроить маршрут, по которому он будет взбираться наверх. Просчитать это было сложно, скала была выше крепостной стены, и если он ошибётся, то рискует свалиться вниз. Он не знал, сможет ли умереть ещё раз, и ему не хотелось это проверять. Пока он шёл по песчаному зыбучему дну, он несколько раз подвернул ногу и понял, что боль он чувствовать может, как и усталость, и он сильно сомневался, что у покойников, преследовавших его, дружелюбные намерения. Моррус не видел пути, по которому мог подняться, он обернулся посмотреть, есть ли у него время. Мертвецов стало в три раза больше, Моррус чувствовал, как его настигают. Он старался сохранить самообладание и не паниковать. «Нужно пройти вдоль скал, чтобы лучше разглядеть подъём», — подумал он. Моррус почувствовал, как зацепился за что-то правой ногой, он попытался её поднять, из жижи всплыла костлявая рука, а вместе с ней ужасный мертвец, который тянулся к нему. На мгновение Морруса сковал страх. Рванув ногу в сторону, ему удалось освободиться, не без помощи склизких вод местного океана. Он побежал к скалам. По сторонам, маленькими холмиками, начала натягиваться зелёная поверхность. Ближе к берегу зеленая пелена становилась плотнее, вскоре из этих холмов показывались черепа, мертвецы были повсюду. Моррус подбегал к скале, попутно тряся руками, чтобы смахнуть с себя остатки чёрно-зелёной жижи. Он не представлял, как будет взбираться со скользкими ногами, но зато представлял, что ждёт его, если он останется внизу. Сбоку вычислить путь стало проще, но он пока всё равно не видел его. Моррус быстро взглянул налево и направо, скалы не имели различий, и ему оставалось надеяться лишь на удачу. Приняв решение, он побежал направо вдоль скалы. Оборачиваться на мертвецов не было времени, он ориентировался лишь на боковое зрение, фиксируя появляющиеся зелёные холмики по бокам. Он всматривался в скалу в надежде увидеть выступы, и наконец он нашёл путь. Разогнавшись, он подпрыгнул и уцепился руками за выступ. Начал подтягивать ноги, чтобы закинуть их наверх, но левая рука соскользнула, и он упал вниз спиной на поверхность болота. Подняв голову, он увидел, что мертвецы в пяти аршинах от него. Он быстро вскочил на ноги и побежал дальше. Неподалёку показалось подходящее направление. Моррус решил попробовать иначе, он нашёл выступ, на который сможет упереться ногой, и оттолкнувшись от него залезть дальше. «Главное — не поскользнуться», — думал Моррус. Разбежавшись, он подставил ногу, оттолкнулся и зацепился правой рукой за скалу, всё удалось. Он залез на пять аршин вверх и, зацепившись рукой, завис. Оглядевшись, он увидел полку, на которую перебрался. Её хватило на то, чтобы он мог сесть. К месту, где Моррус начал своё восхождение, подошли мертвецы. Задрав головы вверх, они дали понять Моррусу, что обратного пути у него нет.
Моррус вёл взгляд по горизонту зелёного зловонного океана, в голове у него был ровно один вопрос: как отсюда выбраться? Он понял, что может чувствовать боль. Он вспомнил Мартина, он познакомился с ним уже в полку Септима, он был старшим в разведгруппе, Моррус был под его командованием. Однажды ночью на очередной вылазке Мартин угодил в капкан. Моррус тогда лишь услышал сомкнувшуюся пасть металлических зубов капкана. Мартин не издал ни звука, иначе их бы засекли и убили. Моррус был поражён, он спросил его шёпотом:
— Тебе что, не больно?
На что Мартин ответил:
— А сам-то как думаешь?
Моррус дотащил Мартина до расположения своих войск, но ногу пришлось оставить в капкане. Мартин часто жаловался на боль в ноге, которой уже давно нет. Моррус не мог понять, как может болеть то, чего нет. Он подумал, что, возможно, то же самое происходит сейчас с его телом. Что ещё кроме боли осталось из «живого мира»? Он не чувствовал голода, его не мучила жажда, что несказанно его радовало, он не мог понять, холодно ли ему. Он чувствовал усталость, но она также, как и боль, могла быть фантомной, он не знал наверняка. Моррус определённо мог чувствовать страх и ненависть, которая не стихала.
Мертвецы замерли немыми зрителями, Моррус понимал, что освистывать в случае падения его не станут, а разорвут на части. Оглядевшись, он увидел направление, по которому будет двигаться. Смазав руки песком, он смог избавиться от остатков скользкой жижи, теперь его руки не соскользнут. Находясь внизу, он оценил скалу выше башни Рльеха, а в ней было шесть окон, по окну через каждый лестничный пролёт. Это означало, что Моррусу предстояло преодолеть более пятидесяти аршин отвесной скалы. Моррус вспомнил фразу своего отца: «Дорогу осилит идущий». Он начал восхождение. От усталости не было и следа, он взбирался довольно ловко и проворно. Спустя час, если время было в этом мире, Моррус нашёл взглядом скалистую полку, на которой мог передохнуть. Добравшись до неё, он сел и тяжело выдохнул. Мертвецы были уже далеко внизу. Моррус прикинул, что проделал уже половину пути. Он ещё раз провёл взглядом по горизонту, ничего не поменялось, болото было настолько далеко, насколько хватало взгляда. Переведя дух, Моррус продолжил восхождение. От полки наверх не было пути, ему нужно было чуть спуститься вниз и взять правее, чтобы выйти на намеченный путь. Для себя он отметил, что спускаться гораздо сложнее, чем взбираться наверх. Продолжая восхождение, его настигла ужасная мысль: вдруг он не успеет до темноты. Он не знал, есть ли ночь в этом мире, и может быть, ночь сейчас. Мир был мрачен, как тёмные сумерки. Мятно-зелёные молнии время от времени освещали свинцовое небо, от чего становилось светлее, но если они прекратятся и стемнеет, Моррус обречён. Торопиться тоже не хотелось, нужно было беречь силы, он не был уверен в том, что ещё раз попадётся полка для отдыха или в скором времени кончится скала. Едва он успел закончить эту мысль, как камень вылетел из-под левой ноги вниз, сердце дрогнуло, Моррус завис на одной руке. Он замер, всматриваясь в камень, на котором висел. Тот был неподвижен, он понял, что это надёжная часть скалы. Осмотревшись, он увидел похожий выступ чуть выше, но дотянуться до него он не мог. Моррус положил левую руку на тот же камень, за который держался правой, резко подтянулся и перехватился рукой за выступ, что был выше. Ему удалось ухватиться, восхождение продолжилось. Моррус тщательнее выбирал камни, слегка постукивая по ним руками и ногами, прежде чем опереться. Больше скала его не подвела. Добравшись до вершины, он осторожно поднял голову и огляделся.
Моррус всматривался в даль, его встретила каменная пустошь. Поверхность в основном состояла из скалистых плит, которые местами поднимались над другими, в некоторых местах вставали горизонтально. Осознав, что угрозы нет, Моррус взобрался на вершину и тут же лёг. Всё тело ломило от усталости, особенно болели мышцы рук от фаланг пальцев до локтей. Посмотрев вниз, он был рад, что не сорвался, высота была головокружительная, казалось, что по высоте тут минимум две городских башен Рльеха. Мертвецы внизу продолжали смотреть на него, видимо, это были немые овации.
Всё внимание приковывала к себе воронка из зелено-мятных лучей, которая закручивалась в вихрь где-то за горизонтом. «Если где и стоит искать ответ на вопрос, как выбираться отсюда, то только там», — подумал Моррус.
Отлежавшись, Моррус встал и повернулся к зелёному океану. Ему доводилось плавать на кораблях, он видел океан, он считал его чудом света. То, что он видел теперь, не шло ни в какое сравнение. Это была большая гнилая лужа. Своей неестественностью поражало полное отсутствие ветра, свойственного таким прибрежным скалам, Моррусу хотелось ощутить хотя бы малейшее дуновение, которое порывом встреплет его волосы и унесёт этот смрад, который тянулся от места восхождения. Вглядываясь в горизонт болотного океана и разминая пальцы и кисти рук, Моррус отметил, насколько быстро прошла усталость. Задавшись вопросом, что может стать причиной, Моррус нашёл для себя два ответа: либо время течёт гораздо быстрее, чем в его мире, либо боль и усталость ему только кажутся.
Моррус спустился на плато. Песок, которым была покрыта большая поверхность плит, лежал тонким слоем и был настолько мелким, что скорее походил на пыль или на пепел. Моррус посмотрел на свои следы: из-за отсутствия ветра они оставались неизменны. «Этот мир — мечта следопыта», — подумал Моррус. Если кто-то или что-то захочет его найти, это не составит большого труда. Моррус пытался оценить расстояние до гор на горизонте, за которыми находилось свечение, он прикинул, что путь составит около пяти дней, если непрерывно идти. Он надеялся понять законы природы, в которые он угодил, и со временем отринуть чувство усталости и боль, но пока это не удавалось. Моррус вышел на огромную плиту скальной породы, размером с огромное поле Кливела, что западнее от Рльеха. Плита по большей части была гладкой, лишь изредка встречались небольшие впадины, слегка присыпанные пыльным песком. Плита шла на подъём, он предположил, что на другом конце его будет ждать обрыв.
Плато уходило в горизонт, лишь впереди виднелись скалистые горы, но они были настолько далеко, что казались каменным цветком лотоса на серой пустынной глади. Зловонный океан скрыли от взора прибрежные скалы, вонь его вод покинула Морруса. С помощью песка он смог очистить с себя остатки жижи. Осматриваясь по сторонам, Моррус подумал, что на этой плите могли бы уместиться все войска, которые ему довелось повидать, такого плаца он не мог себе вообразить ранее. Но здесь был только он, и никого более.
Ему доводилось оставаться один на один с природой, он вспомнил, как переходил через Кронийский лес, тогда он решил, что его дни сочтены.
Глава V
Это было за три года до Стигия. После череды побед над Эхберами, командующий Септим решил организовать наступление на восточном направлении. Для прорыва обороны врага ему была необходима информация о численности и расположении войск противника, убедиться, что нет подходящих к пункту базирования резервов. Разведывательная операция должна была стать масштабной. В разведке важно не только раздобыть данные, но и суметь выжить, иначе от этих данных не будет проку. Моррус, как никто, понимал это; первое, что он планировал, — это пути отхода. На тот момент он уже больше года возглавлял разведывательную группу, лишь однажды группа угодила в засаду и вернулась ни с чем, Моррус утратил двух хороших воинов.
Сроки операции были ограничены, Септим ждал подкрепления из Рльеха, которое должно было подойти через день, это означало, что через два дня начнётся наступление. Моррус уводил группу на задание всегда глубокой ночью, он знал время смены дозора Эхберов, она производилась утром и вечером. Ближе к рассвету бдительность караульного притуплялась, накапливалась усталость. Раньше чаще всего он находил караульных спящими и без труда выполнял задание, но в последнее время Эхберы ужесточили дисциплину и спящих караульных казнили на месте.
Сложность предстоящего задания заключалась в том, что группе нужно было пробраться незамеченными через поле, а это было непростой задачей, так как очень многое, если не всё, зависело не от навыков группы, а от случая: будет ли светить луна и насколько ярко, удастся ли зайти с подветренной стороны, насколько многочисленным и бдительным будет караул Эхберов. Времени на подготовку не было, Моррус не любил такие задания, но выбора не оставалось, приказ есть приказ. Он взял на задание двух лучших бойцов — Сивона и Къёльна. На счёт последнего у Морруса были сомнения. Къёльн был лучшим разведчиком, каких знал Моррус, но в последнее время он сильно хандрил. Вернувшись из побывки, Къёльн был сам не свой. Спустя четыре года в ополчении он возвращался домой к жене и маленькой дочке Грейс, он так долго ждал этой встречи, только и говорил об этом, но подходя к родной деревне, он увидел лишь руины и пепел — Эхберы убили всех, кого любил Къёльн. Он вернулся словно без души, всю радость будто вырвали из него, с тех пор он каждую ночь во сне кричал имя дочери, он пытался её спасти, но всегда не успевал. Моррус понимал, что Къёльн был опытен и силён духом, для того чтобы не впасть в ступор в самый ответственный момент, Моррус решил, что задание пойдет ему на пользу. Рассказав план задания и обсудив детали, Моррус отправил бойцов на отдых.
В полночь Моррус разбудил Сивона и Къёльна. Те были уже готовы, потребовалось около пяти минут на то, чтобы одеться, взять оружие, оседлать коней и выдвинуться в сторону Кронийского леса. Эхберы расположились по ту сторону лесного массива, Моррусу с группой предстояло обойти лес справа, выйти на плато, не обнаружив себя, преодолеть его, добыть данные и вернуться назад. Ещё раз прокрутив в голове всю операцию от начала до конца с возможными трудностями, Моррус отпустил эту мысль и наслаждался встречным ветром, который обдувал его наскоку. Потоки ветра выдували из головы тревогу и волнение, оставляя лишь уверенность в удачном исходе операции. Кронийский лес был большим, часть его, которую огибала группа, напоминала выступающий шип лесного массива, если бы они прошли по лесу, то оказались бы с другой стороны в несколько раз быстрее, но у этого леса была дурная слава: соваться в него всё равно что умереть, тем более в ночное время. Двигаясь вдоль леса, Моррус заметил блуждающие огоньки в глубине чащи, сердце окатил лёгкий холодок, он не был уверен, реальны ли они, может, это просто видение. Останавливаться для выяснения не было времени, спрашивать Сивона и Къёльна о них он не стал: даже если они их видели, пусть думают, что им показалось, решил Моррус. Через некоторое время он направил лошадь чуть правее, подальше от леса.
Группа была в пути уже больше двух часов, Моррус понимал, что всё идет по плану, вскоре они прибудут на место. На разведку он отвёл три часа и столько же на возвращение. К полудню он планировал доложить Септиму о результатах. Они прибыли на место вовремя, до того как на горизонте начало появляться рассветное зарево и вокруг лишь начинались сумерки. Вдалеке по ту сторону небольшого поля, на небольшой возвышенности виднелись огни факелов — это плацдарм Эхберских войск. Привязав лошадей у кромки леса, группа выдвинулась к Эхберскому лагерю. Моррус поручил Къёльну обойти лагерь слева и осмотреть подходы к нему с юго-восточной стороны, Сивон должен был обойти лагерь справа и осмотреть юго-западное направление. С наступлением рассвета горизонты будут хорошо просматриваться и если к лагерю продвигается подкрепление, разведчики его обнаружат. Сам Моррус должен был осмотреть лагерь и вычислить количество войск врага. Поле, по которому передвигались бойцы, было сильно заросшим, что было на руку разведчикам. Дойдя до середины поля, группа подошла к большому кусту. Всего на поле кустов было немного, около десяти, Моррус обозначил этот куст как точку сбора. Группа разделилась. Моррус ощутил лёгкое дуновение ветра в лицо, что сильно обрадовало его: они подходили с подветренной стороны, если в лагере есть собаки, они не смогут учуять разведчиков. Моррус пробирался к лагерю проворно и бесшумно, словно зверь на охоте. Лагерь находился на небольшой возвышенности, для лучшего обзора и выявления наступающих к нему войск. Слева от лагеря виднелись небольшие деревья, справа торчали из земли большие камни в высоту три человеческих роста. Когда до лагеря осталось порядка ста аршин, он решил обойти его левее, добраться до деревьев и через заросли начать наблюдение, но когда он начал двигаться в этом направлении, он ощутил порыв ветра в левую щеку и сменил направление в сторону камней. Моррус надеялся на то, что Къёльн учтёт это и догадается взять ещё левее от намеченного маршрута. Добравшись до камней, в сумерках рассвета, Моррус осторожно взобрался наверх. Ветер усилился, «хорошо, что я сменил направление», — подумал Моррус. Осторожно поднимая голову над самым верхним камнем, он резко присел обратно: в трёх шагах от него, по ту сторону камня, стоял Эхберский дозорный. «Удача исчерпана», — подумал Моррус. Ему предстояло быстро решить, убивать ли этого Эхбера. Даже если ему удастся убить его быстро и без шума, даже если он спрячет тело в стороне, труп могут найти и вся операция пойдёт насмарку, Эхберы догадаются о том, что обнаружены и разоблачены. Брать в плен Эхберов тоже не имело смысла, Моррус неоднократно пытался это делать: все как один поднимали шум и лезли в драку. Для Эхбера лучше умереть, чем сдаться в плен, весь род пленника умертвляли, проклиная и вырезая глаза. Моррус принял решение рискнуть, оставив дозорного в живых. Он знал, что после рассвета на смену этому придёт другой дозорный, у него будет не так много времени на сбор данных. Моррус взглянул на Кронийский лес: солнце тронуло кроны деревьев, пора действовать. Моррус осторожно поднялся в полный рост, высоты камня хватало, чтобы оставаться незамеченным. Оглядываясь на дозорного, который смотрел на лес, Моррус начал искать наилучшую позицию для наблюдения. Солнце осветило лагерь Эхберов, и тот был как на ладони. Моррус принялся считать войска. Лагерь был гораздо больше, чем ожидалось. Моррус торопливо вёл подсчёт: точности не требовалось, если он ошибётся на десять человек — это будет не критично. Он насчитал тридцать малых шатров и пятьдесят больших, у каждого шатра были привязаны лошади: десять около малых и двадцать около больших. «Одна тысяча триста, даже если у них не будет подкрепления, сражение будет тяжелым», — подумал Моррус. Его раздумья оборвал внезапный журчащий звук: дозорный решил отлить, он по-прежнему смотрел в сторону леса. «Пора уходить», — решил Моррус. Он понимал, что это ещё далеко не конец: сейчас будет самая ответственная часть операции, а именно уйти незамеченными. Моррус медленно и бесшумно начал удаляться от камня, дойдя до ближайшего куста, он наметил траекторию, по которой будет двигаться до места, на котором они условились встретиться. Он посмотрел на запад, вдруг увидит Сивона, но потом понял, что увидеть опытного разведчика практически невозможно. Поле ещё находилось в тени от холма, что было на руку Моррусу, но несмотря на это нельзя было спешить, любое резкое движение моментально приковывает к себе взгляд. Спустившись к полю, он медленно начал перебираться к кусту, держа в голове направление взгляда дозорного. На то, чтобы добраться до лошадей, оставался ещё час, время было в запасе, единственная тревога у него была за Сивона и Къёльна. Подходя к кусту, он обнаружил Сивона — тот вернулся незадолго до Морруса.
— Цел? Что увидел? — спросил Моррус.
— Дождался солнца, полчаса в горизонт глядел, никого, — ответил Сивон.
— Немудрено, там и без подмоги их как грязи, тысяча триста узкоглазых головешек, — сказал Моррус.
— Где же Къёльн? Нам бы по тени убраться отсюда, уж больно яркий рассвет нынче, — сказал Сивон.
— Надо ждать, — сказал Моррус.
Спустя десять минут приполз Къёльн.
— Рассказывай, — сказал Моррус.
— Прости, что долго, командир, ветер подул, левее забирать пришлось, потом ещё рощицу небольшую обходил. Горизонт чист, — сказал Къёльн.
— Я так и думал. Лагерь Эхберы не разбивают меньше чем на три дня, вероятно, подкрепление будет завтра или послезавтра. Если Септим сегодня вечером нападет на Эхберов, то будут хорошие шансы их перебить. Давайте выбираться отсюда, — сказал Моррус.
Первым пошёл Сивон, спустя тридцать шагов Сивона, выдвинулся Къёльн, ещё через тридцать пошёл Моррус. Двигались они в зависимости от травы: то в приседе, то ползком. Спустя полчаса они добрались до края леса. Морруса встретил Сивон с озадаченным лицом.
— Лошадей нет! — с тревогой сказал Сивон.
Моррус решил, что они вышли не к тому месту. Он приказал осмотреть ближайшую опушку леса, спустя десять минут Сивон и Къёльн вернулись без лошадей.
— Я нашёл сломанные ветки и взрытую копытами землю, — сказал Къёльн.
— Значит, чего-то испугались и убежали, — сказал Моррус.
— Если пойдём пешком, то придём только к ночи, Септим не успеет выступить, а значит, все наши потуги напрасны, — удручённо сказал Моррус.
— Вы бегите вдоль леса, возможно, успеете к вечеру, а я пойду через лес, возможно, мне посчастливится не сгинуть в нём, и наши в обед начнут наступление. — сказал Моррус.
— Я пойду с тобой! — сказал Къёльн.
— И я! — сказал Сивон.
— Нельзя, если мы все там пропадём, кто про Эхберов будет рассказывать? — сказал Моррус.
— Сивон, я пойду с командиром, мне сгинуть не страшно, жить мне всё равно не для кого, а ты поживи ещё, — сказал Къёльн.
Повисла небольшая пауза, понимая, что это может затянуться, а времени на это нет, Моррус сказал:
— На этом и порешим, вперёд!
Сивон посмотрел в глаза Къёльну, затем Моррусу, он слегка кивнул головой, развернулся и сорвался с места вдоль леса.
Моррус и Къёльн вошли в Кронийский лес.
— Нужно идти прямо, рукав тут небольшой, не больше мили, — сказал Моррус.
Несмотря на ясную погоду, лес был мрачен. Деревья были настолько стары, что стволы покрылись серым мхом, а их кроны будто касались облаков. Было видно, что лесу не хватает влаги, массивные деревья забирали всё своими могучими корнями, от чего молодняк засыхал рано, превращаясь в торчащие из земли колья. Уходя в глубину леса, Моррус оглядывался на опушку, вскоре она пропала из виду. Они оставляли зарубки на стволах деревьев, тем самым отмечая путь, по которому направлялись, на случай того, если они заблудятся, то смогут вернуться назад. Тишина была мёртвой, не было слышно пения птиц, стрекочущих сверчков, казалось, даже шорох листвы под ногами постепенно становится тише. Спустя некоторое время ноги начали ощущать спуск, они шли под откос. Чаща становилась гуще, ветки царапали лица. Свет солнца терялся в листьях, казалось, что темнота подступает с каждым шагом. Тишина была оглушительной. Внезапно Къёльн остановился, прислушиваясь, затем раскрыл широко глаза и взглянул на Морруса.
— Слышишь? — сказал Къёльн.
Моррус прислушался, но ничего не услышал. Он посмотрел на Къёльна с недоумением и медленно покачал головой.
В следующее мгновение Къёльн повернул голову в сторону, будто опять услышал что-то. Он резко взглянул на Морруса с лёгкой ноткой презрения в глазах, будто тот обманывал его, а затем побежал в сторону настолько быстро, насколько могла позволить густая чаща.
— Стой! Куда ты?! — крикнул Моррус.
— Я спасу её! В этот раз я не дам ей умереть! — убегая, прокричал Къёльн.
Моррус хотел было кинуться за ним, но вовремя осёкся: нельзя было оставлять тропу с зарубками, иначе они будут обречены. Он кричал ему вслед, но Къёльн удалялся, будто не слышал Морруса.
«Папочка, где ты? Мне страшно!» — слышал Къёльн голос. Он одержимо мчался сквозь чащу к любимой дочери, которую он любил больше жизни. Ему было плевать на мрачный лес, плевать, что он заблудится, он точно знал, что через несколько мгновений утонет в блаженной радости, ведь он сможет обнять свою Грейс.
«Папочка, я здесь!» — слышал Къёльн.
— Я иду, Грейс! Я уже рядом! Только не молчи! — кричал Къёльн.
Чаща отступила, и ему удалось бежать быстрее. Голос дочери не умолкал и звал его, он был уже совсем рядом. Несчастных десять шагов отделяло Къёльна от его маленькой Грейс. Вот уже скоро он обнимет её и спасёт из этого жуткого леса. Он на бегу раздвинул кусты, отделявшие его от Грейс, и в тот же миг свалился под откос. Голос дочери замолчал. Къёльн летел вниз по крутому склону, пытаясь ухватиться, но тщетно: не было ни корней, ни веток, только твёрдая, как щит, земля. На дне оврага, к которому мчался Къёльн, была лёгкая дымка тумана. Приближаясь, он увидел торчащие из тумана колья.
— Грейс… — еле слышно и сдавленно произнёс Къёльн. Едва слёзы успели навернуться на глаза, как он налетел на колья.
Оставив на земле крест из двух сорванных палок, Моррус пошёл на крик убегающего Къёльна. Шёл быстро, как мог, оставляя засечки на деревьях. Крик Къёльна удалялся, раскатываясь небольшим эхом, но всё ещё был хорошо различим. Внезапно крик стих, Моррус на мгновение замер, зарубил засечку, крики не возобновились, Моррус побежал. Спустя некоторое время Моррус вышел к обрыву. Он увидел сорванные кусты, видел следы на склоне, затем его взор наткнулся на тело Къёльна. Моррус собрался крикнуть ему, но осёкся, он заметил, как кол пронзил его голову, Къёльн был мёртв, кричать уже было некому. Моррус осмотрел склон, он хотел понять, сможет ли достать тело, но зацепиться было не за что, даже если бы ему удалось спуститься и не налететь на колья, он бы рискнул остаться на дне навсегда. Он постоял молча какое-то время, простился с товарищем и пошёл обратно к тропе.
Моррус шёл осторожно, выслеживая оставленную засечку на стволе и только потом начинал идти к ней и так до следующей. Моррус думал, что могло случиться с Къёльном: помутился его рассудок или тому способствовал проклятый лес, как бы то ни было, нужно было оставаться на чеку. Он дошёл до креста из веток. Моррус поднял голову, чтобы найти засечки и сориентироваться, в каком направлении ему продолжить путь. Он переживал, что не удастся их найти, но они нашлись быстро. На мгновение сердце тронула радость, он сможет выйти из леса, но вдруг на глаза попалась ещё одна засечка, всё внутри похолодело: он увидел засечку там, где её не должно быть, приглядевшись, он нашёл ещё одну. Оглядываясь по сторонам, он находил засечку на каждом стволе дерева вокруг него. Сомнений не было, лес погубил Къёльна, и вскоре погубит и его самого.
Моррус решил идти, хотя понимал, что смысла в этом не было: в лучшем случае он только выбьется из сил и умрёт от изнеможения, если лес не убьёт его раньше. Моррус подумал про Сивона, он надеялся, что тот не решит срезать через лес. Несмотря на всё случившееся, Моррус продолжал думать о деле. Выбрав направление, он двинулся в путь.
Прошли долгие часы скитания. Моррус выбился из сил, но несмотря на это он шёл осторожно, всё, что он искал, это дерево без засечки, но все они были посечены с разных сторон. Он решил, что когда наступит ночь, он упадёт без сил, уснёт и больше не проснётся, но пока было светло, он не терял надежды. Времени у него оставалось немного, учитывая то сколько прошло времени, был уже вечер, и вот-вот должно начать темнеть, но этого не происходило, в лесу по-прежнему царили мрачные сумерки, он продолжал идти. Он ждал голоса, который свёл с ума Къёльна, но он ничего не слышал, кроме оглушительной тишины. Вода у Морруса закончилась уже давно, его мучила жажда, он ждал момента, когда рухнет без сил, но продолжал идти, еле передвигая ноги. В лесу не темнело, он решил, что лес находится вне времени и существует сам по себе. Внезапно Моррус услышал звук, который пронзил тишину, это был звук крыльев, на ветку сел огромный ворон. Птица издала пронзительный звук, Моррусу показалось, что ворон каркнул внутри его головы, это повторилось ещё два раза, и птица взмыла в воздух. Через минуту Моррус уловил свечение, в этой серости это особенно выделялось. Из-за дерева к нему плавно спустился светящийся шарообразный огонёк солнечного света. Моррус насторожился, но шар не представлял опасности, он просто завис над ним, никуда не звал и никуда не улетал. Моррус посмотрел на него какое-то время и попробовал отойти в сторону, шар плавно поплыл вслед за ним. Раздались звуки, они были еле различимы, будто на дне глубокого озера. Моррус прислушался: это было шуршание листьев, кто-то приближался в его сторону. Он положил руку на рукоять клинка, в таком состоянии он не смог бы сопротивляться даже ребёнку, но и сдаваться он не собирался. Шум шагов нарастал, из чащи показалась голова огромного волка, затем ещё одна, и ещё. Вместе с волками вышел человек в волчьей шкуре и направился к Моррусу. Приближаясь, волки вели себя не агрессивно, не скалились и не рычали, Моррус не ощущал опасности, но и руку с клинка не убирал. Незнакомец подошёл к Моррусу, оглядел его с ног до головы, затем дал ему флягу и сел на землю, скрестив ноги, волки окружили их. Моррус жадно испил из кожаной фляги, посмотрел на волков, затем на незнакомца и тоже сел. Незнакомец смотрел в глаза Моррусу около минуты и сказал размеренным тоном:
— Кто ты?
Моррус никогда не мямлил, и сейчас, несмотря на усталость, собрался с силами и чётко ответил:
— Моррус из Рльеха.
Незнакомец слегка прищурил глаза, будто что-то вспоминал, затем сказал:
— Меня зовут Омнус.
Немного помедлив, он спросил:
— Зачем ты пришёл в лес?
Моррус рассказал про столетнюю войну, про задание, про то, что пропали лошади, про Къёльна, про то, как скитается среди деревьев уже целую вечность. Омнус выслушал Морруса, отвёл глаза в сторону и произнёс:
— Война — неизлечимая болезнь твоего мира, люди всегда убивают друг друга. Люди слепы, они не видят, что жаждущие богатства обречены на нищету, жаждущие власти обречены на предательство, несущие смерть обречены на смерть. Лес отторгает всё чужое, словно тело, которое лечит болезнь, которая несёт с собой силки и капканы, поэтому погиб твой друг, поэтому тебя ждала та же участь. Ты решил войти в лес, потому что думал, будто это детские сказки, я позволю тебе уйти, чтобы ты поведал остальным о том, что это не так… Внешний мир смертельно болен, и когда он умрёт, останется только лес.
Закончив говорить, Омнус поднялся, Моррус встал вслед за ним. Вставая на ноги, Моррус заметил, что усталость покинула его, будто он выспался и поел, он подумал, что во фляге была непростая вода. Омнус поднёс правую руку к лицу, ладонью вверх, через мгновение шар света, круживший над ними, начал спускаться, пока не лёг ему на ладонь. Омнус прошептал несколько слов на незнакомом языке, шар поднялся над их головами и начал медленно улетать.
— Ступай за светилом, — сказал Омнус.
Моррус посмотрел на удаляющийся шар, сожалея о том, что у него нет времени на вопросы, он бросил взгляд на Омнуса и слегка склонил голову в знак уважения, поблагодарив его. Удаляясь, Моррусу пришла в голову мысль, что это всё не наяву, что на самом деле он рухнул без сил и уснул своим последним сном. Он обернулся в сторону Омнуса, но никого не увидел.
Шар медленно плыл в лесном мраке, касаясь тёплым светом стволов деревьев, на которых уже не было засечек. Моррус переживал, что если светило ускорится, он не сможет догнать его, поэтому практически не отрывался взглядом от него и следовал за ним. Глядя на шар, он не замечал корни под ногами, несколько раз он больно ударился, но его это скорее обрадовало, так он понимал, что не спит. Спустя около часа пути Моррус заметил, как к шару присоединилось ещё одно светило, схожее по размеру, но слегка светлее, потом ещё одно и ещё, вскоре Моррус шёл в сопровождении пяти огней. Внезапно резко начало темнеть с каждым шагом, ночь будто рухнула на лес. Светящиеся шары стало лучше видно, Моррус уже не боялся, что упустит их, но их света не хватало на то, чтобы осветить путь, и он шёл на ощупь. Пройдя немного в кромешной тьме, Моррус услышал что-то: звук постепенно нарастал с правой стороны, и Моррус различил в нём топот копыт, приближались всадники. Сердце Морруса затрепетало: лошади не могут скакать в лесу, значит, он уже на опушке леса. Он решил не обнаруживать себя, это могли быть Эхберы. Светящиеся шары зависли на одном месте и через мгновение поплыли в обратном направлении. Моррус еле слышно прошептал им «спасибо», не зная, поймут ли они его. Всадники приближались, их было трое. Видимость была плохой, Моррус с трудом различал силуэты, они скакали вдоль леса, и когда поравнялись с ним, он почувствовал нечто противоестественное: ему показалось, что он увидел развивающийся плащ Къёльна. Всадники пронеслись мимо, он вышел из леса и смотрел им вслед, через мгновение они ушли правее, подальше от леса.
Моррус стоял оцепенев, глядя, как удаляются всадники, он не мог поверить в то, что ему показалось, но совпадения были очевидны. Нужно было попасть в лагерь, тогда всё встанет на свои места. Он развернулся и пошёл по пути, противоположному движению всадников. Моррус взглянул на лес, огней уже не было видно, он ещё раз подумал о том, что ему сильно повезло повстречать этого… друида или шамана, он точно не знал, кем был Омнус.
К утру Моррус дошёл до лагеря. Он рассказал командующему Септиму о произошедших событиях. Командующий отказывался верить словам Морруса, думал, что тот сошёл с ума в этом лесу. В какой-то момент Моррус и сам начал подозревать свой рассудок в помутнении. Септим долго знал Морруса и доверял ему, он принял решение выступить на Эхберов. Через два часа войска были на марше. Через три часа пути они встретили запыхавшегося Сивона.
— Они живы? Дошли? Эхберы за лесом! Одна тысяча триста узкоглазых рыл! — еле дыша выпалил Сивон.
Септим посмотрел на него, потом повернулся к Моррусу и слегка натянул левый уголок рта в одобрительную улыбку.
— Всё в порядке с твоей головой, — с теплом и облегчением произнёс Септим.
К вечеру Эхберы были атакованы и разбиты. Моррус вскоре стал командующим отряда, запретил охотиться в лесу и сам обходил его стороной.
Глава VI
Придавшись воспоминаниям, Моррус не заметил, как добрел до конца плиты. Высота обрыва была приличной, Моррусу показалось, что расстояние до земли такое же, как из окна башни Рльеха, этажа с третьего, а то и с четвертого. Он оглядел открывшийся ему вид: казалось, что скалистые горы на горизонте стали чуть выше и ближе. Моррус заметил, что пустыня внизу преобразилась, она утратила свою естественность: выступающие из песка плиты стояли ребром, были похожи на стены и обрели ровные линии, они распределились хаотичным образом, но строго вдоль и поперек. Этого не смогла бы сделать природа, это дело чьих-то рук, а значит, есть кому задать вопросы, — подумал Моррус. Стены находились в низине, словно они просели под собственным весом. Границы сооружения имели округлую форму, которая уходила в горизонт, опоясывая кольцом скалистые горы, что виднелись на горизонте. Стены были похожи на древний лабиринт. Моррус решил найти способ взобраться на эти стены и пойти поверху. В то мгновение, как он закончил эту мысль, его взгляд зацепило движение слева. Он резко повернул голову. В мили от него была плита, которая лежала горизонтально, одна сторона которой, та, что была ближе к лабиринту, возвышалась над поверхностью. Плита была похожа на ту, на которой стоял Моррус. Никакого движения не было, он решил, что ему показалось, но в следующее мгновение он заметил, как с края плиты вниз полетел песок, через секунду до него донесся грохот, он увидел, как плита пришла в движение. Он не мог поверить своим глазам, огромная каменная глыба, размером с поле, медленно поднималась вверх. В ту же секунду он ощутил нечто странное, он перестал чувствовать нагрузку на ноги и затем слегка оторвался от поверхности, будто его кто-то поднял, не прикасаясь. Он парил в воздухе несколько секунд, затем раздался оглушительный грохот, его плита также начала подниматься. Моррус приземлился обратно на плиту и отбежал от края. Он взглянул на плиту: она плавно начала движение в его сторону. Моррус ощутил движение под ногами, посмотрел вниз: земля под ним начала проплывать. Плиты двигались навстречу друг другу. Моррус оценил, что высота была большой для прыжка, он мог сломать себе шею, он не знал, сможет ли он пережить это, или умереть навсегда. Этот мир раздражал его своей неизвестностью. До столкновения оставалось немного времени, он решил отбежать на другой конец плиты и постараться удержаться. По мере приближения казалось, что плита движется значительно быстрее и скорость нарастала. Моррус решил не хвататься за край, он все равно не сможет удержаться, лишь повредит руки. Он увидел, что плиты вот-вот столкнутся, сердце забилось быстрее, он приготовился к столкновению. Раздался оглушительный грохот, Морруса сорвало с места, он пролетел около десяти аршин, затем упал на плиту и покатился по ней, словно летел с обрыва. Вскоре ему удалось остановиться. Моррус ощутил, как плиты рухнули на землю. Он ничего не сломал и отделался ушибами, ссадин и кровоподтеков он на себе не обнаружил. Моррус решил, что ему повезло.
Поднявшись, он заметил, как поднялась стена пыли. Моррус направился к центру столкновения. Когда пыль начала оседать, он увидел, что плиты упали близко к стенам лабиринта, и он сможет взобраться на них, если допрыгнет. Подойдя к обрыву, Моррус взглянул вниз: несмотря на свою легкость, пыль осела быстро, тем самым позволив оценить высоту возможного падения. Моррус взглянул на стену, опоясывающую лабиринт: на разном удалении друг от друга были проходы внутрь в виде щелей в высоту всей стены. Щелями они казались относительно общей циклопической величины стен. В ширину они были более семи аршин, Моррус решил, что это проходы внутрь, но входить туда он не желал, пройти поверху было безопаснее. Он подошел к краю, плиты легли чуть выше стен лабиринта, Моррусу предстояло пролететь около пяти аршин, затем приземлившись удержаться на стене и не сорваться вниз. Он отошел от края для разгона, размял ноги, убедился, что ушибы от падения прошли. Он отметил, что тут всё заживало быстрее, чем в его мире. Эта мысль давала надежду на то, что если что-то пойдет не так, он останется в живых. Он разогнался и оттолкнулся от края, прыжок дался легче, чем он ожидал, возможно, в плите осталась та загадочная подъемная сила, которая перемещала её. Моррус пролетал над пропастью, сердце замерло, всё внимание он сконцентрировал на месте приземления. Через мгновение он рухнул на стену. Всё прошло по плану, он не сорвался со стены. Моррус попытался подняться и заметил, что это даётся ему не так легко, будто он надел тяжелые доспехи. Он решил, что плита, по которой он шел так давно, со временем усиливала подъемную силу, и это делало его более легким, сейчас он вернулся в своё нормальное состояние. Поднявшись, он взглянул вниз, куда чуть не упал, затем взглянул на столкнувшиеся плиты, их стороны, направленные к нему, не касались земли, казалось, что они висят в воздухе. Моррус посмотрел в сторону скалистых гор, нужно найти сплошную стену, ведущую до них. Он пошел по пограничной стене лабиринта в поисках пути до гор. Дойдя до прохода, он не нашел ничего, развернулся и пошел в другую сторону. Пройдя плиты через несколько аршин, он нашел стену, которая ему подходила. Он всмотрелся в даль и не увидел каких-либо скосов или обрывов. Моррус решил, что нужно пробовать, потом, возможно, переберется на другую стену, если придется. Оглядевшись вокруг, словно убедившись в отсутствии иных вариантов, он пошел по стене.
Стена была в ширину около трех аршин, огромная циклопическая плита черно-серого цвета, поставленная на бок. Моррус не понимал, кто мог соорудить такое, вероятнее всего это сделали с помощью подъёмных сил, которые двигали эти плиты, — рассуждал про себя Моррус. Сердце кольнуло, вдруг они тоже придут в движение. Глядя вниз, Моррус не видел ничего, кроме коридоров, присыпанных песком. Пройдя по стене некоторое время, он увидел ровную трещину в стене, которая шла вниз. Моррус решил, что это стык двух огромных плит, через некоторое время он увидел ещё один. Он нашёл странным то, что на соседних стенах не было стыков, они казались монолитными.
Моррус шёл уже около трёх часов, внизу неторопливо проплывал коридор, единственное, что сменялось, — это стыки в высокой черно-серой стене, которые встречались ему через каждые сорок два шага. Стены тянулись вдаль на сколько хватало глаз. В ногах Морруса начала накапливаться усталость, голова от постоянного сосредоточения начала идти кругом. Он вспоминал, как однажды с Олафом проходили над ущельем по упавшему дереву. Олаф боялся высоты до жути. Моррус перешел первым, Никс перебежал за ним и Моррус придержал его рукой, чтобы тот не сбил хозяина, возвращаясь к нему. Моррус кричал Олафу, чтобы тот не смотрел вниз, но Олаф всё равно не мог сделать шаг. Они простояли так полчаса, пока Олаф всё же не собрался с духом и не пробежал по бревну. Тогда он сказал Моррусу, что стоило ему сделать шаг, и бревно начинало уплывать из-под ног, сейчас Моррус начинал понимать его. Мысль о том, что он сможет найти Олафа в этом мире, не покидала Морруса. Он остановился отдохнуть, сел, посмотрел вниз: там неизменно был коридор и пыльный песок, посмотрел назад и тут его словно ударило. Моррус не мог поверить в то, что видит. Он вскочил на ноги: плиты, с которых он спрыгнул, были совсем рядом, он мог видеть край пограничной стены. Моррус пошел в обратном направлении, считая вслух свои шаги. Дойдя до края, он произнес:
— Сорок два…
Моррус понял, что придется спускаться и идти через лабиринт. Он огляделся: как слезать с такой высоты, он не понимал. До столкнувшихся плит ему было не допрыгнуть, они были выше стен лабиринта, и до них было не менее десяти аршин. Он решил ждать момента, когда эти плиты вновь начнут двигаться. Возможно, тогда дальний край плиты поднимется в воздух, а тот край, который ближе к нему, опустится. Но сколько ему ждать он не знал. Возможно, плиты движутся раз в сто лет, и просто так совпало с его появлением. Моррус находился в этом мире около суток, по крайней мере ему так казалось. Мир вокруг не изменился: ни ветра, ни звука, лишь грохот плит однажды сотряс воздух над бесплодной серой пустыней. На небе мятно-зелеными венами виднелись потоки мертвецов. Казалось, что время замерло, и он может прождать вечность, пока эти плиты сдвинутся, но сможет ли он ждать вечность?
Он по-прежнему не хотел спать, его не мучал ни голод, ни жажда, боль и усталость проходили, стоило лишь отвлечься. Его радовало отсутствие этих проблем, но в то же время он не мог назвать себя живым. Взгляд Морруса был пристально сосредоточен на плитах, он старался не упустить малейшего движения. Как вдруг перед его глазами показался небольшой камень, медленно парящий вверх из-под плит. Камень был размером с голову, Моррус сосредоточил внимание на нем. Он заметил, что камень медленно приближается к нему, а затем начал постепенно менять направление, будто теряя свою невесомость, и вскоре полетел вниз, как и положено камню, ударяясь о стены лабиринта. Моррус пригляделся вниз и увидел ещё несколько парящих камней под плитами.
Идея, которая пришла в голову Морруса, казалась безумной, но это был шанс, который можно упустить, нужно рискнуть. Встав на ноги, он отошёл от края и взглянул на плиты, сделал глубокий вдох и резко выдохнул. Он взял хороший разгон, подбежал до края стены и оттолкнулся правой ногой в сторону плит. В голове промелькнула мысль: «Будет обидно, если это конец». Моррус начал падать под плиты, но внезапно его будто что-то подхватило, и его падение замедлилось. Планируя вниз, он пытался направить своё тело под плиты, где было скопление парящих камней. Подлетая к ним, он аккуратно расталкивал их руками. Через некоторое время плавного падения Моррус коснулся поверхности.
Он огляделся, посмотрел наверх и удивился причудливым парящим под плитой камням. Они были разных размеров: те, что были побольше, размером с человека, практически не двигались; те, что поменьше, плавно кружили вокруг них. Решив, что они могут в любой момент рухнуть на него, Моррус отошел в сторону. Перед его глазами предстала стена лабиринта. Она казалась огромной, бесшовной, циклопических размеров, черно-серая глыба, с пугающим входом, наполненным таинственным мраком.
Моррус медленно и настороженно подошел к лабиринту. Он всматривался в глубокий коридор уходящий едва различимую темноту. Сердце Морруса тревожно кольнуло, он вспомнил свои скитания по Кронийскому лесу и эти зарубки на каждом дереве, как проклятия. Но сейчас была иная ситуация: он не устанет и не умрет от голода, он не сможет сбежать путем смерти, он сможет лишь потерять рассудок. Вечность в стенах сведет с ума кого угодно. Как бы то ни было, обратного пути нет, только вперед. Он набрал воздух в грудь и вошел в лабиринт.
Глава VII
Как только Моррус переступил порог лабиринта, по обеим стенам от пола и до верха пробежал огонёк мятного цвета, оставляя за собой угасающий след из надписей. Он пытался прочесть, но это было невозможно, язык, на котором они были насечены, был неясен Моррусу, и к тому же они быстро исчезали. Он подошел к стене, дотронулся до того места, где пробежал свет, там была гладкая поверхность. Оглядевшись, он неспеша прошел в глубь лабиринта, размышляя, что могли означать эти надписи, и являлись ли эти огни надписями. По привычке он считал шаги, на сорок втором шаге он остановился, поймав себя на мысли, что дальше в глубь ему ещё не удавалось пройти. Он огляделся назад, вход остался на положенном сорока двум шагам удалении, он прошел ещё десять шагов, обернулся — вход отдалился, значит, он продвигается вглубь. «А что, если…» — подумал Моррус, ему в голову пришла идея, которую он решил проверить. Моррус развернулся и начал шагать в обратном направлении, вход постепенно приближался к нему, но после тридцатого шага стал будто отдаляться от него. Моррус пошел быстрее, он отсчитал уже пятьдесят шагов, но расстояние между ним и входом не сокращалось, он перешёл на бег, но это не помогло. Он остановился и вгляделся в вход, который был так близко, но вместе с тем недосягаем, затем перевёл взгляд в мрачную глубину лабиринта с досадой осознав, что теперь он узник этих стен. В очередной раз Морруса охватила ненависть, он никогда не искал виноватого, не находил причин, чтобы снять с себя вину, но в данной ситуации ему было кого винить.
— Вилен, — произнёс он сквозь зубы.
Моррус не был так зол с того момента, когда Эхберы сожгли его деревню, а вместе с ней и его семью. Ненависть захлестнула его, он резал Эхберов десятками, поглощённый яростью он в то же время был осторожен, иначе, если он погибнет, то не все Эхберы падут от его меча. Он не знал, кто именно убил их, и поэтому его цель была убить как можно больше. Но с Виленом была иная ситуация, тут враг был известен, Моррус сконцентрировал всю ненависть на одном человеке, он доберётся до него, найдет способ выбраться из этого лабиринта и из этого мира, он найдёт Вилена и вырвет ему кишки.
В порыве ярости Моррус стремительно шагал вглубь лабиринта. Всё, что он видел, это черно-серые стены и кусок серого неба, с иногда проглядывающими мятно-зелёными венами. Вход постепенно отдалялся и уже был похож на тонкую щель в плите. Моррус думал, как ему запомнить повороты, у него не было с собой ничего, что можно было бы оставить на земле, только обгоревшие от костра штаны и рубаха. «Всё же хорошо, что я не сгорел», — промелькнула светлая мысль в голове Морруса. Он обернулся, на земле был слой серого пыльного песка, на котором хорошо виднелись следы Морруса, он решил, что это и будет его ориентиром. Учитывая фокусы со входом, Моррус осознал, что в лабиринте может произойти всё что угодно, он не знал, стоит ли надеяться на следы, но выбора у него не было. Через некоторое время Моррус увидел стену впереди, позади него входная щель была едва заметна, он решил, что это середина коридора. Моррус не сбавлял темп, спустя некоторое время он дошёл до стены, в центре которой, словно пробиваясь наружу, выпирал огромный череп. В глазницах черепа, словно на дне бездны, тускло светились два темно-зелёных изумруда, с приближением Морруса их свет становился ярче. По обе стороны от стены зияли два прохода, за которыми открывался вид на коридоры, уходившие вдаль и плавно поворачивающие в огромное кольцо вокруг центральных скал, под стать пограничной стене лабиринта. Моррус почувствовал нечто странное, некую связь, будто череп за ним наблюдает. Он стоял какое-то время, вопросительно вглядываясь в него, в ожидании, что тот с ним заговорит, но ничего не происходило, пульсирующие глаза лишь пристально смотрели на Морруса. Ему предстояло выбрать путь, всматриваясь в даль коридоров, он не находил в них разницы. Моррус ещё раз взглянул на череп, в надежде уловить некую подсказку, но тот остался при своём, Моррус решил повернуть направо.
Время замерло здесь, ему трудно было предположить, как долго он шёл по коридору. Всё, что у него было, — это еле виднеющиеся, практически сливающиеся с горизонтом, стены в конце бесчисленных коридоров. Он оглядывался назад, следы оставались на месте, это могло спасти его лишь от тупика, он понимал, что из лабиринта у него нет обратного пути. Проходя мимо очередного прохода, словно почуяв что-то, Моррус заглянул в него, чтобы осмотреть, и остолбенел. Неподалеку в открывшемся ему коридоре он увидел нечто смазанное, как испарение в жаркий летний день, приглядевшись, он различил в нём силуэт человека. Моррус настороженно глядел на него, тот стоял на месте и смотрел в стену. Моррус спрятался за стеной и начал размышлять, кто бы это мог быть, может, ему вообще это почудилось. Он снова взглянул за угол, призрак был на месте. Моррус долго всматривался в него, не решаясь что-то сделать, он не знал, чего от него ожидать, но в то же время он полагал, что может получить ответы на интересующие его вопросы. Собравшись с духом, Моррус вышел из-за стены и произнес:
— Кто ты?
Призрак обернулся и резко двинулся в его сторону, сердце Морруса похолодело.
— Я Глазго! — раздался голос.
После такого напряжение Морруса резко спало, люди не представляются, когда хотят зла, как, собственно, и призраки. Глазго шёл, а так как его ноги были не видны, то скорее парил навстречу Моррусу, и ему удалось его разглядеть. Он был прозрачен, черты лица были почти не различимы, остался заметен силуэт, который искажал видимость сквозь него. Также он обратил внимание, что Глазго не оставлял на песке следов.
— А ты кто? — спросил Глазго.
Моррус обратил внимание, что губы, которые были еле видны, не двигались, словно он говорил с закрытым ртом, либо ему так показалось, пытаясь уловить взгляд призрака, немного помедлив, он ответил:
— Я Моррус.
— Из какого ты мира, Моррус? — спросил Глазго.
Морруса озадачил этот вопрос, помедлив мгновение, он сказал:
— Я из Рльеха.
— Не слышал о таком, — сказал Глазго, осмотрев его своим невидимым взором, он добавил:
— Как тебя убили?
— Стрелой в лоб, перед этим пытались сжечь на костре, — ответил Моррус.
— Ты верно хочешь отомстить? — с некой иронией и полной уверенностью в ответе спросил Глазго.
— Больше, чем жить, — ответил Моррус.
Глазго немного помедлив, неторопливо произнес:
— Береги это чувство… Ненависть — это последнее, что связывает нас с нашими мирами. Раньше я был как ты, я готов был пробить лбом эти стены, лишь бы выйти и отомстить. Меня предал мой брат, он забрал всё, что мне было дорого, и отплатил за это клинком в спину. Я желал его смерти каждую секунду… но со временем ненависть во мне начала угасать, а вместе с ней угасну и я…
Он провел рукой сквозь Морруса, она прошла беспрепятственно, оставив легкий след холода внутри его тела, глаза Морруса округлились от изумления. Глазго немного отошел в сторону, загадочно взглянул вдаль коридора, затем вновь повернулся к Моррусу:
— Ты напоминаешь мне меня. Однажды я так же встретил Чибатора, на этом же месте, он сказал мне примерно то же самое, что я тебе, он предупредил меня о всаднике, но я его не послушал, да и ты не послушаешь.
— О всаднике? — нахмурив брови, спросил Моррус. Глазго подошел к нему ближе и почти перешел на шёпот:
— Да, о всаднике. Он чернее самой черной ночи, которую ты мог видеть, лишь лицо бледное как лёд, он охотится на сбежавшие души, такие как мы с тобой. Его гарпун пробьет твою плоть, и он утащит тебя на своем огромном черном коне по безвозвратной дороге в ад, на вечные муки…
Глазго опустил взгляд и, будто с трудом сознаваясь в чем-то постыдном, продолжил:
— Я лично видел это, никогда не думал, что люди могут так кричать. Опьяненный ненавистью, я не послушал Чибатора. После долгих месяцев скитаний в лабиринте я повстречал Якоба, мы вместе вышли за стены лабиринта. Мы видели, как возвышались скалы, за которыми виднелась черная башня с мятно-зелёным вихрем на шпиле, и затем явился он… это было ужасно, его конь был огромен, он издавал оглушающее ржание, оно словно отражалось от небес. Якоб толкнул меня в сторону, и гарпун попал только в него, я никогда не забуду его крик и смотрящее на меня лицо, полное ужаса в момент, когда всадник стремительно волочил его за собой по земле. Я бежал к стенам так быстро, как не бегал никогда, тогда еще я мог чувствовать, мои ноги горели огнём, но остановиться я не мог. Меня преследовало бледное лицо всадника и странный блеск его застывших глаз… Глазго отвернул в сторону прозрачную голову, Моррусу трудно было распознать, что выражает его жест — страх или стыд.
Немного помедлив, он спросил:
— Как долго ты в этих стенах?
— Мне трудно сказать, здесь невозможно определить время, в моих песочных часах песчинки — это не часы и дни, а память. Со временем та жизнь, которую у тебя отняли, забывается как сон, и сейчас, к сожалению, я помню уже немногое. Помню, что с рождения у меня был брат, помню, что его звали Кассель, помню, как нас разлучила война, помню, что после войны у нас было общее дело, но не помню какое, не помню цвет волос любимой жены, но самое ужасное то, что я не могу вспомнить имя своей любимой дочери… Глазго помедлил, Моррусу показалось, что тот плачет, но разглядеть это было невозможно.
Спустя паузу тот продолжил:
— Всё, что мне остается, это встретить Чибатора и спросить его, может, он напомнит мне её имя, ведь я рассказал ему о ней. Поэтому я стою здесь в надежде, что он тоже захочет сюда вернуться, в надежде, что он помнит, в надежде, что зов не забрал его.
— Чей зов? — спросил Моррус.
— Никто не знает чей. Чем больше ты теряешь ненависть и память, тем быстрее исчезает плоть, тем сильнее становится зов. Чибатор говорил мне и об этом, но я его не слушал, я ни в чём его не слушал. Видимо, он не захочет меня видеть, — ответил Глазго.
Моррус задумался, он стоял, опершись спиной на стену, глядя на то место, где должны были быть следы Глазго. Перспектива раствориться в небытие его не радовала. Глазго спросил Морруса о его судьбе, про мир, который тот назвал Рльехом. Он отметил, что их миры очень схожи, Глазго тоже довелось побывать на войне ещё совсем юнцом, он не помнил, с кем воевал и за что, но пробыл он там не более двух лет. Глазго не понимал, как можно воевать столетие, ведь не останется времени на жизнь, но для Морруса война стала образом жизни, он не представлял её без вечного противостояния. Моррус рассказал о своих последних успешных походах, о западне в Виллиаме, о том, как потерял самое дорогое, что у него осталось, — своих людей, о том, как обошлись с его народом, о том, как предали его и казнили. Рассказав всё это, Моррус только сейчас осознал, насколько нелегка его судьба. Он замолчал, Глазго разделил его молчание, с минуту они стояли, опустив глаза.
Моррус не жалел себя, он не считал, что судьба несправедлива к нему, он ощущал себя закаленным ею до немыслимого предела, он был уверен, что его невозможно сломить, что бы ни произошло он не дрогнет.
— Всадник, говоришь… я за свою жизнь порубил немало всадников, одним больше, одним меньше. Можешь показать, куда идти? — сурово сказал Моррус.
Глазго указал путь, до куда помнил, так как давно был в дальних краях лабиринта, то всего пути он вспомнить не смог.
— Береги себя, Моррус из Рльеха, — сказал Глазго.
— Удачи с поисками Чибатора, — сказал Моррус.
Моррус отправился дальше по коридору. Спустя двадцать шагов он повернулся к Глазго и прокричал:
— Глазго, откуда ты знаешь рльехский язык, ты же о нем ничего не слышал?!
— Я его и не знаю! Здесь все говорят на одном языке! — прокричал в ответ Глазго.
Глава VIII
Моррус блуждал по коридорам лабиринта, он уже забыл, когда перестал считать свои шаги. Встреча с Глазго казалась такой давней, что он думал: «А не мираж ли это?». Он сожалел, что не задал ему вопрос о смерти. Для себя он решил, что пока он в сознании и его окутывает ненависть и желание мести, он будет существовать. Но стоит потерять сознание, и он растает как дым и отправится навстречу неведомому зову. Стены лабиринта стали запутаннее, повороты стали чаще, а сами коридоры короче. Моррус по-прежнему рисовал на песке стрелки, но уже не был уверен, верное ли они указывают направление. Для себя он решил, что тут есть продольные и поперечные коридоры. Если он запутается в них, то может остаться в этих стенах до конца своего существования и лишиться рассудка, блуждая в этих стенах.
Подходя к очередной стене, он обнаружил, что на ней нет черепа с светящимися глазами и продольный коридор отличается от других. Он был шире, и стены его были не сплошными плитами, как остальные. Они были толще остальных, идеально выложенные из прямоугольных камней тёмно-зелёного цвета. Моррус решил, что это срединный пояс лабиринта. Глазго говорил о нём, ещё он сказал, что идти нужно вправо до поворота, за которым будет мост. Он не мог представить, над чем будет этот мост. Глазго сказал, что не помнит этого и того, что будет за мостом. Начертив стрелку, Моррус повернул направо и продолжил путь, отсчитывая шаги. Направляясь по лабиринту, Моррус отметил, что в правой стене иногда встречались проходы, видимо похожие на тот, из которого он вышел. В левой же стене проходов не было. Единственное, что он однажды увидел в ней, это камни, которые находились в основании. Огромные глыбы высотой с крепость выпирали из стены. От камней до вершины стены тянулась бесшовная плита. Проходя мимо них, Моррус подметил, что они находились на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Казалось, будто они являются частью стены и в то же время ей не принадлежат. Он не придал этому особого значения и пошёл дальше на поиски прохода. Моррус начал думать, что, может, Глазго сошёл с ума, и все его истории — это плод его воображения. За этим последовала мысль, которая была ещё страшнее: что, если Глазго — это плод его собственного воображения. Едва его тронуло лёгкое чувство отчаяния, как в моменте его взор наткнулся на нечто странное, и отчаяние сменилось любопытством. Он заметил проход в правой стене, но он сильно отличался от тех проходов, что попадались ему ранее. Из этого прохода выходили чьи-то следы.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.